Моей спутнице и вдохновительнице Анастасии Корбейниковой: ПОСВЯЩАЮ
«Правильно определив наши приоритетные цели, выбрав соответствующие стратегии, проявив волю и терпение при движении по этому пути, мы обезопасим себя от зигзагообразных шараханий, непроизводительной растраты энергии, времени и ресурсов.
Имея сильную стратегию и целеустремленность, мы сможем успешно преодолеть любые большие препятствия, стоящие на нашем пути. Трудные условия, в которых мы находимся сегодня, не должны лишать нас энергии и надежды.
Ясное понимание наших перспектив, честное разъяснение трудностей и опасностей на нашем пути помогут мобилизовать всех граждан на решение этой общей задачи».
«Эта идея отнюдь не революционная, а в известном случае даже реакционная».
В апреле 1998 года мне довелось побывать в самом центре индустриального Кузбасса: в Новокузнецке, Белово и Гурьевске. Из всего, там увиденного, мне больше всего запомнилась и врезалась в память такая картина. На дороге из Гурьевска в Белово, на подъездном пути заброшенного угольного разреза стоял старый локомотив. Это была «рабочая лошадка» советских железных дорог – дизельный локомотив ТЗ. С него сняли двигатель, разобрали оборудование, а остов бросили ржаветь на подъездном пути.
Этот локомотив стоял в самом конце длинной насыпи, черным силуэтом на фоне лазоревого неба и красочного сибирского заката, со своими зияющими пустыми глазницами окон. Я не мог оторваться от него. Остов локомотива был виден очень далеко, за многие километры, и я смотрел на него, пока он не исчез из виду. Это был своего рода символ всего развала индустриального Кузбасса, его нынешнего тяжелого положения. Тяжелое и незабываемое зрелище.
Подобные картины в нынешней Сибири далеко не редкость и не только в Кузбассе. Одно из наиболее ярких впечатлений моего детства и юности – это картины развала всего и вся. В моем родном городе Ачинске за 90-е годы XX века, год от года в старом центре добавлялось брошенных домов, чаще всего после пожаров. Выгоревший дом чаще проще было бросить, чем восстанавливать. Даже у самых богатых предпринимателей в городе не находилось средств на восстановление старого купеческого особняка.
Когда-то в этих домах жили купцы-миллионеры: Мокроусов, Максимов, Сейгель и другие именитые люди, а теперь они стоят с выбитыми стеклами и дверьми. Старый центр Ачинска, когда-то людный и активный, за 90-е годы опустел.
Когда-то в городе было много мелких промышленных предприятий: меховая фабрика, фабрика игрушек, леспромхоз, порт и так далее. Довольно большой список из нескольких десятков названий. Из всего этого в живых остался лишь порт, но тоже не целиком. Его долго украшали остовы вытащенных на берег судов-толкачей, пока их не порезали окончательно на металлолом. А все остальное – в руинах или давно не используется по назначению. От большого леспромхоза осталось только несколько зданий. И все это разрушалось на глазах.
Шарыпово. Город-новостройка, столица КАТЭКа. Там можно увидеть улицу, состоящую из брошенных пятиэтажек. Несколько поселков, бывших при рудниках и разрезах, просто исчезли с карты.
Впрочем, достаточно проехать по железной дороге по Западной Сибири, чтобы увидеть – дорогу с обоих сторон окружают брошенные предприятия, зерновые элеваторы, станции пассажирские и станции сортировочные, вокзалы и разъезды. Руины, развалы, кучи мусора и заржавевшие механизмы, конструкции, локомотивы, вагоны… Думаю, что любой сибиряк без труда может вспомнить подобные картины, им виденные.
За прошедшее время было высказано много оценок этому процессу, но пора уже верить не словам, а своим глазам. Вот это все – реальное, зримое воплощение, реальные результаты той политики, которая нашим правительством проводится.
Для сибиряков 90-е годы XX века принесли резкий спад в промышленности, который во многих сибирских регионах привел фактически к началу деиндустриализации, когда уровень промышленного производства сокращается меньше чем до 40% от первоначального уровня. Это вызвало остановку и ликвидацию сотен производств, в том числе градообразующих, резкое обнищание населения и связанные с нею безработицу и преступность. Ущерб, нанесенный Сибири, государственной политикой 90-х годов очень велик и вполне сопоставим с военным разгромом.
Политика уже путинского времени, при том, что она дала некоторый стимул экономике России и на этой волне начался подъем и в сибирских регионах, ничего не сделала для устранения последствий этого грандиозного и разрушительного спада. В текстах федеральных программ и стратегий даже не признается его наличие, и будущее сибирской экономики планируется так, словно бы современная нищета и разорение были всегда, от века.
Сибиряки не сдались, перетерпели самые тяжелые времена 1996-1998 годов, и постепенно стали подниматься. И сейчас, несмотря на отсутствие помощи, сибирские регионы входят в число 21 финансово самодостаточных регионов России. За 2000-2005 годы произошел подъем промышленности, хотя до уровня 1990 года еще очень далеко. Прикладываются огромные и чрезвычайно изощренные усилия для привлечения иностранных инвестиций, развития науки и высокотехнологичного производства, снова без помощи со стороны федерального центра.
Эти пятнадцать лет достаточно показали, что федеральный центр в отношении Сибири осуществляет только одну политику – оставление на произвол судьбы. Но не в сибирском характере жаловаться на судьбу. Если некому позаботиться, то совершенно естественно позаботиться о самом себе. Иными словами, я считаю, что сибиряки сами должны взять свою судьбу в свои руки, должны стать самостоятельными. Иначе придется доживать жизнь среди обгоревших руин или бежать из Сибири.
Российское правительство, доказавшее на практике свою неспособность к управлению и развитию Сибири, относится также, как хозяин относится к своей кладовой. Кладовая эта может быть убогой, грязной и холодной, но в ней можно хранить и время от времени брать разные полезные вещи.
Во всех программах экономического развития, разрабатываемых в федеральном центре, Сибирь рассматривается только с точки зрения добычи сырья, главным образом, нефти и газа. Все предложения так или иначе сводятся к некоторой модернизации добывающей инфраструктуры. Нет в тех программах ни слова о том, что в Сибири есть крупные города, живет более 30 млн. человек российских граждан, которым нужна нормальная экономика и нормальная жизнь.
В этом отношении российское правительство является преемником московского царя, взиравшего на Сибирь, как на склад пушнины, императоров, видевших в Сибири склад серебра и золота, советского планирования, видевшего в Сибири склад промышленного сырья. Нынешнее правительство видит в Сибири нефтебазу и газохранилище.
Подобное отношение к Сибири, конечно, появилось не просто так. Под ним – мощный пласт исторической мифологии, которой мы коснемся позднее. Суть ее можно выразить так. До прихода русских в Сибири ничего не было, были только немногочисленные первобытные племена, которых пришельцы быстренько цивилизовали.
Положение сибиряков в стране, как жителей далеких индустриальных окраин, как поставщиков нефти и газа, как доноров для всей страны, во многом определяется этой исторической мифологией. Прообразы и обоснования идей для политических и экономических проектов черпаются из прошлого. Если говорится, что сибиряки живут в «слабонаселенной, заснеженной стране», якобы цивилизованной русскими, то и нечего им жаловаться на свою судьбу и требовать лучшей участи. Пусть себе добывают газ и нефть, плавят чугун и алюминий, и будут этим довольны.
Если вокруг Сибири созданы мифы о том, что страна не более чем «заснеженная целина», то о каком развитии здесь можно говорить? На «заснеженной целине» можно разместить только карьер, рудник, завод в лучшем случае с убогим рабочим поселком. Что-то вроде Прокопьевска или Кисилевска.
Миф сильнее рациональных доводов. Например, еще на заре советского экономического планирования, в 20-х годах, в нем доминировал мощный рациональный довод развития производства недалеко от месторождений сырья и топлива. Однако на выходе все равно значительная часть обрабатывающих и сборочных производств оказалась в Евроссии[1]. Сыграли даже не сколько экономические доводы (например, наличие рабочих рук в Евроссии, и недостаток в Сибири; такие проблемы решались при необходимости), а предвзятое представление, победившее даже железный рационализм большевиков.
Итак, для самостоятельности Сибири нужно в первую очередь восстановить достоинство сибиряков. Официальные историки вылили на Сибирь тысячи тонн грязи, воздвигнув миф о том, что Сибирь-де, была «заснеженной пустыней», и до русских тут ничего не было. Этому нужно положить конец, и приложить максимальные усилия к тому, чтобы Сибирь приобрела свою настоящую историю, длинную, яркую и богатую.
Без такой истории не будет сибирского достоинства. Только таким образом можно показать, что Сибирь, как страна, обладает самостоятельной ценностью, что она прекрасно существовала и росла без русских и до русских, причем даже в те времена, когда о русских никто ничего не слышал. Этот момент сейчас может недооцениваться, но реально без него ничего не выйдет. Приниженность сибиряков основывается и обосновывается этим ублюдочным историческим мифом о «заснеженной пустыни».
В сибирской истории ничего не нужно выдумывать и натягивать. Исторические источники и археологические данные, курганы и писаницы, древнетюркские надписи и руины городов показывают, что здесь кипела высококультурная и развитая жизнь.
Тема этой книги – сибирская самостоятельность в самых разных видах и проявлениях. На мой взгляд, в Сибири общество вполне созрело для этой идеи, во всяком случае, требования самостоятельности в том или ином виде, в тех или иных вопросах являются обычными для сибирских политиков и сенаторов. Нередко эти требования формулируются в жестких выражениях.
Однако, если необходимость этой самостоятельности осознана, то вот ее желательный характер по-прежнему остается туманным. Здесь дело состоит в том, что основания сибирской самостоятельности выходят за рамки текущих дел, современных экономических или политических вопросов, затрагивают как далекую по древности историю, так и планы на будущее.
Любая самостоятельность, политическая или экономическая, невозможна без культурной самостоятельности, то есть без самостоятельности в мышлении, оценки своей роли и места в мире, без своей традиции. Если таковой нет, то политическую и экономическую самостоятельность не сохранить. Без четкого понимания того, что данный конкретный народ имеет свои достижения, проявил себя в истории и вообще существует не зря, очень скоро «окажется», что чужие культурные достижения «лучше» своих, а экономику вообще лучше доверить «топ-менеджерам» из-за рубежа с вытекающими последствиями.
Поэтому мне хотелось бы предложить некую концепцию, или наброски концепции, сибирской самостоятельности: что это такое, из чего слагается и как она может быть реализована. Постараюсь, чтобы изложение носило максимально возможно конкретный характер и могло быть полезным для широкого круга читателей.
Москва, 8 ноября 2005 – 4 марта 2006