Имажинисты 1925

О пальмы, убравшие голову

Зелеными перьями снова,

Струите же фиников золото

В просторы песка голубого!

И снова медвяные локоны,

Миндаль, расчеши на закате,

Пока ночь, – арабка безокая,

В колодцы луну перекатит!

И снова, спокойное озеро,

Раскройся лазоревым оком,

И ветер тревожными розами

Дыши на долине широкой!

Дыши и баюкай рассеянно,

Мой верный, веселый наперсник,

Меня на серебряном севере

Старинной размеренной песней!

О песня, подруга печальная,

Скажи мне: какие же строки

Развеят на сердце нечаянно

Мечту о библейском востоке?

Ах поймешь ли, моя голубая,

Отчего так рябины шуршат,

И такими глотками хлебает

Молоко золотое душа?

Отчего я храню терпеливо

На земле иудейскую скорбь,

Как хранят молодую оливу

Среди горных горячих песков.

Отчего мне больней и отрадней,

Что я правнук маонских пустынь

За курчавый родной виноградник

Принимаю чужие кусты

Ведь никто никогда не узнает,

Да и сам ни за что не пойму,

Отчего вся дорога земная

И трудна, и мудра, как талмуд.

Отчего так душа полюбила

На некошенных русских лугах

И роняет сейчас, как рябина,

Непослушную кровь наугад

В полях огни – огни широко,

Впотьмах навстречу поезда,

И вдруг, как золотистый локон

Вверху рассыпется звезда!

И также семафор мигает

Зеленым глазом впереди,

И ночь – хмельная и нагая –

В упор хохочет и глядит.

Эх ночь! безумная подруга,

Чего ты хочешь от меня?

Иль в этот полутемный угол

Пришла в измене обвинять?

Иль ждешь, пока тяжелой кровью

Нальется семафорный глаз

И, заколдованный, закроет

Дорогу новую от нас?

Я сам хочу конца такого.

Я сам устал желать и сметь.

Все суета! все бестолково!

И страсть, и месть, и скорбь, и смерть!

Тополя, тополя золотые,

Хорошо ли вам после дождя,

Когда капли на листьях застыли

И жуки заунывно жужжат?

Так отраден качающий запах –

(Эти вздохи в ночной бирюзе),

Что я лапы, зеленые лапы

Пожимаю, как руки друзей.

Ничего, ничего не поделать,

Если с детства встречаю врагов

И бреду по пути неумело

Неуверенной, робкой ногой.

Только нежно слезами обрызнув

Тополя, вы поймете меня, –

Почему я жемчужины жизни

На стекляшки стихов променял.

Почему пеплом сердце посыпал

И тихонько в ладонях зажал,

И стою под ветвями косыми

И пою о причудах дождя.

Не тужи, не плачь о прошлых,

О пунцовых песнях сентября:

Скоро пышные пороши

Берега дорог осеребрят.

Скоро разметутся листья

Голубыми метлами пурги,

И не скажет след огнистый,

Отчего на севере погиб.

Скоро позабудешь лица

Вероломных, молодых подруг,

И душа лишь устремится,

Как голубка, на библейский луг.

Ох ты голову закинешь, –

В бирюзе звезду свою искать,

Но холодный тонкий иней

Засверкает на твоих висках.

И мой друг, мой друг хороший,

Твой последний соверши обряд,

И тужи, и плачь о прошлых,

О пунцовых песнях сентября!

Надоела по горло печаль

Среди белых, горбатых сугробов,

Где сгорит, как в субботу свеча

Моя жизнь – тяжело и убого.

Виноват-ли, голубка, я в том,

Что родился под свисты мятели.

И месяц, как перст золотой,

Показал на мои же потери.

И с тех пор убаюкал меня

Голубой перезвон колоколен

И чужую печаль перенял

Я в серебряном ровном покое.

И с тех пор полюбил я вино, –

Изумрудную кровь винограда, –

Но как древний душистый венок,

Потерял я на севере радость.

Да и кто виноват, что печаль

Захотела так душу искомкать,

Когда тихо ее на плечах

Проносил, как тугую котомку?

Порхай же на холодном сквере

И бейся осень о карниз

И грозно золотые перья

Роняй по переулкам вниз

Уже печальными речами

Тебя встречают тополя

И брачный пурпур расточают

На оголенные поля.

И вижу: за туманной синью

Еще горбата и ряба

Преображенная Россия

Сбирает звезды в короба.

Я понял все, о призрак вещий,

Мне по заслугам ты воздал:

Ведь рыбкой в коробе трепещет

Моя мятежная звезда.

И никогда я не покину

Ни этот пурпур сентября,

Ни эту синюю равнину,

Где ночью росы серебрят.

Ах осень, мне о землю биться

И эту землю целовать

И на холодные страницы

Ронять горячие слова.