Империя Чугунного Неба

Глава 33. Ржавый перрон

«Мамонт» издох последним, едким клубом пара, замирающим во влажном воздухе. Он вполз под своды заброшенного вокзала и застыл навсегда на ржавых рельсах.

Тишина, наступившая после глухого стука колёс, была оглушительной. Не той гнетущей тишиной вагона, а иной — древней, глубокой, полной шепота ветра в разбитых стёклах и шороха диких трав, пробивающихся сквозь трещины в каменных плитах перрона.

Они высыпали из вагонов, щурясь от непривычно яркого света, пробивавшегося сквозь дыры в стеклянной крыше. Воздух пах не дымом и гарью, а озоном, влажной землёй и сладковатым запахом гниения — запахом забвения.

Вокзал был монументом ушедшей эпохи. Гигантские чугунные колонны, покрытые паутиной и ржавыми подтёками, поддерживали купол, кое-где обрушившийся, открывая вид на чистое небо. По стенам ползли лианы, оплетая рекламные тумбы с выцветшими афишами, где усатые джентльмены и дамы рекламировали сигары и пароходы через океан. Посреди зала навсегда застыл, зарос мхом, огромный бронзовый глобус на паровом приводе — некогда гордость вокзала. Теперь его шестерёнки намертво срослись окисью, а на полюсе свило гнездо какое-то пернатое.

Всё, что когда-то кричало о прогрессе, теперь тихо и медленно доедала природа.

Ржавые гидравлические двери, заклинившие в полуоткрытом положении.

Железноликие-носильщики, превратившиеся в немые скелеты из металла под грудами хлама, с пустыми глазницами, из которых рос папоротник. Гигантское табло с застывшими медными стрелками, показывавшими время, которое остановилось много лет назад.

— Ну и дыра, — хрипло констатировала Руби, спрыгивая на плиты, покрытые птичьим помётом. Но в её голосе не было привычного сарказма. Была усталая констатация факта. Но после всего произошедшего эта тихая, мёртвая заброшенность казалась почти раем.

Руби посмотрела на карту Лоренца. – Прибыли! Это конечная!

Они двинулись вглубь, осторожно, как чужаки в гигантской гробнице. Нашли депо, где в полумраке ржавели остовы других поездов. Нашли складские помещения, заваленные рассыпавшимися ящиками с истлевшими этикетками. Нашли насосную станцию с огромными, замшелыми паровыми машинами, которые когда-то качали воду.

Именно здесь, в одном из цехов, они нашли их.

Сначала послышался скрежет металла. Руби молниеносно выхватила револьвер, остальные замерли. Из-за угла огромного котла показалась фигура. Не Железноликий. Человек. Одетый в лохмотья из кожи и тряпок, лицо скрыто за самодельной сварной маской. В руках — импровизированное копьё с наконечником из клапана.

За ним вышли ещё двое, потом пятеро. Они окружили их молча, не проявляя явной агрессии, но и не выражая радушия. Их оружие было собрано из хлама: луки с тетивой из проволоки, дубины с гвоздями, щиты из дверей вагонов. Они двигались бесшумно, привычно, как обитатели этого места.

Лира инстинктивно прижалась к матери.

Но удара не последовало.

Старший из пришедших, тот самый с клапаном на копье, подошёл ближе. Он снял маску, открыв обветренное лицо и пронзительно-ясные глаза. Его взгляд скользнул по измождённым, испачканным лицам беглецов, по их жалкому скарбу.

— Вы из империи? — его голос был хриплым, будто простуженным ветром, но в нём не было угрозы.

Руби кивнула, не находя слов. — Мы бежим от них.

Человек махнул своим спутникам.

Они называли себя «Жителями Ржавого перрона». Это были потомки рабочих, пассажиров, служащих, застрявших здесь, когда Империя бросила эти места и поезда перестали ходить.

Они не одичали.

Они адаптировались.

Выжили.

Их вождь, представившийся как Барок, оказался бывшим инженером-путейцем. Он провёл их по своим владениям: показал жилые вагоны, встроенные в полуразрушенные тоннели, огороды на перронах, где в ящиках со старой землёй росли картошка и капуста, кузницу, разведённую в бывшей котельной, где из обломков машин ковали инструменты и оружие.

— Механики тут много, — пояснил Барок, похлопывая ладонью по борту огромного парового котла. — Всё ржавое, но кое-что ещё дышит. Воду качаем, пар гоняем для кузни. Без этого — смерть.

Ему показали Гефеста.

— Ваш железный друг... — Барок медленно обошел неподвижную фигуру, и в его голосе прозвучала глубокая озадаченность. — Не похож на тех, что в Империи. Непохож и на диких, что по болотам шляются. Что с ним?

Руби, лишенная иного выбора, выложила все как есть. Кратко. Без эмоций. Без прикрас.

Он — не просто Железноликий. Он — друг.

Барок долго молча смотрел на неподвижного Гефеста.

— Мы попробуем помочь, — наконец произнёс он. — Гидравлика повреждена. Оптика... хм. — Он повернулся к своим. — Эй, Мэл! Тащи инструменты и «эликсир»! И найди Энн.

«Эликсиром» оказалась густая, чёрная, вонючая смесь из очищенных масел и каких-то травяных экстрактов.

В следующие несколько часов депо превратилось в импровизированную операционную. Гефеста осторожно перенесли на большой верстак, где когда-то ремонтировали паровые дрезины. Люди Барока, принялись за работу. Они не были городскими механиками, их знания были эмпирическими, выстраданными, но их руки помнили металл.

Руби не отходила далеко, наблюдая, как они аккуратно вскрывают повреждённые пластины, очищают и проливают «эликсир» в суставы. Подключили к диагностическому порту Гефеста самодельный тестер — сплетение проводов и лампочек в деревянном корпусе.

— Не видел такого никогда, — бормотал Барок, следя за морганием лампочек. — Много... Но ядро цело. Память... странная. Не такая…

Наконец, последняя пластина стала на место. Барок вытер руки о тряпку.

— Всё, что могли. Пробуйте.

Тумблер щёлкнул.

Гефест дёрнулся.

Его корпус содрогнулся, из всех стыков вырвался пар, смешанный с излишками «эликсира». Оптические сенсоры мигнули, потом замигали беспорядочно, как у человека, который пытается сфокусировать взгляд после долгого обморока.

Глухой, скрипучий звук, похожий на помехи, вырвался из его голосового модулятора. Потом он прочистился.

— Улисссс…. — его голос звучал прерывисто, но это был его голос. — Где он?..

— Спокойно, жестяная банка, — не выдержала Руби, и в её голосе прорвалось несвойственное ей облегчение. — Отдыхай.

Гефест медленно повертел головой, его линзы фокусировались на лицах, на сводах депо, на людях в самодельных доспехах. Он видел. Он анализировал.

— Где мы?

— В безопасном месте, — тихо сказала Руби. — Пока что.

Барок, наблюдавший за этим, почёсывал щетину.

— Ты, парень, необычный. — Память у тебя глубокая, не заводская. — Он помолчал, разглядывая Гефеста. — Если хочешь узнать, что за зверь в твоей железной башке, тебе к Отшельнику.

Гефест насторожился:

— К кому?

— Отшельник. Живёт далеко отсюда, под Гниющими Холмами. Говорят, он там ещё с времён Великой Очистки засел. Знает всё о старых механизмах, о первых Железноликих, о том, что было ДО. К нему иногда ходят Жители, если что-то древнее и непонятное найдут. Он чинит. Или прогоняет. Как повезёт. Координаты сорок два. Двадцать три. Шестнадцать пятнадцать восемьдесят четыре.

Гефест слушал, перебирая обрывки, всплывающие из повреждённой памяти. Сорок два. Двадцать три. Шестнадцать. Лоренц…

Он медленно поднялся с верстака. Его движения были скованными, но уверенность возвращалась.

— Мне нужно идти, — заявил он. Его механический голос прозвучал твёрдо. — Мне нужно найти ответы.

Руби хотелось возразить, сказать, что он ещё слаб, что это опасно. Но она видела огонь в его глазах, подкреплённый новой, жгучей целью.

Она кивнула. Она понимала потребность докопаться до своей сути, какой бы ужасной она ни оказалась.

Гефест посмотрел на людей. Они были ранены, они были сломлены, но они были здесь.

— Я вернусь, — сказал он. И это прозвучало как клятва.

Он повернулся и посмотрел на вход в депо, за которым лежали Гниющие Холмы. Его прошлое ждало его. И он был готов его встретить.