Глава 9. Рождение «Нас»

Good Weather For An Airstrike – Rescue

Mazzy Star – Take Everything

Halsey – Clementine

Я просыпаюсь ранним утром: голубоватый тусклый свет уже очень хорошо освещает комнату с синими стенами. Некоторое время изучаю сосредоточенного индейца на фотографии, висящей на стене рядом с окном, стараясь понять, чем именно завораживает его взгляд. Догадываюсь – грустью, и в ту же секунду теряю к нему интерес: теперь мои глаза смотрят на облака, плывущие по сине-сиреневому морю. Это не моё окно, в моём болтаются от ветра или мокнут под дождём ветки пихты.

Бесшумно поворачиваюсь и вижу: он обвил своё тело вокруг меня, не касаясь ни в одной точке. Его голова и правая рука расположены надо мной, необъятный, как горная Ванкуверская гряда, торс рядом, ноги согнуты в коленях под моими ногами. Он обёрнут вокруг меня одной большой буквой «С».

Обещал не прикасаться, и слово своё держит.

Я знаю, что не спит. Слышу шелест его мыслей, но слов разобрать не могу. Набираюсь смелости и медленно поворачиваю голову: его глаза открыты и смотрят в мои, лицо спокойное, но не безмятежное. Улыбки нет, однако я ощущаю, что он улыбается мне весь, целиком.

Мы лежим и смотрим в глаза друг другу, наблюдая за тем, как с растущей яркостью света всё чётче и чётче проявляется рисунок радужки. Я вижу яркий изумрудный цвет, темнеющий к зрачку, и правильные, ровные волокна радужки.

– Привет, – тихо говорит.

– Привет, – отвечаю.

– Как спалось?

Я теряюсь, а он не настаивает на ответе.

На кухне усаживаюсь на один из стульев, смутно соображая, что это, скорее всего, чьё-то место, а чужие места лучше не занимать. Хозяин, тем временем, быстро осматривает чистую миску с полки, затем тщательно моет её новенькой губкой и вытирает насухо бумажным полотенцем:

– Ребята моют посуду в машинке, но она не всегда справляется с поставленной задачей, – поясняет свои действия.

Я не знаю, стоит ли комментировать эту информацию, поэтому молча разглядываю кухню: качественные шкафы, остров с гранитной столешницей посередине, хорошая техника. Такого большого холодильника я ещё не видела – с двумя дверцами, как в обычном шкафу, и контейнером для воды.

– Эту квартиру подарила мать, когда мне исполнился двадцать один год.

– Добротная, – хвалю.

– Да, хорошая, – вынимает из холодильника банку с йогуртом, достаёт с полки хлопья:

– Хлопья с йогуртом будешь?

– Буду.

А куда мне деваться, если ничего другого не предложили?

– Что ты обычно ешь на завтрак?

– Хлопья, как все, только с молоком. Фрукты ещё.

– Какие?

– Любые. Просто фрукты.

– Яблоки?

– Можно и яблоки.

Он кивает, откладывая часть клубничного йогурта в мою тарелку:

– У меня сегодня только клубничный, у тебя нет аллергии?

– Я люблю клубнику. Аллергии у меня совсем нет.

– Это отлично, – кивает.

Затем включает новостной канал, и мы синхронно проваливаемся в хронику мировых и местных Ванкуверских событий.

– Ты обычно чай пьёшь или кофе? – спрашивает, не глядя.

– Кофе.

– Хорошо. Хочешь попробовать чай с мятой? Я завариваю только свежие листья – утром пьётся приятно и полезно ещё.

– Попробую.

– Отлично.

Снова это отлично.

Вдруг обнаруживаю его в прихожей зашнуровывающим шнурки на кроссовках:

– Я на пять минут: мята закончилась, магазин недалеко.

Бегу вслед шнуровать свои:

– Я с тобой.

И прежде, чем он успевает возразить, объясняю:

– Не хочу оставаться в чужой квартире одна.

На лестнице его спина загораживает мне весь обзор, и я, подскакивая вслед за ним, как Пятачок вслед за Винни, усердно пытаюсь понять, достаю ли макушкой хотя бы до его лопаток.

По дороге мы больше молчим, изредка поглядывая друг на друга, и его взгляды сосредоточенные, серьёзные, но не злые. В Воллмарте находим мяту, по пути к кассам заходим в фруктовый отдел и набираем яблок и клубники.

– Я думаю, сегодня пообедаем где-нибудь в хорошем месте, а вообще, чем ты питаешься в течение дня?

– Чем получится.

– А точнее?

– Если есть выбор, покупаю овощные салаты, а если дома – готовлю их сама.

После этих откровений мы направляемся в соответствующий отдел:

– Бери, что нужно, – командует.

И к фруктам добавляются овощи, причём мой спутник внимательно изучает всё, что я кладу в корзинку.

– Ты – настоящее травоядное! – комментирует с улыбкой.

И я снова не знаю, как реагировать:

– Спасибо.

– За что спасибо?

Силюсь придумать адекватный ответ, перебираю в голове уроки о юморе и его уместности, в итоге пожимаю плечами:

– За слова?

Странное дело, но мой ответ его полностью удовлетворяет. Он довольно кивает, добавляет к покупкам коробку булочек с карамельной начинкой и примерно фунт желейных медведей. Надо сказать, в магазине я предположила, что медведи и булочки предназначались Марине и Дженне. Оказалось, этот парень размером с гору Гроус – сладкоежка. Пока коробка булок исчезала в его утробе, он десять раз поинтересовался, не желаю ли я попробовать эти «восхитительно нежные и в меру сладкие булки без красителей, консервантов и искусственных вкусовых добавок». Невзирая на все мои «нет» он всё же оставил две штуки с комментарием:

– Я всей душой за здоровое питание, но мне слишком сложно накормить себя одной только травой. Поэтому допускаю некоторые послабления, – подмигивает.

Мы, двое совершенно чужих людей, в этот со всех точек зрения неловкий и неуклюжий момент, ещё не знаем, что годы спустя приучим друг друга не только к овощам и сладкой выпечке, но и ко многим другим вещам. Что всё, что было до этого дня индивидуальным, станет «нашим». В тот момент, единственное, что мы оба ясно и чётко понимали, это то, что следующую ночь хотим провести вместе:

– Ты останешься? – спрашивает, словно невзначай, допивая свой мятный чай.

Чай мне понравился, и квартира с длинными узкими окнами и панорамным видом на залив теперь ассоциировалась не с унижением, а с согревающей мятой:

– Останусь.

– Работаешь сегодня?

– По субботам мало пациентов, Соната справляется сама.

– Отлично. Я тоже сегодня свободен. Тогда, может, сходим в кино?

Я слишком долго размышляю над тем, как правильнее отказаться от предложения, как вдруг он выручает сам:

– Если в кинотеатре тебе не комфортно, мы можем устроить свой собственный дома.

– Да, дома лучше, – киваю, и мои губы самовольно растягиваются в улыбке, и я получаю:

– Ты очень красивая, когда улыбаешься.

И добавляет:

– Сегодня – это в первый раз. Я впервые вижу твою улыбку с той ночи…

Он смотрит в глаза своей необыкновенно яркой в утреннем свете зеленью, и мы ненадолго оба замираем. Он отмирает первым:

– Отлично. Значит, кино посмотрим дома.

Первую половину субботы мы проводим в парке королевы Елизаветы, любуясь на розы и другую растительность. Прежде, чем вернуться домой, снова заезжаем в магазин за продуктами, и по пути к кассам Кай внезапно разворачивается в обратном направлении:

– Мне пришла в голову одна идея…

– Какая?

– Огоньки.

Я подумала о свечах, но нет: в рядах товаров для дома и уюта мы находим электрические гирлянды. Он долго изучает коробки и, наконец, находит то, что искал:

– Вот эти – то, что нужно, – сияет довольный.

В его руках коробка с надписью «Гирлянда «Серебряный Дождь»».

– Любишь дождь? – интересуется.

– Да, – отвечаю.

– Я тоже.

Мы расплачиваемся, прихватив на кассе жевательную резинку и даже не взглянув на стенд с коробками презервативов.

Загрузка...