Звучит джаз. Раздаются голоса. Одна за другой приходят девушки, иногда они появляются группами. Вот уже третий раз я праздную новоселье в этом месяце. И я добился небольшого прогресса: получил десять номеров телефонов, договорился о четырех свиданиях, два из которых оказались неудавшимися. Нормальный результат. Во время первого свидания за ресторанным столиком мне удалось поговорить с Натали в течение двадцати пяти минут: тембр ее голоса и особенно то, что она говорила, настолько вывели меня из равновесия, что я расстался с ней, даже не дождавшись, пока принесут меню. Во время второго свидания дело дошло до постели на квартире у девушки. Не могу сказать, что мне действительно удалось кончить, во вся ком случае, все произошло слишком быстро. Наши тела не нашли гармонии, мы стукались коленками. Она не хотела, чтобы я поласкал ее между ног (потому что, очевидно, не хотела делать минет). В половине двенадцатого я ушел, испытывая смущение. По возвращении домой мне пришлось заняться онанизмом, когда я услышал, как стенает от наслаждения моя соседка снизу. У нее вечер проходил хорошо — она нашла свое счастье под одеялом, не задавая никаких вопросов.
Ален, наш хозяин, приготовил мне пунш (в память о времени, когда он работал на Карибах). Он доволен: отбелил себе зубы, используя неизвестное мне стойкое вещество для получения столь блистательного результата, переехал на новую квартиру со своей молодой женой Шан. Она — китаянка, убежавшая от нищеты из своей родной провинции. Их идеальная любовь — результат глобализации — проста как мир. Чудом сбежавшая от порочного хозяина подпольной мастерской, Шан нанялась работать официанткой в один из ресторанов Бельвиля, где и познакомилась со своим европейским принцем. Оказалось, что на тот момент ее будущий супруг потерял всякий интерес к французским женщинам, утомленный их постоянной неудовлетворенностью. И тогда его взгляд в поисках послушной экзотики обратился на представительниц Востока. С тех пор как представился удобный случай, он надеялся на встречу. Десять раз Ален возвращался в ресторан и ел пекинскую утку, прежде чем осмелился заговорить со своей будущей женой, — похвальное усилие, если учесть, что он не выносит китайскую кухню.
В начале их отношений они общались при помощи жестов. Но это их не смущало, так как почти все время они проводили в постели. Затем Шан начала учить английский язык. А теперь все идет хорошо: они создали свой бизнес по импорту старинной азиатской мебели, что дает им некоторую самостоятельность и обеспечивает уровень жизни, соответствующий их идеалу.
Салон площадью сто квадратных метров (с лепниной на потолке и паркетом) заполнится с минуты на минуту. Гости прибывают, словно по сценарию. Порядок появления следующий: педантичные фанаты, воображалы, строящие из себя неизвестно что, наркоманы, живущие в другом временном измерении, опоздавшие интроверты, опасающиеся первых неловких моментов вечеринки.
Постепенно музыка создает непринужденную атмосферу, люди начинают перемещаться. Прекрасный кастинг: молодые и совсем молодые лица, высокий социальный уровень: рекламщики, продюсеры, новоиспеченные артисты, галеристы, гламурные стажерки…
Итак, у меня две мысли в голове: я устремляюсь вперед — жизнь вынуждает; надо действовать, побеждать, открывать неизведанные земли. Мое включение в общий разговор происходит очень деликатно. У меня создается впечатление, что на вечере встретились две подружки и теперь выясняют отношения. Они замолкают, ожидая, что мне наскучит эта ситуация, что мое тело примет необратимую позу, оставив о себе самое незначительное воспоминание. Тогда я, мило улыбаясь, пытаюсь найти повод для ухода, потом начинаю говорить банальности, стараюсь из них выпутаться, применяя неудачную игру слов. Они искривляют рот в виде улыбок, машут руками перед моим побледневшим лицом: «Привет, привет! Воздушный поцелуй. Лучше тебя больше не видеть».
Тут меня замечает Ален и подводит к странному существу, подруге своей жены, тоже китаянке, но кривоглазой. («Она — класс!» — шепчет он мне на ухо. Интересно, откуда он это знает?) Меня представляют. Пытаюсь найти какую-нибудь тему для разговора, но ничего не идет в голову. Быть может, из-за физического недостатка девушки? У меня ступор или еще что-нибудь? Однако китаянка как раз фигурирует в списке моих фантазий. Интересно, вход во влагалище у азиаток более узкий, чем у европеек? Пока жив, надо это проверить. К тому же интуитивно чувствую, что китаянки должны быть хорошими матерями. Но то, что она кривоглазая… хотя все-таки красивая, несмотря ни на что. Но мне понадобятся месяцы, чтобы к этому привыкнуть.
— Ее подвергали пыткам. Она писательница, как и ты, — сообщает мне Ален.
В это время за спиной моего собеседника появляется чудесная девушка, и она мне улыбается. Я прощаюсь с китаянкой. Ничем не могу помочь делу глобализации и солидарности собратьев по перу. Останавливаюсь рядом с улыбающимся созданием. Незнакомка, оказывается, меня знает.
— Здравствуй, меня зовут Корин. Изабель мне о тебе рассказывала.
— Изабель? Но…
— Да, она тоже здесь, посмотри туда.
Около стойки вижу знакомую фигуру — Изабель мне коротко кивает.
— Ты знаешь, она тебя очень любит. Ты ей здорово помог. Она сказала мне, что…
— Да ничего особенного. А как ее фильм?
— Она снова взялась за написание книги.
— Очень рад.
— Изабель послала меня к тебе, чтобы сказать… Сама она не осмеливается с тобой заговорить.
— Не стоит. Надо быть проще.
— Но она не одна.
Изабель вновь делает мне знак. Она пожимает плечами, указывая мне на какое-то неудобство. Рядом с ней мужчина зрелого возраста, у него волосы с проседью. Он смотрит на меня с мрачным видом.
— Что это за тип?
— Это ее муж.
— Ого!
Неужели Изабель рассказала ему о нашей тайне? Это объяснило бы его мрачный взгляд самца, который почувствовал конкуренцию. Физически ощущаю, как меня обдают волны его магнетического презрения. Черт! В курсе ли он, что я познакомился с его женой довольно странным образом? Хотелось бы поразмыслить над ситуацией, но Корин не дает мне на это ни секунды, забрасывая меня вопросами. Что я люблю, что читаю, каковы мои планы на будущее, каковы мои артистические пристрастия, какие у меня отношения с дочерью, как я определяю любовь, каковы мои политические убеждения? Можно ли еще изменить ход событий? Верю ли я в победу «зеленых»? Куда катится мир? Что я думаю по поводу трансгенных растений и животных? Является ли клонирование опасным для человека? Существует ли у бизнесменов коммерческая этика? Сможет ли человечество когда-нибудь освоить другие планеты? Являюсь ли я сторонником психоанализа Фрейда или Лакана[12]? Осознаю ли я свое женское начало? Кого я предпочитаю, собак или кошек?
Она не так проста, эта Корин. Она в поиске. Пытаюсь понять, о чем она думает, разговариваю с ней, мы обмениваемся мнениями, и, находясь рядом с этой женщиной, которую волнуют глобальные проблемы человечества, я спрашиваю себя: смогу ли я в нее влюбиться? Смогу ли воспринять проблемы других людей и заинтересоваться ими, создавая новые отношения, снизойдет ли на меня эта благодать? Корин — автор документальных фильмов, она вернулась из Афганистана, откуда привезла снимки жен бойцов движения «Талибан». Вот почему ее так волнуют политические и общечеловеческие вопросы.
В центре зала появляются танцующие пары. Они движутся вперевалку, и каждый из партнеров претендует на какой-то стиль. Кажется, каждый танцующий словно говорит: «Я не такой, как другие. Я живу в своем собственном пространстве. У меня своя история. Я сочетаю движения твиста и элементы танца в стиле хип-хоп». Кто-то трогает меня за плечо.
— Абдель, какого черта ты здесь?..
— А ты?
— Меня пригласили друзья моих друзей. Да, мир тесен.
И вот неожиданность — он пришел не один, его сопровождает Фадела. Она здоровается со мной, испытывая небольшое смущение; но Фадела по-прежнему активная, а в этот вечер еще больше, чем всегда. А два ее огромных снаряда готовы развязать тотальную войну гормонов с хирургическим посягательством на стратегические и интимные места. Ее глаза сверкают от любви к Абделю. Я завидую ему и хотел бы быть на его месте.
Тут же представляю себе позы, в которых они получают вожделенное наслаждение, причем практически одновременно. На устойчивом стуле, стоящем на краю балкона; стоя на одной ноге, в субботу, в кабинке для примерки магазина «Галери Лафайет» при полном скоплении народа. Как ему удалось завоевать сердце Фаделы? Он отводит меня в сторону и шепчет как заговорщик:
— Мы встретились как-то вечером. Она слишком красива, ты понимаешь? Я о многом с ней говорил. Больше всего вопросов вызвала история с ее братом. Оказалось, что он стал педерастом. Тогда ему оказали услугу, впрочем, он на все соглашался. Он переспал с одним моим приятелем, и тот его выдал. Ласки и алкоголь сделали свое дело. И это еще, как говорится, счастливый случай. Я так думаю. Так или иначе, прекращаю пить. Я был потрясен рассказом Фаделы, ее искренностью. Я даже не думал больше о том, чтобы завязать с ней романчик. Я хотел жениться на ней и иметь общих детей. Хотел стать отцом для ее отпрысков. Я изменил ей только два или три раза с тех пор, как мы вместе. Вот и все. Не надо на меня сердиться. Это сильнее меня. Мне нужно плохо себя вести. Я решил вместе с ней вступить в борьбу: ликвидировать религиозный фундаментализм, защитить прогрессивный ислам, объединить как можно больше представителей интеллигенции вокруг этого вопроса. С другой стороны, необходимо бороться с американским империализмом. Это — одна из форм фундаментализма. Все это неразрывно связано. Я на стороне палестинцев, ты понимаешь? На Израиле тоже большая вина: захватить чужие территории — это ужасно!
— Да, но арабские страны все еще не признали Израиль как самостоятельное государство, как быть?
— На это мне наплевать. Для меня, по сути, существуют лишь две вещи: секс и писательство. А остального я не понимаю.
— Ну, секс… почему бы и нет. А вот писательское дело…
Он вынимает из кармана пачку фотографий, сделанных «Поляроидом».
— Посмотри, вот что я люблю.
И показывает мне откровенные снимки своих любовных утех: он сам, переодетый в травести, вонзающий член в Фаделу. Она, обнаженная, опутанная веревками, ее лицо закрывают растрепанные волосы.
— Я фотографировал сам, — признается он. — Поэтому снимков так мало.
В нашу сторону направляются Корин и Фадела.
— Быстро, спрячь это.
Запихиваю фотографии в карман, смахиваю прядь волос, упавшую на лицо. Пытаюсь скрыть свое смущение.
Девушки, кажется, сразу прониклись симпатией друг к другу, у них обеих хорошее настроение. Они идут рука об руку и смотрят прямо в глаза друг другу. Так зарождается дружба…
Что думать об Абделе и его любовных приключениях? Быть может, он подражает герою культового фильма Паоло Пазолини[13] «Теорема», сыгранному потрясающим актером Теренсом Стэмпом. Он изображает вторгнувшегося в одну семью ангела-убийцу, который вызывает у ее членов сильнейшее сексуальное влечение к своей особе. В то же время он изобличает их в жестокости и неприглядности глубоко запрятанных желаний.
Вечеринка достигла своего апогея. Аплодисменты сопровождают звучание новых шлягеров. Складываются парочки. Возможно исполнение обещаний. Наутро намечается похмелье.
Присоединяюсь к танцующим и демонстрирую свои таланты. Муж Изабель несколько раз испепеляет меня взглядом. В ответ получает мою глупую улыбку.
Корин представляет Фаделу Изабель. Я на расстоянии наблюдаю за этой встречей.
Позже, на рассвете в коридоре, идущем по направлению к спальне, раздаются крики. Гости расступаются, освобождая место, и в тусклом свете появляются Абдель и муж Изабель, схватившиеся в драке, в разорванной одежде. Их потасовка выглядит как жалкое подобие петушиных боев, которые показывают в плохом качестве на кабельных каналах. Корин и Фадела пытаются разнять мужчин (Изабель пребывает в полной прострации), но им достаются только оплеухи. Бедные малышки! Я ухожу, не попрощавшись. Иду по тротуару и ловлю такси.