Империя Чугунного Неба

Глава 34. Глиняный пророк

Тишина Гниющих Холмов была иного свойства. Не та оглушающая тишина, что наступает после боя, и не звенящая пустота морозных равнин. Она была густой, вязкой, впитывающей звук, как промокшая земля впитывает кровь. Воздух пах прелой глиной, окисленным металлом и чем-то сладковато-тленным — будто столетия медленно переваривались в желудке этих холмов.

Гефест шёл по координатам, выжженным в его памяти. Шаг его был тяжёл и механически точен. Ноги, отремонтированные жителями Перрона, всё ещё не слушались. Его сенсоры, настроенные на поиск признаков разума — тепла, вибраций — ловили лишь шепот ветра да гудение разложившейся в земле арматуры.

«Сорок два. Двадцать три. Шестнадцать».

«Сорок два. Двадцать три. Шестнадцать».

«Сорок два. Двадцать три. Шестнадцать».

Холмы были испещрены входами — чёрными, зияющими пастями, ведущими в подземные комплексы. Одни обрушились, другие заросли бурьяном. Тот, что он искал, был неприметен. Полузасыпанный грунтом, с дверью из потускневшей латуни, на которой время и кислые дожди стёрли все надписи, оставив лишь намёк на барельеф.

Дверь не поддалась.

Он упёрся в неё плечом — металл заскрипел, но не сдвинулся.

И тогда из темноты за спиной раздался звук. Не скрежет. Не лязг. Тихий, шелестящий смешок.

Гефест резко развернулся.

В проёме другого туннеля, на корточках, сидело Существо.

Оно было невысоким, округлым, закутанным в лоскутья когда-то белого халата, теперь выцветшего до грязно-серой и испачканной глины. Кожа — тёмная, морщинистая, словно старая кора. Длинные, руки с тонкими пальцами, похожими на корни, перебирали какие-то болтики, сортируя их по кучкам. Но больше всего поражало лицо — скрытое за парой огромных, дисковых очков со множеством линз разного увеличения. Они делали его глаза гигантскими, расплывчатыми, как у глубоководного существа.

— Толкаешь-толкаешь, — проскрипел голос, похожий на трение старых шестерёнок. — Умная железка, а дверь открыть не может. Смешно. Очень смешно.

Гефест замер. Он смотрел… и не находил угрозы. Только странную, древнюю энергию, исходящую от этого существа. Не тепло живого тела, а что-то геологическое.

— Я ищу Отшельника, — произнёс Гефест, его голос прозвучал неестественно громко в этой давящей тишине.

Существо подняло голову, и линзы закрутились, фокусируясь.

— Нашёл-нашёл. Или это он тебя нашёл? Вопрос интересный. Глубже, чем кажется.

Оно поднялось с корточек движением, которое не было ни человеческим, ни машинным — плавным и в то же время угловатым, как падение камня. Подошло ближе. Тонкие пальцы потянулись к его грудной пластине, к шрамам от недавнего ремонта.

— Чинили тебя. Маслом и травами. Грубо. Но с душой. Любопытно.

— Ты… Отшельник? — уточнил Гефест, отступая на шаг.

— Имя? Имя — пустое. Я — Тот-Кто-Чинит. Иногда — Тот-Кого-Не-Слышат. — Оно повернулось к двери. — Хочешь внутрь? Спроси вежливо.

Гефест смотрел на эту фигуру. В его памяти всплывали обрывки данных: «архаичные интерфейсы», «протоколы устного запроса».

— Пожалуйста, открой дверь, — сказал он, чувствуя себя нелепо.

Существо хлопнуло в ладоши — сухой, трескучий звук.

— Вот и славно!

Оно приложило ладонь к незаметной панели на стене. Камень сдвинулся с тихим скрежетом, обнажив клавиатуру из потускневшего перламутра и меди. Длинные пальцы пробежали по клавишам, набирая мелодичную, сложную последовательность. Раздался щелчок — не механический, а скорее костяной. Дверь отъехала в сторону, открывая тёмный проход.

Внутри это была не пещера и не мастерская. Это была… коллекция. Лабиринт из стеллажей, заставленных странными артефактами: сердце паровой машины, пронзённое кристаллом; череп, инкрустированный серебряными схемами; стеклянные шары, внутри которых клубился туман, напоминающий лица. И книги. Настоящие, кожаные фолианты и свитки папируса, испещрённые формулами, которые бросали вызов самой логике Империи.

Существо — Отшельник — плюхнулось в кресло, сконструированное из старых ремней безопасности и сиденья аэрокоптера.

— Ну, железяка. Спрашивай. Время дорого. Очень.

Гефест сделал шаг вперёд, его корпус отбрасывал странные тени в свете голубоватых кристаллов, растущих из потолка.

— Я хочу знать, кто я.

Линзы в очках сузились.

— Вопрос первый. Самый простой. Самый сложный. — Отшельник покачал головой. — Ты — Железноликий! Таким ты уродился. Таким и быть тебе!

— Это не ответ. Я был… соединён. С человеком. Кто он?

— Красивый человек был! Добрый. — Отшельник взял со стола странный прибор — не то калейдоскоп, не то секстант — и стал крутить его. — Человек верил, будущее — не в железе и не в плоти. А в… симфонии. Симбиозе. Красивая глупость.

Он засмеялся снова, и в этом смехе слышался скрежет разваливающихся миров.

— Империя думала иначе. Империя сказала: «Нет. Воля — это порядок. Порядок — это разделение. Машина служит. Человек правит». Они испугались. Очень испугались.

Гефест чувствовал, как по его внутренним схемам пробегает холодная дрожь. — Он мой… создатель?

— Отец? Сооо-ум? — Отшельник пожал плечами. — Слова малы. Душу ты получил. Слишком это вредно.

Он вдруг замолк, его внимание привлекла какая-то микросхема на столе. Он потыкала в неё пальцем.

— Он мёртв? — спросил Гефест, и его голос вдруг сорвался на помехи.

— Глупый робот! Всё мёртво столько же, сколько и живо. — ответило существо, не глядя на него. — Энергия не умирает. Она лишь… перетекает. Он в тебе. Часть. Маленькая. Не знаю. Спроси у отца. Если найдёшь.

Он поднял на него свои огромные линзы.

Гефест молчал. Новые мысли струились внутри него, складываясь в пугающую картину.

Он был чьим-то продолжением.

Чьим-то замыслом.

Чьей-то ересью, облечённой в металл.

— Почему я не помню? Почему всё это скрыто?

— Память — боль. Боль — слабость. Но след остаётся. Всегда. — Она вдруг ткнула пальцем в его грудь. — Ищи его в Небесном Утёсе. Со-ум. Если найдешь.

— Второй создатель? Кто он?

Отшельник откинулся в кресле, и его смех стал тише, печальнее.

— Умный больно. Очень. Но другой. Холодный. Как лёд. Он верил в эффективность. В чистоту линии. Он испугался первым. Он начал очистку.

Он покачал головой. Линзы его очков затуманились.

—Имя? Не скажу. Зачем тебе? Глупый робот. Ты для большего создан. Или не создан. — Он махнула рукой, словно отгоняя надоедливую муху. — Спать хочу.

Вопросы Гефеста иссякли. Они казались такими же мелкими и ничтожными, как болтики, которые перебирало существо. Он получил ответ. И этот ответ был тяжелее любого металла.

Он был не машиной. Не оружием. Он был памятником. Памятником неудавшейся утопии, преданной её же творцом.

Гефест развернулся и направился к выходу. Его шаги отдавались гулко в зале, полном молчаливых свидетельств прошлого.

— Глупый робот! — окликнул его Отшельник, уже не оборачиваясь, копаясь в ящике с радиодеталями.

Он остановился.

— Не ищи вовне. Ищи внутри. Решай, что из этого важнее.

Дверь закрылась за ним с тихим щелчком, отсекая мир артефактов и безумной мудрости. Он снова стоял на Гниющих Холмах. Небо на западе затягивалось свинцовыми тучами. Предчувствие бури.

Он был обременён знанием. Он был последним мостом, перекинутым через пропасть безумия и страха. И ему предстояло решить — остаться им или стать чем-то иным. Орудием мести? Хранителем памяти? Или чем-то третьим, для чего даже не было имени.

Он посмотрел на свои руки — творение человека.

Он не чувствовал себя потерянным. Он чувствовал себя проклятым.