В парной было так натоплено, что Грек выполз в предбанник чуть живой. Там, на кожаном диване, застеленном простыней, лежала на спине утраханная и упаренная Мессалина. Ноги — бессильно разбросаны по сторонам, оголив в промежности большой красный зев, густо заросший волосами. Руки и голова беспомощно свисали с дивана.
Грек добрался до дубового стола, откупорил бутылку чимкентского пива, залпом влил себе в нутро, и, производя громкие отрыжки, повалился рядом с Мессалиной. Несколько минут полежали без движения, затем Грек закинул ногу сначала на её потное бедро, затем вскарабкался на неё весь, с трудом ввел вялый член ей между ног, и неактивно поработал. Она никак не среагировала, только чаще задышала под его объемным склизким телом. Но и он через секунду замер, уткнувшись носом в её горячую шею.
— Грек, — слабо прогундосила она, не раскрывая глаз, — отдохни. Не надо подвигов. А! Как знаешь…
Он еще раз дернулся, и бесславно слез, примостившись рядом.
Вошла банщица, женщина средних лет, собрала пустые бутылки, смахнула мусор со стола, повозила шваброй, убирая набежавшие лужи, и собралась выйти. Грек поднял голову:
— Самовар поставь. Чтоб горячий был, крепкий, чтобы… И смородинки туда, и…
Он не договорил, дверь в парилку пнули, ворвался Костя, взъерошенный и решительный. Оттолкнул банщицу, кивнул ей, чтоб исчезла.
— Грек, барно устроился! Там на торговый дом наехали! Человек пять директора на бас взяли, он им нашу маляву на храпку, а они ему — хлыну под ребро! Фиалки с сейфа выгребли, директора укоцали, и ушли с шумом! Братва в умате!
Грека с дивана подбросило пружиной, Юля перевернулась на живот, спрятав груди, но выставив на обозрение молочный зад.
— Кто!?
— Да кто? Не знаю! Пацаны звонданули!
Минут через двадцать влетели они в торговый дом, полицейские допрашивали свидетелей, труп директора застыл в кабинете, сейф вскрыт и распотрошен. Знакомый следак задал несколько вопросов Греку, поинтересовался, нет ли подозреваемых.
— Подозреваемые есть всегда! — ответил Грек, и нервно закинул порцию насвая в рот. — Думаю на гастролеров из Ташкента. Больно экипаж дерзкий, бомбанули, и юзом!
— Муратидзе в курсе?
— Да! Едет!
Мурка подкатила, но помочь следователю не смогла. Вместе с новым бухгалтером выяснили, что из сейфа исчезло ориентировочно тридцать семь тысяч долларов, и сто двадцать тысяч тенге. Когда полиция убралась, а труп увезли в морг — состоялся небольшой разбор полетов.
— Кто на стреме стоял? — почти спокойно, растягивая слова, спросила Мурка у толпы братанов. Но именно это и было плохим признаком, признаком, о котором знали многие. Лучше бы орала! — Кто пропустил стеклорезов в помещение?
Двое накачанных, выпуклогрудых, коротко стриженных парней в малиновых пиджаках опустили глаза.
— Мы. Мы объясним, Мурка! Он ведь нас сам услал…
— Объяснять будешь на экзаменах, — прервала она, — присяжным заседателям. А мне ясно. По глазам вижу: раздавили ампулу на двоих, и побаловались антрацитом. А вы, разве сами не видите?
— Что?
— Аут над арбузами вьется! Не видите? Аут! Короче. Три недели. Ладно, тридцать дней. Месяц! Через месяц притащите бухгалтеру зелени сорок тонн. Сами пацаны видите, все справедливо. Я даже директора на вас не вешаю, хотя, в таких случаях, мы обычно ремонтируем чердаки бездарным фраерам. Бельма не округляйте, они от антрацита круглые!
— Мурка! Откуда у нас такие бабки!
— Ты мне войдот устраивай! Впадать в распятие надо было, когда мамкино белье на сулейку спускал, сука. Когда бимбары на голощелок, на марганцовку, да на муцифаль растратил, падла. А теперь, говорят, ханкой увлекаешься, когда волчье солнышко всходит. Не так? Где бабки возьмете, меня не интересует. Хату продай, убей пахана — твои проблемы. Ваши! Через месяц вам не позавидует ни один бомж. Все! Пошли вон, пьянь!
Толпа расступилась, и парни, пряча глаза от братвы, удалились.
К Мурке подошел и нагнулся один из телохранителей, прошептал несколько слов. Она вскочила, и села.
— Откуда узнал?
— Сейчас по трубе с ним базарил.
— Доверять можно?
— Да мы с ним по малолетке одну зону топтали!
Мурка повернулась к Греку.
— Грек! Прояснилось кое-что! Из бригады Нишана инфу кинули: директора валили «Когти орла». Нук, узнай, как там Батырхан поживает? Дашь мне трубу потом.
Грек достал сотовый, пробежался по клавишам и прислушался.
— Батырхан? Это Грек. А-а… Узнал, значит? Ну, как, как… Хотелось бы порадоваться вместе с тобой. Ха-ха! Не-эт! Нет! А Мурка да, здесь. Мечтает с тобой пообщаться! Угу. Да вопросы возникли, уж не обессудь.
Передал телефон Мурке.
— Ассалам алейкум, Батырхан. Как поживаешь, дорогой? Хм… Есть кое-что… Ну ладно! Ты мне лучше ответь, Баке. Верные люди передают, ну очень гнилую информацию. Не хочу в неё верить, вот, звоню. Про наш торговый дом слышал уже? Что скажешь? Ну да! Ну да! — иронизировала Мурка. — Так таки и не в курсе? А мне говорят, балуют твои ребята. Давай-давай! Сорок минут? Полчаса? Жду… Жду!
Мурка, Грек, новый бухгалтер и Костя сидели в креслах за журнальным столиком, боевики стояли за их спинами. Мурка порылась в сумочке, и попросила, обращаясь ко всем:
— Дайте закурить!
Сразу несколько рук протянули сигареты, она выбрала красный «Соверен», Костя чиркнул зажигалкой.
— Через полчаса уточнит. — сказала она, прикуривая. — Я этого мудака давно знаю, он еще старшим опером был, когда хозяин одного богоугодного заведения возил меня к врачу в Туркестан.
Скривилась в улыбке.
По долгу службы оперуполномоченный лейтенант Батырхан частенько наведывался в неспокойную детдомовскую общагу. И о том, что директор сожительствовал со многими воспитанницами — прекрасно был осведомлен. Да чего уж! Старшие девчонки рассказывали, как пользовался их услугами милиционер, а как надирался до свинства на пару с директором, запершись в кабинете — сама являлась свидетелем не один раз. Правда, когда оперативничек разевал рот на бойкую смазливую грузинку, ревнивый директор бесцеремонно его захлопывал. Что да, то да. Никто не испробавал её тела, даже ответственный работник горкома партии, имя которого уже забыла, но который, говорили, занимал ого-го какой пост! — не добился согласия директора в этом вопросе. Мало того! Клеопатру ни разу не посылали в глубоко законспирированный публичный дом в частном секторе отдаленного квартала — обслуживавший сливки городского общества, хотя других, рослых девочек, с их согласия, и после индивидуальной идеологической обработки — возили как правило. В этом смысле директору спасибо. Он её, как говорится, по-своему любил. Для того, чтобы никто из девочек не проболтался, и чтобы никто из посторонних не вертелся в стенах детского дома — держали там надежного человека из уголовного розыска, Батырхана. Официально — присматривал за трудноподдающимися детьми. На деле же, в случае вышестоящих проверок обкома партии или родного законоохранного ведомства — просто запугивал девчонок, и те рты держали закрытыми. А скандал случился не там, откуда ждали. Одна из малолетних любовниц рассказала обо всем жене директора. Но и после, когда директора не стало, а Клеопатра начала приворовывать на рынках, хамовитый Батырхан, проводя с нею воспитательные беседы, так и не смог ею воспользоваться. Но как хотел! А потом и его справадили в отставку, когда выяснилась связь милиционера и директора в растлении несовершеннолетних.
Мурка снова усмехнулась.
— По голосу чую, брешет тварь. Брешет!
Вскоре раздался звонок Батырхана.
— Мурка! — голос был кислым и неубедительным. — Это не наши. Возможно из бригады Нишана? Ты проверь, проверь. Включи свои связи.
Батырхан говорил, а кто-то, находясь с ним рядом, советовал, и Мурка хорошо слышала: «Да пошли ты её на хер! Пускай радуется, что саму не бомбанули!»
Батырхан:
— Неприятная история. Но ты же знаешь, как я к тебе отношусь. У нас давняя дружба…
Голос в трубке, несколько слабее: «Эту читу давно взять пора под красный галстук. Что ты с ней возишься? Ну, положили мы этого дирек…»
Тут, видимо, Батырхан зажал микрофон рукой, и ничего не стало слышно.
Батырхан:
— А короче, Мурка… Что за базар? Приезжай, шашлыком побалуемся. Обсудим твои проблемы, может, придумаем чего-нибудь?
Мурка выслушала молча.
— Ошибаешься, Батырхан. Это у тебя проблемы. — и аккуратно отключила трубку. — Подняла глаза на Грека. — Они!
Братва загудела.
Грек развел руками: мол, кто бы сомневался!
— Что делать будем? — спросил, прищурившись.
— А что? Собирай всех. Всех! По машинам!
Вскоре управление верхнего рынка плотно оцепила пара сотен коротко стриженных парней, никого не впускали, не выпускали. Батырхан, люди которого «доили» рынок, тоже оказался здесь. Охрана не вякала. Главная сила «Когтей орла» заключалась не в количестве членов банды, а в том, что многие из них имели корочки ментов. Они могли устроить любые проверки, арестовать кого угодно, при необходимости вызвать ОМОН, но чаще всего справлялись сами: запугиванием и шантажом добивались от предпринимателей нужных процентов. Всего в банде числилось человек пятнадцать-двадцать членов. Мурка сидела в мерседесе на заднем сидении, напротив окон управления и ждала. Четверо боевиков впереди Грека стучали каблуками по коридору, распахивая двери комнат. Батырхан вышел в сопровождении трех людей, его осведомили об окружении здания.
— В чем дело, Грек? Что за приколы? — вместо приветствия воскликнул он.
— Полный атас! Мурка в машине, побазарить надо! — мрачно бросил Грек, указывая на выход.
Батырхан засомневался.
— Пусть идет сюда.
— Пошли Баке, пошли. — пригласил Грек, и тронул кобуру под пиджаком.
В коридор с улицы ввалились еще несколько боевиков. Батырхан нехотя согласился, и махнул своим, чтобы не отставали. Их провели через оцепление, и предложили Батырхану сесть в мерседес с тонированными стеклами, парни остались возле машины.
Мурка курила, откинувшись к противоположной двери, стряхивала пепел на пол.
— Мне нужны эти люди и бабки. — спокойно сказала, облизывая крашенные губы.
— Мурка, я тебя давно знаю…
— Ну ладно, Батырхан. Без понтов.
— Какие понты? Считаешь, я валил твоего директора?
— Хватит уши тереть! Слушай, мент, тебя удавят прямо здесь, в машине. А вон тех парней, — показала на людей Батырхана, — скормят поросятам!
Еще раз затянулась, выдохнула дым, стряхнула пепел на коврик.
— Думаешь, угрожаю?
Стукнула наманикюренным ногтем по стеклу, подавая сигнал, и сразу в машину ввалились Цаца с Греком. Грек плюхнулся на переднее сидение, возле шофера, а Цаца примостился на заднем, потеснив Батырхана, который оказался между ним и Муркой. Батырхановская тройка стояла спокойно, за тонировкой не видно было, что происходит в машине. Грек достал пистолет и начал накручивать на ствол длинный глушитель, Цаца вынул капроновый шнур и намотал на ладонь.
Батырхан не показывал вида, что испугался. Повторил, елозя на сидении:
— Мурка, я тебя давно знаю…
— Хочешь напомнить, как трахал тринадцатилетних голощелок? — не повышая голоса, спросила она. — Как лез по пьяни ко мне под платье? А, опер? Это хотел напомнить? Как в Туркестане все перессали, когда у меня открылось кровотечение после аборта? Как поставлял проституток для работников горкома партии и комсомола? Да-а, сутенер. Ты меня давно знаешь. Мы с тобой ба-альшие друзья. Но что делать, бизнес есть бизнес. Ты хапнул не свое и убил человека, что за это полагается — знаешь.
Грек докрутил глушитель, всадил полную обойму в рукоятку, и, передернув затвор, заслал патрон в приемник.
— Первые две пули резиновые. — сказал он. — Но с короткого расстояния, сам знаешь, хватает, чтобы башку расколоть на части. Ты ведь мент? Хоть и бывший. В оружии хорошо разбираешься.
За окном было видно, как потеснили людей Бытырхана, как Костя и другие ротные, вместе с братвой отгоняют любопытных.
Батырхан труханул крепко, об этом говорило белое, как мрамор, лицо, но голос по-прежнему не выдавал волнения.
— Нервные все какие… — пробормотал он, глядя на спинку переднего сидения. — Хорошо, Мурка. Я действительно знаю, кто это сделал. Но сделано без моего ведома, поверь. Я и сам наказал бы козлов — ты вмешалась. Три придурка от рук отбились, от них одна головная боль. Давай: к вечеру тебе принесут деньги. Идет?
— Идет. Не к вечеру, а через два часа. С процентами.
Батырхан подумал.
— Согласен. Сейчас три. Значит в пять?
— В пять в моем офисе.
— Я могу идти? — улыбнулся Батырхан, но глаза оставались колючими и настороженными.
— Хм. Хм. Иди.
Цаца открыл дверь, выпустил пассажира, тот забрал своих и скрылся за цепью боевиков. Грек спросил недовольно:
— Зачем ты это сделала? Нужно было держать здесь.
— А куда ему деться? Да и… Мокрый гранд не на нем висит.
Оцепление сняли, боевики переместились за Муркой к офису. Ровно в пять, без опоздания, к конторе подкатила белая пятерка. Из неё вылезли двое казахов средних лет, оба с темными, непрозрачными полиэтиленовыми пакетами в руках. Прошли в кабинет, в котором находились Мурка, Грек, Костя и новый бухгалтер. Один — молча вывалил на стол пачки долларов и россыпью — купюры в тенге. Второй — аккуратно положил пакет рядом с денежной кучкой.
Мурка поинтересовалась, кивнув на пакет:
— А это? Что там?
— Проценты. — ответили гости, и собрались уходить.
Грек пакет приподнял, оценивая на вес, и перевернул. Мурка отшатнулась: на стол упали отрубленные кисти рук, ручьи крови разбежались по столу. Подавив замешательство и брезгливость, просипела посланникам:
— Передайте Батырхану — расчет!