И неба будет мало

3

Салли Мелон обвела зал взглядом, который Джерри хорошо помнил: в нем было сознание собственной значительности и превосходства. Салли Мелон умела сражать наповал, но то гипнотическое состояние, в которое Она повергала своих многочисленных поклонников, было таким же коротким, как бабочкин век. Проще говоря, Салли умела очаровывать, но не умела удерживать.

И этот секрет роковой красотки Джерри Уэллингу однажды удалось разгадать. Именно тогда он понял, почему на самом деле Салли Мелон меняет мужчин с той же скоростью, что и прически. Вопреки ее заверениям, что она не хочет серьезных отношений и брак для нее что-то вроде контракта на неодинокую старость, Салли рада была бы найти себе постоянного партнера, но, увы, не могла. За красивой и яркой внешностью прятались такой беспредельный эгоизм и холодность, что ни один мужчина, соблазненный ее роскошным телом и сладкими речами о свободе, не остался бы с ней надолго. Салли это чувствовала и, как только в отношениях появлялись первые проталины непонимания, собирала в свой компактный чемоданчик все светлые воспоминания о последних отношениях и давала деру, не забыв при этом оставить на подушке спящего мужчины запах своих приторных духов и громко хлопнуть дверью.

Салли подозревала, что Джерри раскрыл ее маленький секрет, и от этого он стал бесить ее еще сильнее. Впрочем, Джерри не льстил себе, думая, что под маской внешнего раздражения и презрения Салли носит то, в чем не желает признаться даже самой себе. Джерри действительно ей нравился. Очень нравился. Нравился настолько, что, дай он ей надежду на взаимность, она наплевала бы на чувства Ивон и пошла бы с ним за тридевять земель, забыв про свои рассуждения о свободе.

Но сейчас Салли была по другую сторону баррикады и усиленно помогала подруге обрести «свободу и счастье». И если Хелена искренне верила, что Ивон и правда станет счастливей, разведясь с Джерри, то Салли вовсе так не считала. Ею двигало лишь чувство мести: она попросту сводила счеты с Джерри.

— Меня всегда настораживало то, что Ивон уезжала от Джерри. Разве это нормально, когда жена буквально сбегает от мужа? Раз в два-три месяца Ивон звонила мне, Хелене или О-Марджори… то есть Марджори Флэм… и спрашивала, не пустим ли мы ее к себе на неделю-другую.

Алисия Таккер посмотрела на свидетельницу с интересом, а потом покосилась на Фиону Даффин в ожидании, что та задаст Салли вопрос. Но Фиона молчала, ожидая продолжения, поэтому судья решила сама выяснить то, что вызвало у нее любопытство.

— Скажите, мисс Мелон, а ваша подруга как-нибудь объясняла свои отъезды из дома?

— Да, — нехотя ответила Салли. — Она говорила, что ей надо сменить обстановку.

— А зачем?

— Видите ли, ваша честь, Ивон пишет детективные романы и работает в основном дома. Она говорила, что ей нужно время от времени менять место работы.

— А чем занимается мистер Уэллинг?

— Он тоже писатель. Только пишет не детективы, а какие-то ужасные истории, — презрительно усмехнулась Салли.

— Триллеры, вы хотите сказать? — уточнила Алисия Таккер.

— Что-то вроде этого.

— Значит, вам показалось неубедительным, что подруга приезжает поработать у вас?

— Да, ваша честь. Мне кажется, что, если людям хорошо вместе, они не бегают друг от друга.

— А вы не допускаете, что людям, которые проводят вместе двадцать четыре часа в сутки, просто необходима возможность друг от друга отдохнуть?

— Допускаю, конечно, — немного растерялась Салли и покосилась на адвоката. Никто не ожидал, что судья вмешается и начнет сыпать вопросами. — Но, видите ли, ваша честь, у меня были причины думать, что в отношениях между Ивон и Джерри не все гладко…

— Расскажите о них суду, — поспешила вмешаться Фиона, пока судья не задала очередного каверзного вопроса.

— Конечно, — с готовностью кивнула Салли. — Однажды я пришла в гости к Ивон, а Джерри ни с того ни с сего запустил в жену стаканом виски. Он мог бы попасть ей в голову, и, кто знает, чем бы это закончилось для Ивон…

— Мы не говорим о том, что могло бы быть, — перебила Салли Алисия Таккер. — Мы говорим о том, что было или есть. Так все-таки мистер Уэллинг попал в жену стаканом?

— Нет, ваша честь. Он промахнулся, и стакан разбился об дверь.

— Протестую, ваша честь! — снова крикнул Каммингтон. — Салли Мелон не могла знать о том, куда попал этот стакан. И вообще не могла видеть, что мой клиент целился именно в жену. В тот момент мисс Мелон находилась в гостиной. А сами супруги — на кухне.

— Это правда, мисс Мелон?

Салли кивнула, бросив на Каммингтона испепеляющий взгляд.

— Но я слышала, как Джерри кричал на Ивон, и еще слышала звук удара и звон разбитого стекла.

— А из чего вы сделали вывод, что мистер Уэллинг хотел попасть стаканом именно в жену? Может, он и метил стаканом в дверь?

— Мне сказала об этом Ивон, — объяснила Салли. — Уже после того, как вернулась в гостиную.

— Значит, вы ничего не видели?

— Однако же мисс Мелон слышала, как Джерри Уэллинг оскорблял жену, — перехватила инициативу Фиона Даффин. — Расскажите суду, мисс Мелон, что мистер Уэллинг говорил жене?

— Он называл ее алкоголичкой и упрекал в том, что она готова изменить ему с первым встречным, — изрекла торжествующая Салли.

— И что же, его обвинения имели под собой основания? — полюбопытствовала Алисия Таккер.

— Ну что вы, ваша честь. Никаких. Насколько я знаю, Ивон никогда не изменяла мужу, чего не могу сказать о нем…

— Протестую, ваша честь! Это оскорбление чести и достоинства моего клиента!

— Протест отклонен. — Алисия небрежно стукнула молотком по столу, а потом продолжила: — Мисс Мелон, объясните, что вы имеете в виду.

— То, что Джерри Уэллинг изменял своей жене, — невозмутимо ответила Салли.

Джерри смотрел на Салли и не верил своим глазам. Она обвиняет его в прелюбодеянии. По телу пробежал противный холодок. Джерри и сам не понял, почему ему вдруг стало так холодно. Не то от страха и стыда перед Ивон, не то с похмелья, которое мучило его все это проклятое утро.

Джерри не хотел смотреть на Ивон, но все-таки посмотрел. Ее обвиняюще синий взгляд тоже был устремлен в его сторону. Их глаза встретились, но лишь на мгновение. Ивон сразу отвернулась и набросила на плечи яркий палантин.

Значит, ей тоже холодно, подумал Джерри. Так же холодно, как и мне. Бог ты мой, ну зачем все это, если мы до сих пор можем согреть друг друга?

Рассел Данкин приподнялся и, склонившись над ухом Ивон, что-то ей прошептал. Джерри мгновенно согрелся. Наверное, гнев выбрасывает в организм какой-то гормон, от которого мгновенно становится жарко: не кровь, а пламя струится по венам, поджигая все на своем пути. Голова от этого пожара мутнеет, а в глазах — пелена дыма, сквозь которую и не разглядишь, что же происходит вокруг на самом деле.

Джерри не знал, что нашептал на ухо его жене Рассел Данкин, но, когда на ее губах заиграла улыбка, почувствовал непреодолимое желание встать и надавать этому худосочному юнцу по шее.

Может — к сожалению, а может — и к счастью, Каммингтон снова заголосил «Протестую!», после чего судья потребовала у Салли Мелон доказательств, подтверждающих ее заявление.

Джерри уже приготовился выслушать свой приговор, когда дверь в зал суда распахнулась и на пороге появилась… Диана Уэллинг, его мать собственной персоной…

Диана Уэллинг всегда была решительной женщиной, не терпящей полумер. Вот и сейчас она вошла в зал суда с таким невозмутимым лицом, словно судья и все присутствующие только и делали, что ждали ее появления. Заметив сына, лицо которого едва ли можно было назвать обрадованным, Диана стянула с руки тонкую сетчатую перчатку и помахала ему.

Еще одна сердобольная мамаша, обреченно вздохнул Джерри и сделал над собой усилие, чтобы улыбнуться матери. А ведь я просил ее не приходить. Но разве Диана Уэллинг слушает хоть кого-нибудь, кроме себя самой?

— Приперлась, — раздалось шипение из зала. — Только ее тут не хватало. Надо было хорошо воспитывать сына, чтобы потом не таскаться по судам. — Всю эту обличительную тираду Анжела Дженкинс не постеснялась произнести вслух и довольно громко. То, что хорошее воспитание, которое она дала своей дочери, не позволило самой Анжеле избежать появления в зале суда, не имело ровным счетом никакого значения. Разумеется, Анжела, как и ее дочь, находилась здесь только по вине Джерри, а если уж Джерри был виноват, то конечно же и без Дианы Уэллинг дело не обошлось.

Впрочем, Диана Уэллинг не любила и не умела оставаться в долгу. Она немедленно заявила обидчице:

— Следили бы лучше за своей дочерью, миссис Дженкинс. Болезнь вашего мужа, милочка, по-моему, и на ней отразилась.

— Мой-то муж хотя бы при мне, — ехидно парировала Анжела. — А вот ваш, как я слышала, сбежал куда глаза глядят и даже ребенок его не удержал!

Диана Уэллинг хотела было ответить родственнице очередной любезностью, но судье, которая все это время с любопытством наблюдала за почтенными дамами, их препирательства, по всей видимости, надоели.

— Достаточно оскорблений, — ровным голосом остановила она открывшую рот Диану. — Если вы хотите присутствовать на слушании, то молча пройдите в зал и займите свое место.

— Благодарю вас, ваша честь, — кивнула Диана. Она уселась рядом с Генри и, нацепив на нос очки, присмотрелась к Салли Мелон, которую на время оставили без внимания.

Однако Салли так и не удалось подкрепить свое заявление доказательствами, потому что, как только в зале затихли последние шепотки, в зал суда заглянул маленький человечек с очень важным лицом и, склонившись над судьей, что-то тихо ей сказал.

Алисия Таккер поднялась и обратилась к собравшимся:

— Прошу прощения, леди и джентльмены, но мне придется ненадолго вас оставить. В связи с этим я объявляю небольшой перерыв.

Кто-то вздохнул с облегчением, кто-то тихо выразил недовольство, а Джерри почему-то впервые за это утро почувствовал, что ощущение обреченности, с которым он вошел в здание суда, отхлынуло и пусть ненадолго, но уступило место крошечному проблеску надежды.

Джерри и сам не понял, откуда взялась эта неоправданная, взъерошенная надежда. Но ее появление обрадовало его настолько, что он почувствовал себя в силах похлопать по плечу Каммингтона и отпустить несколько шуток по поводу церберши-адвокатши Ивон…

Диана Уэллинг была заядлой кофеманкой, поэтому Джерри пришлось разыскать автомат и принести матери пластиковый стаканчик с горячим напитком.

Приняв стаканчик, Диана принюхалась к его содержимому и брезгливо поморщилась.

— Фи, какая гадость. Сразу понятно, что кофе дешевый.

— Извини, другого не было. Вообще-то здесь суд, а не кафе.

— Приличное, казалось бы, заведение, — не обратив внимания на иронию сына, продолжила Диана, — а кофе делают дрянной. Неужели судьи пьют такое пойло? Я в жизни не поверю. Ну как ты, дорогой? Надеюсь, эти люди, — кивнула она в сторону Ивон и ее окружения, — не успели наговорить про тебя гадостей? Впрочем, не сомневаюсь, что успели. И все-таки я не понимаю тебя, Джерри. Почему ты не дашь этой особе развод? Вы ведь все равно уже не будете вместе. Да и я никогда не одобряла этот брак. Ну что за семья, где жена заставляет мужа готовить и стирать рубашки? И вообще вытирает об него ноги? Никакого уважения.

Джерри подумал, что уважение, которое мать питала к отцу, не спасло ее от того, что он ушел к другой, бросив ее с годовалым ребенком на руках. При этом она умудрилась не только простить его, но и сохранить о нем светлую память.

У мистера Уэллинга-старшего, с которым Джерри так ни разу и не встретился, даже был свой уголок в доме: на одной из полочек красовались его фотографии и даже стояло несколько школьных наград. Диана настолько трепетно относилась к воспоминаниям о бывшем муже, что Джерри иногда казалось, что его отец на самом деле умер, а вовсе не обзавелся новой семьей.

Впрочем, Уэллинг-старший всегда исправно платил алименты, а на сыновнее пятнадцатилетие даже прислал огромную железную дорогу с открыткой, на обратной стороне которой написал о своем горячем желании увидеть сына. Однако сын не захотел ни встречаться, ни играть с новенькой железной дорогой — предметом зависти друзей, собравшихся на его дне рождения. Возможно, и желание отца было не таким уж горячим, поскольку открыток с предложениями встретиться больше не приходило.

А Диана Уэллинг по-прежнему носила фамилию мужа и хранила на чистенькой полке его фотографии. Может, надеялась, что мужчина всей ее жизни когда-нибудь вернется, поставит на пороге чемодан и скажет: «Дорогая, я понял, что ты самая лучшая женщина на свете».

— Джерри, я спрашиваю, зачем тебе все это нужно?

— Что?

— Да ты что, не слушаешь меня? — раздраженно бросила Диана и, сделав глоток кофе, вновь поморщилась. — Господи, ну какая же все-таки гадость. Зачем тебе эта алкоголичка, дорогой?

Анжела Дженкинс отличалась не только громким голосом, но и, как ни странно, великолепным слухом. Джерри давно уже заметил, что слова «алкоголичка», «алкоголик» — да и вообще любое слово или словосочетание, так или иначе связанное с употреблением спиртного, — будили в ней неукротимую ярость.

Щеки почтенной дамы залил густой сетчатый румянец — на ее тонкой коже постоянно лопались сосуды, — а в глазах промелькнула такая злоба, что на секунду Джерри даже испугался, что миссис Дженкинс выпрыгнет из кольца подружек Ивон и как тигр набросится на них с матерью.

Однако движения миссис Дженкинс больше напоминали движения пантеры. Она мягко выскользнула из ограждения тел и осторожной походкой направилась в их с матерью сторону.

Диана не сразу почуяла опасность. Но, когда лицо Анжелы оказалось прямо перед ее лицом, она мгновенно собралась, приготовившись к бою.

Джерри нашел глазами Ивон. Она внимательно слушала Фиону Даффин и все еще не замечала гигантских туч, собравшихся над ее головой, точнее за ее спиной.

— Вы, кажется, говорили о моей дочери, мисс Уэллинг? — обнажила клыки Анжела.

— У вас отличный слух, миссис Дженкинс, — оскалилась в презрительной усмешке Диана. — Да, верно, о вашей дочери. Точнее, о ее дурных пристрастиях, в которых виноваты ее родители.

— Мама, может быть, не стоит.

— Помолчи, Джерри.

— Вы, кажется, назвали мою дочь алкоголичкой, мисс Уэллинг?

— Вам не кажется, миссис Дженкинс. Все так и есть. Или вы считаете, что женщину, которая хлещет неразбавленный виски стаканами, можно назвать как-то еще?

— А как можно назвать мужчину, который изменяет своей жене? Который швыряет в нее стаканами и оскорбляет ее? Об этом вы не думали, мисс Уэллинг?

— Я говорю лишь о том, что видела собственными глазами. А вы гнусно клевещете.

— Я клевещу?! — взревела миссис Дженкинс. — Нет, это вы врете, мисс Уэллинг. Врете, потому что вам не хочется признать очевидное: ваш сын самый настоящий подлец!

— Мой сын?!

— Ваш сын. Гнусный подлец и… — От недостатка слов Анжела решила перейти к действиям. Она вырвала из рук у Дианы стаканчик с недопитым кофе, и, бог знает, что случилось бы, если бы невесть откуда появившаяся Ивон не схватила бы мать за руки.

— Идиотка! Старуха сумасшедшая! — не сдержалась Диана, до которой дошло, что ее новенький бирюзовый костюм мог быть испорчен кофейными пятнами. — Теперь мне понятно, в кого такая дочь!

— Мама, успокойся. — Джерри подошел к матери и взял ее за руку. — Зачем было устраивать весь этот цирк?

— Можно подумать, это я его устроила, — покосилась Диана на Анжелу. — Эта сумасшедшая хотела меня убить.

— Горячим кофе? — хмыкнула Ивон.

— На вашем месте я бы вообще помолчала. Похоже, вы копия своей матери. Ах, забыла. От отца вы тоже унаследовали кое-что не очень приятное.

— Видно, и ваш сынок кое-что от отца перенял. Правда, ваш муженек просто собрал вещички и смылся к другой, а сынок оказался похитрее. Хотел и в лодку сесть, и рыбку съесть, — прошипела Анжела.

— Если она не замолчит, я сама ее убью! — побелев, как костюм миссис Дженкинс, прохрипела Диана.

— Да успокойтесь вы обе! — Джерри слегка встряхнул мать и покосился на Анжелу. — Хватит, уймитесь. Не лезьте не в свое дело.

— Ничего себе — не в свое, — оскорбилась Анжела.

— Мама, пожалуйста, пойдем, — умоляюще посмотрела на мать Ивон.

— Учтите, я не спущу вам оскорблений, — отрезала Анжела и, вырвав у дочери руки, наконец-то удалилась.

Диана тоже удалилась, чтобы побеседовать с адвокатом сына.

Ивон и Джерри молча посмотрели друг на друга. В руках Ивон держала тот самый злосчастный стаканчик с кофе, которым ее мать чуть было не облила ее свекровь. Джерри инстинктивно потянулся за стаканчиком и дотронулся пальцами до пальцев Ивон. Пальцы были теплыми, но Джерри знал, что они согреты не изнутри, а снаружи — кофе в стаканчике еще не успел остыть.

На секунду он испытал чувство такой острой жалости к себе и к Ивон, что ему мучительно захотелось сказать жене что-то теплое, ободряющее. Но она отдернула руку, и желание Джерри мгновенно испарилось.

— Я только хотел взять стаканчик, — мрачно усмехнулся он. — Не бойся, я не кусаюсь. Или ты уже сама веришь в то, что пытается доказать твой адвокат? Жестокое обращение. Разве я был жестоким? Разве я хоть раз ударил тебя?

Глаза Ивон стали какими-то пустыми, как беззвездное ночное небо перед пасмурным утром.

— Нет, не ударил, — покачала она головой. — У тебя талант: ты бьешь очень больно, но не руками. И синяков потом никто не видит.

— Да что ты говоришь, Ивон? — растерянно пробормотал Джерри. — О чем ты?

— О тебе, Джерри. Думаешь, что если ты меня не трогал, то все у нас было хорошо?

— Ну, положим, не все, — насупился Джерри. — Я и не говорил никогда, что все у нас хорошо. Но ты знаешь, Ивон, я не видел и не вижу никаких причин разводиться. Во всяком случае, тебе не в чем меня упрекнуть.

— Неужели? — саркастически усмехнулась Ивон. — Ты только что одну из них озвучил.

— Какую же?

— Ты врешь. А если ты не врал, то недоговаривал. Между нами всегда была стена из этих твоих недомолвок. Я никогда не могла с тобой поговорить — ты всегда уходил в себя. Не знаю, что ты там прячешь, — Ивон стукнула кулачком по своей груди, — но пускать туда ты не хочешь никого.

— Да, я не умею выворачивать себя наизнанку, — холодно отозвался Джерри, убирая за спину руку, которую совсем еще недавно протягивал за стаканом. — Это ты могла напиться и вывалить на меня все свои проблемы.

— Мои проблемы? — криво усмехнулась Ивон. — Зачем ты пытаешься сохранить брак, Джерри? В браке проблемы общие, а не твои или мои. Признайся честно, ты делаешь это из принципа? Мне назло, как обычно?

— Делать назло — твоя прерогатива. Ведь ты Данкина не просто так сюда притащила, сознайся. Только не говори мне, что он пришел тебя поддержать. Мой редактор почему-то сюда не приперся.

— Рассел сам захотел прийти. Я его не звала.

— Ах он уже Рассел, — язвительно улыбнулся Джерри. — Я смотрю, вы быстро сблизились после того, как ты от меня ушла.

— Не перекладывай с больной головы на здоровую, — раздраженно перебила его Ивон.

— Злишься? Значит, я прав, — торжествующе ответил Джерри и тут же понял, что у него, в отличие от Ивон и Рассела, нет никакого повода торжествовать. — Черт возьми, а старик Шекспир был прав…

— Только не надо говорить про башмаки, которых я не износила, и про вероломство, которого не было, — хмыкнула Ивон. — Мы разошлись, и я считаю себя свободной. И оправдываться перед тобой не собираюсь. А если ты хочешь считать, что мы с Расселом любовники, на здоровье. Может быть, хотя бы это вразумит тебя дать мне развод.

— Вот как? — Джерри попытался растянуть губы в усмешке, но они не слушались. — Ну так можешь не обольщаться, дорогая Ивон. И твой Рассел пусть тоже губу не раскатывает. Развода ты не получишь.

— Это судье решать, — бросила Ивон и направилась к матери, которая все это время смотрела на дочь и зятя тревожным взглядом.

Наверное, мама боится, что мы помиримся, усмехнулась Ивон. Можешь не волноваться, дорогая мамочка. У Джерри нет шансов.

Судя по всему, Анжела Дженкинс именно этого и боялась. Когда Ивон подошла к матери, та немедленно набросилась на дочь:

— Ну что ты с ним болтаешь, Ивон? Можно подумать, этот писателишко скажет тебе что-то умное. Только и знает, что несколько стишков. А ты мне еще его расхваливала, когда вы познакомились: «Мамочка, он такой умный, мамочка, он читает стихи, мамочка, он пишет книгу». Ну и что он написал, твой гений? Несколько жалких книжонок, и те про всякую нечисть.

Ивон ничего не ответила и лишь покосилась на взбитый хмурыми морщинами лоб Джерри.

Когда мы познакомились, мама, то, казалось, и неба будет мало, чтобы открыть все звезды нашей любви…