Империя Масок

Глава 5

Молва раздула угли восстания в трущобах Халамширала.

Жестокость аристократов не была в новинку. Каждый эльф в городе знал, что нужно опускать взгляд, когда идет человек. Эльфийки с младых ногтей постигали, насколько может быть опасно ходить в одиночку и даже просто выглядеть слишком красиво. Эльфийские торговцы знали, как торговаться так, чтобы дворяне платили хоть немного, и притом не переусердствовать, ибо тогда их дома будут преданы огню.

Никто этого не любил, но об этом все знали, мирились с этим, и принимали как часть устройства мироздания.

Однако смерть Лемета стала последней каплей.

Лемет был хорошим парнем, как говорил его друг Трен и другие торговцы. Он честно работал, содержал дом в чистоте и даже вел дела с дворянскими извозчиками благодаря своим низким ценам и добродушному, уважительному обращению. У него был спокойный характер и легкий смех, и он частенько покупал выпивку друзьям. Лемет не был каким-то мусором из сточной канавы, говорили они, а люди лорда Мансерая убили его, расчленили и развесили части тела по всему городу, будто он был распоследним преступником. Если они могут сотворить такое с хорошим эльфом вроде Лемета, который никогда не доставлял неприятностей, что же они сделают с остальными?

Воры говорили, что Лемет погиб, защищая гонца. Что бы он ни делал для заработка, сердце его было истинно эльфийским, а шемы, которые прирезали его, как собаку, пытались доказать каждому эльфу в трущобах, что улицы принадлежат им. Тогда-то люди и узнали, что на дороге всегда найдется камень для броска.

Жинетт и остальные сочувствующие говорили, что Лемет пришёл вечером в таверну поболтать о старых временах. Не важно, что было сказано в тот вечер в таверне, но он слышал о временах, когда Халамширал был домом эльфов до того, как сюда вторглись люди и нарушили покой. Он слушал, а когда аристократы, чьи предки сожгли дом эльфов дотла, попытались убить невинного ребенка, Лемет храбро заступился за него. Какой эльф не поступил бы так же?

Граф Пьер из Халамширала, который потворствовал деятельности лорда Мансерая ровно до тех пор, пока она не причиняла вреда никому из людей, приказал увеличить количество патрулей в городских трущобах. Нескольких запоздавших с возвращением домой эльфов поймали и избили стражники. На следующее утро тех стражников нашли мертвыми на рыночной площади с отрезанными ушами на манер наказания эльфийских бандитов.

Граф Пьер отправил в трущобы своих шевалье, чтобы приструнить непослушных. Они убили десятерых эльфов, недостаточно разумных, чтобы остаться дома, а на следующий день проснулись и обнаружили, что кто-то прикончил их конюхов и перерезал глотки лошадям.

Леди Элспет уведомила лорда Мансерая, что его визиты в поместье её семьи более не приветствуются, так как его неотёсанное поведение настолько взбудоражило простой люд, что слуги леди Элспет лишились возможности добывать свежие ягоды для её любимых пирогов. Когда лорд, кипя от злости, возвращался в своё имение, брошенный кем-то камень влетел в открытое окно экипажа и расквасил ему нос.

Те дворяне, что были помудрее, съехали на осенние праздники в свои пригородные поместья. А те, что поглупее, усилили стражу.

Так, медленно, но верно, весть разлетелась от Халамширала по всему Орлею.

Для Селины же недели после провального гамбита Гаспара проходили легко и приятно. Она подписывала дипломатические документы, просматривала отчеты, проводила аудиенции для ищущих покровительства изобретателей и художников, планировала бал в честь Верховной Жрицы, где могла бы пообщаться с дворянами и добиться некоторого прогресса в разрешении напряжённой ситуации между храмовниками и магами.

От рыжеволосой представительницы Верховной Жрицы всё не было никаких новостей. Ни отказа, ни подтверждения, и от этого молчания у Селины в животе всё завязывалось в узел. Она снова лежала без сна, глядя на рассвет, а рядом с ней на кровати свернулась Бриала.

Орлею нужен ещё один Мор, думала она. Не то, чтобы он бы серьезно помог, да она никогда бы и не пожелала таких масштабных разрушений своей империи. Но Мор был бы, по крайней мере, проще. Собираешь всех, кто может сражаться, бросаешь их в бой с порождениями тьмы и надеешься, что Серые Стражи уничтожат Архидемона. Политика отодвигается в сторону, пусть и не сразу, но постепенно — истории вокруг того неразумного вероломства Логэйна Мак Тира по отношению к Серым Стражам и попытки захватить власть во время последнего Мора в лучшем случае сбивали с толку, но ведь даже дикие ферелденские арисоткраты смогли объединиться.

Если из Предела Бездны вдруг полезут порождения тьмы и начнется новый Мор, успокоится ли Великий Герцог Гаспар и использует ли все свое непревзойдённое военное мастерство в битве с врагом, который того заслуживает? Обратят ли храмовники и маги свою ярость на порождений тьмы?

Селина вздохнула. Как бы просто это ни звучало, она знала, что новый Мор разорвёт Орлей на части вернее, чем любые гражданские распри. Более того, каждый Мор влечёт за собой уничтожение культур и утрату знаний. Во время войны не строят библиотек. Её университет, дворяне, учащиеся мыслить критически вместо бездумного следования по стопам отцов, простолюдины и даже эльфы, медленно пробивающие себе путь к знаниям... Всё это будет отброшено ради борьбы за жизнь.

— Тебе надо поспать, — пробормотала рядом с ней Бриала.

— Извини, что разбудила.

— Не извиняйся, — Бриала потянулась, проведя рукой по боку Селины. — Надо было разбудить меня раньше.

— Императорская ноша, — с улыбкой сказала Селина. Кожа её любовницы казалась тёмной, контрастируя с молочно-белым атласом ночной сорочки.

Бриала перекатилась на живот и встретилась взглядом с Селиной.

— Позволь мне разделить её с тобой.

— Я не хочу, чтобы ты разделяла ее, Бриа, — Селина погладила Бриалу, чтобы смягчить свои слова. — Ты — мои глаза и уши. Я хочу... — она прижала Бриалу к себе. — Я хочу, чтобы всё это было только моим. Нашим.

Бриала мягко высвободилась из объятий Селины и села, по-прежнему глядя на неё.

— Ваше Величество, вы знаете, что это невозможно, — она взяла Селину за руку тёплыми и сильными пальцами. — Ты уже ответила Ремашу?

Глаза Бриалы поутру были такими большими и тёмными. Всё равно что смотреть в бездонный омут, глубокий и в то же время успокаивающий.

— Ты же знаешь, что он теперь на стороне Гаспара, — сказала Селина со вздохом. Они оба во всеуслышание поклялись друг другу в верности вечером после того, как Гаспар сделал предложение Селине во время охотничьей поездки, а Бриала спасла Мишеля из ловушки барда. Гаспар провалился на обоих фронтах, но осознание того, что Ремаш для них потерян, придавало победе горечь.

Бриала сжала её ладонь.

— Но он же может вернуться? Если ты ответишь ему, не признавая за ним измены, он может найти правление рядом с тобой более заманчивым, нежели служение Гаспару. Страх вызвать твой гнев официальным отзывом сватовства может заставить его...

— Тогда я потеряю тебя, — произнесла Селина, и слова застряли у неё в горле. — Бриа, ты — всё, что у меня есть. Всё, чем я являюсь.

Она снова крепко прижала Бриалу к себе, чувствуя, как тёплые руки обнимают её. Атлас сорочки Бриалы скользнул по коже Селины, словно кошка, выгибающая спину от ласки.

— Создатель, иногда я тебе завидую.

Она тут же поняла, что сказала что-то не то. Она почувствовала, как Бриала застыла, хотя и не разжала объятий, и голос её звучал беспечно, когда она ответила:

— Императрица Орлея завидует эльфийской служанке?

— Ты знаешь, что я имею в виду, Бриа, — всё ещё обнимая Бриалу, Селина погладила её по спине. — Ты могла бы уйти отсюда, стать кем-то другим.

— Этот кто-то всё равно будет эльфом, — улыбнулась Бриала, но Селина знала, что она задета за живое.

— Да, я знаю. Но я... Я рождена, чтобы сидеть на троне. Я не могу делать что-то другое. С тех пор, как мои родители и леди Мантильон... — она запнулась.

На этот раз Бриала отстранилась.

— Ты была бы прекрасным учёным, — сказала она, встав и натянув своё одеяние, — до тех пор, пока не начала бы оспаривать решения Императора Гаспара. Тогда, наверное, и неприятности последуют, — она улыбнулась через плечо.

— Скорее всего, ты права, любовь моя, — Селина тоже поднялась и надела платье, как будто ничего не произошло. — И... Я подумаю насчет Ремаша.

Бриала кивнула, надела маску, а затем вышла через проход за зеркалом. Селина вздохнула и достала свой небольшой волшебный чайник.

Похоже, этим утром она будет пить чай в одиночестве.

Бриала узнавала новости у своих связных на рынке, когда вернулся Фелассан.

— Я не ожидала увидеть тебя раньше, чем через несколько месяцев, — сказала она, когда он, пробравшись мимо спорящих над фургоном с товарами торговцев, появился в её поле зрения. — Какой приятный сюрприз.

Несмотря на то, что плащ наставника был, как всегда, ничуть не запачкан грязью, невзирая на его непрерывные странствия, лицо Фелассана в тени капюшона выглядело напряжённым и уставшим.

— Я заскучал по виду твоего очаровательного личика в маске, дален, однако вернулся по более насущной причине. Что ты слышала о Халамширале?

Бриала прошла за ним в парк, где они беседовали всего несколько дней тому назад.

— Ничего, — ответила она. Неподалеку несколько богатых купеческих сынков смеялись, перебрасывая друг другу винный бурдюк и топча траву. Они бросали на неё косые взгляды, но она проигнорировала их и понизила голос. — Все мои птички запаздывают. Обычно они возвращаются поздней осенью. Я ничего не слышала с кораблей, прибывающих со всех концов Недремлющего Моря.

Он устало улыбнулся.

— Что же, в таком случае я не зря притащил сюда свои старые кости. Какой-то слабоумный шемленский лорд зверски убил эльфийского торговца безо всякой причины. Озлобленные голоса в эльфинаже призывают к миенхарель.

Шок от услышанного был настолько силён, что Бриала невольно рассмеялась.

— Из-за одного торговца? Скольких из нашего народа жестоко убивают каждый день?

— Никогда не знаешь, куда в сухом лесу ударит молния, — Фелассан сел на траву, — но я уже чую дым.

И он все подробно рассказал ей, назвав имена лорда и убитого эльфа, хотя это и не имело особого значения.

— Так значит, эльфы восстанут? Они будут разбиты. Это же... — она замолчала и начала сердито вышагивать по траве. — Они что, думают, что это поможет императрице? Это последнее, что ей нужно!

— Друзья разорванного на кусочки торговца будут просто убиты горем, — произнёс Фелассан. — Ведь они постоянно заботятся прежде всего о потребностях Селины.

— А должны бы! — Бриала повернулась к нему. — Она склоняет на свою сторону Верховную Жрицу, она противостоит Гаспару... Если это навредит ей, ты думаешь, эльфам станет лучше при Гаспаре?

— Если я чему-то и научился, — заметил Фелассан, — так это тому, что крупные политические перевороты почти никогда не совпадают с тем, что я думаю, — он лениво махнул рукой. — С другой стороны, то, о чём думаешь ты, может изменить реакцию императрицы Орлея на эти новости. Уверяю, ты первая, кто узнал об этом в Вал Руайо.

Один из купеческих сыновей кинул бурдюк слишком высоко, и тот пролетел над головой его приятеля. Фелассан без промедления сделал два шага, поймал бурдюк, развернулся и бросил его обратно, не пролив ни капли. Молодые люди явно выглядели оскорблёнными тем, что в их игру вступил эльф, но бросок был очень хорош, и у них хватило любезности посмеяться и кивнуть.

— Ты прав, хагрен, — Бриала с усилием заставила себя успокоиться. — Спасибо.

Фелассан мягко улыбнулся.

— Иди.

Опустив маску на место, она направилась обратно во дворец и зашагала через богатый квартал с неприличной поспешностью. Оказавшись внутри, она двинулась через залы. Кастелянша заметила её и окликнула, но Бриала не обратила на неё внимания. Во что бы ей это потом ни обошлось, дело того стоило.

Она застала Селину беседующей с управляющим университета и, стащив поднос с чайным сервизом у служанки, с поклоном вошла к императрице. С выработанной за годы обучения грацией Бриала подала чай, не прерывая подкупающих запросов управляющего об увеличении финансирования и просьб прояснить, сколько именно нужно принять в университет простолюдинов, чтобы императрица осталась довольна. Селина бросила на Бриалу один-единственный взгляд и взяла чай, подслащенный медом именно так, как она любила с самого детства.

Вернувшись мгновением позже в зал, Бриала сунула поднос обратно служанке, не глядя на неё, и, задумавшись, зашагала через залы.

Устроить все нужно идеально. В любом случае кто-то умирает — Бриала выучила этот урок в тот день, когда Леди Мантильон убила её родителей и всех остальных слуг, чтобы убедиться в безопасном восхождении Селины к власти. Но правильно подобранные слова могут спасти сотни жизней.

Бриала не могла позволить себе оплакивать неизбежные жертвы. Ей казалось, что в этом отношении она была больше похожа на дворян, которым служила, чем на эльфов с рынка. Мысль эта ей претила, но опять же, не так, как мысль о смертях, которые она могла бы предотвратить.

Селина вызвала Бриалу в Каменный Зал спустя несколько минут и отпустила слуг. Она стояла у открытого окна и любовалась садами. Комната получила своё название благодаря одной из стен, от пола до потолка украшенной разноцветными кусочками янтаря. Они складывались в мозаику, изображавшую Серых Стражей на легендарных грифонах, сражающихся с ордой порождений тьмы. Стражи и грифоны были сложены из светлого золотистого янтаря, небо было бледным, а ведомые огромным Архидемоном порождения тьмы — черно-красными.

Вся комната была заставлена памятными вещами и увешана картинами с изображениями легендарного ордена, но ничто из этого не было настолько детальным. Большая карта времен Второго Мора показывала, насколько широко распространились порождения тьмы на пике своего могущества, а стоящий в углу за стеклом пустой доспех будто возвращал назад в Божественный Век, когда Император Драккон отправил против порождений тьмы орлесианскую армию, чтобы спасти осажденных в Вейсхаупте Серых Стражей.

Селина указала на стул с ножками в виде когтей грифона.

— Обычно то, что ты узнаёшь на рынке, ждёт до вечера.

Бриала села.

— Не в этот раз, Ваше Величество. Эльфы в Халамширале в ярости. Лорд Мансерай без суда казнил торговца, и эльфы призывают к миенхарель, — Селина молчала, и Бриала добавила: — Это эльфийское слово. Когда люди заходят слишком далеко, эльфы напоминают им, что даже короткий клинок следует уважать. Они...

— Они восстанут, — перебила Селина, и слова её рассекли прохладный осенний воздух. — Против меня. Сейчас.

— Ваше Величество, это не восстание, — Бриала опустила голову и прерывисто вздохнула, стиснув ручки своего кресла в виде голов грифонов. Этого-то она и боялась. — Эльфы Халамширала никогда тебя не видели. Их недовольство направлено не на тебя и не на Орлей. Они только хотят справедливости для подданного твоей империи, который погиб напрасно.

— То, чего они хотят, не имеет значения, — Селина повернулась и медленно направилась прочь от окна. — Уже сейчас я веду войну на двух фронтах. Я не могу сражаться еще и на третьем.

— И не нужно, — Бриала встала, преграждая Селине путь. — Дай им справедливость.

— Лорда за смерть эльфа? Я... Будь всё проклято, — резким движением Селина сорвала маску. Лицо у неё пылало, глаза были красными после очередной бессонной ночи. — Может быть, мне объявить эльфов полноправными горожанами перед Создателем и престолом, пока я его занимаю?

— Почему бы и нет? — Бриала тоже сняла маску, помедлив несколько мгновений, чтобы успокоиться. — Если только ты в это не веришь, а я всего-навсего просто выбившаяся в люди кухонная девка, которая пока ещё тебе не надоела.

Селина отвернулась, бросила маску на мягкий диван и подошла к янтарной мозаике.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, Бриа. С таким же успехом можно выгравировать инициалы Гаспара на троне.

На фоне красно-золотой стены императрица и любовница Бриалы выглядела бледной и изнурённой. Селина всегда воспринимала сон как врага или как необходимое зло и, насколько знала Бриала, после событий в Киркволле стресс от растущего напряжения заставлял её просыпаться до зари почти каждое утро. Если было достаточно рано, Бриале иногда удавалось склонить её к занятию любовью, и последующее согревающее и нагоняющее сон блаженство позволяло Селине отдохнуть еще несколько часов. Но в последнее время и этого стало недостаточно.

— Да, я это знаю, — вздохнула Бриала.

Вместо того, чтобы подойти к Селине, она направилась к маленькому столику, где стоял заварочный чайник, который вечно сохранял воду в кипящем состоянии. Она налила Селине чай, поднесла его к ней и мягко коснулась её плеча. Это было не совсем извинение.

Селина обернулась, увидела чай и вздохнула.

— Я делаю, что могу, Бриа. Я заставила дворян помогать эльфам, — она взяла блюдце, поднесла к губам чашку и вдохнула аромат. Бриала заметила, как едва заметно расслабились её плечи.

— Знаю. Ты сделала больше, чем кто-либо с тех пор, как сама Андрасте даровала нам Халамширал.

— К сожалению, моей власти прямо сейчас не хватит, чтобы даровать эльфам Халамширал, — произнесла Селина с лёгкой улыбкой.

Бриала вернула Селине улыбку и взяла её за руку.

— Тогда у меня такое предложение, — нежно и деликатно она подвела Селину к мягкому дивану и усадила императрицу подле себя. — Престол не может призвать этого лорда Мансера к ответственности, а эльфы причинят тебе лишь неприятности. Поэтому позволь мне помочь, — она собралась с духом. — Пошли меня в Халамширал.

Минуту Селина молчала. Её рука покоилась в ладонях Бриалы.

— Ты убьешь Мансерая?

Бриала уверенно и деловито кивнула.

— У меня есть контакт с предводителем эльфов. Я могу дать им кровь, которой они жаждут, и успокоить их прежде, чем они найдут другую цель. Это будет нераскрытым преступлением для городской стражи, а не восстанием, и если кто-нибудь спросит твоё мнение, сможешь ответить, что лорду, бескультурному настолько, чтобы убить безвредное существо, следовало бы научиться следить за собственной защитой.

Селина потянулась и мягко коснулась щеки Бриалы. Та наклонилась вперёд, и когда они поцеловались, Селина крепко её обняла.

Затем она поднялась, взяла маску, надела её и, не говоря ни слова, медленно вернулась к окну.

— Быстро и чисто, Бриа, — сказала она.

— Ваше Величество, — Бриала поклонилась и ушла собирать вещи.

В ту ночь императрица Селина спала одна.

Конечно, Бриала приходила к ней не каждую ночь. Иногда обязанности задерживали её допоздна, и когда Селина гостила в поместье какого-нибудь лорда, они из осмотрительности спали в разных постелях.

Но с тех пор, как Бриала уехала, уже прошло время.

Каждое утро она просыпалась до рассвета, одинокая, в холодной постели, и упорно смотрела во тьму за окном, как будто могла там увидеть их всех. Магов, храмовников, эльфов, даже Гаспара и Ремаша и тех, кого ещё завербовал Гаспар. Все они затаились снаружи замка, каждую ночь подкрадываясь к ней, спящей, все ближе, поджидая, когда она совершит ошибку, чтобы наброситься на неё.

Каждое утро она заваривала себе чай, пила его до тех пор, пока головная боль не превращалась в отдалённый гул в затылке, и погружалась в старинные фолианты, не представляющие интереса ни для кого, кроме учёных.

Следующие несколько дней она провела тихо, выслушивая речи и принимая дары. Новости об эльфах из Халамширала достигли Вал Руайо, и собравшиеся дворяне и придворные качали головами и ворчали на избалованных халамширалских эльфов, которые не знают, как им повезло по сравнению с эльфами, живущими в эльфинажах Ферелдена и остальной части Орлея. Граф Пьер выразил извинения за постыдное поведение своих горожан и дал понять, что примет все меры и возьмёт ситуацию под контроль в кратчайшие сроки. Впрочем, это никого не успокоило. Дворяне Вал Руайо поинтересовались, что собирается делать Селина, а Селина вежливо уклонялась от ответов и мысленно желала Бриале скорейшего возвращения.

Спустя три дня после отъезда Бриалы Селина присутствовала на представлении в Большом Театре Вал Руайо и именно тогда поняла, насколько далеко всё зашло.

Большой Руайо был основан почти двести лет назад. Он славился как крупнейший театр империи с самыми знаменитыми актёрами и самыми выдающимися драматургами, а также наиболее дорогостоящим и богатым различными эффектами реквизитом. На некоторых постановках дым и пламя вызывались не алхимическими порошками, но самым настоящим магом, имеющим специальное разрешение приходить из Круга и использовать свои таланты. В постоянном стремлении превзойти конкурентов Большой Руайо привлек внимание и Церкви, и престола представлениями, граничащими со скандалом. Безумный Император Ревиль ограничил театр до бессловесных пантомим из страха, что постановки каким-то образом разожгут восстание против его правления, а дядя Селины, император Флориан, почти закрыл Большой Руайо вместе с остальными театрами после одной безвкусной пьесы, пролившей свет на орлесианское вторжение в Ферелден.

Селина проводила идею поддержки театра — финансово и политически. Она отвергла недовольство Церкви, а когда в пьесах упоминали её саму, дословно или образно, её всегда видели смеющейся или должным образом аплодирующей — просвещённая императрица, которая не беспокоится о том, что о ней может быть сказано на сцене. В ответ драматурги Орлея всегда бывали добры.

Её экипаж остановился у парадного входа возле дорожки из пушистого ковра, обозначающего прибытие высокопоставленного аристократа, почтившего своим присутствием представление. Снаружи на почтительном расстоянии собралась толпа.

— Приказы, Величество? — спросил Мишель. Он был тих, но бдителен с тех пор, как Бриала помогла ему бежать из ловушки Гаспара, стремясь таким образом искупить свой очевидный провал. Запинаясь, он пытался извиниться, как и предупреждала Бриала, но Селина быстро прервала его, дав сэру Мишелю понять, что его вины в случившемся нет.

Не время её защитнику терять веру в собственные силы.

— Как обычно, наблюдай.

Сэр Мишель кивнул, вышел из кареты и протянул руку, чтобы помочь выйти Селине. Снаружи с крыши кареты спрыгнули слуги и быстро смели пыль с пушистого ковра и отпихнули назад простолюдинов и дворян более низкого ранга, затем из кареты выступила сама Селина.

В толпе что-то было не так. Она интуитивно чувствовала это. Все поклонились, конечно же, но тон их голосов был иным. Сэр Мишель сопровождал её, идя сбоку, слуги несли длинный шлейф её платья и распыляли перед ней розовую воду, чтобы запах толпы не причинял ей неудобств, а она поглядывала из-под своей полумаски и старательно прислушивалась.

— ...Не вижу её...

— Не будь здесь...

В театре Селина приняла поклон от текущей владелицы Большого Руайо, полной женщины, нашедшей богатству купеческой семьи хорошее применение. Сегодня она была одета в простое, но модное платье, украшенное вышитыми масками — смеющейся с одной стороны и печальной с другой, а толстого слоя косметики хватало для той степени сходства с императрицей, чтобы соответствовать ей, при этом не подражать. Впрочем, под слоем макияжа лицо хозяйки театра выражало беспокойство.

Селина отдала бы что угодно ради присутствия здесь Бриалы. Её служанка и возлюбленная сопоставляла факты быстрее и лучше, чем Селина, и она могла пробраться куда угодно, невидимая под своей маской слуги. Тем не менее, Селина вежливо улыбалась владелице театра, пока та вела её в богато украшенную королевскую ложу, откуда Селине и её гостям открывался прекрасный вид на сцену, а толпе — прекрасный вид на императрицу.

Одна прислужница подала Селине чай, другая подложила на сиденье пурпурную бархатную подушку — как бы красиво ни украсили королевскую ложу, императрице всё же не подобало сидеть на простой деревянной скамье. Третья прислужница распыляла в воздухе розовую воду, пока не исчезли запахи пота, пересоленной пищи и декоративного дыма.

— Думаю, сегодня я бы выпила вина, — сказала она служанке с чайным подносом.

— Да, Ваше Великолепие.

— Пока ходишь за ним, пожалуйста, передай Мадмуазель Арше, что я восхищена чудесными новыми портьерами. А также... — Селина внимательно присмотрелась к настенной лампе. — Возьми с собой ещё девушку и найдите свежие свечи. Эти уже оплыли.

— Да, Ваше Великолепие, — отозвалась служанка и вышла вместе со второй.

На самом деле свечи вовсе не были в столь плачевном состоянии, а Селина редко пила вино во время представлений, и её служанки знали это. Ещё они знали, что Селина отправляет их прислушаться к присутствующим, задать несколько вежливых вопросов и выяснить, что происходит. Конечно, ни одна из них не обладала навыками Бриалы, но среди слуг императрицы Орлея не было тех, кто не умел играть в Игру.

Вскоре началась пьеса, объявленная как романтическое переложение истории об Андрасте. Саму Андрасте играла молоденькая светловолосая красавица. Она была увлечена восстанием против Тевинтера, хотя Селина нашла её игру скорее экзальтированной, нежели осмысленной. Селина изучила множество исторических источников, даже запретных, и предполагала, что Андрасте действовала чаще всего из политических соображений, и вовсе не была такой верующей идеалисткой, какой представляла её Церковь. Другими методами войны не выигрываются.

Негромкий стук в дверь заставил её обернуться. Мишель поднялся и открыл дверь, затем повернулся к Селине.

— Герцог Ремаш из Лида, Ваше Величество.

— Впусти его, Мишель.

Герцог Ремаш прошел в ложу и поклонился.

— Ваше Императорское Величество. Я узнал о вашем присутствии и понадеялся, что моё недостойное общество может быть встречено благосклонно. Конечно же, если это не слишком дерзко с моей стороны.

Она изящным движением руки пригласила его занять свободное место.

— Если ваши спутники не имеют ничего против, я буду рада.

Он кивнул и сел в кресло рядом с ней. Мишель молча стоял в задней части ложи.

— Тевинтерских магистров правление видя, решили мы, что магия должна служить в коленопреклоненном виде! — провозгласила внизу на сцене Андрасте.

— Необычное представление, — тихо поделилась Селина. — Я ожидала романтическую историю или трагедию, но такое?

Ремаш перевел на нее взгляд.

— И как вы полагаете, что это, Ваше Величество?

— Я бы сочла это комедией, но даже Большой Руайо не обошелся бы так с историей Андрасте, — Селина улыбнулась. — Хотя, быть может, это первый в истории Священный Поход в театре.

Ремаш негромко рассмеялся.

Тем временем на сцене Андрасте убеждала восставших вступить в союз с эльфами.

— В борьбе с такой магическою мощью, как может нам свобода воссиять? Ведь войска, что имеем, нам не хватит! Но благозвучен справедливости напев, придут на помощь эльфы... раз иль два!

По толпе прошелестел нервозный смешок, и Селина заметила, как сотни тёмных лиц повернулись взглянуть на неё.

Шартан, эльфийский воин-еретик, чья история присоединения к битве Андрасте против древнего Тевинтера была взята из Песни Света, вышел на сцену.

Его изобразили женщиной в платье, её бёдра комично раскачивались, а бутафорские деревянные уши были настолько огромны, что даже зрители с последних рядов могли быть уверены в том, что она — эльф.

Она поцеловала руку Андрасте, и толпа засвистала.

Селина почувствовала, как мир сжимается вокруг неё. Её шея затекла, но она не шевельнулась.

Спустя минуту она произнесла:

— Я размышляла над предложением, которое вы изволили сделать ранее, герцог Ремаш.

— Не припоминаю никаких вопросов, которые требовали бы дальнейшего обсуждения, Ваше Великолепие, — он улыбался, не сводя глаз со сцены.

— Понимаю. Мне было бы так досадно прерывать ваше наслаждение представлением, — сказала Селина. — Скажите, много ли вы их видели?

— Только те, которые оплатил сам.

— Похоже, за это заплатил Гаспар, — сказала Селина, стараясь, чтобы эмоции не предали её, отразившись на лице, которое было хорошо видно зрителям снизу. — С помощью пера.

— О, я не шевалье, чтобы беспокоиться о фехтовании на перьях, — ответил Ремаш, так и не повернувшись к ней, — но Гаспар действительно очень переживал об охоте в Лиде, тогда как для вас это, похоже, просто ещё одна обязанность.

Внизу на сцене гневно воздел руки Маферат, единственной причиной его негодования были Андрасте и Шартан. Они флиртовали и дразнили друг друга, совершенно игнорируя войну с Тевинтером.

— Когда правители сердцам своим становятся рабами, забыв о долге ради всяческих проказ, возможно ли столь храброму и благородному созданью не взять всю тяжесть битвы на себя?

— Если я правильно понимаю, — сказала Селина, тоже не глядя на Ремаша, — этот Маферат станет героем, принесшим необходимую жертву, предав Андрасте?

— Ну, в этой постановке Андрасте завела себе любовницу-эльфийку и позабыла о своем долге, Ваше Величество, — Ремаш помолчал. — Впрочем, не буду раскрывать концовку.

— Мне известна концовка. Драматург будет казнён, — сказала Селина. — Возможно, и владелица театра тоже.

— Если честно, — заметил Ремаш, — такое изменение пьесы в последнюю минуту довольно удивило владелицу театра, также как и пропажа её сына... Хотя я полагаю, мальчик будет благополучно найден после представления.

— И какие же доказательства, указывающие на вас, Ремаш, я обнаружу?

— Никаких, Ваше Великолепие, но я буду вносить щедрые пожертвования Церкви в качестве извинения за испорченную каким-то ненормальным еретиком пьесу, которую я поддержал.

Селина поднялась.

— Передайте Великому Герцогу Маферату, что я, видимо, проиграла пари по поводу его грамотности.

Сэр Мишель открыл дверь, буравя Ремаша сердитым взглядом, и Селина покинула ложу, игнорируя шепот людей внизу.

Она сохраняла спокойствие ровно до тех пор, пока Мишель не закрыл за нею дверь. Оставшись лишь в компании защитника и слуг в тёмном коридоре, она опустила голову и медленно выдохнула.

Они знали. Будь они прокляты.

Оставался шанс, что это лишь метафора, отсылка к тому, что Селина дала эльфам доступ на рынки и в университет. Но она так не думала. Герцог Ремаш сказал "любовница-эльфийка" специально, а такие вещи, даже в виде театральной метафоры, в Игре не говорят, если не уверены в их истинности.

Бриала, единственное в жизни, что она держала подальше от чужих глаз в течение многих лет, была использована в качестве оружия против неё. Гаспар и его головорезы отнимут у неё и это, любимую женщину, чтобы получить свою проклятую войну.

— Вы слишком долго использовали своё положение, чтобы защищать науку и искусство, — донёсся из тени мягкий голос. — Со стороны Гаспара так жестоко оборачивать всё это против Вас.

Селина обернулась и увидела рыжеволосую представительницу Верховной Жрицы, так выделявшуюся своими ферелденскими чертами лица, на котором не было маски.

— Театры всегда переменчивы, Лелиана. И я не думаю, что против меня обернётся и университет, — она посмотрела на Мишеля. — Собери других слуг и узнай, что они слышали. Мы уходим.

— Величество, — кивнул Мишель и удалился, уведя за собой слуг, а Селина шагнула в тень, где стояла Лелиана.

Та достала туго скрученный свиток.

— Некоторых профессоров попросили написать доклады об эльфах. Один напишет, что большие уши эльфов делают их похожими на кроликов, что характеризует их как простых животных, полагающихся исключительно на базовые инстинкты, а следовательно, не заслуживающих доверия. Другой будет утверждать, что любой, кто ляжет с эльфом, оскорбит Создателя как тот, кто лег с животным.

Двадцать лет борьбы, чтобы привести империю из дикости к величию и культуре, которая нужна была, дабы сохранять статус величайшей страны мира, и вот её же люди, у которых она просила помощи, угрожают ей смертью и подливают масла в огонь её битвы с Гаспаром ради развлечения простолюдинов. Двадцать лет относительного мира, просвещения и безопасности для Орлея станут ничем, потому что драматурги и учёные свели всё это к дешевой нелепости про влюбленную девчонку, кувыркающуюся с эльфийкой.

Селина закрыла глаза.

— И что же обо всём этом думает Верховная Жрица?

Лелиана улыбнулась.

— Владычица никогда не была особо высокого мнения о театре, Ваше Великолепие, — Селина не ответила, и посланница вздохнула. — Эльфы — такие же дети Создателя, как и мы, и заслуживают Его благословения.

— Но Верховная Жрица так не считает, — догадалась Селина.

Лелиана отвела взгляд. Она была бардом, поэтому каждое её движение было обдуманным, но Селина решила, что неловкость, которую та испытывала, была искренней.

— Среди моих.... боевых товарищей были эльфы. Я не позволю, чтобы им причинили вред. Но Вы не просили её поддержки в этом вопросе, — она снова посмотрела на Селину. — Вы просили её поддержки, чтобы успокоить храмовников и магов.

— Верно, — кивнула Селина. — Предоставит ли она свою помощь?

Лелиана выдохнула.

— Предоставит, — ответила она, медленно кивнув, — но взамен ей нужно подтверждение того, что ситуация с эльфами находится под контролем.

У Селины в груди остановилось сердце. Она знала, куда дальше поведёт их беседа. Она коротко вздохнула и затем ответила:

— Разумеется. Едва ли я могу обращаться за помощью к Верховной Жрице, если сама не способна помочь ей. Надеюсь, вам придётся по вкусу предстоящий бал в честь Джустинии. Боюсь, я не смогу присутствовать на нём лично.

— Верховная Жрица это понимает, — произнесла Лелиана и мягким, печальным голосом добавила: — Да благословит Вас Создатель.

— Величество!

Селина вскинула голову, постаралась успокоить дыхание и удержаться в вертикальном положении. Это был сэр Мишель вместе с её свитой, следующей за ним. Две служанки, которых она отправила на разведку ранее, выглядели потрёпанными. У одной макияж был размазан по губам и щеке, как будто её ударили по лицу. У второй из-под полумаски, на щеках, были видны потёки, как будто она плакала.

— Что вы узнали? — спросила она, бросив взгляд в тень. Лелиана исчезла.

— То же, что вы видели в пьесе, — ответил он, скривившись, — люди говорят, что вы слишком... снисходительны к эльфам, — Селина раздражённым жестом поторопила его, и он продолжил: — Они заявляют, что вы с них берёте меньше налогов, что освобождаете их от наших законов. Говорят, что вы их жалеете, а некоторые нагло врут, что вы заключили тайную сделку с долийцами, чтобы отобрать земли у дворян и вернуть эльфам Долы. Еще говорят о вашей Бриале, — Мишель уставился в стену. — Они говорят, она, ну, что вы...

— Это слово "любовницы", Мишель.

— Да, Ваше Величество. Так они и говорят, — Мишель сжал кулаки. — Если пожелаете, я буду счастлив вернуться в вестибюль и разъяснить, что подобная болтовня неприемлема.

Селина улыбнулась и выпрямилась. Нужно выглядеть сильной перед слугами.

— Нет. Это лишь заглушит один голос и поднимет на его место сотни шепотков. Если люди опасаются, что я слишком мягкосердечна с эльфами, придётся принять меры, чтобы разубедить их в этом.

Существовало бессчётное количество вариантов осуществления этого плана, но Селина сразу отбросила все, кроме нескольких. Новые торговые ограничения, отзыв запроса в университет о принятии эльфов в ученики... Все эти действия убедят лишь немногих и не распространятся на всю империю, не оставляя сомнений в силе Селины.

Поэтому оставалось лишь одно. Она уже знала это, беседуя с Лелианой, и мысленно заранее умоляла о прощении за ту боль, которую её действия причинят Бриале. Но другого пути не было.

— Собирай войска. Мы выступаем на Халамширал.

— Императрица?

— Я должна сокрушить восстание.