…И перед моим взглядом предстала она.
Ксюша стояла вполоборота, будто специально подгадав момент — или я уже начинаю видеть в каждом её движении скрытый умысел. Платье… чёрт, да в жизни бы не подумал, что одно единственное платье может так менять восприятие человека. Благородный цвет спелой вишни, отдавал контрастом на её белой коже и чёрные волосы дополнительно придавали эффектности.
Лёгкая тонкая ткань, будто сотканная для аристократок — мягкая, струящаяся, не дешёвый блеск, а аккуратный матовый перелив. Оно обтягивало её фигуру ровно настолько, чтобы подчёркивать линии тела, но не скатываться в вульгарность. Платье держало статику — как будто кто-то очень умный специально выбирал фасон под её манеру двигаться.
Талию поджимало едва заметное приталивание, и от этого силуэт казался ещё изящнее. Бёдра — мягкая линия, без вычурности. Ткань ложилась по ним так чисто, будто боялась испортить форму.
Длина — хитрое решение. Чуть выше колен. Именно «чуть»: не вызывающе, но достаточно, чтобы взгляд сам по себе скользнул вниз.
А там…
Ксюша в этот момент натягивала один из чёрных нейлоновых чулок. Медленно, не потому что хотела соблазнить кого-то — просто аккуратно, чтобы не порвать. Но это движение… оно подчёркивало линию ноги так, что у меня в голове пролетела очень простая мысль взрослого мужика:
«Да, Кранова… ты знала, что делаешь».
Ноги — отдельный вид искусства. Они были стройными и длинными, аристократическая кровь давала о себе знать. И чулок плотно лег на кожу, подчёркивая всё это.
Нижнее бельё подобрано так, что его не видно даже при желании разглядеть. Скорее всего бесшовное. Цвет — в тон платью, тонкие линии без выступов. Настоящая аристократия: скромнее, чем можно подумать, и роскошнее, чем кажется на первый взгляд.
Она проводит ладонью по краю второго чулка, поправляет его — короткое движение, как раз рассчитанное на зрителя, то есть меня. И я стоял как раз в тот момент, когда это движение превращается в целую картину.
Волосы — слегка влажные, собранные наполовину в высокий хвост, и пара прядей упала вперёд, подчёркивая линию шеи. Шея… длинная, тонкая, по-женски правильная. Та самая линия, за которую художники готовы душу продать.
И взгляд.
Наглый. Весёлый. Немного вызывающий.
— Ну? — она чуть приподняла подбородок, будто проверяя мою реакцию. — Повернулся все таки?
И довольная, как кошка, которая только что наелась сметаны, подмигнула и добавила:
— Прикрой рот Крайонов, а то муха залетит.
И она так весело засмеялась, что я понял только одно.
Меня она собиралась сегодня свести с ума. И делала это профессионально.
Она двинулась в мою сторону с улыбкой, которая обещала мне ровно одно — сейчас будет что-то, что мне точно не понравится, но придётся терпеть. Так всегда и бывает, когда женщина заранее уверена в результате.
Но, как оказалось, всё было проще. Она всего лишь поправила узкий галстук, который сама же на мне и завязала минуту назад. Галстук, надо сказать, сидел так же уверенно, как кот на моём одеяле — намертво, и всем видом показывал, что с нами он не пойдёт, даже не стоит уговаривать.
Я посмотрел вниз на себя и только сейчас понял, во что меня одели.
— Ну что? — Ксюша оценила меня взглядом с ног до головы. — Выглядит прилично. Даже чересчур.
Прилично… если учитывать, что большая часть моего гардероба — это пара джинсов, три футболки и рубашки, которые я покупал по акции «три за пять тысяч». Всё-таки в офисе нужно было встречать клиентов в приличном виде.
Но этот комплект она собрала хитро, из тех самых шести рубашек, что висели у меня в шкафу. Белую — она отбраковала сразу: «слишком скучно». Чёрную тоже: «слишком похоронно». В итоге выбор пал на графитово-серую, плотную, с хорошей посадкой на плечах. Та, которую я купил когда-то «на всякий случай» и ни разу не надел.
К ней она подобрала черные брюки. Они сидели удивительно хорошо, будто я их выбирал не на распродаже. Всё-таки хорошо, что купил их тогда.
Образ дополняли черные кожаные туфли — те самые, которые я берег «для особых случаев» и в итоге так и не понял, для каких. Но у каждого уважающего себя мужчины должна быть минимум одна пара туфлей.
Ну и финальный штрих — галстук. Откуда он, я вообще не знаю, может, комплектом шел с чем-то. Узкий, глубокого винного цвета, контрастный, но не кричащий.
— Теперь похож на человека, — сказала она и, щурясь, поправила узел. — Даже, может быть, на аристократа. Чуть-чуть.
— Спасибо, конечно, — пробормотал я, — но можно хотя бы один вечер без издевательств?
— Нельзя, — Ксюша улыбнулась так, что стало понятно: выбора у меня всё равно нет.
И, надо признать, в отражении я выглядел… прилично. Чисто. Собранно. Почти как тот барон, которым меня считает Империя с сегодняшнего дня.
Почти.
Женёк минут десять назад, написал что будет через пять минут. Так что он уже должен был нас ждать внизу. Написал «буду через пять минут» — что в его языке значит «я уже под подъездом». Он всегда приезжает раньше. Всегда.
— Ну что, пошли? — сказал я. — Нехорошо опаздывать.
Перед самым выходом из квартиры, пока Ксюша не видела, я всё-таки снял галстук. Неудобно мне с ними. Наносился в прошлой жизни.
Мы вышли из квартиры, спустились вниз. И — о чудо — сегодня праздник был и на нашей стороне. У подъезда сидели две бабульки. Те самые, что обычно провожают всех жильцов диагнозами. Но в этот раз, увидев нас, они не назвали меня наркоманом, а Ксюшу — проституткой. Наоборот, у обеих на лицах мелькнуло удовлетворение, почти гордость.
Первое: подбородки чуть приподняты, уголки губ едва поднялись — не улыбка, но состояние «одобряем».
Второе: глаза сузились, но не осуждающе, а оценивающе — классический маркер «рассматривают как людей, а не как хлам из их собственного подъезда».
Третье: позы. Оба корпуса развернуты к нам, не от нас — значит, они не отвергают, а наблюдают.
Что по сути можно собрать в: «Ну хоть кто-то у нас тут по-людски живёт».
Я даже понял, что именно им понравилось: Ксюша — аккуратная, собранная, без агрессии в походке; я — наконец-то не в джинсах и футболке. Как ни странно, бабушкины стандарты приличия я сегодня прошёл.
Честно? Мы и правда выглядели прилично. Но стоило мне увидеть, как выглядит Женька — я понял, что мы с Ксюшей даже близко не дотягиваем до его уровня.
Женька стоял, прислонившись к машине, как будто сошёл с рекламного стенда мужской классики.
Чёрная рубашка без единой морщины, узкие брюки, дорогая кожаная куртка. Волосы уложены идеально — даже ветер, похоже, уважает его личное пространство.
Выглядел он так, будто это не он у меня на службе, а я у него.
Он посмотрел на меня, на Ксюшу, и — как обычно — не удержался подколоть:
— Ну ничего себе… Вы сегодня прям приличные люди. А то за последние дни я привык вас видеть так: ты — как студент-первокурсник, а она — как бунтующая старшекурсница.
— Сам ты первокурсник, — буркнул я, хотя внутри моментально признал поражение: по сравнению с ним мы с Ксюшей выглядим как бюджетная реконструкция приличных людей. Ксюша может быть нет, но я — точно. — Ну а ты, как я вижу, у нас знаком с последними писками той самой дикой и непонятной мне моды. Не знаешь кстати, когда и в правду будет последний? Когда она уже пискнет и сдохнет?
Ксюша остановила нашу перепалку:
— Может, мы всё-таки поедем ужинать? А то я уже кушать хочу… да и опаздывать неприлично. Нам осталось всего пять минут до назначенного времени.
Женёк посмотрел на наручные часы — механические, вроде недорогие, но идеально дополняли его образ.
— Вообще-то не я виноват в том, что мы опаздываем, — сказал он. — Это вы долго собирались. Немножко, думаю, опоздаем. Минуты на две-три.
Мы уселись в машину. Для Ксюши это было ещё то испытание: в таком платье все движения, связанные не с ходьбой, а именно присесть, согнуться, заставлял эту ткань подниматься выше, чем ей хотелось бы. Вот тут, конечно, не продумали те, кто создавал это платье. Нужно было сделать какие-то скрытые, может быть, силиконовые подкладки, чтобы держали низ по ногам. Но нет — оно норовило подниматься и являть миру её нижнее бельё, которое, по ощущениям, вообще отсутствовало под этим платьем.
Мы сели, и Женёк сразу газанул. Когда я садился на переднее сиденье, то сам понимал, насколько комично мы выглядим: три разодетые личности едут на хоть и ухоженной, но всё-таки «девятке».
Всю дорогу Ксюша с Женьком шутили и перекидывались подколами, а я думал о другом. Пытался разобрать в голове, как в этом мире вообще возможно встретить человека с такой способностью скрывать и управлять эмоциями. На таком уровне. Без внешних маркеров, без выдачи ни малейших микродвижений.
Даже мне иногда бывает сложно. За те годы, что я нахожусь здесь, уйдя из той профессии, где нужно было постоянно держать лицо, я стал вести себя ближе к возрасту тела, чем к своему ментальному возрасту. И поэтому время от времени у меня проскальзывали вещи, которые я раньше никогда бы не позволил. Любой опытный профайлер мог бы считывать меня сейчас куда легче, чем когда-либо.
Но Демид… Демид меня продолжал удивлять, вспоминая, как он себя вёл. Он контролировал себя так, как я, но только в последние несколько лет своей прошлой жизни. И это навевало очень странные мысли. Одна из них невольно всплыла сама: может, я здесь не единственный, кто перенёс в этот мир навыки из прошлого? В структурах, откуда я пришёл, хватало подразделений — шпионаж, диверсии, проникновение, стратегические отделы. Были и такие, что формально не относились ни к ФСБ, ни к ГРУ, ни к чему-либо открыто существующему.
Мы между собой называли их «отделами ноль-ноль-семь» — в шутку, вспоминая одного известного любителя мартини с водкой, который предпочитал его «взболтать, но не смешивать».
Добравшись до «Чёрного Лебедя», я понял: комичность ситуации с нашей машиной и нашими нарядами теперь была ещё выше. «Чёрный Лебедь» отличался тем, что по вечерам там работал швейцар: встречал гостей, открывал двери, отгонял машины на парковку.
Подъехав к входу, мы едва успели затормозить, как швейцар подошёл и распахнул дверцу.
Выходя из машины, я опустил сиденье и отодвинул его, протягивая руку своей помощнице. Женёк передал швейцару ключи и буркнул:
— Ты уж поосторожнее с моей ласточкой.
Швейцар с каменным лицом лишь коротко кивнул:
— Не беспокойтесь, господин. Всё будет в лучшем виде.
Мы вышли, и нас сразу встретил фейс-контроль.
— Добрый вечер. У вас стол… — он замолчал, коснувшись пальцем уха, затем выпрямился ещё прямее. — Прошу прощения, вас уже ожидают.
Вот это сервис. Только потом, проходя мимо него, я заметил крошечный микронаушник — беспроводной, аккуратно утопленный в ухе. Удобная штука.
Подойдя к дверям, я ещё раз скользнул взглядом по фасаду. Ресторан находился в старом здании, но входную группу сделали шикарно: дорогой камень, тёплый свет, приглушённая роскошь. Всё по классике — чтобы с порога было ясно: «смертным вход воспрещён», здесь кушают только небожители. Хотя, по правде, не столь уж дорого — проблема в другом: забронировать столик практически невозможно. Ходили слухи, что отдельным гостям дают по два часа — ровно столько, сколько шеф считает допустимым «для уважения кухни».
У дверей стоял ещё один швейцар. Он открыл нам дверь, и внутри нас уже встречал парень в белой рубашке, чёрном фартуке и тёмных брюках.
— Добрый вечер. Вас ожидают. Разрешите провести.
Он учтиво поклонился, показал направление, и пошёл первым. Мы шли за ним. Никто не говорил — каждый был занят своими мыслями. Боковым зрением я поймал, как Женёк чуть округлил глаза. В таком месте он скорее всего вообще в первый раз. Не по статусу механику со двора кушать в элитном ресторане. Да и я в этом мире — тоже.
Но в прошлом мире у меня были деньги и я посещал такие заведения, хотя до конца так и не понял всю эту гурманскую движуху.
Мы прошли один зал — я уже подумал, что пришли, но нас повели дальше, в сторону VIP-лож. Там и ждал нас Демид.
Парень вероятнее всего купил себе статус барона, ведь VIP зона заведения такого уровня доступна была минимум графам, а в основном герцогам и князьям. И это зависело не от толщины кошелька, а от уровня уважения и связей.
«Ой не прост этот парень, не прост.»
На столе уже стояли холодные закуски, бутылка белого вина в охладителе, графин водки, и несколько кувшинов, в которых были налиты морсы и несколько фрешей. Всё выглядело так, будто хозяин пришёл заранее и подготовил площадку под встречу.
Он встал, приветствуя нас, пожал руки всем по очереди — и на этот раз не использовал магию.
— Ещё раз приветствую, дорогие друзья. Я тут сделал небольшой заказ. Пока не уверен, кто что предпочитает, но для старта — самое то. Сейчас даме должны принести лёгкие коктейли… И, кстати, о дамах.
Он повернулся, достал огромный — действительно огромный — букет: сто с лишним роз, длинных, ровных, почти метровых. Тяжёлый букет, дорогой. Демид протянул его Ксюше.
— Ксения, я так понял, у вас нет молодого человека. Я бы хотел немного поухаживать за вами. Это — самое малое, что могу подарить сейчас. Большее на первом свидании вы могли бы счесть… слишком быстрым развитием событий.
Ксюша только и успела, что хлопнуть глазами. Любая девушка, увидев такой букет, особенно из длинных роз, зависает на секунду.
А меня… меня кольнуло. Очень неприятно кольнуло.
Ревность, от которой пытаешься отмахнуться, но она лезет через каждую щель.
Демид, словно прочитав мой профиль лица, мягко, даже почти извиняющимся тоном сказал:
— Надеюсь, я не перешёл границы? Возможно, я неправ, и мешаю… чему-то вашему.
Ксюша тоже посмотрела на меня.
И я понял: начинается очень опасная ситуация.
Та, где любое моё слово станет либо признанием, либо отказом, либо вызовом.
А что я могу ответить, если сам не знаю, что именно чувствую — и что имею право сказать?