5

Стажер Коррадо выполнил задание на образцовом уровне. Он не только раскопал, кто из живущих в Италии когда-либо был замешан в кражах произведений искусства, сопоставив их с теми, кто интересовался приобретением таких произведений. Затем составил другой список, куда включил тех, кто связан с организованной преступностью, и разбил их на категории по регионам, полагая, что большинство преступников ленивы и не станут ездить далеко «на работу». Отчет на сорока пяти страницах Коррадо проиллюстрировал красивыми таблицами, правда, большей частью имеющими декоративный характер, и отпечатал в двадцати экземплярах. Документ выглядел впечатляющим — ссылки на каждое дело, обширный список использованной литературы и прочее, но Флавия приняла его весьма сдержанно.

— Неплохо. — Она положила отчет на стол. — А теперь расскажите, какие открытия вам удалось сделать?

— Ни одного, — ответил Коррадо с откровенностью, достойной похвалы.

— Неужели?

— Я не нашел ни одного дела нужного нам профиля, то есть такого, где фигурировал бы преступник, в одиночку совершивший похожее ограбление. Предположение, что он мог действовать под чужой фамилией, тоже не дало результатов. Правда, просмотреть все дела мне не удалось…

— Почему? — придирчиво спросила Флавия. — Полнота в таких делах крайне необходима. Без нее…

— Потому что несколько дел отсутствовали, — быстро проговорил Коррадо, выбивая у нее из-под ног почву.

Флавия стиснула зубы. Ничто не раздражало ее больше, чем небрежность некоторых сотрудников. Главным образом потому, что в свое время она сама не отличалась аккуратностью. Заняв кабинет Боттандо, она сразу издала несколько грозных распоряжений, предписывающих непременно все дела класть на место и не ставить на них чашки с кофе. В архиве навели относительный порядок.

Но нарушения выявлялись почти ежедневно. Даже в тех редких случаях, когда папки с делами возвращались в архив, их ставили либо не в тот год, либо не в ту категорию. Иногда по коридорам отдела прокатывалось эхо негодующих возгласов, когда кто-нибудь не обнаруживал папки, которая могла разрешить его проблемы.

— Просмотрите все дела, какие остались, — велела Флавия. — Найдите их. Они где-то в отделе.

— Очевидно. Но одного нет точно.

— Откуда вы знаете?

— Библиотекарша сказала, что оно в Европейской комиссии у генерала Боттандо. Он затребовал его вчера.

— В таком случае займитесь остальными. Флавия понимала, что испортила ему настроение.

Бедный парень надеялся, что его старания будут оценены, и он вернется в группу Паоло.

— Просмотрите эти дела и будете свободны, — добавила Флавия, когда он выходил из кабинета.

Она откинулась на спинку кресла. Опять затошнило. Надо бы сходить к врачу, но Флавия боялась, что он обнаружит у нее что-нибудь плохое. Например, язву или что похуже. Об этом не хотелось даже думать.

Зазвонил телефон. Наконец-то потребовали выкуп. Ну что ж, давно пора.


Прием грабитель использовал настолько избитый, что это даже вызвало у нее подозрения. Он просто взял и позвонил в музей. Чтобы доказать свою подлинность, — поскольку серьезно разговаривать с ним поначалу не соглашались, — бедняге пришлось назвать ключевое слово — «шоколадные конфеты». Что было правильно, ведь о похищении мог знать лишь тот, кто знал о конфетах. Требование — три миллиона долларов в смешанной европейской валюте — тоже звучало странно. Для любого бандита намного проще получить весь выкуп в евро. Условия передачи выкупа он пообещал объявить завтра.

Маккиоли закончил рассказ, помолчал пару секунд и нерешительно промолвил:

— Думаю, вам следует подъехать сюда.

— Зачем? Ведь больше никакой информации нет.

— Тут на ваше имя прибыла коробка.

— Какая коробка?

— Та, которая стоит в моем кабинете. На ней написано, что она адресована вам.

— Что за чушь! — Флавия тряхнула головой.

— Коробку принес пять минут назад курьер. Откуда — не сообщил. Адресована вам, под ответственность музея.

— Не понимаю, зачем кому-то вздумалось присылать для меня посылку в музей?

Маккиоли ничего не ответил.

— Ладно. Я выезжаю. Прошу вас к моему приезду подготовить пленку с записью телефонного разговора с грабителем.

— Какую пленку?

— Вы забыли, что мы установили у вас специальное оборудование? На случай, если он позвонит. Нужно было только включить магнитофон.

— Что-то такое припоминаю, — равнодушно произнес Маккиоли.

От расстройства на лбу у Флавии выступили капельки пота.


И не зря. Телефонистка, невероятно тучная женщина, которая каждое утро должна была включать записывающее устройство, сделала это лишь в первый день. Она вовсе не оправдывалась, наоборот, ворчала:

— Неужели люди не понимают, что невозможно сидеть тут целый день, отвечать на звонки да еще следить за этим магнитофоном. Включать, выключать, менять пленки… В конце концов, не так уж много мне здесь платят. Сколько раз говорила директору, что на коммутаторе должны работать по крайней мере две телефонистки, но он меня даже не выслушал…

Флавия обнаружила, что тоже не слушает ее. Она кивнула и направилась обратно в кабинет Маккиоли.

— Записи нет? — спросил он.

— Нет.

Маккиоли улыбнулся своей извиняющейся дурацкой улыбкой, и Флавия с трудом подавила желание швырнуть в него чем-нибудь.

— Еще есть новости?

— Нашлась рама этой картины.

— Где?

— В кабинете хранителя музея. В суматохе мы забыли, что за день до ограбления картину вынули из рамы, чтобы протереть пыль.

— Понимаю. — Она помолчала. — Я, пожалуй, сейчас позвоню премьер-министру. Сообщу о выкупе.

— Я уже сделал это.

— Когда?

— Сразу после разговора с грабителем.

— И когда это было?

Маккиоли взглянул на часы.

— Пару часов назад. — Он улыбнулся. — Надо же, как быстро летит время.

Разумеется, Флавия восприняла это как личное оскорбление. Хотя в принципе никакой разницы не было, позвонил бы Маккиоли вначале ей, а она — премьеру или наоборот.

— Прекрасно… прекрасно. Так где же посылка?

Маккиоли указал на стоящую в углу большую коробку, завернутую в коричневую бумагу. Флавия внимательно ее осмотрела. Бомбы ей прежде никогда не присылали, но все случается в первый раз. В данном случае он же должен стать и последним. Но почему сюда? Она подняла коробку, которая оказалась тяжелой, словно там лежали книги, слегка встряхнула. Затем, пожав плечами, попросила у Маккиоли ножницы.

Внутри находились деньги. Много денег. Огромное количество. Просто невообразимое. Флавия быстро захлопнула крышку. Странно, но она без труда могла назвать точную сумму. Три миллиона долларов. И материализовались они в результате звонка Маккиоли премьер-министру.

— И что же там? — поинтересовался директор музея.

— Подарок ко дню рождения, который был у меня на прошлой неделе. Мой приятель — оригинал. Решил, наверное, что если я занимаюсь раскрытием краж произведений искусства, то лучше подарок прислать сюда. Придется подогнать машину прямо к двери. — Она посмотрела на Маккиоли. — Я еще хотела, чтобы вы рассказали мне историю о Кефале и Прокриде.

— Не понял?

— Ну персонажи на картине Клода Лоррена.

— А… Впервые о них упоминает Овидий, но более широко они стали известны в семнадцатом веке из пьесы Никколо да Корреджо. История запутанная. Проделки богов. Диана дарит Кефалу волшебное копье, которое всегда попадает точно в цель. Однажды на охоте он видит оленя и кидает копье. Но каким-то образом ошибается, и погибает Прокрида. Затем Диана возвращает ее к жизни. Так что конец там счастливый. А почему вы спросили?

— Из любопытства. Никогда об этом не слышала.

— Неужели? — удивился Маккиоли. — Во времена моей молодости это входило в школьную программу.

— Что?

— Мифология. Предмет особого интереса Муссолини. Поэтому ее усердно вбивали нам в головы.

— Ну я-то училась в семидесятые, а тогда все было иначе.

— Да, тогда все было иначе, — согласился Маккиоли, явно не соглашаясь, что все изменилось к лучшему. — Вы еще молоды. А вот те, кто ближе к пятидесяти, с мифологией знакомы хорошо.

— Значит, грабителя нужно искать среди пожилых, — сказала Флавия. — Хотя, полагаю, сюжет картины вряд ли имеет большое значение.

Загрузка...