IAMX – 'Happiness'
Утро после первого в моей жизни секса наступает не радужно. Будят не поцелуи и жаркий шёпот ненасытного любовника, а сильная головная боль и переполненный мочевой пузырь. Никаких сплетённых рук и ног, объятий, лепестков роз и прочей воображаемой фигни. Мой первый сексуальный партнёр совершенно независимо от меня лежит на спине, запрокинув одну руку за голову, вторую уложив на собственный живот, и спит.
Мой трезвый разум признаёт три вещи:
Этот парень по-настоящему красив.
Невероятно не столько то, что я оказалась способна с ним переспать, сколько то, что уснула на чужой территории.
3. Я, не переставая, живу в иллюзиях, и мне жизненно необходимо избавляться от них, а не от девственности.
Стараясь быть тихой, сползаю с постели и прихожу в ужас – мои бёдра перепачканы кровью так, словно я пережила не эпизод дефлорации, а полостную операцию. Лихорадочно ищу свои джинсы, нахожу и натягиваю так быстро, как могу – только бы скрыть этот кошмар. Но Кай, очевидно, успевает открыть глаза «вовремя», потому что в следующее же мгновение одеяло резко сдёрнуто с кровати. Нет, на постели нет пятен спермы, обнаружить которые я так страшусь – она осталась в заброшенном им в угол презервативе. Всё гораздо хуже: на серой простыне с сердечками и надписью «С днём рождения!», которую я смогла разобрать только теперь, даже не гордо алеет, а уродливо «пятнает» моя засохшая за ночь, а потому изменившая свой цвет на коричневый кровь. Я в ужасе от того, как её много, хоть и знаю, что в моём передержанном случае такое возможно – после двадцати двух лет дефлорация болезненна и может сопровождаться обильными кровотечениями.
– Дерьмо… – это и было первым, что он сказал.
Вторым было:
– Неожиданно… Не думал, что ты любишь экстрим. У тебя женские дни? Нужно было предупредить. Без обид, но я не любитель извращений…
Он осекается, а я натягиваю остатки своей одежды с суперскоростью и одним только желанием – бежать. Не имея сил даже взглянуть в его глаза своими, стремительно теряющими фокус то ли от обиды, то ли от стыда, я умудряюсь всё же пролепетать:
– Извини.
И зачем-то:
– Пока.
Как будто после этого кто-то хотел бы меня снова увидеть.
Но, уже толкая дверь его комнаты, я слышу хриплое и злое:
– Стой!
Это «стой» придаёт мне ещё больше ускорения, и я вылетаю в гостиную, где вчера гремела вечеринка: на диване спит Лейф, сквозь открытую в другую спальню дверь виден лежащий на животе и укутанный в простынь Олсон. Больше я не успеваю ничего заметить, потому что бегу к входной двери, моля Бога, чтобы она не оказалась закрытой, но вполне чётко умудряюсь услышать:
– А я тебе говорила! – Марина.
– И что? Он и эту выгнал. Которую уже по счету?
За дверью на мгновение останавливаюсь, чтобы собраться с мыслями, перевести дух и проверить, застёгнута ли на мне одежда. Успеваю даже саркастически усмехнуться и вынести вердикт: «А разве не это было планом? Секс без обязательств… Всё вполне гладко прошло, парень даже позаботился о предохранении, ну подумаешь, выгнал…».
Но он не выгонял.
Дверь распахивается от удара: Кай, зажав в районе паха обёрнутую вокруг бёдер простынь, с самым обескураженным выражением лица, на которое вообще способен мужчина, упирается в меня взглядом и от неожиданности теряется сам.
На мгновение.
Потому что доли секунды спустя мое правое плечо до боли сжато его свободной рукой, и он орёт в мое лицо, заставляя зажмуриться:
– Я пошутил, ясно! Тупо пошутил! По-идиотски пошутил! У тебя что, не бывает тупых шу…
Он не успевает доорать свой гнев, потому что я визжу, и визжу пронзительно: боли, ночной физической и утренней душевной, требовался выход. Он замирает, от неожиданности ослабляет хватку, и я выскальзываю, чтобы окончательно сбежать.
В тот эпически провальный момент моей жизни мне было искренне наплевать на того, кто постелил на его кровать ту простынь – ясно же, не сам этот парень страдал сентиментальной любовью к собственным именинам.
А Кай, для которого тот момент оказался не менее провальным, и не менее эпически, возымел на всю оставшуюся жизнь психологическую травму, вылившуюся в сексуальное извращение. Но о нём позже.