Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории

Два императора

Двадцать два года процарствовала императрица Елизавета Петровна — и двадцать два года томился в заточении, лишенный почти совершенно общения с людьми бывший император Иоанн Антонович. Его все еще считали опасным соперником и не решались дать ему свободу, боясь, что найдутся сторонники, которые захотят вернуть ему престол.

25 декабря 1761 года императрицы не стало: на престол вступил под именем Петра III Феодоровича ее племянник, голштинский принц Карл-Ульрих, правнук Петра Великого.

В своем манифесте новый император напоминал, что еще в 1742 году все верноподданно присягали ему «яко истинному Российского престола наследнику» и что он, Петр, «взошел по праведным судьбам на Императорский престол посредством любезнейшей тетки Государыни Императрицы Елисаветы Петровны, которая, видя оный по смерти Императрицы Анны Иоанновны похищенным, за нужное и должное признала помощью верных сынов Российских возвратить праведным образом Всероссийской Императорской престол».

Имя Иоанна Антоновича в этом манифесте не упоминалось, хотя нетрудно было догадаться, что под «похищением престола» подразумевалось царствование императора-малютки.

В числе первых приказов нового государя был один, касавшийся шлиссельбургского узника, несчастного Иоанна Антоновича.

Всего несколько дней по восшествии своем на престол, 1 января 1762 года, Петр III нашел необходимым отозвать приставленного к заключенному в Шлиссельбургской крепости свергнутому императору капитана Овцына и назначить на его место капитана гвардии князя Чурмантеева «для караула некоторого важного арестанта в Шлиссельбургской крепости», как значилось в указе, причем, как и при Елизавете Петровне, имя этого арестанта не указывалось. В указе, данном Чурмантееву, было, между прочим, сказано: «Буде сверх нашего чаяния, кто б отважился арестанта у вас отнять, — в таком случае противиться сколько можно и арестанта живого в руки не отдавать».

«Сверх нашего чаяния» — иначе говоря, вопреки ожиданию. На самом, однако, деле очевидно у Петра III и его приближенных явилось опасение, что люди, недовольные новым императором — а таких было много — могут воспользоваться случаем, чтобы освободить шлиссельбургского узника и провозгласить его вновь императором.

Независимо от указа самого Петра, Чурмантееву была вручена еще особая инструкция, за подписью Александра Шувалова, в которой говорилось, что в случае если бы арестант стал чинить непорядки, или не хотел бы подчиняться, или говорил что-нибудь «непристойное», то «сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить палкою и плетью».

Затем, спустя десять дней, Чурмантеев получает новый указ, за подписью Петра III, в котором ему вменялось в обязанность никуда арестанта не перевозить, никому не отдавать и даже не верить тем, кто бы приехал с именным указом императора, за подписанием собственной его руки, и стал требовать арестанта.

Приказы эти были отчасти вызваны тревожными слухами о существовавшем будто бы намерении врагов Петра произвести бунт, восстание и освободить узника. Об этом, между прочим, в июне доносил Петру дружественно расположенный к нему прусский король Фридрих II, предостерегая, что «какой-нибудь негодяй с беспокойной головой может начать интриговать для возведения на престол Иоанна, составить заговор с помощью иностранных денег, чтобы вывести Иоанна из темницы, подговорить войско и других негодяев, которые и присоединятся к нему». Петр ответил Фридриху, что держит Иоанна под крепкой стражей и потому нечего опасаться.

Фридрих II, король прусский.

Король прусский высказывал свои опасения и давал советы неспроста. Он знал, что в лице Петра III имеет верного союзника и преданного ему человека, который, находясь у власти, будет отстаивать интересы Пруссии. И действительно, вступив на престол, Петр первым делом велел прекратить военные действия против Пруссии, начатые при императрице Елизавете, заключил с прусским королем союз, гордился своей дружбой с Фридрихом. Возможное устранение Петра и провозглашение Иоанна Антоновича законным императором пугало Фридриха. Он предвидел, что с воцарением Иоанна со стороны русского правительства, во главе которого станут другие люди, может произойти резкое изменение в отношениях с Пруссией. Вот почему он предостерегал Петра и настаивал, чтобы за шлиссельбургским узником было более строгое наблюдение.

Вообще в судьбе Иоанна Антоновича прусский король сыграл видную роль. По его, главным образом, проискам несчастный Иоанн в свое время был перевезен из Риги в Динабург, а затем в Раненбург, а когда во время пребывания Иоанна в Холмогорах открыт был заговор Зубарева, — причем последний намекал, что об этом заговоре знал и косвенно ему сочувствовал Фридрих II, недовольный отношением к Пруссии Елизаветы Петровны, — последняя поспешила перевезти развенчанного императора в Шлиссельбург. Таким образом, Фридрих II бесспорно в значительной мере являлся виновником той печальной участи, которая постигла Иоанна.

Петр III не удовольствовался одним лишь успокоительным ответом Фридриху на его опасения и спустя некоторое время решил лично убедиться, в каком состоянии находится его мнимый соперник, о котором говорили, что он лишен умственных способностей.

Еще раньше, будучи наследником престола, Петр хотел проникнуть в Шлиссельбург и убедиться, действительно ли там находится развенчанный император. Но тогда Елизаветой Петровной дан был шлиссельбургским надсмотрщикам строгий приказ никого не пускать к узнику, и Петру пришлось отказаться от исполнения своего намерения.

Внутренний вид каземата в Шлиссельбурге, где содержался император Иоанн Антонович.

В простых извозчичьих экипажах утром 18 марта 1762 года император Петр III отправился из Петербурга в Шлиссельбург — посмотреть своего соперника.

Поездка была обставлена строгой тайной. О ней до последнего момента никто не знал, даже близкие ко двору лица.

Государя сопровождали любимый его адъютант, генерал-адъютант барон Карл Карлович Унгерн-Штернберг, петербургский генерал-полицеймейстер, назначенный директором над всеми полициями в России, Николай Андреевич Корф, обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин и тайный государев секретарь Дмитрий Васильевич Волков.

Поездке предшествовал секретный указ, данный капитану Преображенского полка князю Чурмантееву: «К колоднику имеете тотчас допустить нашего генерал-адъютанта барона Унгерна и с ним капитана Овцына, а потом и всех тех, которых помянутый Унгерн пропустить прикажет». В числе этих «всех» и был сам Петр III.

Приехав в Шлиссельбург, он тотчас велел вести себя в каземат Иоанна.

Петр застал узника, по сохранившемуся рассказу одного из участников посещения, в камере аршин в десять длиной и пять шириной, почти темной вследствие сложенных снаружи близ окон дров. Белокурые волосы низложенного императора были острижены в кружок; он был хорошо сложен, цвет лица его был матово-бледный, руки поражали своей белизной. Он нимало не испугался при виде императора и его офицеров, а на все вопросы о желаниях давал один ответ: «Больше света», вероятно, досадуя на склад дров пред окнами. На вопрос, знает ли он, кто он, ответил, что знает, и назвал себя Иоанном Антоновичем, хотя содержался под именем Григория.

Когда Петр III спросил его, почему он воображает себя бывшим императором и кто внушил ему эту мысль, узник ответил, что знает об этом от своих родителей и от солдат.

В разговоре Петр упомянул про Н. А. Корфа, которому поручено было перевезти Брауншвейгское семейство из Раненбурга в Соловецк. Иоанн вспомнил Корфа и сказал, что тот обходился с ним хорошо. При этом воспоминании старик Корф, присутствовавший тут же, прослезился.

Когда узнику были переданы подарки: часы, табакерка и шелковый шлафрок, он положил их под подушку. Постель его была простая, но он содержал ее опрятно. На вопрос, что он знает о своих родителях, ответил, что помнит их и т. д.

По другим же сведениям, речь его была бессвязна и дика. Он говорил, что он не тот, за кого его принимают, что государь Иоанн давно взят на небо и т. д. По тем и другим сообщениям, умственные способности узника были расстроены и он совершенно не способен был мыслить.

Один только капитан Овцын, долгое время бывший при узнике, сомневался, «воистину ль он в уме помешался и не притворничествует», потому что «обо всем говорит порядочно», приводя места из Евангелия, Апостолов и прочих книг, что свидетельствовало, что он умел читать и читал священные книги, хотя в инструкции, данной при императрице Елизавете капитану Миллеру, запрещено было учить его грамоте. Несомненно одно: Иоанн был косноязычен, а жизнь, проведенная в одиночестве, вдали от света и людей, не могла не оставить следов на его умственном развитии.

Свидание с бывшим императором произвело на Петра III сильное впечатление. Он, по некоторым известиям, после этого посещения намеревался освободить узника, отправить его в Германию, по другим же отнюдь не признавая Иоанна лишенным рассудка, даже хотел назначить его наследником престола, причем думал женить его на находившейся тогда в Петербурге принцессе Голштейн-Бекской.

Однако ни то ни другое намерение не было осуществлено.

Император Петр III посещает в Шлиссельбургской крепости Иоанна Антоновича.

Вскоре после посещения Шлиссельбурга Петром III к узнику были приставлены новые офицеры: премьер-майор Жихарев и капитаны Уваров и Батюшков, а заведование делами арестанта было поручено трем высшим сановникам: Нарышкину, Мельгунову и Волкову. Но положение Иоанна не изменилось: он по-прежнему остался в заточении и к нему никого не допускали.

Д. В. Волков, тайный секретарь Петра III, сопровождавший его при посещении Шлиссельбурга.

В более счастливом положении оказались лица, сосланные при императрице Елизавете Петровне в Сибирь за приверженность к Иоанну Антоновичу: Миних, Бирон, Лопухины и другие. Им приказано было вернуть свободу и отдать конфискованное имущество, а Миниху, сверх того, было возвращено генерал-фельдмаршальское достоинство. Престарелый фельдмаршал был принят новым императором с большими почестями, назначен членом Императорского совета, ему был подарен роскошный дом в Петербурге и т. д.

Фельдмаршал граф Миних под старость.

Положение, которое занял Миних при дворе Петра III, и его близость к новому императору давали возможность фельдмаршалу заступиться за шлиссельбургского узника, выхлопотать освобождение из заточения несчастному, в защиту которого он так смело выступил в свое время при Бироне. Однако никаких следов того, чтобы Миних вспомнил о Иоанне Антоновиче, не сохранилось.

Впрочем, заступничество Миниха едва ли достигло бы цели в виду тех «предостережений», которые присылал в Петербург Фридрих II. Петр преклонялся перед прусским королем, слепо верил в его дружбу и высокий ум, а в числе ближайших советников императора, с которыми он устраивал «ночные конференции», видную роль играл прусский министр Гольц, который от лица своего государя старался убедить Петра, что освобождение Иоанна неминуемо вызвало бы падение русского монарха. При таких условиях едва ли можно было ожидать изменения судьбы шлиссельбургского узника.

Против освобождения были и лица, приближенные к Петру из числа русских сановников, и в числе их граф Михаил Илларионович Воронцов, принадлежавший раньше к свите Елизаветы Петровны и игравший видную роль в свержении Иоанна с престола.

В начале июня 1762 года появились слухи, будто император Петр III намерен дать свободу шлиссельбургскому узнику и отправить его к родственникам за границу. Слух этот находился в связи с другим: император думает на место Иоанна заточить в Шлиссельбург свою жену, императрицу Екатерину. Между Петром и принцессой из Ангальт-Цербстского дома Софией-Фридерикой, принявшей православие под именем Екатерины Алексеевны, действительно давно уже шли нелады. Говорили, что Петр решил развестись с женой, жениться на Елизавете Романовне Воронцовой и что в связи с этим имеет намерение очистить в Шлиссельбурге помещение для императрицы.

Однако осуществить это намерение императору Петру III не суждено было.