Игра саламандры

3

Порой кажется, что все идет к лучшему, то есть все в порядке, но только до тех пор, пока не замечаешь какую-нибудь мелочь и не понимаешь, что ошибался: на самом деле все идет прахом, хуже некуда, до омерзения. В двух словах: ты зашкваренный или, как сказала бы Аза: плаваешь по уши в помойной яме, из которой шансов выбраться у тебя столько же, сколько их было у Людовика XVI[21], когда он стоял на коленях у гильотины.

Именно такую мелочь, лежа в кровати, уже несколько часов усиленно перетирает в голове Оливо. Раз за разом он прокручивает момент, когда после обеда Гектор разрешил всем уйти и Мунджу, поднимаясь, мельком бросил взгляд в его сторону.

Он не то чтобы посмотрел, а так, знаете ли, взглянул исподлобья. Однако чем больше Оливо роется в мыслях, возвращаясь к тому моменту, тем четче проявляется еле заметная, сложенная из маленьких букв, но вполне читаемая фраза: «Я ЗНАЮ!» – и под ней совсем мелко: «Ну и огребешь ты у меня, наглая свинья!»

Вот почему, когда в дверь стучат, он тут же вскакивает на ноги.

– Оливо?! – зовет Гектор. – Можем поговорить минутку?

– Да. – Оливо с облегчением выдыхает.

Гектор открывает дверь, но не входит, что означает – дело срочное.

– Послушай… – говорит он. Если Гектор начинает с «послушай», не жди ничего хорошего. – Директриса Атраче вызывает тебя в свой кабинет: там кто-то хочет поговорить с тобой.

Быстро прикидывая в уме, Оливо сразу понимает, что его ждут плохие новости. Но если перебрать в голове все, какие только возможно, плохие новости, их может статься не так уж и много. Что это за человек хочет с ним поговорить? И почему в кабинете Атраче? Однако трудно придумать новость хуже той, что Оливо получил, когда ему было восемь лет, – известие о том, что остался сиротой, без отца и матери; тогда же он узнал подробности их смерти.

– Оливо?

– Да.

– Пойдем?!

– Да, – кивает и показывает, что ему нужно завязать шнурки на ботинках.

– Ну давай, я в коридоре.

Оливо ожидает, пока закроется дверь, и поворачивается к Азе. Она, сидя задницей на столе и поставив ноги на стул, стрижет ногти. Но тут же отвлекается от своего занятия и смотрит на него:

– Ну чё?

– Что «чё»? Нужно идти к директрисе.

– Так в чем проблема, головастик в обмороке? Не съест она тебя! Хотя, конечно, если посмотреть на размер ее талии…

– Как думаешь, что ей нужно?

– О, какой вопрос! Усыновить тебя, переписать на тебя свой банковский счет, выдать за тебя свою дочь или самой жениться на тебе, вымыть тебе ноги собственными слезами, клонировать, избрать тебя мессией[22] и подарить почку, хотя, глядя, как ты ешь, я бы свою почку и на выходные тебе не одолжила… Ну с какого хрена я должна знать, что она хочет! Пойди да узнай! Ты сирота, не от мира сего, у тебя нет друзей, нет девчонки потрахаться, нет денег, нет образования, нет будущего, и через пару часов ты не исключено что останешься и без головы, которую Мунджу прищемит дверью. Что хуже этого может еще с тобой случиться? Впереди только лучшее, разве нет? Иди-иди, головастик Винни-Пух, а я здесь крепость поохраняю. Если придет Мунджу по поводу яичек, скажу ему, чтобы зашел через полчасика.

Оливо и Гектор идут по коридору, поворачивают к заднему выходу, чтобы миновать холл, где другие воспитанники смотрят фильм и играют в карты. На улице дождь, сегодня суббота – значит у Гаги, Федерики, Стефана и Октавиана никаких занятий в школе, у Джессики никакой практики в парикмахерской, не работают и профессиональные курсы электриков и токарей у Мунджу и Галуа. В субботу днем все на базе.

– Директриса разрешила мне тоже присутствовать. Не возражаешь? – спрашивает Гектор, когда они проходят через актовый зал.

– Угу.

– Сколько слов сказал уже?

– Двести тридцать восемь.

Гектор быстро подсчитывает в уме. Он уже поднаторел в этом.

– Трехсот шестидесяти двух будет достаточно. – Кивает головой.

Они выходят на задний двор, где паркуют машины воспитатели, посетители, обслуживающий персонал и родственники воспитанников (немногочисленные). Приют находится в помещении бывшего обжигового завода – кирпичной фабрики. Не знаю, понятно ли объясняю. Последний его владелец подарил завод частному фонду, который содержит в нем приют и управляет им. Фонд называется «Мы есть!», в провинции Турина у него шесть подобных учреждений для детей и подростков, а также интернаты для уже выросших воспитанников, таких как Мунджу. Среди подопечных кого только ни встретишь: сироты, иностранцы без вида на жительство, чудные и проблемные, с суицидальными наклонностями, отбывающие срок вместо реального заключения в колонии, парни и девчонки, спасенные от занятий проституцией или от родителей – насильников, эксплуататоров, жестоко с ними обращавшихся, а также отстающие в развитии дети – наследие еще тех времен, когда их содержали вместе со всеми.

Оливо живет в одном из укромных, удаленных от Турина приютов, предназначенном для ребят, которые оказались в тяжелых жизненных обстоятельствах, нуждаются в помощи либо прячутся по необходимости от злоумышленников, готовых их похитить или причинить вред. Именно поэтому здесь все ходят в школу в небольшой горный поселок, а не в город и всегда в сопровождении. По этой же причине им нельзя пользоваться соцсетями и выкладывать в интернет фотографии, чтобы исключить риск раскрыть свое местоположение. Но на самом деле все это делают, и мобильники у всех есть, и симки, спрятанные в унитазах, под плитками, даже в творческой мастерской. Но для Оливо, как и для Розы, это вообще не проблема: у них никогда не было мобильников.

Раньше Оливо жил в приюте в Павии[23]. Перед этим – в провинции Болонья. Еще раньше – в приемной семье, где все было плохо. А совсем-совсем раньше – в приюте под Миланом.

И сам он никогда не просился уйти. В один из дней вдруг входил воспитатель, социальный работник, психолог или директриса и сообщал, что на следующей неделе он, Оливо, сменит «место жительства». Так обстоят дела.

Он никогда не спрашивал почему. Ему не нужно было собирать чемоданы, он брал лишь джутовую сумку, в которую кидал пять пар зеленых носков, четверо трусов, пять маек, два свитера, две толстовки, четверо коричневых вельветовых брюк и джутовый мешочек для зубной щетки. Ботинки одни – хайкеры, что на нем.

Единственная громоздкая вещь – книги, но ведь в приютах почти везде есть минивэны, какими обычно пользуются хиппи, сантехники, приглашенные на день рождения аниматоры, квартирные воры, и на таких же минивэнах перевозят детей, именно.

Помимо прочего, в джутовой сумке у Оливо лежат три серые шерстяные шапочки – вроде той, что у него на голове. А условия, о которых он просит – и судьи, занимающиеся опекой, уже знают об этом, – чтобы на новом месте у него была отдельная комната, его книги и библиотека поблизости.

Об этом и размышляет Оливо Деперо, пока быстрым шагом идет с Гектором через двор в кабинет директрисы приюта.

В то же время он уже успевает мысленно составить список из семи припаркованных на небольшой площадке машин. Вышло так, что он не знает хозяина лишь одной из них.

На приборном щитке незнакомого авто замечает сложенную газету, прочитывает и запоминает статью в ней, а в салоне усматривает и фиксирует в памяти еще двенадцать предметов, расположенных на сиденьях, дверцах, ковриках и подголовниках. На крыше машины виднеется круглая отметина, уже разъевшая краску кузова. Ага, теперь-то он понял, кто ждет его в кабинете директрисы.

Однако Оливо не догадывается зачем. Если только это не касается той старой истории, что случилась во Франции. Или той, что в Швейцарии.

Маловероятно.