И в сердце нож

Глава 9

Черный, сияющий лаком катафалк испускал жар, как печка. Он стоял перед Первой церковью Святого Экстаза на углу 143-й и Восьмой авеню. Тощий черный мальчуган, сверкая белками глаз, дотронулся рукой до раскаленного крыла и тотчас же ее отдернул.

В закрашенных черной краской окнах церкви, ранее бывшей супермаркетом, отразились три черных «кадиллака»-лимузина и вереница роскошных машин, гуськом расположившихся за «кадиллаком», словно куры-несушки за петухом.

Люди всех цветов и оттенков кожи в пестрых одеждах запрудили улицу, чтобы поглазеть на сливки гарлемского преступного мира, почтившего своим присутствием похороны Большого Джо. Черные женщины защищались от палящего солнца яркими зонтиками и зелеными козырьками.

Эти люди угощались красными арбузами, выплевывали черные семечки и потели под вертикальными лучами июльского солнца. У многих в руках были большие винные и пивные бутылки и бутылки поменьше — с шипучкой или кока-колой, приобретенные в соседней засиженной мухами бакалее. Они лизали покрытые шоколадом брикеты мороженого, подававшиеся с тележки, уплетали сандвичи с жареной свининой и кидали обглоданные косточки на мостовую веселым кошкам и собакам, а крошки — нахальным гарлемским воробьям.

Ветер гонял мусор по грязной улице, пускал пыль в глаза, пачкал лица. Громкие голоса, раскаты смеха, колокольчики уличных торговцев сливались со звуками заупокойной службы из открытых дверей церкви и гулким летним грохотом автомашин на улице.

Получился отменный пикник.

Потные полицейские на лошадях, пешие полицейские с расстегнутыми воротниками форменных рубашек, а также патрульные машины с опущенными стеклами управляли толпой.

Когда Джонни поставил свой длинный «кадиллак» на отведенное место и вылез вслед за Дульси и Пламенной, по толпе прокатился легкий гул. То здесь, то там вслух называли его имя.

В церкви было жарко, как в духовке. Грубые деревянные скамейки были до отказа заполнены друзьями Большого Джо — там собрались игроки, сутенеры, проститутки, официанты вагонов-ресторанов, поборники Святого Экстаза, масоны — они пришли проводить его в последний путь и теперь поджаривались на медленном огне.

Джонни со своими женщинами протиснулся вперед. Оки уселись рядом с Мейми, Сестренкой и теми, кто должен был нести гроб, — были там белый стюард из вагона-ресторана, Великий Магистр ложи, к которой принадлежал Большой Джо, разодетый в роскошную красно-белую золоченую форму, седой плоскостопый официант, известный как дядя Джин, и два дьякона из церкви Святого Экстаза.

Гроб Большого Джо, уставленный корзинами с розами и ландышами, занимал почетное место перед кафедрой проповедника. Над гробом летали зеленые мухи.

За гробом на кафедре метался преподобный Шорт, словно под его ногами был не пол, а раскаленная плита.

Его костлявое лицо горело религиозным жаром, и с него градом лил пот, стекавший за целлулоидный воротничок на черный шерстяной костюм. Очки в золотой оправе запотели. Пиджак и брюки были в пятнах пота.

— И сказал Господь, — верещал он, отмахиваясь от зеленых мух, что норовили сесть ему на лицо, и брызгая слюной, как садовая лейка. — «Тех, кого Я люблю, Я упрекаю и наказываю». Вы меня слышите?

— Слышим! — отвечали хором прихожане.

— Так проявите усердие и покайтесь…

— …покайтесь…

— Я обращаюсь к Книге Бытия…

— Бытия…

— Господь создал Адама по образу и подобию своему…

— По образу и подобию…

— Я ваш проповедник и хочу рассказать притчу…

— Проповедник расскажет притчу…

— Вот лежит в гробу Большой Джо Пуллен, такой же человек, как и Адам, также созданный по образу и подобию Господа…

— Большой Джо… по образу и подобию Господа…

— Адам родил двух сыновей, Каина и Авеля.

— Каина и Авеля.

— Каин восстал против своего брата и вонзил ему нож в сердце и убил его.

— Иисус Спаситель… убил его…

— Я вижу, как Спаситель покидает небеса, одевается в одежды вашего проповедника, лицо Его становится черным, Он грозит перстом нераскаявшимся грешникам и говорит: «Кто с мечом придет, тот от меча погибнет».

— От меча погибнет. Спаситель…

— Я вижу, как Он грозит перстом и говорит: «Живи Адам сейчас, он бы ныне лежал в гробу и его звали бы Большой Джо Пуллен».

— Смилуйся, Господи…

— И был бы у него сын Авель…

— Сын Авель.

— И он женился бы на дочери Каина.

— На дочери Каина.

— И я вижу, как Он выходит и говорит…

— И говорит…

Брызжа слюной, разевая свой рыбий рот, он ткнул своим дрожащим пальцем в сторону Дульси:

— Я слышу, как Он вопрошает: «О, сестра Каина, зачем убила ты своего брата?»

Гробовое молчание окутало, словно саваном, разгоряченное собрание. Все взоры устремились на Дульси. Она заерзала на скамье. Джонни быстро вскинул глаза на проповедника, и шрам у него на лбу снова ожил.

Мейми привстала с места и крикнула:

— Это не так, вы же знаете, это не так!

Тогда в углу вскочила сестрица, простерла руки к потолку, растопырила пальцы и завизжала:

— Господи, смилуйся над бедной грешницей!

В церкви начался бедлам. Поклонники Святого Экстаза повскакивали с мест и, повалившись на пол, стали кататься в конвульсиях.

— Убийца! — неистово визжал преподобный Шорт.

— Убийца! — хором вторили ему прихожане.

— Неправда! — кричала Мейми.

— Распутница! — визжал преподобный.

— Распутница! — вторил хор.

— Лживый подлец! — обрела наконец дар речи Дульси.

— Пусть покричит! — ровным голосом отозвался Джонни. Его лицо было непроницаемо.

— Прелюбодеяние! — верещал преподобный.

При упоминании прелюбодеяния собрание и вовсе обезумело.

Братья и сестры добавили жару: перекатываясь с боку на бок, они молотили руками и ногами и с пеной у рта вопили:

— Прелюбодеяние!

Мужчины и женщины катались по полу. Скамейки трещали. Церковь шаталась. Гроб ходил ходуном. Запахло потными телами. «Прелюбодеяние! Прелюбодеяние!» — взывали религиозные безумцы.

— Я ухожу! — объявила Дульси, вставая с места.

— Сядь, — приказал Джонни. — От этих святош можно ждать чего угодно.

Церковный органист заиграл «Роберту Ли», чтобы как-то восстановить порядок, а толстый официант запел высоким тенором «Дорога длинная лежит передо мною…».

Услыхав про длинную дорогу, фанатики стали подниматься с пола. Они отряхивали одежду, смущенно поправляли сдвинутые, а где и поломанные скамейки, а органист играл «Кати свои воды, Иордан».

Но преподобный Шорт уже не был властен над собой. Он сбежал с кафедры и, оказавшись перед гробом, стал тыкать пальцем в Дульси. Тогда два помощника хозяина похоронного бюро повалили его на пол и держали, придавив коленями, пока он не успокоился. Затем траурная служба пошла своим чередом.

При звуках гимна «К Тебе, Господь» собравшиеся встали с мест и вереницей двинулись мимо гроба, чтобы в последний раз взглянуть на бренные останки Большого Джо Пуллена. Последними подошли родственники, а когда гроб накрыли крышкой, Мейми Пуллен упала на него с криком:

— Не уходи, Джо, не оставляй меня одну!

Хозяин похоронного бюро с трудом оттащил ее от гроба, а Джонни обнял за талию и повел к выходу. Но владелец похоронной конторы потянул его за рукав:

— Не уходите, мистер Перри. Вы понесете гроб.

Джонни передал Мейми на попечение Дульси и Аламены.

— Будьте с нею, — распорядился он.

Затем он присоединился к остальным пятерым. Они подняли гроб, пронесли его по проходу мимо полицейского кордона и погрузили на катафалк.

Собратья Большого Джо по ложе стояли на улице в полном параде: алые мундиры с золотом, голубые брюки с золотыми лампасами. Впереди шел оркестр ложи.

Оркестр заиграл «Пришествие Иоанна», и люди на улице стали подпевать.

За марширующими братьями двинулась и похоронная процессия.

Дульси и Аламена сидели по обе стороны от Мейми в первом из трех черных лимузинов. Джонни ехал за третьим из них в своем огромном «кадиллаке» с открытым верхом.

Через две машины от него ехали в голубом «бьюике» Куколка и Чарли Чинк.

Оркестр играл старый похоронный марш в ритме свинга, трубач посылал в раскаленный гарлемский воздух высокие ясные аккорды. Толпа была наэлектризована до предела. Люди входили в экстаз, пританцовывая. Они двигались в самых разных направлениях — вперед, назад, кругами, зигзагами, покачиваясь под воздействием синкопов. Они шли по мостовой, по тротуарам, протискивались между стоявшими машинами. Порой начинали кружиться парочки, но чаще каждый танцевал сам по себе, иногда и не в такт, но, подчиняясь магии музыки, в конечном счете они двигались вместе с процессией.

Процессия прошла по Восьмой авеню до 125-й улицы, двинулась на восток к Седьмой авеню, свернула у отеля «Тереза» и пошла в северном направлении к мосту на 155-й улице в сторону Бронкса.

На мосту оркестр остановился, масоны тоже, прецессия стала редеть. За мостом Гарлем кончался, и туда двинулись лишь главные участники. Они отправились в долгий путь по Бронкс-парк-роуд мимо зоопарка к кладбищу «Вудлоун».

Проигрыватель, встроенный в катафалк, начал играть пластинку с органной музыкой. Процессия прошла в арку и оказалась на огромном кладбище. Вскоре они окружили свежевырытую могилу с горой желтой глины. Шестеро мужчин выгрузили гроб из катафалка и поместили его на приспособление, с помощью которого гроб медленно опустился в могилу. Орган на пластинке заиграл «Опускается твоя колесница», и толпа скорбящих стала с завываниями подпевать. Преподобный Шорт, уже полностью овладев собой, стоял у могилы и хриплым речитативом читал молитву.

Когда гроб опустился на дно могилы, Мейми зарыдала и попыталась сама последовать за гробом. Внезапно Дульси зашаталась, стала оседать и чуть было не рухнула в могилу. Аламена обхватила ее за талию, но Чарли Чинк подошел сзади и, вовремя подхватив Дульси, уложил ее на траву. Джонни увидел это краем глаза, сдал Мейми на руки одному из дьяконов и двинулся в сторону Чинка. Лицо его пожелтело от злости, а шрам опять ожил, щупальца осьминога запрыгали.

Увидев Джонни, Чинк попятился и попытался выхватить нож. Но Джонни сделал выпад и левой ногой заехал Чинку по правой голени. Острая боль заставила Чинка согнуться пополам. Не давая ему опомниться, Джонни ударил Чинка правой рукой в ухо, а когда тот полетел на землю, попытался левой ногой ударить ему по голове, но промазал и попал по плечу.

Затем, увидев в руках могильщика лопату, Джонни выхватил ее и ударил, метя лезвием по шее Чинка. Крошка-Великан из ресторана Толстяка успел схватить Джонни за руку.

В результате удар пришелся плашмя по затылку, отчего Чинк полетел в могилу и упал на гроб.

Затем Крошка-Великан и с полдюжины помощников разоружили Джонни и отвели его подальше от Чинка.

Там его взяли в кольцо темные личности, его дружки по клубу. Толстяк просипел:

— Черт побери, Джонни, хватит нам покойников. Зря ты так рассвирепел.

Джонни, отмахиваясь от их сдерживающих рук, стал оправлять растрепанную одежду.

— Я не хочу, чтобы этот ублюдок полукровка до нее дотрагивался, — сообщил он своим привычным ровным голосом.

— Господи, да она же грохнулась в обморок, — сказал Толстяк.

— Даже если бы отдала Богу душу, — отчеканил Джонни.

Друзья только покачали головами.

— На сегодня с него хватит, шеф, — заметил Кид Никель. — Ему здорово досталось.

— Я больше его не трону, — пообещал Джонни. — Где там мои женщины? Я отвезу их домой.

Он двинулся к своей машине. Тут же прекратилась музыка. От могилы убрали лебедку. Могильщики стали закапывать гроб. Собравшиеся молча побрели к своим машинам.

Мейми, сопровождаемая Дульси и Пламенной, подошла к машине Джонни и села на заднее сиденье. За ней последовали Аламена и Сестренка.

— Господи, Господи, — горестно произнесла Мейми. — Это не жизнь, а сплошные неприятности. Но ничего, я не долго задержусь в этом мире.