— Биггинс говорит.
Я покрепче ухватил трубку, а другую руку сжал в кулак так, что ногти вонзились в кожу. Мистер Биггинс имел обыкновение долго и мучительно колебаться, доводя меня до исступления. Вызвать ветеринара, по его понятиям, значило пустить в ход последнее отчаянное средство, и для него было истинной пыткой решать, пора уже или все-таки можно немножко погодить. В довершение, если мне тем не менее удавалось прорваться к нему на ферму, он с ослиным упрямством избегал следовать моим советам. Я хорошо понимал, что так ни разу и не смог ему угодить.
Он донимал меня в довоенные дни и теперь, когда война кончилась, ничуть не изменился, только немного постарел и стал еще упрямее.
— Что случилось, мистер Биггинс?
— Ну… телка у меня того.
— Хорошо, утром приеду посмотрю ее.
— Э-эй, погодите минутку! — Мистер Биггинс все еще не был уверен, стоит ли мне приезжать или не надо, хотя уже решился позвонить. — А смотреть-то ее нужно?
— Право, не берусь судить. Как она себя ведет?
Длительная пауза.
— Да вот легла и лежит.
— Лежит? Видимо, что-то серьезное. Приеду, как только смогу.
— Да погодите вы! Не так уж она давно и лежит!
— Так сколько же?
— Последнюю пару деньков, всего-то.
— Она что, вдруг легла и не вставала больше?
— Да нет же! Нет. Какое там! — Моя тупость его явно раздражала. — Неделю не ела, а вот теперь и легла.
Я набрал полную грудь воздуха и тихо его выпустил.
— Так, значит, она неделю болела, а теперь совсем обессилела, и вы решили меня вызвать?
— Ну, да. Глаза-то у нее вроде ясные были, покуда она не слегла.
— Хорошо, мистер Биггинс. Сейчас приеду.
— Э… Приезжать-то вам так уж нужно? Не то ведь…
Я повесил трубку. По горькому опыту я знал, что такой разговор может длиться до бесконечности. И еще знал, что почти наверное еду к обреченному животному. Но вдруг, если поторопиться, что-то все-таки удастся сделать?
У мистера Биггинса я был через десять минут, и встретил он меня, как обычно: руки в карманах, голова втянута в плечи, глаза подозрительно буравят меня из-под мохнатых насупленных бровей.
— Приехали, значит? Да только поздновато.
Я успел опустить одну ногу на землю, но, услышав это, вылезать не стал.
— Уже сдохла?
— Пока-то нет. А вот-вот — и конец ей.
Я только зубами скрипнул. Телка болела неделю, я приехал через десять минут после его звонка, но его тон двух толкований не допускал: если она сдохнет, виноват буду я. Поздновато приехал!
— Ну, что же, — сказал я, справившись с собой. — Раз так, делать мне тут нечего. — И я втянул ногу в машину.
Мистер Биггинс опустил голову и пнул булыжник тяжелым сапогом.
— Что же, и смотреть ее не будете?
— Так вы же сказали, что ей уже нельзя помочь.
— Ну и сказал. А кто ветеринар-то?
— Как хотите… Я выбрался из машины целиком. — Где она?
Он помолчал.
— А за осмотр вы особо возьмете?
— Нет. Я уже здесь, и, если ничего сделать не смогу, платить вы будете только за вызов.
Картина была до боли знакомая. Молоденькая телка лежала в темном углу коровника. Провалившиеся остекленевшие глаза каждые несколько секунд подергивались в предсмертной агонии. Температура была 37.
— Да, вы правы, мистер Биггинс. Она умирает. — Я спрятал термометр и повернулся к двери.
Фермер, ссутулив плечи, угрюмо уставился на телку. Потом быстро взглянул на меня.
— Куда это вы?
Я удивленно обернулся.
— У меня есть еще вызовы. Вашу телку мне очень жаль, мистер Биггинс, но сделать уже ничего нельзя.
— Вот так и уйдете, не почесавшись? — Взгляд его стал воинственным.
— Но она же умирает. Вы сами сказали.
— А ветеринар кто, я или вы? И даром что ли говорят, пока есть жизнь, есть и надежда?
— К ней это не относится. Смерть может наступить в любую секунду.
Он снова уставился на телку.
— Она же дышит, так или не так? А вы ее без помощи бросите?
— Ну-у… если хотите, могу сделать ей стимулирующую инъекцию.
— Хочу, не хочу… Это вы должны знать, а не я.
— Хорошо, попытаюсь.
Я пошел к машине.
Телка в глубокой коме даже не почувствовала укола в яремную вену. Я медленно нажимал на плунжер, и тут вновь подал голос ее хозяин:
— Инъекции-то ваши штука дорогая. Во что мне эта обойдется?
— Право, не знаю! — Голова у меня уже шла кругом.
— Небось, все будете знать, чуть сядете писать мне свой счетище, а?
Я промолчал. Шприц почти опустел, но тут телка вытянула передние ноги, слепо посмотрела перед собой и перестала дышать. Несколько секунд я продолжал стоять над ней, потом прижал ладонь к ее сердцу.
— Боюсь, что все, мистер Биггинс.
Он молниеносно нагнулся к трупу.
— Прикончили ее, значит?
— Да что вы! Она же была при последнем издыхании.
Фермер выпрямился и помассировал колючий подбородок.
— Чего же она настимулировала, инъекция-то ваша?
Я молча положил шприц в футляр. Не вступать же с ним в пререкания! У меня было одно желание — поскорее убраться отсюда.
Но только я направился к машине, как мистер Биггинс ухватил меня за рукав.
— Так что у нее было-то?
— Не знаю.
— Не знаете, э? За инъекцию вашу мне платить, а вы не знаете. На то вы и ветеринар, чтобы знать!
— Совершенно справедливо, мистер Биггинс. Но в данном случае мне остается констатировать, что животное агонизировало. Причину смерти можно установить лишь при вскрытии.
Фермер возбужденно одернул куртку.
— Смех да и только! Телка сдохла, и никто не знает почему. Ее же всякая зараза убить могла, так?
— Ну-у… конечно.
— И сибирка!
— Вот это нет, мистер Биггинс. Сибирская язва протекает стремительно, а, по вашим же словам, телка болела больше недели.
— Да вовсе она не болела. Понурая была, и все. А потом свалилась, как подстреленная. Чего уж стремительней-то?
— Да, но…
— А у Фреда Брамли дальше по дороге в прошлом месяце корова от сибирки сдохла или нет?
— Совершенно верно. Первый точно установленный случай в наших краях за несколько лет. Но корова успела сдохнуть прежде, чем он хоть что-нибудь заметил.
— А мне наплевать! — Мистер Биггинс упрямо выставил подбородок. — Про это в газете писали, и чтобы все такие внезапные случаи проверять на сибирку, потому как она заразная и для людей смертельная. Желаю, чтобы мою телку проверили!
— Ну, ладно, — ответил я, совсем обессилев. — Если вы требуете… Микроскоп у меня с собой.
— Микроскоп? Так это почем же обойдется?
— Не беспокойтесь. За такие анализы платит министерство, — ответил я и зашагал к дому.
Мистер Биггинс кивнул с мрачным удовлетворением и тут же вопросительно поднял брови.
— Куда это вы идете?
— В дом. Мне надо позвонить в министерство. Тут требуется их разрешение. Звонок я оплачу, — добавил я поспешно, потому что его лицо сразу посуровело.
Пока я разговаривал с секретарем, мистер Биггинс дышал мне в ухо, а когда я спросил, как его полное имя, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Это еще зачем? Одна морока, — проворчал он.
Я вернулся к машине и вынул нож для вскрытий. Большой остро наточенный нож для разделки жаркого, которым я, естественно, живых животных не оперировал.
Мистер Биггинс сглотнул.
— Черт! Ну и ножище! Это что ж вы им делать будете?
— Возьму немножко крови. — Я нагнулся, сделал надрез у основания хвоста, размазал кровь по предметному стеклышку, взял микроскоп и пошел на кухню.
— А теперь вам чего требуется? — кисло осведомился мистер Биггинс.
Я поглядел но сторонам.
— Свободная раковина, огонь и вон тот стол у окна.
Раковина была заставлена грязной посудой, которую фермер, сердито ворча, извлекал из нее, пока я зафиксировал кровь, проведя стеклышко сквозь язык пламени в очаге. Я отошел к раковине и капнул на стеклышко метиленовой синей. По белому дну раковины расплылось голубоватое пятно, которое не смылось, когда я ополоснул стеклышко холодной водой под краном.
— Вон как вы раковину испакостили! — воскликнул мистер Биггинс. — Да хозяйка, когда вернется, меня поедом есть будет.
— Не беспокойтесь, оно сразу отойдет.
Я выдавил из себя улыбку. Но он мне не поверил.
Я высушил стеклышко у огня, установил микроскоп на столе и посмотрел в окуляр. Ну, разумеется, ничего кроме эритроцитов и лейкоцитов. Ни единой сибиреязвенной палочки в поле зрения.
— Все нормально, — сказал я. — Можете звонить живодеру.
Мистер Биггинс надул щеки и страдальчески махнул рукой.
— Ну, задали вы мне чертову мороку, и все попусту, — пожаловался он.
Уезжая, я подумал — и не в первый раз, — что мистера Биггинса ничем пронять невозможно, верх всегда остается за ним. И месяц спустя это убеждение окрепло еще больше, когда в базарный день он вошел в приемную.
— У одной моей коровы язык одеревенел. Дайте-ка мне йоду, чтоб смазывать.
Зигфрид поднял голову от книги вызовов.
— Отстали от времени, мистер Биггинс, — улыбнулся он. — У нас теперь есть средства получше.
Фермер принял привычную позу — втянул голову в плечи и насупился.
— Мне эти ваши новые штучки ни к чему. Чем всегда скотину пользовал, тем и буду.
— Послушайте, мистер Биггинс, — со всей доступной ему убедительностью начал Зигфрид, — язык йодом уже сто лет никто не смазывает. Мы давно с успехом применяли йодистый натрий внутривенно, но даже от него отказались, потому что сульфаниламид еще лучше.
— Одни пустые слова, мистер Фарнон, хоть, конечно, и ученые, куда уж нам! — буркнул фермер — А что для моей коровы лучше, это уж мне решать. Так дадите йоду или нет?
— Нет, — отрезал Зигфрид, и его улыбка погасла. — Как ветеринар я просто не имею права прописывать устаревшие, отвергнутые средства. — Он обернулся ко мне. — Джеймс, будьте так добры, принесите фунтовый пакет сульфаниламида.
Под аккомпанемент протестов мистера Биггинса я пробежал по коридору в аптеку, где целые полки были заняты пакетами сульфаниламида, фунтовыми и полуфунтовыми, в тот период он находил широчайшее применение в ветеринарной практике, так как оказался куда действеннее наших былых панацей. С успехом использовался при многих инфекционных заболеваниях, служил великолепной присыпкой для ран и, как совершенно правильно сказал Зигфрид, быстро исцелял актиномикоз — или "деревянный язык", пользуясь средневековым термином.
Кубические пакеты из белой бумаги были перевязаны шпагатом. Схватив один, я рысцой вернулся в приемную. По коридору поочередно разносились два громких голоса.
Спор не оборвался, и когда я вошел в дверь. С первого взгляда мне стало ясно, что терпение Зигфрида истощилось. Он буквально вырвал у меня пакет и начал торопливо писать на этикетке дополнительные инструкции.
— Для начала дайте три столовых ложки в пинте воды, а потом…
— Говорят же вам, не желаю я…
— …давайте по одной столовой ложке три раза в день…
— …не верю я во всякие ваши новомодные штучки…
— …а когда пакет кончится, загляните сюда, и, если надо будет, мы дадим вам второй…
Фермер смерил моего партнера злобным взглядом.
— От этой пакости никакого толка не будет!
— Мистер Биггинс, — произнес Зигфрид со зловещим спокойствием, — сульфаниламид вылечит вашу корову.
— Не вылечит!
— Вылечит!
— Не вылечит!
Зигфрид хлопнул ладонью по столу. Категорически и оглушительно.
— Забирайте! А если не поможет, я с вас ничего не возьму. Договорились?
Мистер Биггинс сузил глаза, но я видел, что соблазнительная мысль получить что-то просто так, ничего не уплатив, взяла верх над всем остальным. Медленно, неохотно он протянул руку и взял пакет.
— Вот и хорошо! — Зигфрид взмыл из-за стола и похлопал фермера по плечу. — Позвоните, когда порошок кончится. И бьюсь об заклад, на что хотите: вашей корове сразу станет много лучше.
Дней через десять, возвращаясь после кастрации жеребят, мы с Зигфридом оказались возле фермы мистера Биггинса. Завидев его дом — массивное квадратное здание, с палисадником, где зеленела только картошка (мистер Биггинс считал всякие там цветочки зряшным переводом денег), — мой партнер притормозил.
— Завернем-ка туда, Джеймс, — прожурчал он. — Наш приятель словно воды в рот набрал. Подозреваю, самолюбие не позволяет признать, что от сульфаниламида толк все-таки есть. — Он тихонько засмеялся. — Вот мы ему хвост и прищемим!
Он свернул во двор позади дома. Но когда собрался постучать в дверь кухни, вдруг опустил уже занесенную руку, дернул меня за локоть и возбужденно прошептал:
— Нет, Джеймс, вы только поглядите!
За стеклом кухонного окна на подоконнике красовался наш кубический пакет и белой обертке, целый и невредимый. Даже шпагат не был снят.
Зигфрид стиснул кулаки.
— Чтоб его черт побрал, осел упрямый! Он ведь даже не попробовал — из чистой подлости.
Но тут мистер Биггинс отворил дверь, и Зигфрид весело с ним поздоровался.
— А, мистер Биггинс! Доброго утра. Мы проезжали мимо и решили посмотреть, как дела у вашей коровы.
Глаза под мохнатыми бровями забегали, но мой партнер произнес самым дружеским тоном, небрежно взмахнув рукой:
— Разумеется, бесплатно. Нам самим любопытно взглянуть.
— Э… а… Я вот в шлепанцах… Сел вот чайку попить… Чего вам затрудняться…
Но Зигфрид уже устремился к коровнику. Обнаружить больную оказались проще простого: обтянутый шкурой живой скелет — с морды свисают сосульки слюны, под нижней челюстью длинное вздутие. Среди упитанных товарок она сразу бросалась в глаза.
Зигфрид быстро ухватил ее за нос, повернул мордой к себе, другой рукой открыл рот и потрогал язык.
— Нет, вы только, пощупайте, Джеймс, — шепнул он.
Я провел пальцами по твердой бугристой поверхности.
— Ужасно! Чудо, что она еще хоть что-то ест. — Я понюхал пальцы. — И йодом смазано.
— Да. Он сразу от нас отправился в аптеку.
Тут дверь коровника распахнулась и на пороге возник запыхавшийся мистер Биггинс.
Мой партнер устремил на него печальный взгляд вдоль коровьей спины.
— Видимо, вы были правы. Наше лекарство нисколько ей не помогло. Просто не понимаю! — Он погладил подбородок. — И бедной вашей корове, боюсь, очень плохо. Совсем истощена. Приношу вам свои искренние извинения.
На лицо мистера Биггинса стоило посмотреть!
— А… да ну… оно, конечно… не полегчало ей… Того и гляди…
— Послушайте, — перебил Зигфрид, — я чувствую, что вина моя. Мое лекарство ей не помогло, значит, я обязан ее вылечить. — Он решительно зашагал сквозь строй коров. — У меня а машине есть раствор, который обязательно должен ей помочь. Извините, я сейчас.
— Да погодите вы… я ж не знаю… — Но его возражения пропали втуне, Зигфрид уже открывал багажник.
Он тотчас вернулся с флаконом — я не понял, чего, — и начал набирать его содержимое в двадцатикубиковый шприц, не спуская глаз с мерных делений и фальшиво насвистывая какой-то мотив.
— Подержите хвост, Джеймс, будьте добры, — скомандовал он и занес шприц над ягодичной мышцей страдалицы, но внезапно обернулся к фермеру и сказал: — Великолепное средство, мистер Биггинс, и так удачно, что вы скормили ей наш пакет.
— Чего-чего?
— Без такой подготовки это средство могло бы подействовать не самым желательным образом.
— Э… убило бы ее, что ли?
— Не исключено, — промурлыкал Зигфрид. — Но не тревожьтесь! Она ведь получала сульфаниламид.
Игла уже почти вонзилась в шкуру, когда фермер не выдержал:
— Э-эй! Да погодите же! Не колите!
— В чем дело, мистер Биггинс? Что случилось?
— Ничего… только вот тут неувязочка вышла… — На лице фермера отразились противоречивые чувства. — Дело, значит, такое… она, думается мне, вашей этой штуки еще не так чтоб много наглоталась.
Зигфрид опустил руку со шприцем.
— Вы снизили дозировку? Но ведь я, если помните, подробно все написал на обертке.
— Так-то так, да я маленько не того… спутал, значит.
— А, пустяки! Давайте ей полные дозы, и все обойдется. — Зигфрид всадил иглу и, не слушая отчаянных воплей мистера Биггинса, ввел корове все двадцать кубиков.
Убирая шприц в футляр, он удовлетворенно вздохнул.
— Ну, теперь все должно быть в порядке. Но не забудьте — немедленно же вкатите ей три столовые ложки и продолжайте по одной, пока не кончите пакета. Корова в таком состоянии, что почти наверное, этого не хватит, но ведь вы дадите нам знать, верно?
Едва мы выехали со двора, как я накинулся на Зигфрида.
— Какую такую инъекцию вы ей сделали?
— Смесь витаминов. Они подкрепят беднягу, хотя, конечно, языка ей не очистят. Но без этого у меня ничего не вышло бы, а теперь уж он начнет давать ей сульфаниламид как миленький. Интересно будет посмотреть, что произойдет!
Действительно, было очень интересно.
Еще до истечения недели в приемную смущенно, бочком вошел мистер Биггинс.
— Мне бы еще пакетик, а? — буркнул он.
— Сию минуту! — Зигфрид сделал приглашающий жест. — Столько, сколько скажете. — Он перегнулся через стол. — У коровы, полагаю, вид стал получше?
— Ага.
— Слюноотделение прекратилось?
— Ага.
— Начала набирать тело?
— Ага. Начала. — Мистер Биггинс опустил голову, словно показывая, что больше на вопросы отвечать не желает, и Зигфрид вручил ему новый пакет.
В окно приемной мы следили, как он переходил улицу. Зигфрид хлопнул меня по плечу:
— Ну, что ж, Джеймс! Маленькая, но победа. Наконец-то нам удалось пронять мистера Биггинса!
Я засмеялся вместе с ним, разделяя его торжество, но теперь, оглядываясь на всю историю нашего знакомства с мистером Биггинсом, я пришел к выводу, что это был один-единственный случай, когда верх остался за нами.