Мари
— Ты поступила правильно, — выдыхает Изабель в трубку. — Не убивайся из-за этого, ладно?
— Пытаюсь. Я была абсолютно во всем уверена, пока он не позвонил. А потом еще и прислал это сообщение. — Перекатываюсь на бок, натягивая одеяло до плеч. Сейчас только два часа дня, но я уже очень хочу спать.
— Ну, конечно же, он сожалеет, что отпустил тебя, — говорит она. — Он понимает, что не заслужил тебя, и теперь старается вернуть обратно. Это, конечно, клево, что он смирился с твоей беременностью, но это не меняет того, что он соврал тебе. Он заставил тебя подписать контракт под ложным предлогом. Я даже не уверена, законно ли это.
Я утыкаюсь в подушку и издаю стон.
— Изабель, я даже не знаю, что мне теперь делать. Или что думать. Единственное, в чем я не сомневаюсь, это в том, что нужно было думать головой. Я. Черт побери. Знала. Чем все обернется.
— Эй, я тут подумала. Что, если я приеду навестить тебя в следующем месяце? — Она меняет тему. У нее прекрасно получается это делать, когда мое самобичевание ее слишком утомляет.
— Не хочу вмешивать тебя в это, — говорю я. — Ты здесь умрешь от скуки. Я не хочу так с тобой поступать.
— По крайней мере, я буду умирать от скуки рядом с тобой, — возражает она, и я почти слышу улыбку в ее голосе. — Я скучаю по своей лучшей подружке. Как ненормальная.
— Я тоже.
— Как только мы договорим, я пойду искать билеты.
— Классно. — Я зеваю. — А я тем временем посплю.
Изабель смеется.
— Везет тебе, мамочка. Спи, пока есть возможность.
Положив трубку, я тянусь к пакету с покупками, который стоит на полу. Мама настояла на том, чтобы я купила гендерно нейтральную пижаму с барашком. Она сказала, что это поможет мне радоваться всему, что связано с малышом, и на время забыть о Хадсоне. Я слегка не доверяю ее логике, но что-то в этом есть.
Провожу пальцами по пушистой шерсти барашка и мягкой кашемировой ткани, прежде чем поднести ее к своей щеке. Закрыв глаза, засыпаю, ища временное убежище от гребаного шторма, в который превратилась моя жизнь.