Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории

Конец царствования малютки-императора

В морозную зимнюю ночь с 24 на 25 ноября 1741 года по улицам Петербурга по направлению к Зимнему дворцу быстро катили сани, окруженные гренадерами. В санях сидела молодая красивая женщина, закутанная в шубу, из-под которой сквозила блестящая кираса, надетая поверх обыкновенного платья. Рядом с ней сидел высокий мужчина, а на запятках стояли три офицера.

Не доезжая дворца, сидевшая в санях велела остановить их и пошла пешком. Гренадеры следовали за ней. Но так как ей трудно было идти по снегу скорым шагом, частью от усталости и волнения, то гренадеры понесли ее на руках.

Эта женщина была цесаревна Елизавета Петровна, а сопровождавшие ее лица были Лесток, Воронцов и два брата Шуваловы.

Между 11 и 12 часами в ту ночь цесаревна послала за стоявшими в ее дворце на карауле гвардейцами-гренадерами и, объявив им, что идет добывать себе престол отца, незаконно захваченный посторонними людьми, спросила, готовы ли гренадеры ей помочь. Те поклялись в преданности. Цесаревна удалилась на минуту к себе, помолилась, затем вынесла из своей комнаты крест и привела к присяге всех присутствующих.

— Когда Бог явит милость свою нам и всей России, — сказала она, — то не забуду верности вашей. Теперь ступайте, соберите роту во всей готовности и тихости, а я тотчас приеду за вами в ваши казармы.

Гвардейцы беспрекословно исполнили приказ, а цесаревна отправилась в свои комнаты и пред образом Спаса Нерукотворенного дала обет, что если взойдет на родительский престол, то во все ее царствование никто не будет предан смертной казни.

Спустя часа полтора Елизавета села в стоявшие у подъезда сани вместе с Лестоком. В других санях поместились Алексей Разумовский и Василий Федорович Салтыков. Явившись в казармы гренадерской роты Преображенского полка, цесаревна сказала:

— Ребята, вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною! Все мы много натерпелись от немцев, и народ наш много терпит от них; освободимся от наших мучителей! Послужите мне, как служили моему отцу.

Солдаты и офицеры, заранее уже извещенные офицером Грюнштейном о готовящемся перевороте, в один голос отвечали:

— Матушка, мы готовы!

— Клянусь умереть за вас, — сказала взволнованным голосом цесаревна, став на колени, так же как и остальные присутствующие, и целуя крест. — Клянетесь ли умереть за меня?

— На том присягаем! — ответили солдаты.

— Так пойдем и будем думать только о том, чтобы сделать наше отечество счастливым во что бы то ни стало. Но знайте, что я не желаю, чтобы при этом напрасно была пролита кровь, — прибавила Елизавета.

Прибыв в Зимний дворец, цесаревна отправилась в караульню и спросила находившихся там в эту ночь солдат Семеновского полка:

— Хотите ли мне служить, как отцу моему и вашему служили? Самим вам известно, каких я натерпелась нужд и теперь терплю и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей!

— Матушка! Все сделаем, что велишь, — отвечали ей. — Мы давно дожидались. — И все перешли на сторону Елизаветы.

Четыре караульных офицера выказали колебание, а один, обнажив шпагу, хотел сопротивляться, считая долгом выступить на защиту императора, но его тотчас обезоружили и всех четырех арестовали. Дежурный генерал-адъютант П. С. Салтыков подвергся той же участи.

Елизавета, сопровождаемая преданными ей гренадерами, вошла во дворец и направилась через хорошо знакомые ей комнаты в спальню Анны Леопольдовны.

— Сестрица, пора вставать, — промолвила Елизавета, обращаясь к Анне Леопольдовна.

— Как, это ты, сударыня? — сказала ей правительница и, увидев за ней гренадер, сразу поняла все.

Она принялась умолять цесаревну не обращаться дурно с ее детьми и не разлучать ее с любимой фрейлиной Менгден. Елизавета успокоила ее.

В соседней комнате в это время мирно спал младенец-император. Цесаревна запретила сопровождавшим ее гвардейцам тревожить его, но поднявшийся кругом шум пробудил ребенка. Тогда кормилице приказано было снести его в караульню, где находились солдаты. Сама цесаревна, спустившись туда, взяла Иоанна на руки и сказала, взволнованная:

— Бедное дитя! Ты невинно, но твои родители несут тяжелую вину.

И она увезла свергнутого императора в своих санях в Летний дворец, куда были доставлены арестованные правительница Анна Леопольдовна, принц Антон, сестра Иоанна, маленькая принцесса Екатерина Антоновна, и жившие в Зимнем дворце их приближенные.

Народ, собравшийся на Невском проспекте, по которому возвращалась Елизавета, несмотря на морозную ночь, приветствовал цесаревну громкими «ура!». Слыша радостные возгласы, малютка Иоанн развеселился и стал улыбаться и махать ручонками.

Арест правительницы Анны Леопольдовны и ее мужа, принца Антона-Ульриха, цесаревной Елизаветой Петровной.

— Бедняжка, — сказала цесаревна, — ты не знаешь, что народ кричит и радуется, что ты лишился короны!

В ту же ночь в своих домах были арестованы Остерман, Миних, Левенвольде, Менгден, Головкин, Бестужев-Рюмин и другие близкие к Анне Леопольдовне и Иоанну Антоновичу сановники. Их привезли во дворец Елизаветы Петровны, а в 7 часов утра отправили в Шлиссельбургскую крепость.

Царствование императора-малютки окончилось. Его место заняла 32-летняя дочь Петра Великого.

С самого раннего утра 25 ноября 1741 года огромные толпы народа и масса войска окружили дворец, в котором жила цесаревна Елизавета Петровна. Весть о совершившихся в ночь событиях, о том, что правительница Анна Леопольдовна, принц Антон-Ульрих и все их сторонники и приверженцы арестованы, разнеслась по столице с быстротой молнии. И, как год с небольшим назад, народ ликовал по поводу ареста Бирона, так теперь ликовал он по поводу новой перемены правительства…

Громкое «ура» и крики «да здравствует цесаревна Елизавета!», «да здравствует императрица Елизавета Петровна!» оглашали воздух. Все с нетерпением ждали, когда покажется народу виновница переворота, о смелом подвиге которой неслись сказочные слухи.

Было восемь часов утра, когда цесаревна, надев Андреевский орден, показалась в окне дворца. Она держала на руках малютку Иоанна Антоновича.

Новое, еще более громкое «ура» огласило воздух при виде Елизаветы Петровны.

Появление цесаревны с императором-младенцем дало повод многим предполагать, что цесаревна объявит себя только правительницей, т. е. займет место Анны Леопольдовны, и что Иоанн Антонович по-прежнему будет считаться императором.

Но вскоре за тем объявленный манифест гласил совсем другое.

«Все Наши как духовного, так и светского чинов верные подданные и особливо лейб-гвардии Наши полки всеподданнейше и единогласно Нас просили Отеческий Наш Престол Всемилостивейше восприять», — так значилось в манифесте о вступлении на престол Елизаветы Петровны, в тот же день напечатанном «в С.-Петербурге при Сенате» и разосланном по всей России. В манифесте упоминалось, что Блаженной памяти императрицей Анной Иоанновной при кончине ее учинен наследником Всероссийского престола внук ее величества, которому тогда еще от рождения несколько месяцев только было. «И ради такого его младенчества правление Государственное чрез разные персоны и разными образы происходило, отчего дуже как внешне, так внутри государства беспокойства и непорядки и, следовательно, немалое разорение всему Государству последовало…» И вот «для пресечения всех тех происшествий, беспокойств и непорядков» Елизавета Петровна «по законному праву по близости крови к Самодержавным вседрожайшим ее родителям отеческий престол восприять соизволила».

В следовавшем затем втором манифесте, от 28 ноября, указывалось, что, согласно духовной императрицы Екатерины I, еще тогда, когда скончался Петр II, цесаревна Елизавета Петровна была законной наследницей Всероссийского престола, но что эта духовная была скрыта Остерманом, что по проискам того же Остермана была избрана на престол Анна Иоанновна и что он же, Остерман, во время болезни императрицы Анны Иоанновны сочинил определение о назначении наследником малолетнего Иоанна — «никакой уже ко Всероссийскому престолу принадлежащей претензии, линии и права не имеющего» и т. д., и т. д.

В конце манифеста сказано было, что «хотя принцесса Анна и сын ее принц Иоанн ни малейшей претензии и прав к наследию Всероссийского престола не имеют, но из особливой к ним императорской милости, не желая никаких им причинить огорчений, с надлежащею им честью и с достойным удовольствием, предав все их разные предосудительные поступки крайнему забвению», новая императрица повелела «принцессу, ее мужа и детей в их отечество всемилостивейше отправить».

Извещение о вступлении на престол императрицы Елизаветы Петровны, помещенное в «Санкт-Петербургских Ведомостях» 1 декабря 1741 г.

Милостивые слова манифеста новой императрицы, обещавшие, что семейству падшего императора не будет причинено «огорчений» и что их поступки будут преданы забвению, не распространялись на сторонников Брауншвейгской фамилии. Все арестованные в ночь на 25 ноября: Остерман, Миних, Головкин, обер-гофмаршал Левенвольде, президент Коммерц-коллегии Менгден, сын генерал-фельдмаршала обер-гофмейстер Миних, тайный советник Стрешнев, директор канцелярии принца Антона и другие — были преданы особому суду как государственные преступники, которые содействовали незаконному возведению Бирона в регенты и воцарению Иоанна Антоновича. Кроме того, почти всем им были поставлены в вину и другие преступления.

Следствие было поручено генералу Андрею Ивановичу Ушакову, который теперь стал одним из лиц, наиболее близких к новой императрице. Суд отнесся ко всем строго и приговорил бывшего генерал-адмирала Остермана колесовать, бывшего генерал-фельдмаршала Миниха — четвертовать, обер-канцлеру Головкину, президенту Коммерц-коллегии Менгдену, обер-гофмаршалу Левенвольде и действительному статскому советнику Тимирязеву — отсечь головы, а имения их отнять в казну; остальных — кого бить плетьми и сослать, кого разжаловать и т. п. Императрица, верная данному ей обещанию никого не лишать жизни, смягчила приговор, даровала всем жизнь, о чем приговоренные к смерти узнали только в день назначенной казни, 18 января 1742 года, на плахе, когда палачи уже собирались исполнить приговор. Согласно указу императрицы все они были сосланы в заточение: Остерман в Березов, Миних в Пелым, Головкин в Гершанг, в шестидесяти верстах от Пелыма, Менгден в Колымский острог, Левенвольде — в Соликамский.

Граф Остерман на эшафоте.

Остермана и его жену привез из Петербурга в Березов подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка Ермолин с десятью гвардейскими солдатами. С ними приехало шесть человек прислуги. Арестантов предписано было держать «под крепким и осторожным караулом» и, если кто из них «в подозрении явится, то оного запереть в острог, в особливое место, и с другими сообщения иметь ему не велеть и о делах его доносить в Сенат». Кроме прислуги, к Остерману приказано было отправить лютеранского пастора. Остерман не вынес сурового климата Березова и через пять лет, простудившись, скончался в Березове. Вдова соорудила на его могиле памятник.

Могила Остермана в Березове.

Бывший фельдмаршал Миних был привезен в Пелым под конвоем прапорщика лейб-гвардии Преображенского полка Юрасовского и шести солдат. Его сопровождали: жена, рожденная фон Мальцан, по первому мужу Салтыкова, лютеранский пастор Мартенс, старинный друг Миниха, добровольно пожелавший разделить ссылку, подлекарь Шульц, два повара и две горничные. Для помещения Миниха и сопровождавших его лиц был построен новый дом, как раз на том же месте, где раньше стоял сгоревший дом Бирона, освобожденного из ссылки императрицей Елизаветой, с назначением места пребывания в Ярославле.

Из видных сторонников Брауншвейгской фамилии уцелел один только Бестужев-Рюмин, который, главным образом благодаря заступничеству Лестока, не только не отдан был под суд, но даже назначен новой императрицей в вице-канцлеры, затем сенаторы, главные директоры над почтами и, наконец, в великие канцлеры.

На участников свержения с престола Иоанна Антоновича посыпались со стороны новой императрицы щедрые награды: гренадерам роты Преображенского полка, сопровождавшей цесаревну в ее «походе» к Зимнему дворцу, было даровано дворянское достоинство, сама рота получила название «лейб-кампании», цесаревна приняла сан капитана этой роты, обещала всех состоявших в лейб-кампании наделить имениями и пр.

Близкие к цесаревне лица получили чины, ордена, а родственникам цесаревны по матери было пожаловано графское достоинство.

Цесаревна Елизавета направляется во главе роты Преображенских гренадер к Зимнему дворцу в ночь на 25 ноября 1741 г.