И. о. поместного чародея

ГЛАВА 7,

в которой рассказывается об одном заседании Трибунала и двух приговорах, коих удостоилась Каррен, а также о двух чрезвычайно интересных беседах с чародеями.

Годы, проведенные в стенах Академии, необратимо изменили меня, как и предсказывал магистр Каспар. И если внешность моя не преподнесла никаких сюрпризов во время превращения меня из девчонки в девушку, то постоянное притворство и риск быть разоблаченной сыграли со мной злую шутку, равно как и тщеславие, которым я заразилась от магов, слишком много знавших для того, чтобы оставаться скромными и добропорядочными людьми.

За время своего пребывания в Академии я сменила несколько имен, пользуясь тем, что мое лицо было совершенно незапоминающимся, да к тому же и безвозрастным: я легко играла роль и подростка и девушки — в зависимости от обстоятельств. Приходилось притворяться и мальчишкой, невысокий рост и худоба помогали мне в этом. Обучалась я совершенно бессистемно; надолго примыкать к той или иной группе было опасно, ведь со временем приходилось знакомиться ближе с некоторыми адептами. Если бы не помощь некоторых слуг, знающих мою тайну, то ничего бы у меня не вышло.

Я стала подозрительна, недоверчива и расчетлива, ведь обмануть таких пройдох, как чародеи, мог только еще больший пройдоха.

По крайней мере, именно это я с гордостью себе твердила до того момента, пока не выяснилось, что даже столь ловкая притворщица все еще способна совершить нелепейшую ошибку, расплатиться за которую теперь предстояло не только иллюзиями. Весьма печальное будущее открывалось передо мной, разоблаченной адепткой-самозванкой, почти шесть лет дурачившей всю Академию и все-таки попавшейся, допустив непростительную слабость. Именно так я теперь старалась думать о плачевном финале этой истории.

У моей ошибки было имя, но его я поклялась не произносить даже мысленно. Как человек, еще не понявший, насколько он глубоко ранен, сопротивляется врагу, так и я храбрилась, не позволяя себе задумываться об истинной причине своего разоблачения, чтобы не обессилеть в единый миг. Даже будущее напугало бы меня не так сильно, как ранило бы прошлое, поддайся я искушению вспоминать.

Поэтому я старательно размышляла о всяческих пустяках, глядя на витражи в центральном окне Малого Парадного зала, где вскоре должна была решиться моя судьба. Витражи были яркими, выразительными и изображали сцены усекновения драконов магами. При этом я мимоходом отметила, что маги хоть как-то отличались внешне друг от друга, а вот дракон, судя по всему, был один и тот же, что не делает чести ратному искусству чародеев, раз его с одинаковым успехом убивало так много народу.

Стены зала были увешаны портретами знаменитых чародеев разных лет — именно здесь обычно вручали дипломы адептам-выпускникам. Теперь же вместо трибуны с текстом клятвы Брианбарда-Строителя у стены на скорую руку был возведен помост, на который водрузили длинный стол. За ним восседало семь самых великих (а ближе к правде — самых хитрых и подлых) магов, которым предстояло решить мою судьбу. Помост угрожающе поскрипывал и трещал, и оттого выражение лиц у этих мудрых мужей было весьма озабоченное. Видимо, каждый из них представлял, что будет, если ненадежная конструкция рухнет, но изо всех сил пытался сделать вид, что о такой ерунде он даже и думать не может в силу своего высокого положения.

Меня усадили на узкую и крайне неудобную лавку напротив помоста. Теперь, чтобы посмотреть на моих судей, мне приходилось задирать голову — думаю, так и было задумано, дабы пресечь любые попытки подсудимого не растерять чувство собственного достоинства.

Заседание было закрытым. В зале присутствовали только те люди, которые имели непосредственное отношение к моему делу. Таковых набралось всего-то человек с полсотни. Не было лишь того, кто стал причиной моего разоблачения, и в душе я была рада этому. Не знаю, сумела бы я сохранить самообладание, увидев еще раз это лицо, столь знакомое и близкое.

Меня охраняли два стражника из числа охраны Академии, еще четверо стояли у дверей и по двое — у каждого окна, что, наверное, должно было мне польстить. За моей спиной не смолкали шушуканья и шорохи — свидетели обсуждали друг с другом, что они будут говорить, а чего лучше вспоминать не стоит, и торопливо разворачивали бутерброды, разумно предполагая, что застряли тут надолго.

Покуда секретарь суда и писец раскладывали свои орудия труда, я решила получше рассмотреть Трибунал. Не каждый смертный удостаивался чести дышать с такими знаменитыми магами одним воздухом. Я могла только догадываться, кто из них кто. Наверняка в центре, в темно-фиолетовой бархатной тоге восседал сам Артиморус Авильский, глава Лиги. У него была самая длинная борода, самая роскошная золотая цепь с пентаграммой и самое противное выражение лица. По правую руку от него находился лысый, как колено, маг, компенсирующий это невероятно лохматыми бровями. Я поискала взглядом на настенных портретах нечто столь же выдающееся и определила, что имя этого чародея — Минос Гиельский. На портрете его голову украшала шевелюра, ничуть не уступающая бровям, и я посочувствовала магу — видать, несладкая у него была жизнь.

По левую руку Артиморуса расположился некто кудрявый и моложавый. Я принялась снова разглядывать портреты, чтобы опознать этого субъекта, но не успела. Артиморус трижды ударил молотком по подставке, бутерброды были моментально доедены или запихнуты в рукава тог, шепотки смолкли, и заседание суда началось.

— Подсудимая, встаньте! — зычно скомандовал глава Лиги.

Я встала.

— Вы обвиняетесь в нарушении договора с Лигой, подписанного вами при поступлении на работу в Академию.

Что мне полагалось сделать в этом месте обвинительной речи, я не знала, поэтому промолчала.

— Для вынесения приговора Трибуналу необходимо выслушать свидетельства всех причастных к вашему делу лиц. Все, кто занимают места свидетелей, обязуются говорить правду. Начнем заседание!

Артиморус Авильский сел. Я осталась стоять, тоскливо подумав, что у меня и ноги отвалятся, если придется стоя выслушивать свидетельства всех причастных.

— Итак, — громогласно объявил Артиморус. — Первый свидетель! Господин Липпинс!

Преподаватель-телекинезиолог с тоскливым видом проплелся к трибуне свидетеля. Из-за его крайне измученного выражения лица казалось, будто судят его, а не меня. Со вздохом он устроился за трибуной и пробубнил клятву свидетеля.

И пошли вопросы… Они были настолько однообразны и бессмысленны, что я уже к четвертому свидетелю смогла незаметно усесться на лавку. Крайний левый маг из Трибунала уже беззастенчиво сопел, а Артиморус все спрашивал и спрашивал:

— Посещала ли подсудимая ваши лекции? Была ли замечена в разговорах с другими адептами? С преподавателями? Конспектировала ли? Слушала ли внимательно? Проявляла инициативу? Каким именем называлась?

Преподаватели честно пытались вспомнить, видели ли меня хоть раз в жизни, мычали что-то про мою инициативу и внимание, пожимали плечами, когда речь заходила о конспектировании, и к концу допроса становились бледно-зелеными от тоски.

Так прошло часа два. Я уже успела опознать весь состав Трибунала, сгрызла ногти на правой руке, распорола шов на рукаве и сосчитала количество желтых фрагментов на витраже. Потом я начала считать присутствующих, перешла на портреты, затем мозаику на полу…

— Подсудимая, встаньте! — неожиданно произнес Артиморус.

Я вздрогнула и проснулась, хотя до этого была твердо уверена, что не сплю.

— Неуважение к суду! — пискляво крикнул крайний левый маг, тот самый, что довольно похрапывал все это время. Уж кто бы говорил…

Я встала, страшным усилием воли сдержав зевок.

— Отвечайте на вопросы честно и незамедлительно, говорите по сути и только когда вам будет позволено, — с презрением, как мне показалось, сказал Артиморус.

Я кивнула.

— Неуважение к суду! — снова влез левый крайний, и я хмуро на него покосилась. Видимо, он невзлюбил меня по наитию, едва только увидел.

— Итак, ваше имя?

— Каррен Глимминс из Каллесворда, — покорно ответила я и приготовилась к худшему. Если уж мне пришлось соврать еще при первом вопросе, то что же будет дальше?..

Уже вечерело, когда история моих преступлений наконец подошла к концу. Артиморус смотрел на меня едва ли не с ненавистью, которая могла относиться равно как к моей дерзости, так и к количеству моих деяний. Уже объявляли и обеденный перерыв, и вечерний, а прегрешения мои все не заканчивались. Открылось все: и мои посещения лекций в форме адептки, и присвоение себе имени Корнелии Вента вкупе с воровством документов из кабинета Стеллы, и самовольная волшба, и кража книг из библиотеки, и нарушение границ Академии… Выходило, за всю историю существования Академии подобных случаев не бывало, что мне немного польстило. Я нарушала договор на протяжении почти шести лет — это что-то да значило! Ах да, еще я свела клеймо Академии с руки, как же я забыла…

Ежу было понятно, что о снисхождении просить было бессмысленно. Хуже того — Трибунал мог принять мои просьбы за издевательство.

Артиморус наконец грохнул молотком по столу и изрек:

— Трибунал Лиги заслушал всех свидетелей и обвиняемую. Мое мнение, как председательствующего, таково: более вопиющего преступления я не видывал давно. Неслыханная дерзость и пренебрежение ко всем предписаниям! Такое могут себе позволить разве что маги, но никак не служанка, особа низшего сословия и происхождения. Сия девица хитра и изворотлива, как уж. Я даже не удивляюсь тому, что ей так долго все сходило с рук. Но я поражен тем, что она была принята сюда на работу. И посему госпожу Стеллу ван Хагевен ждет серьезный разговор. Вы, госпожа мажордом, нарушили один из главнейших законов Академии — заключили договор с лицом, имеющим способность к магии. Ваши оправдания я выслушаю позже…

Тут я почувствовала, как закололо у меня под лопаткой, и поняла, что Стелла сейчас проклинает меня до двадцатого колена. «Мы тоже не лаптем щи хлебаем!» — злорадно подумала я и сплела пальцы в хитрый кукиш. Мой тонкий слух уловил злобное проклятье где-то во втором ряду. Результатов своей атаки я увидеть не могла, но по всем правилам у мерзкой ведьмы на носу должен был выскочить прыщ. Хотя, если он появился у нее на языке, я тоже не была бы разочарована.

— …и приговор был единогласным: пожизненное заключение в Армарике!

«Ну вот и все», — устало подумала я и закрыла глаза. Похоже, отворот Стелле ван Хагевен был последним приятным событием в моей жизни.

Артиморус от души грохнул молотком и возвестил:

— Трибунал закончил свое заседа…

— Эй, погодите! — перебил его требовательный вопль из-за моей спины. В самом этом вопле ощущалось осознание полного права кричать вот так, во всю глотку во время заседания Трибунала, и оттого сердце мое дрогнуло.

«Это еще что такое?» — подумала я и завертелась на скамейке, как на раскаленном противне.

— Это еще что такое?! — рявкнул Артиморус и выпрямился во весь рост.

Тут произошло сразу два события: стражник ухватил меня за шиворот, явно решив, что мое беспокойство лучше пресечь, а помост коротко и громко скрипнул и спустя бесконечно долгое мгновение с грохотом обрушился, не выдержав столь резкого движения главы Трибунала. Сквозь треск ломающихся досок и балок донеслись дружные проклятия участников Трибунала, и перед моими глазами мелькнула борода главы Лиги, подобная хвосту падающей кометы. В зале раздались охи и вскрики, а с задних рядов — непочтительный смех.

Во всеобщем бедламе я и не заметила, как к руинам помоста без лишней суеты подошел человек в сером дорожном плаще и грязных сапогах. Некоторое время он наблюдал за плачевным состоянием цвета чародейского племени, а затем полез по обломкам досок вглубь и извлек из обломков бывшего помоста Артиморуса Авильского.

Тот пыхтел, сыпал проклятиями и плевался. Когда его взгляд наконец сфокусировался на своем нежданном спасителе, то лоб его побагровел, усы зашевелились, и раздался возмущенный вопль:

— Ах ты, паскудник! Так это ты… Ты…

Ясно было, что слов у почтенного мага было много, однако он не мог решить, какое из них следует сказать первым. Я попробовала было освободиться от лапищи стражника, но на него эта сутолока не произвела значительного впечатления, и хватки он не ослабил.

— Мое почтение, господин Артиморус, — вежливо произнес мужчина в сером плаще, и я наконец его узнала. Ну конечно же! Это был магистр Каспар!

Я радостно охнула, еще не понимая, как его появление может мне помочь, но тем не менее вновь обретя надежду. Он оглянулся и улыбнулся мне самой приятной улыбкой, на которую был способен.

— Здравствуй, крестница, — сказал он мне.

Его тон был любезен и учтив, словно он даже не заметил, что его крестная дочь барахтается в полуметре от земли над скамьей подсудимых, крепко удерживаемая стражником за воротник. Можно было вообразить, что мы повстречались на светском рауте между мазуркой и полонезом.

— Ну и что это все значит? — Артиморус все еще был красен и возмущен.

Магистр Каспар наклонил к нему голову и сказал вполголоса, но я все равно его услышала:

— Это значит, что я могу кое-что сообщить по этому делу. И то, что я скажу, заставит вас пересмотреть свой приговор.

И вот я очутилась в какой-то каморке с маленьким окошком, сквозь которое не было никакой возможности протиснуться. Я ободрала себе плечи, уши и ладонь, однако была вынуждена признать, что выбраться отсюда невозможно. Слова магистра Каспара, которые мне удалось подслушать, меня не воодушевили. Вполне возможно, что его сообщение действительно сподвигло бы Артиморуса изменить мой приговор, и он присудил бы мне, например, смертную казнь через повешение или четвертование.

Потом я изучила дверь и поняла, что мне остается разве что попробовать прошибить ее лбом, так как более подходящего применения моей пустой голове не было.

Усевшись на пол, я заскучала, отчетливо осознавая, что пребываю сейчас не на самом лучшем отрезке жизненного пути и остается только просить всемилостивых богов, чтобы этот отрезок не стал еще и финальным. Однако от печальных размышлений меня отвлек какой-то шум.

Я навострила уши и вскоре разобрала голоса, доносившиеся откуда-то сверху. Осмотрев стены, я почти сразу же обнаружила небольшое вентиляционное отверстие почти под самым потолком. Размеры его были малы, что не позволяло использовать его для побега, однако не подслушать разговор, отзвуки которого оттуда доносились, было бы грешно и глупо.

Я ухватила небольшую скамейку, которая стояла в углу, и прислонила ее к стене под углом, а потом взобралась по ней наверх, рискуя переломать себе ноги. До вытяжки было еще далековато, но слышимость стала лучше, и я уже могла разобрать отдельные слова.

Естественно, это были Артиморус с Каспаром. Я даже не удивилась.

Магистр говорил негромко, поэтому большая часть его слов оставалась для меня непонятной. Глава Лиги же иногда переходил на крик, что способствовало мне в моем нехитром деле подслушивания.

Итак, вот тихое равномерное бухтение магистра Каспара:

— …Я сразу понял… лучшего выхода не было… безопасно… Стелла не знала…

Утробное рычание Артиморуса:

— Да как ты додумался до такого?! Без извещения… почему я не знал… авантюра… А если бы кто-то…

— Лишний шум… она сама не… сами подумайте, что лучше…

— А ты уверен?.. Совпадение… мало ли что бывает…

— Видел своими глазами… спутать сложно… Арданция…

— Может, подмена?.. Отвод глаз?..

— Чушь!.. Да вы сами… портрет в зале… ежу понятно…

Я слезла на пол и в крайней досаде сплюнула. Даже того, что я услышала, мне хватило, чтобы понять главное: приплыли. Значит, со мной не все так просто: какие-то фамильные тайны, секретные интересы, заговоры, прочая пакость, которая не даст мне прожить свою жизнь достойно, как бы я ни пыталась откреститься от этой заразы. Нет, ну что за невезение! И ладно бы я стремилась внедриться в гущу событий, так нет же! И никто меня теперь не спросит, мало того — даже не предупредит, что пришло мое время сыграть малоприятную роль в чьей-то игре. Ясно, что в покое меня не оставят, и даже словечко это «авантюра»… Как же моя бабушка его не любила… Нет! Даже слушать не буду больше! Знать не хочу!

И я уселась на пол, зажав уши руками. Но теперь, как назло, магистр Каспар стал говорить громче, видимо в запале, и до меня все равно доносились обрывки фраз: «Особенно теперь, когда мятежи в Рире…», «…скорее всего, он не знает…», «В случае войны…», «…услать подальше, и только в крайнем случае…», «Нельзя, чтобы кто-то заподозрил…», «Девица сама не промах…».

— Да подите вы к бесу! — прошипела я и заткнула уши пальцами.

Не хотелось даже думать о том, что в случае войны меня выковыряют, как устрицу из раковины, оттуда, куда до этого услали подальше, и кто-то, не знающий обо мне до поры до времени, будет крайне заинтригован этим событием, а все остальные, включая меня, будут дружно ничего не подозревать. Вот же гнусность какая!

Так, с заткнутыми ушами и закушенной от гнева губой, меня и обнаружил стражник, которого послали за подсудимой. Он с печалью посмотрел на меня, явно решив, что от пережитого я окончательно рехнулась, и отконвоировал меня в Малый Парадный зал.

Там ничего особо не изменилось, разве что задние ряды более отчетливо храпели, а обломки помоста немного растащили по углам.

Артиморус, чья борода от пережитого приобрела крайне пышные очертания и игривую своенравность направления, зычно известил:

— Внимание всем присутствующим! Попрошу тишины!

Особо храпящих растолкали, меня снова за шиворот подняли над лавкой. Я заскребла ногами пол, захрипела, но стражник был на редкость невозмутимым человеком.

— В связи с новыми, только что открывшимися обстоятельствами этого дела приговор изменен! Каррен Глимминс приговаривается к службе у поместного мага в качестве исправительных работ — до истечения срока ее семилетнего контракта. Это все! Заседание окончено.

Рука стражника разжалась, и я плюхнулась на лавку, лязгнув зубами. Теперь я куда лучше чувствовала магию и сразу же поняла, отчего на мгновение зачесалось запястье — клеймо Академии вернулось на свое место, и вряд ли мне удалось бы его свести еще раз, после того, как его наложил сам Артиморус.

Присутствующие зашумели, причем в гомоне ясно слышалось как недоумение, так и облегчение от того, что эта тягомотина наконец пришла хоть к какому-то завершению.

Я оглянулась и увидела, как гримаса недоумения на лице Стеллы ван Хагевен, сидевшей в первых рядах, сменяется разочарованием, а затем и откровенной злобой. С удовольствием отметила, как сжались ее маленькие ручки в кулачки, да так, что тонкие перчатки едва не лопнули по швам.

Тут я снова повернулась к Артиморусу, которому на ухо что-то нашептывал магистр Каспар, и заметила, что старый маг внимательно рассматривает нечто над моей головой, то и дело переводя задумчивый взгляд на меня. Я снова вывернула шею, но ничего интересного не обнаружила — просто стена, портрет на ней и бумажная гирлянда, оставшаяся с зимнего праздника. Я еще поразглядывала на всякий случай портрет, но и там не было ничего интересного: какой-то тощий, растрепанный маг с подслеповато прищуренными глазами, выглядевший ненамного старше меня.

«Сальватор Далерский» — прочитала я его имя и хмыкнула, мне оно ни о чем не говорило.

Ну его к чертям болотным! Еще мне не хватало выяснять, какое он ко мне имеет отношение. Главное, жива и даже практически свободна. Служба где-то в глуши — тоже мне еще наказание!..

Однако заранее радоваться мне не стоило. Еще не факт, что меня теперь ждало более беззаботное будущее, нежели застенки Армарики. Новые обстоятельства моего дела, столь впечатлившие Артиморуса, мне совершенно не понравились, в чем бы ни заключалась их суть.

Мой крестный-самозванец лучился счастьем, разглядывая меня. Ранее я не замечала, что мой вид может вызывать такую радость у людей. Но его улыбка просто истекала медом и патокой, а голос был насыщен сахаром, как сироп.

— Прямо не верится, что уж пять лет прошло! — задушевно начал он. — Вот только вчера, помнится, я привел в эти стены маленькую девочку, замерзшую и напуганную, а сейчас передо мной…

Я искоса посмотрела на него, в душе любопытствуя, как же этот плут вывернется. Перед ним сейчас сидела лохматая, как бродячая собака, девица с мозолистыми руками и сутулой спиной, вряд ли изменившаяся к лучшему за шесть лет. Но вряд ли что-то подобное должен был сказать любящий крестный после долгой разлуки.

— …юная девушка, умная и решительная не по годам! — недрогнувшим голосом закончил магистр.

— Вы мне льстите, — хмуро сказала я, еще не избрав линии поведения.

— Нет, я искренен, как никогда! — И магистр переплюнул сам себя, ухватив мою руку и запечатлев на ней поцелуй.

Я с любопытством пронаблюдала за этим действом, потом с достоинством обтерла руку об подол и нагло ухмыльнулась в ответ:

— Действительно, годы пролетели незаметно. — В куртуазности манер я уступала магистру, но зато вкладывала в голос прорву чувств. — Что привело вас сюда, да еще в столь переломный момент моей судьбы?

— Сердце подсказало, — легко отбил он мою атаку.

Я вдруг поняла, что он совсем не изменился с нашей последней встречи, которую я отлично помнила. Ну конечно же — он маг! Все то же узкое лицо с удивительно правильным носом — ровным, соразмерным, как у мраморных изваяний, и глубоко посаженные светло-голубые глаза. Его манера кривить чуть набок бледногубый рот была точь-в-точь такой же, как и пять с половиной лет назад, а правая бровь изгибалась все так же скептически. И я вновь остро почувствовала недоверие, смешанное с симпатией, точно такое же, как и при первой нашей встрече.

Меня, безусловно, обманывали, но делали это с чувством и некоторым изяществом.

Я невольно хмыкнула и улыбнулась краешком рта.

Он с непроницаемым лицом молчал некоторое время, а потом все-таки улыбнулся мне в ответ, тонко и с небольшой насмешкой.

— А они вас не испортили, — с одобрением сказал он, перестав наконец притворяться. И тут же я почувствовала, что окончательно поддаюсь его обаянию.

— Было бы что портить… — пробормотала я, тщетно пытаясь сохранить ясную голову.

И снова он улыбнулся мне, как равной. Хотя черт его знает! Может, это было просто хитростью другого порядка?

— Тогда к делу, — сказал он. — Вы слышали свой приговор?

— Оба.

— Прекрасно. И как вам?

— Разнообразно, я бы сказала.

— Но вы удовлетворены исходом дел?

Я пожала плечами и с невинным видом осведомилась:

— А если скажу, что нет? Меня представят к награде, и Стелла ван Хагевен будет мыть полы у меня в кабинете?

Он испытующе посмотрел на меня:

— А у вас богатая фантазия…

Я поняла его тон. Сейчас он раздумывает, подозреваю ли я хоть что-нибудь о его намерениях и если это так, то как далеко зашли мои догадки. Понятно, что ему будет легче использовать меня втемную, ведь при игре в открытую правила изменятся — я начну защищать свои интересы и ставить палки в колеса, усложняя его задачу. Соответственно он попытается в ответ усложнить мою жизнь. И еще неизвестно, смогу ли я в таком случае хоть как-то бороться за право дышать и любоваться солнцем.

Ясно. Он не должен знать, что я о чем-то догадываюсь. Так будет проще.

— Последний поворот событий был настолько неожиданным, что теперь я могу ожидать чего угодно, — произнесла я, подпустив в голос немного тревоги и чуть-чуть истеричности.

«Я ничего не понимаю, — говорила я ему мысленно, памятуя о том, как звучал его голос в моей голове несколько лет назад. — Я пытаюсь держать себя в руках, не потерять лицо, но мне страшно. Что-то здесь не так. Я не полная идиотка, я вижу, что дело нечисто. Но мне невдомек, почему же все это происходит. Я не буду сопротивляться, потому что растерянна. Пусть все идет как идет, главное — я спаслась от Армарики. Да, я слегка ерепенюсь, потому что дерзка и напуганна, но я ни о чем не догадываюсь».

Он смотрел на меня своими светлыми, бесстрастными глазами, в которых таилась колючая искорка, а я все пыталась обмануть его взгляд.

— Ничего страшного, — наконец сказал он после паузы, которая показалась мне бесконечной. — Полтора года — пустяк. Вы даже не заметите, как они пролетели. А потом, когда вы будете свободны словно ветер, жизнь может и перемениться. Все будет в ваших руках, и я помогу вам, ручаюсь. Поверьте мне, спустя несколько лет никто и не вспомнит про этот досадный эпизод, зато ваше имя будут знать от Хельбергона до Амилангра…

«Купился», — удовлетворенно подумала я и на всякий случай опустила глаза долу, чтобы не дать ему заметить в них блеск торжества. Это была крошечная, но победа. Да, он продолжал морочить мне голову, а следовательно, думал, что я поверю его сказкам. Но я не верила ему в прошлом, еще не имея конкретных доказательств его лжи, а уж сейчас и подавно. Лгите мне, магистр Каспар, лгите. И может быть, в тот момент, когда вы решите меня использовать, ваша расслабленная, топорная фальшивость спасет мне жизнь, потому что я разгадаю ее без труда. Может быть.

— Вы отправитесь на службу завтра. Медлить нельзя, — говорил между тем коварный обманщик, очаровательно улыбаясь, так что даже мое черствое сердце трепыхалось. — Вам вручат рекомендательные письма и все полагающиеся бумаги. Пока еще не известно точно, где вам доведется отбывать свое наказание, но вроде бы в восточной части княжества — то ли рядом с Гройдтом, то ли с Эсвордом. Артиморус сказал, что немедленно займется этим вопросом, так что к вечеру это станет известно точно. До Умпадта вас довезет господин Эвернети, стряпчий Академии, которому по пути. Дальше вам предстоит добираться самой, но дорога там спокойная и безопасная, и к тому же клеймо всегда даст знать, где вас искать, если что. Это, кстати, главная причина нигде не задерживаться и выбирать кратчайший путь, ибо вас могут заподозрить в каком-нибудь глупом умысле вроде бегства. Не все же знают, насколько сообразительна моя дорогая крестница, которая понимает, что так она только усугубит свои неприятности… Как только вы прибудете к вашему временному господину, он известит Стеллу ван Хагевен — вы, к сожалению, пока числитесь по ее ведомству… А потом вам останется только отдыхать на природе да дышать свежим деревенским воздухом. Только не вздумайте делать глупости, если надумаете сбежать, маг тут же известит Лигу, и вам тогда не позавидуешь. Но вы же умная барышня и знаете, что иногда нужно просто выждать. Все будет просто отлично, поверьте моему опыту…

Едва я успела перекусить остатками остывшего ужина, забредя на кухню, как тут же явился Озрик и презрительно сообщил мне, что светлейшая Стелла ван Хагевен с нетерпением ждет моего появления. Я, пытаясь не показать, как меня встревожила эта новость, дожевала жесткую отбивную, помыла руки и отставила в сторону квас, который мне принесла сердобольная повариха.

Разговор с магистром внес сумятицу в мою душу, так как закончился весьма неожиданно, на словах: «Завтра поутру я приду вас проводить, если, конечно, буду в состоянии», поэтому я не горела желанием разговаривать еще с кем-то, а уж тем более — с опаснейшей Стеллой ван Хагевен. По блестящим глазам магистра Каспара я поняла, что его возвращение будет пышно отмечено в кругу старых приятелей и, скорее всего, до утра обо мне он благополучно забудет, посчитав, что и так потратил немало времени и очарования на свою крестницу, пока еще не способную принести ему прямую выгоду. У меня же возникли кое-какие проблемы, в решении которых мне мог поспособствовать только он, а никак не госпожа мажордом.

Ступая след в след за моим востроносым недоброжелателем, я шла по коридорам, с тоской разглядывая стены, ставшие в какой-то степени мне родными. Почти шесть лет я привыкала к этому странному, непостижимому месту, где магия была возведена в ранг науки, и лишь теперь поняла, что уже сроднилась с ним. Но пути назад не было, я знала, что ни один адепт теперь не подаст мне руки, пусть даже раньше многие искренне называли меня своим другом. Мой обман не простил даже тот, кто был больше, чем друг, чего же ждать от остальных?..

Тут я отругала себя за то, что нарушила собственный зарок, и мысленно посоветовала себе думать о куда более важных на данный момент проблемах.

…И вот я стояла у дверей, с которых началось мое знакомство с миром Академии. Этими же дверями ему суждено было закончиться, ведь этот мир изгонял меня и не желал больше принимать за свою. Быть может, я сама была виновата, потому что нарушала его законы. Но не являлась ли Академия сама отрицанием всех законов? И смогла бы я узнать все ее грани, если бы покорно плыла по течению, выполняя только то, что мне говорили?..

Нет уж, себе-то я могла признаться, что ничуть не раскаивалась в содеянном и сожалела лишь о том, что больше никогда не смогу изучать магию.

— Входи, — ледяным голосом приказала мне Стелла, когда заметила меня у порога.

Я вошла, тщетно пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Кто же не знал, как мстительна и злопамятна эта полновластная хозяйка Академии, как опасно доверять ее спокойной позе: головка слегка наклонена набок, нога в изящной атласной туфельке покачивается в такт неслышимой мелодии, а глаза подернуты поволокой, как это умеют делать лишь светловолосые, бледнокожие красавицы… И кроме того, я заметила, что на ее точеном носике красуется обширное покраснение, присыпанное пудрой, заметное даже в неярком свете свечей.

Похоже, за подобную дерзость мне придется заплатить едва ли не кровью. Да уж, если б я знала, что меня не будут отделять от этой ведьмы стены Армарики всю оставшуюся жизнь, то поостереглась бы делать такую глупость…

— Забавное представление мне выпало смотреть сегодня, — медленно и певуче сказала она. — И кто бы мог подумать, что именно ты станешь главным действующим лицом этой… фантасмагории.

Последнее слово она произнесла с брезгливостью.

Я молчала, понимая, что она не хочет пока слышать мой голос и не нуждается в комментариях.

— Столь обычное, рутинное начало, — рассуждала она между тем, безмятежно и спокойно поглаживая рукой столешницу. — Скучнейшее дело о непомерно наглой, дерзкой и глупой девке, которая возомнила, что она хитра и умна. Да, я признаю, что ты ловка. Не каждый смог бы так долго дурачить всю Академию. Наверняка у тебя есть какие-то способности, даже неважно, как велики они. Главное, что ты набралась наглости, а быть может, просто потеряла последний ум и решила сравняться с теми, кто выше тебя и по рождению, и по праву. И никто даже предположить не мог, что можно так далеко зайти. Оттого так долго твой обман и просуществовал. Но какое неожиданное завершение!

Я пожала плечами. Ясно было, что эта ведьма досадует на то, что меня помиловали, не спросив на то ее соизволения, да к тому же еще и немало озадачена.

— Хотелось бы мне узнать, что заставило Артиморуса так неожиданно переменить свое решение. Но, увы, никто не счел нужным поставить меня в известность. — Она вздохнула. — Будь моя воля, ты бы быстро разговорилась, в подвалах Академии есть много приспособлений, развязывающих язык. Но ты теперь важная персона, и я не имею права поступить с тобой так, как ты того заслуживаешь. Сам Артиморус почему-то обратил внимание на тебя. Но это пока. Тебя сейчас отправят куда-то в захолустье, а проще говоря, спрячут, и ты наивно полагаешь, что это хороший исход.

Как ни противно было сознавать, но в этом я была абсолютно согласна со Стеллой. Верить в то, что на этом все мои беды закончились, было бы крайне наивно.

— Служба у поместного чародея не такой уж и подарок, — размышляла Стелла вслух. — Хотя с другой стороны, кто мешает им впоследствии пристроить тебя в более теплое местечко, чтобы ты из благодарности не дергалась и с радостью исполняла все, что тебе скажут? Да, они понимают, что ты немного строптива, оттого и пытаются приручить тебя, да так, чтоб ты не заподозрила, насколько нужна им. Хитро…

И Стелла выжидающе уставилась на меня своими яркими, пустыми глазами.

Отлично! Теперь я поняла, чего она добивается. Своими откровениями она хотела просветить меня насчет истинных мотивов моих благодетелей, озлобить, настроить против них, чтобы разрушить весь замысел Каспара. Но она тоже обманулась во мне, объяснив мою покорность неведением. Нет, до чего же удобно быть ничтожеством в глазах чародеев! Все пытаются наперегонки использовать меня вслепую, полагая, что я не вижу дальше собственного носа, как и все, кому не повезло появиться на свет в знатной и богатой семье. А я пусть и не имею возможности противостоять им на равных, но хотя бы могу угадывать, в какой области пролегают их интересы. Выходит, Стелла и Каспар сейчас враждуют, все еще не примирившись после какой-то давней истории. А Артиморус пока на стороне Каспара, и оттого она не решается вредить моему шустрому крестному-самозванцу открыто… Нет, я не буду тебе подыгрывать, ведьма, и даже не потому, что на дух тебя не выношу. Просто боюсь запутаться во всем этом нагромождении обмана.

— Это вы про что, ваше сиятельство? — Я подпустила в голос такого непроходимого идиотизма, что Стеллу даже покорежило. — Крестный еле-еле упросил светлейшего господина Артиморуса, чтоб тот сжалился. И про матушку мою сказывал, и про батюшку — как померли они давным-давно и оставили меня одну на всем белом свете. Ох и намучился магистр Каспар, покудова убедил господина Артиморуса не отсылать меня в Армарику. Тот и кричал, и ногами топал — так мне крестный и сказал. Сама поверить не могу, что эдак все хорошо устроилось. Про какое такое теплое место ваша светлость изволит говорить? Неужто так тяжко у поместного мага в услужении?..

В конце концов, заморочить голову Стелле было не сложнее, чем магистру Каспару. Да что там! Куда проще. Если бы я прикинулась дурочкой в разговоре с ним, то он неизбежно бы меня изобличил, так как по какой-то причине верил в мой светлый ум. Ну или хотя бы в относительную разумность. А Стелла настолько презирала меня, что с радостью скушала весь этот бред и даже нашла в нем подтверждение своей правоты. Ну кто не любит польстить своей проницательности…

— Ладно. — Она с сожалением посмотрела на меня. — Ты еще поймешь мои слова когда-нибудь… Но это не к спеху. Лучше послушай, что я скажу тебе теперь. Сейчас моя не взяла, с Артиморусом задираться дураков нет. Но когда шум немного стихнет… У меня есть кое-что про запас, хоть он и не придал этому значения.

И в ее руках вдруг появился свиток. Я пригляделась, и по моей спине пробежала короткая дрожь. Это был мой контракт. На просвет были видны корявые буквы, нацарапанные моей рукой пять с половиной лет назад.

— Помнишь эту бумаженцию? — с улыбкой спросила меня она. — Ну конечно же помнишь. Так вот. Может, кое-кто и позабыл о ней, но силу свою она еще не утратила. И знаешь, что это значит? Знаешь, знаешь… Еще год ты принадлежишь Академии. И определять, где ты будешь отбывать свое наказание, полагается именно мне. Только что почтеннейший Артиморус Авильский поручил мне заняться этим важным вопросом, совершенно забыв, что у меня может быть личный интерес в отношении девицы, которую мне же и подсунули пять лет назад по непонятным, но очень интригующим причинам. Я уже подобрала тебе патрона и сделала это со всем старанием. — Тут она многообещающе улыбнулась. — Ты будешь работать у поместного мага города Эсворда, магистра Виктредиса. Знаешь, где находится Эсворд? Жуткая глушь, поверь мне. Провинция в худшем понимании этого слова. И Виктредис тоже не подарок — я долго выбирала. Работать тебе придется очень много… Это не так легко, как ты думаешь, а тем временем Артиморус слегка позабудет о тебе, потому что у него и так хлопот хоть отбавляй — то отравить хотят, то зачаровать, то на взятке сэкономить… Вряд ли ты справишься со своим наказанием, я об этом позабочусь. А стоит тебе только шаг в сторону сделать, ты вернешься ко мне под крылышко, и у меня хватит времени тебя расспросить как следует. Ты, должно быть, решила, что служба вне стен Академии означает свободу? Нет, дорогая моя. Я предупрежу эсвордского мага, и он будет следить за каждым твоим шагом, да так, что ты выть на луну будешь. Никто не собирается посвящать этого знахаря во все тонкости твоего дела, но я дам ему кое-какие рекомендации. Пусть он только найдет повод для недовольства!.. Как я буду этому рада! Ведь если он решит по какой-либо причине отказаться от твоих услуг, ты окажешься в Академии, не успев глазом моргнуть. Причем меня не заинтересует причина, поверь.

Я лихорадочно пыталась придумать, как надерзить ей в ответ, но, как назло, в голову ничего не приходило. И она довольно улыбнулась, поняв это, что вовсе было обидно.

— Если ты надеешься на помощь своего деятельного крестного, который всегда так вовремя появлялся на твоем жизненном пути, то зря. В ближайшее время его отправят в Даэль — некоторым в Изгарде он слишком мешает, да так, что во всем княжестве для него не найдется места. Слишком уж неуживчивая у него натура. А Артиморус, думаю, не воспротивится, если я впоследствии возьму тебя под свою опеку. Особенно если будет думать, что это делается по доброте душевной, а я уж постараюсь его в этом убедить. Я не позволю Каспару водить меня за нос. Поняла? Одна ошибка с твоей стороны, и ты возвращаешься ко мне. А за год ты допустишь промах, в этом я уверена. Можешь, конечно, попробовать сбежать. Но тебя будет искать вся Лига. Думаю, что долго бегать у тебя в этом случае не получится…

— А если… — начала я, но Стелла меня оборвала:

— Любое «если» будет не в твою пользу. По какой бы причине твоя служба у поместного мага ни прервалась бы, ты немедленно вернешься в Академию. Поверь мне, я смогу доставить тебя назад за считаные часы.

Я едва сдержалась, чтобы не вцепиться ведьме в ее пышные белокурые локоны. Вот как ловко она придумала разрешить эту чрезвычайно болезненную для меня ситуацию! Напрямую ей действовать не позволяло внимание Артиморуса, а вот выжидательная тактика вполне могла себя оправдать. Магистра Каспара — моего единственного защитника — ушлют подальше, а я буду полтора года барахтаться в опасной близости от ее цепких коготков.

Я не сомневалась, что Стелла говорит правду. Если Каспар уговорил Артиморуса спрятать меня в провинции, что стоит этой ведьме переубедить главу Лиги в отношении целесообразности этого плана и вернуть меня в осиное гнездо, каковым представлялась мне Академия? Конечно, если она выкажет слишком живой интерес к моей персоне, это насторожит Артиморуса. Но если у нее будет причина, в виде жалобы моего хозяина или еще какой-нибудь ерунды, то мне никуда не деться. Провались оно все в преисподнюю!

А Стелла все улыбалась улыбкой сытой кошки, которая съела столько мышек, что очередная ей просто в глотку не лезет.

Да, смахивало на то, что дальнейшая жизнь моя усложнилась до невозможности.

И я ушла от мажордома Академии, едва волоча за собой ноги от слабости, которая охватила меня, едва я только сообразила, насколько беспомощна в данной ситуации. А ведь это было только начало…

Ночь мне довелось коротать в Музее, рядом с чучелом снежной кошки, на редкость пушистым и мягким, хоть и изрядно вонючим. Моя кровать уже была отдана другой адептке, и я смогла забрать лишь то, что не успела выбросить моя наследница: запасную рубаху (видимо, она приглянулась хозяйственной девице в качестве тряпки) да теплые носки и подходящий им по цвету шарф, что связала моя лучшая подруга, умершая в прошлую зиму от жестокой простуды. Все остальное добро: значки адепта, многочисленные амулеты, обереги, ворованные книги, поддельные документы, тетради, исписанные моим бисерным почерком, пробирки с толчеными нетопыриными суставами и жженой шерстью ехидны, а также многое, многое другое было изъято во время обыска и передано Трибуналу в качестве улик. Все мои труды пошли прахом.

С рассветом меня разбудил старый Фитцпарк, ничуть не удивившийся моему появлению в стенах Музея. За минувшие годы мне не раз доводилось заходить в гости к моему первому учителю, прячась от всяческих проверок и комиссий, которые то и дело тщетно пытались определить, сколько же на самом деле адептов обучается в Академии. Он немного попенял мне за непочтительное отношение к ценному экспонату, обратил мое внимание на то, что шерсть на боку зверя теперь вся взъерошена и потребует длительного расчесывания. Потом шмыгнул носом, обнял и сказал:

— Удачи тебе, милая, и терпения. Все у тебя будет хорошо!

Я расцеловала старика в обе щеки, пожелала ему долгих лет жизни, а полчищам моли — безвременной гибели и побрела к конюшне.

Господин Эвернети, кругленький, подвижный субъект, уже был готов отправляться в путь — в Умпадте его ждало какое-то неотложное дело. Увидев меня, он пробурчал что-то насчет засонь, которые и собственную смерть проспят, однако трогаться с места отчего-то не спешил.

Я оглянулась и поняла причину этого промедления: пустынный двор Академии пересекал магистр Каспар, направляясь явно в сторону конюшни. Двигался он довольно быстро, однако непредсказуемо, то и дело меняя направление с переменным успехом. Из этого я сделала вывод, что эту ночь он провел куда веселее, чем я.

Так как мне настоятельно требовалось решить с ним один важный вопрос, я немного пала духом. Похоже было, что разговор придется начинать очень издалека…

— Здравствуй, крестница! — радостно прокричал магистр мне на ухо, как только добрался до повозки господина Эвернети, и облапил меня, выказав недюжинную силу, неизвестно где скрывающуюся в его худощавом теле.

Эвернети понял, что у столь сердечного разговора крестного с крестницей свидетелей быть не должно, и, почтительно откланявшись, направился за каким-то забытым или придуманным документом к Стелле ван Хагевен.

Я перевела дух, с опаской глядя на расчувствовавшегося магистра, а тот отступил шаг назад и со всхлипом произнес:

— Совсем выросла! Уже невеста…

Я закатила глаза, попросив мысленно у Провидения выделить мне еще малую толику терпения, и выразительно произнесла:

— Прощайте, господин магистр. Я благодарна вам сверх всякой меры! Осмелюсь обратиться к вам с еще одной небольшой…

— Умница! — обрадовался магистр, не потрудившись дослушать, и снова полез обниматься.

— Право, не стоит, — пропыхтела я, отбиваясь от назойливого крестного и пытаясь сообразить, как же направить разговор к волнующей меня теме.

— Я рад, так рад, что не ошибся в тебе! — заявил магистр, глядя куда-то в небеса. — Сегодня я всю ночь напролет отмечал свое возвращение и твое освобождение! И хоть меня снова отправляют к черту на кулички, это не испортило мне праздник.

— Вот и замечательно! — сказала я, тщетно выискивая взглядом господина Эвернети, но тот как сквозь землю провалился. Может, при нем мне как-то удалось бы затронуть болезненный вопрос о…

— И между прочим, — многозначительно произнес магистр, подняв указательный палец, — я многое узнал про мою маленькую крестницу! Ты у меня, оказывается, редкая молодчина!

Я страдальчески вздохнула, уже начиная догадываться, что сейчас будет говорить магистр. На второй год своего лжеадептства я вошла во вкус и проявила некоторую склонность к разнузданным шалостям, как обычно называли мои подвиги пострадавшие преподаватели. Адепты же предпочитали именовать их «отличными шутками», благодаря чему я снискала уважение и почет в определенных кругах. Перечисление моих деяний было не столь долгим, однако заставило меня несколько помрачнеть, так как сейчас мне было не до гордости за свои прошлые заслуги.

— Да-а-а, что может быть лучше адептской жизни?.. — мечтательно изрек магистр, завершив восторгаться последней из моих пакостей, и его глаза заволокло туманом воспоминаний.

— Да, но видите ли…

Магистр с пьяной улыбкой погрозил мне пальцем:

— Эх, молодежь… Вам бы все веселье да гнусности! Нечего смущаться — так оно и должно быть. Пойду я, наверное. Меня еще ждут, кстати говоря. Вон и Эвернети показался… Ну, счастливого тебе пути, крестница!

И снова я не успела увернуться. Смачно похрустев моими ребрами, магистр развернулся и по сложной кривой траектории двинулся куда-то в сторону западного крыла.

— Э-э-эй! — неуверенно окликнула я его, как только отдышалась, но магистр и ухом не повел. — Магистр Каспар! Уважаемый! Стойте!

Но чародей уверенно обогнул стог рядом с конюшней, врезавшись при этом в карету Стеллы ван Хагевен, мимоходом проклял ее, отчего обе оси с треском подломились, и скрылся из виду.

— Да что же это такое! — в сердцах выкрикнула я. — На какие шиши мне теперь добираться до этого вашего Эсворда? У меня ж все деньги конфисковали!

Но ответом мне была тишина и фырканье лошадей. В пылу составления хитроумных интриг, где я играла неизвестную и крайне пассивную роль, никто из великих и мудрых магов даже не задумался, что интересующий их объект рискует подохнуть с голоду по дороге и даже запасных ботинок не имеет.

— Вот паскудство! — рявкнула я и топнула ногой.

Господин Эвернети торопливо взобрался на козлы и прикрикнул на меня:

— А ну, быстренько в повозку! И так полдня потеряли! Хотя это было явным преувеличением, я покорно взобралась наверх и со вздохами принялась устраиваться поудобнее. Сиденье было явно родом из пыточной.

Господин Эвернети щелкнул вожжами, и мы тронулись.