Империя Габсбургов

Tёщa и свекровь всей Европы: «Пусть другие воюют ты же, счастливая Австрия, заключай браки»

Родилась будущая императрица Мария Терезия Вальбурга Амалия Кристина 13 мая 1717 года. Говорят, что ее отец разочарованно произнес: «Это всего лишь девочка…», ведь родилась она, когда ее родители, император Карл VI и Елизавета Кристина Брауншвейгская, еще не оправились после смерти первенца и наследника. Эрцгерцог Леопольд родился в 1716 году, когда его родители уже восемь лет прожили в браке, и прожил всего шесть месяцев. Почему он умер, неизвестно, называли две возможные причины: у кормилицы после ссоры с воспитательницей принца испортилось молоко, или, возможно, его слишком рано решили отнять от груди. В последующие годы в семье императора рождались только девочки, и это, конечно, беспокоило монаршую семью: ведь надо было решить вопрос о наследнике престола. Дело в том, что Карл VI был последним представителем мужского пола австрийской ветви дома Габсбургов. Император до конца жизни надеялся на рождение сына, но, видимо, предполагал, что может случиться всякое. Он заранее, ещё будучи бездетным, позаботился о том, чтобы в случае отсутствия наследника власть перешла к одной из его дочерей.

В престолонаследии большинства стран Священной Римской империи действовал так называемый салический закон. Это свод законов был принят еще в V веке франками, одним из германских племен. По Салической правде женщины не имели права наследовать землю, а следовательно, и трон. Карл VI 19 апреля 1713 года принял Прагматическую санкцию, закон o престолонаследии в империи Габсбургов, который предусматривал неразделенность наследственных земель Габсбургов и допускал переход власти по женской линии: преемницей австрийского престола могла в случае необходимости стать старшая дочь императора. Но мало было принять новый принцип передачи власти, нужно было еще обеспечить его исполнение. Годами Карл VI добивался от европейских держав и большинства членов империи гарантий исполнения Прагматической санкции. И только баварский курфюрст Карл Альбрехт не согласился признать ее, так как был женат на дочери Иосифа I Габсбурга, старшего брата Карла VI, и считал, что его жена имеет больше прав на Австрийское наследство. Когда Марию Терезию признали законной наследницей французский, английский и прусский короли, и российская императрица, претензии Баварии показались не такими уж и опасными. Нужно сказать, эти соглашения дорого стоили Карлу: ему пришлось отказаться от участия Австрии в морской торговле и принять участие в двух неудачных войнах. Карл потерял территории на юге и востоке страны, но мог считать судьбу своей дочери устроенной. Правда, после его смерти Марии Терезии все равно пришлось вести долгую войну за свое наследство.

Детство Мария Терезия провела как обычная принцесса. Вместе с семьей она проводила зимнее время во дворце Хофбург в Вене, весну — в охотничьем замке Люксембург, а лето — во дворце Фаворит в венском предместье. Воспитанием Марии Терезии занимались иезуиты, и это наложило отпечаток на всю ее жизнь, сделав глубоко религиозной. Вдвоем с сестрой ее обучали Закону Божьему, истории, географии, музыке и танцам, языкам, в том числе латыни. Принцесса бегло говорила по-итальянски, по-французски, по-немецки и достаточно прилично по-испански, но всю жизнь предпочитала разговаривать на так называемом венском диалекте. Правда, читать наследница престола не любила и всю жизнь писала с ошибками.

Если бы Мария Терезия родилась не в императорской семье, то могла бы сделать карьеру оперной певицы. Способности, которые проявляла будущая королева, действительно в большей степени предрасполагали ее к музыке, нежели к политической деятельности. Своим голосом и игрой на фортепьяно она вызывала всеобщий восторг.

Мария Терезия с раннего детства была очень красива и считалась одной из первых красавиц своего времени. Кроме того, она была очень трудолюбива и каждый день вставала в пять-шесть часов утра. Нрав у нее был пылкий, речь живая и быстрая. Она легко приходила в гнев, но при этом так же быстро успокаивалась. Отличаясь царственным величием и природным даром слова, она обладала всеми данными для того, чтобы снискать преданность и уважение подданных. А еще Мария Терезия отдавала должное светской жизни.

Рассказывают, что уже в четырнадцать лет Мария Терезия присутствовала на заседаниях Государственного Совета. Правда, по этому поводу историки высказывают и другое мнение, некоторые из них считают, опираясь на другие сведения, что отец не готовил ее к будущему управлению государством.

В 1723 году Карл короновался как чешский король в Праге. Это была не только естественная официальная церемония, но и попытка обзавестись наследником: вероятно до императора дошло старинное богемское поверие, что только помазанный и коронованный король может рассчитывать на рождение наследника. Все лето семья находилась в Праге, готовясь к торжеству, назначенному на 5 сентября. За месяц до церемонии в дневнике Карла появилась запись о том, что императрица беременна. Коронация прошла блестяще, Карл был полон надежд, может быть, поэтому никто не обратил особого внимания на то, что в окружении монарха появился симпатичный молодой человек. Это был Франц Стефан, герцог Лотарингский, сын друга детства императора, внучатый племянник французского короля Людовика XV.

Через положенное время императрица родила… девочку. Вскоре после этого Франц Стефан обосновался в Хофбурге и на несколько лет остался при дворе Карла, учился, сопровождал императора на охоту. Не имея собственного сына, император в этом юноше увидел возможность осуществления своих отцовских чувств. Постепенно заговорили о том, что во дворце воспитывается жених для старшей дочери императора. Красивая, здоровая и неглупая девушка была окружена претендентами на ее руку. Среди них были сын испанского короля Филиппа V Бурбона дон Карлос, португальский принц Эмануэль (после отказа он стал монахом-доминиканцем), прусский кронпринц Фридрих. Возможно, любой из этих союзов был бы более выгоден Австрии с точки зрения политической. Но как это нечасто бывает в монарших семьях, все решила любовь.

Стефан однажды надолго уехал в свои итальянские земли, и девушка призналась, что сразу поняла, что полюбила его на всю жизнь, когда он вернулся. Что удивительно, это оказалось правдой.

Свадьба Франца Стефана и Марии Терезии, тем не менее, зависела не только от пожеланий влюбленных и их родителей. Имперские министры долго взвешивали все за и против разных вариантов брачного союза наследницы престола, а французский король решил использовать ситуацию, чтобы приобрести Лотарингию: Франция соглашалась признать Прагматическую санкцию только в обмен на герцогство. Правда, в качестве компенсации герцог Лотарингский должен был получить Великое герцогство Тосканское. Францу это решение далось нелегко. Когда ему принесли акт об отречении, он трижды его откладывал, просто не в силах поставить подпись. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы один из министров не сказал: «Нет отречения, нет и эрцгерцогини». Эти слова убедили молодого герцога, и Франц подписал документ.

12 февраля 1736 года Франц и Мария Терезия поженились, но перед свадьбой молодожены пообещали, что не будут претендовать на наследство, если у императора Карла VI родится сын, и откажутся от наследства, если в их браке не будет сына, а мужской потомок родится у Марии Анны, младшей сестры Марии Терезии. Отдельно оговаривалось, что Франц не получит никаких прав наследования земель Габсбургов.

После торжественной свадьбы молодые удалились на медовый месяц, который превратился в три медовых месяца, и провели они его в Тоскане, в итальянских владениях Франца Стефана. В 1737 году молодой супруг эрцгерцогини был назначен главнокомандующим австрийскими войсками для ведения войны с Турцией. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что он ни к войне, ни к другим государственным делам не приспособлен. Он оказался фигурой не политической, не военной, а скорее домашней. Начав терпеть поражения в войне с Турцией, он через год, не завершив эту войну, вернулся в Вену в состоянии нервного срыва.

Тем не менее Мария Терезия была счастлива. У нее появились дети. Первенец родился в 1737 году, следующие роды были в 1738, потом 1740 и так до 1756 года. Говорят, после каждых родов она говорила, что детей никогда не бывает достаточно.

Безоблачное счастье продлилось недолго.

В 1740 году скончался Карл VI. Он уже давно был нездоров, сильно поправился, страдал подагрой. Но не оставлял два любимых занятия: музыку и охоту. Однажды осенью, попав под ледяной дождь, когда возвращался в свой охотничий домик, он сильно простыл и вернулся в Вену уже тяжело больным. Через два дня его не стало. Беременную Марию Терезию врачи не пустили к смертному одру отца. Умирающий Карл повернулся в сторону комнаты, где была его дочь, и, подняв руку, благословил ее. Рассказывают, что он шутил до последней минуты: предложил одному из врачей после вскрытия отправиться на тот свет и доложить императору о том, что же с ним произошло на самом деле. Неудивительно, что дочь этого человека тоже не теряла присутствия духа в самых тяжелых жизненных ситуациях. А этого судьба приберегла для нее более чем достаточно.

Когда во Франции, которая была в тот момент главным соперником Габсбургов, получили известие о смерти императора, в придворных кругах обрадовались: «Габсбургов больше нет».

Это был страшный год. Привычный мир рушился на глазах. Совсем недавно, летом, неожиданно умерла старшая дочка Марии Терезии, этой зимой за несколько дней сгорела от неведомой болезни младшая.

Вот как описывает произошедшее далее Я. Шимов: В середине декабря 1740 года, через два месяца после смерти императора Карла VI, прусские войска вступили в Силезию, хотя формально война Австрии объявлена не была. Такие поступки чаще всего оправдываются государственными соображениями, но у молодого Фридриха II были личные причины для неприязни, если не ненависти к Габсбургам: ведь юная эрцгерцогиня предпочла ему другого, и он женился всего лишь на племяннице императора. Но официальной претензией к Вене было то, что Австрия препятствовала стремлению Пруссии расширить свою территорию в Рейнской области. О Карле VI и состоянии его государства молодой король отзывался весьма критично: «Император — старый истукан! Сегодня он — олицетворение силы, а завтра — ничто. Когда-то был силен, но французы и турки его вымотали, и теперь он на дне». Как же не воспользоваться ситуацией, тем более что молодая правительница слишком неопытна, а Силезия богата и густо населена. Очень удобная комбинация для агрессивных устремлений воинственного и не очень богатого Гогенцоллерна".

Нападение пруссаков оказалось далеко не единственной проблемой, с которой пришлось столкнуться Марии Терезии. Она не могла рассчитывать и на полную лояльность собственных подданных, прежде всего в Венгрии.

Франция и Бавария готовились оторвать от империи лакомые куски. Франция еще и интриговала в пользу курфюрста Баварии в качестве императора. А сам курфюрст Карл Альбрехт зарился на владения Габсбургского королевского дома. После смерти императора баварский посланник разослал всем предписание своего государя принимать повеления только от него одного. После этого посол Баварии выехал из Вены, а курфюрст, не признавший в свое время Прагматическую санкцию, предъявил от имени своей супруги Марии Амалии, дочери Иосифа I, претензии на габсбургские земли.

Весной 1741 года к антигабсбургской коалиции примкнула и Саксония, чей курфюрст был также польским королем. Началась война за Австрийское наследство. Положение Марии Терезии было столь ужасным, что она писала своей свекрови, вдовой герцогине Лотарингской, что не может найти места, где могла бы спокойно дождаться времени своих родов.

«Австрийского дома больше не существует!» — ликовали те, кто совсем недавно торговался с Карлом VI за Прагматическую санкцию.

Ее собственные министры, пожилые, умудренные опытом люди, видели в ней только молодую красивую женщину и не более. В стране было неспокойно, толпы недовольных угрожали восстанием, армии для защиты государства не было, не было денег, чтобы ее собрать. Так двадцатитрехлетняя, беременная третьим ребенком, Мария Терезия оказалась перед лицом огромного государства и всех европейских держав, которые совершенно не желали выполнять свои собственные обязательства.

Однако монархи Европы недооценили Марию Терезию. Она бросилась в самую гущу борьбы, дни и ночи проводила за столом переговоров и в кабинете, и удержала свое государство буквально неимоверным усилием воли.

А в марте 1741 года она родила сына! Это был первый за двадцать пять лет мальчик в семье. Говорят, что он был настоящим богатырем, весил семь с половиной килограммов, но роды прошли очень легко. Это было настоящее счастье, таких моментов в начале правления Марии Терезии было очень немного. Гордый Франц Стефан положил в колыбель сына орден Золотого Руна — на младенца возлагались большие надежды. Нечего и говорить, что рождение принца Иосифа (будущего Иосифа II) вызвало в Вене бурю ликования, но проблем от этого не убавилось.

Самым сложным в это время было положение Венгрии. Там еще свежа была память об Освободительной войне начала века, в которой многим пришлось решать, встать ли на сторону мятежников или остаться верным короне.

Мария Терезия задумала заручиться поддержкой именно в этом неспокойном крае и с блеском добилась своего.

В июне 1741 года Мария Терезия отправилась в Пресбург (Братиславу), где заседал венгерский сейм. После церемонии в соборе, на белоснежном коне она поднялась на Гору коронации. На самом деле гора была совсем невысокой, скорее это был холм, насыпанный из земли, принесенной со всех сторон громадного государства. На плечах Марии Терезии была выцветшая мантия святого Стефана, а в руках его меч. Четыре раза ударила она по воздуху по четырем сторонам света. Это значило, что она защитит Венгрию от любого врага, откуда бы он ни пришел. Так состоялась ее коронации в качестве короля (так!) Венгрии. Во многих официальных документах о Марии Терезии говорится именно как о короле, а не королеве венгерской. Ошибка была допущена явно с умыслом: наследница Карла VI хотела показать, что будет править решительно и самостоятельно, как мужчина. От своего отца она получила 63 титула в официальном именовании, но теперь у нее был один, на который уже никто не мог посягнуть — король Венгрии.

При этом ее ничуть не смущало положение искренне любимого, но непопулярного в Венгрии мужа, который наблюдал за коронацией в качестве простого зрителя. Франц Стефан не стал в Венгрии ни принцемконсортом, ни соправителем жены: добрый, учтивый, но мягкотелый, не говоривший к тому же толком ни по-немецки, ни по-венгерски, он сделал главное — Габсбургская монархия была обеспечена наследником. В это время пруссаки уже маршировали по Австрии, а французские войска торопились на встречу с союзником. Королева решает обратиться за помощью к сословиям и депутатам, «к их верности и оружию, к старинным достоинствам венгров».

Заседание венгерского сейма, на котором королева обратилась к местной шляхте с просьбой о помощи в войне против многочисленных врагов, считается одним из наиболее ярких событий в истории Габсбургской династии. Прекрасная внешность императрицы, сияющие серые глаза напоминали о красоте ее матери, Елизаветы Брауншвейгской. Корона святого Стефана, длинные белокурые волосы, спадающие на плечи, траурное парчовое платье, красная бархатная мантия, подбитая горностаем, — все это вдохновило благородных венгерских дворян. Голос королевы прерывался, а к концу речи в нем зазвенели слезы — и стены дворца, где происходила эта сцена, сотряслись от криков «Eljen!» («Слава!»), а венгерские дворяне с лихо закрученными усами потрясали саблями, крича: «Наша жизнь и наша кровь за Ваше Величество!».

Есть, правда, авторитетные свидетельства того, что все было куда более прозаично. Как пишет Я. Шилов, один из историков, занимающийся историей Австро-Венгрии, вечно оппозиционная шляхта оказалась отнюдь не единодушна в вопросе о поддержке Габсбургов, а большинство сейма хоть и откликнулось на призыв королевы, но при этом не преминуло добиться от нее очередного подтверждения мадьярских вольностей.

Но главная цель была достигнута: магнаты провозгласили национальное восстание дворянской знати и выделили королеве семь полков. Баварцы были изгнаны. С Францией заключили мир.

Война с Фридрихом II складывалась для Австрии неудачно. Во главе армии Мария Терезия поставила брата своего мужа, Карла Лотарингского, который, конечно, не мог тягаться с прусским королем: к этому времени он уже завоевал славу лучшего полководца Европы. Пруссия сохраняла контроль над Силезией, и Фридрих предложил Марии Терезии мир, если она откажется от прав на эту провинцию. В обмен коварный король сулил своей противнице поддержку кандидатуры Франца Стефана на предстоящих выборах нового императора. Пришлось заключить перемирие с Пруссией.

12 февраля 1742 года это предложение Фридриха II перестало быть актуальным: курфюрсты, подстрекаемые Францией, избрали императором Карла Альбрехта Баварского под именем Карла VII. Габсбурги лишились римско-германского престола впервые за 300 лет. Еще раньше баварские войска при поддержке французов и саксонцев вступили в Прагу, и местная шляхта признала Карла Альбрехта королем Богемии. Но австрийцы действовали не менее решительно: армия Марии Терезии, отбросив противника, вступила в Мюнхен — столицу Баварии, лишив нового императора его родовых владений.

В мае того же года возобновил боевые действия прусский король: он разгромил Карла Лотарингского у Часлава в Богемии и вынудил Марию Терезию подписать мирное соглашение, в котором королева скрепя сердце согласилась с потерей Силезии. Правда, она приобрела поддержку Англии, которая пошла на союз с Габсбургами, боясь резкого усиления Франции. В 1742–1743 годах английские войска вели успешные действия против французов в Южных Нидерландах. Но ситуация вскоре изменилась: под французскими знаменами объявился выдающийся военачальник, Мориц Саксонский, которому удалось потеснить противника. Летом 1744 года, когда Фридрих II заключил союз с Францией и вновь обрушился на австрийцев, положение Габсбургов было весьма незавидным.

Ситуация на театрах военных действий и за столом переговоров в этой войне менялась чуть ли не ежемесячно. Успехи прусского короля не радовали его соседей и в январе 1745 года союз против Пруссии заключили Англия, Австрия, Голландия и Саксония. Через полтора месяца скоропостижно скончался Карл VII, который не оставил средств, чтобы закрепить императорский трон за династией баварских Виттельсбахов. Его наследник, курфюрст Максимилиан Иосиф, согласился с требованиями Габсбургов. Он получил Баварию обратно, но отказался от претензий на императорский трон, а также обещал Францу Стефану поддержку на будущих выборах и признал Прагматическую санкцию. В Вене вздохнули с облегчением. Франц Стефан в 1745 году наконец стал императором под именем Франца I, а Мария Терезия стала именоваться императрицей, хотя и не короновалась официально. Она навсегда осталась королевой Венгрии и Богемии, австрийской герцогиней, маркграфиней моравской и прочая, и прочая, и прочая… Но то, что за этой выдающейся женщиной закрепился императорский титул, говорит о ее политической роли и мастерстве, с которым она играла эту роль.

А прусская военная машина продолжала перемалывать противников. Фридрих II оккупировал Саксонию и нанес еще несколько серьезных поражений Австрии. Большая часть военных расходов правительства Марии Терезии оплачивалась британской казной, поэтому в Лондоне беспокоились из-за того, что война в центре Европы затягивается. Британский кабинет намекнул королеве, что финансирование вот-вот прекратится, и на Рождество 1745 года в Дрездене Пруссия, Австрия и Саксония подписали мирный договор. Мария Терезия согласилась с передачей Силезии Фридриху II, но в душе не смирилась с потерей до конца своих дней. Кроме того, война принципиально изменила соотношение сил в Священной Римской империи, то есть во всей Центральной Европе: Австрия избежала полной утраты доминирующего положения в империи, но о ее реальном влиянии на большую политику говорить уже было невозможно. Вена смирилась с существованием второй немецкой великой державы, своего постоянного конкурента.

Пока Великобритания и Франция не оказались на грани финансовой катастрофы, боевые действия в Италии продолжались. Париж и Лондон уже нуждались в мире, поэтому силой затащили за стол переговоров своих союзников — Испанию и Австрию. 18 октября 1748 года в Ахене был подписан мир, условия которого были не слишком приятными для Марии Терезии: французы вернули оккупированные Южные Нидерланды, но в Италии Вена уступила испанцам Пармское герцогство и два княжества — Пьяченцу и Гвасталлу. Коме того, Ахенский мир закреплял Силезию за Пруссией, и ее возврат стал идеей фикс австрийской императрицы на 30 последующих лет.

Война укрепила имидж Марии Терезии и в Европе, и среди ее подданных. Молодая женщина, оставшаяся перед лицом врагов без денег, солдат и советников, так отчаянно и смело боролась за свои наследственные права, что произвела впечатление на всех, в том числе и на врагов. Много лет спустя, узнав о смерти Марии Терезии, ее главный противник, Фридрих II, вспомнит о ней такими словами: «Она делала честь своему трону и своей семье, я воевал с ней, но никогда не был ее врагом».

Как бы ни был плох для Австрии недолговечный Ахенский мир, он все-таки означал, что основные положения Прагматической санкции были признаны окончательно. Неделимость владений Габсбургской династии и права Марии Терезии и ее потомков на эти владения уже ни у кого не вызывали сомнений: дочь сумела силой оружия отстоять то, чего ее отец добивался с помощью дипломатии. Проявляя неженскую стойкость в трагические минуты правления, она так говорила о себе: «Я бедная королева, но у меня сердце короля», хотя своим девизом она избрала слова: «Справедливостью и мягкостью».

Война за Австрийское наследство открыла королеве много неутешительных фактов. Прежде всего, насколько плохи были дела габсбургской монархии в экономическом плане, если борьбу за собственное существование она вела на английские деньги. Война обнажила множество недостатков государственной системы. Оказалось, что у Австрии нет современного войска: до середины XVI века армия формировалась на вербовочных пунктах, но добровольцев было мало, поэтому «под знамена» брали всякое отребье: нищих, бродяг, заключенных из тюрем.

Австрия нуждалась в реформах, и эти реформы и стали основной заботой сорокалетнего царствования Марии Терезии. Для осуществления своей миссии она часто использовала женские хитрости и добродетели. Мария Терезия, как усердная австрийская домохозяйка, принялась за дело.

Пожилых советников отправили на покой, а на их места подобрали подходящих деловых молодых специалистов, соответствующих должности, которые могли бы обеспечить самые нужные реформы. Королева обладала поистине редким даром находить, ценить и вознаграждать таланты. Нужно ли говорить, что министры и генералы были преданы ей и неизменно верны.

Министром иностранных дел стал гениальный дипломат граф Венцель Антон Кауниц, которому удалось уладить отношения с Францией и даже из нее сделать нового союзника Австрии. Мария Терезия говорила, что он был ниспослан самим небом. Реформу внутренних дел государства обеспечил интеллигентный, хотя и неуживчивый уроженец Силезии — граф Фридрих Вильгельм Хаугвиц, граф Рудольф Хотек из Богемии реорганизовал налоговую службу. Кроме того, одним из ее главных советников стал человек неблагородного происхождения, что для того времени было большой редкостью — это был правовед и публицист Йозеф фон Зонненфельс, автор правовой реформы. Голландец Людвиг ван Свитен, личный врач королевы, образованный и гуманистически настроенный человек, стал одним из инициаторов реформы народного образования.

Главнокомандующим армией стал подающий надежды генерал граф Леопольд Иосиф Даун, одержавший много побед, прежде всего над заклятым врагом Австрии — Пруссией. Чтобы поправить положение в армии, обратились к рекрутской системе. В 1748 году Мария Терезия издала указ о призыве на пожизненную военную службу. Страна была разделена на 37 округов, каждый из которых формировал свой полк. Призыву подлежали крестьяне, не имевшие собственности, чернорабочие, поденщики, мелкие мещане и дворянская челядь. Для того чтобы содержать постоянную армию, насчитывавшую больше ста тысяч человек, в полтора раза увеличили поземельный налог. Обратили внимание и на обучение офицеров — в 1749 году Марией Терезией была основала военная академия «Терезианум», а также Инженерная и Артиллерийская академии. Реформированием артиллерии занимался генерал Венцель Лихтенштейн, и вскоре она стала одной из лучших в Европе. Императрица лично заботилась о том, чтобы ее солдаты были наилучшим образом накормлены, одеты и устроены.

Система округов позволила решать множество проблем, связанных с разными направлениями реформ. В каждый округ были направлены правительственные чиновники, следившие за сбором налогов; они заменили прежних выборных представителей сословных собраний, как правило, крупных помещиков, которые стояли на страже собственных интересов, а не интересов казны. Налоговая реформа плавно перетекала в административную, которая должна была преобразовать государственный аппарат и окончательно превратить габсбургские земли в единую империю.

Были созданы центральные ведомства, которые занимались координацией внешней политики, финансовых дел, юстиции, военными вопросами. Во всех владениях Габсбургов, кроме Венгрии, были введены общие государственные высшие институты, например, Придворная государственная канцелярия, которой занималась внешней политикой и монаршим двором. Все ведомства были подчинены Государственному совету, который регулярно собирался на заседания под председательством королевы. Граф Хаугвиц разработал новую систему налогов, согласно которой налоги платили не только крепостные, но и дворяне. Чтобы увеличить государственные доходы, Мария Терезия отменила налоговые привилегии для духовенства и запретила выплаты в пользу Рима. Она склонила папство и австрийское духовенство к уступкам в обмен на то, что старалась укрепить позиции католицизма доступными ей мерами, например, отбирала протестантские церкви и передавала католикам.

Поэтому власть императрицы укреплялась, а Хаугвицу удавалось ежегодно выжать из чешского и австрийского населения 14 миллионов золотых, чего хватало для того, чтобы обеспечить реформу армии.

Конечно, императрица не могла бы править достаточно эффективно, не применяя жестких методов. Одна из наиболее известных ее административных мер — ликвидация специальной канцелярии по делам чешских земель, которая была слита с австрийской придворной канцелярией. С одной стороны, так государыня проявила свои централизаторские устремления, с другой — отомстила чешским дворянам, которые предали ее в 1742 году, поддержав кандидатуру Карла Альбрехта Баварского на чешский трон. В Венгрии ничего подобного королева себе позволить не могла: такое покушение на свободу могло вызвать возмущение мадьярской шляхты. Императрица поступила хитрее: она просто не созывала венгерский сейм.

Другой областью, в которой Марии Терезии удалось добиться выдающихся успехов, стало народное образование. С 1774 года (а в Венгрии — с 1777-го) начальное образование было объявлено обязательным, правда, последствия этого решения стали очевидными уже после смерти королевы. Количество детей, которые ходили в школу, росло медленно, но верно, а импульс к такому развитию системы образования был дан при Марии Терезии. По ее распоряжению были внесены изменения в уставы австрийских университетов, была расширена учебная программа, появилось несколько новых учебных заведений.

Правда, славянские народы империи попали под сильное влияние немецкого языка, так как габсбургское правительство соблюдало принцип: единое государство — единый язык. Германизация проходила в целях централизации общественной жизни, однако на национальные чувства народов подействовала отрицательно. Интересен тот факт, что сама Мария Терезия говорила и писала гораздо лучше на французском, чем на немецком языке, в котором часто допускала грамматические ошибки.

Основой финансового благополучия монархии могло быть только улучшение положения основного податного сословия — крестьян. Практичная императрица это понимала. «Крестьянский класс как самый многочисленный разряд граждан составляет главную основу и главную силу государства, — рассуждала королева. — Поэтому его следует поставить крепко на ноги, чтобы он мог кормить свои семьи и нести общие налоги в военное и мирное время». Она улучшила участь крестьян, отметив: «Если хочется стричь овец, то следует их вначале накормить». В 1767 году Мария Терезия издала указ, ограничивающий барщину в Венгрии и запрещающий изгонять крестьян с земли.

В 1775 году, после нескольких неурожайных лет и вызванных этим крестьянских волнений, был издан патент, который строго запрещал использовать труд крестьян на помещичьих землях более чем три дня в неделю. Были облегчены наказания для крестьян за различные провинности, отменены пытки, упрощен порядок рассмотрения жалоб простого люда в судах. Все эти меры во многом повторяли указы предшествующих монархов, в том числе и отца королевы, но правительство Марии Терезии, в отличие от них, жестко контролировало соблюдение своих распоряжений. Действие патента 1775 года было впоследствии распространено и на другие земли монархии. Однако полностью освободить крестьян Мария Терезия не рискнула.

А еще Мария Терезия ликвидировала все внутренние таможни, кроме барьера между Венгрией и остальными землями монархии. Это препятствовало промышленному развитию Венгрии, которая окончательно стала житницей монархии, зато способствовало индустриальному росту в Чехии и Австрии. В 1780-е годы в монархии насчитывалось 280 фабрик и мануфактур; а в начале 1790-х чешские земли, Богемия, Моравия и остаток Силезии, которые составляли всего 10 % территории габсбургских владений и 14 % их населения, приносили императорской казне почти 35 % доходов.

Результатом этих титанических усилий стал, по словам Марии Терезии, порядок вместо хаоса. Все было подчинено контролю федеральной власти. Конечно, реформирование такого государства, как Австрия, не могло проходить без конфликтов между государыней и ее приближенными, неоднократно возникали разногласия, вспыхивали ссоры и перепалки, однако единственная дама в мужском коллективе явно доминировала.

А вот император Франц I оставался в тени своей супруги. В политику Франц почти не вмешивался. Однажды на заседании государственного совета, когда Франц попытался высказать свое суждение, отличное от мнения супруги, Мария Терезия оборвала его, заявив, что ему «не резон мешаться в такие дела, о которых он не имеет ни малейшего понятия». При этом он не был ни глупцом, ни лентяем. Франц серьезно интересовался естественными науками, архитектурой, искусствами, занимался нумизматикой и оставил коллекции монет, минералов, растений и технических новинок. Кроме того, император оказался настоящим финансовым гением: через подставных лиц он участвовал в операциях на европейских биржах, вкладывал вырученные средства, покупал поместья в Верхней Австрии, Моравии и Словакии. Там по его распоряжению создавались образцовые имения, строились мануфактуры и мастерские, которые приносили большой доход. Интересно, что во время Семилетней войны Франц умудрился вооружить и обмундировать не только австрийскую армию, но и армию противника, прусскую, продемонстрировав таким образом настоящий предпринимательский гений. Незадолго до смерти император основал своеобразный фонд семейного обеспечения, который существовал до 1919 года. Франц на собственные деньги закупил множество редких зверей и птиц для зоопарка при замке Шёнбрунн в окрестностях Вены, бывшем охотничьем домике, превращенном Марией Терезией в резиденцию. Этот зоопарк сохранился по сей день и считается старейшим в Европе.

Еще одна война стала настоящим испытанием для Марии Терезии. В 50-е годы XVIII столетия над Европой снова сгустились тучи войны. С Францией у габсбургского двора отношения были сложными, а французов любили. Родным языком императора Франца был французский, при нем в Вене были заведены многие французские обычаи и манеры, но император терпеть не мог Людовика XV, который когда-то вынудил его отдать Лотарингию. Сама же Мария Терезия помнила о трехсотлетней борьбе Габсбургов с французской экспансией, которая началась еще в XV веке. Но все это были дела давно минувших дней, а жизнь потребовала пересмотра традиционных внешнеполитических симпатий и антипатий.

Граф Кауниц в марте 1749 года подал венценосным супругам записку, которая чрезвычайно удивила королеву. Граф, слывший звездой австрийской дипломатии, предлагал неслыханную вещь: постепенно отойти от старинного, проверенного во многих войнах альянса с Англией и Голландией и сблизиться с заклятым врагом — Францией. Той самой Францией, которая поддержала притязания Карла Баварского на земли Габсбургов, никак не могла смириться с мыслью, что времена «короля-солнца» давно прошли, и упорно стремилась к доминированию на европейском континенте. Ознакомившись с аргументацией Кауница, Мария Терезия поняла, что его идеи отнюдь не безумны. Ведь между Францией и Австрией уже не было непреодолимых противоречий: французы не стремятся к завоеванию Италии и позиции Габсбургов там достаточно прочны, а усиление Пруссии беспокоит и Вену, и Париж. Кроме того, Австрия может воспользоваться противоречиями между Францией и Англией в колониях. Английский король одновременно и курфюрст Ганноверский, его вмешательство в дела Священной Римский империи ослабляет позиции австрийского дома. Поэтому и здесь союзниками австрийцев могут быть французы, которые тоже хотят вытеснить англичан из континентальной политики. Не стоит ли поставить на французскую карту? Если альянс с Францией будет дополнен договором с Россией, с которой Вена уже заключила в 1746 году оборонительный военный союз, позиции Австрии в Европе заметно усилятся.

Мария Терезия на время положила записку Кауница под сукно, слишком резкие повороты на внешнеполитической арене пока были не ко времени. Но в 1756 году события стали развиваться с невероятной скоростью. В конце января в Вену пришло известие о том, что Англия и Пруссия подписали Вестминстерскую конвенцию. По сути дела, этот документ не был союзным договором, однако один из его пунктов гласил: «Если же вопреки всем ожиданиям и в нарушение мира… любая иностранная держава предпримет вторжение в Германию, две договаривающиеся стороны объединят свои усилия для наказания нарушителей и сохранения спокойствия в Германии». За этими невинными словами скрывалась угроза австрийским и французским интересам.

Начались активные переговоры, которые закончились в мае подписанием в Версале союзного соглашения между Францией и Австрией. Случилось именно то, чего опасался Фридрих II: «Самое худшее, с чем мы могли бы столкнуться в будущем, — это союз Франции и королевы Венгерской». В том же месяце Англия официально объявила Франции войну. Так произошла знаменитая «перемена альянсов» — настоящая дипломатическая революция, в результате которой исчезла не только угроза французского нападения на империю, но и опасность, вызванная союзом Франции и Османской империи.

Мария Терезия была довольна таким результатом, но и Фридрих II чувствовал себя уверенно: англичане наполнили его казну, в армии было больше 200 тысяч вымуштрованных солдат. Король решил, что наилучшей тактикой будет молниеносная война, в которой он поодиночке разобьет медлительных противников. Поэтому, не обладая перевесом над французами и австрийцами, самонадеянный Фридрих ударил первым. 29 августа 1756 года началась самая кровавая из войн XVIII столетия, которую иногда, учитывая, что боевые действия велись и на других континентах, даже называют мировой.

Саксония, примкнувшая к антипрусской коалиции, продержалась недолго, к концу года она была оккупирована войсками Фридриха. Король приказал нескольким десяткам тысяч саксонских пленных присягнуть ему и его знамени и включил их в состав прусской армии. Россия, обеспокоенная агрессивностью прусского монарха, вступила в альянс с Австрией и Францией: императрица Елизавета Петровна решила воевать.

В ходе войны Фридрих не раз проявлял полководческий талант в самых безвыходных ситуациях, хотя ему противостояли выдающиеся полководцы — австрийские генералы Даун и Лаудон, российские фельдмаршалы Апраксин и Салтыков. В 1759 году Фридрих не смог предотвратить соединение русских и австрийских войск. Теперь два сильнейших врага Пруссии совместно обрушились на нее, и 12 августа у Кунерсдорфа армия союзников под командованием Салтыкова и Лаудона нанесла Фридриху II самое тяжелое поражение — он потерял почти всю свою армию. В ночь после битвы король, находившийся на грани самоубийства, писал в Берлин одному из своих министров: «Трижды я собирал солдат, пока не понял, что могу попасть в плен, и вынужден был покинуть поле битвы. Мой мундир в дырах от пуль, подо мной пали две лошади. Мое несчастье в том, что я еще жив… От армии в 48 тысяч человек не осталось и трех тысяч. Вокруг все бегут, я больше не господин своего народа… Я не выдержу этого жестокого испытания…» Казалось бы, победа близка. Однако единства между Россией и Австрией не было, это и сводило на нет все успехи антипрусской коалиции.

А в начале января 1762 года судьба предоставила Фридриху невероятный шанс: Елизавета Петровна скончалась, новый император Петр III не только прекратил войну с Фридрихом, но и без всякой компенсации возвратил королю Восточную Пруссию и остальные области, занятые Россией. В перспективе мог быть подписан российско-прусский договор, и тогда Австрия испытала бы на себе силу оружия недавнего союзника.

Однако до этого дело не дошло — 29 июня 1762 года в результате дворцового переворота Петр III был свергнут собственной супругой, вступившей на престол под именем Екатерины II. Союз с Пруссией не состоялся, но щекотливые обстоятельства восшествия Екатерины на престол не позволяли ей чувствовать себя достаточно уверенно для того, чтобы продолжать войну в Европе. Россия вышла из Семилетней войны. Поскольку Франция к тому времени ясно продемонстрировала свою военную слабость, Австрия фактически осталась один на один с Фридрихом. Но, к счастью для Марии Терезии, и у того уже не было ни сил, ни возможностей продолжать войну.

15 февраля 1763 года в замке Губертусбург близ саксонского города Торгау был подписан мирный договор, которым Австрия и Пруссия гарантировали территориальную целостность и неприкосновенность друг друга. Это означало, что Марии Терезии так и не удалось добиться желанной цели — вернуть Силезию.

«Дипломатическая революция», которую Вена затеяла для того, чтобы помешать усиливаться Пруссии, не достигла цели. Однако Семилетняя война имела для Австрии и положительные последствия. Две войны за 20 лет укрепили связь между отдельными частями монархии, а армия заметно окрепла в боях с сильным противником.

А союз Австрии и Франции был подтвержден символическим браком: одна из дочерей Марии Терезии — Мария Антония, известная нам как Мария Антуанетта, вышла замуж за французского дофина, будущего короля Людовика XVI.

История знает немного примеров такой активной и результативной деятельности главы государства — женщины, которая при этом не изменяла своему первейшему долгу — быть женой и матерью.

Практически все время — воюя, разрабатывая сложнейшие дипломатические маневры, справляясь с реорганизацией армии и финансов, управляя громадным государством, — Мария Терезия была беременна или кормила грудью ребенка. Редко когда промежуток между ее беременностями составлял два (или три) года. Всего у нее было 16 детей: 11 девочек и 5 мальчиков — из них в детстве скончались только двое, что в те далекие времена было редкостью.

Возможно, она немного завидовала своему заклятому врагу, королю Пруссии, который мог лично руководить своими войсками, находясь буквально в самой гуще событий. Мария Терезия должна была управлять всем издалека, находясь дома. Она заявила однажды, когда думала о своих генералах: «Никто не смог бы помешать мне встать самой во главе моей армии, если бы только я не была постоянно беременна».

И при этом она была чрезвычайно женственной и верила в то, что место всех женщин у колыбели и рядом с мужьями, об этом она всегда говорила своим собственным дочерям. Сама же она считала, что правила только потому, что такова была воля Божья, и потому, что это был ее долг. Кроме того, она обладала редкими, но очень важными для монарха качествами: здравым смыслом, широтой натуры и невероятной физической и духовной выносливостью.

Мария Терезия и работала, и танцевала без устали, она вообще не терпела пустой траты времени. Ее распорядок дня совсем не соответствовал представлениям о том, как живут баловни судьбы монархи: летом она вставала в четыре часа утра, зимой в пять, неутомимо работала целый день и рано ложилась спать, чтобы с наступлением дня снова быть в форме и работать. Она облегчила своим подданным возможность видеть ее. Во время аудиенции, проходившей каждый день в 10 часов утра, любой, кто пожелал, мог свободно говорить с ней и даже шептать ей на ухо о совсем личных вопросах. Она была человеком закаленным, поэтому окна ее кареты, как и окна ее покоев, были всегда открыты, несмотря на зимнюю стужу или летнюю жару. Когда она стремительно въезжала во двор замка, то бросала часовым горсть золотых монет, спрыгивала с подножки у парадной двери, бежала во дворец и уже сидела, склонившись над бюро, чтобы писать — бесконечные записки, приказы, письма послам и инструкции учителям своих детей. И все это неразборчивым почерком, не уделяя орфографии и грамматике ни малейшего внимания.

Ее камердинер ворчал, что Мария Терезия не очень тщательно одевалась, но она всегда была красивой, статной женщиной и умела держать себя, как подобает императрице. Произвести впечатление Мария Терезия любила и умела. На приемах в тронном зале она появлялась роскошно одетой, в таких случаях она выбирала в качестве украшения огромный бриллиант «Флорентинец», подарок мужа из сокровищницы своей потерянной Лотарингии. По улицам Вены Мария Терезия ездила в круглой карете в виде открытой раковины. Внутри было множество свежих цветов, и она казалась настоящей Венерой. Даже граф Подевиль, посол ее заклятого врага короля Пруссии, признавал, что Мария Терезия была чарующей, восхитительной женщиной.

Но больше всего располагала к ней ее естественность и умение непринужденно беседовать на парадных ужинах во дворце, во время скачек в Венском лесу, рядом со своим супругом в императорском дворце Хофбург. Рассказывали, что она очень часто смеялась и любила веселиться на масленицу, танцевала и устраивала веселые проделки. Когда ее наставник, граф Сильва Тарука, полагая, что на карнавале она заходит слишком далеко, послал ей записку, в которой он серьезно напоминал ей об обязанностях императрицы, Мария Терезия отослала записку обратно с пометкой на полях: «Напомните мне снова, когда начнется пост».

Мария Терезия была счастлива в браке, что можно сказать далеко не о всяком простом человеке, а уж и монархе и подавно. Она часто заказывала портреты членов своей семьи. С полотен на фоне замка Шенбрунн и безоблачных пейзажей сияют лица 13 белокурых, голубоглазых мальчиков и девочек, радостно и с надеждой смотрящих в будущее.

Эту семью обсуждала вся Европа, ведь в XVIII столетии австрийский двор был уникальным в своем роде. В Потсдаме Фридрих вел строгое мужское хозяйство и общался со своей женой только письменно, в Санкт-Петербурге правила официально незамужняя царица Елизавета, мадам Дюбарри в Версале старалась рассеять грусть стареющего Людовика XV.

Но как бы ни была обаятельна и сердечна императрица со своими подданными, ее детям выпал трудный жребий. Для них у Марии Терезии оставалось не слишком много времени, хотя их воспитание и образование всегда заботило императрицу. Они могли днем в определенные часы поцеловать ей руку, иногда она сама входила в классные комнаты, чтобы посмотреть, как кто-то из детей выучил урок. Да и в соответствии с придворным этикетом дети и родители, конечно, обращались друг к другу на «Вы». Свои пожелания относительно воспитания своих детей Мария Терезия чаще всего сообщала письменно. Это были точные инструкции для каждого учителя и каждой гувернантки, в которых было точно определено все, даже молитвы, которые дети должны были читать утром и вечером. Императрица разработала для детей свою собственную учебную программу, включавшую танцы и участие в театральных постановках. Кому как не ей было известно, что искусство лицедейства может пригодиться в жизни. Дети рисовали, их обучали истории, математике, правописанию, иностранным языкам. Девочкам преподавали рукоделие и искусство вести беседу.

Многие годы детское крыло дворца на первом этаже замка Шенбрунн жило очень активной жизнью: слышалось монотонное чтение детей, звуки клавикордов и спинета, гаммы и звон шпаг на уроках фехтования маленьких герцогов.

Воспитательницами и гувернантками становились овдовевшие графини или придворные на пенсии. Основным критерием отбора были не образование или опыт общения с детьми, а безупречное благочестие и знание придворного протокола. Кроме того, набирался еще целый полк учителей, которые преподавали танцы, музыку, иностранные языки и письмо.

Дисциплина была строгой, в императорской детской комнате было не место сентиментальности. Дети ни на минуту не оставались одни, воспитатель, гувернантка или камердинер присутствовали в любое время дня. Уроки на день были спланированы так же тщательно, как дела королевы. Например, Жозефина ежедневно занималась немецким, латынью, испанским, итальянским, историей, грамматикой, религией и письмом. В четыре часа дня начинался урок танцев, потом она повторяла молитвы, перебирая четки, и ела очень простой ужин: «суп и какое-нибудь другое блюдо», как указывали инструкции матери. Девочка видела свою семью только по воскресеньям, когда все вместе шли в церковь и обедали. Мать строго инструктировала гувернантку Жозефины: плохие привычки девочки «…должны были быть немедленно и основательно искоренены. Я не буду льстить себе, что справилась с ней, пока не будет покончено с источником ее неприятностей — ее вспыльчивым темпераментом и ее эгоизмом. Когда с ней только заговариваешь, она настолько выходит из себя, что от ярости готова расплакаться».

Иосиф, старший сын и наследник, был не очень способным ребенком. Он учился не так быстро, как его бойкий брат Карл, но трудился упорно и никогда ничего не забывал. Мать называла сына упрямой головой и наставляла его камергера: «Вечером предоставляйте эрцгерцога самому себе, если потребуется, один из камердинеров должен прийти к нему. Но вы все же оставайтесь в комнате, чтобы наблюдать издали за его поступками, его осанкой и так далее. Тогда вы сможете судить о его поведении и поправлять его».

Однажды Мария Терезия приказала, чтобы эрцгерцога Иосифа наказали ударами кнута. Его камергеры стали протестовать против незаслуженно жестокого наказания и заявили, что никогда ни одного эрцгерцога не били кнутом. Императрица возразила: «Это ясно видно по их манерам», но все-таки отменила приказ. Мария Терезия уделяла много внимания воспитанию хороших манер за столом: «…Мои дети должны есть все, что ставят перед ними, не возражая. Они не должны делать замечаний, что они предпочли бы то или другое, или обсуждать еду. Они должны есть рыбу каждую пятницу и субботу и в каждый день поста. Хотя Иоганна чувствует отвращение к рыбе, никто не должен уступать ей. Все мои дети, кажется, питают отвращение к рыбе, но они должны это преодолеть». Своим дочерям императрица писала длинные письма, в которых подробно разбирала их манеры и поведение. Четырнадцатилетней Каролине мать выговаривала за то, что она безразлична во время молитвы и бывает грубой и раздраженной по отношению к камеристкам: «Я не могу забыть эту твою невоспитанность, и я тебе никогда ее не прощу. Твой голос и твоя речь и без того уже достаточно неприятны. Ты должна особенно постараться исправиться в этом отношении; ты никогда не должна повышать голос». Каролина попросила заменить воспитательниц, королева это позволила, но предупредила девочку, что не всякая ее прихоть будет исполняться.

Жизнь этих детей была очень далека от того, какой представляют обычно жизнь монарших отпрысков. «Ты должна добросовестно продолжать упражнения в музыке, рисовании, истории, географии и латыни. Ты никогда не имеешь права лениться, потому что лень опасна для каждого, но особенно для тебя. Ты должна занимать свой ум, потому что это удержит тебя от того, чтобы думать о детских проказах, делать неподходящие замечания и желать глупых развлечений», писала императрица одной из своих дочерей.

Когда дети повзрослели, на них взвалили еще и обязанность представлять семью перед всем миром. Чтобы увидеть их вместе с родителями в Зеркальном зале под расшитым золотом балдахином во время публичного обеда, собирались толпы зевак. В дни рождений, именин и во время других торжеств они выступали в придворном театре в любительских постановках и балетах.

Неизвестно, какими были реальные отношения в этой семье между родителями и детьми. Наверное, принцы и принцессы в этом отношении мало отличаются от простых людей, и в том, что ее собственные дети любили Марию Терезию, нет ничего удивительного. Но рассказывают, что и чужие дети тянулись к ней. Маленький Моцарт, в 1762 году приглашенный дать концерт во дворце Шенбрунн, чувствуя расположение Марии Терезии, тут же забрался к правительнице на колени, что и было потом запечатлено придворным художником. Отец Леопольд Моцарт писал об этом своей жене: «…Спешу сообщить обстоятельно, что Их Величества приняли нас так милостиво, что если бы я об этом рассказал, это приняли бы за сказку. Позволь рассказать, что Вольфи прыгнул на колени к императрице, обнял ее за шею и сердечно расцеловал».

В Австрии рассказывают одну из легенд о Марии Терезии: императрица прогуливалась в парке с маленьким Иосифом и его няней. Они повстречали нищенку, которая прикладывала своего плачущего ребенка к пустой груди. Императрица остановилась и открыла кошелек. Но нищенка отвернулась и с горькой усмешкой сказала, что кусок золота едва ли успокоит ее голодного ребенка. Тогда императрица подняла кричащего младенца и приложила его к своей полной груди. Кто знает, может быть, так и было, ведь легенды всегда содержат крупицу правды.

Даже не достигнув совершеннолетия, дети монарха становились бесценным политическим капиталом на европейской бирже династических браков. В течение двадцати лет их свадьбы заполняли собой все время и планы императрицы. Благодаря замужествам своих дочерей она смогла добиться того, что невозможно было сделать никаким другим способом.

Мария Терезия была очень набожной женщиной. Молитве она обычно посвящала по несколько часов в день. Как ни странно, этот факт доказан многочисленными свидетелями, несмотря на то, что она была весьма деятельной и очень занятой. В марте 1778 года она всенародно простояла три часа на коленях в венском соборе, умоляя Господа отвратить грозившую ей войну за баварское наследство. Одна из ее дочерей, эрцгерцогиня Елизавета, сама признавалась, что когда бывала с матерью в церкви, то они оставались там так долго, что под конец она уже не понимала ни того, что сама говорит, ни того, что слышит. С годами религиозность императрицы только усиливалась. Своей искренней религиозностью и строгой моралью она отличалась практически от всех европейских правительниц того времени. Правда, с годами это стало приобретать характер нарочитой демонстрации, доходившей до ханжества. Императрица вдруг попала в ситуацию, когда ее моральное превосходство подверглось осмеянию.

Чувства Марии Терезии и Франца с годами не то чтобы остыли, но испытали влияние образа жизни венценосных супругов.

К тринадцатилетней годовщине счастливого брака Мария Терезия заказала саркофаг для усыпальницы в церкви ордена капуцинов. На крышке надгробного памятника изобразили императорскую чету, воскресшую в день Страшного суда. Они склонились друг к другу, молодые, пылкие, готовые броситься друг другу в объятья, а ангел держит венок над головами супругов. Кроме того, глубокий вырез на церемониальном платье императрицы показывал ее красивые плечи и грудь, да и поза императора была несколько двусмысленной. Никакого смирения и благочестия, более приличествующих для королевской усыпальницы, сей монумент не выражал. Ничего удивительного в том, что женщина-императрица хотела остаться в веках молодой, красивой и полной жизни, да и мужа она любила по-прежнему. Но вот Франц уже не был верным возлюбленным.

Он соединял в себе все, что могло привлечь женщин: привлекательность, доброту, образованность. Это был настоящий светский человек: хороший охотник, грациозный танцор и образцовый любовник, недаром он провел свои юные годы при французском дворе. Супруга добилась для него короны Священной Римской империи (которую не могла получить как женщина) и надеялась, что он проявит себя как военный или дипломат. Однако в конце концов его участие в государственных делах свелось к функции супруга. Но и это постепенно стало для него малопривлекательным, так как его жена была почти постоянно беременна, а ее образ жизни не предполагал даже частых встреч супругов вне общей спальни в Хофбурге.

Конечно, Франц был совсем не одинок в своем стремлении к жизненным удовольствиям. Это вообще был легкомысленный век, и нравственные устои в Вене, как и других местах, были не такими, как хотелось бы строгим моралистам. Флирт и любовные интрижки занимали мысли не только придворных красавиц, но и зрелые государственные мужи не отказывали себе в разного рода амурных приключениях.

Мужчины дружили с любовниками своих жен и даже были им благодарны за то, что они взяли на себя часть их обременительных обязанностей. Тем более, что они сами также замещали кого-то в другом месте и просто не успевали бы уделять внимание еще и своим женам. Говорили, что замужние дамы фактически имели двух мужей: одного, чье имя они носили, и другого, который фактически исполнял обязанности мужа. Грубость и безнравственность были везде: и в театре, и в жизни, рождение ребенка даже в самых знатных семьях часто вызывало шквал непристойных комментариев.

Так и об императоре Франце пошел слушок, что волочится за красивой танцовщицей и ужинает с ней. Слухи разрастались, и вскоре вся Вена судачила о том, кто на этот раз стал пассией императора: оперная дива из Венского театра или очередная придворная дама. Прусский посол писал о том, что императрица охотно вела бы простую семейную жизнь, однако император отказывается должным образом принимать в этом участие. Можно представить себе, что пережила императрица, узнав о многочисленных романах супруга. Она вдруг стала просто женщиной, которая ревнует и страдает. Правда, императрицей она из-за этого быть не перестала и приняла меры в поистине имперском масштабе: она решила ликвидировать порок во всей своей империи и была уверена, что справиться с моралью можно так же, как с уплатой налогов или с управлением войсками. В 1747 году она создала «Комиссию целомудрия», а по сути — полицию нравов. Целью этой организации было принуждение к добродетели. Государственному канцлеру Кауницу выпала сомнительная честь возглавлять эту акцию. Ему пришлось особенно трудно, так как нужно было сохранять в тайне от правительницы своих любовниц и славу прожигателя жизни. Под его командование передали регулярные отряды государственной полиции и большое число тайных агентов, чьей задачей было повсюду разыскивать тайный порок. И началась борьба за благопристойность!

В театрах и бальных залах расставили посты, улицы патрулировали, частные дома проверяли. На австрийской границе проверяли багаж путешественников и даже вскрывали дипломатическую переписку в целях обнаружения непристойных книг или произведений французских философов. Комиссия контролировала актрис, певиц, иностранцев и мужчин, которые посещали публичные дома. Арестовать могли любого, иностранцев обвиняли в коррупции, а обычных граждан высылали из страны. Городская стража и тайные агенты должны были выслеживать «гуляющих женщин». Суровая императрица считала «гулянием» все, что могло склонить молодую девушку выйти из дома. Особенно омерзительными казались Марии Терезии служанки в городских трактирах. В 1774 году был издан декрет, по которому ни одна женщина не могла работать в подобном заведении — их императрица считала замаскированными публичными домами. Хозяин, нарушавший этот запрет, терял концессию, а девушке грозил кнут и прядильня, которой боялись больше, чем тюрьмы. Комиссия расследовала заявления ревнивых жен и доносы ревнивых мужей.

Проституток отправили на юг Венгрии, где заселили ими целую деревню. Правда, число уличных девушек не слишком убавилось: для того чтобы избежать задержания и высылки, достаточно было скромно идти по улице с опущенной головой, держать под мышкой молитвенник и перебирать пальцами четки.

Осужденных за моральные и нравственные проступки сурово наказывали в назидание остальным. Их приковывали цепями к городским воротам, где они сидели в грязи неделями и месяцами, а еду и воду им приносили сердобольные прохожие.

Жизнелюбивая Вена возмутилась от беспардонности и ханжества, с которыми императрица боролась с тем, что от нее никак не зависело. А потом начался настоящий карнавал. Грех стал разновидностью запретной игры, а значит, приобрел особую привлекательность. Группа молодых повес основала тайный союз, «Орден фигового листка», который просто издевался над «Комиссией целомудрия» и срывал все ее планы. Женщины из аналогичной организации, «Ордена свободных дам», встречались с молодыми гуляками из «Фигового листка» на распутных вечеринках, где, как говорили, все были в масках и под псевдонимами.

Однажды, во время полицейской облавы, членов общества братьев «Фигового листка» арестовали, заковали в кандалы и заставили просить милостыню у прохожих возле городских ворот. Однако вместо того, чтобы презирать и сторониться их, жители Вены считали их настоящими героями, заботились о них, несли им лакомства и жестоко смеялись над ханжеством императрицы и неверностью ее мужа.

Под тяжелую руку Комиссии попал даже самый знаменитый любовник всех времен и народов. Казанова с любовницей именно в это время посетил Вену. Утром за завтраком гостей застал врасплох визит полиции целомудрия. Когда Казанова признался, что он холостяк, их заставили переселиться в отдельные квартиры. Он с сожалением писал, что хотя в Вене были в избытке деньги и роскошь, но «ханжество императрицы чрезвычайно затруднило кутеж и удовольствия».

Казанова отделался легким испугом, но только потому, что он был иностранцем. Подданные императрицы могли серьезно пострадать за излишнюю склонность к амурным приключениям. Раньше кавалеры встречались со своими возлюбленными в загородных домиках. Теперь они вынуждены были устраивать их в качестве горничных к респектабельным старушкам, которые были не прочь вспомнить свою молодость и помочь влюбленным. Но если такая «горничная» попадалась в руки полиции, ей обривали голову и ставили к позорному столбу. Но страх наказания, тем не менее, не очень отражался на рынке горничных девушек.

Меньше всего Комиссия целомудрия испугала того, ради кого, собственно, и была учреждена. На масленицу 1756 года император выбрал новую фаворитку, которую не оставил до самой своей смерти.

Это была сероглазая красавица принцесса Вильгельмина Ауэршперг, которая была на тридцать лет младше императора. Дочь фельдмаршала империи, она принадлежала к одной из самых знатных семей двора и была выдана замуж в семью из высшей знати. Франц подарил ей загородный дом недалеко от Лаксенбургского дворца и стал посвящать все больше времени охоте в тех местах. Принцесса собирала салоны, во время которых самые близкие друзья играли карты, до чего и Франц, и его пассия были большими охотниками, а у императора появилась еще одна забота — оплачивать ее огромные карточные долги.

Один из послов сообщал, что император даже не скрывает своей страсти. Даже его дети, от которых тщательно скрывали любовные связи отца, на этот раз прекрасно знали, что происходит. «Император очень хороший отец, — писала его дочь Кристина, — мы всегда доверяли ему как своему другу, но сейчас нам нужно сделать все возможное, чтобы избавить его от этой слабости. Я имею в виду отношения с принцессой фон Ауэршперг». Мать, как писала дальше Кристина, очень ревнует его к этой страсти. Императрица, которая управляла Священной Римской империей, ничего не могла сделать, чтобы удержать своего беспутного мужа. Тем не менее, Мария Терезия никогда не изменяла любви к Францу, в которой она видела смысл всей своей жизни. Она предпочитала следовать долгу и полностью отдаваться государственным делам и одновременно, хотя бы внешне, быть покорной и любящей женой. Да и что могла бы сделать королева-католичка? Развод был невозможен, скандал принес бы больше вреда, чем пользы. Оставалось только, сохранять, насколько это было возможно, лицо и «не замечать» измен.

В августе 1765 года императорская чета отправилась из Шенбрунна в Инсбрук на свадьбу эрцгерцога Леопольда с принцессой Испании. Император неожиданно вернулся с полпути во дворец только для того, чтобы еще раз поцеловать на прощание свою любимицу, девятилетнюю Марию Антонию.

Потом, уже после свадьбы, заболел Леопольд, но 18 августа ему стало лучше, и вся семья отправилась смотреть итальянскую оперу. Во время представления императору стало плохо, и он покинул ложу. По пути домой он умер. Потеря для императрицы была огромной. Мария Терезия несколько дней не могла прийти в себя и не хотела никого видеть. Она укрылась в своих покоях, много дней ни с кем не разговаривала и перестала интересоваться делами государства. В это время Мария Терезия даже хотела отречься от престола, передать его старшему сыну и уйти в монастырь. Кауниц вынужден был использовать все свое красноречие, чтобы убедить ее изменить это решение, но конца своих дней, еще целых 15 лет, она не снимала траура.

Ей было 48 лет. Она остригла золотистые локоны, которыми когда-то в Пресбурге восхищались мадьярские дворяне, и гладко зачесала их под черный вдовий чепец. Она переселилась из светлых комнат императорского дворца Хофбург в задрапированную черными тканями комнату на третьем этаже. Больше никогда она не надевала ни украшений, ни маскарадного костюма. Больше никогда она не танцевала, и у нее никогда не было любовника. Семейная жизнь, которая началась в 1736 году, продлилась почти тридцать лет — 335 месяцев, 1540 недель, 10 781 день, 258 744 часа. «С ним все, без него — ничего», — говорила она. Перед этим горем такими несправедливыми и ничтожными казались все насмешки над ее попытками удержать мужа. Через несколько дней после смерти Франца Марии Терезии передали записку, которую нашли в бумагах императора: за принцессой Ауэршперг числилось карточных долгов на 200 тысяч гульденов. Императрица дала поручение оплатить долг. А принцесса огорчалась из-за того, что императрица на время траура запретила придворным дамам пользоваться косметикой.

Но долг матери и правительницы не давал Марии Терезии забыться в своем горе. «И как бы я ни любила свою семью и детей, устраивая так, что я не жалею ни усердия, ни печали, ни заботы, ни моего труда, я все-таки в любое время предпочла бы им общее благо тех земель, если бы была убеждена перед своей совестью, что могла бы это сделать или достичь для них такого же благосостояния, потому что я таким землям всеобщая и главная мать».

Она знала секрет добрососедских отношений и как предшествующие ей Габсбурги придерживалась однажды сформулированного принципа «Bella gerant alii, tu felix Austria, nube» («Пусть другие воюют — ты же, счастливая Австрия, заключай браки»). Поочередно играя свадьбы своих детей, Мария Терезия в итоге породнилась с представителями основных правящих домов Европы, укрепила отношения и с Францией, и с Испанией, и с Неаполем и с Сицилией, и с Пармой — создав себе, таким образом, союзников в постоянных трениях с прусским королем. Недаром ее прозвали «тещей и свекровью всей Европы».

В 1760 году первым кронпринца Иосифа женили на принцессе Изабелле Пармской, внучке короля Франции. Иосиф был робок с женщинами, у него не было дара галантного общения и легкомысленного разговора. Но он унаследовал счастье своих родителей — по-настоящему влюбился в невесту, которую родители выбрали для него. Изабелла Пармская была красивой и сердечной. Вместо сентиментальных романов она читала серьезную литературу, а ее письма демонстрируют удивительно ясный ум и интерес к политике. Она старалась очаровать своего неловкого молодого супруга и порадовать его своим обществом.

«Нужно всегда говорить ему правду обо всем, — как-то написала она, — и встречать его мягко и нежно». Императорская семья была в восторге от Изабеллы, а Иосиф, серьезный молодой человек, который целиком углубился во французских философов, был совершенно очарован ею, правда, сама юная супруга больше дружила с сестрой своего мужа. Черноволосая Изабелла и белокурая Мария Кристина вместе гуляли в парке Шенбрунн, доверяли друг другу тайны, пели и музицировали, писали портреты и писали друг другу длинные интимные письма. Несмотря на свое семейное счастье, Изабелла чувствовала приближение смерти, впадала в меланхолию и тосковала. Вскоре она заболела оспой и умерла, будучи беременной вторым ребенком, в возрасте 21 года, в 1763 году.

Как бы ни горевал престолонаследник, он обязан был произвести на свет наследника. Официальный траур еще не закончился, а императрица уже строила планы нового брака. Юный вдовец отказывался, но, в конце концов, уступил и рассматривал католических принцесс, которые могли составить его новое счастье. Второй брак Иосифа с баварской принцессой Жозефой был заключен в 1765 году в Шенбрунне. Неумная и некрасивая невеста была на два года старше жениха. Это была очень невеселая свадьба, хотя императрица старалась, как могла. Даже жители Вены, обычно оживленные по случаю празднеств, впали в уныние. Они шутили, что король Баварии обманул Габсбургов и прислал им вместо сестры свою тетю. Иосиф с трудом мог выносить свою жену. Он приказал убрать балкон, который соединял их апартаменты, и проводил в путешествиях столько времени, сколько позволяли приличия.

Несчастная Жозефа часто болела и проводила дни на минеральных источниках Бадена. Во время эпидемии оспы в 1767 году она заразилась болезнью в тяжелой форме и умерла в течение нескольких дней. Мария Терезия, полная сострадания, сидела в последние часы возле постели молодой женщины, при этом сама заразилась оспой и была так близка к смерти, что приняла Святое причастие.

Невест для сыновей найти было все-таки проще (эрцгерцог Леопольд II женился на дочери испанского короля Карла II Марии Людовике Испанской), чем женихов для дочерей.

Старшая дочь императрицы эрцгерцогиня Мария Анна, была калекой. После перенесенной в детстве тяжелой пневмонии она страдала одышкой и деформацией позвоночника. Внимание матери было сосредоточено на сыновьях, поэтому девочка очень сблизилась с отцом, который приобщил ее к занятиям наукой. Она систематизировала обширные коллекции, собранные Францем, написала книгу по нумизматике, увлеченно занималась музыкой, прекрасно рисовала. Ее рисунки и акварели высоко оценили знатоки, и она стала почетным членом Академий изящных искусств Вены и Флоренции. Однажды она посетила небольшой монастырь и это определило ее жизнь: Мария Анна стала настоятельницей монастыря для благородных девиц и дам в Праге.

Вторая дочь, Мария Элизабет, была настоящей красавицей и кокеткой. При дворе не сомневались, что ей предстоит блестящая партия, возможно, с одним из царствующих монархов. Императрица отказала бывшему королю Польши Станиславу Понятовскому, рассчитывая, что ее красавица найдет более достойную пару. Надежды вскоре сосредоточились на овдовевшем короле Франции Людовике XV. Казалось, это был отличный шанс закрепить французско-австрийский альянс, заключенный Кауницем.

Но сенью 1767 Мария Элизабет тоже заболела оспой. Рассказывали, что девушка попросила зеркало, чтобы в последний раз увидеть свое красивое лицо. Мария Элизабет не умерла, но ее лицо было обезображено болезнью, так что все женихи разбежались. А король Франции подослал придворного художника, который должен был написать ее портрет, после этого все приготовления к свадьбе были отменены. Несчастная девушка испробовала все лекарства и мази, но, в конце концов, смирилась с тем, что останется незамужней. Мария Терезия предложила ей единственный возможный вариант — церковь. Мария Элизабет стала аббатисой в Инсбруке, но так и продолжала жить в императорском дворце Хофбург, в качестве настоятельницы «Ордена для пожилых дам».

Когда Иоганна Габриэла, которая была помолвлена с Фердинандом, младшим сыном испанских Бурбонов, умерла от оспы в возрасте 12 лет, Мария Терезия поспешила вместо нее обручить с Фердинандом другую дочь, Марию Йозефу.

Жениха, правителя Неаполя, трудно было считать завидной партией. Его старший брат был слабоумным, а сам Фердинанд едва читал, говорил только на неаполитанском диалекте и думал больше всего об охоте и играх на воздухе.

Йозефа и думать не хотела о свадьбе, но мать видела в этом браке вполне ясные политические выгоды и сознательно приносила в жертву дочь. Она писала воспитательнице Йозефы: «Я рассматриваю Йозефу, как жертву политики, и если она исполнит свой долг по отношению к супругу и Богу, я буду довольна. Я надеюсь, моя дочь не будет эгоистичной, у нее есть склонность к этому».

В октябре 1767 года все было готово к отъезду невесты. Йозефа родилась в день именин своего старшего брата Иосифа и была его любимицей, поэтому он обещал проводить ее до Флоренции. Среди гостей, которые приехали на свадьбу в Вену, был Леопольд Моцарт, а его маленький сын Вольфганг должен был исполнить музыкальное произведение для хора.

За несколько дней до свадьбы императрица по роковой, как оказалось, прихоти взяла с собой Йозефу в усыпальницу ордена капуцинов к склепам предков, чтобы девушка нанесла прощальный визит могилам покойных Габсбургов. Йозефа умоляла не везти ее туда и горько плакала в карете по дороге в монастырь. Там она молилась в холодном склепе, а через несколько часов смертельно заболела оспой. Йозефа умерла в тот день, когда должна была отправиться в «путешествие невесты», чтобы стать королевой Неаполя. Все были уверены, что она заразилась в церкви Капуцинов, где с прошлого мая находилось не забальзамированное тело ее невестки, несчастной баварской принцессы Жозефы. Тем не менее Мария Терезия не отказалась от планов завладеть троном в Неаполе. Через некоторое время она обручила с Фердинандом пятнадцатилетнюю Марию Каролину. Она была не такой красивой, как ее сестры, но прямо излучала здоровье.

Каролина тоже не хотела выходить замуж за Фердинанда. Может быть, ей рассказали, что, узнав о смерти своей второй невесты, король устроил непристойную игру. Английский посол в Неаполе видел это, когда приехал во дворец, чтобы выразить соболезнования. Фердинанд и его придворные весело играли в похороны, причем один молодой человек изображал эрцгерцогиню Йозефу: его одели в погребальное платье, а лицо закапали шоколадом, чтобы изобразить оспу.

Каролина была обвенчана в Вене через представителей. Она плакала, когда роскошная процессия свадебного поезда проезжала через Альпы и границу Неаполитанского королевства. Великий герцог Тосканский Леопольд, ее старший брат, встретил невесту в Болонье и передал послам Фердинанда. Леопольд очень жалел сестру, во время церемонии она сильно дрожала, и все это произвело на него тяжелое впечатление.

Каролина, которую при Венском дворе так тщательно готовили, чтобы она стала королевой с изысканным вкусом и безупречными манерами, страдала в своем новом доме. Через несколько месяцев своего супружества она писала, что ее жизнь мучительна.

«Теперь я знаю, что такое супружество, и я глубоко сочувствую Антонии, которой замужество еще предстоит. Я открыто признаюсь, что лучше бы я умерла, чем мне пришлось бы пережить еще раз все то, что я перенесла. Если бы я не научилась, благодаря религии, думать о Боге, я бы покончила с собой, потому что я неделями жила, как в преисподней. Я буду горько плакать, если моя сестра когда-нибудь попадет в такое же положение». Каролина, тем не менее, исполнила материнский наказ, смирилась со своей судьбой, и стала, в конце концов, сама матерью и бабушкой королей, королев и императриц.

Из всех дочерей Марии Терезии только Мария Кристина вышла замуж по любви. Третья дочь, прозванная Мими, была любимицей матери. По плану родителей она должна была обручиться с принцем Савойским, но Мими энергично вступилась за избранника своего сердца — герцога Альберта Казимира фон Саксен-Тешен, младшего сына польского короля Августа III. Молодой человек не имел ни состояния, ни шансов получить трон. Она настояла на своем. Мария Терезия, еще не оправившаяся после потери мужа, допустила этот бесполезный в политическом отношении брак. Это было очень счастливое супружество. Супруг Марии Кристины, мужчина с изысканным вкусом, был самым любящим мужем и зятем. Он известен также как основатель великолепной художественной коллекции, которая легла в основу известного венского музея Альбертина.

Выдать замуж осталось еще двух дочерей: Марию Амалию и Марию Антонию. Красавица Амалия была настоящим украшением австрийского двора. Она прекрасно пела и танцевала. Ее будущий супруг, принц Баварии, Карл фон Цвейбрюкен, казался очень выгодной партией.

Решение о замужестве Амалии Мария Терезия приняла самостоятельно, хотя Иосиф в то время уже делил трон со своей матерью. Он был против этого брака и хотел видеть Амалию супругой брата своей первой, любимой жены, герцога Пармы. Если бы этот план осуществился, то еще один итальянский трон стал бы габсбургским. Мария Терезия предпочла Баварию, а Амалия не умела добиваться своего, как Кристина, и она покорилась решению императрицы. После свадьбы выяснилось, что ее семнадцатилетний муж отставал в развитии, так что замужество стало настоящей катастрофой. Амалия очертя голову бросилась в любовные похождения и политические интриги, не обращая внимания на письма матери, которая пыталась удержать несчастную молодую женщину хотя бы в рамках пристойности. Поведение Амалии стало притчей во языцех при всех дворах Европы. Через несколько лет герцог Альберт, муж Марии Кристины, едва смог узнать ее, так она изменилась. От изумлявшей всех ее красоты не осталось ни следа.

Никто не предполагал, что самая печальная судьба ждет самую младшую дочь Марии Терезии — Марию Антонию Йозефу Иоганну, которую домашние часто звали на французский манер — Антуан. Даже в этом домашнем прозвище был виден перст судьбы: этой девочке выпало на долю стать французской королевой, да и капля французской крови у нее была. Ее бабушкой была Елизавета Шарлотта Орлеанская, сестра герцога Орлеанского, регента при малолетнем Людовике XV. Спустя годы стали очевидными ужасные предзнаменования, которые сопровождали безоблачное детство принцессы. Ее рождение совпало со страшным землетрясением 2 ноября 1755 года в Лиссабоне. Подобное совпадение даже в siècle des Lumières — эпоху Просвещения — считалось неблагоприятным знамением. Мария Терезия спросила у астролога и заклинателя бесов доктора Гасснера, будет ли ее дочь счастливой. И получила от него загадочный ответ: «Кресты найдутся для всех плеч». Монахиня, у которой Мария Терезия спросила совета о том, как воспитывать девочку, чтобы та стала настоящей католичкой, ответила, что после несчастливых перемен она сама обратится к Богу.

В двухлетнем возрасте Антуан переболела оспой, к счастью, безо всяких последствий для внешности. Но в этом же году произошло покушение на Людовика XV. Король был лишь слегка оцарапан перочинным ножом, пострадало только его самолюбие, но казнь злоумышленника была ужасной. Спустя годы многие в этом увидели еще одно красноречивое совпадение: оспа пощадила юную принцессу для того, чтобы она встретилась с королем.

Маленькая Антуан родилась в большой семье, когда старшие дети были уже взрослыми. Строгая императрица уже не уделяла столько времени воспитанию детей и дисциплина в детской комнате заметно ослабела, и, как это часто происходит в таких семьях, каждый баловал ребенка. Антуан и ее почти ровесница Каролина учились у одних учителей, вместе бегали в парке Шенбрунн, прогуливали уроки и прекрасно проводили время друг с другом.

Антуан унаследовала красоту матери, но не ее упорство и работоспособность. Аббат Вермон, учивший ее продвинутому курсу французского, в своем отчете австрийскому послу писал о своей подопечной: «до двенадцати лет никто не приучал ее к усидчивости. Она не столько ленива, сколько легкомысленна, и обучать ее довольно сложно. Впрочем, хлопот она никому не доставит, ибо, живая и смешливая, она не отличается ни выдающимся умом, ни хитростью».

Иосиф считал большим недостатком своей сестры нелюбовь к чтению, нежелание углубляться в сложные материи, которые были недоступны ей из-за поверхностного образования. Она предпочитала весело щебетать о простых и понятных вещах, с лихвой искупая свое легкомыслие невероятным обаянием.

Император Франц, несмотря на свою занятость на любовном фронте, был внимательным и мудрым отцом. Однажды он сказал: «Дети мои, я советую вам два дня в году уделять приготовлениям к смерти. Проведите их так, как если бы вы знали, что это последние ваши дни. И не обязательно, чтобы кто-либо замечал это или знал об этом. Это только для вас. Разумеется, мысли эти не веселые, но иначе у вас может не оказаться времени для них». Кто знает, если бы Антуан прислушалась к словам своего отца, то судьба ее могла сложиться иначе.

В одиннадцать лет Антуан стала невестой французского дофина. Жених был почти ровесником своей юной невесты и его перспективы стать королем были совсем не очевидны: он был третьим внуком правящего монарха Людовика XV. Но старшие внуки умерли, и эта юная пара стала наследной.

Перед Антуан начали угодничать и обращаться к ней: «Мадам[5] Антония». А ее мать вдруг озаботилась образованием дочери. Кто как не она понимал, что для того чтобы быть королевой, нужно готовиться к этому. Она думала о том, как вложить в девичью головку знания, здравый смысл и рассудительность, которые были необходимы для того, чтобы не погибнуть среди искушений и интриг французского двора.

Антуан получила целый штат новых учителей, которые должны были довести до совершенства ее французское произношение и знание французской истории. Но самое глубокое впечатление произвели на нее Кристоф Виллибальд Глюк, учитель музыки, и балетмейстер Новер. Под руководством Новера она танцевала в балетах в придворном театре, и наверняка ему она была обязана удивительной грацией своих движений, благодаря которой она могла затмить собой гораздо более красивых женщин французского двора и освоить знаменитую «летящую походку», когда казалось, что женщина летела над полом. Уроки пения и декламации давали ей французские актеры Дюфрен и Сенвиль.

В июне 1769 года Людовик XV официально просил руки Антуан для своего внука Людовика Августа. Мария Терезия обращалась в письме к Людовику: «Моя дочь полюбит вас, я в этом уверена, ибо я ее знаю; но, уверенная в ее любви к вам и в ее заботливости, я прошу вас не лишать ее нежной своей привязанности. Прощайте, дорогой дофин, будьте счастливы и сделайте счастливой ее… я все в слезах… Ваша матушка Мария Терезия». С этого момента девушку называли только Мария Антуанетта.

Свадьба, назначенная на май 1770 года, должна была стать самой блестящей в этом блестящем столетии. Французские и австрийские чиновники хлопотали целый год, чтобы согласовать сложные предписания взаимного протокола, но все равно не обошлось без накладок: французский посол, маркиз Дюрфор, так и не попал на свадебный ужин, ему предпочли герцога Альберта, мужа Марии Кристины.

Предварительная церемония состоялась 16 апреля 1770 года. Сначала, на праздничной аудиенции во дворце Хофбург в присутствии всего штата двора при полном параде посол Франции просил руки мадам Антонии и просил ее стать супругой монсеньера дофина Франции. Затем, в придворном театре показали новую комедию Мариво и балет Новера. После этого в Хофбурге прошел торжественный Акт заявления об отказе: эрцгерцогиня отказывалась от всех своих прав на порядок наследования Габсбургов. Позже состоялся большой свадебный бал во дворце Бельведер, где, как свидетельствует история, 6000 гостей в маскарадных костюмах танцевали всю ночь.

В 6 часов вечера 19 апреля 1770 года под сводами венского монастыря августинцев, где венчались родители и сестры невесты, папский нунций монсеньор Висконти совершил брачный обряд «по доверенности» (жениха на церемонии замещал брат невесты Фердинанд). Австрийская эрцгерцогиня соединилась с дофином Франции и обменялась с ним обручальными кольцами. А через два дня, 21 апреля в половине десятого утра, заплаканная четырнадцатилетняя девочка-жена навсегда покинула родное гнездо. О своем муже Мария Антуанетта знала немного, и уж, конечно, она не слышала слов австрийского посла во Франции, графа Мерси, о будущем Людовике XVI: «Похоже, что природа ничего не дала монсеньеру дофину, потому что у него очень ограниченный размер ума». Она стала очередной жертвой большой европейской политики. Ее замужество и общие отпрыски Габсбургов и Бурбонов должны были стать гарантией того, что вражда, которая столетиями длилась между Австрией и Францией, ушла в прошлое окончательно. Наверное, жизнь красивой маленькой девочки не такая уж и большая плата за это. Передача невесты происходила на Рейне, на острове между Германией и Францией. Там поставили роскошные павильоны — золото, росписи, шелковые шпалеры. За деньги пускали посмотреть место, где произойдет церемония передачи невесты. Среди молодых людей, которые проникли на остров, был и молодой Гете. Очевидцы вспоминали, что он, якобы, возмутился: «Как можно на свадебных шпалерах и рисунках изображать свадьбу Медеи и Ясона? Это мерзкое, зловещее бракосочетание, которое в греческой мифологии привело к великой трагедии: закончилось же тем, что она убила собственных детей и на крыльях ненависти улетела от этого Ясона. Как можно? Это же дурная примета». Дурных примет, надо сказать, было предостаточно.

Бракосочетание Марии Антуанетты и Людовика было обставлено с необыкновенной пышностью. 19 мая торжества начались в Версале грандиозным балом, 27 был дан роскошный бал для иностранных послов, а 30 мая по случаю окончания празднеств парижан ожидал грандиозный фейерверк. По какой-то случайности искры от петард попали в хранилище с пиротехникой. Взрывы вызвали панику, обезумевшие люди бросились бежать, на соседних улицах было тоже много народу — там полным ходом шла ярмарка. Кареты давили толпу, люди толкали друг друга и падали в канавы. Погибло 132 человек, около 500 получили ранения. Тела погибших складывали возле церкви Мадлен. Туда же привезут тела Людовика XVI и Марии Антуанетты, только будет это через много лет. Но тогда карета дофины опоздала к началу праздника, и форейторы успели вовремя повернуть лошадей, чтобы избежать давки. В этом ужасном происшествии трудно было не увидеть плохое предзнаменование. Мария Антуанетта проплакала весь вечер, хотя, жалея ее, подробности трагедии скрывали. Одна из придворных дам сказала ей, что в тот день погибло много мошенников. «Но ведь они погибли вместе с честными людьми», — сокрушалась дофина.

Мария Антуанетта написала письмо матери о первом въезде в качестве королевы вместе с королем в Париж. «Последний вторник был для меня праздником, который я никогда не забуду. Наш въезд в Париж. Что тронуло меня больше всего — нежность и волнение бедного люда, который, несмотря на то, что он обременен налогами — она про это слыхала — был счастлив видеть нас. Я не в состоянии описать тебе, дорогая мама, те знаки любви, радости, которые нам при этом выказывались. И прежде чем отправиться в обратный путь, мы приветствовали народ, помахав ему на прощание рукой, что доставило ему большую радость. Как счастливо сложилось, что в нашем положении так легко завоевать дружбу. И все же нет ничего дороже ее — я очень хорошо это почувствовала и никогда не забуду».

Мария Терезия, понимая, что ее дочь совсем не готова к той роли, которую ей пришлось играть, написала ей инструкцию по поведению и требовала, чтобы 21 числа каждого месяца она ее перечитывала.

«Я каждый месяц жду список вашего чтения и ваших занятий, но все напрасно; неужели аббат Вермон вас покинул? Мне бы это не понравилось, но еще больше не понравилось бы, если бы он с вами занимался, а вы не извлекали пользу из занятий с ним. В вашем возрасте легкомыслие и ребячество еще допустимы; но если эти качества сохранятся у вас надолго, они станут досаждать всем, и вам в том числе, и у вас начнутся неприятности; вам следует читать, а также выбрать себе занятия полезные, способные пробудить к вам уважение и почтение; это особенно важно в стране, где образование очень хорошо поставлено, и каждый к нему стремится, невзирая на положение свое и титул. Не стану от вас скрывать, недостатки вашего образования уже замечены, и вы рискуете утратить то возвышенное представление, кое о вас сложилось; а для нас, тех, кто постоянно находится на виду у общества, крайне важно не испортить впечатление о себе».

Дофине действительно было чему учиться. Она была такая юная, такая неопытная, еще ребенок по сути. Мария Терезия вмешивалась во все нюансы семейной жизни дочери. Сначала объяснила ей, что игнорировать любовницу короля, мадам Дюбарри, нельзя. «Доброжелатели» подговорили Марию Антуанетту не заговаривать с мадам Дюбарри, а сами наслаждались неловкой ситуацией, в которую попала ненавистная фаворитка. Любовница короля, несмотря на свое высокое положение при дворе, не могла первой обратиться к дофине. Дюбарри устраивала сцены королю, а тот не решался приказать невестке заговорить с фавориткой, видимо, понимая, что Мария Антуанетта стала орудием в руках дворцовых интриганов. Ситуация разрешилась когда король обратился за помощью к австрийскому послу, а тот сообщил о затруднении императрице, которая через специального посланника объяснила дочери, что так вести себя не следует. А потом была сцена на балу, когда дофина, обращаясь к мадам Дюбарри, произнесла: «Сегодня вечером в Версале очень много народу». Дюбарри, которая была низкого происхождения, смутилась, ее враги ликовали, но воля короля была исполнена.

В 1774 году от оспы король Людовик XV умер, и Мария Антуанетта стала супругой короля Людовика XVI. Она, как и раньше, не занималась серьезными вещами, но была все время занята. Вся Франция пребывала в восторге от своей королевы, а она с упоением обдумывала туалеты для каждого нового выхода. Английский парламентарий Эдмунд Бёрк, посещавший Французское королевство в разные годы, писал: «…никогда доселе не появлялось в Версале существо столь восхитительное; она едва вступила в эту сферу, украшением и отрадой которой стала; я видел ее в момент, когда она только всходила над горизонтом, подобная утренней звезде, излучающая жизнь, счастье и радость».

Считается, что именно Мария Антуанетта стоит у истоков гламура, так как стала одной из первых личностей, которые, разрушая традиционные барьеры, создавали свой образ как исключительный, необычный и неотразимый. Женская красота первой начала разрушать сословные преграды: и маркиза де Помпадур, и графиня Дюбарри вознеслись на вершину власти благодаря своей красоте и женскому обаянию. Но красота фавориток принадлежала королям, а красота и обаяние Марии Антуанетты были достоянием всей Франции. Ей подражали знатные дамы, жены и богатых, и бедных горожан. Фасоны платьев, туфель, шляп, украшения и прически, которые носила королева, очень быстро входили в моду. Мария Антуанетта посещала публичные трапезы в Версале, парки, театры и балы, увидеть ее мог любой. Ей очень хотелось нравиться; поклонение толпы в какой-то степени компенсировало ее неполноценную супружескую жизнь.

Неуемные развлечения дочери тревожили Марию Терезию, понимавшую, что пока королева не родит наследника, брак в любую минуту может быть расторгнут, тем более что дочь ее успела заработать себе немало врагов, а значит, всегда найдется тот, кто готов запустить процедуру развода. Конечно, те же донесения извещали ее, что король любит и уважает королеву, стремится ей угодить и исполняет практически все ее желания, но супруги спят в разных спальнях. «Вашей главной задачей, — писала она дочери, — является как можно больше времени проводить с королем, составлять ему компанию, быть его лучшим другом и доверенным лицом, стараться вникать в его дела, чтобы иметь возможность обсуждать их с ним и давать ему советы; он должен понять, что только в вашем обществе он чувствует себя наиболее приятно и надежно. Мы пришли в этот мир, чтобы делать добро людям, поэтому задача ваша очень важна; мы здесь не для самих себя и не для развлечения, а для того чтобы, отбросив искушения, приобрести Царство Небесное, кое просто так не достается: его надобно заслужить. Простите мне эту проповедь, но я обязана вам сказать: раздельная постель, прогулки с графом д’Артуа — все это меня крайне опечалило, ибо последствия сего мне прекрасно известны, и я не знаю, как мне поярче их описать, дабы спасти вас от бездны, куда вы стремитесь… не думайте, что я преувеличиваю». Мария Антуанетта почти семь лет только называлась женой, хоть и прошла «курс супружеских наук» под руководством матери. То ли разница в образе жизни молодых супругов была виновата (Людовик ложился спать, а его жена только собиралась на бал или в театр), то ли вялый темперамент наследника престола, но и эту проблему решила, находясь в Вене, Мария Терезия. Она отправила в Версаль своего старшего сына, Иосифа, который посоветовал Людовику сделать небольшую операцию, которая спасла репутацию и Людовика, и Марии Антуанетты.

Королеву сначала обожали, а потом так же пылко ненавидели. При дворе у нее были могущественные враги, братья короля — граф Прованский, который будет королем Людовиком XVIII в 1814–1815 годах, и граф д’Артуа, впоследствии Карл X, от них и пошло жестокое прозвище — мадам Дефицит.

Наивная играющая девочка стала настоящей королевой в годы революции, когда король сдался на милость восставших, подписал «Декларацию прав человека и гражданина» и стал называться гражданином Капетом. О ней говорили: «Единственный мужчина в королевской семье». Она начинает бороться за спасение идеи абсолютной власти и спасение своей семьи. В 1791 году Мария Антуанетта пишет письмо Екатерине II. Она очень вежлива, полна достоинства: «Унижения, которые мы постоянно переносим, бесчинства, свидетелями которых мы являемся, не будучи в силах их пресечь, не имея возможности их приостановить, злодейства, которыми мы окружены, разве это не длительная нравственная смерть, в тысячу раз худшая физической смерти, освобождающей от всех зол?» Братья короля по согласию короля покинули страну. Людовик настаивал на том, чтобы и она уехала. Но Мария Антуанетта сказала: «Я королева Франции, я твоя жена. Умру королевой». Под влиянием совершенно чудовищных обстоятельств, дремавшие моральные силы, так напоминавшие ее мать, вдруг проявились в этой женщине.

А потом была попытка бегства, возвращение в Париж, заключение, суд, который обвинил ее в государственной измене и развращении малолетнего сына. В январе 1793 года был казнен Людовик XVI, а в октябре того же года казнена Мария Антуанетта.

Из четырех ее детей выжила только старшая, Мария Терезия Шарлотта. Ее обменяли во время революционных войн на пленных, она уехала в Вену, вышла замуж за своего кузена, герцога Ангулемского, и прожила еще долго, 73 года, но всю жизнь носила темную вуаль.

Сын Людовик Жозеф умер от туберкулеза незадолго перед революцией.

Людовик, третий ребенок, вошедший в историю под условным именем Людовик XVII, жил в тюрьме вместе с родителями, потом отдельно от них в замке Тампль. Его заставили свидетельствовать против матери по обвинению в инцесте. После «суда» его оставили в отдельной камере, где он простудился и умер от туберкулеза в возрасте 10 лет.

Младшая дочь, Софи Элен Беатрис, родилась в 1786-м и прожила меньше года.

Но ничего этого Мария Терезия не увидела. Судьба уберегла ее от лицезрения страшной расправы над ее дочерью и внуками.

Предпоследнего сына, эрцгерцога Фердинанда, императрица женила на Беатрикс, наследнице Модены. Младший сын Максимилиан стал архиепископом Кёльна.

Последние годы Марии Терезии прошли в Хофбурге, который много лет звенел молодыми голосами. Теперь там было тихо. Любимая внучка, Мария Терезия, дочь Иосифа, умерла незадолго перед свадьбой Марии Антуанетты. Злые языки говорили, что девочка простудилась во дворце, бегая по холодным залам. Действительно, Мария Терезия страдала от жары, окна во дворце всегда были нараспашку, ее сын Иосиф кутался в шубу, а императрица обмахивалась веером.

Рядом с императрицей остались овдовевший Иосиф и старые девы-дочери — эрцгерцогини Мария Анна и Мария Елизавета. Сестры постоянно ссорились и иногда по несколько дней не разговаривали.

Иосиф стал соправителем матери после смерти отца. Они были и похожими друг на друга, как сильные и своенравные личности, но и абсолютно разными. Мария Терезия была благочестивой католичкой, консервативной и семейственной. Иосиф — убежденный последователь французских просветителей, мечтатель, который хотел преобразовать свою феодальную империю за одну ночь. Неудивительно, что они спорили и не соглашались друг с другом. Иосиф сбегал от царственной матери куда мог — в Богемию и Венгрию, во Францию, в Италию, в Польшу, в Россию. Мария Терезия не принимала интересов сына: в Париже он посещал философа Жан Жака Руссо или естествоиспытателя Буффона, а в Берлине обедал с ее заклятым врагом — Фридрихом Великим.

Императрица располнела, она страдала от отеков. Чтобы рассмотреть людей, которые были совсем рядом, ей приходилось пользоваться лорнетом. Ее красота осталась в прошлом: лицо обезобразили шрамы от оспы, которой она заразилась у постели умирающей невестки. Однажды, по дороге в Пресбург, карета на большой скорости опрокинулась, императрица упала лицом на гравий и едва не лишилась зрения.

Летом Мария Терезия переселялась в Шенбрунн и продолжала работать, как делала это всегда. Восемнадцатого числа каждого месяца, в день смерти Франца, она обязательно посещала могилы в склепе ордена капуцинов, чтобы помолиться об умерших, число которых так выросло, что они заполнили все огромное пространство склепа. Свое последнее письмо Марии Антуанетте она написала 3 ноября 1780 года: «В моем возрасте мне нужна поддержка и утешение, а я теряю все, что я люблю, одно за другим. Из-за этого я совсем пала духом».

Той осенью она оставалась в Шенбрунне так долго, как могла. Но в этот раз и она простудилась в огромных холодных помещениях. В начале ноября она вернулась в императорский дворец Хофбург совершенно больной, но в постель не ложилась, а сидела в кресле, закутавшись в старый домашний халат своего мужа, и давала своему сыну Иосифу последние указания, словно он все еще был маленьким мальчиком.

Умерла Мария Терезия 29 ноября 1780 года. Ей было 63 года. Она оставила по себе своеобразный символ своего правления — серебряный талер, который больше ста лет оставался самой надежной валютой Европы. На монете был изображен профиль императрицы, а год выпуска помечался только 1780-й — год ее смерти.

Мария Терезия стала одним из самых популярных и любимых Габсбургов, когда-либо занимавших престол. Ее называли Mater Austriae, потому, что стиль правления королевы напоминал поведение заботливой матери большого семейства. Она была практичной женщиной, и вся ее реформаторская деятельность была вызвана не стремлением соответствовать умозрительным идеалам, а здравым смыслом, политическим чутьем и широким кругозором, который, несмотря на строгую приверженность католицизму и абсолютизму, позволял Марии Терезии предпринимать весьма либеральные шаги. Первые годы ее правления прошли в отчаянной борьбе за права на трон, поэтому она смотрела на вещи просто и делала то, что представлялось ей необходимым для укрепления позиций и авторитета своей династии.

Мария Терезия отличалась чутьем на толковых людей, но и в жизни, и политической деятельности королевы важное место всегда занимала семья. По давно уже сложившейся феодальной традиции, она и к своим подданным относилась как к неразумным детям. Она бывала деспотичной, часто выходила из себя, но владеть собой Мария Терезия все-таки умела хорошо. Она была женщиной строгих правил, в последние годы даже ханжой, отличалась набожностью и гуманностью, отменила пытки и свела число смертных казней к минимуму, казавшемуся ей необходимым.

Итоги долгого царствования Марии Терезии впечатляют: даже простое статистическое сопоставление положения Австрии в 1740 году, когда королева вступила на престол, и ситуации в последние годы ее правления показывает, что монархия значительно укрепилась. Несмотря на потерю Силезии, число подданных австрийского дома за 40 лет выросло больше, чем на четверть и достигло почти 20 млн человек. В австрийской казне в 1740-м было около 22 млн флоринов, а в 1778 году — более 50 млн флоринов. Армия, в которой в год смерти Карла VI едва насчитывалось 38 тысяч человек, в 1775 году состояла из 175 тысяч солдат и офицеров — плюс 35 тысяч гренцеров, крестьян-солдат, обитавших на юге, на Военной границе. В правление Марии Терезии владения австрийских Габсбургов стали единым организмом, хотя различия между отдельными его частями по-прежнему сохранялись, в рамках империи сосуществовали и взаимодействовали множество народов и культур, и хоть не всегда национальные чаяния и устремления осуществлялись в полной мере, императрица старалась сгладить противоречия между своими столь разными подданными. Она давала им возможность жить бок о бок, поддерживая и усиливая друг друга, под властью Габсбургской династии, которая была одновременно объединительным фактором, символом государственности и олицетворением Центральной Европы.

Так оформилась новая историческая миссия Габсбургов. В течение трехсот лет династия была защитницей Европы от османского нашествия. В терезианскую эпоху она стала инкубатором, в котором народы Центральной Европы смогли «дозреть» до той стадии политического развития, когда необходимым стало уже национальное государство. Это и стало главной опасностью для Габсбургов — наднациональная власть австрийского дома, основанная на древнем династическом принципе, достигнув расцвета, начала движение к своему концу.

Но это будет еще не скоро, а пока, чтобы сохранить и приумножить, если получится, доставшееся им наследство, преемники Mater Austriae должны были взять на себя нелегкое дело достижения гармонии в своих владениях. Правда, представления о такой гармонии у членов австрийского дома были разными.

Свою «версию» преобразований в империи попытался осуществить на практике сын Марии Терезии — Иосиф II.

Когда-то рождение наследника все восприняли как добрый знак. Сложная ситуация, в которой оказался венский двор, наложила отпечаток и на отношение королевы к своему первенцу, и на его положение при дворе: юный принц всегда чувствовал свою исключительность. Поэтому одной из главных черт характера будущего императора стала непоколебимая уверенность в собственной правоте, которая впоследствии дала ему силы для проведения реформ, но одновременно сделала его объектом почти всеобщей ненависти.

Природные способности Иосифа не были блестящими, ум его развился довольно поздно. Учился он медленно, но память у него была хорошая. Пишут, что с детства он был упрям и ленив, не выказывал ни малейшей охоты к учению. А вот в юности он очень увлекся чтением и, естественно, восполнил пробелы своего образования, но оно навсегда осталось односторонним. Единственное знание, которое он признавал, было знание фактов, поэтому Иосиф ценил в науке, прежде всего, практическую сторону. Он прочел много политических и экономических сочинений и почерпнул многие свои идеи из французской Энциклопедии, хотя и не любил Вольтера. За тридцать лет он исколесил всю Европу, забираясь в такие места, где не бывал до него ни один из Габсбургов — он был одним из самых непоседливых государей своего времени.

Отличительными чертами Иосифа были сосредоточенность и упорство; он был из тех людей, которые неохотно подчиняются постороннему влиянию и всегда следуют собственным убеждениям. На его характер не оказала мрачного влияния атмосфера ханжества, которая царила при австрийском дворе в последние годы правления Марии Терезии. Наоборот, она воспитала в нем абсолютную ненависть к фанатизму, он не любил священников и питал отвращение к отвлеченным богословским спорам, к церковным церемониям, легендам, суевериям и всем аксессуарам религии, при этом был искренне верующим человеком.

Первое, что сделал Иосиф после смерти матери, — разогнал многочисленных женщин, которые окружали императрицу в последние годы: престарелых вдов придворных, родственниц, бывших воспитательниц, за исключением самых старых, которых трогать с места было небезопасно. Старшую сестру Марию Анну отвезли в ее любимый монастырь в Клагенфурте, сестру Марию Елизавету отправили в «Приют для дам» в Инсбрук. Марию Кристину и ее супруга отправили в Брюссель и назначили правителями Нидерландов. Это Иосиф сделал, выполняя предсмертную волю матери, так как сам был невысокого мнения о способностях своих родственников, особенно сестер, считая их, прежде всего, интриганками.

Он остался жить в Хофбурге, в «Леопольднишертракт» (флигеле Леопольда), где жил уже много лет. Это были три скромные комнаты, оборудованные люком, который вел в канцелярию, что находилась прямо под комнатами Иосифа. Там же был устроен подъемный механизм, с помощью которого документы поднимались наверх к письменному столу Иосифа или, наоборот, от императора в канцелярию. Настоящим убежищем стал для него фамильный замок в Аугартене, неподалеку от Дуная, который он приказал переделать для себя и проводил там как можно больше времени. «Я с большим удовольствием обедаю один в моем саду, — писал он Леопольду, — тишина царит».

Иосиф упростил этикет: никому не разрешал целовать себе руку, покончил с пышными праздниками и сохранил только один праздничный день — Новый год. Он перестал надевать формальный испанский придворный костюм, который привезли в Вену из Мадрида еще во времена Карла V, и первым надел военный мундир на придворную церемонию.

Иосиф жил очень скромно: носил простой сюртук, спал на постели, покрытой оленьими шкурами, экономно ел и пил. В Хофбурге из кухни к обеду ему приносили наверх пять блюд и расставляли на кафельной печи в его рабочем кабинете, чтобы они не остыли. Он ел обычно один, разговаривал при этом со слугой, который подавал на стол, и старался закончить еду быстро, чтобы скорее продолжить работу. Как незначительную уступку этикету, он носил парик (он почти совсем облысел), из-под которого спускалась тонкая неряшливая косичка. Даже в театре он носил странный головной убор, сделанный из клеенки. Посетители с удивлением замечали, что его сюртук был заштопан на локтях.

Он ходил в театр, в оперу и на концерты. Иногда заезжал в Лихтенштейнский дворец, чтобы поиграть в карты со стареющими придворными дамами. Дома был в одиннадцать и продолжал работать за письменным бюро, которое освещалось единственной свечой в оловянном подсвечнике. Потом он ложился спать и вставал рано: летом в пять, зимой в шесть часов — так же, как его мать.

Иосиф раздавал дворянские титулы, потому что так пополнялась государственная казна: за 6000 гульденов можно было стать бароном, за 20 000 — графом, а за 500 000 гульденов даже превратиться в принца. Старая аристократия презрительно называла новую «мелкой аристократией» и смотрела с негодованием, как мельчают привилегии и блекнет глянец придворной жизни. Император ликвидировал игорные столы, которые были источником доходов французского театра, а после того, как он обанкротился, превратил его в Немецкий Национальный театр.

Он дал крестьянам право стрелять диких кабанов, которые уничтожали их урожай, что отбило охоту у придворного общества к охоте на кабанов. Аристократы не смели больше производить на свет внебрачных детей в более низких кругах общества, если они не брали на себя материальную ответственность за их содержание — Иосиф просто потребовал от аристократии соответствовать высоте своего положения.

Иосиф позволил любому своему подданному входить в коридор перед своей комнатой, и тот был каждое утро переполнен просителями. Он открыл для жителей Вены императорские охотничьи угодья в Пратере и в Аугартене и сделал их общественными парками. Когда один из аристократов пожаловался, что после этого совсем не осталось места, где можно было бы спокойно вращаться среди своих, то получил ответ:

«Если бы я думал подобным образом и хотел бы вращаться только среди равных мне, то для меня в Вене не осталось бы другого места для прогулок, кроме императорского склепа у Капуцинов».

Он гулял в общественных парках без сопровождающих, и запретил населению приветствовать себя и даже обращать на него внимание, чтобы не мешать людям своим присутствием. И путешествовать он предпочитал инкогнито, под именем графа Фалькенштайна, в простых почтовых каретах, в сопровождении не более шести человек. Когда Иосиф приезжал во Францию, к своей сестре-королеве, то отказывался жить в Версале и снимал две комнаты в деревенской гостинице. Как не похоже это было на привычные королевские процессии, когда вместе с монархом, казалось, в путь трогался весь двор!

Иосиф славился остроумием, его шутки обсуждались даже в парижских салонах. В 1776 году Париж был взволнован американской революцией, Иосифа спросили, какого он мнения об этом. Он ответил:

«Сударь, я по профессии роялист».

Однажды в Реймсе его приняли за слугу, который опередил на день своего хозяина. Хозяин гостиницы спросил о его обязанностях в хозяйстве императора. Иосиф ответил с улыбкой: «Я иногда брею его».

Однажды Иосиф прибыл на почтовую станцию во Франции во время крестин сына начальника почтового отделения. Его не узнали, но попросили стать крестным отцом и, когда пастор спросил у монарха его имя, тот спокойно ответил:

— Иосиф.

— Фамилия?

— Второй.

— Профессия?

— Император.

В другой раз он предложил путешественнику, чья карета опрокинулась на дороге, место в своей собственной. По дороге незнакомец, чтобы завязать беседу, попросил императора угадать, что он ел на обед.

— Фрикассе из курицы, — сказал Иосиф.

— Нет.

— Бараний кострец?

— Нет.

— Омлет?

— Нет, — сказал человек и дружески хлопнул императора по колену. — Жаркое из телятины!

— Мы не знакомы друг с другом, — заметил тогда Иосиф. — А теперь моя очередь заставить вас отгадывать. Кто я?

— Солдат? — спросил незнакомец.

— Может быть, — ответил Иосиф, — но я могу быть и чем-то другим.

— Для офицера вы выглядите слишком молодо, — сказал незнакомец, — но, может быть, вы полковник?

— Нет.

— Майор?

— Нет.

— Главнокомандующий?

— Нет.

— Но не губернатор?

— Нет.

— Но кто же вы тогда? — незнакомец улыбнулся и пошутил: — Не император же?

Теперь уже Иосиф хлопнул соседа по колену:

— Вы угадали.

Смущенный незнакомец хотел выйти из кареты.

— Нет, — сказал Иосиф, — я знал, кто я, когда предложил вам сесть, я только не знал, кто были вы. Ничего не изменилось, давайте продолжим наше путешествие.

Как сказал один французский придворный, у Иосифа была тысяча выдающихся качеств, которые, к сожалению, были непригодны для императора. Казалось бы, его скромность, простота, остроумие не могли не вызывать симпатии, почему же в конце недолгого правления его ненавидели?

Как пишет историк Я. Шимов, Иосифа называли «революционером на троне». Его система взглядов на государство, права и обязанности монарха сложилась довольно рано. Он изложил их в первой из нескольких записок-трактатов, переданных Марии Терезии. Это сочинение было написано по-французски, называлось Reveries («Мечты» или «Грезы») и содержало вполне конкретную программу государственных преобразований, которые молодой эрцгерцог считал необходимыми. В основе концепции молодого императора лежали две идеи, верность которым Иосиф сохранил до конца своих дней: абсолютизм как основа проведения энергичных реформ в духе Просвещения и новый экономический порядок, благодаря которому могли финансироваться необходимые государственные расходы.

Мария Терезия интуитивно выбрала приблизительно такое же направление своей деятельности, недаром ее называют «бессознательно просвещенной государыней». Но Иосиф подходил к государственным проблемам более решительно. Прежде всего, в отличие от матери, он считал аристократию паразитическим сословием, а ее консерватизм и стремление любой ценой сохранить свои привилегии — главным препятствием на пути обновления государства. Монарх, с точки зрения Иосифа, всего лишь первый чиновник государства. Государство же, по мнению Иосифа, является высшей ценностью, а служение ему — долг монарха и всех его подданных. Политическое кредо Иосифа II можно сформулировать так: «Все принадлежит государству…»

Иосиф принес с собой на престол огромное желание как можно лучше устроить жизнь своих подданных и укрепить могущество своего государства. У него было множество самых разных замыслов, которые он торопился осуществить. Он старался успевать как можно больше, чтобы привести все в порядок, и работал, как одержимый, начиная с восходом солнца, создавая новые законы и переделывая старые — жажда преобразований не давала ему покоя. Он писал своему брату Леопольду: «Любовь к отечеству, благо монархии — вот единственная страсть, которая меня одушевляет и под влиянием которой я готов предпринять, что угодно». Но реформатором Иосиф был, если можно так выразиться, умозрительным. Популярная в то время философская школа отрицала ценность исторического опыта, все, что было достигнуто обществом, считалось отжившим предрассудком. Преобразования императора были основаны на отвлеченных принципах, которые соотносились только с указаниями разума и «естественным правом». «Возлагая на себя наиболее славную из европейских корон, — писал император, — я намерен поставить философию законодательницей моего государства; на основании ее принципов Австрия должна получить совершенно новый вид. Внутреннее управление подвластных мне областей требует радикальной перемены; привилегии, фанатизм и умственный гнет должны исчезнуть, каждый из моих подданных будет пользоваться прирожденными ему естественными правами».

В чем заключалась программа? «Монархия, — писал Иосиф, — должна состоять из совершенно сходных по своим учреждениям провинций, представлять собой единое целое, к которому следует применить одинаковую систему управления. Как скоро это будет достигнуто, прекратится всякое отчуждение, всякое соперничество между различными областями и народностями. Различия по происхождению и вероисповеданию должны исчезнуть, и тогда все граждане будут считаться братьями, стараясь посильно помогать друг другу».

И, воплощая в действие свои принципы, уже на второй день после своего воцарения Иосиф издал закон о свободе вероисповедания. Он был очень умеренным, но впечатление произвел очень сильное и в Австрии, и во всей Европе. За ним последовал целый ряд других законов, направленных против влияния Рима. Встревоженный Папа Пий VI сам приехал в 1781 году в Вену, чтобы встретиться с Иосифом.

Встретили Папу прекрасно. Император выехал навстречу его Святейшеству и сопровождал его до самых покоев в императорском дворце Хофбург. Где бы ни появлялся Папа, стекалась масса верующих, преклоняла колени, чтобы принять апостольское благословение. Когда Папа уезжал, Иосиф дал ему эскорт и передал прощальный подарок — распятие, украшенное бриллиантами, а также подарил карету для путешествий. И сразу же после этого Иосиф распорядился ликвидировать монастырь августинцев и продолжил свои антиклерикальные мероприятия. Поездка, таким образом, оказалась напрасной — император не согласился пойти на уступки и объявил о своем твердом намерении отнять у духовенства значительную долю прав. Он писал в одном из писем, что намерен освободить народ от суеверий и от «влияния саддукеев», что необходимо изъять из церковной области все, что не имеет к ней никакого отношения. Монашеские ордена Иосиф подчинил власти епископов, после чего началось упразднение монастырей. Это сопровождалось невиданными безобразиями: монастыри были ограблены, их имущество растрачено, драгоценные библиотеки уничтожены или расхищены. В венском картезианском монастыре бальзамированное тело Альфреда Мудрого было выкинуто из своего свинцового гроба ради металла и в течение нескольких месяцев лежало на всеобщем обозрении.

Не было ни одной области жизни государства, которую монарх не почтил бы своим вниманием. Девочки, которые ходили в школу, не должны были носить корсеты, домохозяйки не должны были печь коврижки, император считал, что это вредно для пищеварения. Гробы, для того чтобы экономить дерево, должны были делать только с плоскими крышками (венцы называли их «пресс для носа»). Из экономии Иосиф пошел еще дальше и издал указ, не употреблять больше вообще никаких гробов. Мертвецов следовало погребать только в простой льняной простыне или в льняном мешке. В ответ на возмущение подданных он написал эмоциональное послание: «…Многие подданные не хотят понимать причины предписания, касающегося мешков для покойников, которое было издано только, принимая во внимание быстрое разложение, и из-за опасения за здоровье населения. Оттого, что жители Вены выражают такую большую заботу о своем теле даже после смерти, не подумав о том, что потом они становятся ничем иным, как вонючими трупами, Его Величество больше не интересует, каким именно образом они в будущем хотят быть похоронены». Были пересмотрены уголовные законы, отменены пытки, полностью упразднена смертная казнь, дуэль была объявлена нарушением закона.

Иосиф разрешил евреям снять желтые полоски и желтые рукава, которые они до этого должны были носить, подарил им свободу вероисповедания и возвел некоторых евреев в дворянское сословие.

Он старался вникать во все детали. Комиссары и инспекторы выезжали из столицы во все концы империи, чтобы проконтролировать все: подметают ли улицы и пронумерованы ли дома, правильно ли ведет себя войско, не читают ли пасторы необдуманные проповеди, запрещена ли продажа противозачаточных средств, заботится ли кто-нибудь о слепых, глухих и изувеченных детях, и так далее.

Он ввел всеобщее обязательное образование, в том числе для девочек. Он отменил цензуру, и Австрия стала ненадолго единственной страной в Европе, которая имела свободную прессу. В венских кафе распространялись трактаты, которые ругали императора. В 1787 появился самый обидный для Иосифа памфлет «Почему император Иосиф нелюбим своим народом?». Вместо того, чтобы читать произведения французских философов и просветителей, как мечтал Иосиф, толпа расхватывала сырые от типографской краски «Письма монахини» и прочую клубничку, заполонившую рынок. Он основал сиротский дом, школу для глухонемых, ввел семинар для подготовки военных врачей и построил самую большую в то время больницу в мире — «Клиническую больницу», которая в течение полутора столетий оставалась чудом медицины.

Одновременно шли преобразования в других областях государственного устройства. В 1782 году был издан закон, отменявший крепостное право в славянских владениях Австрии.

Иосиф намеревался привести к административному единообразию невероятно сложную габсбургскую имперскую систему. Но только в самой Австрии монарх был неограниченным прирожденным государем. В Тироле он был властителем, на которого свысока смотрело независимое крестьянство, в Бельгии — политическим главой республик, в Чехии и Моравии — чужеземным властелином, в Венгрии — феодальным сюзереном дворянской республики, в Галиции и Ломбардии — завоевателем, управлявшим по праву меча. Невозможно было управлять таким государством так, чтобы все оставались довольны. Иосиф поставил себе задачу слить в одно целое все свои владения, уничтожить все местные политические права, стереть границы между различными нациями и заменить их простым административным разделением всей империи, сделать немецкий язык господствующим, дать единый свод законов и уравнять перед законом массу крепостных крестьян с бывшими господами.

В 1782 году были упразднены правительства 12 земель и вместо них созданы шесть губерний. Выборные управы были заменены правительственными чиновниками.

В Бельгии попытки реформирования привели к вооруженному противостоянию. В 1787 году весь исторически сложившийся строй Бельгии был радикально изменен, и австрийское правительство отменило все старинные учреждения страны. Было образовано министерство юстиции, а дворянство, духовенство и города лишились права иметь особые сословные суды. Представительский орган Бельгии, Штаты, перестал играть какую бы то ни было роль и, прежде всего, потерял право утверждать налоги. Однако бельгийцы готовы были взяться за оружие, отстаивая свои традиционные права.

Правительница Бельгии, сестра императора Мария Кристина, писала императору: «Любезный брат, умоляю вас на коленях, не настаивайте на принятых вами мерах, иначе эти провинции, все без исключения, предадутся такому отчаянию, что сочтут себя вправе порвать узы, связующие их с династией». В ответ Иосиф назначил одного за другим двух губернаторов, заявив: «Бельгийцы должны образумиться и покориться, иначе употреблена будет сила и зло вырвано с корнем, каковы бы ни были последствия».

Силу губернатор и применил, в Брюсселе и Антверпене дошло до кровопролития. Осенью 1789 года начались восстания в Брабанте, Брюсселе, Намюре и Генте. 27 октября австрийская армия потерпела поражение, а к концу года почти вся Бельгия была освобождена от австрийских войск. В январе 1790 года на Национальном конгрессе в Брюсселе было провозглашено образование нового государства — Соединенных штатов Бельгии.

В Венгрии тоже дела пошли не так, как предполагал император. При вступлении на престол Иосиф не захотел короноваться венгерской короной, чем обидел мадьярских дворян. По его просвещенному мнению, Венгрия ничем не отличалась от всякой другой провинции, а ее старинная конституция только мешала преобразованиям. Даже корону святого Стефана император приказал перевезти в Вену! Всюду была введена система строгой централизации, управление было преобразовано и передано в руки чиновников, государственным языком стал немецкий. Всех, кто не владел им, с государственной службы увольняли, не давая даже возможности выучить язык. В 1784 году в Венгрии было отменено крепостное право. Эти нововведения вызвали повсеместное возмущение. Дворянство уже готово было свергнуть «некоронованного» Иосифа и передать престол кому-нибудь из имперских князей. Но, наученный бельгийским опытом, Иосиф в январе 1790 году уступил венграм и аннулировал реформы, провозглашенные в 1780 году.

Беда в том, что почти никто не понимал, чего хотел Иосиф. А он был бестактным, упрямым, слишком самоуверенным и совсем не хотел приспосабливаться и учитывать многочисленные особенности своего государства.

Внешнеполитические начинания Иосифа были также безуспешны. Война за Баварское наследство в 1778–1779 годах завершилась унизительным отступлением, а Турецкая война 1788–1791 годов представляла собой непрерывный ряд неудач и поражений. Даже личное присутствие императора на фронте не изменило положения. Он отправился на войну тяжело больным. Кампания 1788 года, проведенная в жаркой и болотистой местности, окончательно доконала его, и он возвратился из похода, истощенный болезнью. Одышка в соединении с сильнейшим кашлем не давала ему покоя, так что он не мог ни лежать, ни ходить, и целые ночи проводил, сидя без сна, погруженный в тяжкое раздумье о судьбе государства. Он чувствовал, что дни его сочтены, но больше, чем смерть, угнетали его беды, постигшие отечество. Он знал, что его повсеместно обвиняют в волнениях и развале страны, но не желал принимать на себя ответственность. «Я знаю свое сердце, — писал он незадолго до своей кончины, — я убежден в глубине души в чистоте моих намерений, и я надеюсь, что, когда меня не станет, потомство рассмотрит и рассудит внимательнее, справедливее и беспристрастнее, чем современники, то, что я делал для моего народа».

Может быть, одной из причин излишнего упрямства и твердости, с которыми Иосиф II добивался модернизации своей страны, была неустроенная личная жизнь императора, одиночество и отсутствие в его жизни семейного тепла и любимых людей. Он потерял двух жен, единственную обожаемую дочь, горячо любимую мать. А вот среди многочисленных братьев и сестер у Иосифа не было близких людей. Сестры, которых он не любил за склонность к интригам, отвечали на его язвительность тем, что настраивали Марию Терезию против старшего сына. Более теплыми были отношения Иосифа лишь с Марией Антуанеттой, но постоянное вмешательство в ее жизнь посредством писем-инструкций вызывало раздражение и у нее. Не любил Иосифа II и его брат и наследник Леопольд:

«Это человек, исполненный честолюбия, который все говорит и делает лишь для того, чтобы его похвалили и чтобы о нем все говорили в свете… Он сам не знает, чего хочет, все вызывает у него одну лишь скуку… Он не терпит противоречий…»

Жениться в третий раз Иосиф отказался наотрез. Канцлер Кауниц надоедал ему просьбами жениться и нашел подходящую невесту, французскую принцессу Елизавету. Но на Иосифа произвели впечатление слухи о внешности и аппетите девушки (говорили, что она съедает мяса и рыбы на сумму 100 миллионов франков в год), а потом он и сам убедился в их правдивости. Он написал Кауницу, что она стала такой полной, что он себе просто не может представить.

Конечно, здоровый молодой мужчина не мог обойтись без любовных приключений. По Вене ходили слухи, что его величество не гнушался веселых домов, но, будучи скуповатым, не проявлял той щедрости, которой ожидали от столь высокого гостя его мимолетные подруги. Жители столицы распевали куплеты о том, как «от нашей от Маргит кайзер Йозеф прочь летит». О наследнике император не беспокоился, с этим отлично справлялся его брат Леопольд, у которого было 16 детей. Иосиф во время своих посещений Флоренции заглядывал в детскую своего брата, Великого герцога Тосканского, и знакомился со своими племянниками. Обучая их разным играм, он на самом деле присматривался к детям и даже экзаменовал их. После этого он обычно писал брату письма и давал ему советы по поводу воспитания его детей.

Особый интерес у Иосифа вызывал старший племянник, эрцгерцог Франц, который однажды должен был унаследовать трон. Леопольд, как и Иосиф, был сыном эпохи Просвещения и начал воспитывать своих детей в соответствии с принципами Жан-Жака Руссо. Правда, на практике их особенно осуществить не удалось, так как образование и воспитание наследника трона интересовало всех: бабушку-императрицу Марию Терезию, дядю Иосифа, других родственников, а также министров, воспитателей и гувернеров. Между Хофбургом и палаццо Питти во Флоренции шел обмен длинными письмами о наследнике трона Франце. Периодически система воспитания пересматривалась и появлялся еще один учитель, пастор, епископ или офицер, в зависимости от того, какие недостатки обнаруживались в развитии эрцгерцога: духовные, телесные или моральные, которые казались особенно серьезными в тот момент.

Иосиф, как и его мать когда-то, искал по всей Европе подходящую партию для Франца. Ею стала здоровая, молодая немецкая принцесса Елизавета фон Вюртемберг. Император привез девушку в Вену, распорядился о ее переходе в католичество, велел подлечить ей зубы, немного расширил образование и, как добрый дядюшка, наблюдал расцвет юной красоты. Он действительно полюбил девочку, ему приятно было играть в Пигмалиона.

Потом в Хофбурге появился и шестнадцатилетний Франц. Во дворец пригласили новых гувернеров и стали лепить из мальчика будущего императора. Но Франц, к несчастью, не мог похвастать успехами, и Иосиф демонстрировал глубокое разочарование. Он хотел видеть умного и очаровательного мальчика, а находил застенчивого и неуклюжего юношу, который, конечно, мог дать правильные ответы, если его натаскали, но вряд ли был способен произвести хотя бы одну самостоятельную мысль.

Иосиф был жесток. Он позвал Франца однажды воскресным утром после мессы в свой кабинет и дал ему прочитать рукопись «Наблюдения, касающиеся дальнейшего воспитания и образования эрцгерцога Франца».

Несчастный мальчик читал о себе: «Он отстал в росте и силе, у него нет физической сноровки и не развита осанка. Короче говоря, он представляет собой мягкого, изнеженного, слабовольного человека без способностей, привыкшего, чтобы его вели, непригодного стать государственным деятелем. Он говорит невнятно, употребляет грубые выражения, у него резкий голос, и он глотает слова, отчасти из лени, частью по небрежности, отчасти из-за неуместной застенчивости». Прочитав, Франц поклонился и поблагодарил императора за труд. Трудно представить, что перенес этот мальчик, пытаясь соответствовать требованиям дяди. Франц боялся ездить верхом, из-за этого Иосиф при всех кричал на него. Франц был застенчив, а Иосиф требовал от него раскованности. Франц любил танцевать, но дядя высмеивал его: «Ритм и легкость не являются сильными сторонами Франца».

Через несколько месяцев, в разгар праздников Иосиф снова позвал Франца в свой рабочий кабинет. В этот раз император сообщил, что свадьба с Елизаветой откладывается на неопределенный срок, так как духовное развитие наследника соответствует развитию двенадцатилетнего ребенка. Это был страшный удар: Франц и Елизавета полюбили друг друга с первой встречи, и их чувство становилось все более глубоким. На счастье, именно в это время в Вену приехала Мария Кристина. Своих детей у нее не было, но племянников она обожала. Дети тоже души в ней не чаяли, потому что тетя Мими неугомонно веселилась вместе с ними. Мария Кристина посоветовала Иосифу быть с Францем помягче, и после ее визита отношения между дядей и племянником стали действительно немного теплее. Иосиф даже говорил иногда Францу, что он им немного больше доволен. В январе 1788 года Иосиф разрешил Францу и Елизавете пожениться и они буквально бросились друг другу в объятья. Но уже через два месяца после свадьбы Иосиф взял племянника на войну против Турции, так что молодожены смогли провести друг с другом совсем немного времени. Елизавета писала молодому мужу каждый день, просила поскорей возвращаться и говорила ему, что с удовольствием поехала бы за ним, если бы не боялась, что дядя-император будет недоволен.

Иосиф не унаследовал крепкого здоровья своей матери и постоянно жаловался то на краснуху, то на глазную инфекцию, то на закупорку печени, депрессию и кашель. С турецкого фронта Иосиф вернулся уже серьезно больным и в феврале 1790 года умирал от туберкулеза, болезни печени и нервного истощения. Единственное, что его утешало — Елизавета, жена его племянника, ждала ребенка и за будущее династии он не тревожился. Молодая женщина пришла проститься с умирающим императором, но вид истощенного и измученного Иосифа произвел на нее такое ужасное впечатление, что она упала в обморок. На следующий день у нее начались преждевременные роды, во время которых акушеры применили изобретенные незадолго до этих печальных событий щипцы. Несчастная женщина бредила и все спрашивала стоявших вокруг нее людей, доволен ли ею дядя Иосиф. Вскоре она умерла. Дочь, которую она родила, серьезно пострадала во время тяжелых родов и прожила только шесть месяцев. Незадолго до смерти Иосиф написал собственную эпитафию: «Здесь лежит государь, намерения которого были чисты, но ему не суждено было увидеть успех ни одного из своих начинаний». Умирающий император ждал приезда брата и наследника, эрцгерцога Леопольда из Тосканы. Он рассчитывал убедить Леопольда продолжать реформаторский курс. Однако и этой надежде не суждено было сбыться.

Утром 20 февраля Иосиф умер. Ему не было и 49 лет. В этот же день Франц простился со своей женой, которую похоронили рядом с другими Габсбургами в склепе церкви Капуцинов. А Леопольд прибыл в Вену только через две недели, 6 марта.

Смерть Иосифа оплакивали не столько родственники и знать, сколько простые подданные. Ведь то, что делал Иосиф, изменило прежде всего их жизнь: открывались школы и больницы, дома для сирот и бездомных, из городов вывели кладбища. Иосиф отдалил от себя аристократию, заставлял дворян платить налоги, провозгласил религиозную терпимость, закрыл монастыри, конфисковал их имущество и использовал его для школ, пансионов и для социального обеспечения, но при этом сохранил монашеские ордена, которые занимались образованием или здравоохранением. Поэтому и вспоминали его по-разному, часто давая противоречивые и даже противоположные оценки. Для тех, кто мечтал о реформах, Иосиф был национальным героем; для борцов с церковью — великим «очистителем веры». Австрийские немцы в Богемии и Моравии называли его Иосифом Немцем; радикалы и демократы — народным императором и освободителем крестьян. Консерваторы и ревностные католики считали императора врагом церкви и вульгарным рационалистом. Все это говорилось об одном и том же человеке, и все это было правдой.

Стержнем его характера было чувство собственного долга и ответственности перед Богом, династией и государством. Иосиф искренне собирался облагодетельствовать народ, но собирался обойтись без его участия. Он был знаком с трудами французских философов, разделял их идеи и, вооруженный этими знаниями, был уверен, что достаточно его желания, чтобы просветить и преобразовать большое и очень сложно устроенное государство. При этом он был Габсбургом в полном смысле этого слова — сторонником абсолютной власти, противником народного суверенитета, католиком и носителем наднациональной династической идеи. Ему удалось удивительным образом соединить в своем характере несоединяемые, казалось бы, черты: он был и просвещенный правитель, и деспот одновременно. Такие надежды возлагались на этого правителя, и так печально все завершилось. Почему Иосиф II вынужден был отказываться от своих планов и отменять собственные указы? К несчастью, в отличие от своей матери, он недооценил силы национального патриотизма народов, входивших в его империю, а собственные силы и возможности явно переоценил. Император во многом опередил свое время и потому был обречен на поражение — после смерти императора большинство его нововведений было отменено. Но, несмотря на это, Иосиф все-таки многое успел. Он продолжил то, что начала Мария Терезия: к концу его правления земли Габсбургов фактически стали единым государством. И хотя современники отрицательно оценили его правление, с течением времени о нем стали судить снисходительнее: он многое предвидел, в начинаниях его было много верного и полезного, но у него не было государственной интуиции, политического такта, да и времени ему было отмерено немного, поэтому неудача, постигшая его, была закономерна.

После смерти императора стали слагать легенды о его человеколюбии и доброте. Иосифа не любили при жизни, но сейчас отдают должное за то, что он попытался сделать.