Большая квартира на улице Марэ

Дверь мне открыла Элоди, с улыбкой на губах; она надела короткую юбку и ажурные чулки в предвкушении сладких часов, которые мы проведем вместе. Я не осмелился страстно поцеловать ее в губы. Она сказала: «Налей себе виски, а я сейчас приду» — и закрылась в ванной.

В гостиной есть балкон, откуда открывается прекрасный обзор. В библиотеке не много книг и минимум полок. Но те книги, на которые сразу падает взгляд, говорят о желании хозяйки оставаться в курсе последних литературных новинок. Некоторые книги — это подарки к Рождеству, сделанные в последнюю минуту близкими родственниками, не имеющими богатого воображения. Имеются несколько Гонкуровских лауреатов, а также книги, получившие премию «Фемина»[15]. Вижу, что Элоди подчеркнула некоторые места в моем романе. Чувствую, как кровь приливает к щекам. Значит, Элоди не обманула и прочитала мой роман. Я испытываю ощущение значительности. Нет большего болвана, чем автор, это надо понимать. Созидать — значит украсть, выпить всю кровь. А потом жаловаться. Вот, она подчеркнула красным карандашом те места, где говорится о сексуальных наклонностях моих персонажей, а также лирическое описание пейзажа, на фоне которого совокупляются животные-монстры. Мне стыдно, что я написал эту книгу. Лишь бы Элоди ничего не сказала мне об этом сегодня вечером.

Вообще-то, мы все — воришки и нытики.

Сияющая Элоди появляется в гостиной. Изящная, непринужденная и уверенная в себе. Почему же у меня дрожат ноги?

Ужин при свечах был намечен как минимум неделю назад. Меня поражает то, как тщательно к нему подготовилась хозяйка дома. Ее вопросы по поводу моей дочери и моих желаний построить новое будущее неизменно повторяются с разными оттенками одобрения моих ответов, уловок, ненавязчивых заключений. Погоди, моя козочка, я бы хотел, чтобы ты надела кольцо на мою плоть, но не на палец — я слишком дорожу свободой холостяка, своим одиночеством, своим «поражением» в семейной жизни. Хочу возделывать сам свое поле опустошенности, оставаться легковесным, имея минимум обязанностей и возможность каждый день менять свою жизнь, даже если это будет необдуманный поступок. Сходить с истинного пути, поднять на восстание угнетенные народы, ухаживать за прокаженными, способствовать хаотическому движению атомов, изобрести революционный налог, перевернуть мировую экономическую систему, возглавить добычу черного жемчуга на Таити, познать любовь миллионов неприкосновенных женщин, чувственных и наивных. Изменить свою семейную несчастливую судьбу депортированного француза, пустить корни на обетованной земле, уйти в монастырь, чтобы создать шедевр, побороть условности, познать нищету и оказаться распятым на кресте, чтобы затмить славу Христа и объяснить ему, в чем он был неправ, предаться своему безумному воображению, но чтобы за это меня не заставляли мыть посуду или развешивать белье.

На десерт Элоди подает абрикосовый торт. Она включает медленную музыку, берет мою руку и целует между пальцами. Чувствую, что могу разочаровать ее, — я не контролирую ситуацию.

— Мне надо тебе кое-что рассказать, — говорит Элоди. — Ты помнишь, я просила тебя рассказать о твоей роли отца…

— Ты знаешь, этот абрикосовый торт очень вкусный.

То, что она собирается мне сообщить, предваряется несколькими вздохами и потупленным взглядом в поисках зацепки.

— Возможно, это покажется тебе неоригинальным… Мой отец ушел из дому, когда мне было семь лет. Никто не знает, что произошло. В один прекрасный день он исчез. И с тех пор не подал о себе ни единой весточки. Но я уверена, что он существует и где-то живет. Он живет в доме, во Франции или за ее пределами, например в своей родной деревне в Италии. Быть может, он за мной следит? Быть может, сожалеет о своем решении? Постепенно моя мать замкнулась в молчании. Долгие вечера мы проводили вместе, не произнося ни слова. Ее молчание превратилось в неизлечимую болезнь, которая, словно кислота, разъедала ей сердце. Сейчас моя мать живет в Каннах. Мы видимся на Рождество. Неужели все девушки переживают трагические истории, связанные с их отцами? Это происходит чаще, чем можно себе представить: люди исчезают без всякой причины. Некоторые утверждают, что были похищены пришельцами, как в сериале «Секретные материалы», который я обожаю. Я чувствую — мой отец где-то рядом, ощущаю его присутствие. Во мне как будто возникает какая-то вибрация.

— Бедняжка… как же ты настрадалась…

— Хуже всего то, что нет никакой информации.

Растерявшийся, смущенный, я неспособен подобрать нужных слов. Бормочу что-то невразумительное:

— Да… это так трудно… жить с призраком, трудно определить свое отношение к этому…

Элоди сильно сжимает мою руку. Она чего-то ждет от меня, наверное, утешительных слов.

— И что ты собираешься делать? — спрашиваю я.

— Я решила отправиться на поиски своего отца.

— А тебе не страшно?

— Уже нет. Я должна что-то сделать. Найти его и попытаться понять.

— В конце концов, у тебя нет выбора.

— Я тебя очень хочу, — вдруг шепчет она. — В нашем распоряжении вся ночь… Возьми меня…

— Ты такая красивая… я смущен…

Мы встаем, смотрим друг на друга, словно два потерявшихся зверя, целуемся…

После долгих поцелуев идем дальше.

Постепенно наше дыхание учащается, спадающая с нас на пол одежда напоминает кустики сорной травы, выросшие по всему коридору, ведущему в спальню. Кожа Элоди пахнет лесной земляникой и перцем. Ее соски твердеют, соприкасаясь с моей грудью. Она обнимает меня за шею и обвивает ногами мою талию; я ее приподнимаю, стискивая ее ягодицы.

Элоди всем своим видом словно бы говорит: «Я женщина свободная, великодушная, без комплексов и отдаюсь тому, кого люблю».

Мы ложимся в постель, Элоди стягивает с меня брюки, рассматривает мои гениталии, венчик волос, который окружает пенис.

— Ты красивый, — говорит она мне, — я тобой займусь.

Она гладит мои бедра, дотрагивается кончиками пальцев до мошонки. Элоди чудно улыбается, когда видит, как я вздыхаю от ее ласк. Дрожь моего тела наполняют ее радостью. Она понимает причину моих вздохов. Она совсем близко.

Элоди охватывает губами «наконечник» моего напрягшегося члена, опускается ниже, потом вновь достигает вершины и начинает ласкать мой пенис. Не знаю, что она делает, чтобы доставить мне такое удовольствие. Как будто ее губы нашли источник моих детских мечтаний, воспоминаний о первых ласках под одеялом: мои ягодицы методично приподнимаются над кроватью, мои вздохи сливаются с ее прерывистым дыханием.

Элоди поднимает голову, смотрит на меня. Ее губы подрагивают, она целует меня. Наши дыхания смешиваются.

Она садится на меня, и теперь я могу любоваться ее грудью. Она берет мой член и проводит им по своей розовой щелочке, влажность которой меня возбуждает и придает заряд сил. Элоди вводит в себя мою мужскую плоть, вскрикивает и делает несколько круговых движений бедрами, еще сильнее возбуждая меня. Она дрожит, слегка опускает бедра, и мой пенис проникает внутрь нее. Затем Элоди останавливается, смотрит на меня и улыбается.

Я целую ее пальцы, а она гладит меня по щеке как своего ребенка. Потом она сжимает ноги, и я полностью в нее вхожу.

— Вот так мне очень хорошо с тобой, — говорит она.

— Подождем немного, иначе я слишком быстро кончу.

— Не беспокойся, — успокаивает меня Элоди. — Мы получим оргазм одновременно: когда я почувствую, что ты кончаешь, я кончу с тобой вместе.

— Ты такая красивая, — говорю я. — Мне хотелось бы поиграть с тобой.

Она начинает прерывисто дышать, двигая бедрами. Потом берет мою руку и кладет ее на свой лобок.

— Ты чувствуешь, как движешься во мне? — спрашивает Элоди.

— Да, конечно, — отвечаю я; ощущать такой контакт — это огромное удовольствие.

Элоди отклоняется назад и упирается руками в мои колени. В этом положении она может изменять глубину проникновения пениса во влагалище.

Она убыстряет ритм движений и начинает без тени смущения стонать. Все естественно и утонченно. Ведь мы живем только один раз.

Элоди уже не контролирует себя, она все быстрее вращает своими прелестными ягодицами.

Ее разгоряченное влагалище сокращается один раз, еще раз… сокращения учащаются. Ручеек пота появляется между ее грудей; он блестит. Элоди издает громкий стон и падает рядом со мной в полубессознательном состоянии. Мы все взмокли.

Поворачиваю к ней голову и целую ее в губы.

Элоди открывает глаза.

— Что произошло? — спрашивает она.

— Не знаю, но все было очень хорошо.

— Ничего не понимаю.

— Все в порядке, не беспокойся.

— Обними меня, мне страшно.

Прижимаю ее к себе.

— Осторожно, Матье, я задыхаюсь.

— Извини, ты так прекрасна.

— Ты так считаешь? Я еще никогда так не кончала. Вся эта история с отцом сводит меня с ума. Я как будто увидела вспышку.

— Вспышку? Быть может, это было что-то космическое?

— Возможно. Мне немного стыдно.

— Да почему, ты просто не осознаешь…

— Что?

— Я хочу сказать, что у девушек так бывает… ну, ты понимаешь?

Она смотрит мне прямо в глаза и спрашивает:

— Ты меня любишь?

— Да… но ведь мы едва знакомы, не так ли?

Элоди вновь смотрит на меня в упор. И это длится целую вечность. Несколько раз смахиваю прядь волос, которая падает мне на лицо. Наконец Элоди говорит:

— Я устала, тебе лучше уйти, а мне нужно немного прийти в себя…

— Вот так, среди ночи? Ведь уже нет никаких такси.

— Пожалуйста…

— Ты так хочешь? Скажи что-нибудь. Ну, хорошо. Очень хорошо.

Я одеваюсь и ухожу.

Загрузка...