Идеальный обман

7

Как только стало известно, что Боттандо начал что-то вынюхивать, узнав от Флавии об ограблении музея, она поняла: он собрался выступить со своим коронным номером. «Мы, конечно, старики, но и наш опыт может иногда пригодиться». Если бы все было как обычно, она бы побаловала его. Подождала, пока генерал что-нибудь раскопает, а затем зайдет к ней с довольным видом и, как фокусник, вытащит подарок из шляпы. Она бы сделала вид, будто очень удивлена и бесконечно благодарна. Но сейчас приходилось спешить. Уж больно тухлым казалось дело.

Флавия ему позвонила:

— Зачем вы взяли из архива досье?

Она ожидала услышать веселый, бодрый голос, однако Боттандо был чем-то расстроен.

— Хотел сделать тебе сюрприз, — ответил он. — Не получилось. Приезжай, пообедаем вместе. Я подготовил тебе кое-какую информацию для размышления.

Обедать совсем не хотелось — желудок по-прежнему вел себя неспокойно, — но Флавия сознавала, что для Боттандо этот процесс имеет большое значение, и согласилась. В конце концов, с салатом и минеральной водой она справится.

— Все решили шоколадные конфеты, — сказал Боттандо, когда они устроились за столиком и сделали заказ. — Сколько тебе лет, дорогая?

Флавия насупилась. Старик, как обычно, начинает издалека. Впрочем, ладно. Если он выдаст что-нибудь полезное, с этим можно примириться.

— Тридцать шесть.

— Неужели? Да-да, я знал, просто запамятовал. Извини. Да и не в том дело.

Флавия нахмурилась. Тон у Боттандо был таким же, как у ее матери. Порой это раздражало. Кроме того, часы тикали, время шло.

— Я уверена, — проговорила она со вздохом, — что дело не в том.

Боттандо откашлялся и поспешно добавил:

— Мне просто хотелось выяснить, насколько хорошо ты помнишь семидесятые годы.

Да, это будет долгая песня.

— Наверное, достаточно хорошо. И что?

— Маурицио Саббатини. Как? Зазвенел колокольчик?

— Нет.

— Правильно. Он никогда не был широко известен, потому что его дела ни разу не дошли до суда. И тем не менее этот человек в те времена являлся активным участником движения левых экстремистов и участвовал в террористических акциях, направленных на свержение капитализма. Ты, несомненно, помнишь те дела.

Флавия терпеливо кивнула. Принесли еду. Боттандо начал с аппетитом есть. Флавия ткнула пару раз вилкой. Через несколько минут не выдержала, спросила:

— Ну и что дальше?

— Конечно, конечно, — отозвался Боттандо, вытирая с губ следы трюфельного соуса. — В октябре тысяча девятьсот семьдесят девятого года — я недавно читал досье, потому указываю точную дату — он совершает ограбление банка в Турине. Один. Потому что, кажется, никогда никому не доверяет. Ограбление весьма необычное. Он в маске, размахивая пистолетом, кладет людей на пол, заставляет выдать деньги. А затем эффектно разбрасывает их по залу, декламирует стихи о грядущей революции и угощает всех шоколадными конфетами. После чего раскланивается и уходит.

Боттандо замолчал, пока официантка убирала тарелки. Потом наполнил бокалы.

— Шоколадные конфеты, — подала голос Флавия.

— И маска. Тогда папы римского. Парень не лишен чувства юмора. В полиции его номинально числили террористом, но в акциях самых опасных группировок он участия не принимал. Знал всех, но находил их пафосную одержимость скучной. Они, в свою очередь, считали его слишком эксцентричным, капризным. В общем, не заслуживающим доверия. Но в любом случае подобные выходки едва ли могли быть оставлены без внимания. Однако перед судом он так ни разу не предстал.

— Странно.

— Да. Но в досье об этом ни слова.

— И вскоре он становится музейным грабителем со слабостью к итальянским пейзажистам семнадцатого века?

— Нет. Он становится художником. Авангардистом. Создает перформансы.

Пренебрежительный тон Боттандо не удивил Флавию. Таковы его художественные вкусы. Если похищали какую-нибудь картину, написанную после 1850 года, он обычно восклицал: «Туда ей и дорога»

— Особенно успешным Саббатини не стал, — продолжил генерал. — Тяжеловесный, жесткий стиль с уклоном в социальную критику в наши циничные времена воспринимается немного фальшивым. В галереи его пустили скорее из ностальгии, чем из-за серьезного отношения к тому, что он делал. Чудак, не более. Те, кто тратил на него деньги, были одного с ним поколения. И покровительствовать террористу, пусть даже не первой молодости, у нас по-прежнему в некоторых кругах считается престижным. Так вот, досье на него неполное, ведь ко всем серьезным акциям он имел косвенное отношение. Но типаж для твоего фигуранта подходящий. Работает один, эксцентричен, любитель создавать пародии на преступления, надевает маски великих и, наконец, шоколадные конфеты. Плюс не очень удачная карьера художника и возможность получить большие деньги.

Флавия кивнула. Несомненно, информация ценная.

— Я собирался копать дальше, а потом преподнести тебе на тарелочке, — произнес Боттандо почему-то с досадой. — Думал, это будет моей лебединой песней. И поверь, даже и не помышлял, чтобы приписать себе какие-то заслуги. Финальный бросок перед уходом в отставку. Но к сожалению… в общем, я решил позвонить премьеру. Сказал, что беру всю ответственность на себя. Хотел оградить тебя от неприятностей, но Сабауда был непреклонен. Я убеждал его, что я… вернее, мы… если хоть чуть-чуть повезет, вполне способны вернуть картину без всякого выкупа. В ответ он строго предписал и мне, и тебе не вести никакого расследования. Заплатите деньги, получите картину и забудьте. Сабауда дал ясно понять, что любая самодеятельность будет наказана. Я думаю, он как огня боится огласки.

— Хм-м…

— Вот именно, — согласился Боттандо.

— Саббатини, разумеется, скрылся.

— А как же. Вряд ли ты его застанешь дома.

— Но почему вы мне сразу не рассказали?

Боттандо опустил голову.

— Ты права, дорогая. Мне, конечно, следовало тебе все рассказать. Хотя разве это имеет значение?

Флавия грустно усмехнулась:

— Наверное, нет. Просто в последнее время получается так, что я обо всем узнаю позднее всех.

— Теперь нам остается лишь найти деньги и выкупить картину.

Она тяжело вздохнула и поведала генералу о том, что произошло утром.

— Значит, у тебя в кабинете стоит чемодан с тремя миллионами долларов?

— В сейфе. И не чемодан, а картонная коробка.

— Чьи это деньги?

— Неизвестно. Очевидно, их прислал кто-то близкий к премьер-министру. Больше никаких версий у меня нет.

— Когда обмен?

— Думаю, через пару дней.

— Этим займусь я.

Она хотела возразить, но генерал твердо заявил:

— Флавия, так будет лучше. В случае неудачи обвинят не тебя, а меня. Обмен назначай на пятницу.

— Почему на пятницу?

— В пятницу я официально ухожу в отставку. Осторожность не помешает. Даже если дело провалится, отобрать у меня пенсию они не смогут.