Идрис Шах - вестник суфизма (Сборник)

Есть ли популярный суфизм?

В своей «Истории западного суфизма» Эндрю Равлисон писал, что книга Шаха «Суфизм», изданная в 1964 году, является, возможно, самой известной из всех работ по суфизму, однако контакт Шаха с учителями суфизма кажется ему маловероятным. Суфизм Шаха, так же как и суфизм Беннетта, был суфизмом немусульманским, а, скорее, универсальным (то есть не являлся неотъемлемой частью ислама, как считают многие восточные суфии). Равлисон признал Шаха частью развития западного суфизма, частью, нанесенной на общую «картину» суфизма. Но несмотря на то, что Шах сделал суфизм ордена Накшибанди доступным для западного общества, сам Шах не стал, по мнению Равлисона, достаточным авторитетом для ортодоксального восточного суфизма.

Другой серьезный религиозный историк, Эрнст Карл, в своей работе «Суфизм и современный мир» отмечал, что в настоящее время суфийским общинам, расположенным на Западе, всегда приходится определять свою позицию относительно принадлежности ордена к исламу. Одни группы строго придерживаются исламского закона, а другие — конформисты, считающие, что сначала люди должны проникнуться духом религии, а потом уже новообращенных можно постепенно приучать к ее ритуалам. Но есть и третья позиция, сторонники которой совсем отказываются от исламских права и символики, объясняя это универсальностью суфийской традиции.

В какой-то степени универсализм действительно присутствует в суфизме, вобравшем в себя многое из доисламских цивилизаций.

Некоторые современные суфии, по мнению этого автора, активно используют психологию и научную риторику: «Но больше всего на этом поприще преуспел Идрис Шах, с которым, пожалуй, никто из ныне живущих не в силах тягаться по количеству изданных книг, где предлагается сплав суфизма с психологией». По мнению ученого, Шах представлял суфизм не как часть ислама, а как особенный способ постижения реальности.

Суфийский учитель

Духовные откровения, которые мы переживаем, практически всегда находятся за гранью нашего повседневного опыта. Как же нам оценить их без посторонней помощи более опытных людей, уже многое испытавших на пути духовной трансформации? Рядовой обыватель неспособен даже понять подобные устремления, но где искать Учителя и будет ли доступно общение, если он найден?

Великий шейх ордена Накшибанди, Бахгаутдин Накшибанди, говорил ученикам, что в любой деятельности суфийского шейха (скрыт или открыт его статус людям), как, разумеется, и в книгах, видна особая печать, особый узор — Накш. Накш и есть основной критерий для того, чтобы определить, является человек шейхом Накшибанди или любого другого тариката или нет.

Есть много книг, рассказывающих о жизни великих суфиев, с большим количеством рекомендаций для повседневной жизни, но практически все они были аскетами, а ведь подавляющее большинство современных людей не хочет покидать социум и бросать работу, семью. Вот почему для нас так важны опыт и книги Идриса Шаха, человека, несомненно достигшего вершин духовной трансформации, но жившего полноценной мирской жизнью и добившегося социального успеха и признания.

Эта неординарная личность совмещала личное духовное развитие, общественную деятельность и главное дело своей жизни — суфийскую работу (о его методах обучения подробно написано у Майкла Берка в книге «Среди дервишей» и в книге Башира Хадрата Дервиша «Путешествие с суфийским мастером»).

Суфизм, о котором он говорил и которому посвятил жизнь, был либеральной религией, не зависящей от ислама: «Суфии представляют собой древнее духовное братство, происхождение которого никогда не было установлено или датировано» (Идрис Шах. Суфизм). Шах постоянно утверждал, что духовное учение суфизма должно быть представлено в форме и на условиях, популярных и распространенных в обществе, где они должны прижиться, и что для обучения не должны применяться однотипные упражнения для всех, но лишь те, которые индивидуально подходят для человека. Идрис говорил, что ни один суфийский орден не был учрежден человеком, которого называют его основателем, а возник уже после его смерти, дополненный теми поучениями суфия, что кто-то успел записать или запомнить.

Идрис Шах также утверждал, что ни один реальный суфий ни ходит на Западе в другой одежде, кроме повседневной европейской (не выделяется из толпы), и говорит на языке той страны, куда послан с миссией. Шах не считал, что надо быть мусульманином, чтобы быть суфием (за что его книги сжигали персидские студенты), что не надо регулярно делать зикр или бормотать что-то, не понятное для других, как поступают «имитаторы».

У Аниса спросили:

— Что такое суфизм?

Он ответил:

— Суфизм — это то, что позволяет донести до человека Высшее Знание.

— Но если я применяю традиционные методы, разработанные Мастерами, разве это не суфизм?

— Это не суфизм, если оно не выполняет для вас свои функции. Плащ больше не плащ, если он не сохраняет человеческое тепло.

— Что же, суфизм меняется?

— Люди меняются, и меняются потребности. То, что было суфизмом когда-то, больше им не является.

— Суфизм, — продолжил Анис, — внешнее выражение внутреннего знания, известного как Высшее Знание. Внутренний аспект не меняется. Следовательно, работа в целом — это Высшее Знание

плюс возможности, которые порождают метод. То, что вам нравится называть суфизмом, просто сведения о прошлом методе.

Идрис Шах. Мыслители Востока

Непрактикующему суфию никогда не узнать обо всех сторонах деятельности суфийского учителя, часть которой скрыта.

Есть такое понятие в суфизме, как «симметричное обучение», которое состоит в том, что знакомый с этой техникой учитель-суфий может общаться с учеником практически на любую тему, но скрытое послание, которое он одновременно будет передавать своему подопечному, незаметно, бессознательно внедрится в мозг ученика и впоследствии, независимо от того, понял ли это двойное послание ученик или нет, будет еще некоторое время оказывать благоприятное воздействие на его личность и жизнь.

Учитель знает, как выстроить структуру беседы таким образом, чтобы доминирующее состояние ученика совпало с тщательно выстраиваемым учителем состоянием в его собственной структуре личности. «Совпав», учитель начинает постепенно изменять как свою «настройку», так и «настройку» ученика.

Например, ученик волнуется из-за того, победит ли в следующей игре команда, за которую он болеет и на которую сделал ставку, или его мысли крутятся около поставленного ему диагноза. Он беспокоится, поэтому невнимателен и раздражителен; это сразу чувствуется учителем, который начинает изучать общую «настройку» и место ее «сбоя». То есть он, конечно, не занимается телепатией, хотя такие практические навыки доступны продвинутым суфиям, он просто изучает общую «схему» и с помощью правильно подобранной структуры предложений, ритма дыхания помогает исправить «неполадку» в организме студента, рассуждая в это время о чем угодно.

Мы слышим о наставлениях, общении, упражнениях, но кто нам расскажет о прямой циркуляции энергии между учителем и учеником, когда учитель «вычищает» весь «мусор», заполнивший низшие и высшие центры, пытаясь не «запачкаться» и, одновременно, помочь ученику, передать ему свою бараку, включив ученика в непрерывную цепь преемственности традиции. Чтобы тот впоследствии передал ее своему ученику, выплатив «долг» своему учителю и сохранив живое учение для новых поколений суфиев.

Некоторые критики Шаха говорили о том, что притчи, которыми Идрис общался со своими учениками, — это малосущественный элемент обучения. Но подобное утверждение может свидетельствовать лишь о том, что человек не прошел соответствующую стадию обучения и не в силах понять все уровни смысла, заложенные в рассказанной учителем истории.

Если процесс развития идет и глубина понимания реальности становится все больше, человек начинает видеть те планы и уровни притч (а далее — реальности), которые раньше были от него скрыты.

Например, в официальной биографии Шаха рассказывается о том, что одна из его учениц, женщина-музыковед, говорила, что Идрис Шах помог ей расшифровать древние египетские песнопения, которых никто на земле не слышал более трех тысяч лет (она подготовила об этом радиопередачу для «Би-би-си»); а некий ученый, занимавшийся во время Второй мировой войны разработками в области военно-морских радаров, уверял, что Идрис Шах помог ему в исследовании и развитии его идей ионизации воздуха. И подобных случаев было множество.

Притчи в традиции обучения

Своим ученикам и читателям Идрис Шах объяснял, что с помощью его притч — или суфийских обучающих историй — при наличии подготовки правильного восприятия может передаваться Высшее Знание. Притчи надо не столько читать и изучать, сколько примерять их на себя, сродниться с ними.

При этом аллегорическое восприятие историй — это низший уровень понимания, но при многократном прочтении они как бы «пропитывают» ученика, оказывая свое воздействие на его личность и долгие годы спустя. Это не есть понимание в нашем обычном смысле, это, скорее, переживание, чувствование подлинной сущности космических законов, фрагменты которых скрыты во внутренней структуре притч (вот почему так важно читать тексты Идриса Шаха не выборочно, а последовательно, так, как расположил их автор). И знание, которое подготовленный ученик получает от чтения и восприятия притч, постепенно накапливается, перерождая личность и приводя внутренний мир человека в гармонию со вселенной.

В книге Рафаэля Лефорта «Учителя Гурджиева», о которой мы уже говорили, есть небольшое уточнение о способе постижения суфийских текстов. На вопрос о том, как же следует изучать суфийские обучающие тексты, автору отвечают, что надо перечитывать текст несколько раз, пока постепенно не начнут усваиваться разные уровни смысла. Причем текст нужно не просто «понять» логически или метафорически, а следует «погрузиться» в него целиком, всей сутью своего внутреннего «я». Западное мышление предлагает схему, согласно которой, чтобы извлечь пользу из текста, его следует понять. Но суфийское учение не доверяет осознание истинной реальности такой грубой субстанции, как понимание, или разум. Барака может проникать в человека независимо от того, понимает он текст или нет, ее не заставишь ждать на пороге, дожидаясь, пока интеллект разрешит ей войти внутрь вашей сущности.

Некоторые фразы или притчи следует повторять много раз, но только если об этом скажет учитель, который будет основываться на потребностях ученика.

Поэтому вы не можете, используя свои психологические или филологические таланты и знания, определить «на глазок», сколько бараки содержит та или иная притча. Сам Шах рекомендовал читать его книги последовательно, от начала и до конца, вне зависимости от того, «понимаете» ли вы суть историй, «нравятся» они вам или нет.

Друг и ученица Шаха Дорис Лессинг так писала о значении притч в обучении (Дорис Лессинг. Суфизм Идриса Шаха): «Трудно категоризировать книги Шаха, как и любую книгу суфия. Они написаны не в том академическом жанре, с которым мы знакомы. Его книги очень отличаются по стилю и методу. Некоторые книги по суфизму написаны методом „разброса“, где материал устроен таким образом, чтобы „воздействовать“ на подсознание читателя, обходя разум, который является самым эффективным цензором». В качестве примера «разброса» она приводит свою любимую книгу Шаха «Суфизм», книгу, которая, по ее мнению, явила Западу такое откровение, как суфийский путь.

Читатели спрашивали ее, есть ли в суфизме главная книга, своеобразная Библия. Так вот, ее не может быть, так как учение непрерывно обновляется, но книга Шаха, по мнению Лессинг, настоящая классика нашего времени, суфийская энциклопедия, вместившая в себя огромную массу самой разнообразной информации, начиная от исторических материалов и вплоть до множества притч и стихов.

Лессинг заявляла: «Чтение этой книги было самым замечательным опытом моей жизни». И поясняла неподготовленному читателю, что утвер

ждение суфиев об использовании историй для обучения и преподавания несколько разнится с западным представлением о том, что такое преподавание. Суфийские истории не внушают читателю никакой морали или этических императивов, они могут иметь «много слоев значения, из которых некоторые не могут быть выражены словами».

И в процессе постижения этих притчей, сказок и историй ученик старается использовать ум незнакомыми ему до сих пор способами, впитывая в себя материал и игнорируя аналитический подход. При этом полное постижение сокровенной сути суфийских рассказов может занять годы ученичества.

О важности притч в традиционном обучении говорил и психолог Роберт Орнстейн в работе «Природа человеческого сознания», подчеркивая, что мифы и сказки всегда и раньше успешно использовались для обучения детей существующим этическим нормам, а некоторые истории «приносили удачу». Но у обучающих суфийских историй есть существенный фактор отличия. Этот фактор — «действие закона, что история, как научная индустриальная формула, может иметь обучающий эффект, только если это связано с развитием человека, правильно подготовленного к ее пониманию. Вот почему мы должны использовать истории в манере, которая позволит нам сконцентрировать их ценность для нас в данной ситуации».

Но несмотря на признание его роли в развитии суфийской традиции, несмотря на большое количество учеников и последователей, несмотря на успешность деятельности «имитаторов», как он их называл, Идрис Шах не хотел быть гуру. Он говорил, что гуру появляются из потребности в нем учеников, но если следовать суфийской традиции и признавать ее, то «человек должен быть в мире, но не вне мира».