Идрис Шах - вестник суфизма (Сборник)

Тяготы войны: эвакуация, бомбежки

Идрис взрослел, и, как всякого подростка, его мучили вопросы о выборе жизненного пути. Родные вершины Гималаев казались теперь такими далекими, что вспоминались все реже. Он стал воспитанником одновременно двух культур, сыном Востока и Запада. Юношу захватила скорость жизни крупнейшей европейской столицы.

Они редко выбирались из пригорода, и хотя Идрис и представлял себе, что Лондон — большой город, но все же, в первый раз очутившись там, испытал разочарование. Да, здесь были блеск, шум и все великолепие мегаполиса, но он словно не понимал, на что смотрит.

Дома — великолепны, но их величие нельзя было сравнить с величием его гор, а мечети Афганистана казались ему более похожими на сказочные дворцы, чем, например, Букингемский.

В парке громко кричали какие-то религиозные ораторы, сообщавшие о конце света или пришествии инопланетян и собиравшие вокруг себя только праздных зевак, которых обтекала равнодушная толпа. И Идрис, с детства соприкасавшийся с самым сокровенным эзотерическим знанием, с разочарованием и даже некоторым стыдом отворачивался от них.

И все же он успел всей душой полюбить новую родину, которая вначале казалась ему такой странной. С ее такими нелепыми сковывающими обычаями, как, например, отношение англичанина к своему дому. Идрису за его непродолжительную жизнь пришлось пожить во многих местах, он считал, что переезды с места на место естественны. Но англичане считали, что настоящий дом — обнесенный изгородью, с небольшим палисадником под окнами. Английские соседи Шахов, такие приветливые и предупредительные, всегда давали четко понять, что такое «частная жизнь». Границы участков были «священными», словно невидимая, но непреодолимая стена: если ее пересекали маленькие дети их соседей, их тут же забирали обратно с извинениями.

Незнакомцев не принято было приглашать в дом или даже в прихожую — с ними разговаривали строго на пороге дома (как это отличалось от обычаев клана его деда и отца!). Если их приглашали в гости, то происходило это за две-три недели, чтобы не дай бог не нарушить их планы. О своем приходе следовало сообщить заранее хотя бы телефонным звонком, хотя общение по телефону считалось чуть ли не святотатством — вдруг вы отрываете человека от телевизора или разговора или у него нет настроения общаться. Почта — гораздо более приятный способ общения: вскрыть письмо и ответить на него человек может в любое удобное для себя время. Англичане тратили очень мало денег на продукты — ежедневная трапеза семьи Идриса показалась бы любому англичанину расточительством, но привыкнуть к вкусу овсянки с зеленью Идрис так и не смог.

.Ветер оторвал его от мыслей, швырнув под ноги газетный листок с броским заголовком, сообщавшим о начале войны. Дома он читал газеты, но старательно пропускал информацию о далеких войнах, обо всем, что происходило за границами страны; ему казалось, что чтение этих сводок просто отнимает у него драгоценное время.

Война для Идриса началась внезапно — с бомбежек. А точнее, с тревожных слухов, которые так волновали его мать. Сначала до нее долетели слухи об атаке на Уимблдон и Кройдон, далекие пригороды Лондона, затем несколько бомб упали на Крипплгейт, в центре города. Король Георг VI и королева отказались оставить Лондон даже после попадания нескольких бомб в Букингемский дворец.

Идрис помнит, как тихо родители обсуждали это на кухне, переходя с английского на персидский в самые патетические моменты. В этот момент ему показалось, что устойчивый привычный мир студента колледжа, сына успешного предпринимателя, любящего сына и брата исчезает, уступая место другому, где и он сам должен быть другим.

А война наступала на мирный город. Седьмого сентября в пять часов утра шестьсот немецких бомбардировщиков одной сплошной огненной волной, несущей смерть и разрушение, прошлись над восточной частью города, сбросив тонны бомб. Возникли массовые пожары в жилых кварталах и на электростанциях, оставивших часть города без света. Город был похож на океан огня. Деревянные телеграфные столбы не выдерживали жара и начинали дымиться, а затем, как спичка, мгновенно вспыхивали сверху донизу, хотя языки пламени к ним даже не подступали.

Казалось, горела сама земля — это дымилось покрытие из деревянных дорожных колод. Ни пожарные, ни добровольцы не могли обуздать бушующее пламя. На берегах Темзы пылали оставленные там деревянные баржи, и издалека казалось, что горит сама река. От страха и безысходности люди сбегались в храмы и, стоя всю ночь на коленях, в рыданиях обращались к небесам с молитвой. Для всех, кто прошел через эту ночь, она стала самым страшным переживанием в жизни. Только в сентябре на Лондон было сброшено почти тридцать тысяч бомб, и зенитная артиллерия англичан была бессильна против немецких бомбардировщиков.

Семья Шахов не стала дожидаться этого огненного апокалипсиса, в конце августа Элизабет и дети были эвакуированы в более безопасный Оксфорд, в 90 км от Лондона. В страшной спешке и панике семья собралась; упаковав вещи и одежду, они тронулись в дорогу, не зная о том, закончится ли их путь там или им придется ехать все дальше и дальше.

Англичане в ускоренном темпе разрабатывали контрмеры — устройства, создающие радиопомехи, ложные радиомаяки, новейшие радары... Большая часть немецких войск была переброшена на Восточный фронт, и масштабные бомбардировки превратились в редкие рейды. Семья осела в Оксфорде.

Оксфорд. Три года науки

В Оксфорде, всемирно знаменитом университетском центре и административном центре графства Оксфордшир, столице студентов, жизнь текла намного быстрее и оживленнее, чем в Саттоне. Этот город славился древней историей — ведь основан он был в X веке, а уже в XII-XV веках была построена большая часть сорока колледжей. Сначала там обучались только священнослужители, и лишь потом Оксфорд стал почти обязательным этапом образования представителей высшего класса.

Больше половины населения городка во все века составляли школяры — задиры и забияки, вольнодумцы и зубрилы. В XIII веке из-за массовой драки между студентами и горожанами часть школяров вместе с профессорами сбежала в Кембридж и основала там новый университет, положив начало многолетней вражде. Железнодорожная ветка, раньше соединявшая два городка, была закрыта, а подача заявлений о приеме до сих пор производится в разное время. Когда-то великого поэта Шелли отчислили из университета за безбожие — сегодня в Оксфорде ему воздвигнут памятник. А вот духовному лидеру Кришнамурти даже после нескольких попыток не удалось сюда поступить.

Университет состоит из 39 колледжей, факультетов и семи закрытых учебных заведений, принадлежащих к религиозным орденам.

Идриса вдохновлял девиз Оксфордского университета: «Dominus Illuminatio Mea» — «Господь — мой свет». Идрис наслаждался жемчужинами живописного европейского искусства, исследуя залы прославленного оксфордского музея Ashmolean, любуясь подлинниками Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэля и Рембрандта.

В октябре, перед планируемым поступлением, он подал заявление в колледж, и после рассмотрения его рекомендательных писем и оценок Идрису прислали несколько письменных тестов, на которые он успешно ответил. Кроме того, при поступлении учитывались и оценки школьных экзаменов, которые не должны были быть ниже оговоренного балла.

И вот он стал студентом одного из самых престижных учебных заведений!

Идрис учился вполне успешно — он хотел стать мудрым.

«Желаю быть мудрым»

Люди часто путают дервишей, которые идут по суфийскому пути, и Суфи, которые уже прошли его.

Вот история, рассказанная дервишем, которая помогает осознать это различие.

Жил был однажды юноша, рассказывал он, который разыскал дервиша и спросил его: «Я хочу стать мудрым, как мне достигнуть этого?»

Дервиш вздохнул и ответил: «Жил некогда один юноша, похожий на тебя. Он хотел стать мудрым, и его желание было весьма сильным. Внезапно он обнаружил, что сидит, как я сейчас, напротив юноши, который спрашивает его: „Как мне стать мудрым?“»

Идрис Шах. Искатели истины

В годы студенчества Идрис, вероятно, чувствовал себя духовно одиноким — в нем происходила

огромная духовная и религиозная работа, а интересы его сокурсников ограничивались обычными заботами обеспеченной молодежи — танцами, вечеринками, знакомствами с девушками, новыми марками автомобилей. Но Идрис никогда не сторонился своих сверстников, напротив, осознав свое духовное превосходство, свою непохожесть, он не раздражался из-за пустой светской болтовни и находил в ней для себя определенный отдых.

В юности он увлекался теософией, трудами Сведенборга и Парацельса, теперь Идрис пытался и не мог найти объяснения своим сильнейшим мистическим переживаниям и некоторое время потратил на то, чтобы разграничить опыт мистический и оккультный. Выбор его чтения становился все более критическим и систематичным. Он увлекся философией Спинозы, объясняющего на свой лад то, что он давно чувствовал, — духовное всеединство мира (великий философ считал, что вся множественность материальных вещей происходит из единой духовной субстанции) и возможность «третьего познания», интуитивного. Идриса привлекало и религиозное восприятие жизни в трудах Шопенгауэра, его точка зрения западного буддиста, стремившегося к нирване — освобождению от страданий через подавление воли к бытию. Идрис решил, что необходимо пополнить свои знания об основных восточных религиях.

Ощутив, что занятия философией не могут удовлетворить матафизические запросы его духа, но и ортодоксальный ислам не отвечает полностью его духовным запросам, Идрис начал искать более гармоничное, более универсальное мировоззрение.

Неделями он просиживал в крупнейшей университетской библиотеке, основанной в XVI веке и содержащей более шести миллионов книг!

Он начал изучать стихи великого Руми и рубаи Омара Хайяма. Один из его американских приятелей рассказал ему историю о том, как одно рубаи Хайама спасло жизнь его земляку. Американец Эрл П. Хейни страдал от неизлечимой болезни и со дня на день ждал смерти. Но однажды в книжном магазине ему на глаза попался томик стихов Хайама, открытый на странице со следующим четверостишием:

Бери от жизни все, что в силах взять,

Пока сойдешь туда, где низок, тесен Твой будет дом, и без вина, без песен,

Как прах, во прахе будешь ты лежать.

Эрл купил себе гроб и... отправился в кругосветное путешествие. Он пил виски, курил (поняв слова притчи буквально), объедался и развлекался ночи напролет. Он попадал в страшные бури, дважды тонул, поймал акулу — и вернулся домой здоровым!

Идриса поразила эта история и он еще сильнее заинтересовался жизнью и творчеством великого поэта. Этот великий поэт и суфий был открыт западному миру в 1859 году, когда поэт и переводчик Эдвард Фицджералд, влюбленный в его стихи, издал первую книгу «Рубайят Омара Хайяма». Книга не пользовалась успехом, пока с ней совершенно случайно не познакомились популярнейшие тогда поэты Суинберн и Россетти. Они были поражены, они были вдохновлены и пропагандировали свое открытие на каждом шагу. Имя Хайяма стало модным, на Западе начался настоящий бум — только в Америке тиражи его изданий превысили тиражи всех поэтов.

Этому способствовала и аура тайны вокруг имени поэта — ведь при жизни он был известен только как великий астроном и математик, а о том, что он пишет стихи, никто не знал; ни одной, написанной лично им строчки, не сохранилось. Несколько четверостиший, авторство которых приписывалось Хайяму, впервые были обнародованы лишь через тридцать лет после его смерти. Через несколько лет открылось еще несколько. А через триста с небольшим лет в течение одного десятилетия были открыты рукописи с сотнями его рубаи!

До сих пор не обнаружено подлинных доказательств, что авторство всех пяти тысяч открытых на сегодняшний день рубаи принадлежит именно ему. Некоторые исследователи говорят, что доказано авторство только шести рубаи; другие настаивают на числе двенадцать; третьи утверждают, что Хайям точно написал 180 рубаи. А некоторые даже считают, что эти рубаи не могут иметь одного персонифицированного автора, что это все народное персидское творчество; такого мнения придерживался, например, знаменитый британский профессор-востоковед Лоренс Пол Элвелл-Саттон (позднее ставший одним из самых непримиримых оппонентов Идриса Шаха). Он писал: «Персидская поэзия, одна из самых богатых поэтических литератур мира, известна Западу в значительной степени благодаря личности автора, не написавшего за свою жизнь ни единого стиха».

Но Идрис видел красоту стихотворных строк, мистические глубины, намного более важные, чем простая бытовая мудрость.

Откуда мы пришли ? Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.

Как много чистых душ под колесом лазурным

Сгорает в пепел, в прах! А где, скажите, дым?

Изучение сокровищниц мировой философии, истории, права, латыни не отдалило Идриса от его духовных корней, напротив, его необъяснимо потянуло к истокам. Он вспомнил сказки Симлы и истории, слышанные от бродячих дервишей. И рука сама потянулась к бумаге. Идрис начинает писать свои суфийские истории, похожие на сказки, но пока показывает их только отцу, полагаясь на его авторитет публициста и писателя. И тот, пе

релистав тонкую тетрадь, заполненную торопливым почерком, наползающим на края, внезапно для себя оказался в неведомом мире и неведомом времени, с людьми, которые не имели имен, а назывались просто «юноша», «ученик», «учитель», «женщина», «старец», «шейх». Он понял, что у Идриса несомненный талант рассказчика. А возможно, и более значительный талант — видеть окружающие жизненные ситуации духовным взором, отметающим шелуху условностей и обнажающим реальность, как она есть.

Возможно, именно тогда Идрис наконец почувствовал, что надо возвращаться к корням, истокам религиозности своей семьи — для него истинная жизнь открывалась только в суфизме. Но как же найти Знание самостоятельно, ведь дойти до понимания истины в одиночку было невозможно?

И он поразил семью сообщением о том, что бросает университет. Существует версия, что Идрису во сне было сообщено, что ему надо отправиться в пустыню, а затем в горы и найти там людей, обладающих тайным знанием, которые посвятят его.

Отец довольно спокойно отнесся к заявлению Идриса о том, что тот не видит необходимости в дальнейшем академическом обучении, а хочет прежде всего найти свой собственный путь.

— Но на что ты собираешься жить? Кем ты будешь работать, если ты не сдашь выпускные экзамены? Ты серьезно обдумал свое решение?

Идрис после непродолжительного молчания ответил отцу, что пока он не определился с выбором того, что ему необходимо предпринять для выбора своего предназначения, не согласится ли отец принять его на работу в одно из своих торговых представительств. И отец дал ему свое согласие и благословение.

Идрис впервые расставался с семьей и отправлялся в одиночное плавание по реке жизни. Он в последний раз попрощался с просторными светлыми аудиториями своего колледжа Сент-Катрин и отправился в Уругвай.

Несмотря на его дар предвидения, вряд ли он мог предполагать, что хотя он и не закончил Оксфорд, но спустя несколько десятилетий этот университет, как и многие другие английские учебные заведения, включит написанные им книги в свои учебные планы для обязательного прочтения.

Мир в помощь суфию

Один из Мастеров Пути сидел во главе собрания, когда один ученик вышел вперед и сказал:

«С чем можно сравнить положение учителя в мире? Я имею в виду, какова его связь с тем, что происходит в мире, и насколько он зависим от происходящих событий?»

Учитель отвечал:

«Учитель живет в миру. Он живет в нем и работает за его пределами. Мир отвергает его и в то же время помогает ему, все из-за особой природы Мастера. Впрочем, об этом говорится в истории Юноши, Чей Секрет Нельзя Раскрывать».

Жил-был некогда юноша, который хотел служить человечеству. В отличие от многих таких же, он хотел делать это не потому, что был тщеславен; а это значило, что его служение могло быть принято и он мог преуспеть в этом деле, так необходимом человечеству.

Однажды ему приснился сон, и во сне он был предупрежден, что если он отправится помогать кому-то, то он причинит людям еще больше вреда, так как они будут противостоять ему и сделаются еще более жестокими. Ему было сказано, что он должен скрывать ото всех свое желание до поры, но он может говорить, что у него есть секрет, который никому нельзя рассказывать.

Юноша начал с того, что рассказал своим родителям, что имеет секрет, который не может им рассказать, и вскоре так им надоел, что, когда он решил уйти из дома искать счастья, никто особо не возражал.

Он нанялся на работу в конюшню в городке неподалеку и успешно там работал, пока хозяин не услышал, что у парня есть секрет, который никто не должен знать. «Скажи мне, иначе будешь бит!»

Юноша отказался, и хозяин побил его палкой и бил до тех пор, пока проезжавший мимо купец не спас его и не взял к себе в слуги.

Они много путешествовали и наконец прибыли в столицу. Все было хорошо, пока юноша не обмолвился, что обладает секретом, который никто не должен знать до

времени. Купец, естественно, попытался выяснить, что за секрет скрывает юноша, и когда ему это не удалось, он вышвырнул нашего героя на улицу, подозревая его в безумии и неверности.

Случилось так, что в это время по улице проезжал премьер-министр той страны. Король был при смерти, и, по обычаю той страны, министр должен был ездить по улицам и искать нового короля по признакам, которые определяли мудрейшие.

Когда он проезжал мимо купеческого дома, он увидел, как юношу вышвыривают из дома, и услышал, как тот закричал: «Я все равно не открою свою тайну, пока не придет время!»

И это была та самая фраза, которая указывала на короля. Он привел юношу к постели умирающего короля, и тот спросил его, не согласен ли он принять корону. «Я согласен, ваше величество, — сказал юноша, — так как моя Тайна состоит в том, что я не смогу помогать людям до тех пор, пока не стану могущественным, как король!»

Идрис Шах. Искатели истины

Выбор не своего пути

Нам всем не следует забывать наставления великого мудреца Абу-ал-Хасана Кхиркани, записанные в Поминаниях Святых Аттара: «Все люди этого мира имеют определенную судьбу. Однако развитые духовно получают то, чего нет в их судьбе». И судьба Идриса подразумевала для него нечто большее, чем должность торгового представителя в Уругвае, чем работа в пыльной и прокуренной конторе вместе с двадцатью клерками, среди пыльных картонных папок с завязками, кипами валяющихся на столах и полках, поднимающихся до потолка высокой комнаты.

Сама страна ему очень понравилась. Он усовершенствовал здесь свой испанский и говорил на нем с изяществом, подучил португальский и легко находил общий язык с прогуливающимися под музыку на городской набережной жителями Монтевидео. Здесь были прекрасные антикварные лавки, полные самых невероятных вещей, возможно, именно здесь началось увлечение Идриса антиквариатом, продлившееся всю его жизнь.

А какой замечательный карнавал здесь проводился в феврале! С ним не сравнится даже бразильский: город на три дня погружался в праздничное безумие, заполняя улицы сияющими и переливающимися платформами с танцовщицами и музыкантами, сверканием фейерверков и гулом ярмарок.

Уругвайцы были добродушны и приветливы и почти пристрастили его к чаю матэ (Mate Tea — напиток, изготавливаемый из сухих листьев вечнозеленого тропического дерева), употребление которого здесь является ежедневным ритуалом.

Правда, январская жара, поднимающаяся порой до 38 градусов, казалась утомительной, но дневной бриз с океана приносил облегчение.

Те, кто поклоняется форме

Если б мусульманин знал, что такое идол,

Он понял бы, что в идолопоклонстве присутствует религия.

Если бы идолопоклонник знал, что такое религия,

Он понял бы, где он сбился с пути.

Но он зрит в идоле лишь осязаемое творение.

Вот почему он, согласно исламу, язычник.

Идрис Шах. Путь суфиев

Но, как сказал устад Халилуллах Халили, «когда верблюд ваших усилий увязает в грязи, не все ли равно — далеко или близко до цели?»

Идрис пока так и не нашел своего предназначения, а сбиться с пути иногда означает предать себя; но если тебе предначертано, судьба опять вернет тебя к тому, что предопределено, — даже через какой-то негативный опыт.

Вопрос: если Суфи, как вы говорите, не беспокоятся о вещах этого мира, то почему многие из них были заметными фигура-

ми в искусстве, литературе, науке и государственной деятельности?

Ответ: Суфи не заботятся вещами этого мира, когда эти вещи связаны с суетой и им придается жизненная важность. Но Суфи живут и работают в этом мире, а значит, с „вещами этого мира“.

Существует масса способов работать в мире и с миром, незаметным обычным людям, для тех, кто не чувствует причинноследственных связей в отношениях людей, событий и вещей.

Примером может служить известная история о том, как Хидр учил Моисея, предпринимая странные, неочевидные и порой жестокие поступки, которые вели во благо.

Суфи так же должен быть защищен в миру своей проницательностью, «как верблюд в пустыне».

Вот история, которая многое показывает, взятая из «Лейлы и Маджнуна» Низами. Один король приблизил к себе юношу и весьма привязался к нему. Однако через некоторое время, несмотря на все уверения короля, юноша почувствовал, что король не доверяет ему, и завел привычку кормить королевских собак — злобную свору хищников.

И вот однажды король, разгневавшись, велел бросить юношу псам, но те, хорошо его зная, отказались причинять ему вред.

Идрис Шах. Искатели Истины

Около года прослужил Идрис секретарем торговой миссии своего отца, но каким-то образом оказался замешан в нечистоплотном скандале, связанном с качеством продаваемого ими халяльного мяса. (Халяль — продукты питания, соответствующие религиозным мусульманским канонам, традициям. Мясные продукты халяль не должны содержать свинины или ее компонентов, причем забой животных должен проводиться в соответствии с нормами ислама. Мусульманам запрещено употреблять в пищу свинину, кровь, мертвечину, мясо животных, умерших от удушения.

Джеймс Мур в книге «Псевдосуфизм: случай Идриса Шаха» пишет: «Что касается ортодоксального ислама, поведение Икбала (отца Идриса) из-за пресловутого халал-мясного скандала в Буэнос-Айресе в 1946 году вынудило британского посла, описать его как a swindler (мошенник, плут. — Прим. ред.)».)

Через год, в октябре 1946 года, Идрис возвращается в Англию. И с этого времени след Идриса Шаха теряется на целых десять лет, когда в середине 50-х он возник из небытия в качестве секретаря-компаньона директора Музея магии и колдовства на острове Мэн и начинающего писателя, готовящего к изданию свою первую книгу «Восточная магия», которую он опубликовал в 1956 году.

О десятилетии своих странствий Идрис не говорит практически ничего, намеками давая понять, что его Wanderjahre, что в переводе с немецкого означает «годы странствий», были полны очень рискованных и опасных поездок по Азии, требовавших от него проявления большого мужества и смелости, ведь он старался проникнуть в запретный для непосвященного мир великих суфийских шейхов.

У него оставались контакты отца, Идрис также знал некоторых последователей суфийского учителя, мистика и эзотерика Георгия Ивановича Гурджиева и с их помощью мог определить ориентиры для своих исканий. Он наконец-то нашел свой путь и сделал по нему первый шаг.

В суфизме невозможно начать «работу» с какой-то заранее определенной точки. Будущий ученик должен позволить учителю руководить собой так, как тот считает нужным.

Один юноша пришел к Насреддину и спросил у него, сколько времени потребуется для того, чтобы он стал суфием. Насреддин повел его с собой в деревню. «Прежде чем ответить на твой вопрос, я хочу, чтобы ты пошел со мной. Я хочу посетить учителя музыки, чтобы научиться играть на лютне».

Придя к учителю, Насреддин осведомился о плате. Тот сказал: «За первый месяц три серебряные монеты, а потом по одной серебряной монете в месяц».

«Отлично, — закричал мулла, — я загляну через месяц!»

Идрис Шах. Тонкости Муллы Насреддина