И неба будет мало

5

Джерри подозревал, что слова Салли так и останутся словами. Он оказался прав. Если у Салли Мелон и были доказательства его супружеской неверности, то она сочла за благо о них умолчать, озвучив лишь подозрения, которыми делилась с ней Ивон.

— Кроме всего этого, Ивон постоянно приходилось выслушивать его насмешки по поводу того, что она слишком… миниатюрная. И это в то время как ее муж постоянно заглядывался на женщин с большой грудью. Лично для меня, если бы я, конечно, могла оказаться в подобной ситуации — Салли с гордостью выпрямилась, демонстрируя всем свое великолепное декольте, — это было бы настоящим оскорблением. Кстати, один раз я видела, как Джерри Уэллинг обменивался на улице любезностями с какой-то девицей. И этой девицей была явно не миссис Уэллинг. Да, еще, — немного подумав, добавила Салли, — Джерри постоянно цеплялся к миссис Дженкинс, матери Ивон. И я даже слышала, как однажды он сказал Ивон о том, что ее мать старая ведьма. Так и сказал: «Ивон, да твоя мама вообще старая ведьма». И даже меня не постеснялся. По-моему, это ужасно оскорбительно.

Неугомонная миссис Дженкинс не удержалась и выкрикнула:

— Он постоянно меня оскорблял, это точно! И дочку унижал, Салли верно говорит!

Алисия Таккер сердито покосилась на беспокойную даму и стукнула молотком по столу.

— Миссис Дженкинс, надо полагать?

Анжела закивала головой.

— Я дам вам слово только тогда, когда вы займете место свидетеля.

Анжела фыркнула, а Джерри мысленно поблагодарил судью за то, что она наконец-то заткнула эту кобру.

Алисия Таккер молча дослушала рассказ Салли о том, что возмущало ее в муже подруги и, покачав головой, обратилась к мисс Даффин:

— По-вашему, весь этот лепет серьезное основание для развода?

Фиона Даффин, не ожидавшая такого прямого вопроса, несколько стушевалась, но все-таки ответила:

— Ваша честь, обычно, если жена подозревает мужа в измене, у нее есть на то основания. А мисс Мелон, кроме всего прочего, сказала, что Ивон Уэллинг делилась с подругой своими подозрениями насчет неверности мужа.

— Подозрениями, мисс Даффин. Но не более того. Вы ведь адвокат и должны не хуже меня понимать, что подозрения и факты разные вещи. Если бы суд осуждал преступника только на основании подозрений — сколько невинных людей сидело бы в тюрьмах!

— Но ведь у нас не уголовный, а бракоразводный процесс, — возразила Фиона Даффин. — И вы не выносите приговор, а всего лишь принимаете решение об аннулировании брака.

— Всего лишь, — усмехнулась Алисия Таккер. — Вы считаете, что процедура развода — это несерьезно? Во всяком случае, когда супруги не делят имущество? Если вы и впрямь так считаете, то глубоко заблуждаетесь, мисс Даффин. Брак — это серьезное решение, которое принимают двое взрослых людей, вполне взрослых для того, чтобы понять, какую ответственность они берут на себя, сделав этот шаг. Не зря наше законодательство предусматривает подготовку к браку: будущие супруги проходят медицинское обследование, ходят на специальные курсы по психологии семейной жизни. Ведь все это не пустая формальность, а попытка дать людям время и возможность понять, действительно ли они готовы к таким переменам. Развод не менее серьезный шаг, чем заключение брака. Решение о разводе нельзя принимать под влиянием чувств. Его нужно как следует обдумать. Муж и жена, прожившие в браке много лет, самые настоящие родственники. Как можно разорвать эту родственную связь? И как вообще можно принять такое решение, не будучи убежденным в том, что это единственно правильный выход из сложившейся ситуации? Если оба супруга твердо уверены в своем решении, закон не станет ставить им преград. Если же аннулировать брак желает лишь один из супругов, дело обстоит иначе. Значит, кто-то в этой семье хочет сохранить брак. Значит, для кого-то это важно. Разве мы не должны попытаться дать этому человеку еще один шанс? По-моему, несправедливо отказывать в помощи тому, кто в ней нуждается.

— Шанс, — скептически усмехнулась Фиона Даффин. — Это один шанс из тысячи. Вы ведь прекрасно знаете статистику разводов, миссис Таккер.

— Знаю, — кивнула Алисия. — Я и сама замужем. И тоже когда-то хотела развестись. И тоже думала, что у моего мужа лишь один шанс из тысячи спасти наш брак. Но я до сих пор замужем и, представьте себе, мисс Даффин, счастлива в браке. Впрочем, речь сейчас не обо мне. Простите, я немного отвлеклась… Итак, мисс Даффин, вы можете вызвать еще одного, двух, трех, четырех свидетелей, но если вы продолжите ту же линию, которой придерживаетесь сейчас — линию бездоказательных и безосновательных обвинений, — то мне ничего не останется, как принять по ходатайству миссис Уэллинг отрицательное решение.

Джерри не без удовольствия отметил, что непроницаемое лицо Фионы Даффин наконец-то омрачилось. Впрочем, Фиона могла вызвать в качестве свидетеля Анжелу Дженкинс или саму Ивон. Однако же она почему-то медлила.

— Ваша честь, могу я переговорить со своей клиенткой? — немного подумав, спросила судью Фиона.

— Да, — кивнула Алисия Таккер.

Под гробовое молчание зала Фиона подошла к Ивон и, склонившись над ней, что-то прошептала. Ивон отрицательно покачала головой. Джерри догадался, что Ивон только что отказалась давать показания сама и привлекать к этому свою мать.

Интересно — почему? — мелькнуло у Джерри. Ведь это было бы логично. Может, Ивон боится, что Анжела наговорит судье глупостей? Но почему она не хочет выступить сама? Видно, не так уж легко ей далось решение подать на развод. А вдруг у меня все-таки есть тот самый шанс? Один шанс из тысячи?

— Ваша честь, у меня больше нет свидетелей, — подтвердила Фиона догадки Джерри.

Анжела Дженкинс изменилась в лице и, приподнявшись со своего стула, что-то сердито зашептала на ухо дочери. Ивон шикнула на мать, но судья пристально посмотрела в их сторону, и обе замолчали.

— Ну что же, мистер Каммингтон — слово за вами.

Джерри с самого начала был уверен, что Каммингтон напрасно предложил Генри выступить на суде. Джерри всегда по-дружески относился к соседу, но дружба дружбой, а в свидетели надо было выбирать человека разговорчивого, такого, как Майкл. Но Майкл обладал чудесным свойством не замечать ничего, что его не касалось, так что об отношениях Джерри и Ивон он не смог бы сказать ничего конкретного. Вечно занятый своими романами или болтовней о них, он редко расспрашивал Джерри о его личных неурядицах, за что, впрочем, Джерри частенько был ему благодарен.

Что до Генри, то он был чересчур лаконичен и вряд ли мог сказать что-то такое, что тронуло бы судью. Джерри успокаивало только то, что Алисия Таккер была настроена сохранить брак, о чем открыто заявила в присутствии всех слушателей.

И все же, несмотря на позицию судьи, Джерри не чувствовал себя спокойно. Даже если Алисии Таккер удастся сохранить их брак на бумаге, где гарантия, что Ивон пойдет на попятный и вернется домой? Наивно было полагать, что какая-то бумажка повлияет на ее решение. Может быть, Ивон и не хотела войны, как он подумал вначале, но идти на мировую тоже не собирается. Джерри чувствовал холод, исходивший, от жены, даже тогда, когда она не смотрела в его сторону. Что-то окаменело внутри нее, что-то замерзло. И, глядя на нее, Джерри с ужасом думал: а вдруг это навсегда?

После стычки между их воинствующей родней Ивон говорила ему о жестокости. И действительно, никогда раньше Джерри не приходило в голову, что он был с ней жесток. Да, он опускался до крика, было и такое. Да, он часто недоговаривал, не рассказывал обо всем, что чувствовал, о чем думал. Но жестокость? Что такое жестокость? Разве были жестокими его безобидные подтрунивания над ее щупленькой фигуркой? Разве были жестокими его вполне оправданные упреки? Разве было жестоко молчать о том, что могло причинить ей боль?

Жестокость — это насилие. Разве Джерри хоть раз к нему прибегнул?

Джерри вспомнились его ссоры с матерью. Как-то раз — тогда ему было уже шестнадцать — он назвал ее жестокой женщиной. А ведь она ни разу не ударила его и не сделала ничего такого, чтобы услышать это оскорбление. И тем не менее Джерри назвал ее именно так. Потому что в тот момент действительно считал ее жестокой. Она без конца навязывала ему свою волю, свой образ мыслей, а если что-то шло не так, как она хотела, Диана могла сказать такое, что Джерри на долгие часы закрывался в комнате и плакал, уткнувшись лицом в подушку.

Ивон… Ведь Ивон никогда не плакала после их ссор. Может быть, поэтому он не понимал, не осознавал, что был жесток с ней? Может, ей стоило только расплакаться — и тогда бы он все понял? Джерри всегда говорил, что Ивон ведет себя как ребенок. Но дети обычно плачут, когда им больно. А вот Ивон не плакала. И как он должен был понимать, что причиняет ей боль? Особенно в последнее время, когда они постоянно задевали друг друга, вступая в словесные перепалки?

Мысли смешались в голове Джерри, и он почувствовал, что не в силах разгадать ребус, который загадала ему Ивон. Во всяком случае, сейчас. И надо было ему припереться на суд с похмелья. Голова уже не болела, но Джерри не мог логически мыслить и чувствовал себя так, словно кто-то подменил ему мозги куском сладкой ваты.

Оставив бесплотные попытки размышлять, Джерри прислушался к тому, что вещал Генри, взобравшийся на свидетельское место. Уже сам факт того, что Генри вешал, был достоин внимания.

— Скажите, Генри, вы считаете, что Джерри Уэллинг жестоко обращался со своей женой? — торжественно изрек Каммингтон.

— Нет, — четко и внятно объявил собравшимся Генри. Джерри подумал, что на этом красноречие соседа иссякнет, но ошибся. — Во всяком случае, я такого никогда не видел. Но, знаете, я бы, наверное, не поверил, если бы кто-то сказал мне, что Джерри жестоко обращался с Ивон.

— Вы ведь часто бывали у Уэллингов, Генри?

— Да, я часто бывал в их доме. И они ко мне иногда заходили попросить, чтобы я посидел с Корни. Корни — это собака Уэллингов, — объяснил Генри, повернувшись к судье.

Алисия Таккер кивнула с такой серьезностью, словно эта информация была исключительно важной для слушания. Джерри же показалось, что за этой серьезностью прячется улыбка, но не насмешливая, скорее дружелюбная.

— Вы можете охарактеризовать отношения между супругами?

Генри? Охарактеризовать? Джерри мысленно улыбнулся. Ох, зря Каммингтон посадил беднягу в свидетельское кресло.

— Ну что я могу сказать, — мягко улыбнулся Генри. — Мне нравилось бывать у них дома. В их присутствии мне всегда приятно было молчать. И вообще, когда Уэллинги только переехали и стали моими соседями, я сразу подумал, что они хорошие люди. Что касается их личных отношений… Честно сказать, я никогда в них не лез. Меня вполне устраивало то, что я видел и слышал. Знаете, — снова повернулся к судье Генри, — люди очень много говорят о химии, то есть влечении, на котором все строится. Лично я не считаю, что все дело в химии. Если для двоих главное химия, то это скорее любовники, чем супруги. На химии не построишь долгих и прочных отношений. Так вот, все это я к тому говорю, что у Уэллингов была не только химия, и я сразу это понял. Они оба — и Джерри и Ивон — очень похожи. У них и интересы общие, и работа. Им всегда было о чем поговорить друг с другом, это я замечал. А такое, знаете, редко бывает, когда два равных по интеллекту человека живут вместе. Оба они начитанные, о любом вопросе они имели собственное суждение. Делились друг с другом своими планами, хотя в последнее время все реже и реже. Конечно, Ивон и Джерри спорили, и это бывало, но мне всегда было их интересно слушать. А еще у них была очень забавная игра. Они придумывали всякие истории о незнакомых людях. Как-то раз Уэллинги пригласили нас с Марджори Флэм в кафе. Вот там-то я и узнал об этой игре…

— Протестую, ваша честь! — заявила Фиона Даффин, но Джерри уже не слышал, против чего протестует цербер в бусах.

Он вспомнил то маленькое уютное местечко, куда все четверо сбежали из дома, поддавшись на уговоры Ивон. Кажется, оно называлось «Смоук». Джерри тогда еще сказал Ивон, что она нарочно выбрала кафе с таким названием…

— А название в твоем духе, Ивон, даже не спорь. И когда ты наконец бросишь курить? — пробурчал Джерри, с неудовольствием наблюдая за тем, как жена вытаскивает из пачки очередную сигарету.

— Никогда, — огрызнулась Ивон. — Особенно если ты будешь уподобляться моей матери и пилить меня за каждую выкуренную сигарету и каждый глоток виски.

— Я — пилю? — рассмеялся Джерри и легонько дернул жену за локон, рыжей змейкой струящийся вдоль щеки. — Пилить — это женская прерогатива.

Ивон высунула язык и показала его Джерри. Джерри изобразил на лице выражение мальчишеской обиды.

— О, Джерри, ты не прав, — изрекла О-Марджори, все это время с улыбкой наблюдавшая за Уэллингами. — Мы нежные и хрупкие создания. И как нас можно сравнивать с этим ужасным инструментом?

— Жалко, что здесь нет Майкла, — ответил Джерри. — Уж он рассказал бы вам, как женщины умеют пилить.

— А я рада, что здесь нет Майкла, — возразила Ивон, закинув за плечи завитки ярко-рыжих волос. — Он бы начал, обсуждать каждую проходящую мимо юбку, а потом, что еще хуже, пригласил бы за наш столик какую-нибудь незнакомку.

— Красивую незнакомку, — уточнил Джерри. — Просто незнакомки Майкла не интересуют.

— О да, красивую и наверняка бестолковую, — добавила О-Марджори.

— Красивую незнакомку во вкусе Майкла Ридигана, — предложила свой вариант Ивон и рассмеялась.

Джерри посмотрел на смеющуюся жену и блаженно улыбнулся, подумав, что и правда напрасно он так по-стариковски разворчался из-за ее сигарет. Ямочка на ее подбородке снова разгладилась, и Джерри пожалел, что они притащили с собой Генри и О-Марджори. Будь они одни, он без всякого стеснения поцеловал бы жену, вернув на место свою любимую ямочку. Ивон заметила его улыбку и разгадала послание его затуманившегося взгляда. Она слегка вытянула губы и послала ему воздушный поцелуй.

К столику подошел молодой официант с забавной манерой постоянно повторять слово «так», которое он к тому же слегка растягивал. Джерри подумал, что заказы, сделанные клиентами, парень решил положить в основу какой-то научной работы.

— Принесите, пожалуйста, большую порцию куриных крылышек с острым соусом и бокал мартини.

— Та-ак… Большую порцию крылышек и один мартини.

— Мне, пожалуйста, двойной виски. Неразбавленный и без льда.

— Та-ак… Двойной виски, неразбавленный и без льда, — повторил официант, делая запись в свою книжечку.

Когда молодой человек удалился, Джерри озвучил свое шутливое предположение по поводу постоянно повторяемого «та-ак».

— О, я не удивлюсь, если все окажется именно та-ак, как ты говоришь, Джерри, — рассмеялась О-Марджори.

— Может быть, поиграем, Джерри? — предложила Ивон.

Джерри согласно кивнул, а О-Марджори и Генри с удивлением переглянулись.

— Сейчас мы расскажем вам забавную — а может, и не очень — историю об официанте, который обслуживает наш столик, — торжественно сообщила друзьям Ивон, — Разумеется, за правдивость этой истории ни я, ни Джерри ответственности не несем.

— Я начну первым, не возражаешь? — сказал Джерри, и Ивон подперла подбородок кулаком, приготовившись внимательно слушать. — Итак, наш молоденький официант студент и учится на факультете психологии. Жизнь у большинства студентов, как все мы знаем, непростая. И молодой человек, не имея тыла в лице обеспеченных родителей, вынужден в свободное от учебы время зарабатывать себе на хлеб. Вообще-то Симонс — кажется, это имя написано у него на бедже — хотел устроиться барменом, полагая, что эта профессия как нельзя лучше соответствует его образованию, ведь бармены, как все мы знаем, просто обязаны разбираться в человеческой психологии. Однако скромный опыт Симонса в приготовлении коктейлей не позволил ему получить желанную работу. Симонс не привык сдаваться и роптать на судьбу, потому и решил поднабраться опыта, начав со скромного места официанта. Чтобы совместить науку и работу, тему своей курсовой Симонс выбирал, исходя из возможности применить ее в ресторанном бизнесе. Он взялся исследовать вкусовые предпочтения людей в зависимости от их возраста и семейного положения. К примеру, приняв наш заказ, Симоне сделал вывод, что замужние женщины за тридцать, — Джерри выразительно посмотрел на жену, — могут отдавать предпочтение крепким напиткам вроде неразбавленного виски. А незамужние, которым за двадцать, — Джерри перевел взгляд на О-Марджори, — выбирают более легкие напитки…

— Из чего Симонс сделал следующий вывод, — перебила его Ивон. — Психика замужних женщин гораздо больше подвержена стрессам, нежели психика незамужних женщин.

О-Марджори, потягивавшая мартини, засмеялась так, что напустила пузырьков в свой стакан. Джерри хотел было обидеться, подумав, что Ивон кинула камешек в его огород, но роль занудного старика ему не очень-то нравилась.

— Расскажи лучше о его привычках, — предложил он жене.

Ивон повернулась к официанту так, чтобы тот не понял, что стал предметом пристального наблюдения, и начала:

— Симонс снимает жилье на северной стороне города. Его соседка и хозяйка дома — пожилая подслеповатая старушка, немного ворчливая, но все же добродушная. У старушки есть пес, которого Симонсу приходится выгуливать каждое утро. Он любит собак, и эта утренняя прогулка ему в радость. К тому же благодаря старушкиному псу он познакомился с соседкой напротив, у которой тоже есть собака. Соседка — симпатичная молодая девушка, и Симонсу нравится с ней флиртовать, однако планов на будущее он не строит, потому что предмет его воздыханий дочь обеспеченных родителей, которым, ясное дело, вряд ли понравится, что их балованное дитя встречается с каким-то официантом. Но не подумайте, что Симонс страдает из-за неразделенной любви. Он ни разу не влюблялся по-настоящему. Он никогда не терял головы и не делал необдуманных поступков. Его сложно назвать романтиком, он скорее прагматик. Симонс собирается жениться только тогда, когда закончит университет и устроится в жизни. Он уже знает, какая жена ему нужна. Так что девушка из соседнего дома не больше чем временное увлечение. Что до постоянных увлечений Симонса… Его утро начинается с чашки крепкого кофе, который Симонс варит после того, как выгуливает собаку. А еще он увлекается фотографией. В основном он фотографирует бездомных людей и стариков. Не думайте, что Симонс не отдает себе отчета в том, зачем он это делает. Здесь он тоже соединяет приятное с полезным. Он надеется встретить старость подготовленным. Вся его жизнь — это подготовка к грядущей старости. Таков уж Симонс.

— Послушать тебя, так эта старость уже наступила, — улыбнулся Джерри.

— Интересно, хоть что-нибудь из того, что вы рассказали, совпадает с действительностью? — поинтересовалась О-Марджори.

— Можешь спросить у Симонса, — шутливо предложил Джерри.

— О нет, на такое я не решусь, — смутилась девушка.

— А ты, Генри?

Генри отрицательно покачал головой.

— Конечно, все это фантазии, — признался Джерри. — Но, знаете, большинство людей живет именно этими фантазиями. Да ведь и наши представления друг о друге по большей части всего лишь предположения. А что есть предположения, как не фантазии, подкрепленные жалкой горсткой фактов? Вспомните, как часто мы фантазируем, когда влюбляемся? У предметов нашей влюбленности разве что крылья из-за спины не растут. Мы очаровываемся, а потом разочаровываемся так же легко, как очаровались. А все почему? Слишком много фантазий. В чем дело, Ивон? — Джерри поймал на себе пристальный взгляд жены.

Вместо ответа Ивон покачала головой и залпом допила остатки виски.

— Мне казалось, что влюбленных связывают не только фантазии, но и духовная близость, — сдержанно заметила Ивон. — Впрочем, сейчас ты скажешь, что это очередная фантазия. Ведь никто так и не смог объяснить ни любовь, ни влюбленность…

— Мне понравилось, что ты заставила Симонса выгуливать собаку и флиртовать с соседкой… — Джерри уже пожалел о сказанном, и теперь ему захотелось вернуть благодушное настроение жены. — Иначе он был бы совершенным занудой.

— Я бы хотела завести собаку, — задумчиво ответила Ивон.

— Так что же мешает? — поинтересовалась у подруги О-Марджори.

Ивон покосилась на Джерри.

— Нет, только не сваливай все на меня. Я никогда не был против собаки, ты знаешь.

— Вот именно, что ты не был против. Не противиться чему-то не значит хотеть этого.

— И чем это грозит в нашем случае?

— Тем, что, когда мы заведем собаку, ты скажешь: дорогая, это была твоя идея.

— И?

— И всю ответственность мне придется взять на себя.

— Тебя так пугает ответственность?

— Но ведь она и тебя пугает?

— Я мог бы подарить вам щенка, — неожиданно вмешался Генри. — У мамы недавно ощенилась собака, Лабрадор. Так что, если захотите…

Джерри вопросительно посмотрел на Ивон, а Ивон — на Джерри.

— Так мы хотим щенка?