Сегодня утром приняла таблетку.
После того как я полночи пролежала без сна, прислушиваясь к малейшему шороху. Как накручивала себя, что кто-то вломится и заберёт Джейми. После того, как с утра за завтраком по кафелю растеклось последнее молоко, когда бутылка разбилась.
Как я наорала на Джейми за то, что он такой невнимательный, а он даже не вздрогнул от неожиданности, даже не попросил меня не ругаться. Так и смотрел на меня голубыми своими глазками, трогая языком шатающийся зубик спереди. После того, как я вернулась из школы и стала плакать. По щекам катились огромные слёзы, капали на кафель, который я вообще-то собиралась вытереть, и в конце концов я чуть ли не потонула в чувстве вины и ненависти к самой себе.
Таблетку я выпила в один миг. Так же, как ты снимал пластырь с трёхлетнего Джейми. Помнишь?
Да, снова я повёл себя как настоящий герой, Тесси. Разве такое забудешь?
Мальчишка наш на диване прыгал, да и как-то неудачно отпрыгнул. Прямо лицом об угол столика ударился. Икает и ревёт одновременно, весь в крови. Звоню тебе на работу, кричу, вся в ужасе, может, «Скорую» вызвать.
А ему, Тесси, даже швы не пришлось накладывать.
Пластырь, правда, огромный нацепить пришлось. Большущий белый прямоугольник с клейкими уголками на пол-лба. Когда надо было снимать, Джейми меня близко к себе не подпускал, весь дёргался, только скажи я ему, мол, давай попробуем потихонечку. Ты тогда положил его в ванну и сказал: «Поиграем в подводную лодку?» – и защекотал ему пятки. Джейми всё плескался и хохотал, а когда глаза закрыл – ты рывком снял пластырь. А он только плескался дальше.
Так я впервые приняла антидепрессанты. Просто выдавила одну таблетку из пластикового блистера и запила водой. Даже спросить твоего совета или задуматься над правильностью этого решения не успела. Потом приняла душ, помыла голову. Три раза шампунем промыла. Надела джинсы, бюстгальтер, куртку, кофту. Пойду в магазин, еды возьму. И не картошку фри, не рыбные палочки, не пиццу – у нас этого добра навалом в морозилке, мы на этом месяц живём. Нет, настоящую еду – лук, грибы, помидоры, фарш. Сделаю нам с Джейми болоньезе, и у нас на вечер будут спагетти, а на следующий – пенне, а что останется – из того сделаем лазанью.
Я себя беру в руки.
Умница ты моя, Тесси.
В супермаркете на окраине Колчестера полно народу. Не ожидала, что столько будет, в четверг-то с утра. На парковке удаётся найти место в третьем ряду, а тележка попадается без колеса. Ветер холодный, кусачий, но при этом мне почему-то теплее, чем за последние недели.
Миную автоматические двери, лавирую мимо выходящей пожилой пары. «Всё у меня неплохо», – думается мне. Возвращаюсь к былому ритму жизни, вот и джинсы снова надела. Всё у меня получится.
Тесси, конечно, получится.
Гляжу на бумажку в руке. Список покупок на листочке из дневника, что дала мне Шелли. Впервые он мне пригодился. Чистая разлинованная бумага – есть в ней что-то приятное. Жаль даже на список покупок тратить, но зачем ещё мне дневник? Нет смысла писать тебе каждый вечер письма – и так с тобой в любой момент можно поговорить.
Шелли прислала сегодня эсэмэску. Я была никакая – оттирала пол от молока и сомневалась, что вообще буду в состоянии дойти до магазина. В сообщении вроде и дежурные фразы: «Тесс, привет. Это Шелли. Хотела узнать, как твои дела. Если захочешь, позвони». А всё же сил прибавилось: в конце сообщения Шелли поставила смайлик, и мне будто передались её уверенность и спокойствие.
И эсэмэска её читается по-другому, не так, как сообщения со словами поддержки от моих челмсфордских подруг. Шелли будто бы знает, что написать и когда. Я ответила «Спасибо», поставила «большой палец вверх» и прыгнула скорее за руль, пока снова не раскисла.
Из кафе неподалёку до меня доносится согревающий аромат обжаренных кофейных зёрен. Иду в отдел овощей и фруктов. «Ты справишься», – шепчу я себе.
В ряду с шоколадками впервые что-то не так. Весь ряд отдали под шоколадные пасхальные яйца. Каких только нет. До Пасхи, может, ещё несколько недель, но я себя знаю: Пасха обычно подкрадывается незаметно, а я в это время уже буду так поглощена хлопотами о дне рождения Джейми, что в конце концов за яйцами в отчаянии рванусь накануне праздника, а к тому моменту уже все лучшие разберут.
Для сына я беру не просто шоколадное, а ещё с двумя машинками и деталью игрушечной трассы оранжевого цвета внутри – как раз подойдёт к тем, что уже есть у Джейми. Себе беру с молочным шоколадом, а ещё набор яиц поменьше – вдруг Джейми и в этом году захочется, чтоб я спрятала их по всему дому, а он искал. Своим весом толкаю тележку вперёд, тянусь за твоим любимым, вафельно-шоколадным. В этом году на выбор два вида – с кружкой и без. Беру оба, думаю, какое тебе больше понравится. И только держа их в руках, понимаю, что не нужны тебе никакие пасхальные яйца. Потому что тебя больше нет.
Бросаю коробку с яйцом, словно горячую сковородку, бегу скорее в другой ряд. Здесь на полках чистящие средства, но я смотрю не на них, а на тебя: ты стоишь в другом конце, кладёшь в корзину набор чёрных пакетов. Даже сзади очевидно, что это ты. Из-под шерстяной шапки торчат кончики каштановых волос. Одежда – серые джинсы, флотская курка – незнакомая, но я бы из тысячи узнала эти движения и походку, Марк.
Знаю же, что это не ты, но всё равно окликаю тебя, когда ты скрываешься за полками. Всё равно я бегу за тобой.
Секундой спустя я уже в главном проходе между рядами, и там вдруг столько народу – мамы с детьми в колясках, покупатели, – что тебя не видно. Бегу мимо пасты, мимо кухонь мира, варений, консервов, заморозки. Одежды, электрических изделий, туалетных принадлежностей. Пробегаю кассы – нет тебя. И у меня перехватывает дыхание.
В ногах слабость. Щёки горят. Ну не ты это был, знаю же. Дрожащими руками роюсь в сумке, ищу телефон. Нужно тебе позвонить, нужно услышать твой голос. Эти шесть слов на автоответчике: «Добрый день, это Марк. Оставьте сообщение». И почему только раньше не догадалась.
Нужно услышать твой голос.
Тишина, звонок. Но вместо автоответчика отвечает чей-то голос: «Слушаю».
– Марк? – В голове ураган: ты взял трубку.
– Тесс.
– Марк… Я…
– Тесс, это Йен, – произносит он быстро, но я замечаю, как чётко он выговаривает каждый звук. Ты ещё над ним подтрунивал по этому поводу.
– Йен? Но я звонила Марку.
– Я поговорил кое с кем из отдела кадров у Марка на работе, мы договорились, что звонки будут перенаправляться мне. Вдруг кто-то позвонит, кто не знает, что Марк умер.
– Да? – Мне это и в голову не пришло сделать. Чувствую себя обделённой, хотя сама еле могу заставить себя на звонок ответить. «Марк – мой, а не твой», – хочется мне крикнуть, но я, конечно, молчу. Даже в моей голове эти слова звучат глупо и инфантильно.
– Ты мне не говорил.
– Говорил, когда мы занимались организацией похорон. Ещё была твоя мама и священник.
– Да, – повторяю я. Вспоминается наша гостиная. Поднос с чайником. Блюдца, которые по настоянию мамы пришлось достать из давно позабытой коробки. Видимо, нельзя встречать священника без красивого блюдца. Помню печенье на тарелке так и осталось лежать нетронутое. А вот разговора не помню. Джейми убежал играть в свой домик в саду. Я всё время простояла у окна, глядя на деревянные доски домика, на землю под деревом, боялась, что Джейми сорвётся и упадёт.
– Тесс, с тобой там всё хорошо? Зачем ты звонила Марку? – спрашивает Йен.
– Я… Мне показалось, что я его увидела. Я в супермаркет пошла. Это не он был, конечно. Но мне так захотелось услышать его голос. – Замолкаю, оглядываюсь. Вокруг меня столпились покупатели с тележками. Стоят и смотрят на меня. И работница магазина пришла. Устроила тут не пойми что своей беготнёй.
– Ты где? – спрашивает Йен. – Давай приеду, отвезу тебя домой. У тебя голос очень грустный.
У меня муж умер, и вдруг я его встречаю в магазине за покупками. Ещё бы не быть грустной. На секунду мне хочется сказать Йену, где я, чтобы он меня забрал, но он вдруг вздыхает, и при этом как-то нетерпеливо, так, что я чувствую, как к щекам приливает кровь.
– Нет… Спасибо. Всё хорошо. Просто не ожидала, что кто-то с телефона Марка ответит.
– Мне очень жаль, Тесс.
– Мне пора. – Кладу трубку, не дожидаясь, что ответит Йен, и кидаю телефон обратно в сумку.
Работница магазина отходит от группы покупателей, глядящих на меня. Идёт, очевидно, ко мне. Подходит, кладёт руку на тележку. Ей на вид под пятьдесят, тёмно-русые волосы собраны в нетугой хвостик, тональник забился в морщинки вокруг глаз.
– С вами всё хорошо?
Киваю, но по щекам потоком льются слёзы, и я даже слова сказать не могу.
– Может быть, присядете, посидите минутку, а я вам стакан воды налью?
– Нет, – качаю я головой, – лучше я просто куплю, что нужно, и пойду.
– Давайте я вам помогу. Что ещё у вас в списке? – Она распрямляет листочек, который я смяла в руках, и ведёт меня за собой по рядам, добирает нужные товары. Ни на шаг не отходит до самой парковки, где даже открывает мне дверцу машины.
– Спасибо вам огромное, – благодарю я её.
– Не за что. Обращайтесь, – кивает она, и мне в её глазах видится молчаливое понимание. Может быть, она, как Шелли, видит, что у меня на лице будто написано: «Кто-то у неё умер»? Или она тоже в жизни кого-то потеряла?
Оставшись одна в машине, снова достаю телефон, прокручиваю список контактов. Вот наконец номер Шелли. Нужно маме перезвонить, друзьям, Сэму. Но потом, а сейчас я хочу поговорить с человеком, который меня поймёт.
Шелли берёт трубку на втором гудке.
– Тесс, привет, как дела? – говорит она своим бодрым, энергичным голосом. Так и представляю её, стоящую на пороге моего дома в понедельник.
– Мне показалось, я видела Марка, – почти реву я, в какой-то момент всё-таки начиная всхлипывать.
– Ох, Тесс, – говорит она, немного помолчав.
– Я зашла в магазин, а там… Клянусь, это он был. Он скрылся из виду за стеллажами, а когда я добежала до следующего ряда, он как сквозь землю провалился.
– Со мной так тоже бывало, – утешает меня Шелли. – Мимо пробежит светловолосый мальчишка – и я пошевелиться не могу. И сейчас ещё бывает. Когда совсем этого не ожидаешь.
– У тебя было так, что ты за кем-то гонишься, цирк какой-то устраиваешь?
– Нет, не было. Но ведь Дилан умирал у меня на руках, и да, было очень тяжело, но я с сыном так вот простилась. А ты не смогла проститься. Так что с тобой естественные вещи происходят. Нет ничего странного в том, что тебе мерещатся дорогие тебе люди, которых больше нет. Ты такое пережила – было бы странно, если бы не виделись.
Киваю, вытирая рукой щёки.
– Спасибо тебе. И прости, не хотела на тебя всё это вываливать.
– Что ты, хорошо, что рассказала. И что мне подумала позвонить…
– Я поеду тогда.
– Может, потом, когда в голове всё уляжется, позвонишь и мы это всё толком обсудим?
– Позвоню, ладно. Спасибо, Шелли.
Нет, я видела не тебя. Ты умер. Прочно схватившись за эту мысль, я выезжаю с парковки и еду домой.
Вечером мы с Джейми играли в настолку, ели спагетти болоньезе под тихий шепот радио. Может, я и не вскакивала танцевать под любую попсу, как раньше, но уже что-то. А учитывая события в супермаркете, можно собой гордиться.
Когда целовала Джейми на ночь, попросила у него прощения, что наорала за разлитое молоко.
– Всё обязательно наладится.
Я сказала ему это с чувством. С искренней верой в то, что говорю.
Это Шелли меня ободрила? Даже не столько утешив – поняв. Дав мне почувствовать, что меня понимают, как раньше ты. Или дело было в Джейми? В злой вине, что срываюсь на него, а он привык и даже не замечает? Или, может быть, таблетки заработали? Всё вместе, наверное, в совокупности. А в результате мне стало легче. Не отлично, не хорошо – легче.
Конечно, я ещё не знала тогда, что толку никакого. Наступила пятница, к нам заявилась Дениз с твоей работы, и что я приняла эти таблетки, что я планы настроила – всё коту под хвост. Снова я оказалась на дне отчаяния.