Игра в безумие

Глава XIV СЛЕДЫ, КОТОРЫЕ НИКУДА НЕ ВЕДУТ

Результаты вскрытия приятным чтением вообще не назовешь, но медицинское заключением о смерти Луизы Олбрайт просто вгоняло в дрожь. Причиной смерти было удушение каким-то шнурком, но в момент смерти жертва, вероятно, уже была без сил, ибо на теле нашли около пятидесяти резаных ран, так что, умирая, она истекала кровью.

Многие раны были поверхностными, но находились они на сосках, в промежности, под мышками, на лице и горле. Порезы от тонкого, острого орудия, наподобие бритвы. На горле — глубокие следы укусов. Когда ее нашли, руки были связаны за спиной электрическим проводом. Ее не изнасиловали в полном смысле слова, но сохранились следы насильственной попытки втолкнуть ей во влагалище посторонний предмет. Девственницей Луиза Олбрайт не была.

Полицейские к такого рода документам, в общем-то, привыкли. Заключение не давало никаких следов, которые помогли бы найти убийцу, и доктор Аттерли, патологоанатом, не мог даже сказать, шла речь об одном преступнике или о нескольких. Некоторые резаные раны были глубже других, так что вполне могли их нанести руки разных людей, но это оставалось только догадками. Отпечатки пальцев тоже не помогли. В комнате с заляпанными кровью стенами, где ее, видимо, истязали и убили, их было множество, но большей частью смазанные, и некоторые — ее собственные. На входных дверях, которые так оберегал Хэзлтон, нашли только размазанные пятна. Кое-какие отпечатки нашли на дверях сарая, но было весьма правдоподобно, что они к делу отношения не имеют.

Находка тела в таком ужасном состоянии вызвала большой ажиотаж в печати. В газетах появились снимки дома, в котором произошло убийство, и под заголовком «КТО ЭТА ЗАГАДОЧНАЯ ЖЕНЩИНА» — развернутый пересказ того, что видела Хэйзел Палмер. Полиция проверила всех известных ей извращенцев в окрестностях. Мало кто из них числился садистом-насильником, но все равно не пропустили никого — и безрезультатно.

Наличие конкретного трупа, уже не теоретических рассуждений о возможном преступлении, привело к перестройке полицейских рядов. Расследование убийств, происшедших за пределами городской черты, ведет шеф криминальной полиции графства, и вот, когда обнаружили тело Луизы Олбрайт, следствие возглавил суперинтендант Полинг, хотя такое дело было ему и не по душе. Полинг прекрасно сознавал свои недостатки. Знал, что он скептик и ему недостает напора, так необходимого хорошему полицейскому. Ему быстро надоедали допросы подозреваемых, сами они казались ему тупыми и грубыми, а большинство знакомых ему полицейских, что в форме, что в штатском, казались едва ли интеллигентнее, чем они.

Полинг, старый холостяк, обитал в дорогой служебной квартире, и коньком его были старинные монеты. Выписывал журнал «Нумизматик». Никогда не ходил на полицейские вечеринки и танцевальные вечера и в полицейском управлении графства известен как сноб. Таковы были его недостатки. С другой стороны, Полинг был способным администратором с организационным талантом, которого так не хватает многим хорошим детективам. Вот этим вопросам он и посвятил себя в деле Луизы Олбрайт, а Хэзлтон продолжал вести текущее следствие. Старший инспектор чувствовал себя обиженным, отодвинутым в сторону человеком более ловким, чем он сам. Почему заявления для печати всегда делает Полинг? Харли получил нахлобучку за халатность и над этим делом уже не работал. Зато о Плендере Хэзлтон был хорошего мнения и старался на него опираться. Именно Плендер добыл чрезвычайно важную для дела информацию. Получил он ее в разговоре с мистером Борроудэйлом, владельцем фирмы «Борроудэйл и Трэпни», посетив его в конторе на Брод-стрит.

Исходя из того, что окна Дома Плантатора были закрыты и двери никто не взламывал, Хэзлтон вполне резонно рассудил, что у пришельцев были ключи. Значит, дело за агентами по торговле недвижимостью, а ими были «Борроудэйл и Трэпни». Старейшая фирма в Роули, судя по засиженным мухами картинам, потертому ковру и унылой атмосфере в конторе, не слишком процветала.

Успех вообще казался понятием, чуждым мистеру Борроудэйлу. Он был высохшим старцем с крупными подагрическими руками, суставами которых он периодически похрустывал, и несколькими прядками черных волос, прилипших к голому желтоватому черепу.

Говорил он безжизненно, словно жрец, давно уже утративший большинство своих верующих.

— Да, Дом Плантатора — наш, — подтвердил он. Его это явно не радовало. Подойдя к картотеке, достал какую-то бумагу и подал ее Плендеру, который увидел, что на нем напечатана подробная характеристика дома, начинающаяся словами: «Прекрасный деревенский дом, требующий реставрации». Засунул бумагу в папку.

— Мы занимаемся им… подождите., два года. Хозяином был некий Медина, владевший чайными плантациями на Цейлоне, а потом вернувшийся на родину. Он и назвал так дом. Довольно забавно, правда? Но недолго он в нем пожил, бедняга. И потом же там грибок, знаете ли. — Он понизил голос, словно при словах, что у кого-то пахнет изо рта. — Возможно, что несчастье вызовет интерес к дому. Людям почему-то нравятся дома, где произошло убийство. Но вот грибок… Продавать сегодня дома, мистер Плендер, нелегкое дело.

Плендер от души забавлялся:

— Насколько я знаю, цены все время растут.

Мистер Борроудэйл затрещал суставами.

— Это правда. Но все клиенты гоняются за теми современными агентствами, которые заявляют в объявлениях, что дом в полном упадке, и им почему-то кажется, что это может быть выгодной покупкой. Вот Джеймон из фирмы «Джеймон и Моуди» на это мастер. У него и Пилбима лучшая клиентура. Вы знаете Пилбима? По-моему, весьма предприимчивый человек.

Судя по всему, он готов был еще долго продолжать в том же духе. Плендер его перебил:

— Я бы только хотел знать, каким образом ваши клиенты могут осматривать пустые дома. Вы ездите с ними?

— Иногда. Когда на это есть причины. Боюсь, что с Домом Плантатора их не было.

— Вы записываете их данные, даете ключи и они едут туда сами?

Раздался хриплый звук, словно закаркала ворона, и Плендер вначале не понял, что это. Это был смех мистера Борроудэйла. Тот даже вытер глаза большим, не слишком чистым платком.

— Теоретически это так.

— А практически?

— Практически молодежь есть молодежь, все молодые сотрудники такие лентяи… За последние годы я в этом сам убедился. Может, Джеймону и больше повезло, хотя на прошлой конференции он мне говорил…

Ясно было, что Борроудэйла нелегко перебить.

— Вы хотите сказать, что списка людей, получивших разрешение на осмотр дома, не существует?

— Список есть. — Подал его Плендеру через стол, там стояло с десяток имен. — Но он далеко не полон. Знаете, люди приходят, берут ключи, а имена их не записывают. К сожалению, так случается.

— Значит, они вообще не значатся?

— К сожалению, нет.

Мистер Борроудэйл помолчал, похрустел суставами и решился поделиться еще худшей новостью:

— В некоторых случаях ключи вообще не возвращают.

— Понимаю.

— Нам приходится мириться с этим. — Бледная усмешка пояснила, что торговцам недвижимостью, может быть за исключением Джеймона и Пилбима, приходится мириться с людскими слабостями. — У нас всегда есть запасные ключи к каждому дому. Если ключ не возвращают, заказываем новый. Наши счета за новые ключи вас просто поразили бы…

— Не знаете, с ключом от Дома Плантатора такого не было?

— По теории вероятности, ключи не возвращают раза два-три в год. — Снова появилась бледная улыбка, словно слабый луч пробился сквозь тучи. — Но мы с вами знаем, что теория вероятности не всегда оправдывается.

Вот чем завершился разговор, оставивший у Плендера довольно странный осадок. Проверив имена по списку, выяснили, что никто из них не имеет ни малейшего отношения к делу. Этот след, судя по всему, никуда не вел. Но когда все уже кончилось, Плендер понял, что мог, что, возможно, должен был задать Борроудэйлу один вопрос, вытекавший из сказанного. Задай он этот вопрос, что бы произошло? На это он никогда ответить не смог. Но никто не заметил его оплошности, и Плендер, как человек разумный, предпочел об этом молчать.

Плендер снова допросил Рэя Гордона. В тот понедельник вечером журналист метался по городу в поисках материала для статьи, и почти невозможно было выяснить, где он был и когда. Но полицию в основном занимали его отношения с Луизой.

— Послушайте, я вам уже говорил, что никаких отношений не было. Я же вам все сказал еще в прошлый раз.

— Тогда вы скрыли, что вам ее подсунула дочка Лоусона. Мне пока неясно, как это произошло.

— Несколько раз мы встречались с Салли. Она здорово танцует и вообще хоть куда, если вам нравятся высокие женщины. Потом ни с того ни с сего, интерес ко мне у нее пропал. — При этом неприятном воспоминании лицо его нахмурилось. — Как-то вечером сказала прямо: «Пора с этим кончать», — и все. Полагаю, репортер деревенской газетки был ей просто неинтересен. Все они снобы надутые…

— А при чем тут Луиза?

— Так потом Салли сказала: «Знаешь, кто в тебе души не чает? Луиза Олбрайт. Тебе стоит ею заняться». Ну, я ее пару раз и пригласил. Нет, три раза.

— Но все обстояло не так.

— Что — все?

— Она была к вам равнодушна? Вы сказали, что не спали с ней.

— Я вам сказал, какая она была. Жаждала волнующих переживаний, но была слишком боязлива, чтобы самой что-то предпринять. Она из тех девиц, что выходят замуж за сверстников и всю жизнь жалуются на скуку.

Как-то вечером Плендер отправился побеседовать с Полем Вэйном о том инциденте в теннисном клубе. Рослого, симпатичного, но весьма нервозного Вэйна насмешила мысль о том, что Рэй Гордон мог иметь что-то общее с преступлением.

— Что за девушка была Луиза? — спросил Плендер.

— Понятия не имею, я ее едва знал. — Вэйн взглянул куда-то за спину Плендера. Обернувшись, тот увидел, что вошла миссис Вэйн. — Довольно милая девушка. Очень молоденькая.

— Мой муж испытывает нежные чувства к молоденьким девушкам, — отозвалась из-за спины Плендера миссис Вэйн.

— Элис, ради Бога. — (Та вышла из комнаты.) — Еще пива, сержант?

— Благодарю, мистер Вэйн, вы очень любезны.

Вэйн налил себе виски, пролив при этом содовую на поднос.

— У моей жены не в порядке нервы. Никак не привыкнет к здешней жизни. Не обращайте внимания на ее слова.

— Что вы проявляете интерес к молоденьким девушкам?

— Да. Я ими интересуюсь, если хотите, но ничего больше.

— Возвращаясь к тому конфликту в теннисном клубе…

— Да ничего там не случилось!

— Потом вы Луизу отвезли домой.

— Да, отвез. Ни и что?

— Вы работаете в «Тимбзлс пластик» в Лондоне, не так ли?

— Я управляющий отделом кадров. А что?

— Отец Луизы работает в той же фирме, но тут, в Роули. — Плендер сделал вид, что заглядывает в блокнот, хотя отлично помнил, что сказала миссис Олбрайт, и повторил это Вэйну: — Жена его заявила, что один из руководителей «Тимбэлс пластик» провожал Луизу в тот вечер домой, собираясь заняться любовью, но она не захотела. Что вы на это скажете?

Плендера поразила реакция Вэйна на вопрос, заданный просто в рамках текущего расследования. Как он потом рассказал Хэзлтону, Вэйн содрогнулся, словно ему под нос сунули раскаленное железо. Чтобы взять себя в руки, ему понадобилось всего несколько секунд. Потом, снова став самим собой, опять держался с подчеркнутым дружелюбием.

— Это просто смешно!

— Значит, это неправда?

— После того, как вы выражаетесь, конфликта — и поверьте мне, это неслыханное преувеличение — мы еще остались в клубе, развлекались и играли в «стрелки». Потом я отвез ее домой и поцеловал на прощание. И все.

— Значит, неправда, что вы хотели заняться с ней любовью и она отказала?

— Глупая выдумка. Кому это она говорила?

— Родителям.

— Ну, возможно, хотела произвести впечатление на отца, он же работает в «Тимбэлс».

— Да, мистер Вэйн. — По ходу разговора Плендер становился все официальнее. — Еще один чисто формальный вопрос. Можете мне сказать, где вы были вечером двенадцатого июня?

— Ну конечно. — Вэйн заглянул в карманный календарь. — Совсем обычный день. После шести я поездом отбыл домой, в восьмом часу был здесь. Никуда не выходил, поужинал и смотрел телевизор.

— Вы были дома с женой? Никто не заходил, не звонил, вы никуда не выходили?

— Нет. — Вэйн, уже совсем успокоившийся, усмехнулся. — Теперь я вспомнил. Холодный ужин Элис приготовила заранее, поскольку чувствовала, что начинается мигрень. Последнее время она много играет в бридж, и, думаю, такая сосредоточенность на игре ей не на пользу. Есть она не стала и около девяти пошла спать. Потом я уселся за бумаги, которые взял домой с работы.

— Ваша дочь, полагаю, живет с вами.

— Да, но ее дома не было, вернулась где-то к полуночи. Сейчас она уже переехала, поселилась с подругами в Лондоне. Молодежь, понимаете…

Этого Плендеру было достаточно. Собственно, против Вэйна у них ничего не было, ничто не указывало на него, только вот неприязненное отношение его жены да его странная реакция на замечание о молоденьких девушках… На всякий случай связались с полицией нравов, но оказалось, что за ним никогда ничего не числилось.

Хэзлтон чувствовал, нужно, чтобы Салли Лоусон, дочерью приятеля начальника полиции, занялся он сам. Для начала он выпил виски, потом немного побеседовали. Он разглядывал встроенный бар, выдвижную полку с бутылками. Разглядывал Салли, ее фигуру, посмотреть там было на что. Оставшись с нею наедине, что-то учуял. Секс? Страх? Может быть, комбинацию того и другого, но явно что-то что ее волновало. Подумал, что, не будь он женатым отцом двоих детей, да будь на несколько лет моложе, пригласил бы куда-нибудь эту девушку и готов был побиться об заклад, что в конце вечера ее заполучил бы.

Он уже видел донесение Плендера о показаниях Гордона. Салли, однако, представила все совершенно иначе.

— Было дело, я с ним некоторое время встречалась, но просто так, впустую. Он постоянно говорил только о себе и своей работе. Так что мне быстро надоело, — она усмехнулась, показав крупные красивые зубы.

— Так что вы дали ему от ворот поворот. И намекнули, что им увлечена Луиза Олбрайт.

— Возможно, что-то подобное я ему и сказала. Луизе он в самом деле нравился, та считала его красивым. Ну, если вам нравятся маленькие мужчины…

«Ну, ты-то предпочитаешь крупных, красавица», — подумал Хэзлтон.

— Вы знаете, они встречались. Луиза ничего вам не рассказывала? Я спрошу прямо, мисс Лоусон, она говорила вам, были ли у них сексуальные отношения? Не хочу вас смущать, но это может оказаться важным.

— Меня это совсем не смущает. Нет. Она мне ничего не говорила, но я весьма сомневаюсь.

— Она не вспоминала о других случаях?

— Говорила, что раза два-три переспала с каким-то парнем. Прошлым летом на поп-фестивале. О Рэе она только сказала, что хорошо повеселилась — это после первой встречи. Потом особого энтузиазма я уже не замечала. Вероятно, он по своей привычке прочел ей лекцию по журналистике.

Хэзлтон почувствовал в ее ответе неискренность, особенно когда она продолжила:

— Я не так уж хорошо ее знала, разве что по теннисному клубу. Собственно, мне было ее немного жаль. Понимаете, ей так хотелось встретиться с кем-то, но не хватало смелости решиться… Знаете, что она ходила на курсы аэробики?

— Да, знаю. Допустим, она могла заинтересоваться мужчиной в возрасте. Полагаете, это возможно?

— Понятия не имею.

— Вы, случайно, не знаете, она не встречалась с каким-нибудь мужчиной в летах?

— Нет. — Почему-то вдруг занервничала. Но, как он ни прощупывал дальше, почти как дантист, ищущий в зубе нерв, ничего уже не добился.

Ни Хэзлтон, ни Плендер, никто из тех, кто занимался этим случаем, так и не проникли в тайну Луизы Олбрайт. Соученицы называли ее тихоней, родители — хорошей дочерью, никогда не доставлявшей хлопот — приключение на острове Уайт уже забылось. Рюкзак преступник оставил в лондонском автобусе, чтобы отвлечь внимание полиции от Роули, и, если бы Хэйзел Палмер не проезжала случайно мимо Дома Плантатора, ему бы это удалось — труп лежал бы там до скончания дней. А значение обрывка конверта с цифрами на обратной стороне все еще оставалось для них неясным.

Все эти визиты новой информации дали немного. Об убийце по-прежнему не было ничего известно, разве что у него был автомобиль, свой или взятый напрокат. Неясно даже, был ли это мужчина и был ли он один. Вполне возможно, речь шла о двух преступниках, или о двух женщинах, или о женщине и мужчине. Казалось правдоподобным, что убийство совершено без рациональных мотивов, из садистских побуждений.

— Вы же знаете, как тяжело раскрыть такое преступление, — хмуро говорил Хэзлтон Полингу. — Как только речь заходит о сексуальном преступлении, все словно слепнут. Помните ту девушку, которую изнасиловали, убили, а тело спрятали? Трое парней видели, как какой-то мужчина достает из машины труп и прячет его в кустах, но никто даже не попытался ему помешать, никто ничего не предпринял.

— Выше голову, нам сейчас нелегко, но это пройдет. Есть кое-что интересное. Помните Анну-Мари Дюпон?

— Ту француженку? Разумеется.

— Я написал ее родным — помните, они увезли ее вещи, которые мы так и не осмотрели? Как звали того инспектора, который думал, что это не наше дело? Харли, да, уже вспомнил. Короче, пришло письмо от ее сестры, но не буду вас интриговать — оно написано по-французски…

«Воображала, — подумал Хэзлтон, — вечно нужно похвастаться своей образованностью».

— Она снова твердит, что хотя, мол, сестра и интересовалась мужчинами (правда, выразилась она несколько иначе), не сбежала бы просто так, ничего не сообщив семье. Но среди ее вещей нашли письмо…

Через стол подтолкнул фотокопию. Письмо отпечатано на машинке, без адреса.

— Бандери-роуд, — заметил Хэзлтон, — это неподалеку от вокзала. Ну, знаете… Там немного домов, все склады и стоянки. А исчезла девушка именно в пятницу двадцать седьмого мая.

— Лаборатория дала заключение о машинке, на которой было напечатано письмо. Портативная машинка марки «Оливетти», изготовленная лет пять-шесть назад, литеры «а» и «е» поизношены, «с», «т» и «Л» не ложатся в строчку. Таких машинок, к несчастью, тысячи. Что еще следует из письма?

— Если они не встречались, то как вступили в контакт? Речь явно идет о заочном знакомстве по интересам, клубе знакомств. Даете объявление: «Мужчина около 30 лет, привлекательный, хорошо обеспеченный, любитель музыки и живописи, хочет познакомиться с привлекательной молодой дамой…»

— Вы верно почувствовали стиль. А наша француженка как раз тот тип девушки, что ответила бы на объявление, убеждая себя, что это лишь шутка, но в душе относясь вполне серьезно.

— А как насчет Луизы Олбрайт? Та бы ответила на подобное объявление? Полагаю, мы что-то нащупали.

Полинг, давно пришедший к такому выводу, охотно с ним согласился.

— Теперь об авторе письма. Судя по его стилю, интеллигент лет под сорок, вам не кажется? «С тем особым блеском в глазах» и «мы готовы обсуждать любые проблемы». Юноша так не напишет.

— Женатый. Или холостяк с экономкой, но скорее женатый. Поэтому не может пригласить ее сразу на место. Живет в Роули.

— Или работает здесь, а живет в другом месте. Как насчет профессии?

— Не работник физического труда. Скорее, служащий, сказал бы я. Приличного положения не занимает, для этого слишком пунктуален. Возможно, государственный служащий, бухгалтер, которому никогда не подняться выше, столоначальник, считающий себя опорой фирмы, но в любой день могущий оказаться на улице, словом, некто в этом роде. И я сказал бы, что ему ближе к пятидесяти, чем к сорока.

— Больше вы ничего не заметили?

— Вы имеете в виду имя?

Полинг кивнул.

— Нет, из этого ничего не следует. Разве что его, безусловно, зовут иначе.

— А если предположить, что он воспитан в религиозном духе? Не хочу утверждать, что он священник, но может быть человеком, регулярно ходящим в церковь, — церковным старостой, дирижером церковного хора или кем-то в этом роде. Я слишком далеко захожу? Возможно, возможно. — Полинг слегка улыбнулся. — Мы же не собираемся подражать Шерлоку Холмсу и Ватсону, правда?

Хэзлтон, никогда не читавший о подвигах Шерлока Холмса, не ответил.

— Если между двумя этими случаями существует связь — мы пока не знаем, так ли это, хотя все на это указывает, — то к тому же кружку была причастна и Луиза. Цифры на конверте могут относиться к членству в клубе знакомств. Но если Луиза в него входила, где-то должны были остаться следы.

— И если вы найдете замешанного в это церковного старосту, считайте, дело сделано.

Хэзлтон ушел с мыслью о том, что Сноб не такой уж и сноб. Но идеи, казавшиеся такими перспективными, повисли в воздухе. О личной жизни Анны-Мари ее хозяева ничего не знали, сестра во Франции, как оказалось, тоже. Проверили всю переписку Луизы — много времени это не заняло, — но не нашли ничего о клубах знакомств. Поскольку почту по утрам вынимала Луиза, родители понятия не имели, не получала ли она последнее время какие-то письма, — ничего не говорила, а они были уверены, что таким бы поделилась. Олбрайт вдруг счел, что они намекают на дурную репутацию его дочери, что бросало тень на него.

Ни в Роули, ни в окрестностях не числилось никаких кружков или клубов знакомств, хотя это ничего не значило. Многие не считали нужным их регистрировать.

Весь участок Дома Плантатора перекопали в надежде найти труп Анны-Мари, прочесали окрестности, но безрезультатно. Отличительные признаки машинки «Оливетти» разослали по всем торговцам на тот случай, что она попадет в чьи-то руки, но напрасно.

Расследование забуксовало.