Возглавляемая Малейном группа шла прямиком на север. Она должна была разведать путь для каравана и заодно отнести важное сообщение в Тельму — крупный поселок, расположенный на одном из соленых озер.
Первые три дня прошли совершенно спокойно. Отряд шел по обжитым местам. Часто среди леса встречались охотничьи заимки. Иногда попадались небольшие деревни. Населенные пункты отряд старательно обходил, один раз только задержавшись, чтобы помочь поселянам отбиться от стаи волков.
Это была небольшая деревня, скорее даже хутор. Чуть меньше десятка домов, крытых дранкой, притулились за высоким частоколом. А рядом, на обширном огороженном выгоне паслось стадо кау. Пятнистые животные лениво пережевывали жвачку, лизали куски каменной соли и лишь изредка тоскливо мычали.
Отряд подошел ближе, выслали вперед разведчика — он должен был проверить, все ли в порядке. И вот тогда из лесу показалась стая. Хищные твари неслышным наметом заскользили к выгону. Обычно волки нападали ночью, но этим тварям, видимо, было наплевать на солнечный свет. Вообще за последнее время волки сильно поменялись. После Смерти они изрядно подросли и стали более жестокими и умными. А в последние годы, к их качествам прибавилась странная изворотливость и телепатическая связь. Устраивая облавы на волков, охотникам приходилось брать с собой нескольких священников-заклинателей, иначе хитрые твари легко обходили загонщиков.
Увидев животных, разведчик засвистел козодоем. А затем резко оборвал свист. Отступил в лес и побежал навстречу своим. Вскоре пятеро человек с копьями наперевес и короткими мечами за спинами осторожно вышли к выгону.
Волков видно не было. Затем в тени, рядом с высоким частоколом, мелькнула большая серая голова. Блеснули зубы. Стремительная тень прыгнула вверх. Зацепилась лапами за верхушки столбов и тяжело сползла вниз. Хищник прыгнул снова и опять не достал.
Наконец он остановился. Задумался, по-собачьи склонив голову на одно плечо. Затем тявкнул негромко. Из тени появился еще один зверь, немного поменьше. Наверное, волчица. Первый легонько толкнул подошедшего носом. Тот отступил на шаг, оказавшись рядом со стеной. И тогда волк прыгнул. Вскочил подруге на спину, и, оттолкнувшись, перенесся за ограду. Поджарый живот чиркнул по верхушкам столбов. Замычали испуганные кау.
И Эдвард не удивился, когда распахнулись широкие ворота, и в проеме появилась оскаленная пасть.
— Надо их убить, — произнес Малейн. — Иначе они вырежут все стадо. А то и весь хутор.
Бесшумно ступая по теплой, покрытой осыпавшейся хвоей земле, отряд побежал к воротам. Двое скинули с плеч длинные, с человека ростом луки. Легли на тетиву тонкие стрелы. Еще двое расстегнули завязки на мечах, подвинули оружие так, чтоб было удобнее выхватить клинок. И только Малейн потянул из-за пояса грозную секиру. Старинный двуручный топор, которым почти никто в Метсе не пользовался. Для этого оружия требовалось изрядное умение и немалая физическая сила.
Эдвард расправил широкие плечи, крутанул оружие, разминая затекшие руки. Металлический полукруг с шипением разрезал воздух. Тяжелая секира в руках священника казалась изящной, почти невесомой.
Охотники подбежали к воротам. Первые двое, перехватив копья, шагнули вперед. В движениях появилась странная плавность и в тоже время настороженность. Словно человек ступал не по мягкой, покрытой плотным мхом земле, а по тонким хрустальным обломкам — и пораниться можно, и зазвенеть не к месту.
Лучники скинули со спин котомки. Надели перчатки для стрельбы — из плотной кожи, с небольшим крючком около большого пальца. Длинные стрелы с боевыми наконечниками смотрели, не двигаясь, в распахнутый провал прохода. В этом месте загон делал небольшой извив, и остального выгула было не видно.
А затем раздался визг, смешанный с длинными, певучими руладами. Малейн хрипло ругнулся и кинулся вперед. Занесенная секира задрожала, готовая в любой миг продолжить его бег. Командир пробежал между высокими стенами коридорчика и молнией вылетел на пастбище.
Кау испуганной грудой столпились в углу. Низкие, лохматые лбы угрюмо склонились, ощетинившись острыми рогами. В центре, нервно дергая ушами, стоял вожак стада. Громадное лохматое животное сердито рыло землю. Из-под широкого, похожего на блюдце, копыта вырывались комья, корни пырея. Со свистом пролетали маленькие камни. Но волки не обращали на травоядных внимания. Посреди поля шел бой. Огромный, рыжий с белым, пес дрался с вожаком стаи. Собака грозно и хрипло рычала, из-под вздернутой верхней губы глядели желтоватые крупные клыки. Пес припадал к земле, осторожно обходя незнакомца. Волк стоял молча. И только поворачивалась вслед за овчаркой большая умная голова.
Остальные волки сидели вокруг, поджав прямые хвосты. Присмотревшись, Малейн заметил несколько собак, лежащих около перепуганных кау. У двоих были разорвано горло. Черная густая кровь растекалась по плотной земле выгона.
У третьего пса было распорото брюхо, и тот только тихо скулил. Около глаз застыла круглая соленая капля.
Волк метнулся вперед. Клацнули, разрывая воздух длинные клыки. Собака легко уклонилась, прыгнула в сторону. Щелкнула, закрываясь, пасть. Волк отскочил, шкура на его боку намокла и потемнела. Вожак отступил на несколько шагов, сел, вытянув длинный розовый язык. Из его горла донеслись странные, похожие одновременно и на вой и на песню, звуки. Собака кружила вокруг, из приоткрытого рта капала слюна. Клочья серой шерсти прилипли к губе.
Затем пес вдруг остановился, склонил голову, дурашливо поглядывая на волка. Прошуршал, подметая землю, пушистый хвост. Собака шагнула к вожаку, перевалилась на спину, сложив широкие лапы на груди и подставив белый теплый живот. И тогда стая кинулась. Пес не успел вскочить, не сумел даже перевернуться на спину.
Но тут звонко тенькнули тетивы. Первые две стрелы нашли свою цель. И сразу же, прежде чем волки успели опомниться, лучники выстрелили еще раз.
А затем луки стали бесполезны. Хищная свора, оставив собаку, понеслась навстречу людям. На Малейна кинулось сразу двое. Перехватив секиру поближе к лезвию, Эдвард шагнул навстречу. Ткнул лезвием первого зверя и, не оглядываясь, отмахнулся тяжелой рукояткой. Отшагнул, размахиваясь шире. Гудящее лезвие вспороло воздух, сбило вытянувшееся в прыжке тело. Перерубленный волк отлетел к стене загона, стукнулся и, развалившись пополам, упал. Из верхней половины на траву вывалилось опутанное прожилками сердце. Дернулось пару раз. Из перерезанной артерии фонтанчиком брызнула кровь.
А Малейн уже снова раскручивал секиру, не подпуская разъяренных тварей. Сзади свистнула стрела. Бронзовый наконечник проломил переднему волку череп, скрылся по самое оперенье внутри. Эдвард рубанул следующего по ногам, добил обухом, выпрямился, принимая стойку. Но волков больше не было. А с другой стороны загона подходили мужики. Около двух десятков мужчин, вооруженных вилами и топорами.
Священник поднял взгляд и увидел волка. Последнего. Вожак стаи стоял напротив пса. Шерсть на загривке вздыбилась, глаза — стальные, холодные. Тонкие губы растянуты в странной усмешке. На боку медленно расползалось темное пятно.
Пес был цел, только сочилась кровь из множества мелких царапин. Черные собачьи глаза смотрели с пониманием и ненавистью. Пушистый хвост выпрямился. Пес тяжело, по-человечески вздохнул и бросился вперед. Разноцветный клубок покатился, сбивая молоденькие дудки. Сквозь рычание и визг доносился странный переливчатый вой. Потом он смолк. Клубок распался, из него вышел, покачиваясь, рыже-белый победитель. Шагнул, осторожно наступая на переднюю лапу. Отполз, лизнул кустик осоки и замер, положив голову прямо на землю.
Эдвард убрал секиру, демонстративно застегнул кожаные застежки. Если придет беда — священник без труда порвет хлипкую кожу, но при встрече с незнакомым человеком лучше держать оружие на привязи.
Когда до мужиков осталось половина пути, Эдвард остановился. Поднял руки, показывая пустые ладони. Хуторяне о чем-то шумно спорили. Наконец от группы отделился невысокий, но на редкость широкоплечий мужик. Отойдя на десяток ярдов, он положил на землю вилы и пошел дальше.
— День добрый! — крикнул издалека Малейн.
Мужик прокряхтел что-то неразборчиво, подошел поближе и только тогда, остановившись и стянув с лысины кожаную шляпу, ответил низким грудным басом.
— Здравствуй, добрый человек. Я староста здешний. Риван.
— А меня зовут Эдвард, — священник пожал протянутую руку. Пальцы у старосты были мягкие, толстые, похожие на лесного удава.
— Я не знаю, кто вы, — певуче, не по-северному, произнес Риван. — Но это не важно. Вы спасли наше стадо. И Тугая.
Староста погладил подошедшую собаку. Пес уже очухался и прихромал к хозяину. Черные влажные глаза смотрели преданно и немного укоризненно. Словно говорили: «Я за тебя, конечно, с радостью умру. Но может все-таки потом?».
— Это долг любого священника. А значит и мой в том числе. — Знаки на лице Малейна говорили сами за себя, так что скрывать свою принадлежность к церкви смысла не имело.
— Долг это одно, а поступок — совсем другое, — староста хмыкнул в черную курчавую бороду. Малейн почувствовал себя неловко, словно умного человека за дурака принял. Староста хитровато посмотрел на Эдварда, сунул руку в карман и вынул оттуда небольшой металлический предмет. Протянул священнику.
— Вы, я думаю, в хутор не пойдете. Так что я тебе подарочек сейчас отдам. Вот на этот крючок нажмешь — раздастся грохот, и вылетит огненная стрела. Грокона с одного выстрела укладывает. Куда бы ни попала.
— Спасибо. — Малейн сжал рукоятку неизвестного оружия. Ребристая поверхность приятно холодила ладонь.
— Только там всего на два выстрела осталось. Я точно знаю.
Эдвард попрощался со старостой, развернулся и быстро пошел к своим. Четверо киллменов облегченно вздохнули, когда командир вернулся живым и невредимым. Вовсе не везде священников любили. Водились в глухом Тайге бандитские ухоронки, встречались угрюмые мужики, не носившие крестов и не любившие слово «бог». Но эти люди скорее всего были беженцами с юга. Именно там разводят рогатых кау, которые хотя и уступают лорсам в силе и выносливости, и совершенно не используются на войне, но зато дают много жирного молока, и мясо у них на порядок нежнее. Беженцы не редкость в Канде, хотя и они не часто добираются так далеко на север. В Метсе много спокойней, чем в южных королевствах или в поселках на берегу великого моря. Аббатства пристально следят за порядком, и даже природа, казалось, немного утихомирила свою бурную фантазию. В диких лесах встречаются опасные животные, но почти не водится уродливых чудовищ, наполняющих тропические леса и болота Пайлуда.
Уже около самых ворот Эдвард оглянулся. Хуторяне свежевали волков. И только Тугай, единственный выживший пес, провожал путников внимательным взглядом черных глаз.
До Тельмы оставалось два дня пути. Не так много, когда позади уже сотни миль, но все же довольно далеко для отряда из пяти путников. Малейн не верил в дурную удачу. Не может маленькая группа три недели бродить по Тайгу и не встретить ни одного препятствия. Но лес словно вымер. Пропали куда-то хищники, и даже по ночам не слышался рев. Один раз вдали прогрохотал по кустам обезумевший порз. Порз, конечно, зверюга большая, но для людей практически неопасная. Если травоядную тварь специально не дразнить, она ради хилого человека с места не сдвинется. Будет себе перегрызать одну рябинку за другой. Чавкать зеленой, дурманно пахнущей листвой. Вот если ему в глаз стрелу пустить — это другое дело. Тогда он за обидчиком побегает. А носится многотонная скотина не хуже лорса.
Эдвард долго думал, что могло спугнуть или разъярить лесного гиганта, но так ничего и не решив, побрел дальше. Сегодня отряд прошел уже тридцать миль, с небольшой остановкой на обед. Охотится не стали. Вчера Стайго, один из лучников, подстрелил огромного, с семилетнего ребенка ростом, тетерева. Птицу ощипали и хорошенько прожарили. И сейчас большие куски холодного жаркого покоились в котомках, завернутые в широкие листья лопуха.
Жарко светило весеннее солнце. Безоблачная высь казалось бездонно-голубой. Можно было лечь на спину, скользнуть взглядом по стройным стволам и упасть в небо. Провалиться в синеву, падать бесконечно долго, всем своим существом ощущая радость полета.
Малейн хмыкнул негромко, вскарабкался по скользкому склону наверх. Полчаса назад, оставив остальную группу на привале, священник пошел вперед, собираясь разведать дорогу и поискать грибов для супа. Конечно, лучше всего грибы ищут гигантские кабаны. В республике Метс даже профессия была такая — грибник. Грибники выращивали поросят грокона, специально тренируя их находить спрятанную под землей нежную мякоть. Неимоверно вкусный, и обладавший легким наркотическим эффектом, трюфель-мутант редко встречался в Тайге. Но вот если удавалось найти небольшой, фунтов на пятьсот, гриб, в селении устраивался праздник. Гриб выкапывали и торжественно приносили в поселок. Белая, влажная на ощупь, мякоть покоилась в круглых высоких корзинах, ароматными грудами лежала на носилках.
Женщины, собирались в круг, и надев специальные кожаные фартуки, чистили великанский гриб. Затем его варили и отваренную, значительно уменьшившуюся мякоть солили, жарили или сушили. А некоторые просто ели сырой. Грокон, нашедший трюфель, целый день ходил именинником. Его кормили до отвала, чистили шкуру, а иногда даже отпускали погулять. Правда с прогулки свинья часто не возвращалась.
Малейн не надеялся найти трюфель. На такую удачу можно было не рассчитывать, да и непонятно, что делать отряду из пяти человек с гигантским грибом. А вот найти несколько практически не изменившихся боровиков — вполне реально.
Тем временем стало суше. Лес сменился на сосновый. Великанские деревья прямыми колоннами подпирали небо. Шумели ажурные кроны. Весь лес внизу был усыпан мягким слоем хвои, настолько плотным, что даже грибы не могли сквозь него пробиться. Зато суетились и мельтешили сотни насекомых. Ползали симпатичные радужные жуки, тяжело гудели шмели, непонятно что искавшие под сенью гигантских сосен. Но больше всего было муравьев. Разноцветные, всех мастей и размеров, они деловито таскали иголки, дохлых гусениц и собственные куколки.
Вскоре Малейн увидел первый муравейник. Это был холм в человеческий рост, старательно собранный из хвои, кусочков коры и песка. В теплом вечернем воздухе появился странный кислый запах, живо напомнивший Эдварду скобяные мастерские — узоры на меди выжигали кислотой. И хотя сейчас запах был не столь сильный, но зато он наполнял собой весь лес.
Священник шагнул к муравейнику, и жаркий, ощутимый на вкус воздух ударил ему в лицо. В голове, уставшей за день, сразу прояснилось, мысли стали ясными и четкими. На глазах выступили непрошеные слезы, неприятно защипало в носу. Малейн сделал еще один шаг, и тут в его руку словно воткнулась раскаленная иголка. Эдвард поднял ладонь к лицу, оторвал вцепившегося в кожу муравья, пососал место укуса.
И ощутил, как кто-то бежит вверх по ноге. Священник опустил взгляд и тут же отпрыгнул, как ошпаренный. Сотни насекомых суетливо бегали по сапогам, заползали внутрь, обследовали штаны. Несколько особенно продвинутых уже добралось до куртки.
Малейн отбежал назад от муравейника, пытаясь рукавом смести насекомых, копошащихся в одежде. Подбежав к сосне, священник несколько раз пнул ее. От сильного удара муравьи слетели и моментально исчезли в иголках.
Эдвард чертыхнулся, тут же попросив прощения у Господа, и легкой трусцой побежал обратно в лагерь.
Трое его подчиненных сидели кружком и рассматривали что-то на земле.
— Господи, — произнес пер Нели, самый младший из всех, — откуда их столько?
Малейн подошел поближе, кивнул стоявшему на страже перу Кивину.
— Что здесь такое?
Нели поднял голову, улыбнулся Эдварду.
— Да ты сам глянь…
Головы раздвинулись, и Малейн увидел развернутый лопух, с лежащим на нем куском мяса. Вот только жаркого видно не было. Жареное крылышко, оставленное на завтра, шевелилась под толстым слоем муравьев. Рыже-черные насекомые стремительно объедали птичье мясо, и вскоре на листе лежала только вычищенные до блеска тетеревиные косточки.
— Ловко они… — Хмуро произнес подошедший Кивин. — Этак и человека могут обкушать. Только косточки останутся.
Малейн вспомнил гигантский муравейник, кивнул незаметно.
— Там, милях в трех отсюда, муравьиный край начинается. Надо его либо по болоту обходить, а это четыре дня крюка, либо все-таки насквозь пройти.
— А что там творится? — негромко спросил Нели.
— А тоже что сейчас на лопухе, только на много миль.
Кивин почесал задумчиво переносицу, с сомнением посмотрел на свое копье. Взглянул на секиру Эдварда. С еще большим сомнением покачал головой.
— Чем мы от муравьев отбиваться будем? Голой задницей?
Малейн скривился, словно червивый орех раскусил.
— Мы не будем отбиваться. Мы будем бежать. Позорно, без оглядки. Как можно быстрее. При таком численном превосходстве противника — это единственный разумный поступок.
Священник заметил, как побледнел Нели. Юноша с ужасом смотрел на обглоданные косточки и старательно сглатывал, словно пытался проглотить чересчур большой кусок. Парень, один из лучших в Метсе лучников, совсем недавно получил звание киллмена и был еще очень молод. И к тому же слишком любил жизнь.
— А может все-таки обойдем вдоль болот? — робко спросил Нели, но встретился с укоризненным взглядом Кивина и замолк. Понурился, тупо глядя на лопуховый лист, по которому одинокий муравей старательно тащил галетную крошку.
— Боюсь, что это просто невозможно. Мы должны быть в Тельме ровно через три дня. Иначе, человек, которому мы везем письмо, уедет. К тому же и в Слаузе нас будут ждать в срок. А здесь, насколько я представляю…
Эдвард полез за пазуху, вытащил аккуратно сложенный пергамент. Развернул.
— Эти болота тянутся на трое суток. Мы не успеем. Как видите здесь снова начинается мокрый лес, — Малейн ткнул в темное пятно, помеченное буквами «вл». — По муравьиному краю нам надо будет пробежать около семи миль. За сорок минут должны успеть.
— Можно ночью пойти. Когда муравьи спят… — предложил кто-то.
— Не дойдем, — тихо ответил Кивин. — Либо шеи в темноте свернем, либо съест нас сволочь какая-нибудь хищная. Ты вот, небось, никогда с тротом не встречался.
Услышав название грозного хищника, Нели еще больше съежился и на всякий случай пододвинул поближе лук.
— Собирайтесь, — негромко сказал Малейн. — Я видел тут небольшой остров, посреди болота. На нем и остановимся.
Болота Тайга совсем не похожи на безграничные пространства Пайлуда. Это были обычные, замшелые бочажины, глубиной по пояс, которые никто не решился бы назвать «Великими».
Мох, не менявшийся два миллиарда лет, и после Смерти остался таким, как был. Им затыкали щели в домах, использовали вместо корпии при перевязках.
На острове Эдвард наконец отыскал семейку долгожданных белых, и на ужин в котелке булькал потрясающе ароматный суп.
Переночевали спокойно. Один раз только пришлось отбиваться от обезумевшего нетопыря. Совершенно неопасная зверюга питалась подгнившими фруктами, и никто не мог понять, ради чего хрупкая летучая мышь бросилась на людей.
Нетопыря убили. Откинули изломанное тельце под ближайшую ель и снова уснули. И только по утру, увидев обезображенную муравьями, скомканную мордочку, так похожую на человеческое лицо, люди огорченно понурились. Всем стало неловко, словно при них ребенка ударили, а они заступиться не сумели.
Но вскоре выглянуло солнце, ночная прохлада сменилась жарким, радостным утром. Растворился туман, длинными прядками висевший над болотом. Верхушки сосен засияли рассветным золотом, в воздухе, свежем от росы, пахло цветами.
Быстро собравшись отряд двинулся в путь.
Через полчаса Малейн увидел вчерашний муравейник. Насекомые, казалось, и не спали. Все так же бурлил под ногами живой поток, а если приглядеться, можно было заметить целые тропинки, протоптанные рыже-черными тварями. Эдвард смахнул со щеки первого муравья и побежал рысцой. Кислый запах становился все сильнее. Между деревьев священник заметил еще один муравейник, раза в полтора выше предыдущего. Наверху лежала шапка мха, и Малейн с радостью понял, что здесь уже никто не живет.
Через несколько минут Эдварда первый раз укусили. Больно, между пальцев ноги.
— Как эта тварюга проползла сквозь обмотки… — со злостью подумал священник.
Укус жутко чесался, но останавливаться было нельзя. Насекомых под ногами становилось все больше. Малейну вдруг показалось, что слышит тихий хруст — словно погибающие муравьи скрипели, когда на них наступал тяжелый каблук.
А затем стали кусать.
Эдвард почувствовал, как вспыхнули огнем руки, зачесалась потревоженная поясница. На коже вспухали красные пузыри, но не было даже времени, чтобы лизнуть укус.
— Муравьиная кислота — это нервно-паралитический яд. — Малейн вспомнил лекции по биологии, которые читали в аббатстве. — Яд довольно сильный и в значительных дозах смертельный. Слюна, поскольку обладает щелочными свойствами, может на время нейтрализовать кислоту…
— На время… — хмыкнул священник. — Где оно, это время?
Он прибавил скорости и теперь отряд уже не трусил рысцой, а бежал со всей мочи. Мчался по сухому лесу, перескакивая через поваленные деревья и небольшие канавы. Муравейники попадались через каждые сто ярдов. Некоторые достигали четырех ярдов в высоту. Насекомых вокруг было столько, что муравейники приходилось обегать стороной. Малейн почувствовал, как от бега и кислого воздуха начала кружиться голова.
— Что они здесь едят? — раздраженно крикнул Кивин, смахивая цепких насекомых с собственной шеи.
— Нас едят… — подумал Нели, но вслух ничего не произнес.
А потом упал пер Шумил Стайго. Второй лучник в отряде. Охотясь на тетерева, Шумил немного растянул ногу, но утром, попрыгав и пробежав вокруг острова, сказал, что все в порядке. Бежал лучник быстро, но все больше спотыкался, и шипел от боли в ноге. На середине пути Стайго немного отстал.
Шумил свалился прямо на муравьиную дорогу. Обернувшийся Кивин подхватил измученного товарища, поднял. Смахнул муравьев и, поддерживая Стайго, побежал дальше. Тот ругался, но уже как-то беззлобно. Искусанное лицо распухло и покраснело. Правый глаз заплыл, не оставив даже щелочки, чтобы смотреть.
Через несколько миль Шумил упал снова. Рухнул на колени, прижав к земле тащившего его Малейна. Великан-священник выпрямился, скрипнув зубами, поднял лучника с земли. Хлестнул по щеке. Стайго качнулся, пробормотал невразумительно и вдруг потяжелел. Будто и не человек, а мешок с солью.
Эдвард схватил Шумила за грудки, затряс что есть силы. Безвольно болталась из стороны в сторону голова, тонкие губы посинели. Малейн сел, не обращая внимания на ползущих по кожаным штанам муравьев. Расстегнул лучнику куртку, прислонил ухо к груди, надеясь услышать слабый, но живой стук. Тишина.
Священник пододвинул мертвого Стайго к дереву, скинул с плеча котомку. Вытащил кремень, трут и кресало. Достал широкую полную флягу. Стараясь не вдыхать, подошел к муравейнику. Забулькал, выливаясь, спирт. Маслянистая жидкость вспыхнула от первой искры, упавшей в иголки. Малейн отступил на шаг, протянул веселому огоньку широкие, покрытые мозолями, ладони.
— Тушите, сволочи… — пробормотал Эдвард.
Затем он вернулся к дереву, смахнул набежавших муравьев и, подняв Стайго на руки, побежал дальше.
Наконец, сухой сосновый лес сменился березняком. Здесь, ближе к северу, великанские березы совсем не напоминали своих южных собратьев. Много тысяч лет назад это были чахлые низкорослые кустики, трусливо жмущиеся к земле. Самые высокие из них едва доставали человеку до пояса, и голубика, обильно росшая в этих местах, зачастую полностью скрывала березы. Кривые стволики столетних деревьев объедали вечно голодные северные олени и лемминги.
…А потом наступила Смерть. Страшные взрывы разнесли по всему миру ядовитую радиоактивную пыль, дым, поднявшийся к небу, заслонил солнце. Но холоднее не стало. Зашевелилась разбуженная человеческим гневом земля, шелохнулись материки, захрустели покрытыми горами спинами.
Прошли века. Рассеялся дым, успокоились вулканы, и солнце снова озарило Землю. На месте городов сияли призрачным голубоватым светом развалины, поля заросли гигантскими деревьями, раскинулись влажные непроходимые болота.
И сотни разумных стояли, задрав головы, и смотрели вверх, на солнце, дающее жизнь и приносящее смерть. Но не всем по нраву было жить в солнечном мире. Были и те, кто называл себя слугами Князя Тьмы, Нечистого, те, кто хотел снова забраться в каменные пещеры многоэтажных домов и замереть там квартирным слизняком. Но для этого надо было вернуть власть бессмысленной технике, и, конечно же, оружию, чтобы никто не посмел помешать спокойному существованию. Вот только оружие не умеет спать. И пройдет не так много времени, и снова грянет Смерть… А ведь известно, что одной Смерти не миновать, а двум не бывать…
Малейн шел, спотыкаясь под тяжестью Стайго, и повторял про себя заученные наизусть строки нового откровения. На каждое слово он делал шаг, все дальше и дальше уходя от смертельного края муравьев. Где-то много впереди брели остальные члены маленького отряда. Они договорились встретиться около маленькой речушки, пересекающей их путь.
Эдвард положил Стайго на изогнутый березовый ствол, уселся рядом. Вылил на ладонь спирта из фляжки, протер распухшие руки и щеки. Все тело горело и не хотело слушаться. Приходилось каждый раз напоминать себе — «Ты должен дышать».
Малейн расслабился, пытаясь успокоить боль. Освобожденное сознание раскрылось, впитывая информацию об окружающем мире. Эдвард почувствовал, как давит на него недалекое муравьиное царство. Могучий источник телепатической энергии непроницаемым куполом прикрывал весь ближайший сосновый лес. Он манил, он звал, он изо всех сил тянулся к недосягаемому человеку.
— Так вот почему муравьи нападали на нас так организованно… — отстранено подумал Малейн. Поднялся, взвалил отяжелевшего Стайго на плечи. Покачиваясь, двинулся в путь.
И когда впереди показалась глянцевая гладь воды, большущие цветки кувшинок и дым от небольшого костерка, Малейн уже не шел, а тяжело брел. Мертвый Стайго в такт шагам покачивал изуродованным лицом. Да и сам Эдвард выглядел не лучше.
Увидев командира, Кивин вскочил, покачнулся, с трудом устояв на ногах. Подошел к Малейну, взял Стайго на руки, донес до костра.
Легкий ветерок шелестел кронами над головой, качал широкие листья кувшинок. Сладкий, немного отдающий тухлятиной запах плавными волнами натекал на уставших путников.
Малейн развязал котомку, вытащил мешок из тонкой кожи, завязанный тугим узлом. Развязал. В мешке звякало несколько толстостенных глиняных баночек. Эдвард сбил с одной из них сургуч, зачерпнул пахучей жирной мази, протянул баночку Нели. Мазь смягчила боль от укусов, а глоток спирта прояснил затуманенную голову.
Кивин достал из сумки завернутый в пергамент пеммикан. Стряхнул объевшихся муравьев, отломил несколько кусков, а остальное спрятал обратно. Сладкая масса, состоящая из жира, сушеных ягод и кленового сахара, совсем не портилась, и легко утоляла голод.
Малейн съел свою часть, запивая пеммикан кипятком. Облокотился на изогнутый березовый ствол, откинулся. И с удивлением увидел острие стрелы, нацеленное ему в грудь. В нескольких шагам перед ним, натянув длинный лук, стоял человек. Присмотревшись, Малейн понял, что незнакомец не метс. Кожа его имела красноватый оттенок, длинные черные волосы были заплетены в косичку. Высокие скулы подчеркивали изгиб бровей.
— Наверное, это чистокровный иннеец, — решил Малейн. Исконные дети этих земель почти полностью ассимилировались, но до сих пор встречались в северных районах страны.
— Добрый день, братья! — произнес Эдвард на батви. Поднялся, показывая раскрытые ладони.
Иннеец улыбнулся, опустил лук. Из-за стволов вышло еще несколько иннейцев. Лица у них были покрыты разноцветными полосами, на мокасинах, сшитых из кожи лорса, виднелась вышивка. Штаны и куртки тоже были сделаны из кожи. Из-под рукавов курток выглядывали совершенно черные, словно запачканные в саже кисти.
— Странный обычай — красить руки в черный цвет, — подумал Кивин.
Иннеец протянул вперед раскрытую угольную ладонь, быстро заговорил на незнакомом языке.
— Я не понимаю, — сказал Малейн и покачал головой.
— Я приветствую молодых нуроу, — медленно подбирая слова, произнес Иннеец на батви. — Я счастлив, что в нашем племени появилось еще четверо настоящих нуроу. И хотя жаль, что они не стали истинно чернорукими, я рад приветствовать их.
Иннеец склонил голову, смоляная коса скользнула на плечо.
Малейн удивленно переглянулся с Кивином.
— Я тоже рад, вождь. — Нели вышел вперед и широким жестом поприветствовал иннейца.
Чернорукий улыбнулся молодому лучнику, шагнул к лежащему Стайго. Склонился. Зашептал что-то быстро и неразборчиво. Затем развязал мешочек, висящий на поясе, достал оттуда баночку с киноварью, нарисовал яркие полосы на щеках и лбу Стайго.
— Муравьи забрали свою жертву! — громко произнес вождь. — И теперь народ нуроу свободен!
Остальные иннейцы восторженно вскинули руки к небу. В их мускулистых, поджарых фигурах было что-то от трота, лесного хищника. Резкие, но в тоже время грациозные движения скрывали силу и скорость, длинные пальцы казались специально приспособленными для лука.
Эдвард оторвал взгляд от иннейцев, привстал. Перед глазами тут же поплыло, но Малейн переборол слабость и выпрямился во весь свой немалый рост.
— Здравствуй, вождь свободного народа! С тобой будет говорить командир отряда, священник-заклинатель второй степени, Эдвард Малейн!
— Господи, что я говорю? — ошарашено подумал Эдвард, голова у него кружилась, мысли жирными фрогами копошились в мозгу. Иногда одна из них тяжко подпрыгивала, вырываясь на поверхность сознания, но тут же, не успевая превратиться в слова, скатывалась обратно.
— Зачем нужно представляться полным именем? — вяло подумал Малейн. — И для чего я уродую простой и понятный батви?
Видимо, вождь иннейцев заметил растерянность на лице священника. Он шагнул вперед, положил узкую черную ладонь Эдварду на плечо.
— Брат, ты среди друзей. Тебе незачем прятаться за звание! Ты прошел посвящение и отдал дань слугам Вуниту. И значит теперь — вы посвященные нуроу. — Иннеец приветливо похлопал Малейна по плечу. — Да и я вовсе не вождь свободного народа, а обыкновенный охотничий старшина. А зовут меня Тауран, что означает быстрый тау.
— Это я и так понимаю, — подумал Эдвард.
Голова тем временем начала болеть невыносимо. Перед глазами плавали разноцветные круги, в затылке что-то громко ухало, колотилось, пытаясь вырваться наружу. Малейн взглянул на Кивина. Тот тоже сидел, с трудом удерживая голову на весу. Сосудики на радужке лопнули от напряжения, и Кивин угрюмо поглядывал красными, воспаленными глазами.
Тауран проследил за взглядом Эдварда, понимающе кивнул.
— Вам нужен отдых. И лечение. И чем скорее мы доберемся до поселка — тем быстрее поправятся наши новые братья!
Иннейцы подхватили Стайго. Высокий худощавый воин вытащил из котомки несколько длинных полосок кожи, и через несколько минут были готовы своеобразные носилки. Мертвого киллмена уложили на переплетенные ремни, прикрыли распухшее лицо куском полотна.
Иннейцы бежали по влажному лесу легко, едва ступая на покрытую мхом землю. Измученные метсы с трудом поспевали за ними. Пару раз Эдвард спотыкался, а один раз и просто свалился лицом в мох. Славу богу, здесь не было всепожирающих муравьев. Малейн поднялся, встряхнул головой, отгоняя влажную пелену, залепившую глаза. Кивнул задержавшемуся Кивину:
— Иди вперед, я догоню, — Эдвард присел около толстого ствола, уперся затылком в шелушащуюся сосновую кору. Провел ладонями по вискам, сгоняя боль вперед. Малейн представил, как слабость пульсирующими толчками выливается из глаз, как свежий, пропитанный озоном воздух наполняет грудь. Успокоилось рвавшееся из груди сердце, медленно вытекла из мышц вязкая усталость. Священник легко вскочил, забросил на плечи котомку и побежал, перепрыгивая через корни и небольшие заросшие мхом канавы. Потом вернутся боль и усталость, вернутся стократ сильнее. Но это произойдет потом, когда Малейн будет лежать на мягких шкурах и расслабленно глядеть на одинокую звезду, замершую на небе. Струйка ароматного дыма сквозь отверстие в пологе будет подыматься вверх, заставляя звезду мерцать то сильнее, а то становится совсем незаметной.
Эдвард перелез через поваленный ствол великанской осины, соскользнул по мокрым веткам вниз. Впереди сквозь заросли карликовых дубков просвечивала поляна. Из высокой, по пояс, травы выглядывали желтоватые лепестки грибных рогастиков. Посреди поляны, склонив пожухлые ветки, сгорбилась выломанная береза. Малейн с удивлением заметил замерших иннейцев, лежащие на земле носилки. Священник неслышно шагнул в сторону, мягко переступая, двинулся к поляне. Гибкие дубовые стебли расступались, пропуская киллмена.
— Что с ними случилось? — недоуменно думал Малейн. Правая рука сама расстегнула ремешки завязки. Тяжелая секира скользнула в ладонь. Эдвард сделал последний шаг, замер, скрывшись за изогнутым стволом. Оглядел внимательно поляну. Люди замерли, неспособные шелохнуться. Священник взглянул на Нели. Лицо самого молодого из воинов было перекошено от ужаса, в руках он держал натянутый лук, стрела, положенная на тетиву, чуть заметно дрожала.
— Он хочет, но не может отпустить лук, — решил Малейн. Священник уже собрался ступить на поляну, когда трава шелохнулось, и на березовый ствол легко вспрыгнула здоровенная кошка. Желтые глаза тускло блестели в полуденном свете, белая, в коричневую крапинку шерсть стояла дыбом. Мягкие подушечки широких лап скрывали изогнутые острые когти. Небольшой зверь, от силы сто фунтов веса — и все же самое опасное для человека животное.
— Трот… — священник сглотнул неуверенно.
Хищник злобно скалил белоснежные клыки, мышцы, скрытые под пушистой шкурой, еле заметно вздрагивали. Зверь сделал шаг, и вместе с ним шелохнулись люди. Сдвинулись на волос пальцы Нели, дернулась рука Таурана, приближаясь к ножу. Трот зашипел злобно, глаза сверкнули ослепительным золотым светом. Люди снова замерли живыми манекенами.
— И придет зверь лесной, и злобой своей остановит сердце и прекратит дыхание. И имя тому зверю — трот… — прошептал чуть слышно Малейн строчку из жития святого Августина. — И только чистый перед богом и сильный душой не поддастся этому ужасу.
Эдвард вытер проступившую на лбу испарину.
— Причем здесь злоба, — раздраженно подумал он. — Обычная телепатия. Просто у этой твари потрясающие гипнотические способности.
Малейн спрятался за ствол, обдумывая возможные варианты.
— Если она меня увидит — то я тут же замру, как остальные, и ничем не смогу им помочь. Хотя… — священник улыбнулся, лицо озарила радостная догадка. — Обычно трот убивает не прикасаясь к жертве — просто заставив ее умереть. Но сейчас людей слишком много! И даже его грандиозных возможностей не хватает на всех. Самое большое, что зверь сейчас может — это обездвижить людей. А скоро он выдохнется, и тогда мы без особого труда его убьем. Остается просто подождать.
Эдвард выглянул из-за дерева и понял, что ошибся. Зверь не собирался ждать, пока люди умрут. Он осторожно подходил к замершему Кивину. На белоснежных клыках сверкал одинокий солнечный луч. Хищник делал шаг, и вместе ним вздрагивали замершие люди. Иногда трот садился на землю и подолгу пережидал.
— А, будь что будет! — Малейн замер на мгновение, усиливая свой ментальный щит, а затем выпрыгнул на поляну.
Удар был по-настоящему чудовищен. Неимоверная, немыслимая сила врезалась в мыслительный заслон, скрутила его, выжала словно тряпку. Эдвард шагнул еще раз, подымая секиру наизготовку. Встретился взглядом с тротом. Хищник сидел на земле, пушистый хвост стегал по бокам. Священник медленно, словно продираясь сквозь необыкновенно загустевший воздух, шагнул вперед.
Следующий психический удар прижал Малейна к земле. Непослушное тело тяжелым грузом повисло на плечах, секира в руках весила не меньше тонны. Полированное древко поползло из расслабленных пальцев. Эдвард скрипнул зубами, сжал, что есть силы, ватную ладонь.
— Главное не отпустить оружие! — пронеслось в голове. — Пока секира у меня в руках — трот не бросится, он слишком осторожный зверь.
Малейн скосил неподъемные глаза. Тауран наконец дотянулся до ножа, и теперь мучительно пытался его вынуть.
— Ничего, долго этой твари не выдержать, — злорадно подумал Эдвард. А затем на него навалилась усталость. Все что накопилось за день, да что там день, за всю жизнь — обрушилось на широкие плечи. Прошкрябали по глазам закрывающиеся веки, в голове болезненно ухнуло. Малейн почувствовал, что падает, последним усилием вскинул секиру. В грудь ударилось что-то тяжелое, выбитое оружие упало в траву. Эдвард качнулся и рухнул на спину.