Импровизация на тему любви

5. БЫВШИЕ ПОДРУГИ (Порой они возвращаются)

Во время прогулок по городу я иногда захожу в книжный магазин. Стоит мне войти туда, провести в нем какое-то время, неспешно перебирая книги, как все заботы и тревоги улетают прочь. Мне легко и приятно. В окружении книг я кажусь себе умнее и интереснее, чем есть на самом деле. Если мои глаза случайно встречаются со взглядом женщины, я отвечаю ей вежливой, скромной улыбкой. В книжном магазине я ощущаю себя интересным, привлекательным мужчиной. Но почти не разговариваю и при посторонних не беру в руки легкую, развлекательную литературу. Среди полок с книгами я острее ощущаю свое одиночество, несмотря на то что рядом со мной стоят и другие покупатели. Скорее это даже не покупатели, а читатели. В таких местах общение возникает не между людьми, а между человеком и книгой. В книжном магазине всегда чувствуешь себя слегка отстраненным от остального мира.

Однажды я читал вступительную статью к одной научной книге и услышал, как кто-то окликнул меня:

— Джакомо!

Я поднял глаза и увидел Камиллу, свою бывшую девушку. Единственную, о которой могу так сказать. Вместе мы провели всего два года, чуть больше, чуть меньше. До нее постоянных девушек у меня не было, да и моей маме никто из них не нравился.

После того как мы расстались, вернее, когда я ее оставил, мы с ней не перекинулись ни словом. Да, изредка мы сталкивались друг с другом, но всегда старательно избегали общения. Помню, как однажды я увидел ее поздно вечером — она возвращалась домой на велосипеде. Встреча была совершенно неожиданной. Я спрятался за машину, чтобы незаметно наблюдать за ней. Камилла казалась очень Красивой, впрочем, она всегда была для меня красивой. Выглядела она вполне счастливой. Она уже проехала вперед, а я все еще продолжал стоять в темноте. Прошло некоторое время, прежде чем я сбросил оцепенение. В ту ночь я плохо спал, ворочался с боку на бок, а утром, когда проснулся, не знаю уж, из-за случайной встречи с ней, а может, и по какой другой причине, у меня подскочила температура.

И вот в книжном магазине Камилла не просто окликнула меня, но, кажется, готова была разговаривать со мной.

— Привет, Камилла, ты что здесь делаешь?

То, что вопрос дурацкий, это я понял сразу.

— Ищу одну книгу. Ты не поверишь, но… Ладно, пустяки, это не важно… Ты как поживаешь?

— Я? Хорошо…

В горле у меня пересохло. Кто знает, что за выражение было на моем лице. Мы оба смутились, что неудивительно.

Через несколько секунд она первой нарушила молчание:

— Мне пора, оставь свой номер телефона, он у меня потерялся. Не бойся, я к тебе приставать не буду…

— Да, конечно…

Я продиктовал номер своего телефона. Она положила на полку книгу, которую держала в руках, и покинула магазин. Стоя у окна, я смотрел ей вслед.

В тот день я много раз вспоминал о ней. Вспоминал и на другой день. Когда я проснулся и включил телефон, я нашел ее SМS-сообщение. Мне нравится включать телефон по утрам и читать пришедшие за ночь эсэмэски. Мне это настолько нравится, что, собираясь спать, я сам отправляю несколько сообщений, а утром, проснувшись, читаю, что мне ответили. Если мне очень хочется получить ответ, то я отправляю SМS с вопросительным знаком в конце текста. Словом, обращаюсь к миру с вопросами.

В то утро поступили три сообщения. Одно от Сильвии, другое от Данте-Зануданте, а третье от Камиллы. Вчера вечером я не послал им ни строчки. Все написали по своей воле. От Зануданте было самое короткое.

«Вечером по пиву?»

Сильвия прислала мне чей-то электронный адрес.

Я сразу же позвонил ей.

— Сильвия, что это такое?

— Это адрес Микелы.

— Кто тебе его дал?

— У меня было немного свободного времени, я порылась в Интернете, проставив в поисковик адрес, который ты мне оставил, вышла сперва на компанию, а потом и на персональный e-mail. Так что, если хочешь, мажешь написать ей.

— Я тебя ненавижу…

— Вот если ты ей не напишешь, я возненавижу тебя!

Сильвия, видно, имела свой взгляд на мои отношения с Микелой, потому что раньше, когда дело касалось других женщин, она так никогда не поступала. Что это — интуиция, нюх? Действительно, в женщинах есть нечто странное, я бы сказал — паранормальное. Например, женщина способна безошибочно угадать адресата своей ревности. Зайдет она, скажем, к тебе на работу, где сидят десять женщин, но из них тебе нравится только одна. Можешь не сомневаться, приятель, вечером, дома, тебя будут расспрашивать только о ней. Ты даже подумаешь, что твои мысли читают как открытую книгу. И тут ничего не поделаешь, ошибаются женщины крайне редко. В какой-то момент тебя начнут бесцеремонно расспрашивать, нравится ли тебе эта девушка, и ты начинаешь юлить и врать, уверяя, что она не в твоем вкусе: «Да, согласен, она миленькая, и я бы слукавил, сказав что-то другое, она мне совсем не нравится». Что угодно наплевать, лишь бы успокоить свою жену или подружку, хотя, возможно, тебе уже приходилось, занимаясь любовью с законной половиной, думать о той девушке. Или же, когда твоя жена расщедрится на оральные ласки, ты вдруг представишь на ее месте свою коллегу по работе.

Кстати, события могут развиваться и по-другому. Допустим, твоя подруга ошиблась и раньше ты не обращал внимания на девушку, к которой тебя приревновали. Но теперь, после всех заданных и незаданных вопросов, ты начинаешь видеть свою знакомую уже в новом свете и понимаешь, что она тебе нравится. Женщины даже предвосхищают твои вкусы, вот как!

— Сильвия, сегодня утром я получил три сообщения: одно от тебя, другое от Зануданте и третье… угадай, от кого? От Камиллы!

— Какой же ты болван, Джакомо! Опять тратишь на нее время! Если ты снова с ней свяжешься, я тебя растопчу.

— Да нет, не бойся.

Камилла написала:

«Привет, это я. Можешь позвонить мне?»

Что ей от меня нужно? Я не переставал думать об этом.

Мы с Камиллой расстались по очень простой причине: я догадался, что она мне изменяет. Та ночь, когда я укрепился в своих подозрениях, до сих пор стоит перед глазами, словно была вчера. Я помню Лицо Камиллы, ее жеста, ее голос, когда, она просила меня: «Подожди, я тебе все объясню». Перед этим она сказала мне, что встречается с подругой, но меня насторожили какие-то странные нотки в ее голосе. Я понятия не имел, куда они собирались пойти, и поэтому, поддавшись предчувствиям, ждал Камиллу возле ее дома. Сидя в машине, я чувствовал себя довольно-таки глупо, если уместно такое сравнение — как полицейский из американского фильма, поджидающий свою жертву в засаде.

Около половины второго Камилла приехала, и не одна. Никакой подруги рядом с ней не было. «Подругой» оказался мой товарищ Андреа. Старый друг времен детских считалок… Мне не больно было, свиное твое рыло, не побить тебе меня, гадкая змея. Хочешь спать, полезай к бабке в кровать, хочешь нить, иди к попам просить, хочешь есть, полижи собачью шерсть. А кто это говорит, на себя пусть последит… Нас с ним все эти годы связывала уйма забавных детских воспоминаний.

Андреа остановил машину, они поцеловались, и Камилла вышла из нее. Я тоже вышел. Мой старый приятель заметил меня и тут же смылся, наверное, решив, что в темноте я его не узнал. Что же касается моей девушки… Она обернулась и с гримасой, которую я иногда не забуду, сказала:

— А, привет… Ты что здесь делаешь?

Я всегда думал: если узнаю об измене, дело кончится кровью. Побью и ее, и его. Но в тот вечер я стоял перед Камиллой у ее дома и даже не мог подобрать нужных слов, только лишь повторял:

— Почему? Почему? Почему?

Потом я зарыдал и ушел, плюнув на все попытки Камиллы объясниться со мной. Я не хотел ее больше видеть. Я четко следовал правилам, которые соблюдают пары, вынужденные расстаться, но продолжающие жить в одном городе. Как поется в песне Баттисти, я старался «забыть о тех местах, которые мы знали, и не ходить туда, куда приходишь ты». Все вещи Камиллы, копившиеся в моем доме, были отравлены на помойку — потому что всякий раз, когда я смотрел на них, я начинал страдать. Кофточки, шарфы, шляпки — я все выкинул. Я старался не слушать музыку, которую мы слушали вместе. Я даже сменил одеколон, потому что тот, которым я пользовался ранее, был куплен в впервые дни нашего знакомства. Единственное правило, которое я так и не сумел применить на деле, было «клин клином вышибают». По крайней мере, сразу после нашего разрыва.

Камилла поставила мне шах и мах. Я не мог больше обладать ею, но и никакой другой женщины я не хотел, потому что вбил себе в голову, что Камилла была для меня женщиной на все времена. Мне казалось, что я знаю ее лучше всех. Но скорее я знал ее привычки, а не то, чем она жила. Привычки могут перемениться, но тогда она спала исключительно на правой стороне кровати. Где бы мы ни были — у нее дома, у меня дома, в гостинице, когда мы уезжали на каникулы. Камилла всегда ходила только по правую руку от своего спутника. Я не припомню, чтобы она шла слева от меня. По утрам, за завтраком, она съедала только четное число крекеров. В вагоне она садилась по ходу поезда, если эти места были заняты, то она предпочитала ехать стоя.

Общаясь с Камиллой, я впервые понял, что мужчины и женщины по-разному понимают наготу. Например, если они решили лечь в постель обнаженными, то мужчина ложится действительно голым, а женщина в трусиках. А иногда даже в трусиках и бюстгальтере. Для мужчины быть голым — значит быть полностью голым: в трусах ты не голый; а для женщины быть голой — значит быть в трусиках.

Еще помню, что ей нравилось выдавливать у меня на коже прыщики и угри. И не только на лице, но прежде всего на спине. Иногда она это делала без предупреждения.

— Ой! Ты что?! — вскрикивал я.

— Извини, знаю, что больно, но он был такой большой… я не смогла удержаться!

Вначале я не думал, что наши отношения затянутся надолго. Камилла была одной из тех девушек, которые всегда крутились в нашей компании. Однажды, скрывшись от друзей, мы начали с ней целоваться. Наша близость началась втайне от остальных. Как-то вечером, проведя весь день вдвоем, мы должны были всей оравой пойти в пиццерию. За столом мы переглядывались, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Наконец, незаметно для остальных, я передал ей записку, в которой написал одно только слово: smack[1]. Я не мог поцеловать ее на глазах у всех.

Камилла мне нравилась, однако препятствием для развития наших отношений было то, что я знал ее целую вечность, и это заставляло меня относиться к нашим встречам как к легкой интрижке, к тому же через месяц у меня появилась еще одна подружка. Но какие-то пустяшные эпизоды, произошедшие как раз в это время, заставили меня понять, как сильно на самом деле я привязан к Камилле. Однажды мои друзья, ничего не знавшие о наших с ней отношениях, начали перебирать позы, в которых они готовы были ее трахнуть. Внезапно я почувствовал, что мне этот треп неприятен, и я поспешил уйти. В другой раз мы все были в большой компании, и она тоже была среди нас. Лючано спросил, как у меня идут дела с девушкой ну, с той, другой. Я начал от нее открещиваться, и ребята подняли меня на смех. Но самый удивительный поступок совершила Камилла — поступок, который дал мне понять, что нас с ней связывают серьезные чувства. В тот вечер она лишь опустила глаза, а потом как ни в чем не бывало заговорила с соседями по столу. Зато на другой день она позвонила той девушке и сказала: «Если ты влюбилась, поступай как знаешь, а если это не так, то оставь его мне. Пока». И после этого повесила трубку. Мне ее поступок понравился. Даже не знаю почему. После этой истории мы с ней обручились. И не стали скрывать этого.

А спустя еще какое-то время я окончательно влюбился. Было немножко странно, что человек, которого я знал утке многие годы, вдруг стал вызывать во мне такие глубокие чувства. Как-то вечером я почти сжег мотор машины, потому что, сидя за рулем, держал ее за руку: это было настолько прекрасно, что я не мог отпустить ее руку, чтобы поменять передачу, и долго ехал, на второй скорости.

Когда я узнал об измене, я, как в детстве, предпочел спрятаться от жизни, и моим убежищем стало литературное творчество. Я хотел придумать, вообразить иной мир, в котором главный герой творит добро. Мой герой был необыкновенным человеком, он старался всем помогать и в итоге приносить людям счастье. Я писал, писал и писал. Творчество стало для меня ширмой, отгораживающей от реальности. Прошлое осталось в прошлом, а теперь, благодаря творчеству, я словно пересел в машину времени, которая несла меня к совершенному обществу, в котором царило благоденствие. Я писал в надежде исправить окружающий мир, подтянуть его под свои мерки. Листы в тетради были так густо испещрены словами, что, когда я переворачивал страницу, бумага, казалось, начинала хрустеть.

В детстве я тоже любил придумывать всякие истории, в которых главный герой, то есть я, обладал сверхъестественными способностями. Иногда я даже начинал думать, что и на самом деле обладаю ими. Однажды по телевизору я видел человека, который силой мысли мог сгибать ложки. Я целый час просидел, сверля ложку взглядом. Под конец мне могло казаться, что она пусть чуть-чуть, но все-таки согнулась. На самом же деле это я сам сгибался от усталости.

Сочинительство стало для меня спасением. Помогло и чтение. Мне случалось (да и сейчас такое иногда происходит) испытывать приступы патологического литературного голода, во время которого я хватаюсь за несколько книг одновременно. Не дочитав одну книгу, я начинаю читать другую, потому что меня мучает жажда новизны. Однажды я читал сразу три книги. Или четыре?

После того вечера мне больше не хотелось встретиться с Андреа. Мы с ним пересекались несколько раз, но я всегда уходил в сторону.

Я никогда не думал, что именно так буду реагировать на наш с Камиллой разрыв: покорно и молча, даже не потребовав объяснений. Я знал, что все последние годы они с Андреа провели вместе, что же теперь ей было нужно от меня? Прошло уже много времени, я сумел выкарабкаться из этой истории, и все-таки ее сообщение перевернуло мою привычную жизнь.

Чтобы набраться смелости и позвонить ей, мне понадобилось часа четыре. Наконец я сделал это.

— Алло, — сказала она.

Едва я услышал ее голос, как почувствовал жар в ногах; этот огонь быстро стал подниматься вверх и залил мое лицо.

Камилла сразу же предупредила, чтобы я не волновался и не переживал, что ничего серьезного не произошло. Потом она спросила меня, сможем ли мы увидеться, потому что ей надо поговорить со мной. Мы договорились встретиться за аперитивом после работы.

Прежде всего я подумал, что она, наверное, раскаялась и со временем поняла, что все еще любит меня; былая страсть вернулась к ней.

«Может, ей хочется еще раз переспать со мной, как раньше?» — даже такая мысль промелькнула в голове.

Если все дело в сексе, то я, скорее всего, соглашусь — хотя бы для того, чтобы отомстить этому говнюку Андреа. С Камиллой мы, в общем-то, неплохо трахались, и в этом была не столько моя заслуга, сколько наше физиологическое соответствие. По крайней мере вначале. Камилла была одной из тех женщин, которых во Франции называют фонтанирующими. Такие достигнув оргазма, просто истекают соком, как родник. И я как дурак делился с Андреа даже такими интимными подробностями.

Пожалуй, мои откровения и подтолкнули Андреа сделать то, что он сделал. Уже за несколько месяцев до этого памятного вечера между нами что-то произошло. Поэтому у меня и возникли подозрения. У Камиллы пропало желание, и в те редкие дни, когда мы занимаясь любовью, она была какой-то странной, порой даже плакала. И еще — мне до сих пор непонятно, почему я об этом не задумался сразу? — после секса у нее ко случались нервные срывы, во время которых она принималась печь торты. Именно так: закрывалась дома и превращалась в кулинара. Вот почему она пичкала меня сладостями… И награждала рогами… А я оказался разиней!

В бар я пришел раньше Камиллы. Дожидаясь ее, я обратил внимание, что никто больше не заказывает кофе так, как раньше. Помню, посетители входили в бар и спрашивали: «Чашечку кофе!» Вариант: «Кофе с молоком!» Но теперь, за те несколько минут, что я просидел в баре, я слышал: «Кофе без кофеина», «Кофе по-американски», «Ячменный кофе», «Холодный кофе», «Горячий с молоком», «Холодный с молоком», «Растворимый кофе».

Я ничего не заказал — сидел и ждал Камиллу. Скрашивая ожидание, я составлял набор отговорок для Данте, опасаясь, что по неосторожности могу ответить на один из его звонков. Мне не хотелось, чтобы он застал меня врасплох.

1. Вечером я иду на курсы гимнастики по методу Пилатеса.

2. Я вступил, в секту «Свидетели Иеговы». Вечером у меня урок катехизиса… Кстати, в воскресенье утром, пораньше, мы бы могли поговорить об Армагеддоне. (Вторую часть я потом зачеркнул, испугавшись, что он скажет мне: «Хорошо, увидимся в воскресенье утром».)

3. Говоря начистоту, я люблю тебя… Эта пытка началась еще в лицее. Поэтому мне лучше не встречаться с тобой, так как мне больно тебя видеть. Я надеялся, что это наваждение пройдет, но… Прощай, мой кутенок.

Когда Камилла пришла, в первые десять минут у меня сильно потели руки, голос дрожал, в горле все пересохло. Я на глазах терял силы, как сдувшийся Супермен. Совладать с волнением было не в моих силах. Вместо того чтобы придумывать глупые отговорки для Данте, мог бы подумать, что я скажу Камилле. Я бы сказал ей: «Привет, Камилла, пусть любовь уже в прошлом, но и сейчас при виде тебя у меня замирает сердце». Как только я ее увидел, я подумал: «Да, я бы согласился ее поиметь».

После первых фраз «Как дела?», «Все в порядке?», «А с работой?» Камилла выложила две новости, которые сильно задели меня. Первая касалась ее будущей свадьбы с Андрея.

Казалось бы, все, связанное с Камиллой, для меня давно уже в прошлом — так, забытая песенка. Но все-таки, когда она сообщила, что выходит замуж, в сердце кольнуло. Понятно, что она меня не приглашала на свадьбу, она вовсе не с этой целью зазвала меня в бар. Просто перед замужеством ей захотелось снять с души камень. Она чувствовала, что мы не высказались до конца, и поэтому хотела поговорить со мной на чистоту.

Камилла сидела передо мной и вертела в руках стакан. После нашего разрыва прошла уже уйма времени, но я не сумел устоять перед искушением и спросил нее, почему она мне изменила. Но еще больше меня интересовало, раскаивалась ли она в этом.

— Да, я совершила ошибку, да, я поступила дурно, а ты представить не можешь, как я жалею об этом. Что случилось, то и случилось. Между прочим, своей дурацкой ревностью ты сам вынудил меня сделать это. Если бы не твои навязчивые подозрения, я бы по-прежнему была с тобой. Ведь я любила тебя, ты мне безумно нравился. Я всеми силами пыталась дата тебе это понять, но потом догадалась, что в наших отношениях ты мне сразу отвел второстепенную роль. Ведь не мое же поведение вызывало твою ревность — вплоть до тех самых дней, Джакомо, я жила как затворница, и все из-за твоих навязчивых страхов. В конце концов ты столкнул меня в одиночество. Ты слышал что-нибудь об одиночестве вдвоем? Когда ты был рядом, я чувствовала себя еще более одинокой. Я не хочу оправдываться, я знаю, что виновата, но вспомни, как мы могли молчать часами, потому что ты дулся на меня… А когда ты застал меня с Андреа, это была только вторая наша с ним встреча. Понимаешь, еще ничего и не было — так, несколько поцелуев. Но мне уже было плохо. Я копила силы и мужество, чтобы расстаться с тобой, но я боялась сделать этот шаг, я слишком долго ждала этого. Я совсем запуталась. Каждый раз, когда я была близка с тобой, мне казалось, что я тебе изменяю. Тебе — с тобой. Бред, конечно… Но… наша с тобой совместная жизнь была безнадежно испорчена. Тебе не надо было уличать меня в измене. Ты лишь приблизил момент истины и поставил меня в положение неверной женщины, которая во всем виновата.

Камилла была права. Но я не сказал ей об этом. Мое молчание стало мелкой местью.

— Послушай, Джакомо. Я должна еще кое-что тебе сказать… Возможно, тебе будет больно… Я знаю, что я эгоистка, но…

— Ты хочешь переспать со мной перед свадьбой?

— Прекрати, это серьезный разговор…

Не знаю, хотел ли я услышать то, о чем она собиралась рассказать. Мне было достаточно и того, что она наговорила о наших не сложившихся отношениях.

Камилла долго собиралась с духом, а потом выпалила:

— Когда мы еще жили вместе… еще до того, как я заинтересовалась другим мужчиной, случилось одно событие, которое помогло мне понять, что я действительно не хочу больше жить с тобой. Это важное событие, Джакомо, о котором я тебе никогда не говорили, но я буду помнить о нем всю жизнь…

Внезапно она замолчала. Ее глаза чуть блеснули и вот уже наполнились слезами. Я не знал, как поступить. Мне захотелось обнять ее, но я сомневался, будет ли это правильно, если… Где теперь грань допустимого контакта между нами?

Наконец я накрыл ее руку своей рукой.

— Камилла, в чем дело?

Сдержав рыдания, она шмыгнула носом:

— Джакомо, за три месяца до того, как мы расстались, я… сделала аборт!

Аборт… Я не шелохнулся. Я не мог разобраться в себе: то ли меня взволновала эта новость, то ли, напротив, не вызвала никаких эмоций. Скорее, мне было неприятно, что Камилла не сказала об этом раньше, что она скрыла это от меня. В глубине души — полный штиль. Стены моей самозащиты так и остались непреломленными. Потом я смутился.

— Почему ты молчала?

— Не знаю, я боялась… С одной стороны, я не хотела впутывать тебя в эту историю, ведь по большому счету только мне одной надо было принимать решение. А с другой стороны, я боялась, что ты захочешь оставить ребенка… Ведь я уже тебя больше не любила. Честно говоря, ты мне нравился, но я никогда не видела в тебе отца моих детей. Тяжело было пережить это… Ты даже не представляешь, сколько раз я плакала, вспоминая о тех днях. В первое время, помню, достаточно было услышать пустяковый комплимент в свой адрес, как мне уже становилось гадко. Я себя чувствовала настолько замаранной, что на каждый комплимент мне хотелось ответить: вы хвалите меня, потому что не знаете, кто я такая на самом деле. И с Андреа было то же самое я страдала молча, не открывая ему причину своих мучений.

— Но потом ты ему рассказала?

— Нет. Об этом только ты знаешь и… Федерика, моя подруга… Мне трудно простить себя за этот поступок, но я была еще очень молода… Да, я ошиблась, но теперь я должна смотреть в будущее. Перед тем как мы встретились в книжном магазине, я как раз думала о тебе и о том, что мне необходимо рассказать тебе об этом. И когда я случайно увидела тебя, я решила, что это знак. Прости меня…

Мы еще немного посидели в баре, поговорили о том о сем. Глаза у нее были красные. Не сразу, но до меня дошло, что ей пришлось пережить за все эти годы, какой тяжестью давила на нее неоткрытая эта тайна. Я почувствовал, что меня снова влечет к этой женщине, но теперь уже по-другому. Я был уверен, что никогда больше ее не увижу, но она, тем не менее, навсегда останется в моем сердце. Камилла была одним из самых сильных переживаний в моей жизни, переживанием одновременно и горьким и радостным. Я уже собирался произнести те самые, полные патетики слова, которые обычно редко удается удержать губах: «Камилла, что бы с тобой ни случилось, помни, ты всегда можешь рассчитывать на меня…» Но я не произнес их. Я прошептал их про себя, и, надеюсь, они были искренними.

По дороге домой я думал, что, возможно, и сам в те годы не захотел бы обзаводиться ребенком. Узнай я тогда об аборте… Нет, чувства вины я бы не испытывал. Мысль жестокая, мысль самца. Еще я наскоро сделал подсчеты: моему сыну сейчас было бы около десяти лет…

Той ночью мне никак не удавалось заснуть. Волновался ли я? Тоже нет. Плохо, конечно, так говорить, но, скорее, я испытывал эмоциональное неудобство, неприятное ощущение… Такое обычно появляется летом, когда весь день носишь шлепанцы, а вечером ложишься спать, не помыв ноги. Словно что-то противно свербит у тебя внутри.