И смерть уродам

16 Попали как кур в ощип

Когда я прихожу в себя четверть часа спустя, обстановка вокруг (я, кстати, так и не успел вам ее описать) ничуть не изменилась. На полу красивый ковер в индейском стиле, на нем несколько темно-красных пятен, так как все мы малость в крови. В комнате мебель с медными ручками, видимо, из красного дерева, хотя я и не уверен. В стене маленькие необычной формы окошки с длинными шторами. Сам я сижу у стены, связанный как сарделька. Я едва в состоянии пошевелить головой, и все тело ноет от боли. Рядом сидит Гарри. Нос распух настолько, что почти упирается в грудь, и во всем его облике сквозит явная усталость. Напротив нас четверо остальных участников маленькой дружеской потасовки вяло помогают друг другу прийти в себя. Среди них замечаю одного, кому жизнь уже совсем не в радость. Это тот, которого я слегка придушил. Над ним копошатся двое других, шлепают его по щекам, дергают за руки, но, увы, парень по-прежнему больше смахивает на тюфяк, нежели на что-то более путное. Господин в габардиновом костюме тоже выглядит довольно неважно: он не переставая промокает физиономию платком уже ярко-красного цвета, и стоит парню закрыть рот, как становится видно, сколько у него осталось зубов, вернее, что их у него вообще больше нет. Что же касается цвета глаз, выросших у него аж до середины щек, то он напоминает спелый баклажан, только поярче. Двое других — толстяк в синем костюме, который упражнялся со мной (это его я перекинул через голову), и чернявый шкаф с плечами под стать готической башне — ощупывают себя с ног до головы, соображая, что же у них переломано, и их стоны бальзамом льются мне на сердце. В целом я почти доволен результатами сражения, хотя и чувствую себя так, будто по мне прошелся каток. Гарри предпочитает пока ни с кем не делиться впечатлениями. Кроме того, в комнате находится еще и свежая, как роза, Кора Лезерфорд (она сидит верхом на стуле) и несколько озадаченная Мэри Джексон. Но я-то знаю, что женщины любят наблюдать, как дерутся мужчины, даже если не из-за них. Мэри Джексон сосредоточенно пудрит нос, словно это она только что участвовала в потасовке.

— Странные у вас манеры, кто же так благодарит мужчин, которые приглашают вас поужинать? — говорю я.

— А сами вы как обращаетесь с женщинами, которые садятся к вам в машину? — в тон мне отвечает Кора.

Эта мерзавка еще смеется!

— Вы просто не в моем вкусе… — ехидно уточняет она.

Я стараюсь вывести ее из себя, потому что эта улыбка начинает давить мне на психику.

— Да я знаю того, кто в вашем вкусе, — говорю я. — Он сейчас как раз в морге прохлаждается, а вся его гнусная рожа пошла синими пятнами. Кстати, этих чудил ждет то же самое.

Я киваю в сторону четверых искалеченных приматов, которые продолжают копошиться у противоположной стены, и вижу, что мое предположение отнюдь не приводит их в восторг. Кора же при упоминании о своем любезном поджимает клюв и бросает на меня взгляд чернее ночи.

— Вольф Петросян был поумнее вас, Рок Бэйли, — цедит она сквозь зубы. — Его застали врасплох, подсыпали чего-то в стакан, но он никогда бы не облажался так, как вы, и не стал бы бросаться прямо волку в пасть.

— Однако ему хватило ума проглотить какую-то хреновину и отбросить копыта в телефонной будке, — возражаю я.

— Да, как раз насчет телефонной будки, — подхватывает Кора, — вам еще придется дать объяснения по поводу кой-каких фотографий.

— Кому? — спрашиваю я. — Вам? Или этим господам? — я окидываю взглядом всех четверых. — Или кому-нибудь еще?

Означенным «господам» наш разговор приходится, видимо, не по вкусу, и невысокий крепыш подходит ко мне. Прежде чем я успеваю увернуться, его кулак въезжает мне в нос, и голова моя звонко ударяется о стену…

Вероятно, Кора соображает, что эта сцена производит нежелательное впечатление на подружку. Интересно, как она собирается объяснить это Мэри Джексон? Скорее всего, все девицы, которых она поставляет для опытов господину «X», те еще оторвы. Да и насчет мужского пола — только подавай! Вот почему родители Беренис Хевэн и Синтии Спотлайт (двух первых исчезнувших девушек) не обратились в полицию с официальным заявлением. И вероятно, так же поступят родители Мэри Джексон. Но родители не видели тех снимков и, наверное, воображают, что речь идет о банальном загуле.

Пока я так размышляю, Кора наорала на моего обидчика, и тот, ворча, возвращается на место. В этот момент раздается шум, и в комнату врываются еще два молодца. Они смотрят на нас, ухмыляются, потом видят остальных и перестают ухмыляться. По их реакции я определяю, что к нашим противникам подошло подкрепление.

Кора встает со стула.

— Забирайте обоих, — говорит она, указывая на нас с Гарри, — и везите, сами знаете куда. Пошли, Мэри, — добавляет она после короткой паузы.

Вновь пришедшие подходят к нам. Один из них — среднего роста, хорошо одет и глуповатый на вид. А другой… Его я узнаю. Это тот самый толстый санитар, который прописал мне процедуры с Беренис Хевэн (о которых теперь я не могу вспоминать без сожаления) в самый первый вечер моих приключений.

Толстяк перерезает веревки у меня на ногах.

— Подъем! — говорит он. — Постой-ка, да это же старый приятель! Что, уже соскучился?

— Ага, в самую точку! — отвечаю я. — Сентиментальное путешествие к месту первого свидания.

Он выдавливает из себя толстый ломоть смеха граммов на двести. Но я и без того успел заметить, что у парня жизнерадостный характер.

— Все такая же скромняжка с голубыми волосами? — интересуется толстяк. — Наверное, отказал Коре, вот она тебя и приложила?

— Размечтался… — говорю я. — Минут за пятнадцать до вашего приезда мы как раз сидели друг на друге верхом.

И это чистая правда, только я забываю уточнить, что я сам был снизу, а она занималась любовью с пресс-папье. Тем временем мне удается встать, но ноги настолько затекли, что я вынужден уцепиться за этого «санитара», чтобы не упасть. Его дружок пытается поднять Гарри. Но старина не желает и пальцем пошевелить. Он уже вообще ничего не желает, лишь испускает стон и продолжает лежать неподвижно. Мэри Джексон смотрит на него с интересом, а Кора встает и подходит. И не успеваю я набрать в легкие воздуху, как она размахивается и бьет его спереди под коленку своим острым каблуком. Гарри подскакивает, как от удара током, и начинает истошно орать. Мэри Джексон проявляет все возрастающий интерес к происходящему, и ее розовый язычок облизывает блестящие от помады губы. Эта девушка явно из тех, кто обожает точить чьи-нибудь пальцы лезвием бритвы. Гарри вышел из оцепенения и, продолжая вопить, перекатывается по полу, стараясь увернуться от Коры. Он цепляется за стену, раздается скрежет ногтей. И наконец, собрав все силы, Гарри удается встать на ноги. А Коре Лезерфорд смешно. Только смех вдруг замирает, потому что кулак Гарри с размаху опускается ей на правую грудь. И вот уже Кора сама орет благим матом и приплясывает на месте, схватившись обеими руками за свой бюст.

«Санитары» вытаскивают нас на улицу. Мы пересекаем двор, усыпанный гравием. Все машины стоят на месте: большая, моя и последняя — «додж» Коры. Мы устраиваемся в большой. Наши стражи, очевидно, собираются оставить Кору здесь, потому что, усадив нас, весельчак опять идет в ресторан и возвращается, ведя за собой только Мэри Джексон. Я подталкиваю Гарри и стараюсь устроить его поудобнее. Мэри садится рядом со мной, и машина трогается с места. За рулем — коротышка, а толстяк наблюдает за нами в зеркальце заднего вида.

— Куда едем? — интересуюсь я.

— Да вы уже угадали, — отвечает он. — В гости к одному очень любезному господину, который предоставляет посетителям — и леди, и джентльменам — спальни со всей необходимой обстановкой!

Он умолкает, поворачивает какую-то ручку на передней панели и вызывает кого-то по радио. Скорее всего, они установили на своих машинах переговорные устройства типа «уоки-токи», какими пользуются в армии. Теперь становится ясно, почему те четверо поджидали нас прямо в ресторане: передатчик Коры был включен, и они слышали весь наш разговор с того момента, как я сел в «додж».

Я чувствую, как ко мне прислоняется Мэри Джексон и тут же начинает ерзать. Руки мои все так же связаны, и я не могу пошевельнуться, но ощущаю прикосновение ее ладони к своему бедру, и мне это не нравится. Все мои фантазии и желания как-то странно притупились с тех пор, как Кора приласкала меня по черепу произведением искусства.

— А вы симпатяга, — ни с того ни с сего заявляет мне Мэри Джексон, — только надо, чтобы физиономия чуть-чуть зажила, и будете совсем в порядке… Ну почему вы позволили этим громилам так себя отделать?

— Да если бы ваша подруга Кора не напала на меня так предательски, — отвечаю я, — ни в жисть бы им со мной не совладать!

Мэри Джексон тихо смеется. У нее очень красивые светлые волосы, и от нее пахнет чем-то неуловимо знакомым.

— Я сама совершенно не понимаю, что происходит, — говорит она. — Кора пригласила меня провести уик-энд на вилле у своих друзей.

— Это у кого же? — спрашиваю я.

— У Маркуса Шутца… у доктора Маркуса Шутца. Говорят, у него всегда полно народу. Ну вот мы и поехали. А потом нам повстречались вы со своим другом. Как, кстати, его зовут?

Я стараюсь отвечать как можно спокойнее. Ее рука, как бы сама по себе, продолжает гладить меня по коленкам.

— Его зовут Килиан, — отвечаю я. — Гарри Килиан.

Думаю, нет причин вешать ей на уши лапшу.

Эта Мэри Джексон — обыкновенная нимфоманка. Вот и все. Наконец она оставляет в покое мои ноги и пристраивается в глубине машины, обняв меня одной рукой за шею. Что за чертовщина! Ну неужели меня так всегда и будут заставать врасплох именно в тот момент, когда я не в силах за себя постоять?

У меня в башке не мозги, а фарш, я весь в синяках, на вид, должно быть, просто ужасен, да еще со связанными руками — а этой психопатке все до лампочки, и она начинает увлеченно колдовать над моим лицом, где-то в районе большой скуловой мышцы, — и все это в машине, которая везет нас к Маркусу Шутцу, к доктору Маркусу Шутцу. К тому, кто похищает людей и заставляет ложиться друг с другом в постель! А заодно устроил операционные, где делают снимки… Такие снимки, что мне недавно посчастливилось повидать и за которые полдюжины молодцов уже перестреляли друг друга.

Мэри поворачивается ко мне лицом, притягивает к себе, от чего мне делается ужасно больно, и принимается целовать. Рот ее сладок и свеж, а учитель был просто мастером своего дела. У меня кружится голова, и я мечтаю, чтобы этот миг продлился как можно дольше. Впрочем, он и так достаточно продолжителен. Я закрываю глаза и совсем перестаю сопротивляться… Как прекрасно, что когда-то изобрели этих женщин… Я уверен, что толстомордый наблюдает за нами в зеркальце, но мне совершенно наплевать. Мэри Джексон отстраняется от меня и едва слышно вздыхает.

— Лучше я устроюсь между вами, — говорит она. — А то здесь в углу как-то неудобно.

— Как вам будет угодно, — отвечаю я.

Не скажу, что сидеть со связанными руками доставляло мне особенное удовольствие, потому что в этот момент я бы нашел куда их деть. Она приподнимается и переползает через меня, в то время как я пытаюсь подвинуться вправо. На девушке лишь одно легкое платьице, и я замираю от прикосновения ее упругого тела… Я готовлюсь к восстановлению контакта… Но эта чертовка поворачивается к Гарри, обхватывает голову моего друга и проделывает с ним то же, что и со мной. Я отнюдь не против — ведь это старина Гарри, но чувствую, что сам как-то уменьшаюсь по отношению к ней, причем как в переносном, так и в прямом смысле этого слова. Я пользуюсь передышкой и любуюсь пейзажем за окном. Толстяк на переднем сиденье устроился вполоборота к нам и развлекается, как в цирке. Он меряет меня саркастическим взглядом, потом опять крутит ручки радиопередатчика и продолжает еле слышные переговоры с невидимыми собеседниками. Они, должно быть, где-то неподалеку, так как мне известно, что радиус действия таких маленьких передатчиков невелик. А за окнами все та же картина: ярко палит солнце, начинающее уже клониться к горизонту, да кое-где мелькают чахлые деревца и яркие цветы. Иногда машина проезжает мимо валяющегося у дороги верблюжьего скелета, и тогда перед глазами возникают кочевавшие здесь когда-то караваны. Мэри Джексон отпускает Гарри и снова придвигается ко мне.

— Ну что, еще не надоело? — недовольно ворчу я.

— Подождите, я хочу выбрать… — безо всякого стеснения заявляет она. — Вообще, если разобраться, вы мне нравитесь больше.

Вот чертовка… а ведь соображает! Я, конечно, понимаю, что это самая вульгарная лесть… Но все-таки приятно. На этот раз она берется за дело с еще большим пылом… а его у этой девицы в избытке!

— Если бы вы все же перерезали веревку… — удается выдавить мне, — то я по крайней мере не чувствовал бы себя таким бесполезным.

— Да я бы с радостью, — отвечает она, — но нечем… Давайте не будем терять времени, и так очень хорошо.

Гарри, который было очнулся, снова впал в совершенное забытье. Предполагаю, что это поцелуи Мэри добили его. А сейчас волна блестящих волос спадает мне на щеку, перед глазами мелькает ее нежное ушко и мой взгляд теряется в тенистых изгибах тонкой круглой шеи. Нежное тепло начинает охватывать меня, и я перестаю сердиться на этих мужиков, которые везут меня к доктору Маркусу Шутцу… неужели я наконец узнаю, кто такой этот доктор Шутц?

Этот вопрос проносится в голове, но довольно смутно, так как я чувствую себя очень далеким от всяких криминальных проблем. Машина замедляет ход, сворачивает направо на проселочную дорогу и снова мчится вперед. Этот маневр буквально приклеил меня к Мэри. Я чувствую смутные угрызения совести при мысли о Сандэй Лав. Тем временем упругий бюст Мэри расплющивается о мою грудь, и я слышу, как ее дыхание учащается. Машина подпрыгивает на колдобинах. Но вот снова тормозит, еще раз сворачивает, теперь налево, проезжает еще двести метров и резко останавливается.

Сквозь рассыпавшиеся по моему лицу светлые волосы Мэри я вижу высокую кирпичную стену.

Оба охранника вылезают из машины. Я слышу, как один из них чертыхается, потом раздается скрип тормозов еще одной машины, и вижу, как толстяк валится на землю под тяжестью молнией метнувшегося на него зверя, в то время как его напарник падает в глубокий нокаут… Узнаю работу Майка Бокански и его собачки Нуну… а также улыбающуюся лукавую физиономию Энди Зигмана.