Идеальная жена

Глава 18

Норкросс с досадой громко вздохнул:

— Послушайте, Чатсуорт, женщина уже замужем. Постарайтесь вести себя с достоинством.

Короткий злорадный смешок, изданный Чатсуортом, царапнул Сабрину по сердцу. Холодок пробежал по спине.

— Подозреваю, этого человека интересует не только Сабрина, — спокойно произнес Николас.

Он изучающе смотрел на Чатсуорта.

— А вы проницательны, Уайлдвуд, — ответил тот. — Хотя, должен признаться, если этих двух дураков привела сюда нелепая идея жениться на Сабрине, то и меня она вполне устраивала. Получив в жены Сабрину, я получил бы и ее богатство, — Он с сожалением взглянул на Сабрину. — Мы бы поладили. Однако меня привлекали ваши деньги, а не хорошенькое личико,

— Вы ошиблись, Чатсуорт, — смело заявила Сабрина, — у меня нет денег.

— Но всем ясно, что у вас будет значительное состояние.

— В самом деле?

Сабрина спокойно встретила его взгляд, но ее сердце сжималось от страха. Получить это состояние было возможно, только имея письмо.

— Не надо затевать со мной игру, Сабрина, — резко оборвал ее Чатсуорт. — Отдайте мне письмо!

— Какое письмо? — с недоумением спросил Мелвилл.

— Да, Чатсуорт, какое письмо? — невозмутимо поддержал его Николас.

— Вы очень хорошо знаете, Уайлдвуд, какое. У меня нет сомнений, что оно является истинной причиной вашего путешествия в Египет. Хотя я нахожу заверения о вашем браке весьма подозрительными. Не смешно ли, — он перевел дуло пистолета на Сабрину, — что вашему новому мужу придется расплачиваться за грехи первого?

Сабрина удивленно свела брови.

— Джек? А какое он имеет отношение к этому?

— Жаль, моя дорогая, что Стэнфорд рассказывал вам не все о своих делах, — сказал Чатсуорт. — Это письмо должно было принадлежать мне. Я уже заплатил тому идиоту, который проиграл его в карты вашему мужу. Я заплатил, и очень хорошо заплатил. Но получил только первую страницу этого письма. Она ничего не стоила, — со злостью добавил он. — Стэнфорд думал, что и вторая страница тоже ничего не стоит. Он считал, что это шутка, — до тех пор, пока не узнал, что я хочу получить ее. Я начал с ним переговоры, но он был убит. — Чатсуорт вздохнул. — Сожалею об этом, дорогая.

Его слова как будто ударили ее. Кровь отхлынула от ее лица, и она едва смогла выговорить:

— Что вы сказали?

— Я не хотел его смерти. Это произошло почти случайно, как все и думали. Однако я действительно повредил колеса кареты перед этими злополучными гонками. — Чатсуорт пожал плечами. — Стэнфорд играл мной. Он все время повышал цену за письмо. Я всего лишь хотел… так сказать, сделать его сговорчивее и заключить с ним сделку. Все это обернулось несчастьем.

У Сабрины закружилась голова.

— Вы убили его!

— Можно и так сказать. — Чатсуорт удрученно покачал головой. — Но я этого не хотел.

Чатсуорт перевел взгляд с Эрика на Белинду.

— Видимо, в этой гнусной пустыне неожиданные симпатии возникли не только у Сабрины с Уайлдвудом. А вы, дитя мое, стойте, где стоите. — Он посмотрел на Сабрину. — Знаете, а ведь я мог бы стать ее отчимом, если бы вы сразу приняли мое предложение.

— Что это значит, Чатсуорт? — спросил Норкросс. — Вы хотите сказать, что не любите ее? Никогда не любили?

— О, Сабрина — прекрасная женщина. Она была бы мне хорошей женой. Всеми уважаемой. Бесспорно добродетельной. Просто идеальной. Но, нет, мой наивный друг, я не любил ее так, как любили вы с Мелвиллом. Мне нужно было только письмо. Я ухаживал за ней, пока не убедился, что она ничего не знает о письме.

— Я совсем недавно узнала о его существовании, — слабым голосом сказала Сабрина.

— Я так и понял, когда вы неожиданно отправились из Лондона в Египет.

Мелвилл смотрел на Чатсуорта широко раскрытыми от изумления глазами.

— Это была ваша идея поехать за ней. Чем же, черт побери, так ценно это письмо?

— Золото, Мелвилл, — коротко пояснил Николас.

— Французское золото, — равнодушным тоном подтвердил Мэтт. — И немалое количество, могу добавить.

Чатсуорта не интересовал американец, и он снова обратился к Николасу:

— Отлично, Уайлдвуд. Возможно, я недооценил вас. Меня также удивляет ваш внезапный брак. Пресловутый развратник превращается в преданного мужа. Звучит неправдоподобно. Вы знали о золоте, когда женились на ней?

— Я не нуждаюсь в золоте Сабрины, — ответил Николас.

Чатсуорт презрительно рассмеялся:

— Да хватит вам, Уайлдвуд, я никогда не поверю, что вас, даже с вашими огромными богатствами, не соблазняют такие сокровища?

— Хотите верьте, хотите нет, — пожал плечами Николас, — золото меня не интересует.

— Тогда, может быть, мы закончим это дело более миролюбиво, чем я предполагал. — Чатсуорт крепко сжал плечо Белинды. — Отдайте мне письмо.

Николас посмотрел на Сабрину.

— Отдай ему письмо.

Она ответила ему недоумевающим взглядом.

— Нет! Я не отдам ему письмо, — заупрямилась она. — Джек оставил его мне. Это все, что он оставил.

— Не все, дорогая. — По лицу Чатсуорта медленно расползлась улыбка, и дуло пистолета оказалось в нескольких дюймах от Белинды. — Стэнфорд оставил вам дочь. Вы должны сделать выбор, Сабрина. — Он приставил пистолет к застывшей от ужаса Белинде. — Одно наследство в обмен на другое.

Другого выбора не было. Сабрина посмотрела в глаза Чатсуорту. Вот еще один высокомерный мужчина, пытающийся распоряжаться ее жизнью. Еще никогда ставки в борьбе не были так высоки. Она могла сейчас проиграть, но не сдалась бы без боя.

Медленными расчетливыми движениями она вытащила из-за пояса письмо и шагнула к Чатсуорту, крепко державшему Белинду. Их разделяло только пламя костра. Она протянула руку с письмом над языками пламени, жар которых шевелил бумагу.

— Отпустите ее, Чатсуорт, сейчас же.

— Нет, пока письмо не будет в моих руках.

Сабрина смотрела на него холодным пристальным взглядом, ничем не выдавая охвативший ее страх.

— Если вы сейчас же не отпустите ее, я без колебаний брошу письмо в огонь. Тогда золото не достанется никому.

— Вы поражаете меня, дорогая. — В его голосе слышалось искреннее восхищение. — Я был полностью уверен, что, когда ваша дочь окажется в смертельной опасности, вы согнетесь и уступите. Разве не так бы выглядела благородная леди Сабрина, которую мы знали многие годы? Я еще никогда не был так разочарован. Мы действительно подошли бы друг другу. — Его голос смягчился. — Знаете, я убью ее.

— Думаю, вы собираетесь убить нас всех, — сдержанно заметила она. — Но без письма вам мало будет от этого пользы. А если хоть один волос упадет с ее головы, я без малейших колебаний брошу в костер эту бумажку, а бумага хорошо горит.

Чатсуорт нахмурился:

— Откуда я знаю, что вы отдадите мне письмо, когда я отпущу девчонку?

— Откуда? Не забывайте, Реджинальд, у вас пистолет. — Она помахала письмом. — А это — мое оружие. — Она старалась убедить его. — И еще у вас есть мое слово.

— Хорошо, дорогая, — с притворной снисходительностью сказал он и резким движением оттолкнул от себя Белинду. — А теперь письмо, пожалуйста.

Белинда, пошатываясь, обошла костер и столкнулась с Сабриной. Та выпустила письмо из руки. Бумага закружилась в потоке горячего воздуха, и время, казалось, остановилось. Все затаили дыхание. Наконец от легкого дуновения ветерка листок медленно отдалился от пламени и тихо опустился на песок.

Какую-то долю секунды никто не шевелился. Затем начался хаос. Чатсуорт и Сабрина устремились к письму. Николас бросился за ними. Мэтт почти не отставал от него. Все четверо повалились на землю, и Сабрина потеряла письмо из виду.

— Оно у меня! — С радостным воплем Чатсуорт поднял письмо над головой.

Сабрина вскрикнула и бросилась к нему. Чатсуорт наставил на нее пистолет.

— Бри! — вырвалось из груди Николаса.

Он кинулся к ним, оттолкнул ее в сторону. Она упала и растянулась на песке. В ее голове звучал безумный смех Чатсуорта. В свете костра блестело его оружие. Все движения казались замедленными, как во сне. Он прицелился в Николаса, пистолет был на расстоянии руки от его груди. Страх за мужа мертвой хваткой сжал ее сердце. Она не позволит ему умереть, не может позволить! Ее руки сводило от ужаса, и песок царапал ее ладони. В последней безнадежной попытке она, схватив горсть песка, крикнула:

— Чатсуорт!

Он взглянул в ее сторону. Песок и Николас обрушились на него одновременно. Мужчины в отчаянной борьбе катались по земле, только мелькали их руки и ноги. Сабрина не могла разглядеть, кто побеждает, у кого пистолет. Прогремел выстрел. Все затихло. Она перестала дышать, сердце остановилось, а душа страстно молилась:

«Господи, только не Николас! Пожалуйста, пусть он останется жив!»

Прошла целая вечность или, может быть, меньше минуты. Тела на земле зашевелились. Словно сломанная марионетка, дергаясь и шатаясь, поднялся Чатсуорт. Сабрина, застыв от ужаса, не могла отвести глаз от его лица. В свете костра его глаза казались красными, и в них отражалась вся его злобная душа. Хватая ртом воздух, он свалился на землю.

Над ним, как доблестный воин древних времен, возвышался Николас. Его рубашка пропиталась кровью. На губах дрожала странная улыбка. Он с неожиданной робостью посмотрел на нее.

— Я думаю, любимая, если ты действительно хочешь избавиться от меня, то акулы сделают это лучше.

Из ее груди вырвалось рыдание.

— О, Николас! — Она бросилась в его объятия, плача и смеясь, и ища его губы, чтобы удостовериться, что он жив и невредим.

Мэтт опустился на колени возле неподвижного тела и посмотрел на них.

— Он мертв, нет сомнения.

Мэтт вытащил письмо из все еще сжимавшей его руки Чатсуорта. Сабрина, которая еще не пришла в себя от шока, взглянула на поверженного жениха и сказала:

— Он убил Джека.

Николас прижал ее к себе.

— А ты и не подозревала?

— Никогда. — Она покачала головой. — Кто бы мог подумать? Джек погиб из-за идиотского пари. Его смерть никого не удивила. Особенно меня.

Голос Норкросса отвлек ее внимание от окровавленного тела, лежавшего у ее ног, и от назойливых воспоминаний.

— Сабрина, надеюсь, вы понимаете, что мы ничего об этом не знали и никогда бы с ним не поехали, если б имели хоть какое-то представление о его истинной цели.

— У нас всегда были самые благородные намерения, — сказал Мелвилл. — Пожалуйста, поверьте нам.

— Джентльмены, я не сомневаюсь, что Сабрина не считает вас виновными. Однако, — Николас с тревогой посмотрел на Сабрину, — мне бы не хотелось оставлять здесь тело Чатсуорта даже на короткое время. Не будете ли вы так добры…

— Конечно, — сказал Мелвилл, — если бы только нам немного помогли отвезти его туда, где мы оставили лошадей, и затем в наш лагерь. Это недалеко. Мы возьмем на себя все трудности, которые могут возникнуть с местными властями. Это, кажется, самое меньшее, что мы можем сделать, чтобы возместить… — он махнул рукой в сторону тела, — все это.

— Благодарю вас, — ответил Николас, — Эрик, Мэдисон, поезжайте с ними и помогите, чем сможете. Уинни, отведи Белинду в свою палатку.

Уинни, радужное настроение которой как рукой сняло, обняла бледную, дрожащую Белинду за талию.

— Кажется, — тихо заметила Уинни, — в приключениях случаются и тяжелые моменты.

Мэтт пристально посмотрел на Сабрину. Она рассеянно улыбнулась, затем снова невидящим взглядом уставилась на убитого. Николас нахмурился.

— Я останусь здесь. — Он сделал знак Мэтту и отвел его в сторону. — На нее плохо подействовала новость о том, как умер Стэнфорд. Она очень его любила? — спокойно спросил он.

— Не забывай, она была очень молода и неопытна, когда выходила за него. Я познакомился с Сабриной уже после смерти ее мужа. И понятия не имею о ее чувствах.

Мэтт видел, что Николас расстроен.

— Не знаю, как помочь ей, — с горечью сказал Николас. — Не знаю, как противостоять памяти о покойном муже. Мэдисон, что мне делать?

Он взглянул на Сабрину. Она стояла молча, в ее глазах была пустота, она обхватила плечи руками, как бы защищаясь от неожиданного удара.

Мэтт долго и пристально смотрел ему в глаза, и было невозможно понять, о чем он думает.

— Просто береги ее, Уайлдвуд. — Он протянул Николасу письмо.

Каким-то непонятным образом между ними возникла близость. Несмотря на то, что они были так непохожи, им обоим была глубоко небезразлична одна и та же женщина. Кем бы ни был Мэдисон — сейчас или в прошлом, — его забота о Сабрине была искренней. Николас почувствовал благодарность к этому человеку.

Мэдисон занялся отправкой тела Чатсуорта, и через несколько минут у костра остались только Николас и Сабрина.

— Сабрина, — он осторожно подбирал слова, — было бы лучше всего, если…

— Я хочу уехать, — тихо произнесла она, — я хочу сейчас же уехать.

Он с облегчением вздохнул.

— Конечно, любовь моя, мы можем выехать в Каир на рассвете и оттуда отправимся домой в Лондон.

— Лондон? Мне еще рано возвращаться в Лондон. Я не могу вернуться без золота. Я хочу взять его сегодня, сейчас.

— Об этом не может быть и речи, — терпеливо объяснил он. — Ты прошла через очень тяжелое испытание, и я…

— Вот именно поэтому я и хочу поехать. Может быть, Чатсуорт был не единственным, кто знает о золоте. — Нотка раздражения послышалась в ее голосе. — Если ты со мной не поедешь, я отправлюсь одна.

— Никуда ты не поедешь, — повысил он голос. — Это был бы чистой воды идиотизм — отправиться ночью в пустыню.

Она рассердилась.

— Хорошо, не стесняйся, добавь это к списку сделанных мною глупостей. С тобой или без тебя, я все равно поеду. И поеду сегодня ночью.

Кровь вскипела в его жилах от гнева. Он так хотел защищать ее, заботиться о ней. А ей нужна была лишь его помощь в этом необдуманном, бессмысленном и совершенно идиотском предприятии. Такое безрассудство не в его характере. Он никуда не помчится посреди ночи.

— Полагаю, Стэнфорд без колебаний ухватился бы за твою идею?

— Джек? — удивилась она. — А какое отношение он к этому имеет?

— О, не надо, Сабрина. — Его гнев разгорался все сильнее. — Я полностью сознаю, какая разница между Стэнфордом и мной. Он прославился своим эксцентричным поведением, своими легкомысленными поступками.

— Джек умер, ушел навсегда, — не сразу ответила она.

— Возможно, и умер, но ушел ли?

— Да!

Она быстро отвернулась, желая закончить разговор, но он, схватив ее за плечи, повернул лицом к себе и заглянул в глубину ее изумрудных глаз, горевших от возмущения.

— Выслушай меня. Я уже получил свою долю и, даже больше, от того, что моя сестра так мило называет приключением. Я и раньше рисковал своей жизнью и жизнью моих людей, но всегда ради дела. Ради моей страны, моей чести. Никто и никогда не сомневался в моей храбрости, даже отваге. — Он задыхался от волнения. — Я отличаюсь от Стэнфорда, как ночь ото дня, и не могу заменить его. Я только надеюсь, что ты сумеешь оставить его в твоем прошлом и когда-нибудь полюбишь меня так, как любила его.

— Нет.

Это короткое слово словно кинжал вонзилось в его сердце. От боли он сжал ее плечи. Она поморщилась, и он сразу же отпустил ее.

— Понимаю, — тихо сказал он.

— Нет, Николас, — вздохнула Сабрина, — ты ничего не понимаешь. Мне было семнадцать, когда я вышла замуж за Джека. Он был веселым, смелым и романтичным. И я любила его со всей страстью влюбленной девочки. Но дети становятся взрослыми. А Джек остался ребенком. Мы жили от одного развлечения до другого, без тревог и забот, если не считать затруднений при выборе, какое приглашение принять и какое платье надеть. Это было увлекательно.

— Не понимаю, — с недоумением сказал он.

— Конечно, нет. Никто бы не понял. В нашей жизни не было ничего настоящего. Это был приятный сон. — Она замолчала, глядя мимо него куда-то в ночную даль или, может быть, в далекие времена. — Но я не желала его смерти.

— Бри, — с нежностью произнес он, — ты не виновата в его смерти.

— Нет, я это знаю.

Она закончила свой рассказ, и ему захотелось обнять ее. Но неуверенность мешала ему. Через несколько минут она посмотрела на него и улыбнулась.

— Спасибо тебе. — Она повеселела и решительно обратилась к нему: — Поехали, Если мы сейчас отправимся, то успеем вернуться до восхода солнца.

Он смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Как эта женщина могла так быстро изменить их серьезный разговор. Или она не слушала его?

— Сабрина, — предостерегающе сказал он, — по-моему, я достаточно ясно сказал, сейчас мы никуда не поедем.

— А я так же ясно выразила мои чувства, — Она сердито посмотрела на него. — Если надо, я еду и одна.

— Ты не можешь ехать одна, — твердо заявил он, снова раздражаясь от ее бессмысленного упрямства.

Она отошла от него и уперлась кулачками в бедра.

— Это почему же?

Ему было трудно найти такую причину, которая бы сломила ее упрямую решимость. Он подозревал, что ее требование немедленной поездки за золотом было вызвано скорее всего ее душевным состоянием после появления Чатсуорта и воспоминаний о Стэнфорде, а не нетерпеливым желанием закончить поиски. И все же его терпению приходил конец.

— Да потому, что в пустыне очень опасно ездить в одиночку.

— Ха! — усмехнулась она. — А здесь разве не опасно? — Она начала загибать пальцы. — К данному моменту нас уже похищали гробокопатели и держал под дулом пистолета сумасшедший отвергнутый жених. Я не боюсь опасностей, таящихся в пустыне или в ночной темноте.

— Ты просто безрассудна, — в отчаянии сказал он.

— Я? — резко воскликнула она. — И я опять делаю глупость?

— Глупость только половина беды. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Почему? — выкрикнула она.

— Черт побери, Сабрина, ты — моя жена.

— Сомневаюсь, что это принесет мне большую пользу. — Ее глаза блестели от гнева. — Ты наверняка бросишь меня, едва мы вернемся в Лондон.

— Брошу тебя! — «Как, черт возьми, у этой женщины мозги работают?» — Я никогда тебя не брошу.

— Почему?

— Потому что я тебя люблю! — прогремел в ночи его голос.

— Откуда ты знаешь? — презрительно сказала она. — Ты говорил эти слова столько раз и стольким женщинам, что ты можешь знать о любви?

Он обхватил ее руками и крепко прижал к себе. Ее потемневшие зеленые глаза с возмущением и вызовом смотрели на него. В его словах были гнев и страсть.

— Что я знаю о любви? Я знаю, что, когда увидел тебя в объятиях Мэдисона, у меня возникло единственное желание — разорвать его на куски. Когда я вернулся после погони за лошадьми и узнал, что ты пропала, у меня сердце остановилось от страха. И я знаю, что, когда Чатсуорт навел на тебя пистолет, я понял, что не смогу жить без тебя.

— А как ты думаешь, что я чувствовала, когда этот чертов пистолет выстрелил, а я не знала, жив ты или нет?

— Что? — Слово вырвалось у него быстрее, чем стрела из лука.

— Я чувствовала, что, если ты убит, я тоже умру, — громко и ясно произнесла она.

— А Стэнфорд?

Она освободилась от его объятий.

— Он умер! Он мертв и лежит в могиле! И теперь я знаю и, помоги мне Боже, знала с самого начала, но никогда не произносила эти слова вслух и не решалась сказать их даже самой себе. Это были нехорошие, неблагородные и неблагодарные слова. Я никогда по-настоящему не любила его и… — ее голос дрогнул, — я всегда любила тебя.

Они молча смотрели друг на друга. Его сердце переполнял восторг, и он увидел отражение своей радости в ее глазах. Улыбка показалась на его лице, и он протянул руку, она протянула ему свою. Искры пробежали по их пальцам, и она очутилась в его объятиях. Он прижался к ее губам с неутолимой жаждой, поднял ее и понес к своей палатке. Она обвила его шею руками, охваченная страстью.

Шелковый полог пропустил их и опустился, отрезав от света костра и сияния звезд. Они очутились в темноте. Он отпустил ее, и она, скользнув вниз по его телу, встала перед ним. Сгорая от непреодолимого желания, они лихорадочно срывали друг с друга одежду, небрежно бросая ее на пол. Ее груди прижались к его твердой груди, жесткие волосы, покрывавшие ее, царапали набухшие соски. Она запустила пальцы в его волосы и, притянув его голову, жадно прильнула к его губам. Они слились в жарком поцелуе, и каждый стремился овладеть даже вздохом другого, а возможно, и душой.

Он положил руку на ее ягодицы и крепко прижал к себе. И она чувствовала, как пульсирует кровь в его твердой, возбужденной плоти. Они опустились на колени, не в силах оторваться друг от друга. Она провела губами по его щеке, шершавой и твердой, и коснулась сильной шеи. Он застонал, а она целовала его в ямочку у груди, упершись ладонями в его грудь. Она упивалась его телом, вкусом соли, огня и силы, погружаясь в наслаждение всем телом до самых кончиков пальцев.

Он отстранился и потянулся к ее губам, желая показать свою силу, страсть. Нетерпеливо лаская ее, он добрался до груди, и каждое его прикосновение обжигало и возбуждало ее. Она стонала и, выгнувшись, предлагала ему, словно приношение языческому богу, свои груди. Он взял их в свои ладони и, наклонившись, как бы пробовал на вкус то одну, то другую, пока от сладостных ласк пылающих губ и языка она почти умирала от страсти.

Он опустил ее на одеяла и брошенную одежду, и она приподняла бедра в непреодолимом стремлении слить их желание в одну общую страсть. Он покрывал поцелуями, от которых ее бросало то в жар, то в холод, ложбинку между грудями, живот, до тех пор, пока его пальцы не раздвинули шелковистые волоски и его язык не коснулся того, что было средоточием ее страсти. Она, задыхаясь, схватила его за плечи, то ли желая оттолкнуть его, то ли поощряя. Еще никогда она не испытывала такого пронзительно острого ощущения, такого греховного наслаждения от его прикосновений. В исступлении она чувствовала только его ласкающие губы и умелые руки.

Она произнесла его имя, и он приподнялся, возвышаясь над ней, как черная тень. Она протянула к нему руки и почувствовала его обжигающую жаром, гладкую как бархат и твердую плоть. Ее желание становилось невыносимым. В его вздохе были и мука, и восторг. Он опустился между ее ног и вошел в ее мягкую, горячую, влажную и тугую глубину. Пока способность мыслить не покинула его, он успел с восхищением подумать о силе этого плотского чувства, называемого любовью. Она отвечала ему с такой неистовой страстью, в которой не было места духовному наслаждению. Мощная сила их страсти приводила ее в экстаз.

Их ритм был древним ритмом примитивных существ, диким и незатейливым танцем, смешанным с беспредельной радостью невероятных ощущений. И когда каждый думал, что они не вынесут истинного наслаждения, южная ночь окутывала их волнами божественного, потрясающего восторга, и на один короткий миг перед ними блеснула вечность. Наконец они прильнули друг к другу, утомленные и околдованные страстью.

Сабрину, как всегда, душил смех, и она сквозь дымку счастливого опьянения подумала: поняла ли Уинни, что любовь — самое главное приключение?