ЧАСТЬ IV. СИБИРЬ И РОССИЯ.
Глава 11. Зачем нам государство?
«Люди говорили о демократии и связывали ее со свободой. Но как только они достигали самоуправления, которое считалось одним из атрибутов демократии и свободы, немедленно искали самодержавия под каким-нибудь другим именем. Они желали, чтобы государство регулировало промышленность, думая, что оно может занять место индивидуального управления и что промышленность, будучи явлением новым, требует регулирования, тогда как в действительности промышленность еще не нашла своей функции и требовала свободы, чтобы найти себя. Многочисленность наших теперешних законов, дебри законов и предприятий, не указывает на расширение свободы и прав человека».
Этот вопрос, вынесенный в название главы, многих ввергнет в недоумение и вызовет жаркие споры. Однако я хотел бы его задать, может быть даже в более жесткой форме: что такого хорошего может сделать для нас государство?
Этот вопрос не зря стоит в начале части, посвященной взаимоотношениям Сибири и России. По существу, это основной политический вопрос в теории сибирской самостоятельности. Кроме него, никакие другие политические вопросы пока не имеют значения.
Есть ли политические идеи?
В числе упреков, наиболее часто бросаемых сторонникам сибирской самостоятельности, числится упрек в том, что сибиряки будто бы только и думают о том, как бы отделиться от России, как можно быстрей, безоглядно и навсегда. Это стандартный жупел противников сибирской самостоятельности, и, к сожалению, есть в Сибири такие «политики», которые этому жупелу подыгрывают, пользуясь риторикой отделенчества. Таким образом происходит выдвижение «сибирского сепаратизма» как некоей универсальной политической сибирской идеи.
В Сибири сейчас нет каких-то универсальных и общесибирских политических идей. Идея сибирской самостоятельности не является по существу политической идеей, а тем более партийной. Ситуация партии сибирской самостоятельности – шизофреническая, потому что ее оппоненты, получается, настаивают на зависимости Сибири. Она по большому счету даже не является предметом для дебатов, поскольку странно выглядят люди, заявляющие о том, что им-то необходимо быть зависимыми и эксплуатируемыми. Это, скорее, рамочная идея, объединяющая все сибирское общество, и касающаяся всех сибиряков.
Вот в ее рамках уже раздолье для политической борьбы. Самостоятельная Сибирь может быть очень разной. Она может быть частью России, а может быть независимой и составлять отдельное государство. Она может быть социалистической или капиталистической, аграрной или индустриальной. В рамках этой общей, генеральной идеи возможны какие угодно политические группы, платформы, идеологии, ну и борьба, само собой.
Идея сибирской самостоятельности присутствовала в Сибири всегда, как до русских, так и при русских. Борьба с попытками превратить Сибирь в рудно-сырьевую базу идет уже не одно тысячелетие, и первая известная попытка относится ко времени хуннского шаньюя Модэ. В рамках такого подхода понятно, что идея сибирской самостоятельности, или любой ее эквивалент, обозначает отличие жителей Сибири от тех, кто рассматривает Сибирь в качестве кладовой природных ресурсов. Но, в силу нынешней слаборазвитости сибирского самосознания, она практически не проявляется, хотя существует и подспудно действует.
Главное, что нужно понять, так это различие между разными подходами к Сибири. Первый, наиболее распространенный сегодня, отрицает вообще в принципе существование сибирского общества, интересов и потребностей, и рассматривает Сибирь как пустую территорию, некий склад природных ресурсов, которая была случайно заселена переселенцами из России. Иногда он высказывается очень откровенно: «Сибирь наша, хотим осваиваем, а хотим – нет».
Если проводить аналогии, то это подход полного отрицания основных человеческих прав. Представьте, что вы столкнулись с человеком, который считает, что вы – его имущество, который он полноправно распоряжается. Захочет, и убьет, а захочет жить оставит. Вы в таких отношениях являетесь рабом.
Такое отношение к Сибири равнозначно такому отрицанию человеческих прав. То есть, если продолжить аналогию, все, высказывающие подобную точку зрения, считают сибиряков бесправными рабами. Жупел «сибирского сепаратизма» – неотъемлемый элемент этого Отрицания прав, и активное использование его представляет собой, по сути, страх рабовладельца перед побегом или восстанием рабов.
Идея сибирской самостоятельности же предполагает совершенно другое отношение к сибирякам и сибирскому обществу. Мы – полноправные, свободные люди. Какое отношение эта идея имеет к политике? Разве из нее вытекает идея немедленного отделения от России?
Пока что политическая деятельность на сибирской почве практически невозможна. Для таковой нужно хотя бы десяток активных людей и хотя бы одного оппонента, с которым нет схождения во взглядах. А также нужна почва, то есть общество, структурированное вокруг некоторого общего принципа (в нашем случае, отношение к Сибири). Политическая борьба и столкновение мнений идет вокруг конкретных путей развития общества на основе этого самого общего принципа.
Ежели общий принцип слабо проявлен, то и политические идеи на его почве взойти не могут, а, следовательно, не может развиться и политическая деятельность.
Вот именно поэтому я выступаю не как политик, а пропагандист идеи сибирской самостоятельности. Для того, чтобы мне стать политиком, мне нужно сначала раскачать сибирское общество, вывести идею сибирской самостоятельности на актуальный уровень, а потом уже заниматься формированием своей политической платформы. Если нет подготовленной почвы, то кроме сорняков ничего не вырастет.
Вот в рамках сибирской самостоятельности, в рамках свободного сибирского общества уже возникают политические (подчеркиваю!) идеи: нахождения в Российской Федерации или выхода из нее. Повторяю, идея отделения от России – это идея чисто политическая, которая выработана свободным обществом. Собственно, выбор между отделением и нахождением в России – это выбор именно свободного общества. Сейчас ни выработка этой идеи, ни тем более ее реализация не может быть исполнена за отсутствием свободного сибирского общества.
Поэтому обсуждение подобных политических идей придется поневоле вести в режиме «забегая вперед». Сейчас нет в Сибири субъекта, которое смогло бы выдвинуть свои политические идеи. Но я надеюсь, что этой книгой я внесу вклад в превращение сибирского населения в сибирское общество, которое таким субъектом станет.
Итак, основной политический вопрос состоит в том, нужно ли Сибири государство? Если да, то в каких количествах. Этот вопрос имеет самое прямое отношение к вопросу о нахождении Сибири в составе Российской Федерации, потому что Россия Сибири не может предложить практически ничего, кроме «государственных услуг».
Избыточные функции государства.
Понятно без слов, что сторонники «государственничества» в том или ином виде, начнут загибать пальцы и перечислять достоинства государства. Здесь на первом месте будет оборона, безопасность, потом поддержка национального производителя и так далее. Назовут еще множество достоинств.
Если рассматривать сибирский пример, то здесь ситуация еще более показательная. Существует целый ряд деятелей разного уровня, которые совершенно не представляют себе Сибирь без постоянного вмешательства федерального правительства. Поэтому наш вопрос у них вызовет только недоумение.
Только здесь стоит указать, что подавляющая часть этих достоинств относится не к какому-то реальному государству, а воображаемому, идеальному. Анализ реальных дел реальных государств покажет, что почти все они так или иначе подавляют общество, если не ведут прямо репрессивную политику. Почти все государства подавляют по мере сил свободный обмен информацией и ограничивают свободу перемещения. Не говоря уже о политической активности граждан, которая подвергается жесткой регламентации. Причем это подавление и регламентация чуть ли не в наибольшей степени развито в странах, т.н. «демократии». В этой связи нельзя не вспомнить германский Комитет по защите Конституции, который официально осуществляет цензуру средств массовой информации, как в самой Германии, так и за ее пределами. Журналист, вызвавший неудовольствие этого комитета либо лишится работы, либо больше не въедет в «демократические страны».
Так что вопрос о государстве, и особенно об отношениях его с обществом, требует рассмотрения. Причем не с точки зрения теории, даже самой привлекательной, а с практического ракурса. Рассмотрение темы с практической точки зрения должно начаться с того, какие функции для государства явно избыточные.
Современная традиция государственной власти, сформировавшаяся в основных чертах в конце XIX и первой половине XX века, предполагает, что государство активно вмешивается в общественные дела. Более того: должно активно вмешиваться. Отчасти это объяснялось военной необходимостью, отчасти идеологией. Социалистические партии и движения превращали государство в инструмент для достижения своих целей.
В результате государство захватило себе функции, которые раньше исполнялись обществом. Например, еще в начале XX века политические партии и общественные организации не регистрировались, а теперь госрегистрация является чуть ли не самым главным условием для работы (показателен здесь российский закон «О партиях»). Теперь работа таких организаций на всех этапах строго формализована. В борьбе с нарастающим валом регламентации появились новые разновидности общественных организаций: неправительственные организации (по существу же, такие же партии), но и к ним теперь подбираются с регламентом.
Государство также подмяло под себя практически всю экономическую деятельность. Вне регулирования (законодательством, системой разрешений и лицензий, налогами) осталась лишь мелкая торговля, и то не везде. Практически исчезло обычное право, которое заменила государственная судебная система. Лишь слабый отголосок остался в виде суда присяжных. По сути, общество теперь существует как пережиток давних времен, элементы вольности которого методично вытесняются очередными законодательными нововведениями.
Определить реальную роль общества по нынешним временам довольно трудно, ибо уже примерно вековая традиция доминирования государства лишает нас конкретного опыта общественного самоуправления. Однако, самые основные элементы самоуправления можно вывести чисто логическим путем. Даже в современной правовой теории легитимность власти основана на общественном волеизъявлении, прямым путем или через представительные органы власти. Соответственно, государственная власть признается вторичной по отношению к обществу. Это в теории, а на практике мы видим абсолютное доминирование государства.
Если быть последовательным в этом деле, то нельзя не признать, что это государственное доминирование над обществом является противоестественным и его необходимо устранить.
Это первый момент. Второй момент состоит в том, что в настоящее время почти все государства финансируются за счет налогов, то есть целевых общественных взносов. Следовательно и в экономической сфере государство является вторичным по отношению к обществу. Однако и здесь мы видим полное господство государства, которое должно быть устранено как противоестественное.
Третий момент состоит в том, что ныне большинство стран строит свою оборону на основе всеобщей воинской повинности, следовательно общество поставляет не только материальные, но и людские ресурсы для организации обороны. Следовательно и в этом вопросе государство вторично по отношению к обществу (как бы не была смутительна эта мысль).
В большинстве стран города и населенные пункты официально имеют самоуправление в виде муниципалитетов, отделенных от государственной власти, так что и в этом вопросе государство вторично перёд обществом. Вот эта мысль о том, что в общественно-государственной структуре первично общество, является наиболее важной и принципиальной.
Как видно, сами по себе функции государства не являются производящими, а обслуживающими. Основа же любого людского сообщества находится в обществе, в его производительных силах, ресурсах и системе организации. Государство появилось как общественная структура организации обороны (в связи с чем появилось меткое наблюдение Макиавелли о том, что Государь занимается только войной), а потом его функции несколько расширились до перечисленных выше.
В чем есть однозначное преимущество государства перед обществом, так это в установлении территории и границ, выдачи удостоверяющих документов, организации денежного оборота, командовании вооруженными силами, и установлении системы мер и весов. Пожалуй, только в этих сферах государство добилось по-настоящёму выдающихся успехов. Нынешняя экономика во многом стоит на достижениях государств, которые ввели на подвластных территориях единую систему мер и весов, единую денежную систему. Сейчас государства в рамках ВТО создают единую для всего мира систему торговых правил, которая резко упростит международную торговлю.
Различие подходов.
Многие люди настолько привыкли к государству, что уже и не мыслят своего существования вне и без его структур. Для них уже непонятна жизнь человека, на которого государственная власть почти не распространяется.
Вне всякого сомнения, в развитии сибирских политических идей будет особенно сильным это столкновение между идеями государственничества и идеями самоуправления. Все-таки, несмотря на сильнейший административный диктат, широко известное административное бесправие в Сибири при русской власти, общество хранило традиции самоуправления, и смогло даже своими силами создать свой университет в Томске.
Но, в общем и целом, сама идея приоритета государства, его господства над обществом, противоречит идее сибирской самостоятельности. Противники самостоятельности Сибири начинают свои речи с того, что отделение Сибири от России не решит проблемы. Это является их отличительным знаком. Как только человек заговорил об отделении Сибири, то видно, что перед нами – противник сибирской самостоятельности.
Сторонник же этой идеи никогда не заведет разговор с отделения. Для него есть масса более важных задач, чем немедленное объявление независимости, проведение границ и создание государственных органов. В нашем случае, эти важные задачи: восстановление сибирского хозяйства, преодоление разрухи, оживление внутреннего рынка, налаживание нормальных отношений и партнерства с соседями. Вопрос отделения, и вообще государственности как таковой, стоит по важности на десятом или пятнадцатом месте.
Причина такого положения дел состоит в том, что мышление русского патриота и сторонника сибирской самостоятельности коренным образом различаются. Русский патриотизм до мозга костей пропитан государственным подходом, а государство для него альфа и омега, с государства все начинается и государством же все кончается.
Русский государственный патриотизм, по большому счету, является восхвалением практики Московского государства, Российской империи и СССР, которые строили свою государственную мощь на основе ограбления ресурсов общества, на основе нещадной эксплуатации природных ресурсов. В разное время этот подход использовался в разной интенсивности, и по мере развития этого государства интенсивность нажима на общество снижалась. В СССР была самая слабая и мягкая форма разграбления общества. Ни сталинская коллективизация, ни сталинская индустриализация, ни военное время не идут ни в какое сравнение с теми методами выжимания из народа соков, какие практиковались при Иване Грозном, Алексее Михайловиче или Петре Первом.
Московские государи всегда смотрели на общество, как на враждебную силу, которую надо покорить, лишить силы, разграбить ресурсы. Это понятно, почему так произошло. Московия, бывшая первоначально небольшим княжеством, построенным на основе абсолютной власти великого князя, расширялось за счет русских земель с куда более свободным общественным устройством. Московским государям приходилось вести долгую и изнурительную борьбу с народным самоуправлением, с традициями веча и общества. Способ обращения с обществом, практикуемый в Московском государстве, является методом хозяйничанья в покоренной стране. Лишь с течением времени, по прошествии десятилетий и веков, московское иго становилось привычным и худо-бедно приемлемым, но от этого не менее тяжелым.
Потому-то государство и стало со временем восприниматься как единственно возможная форма существования, а на общество стали смотреть как на нечто слабое, вторичное и вообще необязательное.
Сибирская же самостоятельность вообще начисто лишена государственного подхода, хотя бы потому, что своей государственности в Сибири не было последние 300 лет. В нормальном обществе вопросы государства, обороны и управления решаются совершенно по-другому. Государство является организационным оформлением некоторых функций общества. Конкретные формы государства выбираются в зависимости от стоящих целей и потребностей.
В деле управления государство при нормальном подходе играет только ориентирующую роль. Государственные органы могут, как правило, отслеживать ситуацию более глубоко и широко, чем общественные организации или хозяйствующие субъекты, и потому главная роль государства – выполнять определенные функции и давать ориентирующие указания обществу. Сибирский подход в этом деле коренным образом отличается от московского. В нашем случае государство, взамен на работу определенного рода (оборона, внешняя политика, безопасность, установление стандартов, разные ценные указания), получает в пользование определенную часть общественных ресурсов для своей деятельности. Дополнительно, в критических условиях, для отражения внешней агрессии или борьбы со стихийным бедствием, государство получает дополнительную часть общественных ресурсов. Сила государства строится, таким образом, на общественных ресурсов. Чем их больше, тем больше государство может получить их для своих нужд. При таком понимании дел нет нужды создавать разнообразные «государственные закрома», в виде спецхранов, спецскладов, государственных предприятий, государственной собственности и так далее.
Сторонники государственничества считают, что госмонополия, как по волшебству, решит все экономические проблемы Сибири. Однако, на мой взгляд, этот путь для Сибири неприемлем. Госмонополия не только породит неизбежную в этом случае группировку могущественных чиновников, распоряжающихся госимуществом, но и резко затормозит развитие сибирского общества. Мы сейчас и без того сильно задавлены государственной бюрократией, чтобы проповедовать возвращение к ней же.
Быстрый рост Сибири возможен только при задействовании всех общественных сил. Если каждый сибиряк сделает свой посильный вклад в общий рост, тогда Сибирь станет богатой и процветающей. Но для этого нужна свободная общественная структура, чтобы каждый мог заниматься своим делом, не дожидаясь чиновного разрешения. В противном случае, если будут установлены госмонополии, и контроль государства над экономикой, произойдет раскол общества. С одной стороны будет господствующее меньшинство, а с другой – приниженное большинство. Развития в таком случае не будет, ибо не будут задействованы все силы сибирского общества. Будет такая же массовая апатия, что и теперь.
Вопрос о налогах стоит в прямой связи со способом государственного управления. Если сторонники государственничества защищают господство государства над обществом, то для этого дают ему в руки разнообразные ресурсы: право взимания процентной дани (то есть налогов) собственность и право взимать плату за пользование этой собственностью. Если развить эту мысль дальше, то по сути предлагается отделение государства от общества, с превращением первого в самодовлеющий механизм.
Если же рассматривать дело с той точки зрения, что государственные структуры являются особым подразделением общества, занятыми специфическими делами в интересах всего общества в целом. И в этом случае нет необходимости заводить особый институт процентной дани (налогов). Услуги администрирования, планирования, эмиссии денег, безопасности и обороны, составления законов и прочее оплачиваются также, как и все остальные услуги.
Главный неустранимый недостаток государственнической политики заключается в том, что государство в таком случае настолько сильно подавляет общество, что граждане начинают относиться к своему государству, как к поработителю и угнетателю. Государству приходится заставлять граждан хоть что-то делать из-под палки, давлением и насилием. В итоге устанавливается шаткая и расточительная структура, основанная на взаимной вражде и недоверии общества и государства, которая ослабляет страну и тормозит ее развитие.
Поскольку перед самостоятельной Сибирью стоят большие задачи по развитию, нам такую систему ни перенимать, ни воспроизводить нельзя, как бы она ни была дорога господам государственникам. С ней мы добьемся только закрепления сегодняшней отсталости Сибири.
Централизм.
У государственников есть еще один аргумент в защиту своих взглядов: государственный централизм. По их мнению, это явление делает жизнь общества легкой и приятной, или, по крайней мере, безопасной. Как они считают, все самые лучшие, взвешенные и продуманные решения принимаются в центре. И вообще образование центра составляет суть самого явления государства.
Однако, рассмотрение истории развития государств показывает, что централизм чаще всего не является неотъемлемой частью развития государства. Особенно, если под централизмом понимать сосредоточение всех функций: административных, военных, финансовых, законодательных, политических, в руках узкого круга лиц. Можно привести множество примеров тому, что государства великолепно существуют и развиваются при наличии, например, нескольких экономических центров (Германия и США, как неплохой пример этому), нескольких культурных и образовательных центров (Великобритания, Германия, к этому списку относится также и Россия, а теперь добавился и Казахстан, открывший мощный образовательный центр в г. Туркестане – Университет им. Ахмеда Ясави), политических центров (Китай), национальных автономий (Испания, Россия опять-таки). Существует большое количество стран с несколькими официальными языками и языковыми автономиями. В этом отношении особенно выделяются такие страны как Индия, Пакистан, Афганистан с их многочисленными местными языками.
Тезис о том, что централизм в выше помянутом смысле якобы является неотъемлемой частью государства, просто несостоятелен с фактической стороны. В эту категорию не попадает даже Россия. Строго говоря, где? Культурно у нас две столицы: Москва и Петербург. Образовательно, тоже две: те же Москва и Петербург, плюс рад городов с сильными научно-образовательными центрами. Экономически у нас тоже несколько столиц. С финансовой стороны – Москва, с транспортной и производственной – Петербург, со стороны нефтяного экспорта – Нижневартовск, Нефтеюганск, Сургут. Политически у нас тоже полицентричность. Во-первых, Петербург, из которого вышла нынешняя команда управленцев. Во-вторых, организации вроде «Сибирского соглашения» и «Верхней Волги» никуда не делись.
Теорию сторонников господства государства опровергает сама российская практика. Россия утратила полную унитарность своего строения довольно давно, со времен присоединения царства Польского и Финляндии. В XX веке Россия еще дальше отошла от унитарности, прожив большую часть этого века в виде федерации, причем федерации, как на уровне союзных республик, так и на уровне федеративного строения РСФСР. Теперь, «первый уровень» федеративности сменился еще более свободной организацией в виде СНГ, а «второй уровень» федеративности существует сегодня как Российская Федерация.
Де-факто, ситуация, когда Россия утратила централизм в своем развитии, установилась уже в середины 90-х годов XX века. Тут надо сказать, что это мы по привычке воспринимали Россию, как централизованное государство, но это не так. Наша страна состоит по меньшей мере из 5-6 стран, с разной историей, разным типом экономики, разным направлением развития и так далее. Образование федеральных округов, по существу, это шаг правительства к признанию этого положения. Он половинчатый, он недостаточный, но это шаг признания полицентричности России.
Для Сибири характерен совершенно нецентралистский подход. Выраженный центр – отсутствует. Роль управления распределена между несколькими центрами, которые находятся между собой в тесной связи. Это ярко проявилось, например, в городской структуре Красноярска, в котором Краевая администрация находится в одном месте, городская администрация – в другом, совершенно не тяготеющим к первому. То тут, то там разбросаны в структуре города другие важные учреждения и деловые центры. Зато выражены связи: мощные мосты через Енисей, широкие и длинные проспекты, сетчатая структура города, пронизанная в нескольких местах железными дорогами. Город построили люди, для которых наличие единого центра было совсем не очевидно и вовсе не обязательно.
Отсутствие «центрирования» представляет собой характерную черту сибирского мышления. Его основной постулат заключается в том, что в построении любых систем, не надо, не обязательно создавать единого центра, и ни один сибирский город не построен так, как построены Москва и Санкт-Петербург.
Основополагающие требования.
Из этого вытекают основные требования. Одним из главнейших и жизненных требований является требование экономической самостоятельности. Оно заключается в том, чтобы Сибирь, как единый регион, или совокупность регионов, обладала собственными ресурсами для развития, составляла и осуществляла свои планы экономического развития.
Для этого необходимо добиться следующего:
Во-первых, должен быть изменен порядок выплаты налогов. Каждое конкретное предприятие платит все налоги в том месте, где реально работает. Понятия федеральных и местных налогов при этом ликвидируются. Далее, федеральный центр получает из регионов ровно столько, сколько заложено расходов в госбюджете, плюс взносы в общий страховой фонд. Сумма налогов, которая вытекает из расходов бюджета, раскладывается на регионы. Все, что остается после этого, безраздельно остается в ведении региональных властей и не может быть изъято.
Во-вторых, федеральные целевые программы (на которые ныне расходуется значительная часть бюджета) должны иметь только рекомендательный и ориентировочный характер. Федеральный центр планирует то, что нужно в общегосударственных интересах, раскладывает по регионам, смотря по условиям, и выполнением занимаются региональные власти.
В-третьих, как вытекает из предыдущего, федеральные расходы должны быть сокращены только до обороны и безопасности, государственного аппарата и общероссийских учреждений. Государство в лице федерального центра должно заниматься обороной, законами, эмиссией и стандартами, и больше ничем. Все остальное делают регионы.
Собственно, это и есть основания экономической самостоятельности Сибири в рамках современного нам федеративного государства. Поскольку мы не ставим цели немедленного и обязательного выделения Сибири из состава России, то принципы экономического развития независимой Сибири мы не рассматриваем.
В рамках России идея сибирской самостоятельности обладает большим потенциалом преобразования. Для сообщества, известного под названием «Россия», – это последний шанс на выживание.
Государство Россия, а также вся государственная идеология, машина и прочие, распадутся в близком будущем. Это крайне неэффективная, крайне затратная и вызывающая повсеместное раздражение своими действиями организация. Не может страна с населением в 147 млн. человек жить, опираясь на работу только чуть менее чем 20 млн. человек, то есть 13% населения. Она неизбежно рухнет под тяжестью такого государственного бремени. В этом нет никакого сомнения. Вопрос только в том, сохранится ли сообщество, или оно быстро раздробится и будет за 2-3 поколения поглощено другими, более удачливыми народами. Здесь есть две альтернативы.
Первая состоит в том, что русский народ (или, условно, большинство) связывает свою судьбу с судьбой государства. В этом случае, при распаде государственной машины, русские лишаются малейших шансов на дальнейшее достойное существование. Власть в стране, после распада большого государства неизбежно переходит в руки более сплоченных и организованных национальных общин, которые быстро истребляют недовольных из числа большинства, и ставят его в подчиненное положение. Количество в данном случае роли не играет, поскольку результаты труда этого большинства будут уходить на развитие этих национальных общин, захвативших власть. В этих условиях большинство очень быстро сравняется с меньшинством, а потом превратится в меньшинство. Это обычная судьба имперских народов.
Вторая альтернатива состоит в том, что большинство пытается осмыслить себя как некоторую территориальную общность. Например, жители Северо-Запада, или жители Севера, или жители Сибири. Этот путь требует, конечно, отказа от целого ряда государственных мифов и кому-то очень любезной «однородности русского народа», мифической и противоречащей объективным и легко наблюдаемым фактам. Но он, на мой взгляд, более реален, чем какой бы то ни было, особенно связанный с «восстановлением империи». Во-первых, в создание таких самостоятельных общностей вовлекается не только тонкий слой столичной молодежи, а широкие слои жителей регионов России. Этот путь привлекательней и понятней для массы населения, чем разные «империи» и «союзы». Во-вторых, это лучшие условия для появления реальных лидеров. Формирование таких общностей неизбежно обратит внимание на многочисленные местные проблемы, и лидером станет тот, кто в них лучше разбирается и решает. В-третьих, он снимает проблемы отношений между народами и ликвидирует постоянный антагонизм «государствообразующего народа» и остальных народов, живущих в России.
В этом случае Россия может сохраниться и развиваться в качестве федерации таких самостоятельных территориальных общностей. Такой подход к делу совершенно не требует немедленного государственного размежевания Российской Федерации. Напротив, выгодно, чтобы сохранилось одно государство, как поставщик специфических услуг.
Избавтесь от шовинизма.
Самое главное, основное условие, которое обеспечит этим проектам успех и развитие – это полный и решительный отказ от русского шовинизма. Вообще, в принципе. Всякий, кто поймет, что он такой же, как и остальные люди, а не «избранный по рождению», что остальным он интересен результатами своего труда, а не «мессианским духом», тот и сохранится. Любые попытки создать сообщество на очередной разновидности великорусского шовинизма, провалятся. Собственно, это не нужно доказывать, это и так видно невооруженным глазом.
Это действует и в отношении Сибири. Пример областников показывает: люди, гордящиеся своей колонизаторской историей, возводящие себя к колонизаторам, ничего в Сибири сделать не могут.
Мы – люди свободные. Наше членство в составе России означает только то, что мы готовы постоянно выделять часть своего труда, ценностей и времени на содержание общего государственного аппарата и системы обеспечения безопасности. В критической ситуации (внешняя агрессия или стихийное бедствие) готовы задействовать все ресурсы для его сохранения. Во всем остальном – наша полная свобода. Мы считаем себя кем хотим, какого угодно родства, говорим на каком угодно языке, поддерживаем связи с кем сочтем нужным. Из этого вытекает требование культурной самостоятельности. Это означает:
а) отмену навязывания государственной идеологии и государственного патриотизма (в силу добровольности выбора это навязывание патриотизма, непременное для национал-патриотов, просто бессмысленно),
б) отмену навязывания какой-либо обязательной идентичности,
в) полную свободу изучения и составления своей истории,
г) полную свободу поддерживания внешних культурных и образовательных связей.
Из этих пунктов вытекают несколько принципиальных моментов.
Во-первых, официальная версия истории ликвидируется. История государства Российского при таком положении представляет собой сугубо официальную хронику событий, мероприятий и решений. Все остальное – касается только народов, которые Россию населяют, и каждый из них волен писать свою собственную историю, как он ее понимает.
Во-вторых, отменяется «официальная идентичность». Русский, россиянин – это только гражданство. Этническое и культурное самоопределение не ограничивается.
В-третьих, русский язык обязателен только в сфере делопроизводства, законодательства и вообще официального применения. Во всем, что не касается официальных дел, употребление русского языка, равно как и любого другого, остается на свободное усмотрение.
В-четвертых, не ограничивается свободное создание ассоциаций, союзов, организаций, учреждений и прочего, и прочего, для общения, творчества, исследований, просветительной деятельности и так далее. Всякий житель России, если у него на то есть время и ресурсы, может создавать такие организации.
Не зря в начале книги появился большой исторический раздел. Были бы возможности, то я бы его значительно расширил и ввел бы куда более подробное изложение сибирской историй. Без понимания того, что у Сибири есть древняя история, а значит, есть и будущее, нет сибирской самостоятельности.
Поскольку самостоятельность стоит на историческом опыте, накопленном рядом поколений, то в число важнейших задач входит изучение подлинной сибирской истории. Сейчас из нее выпадают важные фрагменты. Нет истории всего средневековья, от первых раннесредневековых государств до завоевания Сибири русскими. Мы сейчас не можем сказать ничего внятного о том, что происходило в Сибири в то или иное время, по той причине, что этим практически никто не занимался.
В связи с этим в требования самостоятельности необходимо поставить пункт об изучении в Сибири сибирской истории и подготовке специалистов по дорусскому периоду. Это очень важный пункт, ибо, не имея понятия об историческом развитии Сибири, мы не будем в состоянии самостоятельно развиваться. Без дорусской истории все попытки развития будут носить характер более или менее удачного копирования все тех же колонизаторских схем. Перспективная задача – составление подробной сибирской исторической энциклопедии с отражением всех известных исторических событий, произошедших в Сибири.
Поскольку Сибирь в дорусскую эпоху имела сильные и разносторонние связи со Средней Азией и Ближним Востоком, то на ведущее место должна быть поставлена история не Западной Европы, как сейчас, а история этого восточного региона. Ведущее место в изучении языков должно быть отдано, во-первых, главным языкам восточного региона (в их число входят: арабский, персидский, китайский и чагатайский (литературный тюрки), и, во-вторых, языкам собственно Сибири (сибирские варианты тюрки, монгольский, и другие). Это требование важно и в экономическом смысле. Недопустимо, что в Сибири нет специалистов по языкам ближайших соседей, и нет никакой структуры для их подготовки.
Внешние связи Сибири.
Особый пункт требований сибирской самостоятельности состоит в том, что Сибирь обладает свободой в установлении и поддержании внешних контактов, в первую очередь экономических, научных и культурных. Опыт сибирского движения, в частности, областничества, за которое теперь так ратуют отдельные товарищи, показывает одну очень важную вещь. Она бросается в глаза, однако, как можно увидеть, далеко не все осознают ее важность и значение для сибирских дел. Это – внешние связи Сибири и расположение ее в системе мировых связей: хозяйственных, политических, культурных, информационных и остальных других.
«Сибирские националисты» и прочие областники всегда настаивали на том, что самое главное – это сама Сибирь, а все остальное не так важно. По существу, они выступали за самоизоляцию региона и от соседей и от более дальних партнеров. Но исторический опыт говорит прямо противоположное. Значение Сибири, уровень ее культурного и экономического развития резко повышался в зависимости от числа и дальности внешних связей. Сибирь процветала, когда поддерживала связи с отдаленнейшими странами, и наоборот, была в упадке, когда внешние связи сокращались.
То же самое можно сказать о любой другой стране. По мере развития, роста, расширения и упрочения внешних связей, значение и уровень развития данной страны растет. Для тех, кто сомневается, могу привести пример превращения Европы из задворок мира в мирового лидера после географических открытий. Европейцы создали систему связей, охватывающих весь мир, и на этой поднялись. Европейцы во всем уступали арабам, индийцам и китайцам, кроме корабля и пушки. Еще на стороне европейцев была жажда к проникновению в самые далекие уголки мира, и этого оказалось достаточно, чтобы Европа сделалась гегемоном.
Сибирь никогда и ни за что не сможет добиться высокого уровня самостоятельного развития, если будет вести политику самоизоляции. Она выгодна колонизаторам, для более удобного черпания сибирских богатств. При отсутствии внешних связей сибиряки не смогут обратиться за помощью, и эксплуатировать их можно безнаказанно.
Исторически, именно разрыв исконных связей Сибири со Средней Азией и Китаем послужил главной причиной закрепления Сибири в составе Российской Империи и создания здесь колониального хозяйства. Решающим в этом отношении было запрещение (потом разрешили, но с огромными ограничениями) торговли с Китаем в начале XVIII века, строительство пограничных укрепленных линий на юге Западной Сибири в середине того же столетия, вместе с ограничением бухарской торговли.
Сейчас пробуждение Сибири связано с развитием внешних связей. Каждый регион налаживает связи со своим, наиболее значимым соседом, как Омская область – с Казахстаном, а Читинская область с Китаем. Каждый сибирский регион поддерживает прямые связи с 20-30 странами. Это очень хороший процесс, но все же Сибири пока далеко даже до Синьцзянь-Уйгурского автономного района КНР, который поддерживает связи со 119 странами.
В деле развития внешних связей Сибири – огромное поле деятельности. Нужны политические, деловые, культурные, научные связи, нужно изучение самого разнообразного опыта, который может быть применен в Сибири. Здесь есть чем заняться сотням и тысячам людей. Этим делом никто не мешает заниматься прямо сейчас.
Я больше всего говорю о связях с восточными соседями в силу своих личных склонностей именно к этой тематике. Однако, для Сибири большое значение имеют и западные связи: с Евроссией и Европой. В этом вопросе «сибирские националисты» и прочие областники подсовывают, как им кажется, «единственно верное решение» – рабское копирование. «Давайте будем как… (нужное вписать)», – вот их лозунг. Сибирь ни Штатами, ни Европой никогда не станет. Не позволяют ни исторические, ни культурные, никакие другие условия. Сибирь – это своеобразный мир со своими принципами развития.
Тесные и разнообразные связи с Европой вовсе не предусматривают никакого рабского копирования европейских институтов. Этого могут требовать только всякие областники, с их высиженным в кабинете «сибирским патриотизмом». Но вот участие в европейской торговле, образовательные и научные связи, участие в программах – вот это крайне интересно и ценно для Сибири. Нужно вести себя, как Казахстан, который у всех учится, но отбирает только то, что пригодно к реализации в казахских условиях. Нет никаких причин, чтобы отказываться от этого простого и прагматического принципа.
«Люди говорили о демократии и связывали ее со свободой. Но как только они достигали самоуправления, которое считалось одним из атрибутов демократии и свободы, немедленно искали самодержавия под каким-нибудь другим именем. Они желали, чтобы государство регулировало промышленность, думая, что оно может занять место индивидуального управления и что промышленность, будучи явлением новым, требует регулирования, тогда как в действительности промышленность еще не нашла своей функции и требовала свободы, чтобы найти себя. Многочисленность наших теперешних законов, дебри законов и предприятий, не указывает на расширение свободы и прав человека».
Этот вопрос, вынесенный в название главы, многих ввергнет в недоумение и вызовет жаркие споры. Однако я хотел бы его задать, может быть даже в более жесткой форме: что такого хорошего может сделать для нас государство?
Этот вопрос не зря стоит в начале части, посвященной взаимоотношениям Сибири и России. По существу, это основной политический вопрос в теории сибирской самостоятельности. Кроме него, никакие другие политические вопросы пока не имеют значения.
Есть ли политические идеи?
В числе упреков, наиболее часто бросаемых сторонникам сибирской самостоятельности, числится упрек в том, что сибиряки будто бы только и думают о том, как бы отделиться от России, как можно быстрей, безоглядно и навсегда. Это стандартный жупел противников сибирской самостоятельности, и, к сожалению, есть в Сибири такие «политики», которые этому жупелу подыгрывают, пользуясь риторикой отделенчества. Таким образом происходит выдвижение «сибирского сепаратизма» как некоей универсальной политической сибирской идеи.
В Сибири сейчас нет каких-то универсальных и общесибирских политических идей. Идея сибирской самостоятельности не является по существу политической идеей, а тем более партийной. Ситуация партии сибирской самостоятельности – шизофреническая, потому что ее оппоненты, получается, настаивают на зависимости Сибири. Она по большому счету даже не является предметом для дебатов, поскольку странно выглядят люди, заявляющие о том, что им-то необходимо быть зависимыми и эксплуатируемыми. Это, скорее, рамочная идея, объединяющая все сибирское общество, и касающаяся всех сибиряков.
Вот в ее рамках уже раздолье для политической борьбы. Самостоятельная Сибирь может быть очень разной. Она может быть частью России, а может быть независимой и составлять отдельное государство. Она может быть социалистической или капиталистической, аграрной или индустриальной. В рамках этой общей, генеральной идеи возможны какие угодно политические группы, платформы, идеологии, ну и борьба, само собой.
Идея сибирской самостоятельности присутствовала в Сибири всегда, как до русских, так и при русских. Борьба с попытками превратить Сибирь в рудно-сырьевую базу идет уже не одно тысячелетие, и первая известная попытка относится ко времени хуннского шаньюя Модэ. В рамках такого подхода понятно, что идея сибирской самостоятельности, или любой ее эквивалент, обозначает отличие жителей Сибири от тех, кто рассматривает Сибирь в качестве кладовой природных ресурсов. Но, в силу нынешней слаборазвитости сибирского самосознания, она практически не проявляется, хотя существует и подспудно действует.
Главное, что нужно понять, так это различие между разными подходами к Сибири. Первый, наиболее распространенный сегодня, отрицает вообще в принципе существование сибирского общества, интересов и потребностей, и рассматривает Сибирь как пустую территорию, некий склад природных ресурсов, которая была случайно заселена переселенцами из России. Иногда он высказывается очень откровенно: «Сибирь наша, хотим осваиваем, а хотим – нет».
Если проводить аналогии, то это подход полного отрицания основных человеческих прав. Представьте, что вы столкнулись с человеком, который считает, что вы – его имущество, который он полноправно распоряжается. Захочет, и убьет, а захочет жить оставит. Вы в таких отношениях являетесь рабом.
Такое отношение к Сибири равнозначно такому отрицанию человеческих прав. То есть, если продолжить аналогию, все, высказывающие подобную точку зрения, считают сибиряков бесправными рабами. Жупел «сибирского сепаратизма» – неотъемлемый элемент этого Отрицания прав, и активное использование его представляет собой, по сути, страх рабовладельца перед побегом или восстанием рабов.
Идея сибирской самостоятельности же предполагает совершенно другое отношение к сибирякам и сибирскому обществу. Мы – полноправные, свободные люди. Какое отношение эта идея имеет к политике? Разве из нее вытекает идея немедленного отделения от России?
Пока что политическая деятельность на сибирской почве практически невозможна. Для таковой нужно хотя бы десяток активных людей и хотя бы одного оппонента, с которым нет схождения во взглядах. А также нужна почва, то есть общество, структурированное вокруг некоторого общего принципа (в нашем случае, отношение к Сибири). Политическая борьба и столкновение мнений идет вокруг конкретных путей развития общества на основе этого самого общего принципа.
Ежели общий принцип слабо проявлен, то и политические идеи на его почве взойти не могут, а, следовательно, не может развиться и политическая деятельность.
Вот именно поэтому я выступаю не как политик, а пропагандист идеи сибирской самостоятельности. Для того, чтобы мне стать политиком, мне нужно сначала раскачать сибирское общество, вывести идею сибирской самостоятельности на актуальный уровень, а потом уже заниматься формированием своей политической платформы. Если нет подготовленной почвы, то кроме сорняков ничего не вырастет.
Вот в рамках сибирской самостоятельности, в рамках свободного сибирского общества уже возникают политические (подчеркиваю!) идеи: нахождения в Российской Федерации или выхода из нее. Повторяю, идея отделения от России – это идея чисто политическая, которая выработана свободным обществом. Собственно, выбор между отделением и нахождением в России – это выбор именно свободного общества. Сейчас ни выработка этой идеи, ни тем более ее реализация не может быть исполнена за отсутствием свободного сибирского общества.
Поэтому обсуждение подобных политических идей придется поневоле вести в режиме «забегая вперед». Сейчас нет в Сибири субъекта, которое смогло бы выдвинуть свои политические идеи. Но я надеюсь, что этой книгой я внесу вклад в превращение сибирского населения в сибирское общество, которое таким субъектом станет.
Итак, основной политический вопрос состоит в том, нужно ли Сибири государство? Если да, то в каких количествах. Этот вопрос имеет самое прямое отношение к вопросу о нахождении Сибири в составе Российской Федерации, потому что Россия Сибири не может предложить практически ничего, кроме «государственных услуг».
Избыточные функции государства.
Понятно без слов, что сторонники «государственничества» в том или ином виде, начнут загибать пальцы и перечислять достоинства государства. Здесь на первом месте будет оборона, безопасность, потом поддержка национального производителя и так далее. Назовут еще множество достоинств.
Если рассматривать сибирский пример, то здесь ситуация еще более показательная. Существует целый ряд деятелей разного уровня, которые совершенно не представляют себе Сибирь без постоянного вмешательства федерального правительства. Поэтому наш вопрос у них вызовет только недоумение.
Только здесь стоит указать, что подавляющая часть этих достоинств относится не к какому-то реальному государству, а воображаемому, идеальному. Анализ реальных дел реальных государств покажет, что почти все они так или иначе подавляют общество, если не ведут прямо репрессивную политику. Почти все государства подавляют по мере сил свободный обмен информацией и ограничивают свободу перемещения. Не говоря уже о политической активности граждан, которая подвергается жесткой регламентации. Причем это подавление и регламентация чуть ли не в наибольшей степени развито в странах, т.н. «демократии». В этой связи нельзя не вспомнить германский Комитет по защите Конституции, который официально осуществляет цензуру средств массовой информации, как в самой Германии, так и за ее пределами. Журналист, вызвавший неудовольствие этого комитета либо лишится работы, либо больше не въедет в «демократические страны».
Так что вопрос о государстве, и особенно об отношениях его с обществом, требует рассмотрения. Причем не с точки зрения теории, даже самой привлекательной, а с практического ракурса. Рассмотрение темы с практической точки зрения должно начаться с того, какие функции для государства явно избыточные.
Современная традиция государственной власти, сформировавшаяся в основных чертах в конце XIX и первой половине XX века, предполагает, что государство активно вмешивается в общественные дела. Более того: должно активно вмешиваться. Отчасти это объяснялось военной необходимостью, отчасти идеологией. Социалистические партии и движения превращали государство в инструмент для достижения своих целей.
В результате государство захватило себе функции, которые раньше исполнялись обществом. Например, еще в начале XX века политические партии и общественные организации не регистрировались, а теперь госрегистрация является чуть ли не самым главным условием для работы (показателен здесь российский закон «О партиях»). Теперь работа таких организаций на всех этапах строго формализована. В борьбе с нарастающим валом регламентации появились новые разновидности общественных организаций: неправительственные организации (по существу же, такие же партии), но и к ним теперь подбираются с регламентом.
Государство также подмяло под себя практически всю экономическую деятельность. Вне регулирования (законодательством, системой разрешений и лицензий, налогами) осталась лишь мелкая торговля, и то не везде. Практически исчезло обычное право, которое заменила государственная судебная система. Лишь слабый отголосок остался в виде суда присяжных. По сути, общество теперь существует как пережиток давних времен, элементы вольности которого методично вытесняются очередными законодательными нововведениями.
Определить реальную роль общества по нынешним временам довольно трудно, ибо уже примерно вековая традиция доминирования государства лишает нас конкретного опыта общественного самоуправления. Однако, самые основные элементы самоуправления можно вывести чисто логическим путем. Даже в современной правовой теории легитимность власти основана на общественном волеизъявлении, прямым путем или через представительные органы власти. Соответственно, государственная власть признается вторичной по отношению к обществу. Это в теории, а на практике мы видим абсолютное доминирование государства.
Если быть последовательным в этом деле, то нельзя не признать, что это государственное доминирование над обществом является противоестественным и его необходимо устранить.
Это первый момент. Второй момент состоит в том, что в настоящее время почти все государства финансируются за счет налогов, то есть целевых общественных взносов. Следовательно и в экономической сфере государство является вторичным по отношению к обществу. Однако и здесь мы видим полное господство государства, которое должно быть устранено как противоестественное.
Третий момент состоит в том, что ныне большинство стран строит свою оборону на основе всеобщей воинской повинности, следовательно общество поставляет не только материальные, но и людские ресурсы для организации обороны. Следовательно и в этом вопросе государство вторично по отношению к обществу (как бы не была смутительна эта мысль).
В большинстве стран города и населенные пункты официально имеют самоуправление в виде муниципалитетов, отделенных от государственной власти, так что и в этом вопросе государство вторично перёд обществом. Вот эта мысль о том, что в общественно-государственной структуре первично общество, является наиболее важной и принципиальной.
Как видно, сами по себе функции государства не являются производящими, а обслуживающими. Основа же любого людского сообщества находится в обществе, в его производительных силах, ресурсах и системе организации. Государство появилось как общественная структура организации обороны (в связи с чем появилось меткое наблюдение Макиавелли о том, что Государь занимается только войной), а потом его функции несколько расширились до перечисленных выше.
В чем есть однозначное преимущество государства перед обществом, так это в установлении территории и границ, выдачи удостоверяющих документов, организации денежного оборота, командовании вооруженными силами, и установлении системы мер и весов. Пожалуй, только в этих сферах государство добилось по-настоящёму выдающихся успехов. Нынешняя экономика во многом стоит на достижениях государств, которые ввели на подвластных территориях единую систему мер и весов, единую денежную систему. Сейчас государства в рамках ВТО создают единую для всего мира систему торговых правил, которая резко упростит международную торговлю.
Различие подходов.
Многие люди настолько привыкли к государству, что уже и не мыслят своего существования вне и без его структур. Для них уже непонятна жизнь человека, на которого государственная власть почти не распространяется.
Вне всякого сомнения, в развитии сибирских политических идей будет особенно сильным это столкновение между идеями государственничества и идеями самоуправления. Все-таки, несмотря на сильнейший административный диктат, широко известное административное бесправие в Сибири при русской власти, общество хранило традиции самоуправления, и смогло даже своими силами создать свой университет в Томске.
Но, в общем и целом, сама идея приоритета государства, его господства над обществом, противоречит идее сибирской самостоятельности. Противники самостоятельности Сибири начинают свои речи с того, что отделение Сибири от России не решит проблемы. Это является их отличительным знаком. Как только человек заговорил об отделении Сибири, то видно, что перед нами – противник сибирской самостоятельности.
Сторонник же этой идеи никогда не заведет разговор с отделения. Для него есть масса более важных задач, чем немедленное объявление независимости, проведение границ и создание государственных органов. В нашем случае, эти важные задачи: восстановление сибирского хозяйства, преодоление разрухи, оживление внутреннего рынка, налаживание нормальных отношений и партнерства с соседями. Вопрос отделения, и вообще государственности как таковой, стоит по важности на десятом или пятнадцатом месте.
Причина такого положения дел состоит в том, что мышление русского патриота и сторонника сибирской самостоятельности коренным образом различаются. Русский патриотизм до мозга костей пропитан государственным подходом, а государство для него альфа и омега, с государства все начинается и государством же все кончается.
Русский государственный патриотизм, по большому счету, является восхвалением практики Московского государства, Российской империи и СССР, которые строили свою государственную мощь на основе ограбления ресурсов общества, на основе нещадной эксплуатации природных ресурсов. В разное время этот подход использовался в разной интенсивности, и по мере развития этого государства интенсивность нажима на общество снижалась. В СССР была самая слабая и мягкая форма разграбления общества. Ни сталинская коллективизация, ни сталинская индустриализация, ни военное время не идут ни в какое сравнение с теми методами выжимания из народа соков, какие практиковались при Иване Грозном, Алексее Михайловиче или Петре Первом.
Московские государи всегда смотрели на общество, как на враждебную силу, которую надо покорить, лишить силы, разграбить ресурсы. Это понятно, почему так произошло. Московия, бывшая первоначально небольшим княжеством, построенным на основе абсолютной власти великого князя, расширялось за счет русских земель с куда более свободным общественным устройством. Московским государям приходилось вести долгую и изнурительную борьбу с народным самоуправлением, с традициями веча и общества. Способ обращения с обществом, практикуемый в Московском государстве, является методом хозяйничанья в покоренной стране. Лишь с течением времени, по прошествии десятилетий и веков, московское иго становилось привычным и худо-бедно приемлемым, но от этого не менее тяжелым.
Потому-то государство и стало со временем восприниматься как единственно возможная форма существования, а на общество стали смотреть как на нечто слабое, вторичное и вообще необязательное.
Сибирская же самостоятельность вообще начисто лишена государственного подхода, хотя бы потому, что своей государственности в Сибири не было последние 300 лет. В нормальном обществе вопросы государства, обороны и управления решаются совершенно по-другому. Государство является организационным оформлением некоторых функций общества. Конкретные формы государства выбираются в зависимости от стоящих целей и потребностей.
В деле управления государство при нормальном подходе играет только ориентирующую роль. Государственные органы могут, как правило, отслеживать ситуацию более глубоко и широко, чем общественные организации или хозяйствующие субъекты, и потому главная роль государства – выполнять определенные функции и давать ориентирующие указания обществу. Сибирский подход в этом деле коренным образом отличается от московского. В нашем случае государство, взамен на работу определенного рода (оборона, внешняя политика, безопасность, установление стандартов, разные ценные указания), получает в пользование определенную часть общественных ресурсов для своей деятельности. Дополнительно, в критических условиях, для отражения внешней агрессии или борьбы со стихийным бедствием, государство получает дополнительную часть общественных ресурсов. Сила государства строится, таким образом, на общественных ресурсов. Чем их больше, тем больше государство может получить их для своих нужд. При таком понимании дел нет нужды создавать разнообразные «государственные закрома», в виде спецхранов, спецскладов, государственных предприятий, государственной собственности и так далее.
Сторонники государственничества считают, что госмонополия, как по волшебству, решит все экономические проблемы Сибири. Однако, на мой взгляд, этот путь для Сибири неприемлем. Госмонополия не только породит неизбежную в этом случае группировку могущественных чиновников, распоряжающихся госимуществом, но и резко затормозит развитие сибирского общества. Мы сейчас и без того сильно задавлены государственной бюрократией, чтобы проповедовать возвращение к ней же.
Быстрый рост Сибири возможен только при задействовании всех общественных сил. Если каждый сибиряк сделает свой посильный вклад в общий рост, тогда Сибирь станет богатой и процветающей. Но для этого нужна свободная общественная структура, чтобы каждый мог заниматься своим делом, не дожидаясь чиновного разрешения. В противном случае, если будут установлены госмонополии, и контроль государства над экономикой, произойдет раскол общества. С одной стороны будет господствующее меньшинство, а с другой – приниженное большинство. Развития в таком случае не будет, ибо не будут задействованы все силы сибирского общества. Будет такая же массовая апатия, что и теперь.
Вопрос о налогах стоит в прямой связи со способом государственного управления. Если сторонники государственничества защищают господство государства над обществом, то для этого дают ему в руки разнообразные ресурсы: право взимания процентной дани (то есть налогов) собственность и право взимать плату за пользование этой собственностью. Если развить эту мысль дальше, то по сути предлагается отделение государства от общества, с превращением первого в самодовлеющий механизм.
Если же рассматривать дело с той точки зрения, что государственные структуры являются особым подразделением общества, занятыми специфическими делами в интересах всего общества в целом. И в этом случае нет необходимости заводить особый институт процентной дани (налогов). Услуги администрирования, планирования, эмиссии денег, безопасности и обороны, составления законов и прочее оплачиваются также, как и все остальные услуги.
Главный неустранимый недостаток государственнической политики заключается в том, что государство в таком случае настолько сильно подавляет общество, что граждане начинают относиться к своему государству, как к поработителю и угнетателю. Государству приходится заставлять граждан хоть что-то делать из-под палки, давлением и насилием. В итоге устанавливается шаткая и расточительная структура, основанная на взаимной вражде и недоверии общества и государства, которая ослабляет страну и тормозит ее развитие.
Поскольку перед самостоятельной Сибирью стоят большие задачи по развитию, нам такую систему ни перенимать, ни воспроизводить нельзя, как бы она ни была дорога господам государственникам. С ней мы добьемся только закрепления сегодняшней отсталости Сибири.
Централизм.
У государственников есть еще один аргумент в защиту своих взглядов: государственный централизм. По их мнению, это явление делает жизнь общества легкой и приятной, или, по крайней мере, безопасной. Как они считают, все самые лучшие, взвешенные и продуманные решения принимаются в центре. И вообще образование центра составляет суть самого явления государства.
Однако, рассмотрение истории развития государств показывает, что централизм чаще всего не является неотъемлемой частью развития государства. Особенно, если под централизмом понимать сосредоточение всех функций: административных, военных, финансовых, законодательных, политических, в руках узкого круга лиц. Можно привести множество примеров тому, что государства великолепно существуют и развиваются при наличии, например, нескольких экономических центров (Германия и США, как неплохой пример этому), нескольких культурных и образовательных центров (Великобритания, Германия, к этому списку относится также и Россия, а теперь добавился и Казахстан, открывший мощный образовательный центр в г. Туркестане – Университет им. Ахмеда Ясави), политических центров (Китай), национальных автономий (Испания, Россия опять-таки). Существует большое количество стран с несколькими официальными языками и языковыми автономиями. В этом отношении особенно выделяются такие страны как Индия, Пакистан, Афганистан с их многочисленными местными языками.
Тезис о том, что централизм в выше помянутом смысле якобы является неотъемлемой частью государства, просто несостоятелен с фактической стороны. В эту категорию не попадает даже Россия. Строго говоря, где? Культурно у нас две столицы: Москва и Петербург. Образовательно, тоже две: те же Москва и Петербург, плюс рад городов с сильными научно-образовательными центрами. Экономически у нас тоже несколько столиц. С финансовой стороны – Москва, с транспортной и производственной – Петербург, со стороны нефтяного экспорта – Нижневартовск, Нефтеюганск, Сургут. Политически у нас тоже полицентричность. Во-первых, Петербург, из которого вышла нынешняя команда управленцев. Во-вторых, организации вроде «Сибирского соглашения» и «Верхней Волги» никуда не делись.
Теорию сторонников господства государства опровергает сама российская практика. Россия утратила полную унитарность своего строения довольно давно, со времен присоединения царства Польского и Финляндии. В XX веке Россия еще дальше отошла от унитарности, прожив большую часть этого века в виде федерации, причем федерации, как на уровне союзных республик, так и на уровне федеративного строения РСФСР. Теперь, «первый уровень» федеративности сменился еще более свободной организацией в виде СНГ, а «второй уровень» федеративности существует сегодня как Российская Федерация.
Де-факто, ситуация, когда Россия утратила централизм в своем развитии, установилась уже в середины 90-х годов XX века. Тут надо сказать, что это мы по привычке воспринимали Россию, как централизованное государство, но это не так. Наша страна состоит по меньшей мере из 5-6 стран, с разной историей, разным типом экономики, разным направлением развития и так далее. Образование федеральных округов, по существу, это шаг правительства к признанию этого положения. Он половинчатый, он недостаточный, но это шаг признания полицентричности России.
Для Сибири характерен совершенно нецентралистский подход. Выраженный центр – отсутствует. Роль управления распределена между несколькими центрами, которые находятся между собой в тесной связи. Это ярко проявилось, например, в городской структуре Красноярска, в котором Краевая администрация находится в одном месте, городская администрация – в другом, совершенно не тяготеющим к первому. То тут, то там разбросаны в структуре города другие важные учреждения и деловые центры. Зато выражены связи: мощные мосты через Енисей, широкие и длинные проспекты, сетчатая структура города, пронизанная в нескольких местах железными дорогами. Город построили люди, для которых наличие единого центра было совсем не очевидно и вовсе не обязательно.
Отсутствие «центрирования» представляет собой характерную черту сибирского мышления. Его основной постулат заключается в том, что в построении любых систем, не надо, не обязательно создавать единого центра, и ни один сибирский город не построен так, как построены Москва и Санкт-Петербург.
Основополагающие требования.
Из этого вытекают основные требования. Одним из главнейших и жизненных требований является требование экономической самостоятельности. Оно заключается в том, чтобы Сибирь, как единый регион, или совокупность регионов, обладала собственными ресурсами для развития, составляла и осуществляла свои планы экономического развития.
Для этого необходимо добиться следующего:
Во-первых, должен быть изменен порядок выплаты налогов. Каждое конкретное предприятие платит все налоги в том месте, где реально работает. Понятия федеральных и местных налогов при этом ликвидируются. Далее, федеральный центр получает из регионов ровно столько, сколько заложено расходов в госбюджете, плюс взносы в общий страховой фонд. Сумма налогов, которая вытекает из расходов бюджета, раскладывается на регионы. Все, что остается после этого, безраздельно остается в ведении региональных властей и не может быть изъято.
Во-вторых, федеральные целевые программы (на которые ныне расходуется значительная часть бюджета) должны иметь только рекомендательный и ориентировочный характер. Федеральный центр планирует то, что нужно в общегосударственных интересах, раскладывает по регионам, смотря по условиям, и выполнением занимаются региональные власти.
В-третьих, как вытекает из предыдущего, федеральные расходы должны быть сокращены только до обороны и безопасности, государственного аппарата и общероссийских учреждений. Государство в лице федерального центра должно заниматься обороной, законами, эмиссией и стандартами, и больше ничем. Все остальное делают регионы.
Собственно, это и есть основания экономической самостоятельности Сибири в рамках современного нам федеративного государства. Поскольку мы не ставим цели немедленного и обязательного выделения Сибири из состава России, то принципы экономического развития независимой Сибири мы не рассматриваем.
В рамках России идея сибирской самостоятельности обладает большим потенциалом преобразования. Для сообщества, известного под названием «Россия», – это последний шанс на выживание.
Государство Россия, а также вся государственная идеология, машина и прочие, распадутся в близком будущем. Это крайне неэффективная, крайне затратная и вызывающая повсеместное раздражение своими действиями организация. Не может страна с населением в 147 млн. человек жить, опираясь на работу только чуть менее чем 20 млн. человек, то есть 13% населения. Она неизбежно рухнет под тяжестью такого государственного бремени. В этом нет никакого сомнения. Вопрос только в том, сохранится ли сообщество, или оно быстро раздробится и будет за 2-3 поколения поглощено другими, более удачливыми народами. Здесь есть две альтернативы.
Первая состоит в том, что русский народ (или, условно, большинство) связывает свою судьбу с судьбой государства. В этом случае, при распаде государственной машины, русские лишаются малейших шансов на дальнейшее достойное существование. Власть в стране, после распада большого государства неизбежно переходит в руки более сплоченных и организованных национальных общин, которые быстро истребляют недовольных из числа большинства, и ставят его в подчиненное положение. Количество в данном случае роли не играет, поскольку результаты труда этого большинства будут уходить на развитие этих национальных общин, захвативших власть. В этих условиях большинство очень быстро сравняется с меньшинством, а потом превратится в меньшинство. Это обычная судьба имперских народов.
Вторая альтернатива состоит в том, что большинство пытается осмыслить себя как некоторую территориальную общность. Например, жители Северо-Запада, или жители Севера, или жители Сибири. Этот путь требует, конечно, отказа от целого ряда государственных мифов и кому-то очень любезной «однородности русского народа», мифической и противоречащей объективным и легко наблюдаемым фактам. Но он, на мой взгляд, более реален, чем какой бы то ни было, особенно связанный с «восстановлением империи». Во-первых, в создание таких самостоятельных общностей вовлекается не только тонкий слой столичной молодежи, а широкие слои жителей регионов России. Этот путь привлекательней и понятней для массы населения, чем разные «империи» и «союзы». Во-вторых, это лучшие условия для появления реальных лидеров. Формирование таких общностей неизбежно обратит внимание на многочисленные местные проблемы, и лидером станет тот, кто в них лучше разбирается и решает. В-третьих, он снимает проблемы отношений между народами и ликвидирует постоянный антагонизм «государствообразующего народа» и остальных народов, живущих в России.
В этом случае Россия может сохраниться и развиваться в качестве федерации таких самостоятельных территориальных общностей. Такой подход к делу совершенно не требует немедленного государственного размежевания Российской Федерации. Напротив, выгодно, чтобы сохранилось одно государство, как поставщик специфических услуг.
Избавтесь от шовинизма.
Самое главное, основное условие, которое обеспечит этим проектам успех и развитие – это полный и решительный отказ от русского шовинизма. Вообще, в принципе. Всякий, кто поймет, что он такой же, как и остальные люди, а не «избранный по рождению», что остальным он интересен результатами своего труда, а не «мессианским духом», тот и сохранится. Любые попытки создать сообщество на очередной разновидности великорусского шовинизма, провалятся. Собственно, это не нужно доказывать, это и так видно невооруженным глазом.
Это действует и в отношении Сибири. Пример областников показывает: люди, гордящиеся своей колонизаторской историей, возводящие себя к колонизаторам, ничего в Сибири сделать не могут.
Мы – люди свободные. Наше членство в составе России означает только то, что мы готовы постоянно выделять часть своего труда, ценностей и времени на содержание общего государственного аппарата и системы обеспечения безопасности. В критической ситуации (внешняя агрессия или стихийное бедствие) готовы задействовать все ресурсы для его сохранения. Во всем остальном – наша полная свобода. Мы считаем себя кем хотим, какого угодно родства, говорим на каком угодно языке, поддерживаем связи с кем сочтем нужным. Из этого вытекает требование культурной самостоятельности. Это означает:
а) отмену навязывания государственной идеологии и государственного патриотизма (в силу добровольности выбора это навязывание патриотизма, непременное для национал-патриотов, просто бессмысленно),
б) отмену навязывания какой-либо обязательной идентичности,
в) полную свободу изучения и составления своей истории,
г) полную свободу поддерживания внешних культурных и образовательных связей.
Из этих пунктов вытекают несколько принципиальных моментов.
Во-первых, официальная версия истории ликвидируется. История государства Российского при таком положении представляет собой сугубо официальную хронику событий, мероприятий и решений. Все остальное – касается только народов, которые Россию населяют, и каждый из них волен писать свою собственную историю, как он ее понимает.
Во-вторых, отменяется «официальная идентичность». Русский, россиянин – это только гражданство. Этническое и культурное самоопределение не ограничивается.
В-третьих, русский язык обязателен только в сфере делопроизводства, законодательства и вообще официального применения. Во всем, что не касается официальных дел, употребление русского языка, равно как и любого другого, остается на свободное усмотрение.
В-четвертых, не ограничивается свободное создание ассоциаций, союзов, организаций, учреждений и прочего, и прочего, для общения, творчества, исследований, просветительной деятельности и так далее. Всякий житель России, если у него на то есть время и ресурсы, может создавать такие организации.
Не зря в начале книги появился большой исторический раздел. Были бы возможности, то я бы его значительно расширил и ввел бы куда более подробное изложение сибирской историй. Без понимания того, что у Сибири есть древняя история, а значит, есть и будущее, нет сибирской самостоятельности.
Поскольку самостоятельность стоит на историческом опыте, накопленном рядом поколений, то в число важнейших задач входит изучение подлинной сибирской истории. Сейчас из нее выпадают важные фрагменты. Нет истории всего средневековья, от первых раннесредневековых государств до завоевания Сибири русскими. Мы сейчас не можем сказать ничего внятного о том, что происходило в Сибири в то или иное время, по той причине, что этим практически никто не занимался.
В связи с этим в требования самостоятельности необходимо поставить пункт об изучении в Сибири сибирской истории и подготовке специалистов по дорусскому периоду. Это очень важный пункт, ибо, не имея понятия об историческом развитии Сибири, мы не будем в состоянии самостоятельно развиваться. Без дорусской истории все попытки развития будут носить характер более или менее удачного копирования все тех же колонизаторских схем. Перспективная задача – составление подробной сибирской исторической энциклопедии с отражением всех известных исторических событий, произошедших в Сибири.
Поскольку Сибирь в дорусскую эпоху имела сильные и разносторонние связи со Средней Азией и Ближним Востоком, то на ведущее место должна быть поставлена история не Западной Европы, как сейчас, а история этого восточного региона. Ведущее место в изучении языков должно быть отдано, во-первых, главным языкам восточного региона (в их число входят: арабский, персидский, китайский и чагатайский (литературный тюрки), и, во-вторых, языкам собственно Сибири (сибирские варианты тюрки, монгольский, и другие). Это требование важно и в экономическом смысле. Недопустимо, что в Сибири нет специалистов по языкам ближайших соседей, и нет никакой структуры для их подготовки.
Внешние связи Сибири.
Особый пункт требований сибирской самостоятельности состоит в том, что Сибирь обладает свободой в установлении и поддержании внешних контактов, в первую очередь экономических, научных и культурных. Опыт сибирского движения, в частности, областничества, за которое теперь так ратуют отдельные товарищи, показывает одну очень важную вещь. Она бросается в глаза, однако, как можно увидеть, далеко не все осознают ее важность и значение для сибирских дел. Это – внешние связи Сибири и расположение ее в системе мировых связей: хозяйственных, политических, культурных, информационных и остальных других.
«Сибирские националисты» и прочие областники всегда настаивали на том, что самое главное – это сама Сибирь, а все остальное не так важно. По существу, они выступали за самоизоляцию региона и от соседей и от более дальних партнеров. Но исторический опыт говорит прямо противоположное. Значение Сибири, уровень ее культурного и экономического развития резко повышался в зависимости от числа и дальности внешних связей. Сибирь процветала, когда поддерживала связи с отдаленнейшими странами, и наоборот, была в упадке, когда внешние связи сокращались.
То же самое можно сказать о любой другой стране. По мере развития, роста, расширения и упрочения внешних связей, значение и уровень развития данной страны растет. Для тех, кто сомневается, могу привести пример превращения Европы из задворок мира в мирового лидера после географических открытий. Европейцы создали систему связей, охватывающих весь мир, и на этой поднялись. Европейцы во всем уступали арабам, индийцам и китайцам, кроме корабля и пушки. Еще на стороне европейцев была жажда к проникновению в самые далекие уголки мира, и этого оказалось достаточно, чтобы Европа сделалась гегемоном.
Сибирь никогда и ни за что не сможет добиться высокого уровня самостоятельного развития, если будет вести политику самоизоляции. Она выгодна колонизаторам, для более удобного черпания сибирских богатств. При отсутствии внешних связей сибиряки не смогут обратиться за помощью, и эксплуатировать их можно безнаказанно.
Исторически, именно разрыв исконных связей Сибири со Средней Азией и Китаем послужил главной причиной закрепления Сибири в составе Российской Империи и создания здесь колониального хозяйства. Решающим в этом отношении было запрещение (потом разрешили, но с огромными ограничениями) торговли с Китаем в начале XVIII века, строительство пограничных укрепленных линий на юге Западной Сибири в середине того же столетия, вместе с ограничением бухарской торговли.
Сейчас пробуждение Сибири связано с развитием внешних связей. Каждый регион налаживает связи со своим, наиболее значимым соседом, как Омская область – с Казахстаном, а Читинская область с Китаем. Каждый сибирский регион поддерживает прямые связи с 20-30 странами. Это очень хороший процесс, но все же Сибири пока далеко даже до Синьцзянь-Уйгурского автономного района КНР, который поддерживает связи со 119 странами.
В деле развития внешних связей Сибири – огромное поле деятельности. Нужны политические, деловые, культурные, научные связи, нужно изучение самого разнообразного опыта, который может быть применен в Сибири. Здесь есть чем заняться сотням и тысячам людей. Этим делом никто не мешает заниматься прямо сейчас.
Я больше всего говорю о связях с восточными соседями в силу своих личных склонностей именно к этой тематике. Однако, для Сибири большое значение имеют и западные связи: с Евроссией и Европой. В этом вопросе «сибирские националисты» и прочие областники подсовывают, как им кажется, «единственно верное решение» – рабское копирование. «Давайте будем как… (нужное вписать)», – вот их лозунг. Сибирь ни Штатами, ни Европой никогда не станет. Не позволяют ни исторические, ни культурные, никакие другие условия. Сибирь – это своеобразный мир со своими принципами развития.
Тесные и разнообразные связи с Европой вовсе не предусматривают никакого рабского копирования европейских институтов. Этого могут требовать только всякие областники, с их высиженным в кабинете «сибирским патриотизмом». Но вот участие в европейской торговле, образовательные и научные связи, участие в программах – вот это крайне интересно и ценно для Сибири. Нужно вести себя, как Казахстан, который у всех учится, но отбирает только то, что пригодно к реализации в казахских условиях. Нет никаких причин, чтобы отказываться от этого простого и прагматического принципа.
Глава 12. Наше видение Российской Федерации.
«Все, что закон может сделать, – это признать законным и поставить на законное основание убеждение народа, что всюду должна господствовать честность в отношениях».
На тему будущего развития и геополитического положения России написаны сотни книг и тысячи статей. Это одна из самых популярных тем для российских аналитиков и публицистов. Однако, сразу нужно отметить принципиальный недостаток, присущий всем этим концепциям, вместе взятым. Сколько мне не доводилось читать прогнозов и геополитических сценариев, все они всегда хромали на одну и ту же ногу. Ни в одной из них не учитывалась разность развития разных регионов России, и вытекающие из этого дела последствия.
Просто поразительно, как это высоколобые геополитики и политологи сумели упустить из виду этот важнейший момент. Ведь даже на уровне бытового опыта понятно, что Сибирь и Урал отличаются от Евроссии. Достаточно раз проехать на поезде от Москвы до Владивостока, или даже вообще до любого сибирского города, чтобы уяснить в себе разность этих территорий, их разную структуру и разную логику развития.
Если же изучать экономику страны, транспортную систему, систему региональных отношений, то эта разность встает выпукло и четко. В России есть много людей, хорошо понимающих и считающихся с этим фактом, однако он почему-то еще не занял достойного, подобающего себе места в концепции развития России и всевозможных сценариях.
Это одно из печальных последствий забвения в России пристального изучения экономики. На эту ногу особенно сильно хромают патриоты самого разного калибра, простодушно считающие, что важнее всего имперская (русская, национальная или еще какая-нибудь) идея и воодушевление масс, тогда как экономика есть нечто вторичное, невлиятельное и необязательное.
А ведь именно из экономики и вытекает идея о том, что разные российские регионы развиваются по разным историко-экономическим траекториям, и являются собранными вместе, в рамках одного государства, лишь в определенных исторических обстоятельствах. Это очень веский факт, с которым нужно считаться и всегда о нем помнить.
Европейская страна Россия.
Если рассмотреть Евроссию, то есть территорию трех федеральных округов: Центрального, Северо-Западного и Западного, то мы видим здесь достаточно развитую европейскую страну, в которой проживает две трети населения России, где находится 70% промышленного потенциала страны и производится 75% ВВП России. По уровню своего развития, эта часть России вполне может быть сопоставлена с Италией, Францией, Испанией.
Небольшое примечание. В этом феномене и заключается разгадка того парадокса, что Россия, которая по многим подсчетам находится по уровню развития, чуть ли не в «третьем мире», тем не менее играет большую роль в мировой политике и занимает заметное место на мировых рынках.
Причины этому – неучтенность разности экономического развития регионов России. Валовый продукт, который производится по большей части в трех федеральных округах, уже названных, делится на все население России, часть которого проживает в беднейших регионах, и ничего не производит. Это и приводит к тому, что экономические показатели России постоянно занижаются против объективно существующих.
Вот и выходит от таких подсчетов, что по политическому влиянию Россия – явно европейская страна, а по экономическим показателям – страна третьего мира.
Эта европейская страна Россия имеет очень тесные связи с другими европейскими странами, в первую очередь через порты Калининграда и Санкт-Петербурга. Связи ведут в первую очередь в страны Балтики, в особенности в Северную Германию, куда приходит большая часть груза, перевозимого по Балтике.
Многие российские компании ведут очень успешный бизнес в Европе (стоит назвать «Газпром», отодвинувший даже европейского гиганта «Рургаз», «ЛУКОЙЛ», и еще некоторые другие компании). X
В общем и целом, эта часть России ближе всего находится к европейским странам. Это – европейское государство в составе России.
Постколониальные страны.
Что же до остальных регионов, то определить их положение не так просто. Главная причина тому – особенности исторического развития. Например, Урал, Сибирь и Дальний Восток очень долгое время развивались как колонии России, того самого европейского государства, о котором мы только что сейчас говорили. Если реально оценивать сегодняшний статус Сибири, то это постколониальная территория, которая стремится к самостоятельному развитию, то есть принадлежит пока что к развивающемуся миру. Скорее всего, при нашей жизни будет именно так, и в нашу задачу входит закладка основ для превращения Сибири в развитую страну.
В силу этого обстоятельства их современное состояние обладает рядом особенностей. Например, хорошо видно, как транспортная система европейской России отличается от уральской или сибирской. В европейской России транспорт имеет радиальную структуру, то есть маршруты идут от центра: Москвы и Петербурга к промышленным центрам, к портам и водным артериям, к пограничным пунктам. В восточных регионах все не так. Там транспортные артерии тянутся через весь континент в широтном направлении. Это характерно как для железных, так и для автомобильных дорог, которые в Сибири идут параллельно друг другу. Здесь нет четко выраженного центра, к которому сходились бы все дороги. Даже на Урале, где транспортная система более развита, центрами могут быть с одинаковым успехом Екатеринбург (Свердловск), Челябинск и Уфа.
Собственно, транспортная система Урала и Сибири в ее современном состоянии – это всего лишь, в основе своей, продолжение транспортной системы европейской России, ответвление от которой вытянулось на 11 тысяч километров. Это в одинаковой степени относится как к Транссибирской, так и к бывшей Закаспийской железной дороге, протянувшейся из Нижнего Поволжья в Среднюю Азию.
Если в Европейской России города, лежащие на перекрестке транспортных маршрутов – это, как правило, крупные, индустриальные города, с долгой историей (даже сама Москва первоначально развивалась как город при переволоке и крупнейший ремесленный центр), то в Сибири это всего лишь узловые станции. Например, на Транссибе есть несколько меридианальных магистралей: Абакан-Тайшет, Лесосибирск-Ачинск-Минусинск, ст. Тайга-Томск, ст.Тайга-Новокузнецк-Междуреченск. Но узловые пункты: Ачинск, Тайшет и ст. Тайга – это крупные станции при небольших городах или даже небольших поселках городского типа. Сразу видно, что груз здесь идет транзитом и на месте не задерживается. На примере особенностей транспортной системы легко можно увидеть, какой характер развития здесь имеется.
Со временем, по мере самостоятельного развития, этот характер развития транспорта исчезнет, а вместо него сформируется новая система, со своими транспортными центрами. Об этом мы говорили в предыдущей части книги. Конечно, такие изменения будут отображать изменения в рамках всего хозяйства Сибири.
Для того, чтобы оценить направление развития Урала и Сибири, их собственную траекторию и возможное будущее, эти регионы нужно рассмотреть отдельно от европейской России, как будто бы это было отдельное государство, развивающееся за счет собственных ресурсов. Это такой логический прием, который можно условно назвать выносом точки зрения. Необходимо посмотреть на Сибирь как бы извне, оценить ее нынешнее положение как бы сторонним взглядом. Тогда все станет ясно. Появится понимание, что делать и как делать. Очень хорошо помогает рассуждение на тему, что вы бы сделали, имей вы возможность управлять Сибирью.
При рассмотрении восточных регионов России именно в таком ракурсе сразу же возникают самые разнообразные проблемы. Сразу становится ясно, что развитие это затруднено множеством обстоятельств. В экономическом плане главное обстоятельство, сдерживающее развитие Урала и Сибири, это незавершенность экономической структуры, о чем уже много говорилось. В России, в региональном аспекте, Евроссия обладает завершенной экономической структурой, а вот восточные регионы – нет. Европейская часть страны производит в основном товары, а восточная часть в основном топливо, сырье и промышленные полуфабрикаты. В этом отношении регион входит в число развивающихся стран Ближнего и Среднего Востока. Его развитие толкается те ми же глобальными экономическими процессами, что и развитие более южных стран.
В настоящее время регион Ближнего и Среднего Востока вступает в эпоху индустриального развития. Иран стал первопроходцем среди ближневосточных стран по пути самостоятельного промышленного развития. Среднеазиатские государства приобрели мощный промышленный комплекс во время нахождения в составе СССР, во время совместного с Россией Экономического развития. Но в XX веке были заложены только самые основы индустриального комплекса этого региона. Здесь есть страны, в ничтожной степени затронутые промышленным развитием. В транспортном отношении регион развит очень слабо.
Небольшая территория, жаркий, полупустынной климат и быстро растущее население делают индустриальное развитие этого региона неизбежным. Других способов преодоления бедности и неблагоприятных условий региона не существует. Рано или поздно эта задача будет поставлена главной, и рано или поздно найдутся лидеры, готовые осуществить программу индустриализации.
Современный мир движется в направлении создания больших региональных экономических систем, которые объединяют в себе десятки стран, и включают в себя производства, размещенные на площади в миллионы квадратных километров. Старые экономические системы, имперского типа, основанные на создании одного центра и колоний-окраин, источников сырья и топлива, в настоящее время постепенно распадаются. В т.н. «третьем мире» появляются новые индустриальные центры, зародыши будущих региональных экономических систем.
Этот процесс очень активно идет на Ближнем Востоке. Эта экономическая система будет развиваться вокруг наиболее развитой и наиболее выгодно расположенной ближневосточной страны – Ирана. Эта страна сыграет такую же роль, как Западная Германия в Евросоюзе – станет индустриальным центром региона. К Ирану, обладающему портами на Каспии, в Персидском заливе и в Аравийском море будут тянуться все транспортный магистрали региональной экономической системы. Это самое удобное место для перевалки грузов со всего региона в мировую систему коммуникаций, проходящую по морям.
Урал и Южная Сибирь обладают невыгодным расположением и экономическими характеристиками для вхождения в европейскую региональную экономическую системы.
Для Европы эти районы – это далекая и малоинтересная периферия сырьевого характера. А вот для вхождения в ближневосточную региональную экономическую систему эти районы обладают рядом выгод и преимуществ, и могут предложить не только сырье, но также машины и оборудование, то есть занять важное место в регионально экономике. Для индустриализации обязательна нужна первоначальная индустриальная база, то есть производство, которое будет производить самые важные и нужные для строительства и оснащения новых предприятий материалы и машины. Если такой базы нет, то необходимое приобретается за границей. Странам этого региона для индустриализации нужен большой список материалов, оборудования и машин.
Урал и Южная Сибирь вполне могут стать индустриальными базами не только для Сибири, но и для широкой индустриализации Ближнего и Среднего Востока, тем более, что развитие транспорта и внутреннего рынка этих стран совпадает с интересами развития этих районов. Тем более, что уже существует первоначальные условия для такого рода сотрудничества: налаженная транспортная система, опыт сотрудничества и так далее.
Урал может стать поставщиком для стран региона тяжелого оборудования, достаточно простого и надежного в эксплуатации, учитывая особые условия и низкую квалификацию рабочих этих стран; станков и технологических линий; средств транспорта, вагонов и локомотивов, что особенно важно для развития транспортной системы региона. Также может поставляться качественный прокат черных металлов, продукция нефте- и газохимии. Алтайская индустриальная база может поставлять горно-шахтное оборудование, рельсы, мостовые и строительные конструкции, электротехнические изделия. Эти районы обладают также высокотехнологичным производством, и научно-техническим потенциалом, что также может быть с успехом использовано в развитии как самих районов, так и в индустриализации ближневосточных стран.
В транспортном же отношении Урал обладает прямым доступом к центру такой региональной экономической системы, к портам Ирана на Каспии, то есть занимает такое же место, как и Северо-Запад России по отношению к Европе.
Сибирь и Урал смотрят на Ближний Восток. Именно в развитии этого региона заключается ключ к самостоятельному развитию этих регионов.
Сибирь в составе России.
Для того, чтобы осветить желательное для нас положение Сибири в России, нужно окончательно расставить все необходимые акценты в теме «добровольного присоединения» Сибири и «сибирского сепаратизма».
Есть три аргумента, почему сибиряки не являются, и не могут быть сепаратистами в принципе.
Аргумент первый и главный состоит в том, что сибиряки не являются сепаратистами потому, что Сибирь не входила в Россию добровольно. Конечно, официальная историография приложила массу сил и энергии для доказательства «добровольного вхождения», однако факты – вещь упрямая. Хорошо известно, что «присоединение» и «освоение» Сибири сопровождалось жестоким завоеванием, грабежом и уничтожением местного населения. Сибирь «присоединилась» к Московии таким же способом, как и Новгород, и Псков, и западные русские земли – то есть принуждением огнем и мечом. Именно насильственный характер «присоединения» и составляет основу нашего права на самостоятельность.
Если вспомнить о том, что когда-то ханы Сибирского ханства признавали свой вассалитет от Москвы и на этом основании попытаться создать некую теорию «извечной зависимости Сибири», то и в этом случае насильственный характер присоединения Сибири к Московии очевиден. В этом случае, во-первых, сибирские ханы сохраняли свое достоинство и оставались государями, то есть полноправными правителями на своей немалой территории. Во-вторых, Ермак напал на формально вассальное ханство, московский царь признал его нападение, что является нарушением вассального договора, и что еще более укрепляет тезис о насильственном захвате Сибири Московией.
Итак, Сибирь оказалась в составе России насильно, и выделение из этого государственного образования есть наше неотъемлимое и коренное право. Как мы этим правом воспользуемся, об этом ниже.
Аргумент второй состоит в том, что исторически Сибирь не является русской землей. Часто говорится, что завоевание Сибири было давно, с тех пор ее заселяют русские и потому это русская земля. Говорится это с таким контекстом, что раз Сибирь – русская земля, то сибиряки должны немедленно отказаться от самостоятельности. Между тем, до русских в Сибири кипела жизнь, были народы и государства, в которых не было ничего русского и славянского. Это с одной стороны. С другой стороны, нужно напомнить, что русское население Сибири составлялось четырьмя категориями: переведенцами, беженцами, ссыльными и каторжниками. То есть, Русское государство старалось высылать в Сибирь худшую часть русского народа, часто даже отребья и отбросы общества, преступников. Даже старообрядцы, которых часто приводят в пример, сами являлись изгоями русского общества того времени. Эти два обстоятельства: большая дорусская история и заселение Сибири отбросами русского общества не позволяют признать русский характер Сибири.
Аргумент третий – это сырьевая экономика, построенная русскими в Сибири за счет уничтожения местных народов, их экономической системы, а также разграбления природных богатств. Сибирь служила для России местом наживы, и в этом разграблении Сибири участвовали все русские цари, от Петра включительно.
Поэтому слово «развитие» по отношению к Сибири под русской властью неприменимо. Превращение некогда богатого края в нищую окраину, до сих пор отстающую по социально-культурному уровню, назвать «развитием» никак нельзя. Нам благодарить Россию не за что, и аргумент «благодарности за развитие» не работает. Напротив, необходимость восстановления Сибири после разорения 90-х годов и дальнейшего свободного развития заставляет нас стремиться к самостоятельности.
Эти три, наиболее важных аргумента, показывают, что право Сибири на выделение из состава России является неотъемлемым для сибиряков правом, примерно того же ранга, что и право на жизнь, собственность, неприкосновенность и так далее. Я бы назвал его правом на родину. Люди, живущие на завоеванной земле, богатое историческое прошлое которой наотрез отрицалось, на положении людей «второго сорта», с постоянным «пополнением» в виде ссыльных и зэков, стесняемые в самостоятельном развитии – не могут быть сепаратистами. Выделение при таком положении является освобождением от тяжелого гнета. Называть «сепаратистами» – означает клеветать на нас.
Итак, основание сибирской самостоятельности – это право на выделение из России, как захваченной и эксплуатируемой территории.
Теперь о том, как можно воспользоваться этим правом на выделение. Безусловно, я сейчас отражаю собственную точку зрения, и скорее всего, по этому вопросу будут еще большие споры. Однако, есть серьезные аргументы за то, чтобы сибирякам принять участие в переделке России в более жизнеспособную страну, чем есть сейчас.
Отправным пунктом является оценка Российской Федерации как уже де-факто распавшейся на части страны. В России существует сильная взаимная изоляция регионов, противостояние их, складываются отдельные политические элиты, в центре и в регионах, и идет процесс медленного экономического размежевания. Этот процесс не нами начат и дезинтеграция России идет полным ходом.
Регионы-страны: Сибирь, Северо-Запад, Евроссия, Урал, Кубань, из которых состоит Россия, имеют сильные различия в своей истории, культуре, языке, а также в общественном устройстве и экономике. Это, по сути, разные страны, с разной историко-экономической логикой и направлением развития. Эти регионы-страны тяготеют к разным регионам мира. Для проявления их полного потенциала нужно создание свободной от мелочного государственного вмешательства общественной и экономической системы. Государственная власть – это федеральное правительство, которое занимается только обороной, законодательством, эмиссией денег, внешней политикой и установлением стандартов. Все остальные вопросы решаются на уровне самоуправления и силами общественных организаций. Собственно, это и все, что нужно добиться.
Для достижения реальной самостоятельности не нужно не нужно заводить государственную бюрократию, создавать всеобъемлющий контроль, перепахивать границы и так далее. Так делает наше правительство с его важнейшей для себя целью сохранения территориальной целостности. Но ни Сибири, ни другим регионам России смысла в этом нет. Наши задачи скорейшего восстановления и бурного развития требуют максимально гибкого, с наибольшим участием общества, управления, максимальной открытости и свободы, максимальной предприимчивости. Поэтому нам «вертикаль власти» и «граница на замке», что пятое колесо для телеги.
Если получиться добиться такого свободного порядка, то это станет важнейшим преимуществом в условиях мира «закрытых дверей», режимов и пропусков. В мире, которым владеет запретительный психоз, мы быстро станем лидерами.
В решении проблем надо уходить от избитых способов, каким является путь немедленного отделения. СССР раздробили на 16 государств, но от этого проблем только прибавилось, тогда как старые решены не были. Если Россию раздробить на 8, 15 или еще сколько-нибудь государств, то от этого проблем не станет меньше, все они перейдут по наследству бюрократии новых государств. Путь немедленного отделения удобный, понятный, он впишется в мировоззрение элиты, но ожидаемого результата не даст. К сущности, это предложение об отсрочке решения проблем лет на 10-15. Но ждать мы не можем, и оно для нас неприемлемо.
Госграница по западной границе Тюменской и Курганской областей разорвет сложившиеся хозяйственные связи. Не нужно нас выставлять идеалистами с горячими головами. Нашему движению должен быть свойственен не только реализм, но и даже прагматизм. Разрушив федерацию, мы обречем себя на долгий период вынужденной отсталости, перенапряжения сил на догоняющее развитие и сложения все той же системы «бюрократического централизма». Сибирь может развиваться и сама по себе, только старт будет долгим и тяжелым.
Не нужно забывать и о том, что собственное государство это еще и повышенные расходы на государство и оборону, которые в нашем случае лучше всего сократить до возможного минимума.
Поэтому для нас перестройка Российской Федерации намного предпочтительней полного ее раздела и государственного отделения Сибири. Поэтому, задача достижения самостоятельности Сибири выдвигает также еще и задачу перестройки Российской Федерации.
Вместо 89 регионов в ней должно остаться всего 6-7 регионов, каждое из которых будет иметь свое правительство и свой бюджет. Соответственно, распределение полномочий между регионами и федеральным центром заключается в том, что регионы занимаются хозяйством, социальным обеспечением, наукой, культурой, приграничным сотрудничеством и внешней торговлей, а федеральный центр занимается безопасностью, обороной, внешней политикой, эмиссией денег, контролем за законодательной деятельностью.
Вот такие условия были бы приемлемы.
«Все, что закон может сделать, – это признать законным и поставить на законное основание убеждение народа, что всюду должна господствовать честность в отношениях».
На тему будущего развития и геополитического положения России написаны сотни книг и тысячи статей. Это одна из самых популярных тем для российских аналитиков и публицистов. Однако, сразу нужно отметить принципиальный недостаток, присущий всем этим концепциям, вместе взятым. Сколько мне не доводилось читать прогнозов и геополитических сценариев, все они всегда хромали на одну и ту же ногу. Ни в одной из них не учитывалась разность развития разных регионов России, и вытекающие из этого дела последствия.
Просто поразительно, как это высоколобые геополитики и политологи сумели упустить из виду этот важнейший момент. Ведь даже на уровне бытового опыта понятно, что Сибирь и Урал отличаются от Евроссии. Достаточно раз проехать на поезде от Москвы до Владивостока, или даже вообще до любого сибирского города, чтобы уяснить в себе разность этих территорий, их разную структуру и разную логику развития.
Если же изучать экономику страны, транспортную систему, систему региональных отношений, то эта разность встает выпукло и четко. В России есть много людей, хорошо понимающих и считающихся с этим фактом, однако он почему-то еще не занял достойного, подобающего себе места в концепции развития России и всевозможных сценариях.
Это одно из печальных последствий забвения в России пристального изучения экономики. На эту ногу особенно сильно хромают патриоты самого разного калибра, простодушно считающие, что важнее всего имперская (русская, национальная или еще какая-нибудь) идея и воодушевление масс, тогда как экономика есть нечто вторичное, невлиятельное и необязательное.
А ведь именно из экономики и вытекает идея о том, что разные российские регионы развиваются по разным историко-экономическим траекториям, и являются собранными вместе, в рамках одного государства, лишь в определенных исторических обстоятельствах. Это очень веский факт, с которым нужно считаться и всегда о нем помнить.
Европейская страна Россия.
Если рассмотреть Евроссию, то есть территорию трех федеральных округов: Центрального, Северо-Западного и Западного, то мы видим здесь достаточно развитую европейскую страну, в которой проживает две трети населения России, где находится 70% промышленного потенциала страны и производится 75% ВВП России. По уровню своего развития, эта часть России вполне может быть сопоставлена с Италией, Францией, Испанией.
Небольшое примечание. В этом феномене и заключается разгадка того парадокса, что Россия, которая по многим подсчетам находится по уровню развития, чуть ли не в «третьем мире», тем не менее играет большую роль в мировой политике и занимает заметное место на мировых рынках.
Причины этому – неучтенность разности экономического развития регионов России. Валовый продукт, который производится по большей части в трех федеральных округах, уже названных, делится на все население России, часть которого проживает в беднейших регионах, и ничего не производит. Это и приводит к тому, что экономические показатели России постоянно занижаются против объективно существующих.
Вот и выходит от таких подсчетов, что по политическому влиянию Россия – явно европейская страна, а по экономическим показателям – страна третьего мира.
Эта европейская страна Россия имеет очень тесные связи с другими европейскими странами, в первую очередь через порты Калининграда и Санкт-Петербурга. Связи ведут в первую очередь в страны Балтики, в особенности в Северную Германию, куда приходит большая часть груза, перевозимого по Балтике.
Многие российские компании ведут очень успешный бизнес в Европе (стоит назвать «Газпром», отодвинувший даже европейского гиганта «Рургаз», «ЛУКОЙЛ», и еще некоторые другие компании). X
В общем и целом, эта часть России ближе всего находится к европейским странам. Это – европейское государство в составе России.
Постколониальные страны.
Что же до остальных регионов, то определить их положение не так просто. Главная причина тому – особенности исторического развития. Например, Урал, Сибирь и Дальний Восток очень долгое время развивались как колонии России, того самого европейского государства, о котором мы только что сейчас говорили. Если реально оценивать сегодняшний статус Сибири, то это постколониальная территория, которая стремится к самостоятельному развитию, то есть принадлежит пока что к развивающемуся миру. Скорее всего, при нашей жизни будет именно так, и в нашу задачу входит закладка основ для превращения Сибири в развитую страну.
В силу этого обстоятельства их современное состояние обладает рядом особенностей. Например, хорошо видно, как транспортная система европейской России отличается от уральской или сибирской. В европейской России транспорт имеет радиальную структуру, то есть маршруты идут от центра: Москвы и Петербурга к промышленным центрам, к портам и водным артериям, к пограничным пунктам. В восточных регионах все не так. Там транспортные артерии тянутся через весь континент в широтном направлении. Это характерно как для железных, так и для автомобильных дорог, которые в Сибири идут параллельно друг другу. Здесь нет четко выраженного центра, к которому сходились бы все дороги. Даже на Урале, где транспортная система более развита, центрами могут быть с одинаковым успехом Екатеринбург (Свердловск), Челябинск и Уфа.
Собственно, транспортная система Урала и Сибири в ее современном состоянии – это всего лишь, в основе своей, продолжение транспортной системы европейской России, ответвление от которой вытянулось на 11 тысяч километров. Это в одинаковой степени относится как к Транссибирской, так и к бывшей Закаспийской железной дороге, протянувшейся из Нижнего Поволжья в Среднюю Азию.
Если в Европейской России города, лежащие на перекрестке транспортных маршрутов – это, как правило, крупные, индустриальные города, с долгой историей (даже сама Москва первоначально развивалась как город при переволоке и крупнейший ремесленный центр), то в Сибири это всего лишь узловые станции. Например, на Транссибе есть несколько меридианальных магистралей: Абакан-Тайшет, Лесосибирск-Ачинск-Минусинск, ст. Тайга-Томск, ст.Тайга-Новокузнецк-Междуреченск. Но узловые пункты: Ачинск, Тайшет и ст. Тайга – это крупные станции при небольших городах или даже небольших поселках городского типа. Сразу видно, что груз здесь идет транзитом и на месте не задерживается. На примере особенностей транспортной системы легко можно увидеть, какой характер развития здесь имеется.
Со временем, по мере самостоятельного развития, этот характер развития транспорта исчезнет, а вместо него сформируется новая система, со своими транспортными центрами. Об этом мы говорили в предыдущей части книги. Конечно, такие изменения будут отображать изменения в рамках всего хозяйства Сибири.
Для того, чтобы оценить направление развития Урала и Сибири, их собственную траекторию и возможное будущее, эти регионы нужно рассмотреть отдельно от европейской России, как будто бы это было отдельное государство, развивающееся за счет собственных ресурсов. Это такой логический прием, который можно условно назвать выносом точки зрения. Необходимо посмотреть на Сибирь как бы извне, оценить ее нынешнее положение как бы сторонним взглядом. Тогда все станет ясно. Появится понимание, что делать и как делать. Очень хорошо помогает рассуждение на тему, что вы бы сделали, имей вы возможность управлять Сибирью.
При рассмотрении восточных регионов России именно в таком ракурсе сразу же возникают самые разнообразные проблемы. Сразу становится ясно, что развитие это затруднено множеством обстоятельств. В экономическом плане главное обстоятельство, сдерживающее развитие Урала и Сибири, это незавершенность экономической структуры, о чем уже много говорилось. В России, в региональном аспекте, Евроссия обладает завершенной экономической структурой, а вот восточные регионы – нет. Европейская часть страны производит в основном товары, а восточная часть в основном топливо, сырье и промышленные полуфабрикаты. В этом отношении регион входит в число развивающихся стран Ближнего и Среднего Востока. Его развитие толкается те ми же глобальными экономическими процессами, что и развитие более южных стран.
В настоящее время регион Ближнего и Среднего Востока вступает в эпоху индустриального развития. Иран стал первопроходцем среди ближневосточных стран по пути самостоятельного промышленного развития. Среднеазиатские государства приобрели мощный промышленный комплекс во время нахождения в составе СССР, во время совместного с Россией Экономического развития. Но в XX веке были заложены только самые основы индустриального комплекса этого региона. Здесь есть страны, в ничтожной степени затронутые промышленным развитием. В транспортном отношении регион развит очень слабо.
Небольшая территория, жаркий, полупустынной климат и быстро растущее население делают индустриальное развитие этого региона неизбежным. Других способов преодоления бедности и неблагоприятных условий региона не существует. Рано или поздно эта задача будет поставлена главной, и рано или поздно найдутся лидеры, готовые осуществить программу индустриализации.
Современный мир движется в направлении создания больших региональных экономических систем, которые объединяют в себе десятки стран, и включают в себя производства, размещенные на площади в миллионы квадратных километров. Старые экономические системы, имперского типа, основанные на создании одного центра и колоний-окраин, источников сырья и топлива, в настоящее время постепенно распадаются. В т.н. «третьем мире» появляются новые индустриальные центры, зародыши будущих региональных экономических систем.
Этот процесс очень активно идет на Ближнем Востоке. Эта экономическая система будет развиваться вокруг наиболее развитой и наиболее выгодно расположенной ближневосточной страны – Ирана. Эта страна сыграет такую же роль, как Западная Германия в Евросоюзе – станет индустриальным центром региона. К Ирану, обладающему портами на Каспии, в Персидском заливе и в Аравийском море будут тянуться все транспортный магистрали региональной экономической системы. Это самое удобное место для перевалки грузов со всего региона в мировую систему коммуникаций, проходящую по морям.
Урал и Южная Сибирь обладают невыгодным расположением и экономическими характеристиками для вхождения в европейскую региональную экономическую системы.
Для Европы эти районы – это далекая и малоинтересная периферия сырьевого характера. А вот для вхождения в ближневосточную региональную экономическую систему эти районы обладают рядом выгод и преимуществ, и могут предложить не только сырье, но также машины и оборудование, то есть занять важное место в регионально экономике. Для индустриализации обязательна нужна первоначальная индустриальная база, то есть производство, которое будет производить самые важные и нужные для строительства и оснащения новых предприятий материалы и машины. Если такой базы нет, то необходимое приобретается за границей. Странам этого региона для индустриализации нужен большой список материалов, оборудования и машин.
Урал и Южная Сибирь вполне могут стать индустриальными базами не только для Сибири, но и для широкой индустриализации Ближнего и Среднего Востока, тем более, что развитие транспорта и внутреннего рынка этих стран совпадает с интересами развития этих районов. Тем более, что уже существует первоначальные условия для такого рода сотрудничества: налаженная транспортная система, опыт сотрудничества и так далее.
Урал может стать поставщиком для стран региона тяжелого оборудования, достаточно простого и надежного в эксплуатации, учитывая особые условия и низкую квалификацию рабочих этих стран; станков и технологических линий; средств транспорта, вагонов и локомотивов, что особенно важно для развития транспортной системы региона. Также может поставляться качественный прокат черных металлов, продукция нефте- и газохимии. Алтайская индустриальная база может поставлять горно-шахтное оборудование, рельсы, мостовые и строительные конструкции, электротехнические изделия. Эти районы обладают также высокотехнологичным производством, и научно-техническим потенциалом, что также может быть с успехом использовано в развитии как самих районов, так и в индустриализации ближневосточных стран.
В транспортном же отношении Урал обладает прямым доступом к центру такой региональной экономической системы, к портам Ирана на Каспии, то есть занимает такое же место, как и Северо-Запад России по отношению к Европе.
Сибирь и Урал смотрят на Ближний Восток. Именно в развитии этого региона заключается ключ к самостоятельному развитию этих регионов.
Сибирь в составе России.
Для того, чтобы осветить желательное для нас положение Сибири в России, нужно окончательно расставить все необходимые акценты в теме «добровольного присоединения» Сибири и «сибирского сепаратизма».
Есть три аргумента, почему сибиряки не являются, и не могут быть сепаратистами в принципе.
Аргумент первый и главный состоит в том, что сибиряки не являются сепаратистами потому, что Сибирь не входила в Россию добровольно. Конечно, официальная историография приложила массу сил и энергии для доказательства «добровольного вхождения», однако факты – вещь упрямая. Хорошо известно, что «присоединение» и «освоение» Сибири сопровождалось жестоким завоеванием, грабежом и уничтожением местного населения. Сибирь «присоединилась» к Московии таким же способом, как и Новгород, и Псков, и западные русские земли – то есть принуждением огнем и мечом. Именно насильственный характер «присоединения» и составляет основу нашего права на самостоятельность.
Если вспомнить о том, что когда-то ханы Сибирского ханства признавали свой вассалитет от Москвы и на этом основании попытаться создать некую теорию «извечной зависимости Сибири», то и в этом случае насильственный характер присоединения Сибири к Московии очевиден. В этом случае, во-первых, сибирские ханы сохраняли свое достоинство и оставались государями, то есть полноправными правителями на своей немалой территории. Во-вторых, Ермак напал на формально вассальное ханство, московский царь признал его нападение, что является нарушением вассального договора, и что еще более укрепляет тезис о насильственном захвате Сибири Московией.
Итак, Сибирь оказалась в составе России насильно, и выделение из этого государственного образования есть наше неотъемлимое и коренное право. Как мы этим правом воспользуемся, об этом ниже.
Аргумент второй состоит в том, что исторически Сибирь не является русской землей. Часто говорится, что завоевание Сибири было давно, с тех пор ее заселяют русские и потому это русская земля. Говорится это с таким контекстом, что раз Сибирь – русская земля, то сибиряки должны немедленно отказаться от самостоятельности. Между тем, до русских в Сибири кипела жизнь, были народы и государства, в которых не было ничего русского и славянского. Это с одной стороны. С другой стороны, нужно напомнить, что русское население Сибири составлялось четырьмя категориями: переведенцами, беженцами, ссыльными и каторжниками. То есть, Русское государство старалось высылать в Сибирь худшую часть русского народа, часто даже отребья и отбросы общества, преступников. Даже старообрядцы, которых часто приводят в пример, сами являлись изгоями русского общества того времени. Эти два обстоятельства: большая дорусская история и заселение Сибири отбросами русского общества не позволяют признать русский характер Сибири.
Аргумент третий – это сырьевая экономика, построенная русскими в Сибири за счет уничтожения местных народов, их экономической системы, а также разграбления природных богатств. Сибирь служила для России местом наживы, и в этом разграблении Сибири участвовали все русские цари, от Петра включительно.
Поэтому слово «развитие» по отношению к Сибири под русской властью неприменимо. Превращение некогда богатого края в нищую окраину, до сих пор отстающую по социально-культурному уровню, назвать «развитием» никак нельзя. Нам благодарить Россию не за что, и аргумент «благодарности за развитие» не работает. Напротив, необходимость восстановления Сибири после разорения 90-х годов и дальнейшего свободного развития заставляет нас стремиться к самостоятельности.
Эти три, наиболее важных аргумента, показывают, что право Сибири на выделение из состава России является неотъемлемым для сибиряков правом, примерно того же ранга, что и право на жизнь, собственность, неприкосновенность и так далее. Я бы назвал его правом на родину. Люди, живущие на завоеванной земле, богатое историческое прошлое которой наотрез отрицалось, на положении людей «второго сорта», с постоянным «пополнением» в виде ссыльных и зэков, стесняемые в самостоятельном развитии – не могут быть сепаратистами. Выделение при таком положении является освобождением от тяжелого гнета. Называть «сепаратистами» – означает клеветать на нас.
Итак, основание сибирской самостоятельности – это право на выделение из России, как захваченной и эксплуатируемой территории.
Теперь о том, как можно воспользоваться этим правом на выделение. Безусловно, я сейчас отражаю собственную точку зрения, и скорее всего, по этому вопросу будут еще большие споры. Однако, есть серьезные аргументы за то, чтобы сибирякам принять участие в переделке России в более жизнеспособную страну, чем есть сейчас.
Отправным пунктом является оценка Российской Федерации как уже де-факто распавшейся на части страны. В России существует сильная взаимная изоляция регионов, противостояние их, складываются отдельные политические элиты, в центре и в регионах, и идет процесс медленного экономического размежевания. Этот процесс не нами начат и дезинтеграция России идет полным ходом.
Регионы-страны: Сибирь, Северо-Запад, Евроссия, Урал, Кубань, из которых состоит Россия, имеют сильные различия в своей истории, культуре, языке, а также в общественном устройстве и экономике. Это, по сути, разные страны, с разной историко-экономической логикой и направлением развития. Эти регионы-страны тяготеют к разным регионам мира. Для проявления их полного потенциала нужно создание свободной от мелочного государственного вмешательства общественной и экономической системы. Государственная власть – это федеральное правительство, которое занимается только обороной, законодательством, эмиссией денег, внешней политикой и установлением стандартов. Все остальные вопросы решаются на уровне самоуправления и силами общественных организаций. Собственно, это и все, что нужно добиться.
Для достижения реальной самостоятельности не нужно не нужно заводить государственную бюрократию, создавать всеобъемлющий контроль, перепахивать границы и так далее. Так делает наше правительство с его важнейшей для себя целью сохранения территориальной целостности. Но ни Сибири, ни другим регионам России смысла в этом нет. Наши задачи скорейшего восстановления и бурного развития требуют максимально гибкого, с наибольшим участием общества, управления, максимальной открытости и свободы, максимальной предприимчивости. Поэтому нам «вертикаль власти» и «граница на замке», что пятое колесо для телеги.
Если получиться добиться такого свободного порядка, то это станет важнейшим преимуществом в условиях мира «закрытых дверей», режимов и пропусков. В мире, которым владеет запретительный психоз, мы быстро станем лидерами.
В решении проблем надо уходить от избитых способов, каким является путь немедленного отделения. СССР раздробили на 16 государств, но от этого проблем только прибавилось, тогда как старые решены не были. Если Россию раздробить на 8, 15 или еще сколько-нибудь государств, то от этого проблем не станет меньше, все они перейдут по наследству бюрократии новых государств. Путь немедленного отделения удобный, понятный, он впишется в мировоззрение элиты, но ожидаемого результата не даст. К сущности, это предложение об отсрочке решения проблем лет на 10-15. Но ждать мы не можем, и оно для нас неприемлемо.
Госграница по западной границе Тюменской и Курганской областей разорвет сложившиеся хозяйственные связи. Не нужно нас выставлять идеалистами с горячими головами. Нашему движению должен быть свойственен не только реализм, но и даже прагматизм. Разрушив федерацию, мы обречем себя на долгий период вынужденной отсталости, перенапряжения сил на догоняющее развитие и сложения все той же системы «бюрократического централизма». Сибирь может развиваться и сама по себе, только старт будет долгим и тяжелым.
Не нужно забывать и о том, что собственное государство это еще и повышенные расходы на государство и оборону, которые в нашем случае лучше всего сократить до возможного минимума.
Поэтому для нас перестройка Российской Федерации намного предпочтительней полного ее раздела и государственного отделения Сибири. Поэтому, задача достижения самостоятельности Сибири выдвигает также еще и задачу перестройки Российской Федерации.
Вместо 89 регионов в ней должно остаться всего 6-7 регионов, каждое из которых будет иметь свое правительство и свой бюджет. Соответственно, распределение полномочий между регионами и федеральным центром заключается в том, что регионы занимаются хозяйством, социальным обеспечением, наукой, культурой, приграничным сотрудничеством и внешней торговлей, а федеральный центр занимается безопасностью, обороной, внешней политикой, эмиссией денег, контролем за законодательной деятельностью.
Вот такие условия были бы приемлемы.
Глава 13. Восстановление русского народа.
«Именно война превратила организованную и плодотворную жизнь всего мира в беспорядочный и бесформенный хаос».
В России еще не перевелись мечтатели о «восстановлении империи». Я сам знал таких людей, которые в свободное время рисовали на картах границы «будущей России», а также обсуждали, как им установить власть на землях, которые будто бы жаждут, ждут и не дождутся момента вхождения в Россию. Есть и писатели такого толка, вроде Максима Калашникова, расписывавшего «восстановление империи» в своей книге «Сломанный меч империи».
Еще больше людей, восхищающихся старой, имперской Россией и Советским Союзом. Это вообще отдельное направление мысли в современной России. Не сказать, что оно доминирует, но все же имеет большое влияние, особенно в интеллектуальных кругах.
Удивительно в этом то, что вроде бы неглупые и образованные люди ударяются в два поразительных занятия. С одной стороны, они тщательно пестуют идеи даже не вчерашние и не прошлогодние, а позапрошлого века. С другой стороны, они не видят, или не хотят замечать, что XX век стер с карты мира большую часть империй, в том числе и Российскую.
Можно сколько угодно восхищаться силой и нахрапом европейских государств, захватывавших куски территорий, новые и новые колонии, можно сколько угодно мечтать о возвращении «старого, доброго» колониального времени. Но при этом нельзя забывать жестоких уроков XX века. Всем колониальным империям колониализм обошелся очень и очень дорого.
Во-первых, метрополии ни в экономическом смысле, ни в социальном, ни в политическом, не могли самостоятельно жить без колоний, и при этом иметь авторитет и политический вес. Как только Великобритания растеряла свои колонии, она откатилась с позиций мирового лидера.
Во-вторых, мировые войны за колонии и передел мира нанесли в сопоставлении метрополиям ущерб намного больший, чем метрополии нанесли своим колониям в ходе колониальных войн и захватов.
Поэтому, главный исторический урок, преподнесенный событиями XX века, состоит в том, что колониальный путь развития предусматривает также взаимно истребительное столкновение двух или нескольких метрополий за передел мира. Только по этой причине произошел распад мировой колониальной системы.
Если стремиться не к империям, тогда к чему же? Для людей, воспитанных на эстетике колониализма, этот вопрос тяжел и невыносим, хотя исторический опыт второй половины XX века дал на него свой ответ.
В середине XX века, после завершения Второй мировой войны, на обломках колониальной системы в мире стали активно складываться новые глобальные образования, которые я называю «региональными экономическими системами».
Если еще в начале XX века вся жизнь метрополий, колоний и зависимых стран сосредотачивалась в нескольких европейских столицах, то в середине XX века на мировой арене появились региональные объединения стран: «Свободный рынок», СЭВ, Исламская конференция, АСЕАН, а также отраслевые объединения, вроде ОПЕК. Они играют самостоятельную роль, обладают собственными финансами и ресурсами, а также проводят собственную политику. Кто в это не верит, советую вспомнить топливный кризис 1974 года. Несколько сравнительно небогатых тогда еще государств смогли навязать свою волю одной из сверхдержав мира.
Региональные экономические системы обладают общим рынком, общей экономической системой, часто развивают тесную кооперацию в промышленности, в транспорте и энергетике. Одним из наиболее ярких образцов региональной экономической системы был Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), который внутри себя имел общие промышленные программы, общую энергетику и общую транспортную систему. Эта модель организации мирового сообщества, которая будет активно развиваться в будущем, тогда как сверхдержавы и метрополии будут сходить со сцены.
В силу этого обстоятельства, я считаю, что целью развития России должно стать формирование на основе России такой региональной экономической системы. Понятно, что в числе главных регионов, которые войдут в нашу региональную экономическую систему, будут страны бывшего СССР, и сопредельные страны.
Эта цель предусматривает в первую очередь пересмотра отношения к странам бывшего СССР. Сегодня еще очень часто встречается отношение к ним как к «мятежным провинциям», которые временно вышли из империи, и просто жаждут в нее возвратиться. Однако, это не так.
Империи создаются двумя факторами: военной силой, когда захватить территорию очень легко, и соблазном, то есть резким превышением уровня развития метрополии над колонией.
Когда у России была и сила, и соблазн, она подчиняла себе территории. Но теперь уровень развития бывших колоний сравнялся с нашим, сил хватает только на удержание своего, и потому вполне закономерно Российская Империя, и СССР (как некая попытка воссоздания империи) распались. Например, Казахстан не вернуть сейчас в лоно империи ни силой (это сильное государство), ни соблазном, поскольку их уровень развития сопоставим с нашим, а по темпам развития они нас обгоняют.
В истории не было еще ни одного примера, когда часть империи, вышедшая из ее состава, добровольно в нее возвращалась. Страны бывшего СССР стали самостоятельными государствами, и, надо полагать, в таком статусе просуществуют еще достаточно долго. Это обстоятельство нам надо обязательно учитывать.
В большинстве программ, разработанных в России, полностью отсутствуют цели развития для внутренних регионов России. Складывается полное ощущение, что авторы даже и понятия не имеют о том, что Россия велика и обширна, что одна ее часть серьезно отличается от другой, и для каждой ее части нужна своя программа развития, на что нужно направить внимание. Хотя, можно поручиться за то, что в кабинетах разработчиков этих программ и концепций висят большие карты России.
Восстановление евроссии.
О Сибири мы достаточно сказали, а теперь нужно сказать, что в программе развития России как региональной экономической системы одно из важнейших мест должно занимать развитие Евроссии.
Евроссия – это ключевой регион России, чья значимость вовсе не ограничивается только Москвой и Московской областью. Во-первых, это важнейший экономический район, ибо здесь сосредоточена большая часть наукоемкого и сложного машиностроения, большая часть наукоградов, значительная часть перерабатывающей промышленности. Вместе с Северо-Западом Центральный район производит 2/3 промышленной продукции России и дает 75% ВВП страны. Соответственно, нужна программа мер, которая будет направлена на развитие научно-промышленного потенциала Центрального района. Остро необходима программа обновления основных фондов промышленности, программа развития малых городов и населенных пунктов, развития сельского хозяйства, необходимого для существования этого густонаселенного региона России.
Во-вторых, это важнейший культурный регион России. Именно здесь находится историческая родина русского народа. Вместе с Северо-Западом, этот регион составляет область, где сформировался современный русский народ, где находятся его древнейшие города и важнейшие памятники культуры и истории.
Много говорят о том, что русский народ является «государствообразующим» народом. Известная доля истины в этом выражении есть, хотя в целом оно неверно. Неправильно считать, что русские были чем-то вроде винтика в государстве Российском. Исторически русские успешно жили и развивались в трех крупных государствах: Великом княжестве Литовском, Речи Посполитой, Московии, и теперь живут в 16 странах бывшего СССР и более чем в 20 странах дальнего зарубежья. Как правило, русские занимают в этих странах хорошее положение, и занимаются в основном интеллектуальным трудом.
Но, как же тогда обстоит дело с сокращением численности русского народа, если все так хорошо? На этот вопрос отвечу так: это и есть проявление коренных проблем русского народа. Их две. Первая – нерациональное государственно-политическое устройство России, которое нацелено на расходование сил русского народа, но никак не способствует восстановлению, развитию и усложнению русского народа. Вторая – разрушение культурной структуры русского народа, утрата связи с исторической родиной и с другими народами. Эти две проблемы между собой связаны.
Какая из них главная? Первая, конечно. Вторая проблема является следствием первой.
Итак, нерациональное государственно-политическое устройство России. Что под этим понимается? Понимается очень простая вещь. Государственная и политическая структура сначала Московии, а потом и России, а также Советского Союза, да и сейчас Российской Федерации, как наследника первых двух государств, создана для расширения, для захвата и удержания империи. Русское государство, начиная с XVI века – это определенно имперское государство, которое только и делает, что распространяется и захватывает все новые и новые территории, обороняет их и удерживает. Все остальное – внутренняя политика, устройство общества, идеология подчинены этой задачей. Оттого в России, в отличие от большинства стран Европы и Азии, которые не ставили задачи распространения, появилось жестко регулируемое общество, с тщательным предписанием, что можно, а чего нельзя, с мельчайшими запретами, и с сильно развитыми силовыми структурами. Бывали периоды, когда в России расцветало общественное разнообразие, но, как только снова объявлялся курс на захваты, на «активную» внешнюю политику или борьбу за торжество идеи во всем мире, разнообразие подавлялось и устанавливалось казенное однообразие.
О России много чего говорили, но, думаю, совершенно не случайно появился эпитет «казарменный».
Эта государственно-политическая структура России направлена на расходование сил русского народа. Она черпает его силы для пополнения армии, административного аппарата, расходует доход и ресурсы народа на разнообразное задачи, на пополнение госбюджета, растрачиваемого затем на разные стратегические нужды. Русский народ оказался столь многочисленным и мощным, что оказался способен поддерживать и даже увеличивать мощь этой системы на протяжении почти 400 лет.
Итак, 16 поколений наших предков жили в тотальной мобилизации, военной или тягловой. Их силы изнурялись налогами, повинностями, наборами в армию. Русский народ выживал не благодаря своему государству, а вопреки ему, благодаря природной силе, смекалке и уму, хотя постоянные тяготы не могли не сказаться на уровне развития народа. Когда военные тяготы уменьшались, русские являли миру величайшие творения своего ума и сообразительности: выдающиеся открытия, великолепные образцы искусства, яркие примеры деловой хватки и активности. Легко себе представить, чем бы русские обогатили мировую культуру, если бы не эта тотальная мобилизация.
Но, всякий ресурс приходит к исчерпанию. Так и последняя большая война черпанула по дну сил и возможностей русского народа. Едва ли не первый случай был в истории России, когда воевало все мужское население, а оружие делали подростки, старики и женщины. Сталинская индустриализация и победа во Второй мировой войне – это величайшие достижения. Но нельзя не признать их негативного эффекта в том, что ресурсы и силы русского народа оказались практически исчерпанными.
Однако, государственная система изменена не была. Она и сегодня по-прежнему ориентирована на растрату сил и возможностей русского народа. Это ярко сегодня видно в военной политике. Совершенно непонятно, зачем тратится столько сил на загон в армию 18-ти летней молодежи. В это же самое время в силовых ведомствах: МВД, ФСБ, МЧС и других, коих расплодилось немало, служит в два раза больше здоровых и крепких мужиков, чем в Вооруженных силах. Общая численность силовиков в России – около 3 млн. человек, в то время как солдат и офицеров армии – 1080 тысяч человек. Да и многочисленные охранные агентства укомплектованы отборными мужиками, которым в самый раз быть бы в рядах Вооруженных сил.
Мало того, что под ружьем у нас стоит в два раза больше народу, чем мы можем себе позволить, 2% от населения страны. В дополнение к этому у нас на «укрепление» армии тратятся силы мужской молодежи, которую стремятся почти поголовно загнать в армию. Науками, бизнесом и технологиями у нас занимаются те, кто по болезни не был призван, либо откупившийся или уклонившийся от службы. Это вызывает недоумение, а что, России уже не требуются образованные специалисты? И вообще, не проще ли разогнать половину кадров МВД и МЧС, чтобы пополнить ряды армии?
Второй момент – администрация. Законодательство у нас по-прежнему развивается путем тщательной регламентации и регулировал во всех областях общественной и экономической жизни. Для соблюдения этой тщательной регламентации создаются по элементарной необходимости работы с огромным бумажным потоком документов и распоряжений, огромные административные штаты. Чиновники и административные работники – все люди образованные, ибо на госслужбу, а также на работу в крупные компании без высшего образования не берут.
По России наберется 4-5 миллионов человек, занятых административным управлением. Давайте зададим глупый вопрос: зачем столько?
А теперь давайте зададимся вот каким вопросом. Много чего было сказано и по поводу армии, и по поводу раздутого бюрократического аппарата. Но от гневных обличений и временами прокатывающихся кампаний по сокращению штатов, пороки всей системы не исчезают. Этот факт говорит, что то, что мы считаем пороками, для самой этой системы пороками не является. Раздутые штаты административного управления, раздутые штаты силовых ведомств и нерациональная система набора в армию не являются плодами ошибок, недоработок или злого умысла, как принято считать. На мое мнение, все это является прямым следствием идеологии развития государства за последние 400 лет.
Начнем с набора в армию. Зачем всю мужскую молодежь, кроме увечных и больных, прогонять через службу в армии? Любой военный, не задумываясь, даст ответ: для того, чтобы иметь запас обученных солдат и офицеров. Но на следующий вопрос ответит далеко не всякий военный, и даже политик. А для чего нам иметь запас обученных солдат и офицеров размером примерно в 5-6% населения, то есть заведомо больше нужд армии? Вот здесь-то и начинается недоуменное молчание, хотя вопрос сам по себе простой. Просто государственная и военная система России несколько сотен лет, готовилась к войнам, то захватническим, то оборонительным. И потому для этих постоянных войн нужен был большой запас обученных солдат и офицеров, чтобы после подвигов какого-нибудь Жукова, вновь наполнить армию.
Теперь по силовым ведомствам. Идеология раздутых штатов МВД, ФСБ, МЧС и других силовых ведомств та же – государство ведет войну не на жизнь, а на смерть… Противник, правда, меняется по мере необходимости. Когда-то это были фарцовщики, потом кооператоры, потом организованная преступность, теперь вот международный терроризм. С каждым из них государство ведет войну, и каждый из них якобы представляет смертельную угрозу для страны и общества. После выступления Владимира Путина 13 сентября 2004 года, видимо, будет очередное увеличение штатов силовых ведомств. Но уже заявлено, что на развитие РВСН уже тратится «максимум средств». Пошел новый виток вооружений и военного психоза.
Вот в чем суть главной проблемы, терзающей Россию – так называемое «оборонное сознание», или, проще говоря, мания преследования, когда части политиков и части общества кажется, что кругом враги, и надо только-только чуть-чуть продержаться. Причем это «оборонное сознание» не видит простого исторического факта, что все территориальные потери России за XX век не были вызваны военными причинами. Вооруженным путем у России и у Советского Союза не было отторгнуто ни одного квадратного километра территории. Все потери – чисто политического свойства. Народам, которые жили в составе России, до смерти надоедало это «оборонное сознание», жизнь в большой, на всю страну, казарме, и они прилагали максимум усилий для того, чтобы вырваться из этого оборонно-казарменного строя.
И в самом деле, сколько можно.
Покончить с «оборонным сознанием».
Главной, на мой взгляд, задачей, которую необходимо выполнить русскому народу для резкого улучшения своего положения, является такая задача – покончить с «оборонным сознанием». Без этого невозможно коренное улучшение положения народа, ибо «держа в руках два пистолета, невозможно делать что-то другое».
Что это означает – покончить с «оборонным сознанием»? Во-первых, решительно отказаться рассматривать весь мир и окружающих соседей только как потенциальных врагов. Пристальный и внимательный анализ положения показывает, что ситуация оказывается намного сложнее, и в окружающем нас мире существуют и враги, и друзья, а просто нейтрально настроенные к нам люди. Не учитывая их существования, легко впасть в ошибку «оборонного сознания» и переоценку опасности.
Во-вторых, решительно отказаться рассматривать окружающий мир только как арену потенциальных захватов. Нам ничего не нужно захватывать, ибо ресурсов у нас достаточно, территории тоже достаточно, даже с избытком при сегодняшней плотности населения. Нам нет неотложной нужды бороться за средства к существованию, и нет нужды в захватах чего-то там. О «войне за ресурсы» пусть говорят параноики. Мы же можем любому желающему предложить поработать на нефтяных скважинах Самотлора, никелевых рудниках Норильска, алмазных трубках Мирного и золотых приисках Колымы. Добывать ресурсы в России не такая простая работа, как может показаться человеку, незнакомому с заполярными условиями.
Соответственно, за границами России начинается мир, куда нас могут только пригласить, но где мы не имеем права приказывать, навязывать свою точку зрения. Этот мир нужно изучать, развивать сотрудничество, торговлю, разнообразные связи. Но мысли, что этот мир когда-нибудь станет «русским», подвластным и подчиненным, нужно оставить раз и навсегда.
Есть два возможных контраргумента против решительного отказа от «оборонного сознания». Первый аргумент состоит в классическом: «Как мы можем отказываться, когда они…». Человеку, всерьез придерживающемуся такой аргументации, уже ничем не поможешь. «Оборонное сознание» в таком виде есть разновидность мании преследования.
Ссылки параноика на военное планирование не принимаются. «Оборонное сознание» и военное планирование – это совершенно разные вещи, и не надо путать одно с другим. Генштаб, в своей работе руководствуется огромным объемом информации о противнике, о его намерениях, о ТВД, о собственных войсках и планах, и основывает свои решения на точном и объективном анализе ситуации. «Оборонное сознание» основывает свои мнения на твердой и априорной убежденности в том, что Россию все хотят завоевать. Все аргументы против отметаются усилением голоса.
Второй аргумент: «Это слишком мало, чтобы произвести ожидаемые изменения». Вот с этим аргументом согласиться никак нельзя. Во-первых, отказ от «оборонного сознания», отказ видеть в окружающем мире только врагов и только плацдарм для завоевания, заставляет окружающий мир изучать. Изучая внешний мир, входя в понимание отношений в нем, мы вынуждаемся также глубже узнавать себя, определять себя гораздо более четко и ясно, чем при «оборонном сознании», чтобы в условиях разнообразных связей, разнородного и разнокультурного окружения не потеряться и не утратить понимание своих интересов. При «оборонном сознании» русский – всего лишь малозначащий винтик военно-административной России, за которого думают и решают. При отказе от «оборонного сознания» русский становится тем, кем он и должен быть и кем является на самом деле – представителем своего народа. При «оборонном сознании» – русский сильный, а при нормальном и разумном подходе – русский умный. Разница понятна?
Отказ от «оборонного сознания» делает не нужным следующие явления российской жизни. Не нужны становятся многочисленные силовые ведомства. Большая армия нужна только тогда, когда есть априорное представление об окружающем мире, как о потенциальных врагах. При нормальном подходе численность армии резко сокращается, ибо становится понятно, что большинство политических проблем и внешних угроз можно решить политическими методами.
Не нужна детальная регламентация общества, и отпадает принуждение общества жить в рамках высочайше установленных образцов. Это делает ненужным многочисленные силовые ведомства: МВД, ФСБ, МЧС и другие, чья численность падает по уровня, необходимого для поддержания правопорядка. Именно поддержания правопорядка, а не навязывания полицейского режима! Значительно сокращается административный аппарат, чьи функции при здравом подходе также являются излишними и дублирующими друг друга.
Здесь нужно понять вот какой момент. Тщательная регламентация общественной жизни нужна только для принуждения гражданина к повиновению любому государственному указу и превращения его в «мобилизационный резерв». Такой государственно-политический строй, какой есть сейчас у нас, направлен только на это. Главная его цель – создать такие условия, чтобы никакой человек ничего не мог сделать без обращения к государственным органам, и получения письменного разрешения. Это очень удобно для милитаризованного государства. Единым разом можно все хозяйство, все общество перевести на военное положение и принудить его к исполнению приказов.
Раздутая армия, силовые ведомства и административный аппарат – это совсем не пороки этой системы, с точки зрения «оборонного сознания». Это величайшая его сила, и величайшие возможности, ибо при существующей системе изменить общество можно иногда буквально за день путем отдачи соответствующего распоряжения. Мы видим уже, как это делается на примере монетизации льгот и отмены выборов губернаторов.
Разрушить эту систему, растрачивающую силы русского народа, невозможно путем частичных изменений в этой системе. Ее можно разрушить только поразив ее в самый центр и ядро – «оборонное сознание».
Русский патриотизм или имперский патриотизм?
Долгое время русский патриотизм был понятием достаточно абстрактным. Он распространялся на всю огромную державу, в одну шестую часть суши, на все ее самые разнообразные условия, ландшафты от субтропиков до субарктических пустынь, города и поселки. Русский патриотизм был многоликим и многонациональным, и к нему на полных основаниях мог присоединиться человек любой национальности, любой культуры и языка. Этот вид патриотизма правильнее было бы назвать имперским патриотизмом. Русские построили огромную империю и на полных правах любили каждый завоеванный кусочек земли, считая его своим на том основании, что он полит русской кровью при завоевании.
Этот вид патриотизма, а, именно, имперский патриотизм имеет несколько ярких отличительных сторон.
Во-первых, центр для империи – это столица империи, где сосредоточена центральная власть. Отсюда исходят указания, распоряжения, сила, принуждающая народы, входящие в империю, к повиновению. Здесь же сосредоточена основная часть богатств и культурных достижений империи. Потому, вполне законно, столица империи любима и воспеваема ее гражданами.
Гражданин империи вполне мог никогда не бывать в столице, или быть только проездом, что не мешало ему гордиться столицей и превозносить ее выше всего на свете. Что же здесь любимо и воспеваемо? Город? Нет, поскольку город населяет лишь незначительная часть граждан империи, а вот культ столицы проникает во все концы имперской территории. Нация? Тоже нет, ибо в столице живут представители всех народов, входящих в империю. Имперская столица – город многонациональный по определению.
Скорее всего, когда воспевают столицу империи, то любят и превозносят власть. Вот она-то, в отличие от города, является для всех важной. Она достает любого гражданина империи, она устанавливает все порядки, от нее все зависят. Центральная власть – это высшая ценность гражданина империи, и потому неудивительно, что на ее поддержание и превознесение тратится столько много сил.
Во-вторых, патриотизм в империи не связан с какой-то территорией. Даже столица не является тем местом, где патриотические чувства выражаются сильнее всего. Что уж говорить о других частях империи? Имперский патриотизм связан с символами. Патриотизм для гражданина империи – это приверженность символам, их определенному набору. Это тоже самое превознесение центральной власти, только в несколько опосредованном виде.
В Российской империи главным символом был императорский двуглавый орел, который мы встречаем на всех предметах, так или иначе связанных с властью. Даже обращения в органы власти полагалось писать на особой, «гербовой бумаге», с оттиском двуглавого орла и соответствующими водяными знаками.
В СССР символом империи были серп, молот и красная звезда, которые также использовали решительно везде. На всех предметах, связанных с властью, государством, неизменно были эти символы.
В-третьих, имперский патриотизм не имеет четко выраженного национального лица. Конечно, есть в имперской культуре национальная основа – культура народа, создавшего империю. Однако, имперская культура легко и охотно воспринимает влияние извне, влияние покоренных народов. Все, что приживается в культурной атмосфере империи, то получает свои права гражданства. Зато огромное значение приобретают все достижения, так или иначе связанные с властью. Сама культура развивается, в значительной степени, как воспевание власти.
И сейчас в России существует патриотизм совершенно бесспорно имперского типа.
Огромное внимание уделяется государственной власти.
После короткого периода первое лицо в государстве снова стало культовой фигурой. Весьма показательна в этом отношении покатившаяся по России волна выражения приверженности Владимиру Путину: вывешивание портретов, широкое использование путинских лозунгов. Самая крупная партия в стране позиционирует себя как «партия Путина». После короткого перерыва в России снова стали в почете государственные символы. Стало общепринятым выражать свою лояльность власти путем выставления на видное место государственного флага.
Патриоты и государственники представляют себя как продолжателей великой русской культуры, что, впрочем, сочетается с поразительным невниманием к мерам сохранения этой самой культуры. Можно долго описывать положение культурных учреждений, но мы ограничимся фразой государственного человека, министра культуры Михаила Швыдкова: «Музеи – кладбища культуры».
Легко заметить, что почти все государственные усилия в области культуры на протяжении 90-х годов ушли на превознесение государственной же власти. Восстановление храма Христа Спасителя, гигантский памятник Петру Первому в Москве, колоссальных размеров памятник Александру Невскому во Пскове, гигантский мемориальный комплекс на Поклонной Горе в Москве – все это, и многое другое, показывает, что власть видит культуру как некий подсобный инструмент для самопревознесения. Что же, подход вполне в рамках имперского патриотизма.
В пользу этого же говорит о тот факт, что почти вся культурная жизнь страны концентрируется в Москве, под боком у центральной власти. Даже на долю «культурной столицы» – Петербурга, остается очень немногое. В культурной жизни всей России, в целом, Петербург практически не заметен. О других городах даже нечего и говорить.
Последствия жизни в империи для русского народа.
Российская Империя распалась. Это непреложный исторический факт. Это реальность, как не хотелось бы обратного ревнителям имперскости. Империя развалилась в 1918 году, и с тех пор продолжается процесс ее распада, прерываемый попытками создать новую империю на развалинах старой. СССР был такой империей, созданной на развалинах Российской империи. Российская Федерация – это тоже империя, созданная на развалинах Советского Союза. С провалом каждой новой попытки воссоздать «великую и неделимую», отваливаются все новые и новые куски территории, некогда политые русской кровью.
Бывшие завоеванные народы ожидает простая судьба – отделение, самоопределение и создание своих национальных государств. Этот процесс пошел бурными темпами, и очень многие народы бывшего СССР пошли по непростому пути строительства национальной государственности.
Гораздо более трудной представляется судьба бывшего имперского народа – русских. Отличие русских от других народов заключается в том, что за полтысячелетия активного имперского строительства, они утратили черты своей национальности, и превратились в безликую людскую массу – население империи. Люди из этой массы обладали целым рядом ценных качеств и преимуществ, но это обстоятельство не отменяет отсутствие национального лица у русских. Хож-Ахмед Нухаев эмоционально, но достаточно точно сравнил русских со «служебными псами». Не важен внешний облик, главное, чтобы служебные качества были на высоте.
Вариантов исторической судьбы две – строительство национального государства, или продолжение попыток строительства империи с последующим исчезновением в небытие.
Путь продолжения строительства империи – это путь гибели русских. Не выйдет собрать даже тех, кто когда-то входил в русскую империю. Бывшие завоеванные народы стали такими же умными, развитыми и сильными, как и русские, и совсем не утратили своего национального характера с решимостью его защищать. В случае попытки «вернуть» их под «державную руку» будет оказано сильное сопротивление. Чечня – яркий тому пример. Чеченцы после сильнейшего удара 40-х годов, набрали сил и дали бой строителям новой империи.
Потом, бывшие завоеванные народы сами теперь несут соблазн для русских: яркой национальной культурой, целостностью характера, истовой верой, чего сейчас не может дать русская культура и православная церковь. Да, еще стоит добавить поле для приложения сил, ибо у наций бывшей империи есть проблемы с образованными людьми. Столкновение русских с бывшими подданными окончится тем, что русские станут частью народов, которых они когда-то завоевали.
Восстановление исторической родины русских.
Но есть и другой путь – путь восстановления русского народа.
Любой народ национален не абстрактно, а сугубо конкретно. Это только в представлении закоренелых империалистов патриотизм безлик и беспредметен, и может распространяться на любую территорию. Для нормальной же нации патриотизм распространяется только на конкретную и определенную территорию, на которой данный народ сформировался. Это место в просторечии зовется «исторической родиной».
Есть ли у русского народа историческая родина? Есть!
Из восточных славян с ходом исторического развития выделилось три народа, которые когда-то составляли один корень: русские или великороссы, украинцы и белорусы. Примерно до XIII века все три народа были единым народом, с общим языком и культурой. Но потом русские земли разделились между Польшей, Великим Княжеством Литовским и конгломератом русских княжеств на севере и северо-востоке Киевской Руси, которые попали в вассальную зависимость от монголов. Русские, жившие в Польше, стали основой для появления украинцев. Особенно этот процесс ускорился в XV веке, когда Польша приобрела большие русские территории вплоть до Днепра. Русские, жившие в Великом княжестве Литовском, на литовских землях, стали зародышем белорусов. Ну и русские восточных княжеств и Московии стали зародышем великороссов. Такое примерно у нас происхождение и родство.
Процесс сложения великороссов тоже был долгим и трудным. При формировании нашего народа сливались вместе несколько больших групп: коренные жители Северо-восточной Руси, мощная волна беженцев из разоренных южных княжеств и самобытная группа населения Северо-запада Руси, славянские жители Прибалтики, Новгородских и Псковских земель.
Соответственно, историческая родина русского народа захватывает территорию, простирающуюся от Южной Балтики (древних городов Старой Ладоги, Пскова, Изборска, Новгорода) до Верхнего Поднепровья, Дона и Поволжья (Владимир, Муром, Воронеж, Курск, Смоленск). Она довольно точно совпадает с Центром и Северо-западом Европейской части России. Географическим центром этой русской области является линия, проходящая через Петербург, Новгород и Москву.
Вот это место является местом зарождения русского народа, его исторической родиной и национальным очагом.
Нынешняя Евроссия – место, мало пригодное для жизни. За исключением нескольких процветающих областей, это огромный депрессивный регион, из которого люди стараются уехать в Москву или в Петербург. У экономического разорения есть и очень неприятная сторона. В силу разорения Евроссии, в силу упадка исторической родины, русский практически ее лишен. Он не может приехать и поселиться здесь. Ныне такое решение требует решимости первопроходца.
Поэтому основная задача для правительства России сейчас – это не стремление к разным амбициозным задачам, а восстановление силы русского народа. Это главное, от чего зависит будущее России на продолжительный период. Если в этом направлении не сделать никаких шагов, то весьма быстро Россия, как государство, распадется на составные части, и вот тогда Сибири придется развиваться в качестве самостоятельного государства.
Для этого нужно сделать сравнительно немногое: освободить, во-первых, русских от этой тяжелой дани государству, разрушить систему исчерпывания его сил и ресурсов. Во-вторых, нужно предоставить экономическую свободу Евроссии, как региону. Его ресурсы достаточно велики, чтобы решить свои основные хозяйственные задачи. В-третьих, нужно максимально восстановить и сделать доступными для широкого посещения культурные ценности Евроссии. Без этой культурной подпитки русский народ не поднимется.
А всем остальным оставьте свое. Каждому народу нужна своя историческая родина, свой язык, культура и история. Не говоря о свободе и экономической самостоятельности. По-настоящему Сибирь станет самостоятельной в составе России только тогда, когда все остальные регионы также станут самостоятельными.
8 ноября 2005 – 4 марта 2006 года
«Именно война превратила организованную и плодотворную жизнь всего мира в беспорядочный и бесформенный хаос».
В России еще не перевелись мечтатели о «восстановлении империи». Я сам знал таких людей, которые в свободное время рисовали на картах границы «будущей России», а также обсуждали, как им установить власть на землях, которые будто бы жаждут, ждут и не дождутся момента вхождения в Россию. Есть и писатели такого толка, вроде Максима Калашникова, расписывавшего «восстановление империи» в своей книге «Сломанный меч империи».
Еще больше людей, восхищающихся старой, имперской Россией и Советским Союзом. Это вообще отдельное направление мысли в современной России. Не сказать, что оно доминирует, но все же имеет большое влияние, особенно в интеллектуальных кругах.
Удивительно в этом то, что вроде бы неглупые и образованные люди ударяются в два поразительных занятия. С одной стороны, они тщательно пестуют идеи даже не вчерашние и не прошлогодние, а позапрошлого века. С другой стороны, они не видят, или не хотят замечать, что XX век стер с карты мира большую часть империй, в том числе и Российскую.
Можно сколько угодно восхищаться силой и нахрапом европейских государств, захватывавших куски территорий, новые и новые колонии, можно сколько угодно мечтать о возвращении «старого, доброго» колониального времени. Но при этом нельзя забывать жестоких уроков XX века. Всем колониальным империям колониализм обошелся очень и очень дорого.
Во-первых, метрополии ни в экономическом смысле, ни в социальном, ни в политическом, не могли самостоятельно жить без колоний, и при этом иметь авторитет и политический вес. Как только Великобритания растеряла свои колонии, она откатилась с позиций мирового лидера.
Во-вторых, мировые войны за колонии и передел мира нанесли в сопоставлении метрополиям ущерб намного больший, чем метрополии нанесли своим колониям в ходе колониальных войн и захватов.
Поэтому, главный исторический урок, преподнесенный событиями XX века, состоит в том, что колониальный путь развития предусматривает также взаимно истребительное столкновение двух или нескольких метрополий за передел мира. Только по этой причине произошел распад мировой колониальной системы.
Если стремиться не к империям, тогда к чему же? Для людей, воспитанных на эстетике колониализма, этот вопрос тяжел и невыносим, хотя исторический опыт второй половины XX века дал на него свой ответ.
В середине XX века, после завершения Второй мировой войны, на обломках колониальной системы в мире стали активно складываться новые глобальные образования, которые я называю «региональными экономическими системами».
Если еще в начале XX века вся жизнь метрополий, колоний и зависимых стран сосредотачивалась в нескольких европейских столицах, то в середине XX века на мировой арене появились региональные объединения стран: «Свободный рынок», СЭВ, Исламская конференция, АСЕАН, а также отраслевые объединения, вроде ОПЕК. Они играют самостоятельную роль, обладают собственными финансами и ресурсами, а также проводят собственную политику. Кто в это не верит, советую вспомнить топливный кризис 1974 года. Несколько сравнительно небогатых тогда еще государств смогли навязать свою волю одной из сверхдержав мира.
Региональные экономические системы обладают общим рынком, общей экономической системой, часто развивают тесную кооперацию в промышленности, в транспорте и энергетике. Одним из наиболее ярких образцов региональной экономической системы был Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), который внутри себя имел общие промышленные программы, общую энергетику и общую транспортную систему. Эта модель организации мирового сообщества, которая будет активно развиваться в будущем, тогда как сверхдержавы и метрополии будут сходить со сцены.
В силу этого обстоятельства, я считаю, что целью развития России должно стать формирование на основе России такой региональной экономической системы. Понятно, что в числе главных регионов, которые войдут в нашу региональную экономическую систему, будут страны бывшего СССР, и сопредельные страны.
Эта цель предусматривает в первую очередь пересмотра отношения к странам бывшего СССР. Сегодня еще очень часто встречается отношение к ним как к «мятежным провинциям», которые временно вышли из империи, и просто жаждут в нее возвратиться. Однако, это не так.
Империи создаются двумя факторами: военной силой, когда захватить территорию очень легко, и соблазном, то есть резким превышением уровня развития метрополии над колонией.
Когда у России была и сила, и соблазн, она подчиняла себе территории. Но теперь уровень развития бывших колоний сравнялся с нашим, сил хватает только на удержание своего, и потому вполне закономерно Российская Империя, и СССР (как некая попытка воссоздания империи) распались. Например, Казахстан не вернуть сейчас в лоно империи ни силой (это сильное государство), ни соблазном, поскольку их уровень развития сопоставим с нашим, а по темпам развития они нас обгоняют.
В истории не было еще ни одного примера, когда часть империи, вышедшая из ее состава, добровольно в нее возвращалась. Страны бывшего СССР стали самостоятельными государствами, и, надо полагать, в таком статусе просуществуют еще достаточно долго. Это обстоятельство нам надо обязательно учитывать.
В большинстве программ, разработанных в России, полностью отсутствуют цели развития для внутренних регионов России. Складывается полное ощущение, что авторы даже и понятия не имеют о том, что Россия велика и обширна, что одна ее часть серьезно отличается от другой, и для каждой ее части нужна своя программа развития, на что нужно направить внимание. Хотя, можно поручиться за то, что в кабинетах разработчиков этих программ и концепций висят большие карты России.
Восстановление евроссии.
О Сибири мы достаточно сказали, а теперь нужно сказать, что в программе развития России как региональной экономической системы одно из важнейших мест должно занимать развитие Евроссии.
Евроссия – это ключевой регион России, чья значимость вовсе не ограничивается только Москвой и Московской областью. Во-первых, это важнейший экономический район, ибо здесь сосредоточена большая часть наукоемкого и сложного машиностроения, большая часть наукоградов, значительная часть перерабатывающей промышленности. Вместе с Северо-Западом Центральный район производит 2/3 промышленной продукции России и дает 75% ВВП страны. Соответственно, нужна программа мер, которая будет направлена на развитие научно-промышленного потенциала Центрального района. Остро необходима программа обновления основных фондов промышленности, программа развития малых городов и населенных пунктов, развития сельского хозяйства, необходимого для существования этого густонаселенного региона России.
Во-вторых, это важнейший культурный регион России. Именно здесь находится историческая родина русского народа. Вместе с Северо-Западом, этот регион составляет область, где сформировался современный русский народ, где находятся его древнейшие города и важнейшие памятники культуры и истории.
Много говорят о том, что русский народ является «государствообразующим» народом. Известная доля истины в этом выражении есть, хотя в целом оно неверно. Неправильно считать, что русские были чем-то вроде винтика в государстве Российском. Исторически русские успешно жили и развивались в трех крупных государствах: Великом княжестве Литовском, Речи Посполитой, Московии, и теперь живут в 16 странах бывшего СССР и более чем в 20 странах дальнего зарубежья. Как правило, русские занимают в этих странах хорошее положение, и занимаются в основном интеллектуальным трудом.
Но, как же тогда обстоит дело с сокращением численности русского народа, если все так хорошо? На этот вопрос отвечу так: это и есть проявление коренных проблем русского народа. Их две. Первая – нерациональное государственно-политическое устройство России, которое нацелено на расходование сил русского народа, но никак не способствует восстановлению, развитию и усложнению русского народа. Вторая – разрушение культурной структуры русского народа, утрата связи с исторической родиной и с другими народами. Эти две проблемы между собой связаны.
Какая из них главная? Первая, конечно. Вторая проблема является следствием первой.
Итак, нерациональное государственно-политическое устройство России. Что под этим понимается? Понимается очень простая вещь. Государственная и политическая структура сначала Московии, а потом и России, а также Советского Союза, да и сейчас Российской Федерации, как наследника первых двух государств, создана для расширения, для захвата и удержания империи. Русское государство, начиная с XVI века – это определенно имперское государство, которое только и делает, что распространяется и захватывает все новые и новые территории, обороняет их и удерживает. Все остальное – внутренняя политика, устройство общества, идеология подчинены этой задачей. Оттого в России, в отличие от большинства стран Европы и Азии, которые не ставили задачи распространения, появилось жестко регулируемое общество, с тщательным предписанием, что можно, а чего нельзя, с мельчайшими запретами, и с сильно развитыми силовыми структурами. Бывали периоды, когда в России расцветало общественное разнообразие, но, как только снова объявлялся курс на захваты, на «активную» внешнюю политику или борьбу за торжество идеи во всем мире, разнообразие подавлялось и устанавливалось казенное однообразие.
О России много чего говорили, но, думаю, совершенно не случайно появился эпитет «казарменный».
Эта государственно-политическая структура России направлена на расходование сил русского народа. Она черпает его силы для пополнения армии, административного аппарата, расходует доход и ресурсы народа на разнообразное задачи, на пополнение госбюджета, растрачиваемого затем на разные стратегические нужды. Русский народ оказался столь многочисленным и мощным, что оказался способен поддерживать и даже увеличивать мощь этой системы на протяжении почти 400 лет.
Итак, 16 поколений наших предков жили в тотальной мобилизации, военной или тягловой. Их силы изнурялись налогами, повинностями, наборами в армию. Русский народ выживал не благодаря своему государству, а вопреки ему, благодаря природной силе, смекалке и уму, хотя постоянные тяготы не могли не сказаться на уровне развития народа. Когда военные тяготы уменьшались, русские являли миру величайшие творения своего ума и сообразительности: выдающиеся открытия, великолепные образцы искусства, яркие примеры деловой хватки и активности. Легко себе представить, чем бы русские обогатили мировую культуру, если бы не эта тотальная мобилизация.
Но, всякий ресурс приходит к исчерпанию. Так и последняя большая война черпанула по дну сил и возможностей русского народа. Едва ли не первый случай был в истории России, когда воевало все мужское население, а оружие делали подростки, старики и женщины. Сталинская индустриализация и победа во Второй мировой войне – это величайшие достижения. Но нельзя не признать их негативного эффекта в том, что ресурсы и силы русского народа оказались практически исчерпанными.
Однако, государственная система изменена не была. Она и сегодня по-прежнему ориентирована на растрату сил и возможностей русского народа. Это ярко сегодня видно в военной политике. Совершенно непонятно, зачем тратится столько сил на загон в армию 18-ти летней молодежи. В это же самое время в силовых ведомствах: МВД, ФСБ, МЧС и других, коих расплодилось немало, служит в два раза больше здоровых и крепких мужиков, чем в Вооруженных силах. Общая численность силовиков в России – около 3 млн. человек, в то время как солдат и офицеров армии – 1080 тысяч человек. Да и многочисленные охранные агентства укомплектованы отборными мужиками, которым в самый раз быть бы в рядах Вооруженных сил.
Мало того, что под ружьем у нас стоит в два раза больше народу, чем мы можем себе позволить, 2% от населения страны. В дополнение к этому у нас на «укрепление» армии тратятся силы мужской молодежи, которую стремятся почти поголовно загнать в армию. Науками, бизнесом и технологиями у нас занимаются те, кто по болезни не был призван, либо откупившийся или уклонившийся от службы. Это вызывает недоумение, а что, России уже не требуются образованные специалисты? И вообще, не проще ли разогнать половину кадров МВД и МЧС, чтобы пополнить ряды армии?
Второй момент – администрация. Законодательство у нас по-прежнему развивается путем тщательной регламентации и регулировал во всех областях общественной и экономической жизни. Для соблюдения этой тщательной регламентации создаются по элементарной необходимости работы с огромным бумажным потоком документов и распоряжений, огромные административные штаты. Чиновники и административные работники – все люди образованные, ибо на госслужбу, а также на работу в крупные компании без высшего образования не берут.
По России наберется 4-5 миллионов человек, занятых административным управлением. Давайте зададим глупый вопрос: зачем столько?
А теперь давайте зададимся вот каким вопросом. Много чего было сказано и по поводу армии, и по поводу раздутого бюрократического аппарата. Но от гневных обличений и временами прокатывающихся кампаний по сокращению штатов, пороки всей системы не исчезают. Этот факт говорит, что то, что мы считаем пороками, для самой этой системы пороками не является. Раздутые штаты административного управления, раздутые штаты силовых ведомств и нерациональная система набора в армию не являются плодами ошибок, недоработок или злого умысла, как принято считать. На мое мнение, все это является прямым следствием идеологии развития государства за последние 400 лет.
Начнем с набора в армию. Зачем всю мужскую молодежь, кроме увечных и больных, прогонять через службу в армии? Любой военный, не задумываясь, даст ответ: для того, чтобы иметь запас обученных солдат и офицеров. Но на следующий вопрос ответит далеко не всякий военный, и даже политик. А для чего нам иметь запас обученных солдат и офицеров размером примерно в 5-6% населения, то есть заведомо больше нужд армии? Вот здесь-то и начинается недоуменное молчание, хотя вопрос сам по себе простой. Просто государственная и военная система России несколько сотен лет, готовилась к войнам, то захватническим, то оборонительным. И потому для этих постоянных войн нужен был большой запас обученных солдат и офицеров, чтобы после подвигов какого-нибудь Жукова, вновь наполнить армию.
Теперь по силовым ведомствам. Идеология раздутых штатов МВД, ФСБ, МЧС и других силовых ведомств та же – государство ведет войну не на жизнь, а на смерть… Противник, правда, меняется по мере необходимости. Когда-то это были фарцовщики, потом кооператоры, потом организованная преступность, теперь вот международный терроризм. С каждым из них государство ведет войну, и каждый из них якобы представляет смертельную угрозу для страны и общества. После выступления Владимира Путина 13 сентября 2004 года, видимо, будет очередное увеличение штатов силовых ведомств. Но уже заявлено, что на развитие РВСН уже тратится «максимум средств». Пошел новый виток вооружений и военного психоза.
Вот в чем суть главной проблемы, терзающей Россию – так называемое «оборонное сознание», или, проще говоря, мания преследования, когда части политиков и части общества кажется, что кругом враги, и надо только-только чуть-чуть продержаться. Причем это «оборонное сознание» не видит простого исторического факта, что все территориальные потери России за XX век не были вызваны военными причинами. Вооруженным путем у России и у Советского Союза не было отторгнуто ни одного квадратного километра территории. Все потери – чисто политического свойства. Народам, которые жили в составе России, до смерти надоедало это «оборонное сознание», жизнь в большой, на всю страну, казарме, и они прилагали максимум усилий для того, чтобы вырваться из этого оборонно-казарменного строя.
И в самом деле, сколько можно.
Покончить с «оборонным сознанием».
Главной, на мой взгляд, задачей, которую необходимо выполнить русскому народу для резкого улучшения своего положения, является такая задача – покончить с «оборонным сознанием». Без этого невозможно коренное улучшение положения народа, ибо «держа в руках два пистолета, невозможно делать что-то другое».
Что это означает – покончить с «оборонным сознанием»? Во-первых, решительно отказаться рассматривать весь мир и окружающих соседей только как потенциальных врагов. Пристальный и внимательный анализ положения показывает, что ситуация оказывается намного сложнее, и в окружающем нас мире существуют и враги, и друзья, а просто нейтрально настроенные к нам люди. Не учитывая их существования, легко впасть в ошибку «оборонного сознания» и переоценку опасности.
Во-вторых, решительно отказаться рассматривать окружающий мир только как арену потенциальных захватов. Нам ничего не нужно захватывать, ибо ресурсов у нас достаточно, территории тоже достаточно, даже с избытком при сегодняшней плотности населения. Нам нет неотложной нужды бороться за средства к существованию, и нет нужды в захватах чего-то там. О «войне за ресурсы» пусть говорят параноики. Мы же можем любому желающему предложить поработать на нефтяных скважинах Самотлора, никелевых рудниках Норильска, алмазных трубках Мирного и золотых приисках Колымы. Добывать ресурсы в России не такая простая работа, как может показаться человеку, незнакомому с заполярными условиями.
Соответственно, за границами России начинается мир, куда нас могут только пригласить, но где мы не имеем права приказывать, навязывать свою точку зрения. Этот мир нужно изучать, развивать сотрудничество, торговлю, разнообразные связи. Но мысли, что этот мир когда-нибудь станет «русским», подвластным и подчиненным, нужно оставить раз и навсегда.
Есть два возможных контраргумента против решительного отказа от «оборонного сознания». Первый аргумент состоит в классическом: «Как мы можем отказываться, когда они…». Человеку, всерьез придерживающемуся такой аргументации, уже ничем не поможешь. «Оборонное сознание» в таком виде есть разновидность мании преследования.
Ссылки параноика на военное планирование не принимаются. «Оборонное сознание» и военное планирование – это совершенно разные вещи, и не надо путать одно с другим. Генштаб, в своей работе руководствуется огромным объемом информации о противнике, о его намерениях, о ТВД, о собственных войсках и планах, и основывает свои решения на точном и объективном анализе ситуации. «Оборонное сознание» основывает свои мнения на твердой и априорной убежденности в том, что Россию все хотят завоевать. Все аргументы против отметаются усилением голоса.
Второй аргумент: «Это слишком мало, чтобы произвести ожидаемые изменения». Вот с этим аргументом согласиться никак нельзя. Во-первых, отказ от «оборонного сознания», отказ видеть в окружающем мире только врагов и только плацдарм для завоевания, заставляет окружающий мир изучать. Изучая внешний мир, входя в понимание отношений в нем, мы вынуждаемся также глубже узнавать себя, определять себя гораздо более четко и ясно, чем при «оборонном сознании», чтобы в условиях разнообразных связей, разнородного и разнокультурного окружения не потеряться и не утратить понимание своих интересов. При «оборонном сознании» русский – всего лишь малозначащий винтик военно-административной России, за которого думают и решают. При отказе от «оборонного сознания» русский становится тем, кем он и должен быть и кем является на самом деле – представителем своего народа. При «оборонном сознании» – русский сильный, а при нормальном и разумном подходе – русский умный. Разница понятна?
Отказ от «оборонного сознания» делает не нужным следующие явления российской жизни. Не нужны становятся многочисленные силовые ведомства. Большая армия нужна только тогда, когда есть априорное представление об окружающем мире, как о потенциальных врагах. При нормальном подходе численность армии резко сокращается, ибо становится понятно, что большинство политических проблем и внешних угроз можно решить политическими методами.
Не нужна детальная регламентация общества, и отпадает принуждение общества жить в рамках высочайше установленных образцов. Это делает ненужным многочисленные силовые ведомства: МВД, ФСБ, МЧС и другие, чья численность падает по уровня, необходимого для поддержания правопорядка. Именно поддержания правопорядка, а не навязывания полицейского режима! Значительно сокращается административный аппарат, чьи функции при здравом подходе также являются излишними и дублирующими друг друга.
Здесь нужно понять вот какой момент. Тщательная регламентация общественной жизни нужна только для принуждения гражданина к повиновению любому государственному указу и превращения его в «мобилизационный резерв». Такой государственно-политический строй, какой есть сейчас у нас, направлен только на это. Главная его цель – создать такие условия, чтобы никакой человек ничего не мог сделать без обращения к государственным органам, и получения письменного разрешения. Это очень удобно для милитаризованного государства. Единым разом можно все хозяйство, все общество перевести на военное положение и принудить его к исполнению приказов.
Раздутая армия, силовые ведомства и административный аппарат – это совсем не пороки этой системы, с точки зрения «оборонного сознания». Это величайшая его сила, и величайшие возможности, ибо при существующей системе изменить общество можно иногда буквально за день путем отдачи соответствующего распоряжения. Мы видим уже, как это делается на примере монетизации льгот и отмены выборов губернаторов.
Разрушить эту систему, растрачивающую силы русского народа, невозможно путем частичных изменений в этой системе. Ее можно разрушить только поразив ее в самый центр и ядро – «оборонное сознание».
Русский патриотизм или имперский патриотизм?
Долгое время русский патриотизм был понятием достаточно абстрактным. Он распространялся на всю огромную державу, в одну шестую часть суши, на все ее самые разнообразные условия, ландшафты от субтропиков до субарктических пустынь, города и поселки. Русский патриотизм был многоликим и многонациональным, и к нему на полных основаниях мог присоединиться человек любой национальности, любой культуры и языка. Этот вид патриотизма правильнее было бы назвать имперским патриотизмом. Русские построили огромную империю и на полных правах любили каждый завоеванный кусочек земли, считая его своим на том основании, что он полит русской кровью при завоевании.
Этот вид патриотизма, а, именно, имперский патриотизм имеет несколько ярких отличительных сторон.
Во-первых, центр для империи – это столица империи, где сосредоточена центральная власть. Отсюда исходят указания, распоряжения, сила, принуждающая народы, входящие в империю, к повиновению. Здесь же сосредоточена основная часть богатств и культурных достижений империи. Потому, вполне законно, столица империи любима и воспеваема ее гражданами.
Гражданин империи вполне мог никогда не бывать в столице, или быть только проездом, что не мешало ему гордиться столицей и превозносить ее выше всего на свете. Что же здесь любимо и воспеваемо? Город? Нет, поскольку город населяет лишь незначительная часть граждан империи, а вот культ столицы проникает во все концы имперской территории. Нация? Тоже нет, ибо в столице живут представители всех народов, входящих в империю. Имперская столица – город многонациональный по определению.
Скорее всего, когда воспевают столицу империи, то любят и превозносят власть. Вот она-то, в отличие от города, является для всех важной. Она достает любого гражданина империи, она устанавливает все порядки, от нее все зависят. Центральная власть – это высшая ценность гражданина империи, и потому неудивительно, что на ее поддержание и превознесение тратится столько много сил.
Во-вторых, патриотизм в империи не связан с какой-то территорией. Даже столица не является тем местом, где патриотические чувства выражаются сильнее всего. Что уж говорить о других частях империи? Имперский патриотизм связан с символами. Патриотизм для гражданина империи – это приверженность символам, их определенному набору. Это тоже самое превознесение центральной власти, только в несколько опосредованном виде.
В Российской империи главным символом был императорский двуглавый орел, который мы встречаем на всех предметах, так или иначе связанных с властью. Даже обращения в органы власти полагалось писать на особой, «гербовой бумаге», с оттиском двуглавого орла и соответствующими водяными знаками.
В СССР символом империи были серп, молот и красная звезда, которые также использовали решительно везде. На всех предметах, связанных с властью, государством, неизменно были эти символы.
В-третьих, имперский патриотизм не имеет четко выраженного национального лица. Конечно, есть в имперской культуре национальная основа – культура народа, создавшего империю. Однако, имперская культура легко и охотно воспринимает влияние извне, влияние покоренных народов. Все, что приживается в культурной атмосфере империи, то получает свои права гражданства. Зато огромное значение приобретают все достижения, так или иначе связанные с властью. Сама культура развивается, в значительной степени, как воспевание власти.
И сейчас в России существует патриотизм совершенно бесспорно имперского типа.
Огромное внимание уделяется государственной власти.
После короткого периода первое лицо в государстве снова стало культовой фигурой. Весьма показательна в этом отношении покатившаяся по России волна выражения приверженности Владимиру Путину: вывешивание портретов, широкое использование путинских лозунгов. Самая крупная партия в стране позиционирует себя как «партия Путина». После короткого перерыва в России снова стали в почете государственные символы. Стало общепринятым выражать свою лояльность власти путем выставления на видное место государственного флага.
Патриоты и государственники представляют себя как продолжателей великой русской культуры, что, впрочем, сочетается с поразительным невниманием к мерам сохранения этой самой культуры. Можно долго описывать положение культурных учреждений, но мы ограничимся фразой государственного человека, министра культуры Михаила Швыдкова: «Музеи – кладбища культуры».
Легко заметить, что почти все государственные усилия в области культуры на протяжении 90-х годов ушли на превознесение государственной же власти. Восстановление храма Христа Спасителя, гигантский памятник Петру Первому в Москве, колоссальных размеров памятник Александру Невскому во Пскове, гигантский мемориальный комплекс на Поклонной Горе в Москве – все это, и многое другое, показывает, что власть видит культуру как некий подсобный инструмент для самопревознесения. Что же, подход вполне в рамках имперского патриотизма.
В пользу этого же говорит о тот факт, что почти вся культурная жизнь страны концентрируется в Москве, под боком у центральной власти. Даже на долю «культурной столицы» – Петербурга, остается очень немногое. В культурной жизни всей России, в целом, Петербург практически не заметен. О других городах даже нечего и говорить.
Последствия жизни в империи для русского народа.
Российская Империя распалась. Это непреложный исторический факт. Это реальность, как не хотелось бы обратного ревнителям имперскости. Империя развалилась в 1918 году, и с тех пор продолжается процесс ее распада, прерываемый попытками создать новую империю на развалинах старой. СССР был такой империей, созданной на развалинах Российской империи. Российская Федерация – это тоже империя, созданная на развалинах Советского Союза. С провалом каждой новой попытки воссоздать «великую и неделимую», отваливаются все новые и новые куски территории, некогда политые русской кровью.
Бывшие завоеванные народы ожидает простая судьба – отделение, самоопределение и создание своих национальных государств. Этот процесс пошел бурными темпами, и очень многие народы бывшего СССР пошли по непростому пути строительства национальной государственности.
Гораздо более трудной представляется судьба бывшего имперского народа – русских. Отличие русских от других народов заключается в том, что за полтысячелетия активного имперского строительства, они утратили черты своей национальности, и превратились в безликую людскую массу – население империи. Люди из этой массы обладали целым рядом ценных качеств и преимуществ, но это обстоятельство не отменяет отсутствие национального лица у русских. Хож-Ахмед Нухаев эмоционально, но достаточно точно сравнил русских со «служебными псами». Не важен внешний облик, главное, чтобы служебные качества были на высоте.
Вариантов исторической судьбы две – строительство национального государства, или продолжение попыток строительства империи с последующим исчезновением в небытие.
Путь продолжения строительства империи – это путь гибели русских. Не выйдет собрать даже тех, кто когда-то входил в русскую империю. Бывшие завоеванные народы стали такими же умными, развитыми и сильными, как и русские, и совсем не утратили своего национального характера с решимостью его защищать. В случае попытки «вернуть» их под «державную руку» будет оказано сильное сопротивление. Чечня – яркий тому пример. Чеченцы после сильнейшего удара 40-х годов, набрали сил и дали бой строителям новой империи.
Потом, бывшие завоеванные народы сами теперь несут соблазн для русских: яркой национальной культурой, целостностью характера, истовой верой, чего сейчас не может дать русская культура и православная церковь. Да, еще стоит добавить поле для приложения сил, ибо у наций бывшей империи есть проблемы с образованными людьми. Столкновение русских с бывшими подданными окончится тем, что русские станут частью народов, которых они когда-то завоевали.
Восстановление исторической родины русских.
Но есть и другой путь – путь восстановления русского народа.
Любой народ национален не абстрактно, а сугубо конкретно. Это только в представлении закоренелых империалистов патриотизм безлик и беспредметен, и может распространяться на любую территорию. Для нормальной же нации патриотизм распространяется только на конкретную и определенную территорию, на которой данный народ сформировался. Это место в просторечии зовется «исторической родиной».
Есть ли у русского народа историческая родина? Есть!
Из восточных славян с ходом исторического развития выделилось три народа, которые когда-то составляли один корень: русские или великороссы, украинцы и белорусы. Примерно до XIII века все три народа были единым народом, с общим языком и культурой. Но потом русские земли разделились между Польшей, Великим Княжеством Литовским и конгломератом русских княжеств на севере и северо-востоке Киевской Руси, которые попали в вассальную зависимость от монголов. Русские, жившие в Польше, стали основой для появления украинцев. Особенно этот процесс ускорился в XV веке, когда Польша приобрела большие русские территории вплоть до Днепра. Русские, жившие в Великом княжестве Литовском, на литовских землях, стали зародышем белорусов. Ну и русские восточных княжеств и Московии стали зародышем великороссов. Такое примерно у нас происхождение и родство.
Процесс сложения великороссов тоже был долгим и трудным. При формировании нашего народа сливались вместе несколько больших групп: коренные жители Северо-восточной Руси, мощная волна беженцев из разоренных южных княжеств и самобытная группа населения Северо-запада Руси, славянские жители Прибалтики, Новгородских и Псковских земель.
Соответственно, историческая родина русского народа захватывает территорию, простирающуюся от Южной Балтики (древних городов Старой Ладоги, Пскова, Изборска, Новгорода) до Верхнего Поднепровья, Дона и Поволжья (Владимир, Муром, Воронеж, Курск, Смоленск). Она довольно точно совпадает с Центром и Северо-западом Европейской части России. Географическим центром этой русской области является линия, проходящая через Петербург, Новгород и Москву.
Вот это место является местом зарождения русского народа, его исторической родиной и национальным очагом.
Нынешняя Евроссия – место, мало пригодное для жизни. За исключением нескольких процветающих областей, это огромный депрессивный регион, из которого люди стараются уехать в Москву или в Петербург. У экономического разорения есть и очень неприятная сторона. В силу разорения Евроссии, в силу упадка исторической родины, русский практически ее лишен. Он не может приехать и поселиться здесь. Ныне такое решение требует решимости первопроходца.
Поэтому основная задача для правительства России сейчас – это не стремление к разным амбициозным задачам, а восстановление силы русского народа. Это главное, от чего зависит будущее России на продолжительный период. Если в этом направлении не сделать никаких шагов, то весьма быстро Россия, как государство, распадется на составные части, и вот тогда Сибири придется развиваться в качестве самостоятельного государства.
Для этого нужно сделать сравнительно немногое: освободить, во-первых, русских от этой тяжелой дани государству, разрушить систему исчерпывания его сил и ресурсов. Во-вторых, нужно предоставить экономическую свободу Евроссии, как региону. Его ресурсы достаточно велики, чтобы решить свои основные хозяйственные задачи. В-третьих, нужно максимально восстановить и сделать доступными для широкого посещения культурные ценности Евроссии. Без этой культурной подпитки русский народ не поднимется.
А всем остальным оставьте свое. Каждому народу нужна своя историческая родина, свой язык, культура и история. Не говоря о свободе и экономической самостоятельности. По-настоящему Сибирь станет самостоятельной в составе России только тогда, когда все остальные регионы также станут самостоятельными.
8 ноября 2005 – 4 марта 2006 года
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги