Мари
— Алек, тебе есть, где переночевать? — Мама наливает ему кофе. — Ты можешь остановиться у нас, или мы можем посоветовать тебе отель. Здесь есть один неподалеку, его недавно отремонтировали. У него хорошие отзывы. Там есть бассейн и фитнес-зал.
— Мам, он сам решит, где ему ночевать, — усмехаюсь я. Сегодня она чересчур гостеприимна и обращается с Алеком, как с королем Англии.
— Итак, Алек, ты маркетолог? — спрашивает отец, скрестив ноги и восседая во главе стола. — Придумываешь всякие слоганы или что-то в этом роде?
Алек подавляет улыбку, качая головой.
— Я занимаюсь онлайн-маркетингом. Раскруткой социальных сетей. Создаю бренды. Оптимизирую поисковые системы. И тому подобное.
— Я подумывал о том, чтобы завести Инста-как-его-там для своей компании. У меня есть страничка в «Фейсбуке». Кажется, мы набрали где-то триста лайков? Я ничего там не публикую. Даже не знаю, что там писать. — Отец отпивает кофе, который мама ставит возле него. — Как ты считаешь? Я никогда не понимал смысла этих сайтов. Кому есть дело до того, что я ем на завтрак или какой фильм посмотрел прошлым вечером. Почему каждый хочет рассказать всем, что он делает каждую гребаную минуту?
Алек смеется.
— Всё чуточку сложнее, чем вы думаете. Если бы у нас было больше времени, я бы кратко изложил вам стратегию. Возможно, когда вернусь в Гонконг, я смогу прислать вам несколько заметок.
— Да. Было бы неплохо, — кивает папа.
Мама садится рядом с Алеком и, подперев подбородок рукой, начинает на него пялиться. Я вижу, что он это замечает, но старается быть вежливым. Если бы я могла, то пнула бы ее под столом. Это нужно прекратить.
— Интересно, чьи глаза будут у ребенка, — размышляет мама вслух. — Алек, у тебя ведь есть ямочки на щеках?
— Мам, — откашливаюсь я.
— Простите. Я просто в предвкушении. Не думала, что стану бабушкой так рано, — говорит она. — Как твои родители относятся к этой новости? Это будет их первый внук?
Алек кивает.
— Да, мы пока это не обсуждали. Они уже знают. Благодаря моей сестре. Но у нас пока не было возможности обговорить это.
Папа хмурится.
— О?
— Значит, ты работаешь в Гонконге, — продолжает мама. — Что ты будешь делать, когда у Мари начнутся схватки?
Он смотрит на меня.
— Ближе к назначенной дате родов я планирую вернуться в Штаты. Мы справимся. Я буду рядом несмотря ни на что.
Посмотрев на телефон, он делает большой глоток кофе, а затем встает.
— Мне очень не хочется прерывать нашу беседу, но у меня рейс в Нью-Йорк через несколько часов, а потом мне нужно вернуться обратно в Гонконг. — Алек убирает телефон обратно в карман.
Папа встает, подходит ближе и протягивает ему руку.
— Возможно, ситуация и не самая подходящая, но, Алек, я признателен тебе за то, что ты решился на столь ответственный шаг.
Алек кивает ему, поджав губы.
— Несомненно, это было большим потрясением для меня, но один хороший друг, скажем так, направил меня на правильный путь, и я понял, что не могу бросить Мари.
— Я провожу тебя. — Я встаю из-за стола и направляюсь к входной двери, пока мама заключает Алека в свои медвежьи объятия.
Как только мы оказываемся на улице, он забирается в свою машину, а я подхожу к водительскому окну.
— Еще раз спасибо, — благодарю я его.
Мы провели весь день вместе, пытаясь решить материальные вопросы. Алек сказал, что, если я захочу вернуться в город, он позаботится о том, чтобы у меня была хорошая квартира, и чтобы наш ребенок пошел в самую лучшую школу. Но, так как Алек очень много путешествует, я решила, что лучше останусь здесь и буду воспитывать малыша в Небраске, где моя семья сможет мне помогать. Он пообещал во что бы то ни стало оказывать мне поддержку.
Кроме того, он пообещал, что будет проводить как можно больше времени с ребенком, когда будет находиться в Штатах.
Надеюсь, он сказал все это не только потому, что мне хотелось это услышать. Пока у меня есть все основания доверять его словам.
— Алек… — Я наклоняюсь к его окну. Ненавижу себя за то, что собираюсь у него сейчас спросить, но мне нужно знать. — Что такого сказал тебе Хадсон, что заставило тебя передумать?
Он откидывается на спинку сиденья, глядя прямо перед собой на дверь гаража моих родителей и на старое баскетбольное кольцо над ней.
Алек выдыхает.
— Главное не то, что он сказал, а как.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю Хадсона всю свою жизнь, и, рассказав ему, что не хочу быть отцом и что предложил тебе избавиться от ребенка, я никогда не видел его таким разъяренным. Он посоветовал мне поступить правильно, — говорит он. — А в его глазах был такой огонь, которого я никогда прежде не видел. Он сказал, что у меня только один шанс поступить правильно. Его слова еще долго не давали мне покоя. Этот ребенок появится на свет, он родится лишь однажды. Если я пропущу это или его дни рождения, или что-то еще, пути назад не будет.
— Когда он сказал тебе это?
Он поворачивается ко мне.
— Через несколько часов после твоего отъезда.
Я выпрямляюсь, опешив.
Значит, этот мужчина был зол на меня за то, что я скрыла от него свою беременность… но все же нашел в себе силы заставить Алека поступить правильно?
— Хадсон любит тебя, Мари, — говорит Алек, кивая. — Я никогда не видел, чтобы он о ком-то так заботился. Даже о моей сестре. — Он заводит мотор. — В любом случае, я надеюсь, вы помиритесь. Будет жаль, если вы этого не сделаете. В Монтоке вы казались такими счастливыми. Чертовски счастливыми.
Отойдя от машины, я машу ему вслед и наблюдаю за тем, как он отъезжает от моего дома.
Вхожу внутрь, обуваю кроссовки и сообщаю родителям, что иду на прогулку. Уже смеркается, солнце садится за горизонт, и вдалеке лучи освещают дом в стиле прерий.
Не знаю, что скажу, когда доберусь туда, но что-то манит меня, тянет в ту сторону.
Когда сегодня днем я увидела ревность Хадсона и услышала, как он защищает меня, хотя и не должен… мое отношение к нему изменилось.
Я хотела покончить с ним.
Хотела оборвать все связи и двигаться дальше.
Но не думаю, что смогла бы, если бы попыталась. А я пыталась.
Через пять минут я уже оказываюсь в нескольких домах от его дома. Мое сердце колотится со скоростью тысячу ударов в секунду.
На его подъездной дорожке стоит белый мерседес, и, приглядевшись, я замечаю две тени в окне возле двери. Они стоят близко друг к другу, кивают и, вероятно, разговаривают. Это женщина. Изгибы ее тела в форме песочных часов особенно заметны по тени, отбрасываемой на стекло.
Она тянется к его плечу, затем к лицу.
Прикасается к нему. Стоит слишком близко, затем еще ближе.
Мгновение спустя дверь открывается, и великолепная, сногсшибательная платиновая блондинка выходит из дома, махая ему своими пальчиками, прежде чем ее вишневые губы расплываются в сексуальной кошачьей улыбке. Я наблюдаю за тем, как она убирает волосы с лица, улыбаясь, словно женщина, которая встретила мужчину, ради которого ей снова хочется жить.
Мне хорошо знакома эта улыбка.
И это чувство.
Хадсон стоит в дверном проеме, провожает ее взглядом, а она порхает по бетонным ступеням и шагает по тропинке к своей машине, виляя бедрами при каждом шаге. Как только она исчезает из виду, он заходит в дом.
Несколько часов назад он был в ярости от ревности, увидев меня за чашечкой кофе с Алеком, но, похоже, вовсе не терял времени и нашел себе ту, что облегчила его боль.
Взгляд, с которым Хадсон смотрел ей вслед, просто убивает меня.
А я-то решила, что он изменился.
Это была плохая затея, и по этой причине я возвращаюсь домой.