Империя Рун. Том 2

Глава 4. Слова Осиора

С этого момента все изменилось. Я, как и раньше, сопровождал принцессу, но теперь эта служба из неприятной обязанности превратилась во вполне обычное занятие. Первое — Отавия перестала требовать моего бестолкового стояния под дверьми, что высвободило для меня массу свободного времени. Я был волен выходить по своим делам в город, на тренировки с Витати или Торисом, на практику к госпоже Виоле. Но вот на любом публичном мероприятии или загородном выезде мое присутствие теперь было обязательно.

Впрочем, с приездом Ториса в столицу я стал чаще сидеть в седле — как на ипподроме, так и при выездах за город с баронетом и его братом — так что особых неудобств это не доставляло.

А вот что на самом деле было приятно — так это рожи придворных.

Как я говорил, даже чернь шепталась о том, что столб света над столицей — дело рук гвардейских магов, что схлестнулись неведомо с кем, защищая принцессу Отавию, хотя по некоторым версиям фигурировала в этой истории и кронпринцесса Элаиза. У вельмож было больше информации, так что каждый молодой повеса и вельможа, представленный при дворе, был в курсе, чьих рук дело та магическая буря, что нанесла огромный ущерб зачарованным предметам по всему городу, и почему имперская канцелярия пресекает любые попытки обсуждать эту историю громче, чем шепотом. Видимо, император Форлорн Девятый на самом деле задался целью загнать эту историю под ковер, желательно как можно глубже.

Больше всего мне нравилось наблюдать за виконтом Умбертом. Раньше заносчивый и едкий, он мигом засунул язык в зад, увидев, как принцесса будто бы невзначай касается рукава моей куртки, когда хотела что-то сказать. Да и то, что кроме как по имени она больше ко мне не обращалась, тоже произвело немалый эффект. Ушли в прошлое «магик», «коновал» и «эй, ты», а члены свиты принцессы, как ближний круг, так и все прочие, предпочли вовсе игнорировать мое существование.

Вот только игнорирование это было теперь настороженное, аккуратное. Больше не было смешков и перешептываний, не было тыканья пальцем в «того самого магика», но появились взгляды завистливые и даже враждебные.

Мне было глубоко на это плевать. Я никогда не чувствовал себя более раскованно и при этом уверенно, нежели сейчас. Даже мое «заявление», которое я сделал на отборах в ученики Башни в прошлом году, не придало мне столько сил.

Изменилось и мое отношение к принцессе. Как Отавия всячески показывала свое доверие и расположение ко мне — видимо, копируя отношение ее деда к поясному магу Легеру, которые, как мне показалось, были далеко не поверхностными — так и я вел себя соответственно. Конечно, я был максимально вежлив и корректен, всегда соблюдал многочисленные правила поведения и обращения к особе императорской семьи, но теперь держался рядом при любой возможности, тенью следуя за левым плечом принцессы.

Омрачало все только тупая боль в левой руке.

Если утром и до обеда состояние было терпимое, и я почти забывал о ранении, то чем ближе был заход солнца, тем невыносимее становилось мое состояние. Из моей руки и спины будто тянули жилы — ну, именно так я представлял себе этот процесс — что сказывалось на общем настроении. К концу второй недели после моего возвращения на это обратила внимание и Отавия.

— Рей, останься, — сказала принцесса, когда я собирался вместе с гвардейцами уже выйти за двери покоев.

Мы только вернулись с конной прогулки, так что меня еще и растрясло в седле, отчего боль стала почти невыносимой. Хотелось поскорее добраться домой и приготовить себе отвар желтоцвета, а после — рухнуть на кровать. Даже идти в трактир ужинать я был не готов, хотя за весь день только перекусил вместе с бойцами во время прогулки — кусок хлеба, немного вяленого мяса и пара глотков разбавленного водой вина.

— Да, Ваше Высочество? — спросил я.

Отавия лишь махнула рукой в ответ. Мы слишком много времени провели наедине и тогда, в городе, я звал принцессу просто по имени.

— Скажи, что с тобой происходит? — прямо спросила Отавия, став у столика с зеркалом и опершись на него ладонями.

Сейчас на принцессе был конный костюм с легким плащом, такие носили юноши на охоту. Конечно, это было довольно грубым нарушением правил и этикета, но я давно понял, что комфорт для Отавии превыше всего.

— Что вы имеете в виду? — уточнил я.

— Ты сегодня, да и вообще, ходишь с таким лицом, будто бы готов убивать. После того, как… После твоего возвращения ты всегда такой. Темный. Мне даже сегодня жаловалась маркиза Хашт. Тебя начинают бояться, что ты сорвешься и натворишь чего…

— Вздор, — фыркнул я, переминаясь с ноги на ногу.

— Тогда в чем дело? — спросила принцесса. — И почему тебе тяжело стоять?

Я хмуро посмотрел на Отавию, но взгляд принцессы был абсолютно обычным, почти сочувствующим. Она на самом деле тревожилась.

— Плечо, — односложно ответил я.

— Что плечо?

— Болит плечо. После того, как Легер…

— Что он сделал? — спросила принцесса.

— Что ты помнишь? — ответил я вопросом на вопрос.

— Свет, боль, крики Легера, вспышки, — стала перечислять Отавия.

Мы еще не говорили о том, что произошло в районе мастеровых, ведь ни разу не оставались наедине.

— С Легером было трое гвардейцев, обученных использовать боевые амулеты. Это были амулеты Тир-Ман-Ман.

— Я не слишком разбираюсь в таких вещах, — честно призналась Отавия. — Что они делают?

— Это Копье Света. Боевое заклинание, почти невозможно отразить или парировать, из-за использования руны солнечного света из зеленого ряда, — ответил я. — От двух ударов я уклонился, а третий… Короче, теперь у меня болит плечо.

Отавия удивленно вскинула брови. Я спас ее от красно-желтого проклятья, что наложил Берни с помощь запрещенного амулета, а тут не могу справиться с последствиями ранения? Серьезно?

— Ты же опытный целитель, сам рассказывал. Боевой целитель, — напомнила мне Отавия. — Неужели…

— Неужели, — забывшись, передразнил я принцессу. — Как раз, потому что я хороший целитель, все так и случилось. Печати были слишком мощны, так сказала госпожа Виола. Рану я затянул, потому что мне была нужна рабочая рука, но заросла она неправильно. Она работает, я могу колдовать, но теперь постоянно болит. Вот и вся история.

Мне не хотелось рассказывать ей о своих проблемах. В глазах Отавии последнюю неделю я был могущественным магом, который вытащил ее буквально с той стороны, из бездны забвения, а теперь я стою и как маленький мальчик жалуюсь, что у меня болит рука.

— А к чему была такая спешка? Ну, если нельзя быстро заживлять такие раны, ты бы мог…

Принцесса осеклась на полуслове, поймав мой тяжелый взгляд. Она наконец-то поняла, зачем мне была нужна рабочая рука и к чему была та спешка. Щеки девушки мгновенно залились румянцем.

«Потому что иначе я бы не смог тебя вытащить», — подумал я.

Но вслух ничего не сказал.

— Покажи, — внезапно потребовала принцесса.

— Я не думаю, что…

— Рей! Я хочу увидеть, что заставляет тебя смотреть на окружающий мир так, будто бы ты сейчас устроишь резню! Я хочу знать, что происходит с моим…

Отавия фразу не закончила, только раздраженно махнула рукой.

Пришлось подчиниться. Сначала я сбросил куртку — самое сложное было в том, чтобы достать плечо из рукава — а после пошла рубашка. Для мантии было уже слишком жарко.

Когда я оголил левое плечо, на свет явилась причина моей боли.

При ярком свете покоев принцессы — а под потолком висело немало светильников — рана выглядела еще страшнее, чем была на самом деле. Рваные края, куска мышц в несколько дюймов просто не хватает, а кожа была как после тяжелого ожога — местами ненатурально гладкая, перемежаясь страшными рытвинами. Все это выглядело по-настоящему страшно, и я в очередной раз удивился, как сумел сохранить подвижность конечности при такой ране.

— Кость не зацепило, жилы тоже остались целы, так что все не так и плохо… — вслух прокомментировал я увиденное принцессой.

Отавия же только тонко ойкнула, после чего нерешительно коснулась места раны холодными длинными пальцами.

— Значит, вот как…

— Да, вот такая отметина.

— И ничего не помогает? От боли? — с участием просила принцесса.

— Витати достала какие-то мази, прикладывает компрессы. А если совсем плохо — пью отвар желтоцвета, — буднично ответил я.

Хотя всем известно, что желтоцвет — опасен, а зависимость от него превращает человека в животное. Почему-то мне вспомнился жестокий и безразличный Осиор, который сидел в дыму желтоцвета и бычьих семян в своей комнате, пытаясь справиться с болью в каналах. Интересно, боль учителя хоть когда-нибудь утихала, или просто притуплялась, и с ней можно было мириться, как в моем случае?

От этой мысли меня буквально передернуло, что Отавия восприняла на свой счет.

— Ой! Извини! У меня руки холодные наверное… Я не…

— Нет, все хорошо, — от ее прикосновений на самом деле становилось даже как-то легче. — Просто задумался и…

Отавия как зачарованная смотрела на рану, после чего сказала:

— А знаешь, у меня тоже осталась отметина, с того дня…

Не успел я проронить и слова, принцесса сбросила с плеч плащ и курточку и распустила тесемки рубашки. И в этот момент я понял, почему все наряды Отавии — в том числе и этот — были под самое горло.

По всей груди принцессы поднимались темные нити, к самой шее. Моя сила буквально выжгла сетку жил под кожей Отавии, оставив замысловатый магический шрам, который не вывести никакими печатями.

— Вот здесь, — сказала девушка, показывая на место в самом центре груди, — тоже иногда побаливает…

Там, под рубашкой, иссиня-черная сетка становилась плотнее, собираясь в одно большое пятно, по форме напоминающее… мою левую ладонь, которую я положил на грудь Отавии, чтобы пропустить через ее тело белую магию и выжечь проклятье, что рвалось к сердцу девушки.

Неосознанно я потянулся пальцами к отметине, но вместо того, чтобы отстраниться, Отавия взяла мою ладонь в свои руки и положила ее на магический шрам. Совсем как тогда, на камне улицы района мастеровых, когда я боролся за ее жизнь.

Наши взгляды встретились, и у меня перехватило дыхание, а плоть напряглась так, что по телу прошла дрожь. На меня никогда так не смотрели. Отавия будто бы меня понимала, понимала маячащее в будущем одиночество, на которое обречены великие маги, понимала этот груз, о котором говорил когда-то Осиор. А еще ее глаза будто бы говорили, что теперь мы связаны общей историей и общей болью.

В этот момент дверь в покои приоткрылась и внутрь просунулась голова служанки.

— Ваше Высочество! Вы уже готовы переоде…

Слова застряли в горле женщины, когда она увидела происходящее. Меня, раздетого по пояс, принцессу, с распущенной рубашкой, мою ладонь на груди Отавии. Женщина только выпучила в ужасе глаза, несколько раз схватила ртом воздух и не успела принцесса как-то отреагировать — с силой захлопнула дверь, растворившись где-то в коридорах.

— К утру весь дворец будет в курсе, — с какой-то печальной улыбкой заметила Отавия, впрочем, не отпуская мою ладонь. — Эта самая старшая и самая трепливая… А знаешь, к бездне все это!

Я еще раз посмотрел на Отавию и почувствовал, как ладонь принцессы скользит по моей руке и шее. Моя правая рука будто бы сама легла на девичью талию, привлекая ее ближе, а уже через несколько ударов сердца мы слились в поцелуе. Быстром, неумелом, наверное, для Отавии — вовсе первом, мы спешили, будто бы оба ждали, что сейчас дверь опять откроется и нам вновь помешают. Момент был настолько нереальным, что я, казалось, вовсе забыл, как дышать, а Отавия залилась румянцем до самых кончиков ушей и была вся пунцовая. Но когда я посмотрел в ее глаза, то понял — все это не случайно. Наши походы в город, переодевания, прогулки, бесконечные беседы, подколки, шутки. Ее недовольство присутствием Ториса и танцы с Берни. Все началось еще тогда, когда я попал в свиту Отавии, а ей сказали — что я смог проявить себя. И мы долго, мучительно долго шли к этому моменту, когда мои руки сводило судорогой от напряжения, а сердце девушки едва не пробивало изнутри ребра — так сильно оно сейчас стучало в этот момент под моей ладонью.

— Мне надо идти, — севшим голосом прохрипел я. — А то и так…

— Ага, — согласилась Отавия и еще раз меня поцеловала, а после отстранилась, уперев ладони мне в грудь.

Это сработало, я сумел вернуться в реальность.

Едва сумев повторить подвиг Отавии и отпустить тонкую талию принцессы, я подхватил рубашку и куртку, быстро накинул это все на плечи, путаясь в завязках и, через минуту уже стоял у двери, будто бы ничего и не произошло. Отавия же встала у своего любимого столика, глядя на меня через зеркало.

— Доброй ночи, Рей, — не оборачиваясь, сказала принцесса, наблюдая за мной в отражении.

— Доброй ночи, Отавия, — выдавил я, коротко кивнув.

После сделал глубокий вдох и, попытавшись стереть с лица бушевавшие эмоции, толкнул дверь покоев, выходя в коридор.

Да, я шел, будто бы ничего не произошло, но на самом деле все изменилось. В корне. И только в ушах стучали слова Осиора, который, будто бы предвидев подобное развитие событий, когда-то сказал мне:

«Ты же понимаешь, что маги, сильные маги, каким должен стать ты, обычно одиноки? Простые люди не могут смириться с твоей мощью, а равные тебе имеют слишком большие амбиции, вам тесно вместе…»

Мы были обречены, я это понимал. Отавия навсегда останется наследницей престола и в итоге станет дагерийской императрицей, а я навсегда останусь магом и членом Круга — человеком, которому запрещено иметь какие-либо людские титулы. Мы существовали в разных мирах, но сегодня эти миры соприкоснулись, что стало причиной шторма, который сейчас бушевал в моей груди, а судя по тому, как билось сердце принцессы — и в ее груди тоже.

И я понял, что не хочу больше думать о будущем и буду просто жить настоящим. У нас есть месяцы и годы, прежде чем жизнь выстроит между нами непреодолимую стену. И это время я проведу рядом с ней, с немого одобрения старого императора, что позволил мне вернуться на службу. Вернуться к Отавии.

Этой ночью мне даже не потребовался отвар желтоцвета. Я просто лег на постель и погрузился в сладостный мир грёз, который целиком состоял из тонких девичьих пальцев на моей шее, бездонных темных глаз и долгого поцелуя.