Иль Аср. Перед закатом

Глава 18

Подойдя к комнате Азизы, я ощущаю как внутри меня кипит адский вулкан. Я отталкиваю Азизу в сторону, едва замечая её возмущённые возгласы. Моё внимание полностью сосредоточено на малыше, лежащем в кроватке. Я хочу понять говорят ли мне правду. Говорит ли ОНА правду. Потому что сильнее всего я хочу знать не лжет ли мне эта женщина…

Первый взгляд на ребёнка пронзает меня насквозь, как будто электрический ток прошёл через моё тело. Чувство, будто моё сердце сжимается и становится нечем дышать. В голове вихрем крутятся мысли о сыне Вики, о том малыше, о котором она говорила, что он наш общий. Сколько бы ему было сейчас? Он ведь такой же маленький восемь-девять месяцев сейчас нашему сыну. «Если он мой! Если она не солгала и ребенок мой!»

Я подхожу к кроватке и осторожно беру младенца на руки, прижимаю его к себе и невольно втягиваю его запах. Такой знакомый и в то же время чужой. В этот момент мне кажется, что я окутан чем-то необъяснимо тревожным и нежным. Как будто я прижал к себе этого ребенка и внутри меня вспорхнули птицы.

Но когда я перекладываю ребёнка на пеленальный столик, чтобы снять с него одежду, я обнаруживаю на его теле синяки. На ручках, на ножках, на ягодицах. Вид их вызывает во мне ужас и гнев. Как такое могло случиться? Как могли причинить боль такому беспомощному созданию? Вика сказала правду!

Моё сердце наполняется дикой яростью на Азизу, на себя, на этот безумный мир, который позволяет подобному происходить. Я чувствую, как внутри меня растёт отчаяние и одновременно желание защитить этого малыша от всех бед. Где-то может быть сейчас плачеи мой ребенок и может быть кто-то так же жесток с ним. Поворачиваюсь к Азизе и хватаю ее за горло.

- Как ты смела бить ребенка, тварь? Как смела поднять руку? Ты кто? Ты животное! Нет! Ты хуже животного!

Её глаза расширяются от страха, а руки безуспешно пытаются ослабить мой хватку. Я не просто зол, меня буквально трясет от ярости. Я вспоминаю себя маленького…как издевались надо мной за мои шрамы, за мои странности, за мое молчание долгие годы. Как меня считали умственно отсталым и больным. И доказывать, что я другой пришлось кулаками…а потом и более жестокими методами.

Азиза в панике крутит головой, пытаясь оправдаться.

- Я не била его! Это всё Вика! - кричит она, и её слова вызывают во мне ещё большее возмущение. Я трясу её, приближая её лицо к своему.

- Не ври мне! - шиплю я, и в моих глазах пылает ярость.

- Она злилась на то, что она теперь прислуживает мне…Она ненавидит меня за это! Пощадите, господин! Клянусь Аллахом, я не обижала малыша! Это же мой ребенок…Это Вика! Она должна быть далеко от моего сына! Дайте мне, прошу, другую няню! - она буквально умоляет, и её голос полон отчаяния. Но я ей не верю. Что-то мне не нравится в ее глазах…что-то такое неуловимое. И не только в глазах…Там, в кроватке плачет ребенок, которого я раздел и положил туда, а Азиза не бросается к нему, а доказывает что-то мне.

Отшвырнув Азизу от себя, я стараюсь взять себя в руки.

- Слушай меня внимательно, - я смотрю на нее так, что если бы мог продырявить ее взглядом она бы уже упала замертво, -Если я ещё раз увижу синяк на теле ребёнка, ты сама окажешься вся в синяках. Поняла? А теперь успокой ребенка, любящая мать!

Она бросается к младенцу, но он продолжает истошно кричать и у меня разрывается душа от этого плача.

- Дай сюда.

Отбираю у нее ребенка, прижимая к себе и покачивая. Он очень красивый, глазастый, милый. Я заворачиваю его в одеяльце и выхожу с ним на веранду, покачивая малыша. Он смотрит на меня и прекращает плакать. И в голове снова мысли о том, где теперь наш с Викой ребенок? Возьмет ли его кто-то вот так на руки? А если он действительно погиб? Малыш Азизы затих, я еще какое-то время покачал его и положил в кроватку.

- Если будешь плохо обращаться с ребенком вылетишь из этого дома, а сына у тебя заберут!

Я оставляю Азизу в комнате с её страхом и сомнениями и выхожу, чувствуя тяжесть на душе. В моей голове крутятся мысли о том, что произошло. Могла ли Вика действительно причинить вред ребёнку? Но глубоко внутри я чувствую, что Азиза лжёт. Однако без доказательств мои обвинения бессильны.

Встреча с Лейлой дала мне надежду найти ответы на мучающие меня вопросы. Она работает в нашем доме уже многие годы и заслуживает доверия своей преданностью и честностью.. Лейла поклонилась и прижалась лбом к моей руке, как это принято в знак уважения.

- Мой господин, мой эмир.

Она смотрит на меня с улыбкой, и я вижу в ее глазах тепло. Лейла знает меня еще ребенком. Мне тяжело относиться к ней как к обслуге. Она почти член нашей семьи. Мама Самида уважает ее и привязана к ней. Можно сказать, что они дружат.

- Лейла, как ты считаешь, подходит ли Аллаена на роль няни? Как она справлялась со своими обязанностями? – спросил я, глядя ей прямо в глаза, ища истину в её ответе.

Лейла взглянула на меня с уважением и ответила:

- Аллаена всегда была очень ласковой и заботливой няней, господин. Она выполняла всё, что от неё требовалось, и малыш очень к ней привязался. Он никогда у нее не плакал. Я наблюдала за ними довольно часто, когда она гуляла с ним в саду.

Её слова принесли мне некоторое облегчение. Если Лейла, которая видела многое за годы работы в нашем доме, говорит так о Вике, значит, Азиза действительно могла лгать.

- Спасибо, Лейла, – кивнул я в знак благодарности за её честность. Затем я приказал ей:

- Найди другую няню для ребёнка Азизы. А Аллаену отправь помогать на кухне. Я хочу, чтобы она была подальше от Азизы и её ребёнка. И пусть твой человек присмотрит за Азизой…У меня есть подозрения, что она вредит своему ребенку. Если это так я хочу чтобы были приняты меры.

Лейла кивнула в знак согласия и поклонилась, готовая исполнить мою просьбу.

Когда Лейла удалилась, я остался один со своими мыслями. В голове крутились вопросы о том, как разрешить эту запутанную ситуацию, как защитить невинного младенца и как восстановить справедливость в своём доме. Я не потерплю издевательств над детьми даже среди слуг. Для меня это неприемлемо! Не в моем доме!

Стоя в пустой комнате, мои мысли возвращаются к разговору с Самиром. Он когда-то упомянул мне о странностях в поведении своей жены по отношению к ребёнку. На тот момент я не придал этому большого значения, но теперь каждое слово Самира отзывалось во мне тревогой.

Он говорил, что Азиза часто оставляет ребёнка одного, не просыпается по ночам, чтобы утешить его... И теперь, вспоминая это, я понимал, что именно поэтому Вика была отправлена к Азизе – чтобы помочь и присмотреть за младенцем.

Нет! Вика не могла обидеть малыша, поднять на него руку. Я сам видел, как она пела ему песни, качала, улыбалась и как малыш тянул к ней ручки. Не это ли остановило меня, когда я пришел, чтобы расправиться с ней. Не ее святой лик, склонившейся над младенцем Мадонны с золотыми волосами. Как будто сошла с картин венецианских художников.

Я уже однажды едва не поверил в то, что она может быть виновна в смерти Асии, и ошибка та стоила нам многого. Если бы тогда не эти обвинения она бы не сбежала с Азимом. Она бы осталась со мной, родила нашего малыша…И я … может быть я был бы счастлив.

Я знал Вику достаточно долго, чтобы понимать – несмотря на все её ошибки и сложности нашего прошлого, она не была способна на жестокость по отношению к беспомощному ребёнку.

В коридоре послышался шум. Мне не хотелось сейчас визитеров, не хотелось кого-то видеть. Мне нужна была тишина в которой я мог думать обо всем…думать, вспоминать…вспоминать то что было между мной и Викой совсем недавно. Как она кричала и стонала в моих руках, как обнимала, как обхватывала своими стройными ногами, как судорожно сжималась в оргазмах. Впервые со мной женщине было по-настоящему хорошо…и это не было игрой. Я это знал, чувствовал в спазмах ее влагалища, в подергиваниях клитора. По влаге которая текла по моим рукам и ничто не возбуждало так сильно как страсть любимой женщины. Мне больше не нужна была боль…моя, ее для того, чтобы с рычанием изливаться в ее тело.

- Я бы хотела поговорить с моим супругом.

- Я доложу, и вы сможете войти.

- Пусть войдет! – крикнул я.

Когда Алена вошла в мою комнату, я почувствовал знакомое раздражение. Не желая показывать свои чувства, я старался сохранять спокойствие. Однако её присутствие, её живот, напоминавший о предстоящем рождении ребёнка, зачатого в насилии, и её лицо, бледная тень яркого облика Вики, будили во мне смешанные чувства.

Она опустила взгляд и тихо сказала

- Здравствуй, Ахмад… я пришла сказать… я знаю о том, что Вика здесь. Я видела ее. Не хотела тебе лгать…

Бросил взгляд на жену и налил себе в стакан воды. Залпом выпил.

- Я не хочу обсуждать с тобой присутствие Вики в этом доме.

- Я… я не ожидала увидеть ее здесь. Ты говорил, что она…что она предала тебя и что ты не хочешь ее…

- Замолчи прямо сейчас! Мы не касаемся этой темы! Я не собираюсь обсуждать это с тобой!

Но Алена не унималась.

- Я просто хочу знать. Ответь мне честно. Ты всегда просишь честности от других будь и ты честен со мной. Ты ее любишь? Любишь мою сестру? Как женщину?

Моё признание вырвалось из меня неожиданно даже для себя:

- Да... я все еще люблю Вику.

Видя её слёзы, я почувствовал себя ещё хуже. Это была правда, которую я скрывал даже от самого себя, и озвучить её вслух было невероятно тяжело.

Алена отвернулась от меня, пытаясь скрыть как слезы градом текут по ее щекам. В этот момент я осознал, как много боли причинил ей, но я не мог что-либо изменить. Претворяться и играть влюбленного мужа я не умел. А лгать не хотел.

- Так случилось….Я не могу этого изменить.

Подойдя ближе, я положил руки на её плечи. "

- Ты будешь счастлива в этом доме, Алена, - сказал я, стараясь вложить в слова уверенность, которой сам не чувствовал. – Я обеспечу тебя как мать моего ребёнка, и я обещаю, что никто никогда не обидит тебя.

Мои слова звучали как обещание, но и как попытка утешить самого себя. Я знал, что не могу вернуть прошлое и изменить то, что было между мной и Викой, но я также осознавал, что несу ответственность за будущее Алены и нашего сына.

- Скажи мне честно и ты…

Я развернул ее к себе, глядя в наполненные слезами бледно-голубые глаза.

- Твоя сестра…Вика. Она способна ударить, обидеть, издеваться над ребенком? Плохо обращаться с ним?

Алена колебалась с ответом, словно в её душе разворачивалась борьба между желанием оговорить сестру и стремлением остаться честной.

После паузы она вздохнула и сказала:

- Мне бы очень хотелось сейчас оговорить Вику и сказать, что она способна на такое, чтобы ты разочаровался в ней... Но я не могу лгать.

Её голос был тихим, но в нём чувствовалась решимость.

- Нет, Вика не способна обидеть младенца. Она добрый человек.

Алена продолжила, говоря о Вике срывающимся голосом, не в силах сдержать слезы.

- Она кормила уличных собак и котов, занималась волонтёрством, собирала деньги и вещи для детей-сирот. Вика никогда бы не обидела слабого... Она хорошая.

Слезы сильнее потекли по ее щекам, когда она добавила:

- И я ненавижу её за это... Ненавижу за то, что ты любишь её.

С этими словами Алена резко повернулась и ушла, оставив меня одного с моими мыслями.

Выдохнув с облегчением, я почувствовал, как напряжение покидает моё тело. Мне, наверное, действительно нужно было услышать это, чтобы убедиться, что я объективен…что мое неверие в ее вину не связано с моей адской одержимостью этой женщиной.

Она могла быть изменницей в моих глазах из-за прошлых ошибок, но глубоко в душе я знал, что она не способна на злобу и подлость.