Илья Муромец

В славном городе во Муромле,

Во селе было Карачарове,

Сиднем сидел Илья Муромец, крестьянский сын,

Сиднем сидел цело тридцать лет.

5 Уходил государь его батюшка

Со родителем со матушкою

На работушку на крестьянскую.

Как приходили две калики перехожия

Под тое окошечко косявчето,

10 Говорят калики таковы слова:

— Ай же ты, Илья Муромец, крестьянский сын!

Отворяй каликам ворота широкия,

Пусти-ка калик к себе в дом.

Ответ держит Илья Муромец:

15 — Ай же вы, калики перехожия!

Не могу отворить ворот широкиих,

Сиднем сижу цело тридцать лет,

Не владаю ни рукамы, ни ногамы.

Опять говорят калики перехожия:

20 — Выставай-ка, Илья, на резвы́ ноги,

Отворяй-ка ворота широкия,

Пускай-то калик к себе в дом.

Выставал Илья на резвы́ ноги,

Отворял ворота широкия

25 И пускал калик к себе в дом.

Приходили калики перехожия,

Они крест кладут по-писа́ному,

Поклон ведут по-ученому,

Наливают чарочку питьица медвяного,

30 Подносят-то Илье Муромцу.

Как выпил-то чару питьица медвяного,

Богатырско его сердце разгорелося,

Его белое тело распотелося.

Воспроговорят калики таковы слова:

35 — Что чувствуешь в собе, Илья?

Бил челом Илья, калик поздравствовал:

— Слышу в собе силушку великую.

Говорят калики перехожия:

— Будешь ты, Илья, великий богатырь,

40 И смерть тобе на бою не писана:

Бейся-ратися со всяким бога́тырем

И со все́ю паленицею удалою;

А столько не выходи драться

С Святогором-бога́тырем:

45 Его и земля на себе через силу носит;

Не ходи драться с Самсоном-бога́тырем:

У него на голове семь власов ангельских;

Не бейся и с родом Микуловым:

Его любит матушка сыра земля;

50 Не ходи още́ на Вольгу Сеславьича:

Он не силою возьмет,

Так хитростью-мудростью.

Доставай, Илья, коня собе богатырского,

Выходи в раздольице чисто́ поле,

55 Покупай первого жеребчика,

Станови его в срубу на три месяца,

Корми его пшеном белояровым,

А пройдет поры-времени три месяца,

Ты по три ночи жеребчика в саду поваживай

60 И в три росы жеребчика выкатывай,

Подводи его к тыну ко высокому:

Как станет жеребчик через тын перескакивать,

И в ту сторону, и в другую сторону,

Поезжай на нем, куда хочешь,

65 Будет носить тебя.

Тут калики потерялися.

Пошел Илья ко родителю ко батюшку

На тую на работу на крестьянскую,

Очистить надо пал от дубья-колодья:

70 Он дубье-колодье всё повырубил,

В глубоку реку повыгрузил,

А сам и сшел домой.

Выстали отец с матерью от крепкого сна — испужалися:

— Что это за чудо подеялось?

75 Кто бы нам это сработал работушку?

Пошел Илья в раздольице чисто́ поле.

Видит: мужик ведет жеребчика немудрого,

Бурого жеребчика косматенького.

Покупал Илья того жеребчика,

80 Что запросил мужик, то и дал;

Становил жеребчика в сруб на три месяца,

Кормил его пшеном белояровым,

Поил свежей ключевой водой;

И прошло поры-времени три месяца,

85 Стал Илья жеребчика по три ночи в саду поваживать,

В три росы его выкатывал,

Подводил ко тыну ко высокому,

И стал бурушко через тын перескакивать,

И в ту сторону, и в другую сторону.

90 Тут Илья Муромец

Седлал добра коня, зауздывал,

Брал у батюшка, у матушки

Прощеньице-благословеньице,

И поехал в раздольице чисто поле.

Как во том-ле было прежде городе Муроме,

Кабы жил, кабы был тут нонь стар казак,

Кабы стар, пишут, казак Илья Муромец.

Он сидел-то на печеньке-то тридцать лет,

5 Не имел при себе он как ведь рук-ле, ног.

Как ушли его нонь отец-ле, ноньце матушка,

Он остался на пецьке на муравленке,

Как пришли-ле тут две калеки нонь убогия,

Как зашли ноньце к ему, богу помолилися,

10 Говорят они старо́му Илье Муромцу:

— Ох ты ой еси, старыя Илья Муромеч!

Ты ставай-ко ноньце с печеньки муравленой.

Говорит на то старо́й им, ответ дёржит:

— Ох вы ой еси, как люди нонь хрещоныя!

15 Я сидю ноньце на пеценьке земляноей, право,

Я невного нонь немало, ровно тридцать лет.

Говорят ему калеки во второй нако́н:

— Ты отведай-ко, ставай ноньце как с пеци-то.

Кабы стал ноньце их-де, право, слушатьсе,

20 Он змахнул ноньце своима рукамы белыма,

Шевелить как стал ногами ноньце резвыма,

Говорят ему калеки таковы слова:

— Слезывай-ты ноньце с пецьки земляной, право.

Он как стал ноньце слезывать, право, со пеценьки,

25 Как задействовали его руки белыя,

Заслужили как его нонь ноги резвыя.

Как говорят ему калеки нонь прохожие:

— Ты возьми как ведро ноньце водя́ное,

Ты поди-ко нонь сходи как за водой, право,

30 Ты на ту как нонь на реценьку Карчагу-ле,

Принеси-ко ты ведром воды, право.

Он пошел-ле старой нонь за водой, право,

Он принес нонь воды, право, ключевоей.

А сидят-ле тут калеки, говорят, право,

35 Говорят они старому Илье Муромцу:

— Ты повыпей-ко же ноньче воды, сколько хочетсе.

Говорят тут нонь калеки, его спрашивают:

— Ты учуюл-ле нонь в себе, право, цего-сего?

Говорит ноньце старо́й как им ответ дёржит:

40 — Я поцюл ноньце в себе силу великую.

Говорят на то ище калики-то:

— Кабы есь у ’тця, у ’тця-ле, нонь у матушки,

Кабы есь нонь у их полё посеяно,

Зашел ноньце скот да кабы топцет-ле.

45 Ты поди огороди, огороди как ноньце божей дар.

Как ушли-то калеки нонь убогия,

А пошел он как хранить полё отцовское.

Он завидел-ле в поли ноньци скот ходит,

Он как из поля скота ноньце выганивал,

50 Кабы полё-то сыры́м ду́бьём огораживал,

Он ведь рвал тут как ду́бьицо с кореньицом,

Он оклал, огородил людям на удивленьицо.

Как пришли его отец-ле, ронна матушка,

Как пришли они, увидели свое полё,

55 Кабы всё оно как ду́бьями заклажено,

Они тут как бы сами удивилисе:

— Кабы що эки чудеса у нас сотворилися?

Зашли они в комнату свою теплую,

Как увидели — старо́й их сын здоровой стал.

60 Говорит ноньце старо́й как отцу, матушке:

— Ох ты ой еси, отец-ле нонь родимыя!

Ох ты ой еси, как матушка любимая!

Вы как дай ноньце вы мне было благословленьицо,

Я хоцю ноньце ехать в стольнёй Киев-град,

65 Я хоцю нонь посмотреть князя Владимера

Со его любой, со матушкой любимоей.

Кабы дали тут ему благословленьицо,

Кабы ехати ему на стольнёй Киев-град

На своем-то коне-ле право белыём;

70 Кабы был-то у отца его конь белой весь,

Наубел весь как белыя ку́ропать,

Его хвос был-ле грива научер-черна.

Ездил-то стар да по чисту́ полю,

Выехал стар да на Святые горы́,

Да наехал стар да на бога́тыря.

А богатырь едет на кони́ да дремлет он.

5 — Что это за чудо есть?

Сильние могучие бога́тыре

Мог ба выспаться да во бело́м шатри.

Да розъехался Илья Муромец,

Да ударил бога́тыря крепко-на́крепко,

10 Бога́тырь еде всё вперед.

— Ах да что я за сильнии бога́тыре,

От моей руки никакой богатырь не мог на кони́ усидеть,

Дай-ко розъедусь во вторы́е раз.

Как розъехался Илья Муромец,

15 Да ударил крепко-на́крепко,

Богатырь еде всё вперед.

— Что это за чудо есть?

Видно, я ударил худо ево.

Как розъехался Илья да он ведь в третий раз,

20 Как ударил богатыря крепко-на́крепко,

Да ударил ево плотно-на́плотно.

Тут-то бога́тырь пробудился ото сна.

Хватил-то Илью да своей пра́вою рукой,

Положил-то Илью да к себе в корман,

25 Возил-то Илью да двои суточки,

Да на третьи сутки конь и стал потыкатися,

У коня-то стали ножки подгибатися.

Как ударил Святогор да своево доброго коня:

— Что ты, конь, потыкаешься?

30 Говорит-то конь таково слово:

— Как мне-ка-ва да не поткнутися?

Вожу я третьи суточки

Двух сильниех могучиех бога́тырей,

Третьёго вожу коня да богатырского.

35 Тут Святогор вынимал Илью да из кармана вон,

Но раздёрнули шатер белополо́тняной,

Стали с Ильей да опочик держать.

А побратались они крестами с Ильей Муромцем,

Назвались они крестовыма братьями.

40 Но ездили-гуляли по Святым горам,

Съезжали-то они да со Святых ведь гор

На те ли на площади широкие,

На те ли лужка они зеленые.

Как увидели-то они чудо-чудноё,

45 Чудо-чудноё да диво-дивноё:

Как состроен стоит да ведь бе́лой гроб.

Говорит-то Илья да таково слово:

— Ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко,

Для ково ж этот гроб состроен есть?

50 Соходили они да с ко́ней добрыих,

Ложился-то Илья да во сей-от гроб,

А Святогор-от говорил да таково слово:

— Ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко,

Не для тебя сей гроб состроен есть,

55 Дай-ко я ведь лягу да во сей-от гроб.

Дак лег Святогор во сей гроб спать,

Говорил Святогор да таково слово:

— Ты послушай-ко, крестовой мой да брателко,

Да закрой-ко меня дощечками дубовыми.

60 Говорил-то Святогор да таково слово:

— Ты послушай-ко, крестовой мой ты брателко,

Хорошо здесь во гробе жить,

Ну-тко, крестовой мой ты брателко,

Отокрой-то дощечки дубовые.

65 Как Илья Муромец стал открывать дощечки дубовые,

Да не может оторвать никакой доски.

— Да ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко,

Не могу я открыть никакой доски.

— Ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко,

70 Да Илья ведь Муромец!

Бей-ко своей боевою-то палицею.

Илья-то начал палицей бить:

Куды ударит — туды обручи железные.

Говорил-то Илья да таково слово:

75 — Да ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко!

Куда ударю — туды обручи железные.

Говорил-то Святогор да таково слово:

— Ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко!

Видно, мне-ка туто бог и смерть судил.

80 Тут Святогор и помирать он стал,

Да пошла из его да пена вон,

Говорил Святогор да таково слово:

— Ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко!

Да лижи ты возьми ведь пену мою,

85 Дак ты будешь ездить по Святым горам,

А не будешь ты бояться бога́тырей,

Никакого сильнего могучего бога́тыря.

Как из славного города из Мурома,

Из того села Корочаева,

Как была-де поездка богатырская:

Наряжался Илья Муромец Иванович

5 Ко стольному городу ко Киеву,

Он тою дорогою прямоезжею,

Котора залегла ровно тридцать лет,

Чрез те леса Брынские,

Чрез черны грязи смоленские;

10 И залег ее, дорогу, Соловей-разбойник.

И кладет Илья заповедь велику:

Что проехать дорогу прямоезжую,

Котора залегла ровно тридцать лет,

Не вымать из налушна тугой лук,

15 Из колчана не вымать калену́ стрелу.

Берет благословение великое у отца с матерью,

А и только его, Илью, видели.

Прощался с отцом, с матерью,

И садился Илья на своего добра коня,

20 А и выехал Илья со двора своего

Во те ворота широкие;

Как стегнет он коня по тучны́м бедрам,

А и конь под Ильею рассержается,

Он перву скок ступил за пять верст,

25 А другого ускока не могли найти.

Поехал он чрез те леса Брынские,

Через те грязи смоленские.

Как бы будет Илья во темных лесах,

Во темных лесах, во Брынских,

30 Наезжал Илья на девяти дубах,

И наехал он, Илья, Соловья-разбойника.

И заслышал Соловей-разбойник

Того ли топу кониного

И тоя ли он поезки богатырские,

35 Засвистал Соловей по-соловьиному,

А в другой зашипел, разбойник, по-змеиному.

А втретьи зрявкает по-звериному:

Под Ильею конь окорачился,

И падал ведь на ку́корачь.

40 Говорит Илья Муромец Иванович:

— А ты волчья сыть, травяной мешок!

Не бывал ты в пещерах белокаменных,

Не бывал ты, конь, во темных лесах,

Не слыхал ты свисту соловьиного,

45 Не слыхал ты шипу змеиного,

А того ли ты крику звериного,

А звериного крику, туриного?

Разрушает Илья заповедь великую,

Вымает калену́ стрелу

50 И стреляет в Соловья-разбойника.

И попал Соловья да в правой глаз,

Полетел Соловей с сыра́ дуба́

Комом ко сырой земли.

Подхватил Илья Муромец Соловья на белы́ руки.

55 Привязал Соловья ко той ко луке ко седельныя.

Проехал он воровску заставу крепкую,

Подъезжает ко подворью дворянскому:

И завидела-де его молода жена,

Она хитрая была и мудрая,

60 И збегала она на чердаки на вышние —

Как бы двор у Соловья был на семи верстах,

Как было около двора железной тын,

А на всякой тынинке по маковке,

И по той по голове богатырския —

65 Наводила трубками немецкими

Его, Соловьева, молодая жена,

И увидела доброго молодца Илью Муромца,

И бросалась с чердака во свои высокие терема,

И будила она девять сыновей своих:

70 — А встаньте, обудитесь, добры молодцы,

А девять сынов, ясны соколы!

Вы подите в подвалы глубокие,

Берите мои золотые ключи,

Отмыкайте мои вы окованны ларцы,

75 А берите вы мою золоту казну,

Выносите ее за широкой двор

И встречайте удала доброго молодца:

А наедет, молодцы, чужой мужик,

Отца-то вашего в тороках везет!

80 А и тут ее девять сыновей закорилися,

И не берут у нее золотые ключи,

Не походят в подвалы глубокие,

Не берут ее золотой казны,

А худым ведь свои думушки думают:

85 Хочут обвернуться черными во́ронами,

Со темя носы железными,

Они хочут расклевать добра молодца,

Того ли Илью Муромца Ивановича.

Подъезжает он ко двору ко дворянскому.

90 И бросалась молода жена Соловьева,

А и молится, убивается.

— Гой еси ты, удалой доброй молодец!

Бери ты у нас золотой казны, сколько надобно,

Опусти Соловья-разбойника,

95 Не вози Соловья во Киев-град!

А его-то дети, Соловьевы,

Неучливо они поговаривают.

Они только Илью и видели,

Что стоял у двора дворянского,

100 И стегает Илья он добра коня,

А добра коня по тучны́м бедра́м,

Как бы конь под ним осержается:

Побежал Илья, как соко́л летит.

Приезжает Илья он во Киев-град,

105 Середи двора княженецкого,

И скочил он, Илья, со добра коня,

Привязал коня к дубову́ столбу,

Походил он во гридню во светлую

И молился он спасу со пречистою,

110 Поклонился князю со княгинею,

На все на четыре стороны.

У великого князя Владимера

У него, князя, почестной пир,

А и много на пиру было князей и бояр,

115 Много сильных могучих бога́тырей;

И поднесли ему, Илье, чару зелена́ вина

В полтора ведра.

Принимает Илья едино́й рукой,

Выпивает чару едины́м духом.

120 Говорил ему ласковой Владимер-князь:

— Ты скажись, молодец, как именем зовут,

А по именю тебе можно место дать,

По изотчеству пожаловати.

И отвечает Илья Муромец Иванович:

125 — А ты ласковой стольной Владимер-князь!

А меня зовут Илья Муромец сын Иванович,

И проехал я дорогу прямоезжую

Из стольного города из Мурома,

Из того села Корочаева.

130 Говорят тут могучие бога́тыри:

— А ласково солнце, Владимер-князь!

В очах детина завирается,

А где ему проехать дорогою прямоезжею?

Залегла та дорога тридцать лет

135 От того Соловья-разбойника.

Говорит Илья Муромец:

— Гой еси ты, сударь, Владимер-князь!

Посмотри мою удачу богатырскую,

Вон я привез Соловья-разбойника

140 На двор к тебе.

И втапоры Илья Муромец

Пошел с великим князем на широкой двор

Смотреть его удачи богатырския.

Выходили туто князи, бо́яра,

145 Все русские могучие бога́тыри:

Самсон-богатырь Колыванович,

Сухан-богатырь сын Домантьевич,

Светогор-богатырь и Полкан другой,

И семь-то братов Збродовичи,

150 Еще мужики были Залешана,

А еще два брата Хапиловы —

Только было у князя их тридцать молодцов.

Выходил Илья на широкой двор

Ко тому Соловью-разбойнику,

155 Он стал Соловья уговаривать:

— Ты послушай меня, Соловей-разбойник млад!

Посвисти, Соловей, по-соловьиному,

Пошипи, змей, по-змеиному,

Зрявкай, зверь, по-туриному

160 И потешь князя Владимера.

Засвистал Соловей по-соловьиному,

Оглушил он в Киеве князей и бояр,

Зашипел злодей по-змеиному,

Он втретье зрявкает по-туриному;

165 А князи и бояра испужалися,

На корачках по двору наползалися,

И все сильны бога́тыри могучие.

И накурил он беды несносныя:

Гостины кони с двора разбежалися,

170 И Владимер-князь едва жив стоит

Со душой княгиней Апраксевной.

Говорил тут ласковой Владимер-князь:

— А и ты гой еси, Илья Муромец сын Иванович!

Уйми ты Соловья-разбойника,

175 А и эта шутка нам не надобна!

Не сы́рой дуб к земле клонится,

Ни бумажныи листочки расстилаются:

Расстилается сын перед батюшком,

Он и просит сее благословеньица:

5 — Ох ты гой еси, родимой, милой батюшка!

Дай ты мне свое благословеньицо,

Я поеду в славной стольной Кеев-град

Помолиться чудотворцам кеевским,

Заложиться за князя Володимира,

10 Послужить ему верой-правдою,

Постоять за веру хрисьянскую.

Отвечат старо́й хресьянин Иван Тимофеевич:

— Я на добрые дела тее благословленье дам,

А на худые дела благословленья нет.

15 Поедешь ты путем и дорогою,

Ни помысли злом на татарина,

Ни убей в чисты́м поле хресьянина.

Поклонился Илья Муромец отцу до́-земли,

Сам он сел на добра́ коня,

20 Поехал он во чисто́ поле.

Он и бьет коня по крутым бёдрам,

Пробиват кожу до черна́ мяса;

Ретиво́й ёго конь осержается,

Прочь о́т земли отделяется,

25 Он и скачет выше дерева стоячего,

Чуть пониже о́болока ходячего.

Первой скок скочил на пятнадцать верст,

В другой скочил, колодезь стал;

У колодезя срубил сы́рой дуб,

30 У колодезя поставил часовенку,

На часовне подписал сво и́мичко:

«Ехал такой-то сильной, могу́чой богатырь,

Илья Муромец сын Иванович»;

В третий скочил — под Чернигов-град.

35 Под Черниговым стоит сила — сметы нет;

Под Черниговым стоят три царевича.

С кажним силы сорок тысячей.

Богатырско серцо разго́рчиво и неуёмчиво,

Пушше огня-о́гничка серцо разыграется,

40 Пушше пля́штово мороза разгорается.

Тут возго́ворит Илья Муромец таково слово:

— Не хотелось было батюшку супротивником быть,

Ишша знать-та ёго заповедь переступи́ть.

Берет он в руки саблю боёвую,

45 Учал по силушке погуливать:

Где повернется, делал улицы,

Поворотится — часты плошшади,

Добиваетца до трих царе́вичов.

Тут возго́ворит Илья таково слово:

50 — Ох вы гой естя, мое три царевича!

Во полон ли мне вас взять,

Ай с вас буйны головы снять?

Как в полон мне вас взять, —

У меня доро́ги заезжие и хлебы заво́зныи,

55 А как головы снять, — царски се́мины погубить.

Вы поедьте по свым местам,

Вы чините везде такову славу́,

Што святая Русь не пуста́ стоит,

На святой Руси есть сильны́-могу́чи бога́тыри.

60 Увидал ёго воевода черниговской:

— Што эта господь сослал нам за сослальника!

Очистил наш славной Чернигов-град.

Возго́ворит воевода свым князьям-бо́ярам:

— Подите, позовите до́бра мо́лодца

65 Ко мне хлеба-соли кушати.

Пошли тут князи-бо́яря к Муромцу:

— Ох ты гой еси, дородной доброй мо́лодец,

Как тея честны́м и́менем зовут,

Как тея величают по отечеству?

70 — Меня именем зовут — Илейкой,

А величают — сын Иванович.

Возго́ворят ему князи-бо́яря:

— Ох ты гой еси, Илья Муромец!

Ты пойдешь-ка к воеводе нашему,

75 Ты изволь у нёго хлеба-соли кушати.

— Нейду я к воеводе вашему,

Не хочу у нёго хлеба-соли кушати;

Укажите мне прямую дороженьку

На славной стольной Кеев-град.

80 Ответ держат князи-бо́яря:

— Ох ты гой еси, Илья Муромец!

Пряма дорожка не проста стоит:

Заросла дорога ле́сы Брынскими,

Протекла тут река Самородина;

85 Ишшо́ на дороге Соловейко-разбойничик

Сидит на тридевяти дубах, сидит тридцать лет.

Ни конному ни пешому пропуску нет.

Поклонился им Илья Муромец,

Поехал он лесами Брынскими.

90 Услыхал Соловейко богатырской топ

И свиснул он громким голосом.

Конь под Муромцом спотыкается.

Возго́ворит Илья своему коню доброму:

— Ох ты гой еси, мой богатырской конь!

95 Аль не езживал ты по тёмны́м лесам,

Аль не слыхывал пташьего по́свисту?

Берет Илья кале́ны стрелы:

Перво́ стре́лил, не дострелил,

А вдруго́ридь — перестрелил,

100 В третьи стре́лил, попал в правой глаз,

И сошиб ёго с тридевяти дубов,

Привязал ёго к коню во ка́раки;

Поехал Муромец в славной Кеев-град.

Возго́ворит Соловейко-разбойничик:

105 — Ох ты гой еси, Илья Муромец!

Мы заедем-ка с тобою ко мне в гости.

Увидала Соловейкина ма́ла дочь:

— Ишша вон едет наш батюшка,

Ведет кривого мужика [у] коня в ка́раках.

110 Взглянула Соловейкина большая дочь:

— Ах ты дура не пови́тая! Это едет доброй мо́лодец,

И ведет нашего батюшка коня в ка́раках.

И бросили́сь они на Илью Муромца с дре́кольем.

Возго́ворит Соловейко-разбойничик:

115 — Не тумаши́теся, мое малы́ детушки,

Не взводите в задор до́брого мо́лодца.

Возго́ворит Илья Соловейке-разбойнику:

— Што у тея дети во единой лик?

Отвечат Соловейко-разбойничик:

120 — Я сына-та выросшу, за нёго дочь отдам,

Дочь-ту выросшу, отдам за́ сына,

Штобы Соловейкин род не перево́дился.

За досаду Илье Муромцу показалося,

Вынимал он саблю свою вострую,

125 Прирубил у Соловья всех детушок.

Приехал Илья Муромец во Кеев-град,

И вскричал он громким голосом:

— Уж ты батюшка Володимир-князь!

Тее на́да ль нас, принимаешь ли

130 Сильных могучих бога́тырей,

Тее́, батюшка, на поче́сь-хвалу,

Твому граду стольному на и́зберечь,

А татаровьям на посе́ченье?

Отвечат батюшка Володимир-князь:

135 — Да как мне вас не нады-та!

Я везде вас ишшу, везде спрашиваю,

На приезде вас жалую по добру́ коню,

По добру́ коню, по латынскому, богатырскому.

Возго́ворит Илья Муромец таково слово:

140 — У меня свой конь латынской, богатырской;

Стоял я с родимым батюшком у заутрени,

Хотелось постоять с тобой у обеденки,

Да на дороге мне было три помешиньки:

Перва помеха — очистил я Чернигов-град;

145 Друга́ помеха — я мостил мосты на пятнадцать верст

Через ту реку, через Самородину;

Третья помеха — я сошиб Соловья-разбойника.

Возго́ворит сам батюшка Володимир-князь:

— Ох ты гой еси, Соловейко-разбойничик!

150 Ты взойди ко мне в полату белу-ка́менну.

Ответ держит Соловейко-разбойник:

— Не твоя слуга, не тее служу, не тея и слушаю,

Я служу и слушаю Илью Муромца.

Возго́ворит Володимир: — Ох ты гой еси, Муромец,

155 Илья Муромец сын Иванович!

Прикажи ёму взойти в полату белу-ка́менну.

Приказал ему взойти Илья Муромец.

Тут возго́ворит Володимир-князь:

— Ох ты гой еси, дородной доброй мо́лодец,

160 Илья Муромец сын Иванович!

Прикажи ёму свиснуть громким голосом.

Возго́ворит Илья Муромец таково слово:

— Уж ты батюшка наш Володимир-князь!

Не во гнев бы тее, батюшка, показалося:

165 Я возьму тея, батюшку, под пазушку,

А княиню-ту закрою под дру́гою.

И говорит Илья Муромец таково слово:

— Свисни, Соловейко, в по́лсвиста.

Свиснул Соловейка во весь голос:

170 Сня́ло у палат верьх по оконички.

Разломало все связи железныя,

Попадали все сильны могу́чи бога́тыри,

Упали все знатны князи-бо́яря,

Один устоял Илья Муромец.

175 Выпушшал он князя со княиней из-под пазушок.

Возго́ворит сам батюшка Володимир-князь:

— Исполать тее, Соловейко-разбойничик!

Как тея взял это Илья Муромец?

Ответ держит Соловейко-разбойничик:

180 — Видь на ту́ пору больно пьян я был,

У меня большая дочь была именинница.

Это слово Илье Муромцу не показалося:

Взял он Соловейку за вершиночку,

Вывел ёго на княжене́цкой двор,

185 Кинул ёго выше дерева стоя́чего,

Чуть пониже оболока ходячего,

До сыро́й земли допускывал — ино подхватывал,

Расшиб Соловейко свое все тут косточки.

Пошли теперь к обеду княженецкому.

190 Возго́ворит сам батюшка Володимир-князь:

— Ох ты гой еси, Илья Муромец сын Иванович!

Жалую тея трёмя́ я ме́стами:

Пе́рво место — подле меня ты сядь,

Друго́ место — супроти́ меня,

195 Тре́тье — где ты хочешь, тут и сядь.

Зашел Илья Муромец со ко́нничка,

Пожал он всех князей и бо́ярей

И сильных могу́чих бога́тырей:

Учутился он супроти́ князя Володимира.

200 За досаду Олеше Поповичу показалося:

Взял Олеша булатной нож,

Он и кинул ёго в Илью Муромца:

Пымал на полету́ Илья булатный нож,

Взоткнул ёго в дубовой стол.

Из того ли-то из города из Муромля,

Из того села да с Карачирова,

Выезжал удаленькой дородний добрый молодец,

Он стоял заутрену во Муромли,

5 А й к обеденке поспеть хотел он в стольнёй Киев-град.

Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.

У того ли города Чернигова

Нагнано́-то силушки черны́м-черно,

А й черны́м-черно, как черна во́рона;

10 Так пехотою никто тут не прохаживат,

На добром кони никто тут не проезживат.

Птица черной ворон не пролетыват,

Серый зверь да не прорыскиват,

А подъехал как ко силушке великоей,

15 Он как стал-то эту силу великую,

Стал конем топтать да стал копьем колоть,

А й побил он эту силу всю великую.

Ён подъехал-то под славный под Чернигов-град.

Выходили мужички да тут черниговски

20 И отворяли-то ворота во Чернигов-град,

А й зовут его в Чернигов воеводою.

Говорит-то им Илья да таковы слова:

— Ай же, мужички да вы черниговски!

А нейду к вам во Чернигов воеводою.

25 Укажите мне дорожку прямоезжую,

Прямоезжую да в стольний Киев-град.

Говорили мужички ему черниговски:

— Ты удаленькой дородний добрый молодец,

Ай ты славныя бога́тырь святоруськии!

30 Прямоезжая дорожка заколодела,

Заколодела дорожка, замуравела,

А й по той ли по дорожке прямоезжою

Да й пехотою никто да не прохаживал,

На добром кони никто да не проезживал:

35 Как у той ли-то у Грязи-то у Черноей,

Да у той ли у березы у покляпыя,

Да у той ли речки у Смородины,

У того креста у Левонидова,

Си́ди Со́ловей-разбойник во сыром дубу,

40 Си́ди Со́ловей-разбойник Одихмантьев сын,

А то свищет Соловей до по-соло́вьему,

Ён крычит злодей разбойник по-звериному,

И от него ли-то от посвисту соловьяго,

И от него ли-то от покрику звериного,

45 То все травушки-мура́вы уплетаются,

Все лазуревы цветочки отсыпаются,

Темны лесушки к земли вси приклоняются,

А что есть людей, то вси мертвы лежат.

Прямоезжею дороженькой пятьсот есть верст,

50 А й окольноёй дорожкой цела тысяща.

Он спустил добра коня да й богатырского,

Он поехал-то дорожкой прямоезжею.

Ёго добрый конь да богатырскии

С горы на́ гору стал перескакивать,

55 С холмы на́ холму стал перемахивать,

Мелки реченки, озерка промеж ног спущал.

Подъезжает он ко речке по Смородинки,

Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей,

Да ко тою ко березы ко покляпыя,

60 К тому славному кресту ко Левонидову.

Засвистал-то Со́ловей да й по-соло́вьему,

Закричал злодей разбойник по-звериному,

Так все травушки-муравы уплеталися,

Да й лазуревы цветочки отсыпалися,

65 Темны лесушки к земле вси приклонилися,

Его доброй конь да богатырскии

А он на корзни́ да потыкается;

А й как старый-от казак да Илья Муромец

Берет плеточку шелковую в белу руку,

70 А он бил коня а по крутым ребрам;

Говорил-то он, Илья, да таковы слова:

— Ах ты волчья сыть да й травяной мешок!

Али ты итти не хошь, али нести не мошь?

Что ты на корзни́, собака, потыкаешься?

75 Не слыхал ли посвисту соловьяго,

Не слыхал ли покрику звериного,

Не видал ли ты ударов богатырскиих?

А й тут старыя казак да Илья Муромец

Да берет-то он свой ту́гой лук розрывчатый,

80 Во свои берет во белы он во ручушки,

Ён тетивочку шелковенку натягивал,

А он стрелочку каленую накладывал,

То он стрелил в то́го Со́ловья-разбойника,

Ёму выбил право око со косичею.

85 Ён спустил-то Со́ловья на сыру землю,

Пристянул его ко правому ко стремечки булатнему,

Ён повез его по славну по чисту́ полю,

Мимо гнездышко́ повез да Соловьиное.

Во том гнездышке да Соловьиноем

90 А случилось быть да и три дочери,

А й три дочери его любимыих;

Бо́льша дочка эта смотрит во окошечко косявчато,

Говорит ёна да таковы слова:

— Едет-то наш батюшко чисты́м полем,

95 А сидит-то на добро́м кони,

Да везет ён мужичищо-деревенщину,

Да у правого стремени прикована.

Поглядела его дру́га дочь любимая,

Говорила-то она да таковы слова:

100 — Едет батюшко роздольицем чисты́м полем

Да й везет он мужичища-деревенщину,

Да й ко правому ко стремени прикована.

Поглядела его меньша дочь любимая,

Говорила-то она да таковы слова:

105 — Едет мужичищо-деревенщина,

Да й сидит мужик он на добро́м кони,

Да й везет-то наша батюшка у стремени,

У булатнего у стремени прикована.

Ему выбито-то право око со косичею.

110 Говорила-то й она да таковы слова:

— Ай же, мужевья наши любимыи!

Вы берите-тко рогатины звериныи,

Да бежите-тко в роздольице чисто́ поле,

Да вы бейте мужичища-деревенщину.

115 Эти мужевья да их любимыи,

Зятевья-то есть да Соловьиныи,

Похватали как рогатины звериныи,

Да и бежали-то они да й во чисто́ поле

Ко тому ли к мужичищу-деревенщине,

120 Да хотят убить-то мужичища-деревенщину.

Говорит им Соловей-разбойник Одихмантьев сын:

— Ай же, зятевья мои любимыи,

Побросайте-тко рогатины звериныи,

Вы зовите мужика да деревенщину,

125 В сво́ё гнездышко зовите Соловьиное,

Да кормите его ествушкой сахарною,

Да вы пойте ёго питьицем медвяныим,

Да й дарите ёму да́ры драгоценные.

Эты зятевья да Соловьиныи

130 Побросали-то рогатины звериныи

А й зовут-то мужика да й деревенщину

Во то гнездышко да Соловьиное.

Да й мужик-от деревенщина не слушатся,

А он едет-то по славному чисту́ полю,

135 Прямоезжею дорожкой в стольнёй Киев-град.

Ён приехал-то во славный стольнёй Киев-град

А ко славному ко князю на широкой двор.

А й Владымир-князь он вышел со божьёй церквы,

Он пришел в полату белокаменну,

140 Во столовую свою во горенку,

Оны сели есть да пить да хлеба кушати,

Хлеба кушати да пообедати.

А й тут старыя казак да Илья Муромец

Становил коня да посерёд двора,

145 Сам идет он во полаты белокаменны,

Проходил он во столовую во горенку,

На́ пяту он дверь-ту поразмахивал,

Крест-от клал ён по-писа́ному,

Вел поклоны по-уче́ному,

150 На все на три на четыре на сторонки низко кланялся,

Самому князю́ Владымиру в особину,

Еще всим его князьям он подколенныим.

Тут Владымир-князь стал молодца выспрашивать:

— Ты скажи-тко, ты откулешной, дородний добрый мо́лодец,

155 Тобе как-то молодца да имене́м зовут,

Звеличают удала́го по отечеству?

Говорил-то старыя казак да Илья Муромец:

— Есть я с славнаго из города из Муромля,

Из того села да с Карачирова,

160 Есть я старыя казак да Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович!

Говорит ему Владымир таковы слова:

— Ай же, старыя казак да Илья Муромец,

Да й давно ли ты повыехал из Муромля

165 И которою дороженкой ты ехал в стольнёй Киев-град?

Говорил Илья он таковы слова:

— Ай ты славныя Владымир стольнё-киевской!

Я стоял заутрену христовскую во Муромли,

А й к обеденки поспеть хотел я в стольнёй Киев-град,

170 То моя дорожка призамешкалась;

А я ехал-то дорожкой прямоезжею,

Прямоезжею дороженкой я ехал мимо-то Чернигов-град,

Ехал мимо эту Грязь да мимо Черную,

Мимо славну реченку Смородину,

175 Мимо славную березу-то покляпую,

Мимо славный ехал Левонидов крест.

Говорил ёму Владымир таковы слова:

— Ай же, мужичищо-деревенщина,

Во глазах, мужик, да подлыгаешься,

180 Во глазах, мужик, да насмехаешься!

Как у славнаго у города Чернигова

Нагнано́ тут силы много-множество,

То пехотою никто да не прохаживал,

И на добром коне никто да не проезживал

185 Туды серый зверь да не прорыскивал,

Птица черный ворон не пролетывал;

А й у той ли-то у Грязи-то у Черноей,

Да у славноёй у речки у Смородины,

А й у той ли у березы у покляпою,

190 У того креста у Леванидова

Соловей сидит разбойник Одихмантьев сын,

То как свищет Со́ловей да по-соло́вьему,

Как кричит злодей разбойник по-звериному,

То все травушки-муравы уплетаются,

195 А лазуревы цветки прочь отсыпаются,

Темны лесушки к земли вси приклоняются,

А что есть людей, то вси мертво́ лежат.

Говорил ему Илья да таковы слова:

— Ты Владымир-князь да стольнё-киевской!

200 Соловей-разбойник на твоем двори,

Ему выбито ведь право око со косичею,

Й он ко стремени булатнему прикованной.

То Владымир-князь-от стольнё-киевской

Он скорешенько ставал да на резвы́ ножки,

205 Кунью шубоньку накинул на одно плечко́,

То он шапочку соболью на одно ушко,

Он выходит-то на свой-то на широкий двор

Посмотреть на Со́ловья-разбойника.

Говорил-то ведь Владымир-князь да таковы слова:

210 — Засвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему,

Закрычи-тко, собака, по-звериному.

Говорил-то Со́ловей ему разбойник Одихмантьев сын:

— Не у вас-то я сегодня, князь, обедаю,

А не вас-то я хочу да и послушати,

215 Я обедал-то у старого каза́ка Ильи Муромца,

Да его хочу-то я послушати.

Говорил-то как Владымир-князь да стольнё-киевский:

— Ай же, старыя казак ты Илья Муромец!

Прикажи-тко засвистать ты Со́ловью да й по-соло́вьему,

220 Прикажи-тко закрычать да по-звериному.

Говорил Илья да таковы слова:

— Ай же, Со́ловей-разбойник Одихмантьев сын!

Засвищи-тко ты во по́л-свисту соловьяго,

Закрычи-тко ты во по́л-крыку зверинаго.

225 Говорил-то ёму Со́ловей-разбойник Одихмантьев сын:

— Ай же, старыя казак ты Илья Муромец!

Мои раночки кровавы запечатались,

Да не ходят-то мои уста саха́рныи,

Не могу я засвистать да й по-соло́вьему,

230 Закрычать-то не могу я по-звериному.

А й вели-тко князю ты Владымиру

Налить чару мни да зелена́ вина,

Я повыпью-то как чару зелена́ вина,

Мои раночки кровавы порозо́йдутся,

235 Да й уста мои сахарни поросхо́дятся,

Да тогда я засвищу да по-соло́вьему,

Да тогда я закрычу да по-звериному.

Говорил Илья-тот князю он Владымиру:

— Ты Владымир-князь да стольнё-киевской!

240 Ты поди в свою столовую во горенку,

Наливай-ко чару зелена́ вина,

Ты не малую стопу да полтора ведра,

Подноси-тко к Со́ловью к разбойнику.

То Владымир-князь да стольнё-киевской

245 Он скоренько шел в столову свою горенку,

Наливал он чару зелена́ вина,

Да не малу он стопу да полтора ведра,

Разводил медами он стоялыма,

Приносил-то ён ко Со́ловью-розбойнику.

250 Соловей-розбойник Одихмантьев сын

Принял чарочку от князя он одной ручко́й,

Выпил чарочку-ту Соловей одны́м духо́м,

Засвистал как Соловей тут по-соло́вьему,

Закрычал разбойник по-звериному,

255 Маковки на теремах покри́вились,

А око́ленки во теремах рассыпались

От него, от посвисту соловьяго,

А что есть-то людюшок, так вси мертвы́ лежат;

А Владымир-князь-от стольнё-киевской

260 Куньей шубонькой он укрывается.

А й тут старой-от казак да Илья Муромец

Он скорешенько садился на добра коня,

А й он вез-то Соловья да во чисто́ поле,

Й он срубил ему да буйну голову.

265 Говорил Илья да таковы слова:

— Тоби полно-тко свистать да по-соло́вьему,

Тоби полно-тко крычать да по-звериному,

Тоби полно-тко слезить да отцей-ма́терей,

Тоби полно-тко вдовить да жен моло́дыих,

270 Тоби полно-тко спущать-то сиротать да малых детушок.

А тут Соловью ему и славу́ поют,

А й славу́ поют ему век по́ веку.

Выводил Илья Муромец добра коня

Из завозеньки из новыя,

Накладывал он потнички бумажные,

На потнички седелышко черкасское,

5 Клал обет на палицу боевую

И на саблю на острую,

На копье мурзалецкое,

Чтобы не увязывать до города до Киева,

До солнышка до Сеславьева.

10 И ставал в стременышко гольяшное,

И садился в седелышко черкасское.

Не ясен сокол в перелет летал,

Не белый кречет перепархивал,

Туто ехал удалой добрый молодец,

15 Старый казак Илья Муромец.

Он и едет ко городу ко Кидошу.

Над Кидошом-градом по грехам учинилося:

Подступала сила поганая.

Бил, топтал он силу поганую,

20 Бил, топтал трои суточки,

Не пиваючи, не едаючи,

Со добра коня не слезаючи.

И во том во городе во Кидоше

Выходили попы, отцы дьяконы,

25 Выносили образа и иконы святы,

И служили они службу молебную:

— То ли город наш бог защитил,

То ли ангел святой,

И выбил, вытоптал силу поганую?

30 И едет старый казак ко городу Кидошу,

И едет мимо той церкви соборныя,

И говорят попы, отцы дьяконы:

— Ой ты гой еси, удалой добрый молодец!

Садись за стол хлеб-соль кушати,

35 Ты скажи нам свою отчину.

Проговорил удалой добрый молодец:

— Я по поездке Юриш-Мариш-Шишмаретин,

По потехе Борис-королевич млад,

Не изволю я хлеб-соль кушати,

40 А скажите мне дорожку прямоезжую

Ко стольному городу ко Киеву,

Ко ласкову князю Владимиру,

Ко солнышку ко Сеславьеву.

И проговорят попы, отцы дьяконы:

45 — Ой ты гой еси, удалой добрый молодец!

Больша де дорожка прямоезжая

Прямо шла во стольный Киев-град,

Дак залег Соловей-разбойник,

Не пропущат ни конного, ни пешего.

50 Проговорил удалой добрый молодец:

— Мне туда и дорога-путь.

И подъе́зжает он к батюшке Днепру-реке.

Не случилось ни мостов, ни переездичков:

И зачал удалой добрый молодец дубье рвать,

55 Зачал он через Днепр-реку мост мостить,

Переезжат через Днепр-реку на ту сторону.

И заслышал Соловей, вор-разбойничек,

И заслышал за пятнадцать верст,

И летит навстречу добру молодцу;

60 И садился он на сырой дуб кряковистой,

И приклонялся сырой дуб ко сырой земле.

Засвистал Соловей по-соловьиному,

Зашипел Соловей по-змеиному,

Заревел Соловей по-звериному.

65 Под Ильею конь пал на́корач.

И выдергивал он шелыгу подорожную,

Стягал коня по тучны́м бедрам,

Сам, молодец, приговаривал:

— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!

70 Не слыхал ты свисту богатырского,

Не слыхал ты шипу змеиного,

Не слыхал ты реву звериного?

Тут конь под Ильей рассержается:

Он скакал выше лесу стоячего,

75 Ниже облака ходячего.

И брал старой свой тугой лук,

И брал из колчана калену стрелу,

И клал он на тетивку шелко́вую,

Стрелял Соловья, вора-разбойника,

80 Попадал ему в правый глаз.

И падает Соловей на сыру землю,

И приковал его ко стремену,

Ведет его по чисту́ полю,

И ведет его ко высоку терему.

85 У Соловья, вора-разбойника,

Дочь была сдогадлива:

Отворяла она воротички широкие,

На ворота клала сабельку острую,

Хотела срезать старому буйну голову:

90 — Ой ты гой еси, удалой добрый молодец!

Заезжай ко мне ты на широкий двор!

А старый казак был сдогадливой,

Берет он ее на чинжалище острое,

Бросат ее на сыру́ землю.

95 И едет добрый молодец чистым полем,

И видит он в поле девять молодцов,

Девять молодцов в кулачки бьются,

И сами говорят таковы слова:

— Вон батюшко едет, мужика ведет,

100 Наотворот того други́ говорят:

— Нет, мужик-от ведет нашего батюшка.

И едет старый мимо молодцов;

Они хочут похитить добра молодца.

Проговорит старый казак Илья Муромец:

105 — Закликни ты своих малых детей,

Не закликнешь — самого смерти предам.

Проговорит Соловей, вор-разбойник:

— Не троньте вы удала добра молодца;

У меня силушки не с вашу есть,

110 Да старый казак в горсти зажал,

Насыпайте вы тележки златокованны,

Насыпайте золота, серебра,

Везите во стольный Киев-град,

И везите на царев кабак,

115 Пойте вы добра молодца и чествуйте,

Чтобы он меня пустил в живности.

Едет Илья Муромец чистым полем

И видит опять девять сынов

Соловья, вора-разбойника,

120 В кулачки бьются.

Опять напирают на Илью Муромца.

Соловей им тут опять отказал:

— Вы не троньте стара казака,

Стара казака Илью Муромца,

125 Вы не троньте, лучше кланяйтесь.

Едет он опять чистым полем

И завидел опять девять сынов в кулачки бьются.

И те опять напирают на стара казака,

Стара казака Илью Муромца.

130 Проговорит Соловей, вор-разбойник:

— Не троньте вы молодца прямоезжего,

У меня силы не с ваше, да старый в горсти зажал.

И немного у него сынов — только двадцать семь.

И едет старой ко городу ко Киеву,

135 Ко ласковому князю Владимиру;

И едет на улицу на широкую,

Ко тому ко терему высокому,

Ко тому окошечку стекольчату.

Со добра коня старый соскакивал,

140 Ни к чему коня он не привязывал,

Никому коня он не приказывал,

Идет к воротичкам решетчатым,

И спросил он у ворот приворотников,

И спросил он у дверей придверников,

145 Отворял он двери помалешеньку.

И ступал он в палату потихошеньку,

Крест кладет по-писаному,

Поклон ведет по-ученому,

Кланятся на все стороны:

150 — Здравствуешь, ласковый Владимир-князь

И со душечкой со княгинею!

Князьям-боярам — на-особицу.

Говорит ласковый Владимир-князь:

— Добро пожаловать, удалой добрый молодец!

155 Ты скажи нам, добрый молодец, свою отчину.

— Ой ты гой еси, ласковый Владимир-князь!

Из того я города из Мурома,

Старый казак Илья Муромец.

Ехал я мимо Днепра-реки,

160 Очистил вам дорожку прямоезжую.

Злые бояре подмолчивые

Говорят таковы слова:

— Мужик ты, мужик, деревенщина,

Хвастаешь не былье́й своей,

165 Чужим именем называешься:

Где тебе похитить Соловья, вора-разбойника!

Тут старому за беду стало,

За великую досаду показалося,

Говорит он таковы слова:

170 — Гой еси ты, ласковый Владимир-князь!

Скрой ты оконенку стеклянную,

Посмотри на улицу на ши́року,

Стоит ли мой добрый конь?

Послушал его ласковый Владимир-князь,

175 Скрыл оконенку стеклянную,

Посмотрел на улицу на ши́року

И увидел, что стоит добрый конь

С Соловьем, вором-разбойником.

Тут старому за беду стало,

180 За великую досаду показалося,

Надевал он черну шляпу, вон пошел.

Тут ласковый Владимир-князь

Наливает чару зелена́ вина

И бежит скоро на красно́ крыльцо:

185 — Ой ты гой еси, удалый добрый молодец,

Хоть выпей ты чару зелена́ вина.

И проговорит старый казак Илья Муромец:

— Ах ты гой еси, батюшка Владимир-князь!

На приходе ты гостя не употчивал,

190 На походе ты гостя не учествуешь.

И зашел старый на царев кабак,

Пил-гулял трои суточки.

Проговорит ласковый Владимир-князь:

— Ой ты гой еси, мой верный клюшничек,

195 Ты поди, позови Илью Муромца

Ко ласкову князю Владимиру,

Позови ты его на почестный пир,

Позови ты его честнешенько,

И кланяйся ему низешенько.

200 Тут клюшничек не ослушался,

Зовет стара казака Илью Муромца:

— Пожалуйте, старый казак Илья Муромец,

И пожалуйте, тебя князь зовет,

Князь зовет да на почестный пир.

205 Тут старый не ослушался:

Надевает черну шляпу, вон идет,

Идет он на улицу на ши́року,

Ко тому ко терему высокому,

Отворят он двери помалешеньку,

210 Запират он двери потихошеньку,

Крест кладет старый по-писаному,

Поклон ведет по-ученому,

Кланяется на все стороны:

— Здравствуешь, ласковый Владимир-князь

215 Со душечкою со княгинею!

Князья, бояре, на-особицу!

Проговорит ласковый Владимир-князь:

— Добро жаловать, удалый добрый молодец,

Ты старый казак, Илья Муромец!

220 Ты садись-ко на лавочку булавую,

За один стол хлеб-соль кушати.

Наливает князь чару зелена́ вина,

Не малу чару — в полтора ведра,

Подает удалу добру молодцу.

225 Принимает молодец единой рукой,

Выпивает молодец единым духом.

Проговорит ласковый Владимир-князь:

— Гой еси ты, старой казак,

Ты старой казак Илья Муромец!

230 Приведи ты Соловья, вора-разбойника,

Во мой во высок терем,

В мою палату белокаменну,

Заставь посвистать по-соловьему,

Заставь пошипеть по-змеиному,

235 Заставь пореветь по-звериному.

Тут старый казак встал на ноги,

Идет на улицу на широкую,

Ко своему коню доброму,

Отвязыват Соловья, вора-разбойника,

240 От того стременышка гольяшного,

Ведет в палату белокаменну,

Заставляет свистать в полсвиста,

Пошипеть помалешеньку,

Пореветь потихошеньку.

245 Берет старый казак князя под пазуху,

Молоду княгиню под другу руку.

Зачал Соловей свистать по-соловьему;

Тут бояре оглушилися,

Падают они на кирпищат пол.

250 Стал унимать Соловья Илья Муромец.

Тут Соловей прирассе́рдился,

Хотел оглушить Илью Муромца, —

Все окошечки повылетели,

Новая палата вскрылася.

255 Тут старому за беду стало,

Сохватил он саблю острую

И ссек Соловью буйну голову.

А как перьвая была поездка Ильи Муромця

А из Мурома до Киева.

А как клал-то да промежь собой ведь заповедь

Межь заутреней поспеть к обедни воскресеньския.

5 А пошел-то он да на широкой двор,

А седлал, уздал своёго коня да лошадь добрую:

Шьто накладывал на спину лошадиную-ту войлучок,

А на войлучок накладывал седёлышко черкальскоё,

Вот зате́гивал-то он двенадцеть отужинок,

10 А застегивал-то он двенадцеть пряжочок;

’шше отужинки были шелко́выя,

А как пряжочки были́ да золоче́ныя,

А как шпёнышки были булатныя,

А того-то белого булата заморьского, —

15 Шьто не ради-то красы, да ради крепости,

Ради тех-то пришпехов богатырскиях.

Он приковывал-то палицю ко стремену булатному;

А как клал-то он к палици заповедь великую,

Шьтобы от Мурума до Киева-то палици-то не отковывать.

20 А как одевалсе доброй молодець да в платьё богатырськое,

А прошшалсе он с отцём да родной матушкой:

— Ты прошшай-ко-се, да мой родной батюшко!

Он ведь лёкко скакал да на добра́ коня.

А как видели тут молодца сряжаючись,

25 А не видели-то ёго поездки богатырския.

Он поехал из города из Мурома,

Из того же села да Карачаёва.

А как подъезжаёт к городу к Черни́-городу, —

Тут стоит-то под Черни-городом сила великая,

30 А хотят-то розбить, розорить-то город Чи́женец,

А божьи церквы хочут да под конюшни взеть.

А сидит-то старой на добро́м кони́ да призадумалсе:

— А шьто клал-то я собе-то заповедь великую,

Шьто от Мурома до Киева да палечи-ты не отковывать;

35 Как прости меня господь да в таковой вины!

Я не буду боле-то класть заповеди великия.

Отковал-то он ведь паличу тяжелою,

Он ведь постёгал коня да по крутым бедрам,

А заехал во ту силу великую;

40 А да вперед махнет, дак сделат улицей,

А назад махнет — дак переулками;

Коё бьет, больше конем всё мнет.

Он прибил, притоптал всю силу великую.

Говорят-то мужики черни́горци,

45 Они говорят да таковы речи:

— Уж как с нёба нам послал господь-от аньгела.

А други-ти: — Нет не аньгела господь послал,

А нам послал бог-то руського могучего бога́тыря.

А как стречают мужики-ти города Черни-города,

50 А стречеют, отпирают ёму воро́та городо́выя,

А стречеют, ёму низко кла́нетсе:

— А приди ты к нам хошь князём живи в Черни-городи, хошь боярином,

Хошь купцём у нас слови, гостем торговыма.

Мы ведь много даи́м тебе золотой казны несчётныя.

55 Говорит-то старой таковы речи:

— Не хочу-то у вас-то жить не князём, не боярином,

Не купцём, гостем торговым жа;

Мне ненадобно-то ваша золота казна несчётная:

Золотой казной мне ведь не откупитисе!

60 Тольке вы скажите в красен-от Киев-град дорожку прямоезжую:

Кольке времени ехать какой дорогою?

— Прямоезжой дорогой надоть ехать три месеця,

А окольною дорогой надоть ехать три́ года;

Заросла-то прямоезжая дорожка равно тридцеть лет,

65 Заросла-то она лесым темным жа;

А как есть на ей три заставушки великия:

А как перьва-та застава — ле́сы те́мныя,

А втора-та застава — грези че́рныя,

А как третья-та застава есть ведь реченька Смородинка,

70 А у той-то у речки есть калинов мост;

А тут есть-то, тут Соловьюшко живет Рохма́ньёвич;

А сидит-то Соловеюшко да на девети дубах,

А как ревет-то Соловеюшко да по-звериному,

А свистит Соловейко по-соловьиному,

75 А сидит-то собака, шипит он по-змеиному.

А не конному, не пешому проходу нет,

А не серому волку́ прорыску нет,

А не ясному соко́лу проле́ту нет.

— Ну, спасибо-те, мужики, за дорожку прямоезжую!

80 Он поехал по той дороге прямоезжою.

А как он приехал к лесу те́мному,

Соходил-то он да со добра́ коня,

А лево́й рукой-то он коня ведет,

А право́й рукой дубье рвет да ведь с ко́ринём,

85 С коринём рвет да ведь мост мостит:

Он проехал-то лесы те́мныя,

А проехал-то он да гре́зи че́рныя,

А доехал до той же речиньки Смородинки.

Как увидял ёго Соловьюшко Рахманьевич,

90 Зашипел-то Соловьюшко по-соловьиному,

Заревел-то Соловьюшко да по-звериному,

Как ведь зашипел он Соловьюшко по-змеиному;

Ише мать сыра земля да потрёсаласе,

А сыро́ дубье да пошаталосе;

95 Как потнулсе ёго конь, на колени пал

А от того от свисту соловьиного,

А от реву-ту он от звериного.

А как бил он коня да по крутым бедрам:

— Уж ты волчья пасть да травяной мешок!

100 Не слыхал ты разе свисту соловьиного,

Не слыхал ли ты реву звериного,

А не слыхал шипотку-ту всё змеиного?

А как брал-то он да свой розрывчат лук,

Натягал-то он тетивоньку шолко́вую,

105 А накладывал-то он стрелочку каленую,

Сам ко стрелочки да приговаривал:

— А лети, моя стрела, да по-под-не́бёса,

А не падай не на́ воду, не на́ землю, не в сы́рой дуб,

А пади-тко-се Соловьюшку во правой глаз.

110 А как полетела стрелочка да по-под-не́беса,

А как падала стрела не на́ воду, не на́ землю, не в сы́рой дуб,

Она падала стрелочка Соловьюшку во правой глаз.

А как падал Соловьюшко да на сыру́ землю́;

Подъезжал тут старая стариньшина да под Соловьюшка,

115 А приковывал-то Соловьюшка да за белы́ руки,

Подымал Соловьюшка да на добра́ коня,

А приковывал ёго ко стремену булатному,

А подымал он Соловьюшка-то на добра́ коня;

А поехали они ко городу ко Киеву.

120 А как мимо ехали Соловьево высокое подворьицё,

А высокое-то дворьицё, высок терем;

Как увидели Соловьюшка да ро́дны дочери,

А больша-то говорит: «Как батюшко-то едёт, мужика везет».

Да втора-то сёстра говорит: «То мужик-от едёт, везет батюшка».

125 А как едут они к Соловьюшку да к широку́ двору,

Да взяла ёго большая дочь да подворотину,

А хотела убить да Илью Муромця;

Подхватил-то стары́й казак да Илья Муромець да подворотину,

Ухватил-то ей да из белы́х-то рук;

130 Тут он хватил свое востро́ копье

А сколол-то его большую дочь.

Говорит Соловьюшко Рохманьевич:

— Уж вы гой еси, мои дочерья любимыя!

Не грубите, не гневите серьдца богатырьского;

135 Выкупайте мня да из неволюшки:

Насыпайте ёму три-то мисы красна золота,

А три-то мисы чиста се́ребра,

Насыпайте три-то мисы меди, всё коза́рочки.

А поехал он ко городу ко Киеву.

140 А не зашел-то он к Соловьюшку в высок терем.

А приехал в славной Киев-град,

Ко ласкову приехал князю на широкой двор,

Как ведь соходил-то со добра́ коня,

А вязал-то коня да середи двора,

145 Середи двора к дубову́ столбу да к золоту́ кольчу;

Как заходит на крылечико косисчато,

Со красна́ крыльця в полаты княженецькия;

А он крест-от кладет да по-писа́ному,

А поклон-эт ведет да по-уче́ному,

150 А как бьет челом-ту князю во рученьку во правую:

— Уж ты здраствуй, князь Владимер стольне-киевской!

— Уж ты здрастуй-то, дородней доброй молодець!

Я не знаю твоёго не имени, не отчины —

Величеть тебя по имени, называть по отечесьву.

155 А князям, боярам всё — во левую.

— Уж ты гой еси, дороднёй доброй молодець!

Ты садись-ко за ти столы окольния,

А за ти жа за скатерти за браныя,

А за кушанья за розноличния.

160 А как сел-то Илеюшка за столы за белоду́бовы.

Как-от пир идет наве́сели,

Красно-то соньчё идет на е́сени,

А как красно-то соньчё идет ко западу,

Ко западу идет, ко за́кату;

165 А как вси-то на пиру-ту сидят пьяны, веселы,

Пьяны, веселы сидят, хвастают:

А как всё богатой-от хвастат золотой казной,

Иной-от хвастат широки́м двором,

Как иной-от хвастаёт добры́м конем,

170 Сильн-ёт хвастат своей силою,

Умной-от-то хвастат родным батюшкой,

А разумной-от хвастат ро́дной матушкой,

А неразумной-от ведь хвастает родно́й сестрой,

А как глупой-от хвастат молодой жоной.

175 Как Владимер-то по гридни-то похаживат,

А белыма-ти ручками розмахиват,

А желты́ма-ти кудрями принатряхиват.

А как сам он говорил да таковы слова:

— Уж у мня вси-то на пиру пьяны, веселы,

180 Ишше вси у мня на честно́м хвастают,

А как приезжай-от гость сидит, нечи́м не хвастаёт.

Уж ты шьто жо, дороднёй молодець, нечи́м не хвастаёшь?

— А как чим-то я буду всё ведь хвастати?

Ише тим рази ведь я похвастаю —

185 Промежду заутринёй, обедней воскресеньския

Хотел-то я приехать из города из Мурома,

Из села-то приехать Карачеева.

А как ехал тут-то я путем-дорогою,

А стоит под городом Черни́-городом сила великая,

190 А великая сила, немалая,

Я тут побил ту силушку великую;

А приехал я ко городу Чернигороду

А спросить у мужиков города Черни-города,

А спросить про дорожку прямоезжую.

195 Указали мне дорожку прямоезжую, —

Ишше тридцеть лет по етой дорожочки не езжено;

Ишше было на ей три заставушки великия:

Как перьва-та застава были ле́сы те́мныя да гре́зы че́рныя;

Как приехал-то тут к двум заставушкам,

200 А сошел-то я со добра́ коня,

А лево́й рукой коня веду, право́й рукой ду́бьё рву,

А как ду́бьё-то рву да со всим с ко́ринём;

Как я проехал тут да гре́зи че́рныя да ле́сы те́мныя,

А приехал к третию́ заставушки,

205 Я приехал туто к речинки Смородинки.

А сидит-то Соловьюшко Рохманович,

Да сидит-то вор-собака на девети дубах:

Я его состре́лил с девети дубов.

Тут-то закричели князи, бо́яра:

210 — Уж ты гой еси, мужичонко приехал задле́ньшина ты, деревеньшина.

А как тут старо́му казаку за беду да показалосе:

— Уж вы гой еси, бояра кособрюхия!

А седит-то у меня Соловьюшко да на добро́м кони,

На добро́м кони, у князя середи двора,

215 А прикован у мня ко стремену булатному.

Говорил-то тут Владимер-князь:

— Уж ты гой еси, дороднёй доброй молодець!

Навеку́ я не видал Соловьюшка Рохманьёва,

Не слыхал я ёго свисткотку́ соловьиного,

220 А не слыхал-то я реву звериного,

А не слыхал-та я да шипотку́ змеиного.

А покажи-тко-се мне Соловьюшка Рохманьёва,

А заставь ёго свистеть, реветь да по-звериному,

Шипеть ёго да по-змеиному.

225 Пошли они да на красно́ крыльцё;

Выходили тут бояра кособрюхия

А смотрить, слушать реву соловьиного-змеиного.

А как говорит-то стары́й казак да Илья Муромець:

— Уж ты гой еси, Соловьюшко Рохманович!

230 Ты свисти-тко-се пол-свисту соловьиного,

А реви-тко-се пол-реву ты звериного,

Ты шипи-тко-се пол-шипотку всё змеиного.

А не послушал он да Ильи Муромця,

Засвистел-то он во весь свист-от соловьиныя,

235 Заревел во весь-то рев звериныя,

Как зашипел он во весь-то шипоток змеиныя.

Ише мать сыра земля да потрясаласе,

Полаты княженецьки зашаталисе,

А как у князя резвы ножки подломилисе,

240 Буйна голова с плеч да подкатиласе.

Захватил князя Илья Муромець во праву руку к себе под пазуху,

А кнегину захватил под руку-ту всё под левую;

А как дёржит-то их в охапочки.

Как бояра-ти испопадали да вси ведь замертво.

245 А как закрычал стары́й да зычним голосом:

— Уж ты гой еси, вор-розбойник Соловей Рохманьёвич!

Тебе полно реветь да по-звериному,

Перестань свистеть по-соловьиному,

Перестань шипеть да по-змеиному.

250 А как тут бояришка поверили, забое́лисе.

А как соходил стары́й со красна́ крыльця,

А отковывал от стремена булатныя,

А отсек Соловьюшку-ту буйну голову.

А как Соловьюшку у князя на двори да смерть кончаласе.

А ехал ста́рой по чисту́ полю́,

А по тому де раздольицку широкому,

А наехал ле ста́рой на росстаньюшки,

А наехал ле ста́рой на широкия,

5 А подписана доска ли есть исподрезана,

А поставлены буквы да позолочены:

«А во перву́ ле дорожецьку — быть богатому,

А во втору́ е дорожку — быть женатому,

А во третью́ дорожку — живому не быть».

10 А подумал ле старый во своёй башке́:

— А на што мне-ка ле старому быти богатому,

А на што мне старому быть женатому?

А я поеду то ли по дорожки — да живому мне-ка не быть.

А садился на коня, на коня да скоро-на́скоро,

15 А бьет-то коня по тучны́м ребра́м,

А под им карюшка россержаетця,

Да от земли-матушки отделяетця.

А наезжаёт ле старый да на станичничков,

А наезжаёт ле старый да-ко на разбойничков,

20 А хотят ле старого да бити ноне грабити,

А хотят и ле старого да розлучити с конем.

А говорил лишь старой да таковы́ слова:

— А бити ле вам старого вам не́ за шьто,

А взяти лё у старого не́чего,

25 А есть и ле у старого кунья́ шуба́,

А сто́ит шубочка восемьсот рублей,

А пуговок и ле на ей да на́ три тысечи.

А пуще станичницьки россержаютца,

А на старого крепче да поднимаютца.

30 А хотят и ле старого да бити нонь да грабити,

А хотят и то старого да розлучити с коне́м,

А говорил и еще старый да таковы́ слова:

— А бити ли вам стараго вам не за што,

А взяти-то у старого вам нечего.

35 А есть-то у старого как до́брой конь,

А доброму ле конецку цены как нет,

А потому-то конь вздымаетце,

А высокие горушки перескакиват,

А мелкие речки промеж ног берет.

40 А пуще станичники россержаютца,

А на старого крепче да подымаютца,

А хотят и ле старого бить да нонь грабити,

А хотят и то старого да розлучить с конем.

А говорил ище старый во третьий нако́н:

45 — А есть у стараго ту́гой лук,

А есть еще у старого десеть стрелочёк.

А говорил ище старый да таковы́ слова:

— А старому смерть страшны́м-страшно́,

Страшны́м-страшно́, смешным-смешно́.

50 А у кого у вас ле есть дети малые,

У кого у вас ле есть да моло́дые жоны́?

А закричал старый во всю голову,

А натягивал правой ту́гой лук,

А накладывал стрелочку заколе́ную,

55 А спустил стрелочку о сыру́ землю́.

А е́та стрелочка извивается,

А засыпал их желты́м песком,

А закладывал сыро́й землей кре́пко-на́крепко.

А испугалися станичнички-разбойнички,

60 А пали разбойнички на ко́лени:

— Ой ты гой еси, Ильюша Муромец,

А не губи нас да недобрых людей,

А ты оставь нас при живности,

А оставь нас ты хоть на се́мена.

65 Бери сколько надо золотой казны,

А бери-ка цве́тное платьице,

А бери добры́х коней сколько надобно.

А говорил и ле старой да таковы́ слова:

— А кабы брал я да ле нонь золотой казны —

70 А копали как мне бы погребы глубокия,

А кабы брал я да цве́тно платьице —

А везли ле бы во́зы великия,

А как брал бы я да всё добры́х коней —

Да гнали бы за мной да табунами же.

75 Да садился на добра коня,

Да засверкала его сабля нонь вострая,

А косил их скоро-на́скоро,

Да убил всех разбойницьков-станичницьков,

Да очистил дорожку прямоезжую.

80 А поехал старый нонь в передний путь,

Да наехал на розбойника Рахматьича.

А сидит розбойник на семи столбах,

На семи столбах да на семи дубах.

А засвистел Соловей по-соловьиному,

85 А закричал Соловей по-звериному,

А у старого-то конь на колени пал,

От того от свисту богатырского.

А натягивал старой правой рукой ту́гой лук,

А клал стрелочку раскале́ную,

90 А спускал прямо в правой глаз,

А попал Соловья прямо в правой глаз,

А и пал Соловей да на сыру́ землю́.

А подскочил Ильюша скоро-на́скоро,

А схватил он Соловья-ка разбойника,

95 А схватил он Соловья на добра́ коня,

А пристегнул Соловья к седе́лку черкаському.

А говорил Соловей да таковы́ слова:

— Да поедем, удалой доброй молодец,

А поедем ко мне на широкий двор,

100 А поедем ко мне да во гринюшки,

Да хлеба-соли исть, пива с медом пить!

А поехал старой скоро-на́скоро,

А увидела да жена да нонь в окошечко:

А едет Соловей да нонь Рахматович,

105 А везет Соловей удалого мо́лодца.

А взгленули нонь детушки в окошечко:

— Да не Соловей везет нынче, да Соловья везут.

— А отворяйте ворота нонь да крепко-на́крепко,

А встречайте удалого доброго мо́лодца,

110 А пойте-кормите нонь удалого!

А была дочь нонь поле́ница:

— Я встречу его под подворотницей,

А не малая подворотница — в сорок пуд,

А убью удалого крепко-на́крепко.

115 А подъехал он к широку́ двору́,

А загляну́л в подворотницу — стоит она,

Заколол палени́цу да приудалую.

А поехал старый да в передний путь,

А подъезжал к стольнему Киев-граду,

120 А ко тому ли князю ко Владимиру,

Да заезжал ко князю на широкий двор.

А то был день воскресеньской же,

А собралась беседа да веселая,

А наезжали купцы люди торговые,

125 А сидят здесь богатыри все уда́лые.

А входит удалый в светлые гринюшки,

А поклонился старый во все стороны,

Князю Владимиру на-осо́бицу.

А садят как гостя да за дубовой стол,

130 А подносят кушанья саха́рные,

А наливают братыночку зелена́ вина,

А подносят старому кре́пко-на́крепко.

А берет старый едино́й рукой,

А пьет старый едины́м духо́м,

135 А заговорило у старого ретиво́ серьцё́.

А говорят-то старому таковы́ слова:

— А ты откудь, удалый добрый молодец?

А какой ехал дорожкой да окольноей,

А окольней ехал ли прямоезжоей?

140 — А я ехал дорожкой прямоезжоей,

А залегла та дорожка да нонеча тридцать лет.

А не поверили ему да усмехнулисе:

— Во очах детинушка да завирается,

А пустяками детина да похваляется:

145 Да заросла та дорожка нонь тридцать лет,

А птица на ней не проле́тывала,

А удалой добрый молодец не проезживал,

А заросла та дорожка Соловьем в тридцать лет,

А Соловьем да всё Рохматовичем,

150 А заросла та дорожка разбойницьками,

Разбойницьками-станичницьками.

— Если хо́чите знать — да Соловей у меня,

А Соловей да у меня сидит на добро́м коне.

Они приказали:

155 — Притащи-ка Соловья сюда в гринюшки светлые,

Тогда и поверим.

Старый скочил скоро-на́скоро,

Побежал за Соловьем на широкой двор,

Принес Соловья-то разбойницька.

160 Все скочили здесь да ужа́хнулися

Принимают гостя дорогого,

Жалуют, значит, гостя цветным платьицем,

Дарят золотой казной.

— Прикажи-ка Соловью нам песню спеть,

165 Засвистеть в полу́свиста.

Поставил князя с княгиной наперед в середку

Закрыл их полой по ту и другу сторону,

Приказал Соловью запеть в полу́свиста.

Запел Соловей в полу́свиста,

170 Розвел Соловей во весь свист

Все пали бояре кособрюхие на пол

Хватил-то старый Соловья да Рохматовича,

Вытащил старый на широкой двор

Разорвал его крылья-пёрушки

175 Рассвистал по чисту́ полю.

Тут старому низко кланяютца,

Сделали старому великолепный пир,

Тут старого стали жаловать:

— Живи-ко, старый, в стольнем Киев-граде,

180 Положим тебе жалованье не малое.

Он тут уж остался в услуженье.

А во сла́вноём во ри́мыскоём царьсви,

А во той ли деревне Карачарове,

У чесных у славныих родителей, у матери

Был споро́жен тут сын Илья Иванович,

5 А по прозванью он был славной Муромець.

А не имел Илья во ногах хоженьиця,

А во руках не имел Илья владеньиця;

Тридцать лет его было веку долгого.

Во етоё во летушко во красное

10 А уходила родная матушка да батюшко

А на ту ли да на работку на тяжелую,

А оставался Илья да единешенек.

А сидит-то Илья, да Илья Муромець;

А приходили ко Ильи да три старчика:

15 — А уж ты стань, Илья, да Илья Муромець,

А ты напой-ка нас, да голоднешеньких,

А ты накорми-ко нас да сытешенько!

Ай говорил Илья да таковы слова:

— А накормил бы вас да сытешенько,

20 А напоил бы вас да пьянешенько,

А тридцать лет веку долгого

А у меня нету в ногах ли хожденьиця,

А во руках у меня нету ли влаженьиця.

А говорили ли старци прохожии:

25 — А уж ты стань, Илья, да Илья Муромець!

А ты стань-ко, напои да накорми нас ты, жаждущих.

А отвечал Илья да таковы слова:

— А уж я рад бы стать на белы́ ноги́, —

А у меня ноги есь, руки есь, —

30 А у меня ноженьки не владеют ли,

А у меня руценьки да не владеют ли,

А в тре́тьёй након говорили ему старци ли:

— А уж ты стань, Илья, да Илья Муромець!

А во ногах есь хожде́ньицё,

35 А во руках есь у тя влаже́ньицё.

А тут ли стал Илья да на резвы́ ноги́,

А крестил глаза на икону святых оцей:

— А слава да слава, слава господу!

А дал господь-бог мни хоже́ньицё,

40 А дал господь ми в руках ли влаже́ньицё.

А опустился ён во подвалы глу́боки,

А принес ли он цяру полную:

— А вы пейте-ко, стар(и)ци прохожии!

А ёны́ попили стар(и)ци прохожии:

45 А сходи-ко ты, Илья, в погреба славны глубокии,

А принеси-ко ты цярушку полнешеньку,

А ты выпьешь сам на здра́виё!

А ён принес ли цяру полнешеньку:

— А ты пей-ко ли, Илья, да на здоро́вьицё,

50 А ты кушай-ко, Илья, да на сибе ли ты!

А ён выпил ли цярушку полную.

А спросили его стар(и)ци прохожии:

— А уже что же ты, Ильюша, в сибе чувствуешь?

— А я цюствую ли силу великую:

55 А кабы было колецько во сырой земли́,

А повернул ли земёлышку на ребрышко.

Ай говорили тут старцы таковы слова:

— А ты поди-ко в погреба славны глубокии,

А налей-ко ты цярушку полнешеньку!

60 А принес ён цяру полнешеньку.

— Ай уж выпей-ко цяру единёшенёк!

А уж выпил ён цяру единёшенёк.

— А топере, Илья, что ты цюствуешь?

— А нунь у меня силушка ли спа́ла ли,

65 А с(ы)па́ла у мя сила в половинушки.

Ай говорили стар(и)цы прохожии:

— А ведь и живи, Илья, да будешь воином!

А на зимли тибе ведь смерть буде не писана,

А во боях тибе ведь смерть буде не писана!

70 А благословили ёны́ да Илью Муромца,

А распростились с Ильей да пошли ёны́.

А Илья как стал владеть рукамы, ножкамы,

А в избушки ли сидеть ему тоскливо ли, —

Ай ён пошел на ты поля-луга зеленыи,

75 А где его были родители сердецьнии.

А пришел ён ко славной Непры́-реки́:

— Бог вам помощь, родная матушка,

А бог ти помощь, родной батюшко!

А ёны́ да тут да удивилисе,

80 А ёны́ да тут да ужахнулисе:

— А уж ты, цядо, цядо милое,

А слава, слава да слава господу,

А господь-бог ти дал хожденьице,

А господь ти дал в руках влажденьице!

85 А ён и налез ли ду́быки подергивать,

А во Непру́-реку стал покидывать,

А накидал Непру́-реку́ дубов ли он,

А вода в реки худо побежала.

А говорили тут отець с матушкой:

90 — Ай же ты, мое цядо милое,

Ай господь ти бог дал си́лу великую!

А живи как ты да поскромнешеньку,

А не давай ретиву́ серьцю волюшки!

А пришли ли оны во дере́веньку;

95 А говорил ли Илья да отцю-матушке:

— А уж ты, батюшко да и матушка,

А вы давайте-ко благослове́ньицё,

А вы дайте-ко вы проще́ньицё

А мне-ка съездить во Киев-град

100 А ко солнышку ко князю ко Владимиру,

А во тыи мне во церкви богомольныи,

А помолитьсе-ко той ли богородици!

А отець и мать-то его уговаривать:

— А уж ты, цядо, цядо да цядо милое,

105 А мы только видели свету, свету белого,

А мы не видели свету це́лу по́лвеку.

Ай говорил Илья да таковы слова:

— А уж вы, мои сердецьные родители,

А уж дайте мне да благослове́ньицё,

110 А уж вы дайте мне-ка покоре́ньицё!

Говорила тут родна матушка:

— А уж поедешь ты ли, цядо нашо милое,

А ты во славнои да во Киёв-град,

А не кровав сабли кровавоей,

115 А не сироти-ко ты ли ты да малых детушек,

А не бесчести-ко ты да молоды́их жон!

Ай выводил он утром ранешенько

А своего коня-то, коня сизобурого

А на тую ли он денку[1] на ранную:

120 — А уж ты, Сивушко мой да белогривушко,

А ты котайсе-ко на роске на ра́нноёй,

Чтобы шерсть-та у тя сменяласе,

Чтобы силушка в тебе прибавляласе,

И ты служи-ко до́бру мо́лодцу

125 А на цисто́м поли разъезживать,

А церез стеноцьки городо́выи перескакивать!

А тут Илюшенка да справляитсе,

А он во путь снаряжаитсе:

— Ах вы, мужицьки церниговски,

130 А где дорожка-то есь прямоезжая?

— А уж ты, славной наш и молодой ли ты,

А молодой Илья, да Илья Муромець!

А тридцать лет, как дороги прямоезжей нет:

А сидит там Соловей-то Рахма́новиць,

135 А его гнездо да на семи дубах,

А на семи дубах да на семи верстах.

А что ль удалыих добрых молодцев не ездило,

А никакой оттуль не возвращаетсе.

А тут поехал Илья по дорожки прямоезжией;

140 А рукой коня ведет, другой мостит дубовые

А все ли ты мостики каленые,

А и́де всё вперед, вперед двигаетсе.

А под(ы)жал тут Илья Муромець

А ко тем мужицькам-карачаецям;

145 А ёны́ каютсе все да причащаютсе:

— Ай же вы, мужицьки да карачаевци,

Вы цего вы нуньче не чули́каетесь,

А чего же каетесь-причащаетесь?

— Ай заезжий славной мо́лодець!

150 Хоть приехал поганое Индо́лищо

А со своею силою великою:

А у его силы сорок тысяцей.

А он кругом вобъехал стенки городо́воёй,

А у нас некому с им да заборо́нитьсе,

155 А у нас некому с им да подратисе.

Ай говорил Илья таковы слова:

— А не велела мне да ро́дна матушка

А кровавить ли сабли ли во́строёй,

А не сиротать мне-ка малых детушек, —

160 А быти мне-ка посиротать малых детушек,

А быти мне-ка — молоды́их жен.

А ведь надо постояти за веру верную,

А за тыи ли за церквы за соборныи!

А тут взял ён, сел ён на добра́ коня,

165 А поезжал к шатру да белополо́тняну.

А с(ы)пит тут прокля́тоё Удо́лище.

А говорил ён таковы слова:

— А уж ты стань, проснись, да что ты есь такой!

А ён спустил коня ко пшенице белояровой,

170 А конь пришел отпихал ёго́.

А пошел ли конь по цисту́ полю́.

А тут стал и проклятоей Индо́лищо:

— А уж ты, малый же [с]комаро́шина,

А у шатра ты распоря́дися,

175 А я сейчас, как стану, тебе вот покажу дружбу́!

А и говорил Илья да таковы слова:

— А не изыман сокол, не тереби его,

А не изыман, так не лови его!

А ён стал ли ён на резвы́ ноги́, —

180 А у его ли да голова, да как котел большой,

А меж глазами будто пивные бутылочки.

А говорил ли ён да скоморошини:

— А какой же ты поединщик мне?

Как ты́, на́ руку кладу да другой прижму —

185 Да с тибя ведь и блин ы тут!

Ой говорил Илья да таковы слова:

— А не тереби-ко да впереди себя,

А заседлывай-ко ты добра́ коня,

А мы пойдем с тобой да на цисто́ полё,

190 А ведь тут мы силушку узна́ём ли!

А тут сед(ы)лал коня́, да ко́ня доброго,

А садилеся они да на добры́х коней,

А разъезжали да на т(ы)ри версты,

А на три версты, на три поприща.

195 Поразъехались да до́бры мо́лодци.

Как ударил его да в голову, —

А раскокалась голова да у Удо́лища;

А тут ён и пал со добра́ коня,

А зафати́л Удо́лища ён за ноги.

200 А поехал по силушке помахивать,

А куды махнё — туда улушка,

А перемахнёт — переу́лочёк.

А не прошло ли времени ли три́ цяса́, —

А в поле-то слова-голоса нет цёлови́цьего.

205 А подъезжал ён к мужицькям-карачаевцам:

— Ай вы, мужицьки-карачаевцы,

А вы живите-ко да нунь да со спокоюшком,

А вы скажите-ко дорожку да прямоезжую!

— Ах ты, доброй уда́лой, доброй мо́лодець,

210 А ведь нету т(ы)ридцать лет там;

А сидит ли Соловей-то Рахма́новиць,

А не пропус(и)тит прохожего,

А не пропус(и)тит ли проезжего,

А не проле́тят ни вол(о)ки,

215 А никаки з(и)вирья́ туды́ не про́скочат.

А тут поехал Илья той дорожкой прямоезжую;

А ён дубы на мосты мостит.

А подъезжал к гнезду да Соловьиному.

Ай замузга́л-застону́л во цело́й голо́с, —

220 А у Ильи ли конь да на колена пал:

Ай говорил Илья да таковы слова:

— А уж ты, волчья сыть да пеловой мешок,

А видно ты ли не бывал на бело́м, на белу́ свету́,

А не слыхал ты ры́кочки звери́ноёй,

225 А не слыхал ты ши́почки славной змеи́ноёй!

А говорил Илья да таковы слова:

— Ай ты ли, проклятое Индо́лище,

А ты повыстроил широко́хонькё,

А ты опустился у меня да понизехонько.

230 Ай натянул ён лук, стрелу кале́ную,

Ай ён спустил ему да [в] пра́во у́шко ли.

А вышла ли ему [в] глазушко, —

А слетел Соловей на сыру землю́.

Ай захватил Соловия ён за ноженьки,

235 А привязал ко стремени славной кони́ноёй,

А привез ён к жилищу Соловьиному.

А подъезжал ён к жилищу Соловьиному,

А его там глядит семья в окну́:

— А слава да слава, слава господу,

240 А наш-то батюшко идё, мужика везё!

А поглядела тут да ро́дна матушка:

— А вы, детушки да мои ро́дные,

А мужик-то идё да отця везё,

А везё отця да не по-путному.

245 А отворяйте-ко воротушка широкии,

А запускайте-ко гостя во славно́й тере́м!

Подъезжал ли ён ко гнезду да Соловьиному,

А ко воротам ко тым ко славныим, —

А выходила его стар(ы)шя́я тут дочь.

250 А отворила ворота широкии,

А поды́нула подворотенку тяжелую,

А хотела Илью ударить по буйно́й да головы́.

А Илью-то было ли смерть не писана:

— Ах ты, проклятая ты Индо́лищо,

255 Разве так гостей дожидают, Индо́лищо!

А разве так и да стретают ли?

А схватил Илья да за резвы́ ноги́,

Да бросил Илья да о кирпитцят пол, —

А голова у ней вся да развалиласе.

260 А ён зашел в гнездо да Соловьиное,

А Соловьиное в его богатоё.

А ён руку жмет, дак руку и вон,

А за́ ногу — нога и прочь,

А ён всих их прибил и приломил тут.

265 А опять садилсе да на добра́ коня,

А привязал Соловья ён ко стремёнушке,

А ён поехал тут да во Киев-град.

А под(ы)ехал ён ко с(ы)лавному ко князю ко Владимиру:

— А уж ты, солнышко князь да сто́льнё-киеськой,

270 А пригласи-ко ты меня да на поцестен пир!

— А уж пожалуй-ко, дятинушка-засельщинка,

А уж пожалуй-ко, молодчик-деревеньщинка!

А ты какого есь роду-племени?

— А я из города сла́вна из Мурома,

275 А с деревни есть с Карача́ёвой,

А я — названой сын Илья Муромець.

— А пожалуй-ко, заезжий доброй мо́лодець,

А во мои ли ты полаты белокаменны!

А ты каким нунь путем ехал, господь-то нес?

280 — А я ведь ехал ли дорожкой прямое́зжоёй,

А я ведь ехал ли дорожкой прямохо́жоёй.

— Тридцать лет ли дороженьки ведь не было:

А ведь там сидит Соловей да Рахма́новиць,

А ведь сидит ён да на дубах да на семи ён верстах.

285 — А уж ты, солнышко князь сто́льнё-ки́ёвской,

А поиди́м-ко, дак я тебе скажу

А про Соло́вьюшка да про Рахма́нова.

А поили, попили, покушали,

Ай говорил сол(ы)нушку князю сто́льнё-ки́ёському:

290 — Ай вести ли в палаты белокаменны

Ай этого проклятого Соло́вьюшку?

— А приведи в палаты белокаменны,

А покажи Соловья да ты Рахма́нова!

А приводили в палаты белокаменны.

295 Ай говорил и тут солнышко князь да сто́льнё-ки́ёськой:

— Ай уж ты, Соловей да й Рахма́новиць,

А ты сидил ли всё да супротивником,

А ты прибил ли сколько головушек безвинныих,

А ты бесчестил да и молодыих жон.

300 А попал ты, да Соловей, на до́бра мо́лодца,

А привез ли тебя да во Ки́ёв-град.

А засвищи-ко ты, а Соло́вьюшко!

— А ты не можешь мной распоряжатисе,

А не ты меня привез, не тебя слухать.

305 А хто привез, дак доложо́н того!

Ай говорил ту солнышко князь да сто́льнё-ки́ёськой:

— Ах ты, Илья, да Илья Муромець,

А ты вели-ко ему да замузгать ему во целой свист!

— А уж ты, солнышко князь сто́льнё-ки́ёськой,

310 А вы подвиньтесь ко мне да поблизехонько,

А зафацю я вас да коротехонько,

А прикажу ли я ёму да посвистать в по́лсвисту,

А прикажу ли да славно-то помозга́ть в по́лмозгу.

А говорил Илья да таковы слова́:

315 — А засвищи-ко ты, проклятое Индо́лищо,

А только в по́лмозгу да только по́лсвисту!

Ай засвистал тута ли ён в по́лсвисту,

Ай замызга́л да ён да в по́лмызгу,

А говорили — околенки посыпались,

320 А князь с княгиной — да раскаракою,

А Илья Муромець да поддярживат,

А тут и много ума лишилосе.

Ай говорил князь да таковы слова:

— А уж ты, добрый удалый мо́лодець,

325 А Илья ли ты с(ы)лавной ты Муромець,

А ты казни ёго, проклятого Удо́лища,

А чтобы не было па́мести,

А чтобы не шла про его слава великая.

А тут фатил Илья да за резвы́ ноги́,

330 А ударил ли его трупушку о корпитов пол, —

А разлетелось на дребезги;

А ён собрал его ли в кучу великую,

А ён наклал ли дров ли огня горюцего,

А сожгал его да на цисто́м поли́.

335 А ведь тут слава прошла, —

А Илью-то Муромця прославили.

Да из орды, Золотой земли,

Из тоя Могозеи богатыя,

Когда подымался злой Калин-царь,

Злой Калин-царь Калинович,

5 Ко стольному городу ко Киеву

Со своею силою с поганою.

Не дошед он до Киева за семь верст,

Становился Калин у быстра Непра.

Сбиралося с ним силы на сто верст,

10 Во все те четыре стороны.

Зачем мать сыра земля не погнется?

Зачем не расступится?

А от пару было от кониного

А и месяц, солнце померкнуло,

15 Не видеть луча света белого;

А от духу татарского

Не можно крещеным нам живым быть.

Садился Калин на ременчат стул,

Писал ярлыки скорописчаты

20 Ко стольному городу ко Киеву,

Ко ласкову князю Владимеру,

Что выбрал татарина выше всех:

А мерою тот татарин трех сажен,

Голова на татарине с пивной котел,

25 Которой котел сорока ведер,

Промеж плечами косая сажень.

От мудрости слово написано:

Что возмет Калин-царь стольной Киев-град,

А Владимера-князя в полон полонит,

30 Божьи церкви на дым пустит.

Дает тому татарину ерлыки скорописчаты,

И послал его в Киев на́скоро.

Садился татарин на добра́ коня,

Поехал ко городу ко Киеву,

35 Ко ласкову князю Владимеру.

А и будет он, татарин, в Киеве,

Середи двора княженецкого,

Скакал татарин с добра́ коня;

Не вяжет коня, не приказывает,

40 Бежит он в гридню во светлую,

А спасову образу не молится,

Владимеру-князю не кланется,

И в Киеве людей ничем зовет.

Бросал ерлыки на круглой стол

45 Перед великого князя Владимера.

Отшед татарин, слово выговорил:

— Владимер-князь стольной киевской!

А наскоре сдай ты нам Киев-град,

Без бою, без драки великие,

50 И без того кроволития напрасного.

Владимер-князь запечалился,

А наскоре ерлыки распечатывал

И просматривал,

Глядючи в ерлыки, заплакал, свет.

55 По грехам над князем учинилося:

Богатырей в Киеве не случилося,

А Калин-царь под стеною стоит;

А с Калином силы написано

Не много, не мало — на сто верст,

60 Во все четыре стороны.

Еще со Калином сорок царей со царевичем,

Сорок королей с королевичем,

Под всяким царем силы по три тмы, по три тысячи;

По праву руку его зять сидит,

65 А зятя зовут у него Сартаком;

А по леву руку сын сидит,

Сына зовут Лоншеком.

И то у них дело не окончено,

Татарин из Киева не выехал.

70 Втапоры Василей Пьяница

Збежал на башню на стрельную,

Берет он свой тугой лук разрывчатой,

Калену стрелу переную,

Наводил он трубками немецкими,

75 А где-то сидит злодей Калин-царь.

И тот-то Василей Пьяница

Стрелял он тут во Калина-царя;

Не попал во собаку Калина-царя,

Что попал он в зятя его Сартака:

80 Угодила стрела ему в правый глаз,

Ушиб его до смерти.

И тут Калину-царю за беду стало,

Что перву беду не уту́шили,

А другую беду они загре́зили,

85 Убили зятя любимого

С тоя башни со стрельныя.

Посылал другого татарина

Ко тому князю Владимеру,

Чтобы выдал того виноватого.

90 А мало время замешкавши,

С тое стороны полуденные,

Что ясной сокол в перелет летит,

Как белой кречет перепо́рхивает,

Бежит паленица удалая,

95 Старой козак Илья Муромец.

Приехал он во стольной Киев-град,

Середи двора княженецкого

Скочил Илья с добра́ коня,

Не вяжет коня, не приказывает,

100 Идет во гридню во светлую;

Он молится спасу со пречистою,

Бьет челом князю со княгинею,

И на все четыре стороны,

А сам Илья усмехается:

105 — Гой еси, сударь Владимер-князь!

Что у тебя за болван пришел?

Что за дурак неотесаной?

Владимир-князь стольной киевской

Подает ерлыки скорописчаты.

110 Принял Илья, сам прочитывал;

Говорил тут ему Владимер-князь:

— Гой еси, Илья Муромец!

Пособи мне думушку подумати,

Сдать ли мне, не сдать ли Киев-град,

115 Без бою мне, без драки великие,

Без того кроволития напрасного?

Говорит Илья таково слово:

— Владимер-князь стольной киевской!

Ни о чем ты, осударь, не печалуйся:

120 Боже-спас оборонит нас,

А не что, пречистой, и всех сохранит!

Насыпай ты мису чиста се́ребра,

Другую — красна золота,

Третью мису — скатного земчуга;

125 Поедем со мной ко Калину-царю,

Со своими честными подарками,

Тот татарин-дурак нас прямо доведет.

Наряжался князь тут поваром,

Замарался сажею котельною.

130 Поехали они ко Калину-царю,

А прямо их татарин в лагери ведет.

Приехал Илья ко Калину-царю

В его лагери татарские.

Скочил Илья с добра́ коня,

135 Калину-царю поклоняется,

Сам говорит таково слово:

— А и Калин-царь, злодей Калинович!

Прими наши дороги подарочки

От великого князя Владимера:

140 Перву мису чиста се́ребра,

Другу — красна золота,

Третью мису — скатного земчуга;

А дай ты нам сроку на три дни,

В Киеве нам приуправиться,

145 Отслужить обедни с панафидами,

Как-де служат по усопшим душам,

Друг с дружкой проститися.

Говорит тут Калин таково слово:

— Гой еси ты, Илья Муромец!

150 Выдайте вы нам виноватого,

Который стрелял с башни со стрельныя,

Убил моего зятя любимого!

Говорит ему Илья таково слово:

— А ты слушай, Калин-царь, повеленое:

155 Прими наши дороги подарочки

От великого князя Владимера.

Где нам искать такого человека и вам отдать?

И тут Калин принял золоту казну

Нечестно у него, сам прибранивает.

160 И тут Илье за беду стало,

Что не дал сроку на три дни и на три часа,

Говорил таково слово:

— Собака, проклятой ты Калин-царь!

Отойди с татарами от Киева:

165 Охота ли вам, собака, живым быть?

И тут Калину-царю за беду стало,

Велел татарам сохватать Илью;

Связали ему руки белые

Во крепки чембуры шелковые,

170 Втапоры Илье за беду стало,

Говорил таково слово:

— Собака, проклятый ты Калин-царь!

Отойди прочь с татарами от Киева:

Охота ли вам, собака, живым быть?

175 И тут Калину за беду стало

И плюет Илье во ясны очи:

— А русской люд всегды хвастлив,

Опутан весь, будто лысой бес,

Еще ли стоит передо мною, сам хвастает.

180 И тут Илье за беду стало,

За великую досаду показалося,

Что плюет Калин в ясны очи,

Скочил в полдрева стоячего,

Изорвал чембуры на могучих плечах.

185 Не допустят Илью до добра коня,

И до его-то до палицы тяжкия,

До медны литы в три тысячи.

Схватил Илья татарина за ноги,

Которой ездил во Киев-град,

190 И зачал татарином помахивати:

Куда ли махнет — тут и улицы лежат,

Куды отвернет — с переулками;

А сам татарину приговаривает:

— А и крепок татарин, не ломится,

195 А жиловат, собака, не изо́рвется.

И только Илья слово выговорил,

Оторвется глава его татарская,

Угодила та глава по силе вдоль,

И бьет их, ломит, вконец губит.

200 Достальные татара на побег пошли,

В болотах, в реках притонули все,

Оставили свои возы и лагери.

Воротился Илья он ко Калину-царю,

Схватил он Калина во белы руки,

205 Сам Калину приговаривает:

— Вас-то, царей, не бьют, не казнят,

Не бьют, не казнят и не вешают!

Согнет его корчагою,

Воздымал выше буйны головы своей,

210 Ударил его о горюч камень,

Расшиб его в крохи ........

Достальные татара на побег бегут,

Сами они заклинаются:

— Не дай бог нам бывать ко Киеву,

215 Не дай бог нам видать русских людей!

Неужто в Киеве все таковы,

Один человек всех татар прибил?

Пошел Илья Муромец

Искать своего товарища,

220 Того ли Василья Пьяницу Игнатьева;

И скоро нашел его на кружале петровскием;

Привел ко князю Владимеру.

А пьет Илья довольно зелена́ вина

С тем Васильем со Пьяницей,

225 И называет Илья того Пьяницу

Василья братом названыим.

То старина, то и деянье.

Из-за моря, моря синего,

Из-за синего моря, из-за Черного,

Подымался Батый-царь, сын Батыевич,

Со своим сыном, с Тарака́шком,

5 Со любимым зятем, со У́льюшком.

Собрал собака силы трех годов,

Силы трех годов и трех месяцев;

За сыном было силы сорок тысячей.

За зятем было силы сорок тысячей,

10 Одних было сорок царей, царевичей,

Сорок королей, королевичей.

Подошел собака под стольный Киев-град,

Сопущал собака якори булатные,

Выпущал шеймы шелко́выя,

15 Выметывал сходенки дубовыя,

Выходил на крут-красён бережок,

Раздернул бел-поло́тняный шатер,

Поставил в шатер дубовый стол,

Писал ярлыки скорописчаты,

20 Скрычал зычным голосом бога́тырским,

Созывал своих мурзо́в-бурзо́в, татаровей:

— Кто умеет говорить русским язы́ком, человеческим?

Кто бы съездил ко тому городу ко Киеву,

Ко ласкову князю ко Владимиру,

25 Отвез бы ему посольный лист, ярлык скорописчатый?

Поголовно молчат бурзы́-мурзы́, татаровя.

Закрычал он по второй након:

— Ой вы гой еси, мурзы́-бурзы́, татаровя!

Кто умеет говорить русским язы́ком, человеческим?

30 Кто бы съездил ко городу ко Киеву,

Ко ласкову князю ко Владимиру,

Отвез бы ему посольный лист, ярлык скорописчатый?

Тут выскочил бурза-мурза, татарович:

Стар, горбат, на перед покляп,

35 Синь кафтан, голубой карман,

Говорил сам таково слово:

— Уж ты гой еси, Батый-царь, сын Батыевич!

Умею я говорить русским язы́ком, человеческим,

Отвезу ему посольный лист, ярлык скорописчатый.

40 — Поезжай ты, бурза-мурза, татарович,

Поезжай не путем, не дорогою,

Через леса дремучие,

Через лузя́ дыбучие,

Поезжай ты ко Киеву,

45 Перескочи через стену городо́вую,

Через ту башню науго́льную,

Брось своего коня середь двора

Не привязана, не приказана,

Иди во гридни княженецкия,

50 Двери грудью на́ пяту бери,

Положь ярлык на ду́бов стол,

Оборотясь, приступи крепко, вон поди,

Приступи, чтоб спели светлые оконницы!

Видели, как мо́лодец коня седлал,

55 Двенадцать подпруг со подпругою натягал,

Не для басоты́ молодецкия, а для крепости богатырския.

Никто не видел поездочки богатырския;

Конь горы и долы промеж но́ги брал,

А маленькие речки хвостом устилал.

60 Приехал ко городу ко Киеву,

Перескочил через стену городо́вую,

Через те башни науго́льныя.

............

Положил ярлык на ду́бов стол,

Оборотясь, приступил толь крепко, сам вон пошел.

Говорили Добрыня Никитич с Алешей Поповичем:

— Ярлык, князь батюшко, не радостный:

Из-за моря, моря синего,

75 Из-за синего моря, из-за Черного,

Подымался Батый-царь, сын Батыевич,

Со своим сыном, с Таракашком,

Со любимым зятем, со Ульюшком.

Собрал собака силы трех годов,

80 Силы трех годов и трех месяцев;

За сыном было силы сорок тысячей,

За зятем было силы сорок тысячей,

Одних было сорок царей, царевичей,

Сорок королей, королевичей.

85 Подошел собака под стольный Киев-град,

Просит Батый у нас трех сильных, могучих богатырей:

Богатыря — старого казака Илейку Муромца,

Другого бога́тыря — Добрыню Никитича,

Третьего бога́тыря — Алешу Поповича.

90 Похваляется: «Дашь — не дашь, за боём возьму,

Сильных богатырей под меч склоню,

Князя со княгинею в полон возьму,

Божьи церкви на дым спущу,

Чудны иконы по пла́вь реки,

95 Добрых мо́лодцев полоню станицами,

Красный девушек плени́цами,

Добры́х коней табу́нами».

Надевал Владимир платье черное,

Черное платье, печальное,

100 Походил ко божьей церкви богу молитися;

В стрету идет нищая калика перехожая:

— Уж ты здравствуй, Владимир стольный киевский!

Ты зачем надел черное платье, печальное?

Что у вас во Киеве учинилося?

105 — Молчи, нищая калика перехожая,

Нехорошо у нас во Киеве учинилося:

Из-за моря, моря синего,

Из-за синего моря, из-за Черного,

Подымался Батый-царь, сын Батыевич,

110 Со своим сыном, с Таракашком,

Со любимым зятем, со Ульюшком.

Собрал собака силы трех годов,

Силы трех годов и трех месяцев;

За сыном было сорок тысячей,

115 За зятем было силы сорок тысячей,

Одних было сорок царей, царевичей,

Сорок королей, королевичей.

Подошел собака под стольный Киев-град,

Просит Батый у нас трех сильных, могучих бога́тырей;

120 Богатыря — старого казака Илейку Муромца,

Другого бога́тыря — Добрыню Никитича,

Третьего бога́тыря — Алешу Поповича.

Похваляется: «Дашь — не дашь, за боём возьму.

Сильных богатырей под меч склоню,

125 Князя со княгинею в полон возьму,

Божьи церкви на дым спущу,

Чудны иконы по пла́вь реки,

Добрых мо́лодцев полоню станицами,

Красных девушек плени́цами,

130 Добры́х коней табу́нами».

— Не зови меня нищей каликой перехожею,

Назови меня старым казаком Ильей Муромцем.

Бил челом Владимир до сырой земли:

— Уж ты здравствуй, стар казак Илья Муромец!

135 Постарайся за веру християнскую

Не для меня, князя Владимира,

Не для-ради княгини Апраксии,

Не для церквей и мона́стырей,

А для бедных вдов и малых детей!

140 Говорит стар казак Илья Муромец:

— Уж давно нам от Киева отказано,

Отказано от Киева двенадцать лет.

— Не для меня ради, князя Владимира,

Не для-ради княгини Апра́ксии,

145 А для бедных вдов и малых детей!

Проводил Владимир Илейка во гридни княженецкия,

Посылал его ко царю Батыю, сыну Батыевичу,

Брал Илейко с собою Алешу Поповича и Добрынюшку,

Брали они много злата-серебра,

150 Поезжали ко Батыю с подарками.

Увидали их бурзы́-мурзы́, татаровя,

Говорили сами таковы речи:

— Едет Владимир стольный киевский,

Везет нам Илейку во подарочки!

155 Подъезжает Владимир стольный киевский

Со старым казаком Ильей Муромцем

Ко Батыю-царю, сыну Батыевичу.

Подают ему они подарочки,

Сами просят сроку на три года,

160 На три года, на три месяца.

Дает Батый сроку только на три дня.

Наливает чару зелена́ вина,

Не велику чару — в полтора ведра,

Подавал чару князю Владимиру:

165 Принимал Владимир чашу в о́бе-ручь,

Прикушал из чаши с пивной стакан;

Подает чару Илье Муромцу:

Принимает он чару едино́й рукой,

Выпивает он чару на еди́ной дух;

170 Расходилися плечи могучия,

Раскипелося сердце богатырское:

— Ты прощай, Батый-царь Батыевич!

Отправлялися в путь-дороженьку

К своему ко граду стольну Киеву.

175 Говорил казак Илейко Муромец:

— Запирай, князь, ворота крепко-на́крепко,

Засыпай их желты́м песком, серым камешком;

Я поеду, добрый молодец, на Почай-реку,

Я поеду созывать сильных бога́тырей.

180 Приезжал он на Почай-реку,

На Почай-реке богатырей не наехал:

Поезжал Илейко на Дунай-реку,

Тут богатыри сидят во белом шатре:

— Поедемте, братцы, отстаивать Киев-град

185 Не для-ради князя Владимира,

Не для-ради княгини Апра́ксии,

А для бедных вдов и малых детей!

Добры молодцы собиралися,

Садилися по своим добры́м коням,

190 Поезжали братаны за Дунай-реку.

Подъезжают братаны ко Дунай-реке:

Первый скочил племянник Самсон Колыванович,

Скочивши погряз посередь реки.

Расскочился дядюшка Самсона Колывановича,

195 Вытянул племянника и с лошадью.

Все богатыри переехали.

Подъезжали ко граду стольну Киеву,

Метали жеребей промеж себя:

Кому из них ехать в руку правую,

200 Кому из них ехать в руку левую,

Кого поставить в середку силы, в ма́тицу,

Доставалася Самсону рука правая,

Никите с Алешей рука левая,

Илейке доставалась середка силы, ма́тица.

205 Бьются-рубятся двенадцать дней,

Не пиваючи, не едаючи,

Добрым коням вздоха не даваючи,

Поехали добры молодцы опочи́в держать;

Не поехал Илейко опочи́в держать.

210 Прого́ворил его добрый конь по-человечьему:

— Уж ты, стар казак Илья Муромец!

Есть у татар в поле накопаны рвы глубокия,

Понатыканы в них копья мурзамецкия,

Копья мурзамецкия, сабли вострыя;

215 Из первого подкопа я вылечу,

Из другого подкопа я выскочу,

А в третьем останемся ты и я!

Бил Илья коня по крутым ребрам:

— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!

220 Ты не хочешь служить за веру християнскую!

Пала лошадь во трете́й подкоп,

Остался Илейко во по́дкопе.

Набежали злые татаровья,

Оковали Илеюшку железами,

225 Ручными, ножными и заплечными,

Проводили ко Батыю Батыевичу.

Говорил ему Батый-царь, сын Батыевич:

— Уж ты гой еси, стар казак Илья Муромец!

Послужи мне-ка так же, как Владимиру,

230 Верою неизменною ровно три́ года́!

Отвечал стар казак Илья Муромец:

— Нет у меня с собой сабли вострыя,

Нет у меня копья мурзамецкого,

Нет у меня палицы боёвыя:

235 Послужил бы я по твоей по шее по татарския!

Говорил Батый-царь, сын Батыевич:

— Ой вы, слуги мои верные!

Вы ведите Илейку на широкий луг,

Вы стреляйте стрелами калеными!

240 То Илеюшке не поглянулося,

Говорил он таково слово:

— Ой ты гой еси, Батый-царь, сын Батыевич!

Ты так казни, как на Руси казнят бога́тырей.

У нас выведут на поле на Кули́ково,

245 Положат голову на плашку на липову,

По плеч отсекут буйну голову:

Не толь старику будет смерть страшна!

То Батыю слово показалося:

— Выводите его на поле Кули́ково,

250 Положите голову на плаху на липову,

По плеч срубите буйну голову!

Возмолится стар казак Илья Муромец

Тому угоднику божьему Николаю:

— Погибаю я за веру християнскую!

255 У Илейки силы вдвое прибыло;

Рвал он оковы железныя,

Хватал он поганого татарина,

Который покрепче, который на жиле не рвется,

Взял татарином помахивать:

260 В которую сторону махнет — улица.

Подбегает к Илеюшке добрый конь,

Садился он на добра коня,

Бил татар чуть не до единого.

Убирался Батый-царь с большими убытками,

265 С большими убытками, с малыми прибытками,

С малыми прибытками, со страмотою вечною,

На мелких судах, на па́возках.

Как Владимир-князь да стольне-киевский

С Ильей Муромцем да й порассорился,

Порассорился с коза́ком Ильей Муромцем,

Засадил коза́ка Илью Муромца

5 А на тыя ль на погребы глубокии,

А на тыя ль на ледники холодныи,

А за тыи за решетки за железныи,

А на тыя на ка́зени на смертныи.

Не на мало поры-времени — на три́ году,

10 На́ три году й на три месяца,

Чтобы не был жив дородний добрый молодец.

У ласкового князя у Владимира

А любимая была дочка одинакая,

Она видит — дело есть нехорошее:

15 Посади́ли дородня й добра молодца

А на тыя погребы глубокии,

А на тыи ль ледники холодныи,

А за тыи за решетки железныи,

А на тыя на ка́зени на смертныи,

20 Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три году й на три месяца,

А который бы дородний добрый молодец

Постоять бы мог за веру й за отечество,

Сохранить бы мог да й стольней Киев-град,

25 А сберечь бы мог бы церквы божии,

А сберечь бы мог князя́ Владимира.

Она сделала ключи поддельныи,

Положила люде́й да й потае́нныих,

А снесла о́на й ествушки саха́рныи,

30 Да й снесла о́на питьвица медьвяныи,

Да й перинушки-подушечки пуховыи,

А одьялышки снесла теплыи,

На себя она шубоньку ведь ю куньею,

Сапоженки на ноженки сафьянныи,

35 На головушку ша́пку соболиную,

В полону́ сидит дородний добрый молодец,

В полону́ сидит да й под обидою,

Он не старится да й лучше ставится.

А тут в ту ль пору, в тое ль времячко

40 Да й на тот на славный стольний Киев-град,

Воспылал собака ли царь Ка́лина.

Посылает он посла да й в стольней Киев-град,

Пословесно собака он наказывал,

Говорит-то й собака таковы слова:

45 — Поезжай-ка, мой посланник, в стольный Киев-град,

Заезжай-ка к князю й на широкий двор,

Станови коня ты богатырьского,

Выходи на матушку й сыру землю,

Ты й спускай коня на двор да й не привязывай,

50 Ты иди в палату белокаменну,

На пяту ты дверь да й поразмахивай,

Не за́пирай дверей в палату белокаменну,

Не снимай-ка кивера ты со головушки,

Не клади креста́ да й по-писа́нному,

55 Не веди поклонов по-ученому,

А ты князю Владимиру й не кланяйся,

Яго всем князьям да й подколенныим.

Положи-тка грамоту на зо́лот стол,

Пословесно князю выговаривай:

60 «Ты Владимир-князь да й стольне-киевский,

А очисти-тка ты улицы стрелецкии,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

А наставь-ка ты хмельни́х напиточёк,

Чтобы бочечка о бочечку й частехонько,

65 А частехонько были, близехонько,

Чтобы было б где стоя́ть собаке царю Ка́лине

Со своима й войсками со великима».

Тут поезжа́ет посланник в стольней Киев-град,

Он садился молодец да на добра́ коня,

70 Приезжал во славный стольней Киев-град,

Заезжал ко князю й на широкий двор,

Становил коня да й богатырьского,

Выходил на матушку й сыру́ землю́,

Он спускал коня во двор да й не привязывал,

75 Скоро шел в палату белокаменну,

На пяту он дверь да й поразмахивал,

Не запира́л дверей в палату белокаменну,

Не снимал он кивера да й со головушки,

Не кладет креста он по-писа́нному,

80 Не ведет поклонов по-уче́ному,

А он князю Владимиру й не кланялся,

Яго всем князьям да й подколенныим,

Положил он грамоту й на зо́лот стол,

Пословесно князю й выговаривал:

85 — Ты Владимир-князь да й стольне-киевский,

А очисти-тка ты улицы стрелецкии,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

А наставь-ка ты хмельни́х напиточёк,

Чтобы бочечка о бочечку й частехонько,

90 А частехонько было, близехонько,

Чтобы было б где стоять собаке царю Ка́лине

Со своима й войсками со великими

Тут Владимир-князь да й стольне-киевский

А садился князь Владимир на ременчат стул,

95 А писал он грамоту й посыльнию

А тому ль собаки царю Ка́лины,

А просил он строку поры-времени,

Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три го́ду и на три месяца:

100 — Ай же ты, собака ли царь Ка́лина

А дай-ка мни сроку поры-времени

Не на мало поры-времени — на три́ году,

Приочистить улицы стрелецкия,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

105 А наставить хмельны́х напиточек,

Чтобы бочечка о бочечку частехонько,

А частехонько были, близехонько,

Чтобы было б где стоять собаке царю Ка́лине,

Со своима й войсками со великима.

110 Подает он грамоту послу да й во белы́ руки,

Тут пошел посланник на широкий двор,

А садился посланник на добра́ коня,

Приезжал посланник к собаке царю Ка́лине,

Подавает он грамоту посыльнию

115 А тому ль собаке царю Ка́лины.

Етот собака ли царь Ка́лина

Прочитал он грамоту й посыльнию

От того ль от князя й от Владимира,

А дает он яму строку поры-времени,

120 Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три году й на́ три месяца —

Приочистить улицки стрелецкии,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

А наставить хмельны́х напиточек,

125 Чтобы бочечка о бочечку й частехонько

А частехонько были, близехонько,

Чтобы было б где стоять собаке царю Ка́лине

Со своима й войсками со великима.

Да й прошло тут времячки по год поры,

130 Да й прошло тут времени по два́ году,

Да й прошло тут времени по три́ году,

Ведь по три́ году й по́ три месяца.

Тут докла́дуют ко князю ко Владимиру:

— Ты Владимир-князь да й стольне-киевский,

135 Ты сидишь во тереме златом верьхи,

А ты ешь да й пьешь да й прохлаждаешься,

Над собой невзгодушки не ведаешь.

А ведь твой-то славный стольней Киев-град

В полону́ стоит да й под обидою, —

140 Обошла его литва поганая

А того ль собаки царя Ка́лины,

Он хочет черных мужичков твоих повырубить,

Хочет божья церквы все на дым спустить,

А тебя, князя́ Владимира, в полон-то взять

145 Со Опраксией да королевишной.

А в полон-то взять да й голову́ срубить.

Прикручинился Владимир, припечалился,

Он ходил по горенке столовоей,

Да й погуливал о столики дубовыи,

150 Да й рони́л Владимир горючи́ слезы.

Говорил Владимир таковы слова:

— А я глупость сделал князь да стольне-киевский —

Засадил дородня й добра молодца,

Старого коза́ка Илью Муромца

155 А на тыя погребы глубокии,

А на тыи ледники холодныи,

А за тыя ль решетки за железныи,

Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три году й на́ три месяца,

160 А который бы дородней добрый молодец

По́стоя́ть бы мог за веру й за отечество,

Сохранить бы мог наш Киев-град,

А сберечь бы мог он церквы божии,

Да й сберечь бы мог меня, князя́ Владимира.

165 Тут у славного у князя й у Владимира

А любима й была дочь одинакая,

Говорит она да й таковы слова:

— Ай же, батюшка да й ты Владимир-князь,

А прости-ка ты й меня в вины великоей,

170 А я сделала ключи поддельныи,

Положи́ла людей потае́нныих

На тыи погребы глубокии,

Да й снесли-та й ествушки саха́рнии.

Да й снесли-та й питьвица медьвяныи.

175 Да й перинушки-подушечки пуховыи,

Одеялушки снесли да й теплыи,

А сапоженки на ноженки сафьянныи,

На себя снесли да й кунью шубоньку,

А шапку на головушку й соболиную

180 А тому ль дородню добру молодцу,

Старому коза́ку Илье Муромцу.

Он есть жив бога́тырь святорусскии,

В полону́ сидит да й под обидою,

Он не старится да й лучше ставится.

185 Тут Владимир-князь да й стольне-киевский

А берет Владимир золоты ключи,

А идет на погребы й глубокии,

Отмыкает погребы глубокии,

Усмотрел он дородня добра молодца,

190 Старого коза́ка Илью Муромца.

На себе у него́ да й кунья шубонька,

А сапоженьки на ноженьках сафьянныи,

На головке шапка соболиная,

Да й перинушки-подушечки пуховыи,

195 А одьялышки да й еще теплыи,

Перед ним стоит ествушка саха́рнии,

Перед ним сто́ит питьвицо медвяныи,

В полону́ сидит бога́тырь святорусськии,

Он не старится, да й лучше ставится.

200 Тут Владимир-князь да й стольне-киевский,

Он берет ёго й за ручушки за белыи,

Да й за перстни брал да й за злаче́ныи,

Целова́л во уста́ да й во саха́рнии,

Да й повел его в палату белокаменну,

205 Приводил его в палату белокаменну.

Да й во горенку он во столовую,

Да й садил за столики дубовыи,

За тыи за скамеечки окольнии,

Да й кормил я́го ествушкой саха́рноей,

210 Да й поил я́го питьвицем медьвяныим,

Говорит Владимир таковы слова:

— Ай же, старый козак ты Илья Муромец,

Ты прости меня в вины великоей,

На меня ты, князя, ведь не гневайся,

215 А постой-ка ты за веру й за отечество,

Да й за тот за славный стольней Киев-град,

Да й за тыя ль за церквы да й за божии,

За меня, за князя за Владимира:

Наш ведь Киев-град да й в полону́ стоит,

220 В полону́ стоит да й под обидою —

Обошла ведь его литва поганая

А того ль собаки царя Ка́лины,

Хочет черных мужичков он всех повырубить,

Хочет божьия церквы все на дым спустить,

225 А меня, князя Владимира, в полон возьмет

Со Опраксией да й королевишной.

Так тут старый козак да Илья Муромец

Он поел тут ествушёк саха́рниих,

Да й попил тут питьвицов медьвяныих,

230 Выходил за столиков дубовыих,

Да й за тых скамеечек окольныих,

Выходил на славный на широкий двор,

Да й на тот на славный стольне Киев-град,

Он ходил-гулял по городу по Киеву,

235 Цельный день гулял с утра й до вечера,

Заходил в свою палату й белокаменну,

Да й во тую ль горенку столовую,

Он садился к столику дубовому,

А за тыи скамеечки окольныи,

240 Он поел тут ествушки саха́рноей,

Да й попил он питьвицов медьвяныих,

Спать ложился й на кроваточку тесовую,

Да й на тую ль на перинушку пуховую,

А поутрушку вставал ранёшенько,

245 Умывался он да до белёшенька,

Одевался он да й хорошёхонько,

Он одел одёжу драгоценную,

А снарядную одёжицу опальную,

Манишечки-рубашечки шелко́выи,

250 Да й берет свой ту́гой лук разрывчатой,

А набрал он много стрелочек каленыих,

А берет свою он саблю вострую,

Свое вострое копье да й муржамецкое,

Выходил мо́лодец тут на широкий двор,

255 Заходил он в конюшню во стоялую,

А берет тут молодец добра коня,

А берет коня за поводы шелко́выи,

Яго добрый конь да й богатырскии,

Не в приме́р лучше он выпоен да й выкормлен

260 У его ли паробка любимого.

Говорит тут старый козак Илья Муромец:

— Ай же, верный мой слуга ты неизменныи,

Я люблю тебя за то и жалую,

Что кормил, поил ты моего добра́ коня.

265 Он берет коня за поводы й шелко́выи,

Выводил коня да й на широкий двор,

Становил коня он посреди двора,

Стал добра ко́ня мо́лодец заседлывать,

Он заседлывал коня да й закольчуживал,

270 Сади́лся молоде́ц да й на добра́ коня,

Да й поехал молодец и с широка́ двора,

С широка́ двора в раздольице чисто́ полё,

Подъезжал ко рать-силы великоей.

Он вскочил на гору й на высокую,

275 Посмотрел на все четыре на сторонушки,

Он не мог на́смотре́ть конца́ й краю́ силы́ тата́рскоей.

А скрозь пару-та ведь лошадиного,

Да скрозь того пару человечьего

Да й не может пропекать да й красно солнышко,

280 Ото ржания да й лошадиного

А от покриков да й человечецких

Ужахается сердечко й молодецкое.

А тут старый козак Илья Муромец

Он спускался с той горы высокоей,

285 Он тут ехал по раздольицу й чисту́ полю

А об этую рать-силу́ великую.

А скочил на ету гору на высокую,

Посмотрел на все четыре на сторонушки,

Он не смог на́смотре́ть конца́ й краю́ силы́ татарскоей;

290 От того ли пару лошадиного,

Скрозь того пару человечьего

Не может пропекать да й красно солнышко.

Ото ржания да й лошадиного,

От покриков да й человечецких

295 Ужахается сердечко й молодецкое.

Старый козак Илья Муромец

Он спускался с той горы высокоей,

Он тут ехал по раздольицу й чисту́ полю,

А об эту рать-силу́ великую,

300 Да й скочил на гору й на высокую,

Посмотрел на все четыре й на сторонушки,

Посмотрел он в восточную сторонушку, —

А во той восточноей сторонушки,

Во славноем во раздольице чисто́м поли

305 Стоят добры кони богатырски

У того ль они да й у бела́ шатра,

Оны зоблют пшеницу белоярову.

Так тут старый козак да Илья Муромец

Он спускался с той горы высокоей

310 А поехал в восточную сторонушку

Ко тому он да й ко белу́ шатру.

Приезжал молодец тут ко белу́ шатру,

Становил коня он богатырского,

Выходил на матушку й сыру́ землю,

315 Принакинул ко́ню й поводы шелко́выи,

Он спустил коня к поло́тну белому.

Яго й добрый конь да й богатырски

Смелой грудью шел к поло́тну белому,

А все добрыя кони расскочилиси.

320 Говорит старый козак тут Илья Муромец:

— А ведь верно есть еще й во бело́м шатри

А мне-то есть еще божья́ помочь.

Тут старый козак Илья Муромец

Заходил тут он да й во бело́й шатер,

325 А во том во славном во бело́м шатри

А его крестовый еще й батюшка,

А Сампсон-то и есть да и Самойлович

Со своей дружинушкой хоро́броей,

Он садится хлеба-соли кушати.

330 Говорит Самсон да й таковы слова:

— Ай же, крестничек да ты любимый мой,

Старый козак да Илья Муромец,

А садись-ка с намы за единый стол,

А поешь-ка ествушки саха́рнеей,

335 Ты попей-ка питьвицов медьвяныих.

А тут старый козак да Илья Муромец

А садился молодец тут за единый стол,

Да й поел он ествушек саха́рниих,

Да й попил он питьвицов медьвяныих.

340 Тут удалыя дородни добры молодцы

А ложатся спать да й во бело́м шатри.

Говорит Илья тут таковы слова:

— Ай же ты, крестовый ты мой батюшка,

А Сампсон же ты да и Самойлович!

345 А вы вся дружинушка хоробрая,

Вот седлайте-тка ко́ней богатырьскиих,

Да й поедемтя в раздольице в чисто́ поле,

Постоимтя за веру й за отечество,

Сохранимте мы да й стольний Киев-град,

350 Сохранимте мы да й церквы божии,

Сберегёмте мы князя й Владимира.

Говорит тут Самсон еще й Самойлович:

— Ай же ты, любимыи мой крестничек,

Старый козак да Илья Муромец,

355 А не будем мы коней седлать,

Не поедем в раздольице й чисто́ полё

В поле биться, больно й раниться,

А на тыи на удары й на тяжелыи,

А на тыи ль побоища на смёртныи:

360 Много есть у князя й у Владимира,

Много есть господ да и бояринов,

Он их ко́рмит, пои́т, да он их жалуёт,

Ничего ведь мы от князя й не предвидели.

Так тут старый козак да Илья Муромец

365 Он ведь бьет челом еще-й на дру́гой раз,

Говорит тут молодец он таковы слова:

— Ай же ты, крестовый ты мой батюшка,

А Самсон же ты да и Самойлович,

А вы вся дружинушка хоробрая.

370 А седлайте-тка ко́ней богатырьскиих,

Да й поедемтя в раздольице в чисто́ поле,

Постоимтя за веру й за отечество,

Сохранимте мы да й стольний Киев-град,

Сохранимте мы да й церквы божии,

375 Сберегёмте мы князя й Владимира.

Говорит тут Самсон еще й Самойлович:

— Ай же ты, любимыи мой крестничек,

Старый козак да Илья Муромец,

А не будем мы коней седлать,

380 Не поедем в раздольице й чисто́ полё,

В поле биться, больно й раниться,

А на тыи на удары й на тяжелыи,

А на тыи ль побоища на смёртныи:

Много есть у князя й у Владимира,

385 Много есть господ да и бояринов,

Он их ко́рмит, пои́т да и жалуёт,

Ничего ведь мы от князя й не предвидели.

Старый козак да Илья Муромец

А он бьет челом еще й по третий раз,

390 Говорит молодец да й таковы слова:

— Ай же ты, крестовый мой батюшка,

А Самсон же ты да и Самойлович,

А седлай-тка ко́ней богатырьских,

Мы поедемте в раздольице чисто́ полё,

395 Постоимте за веру за отечество.

Сохранимте вы да й церквы божии,

Сберегёмте вы князя́ Владимира.

Так тут все молодцы́ на спокой легли.

А старый козак Илья да Муромец

400 Выходил молодец да из бела́ шатра,

Да й садился молодец тут на добра́ коня,

А выехал в раздольице й чисто́ полё

Да й ко той ли рать-силе ко великоей.

Подъезжал он ко рать-силе ко великоей,

405 Он просил себе тут бога на́ помочь,

Да й пречистую пресвятую богородицу,

Препускал коня он богатырьского

На етую на рать-силу великую.

А он стал как силы с крайчика потаптывать,

410 Как куда проедет — па́дёт улицмы,

Перевёрнется — дак переулкамы.

Яго добрый конь тут богатырьскии

Взлепетал язы́ком человечецким:

— Ай же, старый ты козак да Илья Муромец,

415 Напускаешь ты на рать-силу й великую,

А ведь сила есть тут очинь сильняя,

А ведь воины-то есть могучии,

Поляницы есть ведь разудалыи;

Есть три по́дкопа подко́паны глубокиих,

420 Я прогрязну в первы ямы-по́дкопы глубокии,

Я оттуда с по́дкопов повыскочу,

А тебя Илью й Муромца повыздыну;

Я прогрязну в други ямы-по́дкопы глубокии,

А я с дру́гих ям-то ведь повыскочу,

425 А тебя Илью Муромца й повыздыну;

Я й прогрязну в третьи ямы-по́дкопы глубокии,

Я ведь с третьих ям да как-нибудь повыскочу,

А тебя Ильи Муромца не выздыну.

Разгорелося сердце й у бога́тыря

430 А у старого ль коза́ка Ильи Муромца,

Говорит тут он да й таковы слова:

— Ах ты волчья сыть да й травяной мешок,

Ты оставить хочешь в ямах во глубокиих!

Он берет тут в руки плеточку шелко́вую,

435 Он тут бил коня да й по тучно́й бедры,

Перьвый раз он бил коня между ушей,

Дру́гой раз он между ноги между заднии,

А давал удары всё тяжелыи.

Яго й добрый конь тут богатырскии

440 По чисту́ полю он стал поскакивать,

Не в пример он зло поехал по чисту́ полю.

Он прогрязнул в перьвы ямы-по́дкопы глубокии,

А он с перьвых ям еще й повыскочил

Да й коза́ка Илью Муромца й повыздынул.

445 Он прогрязнул в други ямы-по́дкопы глубокии,

А он с дру́гих ям еще й повыскочил

Да й коза́ка Илью Муромца повыздынул.

Он прогрязнул в третьи ямы-по́дкопы глубокии,

С третьих ям конь еще й повыскочил,

450 А коза́ка Ильи Муромца й не выздынул,

Он свернулся с седелышка черкальского,

А упал в ямы-по́дкопы глубокии.

Не могли захватить коня й татарова.

Тут напа́дали татарова й поганыи

455 На того ль дородня добра молодца,

Да й сковали Ильи да й ножки резвыи,

Да й связали Ильи да ручки белыи,

Да й хотели срубить буйну й головушку.

Говорят тут татарова й поганыи:

460 — Не рубите-как ему буйно́й головушки,

Это есть бога́тырь святорусськии.

Вы сведемте его к собаки царю Ка́лину,

Что он знает — над ним дак то пусть и делаёт.

Повели тут дородня добра молодца

465 А к тому собаке царю Калину.

Приводили к собаке царю Калину

А вот оне да и во бел шатер.

Говорит собака ли царь Ка́лина:

— Ай же ты, стерьва й молодой щенок,

470 Напускаешь ты й на рать-силу великую,

А ведь сила есть тут очень сильняя,

Воины ведь есть могучии,

Поляницы есть ведь разудалыи,

Есть три по́дкопа подкопаны глубокии,

475 Ай же, старый ты козак да Илья Муромец,

Не служи-ка ты князю ведь Владимиру,

Ничего ведь вы от князя не предвидите,

А служи ты мне, собаке царю Ка́лины,

Положу я те́бе ествушку й саха́рнию,

480 Положу я те́бе питьвица медьвяныи,

Я дарить буду й да́ры драгоценныи.

Говорит собака ли царь Ка́лина:

— А раскуйте-ка Ильи вы ножки резвыи,

Развяжите-ка Ильи да ручки белыи.

485 Расковали Ильи да ножки резвыи,

Развязали Ильи да ручки белыи,

Старый козак тут Илья Муромец

А вставал мо́лодец на резвы́ ноги,

Говорит тут он да й таковы слова:

490 — Ай же ты, собака ли царь Ка́лина,

Не могу я служить тебе, собаке царю Ка́лины,

У меня сделаны за́поведи вели́кии,

Что служить мне князю-то Владимиру,

Сохранить мне надо стольний Киев-град,

495 Сберегать я й буду церквы божии,

Сохранять буду́ веру православную,

Сберегать буду́ князя́ Владимира.

Так тут старый козак Илья Муромец

Повернулся он тут в шатри белоем

500 Да й пошел в раздольице в чисто́ полё.

Говорит собака ли царь Ка́лина:

— Ай же, мои вы слуги верныи,

Вы скуйте-ка Ильи да й ножки резвыи,

Вы свяжитя Ильи да й ручки белыи.

505 Тут напа́дали татарова поганыи

На того ль коза́ка Илью Муромца,

А тут старый козак да Илья Муромец

Он схватил татарина как за ноги,

Он как стал татарином помахивать,

510 Он тут стал татар да й поколачивать,

А татары от него да й стали бегати.

А он бросил татарина тут в сторону

Да й пошел в раздольице й чисто́ полё.

Пригодились быть при себе свистки да й богатырскии,

515 Засвистал в свистки он богатырскии —

Яго добрый конь тут богатырски

Прибежал он из чиста́ поля

А со всею сбруей богатырскоей.

А тут старый козак да Илья Муромец

520 Он берет коня за поводы шелко́выи,

Садился молодец тут на добра́ коня,

Да й поехал по раздольицу й чисту́ полю.

Он вскочил на гору й на высокую,

Посмотрел в восточную сторонушку, —

525 А во той восточноей сторонушки

А стоят кони богатырски

У того ли они да й у бела́ шатра,

Они зоблют пшеницу белоярову.

Так тут старый козак да Илья Муромец

530 Выходил на матушку й сыру землю,

Скоро й ту́гой лук разрывчатой отсте́гивал

От правого ль стремечки булатнего,

Натянул тетивочку шелковую,

Наложил он стрелочку каленую,

535 Говорил Илья да й таковы слова:

— Ты просвистни, моя стрелочка й каленая,

А во славное раздольице чисто́ полё,

А пади-ка ты да й в етот бел шатер,

А ты выхвати крышку со бела́ шатра,

540 Да й пади Самсону на белы́ груди,

Выхвати цапеньку й немалую,

А немалую цапенку невреди́мую.

Да й спустил он тетивочку шелко́вую

А во ету стрелочку каленую.

545 Тут просви́стнула я́го стрелочка каленая

А во ето славныи во бело́й шатер,

Она й выхватила крышку со бела́ шатра,

Она пала Самсону на белы́ груди.

У того ль Самсона у бога́тыря

550 Пригодился быть да крест на вороти,

Крест на вороти да й ровно три́ пуда.

Пробудился он от звону от крестового,

Да й вскочил Самсон тут на резвы́ ноги,

Говорит Самсон тут таковы слова:

555 — Ай же, мои братьица крестовыи,

Вы бога́тыри да святорусскии,

Вы вставайте, братцы, на резвы́ ноги.

Да й седлайте ко́ней богатырскиих:

Прилетели нам гостинички-подарочки

560 От моего́ крестничка любимого,

А от старого коза́ка Ильи Муромца,

А его ведь стрелочка каленая

Выхватила крышку й со бела́ шатра,

А па́ла мне́ да й на белы́ груди.

565 Вы поедемтя в раздольице в чисто́ поле,

Постоимтя за веру за отечество,

Верно мало ему в поле можется,

Сохранимте мы да стольний Киев-град,

Сохранимте мы да й церквы божии,

570 Сберегёмте мы князя й Владимира.

Тут удалыя дородни добры молодцы

Оседлали ко́ней богатырскиих,

А садились на ко́ней богатырскиих,

А поехали в раздольице й чисто́ поле,

575 А ко етой ко рать-силе великоей.

А стары́й козак тут Илья Муромец

Он тут смотрит с горы высокоей,

А куда поедут ети двенадцать да й бога́тырей —

А ко рать ли силе ко великоей,

580 Аль во то́е во раздольице чисто́ полё.

Тут поехали двенадцать-та й бога́тырей

А ко той ли рать-силе да й великоей.

А тут старый козак да Илья Муромец

Он поехал наперелуч тринадцатый.

585 Оны съехались тут, поздоровались,

Становили добрых ко́ней богатырскиих,

Оны делали сговор между собой,

Как же им побить литва поганая.

Говорит старый козак да Илья Муромец:

590 — Ай же, мои братьица крестовыи,

Вы бога́тыри да святорусскии,

А ведь сила есть тут очень сильная,

А ведь воины тут есть могучии,

Поляни́цы тут есть разудалыи.

595 Есть три по́дкопа подкопаны глубокии.

Тут удалыи́ дородни добры молодцы

А просили себе да й бога на́ помочь,

Пречистую пресвятую богородицу.

Припускали до́брых ко́ней богатырскиих

600 А на етую на рать-силу великую,

Стали силы с крайчика й потаптывать.

А куда поедут — па́дёт улицмы,

Перевернётся — дак переулкамы.

Оны вытоптали силушку, повы́кололи,

605 А того ль собаку царя Ка́лину

А оне его да ведь и в пле́н брали́.

Говорят удалы добры молодцы:

— А отрубимтя собаке буйну й голову.

Говорит стары́й козак да Илья Муромец:

610 — Ай же, моя братьица крестовыи,

Вы бога́тыри да й святорусскии.

Не рубите ему бу́йноей головушки,

А свеземте яго да й во стольний Киев-град

А ко ласковому князю ко Владимиру,

615 Что он знает над ним, так то пусть делает.

Привозили тут собаку Калина

А во тот во стольний Киев-град

А ко ласковому князю ко Владимиру.

Говорят удалы добры молодцы:

620 — Ты Владимир да й князь стольне-киевский.

Привезли тиби царя Ка́лину,

Что ты знаешь над ним, да то и сделаешь,

А яго мы рать-силу великую

Мы разбили в раздолице чисто́м поли.

625 Говорит тут князь Владимир таковы слова:

— Благодарствуй вас, могучии бога́тыри,

Что стояли вы за славный стольний Киев-град.

Охраняли да й церквы божии,

Сберегли меня, князя Владимира.

630 А того собаку царя Ка́лину

Отпустил во славну во темну́ Орду.

Да и тым былиночка й покончилась.

Што из далеча да из чиста́ поля,

Из того роздолья широкого,

Тут не грузна туча подымаласе,

Тут не оболоко накаталосе,

5 Тут не оболоко обкаталосе, —

Подымался собака-злодей Ка́лин-царь,

За ним сорок царей, сорок царевичей,

За ним сорок королей, королевичей,

За ним силы мелкой числу-смету нет,

10 Как по-руському на сороки́ верстах.

Тут и Киев-град знаменуетсе,

А и церькви соборны оказаютсе,

Становил собака тут бел шатер.

У его шатра золоченой верх.

15 Он садился на стул на ременьчатой,

А писал ерлык, скоро написывал,

Он скорей того запечатывал.

Отдает послу немилосливу

А-й тому Борису-королевичу:

20 — Уж ты ой еси, Борис, королевич сын!

Уж ты будешь в городи в Киеви

У великого князя Владимера, —

Не давай ты строку на малой час.

Ишшо тут Борис, королевич сын,

25 Он берет ерлык, во корман кладет,

Он ведь скоро скачёт на добра коня.

Он ведь едёт к городу Киеву,

Ко великому князю, ко Владимеру.

Становил коня к дубову́ столбу,

30 Он вязал коня к золоту́ кольцю,

Он в гридню идет не с упадками, —

Отпираёт двери он на́ пяту;

Он в гридню идет,— богу не молитсе;

Через стол скочил, сам во место сел.

35 Он вымат ерлык, на стол кладет,

Ишша сам говорит таково слово:

— Ты Владимёр, князь стольне-киевьской!

Ты бери ерлык, роспечатывай,

Ты скоре того прочитывай;

40 Ты меня, посла, не задерживай.

Как Владимёр, князь стольне-киевьской,

Он берет ерлык во свои́ руки́,

Отдает Добрынюшки Микитичу.

Говорил Добрынюшка Микитич сын:

45 — Я не знаю грамоты латыньскоё.

Ты отдай Олеши Поповичу.

Отдают Олеши Поповичу.

Как Алешичка и Поповиць сын

Он ведь скоро ерлык роспечатывал,

50 Он скорее того же прочитывал,

Говорил как он таково слово:

— Ты Владимёр, князь стольне-киевьской!

Хорошо в ерлычки написано

А написано со угрозою,

55 А су той угрозой великою:

Как стоит собака-царь середи поля;

За им сорок царей, сорок царевичей,

За им сорок королей, королевичей,

За им силы мелкой числу-смету нет,

60 Как по-руському на сороки́ верстах.

Он ведь просит города Киева

Без бою, без драки, без се́ченья

Без того кроволитья великого.

Запечалился наш Владимер-князь.

65 Запечалился-закручинился:

Он повесил буйную голову

Што на ту на правую сторону,

Потупил он очи в мать сыру землю́.

Как во ту пору, во то времечко

70 Выходил как стар казак Илья Мурович,

Говорил как он таково слово:

— Ты Владимёр стольне-киевьской!

Ты бери свои золоты ключи,

Отмыкай-ко погребы глубоки жа;

75 Ты насыпь ларец чисту золота,

Ты второй насыпь чиста се́ребра,

Ты трете́й ларец скатна земчуга;

Ты дари-ко Бориса-королевича,

Ты проси-ко строку на три месяця,

80 Штобы всем во городи покаятьсе,

Нам покаятьсе да исповедатьсе.

Ишша тут жа как Владимёр-князь

Он берет свои золоты ключи,

Отмыкаё погребы глубоки жа;

85 Он насыпал ларец чисту золота,

Он второй насыпал чиста се́ребра,

Он трете́й насыпал скатна земчуга,

Он дарит Бориса-королевича,

А просил ведь строку на три месяця,

90 Штобы всем во городи покаятьсе,

Нам покаятьсе да исповедатьсе.

Ишша тут Борис, королевич сын,

Не дает ведь строку на три месяця.

Он дает ведь строку только на три дня.

95 Спровожали Бориса-королевича,

Спровожали кнезья и бо́яра;

А во ту пору, во то времечко

Запечалился наш Владимёр-князь.

Запечалился-закручинился,

100 Он повесил буйную голову

Што на ту на праву сторону,

Потупил он очи в мать сыру землю́.

Как во ту пору, во то времечко

Выходил как стар казак Илья Мурович,

105 Выходил на середу кирпичнею;

Он ведь молитсе спасу пречистому,

Он ведь божьёй матери, богородице,

Он пошел Илья на конюшон двор,

Он берет своёго добра́ коня,

110 Он накладыват уздицу тасмянную.

Он вуздат во уздилиця булатные,

Он накладывал тут ведь войлучёк.

Он на войлучёк седелышко,

Подпрягал двенадцать подпруженёк,

115 А ишша две подпружки подпрягаюци

Он не ради басы, ради крепости,

А не сшиб бы бога́тыря доброй конь,

А не сшиб бы бога́тыря в чисто́м поли.

Он ведь скоро скачёт на добра коня,

120 У ворот приворотников не спрашивал,

А махал через стену городо́вую,

А и ехал он день до вечера,

А и темну ночь до бела́ свету.

Приезжает он ко меньшой реки,

125 Ко меньшо́й реки, ко синю́ морю;

Он нашел тут тридцать три бога́тыря.

Он с добра́ коня слезываючи,

Он низко́й поклон им воздаваючи:

— Уж вы здрастуйте, до́ньски ка́заки!

130 — Уж ты здрасвуёшь, наш ведь батюшко,

Уж ты стар казак да Илья Мурович!

Ты давно ли из города Киева?

А и всё ли у нас там по-старому,

А и всё ли у нас там по-прежнему?

135 Говорит как тут да Илья Мурович:

— Уж вы ой еси, до́ньски ка́заки!

И во городи у нас, во Киеви

Не по-старому, не по-прежнему;

Как стоит царь-собака середи поля,

140 За им сорок царей, сорок царевичей,

За им сорок королей, королевичей,

За им силы мелкой числу-сметы нет,

Как по-руському на сороки́ верстах.

Он ведь просит города Киева

145 Без бою, без драки, без се́ченья,

Без того кровопролитья великого.

Говорил как тут да Илья Мурович:

— Уж вы ой еси, до́ньски ка́заки!

Уж вы будете стоять ле за Киёв-град,

150 Вы за те церькви соборные,

Вы за те мона́стыри церьковные,

За того за князя за Владимера?

Говорят как тут до́ньски ка́заки:

— Уж ты батюшко наш, стар казак!

155 Ишша как не стоять нам за Киёв-град,

Нам за те за церькви соборные,

Нам за те мона́стыри церьковные,

За того за князя за Владимера?

Они скоро скачут на добры́х коней

160 И поехали к городу к Киеву,

Ко великому князю ко Владимеру.

И поехало тридцеть три бога́тыря, —

Затрясласе матушка сыра земля.

Они будут в городи в Киеви,

165 У великого князя у Владимера.

Зрадовался тут Владимер-от,

Он на радошшах им и пир срядил,

Он и пир срядил, пировати стал.

Ишше все на пиру напивалисе,

170 Они все на чесном наедалисе.

Как один на пиру не упиваитсе

А и стар казак да Илья Мурович;

Ишша сам говорил таково слово:

— Уж вы ей еси, до́ньски ка́заки!

175 Нынь приходит времечко строчнеё.

А кому у нас нынче ехати

На ту ли силу неверную?

Говорят как до́ньски ка́заки:

— Уж ты батюшко наш, стар казак!

180 Ты останьсе в Киеви в городе

Стерегчи-сберегчи кнезя́ Владимира!

Говорил как тут да Илья Мурович:

— Тут не честь-хвала молодецкая,

Ой не выслуга богатырская

185 Как Илейки в Киеви остатисе.

Будут малы робята все смеятисе.

Ишша тут Илья поезжаёт жа

А на ту силу неверную.

Он берет с собою только товаришша,

190 Он берет Добрынюшку Микитича;

И берет ведь второго товаришша,

Он Тороп-слугу да мала па́руха;

Он троима тут поезжаёт ведь

Он на ту на силу неверную.

195 А выходят на середу кирпичнею

Они молятся спасу пречистому,

Они божьей матери, богородици;

Они скоро скачут на добрых коней,

У ворот приворотников не спрашивали, —

200 Они машут через стену городовую.

Они едут как по чисту полю, —

Во чистом поли курева стоят,

В куревы богатырей не видети.

Выезжают на поле чистое

205 А на ту силу неверную.

Ишша тут два братця испужалисе,

Испужалисе-устрашилисе

Они той ведь силы неверною;

Говорят они таково слово:

210 — Уж ты батюшко наш, стар казак!

Ты поставь этта нам бел шатер.

Дай ты нам опочи́н дёржать;

Как поставил Илья тут им бел шатер.

Ишша дал ведь им опочи́н дёржать.

215 Сам он тут им ведь наказывал,

А наказывал, наговаривал:

— Ой еси, вы два братця родимые!

Уж вы ой еси, до́ньски ка́заки!

Как Елейки худо будё можитьсе, —

220 Натяну я стрелочку каленую,

Я спушшу этта вам во бел шатер;

Уж вы гоните тогды во всю голову,

Вы рубите старого и малого.

Ишша сам Илья думу думаёт:

225 Он не знает, котору да ехати;

Он поехал силой середкою;

Поворотитсе, — дак переулками!

Он ведь день рубился до вечера,

Он и темну ночь до бела́ свету,

230 Не пиваючи, не едаючи,

А добру коню отдо́ху не даваючи.

Как Илейки стало худо можитьсе, —

Натянул он стрелочку каленую,

Он спустил богатырям во бел шатер,

235 Ишша тут бога́тыри ото сну скочили,

Они скоро скачут на добрых коней,

Они гонят тут во всю голову,

Они рубят старого и малого.

Они день рубились до вечера,

240 Они темну ночь до бела́ свету,

Не пиваючи, не едаючи,

А добрым коням отдо́ху не даваючи;

А прибили всех до единого.

Ишша тут два братця не натешились,

245 Не натешились, приросхвастались.

А один говорил таково слово:

— А было б в матушки, в сырой земли,

А было бы в ей золото кольцё, —

Поворотил бы матушку сыру́ землю́.

250 А другой говорил таково слово:

А была бы на небо листвиця,

Я прибил бы там до единого.

По грехам по их так ведь сделалось:

А которой сечен был на́двое,

255 А восстало тут два тотарина;

А которой сечен был на́трое,

И восстало тут три тотарина.

Говорит как тут да Илья Мурович:

— Уж вы гой еси, два братёлка!

260 По грехам по нашим так сделалось.

Они поехали силой середкой;

Поворотятсе, — дак переулками!

Они бились день да до вечера,

Они те́мну ночь до бела́ свету,

265 Не пиваючи, не едаючи,

А добрым коням отдо́ху не даваючи;

И прибили всех до единого.

Ишшо тут два братця где девалисе,

Я не знай, куда подевалисе

270 А один Илья оставаитсе.

Он поехал к городу ко Киеву,

Ко великому князю ко Владимеру.

Становил коня к дубову столбу,

Он вязал коня к золоту кольцю,

275 Он в гридню идет не с упадками, —

Отпираё двери он на́ пяту;

Он ведь молитсе спасу пречистому,

Он ведь божьей матери, богородици,

Он Владимеру-князю покланяитсе:

280 — Ты Владимёр-князь стольне-киевьской!

Ишша то ведь дело у нас сделано,

Ишша та роботушка сроблена.

Только не знать, где два братця девалисе,

И не знать, куда потерялисе.

285 Как перва они да испужалисе,

А потом они не натешились,

Не натешились, приросхвастались,

А один говорил таково слово:

«А было бы в матушки в сырой земли,

290 А было бы в ей золото кольцё, —

Поворотил бы матушку сыру́ землю́,

Я прибил бы там до единого».

А другой говорил таково слово:

«А была бы на небо листвиця,

295 Я прибил бы там до единого».

По грехам по нашим так сделалось:

А которой сечен был на́двое,

А восстало тут два тотарина;

А которой сечен был на́трое,

А восстало тут три тотарина.

300 Говорит как тут Владимёр-князь:

— Ишша нет как их, — дак не искать же стать.

Он на радошшах тут и пир срядил,

Он и пир срядил, пировати стал.

Ай во славном было городи во Киеви,

Там ведь жил-был старая стары́ньшина да Илья Муромець,

Илья Муромець был да сын Ивановиць.

Ему придумалось-то съездить во цисто́ полё;

5 Как поехал он да позабавитьце

Он тима́-ти ведь дворяньскима забавами:

Пострелять-то он поехал гусей, ле́бедей,

Он пернясцатых-то мелких всё он утоцёк.

Он наехал во цисто́м-то поли три могуцёго бога́тыря,

10 Три того ли он три братёлка Борисьёвых:

Во цисто́м-то поли они деля́т всё красно золото,

Говорит-то Илья да таковы реци:

— Уж вы гой еси, три брата три Борисьёва!

Уж вы дайте-ко вы мне да красна золота.

15 Говорят-то ёму братьици Борисовы:

— Тебя скоро разлуци́м, стар, со белы́м светом.

Говорит-то казак да Илья Муромець:

— Шьто у старого, у бедного взеть нецёго,

Взеть-то нецёго вам, всё живота ведь нет:

20 Только есь у мня, у старого всё у седатого,

Що три есь у мня три стрелки всё каленыя;

Я стреляю ети стрелки по белым дням,

Собираю ети стрелки по тёмны́м ноцям:

По ноцям-то у мня стрелки как свешши́ горят.

25 Натягат скоро Илья да ведь он ту́гой лук,

Он спускаёт Илья Муромець всё калену́ стрелу;

Он застре́лил тут трех братьицей Борисьёвых,

Обирал-то он ведь тут злато-се́ребро,

А приехал-то ведь тут да в кра́сён Киев-град,

30 В кра́сён Киев-град приехал, ко князю на широ́кой двор.

Он дарил-то тут ети подароцьки,

Подарил-то злато-се́ребро ведь ласковому князю со княгиною,

Со княгиной с Опраксе́ей с королевисьнёй.

Ишше князю-ту Владимиру ети подароцьки ему всё полюбилисе;

35 Он отдаривал ведь князь да всё Владимир-от,

Подарил-то ёму шубоцьку-кошу́лёцьку;

Да потя́нута шуба всё камцяткой мелкотравцятой,

На Владимире-то шубка как огонь горит.

Тут ведь вси-ти бояра на его розгневались,

40 На того ли казака всё Илья Муромця;

Тут бояра насказали на Илью князю Владимиру:

— Що ж ты ой еси, ты красно наше солнышко Владимир-князь!

Напилсе ведь Илья всё зелёна́ вина;

Он ведь ходит всё по городу по Киеву,

45 Он воло́цит ету шубку за един рукав,

Он воло́цит, сам ко шубки приговариват:

— Волоци́-тко-се ты шубку за един рукав,

Ай Владимира-та-князя за жёлты́ кудри!

Опраксею-королевисьню я за собя возьму.

50 Ишше тут-то князь Владимир пообидилсе;

Приказал-то копать по́дкопы глубокия,

Що глубокия пещеры ёму смёртныя;

Засадил он Илью Муромця с добры́м конем.

Тут узнала всё про ето цюдо цюдноё

55 Молода-то ведь княгина Опраксея-королевисьня,

И сама она тому да приросплакалась:

— Що неладно-то Владимир дело сделал-то,

Занапрасно посадил да Илью Муромця:

Насказали всё ёму бояра кособрюхия.

60 Подкопала она по́дкопы други́ ёму,

Она вроди как пещер ёму спасёныих,

Уносила всё ему книгу евангельё,

Присылала ёму свешш всё воскояровых;

Що сама-та пила, ела, она кушала,

65 Она тем же кормила Илью Муромця;

Она так ёго кормила, щобы князь не знал;

Ай добра́ коня спускали в зелёны́ лужка,

В зелёны́ лужка спускали, в шолкову́ траву.

Ай с того-то всё горя, горя великого

70 Тут уехало двенадцеть всё бога́тырей:

В перву голову уехал Самсон Сильния,

Во вторых-то уехал Пересмяка со племянницьком,

Тут ишше́-то как уехал всё Цюрило-свет всё Пле́нковиць,

Да ишше́-то тут уехал всё Добрынюшка Никитиць млад,

75 Да ишше́ да тут уехал всё Олешенька Поповиць млад,

Да ишше́ да тут уехал всё ведь Дунаюшко Ивановиць;

Тут уехали бога́тыри — не всё ведь мы их знам да как их имене́м-то звать.

А ишше́-то с того горюшка великого

Да убилсе тут Добрынюшка Никитиць млад

80 Он о тот ли о горюцёй о сер ка́мешок:

— Олишили токо Илью-то всё бела́ свету,

А не буду без ёго да я на свети жить!

Ай прошло-то тому времени не год, не два,

Шьто не год, не два прошло ведь, братцы, да не три года,

85 Шьто прошло-то тому времени, тому три месяця;

Що прошла-то скоро вестоцька по всей земли,

Що по всей прошла земли по Святоруською;

Да дошла-то ета вестоцька до земли-то до поганыя,

Как до той ли до орды, до Золотой земли,

90 Там ведь жил-то был да всё собака Ка́ин-царь,

Собака Ка́ин-то царь да царь Кали́новиць.

Он заслушал, що нет живого Ильи Муромця;

Подымаетце собака ише Каин-царь,

Ише Каин-от-царь да всё Кали́новиць,

95 Он со тем ли со своим сыно́м с любимыим;

За сыно́м-то всё идет силушки всё несцётно-то:

Идет сорок-то цярей за им, цяревицей,

Идет сорок королей, всё королевицей;

Ай за кажным за царем да за цяревицём,

100 Що за кажным королем, за королевицём

Що идет-то ведь силушки по сороку всё тысяцей,

Ай за зе́тём силы-то идет да цисла-смету нет,

За самим же за собакой царем Каином

Идет силушки за им — да цисла-смету нет.

105 Тут не вёшна всё вода да розливаласе,

Всё тотарьска-та сила-та подвигаетце,

Ко тому-то всё ко городу ко Киеву,

Ко ласковому князю ко Владимиру,

Що ко тем ли ко церьквам божьи́м соборныим,

110 Що соборныим, к церьквам всё богомольныим,

Що ко тем цюдны́м крестам животворяшшиим,

Ай ко тем ли ко мана́стырям к спасёныим.

Сам выходит царь-собака из бела́ шатра,

Що собака-та выходит ише Каин-царь,

115 Ише Каин ведь царь да Калинович,

Ай выходит собака, похваляетце.

Подошла сила ведь за́ версту́ за мерную;

Замогли́-то продувать да ветры буйныя,

Замогло́-то пропекать да красно солнышко

120 От того ли всё от духу от поганого,

От поганого от духу, от тотарьского,

От того ли всё от пару лошадиного.

Говорит-то ведь собака ишше Каин-царь,

Ишше Каин ведь царь да всё Калинович:

125 — Выходи-тко вы, всё да три тотарина,

Три тотарина вы всё да три поганого!

Вы пишите вы ско́ре-ко мне-ка грамотку,

Вы пишите мне-ка грамотку да всё вы руськую,

Не пером-то вы пишите, не цернилами,

130 Не по белой по ербо́вой по бумажоцьки, —

Вы по рыту-ту пишите всё по бархату,

Дорогим-то вы пишите сухим красным золотом,

Уж мы как ведь зайдем да в красен Киев-град.

Ишше тут ему тотара отказалисе:

135 — Мы не знам, не знам писать-то, всё ты Каин-царь,

Всё ты Каин-царь да всё Калинович!

Не умем-то мы писать всё гра́мотки всё руською.

Закрыцял-то тут собака по-звериному,

Засвистел-то тут собака всё по-соловьиному:

140 — Уж вы гой еси, тота́рева-булановя,

Уж вы ти всё стихари всё получе́вныя!

Вы пишите скоро грамоту тотарьскую,

Ай тотарьску вы грамоту, немецкую,

Ай пишите вы про князя про Владимира:

145 «Ай мы князя с Владимира мы кожу всё с жива́ сдерем,

Опраксею-королевисьню мы всё с собой возьмем,

Увезем-то мы всё ей да во свою землю».

Они скоро написали ету грамотку;

Тут пошли-то ведь скоро́ всё три тотарина;

150 Ай приходят они ко князю на широкой двор,

С широка́ двора в полаты в белокаменны;

Принесли-то они грамотку тотарьскую.

Говорят-то они князю Владимиру

Всё не руським язы́ком-то, своим они:

155 — Получай-ко, князь Владимир, скору грамотку

Ай от нашого царя, царя от Каина,

Що от Каина-царя да всё Кали́новича.

Тут как стали скоро роспецятывать;

Как по ихной-то всё пало по уцести:

160 На ту пору-то приехал тут Олешенька всё из циста́ поля,

Попроведать-то приехал всё он князя со княгиною.

Он ведь брал-то скоро грамотку, россматривал,

Он россматривал грамотку-ту, всё ведь он процитывал,

Ишше всё-то у тотарина написано:

165 — Мы зайдем-то ведь мы завтра в кра́сён Киев-град,

В красён Киев мы град ко князю ко Владимиру;

Мы не будём у его отсекать да буйной го́ловы,

Мы ведь будём ёго муцить-то мы муками:

У жива́ да мы ведь кожу-ту сдирать будём;

170 Опраксею-ту мы королевисьню мы с собой возьмем.

Они стали-то цитать, да все заплакали.

Говорит-то князь Владимир таковы слова:

— Уж вы гой еси, тота́рява поганыя!

Вы мне дайте-ко мне строку да трои́ мне сутоцьки:

175 Отслужить-то мне обедни со молебнами,

Со молебнами мне да с панафидами.

— Не даи́м-то тебе строку́ на три де́ницька.

Тут заплакало-то нашо-то да солнышко,

Да по имени наш да всё Владимир-князь:

180 — У мня вси теперь в розъезди вси бога́тыри;

Теперь некому стоять будёт за веру православную,

Православну-ту веру, за божьи́ церькви,

За божьи-ти за церьквы́, за золоты кресты,

За золоты-ти кресты-ти стое́ть, за князя, за княгину-ту!

185 Говорит тут Опраксея таковы реци:

— Уж ты гой еси, ты красно мое солнышко,

— Ишше князь ты всё, Владимир стольнё-киевской!

Уж ты дай-ко россказать, мне всё поведать-то;

Я ноцесь мало спала, да много во сни видяла;

190 Как Илья-та ведь у нас будто живёхонёк,

Как живёхонёк у нас он, здоровёхонёк.

Говорит-то князь Владимир таковы слова:

— Кабы был у нас Илья кабы живёхонёк,

Не боелись бы собаки царя Каина,

195 Не розорил бы у нас да красна града Киева,

Не погубил бы у нас да всё божьи́х церквей,

Не убил бы тогда меня, князя Владимира,

Он не вырубил тогда бы всё со старого до малого!

Говорила Опраксея-королевисьня:

200 — Я скажу-ту всё тебе, правду поведаю:

Занапрасно посадил ты Илью Муромця;

Сохранила я ёго от смерти от голодныя;

Я поила-то ёго, корьмила всё любы́м куском,

Я тайком-то от тебя тольки, Владимир-князь.

205 Ты простишь ли теперь меня в такой вины?

— Тебя бог простит, всё Опраксея-королевисьня!

Да пойдем-ко мы Илью звать, низко кланитьце.

Ай приходят в пещеры-ти спасёныя;

Ему кланеитце князь Владимир-от низко́й поклон:

210 — Ты прости меня, старая старыньшина,

Уж ты славной мой казак да Илья Муромець,

Илья Муромець да сын Ивановиць,

Ты прости, прости меня всё виноватого!

Говорил-то тут Илья, да Илья Муромець:

215 — Тебя бог простит, да красно нашо солнышко,

Тебя бог простит, да всё Владимир-князь!

Не своим-то ты умом да дело здумал делати:

Насказали-то тебе бояра кособрюхия.

Он ведь скоро выходит из по́дкопов — пеще́р спасёныих,

220 А служили всё обедни-то да со молебнами,

Со молебныма всё, с панафидами,

Що во тих ли во божьи́х церьква́х соборныих,

Во соборныих церква́х да богомольныих,

Що у тих ли у попов, отцей соборныих.

225 Ай приходят во полаты из божьёй церквы́,

Он садит-то всё Илью да всё за дубовой стол,

Наливает ему цярочку всё зелёна́ вина,

Зелёна́-та вина цяру полтора ведра;

Он ишше́-то наливает пива пьяного,

230 Пива пьяного ему да полтора ведра;

Он ишше́-то наливает меду сладкого,

Меду сладкого он да полтора ведра.

Ишше стал-то тут Илья всё поговаривать;

Сшевелились у ёго всё могуци́ плеци,

235 Розыгралась-то в ём силушка великая,

Всё вели́ка-та сила богатырьская;

Он ведь скоро ведь стават всё на резвы́ ноги.

Он ведь скоро тут выходит всё из-за дубова́ стола;

Он молилсе-то всё тут богу-господу,

240 Всё царици-то небесной, божьёй матери,

Благословлялсе всё у князя со княгиною;

Он как скоро выходил сам на широкой двор,

Говорил скоро́ таки́ да реци горькия,

Реци горьки говорил да всё обидилсе:

245 — Тебе бог тебе судья, ты нашо красно солнышко,

Красно солнышко, Владимир славной киевськой!

Розлуцил ты всё меня да со добры́м конем,

Со добры́м меня конем всё с Вороне́юшком!

Ай выходит на широ́ку светлу улочку;

250 Он понес тольки в руках одну востру́ саблю,

Он ишше понес в руках всё палицю свою цяжолою,

Он цяжолу-ту палицю всё сорока пудов;

Он ишше́ же понес копье всё брузаменьское.

Недалё́ко отошел от города от Киева:

255 Тут бежит-то всё ёго да бежит доброй конь,

Бежит доброй ёго конь всё Воронеюшко;

Обнимат своёго ножками любимого хозяина,

Говорит своим язы́ком целовеческим:

— Я ходил-то, всё я бегал по зелены́м лужкам.

260 Всё я кушал-то траву, траву шолко́вую,

Уж я пил-то всё свежу́ воду ключо́вую,

Я не мог забыть любимого хозяина,

Я своёго-то всё старую старыньшину,

Я того ли всё Илью, да Илью Муромця,

265 Илью Муромця я, сына Ивановича,

Во сегодёшной-он мне да во денёцек-от

Приоткрылась мне дорожка токо к Киеву.

Тут садилсе доброй молодец всё на добра коня,

Он поехал во те ли степны́ леса Саратовы,

270 Из тёмны́х из тех лесов всё на круту гору́,

Що на ту-то на круту гору́ на Арависькую,

Арависькую на го́ру на укатисту.

Выезжал-то тут Илья, да Илья Муромець,

Посмотрял с стой горы во трубоцьку подзорную;

275 Хоть-то думат доброй молодец, роздумыват:

— Этой силы на добро́м кони́ мне-ка будёт не о́бъехать,

Как серу́-ту всё волку́ будёт не о́бёжать.

Помолилсе на восток всё богу-господу

Он во ту ли во востоцьню всё в стороноцьку

280 Ко тому ли ко мана́стырю спасёному,

Ко тому ли ко Онтонию, Феодо́сею.

Да поехал-то он тут да доброй молодець,

Ишше конь-от у ёго да как соко́л летит,

Що Илья-та на кони́ да всё розмахиват

285 Он своей-то всё он палицей тяжолою;

Он всё палицёй-то бьет-то силу, всё саблёй секет,

Он копьем-то колет, больше конь топцет.

Он ведь сутоцьки бил силу, други пошли,

И други-ти пошли сутки, третьи́ пришли;

290 Он добралсе до само́го царя Ка́лина;

Говорит-то он ёму да таковы слова:

— Теперь буду у собаки я кожу с жива́ сдирать,

Отмешшу разве тебе, собака, я слово похвальнёё;

Да не нать бы тебе, собака, всё хвалитисе,

295 Переди́-то страшать князя Владимира!

Ты пеце́лил всё у мня моёго красна солнышка,

Проливал ты ведь всё у ёго у князя горюци́ слёзы.

Ты тепереце, собака, у меня в руках;

Я не буду-ту марать свои белы́ руки

300 О того я поганого тотарина,

О того ли о собаку царя Каина,

Я приму тебя, возьму я на востро́ копье,

Ростопцю тебя за то, возьму своим добры́м конем.

Он убил-то тут собаку царя Каина,

305 Он убил-то у ёго сына любимого;

Он убил-то у ёго зетя любимого;

Не оставил-то он силушки на се́мяна.

Бога́тыри-ти там ведь спят в шатрах, не ведают,

Они спят в шатрах да всё не знают-то.

310 Поехал Илья Муромець во Киев-град;

Приезжает он ко князю ко Владимиру,

Приезжает ведь он всё на широкой двор;

Он ведь бросил востру саблю, не повесил ей,

Говорит-то всё ведь он свое́й востро́й сабли́:

315 — Полёжи ты, моя сабелька, немножоцько,

И не служат у меня да руцьки белые,

Не могу тебя повесить-то на спичёцьку,

Я изьбилсо доброй молодець в цисто́м поли.

Не пивал ведь, не едал я трои сутоцьки.

320 Тут услышели скоро́ ведь всё придверницьки,

У ворот-то ведь да всё приворо́тницьки,

Донесли-то скоро́ они ласковому князю всё Владимиру,

Що приехал осударь наш Илья Муромець.

Говорили-то они князю Владимиру:

325 — Он приехал ведь у нас всё голоднёхонёк.

И идет-то скоро красно нашо солнышко,

На ши́роком двори у нас россве́тило,

Со своей-то со княгиной с Опраксею с королевисьню.

Как берут-то Илью да за белы́ руки,

330 Обнимаёт князь Владимир-от за шею за белу́ его,

Прижимает он к своёму к ретиву́ сердцю:

— А ведь цим теперь-то я тебя дарить буду,

А дарить-то всё я буду, цим ударивать?

Наградить надоть наградушкой тебя великою.

335 Говорит-то ведь ста́рой казак Илья Муромець:

— Мне ненадобно твои-ти, князь, подароцьки;

Заслужила мне-ка Опраксея-королевисьня,

Що избавила меня от смерти всё от скорою,

Що от смерти мне скорою от голодною.

340 Говорил-то князь Владимир таковы реци:

— Я могу сделать тебя князём, боярином.

— Мне ненадобно на сём свети слава сосветная;

Я не буду жить да на двори у тя,

Я не буду слушать-то бояр всё кособрюхиих,

345 Лучше буду я ездить по цисту́ полю.

Собирал-то для ёго-то нашо красно солнышко,

Ишше ласковой князь да всё Владимир-свет,

Собирал-то для ёго всё пир великой-от

А й на целую недельку поры-времени;

350 Щобы́ собрать-то всех могуциих бога́тырей,

Щобы́ собрать-то всех князьей да що́бы бо́яров.

Щобы всех простых хрисьян прожитоцьных,

Щобы за здравье щобы ели, пили, кушали

Не за князя щобы́, не за княгину-ту, —

Щобы за славного могуцёго бога́тыря.

Подымалось чудищо не ма́лоё,

Да как и не малоё да не великоё.

Да голова у него да как пивно́й котел,

Да как глаза у него да как пивны́ цяши́,

5 Да промежу ушами калена́ стрела,

Да промежу глазами пядь бумажныя,

Да уж и плечи у него да как коса сажень,

Да как и коса саже́нь нонче печатная.

Набирал набор он ровна три́ года:

10 У которого было́ ведь семь сынов,

Он ведь шесть сынов ноньче себе берет,

А шестого дома он оста́вливал,

Да отцу-матушки́ да на пропи́танье.

У которого ведь было шесть сынов,

15 Он ведь пять сынов ноньче себе берет,

А шестого дома он оста́вливал,

Да отцу-матушки да на воспи́тание.

У которого было ведь пять сыно́в,

Он четыре ноньче ведь себе берет,

20 А пятого дома оста́вливал

Он ведь набрал силы много-множество:

Впереди его на сорок тысечей,

По право́й его руки́ да сорок тысечей,

По лево́й руки́ да сорок тысечей,

25 Да позади его да чи́слу-сме́ты нет.

Он пришел ко городу ко Киеву,

Што под те под стены он ведь каменны,

Он садился нонь да на ременчат стул,

Он писал ерлык да скорописчатой,

30 Он ведь просит у них да стольне Киев-град

Без бою, без драку, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Он послал посла да скоро-на́скоро:

— Да ты поди, посо́л, да скоро-на́скоро

35 Церез сте́нушку да городо́вую,

Мимо башенки да наугольнея.

У ворот не спрашивай воротников,

У дверей не спрашивай придверников,

Ты уж в гридню иди и лиця не чьти

40 Да лиця не чьти, богу не кланейся,

Да ерлы́к на стол клади да сам вон иди.

Говори ты речь да не с упа́дкою,

Не с упадкою да не с охваткою

Пошел, пошел да скоро-на́скоро

45 Через стенушку да городовую,

Мимо башенки да наугольнея.

У ворот не спрашивал воротников,

У дверей не спрашивал придверников,

В гридню идет и богу не кланеетця,

50 Да ерлык на стол кладет да сам и вон идет,

Говорит речь да не упа́дкою,

Не с упадкою да не с охваткою.

Брал тут ноньце да Владимир-князь,

Брал ерлык да он прочитывал:

55 — Как пришло нонь поганое Издолищо

Ко тому ко городу ко Киеву,

Он и нагнал силы он несметные,

Он и просит нонь да стольне Киев-град

Без бою, без драки он, без се́ценья,

60 Без того кроволития великого.

Тут-то князь и опечалился,

Да сам-то говорит да таково́ слово́:

— Кабы был по-прежнему Илья́-казак,

Илья́-казак, Илья Муромец

65 Пособил-ка мне да думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

Отдать или не отдать стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

70 Говорит кнегина тут Апра́ксея:

— Што батюшка нынь Владимир-князь,

Сходи-тко ты во глубок погрёб,

Не жив ли там Илья Муромец,

Илья Муромец сын Иванович?

75 Как Владимир-князь красно солнышко

Пошел-то он да во глубо́к по́греб.

Открывали замки да всё немецкия,

Как снимали плеты́ железныя,

А сидит там стар, весь волосом оброс

80 Падал тут князь на ко́ленки

Перед стары́м Ильей Муромцем,

Да низко ему поклоняитце:

— Уж ты батюшко наш стары́й казак,

Стары́й казак Илья Муромец,

85 Илья Муромец сын Иванович!

Пособи-тко мне думу думати,

Думу думати да горе мыкати:

Как пришло ко городу ко Киеву

Да поганое Издолищо,

90 Он нагнал силы много мно́жества,

Он ведь просит у нас да стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Тут сидит-то старый — очей низвёл.

95 Побежал-то он ко кнегине Апраксине:

— Уж ты матушка кнегина Апраксина,

Ты поди-тко во глубо́к по́греб —

Там есь жив стары́й казак Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович,

100 Попроси да ты его уж милости!

Пошла кнегина тут Апраксина,

Пала она на коленки перед погребом:

— Уж ты батюшко да наш стары́й казак,

Наш стары́й казак да Илья Муромец,

105 Илья Муромец да сын Иванович!

Пособи-тко нам думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

Как отдать-то не отдать да стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

110 Без того кроволития великого.

Тут старый выскочил из погреба.

Пошел Илья по городу по Киеву.

Забега́л-то князь да во перво́й нако́н,

Да низко ему поклонеитця:

115 — Уж ты батюшко да наш стары́й казак,

Старый казак Илья Муромец!

Пособи-тко мне думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

Отдать или не отдать да стольне Киев-град

120 Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Идет-то старый, очей низвёл

Забега́л-то князь во второ́й нако́н,

Ищо того ниже поклоняитце:

125 Уж ты батюшко да наш стары́й казак,

Стары́й казак Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович!

Пособи-тко мне думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

130 Отдать иль не отдать стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Идет-то старый, очей низвёл.

Забега́л-то князь во трете́й нако́н,

135 Ищё того ниже поклоняитце:

— Уж ты батюшко наш стары́й казак,

Наш стары́й казак Илья Муромец,

Илья Муромец сын Иванович!

Пособи-тко мне думу думати,

140 Думу думати да горе мыкати,

Отдать иль не отдать стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Я тебе-то жалую

145 Пятьдесят бочек зелена́ вина,

Пятьдесят-то бочек пива пьяного,

И пятьдесят боценков меду сладкого

Пли́су-бархату да на бело́й шатер.

Тут-то стар осто́ялся,

150 Говорит-то он таково́ слово́:

— Ты уж думу думай не со мною, а с боярами,

Со боярами да с толстобрюхими

Попросите сроку на три́ года́

Попросили сроку на три́ года́, —

155 Не дават поганый Издолищо на три месяца.

— Попросите сроку на три месяца!

Не дават ведь сроку на двенадцеть дён

— Попросите сроку на двенадцеть дён,

А на тринадцатый бою-драке быть.

160 Да призвал тут стар Добрыню Никитича:

— Ой еси, Добрыня Никитич млад,

Обседлывай ты своего добра коня,

Двенадцать дён объезжай всю вокруг землю́,

Всю вокруг землю́, повселенну всю,

165 Захватывай по укра́инам,

Забирай всё русских могуцих бога́тырей.

Обседлал Добрыня добра́ коня́,

Объеждял он в двенадцать дён всю вокруг землю́,

Всю вокруг землю́, повселенну всю,

170 Захватывал по украинам,

Забирал всё русских могуцих бога́тырей.

Ну вот он объехал в двенадцать дён и набрал, тут был Олёша Попович, Саксон Колыбанович, братья Суздальцы.

Как на утре-то было ране́шенько,

На светлой зори раноутренней

На выкате солнышка красного,

175 Вставал-то старый со постелюшки,

Умывался он да ключевой водой,

Утирался полотёнышком беленьким,

Помолился спасу преображенскому,

Божьей матушки да богородицы,

180 Ходил на улицу широкую

Да смотрел и здрел да во чисто́ полё:

Как неверно собранье да скошевалось,

Да оно стоит да в боевых ряда́х.

Забега́л-то стар да во бело́й шатер:

185 — Уж вы братьица мои да товарыщи!

Вы обсе́длывайте нонь да добры́х коней,

Надевайте латы вы булатныи,

На шеи кольцуги позолоцены,

Да берите палицы железныи,

190 Да берите сабельки вострыи,

Да берите копья немецкия,

Да берите ножи́що-чинжалищо.

Говорит тут стар да таково́ слово́:

— Ой еси, Добрыня Никитич млад,

195 Ты останься во бело́м шатре́,

Берегци́, стерегци́ бело́й шатер,

Потому што конь твой приубегался,

А ты на кони приуездилси.

Помолились спасу превышнему,

200 Божьей матушке да богородицы,

Дружка с дружкой распростилися

Говорит тут стар да таково́ слово:

— Я поеду се́редь ма́тицы

А вы поезжайте по укра́инам.

205 Если бог нам будет нынце на́ помощь,

То рубите силу вы без вы́вету

Поехал стар-то середь ма́тицы,

Остальня дружина по укра́инам.

Поганой Издолищо заметалосе,

210 Не знать оно засыпаетси,

Не знать оно оглупаитси.

Махнул-то стар да саблей во́строю,

Слетела голова, как пуговиця

Они рубили силу ту без вы́вету,

215 Днем вырубили да́ рано,

Приезжают они ко белу́ шатру́.

Было тут два братца да два Суздальця,

Их на дело не бывало и не видано.

Они пора́то приросхвасталися:

220 — Кабы было во матушки во сырой земли золото кольцо́,

Повернули мать сыру́ землю́

А была бы на небо лесница,

Присекли силу всю небесную!

Говорит-то стар да таково́ слово́:

225 — За эти за́ реци за похвальные

Всем завтра нам придетца лежать да во чисто́м полю́.

На утре-то было ране́шенько,

На светлой зори раноутренней,

На выкате солнышка красного,

230 Стал-то старый со постелюшки.

Умывался он да ключевой водой,

Утирался полотёнышком беленьким,

Помолился спасу преображенскому,

Божьей матушки да богородицы.

235 Выходил на улицу широкую,

Посмотрел и здрел да во чи́сто полё:

Как неверно собранье скошева́лосе,

Которого секли они на́трое,

Тот втроем садится на одну́ лошадь;

240 Которого секли на́двое,

Тот вдвоем садится на одну́ лошадь.

Забегал тут стар да во бело́й шатер:

— Уж вы братьица мои товарыщи,

Не докуль вам спать — пора́ вставать!

245 Я ведь был на улице широкое,

Я смотрел и здрел да во чисто́ полё,

Там неверно собранье нынче ожило:

Мы которого секли ведь на́трое,

Тот втроем садится на одну́ лошадь;

250 Которого секли мы на́двое,

Тот вдвоем садится на одну́ лошадь,

А поганое Издолищо о трех главах.

За вцерашние за реци за похвальныя

Всем нам будет лежать во чисто́м поли́.

255 Говорит тут стар да таково́ слово́:

— Вы обсе́длывайте нонече добры́х коне́й,

Не оставлю Добрыню во бело́м шатре́

Берегци́, стерегци́ бело́й шатер.

Помолились спасу ведь превышному,

260 Божьей матушки да богородицы,

Дружка с дружкою распростилиси.

Говорит тут стар да таково́ слово́:

— Я поеду по укра́ину,

А вы пое́зжайте середь ма́тицы,

265 Если бог нам будет на́ помощь,

Вы рубите силу нунь без вы́вёту.

Стар поехал по укра́ину,

А дружина поехала середь ма́тицы,

Поганое Издолищо заметалосе,

270 Не знать оно засыпаетсе,

Не знать оно оглупаетсе.

Махнул-то стар да саблей вострою,

Сле́тели головы, как пуговицы

Они рубили силу нунь без вы́вету,

275 Не мало не много — двенадцеть дён

Не пиваючи и не едаючи,

И опочив они не де́ржали

Приезжают они ко белу́ шатру,

Не приехало два братця, два Суздальця

Тем и кончилось.

Из-за дале́-дале́чё, да из чиста́ поля́,

Да што из того же широкого раздольиця,

Да из проклято́й орды,

Да поднимался-то вор-собака, злой неверной пан,

5 Злой неверной пан да молодой солтан да сын Солтановиц

Кудреван да царь да Кудревановиц.

Де он со многою силой войска многа-множеством,

Де сорок королей, сорок королевичей,

Де сорок же князей, сорок князевичей.

10 Ка́женому королю и королевицю

Де как давал он войска-силушки тысяцей по соро́к.

Де ка́жиному князю и князевицу

Де как давал же войска-силушки тысеча по соро́к,

Де под самим-то, под собакой, цисла-смету нету.

15 Де и как пошел вор-собака де он под Киев-град,

И не путем он шел да не дорогою,

Де как шел дорогами шел посторонима,

Посторонима да прямоезжима.

Де как полотном мать сыра земля от войска изгибалася,

20 Да на зеле́ныя луга вода от грузу розливалосе,

Де солнышко и луна нонце по́меркла

Де што от духу человецьего,

Де све́тла месяцо как и поме́ркло же

Де всё от пару от лошадиного.

25 Де подошел вор-собака де он под Киев-град,

И становился он да на чисто́м поли,

Де как и роскидывал он да тут белы́ шатры,

Де как белы́ шатры, то́нки поло́тнены.

Де становили они окольный стольницок,

30 Де тут писали они да скоры́й ерлык,

Де скоры́й ерлык да скорописцотый.

Не пером оне писали да не цернилами,

Де как писали-то красным золотом,

Красным золотом да всё ордынскиим.

35 Тут просили они у Владимера-та князя́

От города от Киева да отступитеся

Без бою да без драки и без се́чения,

Да без большого такого кроволитиця.

Тут и прираздвинется да мать сыра земля,

40 Де как приужжот она силушку Кудреванку

Де как посылали они ведь тут скора́ посла,

Де ехал и скорой посол на широкой двор.

Остановилсе он да у красна́ крыльця,

Де тут привязывал да он резва́ коня за колецушка булатныя,

45 И де што за ту же он привязку богатырьскую.

Де сам и некого он тут не спра́шивал,

Де ни подворотников, ни придверников,

И заходил и он во светлу гриднюшку.

Ведь он, невежа, богу-то не молитце,

50 Де со Владимером-князём да не здороваетце,

Он и тут целом не бьет.

И у Владимера-князя во светлой гриднюшке

Стоял окольный стольницок,

И подходил он ко стольницку,

55 Де как выбросил он де тут да скоры́й ерлык,

Де как сам назад он пе́тился,

Да ище скоро и вон пошел.

И у Владимера-князя в то времё никого не погодилосе,

Де погодился только как один Олешенька Поповиць блад.

60 — Уж и ты ой еси, Олешенька Поповиць блад!

Да ты бери-тко-ся скоры́й ерлык да скорописчатый,

Да ты скорей да распецятывай,

Да поскорей ищо да ты прочитывай,

Да и поскорей ищо Владимеру-ко вёстку дай.

65 И как брал он тут скоры́й ерлык,

И скоро он да распецятывал,

И скорёхонько он да тут процитывал,

И поскоре ищо Владимеру он вёстку дал:

— Уж вы ой еси, Владимер-князь,

70 Владимер-князь да стольнё-киевский!

Как во цистом-то поли-то у нас деется нехо́рошо:

Де подошел и к нам вор-собака да злой неверной пан,

Де злой неверной пан, да молодой солтан,

И молодой солтан да сын Солтановиць,

75 И Кудреванко-царь да Кудревановиць,

И он со многою войска многа-множеством,

И он и просит и у вас от города от Киева да отсту́питьца

Всё без драки и без се́ченья,

И де без большого такого кроволитиця.

80 — А уж и ты ой еси, Олешенька Поповиць блад!

Ты поди-тко на конюшей двор,

Да ты оседлай-ка два резвы́х коня,

Да на поедём-ка с тобой смотреть да силу Кудреванкову.

Де тут пошел Олешенька на конюшей двор,

85 И выбирал и он да два резвы́х коня.

Де как накладывал и он да два седелышка,

Де два седелышка да всё черкальские,

Да тут и засте́гивал он двенадцати прядоцек серебреных

Да двенадцать же прядоцек жемчужныих,

90 И ведь тринадцату прядоцку церез хребетунцу,

Де ту не для ради басы́, а для ради крепости,

Де штобы бродягами нам не набродитеся.

Де уж видели мы тут посе́дку молодецкую,

Де не завидели мы поездки богатырские,

95 И де только в цистом поле-то пошла курева́ столбом.

Де как отъехали от города от Киева,

Де тут завидели силушку Кудреванкову,

Де устрашились, поворота дали да и назад едут.

Де на красно́м крыльци стоит Опраксея да королевишня.

100 — Уж вы здорово ли, добрые молодцы, ездили?

— Уж ты ой еси, Опраксея-королевишня!

Де мы оступимся-ко с тобой города-то Киева,

Мы побежим-ко на горы на высокия,

Да што на те же мы горы на окатисты,

105 Де што на те же мы дорожки прямоезжия,

Де што на те же росста́ни богатырские.

— Де уж вы ой еси, Владимер-князь,

Да Владимер-князь да стольнё-киевский,

Как пошто же нам с тобой бежать до делышка?

110 Де ты пойди-тко-сь во божью́ церьков,

И ты молись-ка богам нашим могуциим:

Спасу да де прецистому,

Де пресвятой девы-то матери божьей богородице

Да не помилуёт ли нас госпо́дь?

115 Де тут пошел он во божью́ церьков,

Де как молился он спасу тут пречистому,

Де пресвятой девы-то матери божьей богородице,

Де помолился — из церкви-то вон пошел.

А де как настрецу ему идет старой-старенькой,

120 И старый-старенькой да Илья Муромець,

Илья Муромець да сын Ивановиць:

— И уж вы здраствуйте и Владимер-князь,

Владимер-князь да стольнё-киевский!

— Уж и здрастуй же и старой-старенькой,

125 Старой-старенькой Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Ивановиц!

— И уж вы што же, Владимер-князь, у нас да не по-старому?

Всё не по-старому да не по-прежнему?

— Уж ты ой еси, старой, старой-старенькой,

130 Старый-старенькой Илья Муромец,

Да Илья Муромец, сын Ивановиц,

Как где же мне быть по-старому?

Де же мне быть ноне по-старопрежнему?

Как во чистом поле у нас деется нехо́рошо:

135 Как подошел к нам злой собака, злой неверной пан,

Да злой неверной пан, да молодой солтан,

И молодой солтан да сын Солтановиц,

Кудреван-то царь да Кудревановиц,

И он со многою войска многим-множества,

140 И просит и у нас-то города-то Киева,

Да отступиться да без драки да всё без се́ченья,

Да без большого такого кроволитиця.

— Уж вы ой еси, Владимер-князь стольне-киевской!

Уж как ты про эфто да мне не сказывай:

145 Да ездил я смотрел силу Кудреванкову

Де из подзорной трубоцки да три́ дни я и три́ ноци,

И де как не мог я тут цисла-смету дать,

Де как откати ты мне сорок бочек да зелена́ вина,

Де как откати-ка де сорок бочек пива пьяного,

150 Де сорок бочек меда сладково.

— А де уж ты ой еси, старой-старенькой.

И старой-старенькой да Илья Муромець.

Илья Муромець да сын Ивановиц!

Как всё преже от тебя было не за́перто.

155 Так и ноне от тебя всё не за́мкнуто,

То ты бери-тко-сь, сколько тебе надобно.

Тут он пошел старый-старенькой да ко резву́ коню.

Де как поехал он де <в> цисто́ полё,

Де он роскидывал да тут бело́й шатер,

160 Бело́й шатер тонкой поло́тненой,

Де откатил он сорок боцек да зелена́ вина,

Де сорок же боцёк да пива пьяныго,

Де сорок же боцёк да меда сладково,

Де сам поехал он на горы да на высокия,

165 Де што на те же горы да на окатистые,

Што на те же он дорожки прямоезжия.

Де што на те же он росста́ни бога́тырьския

Де как роскидывал он да тут скоры́ ерлыцки.

Де собиралосе добрых молодцев во бело́й шатер

170 Де семьдесят без е́дного, —

Де старый-старенькой семидесятой был,

Де они ’де пили-ели, де тут и спать легли

Де как у старого-то старенького

Зазнобушка была на́ серци́.

175 Де как ставал он поутру ранехонько:

— Уж вы ой еси, братцы вы добрые молодцы!

Де мы поедемьте-ко-ся сбить силу Кудреваныку,

Де поезжаете вы с фланку правого и левого,

А я поеду в серединушку силушки Кудреванковой

180 Де как засвистит моя вострая сабелька,

Де затальця́т мои серебрены колечушка.

Так уж вы бейте, секите, кто сколько можете,

А как не засвистит моя вострая сабелька,

Де как и не сбрякают мои серебрены колечушка,

185 Так вы не задевати лучше силушки Кудреванковой,

А поезжайте вы хыть хто куды знаите.

Де как поехал старый-старенькой,

К серединушки силушки Кудреванковой, —

Де в то время было ему старенькому лет ста семидесяти.

190 Как заехал в серединушку силушки Кудреванковой

И одной рукой подал Кудреванку скоры́й ерлык,

Де как другой рукой он успел Кудреванку снять и голову.

Да засвистела тут вострая сабелька,

Де затальце́ли тут серебрены колечушка,

195 Де бились они дрались три дня и три́ ноци,

Де без пи́тенья да без е́денья,

Да победили тут силушку Кудреванкову.

Де собрались опять добры молодцы во бело́й шатер,

Де опеть де пили де ели тут и спать легли.

200 Де старой-старенькой он ставал да тут ранехонько,

Де выходил и он да из бела́ шатра́,

Де тут смотрел он в подзорную трубоцку.

Де увидал и он в цистом поле да два удалы́х,

Два Ивана, да два Ивановиця,

205 Де потешаютсе они булатной палоцькой:

Де как выбрасывают ей цють выше лесу дремучего,

Де цють пониже облака ходе́чего,

Да похвалютца они да не больми словьми:

Де как первой-то го́ворит:

210 — Кабы был-стоял в матери сырой земли да колокольный столп,

Де поворо́тил бы и я всю мать сыру́ землю.

Де как другой-от го́ворит:

— Кабы стояла бы на небо лестниця,

Дак там бы я залез и всех присек.

215 — Да как за эфто нас господь да не помилуёт.

Да тут восстала опеть силушка Кудреванкова

Де кого били и секли на́двое, де тех двоё стало.

Де кого били, секли на́трое, да тех троё стало.

Де опеть съехались добрые молодци,

220 Де они бились и дрались шесть дней и шесть ноцей.

И де без пи́тенья да всё без е́денья,

Да тут стали резвы́ кони бро́дить в крови до резва́ брюха́.

Де тут прираздвинулась и мать сыра земля,

Де как прожрала она всю силушку Кудреванкову.

Ну больше конець.

Приезжал Одолище поганое в стольно-Киев-град

Со грозою со страхом со великиим,

Ко тому ко князю ко Владимиру,

И становился он на княженецкий двор,

5 Посылал посла ко князю ко Владимиру,

Чтобы князь Владимир стольно-киевский

Ладил бы он ему поединщика,

Супротив его силушки супротивника.

Приходил посланник ко Владимиру

10 И говорил посланник таковы слова:

— Ты Владимир-князь стольно-киевский!

Ладь-ка ты поединщика во чисто́ поле,

Поединщика и супротивничка с силушкой великою,

Чтобы мог он с Идолищем поправиться.

15 Тут Владимир-князь ужа́хнулся,

Приужа́хнулся да и закручинился.

Говорит Илья таковы слова:

— Не кручинься, Владимир, не печалуйся:

На бою мне-ка смерть не написана,

20 Поеду я в раздольице чисто́ поле,

И убью-то я Идолища поганого.

Обул Илья лапо́тики шелко́вые,

Подсумок одел он черна бархата,

На головушку надел шляпку земли греческой,

25 И пошел он ко Идолищу к поганому.

И сделал он ошибочку не малую:

Не взял с собой палицы булатния

И не взял он с собой сабли вострыя;

Идет-то дорожкой — пораздумался:

30 — Хошь иду-то я к Идолищу поганому,

Ежели будет не пора мне-ка не времячко,

И с чим мне с Идолищем будет поправиться?

На тую пору на то времячко

Идет ему в стрету каличище Иванище,

35 Несет в руках клюху девяноста пуд.

Говорил ему Илья таковы слова:

— Ай же ты, каличище Иванище!

Уступи-тко мне клюхи на времячко, —

Сходить мне к Идолищу к поганому.

40 Не дает ему каличище Иванище,

Не дает ему клюхи своей богатырскоей.

Говорил ему Илья таковы слова:

— Ай же ты, каличище Иванище!

Сделаем мы бой рукопашечный:

45 Мне на бою ведь смерть не написана,

Я тобя убью, мне клюха и достанется.

Рассердился каличище Иванище,

Здынул эту клюху выше головы,

Спустил он клюху во сыру землю,

50 Пошел каличище — заво́рыдал.

Илья Муромец одва достал клюху из сырой земли.

И пришел он во палату белокаменну

Ко этому Идолищу поганому,

Пришел к нему и проздравствовал.

55 Говорил ему Идолище поганое:

— Ай же ты, калика перехожая!

Как велик у вас бога́тырь Илья Муромец?

Говорит ему Илья таковы слова:

— Толь велик Илья, как и я.

60 Говорит ему Идолище поганое:

— По многу ли Илья ваш хлеба ест,

По многу ли Илья ваш пива пьет?

Говорит Илья таковы слова:

— По стольку ест Илья, как и я,

65 По стольку пьет Илья, как и я.

Говорит ему Идолище поганое:

— Экой ваш бога́тырь Илья:

Я вот по семи ведр пива пью,

По семи пуд хлеба кушаю.

70 Говорил ему Илья таковы слова:

— У нашего Ильи Муромца батюшка был крестьянин,

У ёго была корова едучая:

Она много пила-ела и лопнула.

Это Идолищу не слюбилося:

75 Схватил свое кинжалище булатнее

И махнул он в калику перехожую

Со всея со силушки великия.

И пристранился Илья Муромец в сторонушку малешенько,

Пролетел его мимо-то булатний нож,

80 Пролетел он на вонную сторону с простеночком.

У Ильи Муромца разгорелось сердце богатырское,

Схватил с головушки шляпку земли греческой,

И ляпнул он в Идолище поганое,

И рассек он Идолище на́ полы.

85 Тут ему Идолищу славу поют.

Как сильноё могучо-то Иванищо,

Как он Иванищо справляется,

Как он-то тут Иван да снаряжается

Итти к городу еще Еросо́лиму,

5 Как господу там богу помолитися,

Во Ёрдань там реченки купатися,

В кипарисном деревци сушитися.

Господнёму да гробу приложитися.

А сильнё-то могучо Иванищо,

10 У ёго лапотци на ножках семи шелков,

Клюша-то у его ведь сорок пуд.

Как ино тут промеж-то лапотци попле́тены

Каменья-то были самоцветныи.

Как меженный день да шел он по красному солнышку,

15 В осенну ночь он шел по доро́гому каменю самоцветному,

Ино тут это сильное могучеё Иванищо

Сходил к городу еще Еросо́лиму,

Там господу-то богу он молился есть.

Во Ёрдань-то реченки купался он,

20 В кипарисном деревци сушился бы,

Господнему-то гробу приложился да.

Как тут-то он Иван поворот держал,

Назад-то он тут шел мимо Царь-от град.

Как тут было еще в Цари́-гради

25 Наехало погано тут Идолищо,

Одолели как поганы вси татарева,

Как скоро тут святыи образа были поколоты

Да в черны-то грязи были потоптаны,

В божьи́х-то церквах он начал тут коней кормить.

30 Как это сильно могуче тут Иванищо

Хватил-то он татарина под пазуху,

Вытащил погана на чисто́ поле

А начал у поганого доспрашивать:

— Ай же ты, татарин да неверный был!

35 А ты скажи, татарин, не утай себя:

Какой у вас погано есть Идолищо,

Велик ли-то он ростом собой да был?

Говорит татарин таково слово:

— Как есть у нас погано есть Идолищо

40 В долину две сажени печатныих,

А в ширину сажень была печатная,

А голови́що что ведь люто лохалищо,

А глазища что пивныи чашища,

А нос-от на роже он с локоть был.

45 Как хватил-то он татарина тут за руку,

Бросил он ёго в чисто полё,

А розлетелись у татарина тут косточки.

Пошел-то тут Иванищо вперед опять,

Идет он путем да дорожкою,

50 На стречу тут ему да стречается

Старыи казак Илья Муромец:

— Здравствуй-ко ты, старыи казак Илья Муромец!

Как он ёго ведь тут еще здравствует:

— Здравствуй, сильноё могучо ты Иванищо!

55 Ты откуль идешь, ты откуль бредешь,

А ты откуль еще свой да путь держишь?

— А я бреду, Илья еще Муромец,

От того я города Еросо́лима.

Я там был ино господу богу молился там,

60 Во Ёрдань-то реченки купался там,

А в кипарисном деревци сушился там,

Ко господнему гробу приложился был.

Как скоро я назад тут поворот держал,

Шел-то я назад мимо Царь-от град.

65 Как начал тут Ильюшенка допрашивать,

Как начал тут Ильюшенка доведывать:

— Как всё ли-то в Цари́-гради по-старому,

Как всё ли-то в Цари́-гради по-прежному?

А говорит тут Иван таково слово:

70 — Как в Цари-гради-то нуньчу не по-старому,

В Цари́-гради-то нуньчу не по-прежнему.

Одолели есть поганыи татарева,

Наехал есть поганое Идолищо,

Святыи образа были́ поколоты,

75 В черныи грязи были́ потоптаны,

Да во божьих церквах там коней кормят.

— Дурак ты, сильноё могучо есть Иванищо!

Силы у тебя есте с два меня,

Смелости, ухватки половинки нет.

80 За первыя бы речи тебя жаловал,

За эты бы тебя й на́казал

По тому-то телу по на́гому!

Зачем же ты не выручил царя-то Костянтина Боголюбова?

Как ино скоро розувай же с ног,

85 Лапотци розувай семи шелков,

А обувай мои башмачики сафьяныи.

Сокручуся я каликой перехожею.

Сокрутился е каликой перехожею,

Дават-то ему тут своего добра коня:

90 — На-ко, сильноё могучо ты Иванищо,

А на-ко ведь моего ты да добра коня!

Хотя ты езди ль, хоть водком води,

А столько еще, сильное могучо ты Иванищо,

Живи-то ты на уловном этом ме́стечки,

95 А живи-тко ты еще, ожидай меня,

Назад-то сюды буду я обратно бы.

Давай сюды клюшу-то мне-ка сорок пуд.

Не до́йдет тут Ивану розговаривать,

Скоро подават ему клюшу свою сорок пуд,

100 Взимат-то он от ёго тут добра коня.

Пошел тут Ильюшенка скоры́м-скоро

Той ли-то каликой перехожею.

Как приходил Ильюшенка во Царь-от град.

Хватил он там татарина под пазуху,

105 Вытащил его он на чисто полё,

Как начал у татарина доспрашивать:

— Ты скажи, татарин, не утай себя,

Какой у вас невежа есть поганый был,

Поганый был поганое Идолищо?

110 Как говорит татарин таково слово:

— Есть у нас поганоё Идолищо

А росту две саже́ни печатныих,

В ширину саже́нь была печатная,

А голови́що что ведь лютое лохалищо,

115 Глазища что ведь пивныя чашища,

А нос-от ведь на рожи с локоть был.

Хватил-то он татарина за руку,

Бросил он ёго во чисто́ поле,

Розлетелись у ёго тут косточки.

120 Как тут-то ведь еще Илья Муромец

Заходит Ильюшенька во Царь-от град,

Закрычал Илья тут во всю голову:

— Ах ты царь да Костянтин Боголюбович!

А дай-ка мне калики перехожии

125 Злато мне, мило́стину спасе́ную.

Как ино царь-он Костянтин-он Боголюбович

Он-то ведь уж тут зра́довается.

Как тут в Цари́-гради от крыку еще каличьего

Теремы-то ведь тут пошаталися,

130 Хрустальнии оконнички посыпались,

Как у поганого сердечко тут ужа́хнулось.

Как говорит поганой таково слово:

— А царь ты Костянтин Боголюбов был!

Какой это калика перехожая?

135 Говорит тут Костянтин таково слово:

— Это есте русская калика зде.

— Возьми-ко ты каликушку к себе его,

Корми-ко ты каликушку да пой его,

Надай-ко ему ты злата-се́ребра,

140 Надай-ко ему злата ты до́люби.

Взимал он царь Костянтин Боголюбович,

Взимал он тут каликушку к себе его

В особой-то покой да в потайныи,

Кормил-поил калику, зрадова́ется,

145 И сам-то он ему воспрого́ворит:

— Да не красное ль то солнышко поро́спекло,

Не млад ли зде светел месяц поро́ссветил?

Как нунечку-топеречку зде еще

Как нам еще сюда показался бы

150 Как старыи казак здесь Илья Муромец.

Как нунь-то есть было топеречку

От тыи беды он нас повыручит,

От тыи от смерти безнапрасныи!

Как тут это поганое Идолищо

155 Взимает он калику на доспрос к себи:

— Да ай же ты, калика было русская!

Ты скажи, скажи, калика, не утай себя,

Какой-то на Руси у вас бога́тырь есть,

А старыи казак есть Илья Муромец?

160 Велик ли он ростом, по многу ль хлеба ест,

По многу ль еще пьет зелена́ вина?

Как тут эта калика было русская

Начал он калика тут высказывать:

— Да ай же ты, поганоё Идолищо!

165 У нас-то есть во Киеви

Илья-то ведь да Муромец

А волосом да возрастом ровны́м с меня,

А мы с им были братьица крестовыи,

А хлеба ест как по три-то колачика крупивчатых,

170 А пьет-то зелена́ вина на три пятачка на медныих.

— Да чорт-то ведь во Киеви-то есть, не богатырь был!

А был бы-то ведь зде да бога́тырь тот,

Как я бы тут его на долонь-ту клал,

Другой рукой опять бы сверху́ прижал,

175 А тут бы еще да ведь блин-то стал,

Дунул бы его во чисто поле!

Как я-то еще ведь Идолищо

А росту две сажени печатныих,

А в ширину-то ведь сажень была печатная,

180 Головищо у меня да что люто лохалищо,

Глазища у меня да что пивныи чашища,

Нос-от ведь на рожи с локоть бы.

Как я-то ведь да к выти хлеба ем

А ведь по три-то печи печоныих,

185 Пью-то я еще зелена́ вина

А по три-то ведра я ведь мерныих,

Как штей-то я хлебаю — по яловицы есте русскии.

Говорит Илья тут таково слово:

— У нас как у попа было ростовскаго

190 Как была что корова обжориста,

А много она ела, пила, тут и трёснула,

Тебе-то бы поганому да так же быть!

Как этыи тут речи не слюбилися,

Поганому ему не к лицу пришли,

195 Хватил как он ножищо тут кинжалищо

Со того стола со ду́бова,

Как бросил ён во Илью-то Муромца,

Что в эту калику перехожую.

Как тут-то ведь Ильи не дойдет сидеть,

200 Как скоро ён от ножика отскакивал,

Колпаком тот ножик приотваживал.

Как пролетел тут ножик да мимо-то,

Ударил он во дверь во дубовую,

Как выскочила дверь тут с ободвериной,

205 Улетела тая дверь да во си́ни-ты,

Двенадцать там своих да татаровей

На мертво́ убило, дру́го ранило.

Как остальни татара проклинают тут:

— Буди трою проклят, наш татарин ты!

210 Как тут опять Ильюше не дойдет сидеть,

Скоро он к поганому подскакивал,

Ударил как клюшой ёго в голову,

Как тут-то он поганый да захамкал есть.

Хватил затым поганого он за ноги,

215 Как начал он поганым тут помахивать,

Помахиват Ильюша, выговариват:

Вот мне-ка, братцы, нуньчу оружьё по плечу пришло.

А бье́т-то, сам Ильюша выговариват:

— Крепок-то поганый сам на жилочках,

220 А тянется поганый, сам не́ рвется.

Начал он поганых тут охаживать

Как этыим поганыим Идолищом.

Прибил-то он поганых всих в три́ часу,

А не оставил тут поганаго на си́мена.

225 Как царь тут Костянтин-он Боголюбович

Благодарствует его, Илью Муромца:

— Благодарим тебя, ты старыи казак Илья Муромец!

Нонь ты нас еще да повыручил,

А нонь ты нас еще да повыключил

230 От тыи от смерти безнапрасныи.

Ах ты старыи казак да Илья Муромец!

Живи-тко ты здесь у нас на жительстве,

Пожалую тебя я воеводою.

Как говорит Илья ёму Муромец:

235 Спасибо, царь ты Костянтин Боголюбович!

А послужил у тя стольки́ я три часу,

А выслужил у тя хлеб-соль мягкую,

Да я у тя еще слово гладкое,

Да еще уветливо да приветливо.

240 Служил-то я у князя Володимера,

Служил я у его ровно тридцать лет,

Не выслужил-то я хлеба-соли там мягкии,

А не выслужил-то я слова там гладкаго,

Слова у его я уветлива есть приветлива.

245 Да ах ты, царь Костянтин Боголюбович!

Нельзя-то ведь еще мне́ зде-ка жить,

Нельзя-то ведь-то было, невозможно есть:

Оставлен есть оста́веш на дороженки.

Как царь-тот Костянтин Боголюбович

250 Насыпал ему чашу красна золота,

А другую-ту чашу скачна жемчугу,

Третьюю еще чиста се́ребра.

Как принимал Ильюшенка, взимал к себе.

Высыпал-то в карман злато-се́ребро,

255 Тот ли-то этот скачный жемчужок,

Благодарил-то он тут царя Костянтина Боголюбова:

— Это ведь мое-то зарабочее.

Как тут-то с ца́рём Костянтином распростилиси,

Тут скоро Ильюша поворот держал.

260 Придет он на уловно это ми́стечко,

Ажно тут Иванищо притаскано,

Да ажно тут Иванищо придерзано.

Как и приходит тут Илья Муромец,

Скидывал он с се́бя платья-ты каличьии,

265 Розувал лапо́тьцы семи шелков,

Обувал на ножки-то сапожки сафьянныи,

Надевал на ся платьица цве́тныи,

Взимал тут он к себе своего добра́ коня,

Садился тут Илья на добра́ коня,

270 Тут-то он с Иванищом еще распрощается:

— Прощай-ко нунь ты, сильноё могучо Иванищо!

Впредь ты так да больше не делай-ко,

А выручай-ко ты Русию от поганыих.

Да поехал тут Ильюшенка во Киев-град.

Было́ у нас во Царе́-гради́

Наехало проклятоё чудишшо.

Да сам ведь как он семи аршин,

Голова у его да как пивной котел,

5 А но́жишша как-быть лыжишша,

Да ручишша да как-быть граблишша,

Да гла́зишша да как-быть чашишша.

У царя Костянтина Атаульевича

Сковали у его да ноги резвые

10 Тема́ же жалезами немецкима,

А связали его да руки белые

Тема же опутьями шолковыма,

Кнегину Опраксею в поло́н взяли́.

Во ту пору да во то времечко

15 Перепа́хнула вестка за реку-Москву,

Во тот же как ведь Киёв-град

К тому же ведь да к Ильи Муровичу:

— Да ой еси ты, Илья Мурович!

Уж ты знаёшь ли, про то ведаёшь?

20 Помёркло у нас да соньцо красное,

Потухла звезда да поднебесная:

И нынче у нас во Царе-граде

Наехало проклятое чудишшо;

А сам как он из семи аршин,

25 Голова его да как пивной котел,

А ножишша как-быть лыжишша,

А ручишша как-быть граблишша.

А глазишша как-быть чашишша.

У царя Костянтина Атаульевича

30 Сковали у его да ноги резвы же

Тема́ жа жалезами немецкима,

Связали его руки белые

Тема́ же опутьями шолко́выма,

Кнегину Опраксею в поло́н взяли́.

35 Да тут же ведь да Илья Мурович

Надеваёт он тут платьё цве́тное,

Выходит на середу кирпицнею,

Молитсе спасу пречистому,

Да божьей матери, богородице.

40 Пошел Илья на конюшон двор

И берет как своего добра́ коня,

Добра́ коня со семи цепей;

Накладыват уздицу тасмяною,

Уздат во уздилиця булатные,

45 Накладыват тут ведь войлучек,

На войлучек он седелышко;

Подпрягал он двенадцать подпруженёк,

Ишша две подпружки подпрягаютси

Не ради басы́, да ради крепости,

50 Не сшиб бы бога́тыря доброй конь,

Не оставил бы бога́тыря в чисто́м поли.

Да скоро он скачёт на добра́ коня;

У ворот приворотников не спрашивал

Да он машот через стену городову жа.

55 Едёт он по чисту́ полю, —

Во чистом-то поли да курева́ стоят,

В куревы́-то бога́тыря не ви́дети.

Да ехал он день до вечера,

А темну-то ночь до бела́ свету,

60 Не пиваючи он да не едаючи,

Добру́ коню отдо́ху не даваючи.

Конь-от под им как подпинатьсе стал.

Бьет он коня и по тучни́м ребрам:

— А волчья сыть, травяной мешок!

65 А што тако подпинаишьсе,

Надо мной, над бога́тырём надсмехаишьсе?

А конь скочил, — за реку пере́скочил.

А прошло три дороги широких-е,

А не знат Илья, да куда ехати.

70 А во ту пору, во то времечко

Идет как калика да перехожая,

Перехожа калика безымянная.

Говорит как тут да Илья Мурович:

— Уж ты здравсвуёшь, калика перехожая,

75 Перехожа калика безымянная!

А где ты был, да ты куда пошел?

Отвечает калика да перехожая,

Перехожа калика да безымянная:

— Я иду ведь тут из Царя́-града,

80 Я пошел ведь тут во Киёв-град.

Говорил как тут да Илья Мурович:

— Уж ты ой еси, калика перехожая,

Перехожа калика безымянная!

А што у вас да во Царе́-гради?

85 Ишша всё ли у вас там по-старому,

Ишша всё ли у вас там по-прежному?

Говорит как калика перехожая,

Перехожа калика безымянная:

— Уж ты ой еси, да Илья Мурович!

90 А у нас ведь нынь во Царе́-гради

Не по-старому, не по-прежному;

А потухло у нас сонцё красноё,

А помёркла звезда поднебесная:

Как наехало проклятоё чудишшо;

95 Ишша сам как он семи аршин,

Голова его как пивной котел,

А и ножишша как-быть лыжишша,

А и ручишша как-быть граблишша,

А и глазишша как-быть чашишша.

100 У царя Констянтина Атаульевича

Ишша скованы ноги резвые

А тема жа жалезами немецкима,

Ишша связаны руки белые

А-й тема́ опутьями шолко́выма.

105 Говорит как тут Илья Мурович:

— Уж ты ой еси, калика перехожая,

Перехожа калика безымянная!

Ишша платьем с тобой мы поменяимсе:

Ты возьми у мня платье богатырскоё,

110 А отдай мине платьё калицькое.

Говорит как калика перехожая:

— Я бы не́ взял платья богатырьского,

Я бы не отдал платья калицького,

А едино у нас солнышко на́ неби,

115 А един у нас могу́т богаты́рь —

А старо́ казак да Илья Мурович;

А с тобой с Ильей дак и слова нет.

Они платьём тут да поменялисе,

Ишше тут же ведь Илья Мурович

120 Он ведь скинул платьё богатырскоё,

А одел себе платье калицькоё

И оставил калики добра́ коня.

Он ведь сам пошел тут каликою:

Ишша клюцькой идё подпираитсе,

125 Ишша клюцька под им изгибаетсе.

Говорит тут Илья Мурович:

— Не по мне ета клюцька и кована,

Ишша мало жалеза ей складено,

Ишша сорок пуд во единый фунт.

130 А идет как калика да по Царю́-граду;

А скрыцял как он да по-калицькому,

Засвистел как он по-богатырьскому, —

А проклятоё тут чудишшо

Оно чуть сидит на лавици.

135 И та же калика перехожая

А идет ведь к чудишшу в светлу́ гридню́.

Он ведь молитсе спасу пречистому,

Он ведь божьей матери, богородици,

А сидит проклятоё чудишшо,

140 А сидит оно ведь на лавици,

Ишша сам как он семи аршин,

Голова его как пивной котел,

Ишша ножишша как-быть лыжишша,

Ишша ручишша как-быть граблишша,

145 Ишша глазишша как-быть чашишша.

Говорит как проклятое чудишшо:

— Уж ты ой еси, калика перехожая!

Уж ты где ты был, куды ходил?

— Уж я был во городи во Киеви

150 У стара казака да Ильи Муровича.

Говорит как тут ведь ишше чудишшо:

— А каков у вас и могут богатырь,

Ишша стар казак да Илья Мурович?

Говорит калика перехожая,

155 Перехожа калика безымянная:

— А таков у нас могут богатырь,

Ишша стар казак да Илья Мурович:

А в один мы день с им родилисе,

А в одной мы школы грамоты училисе,

160 А и ростом он такой, как я.

Говорит проклятоё чудишшо:

— Ишша много ли он хлеба к выти съес<т>?

Говорит калика перехожая:

— От ковриги краюшечку отрушаёт,

165 А и той краюшкой троё сутки живет.

Говорит проклятое чудишшо:

— По сторублевому быку да я ведь к выти ем!

Говорит как калика перехожая,

Перехожа калика да безымянная:

170 — У нас у попа была коровушка обжориста.

Да много жорила, ей и ро́зорвало!

Говорит проклятое чудишшо:

— Я и буду в городе в Киеви,

Ишше буду я как баран тусён,

175 Как баран тусён, как сокол есён;

Стару казака да Илью Муровича

На доло́нь посажу, другой ро́схлопну, —

У его только и мокро пойдё.

Стоит как калика перехожая,

180 Он сымаё шляпочку воскрыньцату,

Он и взгрел чудишша по буйно́й главы.

Покатилась голова, как пивной котел.

Тут ведь па́велы и юла́велы,

Ишше та его сила неверна жа,

185 И схватили тут да Илья Муровича,

А сковали его ноги резвы жа

А-й тема жалезами немецкима,

А связали его руки белы жа

Тема же опутьями шолко́выма.

190 Говорит как тут да Илья Мурович:

— Уж ты спас, уж ты спас многомилослив,

Уж ты божья мать, богородица!

Уж вы што на меня да ек прогневались?

Приломал все жалеза немецкие,

195 Он прирвал опутьни шолко́вые;

Он ведь стал по силы тут похаживать,

Он ведь стал ту силу поколачивать,

Он прибил их всех до единого.

Ишша ихны те ведь тулова

200 Он выкидыват окошечком на улочку,

Ишша сам он им приговариват:

— А пушшай ваши те ведь тулова

А-й серым волкам на розры́ваньё,

А черны́м ворона́м на росклёваньё,

205 Ишша малым робятам на изры́ганьё.

У царя Констянтина Атаульевича

Росковал у его да ноги резвые,

Розвязал у его руки белые,

А кнегину Опраксею назад ведь взял,

210 Посадил он их тут на царство жа.

А пошел как тут да Илья Мурович,

А приходит он ко меньшо́й реки

Ко тому калики перехожоё.

Ишша тут калика перехожая,

215 Перехожа калика безымянная

И не можот он его конем владать,

А его коня в поводу́ водит.

Они платьём тут розменялисе:

Ишша тот ведь да Илья Мурович

220 Он ведь скинул платьё калицькоё.

Он одел ведь платье богатырское.

Ишша тут они разъезжалисе,

Ишша они тут роспрошшалисе;

А Илья поехал домой ведь тут,

225 А калика пошел, куды надомно.

Ай во славном было городе во Киеве,

Ай у ласкового князя у Владимера,

Ишше были-жили тут бояра кособрюхие;

Насказали на Илью-ту всё на Муромця, —

5 Ай такима он словами похваляитце:

— Я ведь князя-та Владимера повыживу.

Сам я седу-ту во Киёв на ево место,

Сам я буду у его да всё князё́м княжи́ть.

Ай об этом они с кня́зём приросспорили;

10 Говорит-то князь Владимир таковы реци:

— Прогоню тебя, Илья, да Илья Муромець,

Прогоню тебя из славного из города из Киёва;

Не ходи ты, Илья Муромець, да в красён Киёв-град.

Говорил-то тут Илья всё таковы слова:

15 — А ведь при́дет под тебя кака́ сила неверная,

Хоть неверна-та сила бусурманьская, —

Я тебя тогды хошь из неволюшки не выруцю.

Ай поехал Илья Муромеч в цисто́ полё,

Из циста́ поля отправилсе во город-от во Муром-то,

20 Ай во то ли во село, село Кача́рово,

Как он жить-то ко своёму к отцю, матушки;

Он ведь у отца живет, у матушки,

Он немало и немного живет, три года.

Тут заслыше’ ли Идо́лишшо проклятоё,

25 Ище тот ли цари́шшо всё неверноё —

Нету, нет Ильи-та Муромця жива́ три годицька.

Ай как тут стал-то Идо́лишшо подумывать,

Он подумывать стал да собиратьце тут;

Насьбирал-то он силы всё тотарьскою,

30 Он тотарьскою силы, бусурманьчкою,

Насьбирал-то он ведь силу, сам отправилсе.

Подошла сила тотарьска-бусурманьчкая,

Подошла же эта силушка близёхонько

Ко тому она ко городу ко Киеву.

35 Тут выходит тотарин-от Идо́лишшо всё из бела́ шатра.

Он писал-то ёрлычки́ всё скорописчаты,

Посылает он тотарина поганого.

Написал он в ёрлычках всё скорописцятых:

— Я зайду, зайду, Идо́лишшо, во Киев-град,

40 Я ведь выжгу-ту ведь Киев-град, божьи́ церьквы;

Выбиралсе-то шьтобы́ князь из полатушок:

Я займу, займу полаты белокамянны,

Тольки я пушшу в полаты белокамянны —

Опраксе́юшку возьму всё королевисьню;

45 Я Владимира-та князя я поставлю-ту на кухню-ту,

Я на кухню-ту поставлю на меня варить.

Он тут скоро, тотарин-от, приходит к им,

Он приходит тут-то, тотарин, на широкой двор,

С широка́ двора в полаты княженецькия;

50 Он ведь рубит, ка́знит у придверьницьков всё буйны головы,

Отдавает ёрлычки́-то скорописчаты.

Прочитали ёрлыки скоро́, заплакали;

Говорят-то — в ёрлычках да всё описано:

«Выбирайсе, удаляйсе, князь, ты из полатушок,

55 Наряжайсе ты на кухню варить поваром».

Выбиралсе князь Владимир стольнё-киечькой

Из своих же из полатушек круте́шенько;

Ай скоре́шенько Владимир выбираитце,

Выбираитце Владимир — сам слезами уливаетце.

60 Занимает[2] княженевськи всё полатушки,

Хочет взять он Опраксе́юшку собе в полатушку;

Говорит-то Опраксеюшка таки речи:

— Уж ты гой еси, Идо́лищо, неверной царь!

Ты поспешь ты меня взять да во свои́ руки.

65 Говорит-то ей ведь царь да таковы слова:

— Я ува́жу, Опраксе́юшка, ешшё два де́ницька,

Церез два-то церез дня как будёшь не кнегиной ты,

Не кнегиной будёшь жить, — да всё царицою.

Рознемогсе-то во ту пору казак да Илья Муромець:

70 Он не мог-то за обедом пообедати;

Розболелось у ево всё ретиво́ серьцо,

Закипела у ево всё кровь горячая.

Говорит-то всё Илья сам таковы слова:

— Я не знаю, отцево да незамог совсим.

75 Не могу терпеть жить-то у себя в доми;

Надоть съездить, попроведать во чисто́ полё,

Надоть съездить, попроведать в красён Киёв-град.

Он сядлал, сбирал своёго всё Беле́юшка,

Нарядил скоро своёго ко́ня доброго;

80 Сам садилсе-то он скоро на добра́ коня,

Он садилсе во седелышко чиркальскоё,

Он ведь резвы свои ноги в стремёна́ всё клал,

Тут поехал-то Илья наш, Илья Муромец,

Илья Муромеч поехал свет-Иванович.

85 Он приехал тут да во чисто́ полё,

Из чиста́ поля поехал в красён Киёв-град.

Он оставил-то добра́ коня на широко́м двори,

Он пошел скоро́ по городу по Киеву,

Он нашел, нашел калику перехожую,

90 Перехожую калику, перебро́жую,

Попросил-то у калики всё платья́ кали́чьёго;

Он ведь дал-то ёму платье всё от радости,

От радости скиныва́л калика платьицё,

Он от радости платьё от великою.

95 Ай пошел скоро́ Илья тут под окошоцько,

Под окошоцько пришел, к полатам белокамянным;

Закрыцял же он, Илья-та, во всю го́лову,

Ишше тем ли он ведь кры́ком богатырьским тут;

Говорил-то Илья да Илья Муромеч,

100 Илья Муромець да сам Ивановиць:

— Ай подай-ко, князь Владимир, мне-ка милостинку,

Ай подай-ко, подай милостинку мне спасе́ную,

Ты подай, подай мне ради-то Христа, царя небесного,

Ради матери божьёй, царици-богородици.

105 Говорит-то Илья да Илья Муромець,

Говорит-то он, крыцит всё во второй након:

— Ай подай ты, подай милостину спасёную,

Ай подай-ко-се ты, красно моё солнышко,

Уж ты ласковой, подай, да мой Владимир-князь!

110 Ай не для́-ради подай ты для ково-нибудь,

Ты подай-ко для Ильи ты, Ильи Муромця,

Ильи Муромча, подай, сына Ивановиця.

Тут скорехонько к окошоцьку подходит князь,

Отпирает ёму окошоцько коси́сцято,

115 Говорит-то князь да таковы́ реци:

— Уж ты гой еси, калика перехожая,

Перехожа ты калика, переброжая!

Я живу-то всё, калика, не по-прежному,

Не по-прежному живу, не по-досе́льнёму:

120 Я не смею подать милостинки всё спасёною;

Не дават-то ведь царишшо всё Идо́лишшо

Поминать-то он христа, царя небесного,

Во вторых-то поминать да Илью Муромця.

Я живу-то князь — лишилсе я полат всё белокамянных;

125 Ай живет у мня поганоё Идо́лишшо

Во моих-то во полатах белокамянных;

Я варю-то на ево, всё живу поваром,

Подношу-ту я тотарину всё кушаньё.

Закрыцял-то тут Илья да во трете́й након:

130 — Ты поди-ко, князь Владимир, ты ко мне́ выйди,

Не увидели щобы́ царишша повара ево:

Я скажу тебе два тайного словецюшка.

Он скорехонько выходит, князь Владимир наш,

Он выходит на широ́ку светлу улоцьку.

135 — Що ты, красно наше солнышко, поху́дело,

Що ты, ласков наш Владимир-князь ты стольнё-киевской?

Я ведь чуть топерь тебя признать могу.

Говорит-то князь Владимир стольнё-киевской:

— Я варю-ту, всё живу за повара;

140 Похудела-то кнегина Опраксе́я-королевисьня,

Она день-от ото дня да всё ище́ хуже́.

— Уж ты гой еси, мое ты красно солнышко,

Ище ласков князь Владимир стольнё-киевськой!

Ты не мог узнать Ильи да Ильи Муромця?

145 Ведь тут падал Владимир во резвы́ ноги:

— Ты прости, прости, Илья, ты виноватого!

Подымал скоро́ Илья всё князя из резвы́х он ног,

Обнимал-то он ево своей-то ручкой правою,

Прижимал-то князя Владимера да к ретиву́ серьцю,

150 Человал-то он его в уста саха́рныя:

— Не тужи-то ты теперь, да красно солнышко!

Я тепере из неволюшки тебя повыручу;

Я пойду теперь к Идо́лишшу в полату белокамянну,

Я пойду-ту к ёму на глаза-ти всё,

155 Я скажу, скажу Идо́лишшу поганому:

«Я пришел-то, царь, к тебе всё посмотрять тебя».

Говорит-то тут ведь красно наше солнышко,

Що Владимир-от князь да стольнё-киевськой:

— Ты поди, поди к царишшу во полатушки!

160 Ай заходит тут Илья да во полатушки,

Он заходит-то ведь, говорит да таковы́ слова:

— Ты поганоё сидишь да всё Идо́лишшо,

Ишше тот ли сидишь да царь неверной ты!

Я пришел, пришел тебя да посмотрять теперь.

165 Говорит-то всё погано-то Идо́лишшо,

Говорит-то тут царишшо-то неверное:

— Ты смотри меня — я не гоню тебя!

Говорит-то тут Илья да Илья Муромець:

— Я пришел-то всё к тебе да скору вес<т>ь принес,

170 Скору весточку принес, всё вес<т>ь нерадосьню:

Всё Илья-та ведь Муромеч живёхонёк,

Ай живёхонёк он, всё здорове́шенёк;

Я встретил всё ево да во чисто́м поле;

Он осталсе во чисто́м поле поездить-то,

175 Що поездить-то ёму да пополя́ковать,

Заутра́ хочёт приехать в красен Киев-град.

Говорит ему Идолишшо да всё неверной царь:

— Ище велик ли, — я спрошу у тя, калика, — Илья Муромець?

Говорит-то калика-та Илья Муромець:

180 — Илья Муромеч-то будёт он во мой же рост.

Говорит-то тут Идолишшо, выспрашиват:

— Э по многу ли ест хлеба Илья Муромеч?

Говорит-то калика перехожая:

— Он ведь кушат-то хлеба по единому,

185 По единому-едно́му он по ломтю к выти.

— Он по многу ли ведь пьет да пива пьяного?

— Он ведь пьет пива пьяного всёво один пивной стакан.

Росьсмехнулсе тут Идо́лишшо поганоё:

— Що же, почему вы этим Ильею на Руси-то хвастают?

190 На доло́нь его поло́жу, я другой прижму:

Остаетце меж руками що одно́ мокро́.

Говорит-то тут калика перехожая:

— Ище ты ведь по многу ли, царь, пьешь и ешь,

Ты ведь пьешь, ты и ешь, да всё ведь кушаёшь?

195 — Я-то пью-ту, я всё цяроцьку пью пива полтора ведра,

Я всё кушаю хлеба по семи пудов,

Я ведь мяса-та ем — к вы́ти всё быка я съем.

Говорит-то на те речи Илья Муромеч,

Илья Муромеч да сын Ивановиць:

200 — У моево всё у батюшки родимого

Там была-то всё корова-та обжорьцива,

Она много пила да много ела тут —

У ей скоро ведь брюшина-та тут треснула.

Показалось-то царищу всё не в удовольствии;

205 Он хватал-то из нага́лища булатен нож,

Он кина́л-то ведь в калику перехожую.

Ай помиловал калику спас пречистой наш:

Отьвернулсе-то калика в дру́гу сторону.

Скиныва́л-то Илья шляпу со головушки,

210 Он ведь ту-ту скиныва́л всё шляпу сорочиньскую,

Он кина́л, кинал в Идо́лишша всё шляпою,

Он ведь кинул — угодил в тотарьску са́му голову;

Улетел же тут тотарин из простенка вон,

Да ведь вылетел тотарин всё на улицю.

215 Побежал-то Илья Муромеч скоре́шенько

Он на ту ли на широ́ку, све́тлу улицю,

Он рубил-то всё он тут силу тотарьскую,

Он тотарьску-ту силу, бусурманьчкую;

Он избил-то, изрубил силу великую.

220 Приказал-то князь Владимир-от звонить всё в большой колокол,

За Илью-то петь обедьни-ти с молебнами:

— Не за меня-то молите́, — за Илью за Муромця.

Собирал-то он поче́сен пир,

Ай поче́сен собирал для Ильи да всё для Муромча.

Под славным городом под Киевом,

На тех на степях на Цицарскиих,

Стояла застава богатырская.

На заставе атаман был Илья Муромец,

5 Податаманье был Добрыня Никитич млад,

Есаул Алеша Поповский сын,

Еще был у них Гришка Боярский сын,

Был у них Васька Долгополой.

Все были братцы в разъездьице:

10 Гришка Боярский в те-пор кравчим жил,

Алеша Попович ездил в Киев-град,

Илья Муромец был в чисто́м поле,

Спал в бело́м шатре,

Добрыня Никитич ездил ко синю́ морю,

15 Ко синю́ морю ездил за охотою,

За той ли за охотой за молодецкою,

На охоте стрелять гусей, лебедей.

Едет Добрыня из чиста́ поля,

В чистом поле увидел и́скопоть великую,

20 Ископоть вели́ка — по́лпечи.

Учал он и́скопоть досматривать:

— Еще что же то за богатырь ехал?

Из этой земли из Жидовския

Проехал Жидови́н могуч богатырь

25 На эти степи Цицарския!

Приехал Добрыня в стольный Киев-град,

Прибирал свою братию приборную:

— Ой вы гой еси, братцы-ребятушки!

Мы что́ на заставушке устояли.

30 Что́ на заставушке углядели?

Мимо нашу заставу богатырь ехал!

Собирались они на заставу богатырскую.

Стали думу крепкую думати:

Кому ехать за нахвальщиком?

35 Положили на Ваську Долгополого.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

— Не ладно, ребятушки, поло́жили;

У Васьки полы долгия,

40 По земле ходит Васька — заплетается,

На бою — на драке заплетется,

Погинёт Васька по-напрасному.

Положились на Гришку на Боярского:

Гришке ехать за нахвальщиком,

45 Настигать нахвальщика в чисто́м поле.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

— Не ладно, ребятушки, уду́мали,

Гришка рода боярского:

50 Боярские роды хвастливые,

На бою-драке призахвастается,

Погинёт Гришка по-напрасному.

Положились на Алешу на Поповича:

Алешке ехать за нахвальщиком,

55 Настигать нахвальщика в чисто́м поле,

Побить нахвальщика на чисто́м поле.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

— Не ладно, ребятушки, поло́жили:

60 Алешинька рода поповского,

Поповские глаза завидущие,

Поповские руки загребущие,

Увидит Алеша на нахвальщике

Много злата, се́ребра, —

65 Злату Алеша позавидует,

Погинёт Алеша по-напрасному.

Положили на Добрыню Никитича:

Добрынюшке ехать за нахвальщиком,

Настигать нахвальщика в чисто́м поле,

70 Побить нахвальщика на чисто́м поле,

По плеч отсечь буйну голову,

Привезти на заставу богатырскую.

Добрыня того не отпирается.

Походит Добрыня на конюший двор,

75 Имает Добрыня добра́ коня,

Уздает в уздечку тесмя́нную.

Седлает в седелышко черкаское,

В торока́ вяжет палицу боё́вую,

Она свесом та палица девяносто пуд,

80 На бедры́ берет саблю вострую,

В руки берет плеть шелко́вую,

Поезжает на го́ру Сорочинскую.

Посмотрел из трубочки серебряной:

Увидел на поле черни́зину;

85 Поехал прямо на черни́зину,

Кричал зычным, звонким голосом:

— Вор, собака, нахвальщина!

Зачем нашу заставу проезжаешь, —

Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?

90 Податаману Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь

На всю нашу братию наборную?

Учу́л нахвальщина зы́чен голос,

Поворачивал нахвальщина добра́ коня,

95 Попущал на Добрыню Никитича.

Сыра мать-земля всколебалася,

Из озер вода выливалася,

Под Добрыней конь на коленца пал.

Добрыня Никитич млад

100 Господу богу возмо́лится

И мати пресвятой богородице:

— Унеси, господи, от нахвальщика.

Под Добрыней конь посправился,

Уехал на заставу богатырскую.

105 Илья Муромец встречает его

Со братиею со приборною.

Сказывает Добрыня Никитич млад:

— Как выехал на го́ру Сорочинскую,

Посмотрел из трубочки серебряной,

110 Увидел на́ поле черни́зину,

Поехал прямо на черни́зину,

Кричал громким, зычным голосом:

«Вор, собака, нахвальщина!

Зачем ты нашу заставу проезжаешь, —

115 Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?

Податаманью Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь

На всю нашу братью на приборную?»

Услышал вор-нахвальщина зы́чен голос,

120 Поворачивал нахвальщина добра́ коня,

Попущал на меня, до́бра мо́лодца:

Сыра мать-земля всколебалася,

Из озер вода выливалася,

Подо мною конь на коленца пал.

125 Тут я господу богу возмо́лился:

«Унеси меня, господи, от нахвальщика!»

Подо мной тут конь посправился,

Уехал я от нахвальщика

И приехал сюда, на заставу богатырскую.

130 Говорит Илья Муромец:

— Больше некем заменитися,

Видно ехать атаману самому!

Похо́дит Илья на конюший двор,

Имает Илья добра́ коня,

135 Уздает в уздечку тесмя́нную,

Седлает в седелышко черкаское,

В торока́ вяжет палицу боёвую,

Она свесом та палица девяноста пуд,

На бедры́ берет саблю вострую,

140 Во руки берет плеть шелко́вую,

Поезжает на го́ру Сорочинскую;

Посмотрел из кулака молодецкого,

Увидел на поле черни́зину,

Поехал прямо на черни́зину,

145 Вскричал зычным, громким голосом:

— Вор, собака, нахвальщина!

Зачем нашу заставу проезжаешь, —

Мне, атаману Илье Муромцу, челом не бьешь?

Податаманью Добрыне Никитичу?

150 Есаулу Алеше в казну не кладешь

На всю нашу братью наборную?

Услышал вор-нахвальщина зы́чен голос,

Поворачивал нахвальщина добра́ коня,

Попущал на Илью Муромца.

155 Илья Муромец не удро́бился.

Съехался Илья с нахвальщиком:

Впе́рвые палками ударились, —

У палок цевья отломалися,

Друг дружку не ранили;

160 Саблями вострыми ударились, —

Востры сабли приломалися,

Друг дружку не ранили;

Вострыми копьями кололись, —

Друг дружку не ранили;

165 Бились, драли́сь рукопашным боё́м,

Бились, драли́сь день до вечера,

С вечера бьются до полу́ночи,

Со полу́ночи бьются до бела́ света.

Махнет Илейко ручкой правою, —

170 Поскользи́т у Илейка ножка левая,

Пал Илья на сыру́ землю;

Сел нахвальщина на белы́ груди́,

Вынимал чинжали́щё булатное,

Хочет вспороть груди белыя,

175 Хочет закрыть очи ясныя,

По плеч отсечь буйну голову.

Еще стал нахвальщина наговаривать:

— Старый ты старик, старый, матёрый!

Зачем ты ездишь на чисто́ поле?

180 Будто некем тебе, старику, заменитися?

Ты поставил бы себе келейку

При той путе́ — при дороженьке,

Сбирал бы ты, старик, во келейку,

Тут бы, старик, сыт-пи́танён был.

185 Лежит Илья под бога́тырём,

Говорит Илья таково́ слово:

— Да не ладно у святых отцёв написано,

Не ладно у апостолов удумано,

Написано было у святых отцёв,

190 Удумано было у апостолов:

«Не бывать Илье в чи́стом поле убитому»,

А теперь Илья под бога́тырём!

Лежучи́ у Ильи втрое силы прибыло:

Махнёт нахвальщину в белы́ груди́,

195 Вышибал выше дерева жа́рового,

Пал нахвальщина на сыру́ землю,

В сыру́ землю ушел до́-пояс,

Вскочил Илья на резвы́ ноги́,

Сел нахвальщине на белы́ груди́.

200 Недосуг Илюхе много спрашивать, —

Скоро спорол груди белыя,

Скоро затьмил очи ясныя,

По плеч отсек буйну голову,

Воткнул на копье на булатное,

205 Повез на заставу богатырскую.

Добрыня Никитич встречает Илью Муромца

Со своей братьей приборною.

Илья бросил голову о сыру́ землю,

При своей братье похваляется:

210 — Ездил во́ поле тридцать лет, —

Экого чуда не нае́зживал!

А да ко тому было ко морю, морю синёму,

А ко синёму как морюшку студёному,

Ко тому было ко камешку-то ко ла́тырю,

А ко той как бабы да ко Златы́горки

5 А к ней гулял-ходил удалой ведь доброй мо́лодець,

А по имени старой казак Илья Муромець.

Он ходил-гулял Илеюшка к ней двенадцать лет,

Он ведь прижил ей чадышко любимоё.

Он задумал стары ехать во чисто́ полё;

10 Он ведь стал где Златы́горки наговарывать,

Наговарывать, как крепко ей наказывать,

Оставлял он ведь ей ноньче свой чу́дён крес<т>,

Он ище оставлял с руки злачё́н перстень:

— Уж ты ой еси, баба да всё Златыгорка!

15 Если сын у тя родитсе, отдай чу́дён крест;

Если дочь у тя родитсе, отдай злачё́н перстень.

А поехал тут старой казак во чисто́ полё,

Много-мало тому времени минуитсе,

А от той-де от бабы от Златыгорки

20 От ней рожаитсе молоденькой Сокольницок.

Он не по годам ростет Сокольник, по часам;

Каковы-то люди в людях во сёмнадцать лет,

А у нас был Сокольницёк семи годов.

Ишше стало Сокольнику двенадцать лет,

25 А тут стал выходить да на красно́ крыльцо,

Он зрить-смотреть стал в трубочку подзорную:

Во-первы-ти он смотрел нонь по чисту́ полю,

Во-вторы́-ти он смотрел нонь по синю́ морю,

Во-третьи-ти он смотрел на соломя[3] окатисто,

30 Во-последни он смотрел на стольне-Киев-град.

Он задумал съездить взять ведь крашен Киев-град.

Он ведь стал просить у маменьки благословленьиця:

— Уж ты дай мне-ка, мать, благословленьицё

Мне-ка съездить, добру молодцю, на чисто́ полё.

35 А дает ёму маменька благословленьицё,

А дает ёму родима, наговориват:

— А поедешь, мое дитятко, во чисто́ полё,

А наедешь ты в чисто́м поли на старого:

А борода-та у старого седы́м-седа,

40 А голова-та у старого белы́м-бела,

А под старым-то конь был наубел он бел,

Хвост-от, грыва у коня была черны́м-черна;

До того ты до старого не доезживай,

Не доезживай до старого, с коня скачи;

45 До того до старого ты не дохаживай,

А тому где старому низко кланейсе;

А ведь тот тибе старой казак — родной батюшко.

А ведь тут ето Сокольнику за беду пришло,

За велику за досаду показалосе.

50 А снарежалсе тут Сокольник в платье в цве́тное,

Одевал он на себя сбрую богатырскую,

Выводил тут Сокольничок добра́ коня,

Он седлал-уздал Сокольничок добра́ коня:

Он на коничка накладывал сам потнички,

55 Он на потнички накладывал всё войлучки,

Он на войлучки седелышко черкальскоё

О двенадцати подпруженьках шелко́вых-е,

Он тринадцату подпругу через хребетну кость,

Через ту через стень лошадиную.

60 Тут заскакивал Сокольник на добра́ коня.

А не видели, Сокольник как на коня скоцил,

Только видели, Сокольник как в стремена ступил;

А не видели поезки богатырское,

Только видели: во полюшки курева́ стоит,

65 Курева́ где стоит, да дым столбом валит.

А тут выехал Сокольник на чисто́ поле,

Он и стал по чисту́ полю розъезживать:

Он и ездит во поли, потешаитсе,

Он тотарьскима утехами забавляится:

70 Он и свищот копье свое по подне́бесью,

Он и правой рукой бросит, левой по́дхватит,

Он ведь сам ко копейцю приговарыват:

— Уж я коль лёкко владею нонь тобой, копье,

Столь лёкко мне повладеть старым ка́заком.

75 А по утрицьку-утру было ранному,

По восхожому солнышку как было красному

Выходил тут стары казак из бела́ шатра.

Он зрил-смотрел во трубочку в подзорную:

Он первы́-ти смотрел на стольне-Киев-град,

80 Во-втори́-ти он смотрел да по чисту́ полю;

Он завидял во чисто́м поли неприятеля.

А да заходил тут старой казак во бело́й шатер:

— Уж вы ой еси, удалы добры молодци,

А готово те спать, да вам пора ставать,

85 А пора вам ставать, дак время ехати,

Уж нам ехать ведь надо во чисто́ полё:

В поли ездит есь удаленькой доброй молодець.

У нас ехати Ивашку Долгополому, —

У нас то было дитятко едрё́ноё,

90 А едрёно оно дитятко, непроборноё,

Понапрасно погубит свою буйну голову;

У нас ехать Олешеньки Поповичу, —

У нас то было дитятко несильнёё,

Умом-разумом дитятко заплывциво,

95 Понапрасно погубит свою буйну голову;

У нас ехать Добрыни сыну Микитичу, —

У нас то было дитятко едрё́ноё,

А едрёно было дитятко то, вежливо,

Было вежливо дитятко, очесливо,

100 Он и можот добра молодця принаехати,

Он и можот ёго да приобъехати,

Он и можот добру молодцю и честь воздать.

Тут и стал где Добрынюшка снарежатисе:

Надевал он на себя латы кольцюжныя,

105 Надевал он где платьицё-то цве́тноё,

Надевал он на себя сбрую богатырьскую.

А пошел тут Добрынюшка из бела́ шатра,

Выходил тут Добрыня из бела́ шатра,

Он седлал-уздал Добрынюшка добра́ коня,

110 А заскакивал Добрынюшка на добра́ коня,

Он поехал Добрыня во чисто́ полё.

Выезжал тут Добрынюшка на чисто́ полё,

Он наехал Сокольника во чисто́м поли.

Он наехал ёго да приобъехал же,

115 Он соскакивал Добрынюшка со добра́ коня,

Он тому где молодцю сам низко кланялся:

— Уж ты здраствуй, удаленькой доброй молодець!

А которого ты города, коей земли?

А которого отця ты, коей матери?

120 Тибя как, молодец, нонь именём зовут,

Тибя как величают по извотчины?

А куда ты нонь едёшь, куда путь дёржи́шь?

Отвечал тут удалой доброй молодець:

— Уж я еду к вам на славной крашен Киев-град,

125 Уж я руських богатырей повысмотрю,

Я на сабельку богатырей повырублю,

На бумажечку богатырей вас повыпишу,

Я на быстру на реченьку повысвищу,

Уж я старого казака конем стопчу,

130 Я Владимеру-князю голову срублю,

А кнегину-то Опраксею за себя возьму,

Уж я Киев-от город весь огнем сожгу,

Уж я церкви-ти божьи все под дым спущу.

А тут заскакивал Добрынюшка на добра́ коня,

135 А поехал Добрыня ко белы́м шатрам.

А приехал Добрынюшка ко белы́м шатрам,

Заходил тут Добрынюшка в бело́й шатер,

Говорил тут Добрыня таково́ слово:

— Уж ты ой еси, старой казак Илья Муромец.

140 Уж там ездит в поли молодец, не моя чёта,

Не моя чёта ездит, не моя ровня;

А да от того-ле он от моря да моря синёго,

Он от синёго ведь морюшка студёного,

От того он от камешка от латыря,

145 Да от той он от бабы от Златы́горки,

А зовут ёго молоденьким Сокольником;

Он ведь едёт к нам на славен крашен Киев-град,

Он и хочот нас, бога́тырей, повысмотреть,

Он на сабельку бога́тырей нас повырубить,

150 На бумажечку богатырей повыписать,

Он на быстру на реченьку повымётать,

Тибя, старого казака, конем стоптать,

А Владимеру-князю голову срубить,

А кнегину-ту Опраксею за себя взамуж взять,

155 Хочот Киев-от город весь огнем сжегчи́,

А как церкви-ти божьи все под дым спустить.

А тут де старому за беду пришло,

За велику за досаду показалосе.

Тут и стал где стары казак снарежатисе,

160 Поскоре того Илеюшка сподоблятисе:

Надевал он на себя латы кольцюжныя,

Надевал на себя он платьё цве́тноё,

Он и брал с собой сбрую всю богатырскую.

А пошел тут старой казак из бела́ шатра,

165 А седла-уздал стары казак добра́ коня,

Он поехал старой казак в чисто́ полё,

Он наехал Сокольника на чисто́м поли.

Заревел тут Сокольник по-звериному,

Засвистел тут Сокольник по-соловьёму,

170 Зашипел тут Сокольник по-змеиному.

Тут и матушка сыра земля потряхаласе,

А сыры-ти тут дубы погибалисе,

А вёршиной за комель заплёталисе,

А сухи-ти ведь дубы поломалисе,

175 У Илеюшки доброй конь пал на́карачь.

Он и бил стар коня нонь по крутым бедрам,

Он и сам ко коню стар приговарыват:

— Уж ты ой еси, конь мой, травяной мешок!

Не слыхал-ле ты порё́ву звериного,

180 Не слыхал-ле ты поши́пу змеиного,

А того где ты свисту соловьиного?

У Илеюшки конь тут осержаитсе,

От сырой земли конь дак отделяитсе,

Он наехал Сокольника на чисто́м поли,

185 Он наехал ёго и приобъехал же,

Он и сам говорил стар таково́ слово:

— Уж ты ой еси, удалой доброй молодець!

Не застрелил ясна сокола, теребишь же;

Не убил добра молодца, ездишь-хвастаёшь.

190 А не две тут грозных тучи сокаталосе, —

А два сильних богатыря соезжалосе.

Они съехались на сабельки-ти вострыя,

У них востры-ти сабли пощорбалисе,

Они тем боём друг друга не ранили.

195 Они съехались на копья брусаменьчаты,

По насадочкам копья повертелисе,

Они тем боём друг друга не ранили.

Они съехались на палици боё́выя,

А боё́вы у их палици поломалисе,

200 Они тем боём друг друга не ранили.

А скакали молодчи тут со добры́х коней,

А схватились крепким боём, рукопашкою,

А боролись они с утра день до вечора,

А со вечора боролись до полу́ночи,

205 Со полу́ночи боролись до бела́ свету;

А всёго они боролись трои суточки.

А по счасьицю тут было по Сокольникову,

По несчасьицю было по Илеюшкину

Подкатилась у старого ножка правая,

210 Промахнулась у старого нога левая,

А тут падал да старой казак на сыру́ землю.

А заскакивал Сокольник на белы́ груди;

Он не спрашивал не имени, не вотчины,

Не отечества не спрашивал, не молодечества,

215 Вынимат из-за налучья свой вострой нож,

Он ростегиват пуговки вольячныя,

Он и хочот пороть ёго груди белыя,

Он и хочот смотреть да ретиво́ серцо.

А ведь тут де старому за беду пришло,

220 За великую досаду показалосе;

А змолился тут старой казак Илья Муромець:

— Уж ты ой еси, спас да многомилослив,

Присвята мати божья, богородича!

Не стоял-ле я за веру православную?

225 Не стоял-ле я за черкви-ти за божия?

Не стоял-ле за нама́стыри покрашоны?

Не стоял-ле я за славен крашен Киев-град?

А сказали, що старому в поле смерть не писана,

А теперече старому, верно, смерть прыдет;

230 Ты не выдай меня, восподи, на чисто́м поли

А поганому тотарину на пору́ганьё.

А у старого силочки где прыбыло,

А тут прыбыло силочки вдвоем-втроем,

А вдвоем-втроем прибыло ровно впе́тером.

235 Он смахнул-свёрнул Сокольника со белы́х грудей»

Он заскакивал Сокольнику на белы́ груди,

Он и сам говорил да таково́ слово:

— Уж ты ой еси, удалой доброй молодеч!

А которого ты города, коей земли,

240 А которого отця, которой матери?

Тибя как, молодець, именём зовут,

Тибя как величают по отечесьтву?

Отвечат тут удалой доброй молодець:

— Уж ты ой еси, старая старэльшина!

245 Я когда был у тибя ведь на белы́х грудях, —

Я не имени, не вотчины не спрашивал,

Не отечества не спрашивал, не молодечесьва,

Вынимал из-за налучья свой вострой нож,

Я хотел у тя пороть да груди белыя,

250 Я хотел у тя смотреть ведь ретиво́ серьцо.

Говорит ёму старой казак во второй раз:

— Скажи, молодець, как тя именём зовут?

Отвечал ему удаленькой доброй молодець:

— Когда был я у тебя ведь на белы́х грудях, —

255 Я не спрашивал не имени, не вотчины,

Я хотел твои пороть ведь груди белыя.

Говорил ёму старой казак Илья Муромець:

— А скажи ты, молодець, как тя именём зовут,

Тибя как величают из отечесьва?

260 Отвечал тут молоденькой Сокольничок:

— От того же я от моря, моря синёго,

От синёго я морюшка студеного,

От того я ведь от камешка-та латыря,

Да от той я бабы от Златыгорки,

265 А зовут меня молоденьким Сокольником.

А ставал тут стары казак на резвы́ ноги,

Он ведь брал где Сокольника за белы́ руки,

Становил он Сокольника на резвы́ ноги,

Цёловал его в уста он во саха́рные,

270 Он и сам говорил таково слово:

— Уж как я тобе ведь нонь родной батюшко.

Тут скакали молодци на добрых коней,

А поехали они тут ко белы́м шатрам.

А приехали они ко белы́м шатрам,

275 Соходили молодци тут во бело́й шатер,

Они пили во бело́м шатри трои суточки.

А поехал тут Сокольник во чисто́ полё

Ко тому же он ко морюшку ко синёму,

Ко своей он к родимой-то ко матушки.

280 А завидяла ёго ведь мать родимая,

Выходила она ведь на красно́ крыльцо

А стречала как Сокольника из чиста́ поля,

Она стретила Сокольника у красна́ крыльца.

Тут соскакивал Сокольницёк со добра́ коня,

285 Он сказнил ведь, срубил ей буйну голову.

Много-мало тому времени минуитсе;

Он поехал опять ведь во чисто́ полё,

Он наехал во чисто́м поли бело́й шатер.

Тут и спит в шатре стары казак Илья Муромец.

290 Не зашел тут Сокольничок во бело́й шатер,

Он и брал копье свое-то ноне востроё,

Он кинал его старому во белы́ груди.

И прилетело копье старому ноньче в чудён крест.

И спробудился тут старой казак Илья Муромец,

295 Он выскакивал стары казак из бела́ шатра,

Он хватал где Сокольника за чесны́ кудри,

Он метал ёго над вышину небесную,

Он метал где Сокольника, не подхватывал.

Тут и падал Сокольник на сыру́ землю,

300 Да и тут де Сокольнику славы поют,

А славы поют Сокольнику, старины́ поют.

А во да́лечи, дале́че во чисто́м поли

Там ведь стоял-то шатер белой поло́тьняной;

Да во том во шатру новом поло́тьняном

Было-жило пять могуциих бога́тырей:

5 Шьто перво́й-от бога́тырь Ва́нюшко, боярьской сын,

Да второй-от Ванька, енеральской сын,

Да трете́й-от Олешенька, поповьской сын,

Да четвертой Добрынюшка Никитиць млад,

Ишше пятой-от — старая старыньшина,

10 Ишше старая старыньшина Илья Муромець,

Илья Муромець был, да свет-Ивановиць.

Пробужаитце Илья да от крепко́го сну;

Он свежо́й водой ключе́вой умываитце,

Тонким белым полотеньцом утираитце,

15 Он ведь молитце всё спасу пречистому

Да царици небесной богородици;

Ён выходит на широ́ку светлу улицю,

Он берет свою трубочку подзорную,

Он ведь смотрит на цётыре во вси стороны:

20 Шьто во да́лечи, дале́че во чисто́м поли

Там ведь ездит бога́тырь по чисту́ полю,

Ишше ездит по чисту́ полю, полякуёт;

Он ведь ме́цёт всё палицю тяжелую,

Он ведь ме́цёт-то палицю сорока пудов,

25 Он берет-то едной рукой, с коня нейдет,

Не станови́т он своёго коня доброго;

На кони-то сидит, будто сильнёй бугор.

Ишше тут-то Илья Муромец приужа́хнулся,

Приужахнулся, со страху прироздумался:

30 — Мне кого бы послать-то во чисто́ полё,

Во чисто́ полё послать мне, попроведати?

Мне послать ведь разве Ва́нюшу боярьского, —

Непростых-то родо́в, — роду боярьского;

Утеряёт в ци́стом по́ли буйну голову.

35 Мне послать ведь разве Ваньку енеральского, —

Енеральцького роду пришел, нежного,

Утеряет-то в чистом по́ли буйну голову;

Да послать разве Олёшеньку Поповиця;

Он ведь роду как всё поповського, —

40 Потеряет в чистом по́ли буйну голову;

Мне послать разве всё брателка крестового,

Как того ли Добрынюшку Никитича.

Услыхает Добрынюшка таковы реци;

Он ведь скоро выходит из бела́ шатра,

45 Он ведь скоро седлат-то своёго коня доброго,

Он седлат, всё убират коня богатырьского;

Он двенадцеть шолко́выих упружинок засте́гиват;

Ише сам он коню да приговариват:

— Уж ты, шолк, всё не рвись, да ты, убор, не гнись!

50 Що не ради красы, да ради крепости,

Ради силы своей да богатырския.

Как поехал Добрынюшка во чисто́ полё,

Не наехал бога́тыря в чисто́м поли́,

Он поехал Добрынюшка поближе ко синю́ морю

55 И увидал бога́тыря всё присильнёго;

Он скрыцял ведь бога́тыря во всю голову:

— Ты постой-ко, бога́тырь, сам ты мне скажись,

Ты скажись-ко мне, богатырь ты могуцёй жа;

Подъезжай ко мне поближе, мы как съедемсе.

60 Как услышал бога́тырь таку похвальбу,

Поворачивал своёго коня доброго;

Как зары́снула у коничка права́ нога, —

Мать сыра-то земля да потрясаласе,

Ише синёё море зволновалосе,

65 Из озер, из рек вода да поливаласе.

Ишше тут ведь Добрынюшка испугаитце,

Подломились у Добрынюшки ножки резвыя,

Приупали у Добрынюшки руцьки белыя,

Приудрогло у Добрынюшки ретиво́ серцо́,

70 Помутились у его-то оци ясныя,

Прокатились у ёго жо горюци́ слёзы:

— Уж я скольки по цисту́ полю не езживал, —

Уж я эдакого бога́тыря не видывал.

Поворацивал Добрынюшка добра́ коня

75 Ко своёму-то он да ко белу́ шатру,

Ён поехал-то всё проць ко белу шатру.

Как стрецят-то старыньшина Илья Муромець;

Недосуг Ильи коня учасывать-углаживать,

Недосуг ему двенадцеть шелко́вых опру́жинок засте́гивать,

80 Ище сам говорит да таковы реци:

— Ище мне-ка во чисто́м по́ли смерть не писана;

Я поеду с бога́тырем побра́таюсь,

Я поеду с могуцим поздороваюсь.

Приезжает Илья да во чисто́ полё,

85 Он наехал бога́тыря в чисто́м поли́;

А богатырь-то ездит, забавляитце

Он как детскима-боярскима забавами;

Ишше сам-то он палици приговариват:

— Приклоню-ту свою палицу тяжолую,

90 Приклоню-ту я тибя прямо на красён Киев-град,

Как на матушку тибя, да каменну́ Москву.

Ишше те слова ведь старой ведь старыньшины

За беду-то ёму стали за великую,

Приезжаёт к бога́тырю близехонько.

95 Он ударил своей-то ведь палицей тяжолою,

Он ударил бога́тырю по буйно́й головы,

Как бога́тырь сидит, сидит не думаёт,

Он не думаёт сидит-то, сам не обёрнитце,

Не обёрнитце сидит, да не згле́нёт же,

100 Ишше тут ведь Илья да призадумалсе:

— Разве силушка у мня уж не по-прежному,

Не по-прежному сила, не по-старому?

Он отъехал всё за́ вёрсту за мерную,

Он нашел в поли́ горюцёй серой камешок,

105 Он ударил по ка́мешку палицей тяжелою, —

Разлетелся-то камень на мелки́ куски.

Подъезжат опять к богатырю во второй након,

Он ударил его по буйно́й головы;

Ай бога́тырь-то сидит, всё не думаёт,

110 Ище тут опять Илья да отъезжает прочь;

Он ударил ведь в камень во второй након, —

Разлетелсе ведь ка́мешок в мелки́ куски.

Приезжает к бога́тырю во трете́й након,

Он ударил-то палицей по буйно́й головы;

115 Да тогда-то бога́тырь усмехнулся-то.

Тут не лютоё зе́льё разгорелосе,

Богатырьско-то серцё роскипелосе;

Говорит-то Илья Муромець таковы́ слова:

— Уж ты гой еси, бога́тырь ты могуцёй же!

120 Уж мы съедемсе с тобой разве, ударимсе.

Они съехались с им да всё ударились;

Востры сабельки у их да поломалисе,

Востры копьиця у их всё потупилисе

Всё от ихных же лат да богатырьскиих,

125 Ишше стали они да рукопашкою;

Ишше ма́стёр Илья-то да был боротисе,

Подкорю́цил бога́тыря правой ножоцькой,

Ище пал-то бога́тырь на сыру́ землю,

Мать сыра земля-то потрясаласе.

130 Он ведь хочёт пороть да груди белыя;

Ище сам он Илья-то ведь Муромец пороздумалсе:

— Я спрошу ведь у бога́тыря, росспрошу про то,

Уж ты гой еси, дороднёй ты доброй молодець!

Тебе много ли от роду-ту тебе есь годов?

135 — А годов-то мне от роду-ту всё двенадцать лет.

— Ты ведь цьей же земли да цьёго города,

Ты цьёго же отця, ездишь, да цьей матушки?

Говорит-то дороднёй-от доброй молодець:

— Кабы сидел-то я у тебя да на белы́х грудях,

140 Не спросил бы я у тебя не роду, не племени,

Не спросил бы не города, отця-матушки, —

Я колол бы твои-ти да всё белы́ груди,

Посмотрял бы твоё-то ретиво́ серцо́.

Говорит-то Илья Муромець во второй након,

145 Говорит-то ёму да во трете́й након:

— Уж ты цьей же земли да цьего города,

Ты какого отця, какой матушки?

Говорит-то дородней доброй молодець:

— Уж я города всё ведь я неверного,

150 Уж я сын-то Маринки всё Кайдаловки,

Да котора живет во земли неверныя,

Получаёт она пошлину великую

Как с того ли со князя-то со Владимира

Шьто за ти ли за черны-ти его ка́рабли;

155 А меня она послала всё на святую Русь,

На святую меня Русь-ту, всё в каменну́ Москву

Отыскать тибя, старого, седатого;

Не дошод, она велела, всё низко кланитьце,

Называть тибя велела всё ро́дным батюшком.

160 Да дала она перстень на праву́ руку́.

Как увидял-то старая стариньшина,

Он ведь свой ведь увидел всё именной перстень

Он со той ли со ’ставоцькой драгоценною,

Он ведь брал-то его да за праву́ руку,

165 Целовал он его в уста саха́рныя:

— Как мое ты, мое цядо милоё,

Цядо милоё мое ты, всё любимое,

Ты ведь мла́денькой мой всё Подсоко́льницёк!

Целовал он в уста-то его в саха́рныя,

170 Он ведь стал-то ёму скоро россказывать:

— Я ведь был-то ходил-то да по синю́ морю,

Замётало-то меня погодушкой великою,

Я тогда подарил перстень твоей ро́дной матушки:

«Какого́ ты родишь, да тому отдай,

175 Хошь ты сына родишь, быват, ясна сокола,

Хошь ты доцьку родишь, ты красну девицу».

А поехали они тогда во бело́й шатер;

Как на радости пили да трои сутоцьки.

Подсокольницёк-то ведь на ёго зло думаёт,

180 Зло-то думаёт он, шьтобы зло бы сделати:

— Не послушаю я матушки наказаньиця, —

Ухожу я своёго-то родна батюшка!

Как ведь тут же Илья всё как за́спал жо,

Как крепки́м-то сном за́спал богатырьским же;

185 Ишше взял Подсокольницёк-от востро́ копье,

Как направил ёму всё в ретиво́ серьцё;

Сохранил ёго господь-от, всё помиловал:

Розлетелось копье-то Ильи-то в белы́ груди;

Ище был-то у ёго на шеи навешан золотой же крест,

190 Золотой-от ведь крест был во вси груди;

Он ведь тем же крестом от смерти всё избавилсе,

Он ведь взял Подсокольницька за жолты́ кудри,

Он бросал-то его-то ведь высо́ко же,

Он ведь выше ёго-то лесу стояцёго,

195 Он пониже всё облака ходе́цёго;

Он ведь тут-то его же не убил вовсё;

Привязал он к своёму к добру́ коню:

— Ты беги-ко, ступай-ко, конь-лошадь добрая,

Увези Подсокольницька во свое место,

200 Щёбы не ездил к нам больше во чисто́ полё,

Во чисто́ к нам полё, щёбы в красён Киев-град;

Не допушшу ёго до матушки славной каменно́й Москвы.

Побежал-поступал-то тут ведь доброй конь,

Прибегал-то к родимой его матушки.

205 Ён крыцял-то скоро ведь да зысьним голосом:

— Уж ты гой еси, матушка родимая!

Ты родима моя матушка любимая!

Ты отворь-ко мне косисцято окошечко,

Посмотри-тко на своёго цяда милого;

210 Ты велела ведь мне-ка старому низко кланетьце;

Ише стар-от ведь надо мной как надругалсе-то:

Привязал-то миня взял ко добру́ коню;

Розвяжи ты миня, маменька, скорешенько.

Розвязала она его скорешенько,

215 Ише стала сама про то выспрашивать:

— Уж ты было ли, цядышко, на святой Руси?

Он ведь взял свое-то всё востро́ копье,

Он ведь матушки-то ударил всё ведь в белу грудь,

Ишше тут ведь она-то скоро́ представилась.

220 Ише сам-то собака похваляитце:

— Уходил-то тепереце ро́дну матушку,

Как тепереце мне будёт воля вольняя.

Заполоню-ту все я руськия че́рны ка́рабли,

Изберу-ту, изымаю со ка́раблей многи́х людей;

225 Разышшу-то тогда жа Илью Муромця,

Отсеку я по плець ёму буйну голову.

Как пришло-то об одну по́ру, прикатилосе,

Уж и сотня цернёных-то пришло ка́раблей;

Захватил-то он, вси-то за́брал-то,

230 Заполонил он народу всего да православного.

Как приходят ёрлычки скоро скорописцяты,

Да приходят-то скоро всё во Киев-град,

Шьто во матушку приходят в каменну́ Москву:

— Захватил-то Подсокольницёк черны ка́рабли,

235 Заполонил-то Подсокольницёк людей добрыих,

Да матросицьков он да всих карабельшицьков.

Как недолго тут Илья, немного он роздумыват,

Он скорехонько-скоро да собираитце,

Он ведь скоро поехал тут к Подсокольницьку,

240 Он прибил всех со старого до малого,

Он отсек у Подсокольницька буйну голову,

Пригонил вси чернёны-ти свои ка́рабли

Он ведь в гавань ко князю ко Владимиру.

Недалёко от города от Киева

А стоит ле тридцеть три бога́тыря.

А пасли-стерегли они да стольнёй Киев-град.

Во первы́х-от у их был да стар козак,

5 Во вторы́х у их Добрынюшка Микитич блад,

Во третьи́х у ех Дунай да сын Иванович,

Во четвертых-то Самсон да сын Колыбанович,

А во пятых Олешенька Попович блад,

Во шестыих два брата да Долгополыех,

10 Долгополы два брата полонённые,

Как ина́ братья вся была схожея.

Отаманом да был стар козак,

Податаманьём Добрынюшка Микитич блад,

А во писарях был Дунай да сын Иванович,

15 А во по́варах Самсон был да Колыбанович,

А во ко́нюхах Олешенька Попович блад.

Поутру́-то ле утру ле было ра́ному,

На зачине тут было да свету белого,

На подъеме тут было да красна солнышка,

20 А старой-то козак пробуждаетца,

Клюцевой водой да старо́й умываетца,

Полотёнушком старо́й обтираетце.

Одеваёт ступеньца на босу́ ногу́,

Надеваёт кунью́ шубу́ на онно плечо́,

25 Надеваёт ле колпак на онно́ ухо́,

А выходит старо́й да вон на улецю.

Как глядел ле смотрел на все сто́роны,

В мороку в тумани нынь худо видитце:

То ле летит блад ясе́н соко́л,

30 То ле едет там удалой доброй молодец.

Едет винно собака потешаетце:

Впереди его, собаки, да бе́жит серый волк,

Позади его, собаки, да звери всякии,

На право́м-то плече́ сидит ясе́н соко́л,

35 На лево́м-то плече́ дак сидит бел кречёт.

Едет винно собака да потешаетце:

Подверьх он стрелочку постреливат,

Кабы на́ пол ту стрелку не ураниват,

Он в руки возьмет — пламё мечетца,

40 А вокруг-то повернет — искры сыплютце.

Кабы едёт собака да потешаетце:

На право́м-то коле́ни держит гумажечку,

Он гумажечку держит да гербовой гист,

На лево́м-то колени держит чернильницю,

45 Во рука́х-то держит перо ёрлиное,

Не того же орла да сизокрылого,

Да того ли орла́ сизокамьского,

А не тот был орел — на лесу сидит,

А бы тот орел — на корню сидит,

50 А гнездо-то он вьет да на се́р каме́нь,

Он бы пищу достават из синя́ моря́.

Он бы пишет ёрлык да скорограмотку:

— Я поеду молодець да в стольней Киев-град,

Я поеду молоде́ць да там поздороватьце.

55 Я силушку всю во грезь стопчу,

Я бы князя́ там Владимира под меч склоню,

Я бы матушку кнегиню с собой возьму.

А поме́тыват ерлык ко за́ставы,

А старо́й-от берет, во шатер пошел,

60 Кабы будит дружину всю заговорьнюю:

— Вы встаньте-ко, дружина заговорьная!

А будёт спать — ста́ла пора́ вставать,

Ты вставай-ко, Добрынюшка Микитич блад,

Ты вставай-ко, Дунай сын Иванович,

65 А цитай етот ерлык да скорограмотку,

Ка’ да щё у собаки есь написано,

Ка’ да щё у собаки напечатано.

Как цитает Дунай, сам россказыват:

— Я поеду молодець да в стольней Киев-град,

70 Я поеду молодець там да поздороватьце,

Я бы силушку хочу да всё во грезь стопчу,

Я кнезя ле Владимира под меч склоню,

Кабы матушку кнегину да то с собой возьму.

А на ето старо́й да осержаетце,

75 Выбирать он стал кого в суго́н послать:

— А послать нам Олешу Поповиця —

А Олеша Попович роду невежлива,

А невежлива сам роду да не оцеслива,

Кабы роду-то Олеша поповьского.

80 А послать-то ле двух-от братьев Долгополыих,

Долгополыих-то бра́тов полонёныих же,

А от не нашей земли они, неверные,

А доспеют бы изменушку великую.

А послать ведь Добрынюшку Микитича —

85 Кабы тот ле детинка роду вежлива,

Да вежлива детинка роду, оцеслива.

А не видели поездки да молодецькое,

А увидели Добрынюшка на коня́ скочил,

На коня-то он скочил да в струмена ступил,

90 А увидели да во по́ле курева́ стоит,

Курева́ стоит да дым столбом вали́т.

Нагони́л-натоптал скоро-на́скоро:

— А какой же ты ле едёшь бога́тырь же?

Есле русьской бога́тырь, то поворот даю,

95 Есле не русьской бога́тырь, да я напу́с держу

А на третье раз да как ругатьце стал:

— Ты кака́ летишь ворона да пустопёрая,

Да кака́ же сорока позагубиста?

А оттуль ле молодец поворот дает,

100 Кабы дае́т Добрынюшке потяпышу,

А прибавил бы Добрыни по алабышу,

А едва ле Добрыня на коне сидит,

А оттуле Добрынюшка поворот дает.

А увидел старой козак Илья Муромец —

105 А бы едет Добрыня да не по-старому,

А сидит он на коне да не по-прежному.

Осержаётце старо́й да сам сряжаетце:

— Не сварить вам без меня пивна́ котла́,

Привезу вам голову́ вам тотарьскую.

110 Как отправился старо́й козак Илья Муромец,

Нагони́л-натоптал скоро-на́скоро:

— Ты какой же нонь едёшь за бога́тырь же?

Есле русьской бога́тырь, да поворот даю,

А не русьской бога́тырь, да я напу́с возьму.

115 А на третье ле раз ругатьце стал:

— Ты кака́ летишь ворона да пустопёрая,

Да кака́ летишь сорока да позагубиста?

Ты ницем зовешь нас тридцать бога́тырей.

А оттуль молодець да поворот дает.

120 Кабы съехались два удалых добрых молодца́,

Кабы секлись сабе́льками вострыми,

А сабе́льки те у их прищербалисе,

А тыкались копейками бурзамеческими,

А копейца у их да извихалисе,

125 А соскакивали робята да со добры́х коней,

А хватались робята да в охабоцьку,

Кабы бились-боролись да трое суточки,

А пробили они до колени землю́.

По бесчесью тут да по великому

130 У старо́го-то права́ рука́ да прома́хнулась,

А лева́-то нога́ да прока́тилась.

Кабы пал старо́й на матушку сыру́ землю́.

А садился Соколик на белы́ груди,

Он и хоцёт пороть да груди белые,

135 Он и хоцёт смотреть его ретиво́ серьцё.

А взмолился старо́й дак да господу́ богу́:

— Пресвята ти ли мати богородиця!

А стоел я за веру за христовую,

Я держался того креста распятого,

140 А повыдала поганому Издо́лищу,

Ты повыдала ему дак на руганьицё.

У старо́го вдвоё да силы при́было,

Он скакал со матушки сырой земли,

А взметал-то Сокольника на матушку,

145 А на матушку метал его на сыру́ землю́,

А садился ему он да на черны́ груди́.

Замахнулся пороть его черны́ груди́,

Посмотреть он хоцёт его ретиво серьцё.

Застоялась у старого во плече рука́.

150 — А скажи е то удалай, добрай молодець,

Откуль идёшь да откуль едёшь же,

Ты какого отця да какой матери?

Говорил е удалой да доброй молодець:

— Не роздражай меня удалого,

155 Ты пори скоре мои да гру́ди че́рные,

Посмотри мое ты ретиво́ серьцё.

Замахнулся старо́й дак во второ́й нако́н,

Застоелась его дак во локтю рука́.

— Ты скажи-ко, удалой да доброй молодець!

160 Ты какого отця да какой матери?

— Я сидел когда у тя на белы́х грудя́х,

Я не спрашивал роду у тя не племени,

Я отця не спрашивал не матере,

Ты пори скоре да гру́ди че́рные,

165 Ты смотри мое да ретиво́ серьцё.

Замахнулсе старо́й да во трете́й нако́н —

Застоелась у старо́го да в за́веди рука.

— Ты скажи-ко, удалой доброй молодец,

Ты какого отця да какой матери,

170 Ты откуль нонь идешь да откуль правишься?

— Я иду молодець да от синя́ моря́.

Кабы матушка моя да Златы́горка,

А Златы́горка она да полени́ця же,

Полени́ця она да преудалая.

175 А соскакиват старо́й да со черны́х груде́й,

А хватил его молодца за белы́ руки́,

Целовал бы его в уста́ саха́рные:

— А твоя ле матерь б.....,

А бы то молодець есь ты выб.....,

180 А любимой ты мой ноньце сын же ведь.

Ты поедь-ко, удалой да доброй молодець,

Привези матушку родимую,

Окрестим-приведем в веру христовую,

А не будёт тебе в поле поединщика.

185 А разъехались удалы да добры молодцы,

А приехал как молодець ноньце к матушке:

— А ты ой еси, матушка родимая!

А бы ездил-ходил во чисто́м поле.

Я бы видил собаку серу́ седатую,

190 Он зовет тебе да право б......,

А меня-то кличет да выб......

Говорит его ле матушка родимая:

— Не пусты́м-то молодець похваляетце.

Он хватил ле тут матушку родимую,

195 Он хватил ле за косы женьски долгия,

А метал-то он ей о кирпищет пол,

А давал он ей тут да скору смёрточку.

Погони́л на тот право бело́й шатер,

А бы ткнул копьем да во бело́й шатер,

200 Он бы ткнул старо́му во белы́ груди.

У старо́го на груди был бы чуден крест,

А попало ему право в чуден крест.

Просыпаетце старо́й дак скоро-на́скоро,

Выбегаёт старо́й да вон на улецю.

205 Он хватил Сокольника за буйну́ главу́,

Он ото́рвал да тут буйну́ главу́.

А бы туловище отвез он во чисто́ поле,

А бы во́ронам да на грае́ньицё,

А зверем бы его да на таска́ньицё.

А й на славноей московскоей на за́ставы

Стояло́ двенадцать богатырей их святорусскиих,

А по нёй по славной по московскоей по за́ставы

А й пехотою никто да не прохаживал,

5 На добро́м кони никто тут не проезживал,

Птица черный ворон не пролетывал,

А ’ще серый зверь да не прорыскивал.

А й то через эту славную московскую-то за́ставу

Едет поляничища удалая,

10 А й уда́ла поляничища великая,

Конь под нёю как сильня́ гора,

Поляница на кони будто́ сенна́ копна,

У ней шапочка надета на головушку

А й пушистая сама завесиста,

15 Спереду-то не видать личка́ румяного

И сзаду́ не видеть шеи белоей.

Ёна ехала собака, насмеялася,

Не сказала божьёй помочи бога́тырям,

Ена едет прямоезжею дорожкой к стольнё-Киеву.

20 Говорит тут старыя казак да Илья Муромец:

— Ай же, братьица мои крестовыи,

Ай бога́тыря вы святорусьскии,

Ай вы славная дружинушка хоробрая!

Кому ехать нам в роздольице чисто́ поле?

25 Поотведать надо силушки великою

Да й у той у поляни́ци у удалою.

Говорил-то тут Олешенка Григорьевич:

— Я поеду во роздольицо чисто́ поле,

Посмотрю на поляни́цу на удалую.

30 Как садился-то Олеша на добра́ коня,

А он выехал в роздольицо чисто́ поле,

Посмотрел на поляницу з-за сыра́ дуба,

Да не смел он к полянице той подъехати,

Да й не мог у ней он силушки отведати.

35 Поскорешенько Олеша поворот держал,

Приезжал на за́ставу московскую,

Говорил-то и Олеша таковы слова:

— Ай вы славныи бога́тыри да святорусьскии!

Хоть-то был я во роздольице чисто́м поли,

40 Да й не смел я к поляницищу подъехати,

А й не мог я у ней силушки отведати.

Говорит-то тут молоденькой Добрынюшка:

— Я поеду во роздольицо чисто́ поле,

Посмотрю на поляницу на удалую.

45 Тут Добрынюшка садился на добра́ коня

Да й поехал во роздольицо чисто́ поле,

Он наехал поляницу во чисто́м поли,

Так не смел он к поляницищу подъехати,

Да не мог у ней он силушки отведати.

50 Ездит поляница по чисту́ полю

На добро́м кони на богатырскоём,

Ёна ездит в поли, сама тешится,

На право́й руки у нёй-то соловей сидит,

На лево́й руки да жавролёночек.

55 А й тут молодой Добрынюшка Микитинец

Да не смел он к полянице той подъехати,

Да не мог у ней он силы поотведати;

Поскорешенько назад он поворот держал,

Приезжал на за́ставу московскую,

60 Говорил Добрыня таковы слова:

— Ай же, братьица мои да вы крестовыи,

Да бога́тыря вы славны святорусьскии!

То хоть был я во роздольице чисто́м поли,

Посмотрел на поляницу на удалую,

65 Она езди в поли, сама тешится.

На право́й руки у нёй-то соловей сидит,

На лево́й руки да жавролёночек.

Да не смел я к полянице той подъехати

И не мог-то у ней силушки отведати.

70 Ёна едет-то ко городу ко Киеву,

Ёна кличет-выкликает поединщика,

Супротив собя да супротивника,

Из чиста́ поля да и наездника,

Поляница говорит да таковы слова:

75 «Как Владымир князь-от стольнё-киевской

Как не дает мне-ка он да супротивника,

Из чиста́ поля да и наездника,

А й приеду я тогда во славной стольний Киев-град,

Розорю-то славный стольний Киев-град,

80 А я чернедь мужичков-тых всих повырублю

А божьи церквы я все на дым спущу,

Самому князю Владымиру я голову́ срублю

Со Опраксиёй да с королевичной!»

Говорит им старый казак да Илья Муромец:

85 — А й бога́тыря вы святорусьскии,

Славная дружинушка хоробрая!

Я поеду во роздольицо чисто́ поле,

На бою-то мне-ка смерть да не написана;

Поотведаю я силушки великою

90 Да у той у поляницы у удалою.

Говорил ему Добрынюшка Микитинец:

— Ай же, старыя казак да Илья Муромец!

Ты поедешь во роздольицо чисто́ поле

Да на тыя на удары на тяжелыи,

95 Да й на тыя на побоища на смёртныи,

Нам куда́ велишь итти да й ку́ды ехати?

Говорил-то им Илья да таковы слова:

— Ай же, братьица мои да вы крестовыи!

Поезжайте-тко роздольицом чисты́м полем,

100 Заезжайте вы на гору на высокую,

Посмотрите вы на драку богатырскую:

Надо мною будет, братци, безвреме́ньице,

Так поспейте ко мни, братьица, на выруку.

Да й садился тут Илья да на добра́ коня,

105 Ён поехал по роздольицу чисту́ полю,

Ён повыскочил на гору на высокую,

А й сходил Илья он со добра́ коня,

Посмотрел на поляницу на удалую,

Как-то ездит поляничищо в чисто́м поли;

110 И она ездит поляница по чисту́ полю

На добро́м кони на богатырскоём,

Она шуточки-ты шутит не великии,

А й кидает она палицу булатнюю

А й под облаку да под ходячую,

115 На добро́м кони она да ведь подъезживат,

А й одною ру́кой палицу подхватыват,

Как пером-то лебединыим поигрыват,

А й так эту палицу булатнюю покидыват.

И подходил-то как Илья он ко добру́ коню,

120 Да он пал на бе́дра лошадиныи,

Говорил-то как Илья он таковы слова:

— Ай же, бурушко мой маленькой косматенькой!

Послужи-тко мне да верой-правдою,

Верой-правдой послужи-тко неизменною,

125 А й по-старому служи еще по-прежнему,

Не отдай меня татарину в чисто́м поли,

Чтоб срубил мне-ка татарин буйну голову!

А й садился тут Илья он на добра́ коня,

То он ехал по роздолью по чисту́ полю

130 И он наехал поляницу во чисто́м поли,

Поляници он подъехал со бела́ лица,

Поляницу становил он супроти́в собя,

Говорил ён поляници таковы слова:

— Ай же, поляница ты удалая!

135 Надобно друг у друга́ нам силушки отведати.

Порозъедемся с роздольица с чиста́ поля

На своих на до́брых ко́нях богатырскиих,

Да приударим-ко во палици булатнии,

А й тут силушки друг у друга́ й отведаём.

140 Порозъехались оне да на добры́х конях

Да й по славну по роздольицу чисту́ полю,

И оны съехались с чиста́ поля да со роздольица

На своих-то ко́нях богатырскиих,

То приударили во палици булатнии,

145 Ёны друг друга́-то били по белы́м грудям,

Ёны били друг друга́ да не жалухою,

Да со всёю сво́ей силы с богатырскою,

У них палицы в руках да й погибалися

А й по маковкам да й отломилися.

150 А под нима-то доспехи были крепкии,

Ёны друг друга́ не сшибли со добры́х коней,

А не били оны друг друга́, не ранили,

И никоторого местечка не кровавили.

Становили добрых ко́ней богатырскиих,

155 Говорили-то оны да промежду́ собой:

— Как нам силушка́ друг у друга́ отведати?

Порозъехаться с роздольица с чиста́ поля

На своих на добрых конях богатырскиих,

Приударить надо в копья в муржамецкии,

160 Тут мы силушка́ друг у друга́ й отведаём.

Порозъехались оны да на добры́х конях

А й во славноё в роздольицо чисто́ поле,

Припустили оны друг к другу́ добры́х коней,

Порозъехались с роздольица с чиста́ поля,

165 Приударили во копья в муржамецкии,

Ёны друг друга-то били не жалухою,

Не жалухою-то били по белы́м грудям,

Так у них в руках-то копья погибалися

А й по маковкам да й отломилися.

170 Так доспехи-то под ни́ма были крепкии,

Ёны друг друга́ не сшибли со добры́х коней,

Да й не били, друг друга́ не ранили,

Никоторого местечка не кровавили.

Становили добрых ко́ней богатырскиих,

175 Говорили-то оны да промежду́ собой:

— А ’ще как-то нам у друг друга́-то силушка отведати?

Надо биться-то им боем-рукопашкою,

Тут у друг друга́ мы силушка отведаем.

Тут сходили молодци с добры́х коней,

180 Опустилися на матушку сыру́ землю,

Пошли-то о́ны биться боем-рукопашкою.

Еще эта поляничища удалая

А й весьма была она да зла-догадлива

Й учена была бороться об одной ручке́;

185 Подходила-то ко старому каза́ке к Илье Муромцу,

Подхватила-то Илью да на косу́ бодру,

Да спустила-то на матушку сыру́ землю,

Да ступила Илье Муромцу на белу грудь,

Она брала-то рогатину звериную,

190 Заносила-то свою да руку правую,

Заносила руку выше го́ловы,

Опустить хотела ниже пояса.

На бою-то Илье смерть и не написана,

У ней правая рука в плечи да застоялася,

195 Во ясны́х очах да й помутился свет,

Она стала у бога́тыря выспрашивать:

— Ай скажи-тко ты, бога́тырь святорусьскии,

Тобе как-то молодца да именём зовут,

Звеличают удало́го по отечеству?

200 А ’ще старыя казак-то Илья Муромец,

Розгорелось ёго сердце богатырское,

Й он смахнул своёй да правой ручушкой,

Да он сшиб-то ведь бога́тыря с бело́й груди,

Ён скорешенько скочил-то на резвы́ ножки,

205 Он хватил как поляницу на косу́ бодру,

Да спустил он ю на матушку сыру́ землю,

Да ступил он поляници на белы́ груди,

А й берет-то в руки свой булатный нож,

Заносил свою он ручку правую,

210 Заносил он выше го́ловы,

Опустить он хочет ручку ниже пояса;

А й по божьему ли по велению

Права ручушка в плечи-то остояласи,

В ясных очушках-то помутился свет.

215 То он стал у поляничища выспрашивать:

— Да й скажи-тко, поляница, попроведай-ко,

Ты коёй земли да ты коёй Литвы,

Еще как-то поляничку именём зовут,

Удалу́ю звеличают по отечеству?

220 Говорила поляница й горько плакала:

Ай ты, старая базы́ка новодревная!

Тоби просто надо мною насмехатися,

Как стоишь-то на моёй да на бело́й груди,

Во руки ты держишь свой булатний нож,

225 Роспластать хоти́шь мои да груди белыи!

Я стояла на твоёй как на бело́й груди,

Я пластала бы твои да груди белыи,

Доставала бы твое сердце́ со пе́ченей,

Не спросила бы отца твоёго й матери,

230 Твоего ни роду я ни племени.

И розгорелось сердцо у бога́тыря

Да й у старого каза́ка Ильи Муромца,

Заносил-то он свою да ручку правую,

Заздынул он ручку выше го́ловы,

235 Опустить хоти́т ю ниже пояса;

Тут по божьему да по велению

Права ручушка в плечи да остоялася,

В ясных очушках да й помутился свет,

Так он стал у поляницы-то выспрашивать:

240 — Ты скажи-тко, поляница, мни, проведай-ко,

Ты коёй земли да ты коёй Литвы,

Тобя как-то поляничку именём зовут,

Звеличают удалую по отечеству?

Говорила поляница й горько плакала:

245 — Ай ты, старая базыка новодревная!

Тоби просто надо мною насмехатися,

Как стоишь ты на моёй да на бело́й груди,

Во руки ты держишь свой булатний нож,

Роспластать ты мни хоти́шь да груди белыи!

250 Как стояла б я да на твоёй бело́й груди,

Я пластала бы твои да груди белыи,

Доставала бы твое сердце́ со печенью,

Не спросила бы ни батюшка, ни матушки,

Твоего-то я ни роду да ни племени.

255 Тут у старого каза́ка Илья Муромца

Розгорелось ёго сердце богатырское,

Ен еще занес да руку правую,

А й здынул-то ручку выше го́ловы,

А спустить хотел ён ниже пояса.

260 По господнему тут по велению

Права ручушка в плечи-то остоялася,

В ясных очушках-то помутился свет.

Ён еще-то стал у поляницы повыспрашивать:

— Ты скажи-то, поляница, попроведай-ко,

265 Ты коёй земли да ты коёй Литвы,

Тоби как мне поляницу именём назвать

И удалу́ю звеличати по отечеству?

Говорила поляница таковы слова:

— Ты, удаленькой дородний добрый молодец,

270 Ай ты славныя бога́тырь святорусьскии!

Когда стал ты у меня да и выспрашивать,

Я про то стану́ теби высказывать.

Есть я родом из земли да из Тальянскою,

У меня есть родна матушка честна́ вдова,

275 Да честна́ вдова она колачница,

Ко́лачи пекла да тым меня воспи́тала

А й до полнаго да ведь до возрасту;

Тогда стала я иметь в плечах да силушку великую,

Избирала мне-ка матушка добра́ коня,

280 А й добра́ коня да богатырскаго,

И отпустила ме́ня ехать на святую Русь

Поискать соби да родна батюшка,

Поотведать мне да роду племени,

А й тут старый-от казак да Илья Муромец

285 Ен скоренько соскочил да со бело́й груди,

Брал-то ю за ручушки за белыи,

Брал за перстни за злаченыи,

Он здынул-то ю со матушки сыро́й земли,

Становил-то он ю на резвы́ ножки,

290 На резвы́ он ножки ставил супроти́в себя,

Целовал ю во уста ён во саха́рнии,

Называл ю соби дочерью любимою:

— А когда я был во той земли во Тальянскою,

Три году́ служил у ко́роля тальянского,

295 Да я жил тогда да й у честно́й вдовы,

У честно́й вдовы да й у колачницы,

У ней спал я на кроватке на тесовоей

Да на той перинке на пуховоей,

У самой ли у нёй на бело́й груди.

300 И оны сели на добрых коней да порозъехались

Да по славну по роздольицу чисту́ полю.

Еще старый-от казак да Илья Муромец

Пороздернул он свой шатер белыи,

Да он лег-то спать да й проклаждатися

305 А после́ бою он да после́ драки;

А й как эта поляничища удалая

Она ехала роздольицем чисты́м полем,

На кони она сидела, пороздумалась:

— Хоть-то съездила на славну на святую Русь,

310 Так я нажила себе посме́х великии:

Этот славный бога́тырь святорусьскии

А й он назвал тую мою матку б......,

Меня назвал выб.......

Я поеду во роздольице в чисто́ поле

315 Да убью-то я в поли́ бога́тыря,

Не спущу это́й посмешки на святую Русь,

На святую Русь да и на белый свет.

Ёна ехала роздольицем чисты́м полем,

Насмотрела-то она да бел шатер,

320 Подъезжала-то она да ко белу́ шатру,

Она била-то рогатиной звериною

А во этот-то во славный бел шатер,

Улетел-то ша́тер белый с Ильи Муромца.

Его добрый конь да богатырскии

325 А он ржет-то конь да й во всю го́лову,

Бьет ногамы в матушку в сыру́ землю;

Илья Муромец он спит там, не пробудится

От того от крепка сна от богатырскаго.

Эта поляничища удалая

330 Ёна бьет его рогатиной звериною,

Ена бьет его да по бело́й груди,

Еще спит Илья да й не пробудится

А от крепка сна от богатырского.

Погодился у Ильи да крест на вороти,

335 Крест на вороти да полтора́ пуда́:

Пробудился он звону от крестоваго,

А й он скинул-то свои да ясны очушки,

Как над верхом-тым стоит ведь поляничища удалая,

На добро́м кони на богатырскоем,

340 Бьет рогатиной звериной по бело́й груди.

Тут скочил-то как Илья он на резвы́ ноги,

А схватил как поляницу за желты́ кудри,

Да спустил ен поляницу на сыру́ земля,

Да ступил ен поляницы на праву́ ногу,

345 Да он дернул поляницу за леву́ ногу

А он надвоё да ю поро́зорвал,

А й рубил он поляницу по мелки́м кускам.

Да садился-то Илья да на добра́ коня,

Да он рыл-то ты кусочки по чисту́ полю,

350 Да он перву половинку-то кормил серы́м волкам,

А другую половину черным во́ронам.

А й тут поляници ёй славу́ поют,

Славу́ поют век по́ веку.

Ох вы люди, люди добрые,

Шабры мои приближенные!

Вы прийдите посидеть ко мне,

Вы скажите мне про старое,

5 Про старое про бывалое,

Про того ли Илью Муромца,

Илью Муромца сын Ивановича.

Он в сидня́х сидел ровно тридцять лет,

Тридцять лет и три года;

10 Он пошел гулять по Салфе-реке.

По Салфецкому круту бе́режку.

Выезжал Илья на высок бугор,

На высок бугор на раскатистый.

Расставлял шатер — полы белыя,

15 Расставя шатер, стал огонь сечи́;

Высеча́ огонь, стал раскладывать,

Разложа огонь, стал кашу варить,

Сваря кашу, расхлёбывать;

Расхлебав кашу, стал почи́в держать.

20 Богатырский сон на двенадцять дён,

На двенадцять дён, на двое суточки.

Где не взялся... тата́рченок.

Тата́рченок-бусурма́нченок;

Он взошел в шатер, сам дивуется:

25 — Еще быть это Илья Муромец,

Илья Муромец сын Иванович.

Сонного мне убить — не честь не хвала,

А разбудить его — не сладити.

Цап-царап его во белу́ю грудь.

30 Он не попал, злодей, во белу́ю грудь,

Он попал, злодей, в чуден зо́лот крест;

От креста копье загибалося.

Ото сна Илья пробуждается,

Злу тата́рченку издивляется:

35 — Еще что это... за тата́рченок!

В вышину он злодей пять аршин,

А в ширину злодей коса саже́нь,

Голова на нем как пивной котел,

Во лбу глаза по большо́й чаше.

40 Он и снес с него злодея буйну голову

По его могучи́ плеча́.

Как из да́леча, из чиста́ поля,

Из раздольица из широкова,

Выезжает тут стары́й казак,

Стар-стары́й казак, Илья Муромец.

5 На своем он на добро́м коне.

На лево́й бедре сабля вострая,

Во право́й руке тупо копье.

Он тупым копьем подпирается,

Своей храбростью похваляется:

10 — Что велит ли бог в Царе-граде быть.

Я стары́х турков всех повырублю,

Молодых турчат во полон возьму.

Не откуль взялся богатырь турок;

С Ильей съехался, не здоровался,

15 Приразъехались, приударились.

Он и бьет Илью вострым концом,

Илья Муромец бьет тупым копьем.

Он сшибает турка с добра́ коня,

Ух как пал турок на сыру́ землю;

20 Он поддел турка на тупо́ копье,

Он понес турка во чисто́ поле,

Во чисто́ поле, к морю синему,

Он бросал турка во сине́ море:

Как сине́ море всколыбалося,

25 На пески вода разливалася.

Ай во том во городи во Рязанюшки.

Доселева Рязань-то слободой слыла,

Нонече Рязань-то словё городом.

В той-то Рязанушки во городи

5 Жил был Микитушка Романович.

Живучи́сь, братцы, Микитушка соста́рилсе,

Состарилсе Микитушка, сам представилсе.

Ище жил-то Микита шестьдесят годов,

Снес де Микита шестьдесят боёв,

10 Ишше срывосних, урывосних цисла-сме́ту нет.

Оставалась у Микиты любима́ семья,

Ай люби́ма семья-та — молода жена,

Молодыя Омельфа Тимофеевна;

Оставалось у Микиты чадо милое,

15 Милоё чадышко любимое,

Молодыя Добрынюшка Никитиць сын.

Осталсе Добрыня не на во́зрости,

Ка-быть ясной-от сокол не на во́злети,

И осталсе Добрынюшка пяти-шти лет.

20 Да возрос де Добрыня-та двенадцеть лет.

Изучилсе Добрынюшка вострой грамоте,

Научилсе Добрынюшка да боротисе,

Ишшо мастёр Микитич а круто́й метать,

На белы-ти ручки не прихватывать.

25 Шьто пошла про ёго слава великая,

Великая эта славушка немалая

По всим городам, по всим укра́инам,

По тем-то ордам по татаровям;

Доходила эта славушка великая

30 Ай до славного города до Мурома,

До стары́ казака-то Ильи Муромца, —

Што мастёр Добрынюшка боротисе,

А круто́й де метать на сыру землю;

Ишше нету такова́ борца по всей земли.

35 Стал тогды Илеюшка собиратисе,

Ишше стал тогды Илеюшка собрунятисе

Ай на ту-эту на славушку великую,

На того же на борьца на приуда́лово.

Он седлал, уздал тогда коня добраго,

40 Ай накладывал узди́цю-ту тесмяную,

Ай наметывал седелышко чиркальскоё,

Да застегивал двенадцеть вси подпружины,

Засте́гивал двенадцеть вси спенёчики;

Ай подпружяны-ти были чиста се́ребра,

45 Да спенёчки-ти были красного золота.

И сам тогды стал сбруды приговаривать:

— Булат-железо не по́гнитце,

Самохи́ньской-о шолк сам не по́рвитце,

Ише красно-то золото в грязи не ржа́веёт.

50 Только видели Илеюшку собираючись,

Не видели поездочки Илья Муромца;

Только видели — во поли куреву́шка вьёт.

Он здраво-то ехал полё чистое,

И здраво-то ехал лесы те́мныя,

55 И здраво-то ехал грязи че́рныя.

Ишше еде ко Рязанюшки ко городу;

Ко городу ехал не дорогою,

Во город заезжаё не воротами, —

Конь скакал же через стену городо́вую,

60 Мимо ту же круглу башню наугольнюю,

Ишше сам жа говорил тогда таково́ слово:

— Ай доселева Рязань-то слободой слыла,

И нонече Рязань-то слывет городом.

Увидал-то он маленьких ребятушок

65 И сам говорил им таково слово:

— И скажите вы, живет где-ка Добрынюшка?

Доводили до Добрынина широка двора:

У Добрынюшки двор был неогро́мистой,

Ай подворьицо-то было необширное,

70 Да кричал-то он, зычал зычним голосом,

Ай во всю жа богатырску буйну головушку;

Ишше мать сыра земля под им потрясаласе,

Ай Добрынина избушка пошатиласе,

Ставники в его окошках помиту́сились,

75 Стёколенки в окошках пошорбалисе.

— Эли в доми Добрынюшка Микитиц сын?

Услыхала де Омельфа Тимофеевна,

Отпирала де окошочко косисчато

И рець гото́рила потихо́шеньку,

80 Да сама жа говорила таково́ слово:

— Уж и здраствуй, восударь ты да Илья Муромець!

Добро жаловать ко мне-ка хлеба-соли ес<т>ь,

Хлеба, соли ко мне исть, вина с медом пить.

Говорил восударь тогды Илья Муромець:

85 — Ише как меня знашь, вдова, ты именём зовешь,

Почому же ты меня знашь из отечесьтва?

Говорила Омельфа Тимофеевна.

— И знать-то ведь сокола по вы́лету,

Ишше знать-то бога́тыря по вы́езду,

90 Ише знать молодца ли по поступочки.

Да немного де Илеюшка розговаривал;

Ишше речь говорит — коня поворачиват.

Говорила де Омельфа Тимофеевна:

— Уж ты гой есь, восударь ты Илья Муромець!

95 Ты не буди ты спальчив, буди милослив:

Ты наедёшь как Добрынюшку на чисто́м поли,

Не сруби-тко Добрынюшки буйно́й головушки;

Добрынюшка у миня ведь молодёшенёк,

На речах у мня Добрынюшка зашибчивой,

100 На делах у мня Добрыня неуступчивой.

Да поехал восударь тогды во чисто́ полё.

Он выехал на шо́ломя на окатисто,

На окатисто-то шо́ломя, на уго́ристо,

Да увидел под восточнёй под стороночкой —

105 Ише ездит дородней доброй молодець,

Потехаитце потехами веселыма:

Ише мечот свою палецю боёвую,

Да на белы-ти рученьки прихватывал,

Ай ко палеци своей сам приговаривал:

110 — Уж ты палеця, палеця боёвая!

Ишше нету мне топере поединшика,

Ишше руського могучого бога́тыря.

Говорил восударь тогды Илья Муромець:

— Уж те полно, молоде́ць, ездить, потехатисе.

115 Небылыма словами похвалятисе!

Ум мы съедимсе с тобой на́ поли, побратаимсе,

Ай кому-то де на́ поли будё божья́ помошшь.

Услыхал-то Добрынюшка Микитиць сын,

Ото сна будто Добрынюшка пробуждаитце,

120 Поворачивал своёго коня доброво.

А как съехались бога́тыри на чисто́м поли,

Ай ударились они палецьми боёвыма,

И друг дружки сами они не ранили

И не́ дали раны к ретиву́ сердцу.

125 Как тут съехались во второй након,

Ай ударились они саблеми-ти вострыма,

Они друг дружки сами не ранили,

Ишше не́ дали раны к ретиву сердцу.

А как съехались бога́тыри во третьей након,

130 Ударились ведь копьеми бурзомецькима,

Ище друг-то дружки сами не ранили,

Ишше не́ дали раны к ретиву́ сердцу,

Только сабли у их в руках поломалисе.

Да скакали через гривы-ти лошадиныя,

135 Ай схватилисе бога́тыри больши́м боём,

Ай большим-то боём да рукопашосним,

Да водилисе богатыри по перьвой час,

Да водилисе богатыри по вто́рой час,

Ай водилисе богатыри ровно три часа.

140 Да по божью было всё по милости,

По Добрынюшкиной было да по участи:

Подвернулась у Илеюшки права ножочка,

Ослабла у Илеюшки лева ручушка;

Ишше пал-то Илеюшка на сыру землю;

145 Ишше сел тогды Добрыня на белы́ груди,

Сам он говорил ёму таково слово:

— Уж ты вой еси, дороднёй добрый молодець!

Уж ты ко́ёго города, какой земли,

Какого сын отца ты, какой матери,

150 И как молодца тибя именём зовут,

Ишше как звеличают из отечесьтва?

Говорит восударь-о Илья Муромець:

— Ай сидел-от кабы я у тя на белы́х грудях,

Не спросил бы я не родины, не вотчины,

155 А спорол бы я твои да груди белыя.

Досмотрил бы я твоёго ретива́ сердца, —

Говорил де Добрынюшка во второй након;

Говорил тогды Микитич во трете́й након;

Говорил же восударь тогды Илья Муромець:

160 — Уж как езжу я из города из Киева,

Ай стары́й де я казак-тот Илья Муромець,

Илья Муромець я ведь сын Иванович.

Да скакал тогды Добрынюшка со белы́х грудей,

Берё де Илеюшку за белы́ руки,

165 Ай чёлуё в уста-ти во саха́рныя:

— Ты прости миня, Илеюшка, в таково́й вины,

Шьто сидел у тебя да на белы́х грудях!

Ишше тут де братаны-ти поназва́нелись;

Ай крестами-ти сами они покресто́вались;

170 Ай Илеюшка-то был тогды ведь бо́льший брат.

Ай Добрынюшка-то был тогда а ме́ньший брат.

Да скакали ведь они на добры́х коней,

Ай поехали братаны они в Рязань-город

Ай ко той они ко Добрыниной родной матушки.

175 Да стрече́ёт их Омельфа Тимофеевна.

Приехали братаны из чиста́ поля,

Они пьют-то тогда сами, проклаждаютце.

Говорил жа восударь тогды Илья Муромеч:

— Уж ты вой еси, Омельфа Тимофеевна!

180 Ты спусти-тко-се Добрынюшку Микитица,

Ты спусти-тко ёго ты да в красен Киев-град.

Да поехали братаны в красён Киев-град,

А к тому же де князю ко Владимёру.

Ездит Илья во чистом поле.

Говорит себе таково слово:

— Побывал я, Илья, во всех городах,

Не бывал я давно во Киеве;

5 Я пойду в Киев, попроведаю,

Что такое деется во Киеве.

Приходил Илья в стольный Киев-град.

У князя Владимира пир на ве́село.

Похо́дит Илейко во княжо́й терем,

10 Остоя́лся Илейко у ободверины.

Не опозна́л его Владимир-князь,

Князь Владимир стольный киевский:

— Ты отку́ль родом, откуль племенем,

Как тебя именем величать,

15 Именем величать, отцем чевствовать?

Отвечает Илья Муромец:

— Свет Владимир, красное солнышко!

Я Никита Заолешанин.

Не садил его Владимир со боярами,

20 Садил его Владимир с детьми боярскими.

Говорит Илья таково слово:

— Уж ты батюшко, Владимир-князь,

Князь Владимир стольный киевский!

Не по чину место, не по силе честь:

25 Сам ты, князь, сидишь со во́ронами,

А меня садишь с воронятами.

Князю Владимиру за беду пало:

— Есть у меня, Никита, три бога́тыря;

Выходите-ко вы, самолучшие,

30 Возьмите Никиту Заолешанина,

Выкиньте вон из гридницы!

Выходили три бога́тыря,

Стали Никитушку попёхивать,

Стали Никитушку поталкивать:

35 Никита стоит — не ша́тнется,

На буйной главе колпак не тря́хнется.

— Ежели хошь, князь Владимир, позабавиться,

Подавай еще трех бога́тырей!

Выходило еще три бога́тыря.

40 Стали они Никитушку попёхивать.

Стали они Никитушку поталкивать.

Никита стоит — не ша́тнется,

На буйной главе колпак не тря́хнется.

— Ежели хошь, князь Владимир, потешиться,

45 Посылай еще трех бога́тырей!

Выходили третьи три бога́тыря:

Ничего не могли упаха́ть с Никитушкой.

При том пиру при беседушке

Тут сидел да посидел Добрынюшка,

50 Добрынюшка Никитич млад;

Говорил он князю Владимиру:

— Князь Владимир, красное солнышко!

Не умел ты гостя на приезде учёвствовать,

На отъезде гостя не учёвствуешь;

55 Не Никитушка пришел Заолешанин,

Пришел стар казак Илья Муромец!

Говорит Илья таково слово:

— Князь Владимир, стольный киевский!

Тебе охота попотешиться?

60 Ты теперь на меня гляди:

Глядючи, снимешь охоту тешиться!

Стал он, Илейко, поте́шиться,

Стал он богатырей попихивать.

Сильных-могучих учал попинывать:

65 Богатыри по гриднице ползают,

Ни один на ноги не может встать.

Говорит Владимир стольный киевский:

— Ой ты гой еси, стар казак Илья Муромец!

Вот тебе место подле́ меня,

70 Хоть по правую руку, аль по левую,

А третьё тебе место — куда хошь садись!

Отвечает Илья Муромец:

— Володимир, князь земли святорусския!

Правду сказывал Добрынюшка,

75 Добрынюшка Никитич млад:

Не умел ты гостя на приезде учёвствовать,

На отъезде гостя не учёвствуешь!

Сам ты сидел со во́ронами,

А меня садил с воронятами!

Славныя Владымир стольне-киевской

Собирал-то он славный почестен пир

На многи́х князей он и бо́яров,

Славных сильныих могучиих бога́тырей;

5 А на пир ли-то он не́ позвал

Старого каза́ка Ильи Муромца.

Старому каза́ку Илье Муромцу

За досаду показалось-то великую,

И он не знает, что ведь сделати

10 Супроти́в тому князю́ Владымиру.

И он берет-то как свой ту́гой лук розрывчатой,

А он стрелочки берет каленыи,

Выходил Илья он да на Киев-град

И по граду Киеву стал он похаживать

15 И на матушки божьи́ церквы погуливать.

На церквах-то он кресты вси да повыломал,

Маковки он золочены вси повыстрелял.

Да кричал Илья он во всю голову,

Во всю голову кричал он громким голосом:

20 — Ай же, пьяници вы, го́люшки кабацкии!

Да и выходите с кабаков, домов питейныих

И обирайте-тко вы маковки да золоченыи,

То несите в кабаки, в домы́ питейные,

Да вы пейте-тко да вина до́сыта.

25 Там доносят-то ведь князю да Владымиру:

— Ай Владымир-князь да стольнё-киевской!

А ты ешь да пьешь да на честно́м пиру,

А как старой-от казак да Илья Муромец

Ён по городу по Киеву похаживат,

30 Ён на матушки божьи́ церквы погуливат,

На божьи́х церквах кресты повыломил,

А все маковки он золоченыи повыстрелял;

А й кричит-то ведь Илья он во всю голову,

Во всю голову кричит он громким голосом:

35 — Ай же, пьяницы вы, го́люшки кабацкии!

И выходите с кабаков, домов питейныих

И обирайте-тко вы маковки да золоченыи,

То несите в кабаки, в домы́ питейные

Да вы пейте-тко да вина до́сыта.

40 Тут Владымир-князь да стольнё-киевской

И он стал Владымир дума думати,

Ёму как-то надобно с Ильей помиритися.

И завел Владымир-князь да стольнё-киевской,

Он завел почестен пир да и на дру́гой день.

45 Тут Владымир-князь да стольнё-киевской

Да ’ще он стал да и дума думати:

— Мне кого послать будет на пир позвать

Того старого каза́ка Илью Муромца?

Самому пойти мне-то, Владымиру, не хочется,

50 А Опраксию послать, то не к лицу идет.

Й он как шел-то по столовой своей горенке,

Шел-то он о столики дубовыи,

Становился супроти́в моло́дого Добрынюшки,

Говорил Добрыни таковы́ слова:

55 — Ты молоденькой Добрынюшка, сходи-тко ты

К старому каза́ке к Ильи Муромцу,

Да зайди в полаты белокаменны,

Да пройди-тко во столовую во горенку,

На пяту́-то дверь ты порозмахивай,

60 Еще крест клади да й по-писа́ному,

Да й поклон веди-тко по-ученому,

А й ты бей челом да низко кланяйся

А й до тых полов и до кирпичныих,

А й до самой матушки сырой земли

65 Старому каза́ке Ильи Муромцу,

Говори-тко Ильи ты да таковы́ слова:

«Ай ты старыя казак да Илья Муромец!

Я пришел к тобе от князя от Владымира

И от Опраксии от королевичной,

70 Да пришел тобе позвать я на почестен пир».

Молодой-то Добрынюшка Микитинец

Ён скорешенько-то стал да на резвы́ ноги,

Кунью шубоньку накинул на одно́ плечко́,

Да он шапочку соболью на одно́ ушко́,

75 Выходил он со столовою со горенки,

Да й прошел полатой белокаменной,

Выходил Добрыня он на Киев-град,

Ён пошел-то как по городу по Киеву,

Пришел к старому каза́ке к Илье Муромцу

80 Да в его полаты белокаменны.

Ён пришел как во столовую во горенку,

На пяту́-то он дверь да порозмахивал,

Да он крест-от клал да по-писа́ному,

Да й поклоны вел да по-ученому,

85 А ’ще бил-то он челом да низко кланялся

А й до тых полов и до кирпичныих,

Да й до самой матушки сырой земли,

Говорил-то ён Илье да таковы́ слова:

— Ай же, братец ты мой да крестовыи,

90 Старыя казак да Илья Муромец!

Я к тоби посла́н от князя от Владымира,

От Опраксы-королевичной,

А й позвать тобя да й на почестен пир.

Еще старый-от казак да Илья Муромец

95 Скорешенько ставал он на резвы́ ножки,

Кунью шубоньку накинул на одно́ плечко́

Да он шапоньку соболью на одно́ ушко́,

Выходили со столовыи со горенки,

Да прошли они полатой белокаменной,

100 Выходили-то они на стольний Киев-град,

Пошли оны ко князю к Владымиру

Да й на славный-от почестен пир.

Там Владымир-князь да стольнё-киевской

Он во горенки да ведь похаживал,

105 Да в окошечко он, князь, посматривал,

Говорит-то со Опраксой-королевичной:

— Подойдут-ли ко мне как два русскиих бога́тыря

Да на мой-от славный на почестен пир?

И прошли они в полату в белокаменну,

110 И взошли они в столовую во горенку.

Тут Владымир-князь да стольнё-киевской

Со Опраксией да королевичной

Подошли-то они к старому каза́ке к Илье Муромцу,

Они брали-то за ручушки за белыи,

115 Говорили-то они да таковы́ слова:

— Ай же, старыя казак ты, Илья Муромец!

Твое ме́стечко было́ да ведь пониже всих,

То́перь ме́стечко за столиком повыше всих!

Ты садись-ко да за столик за дубовыи.

120 Тут кормили его ествушкой саха́рнею,

А й поили питьицем медвяныим.

Они тут с Ильей и помирилися.

А тот ли-то князь да стольнё-киевской

А й сделал как задёрнул свой почестной пир

Для князей, для бояр да для бога́тырей,

А для тых богатырей да русскиих,

5 Чтобы всяко званиё да шло́ туды

А на тот, на тот да на почестный пир

А к стольнему князю ко Владимиру.

Да забыл он позвать да что лучшаго,

А что лучшаго да лучшаго бога́тыря,

10 А старого казака Илью Муромца.

Да тут-то ведь к Ильюше не к лицу пришло,

А не к лицу пришло, стало похабно есть,

И тут-то Илья да роззадорился,

А тут-то Илья да розретивился.

15 Как скоро натянул он свой ту́гой лук

А клал он тут стрелочку каленую,

А тут-то сам Ильюшенка роздумался:

— А что мне, молодцу, буде́ поделати?

А я нынь молодец е розгневанной,

20 А я нынь молодец есть роздра́женной.

Как он-то за тым тут повы́думал,

А стрели́л-то он тут по божьи́м церквам,

А по тым стрели́л по чудны́м крестам

А по тым маковкам золоченыим.

25 Да пали тут тыи маковки,

Да пали тут, отпали на сыру́ землю,

Да сам он закрычал тут во всю голову:

— Да ай же вы были го́ли мои,

А голи мои вы кабацкии,

30 А доброхоты-то вы еще царскии!

А собирайтесь-ко вы да сюда́-то вси,

А обирайте маковки вси золоче́ныи.

А подёмте-ко вы да со мной еще

А тот-то на тот да на царев кабак,

35 Как станем нунь пить да зелена́ вина,

Да станем-то пить да заодно со мной.

Да как тут-то эты да го́ли были,

А голи были оны кабацкии,

А доброхоты всё были царскии,

40 Обирали маковки тыи золоче́ныи,

Самы оны к ему да прибегают все:

— А батюшко ты да отец наш был!

А пили тут оны да зелено́ вино,

Как пили тут оны да заоднёшенько.

45 Да как видит-то князь, что беда пришла,

А беда-то пришла да неминучая,

Да как тут-то он да е скоры́м-скоро́,

А скорым-скоро́, скоро́-скоре́шенько,

А сделал он задернул тут почостный пир

50 А для старого казака Ильи Муромца.

Да тут-то ведь князь да стольнё-киевской,

Да тут-то ведь он еще думал есть

Со князьями со бояры со русийскима,

А со тыма со могучима богатырмы:

55 — А думайте-тко, братцы, вы нунь думушку,

А думайте́-тко, братцы, думу крепкую,

А думайте думу, не продумайте:

А нам кого буде́т послать да Илью́ позвать,

А позвать сюды к нам на почестной пир,

60 А старого казака Илью Муромца?

А как тут-то они да думу думали:

— А нам-то есть кого послать Илью позвать?

А пошлем-ко мы Добрынюшку Микитича,

Он ёму да ведь брат крестовыи,

65 А крестовыи-то братец да назва́ныи,

Дак он-то, быват, его послушает.

Как тут-то Добрынюшка Микитинич

А приходит-то он братцу до крестовому,

Да как здравствует он братца да крестоваго:

70 — А здравствуй-ко, братец мой крестовыи,

А крестовыи братец мой назва́ныи!

Да как старыи казак Илья Муромец

Да как он-то его да также здравствует:

— Ай здравствуй-ко, брат мой крестовыи,

75 А молодой Добрынюшка Микитинич!

Ты зачем же пришел да загулял сюда?

— А пришел-то я, братец, загулял к тебе,

А о деле-то пришел да не о малоем.

Да у нас-то с тобой было раньше того,

80 А раньше того дело поделано:

А по́писи были попи́саныи,

А заповеди да пополо́жоныи,

А слушать-то брату да ме́ньшому,

А ме́ньшому слушать брата бо́льшого.

85 Да еще-то как у нас да е́сте с тобой

А слушать-то брату ведь бо́льшому,

А й бо́льшому слушать брата ме́ньшаго.

Да тут го́ворит Илья таково́ слово:

Ах ты братец да мой да был крестовыи!

90 Да как нунечку топеречку у нас с тобой

А все-то по́писи да были ведь попи́саны,

А заповеди были попо́ложены,

А слушать-то брату ведь ме́ньшому,

А ме́ньшому слушать да бо́льшаго,

95 А бо́льшому слушать брата ме́ньшаго.

Кабы не братец ты крестовый был,

А некого бы я не послушал зде!

Дак послушаю я братца нунь крестоваго,

А крестоваго братца я назва́наго.

100 А тот ли-то князь стольне-киевской

А знал-то послать меня кого позвать!

Когда ты меня, Добрынюшка Микитинич,

Меня позвал туды да на почестной пир,

Да я тебя, братец, же послушаю.

105 Да приходит он к князю к Володимеру

Да тот старыи казак да Илья Муромец

А со тым с Добрынюшком с Микитичем,

А со братом со своим да со крестовыим.

А давают ему тут место не ме́ньшое,

110 А не ме́ньшое место было — бо́льшое,

А садят-то их во больши́й угол,

А во большо́й угол да за большо́й-от стол.

Да как налили тут чару залена́ вина,

А несли эту чару рядо́м к ему,

115 А к старому казаку к Ильи к Муромцу.

Да как принял он чару едино́й рукой,

А выпил он чару во еди́ной здох.

А другу наливали пива пьянаго,

А несли эту чару рядо́м к ему,

120 А принял тут Ильюша едино́й рукой,

Еще выпил он опять тут во еди́ной здох.

Как третью наливали меду сладкаго,

Да принял молодец тут едино́й рукой,

Еще выпил он опять тут во еди́ной здох.

125 Тут наелиси, напились вси, накушались,

Да стали тут оны да вси пьянёшеньки

А стали тут оны вси веселешеньки.

Как говорит Илья тут таково́ слово:

— Ай же ты, князь стольнё-киевской!

130 А знал-то послать кого меня позвать,

Послал-то братца ко мне ты крестоваго,

А того-то мни Добрынюшка Никитича.

Кабы-то мни да ведь не братец был,

А некого-то я бы не послу́хал зде,

135 А скоро натянул бы я свой тугой лук,

Да клал бы я стрелочку каленую,

Да стрелил бы ти в гридню во столовую,

А я убил бы тя князя со княгиною.

За это я тебе-то нунь прощу

140 А этую вину да ту великую.

А как во стольноем во городи во Киеви,

А ведь у князя да у Владимира,

А велся-продолжалсе княжецкий пер,[4]

А с сильныма могучима бога́тырьма,

5 А Ильюшеньки на пер да не по́звали.

Открывал Ильюша свой почесной пер,

Позабрал местецько што не лучшее,

Што не лучшее место, самолучшее,

Среди города да среди Киева,

10 На удобной да ён на площади,

Да у князя-то да у Владимера,

У теремов-то он да златоверхиих.

Крикнул Ильюша голосом своим богатырскиим:

— Уж вы голи, голи кабацкие,

15 Городские голи вы, посацкие,

Собирайтесь-ко вы да приходите-тко,

Ко Ильюшеньки да на чесной пер!

Как у Ильюшеньки ведется свой почестный пер,

Среди города да среди Киева,

20 На удобной-то да на площади,

Как у князя-то да у Владимера,

Как у теремов да златоверхиих,

Тут же Ильюшенька как натягивал

Как тетивку он шолко́вую,

25 Как натягивал тетивку потугёшенько,

Направлял он стрелоцьки каленыи прямёшенько,

А спускал Ильюша стрелоцьки каленыи

В тугой лук рьянёшенько,

А спускал он князю-то Владимеру

30 По теремам ему-то златоверхиим.

Как у князя-то да у Владимира,

Как по городу да по Киеву,

А на теремах да златоверхих

Были маковки шелко́выи подвешены.

35 Спускал Ильюша стрелоцьки да каленыи,

А ён по маковкам спускал да по шолко́выим,

Да как золоченыи маковки-то шолко́выи

Скатилисе оне да на сыру́ землю́,

Как ведь мелкии-то воробушки.

40 Дороги гости да Ильюшины

Собирали оны маковки шелко́вые,

Носили в лавоцьки оны торговыи,

Оттуль таскали напитоцьки спиртовыи.

А сидят пируют-то оны да прохлаждаютце,

45 А поют ёны песенки да разные,

Поют оны песни разные разважные,

Как не днем-то не ночью да ути́ха нет.

Как у князя-то да Владимера

Пер с бога́тырьма да прекращаетце,

50 А у Ильюши вперед да продолжаетце.

Тут Владимер-князь скручинилсе,

Тут Владимер-князь да спечалилсе:

— Разобьет Илья по городу по Киеву.

Все он терема разобьет златоверхии,

55 Вышиблет все маковки золоченыи,

Золоченыи маковки да шелко́вые!

Стал просить Владимир-князь

Сильныих могуциих бога́тырей:

— Как сходите-тко Ильюшеньку проводите-тко,

60 Штобы не спускал Илья стрелоцек каленыих,

Не щипал бы Илья маковок шелко́выих.

А как богатыри от князя отказалисе:

— Мы не смеем итти Ильюшу уговаривать,

Спустит Илья в нас стрелоцьки каленыи.

65 Стал Владимер-князь просить-то Добрынюшку,

Как Добрыня был-то посильнее всих.

Как пошел Добрыня Ильюшу уговаривать,

А идет Добрынюшка да думает:

— Если мне-то мне-ко-ва спереду зайти,

70 То спустит Илья в меня стрелоцьку каленую.

Вот зашел Добрынюшка сзади ведь,

А пал Добрыня Ильюше на плеци на могуции:

— Здравствуй же, мой да крестовый брат,

Владимер-князь меня да за тобой послал.

75 Стал Добрыня Ильюшу уговаривать,

А говорил-то вить Ильюшенька:

— Ай же ты, да мой крестовый брат,

Знал же ты да откуль зайти:

Если зашел-то бы спереду —

80 То спустил бы в тебя стрелоцьку каленую!

Уговорил-то Добрыня да Ильюшеньку,

Да повел Добрыня Илью к князю ко Владимиру,

Дороги гости Ильюшеньки недовольныи-то ведь осталисе,

Так былина и поконцилась.

Во том во городе во Киеве

У ласкового князя у Владимира

Пированьицо да был почёстен пир,

Зазывал Владимир стольне-киевский

5 А князей-бояр он киевских,

Да всех русских могучиих бога́тырей,

Поляниц-то он всех удалыих,

Не позвал Владимир стольно-киевский

А старо́го казака́ Ильи Муромца

10 А на тот ли на почестен пир.

Рассердился Илья да поразгневался,

Выходил он на широкий двор,

Тугой лук разрывчатый натягивал,

Калены́ стре́лы да он налаживал,

15 Он начал по городу похаживать,

Он начал по Киеву похаживать,

На божьи́ церквы́ да он постреливать.

А с церквей-то он кресты повыломал,

Золоты он маковки повыстрелял,

20 С колоколов языки́-то он повыдергал.

Заходил Илья в дома питейные,

Говорил Илья да таковы слова:

— Выходите-ко, голи кабацкие,

А на ту на площадь на стрелецкую,

25 Подбирайте маковки да золоченые,

Подбирайте вы кресты серебряны,

А несите-ко в дома питейные,

Продавайте вы да сребро-золото,

Покупайте бочки зелена́ вина,

30 А другие бочки пива пьяного,

А третьи бочки меда сладкого.

А тута голюшки кабацкие

Скоры́м-скоро с домов питейныих,

Подбирали они да сребра-золота,

35 Продавали да во дома питейные,

А выкатали бочки зелена́ вина,

Да другие бочки пива пьяного,

А и третьи бочки меда сладкого.

А Илья Муромец да сын Иванович

40 Закричал-то он да громким голосом:

— Уж вы пьяницы да вы пропоицы,

Собирайтесь-ко на площадь на стрелецкую,

Собирайтесь, мещане вы стрелецкия,

Мужички собирайтесь деревенския,

45 Вы лапотники да балахонники,

Что мужчины, то и женщины,

Приходите-тко к Ильи да на почестный пир,

Кормить-то буду я вас до́сыта,

А поить-то буду я вас до́пьяна.

50 Тут съезжалися да собиралися

А все пьяницы да все пропоицы,

Все мещане тут да стрелецкии,

Мужички-то все да деревенскии,

Все лапотники да балахонники,

55 Что мужчины, то и женщины

К Ильи Муромцу да на почестен пир.

Илья Муромец да сын Иванович

Он ковшом стоит вино размиривает.

Услыхали слуги княженецкие,

60 Они бежат в палаты белокаменны,

Говорят князю да Владимиру:

— Уж ты, солнышко Владимир стольно-киевский,

Уж ты ешь да пьешь да наслаждаешься,

А над Киевом невзгодушки да не ведаешь:

65 А старой казак да Илья Муромец

Расходился он да роскуражился,

С церквей кресты да он повыломал,

Золотые маковки да он повыстрелял,

С колоколов языки да он повыдергал,

70 А на площадь бочки с вином выкатил,

Угощает он да голь кабацкую,

Бедноту он всю да деревенскую.

Тут Владимир-князь да стольно-киевский

Кунью шубоньку накинул на одно плечо,

75 А соболью шапочку да на одно ушко,

Брал он трубочку да и подзорную,

Выходил на выходы высокие,

Посмотрел на площадь на стрелецкую,

Там Илья с беднотой да угощается.

80 Говорит Владимир стольно-киевский:

— Вы, князья мои да бояровья,

Думу думайте, совет советуйте,

Как унять Илью да усовестить,

Как позвать его на почестен пир,

85 Самому-то мне итти да не хочется,

А княгиню послать да не пристойно есть,

Нам кого послать да зазывальщиком?

Говорят князья да и бояровья:

— А пошлем мы Ваську Долгополого.

90 Скочил тут Васька с-за стола дубового

И побежал к каза́ку Ильи Муромцу,

Говорит Васька таковы слова:

— Илья Муромец да сын Иванович,

Я от князя ли да от Владимира

95 Пришел посланником да зазывальщиком,

А пойдем-ка ты да на почестен пир.

Говорит казак да Илья Муромец:

— Уж ты, Васька Долгополый есь,

А выпивай-ко чару зелена́ вина.

100 А Долгополый Васька того же рад.

Илья Муромец да сын Иванович

Наливает ему чару зелена́ вина,

А не малу сто́пу, полтора ведра,

Она весит весом полтора́ пуда́.

105 А берет-то Васька едино́й рукой,

Выпивает чару на еди́ный дух.

Тут-то Васька раскуражился,

К Илье Муромцу да он подлащился:

— Илья Муромец да сын Иванович,

110 У тебя есть вино хорошоё,

Я выпил чарочку, по другой душа горит.

Наливал тут Илья Муромец

Дру́гу чару зелена́ вина,

Разводил медами он стоялыми,

115 Подносил Ваське Долгополому.

Берет тут Васька едино́й рукой,

Выпивает чару на еди́ный дух.

Как он выпил чару, тут он встать не мог.

Говорит Илья да таковы слова:

120 — Ах вы гой еси, голи кабацкие,

Вы возьмите Ваську за белы́ руки,

За белы́ руки да вы под пазухи,

Проводите Ваську вы по Киеву,

Доведите до двора да княженецкого,

125 Чтобы киевляне над Васькой не смеялися.

Тута голюшки кабацкии

Подхватили Ваську под руки,

Провели Василья да по Киеву

Ко тому двору ли княженецкому,

130 Отпустили Ваську и в обра́т пошли.

А то Васька ль да Долгополый есь,

За длинны полы запинается,

По княженецкому двору да он валяется,

Не может он пойти в палаты белокаменны.

135 Говорит Владимир стольно-киевский:

— А пошлем-ко мы да зазывальщика,

Того Олешеньку да Поповича.

Тут Олешенька да одевается.

Зазывальщиком да отправляется,

140 На почестен пир да ко Владимиру

Зазывать он русского бога́тыря,

Старого казака́ Илью Муромца.

Говорит Олешенька Поповский сын:

— А не честь-хвала да молодецкая

145 Сидеть русскому могучему бога́тырю

С голь кабацкою да с нищетой бедняцкою,

А пойдем-ко ты да на почестный пир

Ко солнышку ко князю ко Владимиру.

Рассердился Илья да поразгневался,

150 Скочил Илья да на резвы́ ноги:

— Ах ты гой еси, нахал, собака поповская,

Не тебе меня учить да указывать.

Как ударил его в плечи богатырские

Да и раз, другой да и во третиих,

155 Присогнулся Олеша, поскоробился,

Будто пьяный напился на честно́м пиру.

Как приходит он ко князю ко Владимиру,

Говорит ему да таковы слова:

— Угостил меня Илья да наиспа́шечку,

160 До двора да княженецкого едва допутался.

Говорит Владимир стольно-киевский:

— Ах ты гой еси, Чурилушка да Плё́нкович,

Сослужи-ко князю службу верную,

Сходит-тко ты да зазывальщиком,

165 Зови того казака́ Илью Муромца

А на мой ли княженецкий пир.

Тут Чурилушко скоры́м-скорёшенько

Одевается да снаряжается,

Одевал рубашечки-манишечки,

170 Надушился он да напомадился,

В дороженьку да он отправился.

Как идет Чурило он по Киеву,

Завернул в переулок Мариинский,

Со девицами да призабавился,

175 С попадьицами да призабавился,

Позабыл про князя про Владимира.

А Владимир-князь да стольно-киевский

По палаты ходит, поджимается,

Он Илью с Чурилой дожидается.

180 День ко вечеру да двигается,

А Чурила с Ильей не возвращается.

Говорит Владимир стольно-киевский:

— Ах ты гой еси, Добрынюшка Никитинич,

Сослужи-тко ты мне службу верную,

185 Службу верную да неизменную,

А сходи-тко да зазывальщиком

Ты к старому казаку Ильи Муромцу,

Зови-тко ты его да на почестен пир.

Тут Добрынюшка свет Никитинич

190 Не одел он шубоньку соболию.

Не одел он шапоньку пуховую,

Он скоры́м-скоро да поскорёхоньку

Бежит по городу по Киеву

Как на ту на площадь на стрелецкую,

195 Отстоялся он да пораздумался:

— Мне с коей зайти да сторонушки

К своему ли братцу подкрестовому,

К старому казаку Ильи Муромцу?

Сидит Илья Муромец да сын Иванович,

200 За столом сидит да за дощатыим,

За дощатыим столом да скородельныим,

А сидят тута да кругом около,

Сидят пьяницы да и пропоицы,

Сидят голюшки да все кабацкии,

205 А крестьяне сидят да деревенскии,

На столах-то их да скородельныих

Много явствушек у них саха́рныих,

Наедаются да они до́сыта,

Напиваются да они до́пьяна.

210 Тут Добрынюшка да свет Никитинич

Подходил к столам да поскорёшенько,

Говорил он речь да потихошенько:

— А здравствуешь ли, братец подкрестовыи,

Ты мой старший брат да Илья Муромец,

215 Я к тебе пришел от князя от Владимира,

Пойдем-ко ты да на почестен пир.

Говорит тут Илья Муромец да сын Иванович:

— Если бы был ты не братец подкрестовый,

Угостил бы я тебя, как Олешку Поповича.

220 А садись-ко с нами за столы скородельныи,

А во-первыи сделал я почестен пир,

Не зазывал на пир я не князей-бояр,

А собрал-то всех да бедноту-крестьян,

Всё голей-то я кабацкиих.

225 Тут садился Добрынюшка Никитинич

А за те столы да скородельныи,

До́сыта они да наедаются,

До́пьяна они да напиваются,

Ко Владимиру итти да не торопятся.

230 Говорит тут старой казак да Илья Муромец:

— Двор мне княженецкий не нужен,

Не пиров держусь,

Я мужик не прихотливый,

Был бы хлеба кус.

Ото стольнего города Киева

Ко славному городу Чернигову

Пролегала дорога-путь широкая.

В ширину та дорожка двадцати сажён,

5 А в долину та дороженка не бывана,

А боем та дороженка не выбита.

И по той дорожке прямоезжия

Идет тут калика перехожая.

Ён волосом бел, а бородой седат,

10 А гуня на калики сорочинская,

А трунь на калики трипетова,

И шляпа у калики шестьдесят пудов.

И костыль у ка́лики девяти сажён,

И клюхой идё калика подпирается,

15 И под им мать-земля вся колубается.

И заходит калика на царев кабак,

А по кабаку калика-та похаживал,

С ноги на́ ногу калика переступыват,

Все дубовые поло́вки подгибалися.

20 Говорит чумакам он целовальникам:

— Отпустите вина мне полтора ведра.

Говорят чумаки-де целовальники:

— Как не во что старому те верити,

Муниця на тебе ведь веретно́м тряхнуть.

25 — А берите в заклад у мня чуден крест,

Золотого крест червонного золота,

А весу-то крест тя́не полсема́ пуда.

Не смеют за крёст оны принятися,

Не смеют ему дати зелена́ вина.

30 Как он вышел на площадь на торговую,

И скрыкнул-де калика зычным голосом:

— Собирайтесь-ко все голи до единого,

А купите вина мне полтора ведра,

А опохмельте калику перехожего.

35 Собиралися голи до единого.

Как собрали калики да по денежки,

И мало того — по копеечке,

И купили калики полтора ведра.

И принял калика едино́й рукой,

40 И выпил калика на еди́ной вздох,

И уже сам говорит ён таково́ слово:

— Не напоили старика, лишь роззадорили.

Как шел ён ко погребу княженецкому,

Ён ведь замочки руками-то отщалкивал,

45 А двери-колоды вон выпинывал.

И заходит во погребы княженецкие

И берё бочку сороковку под пазуху,

Дру́гу сороковку брал под дру́гую,

А третью-ту бочку ён ногой катил.

50 И выходил на площадь на торговую

И скрыкнул-де сам он зычным голосом:

— Собирайтесь вы, голи, до единого!

Пейте-тко, голи, зелено́ вино,

Зелено́го вина вы пейте до́пьяна.

55 Собиралися голи на площадь торговую,

Пили-де голи зелено́ вино,

Зелено́ вино да пили до́пьяна.

Туто все голи напивалисе,

Напивались голи, упивалисе.

А и собирал-то князь Владимир он почесён пир,

А вот почесен он пир да он на весь мир,

А и как ведь и начали тут ведь и гости-ти съезжатисе,

А и вот съезжатьсе-то начали, скоплятисе;

5 А и скоро-скоро княженецьки-то светлы гривены

А они народом-то ведь и были принаполнены;

А и как стречал-то князь гостей да всех усаживал

А и как за те ли всё за столичики окольние,

Э и как за те садил скамеечки окольние,

10 А и как на те садил скамеечки-ти рыта бархата,

А и как за е́ствы садил за всё за разные,

А и за напиточки садил же он заморьские.

А и тут все были на пиру у князя съехались,

А и как со старого до малого в Киёви-то со́званы,

15 А и заиграли тут во струны-то в золоченые,

А вот во те ли всё во гусли-то во веселые,

А и как запели-то все люди за столом они,

А и вот запели-то старинушку ста́ру-прежную,

А и все заслушались бога́тыри славны киевьски.

20 А когда пропелись народ, проговорилисе,

А и как тогда же все гости-ти призамолкнули,

А ёны сидели-то гости-ти тут ведь кушали

И ешше белую лебедушку они рушали.

А и красно солнышко пекло у нас на я́сени

25 А и как веселой-то пир шел наве́селе;

А и как красно солнышко пошло у нас ко западу,

А и все на пиру-ту у князя как у Владимера

А как досы́та-та сыто наедалисе,

А и вот допья́на-то пьяно напивалисе,

30 А и во хмелюшечки они все приросхвастались.

А ешше умной-то захвастал ро́дным батюшком,

А и вот разумной-то захвастал ро́дной матушкой,

А и как бога́тыри захвастали всё они своей силой богатырьскою,

А и ешше рыцари захвастали они подви́гами славныма рыцарьскима,

35 А и князья-бо́яра захвастали науками,

А и вот науками захвастали премудрыма,

А и как купьцы-гости́ торговые захвастали,

А и они захвастали своей же золотой казной.

А и как ведь и один сидел дородней добрый мо́лодец,

40 А и он нечи́м сидел всё же он не хвастал-то,

А и подошел к нему ведь и князь же Владимер стольнё-киевьской:

— А и уж ты что же, доброй мо́лодец, не хвастаешь?

А и нечего́-то мне как, князю, не гово́ришь-то?

А и тебе есть же чем ведь и всё же вот похвастати:

45 А и много-много ты бывал же везде, езживал,

А и много-много ты везде да всего видывал,

А и ешше много-то всего да ты же слыхивал.

А и отвечал тогда ведь и князю-ту Илья Муромець:

— А я хошь и много, князь Влагодимер-то, везде бывал,

50 А и много-много я на свете всего слыхивал,

А уж я и слыхивал всего же, много видывал,

А и стань ведь сказывать, Владимер-князь,

А и не поверят-то как и мне-ка же, до́бру мо́лодцу,

А и лучше же мне сидеть ничем не хвастати.

55 А и тут боярам-то, дворянам за беду пришло,

А и за великую насмешечку показалосе,

А и говорили они тогда князю́ Владимеру:

— А и он ведь и с нами-ти на пиру у тя говорить да никогда не хочот-то,

А и розговор-от ведет да всё веселой-от

60 А и как со той ли всё со голью всё со кабацькою,

А и когда сидит-то он в твоих во княженеських во ка́баках,

А и когда пьет-то много он же зелена́ вина,

А и зелена́ вина дак и пьет-то пива пьяного.

А и ишше-то тут Ильи-то Муромцю ети речи-ти не слюбилисе,

65 А и тут разгневалсе на их же Илья Муромеч,

А и нечего́-то Илья Муромець не разговаривал,

А и замолчал сидел дороднёй доброй мо́лодец.

А и долго шел пир-от княжеськой-то, длилсе он,

А и красно солнышко за го́рушки закатилосе,

70 А и княженеськой-от ведь и пир да он прошел же весь,

А и стали гости-ти ведь и тут из-за столов вставать,

А и стали гости-ти ведь и тут богу молитисе,

А и как со князем тут, со кнегиной распрошшатисе,

А и благодарили-то ведь и князя вот со кнегиною

75 А и как за ихны за пиры-столы веселые,

А и все же гости ведь и тут же розъезжалисе,

А и тут ведь и гости-ти скоро расходилисе.

А й как пошел тогда с пиру Илья Муромець,

А и он пошел тогда не в полаты-ти княженеськие.

80 А и он пошел, пошел тогда-то в бо́льши ка́баки,

А и в бо́льши ка́баки пошел он княженеськие.

А и как пришел когда во княженеськой кабак же он,

А и тут сидело-то, сидело народу разного.

А и тут стояло-то у порогу-ту голь кабацькая,

85 А и голь кабацька-та стояла вся неве́села.

А и поздоровалсе с нима́ же Илья Муромець:

— А и уж вы здраствуйте, ведь и всё народ приходяшшой-от!

А и во перьвы́х-то ведь и зраствуйте-ко, все ведь славные хрестьянушки!

А и во перьвы́х-то здраствуйте, черные-ти пахари!

90 А и уж вы здраствуйте-ко, люди-народ посадьские!

А уж вы здраствуйте, народ-люди, голь кабацькая!

А и вы уж что же ведь, ребята, невеселые,

Э и невеселые, повесили буйны головы?

А и что же вам, ребятушка, нездоровится?

95 А и отвечала-то тогда же голь кабацькая,

А и перьвы́-ти говорили же: «голова болит!»,

А други́-то говорили, что «исть, пить хочется!»,

А как третьи́-то говорили: «нам ведь и нет у нас одежды-то!»

А и говорил тогда Илья же им Иванович:

100 — А я некогда́ с вами, ребятушка, не сиживал,

Э и некогда́-то с вами, ребята, не говаривал,

Э и некогда́ с вами, ребята, я не говаривал.

А и тут ведь и брал-то Илья Муромець золотой казны,

А и вынимал-то он тогда же чи́ста се́ребра,

105 А и он давал, давал ведь и голи-то кабацькою,

А и вот кабацькой-то ведь и голи-то, посадьской-то.

А и накупили тут ребята жо зелена́ вина,

А и вот набрали тут ребята пива пьяного,

А и тут пошло у голи кабацькой-то пированьицо,

110 А развеселилась-то ведь и тут же голь кабацькая,

А и голь кабацька развеселилась вся посадьская.

Как Илья-то у нас Ивановиць не кушал-то,

Он не пил, не пил со голью-ту со кабацькою разную.

Он распрошшалсе-то со голью со кабацькою,

115 Говорил тогда премла́дому кабацькому:

— Когда мало бу́дёт того им на опохме́люшку,

Ты возьми у мня еще же да золотой казны,

Ты ведь и дай-ко им тогда на опохме́люшку.

Роспростилсе-то Илья Муромець же он,

120 Не пошел-то он ко князю-ту ко Владимеру,

Как пошел, пошел на подворьицо Добрынино,

Ко Добрынюшки пошел он ко Никитицю.

Как Добрынюшки Никитиця в доми не было,

Шшо Добрынюшки при домицьки не пригодилосе;

125 Стречала-то Добрынюшкина ро́дна матушка,

Пречесна́ вдова Омельфа-та Тимофеевна,

Она стречала-то его же, низко кланелась:

— Уж ты здраствуй, здраствуй, дороднёй ты доброй мо́лодець,

Ишшо на́ имя Илья же сын Иванович!

130 Как, какима же ветрами занесло тебя?

А и как, какима же судьбами приволокло тебя?

До́бро жаловать, любимой мой племенничок,

Как и на́ имя Илья же сын Иванович!

Приходи-ко в мои полаты во вдовиные,

135 Вот поешь у мня, попей же ты, покушай-ко!

Тут садился Илия Муромець с Добрынькиной с ро́дной матушкой,

Тут всего они тут всего и переговорили-то.

Россказал-то Илья Муромець про князя про Владимера,

Как сидел же он у князя на пиру же всё,

140 Насмеялись-то над ним же всё дворяна-то,

Вот дворяна насмеялись, всё бояра-ти:

— Будто я сижу ведь и да пью с голью-ту кабацькою,

Я сижу-то с и́ма будто прохлаждаюсе

В княженецьких-то будто больших ка́баках.

145 Я ведь со такого-то с великого ударику

Как ушел сёго́дни из княженецького дворца же вон,

Был же, был во княженецьких больших ка́баках,

Напоил же всю я голь же всю кабацькую,

Напоил же всё я голь посадьскую.

150 Они все у мня сегодне есть веселые;

Если мало ведь и дал я человальничку,

Если мало дал я золотой казны,

Тогда добавит-то ему же человальничок.

Он ведь жил-то у Добрынюшки Никитича,

155 Жил у Добрынюшкиной матушки трои суточки.

Как прошла-то ета славушка по городу,

Вот по городу прошла же всё по Киеву,

Илья Муромець-от будто всё с ума сошел,

Он с ума будто сошел, да всё неумный стал:

160 Он ведь и пьет ходит со голью-то со кабацькою.

Услыхал-то всё про то да сам Владимер-князь,

Сам Владимер-от князь да ведь и славной киевьской,

Посылат-то он своих же слуг-то верных тут;

Приходили скоро тут слуги-ти княженеськие,

165 Они спрашивали у мла́дого человальника:

— Ишше не был ли Илия, да Илья Муромеч,

Илья Муромець-от не был ли сын Иванович,

Его звал-то Влагодимер скоро к себе во дворец.

Во свой-от дворец да пред себя к себе.

170 Отвечал-то тут премла́дой человальничок:

— У мня был-то Илья Муромець ненадолго он,

Он не пил у мня сидел да всё не кушал-то.

Только дал же он на выпивку голи-то кабацькою,

Вот кабацькой-то голи да всё посадьскою.

175 Образумилась тут ведь и голь же всё кабацькая.

Приоделись они сегодни скоро платьём-то,

Розошлись-то от меня они по ти́хому.

Приходили тут к князю тут слуги верные,

Россказали князю-ту, как же они слышили;

180 Услыхали тут дворяна-ти, бояра-ти,

Приходили-то они ко князю-ту, низко кланелись:

— Ты прости-ко нас, князь Владимер, вины виноватою

Нам без той ли всё без казни без скорою,

Нам без той ли всё насмешечки великою,

185 Нам без той ли всё ссылочки без дальние!

— Говорите-тко, бояра, что вам надобно,

Говорите-тко, дворяна, что вам нужно-то.

— Уж ты, ласковой Влагодимёр-князь стольнё-киевьской,

Ето што тако за чудо у нас чудноё,

190 Ето што у нас за диво есть ведь дивноё?

Какой-то бога́тырь у нас во Киеви

Как на больших-то сидит за старшого?

Он ведь и ходит-то по городу уродует

Как со той ли всё со голью-ту со кабацькою,

195 Со кабацькою-ту ходит он со посадьскою,

Он ведь и пьет и пьет и с и́ма-то зелено́ вино,

Во хмелюшечки-то с и́ма разговариват:

«Я возьму себе в дружиночку голь кабацькую,

Голь кабацькую возьму же я, посадьскую,

200 Отберем у князя Владимера славной Киев-град,

Всех бога́тырей из Киева повыведем,

Вот повыведём ведь их, велим ведь выехать».

Тут ведь князю-ту Владимеру за беду пришло,

За великую обидушку показалосе:

205 — Когда при́дет ко мне Илья же, Илья Муромець,

Илья Муромець-от при́дет сын Иванович,

Засадите-тко его вы в тёмну те́мницу,

Вот запутайте во путани шелко́выя,

Вот задерните во орга́ны-ти во железные,

210 Засадите-ко до́бра мо́лодца в неволюшку.

На четверты-ти ведь суточки поры-времени

Роспрошшалсе-то Илья с Добрынюшкиной ро́дной матушкой,

Пречестной вдовой Омельфой-то Тимофеевной,

Во слёзах-то его матушка Добрынина спросила тут,

215 Провожала-то она же, слезно плакала,

Унимала его: — Почему же не живешь у нас?

— Уж ты ой еси, Добрынюшкина ро́дна матушка,

Мне-ка надобно итти ко князю-ту ко Владимеру,

Мне итти как ведь и нужно попроведати.

220 Распрошшалась тут Добрынина ро́дна матушка,

Вот пошел, пошел Илья же сын Иванович,

Он пришел, пришел ведь и скоро на княженеськой двор,

С широка́ двора зашел в столовыя во гривины,

Он молилсе тогда спасу пречистому,

225 Вот здоровалсе со князем-то со Владимером,

Со Владимером со князем-то, со кнегиною.

Как по ту пору, во то время бояре-ти

Вот схватили дородна до́бра мо́лодца,

Его запутали во путани шелко́выя,

230 Вот задернули в орга́ны-ти во железные,

Уводили до́бра мо́лодца из дворца же вон,

Засадили до́бра мо́лодца во темную во те́мницу,

Заключили его в злодейку-ту заключёную.

Как сидел-то Илья Иванович трои суточки,

235 Вот узнала скоро же всё и голь же всё кабацькая,

Тут скоплялась голь кабацькая во единый круг,

Говорила голь кабацькая во едино́ слово́;

— Нам ведь надоть выручать-то, ребята, своего-то великого добродетеля,

Добродетеля Илию же, Илию Муромца,

240 Как его надоть ведь и сына свет Ивановича.

Подошла-то туть ведь и голь же, голь кабацькая,

Ко княженецькой-то она же темной те́мницы,

Они немного тут ведь и стали разговаривать,

Приломали-то замки-ти заморьские,

245 Притоптали все ведь и двери-ти дубовые,

Розвязали тут ведь и путани шелко́вые,

Разрубили тут орга́ны-ти тяжолы-ти железныя.

Вышел, вышел тут Илья же сын Иванович,

А бояра-ти, дворяна не показалисе.

250 Как пошел тогда Илья же Муромец,

Как пошел тогда же с ними в княженецьки больши ка́баки,

Как без расчету дал им тут же золотой казны,

Много брал-то ведь покупал им зелена́ вина,

Напилась-тут дружиночка кабацкая,

255 Ишшо та ли голь кабацькая, посадьская.

Поутру́-то всё по ранному дружиночка пробужаласе,

Илья Муромець давал им на опохмелитисе,

Как давал-то им ведь и он на пропитаньицо,

Вот давал-то он их на одеваньицо,

260 Роспрошшалсе тут со голью со кабацькою:

— Ешше я-то вам, ребятушка, скажу же всё:

Приоденьтесь-ко, ребятушка, всё по одёжи-то,

Уж я куплю-то вам, ребята, по добру́ коню,

Я куплю-то вам, ребята, латы́ булатные,

265 Я куплю-то вам ведь саблю богатырьскую,

Я куплю-то вам ведь и ко́пьё-то богатырьское,

Я куплю-то вам ведь и паличи тяжелые.

Как сказал-то Илья Муромець, исполнил он, —

Как купил-то им по коничку богатырьскому,

270 Выдавал-то им ведь и латы богатырьские,

Выдавал-то им ведь сабли богатырьския,

Выдавал-то им ведь ко́пьё богатырьскоё,

Выдавал-то он по палици тяжелою, —

Снарядил-то он дружиночку сделал тут хоробрую.

275 Как во ту́ пору, во то са́мо-то во времецька

Как бога́тырей-ти некого́ во городе не случилосе,

Подошла-то тогда сила неверная,

Вот неверна-та сила всё арабская,

Подошла-то тут ведь и силушка азовская,

280 Подошла-то тут ведь и силушка пересийская,

Много-много силы подошло силы неверною.

Как от той ли всё от силушки от многою,

От того ли всё от пару-ту лошадиного

Не замогли-то продувать же ветры буйные,

285 Не замогло-то пропекать же красно солнышко,

Как народ-то ведь и люди разболелисе,

Разболелисе во Киеви, расхворалисе.

Как Илья-та жил ведь Муромець во Киеви,

Вот во Киеве же жил, только не у князя он,

290 Он ведь жил-то у Пересмякина племянника;

Как узнал про то Владимер-князь стольнё-киевьской,

Посылал-то слуг своих да он просил его,

Вот просил его на пир да на веселой стол;

Отвечал-то князь Владимер стольнё-киевьской:[5]

295 — Уж вы ой еси, слуги-ти княженеськие,

Вам спасибо-то и ведь, слуги, за приглашеньицо.

Меня нечого-то звать да звать ведь, чостовать,

Потюрёмны-ти ведь и люди невеликие,

Невеликие-те люди, непочотные.

300 Как ведь и есть кому у князя на пиру сидеть,

На пиру кому сидеть да всё дела вести.

Как ведь ти послы уходили от Ильи же вон,

Как други́ послы-ти приходили-то, низко кланелись, —

Не пошел-то Илья Муромець на почесен пир,

305 Как поехал Илья Муромець ко своей же ко кабацькою к дружиночке:

— Поезжайте-тко, дружиночка кабацькая,

Вот кабацькая дружиночка посадьская,

Поезжайте-ко со мной вы ко Добрынюшкиной ро́дной матушке,

Поеди́м у ней же мы всё у ей, покушаем,

310 После пированьица поедем во чисто́ полё,

Нам ведь надо всё побитьсе, поборотисе.

Я побью, быват, ведь и силушку неверную,

Вы, ребята, помогайте силу хоронить же мне.

Тут дружиночка его же всё посадьская

315 Скоро-скоро ведь ребята приоделися,

Вот садилисе они же на добры́х коней,

Вот приехали к Добрынюшкиной к матушки,

Вот приехали-то к матушке на широкой двор,

Привязали ко́ней-то к дубовы́м столбам,

320 К дубовы́м они столбам, да к золотым кольца́м;

Как выдавала тут Добрынюшкина матушка

Им пшеницы ведь и всё же белояровой,

Она насыпа́ла-та много, штобы покушали,

Наливала им воды она медо́вою.

325 Как пошли тут ребята во палатушки,

Пировали-то сидели три часа они,

Три часа они сидели проклаждалисе,

На четвертой-от они ешше осталисе,

Илья Муромець пошел же за добры́м конем.

330 Не заходил же он во гривины княженеськие,

Заходил-то только он же на широкой двор,

Он ведь и брал с собой видь и скоро вот добра́ коня,

Убирал он коня в золотой убор,

Накладывал двенадцать тугих по́другов,

335 А тринадцато-то клал он ради крепости,

Ради той ли всё поездки-то богатырьскою.

Он ведь и брал-то, брал с собой же платьё богатырьскоё.

Он ведь и брал с собой ведь и латы-ти богатырьские,

Он ведь и брал с собой ведь и саблю-ту, саблю вострую.

340 Он ведь и брал с собой ведь палицю тяжелую,

Съезжал скоро ведь и он да со двора же вон.

А и он поехал скоро́ по городу по Киеву,

Э и приезжал-то он к Добрынюшки Никитицю,

А и под переднёё приехал он окошечко,

345 А и как крычал, крычал своим же громким голосом:

— А и ай дружиночка моя сла́вна посадьская,

А и ешшо та ли всё ведь и голь, да голь кабацькая,

А и как пора же, добры молодцы, собиратисе,

А и за работушку-ту нам же приниматисе!

350 А и услыхала-то дружиночка, голь кабацькая,

А и выходили-то из-за столичков, из-за кушанья,

А они благодарили-то Добрынюшкину ро́дну матушку,

А и вот распрошшались со Добрынюшкиной матушкой,

А и вот пошли, пошли вот они же на широкой двор,

355 А и вот отвязывали они же всё добры́х коней,

А и вот вые́хали ребятушки на улочку,

А и вот поехали ребята-те во чисто́ полё,

А и переехали они же сла́вну Непрь-реку,

А и вот приехали ребята во чисто́ полё.

360 А и как ведь и силушки неверной очёнь много есть,

А и ясну соколу-ту будет не облететь ему,

Как бога́тырю-то не объехать на добро́м кони́.

А и тут ведь и на́чал-то смотрять-то же Илья Муромець

А во свою ли он во трубочку подзорную,

365 А и усмотрял-то, где-ка силушка-та гу́стая,

А и где-ка силушка-та есть да всё же средняя,

А где-ка силушка стоит да всё же редкая.

А и он немного тут ведь и стал же разговаривать.

А и он на́чал тут Илеюшка поезживать,

370 А и на́чал силушку рубить немило́сливо:

Он вопра́во-то махнёт, — валилась улочка,

А и влево-то махнёт, — так переулочки.

А и помогала-то ему дружиночка хоробрая,

А и ишше-та ли всё ведь и голь, да голь кабацькая,

375 А и вот кабацька-та ведь и голь была, посадьская;

А и увидали тут ребята, голь кабацькая,

А и голь кабацька-та увидали тут, посадьска-та,

А Илья Муромець воюет сын Иванович,

А и скоро-скоро голь кабацька-та привыкнула,

380 А и они на́чали-то ездить, помогать ему:

С пра́ву руку-то рубил же Илья Муромець,

В ле́ву руку-ту рубила голь кабацькая.

А они рубили-то бились три-то месяца,

А и пособил господь Ильи же тут ведь Муромцу

385 А и за его ли всё за многое терпеньицо, —

Много-много был засажо́н раз в тёмну те́мницу,

А и засажо́н-то был всё он ведь и по-напрасному.

А и вот прибили-то ведь и силу всю неверную,

А и шшо очистили славной Киёв-град от гибели;

390 А прирывали скоро трупы-ти видь мертвыя,

Голь кабацька-та была на ето очунь работная,

Призарыли скоро ведь и их-то скоро всех сырой землей.

Становили тут ребятушка белы́ шатры,

Они по́пили-поели, отдохнули тут,

395 Отдыхал-то тоже Илья же, Илья Муромець,

Отдыхали с такой работушки неделёчку.

Как Илья-то, Илья Муромець, гово́рил-то:

— Уж вы нате-ка, ребятушка-дружиночка,

Вы возьмите-тко у мня же дам я золотой казны,

400 Вы возьмите-ка дам я вам чи́ста се́ребра,

Это в войске осталось, мне не надобно,

Вы возьмите, добры молодцы, себе на пропитаньецо,

На пропитаньицо себе вот, на разживаньицо,

Вы послушайте-ко, ребята, наказаньице:

405 Вы не пейте боле зря да зелена́ вина,

Вы не пейте-тко же пива, да пива пьяного, —

Вам пора, пора, ребятушка, обдуматься,

Из вас бу́дёт же бога́тыри, сла́вни рыцари.

Как тепере поезжайте с богом в красной Киев-град,

410 Хошь немного-то испейте зелена́ вина,

Вы попейте-ко, ребята, разных водочёк,

А потом же вы прироздумайтесь,

Сами-ти себя сделайте хорошима,

Шшо дружиночка была у мня непло́хая.

415 Тут кляну́лись они, дружиночка, божилисе:

— Бу́дём верно мы тебе служить до гробика!

Тут ребята-ти с Илеюшкой роспрошшалисе,

В славной Киёв-от ведь и город уезжали-то.

Илья Муромець поехал в город Муром-то,

420 Он немного в городи-то прожи́л же там,

Как поехал во село свое Качарово,

Как на свое же он поехал на подворьицо,

К своему-то он поехал к отцу, к матушке.

Как приехал-то Илья вот на свиданьицо,

425 Тут отец-то ро́дный батюшко веселой стал,

Ро́дна матушка его была ведь здоровёшенька,

Она от радости стречала чадо милого.

Тут осталсе Илья Муромець жить в Качарове.

Как ведь той нашо́й старинушке конец и пришел.

430 Как Качаровской-то всё же вот славной реченьке

На ти́шину-ту ей же на великою,

Как ведь и городу-ту Муромьску на чесь-славушку великую,

Вам, премла́дые ведь и люди, на прописаньицо,

От вас мла́дым-то пойдет на россказаньице.