Терраса была окружена низкой стеной, и они не сговариваясь подошли к ней и сели рядом, чтобы полюбоваться заходом солнца. На Люси по-прежнему был нелепый рабочий халат персикового цвета. Она касалась бедром его ноги, помня, что под халатом у нее ничего нет. Ведь тогда она выбежала из номера отеля в купальном халате.
Люси уставилась на плавучую пристань ярдах в пятидесяти от берега, подумав, что было бы здорово доплыть до нее. Она с грустью представила, что будь они вместе в отпуске, то сделали бы именно это. Но этого не было. А как бы ей хотелось думать именно так. В действительности Дэниел просто пытался помочь ей. Может, жалел ее. Или поступал так в память о прежних временах. «Надеюсь, дело не только в этом», — думала Люси.
Как бы хорошо ей ни было рядом с ним, следует сдерживать порывы переполненного сердца. Пожелай он, мог бы уже давно разыскать ее. Она думала обо всех этих годах тоски по нему. Почему Дэниел не пришел за ней раньше, если хотел ее так же, как она его?
Когда солнце погрузилось в Тихий океан, он подошел к холодильнику и заглянул в него.
— Принести тебе чего-нибудь выпить? — крикнул он.
— Спасибо. Что угодно, только не бурбон.
Дэниелу необходимо было ей что-то сказать, однако он отважился на это лишь после двух имбирных элей, спелого манго, двух сандвичей и чуть позже пакета чипсов.
— Как ему удалось так близко подобраться к тебе? — спросил он наконец, словно это был следующий логический ход в долгом разговоре.
— Ты имеешь в виду Иоакима?
— Я не ожидал, что он сможет приблизиться к тебе из-за того, что он сделал с тобой, когда ты являлась его женой. Да, это происходило давно, но подобные чувства не теряют остроты со временем. Думал, ты захочешь убежать прочь. Но, наверное, ошибался. Вероятно, чувства со временем притупляются.
Люси поставила стакан на стол и произнесла:
— Я действительно хотела убежать прочь, Дэниел. И убежала бы. Я заставляла себя сидеть рядом с ним. Не знаю, как я вообще это делала. От его поцелуев меня тошнило. Тогда я чувствовала себя виноватой.
— А ты…
— Что?
— Ты часто с ним целовалась?
— Не очень. Нет.
Несмотря на смущение, он продолжил:
— Дальше поцелуев у вас не заходило?
— Какое тебе дело?
— Никакого.
— Дэниел! — Люси поднялась. Ей хотелось растрясти его. — Я не занималась с ним сексом. Я не позволила бы ему прикоснуться ко мне. Это было невыносимо. Прошлой ночью я спала в кресле. Тебя это интересует?
Он кивнул.
— Но почему ты поехала с ним, если испытывала подобные эмоции?
— Потому что он говорил мне, что он — это ты.
Дэниел покачал головой и, помолчав, произнес:
— И это показалось тебе правильным?
Ее глаза внезапно наполнились слезами.
— Как ты можешь такое спрашивать?
Набравшись смелости, он осторожно прикоснулся к ее руке.
— В последний раз, когда я видел тебя на выпускном вечере в школе, ты убежала от меня. И я понимаю почему. Знаю, в этом моя вина. Последнее, что ты сделала, это оттолкнула меня. Я старался не докучать тебе, ведь ты этого желала. Мне не хотелось доставлять тебе огорчений. А теперь я не знаю, как подступиться к тебе, чтобы все не испортить. Боюсь лишиться того небольшого шанса, который у меня есть.
Люси вздохнула.
— С того момента все изменилось. Меня напугали твои слова и свои чувства. У меня начались видения, и я решила, что схожу с ума. Я постоянно думала о них, а также о вещах, которые ты говорил. Мне хотелось разыскать тебя, но я считала, что ты умер. Кто-то видел, как ты прыгнул в реку Аппоматокс.
Дэниел с мрачным видом кивнул.
— Я прыгнул, но не погиб.
— Но тогда я этого не знала. Искала тебя повсюду. Ты не представляешь, как я мечтала найти тебя и как много думала о тебе последние пять лет.
Он был искренне удивлен.
— Я понятия об этом не имел. Жаль, что я не знал.
— Ты, вероятно, и не знал, но он откуда-то проведал, как сильно я хочу снова увидеть тебя. Он подошел ко мне в колледже, назвавшись твоим именем. Сначала я не поверила. Но он знал о таких вещах, о которых не мог бы знать, не будучи тобой. Так, по крайней мере, я считала. За последние несколько лет я узнала о мире так много неожиданного, что теперь затрудняюсь сказать, что возможно, а что нет. Казалось, ему известно все то, о чем ты говорил мне на школьном вечере. Он сказал, что ты умер, как я тоже считала, и вернулся в новом теле. Он даже объяснил, как произошел этот сложный переход из прежнего тела в новое.
Лицо Дэниела исказилось от боли.
— Это была единственная правда из всего того, что он тебе рассказывал, — процедил он.
— Неужели?
— Да.
— Он сказал, что никому не причинил этим вреда.
— Нет, он причиняет людям вред, — возразил Дэниел.
Люси закрыла глаза.
— Я этого не знала, но убедила бы себя в чем угодно, потому что хотела ему верить.
— Правда?
— Да, я мечтала быть с тобой.
Они дошли по песчаному пляжу до полосы прибоя. Их ноги омывала вода. Было темно, но светила полная яркая луна. Спокойная вода словно звала их к себе, и Дэниел предложил Люси искупаться. Он мог бы раздеться до трусов, но на ней был лишь рабочий халат и, вероятно, ничего под ним.
Думая об этом, Дэниел представил, как выглядит ее тело в платье, а потом — как выглядит ее тело под платьем. А затем вообразил, как она расстегивает «молнию» на халате и входит в воду. Дэниел сел на песок и робко взял Люси за руку.
— Что с тобой? — спросила она.
— Ты о чем?
— Эти шрамы.
— Так, ничего. — Он опустил рукав.
— И все же?
К его изумлению, Люси наклонила голову и поцеловала следы ожогов — каждый из трех, — медленно и осторожно. Он смотрел на нее не мигая. Как бы Дэниел ни жаждал почувствовать на себе ее губы, он предпочел бы, чтобы эту часть тела она оставила в покое.
— У меня были суровые приемные родители, — нехотя объяснил Дэниел. — Мать-курильщица с дурным характером.
— Это сделала с тобой мать? — воскликнула Люси.
— Она не являлась матерью. Это женщина, в доме которой я жил ребенком.
Он говорил пренебрежительным тоном, граничащим с грубостью, но ничего не мог с собой поделать.
— Кто же тогда был твоей матерью?
— Женщина, родившая меня, была героиновой наркоманкой. Я не видел ее с самого детства.
Люси снова поцеловала его руку.
— Я переживал и худшие времена, — произнес Дэниел. — Мне было на нее наплевать. Видимо, она полагала, что может причинить мне боль, но она ошибалась.
Подняв голову, она взглянула на него.
— Как ты можешь такое говорить? Ты был ребенком, а она обижала тебя. Прижигала тебе кожу, и от этого остались шрамы. Разумеется, это имеет значение. Вот почему ты их прячешь.
Вдруг рассердившись, он покачал головой.
— Я их не прячу.
— Прячешь! Мне безразлично, сколько жизней ты прожил и что именно ты помнишь, но это по-прежнему причиняет боль. Это имеет значение.
— Не в том смысле, как ты думаешь. — Он был раздражен. Не об этом он собирался говорить, и ему хотелось, чтобы она замолчала. — Я отличаюсь от тебя, София. Вот в чем дело. Я отличаюсь от всех. А ты этого не понимаешь.
— О, я прекрасно все понимаю. — Она нахмурила брови. — И, между прочим, я Люси. Я сейчас здесь, и я Люси. Ты — это ты, и не так уж сильно ты отличаешься от всех, как считаешь. Ты — мужчина, который сейчас тут. — Она накрыла ладонью его руку. — С этой кожей, этими шрамами на руке и твоей чертовой мамашей. Вот кто мы такие.
— Ошибаешься. — Дэниел сердито смотрел на нее. — Мы больше, чем это.
Она была вне себя, и он решил, что это хорошо. Пусть лучше сердится, чем сочувствует ему. Она раздражала его, и в тот момент Дэниел ненавидел ее, но себя ненавидел больше. Господи, может, она опять от него убежит. Похоже, он снова все испортил. На всю жизнь. Или на все жизни. Ничего у них не складывается.
Люси долго смотрела на него в упор. Когда надо, она умела быть жесткой. Она положила руки ему на плечи, и он опасался, что она примется трясти его, но этого не произошло. Люси прильнула к нему, и Дэниел ощутил тепло ее тела. Он был потрясен, он задыхался.
— Дэниел!
Он задержал дыхание.
— Что?
Вот сейчас она попрощается с ним и уйдет. Он не знал, куда она отправится, но был уверен, что случится именно это. Он уповал на то, что она, по крайней мере, позволит ему отвезти ее в безопасное место.
— Если это не имеет значения, то пусть так и будет.
Наклонив голову, Люси прикоснулась губами к ямке у основания его шеи. Дэниел ощутил на коже ее влажный язык. Он был так потрясен, что не мог ей ответить. Он просто оцепенел и не знал, что делать. Тело вдруг превратилось в сгусток пульсирующих нервов, а мозг отказывался работать.
Слегка подавшись назад, Люси начала расстегивать на нем рубашку. Дэниел в изумлении смотрел на нее, словно это происходило с кем-то другим. Стянув рубашку с его плеч, она бросила ее на песок. Он тяжело дышал, но не смел пошевельнуться.
— Не имеет значения, так и не надо.
Наклонившись к его груди, Люси поцеловала ее. Дэниел судорожно вздохнул.
— И это не имеет значения.
Скользнув руками по его спине, она приблизилась к нему, чтобы поцеловать его в губы. Она жадно целовала его, а Дэниел торопливо и бурно отвечал на ее поцелуи. Он ни о чем не думал. Он целовал ее со всей страстью, потому что не мог больше сдерживаться. Его руки с жадностью ласкали ее бедра, но Люси отодвинулась от него.
Отстранившись, она взглянула на него, и все его большое тело заныло. Он не мог больше физически существовать отдельно от нее. Раз уж все это началось, предстояло испытать гамму эмоций. И ему уже было не остановиться. Дэниел погружался в пучину страсти.
Люси не сводила с него глаз, которые постепенно наполнялись слезами.
— Разве это не имеет значения?
Он понял, что сейчас она расплачется. Расплачется из-за него. Дэниел закрыл глаза.
— Скажи мне, разве это не имеет значения? — воскликнула Люси.
Ему не хотелось открывать глаза. Он чувствовал, как у него из-под века выкатывается слезинка. Он не мог ей лгать. Не мог прежде и сейчас не мог.
— Не останавливайся, — еле слышно прошептал он.
— Почему нет?
Он почувствовал, что умрет, если не прикоснется к ней.
— Потому что это имеет значение.
Когда Люси снова поцеловала его, он тоже плакал. Они лежали на песке, омытые слезами и поцелуями. Дэниел больше не пытался уловить в этом какой-то смысл. Он не старался что-то упорядочить или запомнить на будущее. Это все, что у него было. И лишь это имело значение. Он целовал ее самозабвенно, ведь любить человека — все, что мы умеем.
Дэниел не знал, сколько времени они целовались на темном песке. Ничто больше их не разделяло. В какой-то момент он взял Люси на руки. Он не раздумывал, а просто послушался своего тела. Дэниел уже давно перестал бороться с собой. У него было сильное тело, и он с легкостью поднял ее и отнес в дом, в спальню. Он раздвинул противомоскитный полог и положил Люси на кровать.
Время утратило свой смысл. Обычный порядок вещей, которого он так строго придерживался, нарушился. Возможно даже, цикл его долгого существования переключился в начало и обновил его.
Дэниел с болезненной нежностью расстегнул на ней халат, увидел ее наготу в приливе нежданного восторга, несмотря на то что знал, какой она предстанет перед ним. Ему казалось, что он раньше не видел женского тела. Обнимая Люси, он чувствовал, словно никогда прежде ни к кому не прикасался. Обследовал пальцами и губами каждую ее частичку. Дэниел целовал ее мокрое от слез лицо и заглядывал ей в глаза, чтобы убедиться, что она с ним. Она отдавала ему всю себя без остатка.
— Я люблю тебя, — прошептал Дэниел, не в силах вспомнить, произносил ли он когда-нибудь эти слова.
Когда он обследовал каждую ее частичку, Люси обвила его ногами и изо всех сил притянула его к себе. Обнимая его за шею, она осыпала его влажными жадными поцелуями.
Дэниел подумал, что может навсегда затеряться в ней. Не найти дорогу назад. Вот она здесь, и она — Люси. А он мужчина со всем, что у него есть.
Наконец он достиг кульминации в своих необузданных чувствах. Этот момент своей значимостью развеял все воспоминания прошлого. Вероятно, он не сумеет сохранить его, и это всегда пугало Дэниела. Но он ощущал безумную радость от того, что освобождает свое отягощенное сознание. Он выбросил все из головы. Остальную часть мира и воспоминания о том, что с ним когда-либо происходило. Дэниел прижимал свое потное тело к гладкой душистой коже Люси. Обвившись вокруг нее, он ощущал себя таким новым и незащищенным, словно только что родился.
Люси проснулась от какого-то звука. Не от шелеста дыхания или случайного вздоха, как приятных элементов сна, а от какого-то непонятного звука. С сожалением и очень осторожно она отодвинулась от Дэниела.
В комнату проникал слабый свет утренней зари. Люси тихо выбралась из постели. На полу она нашла свой халатик и надела его, медленно, чтобы не шуметь, застегивая «молнию». Потом повернулась к окну. С трудом можно было различить листья мангового дерева. Люси замерла, прислушиваясь.
И вновь она услышала какой-то звук. Возможно, это была птица или какое-то мелкое животное. Вокруг дома царил тропический пейзаж. Люси приблизилась к окну.
— Дэниел!
Еще не успев ничего сообразить, она выкрикнула его имя. Там что-то было. Лица различить она не могла, но была почти уверена, что видит что-то за полуоткрытым окном. Оружие?
При звуках ее голоса он сел в постели. Люси со всех ног бросилась к нему, чтобы оттолкнуть в сторону. Послышался выстрел, она пронзительно закричала, и Дэниел с криком поднялся.
Люси не понимала, что происходит. Он держал ее и вопил как помешанный. Она увидела кровь и испугалась, что он ранен. Он отнес ее из спальни в гостиную. Раздался еще один выстрел.
— Ты ранен? С тобой все хорошо? В тебя попали?
Дэниел пробежал через дом и выскочил на пляж. Он мчался по песку с ней на руках, когда прогремел третий выстрел. Они погибнут. Где им спрятаться? В дом возвращаться нельзя. На открытом пляже они представляли собой удобные мишени. Впереди была только вода.
У него на груди виднелась кровь. Господи, неужели Дэниел ранен?
Он добежал с ней до линии прибоя и потащил с собой в воду. Только когда она поплыла, до нее дошло, что она едва может двигать рукой. На отдалении послышался еще один выстрел.
— Глубоко вдохни, — велел ей Дэниел.
Они вместе ушли под воду, и он тащил ее за собой, а Люси плыла изо всех сил. Болело плечо. Наверное, она его повредила. Он так энергично плыл за двоих, что она подумала — вряд ли он серьезно ранен. Они на мгновение вынырнули, чтобы глотнуть воздуха, а потом опять скрылись под водой.
Когда они вынырнули для следующего вдоха, Люси увидела прямо перед ними плавучий причал. Дэниел подтолкнул ее к нему, а сам проворно вскарабкался на него.
Люси не хватало дыхания. Она дотронулась рукой до плеча. На берегу она заметила человека с пистолетом. Дэниел называл его Иоакимом.
Она почувствовала, как Дэниел поддерживает ее одной рукой, а другой рукой расстегивает «молнию» на ее халате. Он осторожно спустил халат с плеча, и ей стало больно. Он снимал с нее одежду, и хотя оба они могли в любой момент умереть, Люси не паниковала.
— Нас здесь будет легко убить, — пытаясь отдышаться, произнесла она.
— Если он собирается убить нас, значит, убьет.
Дэниел рассматривал ее плечо, и она только сейчас сообразила, что оно в крови. Пистолет был направлен на них.
— Меня ранили? — прошептала Люси.
— Твое плечо задела пуля, не предназначенная для тебя. Ты прыгнула прямо передо мной и испугала меня до смерти. — Дэниел почему-то улыбался. — У тебя всего лишь царапина. Нам повезло.
— Кому же предназначалась пуля?
Она бросила еще один настороженный взгляд на Иоакима, стоящего на берегу с оружием в руках.
— Он намеревался запугать нас и подчинить себе, но не стрелять в тебя. Иоаким был бы, наверное, не прочь подстрелить меня. Он хочет, чтобы я оказался в его власти. Такой он человек. Намерен поступить со мной так же, как я с ним, — похитить тебя и дать мне знать, что ты живешь на свете, но не можешь принадлежать мне. Вероятно, он считает, что ты по-прежнему принадлежишь ему. Я не утверждаю, что он в качестве крайней меры не застрелит меня или нас обоих, но это не то, к чему он стремится.
— Почему?
— Тогда он снова нас потеряет. Иоаким может заполучить нас в этой жизни, но не в следующей. Он умеет вспоминать, но не способен распознавать души.
— Правда?
— Да. По крайней мере, в прошлом не умел.
— А ты?
— Умею.
— Что же произойдет дальше?
— Не знаю, как не знает и он. Когда Иоаким привез тебя сюда, думаю, он надеялся на мое появление, но не ожидал, что мне удастся убежать с тобой. Я почти уверен, что этого в его планах не было. Он понимает, что сейчас у нас нет альтернативы, как нет и у него. Он не может оставить нас и достать лодку. К тому времени, как он вернется, мы исчезнем. За нами плыть он тоже не может.
— Как же нам поступить?
— Пока мы в безвыходной ситуации. Нам всем придется ждать.
— Неужели?
— Если только у тебя не возникнет какая-нибудь идея.
— Надо поразмыслить, — сказала Люси. До нее дошло, что он тянет за низ ее платья, и она поднялась и села. — Разве сейчас подходящий для этого момент?
Дэниел рассмеялся.
— А почему бы нет? — Он рассматривал подол ее платья. — Слушай, я знаю, у тебя сейчас проблемы с одеждой, но ты не против, если я оторву лоскут от подола? Хочу перевязать тебе плечо. — Дэниел указал на свои мокрые трусы. — У меня совсем нечем делиться.
— Думаю, надо ими воспользоваться, — усмехнулась Люси.
— Ладно, — откликнулся он.
Дэниел встал и принялся раздеваться, и она в который раз восхитилась его стройным телом. Люси была слишком опьянена счастьем, чтобы трезво оценить ситуацию. И догадывалась, что Дэниел чувствует то же самое. Целый мир не мог вместить грандиозности того, что произошло между ними прошлой ночью. И уж никак этот мир не мог вместить их счастья.
— Перестань. Я пошутила. Можешь разорвать мой халат. Нам не следует оставаться здесь голыми.
— Разве?
— Не перед таким зрителем.
Дэниел ловко оторвал несколько дюймов подола прямо по краю, успев украдкой заглянуть ей под платье.
— В этом наряде ты сводишь меня с ума.
Люси рассмеялась.
— Это не тот наряд, который я выбрала бы для нашего воссоединения, но, признаю, в него легко влезать и из него легко вылезать.
Он аккуратно перевязал ей плечо, чтобы остановить кровотечение.
— Похоже, ты знаешь, что делаешь.
— Я врач.
— Не может быть.
— Да, врач. Уже на протяжении нескольких жизней.
— Ты слишком молод.
— Я окончил медицинский колледж. Пропустил один или два курса.
— Один или два? Больше.
— Ладно, больше.
— Ты работаешь в больнице?
— Да. — Дэниел закрепил повязку, поцеловал Люси в грудь, поправил платье и застегнул «молнию». — С вами все будет в порядке, мэм.
— Еще один шрам для моей коллекции.
— У тебя много пулевых ранений?
— Я имею в виду те, что накапливаются за несколько жизней и остаются после смерти. Как вот этот, верно?
Люси показала на свое предплечье. Дэниел наклонил голову.
— Как ты об этом узнала?
— От Констанции.
— Как?
— Я сама была ею. Прочитала письмо, которое она мне написала.
Дэниел покосился на Иоакима на берегу, а потом перевел взгляд на Люси.
— И как же ты это сделала?
— Поехала в Хастонбери-Холл, в Англию, и отыскала письмо в ее старой спальне.
Дэниел недоверчиво покачал головой.
— Ты надо мной смеешься.
— Помнишь, я рассказывала тебе о гипнотизере? Под гипнозом я вернулась в предыдущее состояние, то есть к Констанции. Она настаивала, чтобы я нашла ее письмо. И с тех пор она изводит меня, заставляя вспоминать разные эпизоды.
— Невероятно.
— Это правда.
— Знаешь, я ошибался.
— В чем?
— Когда ты была Констанцией, я говорил тебе, что у тебя обыкновенная память. Теперь понимаю, что недооценивал тебя.
— Дело в том, что та девушка не хотела оставить меня в покое. Она не была бы счастлива, если бы мы с тобой не были вместе.
Дэниел рассмеялся.
— А сейчас она счастлива?
Люси тоже рассмеялась, но к глазам у нее подступили слезы.
— Сейчас она очень счастлива.
Дэниел поднял глаза к небу. Ему казалось, он видит, как солнце поднимается по дуге все выше, а ему так хотелось замедлить его ход. Он слышал, как о причал плещется вода. Чувствовал, как подмышку ему щекочет шелковая прядь волос Люси. У него возникло ощущение, словно он покурил травки. Дэниел понимал, что не имеет права быть счастливым, когда на них с Люси нацелен пистолет. И еще он сознавал, что должен испытывать негодование, но был спокоен.
— Мне нужно составить план действий, — сказал он, накручивая себе на палец прядь ее волос, — но я в состоянии думать лишь о том, как ты выглядишь под этим халатом. Это невыносимо.
— Может, нам следует сделать это прямо здесь и сейчас, — произнесла Люси. — Чтобы проучить его.
— Он рассвирепеет и попытается застрелить нас обоих.
— Но потом мы вернемся вместе, правда?
Он приподнялся на локте и серьезно взглянул на нее.
— Да, даже если ты любишь меня в тысячу раз меньше, чем я тебя. Мы вернемся вместе.
— Значит, так и будет. Потому что я очень люблю тебя. А он-то как раз не хочет, чтобы мы находились вместе.
— Разумеется.
— Наверное, мы не должны давать ему этого шанса. — Люси прижалась спиной к его груди. — Не такой он хороший стрелок.
— Я тоже так думаю.
Она покачала головой.
— Ты не уйдешь без меня. Я всегда буду с тобой.
Он нахмурился.
— Серьезно, Дэниел.
Он взял ее руки в свои и положил подбородок на ее плечо.
— Какие еще у нас есть варианты, помимо того чтобы быть застреленными?
— Можем рискнуть и поплыть к берегу.
— И что нас там ожидает?
Дэниел сжал губы.
— Возможно, сдаться на милость Иоакима.
— А что произойдет потом? Он захватит меня в заложники? Потом тем или иным образом причинит мне зло, а тебе придется на это смотреть? Заставит тебя унижаться и в конечном счете убьет тебя? К такой развязке он стремится?
— Наверное.
— Иоаким не боится совершить убийство. Если его когда-нибудь поймают, он может просто перескочить в другое тело.
Дэниел кивнул.
— Плохой вариант развития событий.
— Мы можем поплыть куда-нибудь еще? Например, вокруг мыса и добраться до берега?
— Он доберется туда быстрее.
— Ты думаешь, здесь есть люди?
— Не исключено, но место это довольно пустынное.
— Если каким-то чудесным образом мы все-таки выберемся отсюда, что тогда? Можем ли мы уехать туда, где он нас не найдет?
— Вероятно, ненадолго.
— Тебе когда-нибудь приходила в голову мысль, что мы не предназначены друг для друга?
На его губах появилась улыбка.
— Нет. Нам предназначено быть вместе. Только надо, чтобы мы очень этого хотели.
Люси тоже улыбнулась.
— У меня все идеи иссякли. Может, ты что-нибудь придумал? Есть идеи?
Запрокинув голову, он посмотрел в небо.
— У меня есть идея побыть с тобой еще немного.
— Ты боишься умереть? — спросила Люси.
Дэниел лежал на спине, а она свернулась калачиком сбоку, положив голову ему на грудь. Он испытывал необычайное умиротворение.
— Нет. Я много раз умирал. А вот любовью занимался с тобой всего лишь один раз, и об этом чуде сейчас только и думаю. Так или иначе, этого Иоаким не сможет от нас отнять.
— Мы умрем?
Он размеренно дышал. Никогда прежде не ощущал он солнечное тепло во всей его полноте, как сейчас.
— Люси, мне не хочется об этом думать. Я хочу думать лишь о тебе. Но если ты ожидаешь от меня ответа, я скажу, что, вероятно, впереди у нас либо страдания, либо смерть. Я бы предпочел умереть, но счастливым.
— Правда?
— Да.
Она легла на спину рядом с ним.
— Раньше ты называл меня Люси?
Он повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и заслонил глаза от яркого света.
— Забавно, я везде вижу только тебя.
Она покачала головой.
— Мы на плаву посреди воды. Кроме меня, здесь ничего и никого нет.
Засмеявшись, Дэниел притянул ее к себе и обнял. Потом поцеловал в шею и губы.
— Люси, — сказал он. — Люси. Какое замечательное имя. — Он поцеловал ее в подбородок. — Люси. Это ты.
К тому времени как солнце встало у них над головами, у Люси покраснела кожа и она захотела пить. Она догадывалась, что с ним происходит то же самое.
— Думаю, с этим ожиданием не так все гладко, — наконец произнесла она.
— О чем ты?
— Скоро я превращусь в головешку и мы оба очень захотим пить. Я буду стараться сохранять самообладание, ты начнешь беспокоиться обо мне, а потом ты можешь совершить что-то, о чем пожалеешь.
— Ты права. — Дэниел поцеловал ее в щеку. — Давай насладимся тем, что у нас осталось.
— Я не хочу, чтобы он нас убил.
— Я тоже.
— И мы не можем ждать вечно.
Дэниел кивнул. Он не хотел говорить, что, по его мнению, Иоаким не допустит, чтобы эта ситуация продлилась после заката. Иоаким никогда не отличался терпением.
Люси некоторое время молчала. Дэниел охватил ладонями ее ступни.
— Можно тебя спросить кое о чем? — прошептала она.
— О чем угодно.
— Когда тонешь, что это за смерть?
Он с удивлением взглянул на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Как это происходит? Это больно? Долго длится? Это хуже, чем, например, быть застреленным?
— Ну… Со мной это случалось дважды. И дважды я был застрелен. Это произошло в более позднее время. Я бы сказал, что утонуть в целом лучше.
Она потерла ладони друг о друга и облизнула сухие потрескавшиеся губы.
— В таком случае это худшее, что может случиться, верно? Допускаю, что это довольно противно, но все же лучше, чем доставить ему удовольствие отнять у нас жизни. Давай спрыгнем с этой штуковины и поплывем. — Люси указала в сторону моря. — Мы либо доплывем до Китая, либо нет.
— Погода меняется, — произнес Дэниел, вглядываясь в даль.
— Что?
— В открытом океане сейчас шторм, и, похоже, он движется в нашу сторону. Не знаю, хорошо это для нас или плохо.
— Что может быть в этом хорошего?
— Меньше обгорим. Меньше будем мучиться от жажды, если удастся ухватить влаги.
Внезапно прогремел выстрел.
— Наверное, ему надоело ждать, — усмехнулся Дэниел.
Люси теснее прижалась к нему.
— Мне кажется, нам пора отправляться, — сказала она.
Дэниелу хотелось прикасаться к ней, говорить с ней, вдыхать ее запах и смотреть, как она смеется. Он не хотел умирать. Не желал, чтобы все это закончилось. Но надо было стряхнуть с себя оцепенение. Он не волновался о том, что произойдет с ним, он беспокоился о Люси.
— Ты считаешь, что так будет лучше? — спросил он.
— Да.
Люси пододвинулась к краю понтона, и Дэниел последовал за ней. Он заметил, что она держится рядом с ним, постоянно касаясь его тела.
— Это твой сознательный выбор? Ты безоговорочно веришь в то, что я тебе рассказывал, и хочешь плыть в Китай?
Она посмотрела ему в лицо, словно проверяя его.
— Да.
— Люси, подумай хорошенько. Пусть Иоаким застрелит меня, а ты возвращайся к нему с миром. Это на время удовлетворит его жажду крови. Надеюсь, он не сделает тебе ничего плохого. Ты сможешь поехать в Штаты и вернуться к нормальной жизни. Это будет самым разумным.
— Как ты можешь такое говорить? — Люси дернула его за ногу. — Я не согласна. Неужели ты действительно думаешь, что он оставит меня в покое, позволит вернуться к нормальной жизни?
Лгать Дэниел не мог.
— Ты права. Но остается шанс.
Она прикусила нижнюю губу.
— Этот шанс мне нравится примерно так же, как все наши прочие шансы. Так или иначе, я никуда не пойду без тебя. Мы вместе поплывем в Китай. И если случится самое худшее, я умру с тобой вместе, но жить без тебя не стану.
— Ты сказала нечто подобное, когда была Констанцией, и я отговорил тебя от этого.
Она грозно взглянула на него.
— Обмани меня хоть раз, Дэниел! — И протянула ему руку. — Готов?
— Не хочу, чтобы это закончилось, — вздохнул он.
— Это только начало, — откликнулась Люси с уверенностью, которой он позавидовал.
Дэниел наклонился и поцеловал ее.
— В Китай, — промолвил он.
Она кивнула. У нее дрожал подбородок, и Дэниел понимал, что она боится открыть рот, чтобы не расплакаться.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
Улыбаясь сквозь слезы, Люси посмотрела на него, потом со всей силы сжала его руку, и они вместе прыгнули.
Когда они погрузились в воду, прогремел еще один выстрел. Дэниелу не хотелось отпускать ее руку, но он понимал, что так ей будет трудно плыть. Он подумал о ее плече. Они плыли целеустремленно, но он знал, что надолго их не хватит.
Солнце по-прежнему освещало воду, и вдруг Дэниел увидел зигзаг молнии. Он посмотрел на Люси, на ее тяжелое от воды платье, постарался не думать пока о плохом, однако исход ситуации был очевиден.
Волны росли и покрывались густой пеной, и это мешало Иоакиму целиться с берега. Еще несколько сот ярдов вперед, и они оказались бы вне поля его зрения и вне пределов досягаемости.
Иоаким может погнаться за ними на катере, но ему помешает погода. Ни один разумный судовладелец не согласится вывести катер в море во время шторма. Вероятно, у Иоакима уже есть лодка. Может, он ее украдет. Но если он даже на время оставит берег, то потеряет контроль над ними. Должно быть, он считает, что они вернутся на то же место. Он знает, что у них нет выбора. Единственное, чего он не может контролировать, это их способность умереть. Он не сумеет догнать их там, куда они отправляются.
Они проплыли еще четверть мили, когда Дэниел заметил, что Люси не хватает дыхания. Еще он боялся, что ей больно. Он замедлил темп, и они немного поболтались на месте. Бороться с волнами становилось все труднее.
— Не волнуйся, — сказал Дэниел. — Китай никуда не денется.
— Он ведь не может теперь выстрелить в нас, верно?
— Нет. Я его даже не вижу.
— Тогда мы здесь одни.
Люси дрожала.
— Мы одни. — Дэниел обнял ее за плечи. — Как твое плечо?
— Нормально.
Он кивнул. Вода остывала, отчего все процессы, включая смерть, должны были замедлиться.
— Что случится, если мы не доберемся туда? — задыхаясь, спросила Люси. — Как человек умирает?
— Не поддавайся ей, — ответил Дэниел. — Просто плыви, пока она тебя не заберет.
— Долго это длится?
Он не хотел вдаваться в детали физиологии утопления. Это только напугало бы ее.
— Несколько минут. Ты сильная, и твое тело будет сопротивляться, но я тебе кое-что обещаю.
— Что?
— В самый тяжелый момент, самый мучительный и мрачный, когда терпеть уже невозможно и тобой овладевает страх, на тебя снизойдут умиротворенность и покой, каких ты никогда прежде не испытывала.
Она воспрянула духом.
— Это происходит со всеми?
— Это произойдет с тобой.
На следующем отрезке пути ими овладело странное спокойствие. Они плыли под водой, приподымаясь, чтобы вдохнуть воздух. Дэниел плыл рядом с Люси и смотрел на нее. Он был почти загипнотизирован красотой замедленных движений ее тела под водой. Боролся с собой, не зная, пытаться поддержать ее и дать отдохнуть или нет. Ему не хотелось все это затягивать. При всем ужасе этой ситуации, в том, как вокруг них бурлили волны, через которые продолжали просачиваться солнечные лучи, было нечто восхитительное. Дэниел вспомнил о своей первой жизни в Антиохии, когда он пятилетним ребенком спасался под водами реки от землетрясения. Он думал, что тогда встретил вечность, и задавался вопросом, не увидит ли снова вечность вместе с ней.
Люси была удивительно сильной, ее тело обладало большим запасом энергии. Он знал, что она больше не ощущает боль.
А потом, постепенно, Люси начала сдавать. Движения ее замедлились. Гребки стали менее точными. С ним это тоже происходило, но в отношении себя его это не тревожило. А наблюдать за Люси Дэниелу было больно. Ведь это он втянул ее во все.
Неожиданно наступил момент, который должен был наступить, когда она перестала бороться. Под водой, в крапчатом солнечном свете, Люси повернула к нему лицо. Страха на нем не было. Лицо ее, более чем что-либо другое, выражало веру. Она верила в него и в то, что он ей обещал. Она ему доверяла.
Вот что такое, оказывается, быть любимым. Вместо того чтобы отгородиться от этого, как он привык делать, он позволил этому чувству овладеть своей душой. Дэниел пытался приоткрыть каждую часть себя, чтобы впитать как можно больше.
Потом, к его ужасу, руки Люси поднялись над головой, и она начала тонуть. Он смотрел на это, как на замедленное движение на экране. Сквозь толщу воды струились столбы солнечного света, кружась вокруг нее. Волосы были как золотистое облако, а руки раскинуты.
Она тонула. Он увидел ее затылок, разомкнутые пальцы, опустившиеся ниже уровня его груди. Ее затягивал алчный мрак морского дна. Люси покидала солнечный свет, покидала его, и он оцепенел, глядя на нее.
«Ты должен отпустить ее».
«Почему?» — взывал голос у него в голове, пробуждая его существо.
«Потому что таким образом мы себя спасем. Мы это выбрали. Осуществления именно этого мы дожидались много столетий».
Чем были все эти столетия? Дни, годы и месяцы воспоминаний. Они были мыслями в его голове и ничем больше. Мог ли он быть уверен в любой из них? Возникало ли у него какое-нибудь реально осязаемое доказательство того, что он когда-либо возрождался после смерти или возродится в будущем? Люси верит ему. Но верит ли себе он сам? Неужели он так уверен в себе, что готов пожертвовать ею?
Наверное, он сумасшедший. Все дело в этом. Он лечился в психиатрической клинике вместе с другими пациентами, разделявшими его взгляды. Почему он считает, что чем-то лучше их? Только потому, что ему удавалось держать при себе свои бредовые идеи?
Как он может быть уверен, что перед этой жизнью существовали иные? Откуда знает, что после будут другие жизни? Он этого не знает. Что, если он придумал эту память, как средство борьбы с жизнью, полной лишений и жестокого обращения? Обездоленные люди совершают странные поступки. Откуда ему знать, что он не помешанный? Вероятно, что он живет в своем вымышленном бредовом мире, в который втянул и ее.
Все это просто истории, он знает их так много. А если это вымышленные истории? Может ли он так рисковать? Может ли на основании этого позволить ей уйти?
Мысли — ничто. Воспоминания — ничто. К ним нельзя прикоснуться. Все их можно уместить на острие булавки. Весь твой мир можно взять под сомнение за несколько секунд.
Дэниел смотрел, как облако ее волос опускается до уровня его коленей. «Не затягивай этого. Не дай ей долго мучиться перед смертью». Ее гортань скоро наглухо закроется, а сердце, легкие и мозг начнут свою непроизвольную борьбу. Если он попытается вмешаться, никому от этого не станет легче.
Это девушка, которую он любит. Сильная красивая девушка.
Всего несколько часов назад он занимался с ней любовью в самый восхитительный момент своей жизни, он перецеловал каждую клеточку ее тела, а сейчас она умирает у него на глазах.
Нет. В голове у него звучало одно слово, быстро заполнившее все его существо. Оно оживило каждый его мускул и каждый нерв. Нет. Она его не покинет. Нет. Он не отпустит ее.
Нет. С этим словом пришло воспоминание. Однажды Дэниел уже видел, как она умирала. Он видел, как она умирает, ведь это он ее убил. Он сжег ее дом и смотрел, как она умирает, и с тех пор с болью думает и грезит об этом каждый день. Нет. На сей раз он не станет смотреть, как она умирает.
«У нас нет выбора. У нас нет других вариантов».
Нет! Если у тебя нет выбора, тебе все-таки придется сделать выбор. Если нет никаких вариантов, придумай их. Нельзя просто так позволить миру одолеть тебя. Он слишком долго делал это.
Вечности он не увидел. Была эта девушка, и этот момент, и один слабый шанс. Его тело вырвалось из странного оцепенения. Оно знало, что делать дальше. Продолжать сдерживать себя и не приближаться к Люси было сродни какому-то шаманству, от которого страдало также и тело. Дэниел нырнул и протянул к ней руки. Потом ухватил ее поперек туловища и потащил к поверхности. Его сильное крепкое тело очень любило ее, потому что принадлежало ему.
Он держал Люси и оставался на плаву в стоячем положении. Ее голова опустилась ему на плечо. Ее конечности не двигались. Страшно волнуясь, Дэниел проверял, есть ли признаки жизни в области шеи и груди.
Она не умерла. Вода в легкие еще не набралась, но они заблокировались, и ему пришлось пережить очень тревожный момент, пока ее гортань не открылась и она не задышала.
— Ты не умрешь, — сказал Дэниел ей. Он чувствовал, как от эмоций прерывается его голос. — Я говорил, что отпущу тебя, но нет, не могу.
Обхватив Люси рукой так, как его учили в школе спасателей в Фэрфаксе, Дэниел потащил ее вперед. Он плыл навстречу шторму, потому что плыть больше было некуда. Солнце скрылось, и пошел дождь. Дэниел молил Бога, чтобы молнии продолжали удаляться в сторону берега.
Он плыл изо всех сил. Он не знал, куда плывет и что найдет, кроме воды и дождя. Почувствовав, что течение сносит его на север, поначалу он с ним боролся, но потом поплыл по течению. Откуда ему было знать, куда двигаться?
В минуты непомерного напряжения Дэниел привык представлять, как выглядел бы мир с высоты. Но сейчас он видел внизу их крошечные белые лица, болтающиеся в огромном штормовом море.
У него заболели руки и ноги, но он не собирался сбавлять темп. Он не собирался сдаваться. «Ты ее не получишь, — хотел он сказать безразличному океану и Иоакиму. — Я спасу ее».
Дэниел не знал иного способа спасти Люси, кроме как плыть и плыть. Надо было бороться. Это все, что у него было. Не воспоминания, не опыт, не умение. У него было стремление. Стремление бороться до тех пор, пока не иссякнут все силы.
Солнце, подернутое пеленой дождя и ветра, почти незаметно ушло за горизонт. Дэниел уже давно перестал ощущать свое тело. Ноги онемели. Он понимал, что его рука на месте только потому, что она по-прежнему сжимает Люси и тащит ее вперед. Еще он сознавал, что его тело старается сберечь кислород для мозга и жизненно важных органов, но даже и они были истощены. Мозг перешел в фазу постепенного затуманивания. Он уже должен был утонуть. Своим затуманенным сознанием Дэниел почти завидовал себе самому в те времена, когда был в состоянии просто спокойно утонуть.
Посмотрев на Люси, Дэниел заметил, что глаза у нее широко открыты. Конечности не двигались. Она позволяла тащить себя вперед.
— Эй, — прошептал Дэниел.
Люси несколько раз моргнула.
— Что мы делаем? — еле слышно спросила она.
— Мы не умираем, — откликнулся он.
Она откинула голову назад.
— Идет дождь, — сказала Люси.
— Да.
— Ты уверен, что мы не умерли?
Ему удалось пошевелить губами:
— Надеюсь, нет.
Гремел гром, но молнии уже сверкали вдалеке. Ветер гнал волны, которые старались захлестнуть пловцов, и с каждой новой волной Дэниел оглядывался назад и смотрел, дышит ли Люси.
«Что мы наделали?» — думал он.
Его разбухшее сердце готово было разорваться. Все оно было заполнено любовью и страстью, а теперь еще добавились переохлаждение и инфаркт миокарда. Обычно, прежде чем сердце разорвется, человек теряет сознание, и Дэниел изо всех сил держался. Его мысли теряли четкость и логичность, но он пытался быть начеку. «Не умирай пока», — умолял он свое сердце.
У нее была запрокинута голова. Время от времени сквозь облака просвечивала луна, и Люси смотрела на нее. Она доверилась Дэниелу в смерти и, очевидно, доверилась снова в этом безнадежном и бесконечном преодолении штормового океана.
Ему показалось, что помимо рева ветра он что-то слышит, но его заторможенный рассудок был не в состоянии это проанализировать. Он слышал, как Люси что-то говорит, но не различал слов.
Дэниел с трудом пошевелил онемевшей рукой, чтобы притянуть Люси к себе.
— Это самое темное время? — спросила она.
У него стучали зубы, тело его сотрясалось от дрожи.
— Почему ты спрашиваешь?
— Посмотри.
Он проследил за ее взглядом, направленным на небо. Сквозь пелену дождя Дэниел различил белую вспышку и вновь услышал тот звук. В голове мелькали какие-то мысли, но он был не в состоянии сосредоточиться.
— Ты видишь ее?
— Это чайка.
Птица сделала над ними пару кругов, вероятно раздумывая, сможет ли сожрать их. Дэниел заметил направление, в котором она полетела, и поплыл в ту сторону. Ему никак не удавалось успокоиться, но тело, казалось, знало, что чайки не улетают далеко от земли, в особенности в такую погоду. Они не улетают так далеко в море, если им негде приземлиться.
Дэниел удвоил свои усилия. Он понимал, что должен следовать за чайкой. Нельзя было упускать ее из виду. Птица парила и петляла в воздухе, иногда повисая на месте, и болезненная зависть к ней немного приободрила Дэниела. «Мы не созданы для воды и неба, — подумал он. — Как же нам следовать за тобой?»
— Она должна где-то приземлиться, — прохрипел он.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
Люси уставилась на него, и над волнами раздался ее встревоженный крик.
— Как тебе удается это делать? Почему ты все еще движешься, Дэниел?
Он вообще не был уверен, что все еще движется. Радовался, что ноги у него продолжают работать, хотя он их не чувствовал. «Мы должны жить», — хотел он ей сказать, но у него не хватало дыхания.
У Дэниела ослабло зрение. Он с напряжением всматривался в темноту, но едва различал очертания волн. Хорошо, что у Люси глаза были открыты.
— Дэниел, я что-то вижу, — вдруг произнесла она.
Он оглянулся на нее, стараясь сфокусировать зрение.
— Это там, впереди. Темные очертания, выступающие из воды. Похоже на большой камень. Ты видишь его?
— Нет.
— Можешь плыть дальше? Он совсем близко!
Скала приняла угрожающие размеры, и Дэниел едва не наткнулся на нее, прежде чем смог различить в темноте. В полном изнеможении, едва дыша, он подтолкнул Люси на скалу, глядя, как она цепляется ногами за шероховатую поверхность. Дэниел взялся руками за камень, чтобы подняться самому, и на секунду закрыл глаза. «Я только чуть-чуть передохну, — подумал он. — Только переведу дух».
Он не успел понять, что случилось, как услышал ее пронзительный крик.
— Дэниел! Дэниел, поднимайся сюда!
Течением его отнесло на несколько футов от скалы.
«Я только отдохну минутку, а потом заберусь туда».
— Дэниел! Дэниел! Открой глаза. Посмотри на меня. Вернись. У нас все будет хорошо! Ты слышишь меня?
«Я так устал», — подумал он.
— Если ты не заберешься сюда, я прыгну в воду! Мы утонем прямо сейчас, если ты этого хочешь.
Дэниел открыл глаза и заморгал. Он увидел, как Люси спускается вниз с утеса. Зачем она это делает? Дэниел пытался пододвинуться к ней. «Не делай этого». Дотянувшись до нее, он схватил ее за лодыжку.
— Ты утонешь.
Язык ему не повиновался, и рассудок был так затуманен, что он почти не соображал, что говорит.
— Забирайся сюда, Дэниел, или я сейчас утону вместе с тобой. — Люси схватила его за запястье. Он почувствовал ее руку, когда она помогала ему уцепиться пальцами за выступы скалы. — Готов? Слушай меня! Считаю до трех. Готов? Раз. Два.
У него снова закрывались глаза.
— Дэниел!
Люси с такой силой сжала его руку, что Дэниел открыл глаза. Теперь он ясно видел ее.
— Раз, два, три!
Набрав полные легкие воздуха, Дэниел с оглушительным воплем вскарабкался на скалу. Подобно гусенице-землемеру, он сложился пополам и подтолкнул себя выше. Проделав этот маневр еще раз, Дэниел вылез из воды. В этот момент тело отказало ему. Он обмяк и, может, даже умер, но о большем он и не мечтал.
Люси растирала Дэниелу спину, дожидаясь наступления утра. Время от времени тормошила его и ощупывала грудь, чтобы убедиться, что он жив. Он издавал довольное мычание.
Когда наступил рассвет, она рассмотрела их скалу. На ней было три вершины и несколько вымоин, в которых скопилась дождевая вода. Ее мучила жажда, но Дэниел лежал, обмякнув, поперек ее ног, и она пока не хотела его будить. На некоторых участках скала была красной, на других — черной. Там росло несколько причудливо переплетенных цепких плетей лозы, и всю скалу покрывал слой птичьего помета. На противоположном ее конце сидели недовольно переговаривающиеся чайки. Небо было ясным, и быстро светлело, но земли нигде не было видно. Дэниел проплыл с ней огромное расстояние.
Страшно было вспоминать о проведенной ночи. Люси решила, что станет вспоминать по частям. Не все сразу. Она вспомнила, как все глубже опускалась под воду. Она тогда хотела умереть, а он нет.
Люси не понимала, как ему удалось это сделать. После того как она перестала двигаться, Дэниел плыл в течение многих и многих часов. И не один, а тащил ее на себе.
У них все должно получиться. Как? Люси надеялась только на него. Пресной воды им хватит на пару дней. Небо было ясным, а вода спокойной. Мимо них кто-нибудь обязательно проплывет. В конце концов их подберут.
А что потом?
Дэниел заворочался и перевернулся на бок. Люси наклонилась и поцеловала его в губы. Поверхность скалы не располагала к отдыху. У Люси все ноги были расцарапаны. Чтобы спать на этих камнях, нужно быть полумертвым, каким Дэниел, собственно, и был.
Она подумала, что ему снятся кошмары, потому что на его лице появлялось страдальческое выражение, он вздрагивал и опять затихал. Лицо его искажала тревога, а потом оно расслаблялось. Легкими касаниями пальцев она растирала ему живот и грудь. Как ей хотелось бы прогнать его ночные кошмары!
Утреннее солнце стояло уже высоко в небе, нацелившись лучами Дэниелу в лицо. Он несколько раз открывал и закрывал глаза, прежде чем сфокусировать взгляд на Люси.
— Это ты, — промолвил Дэниел.
— Я.
Она поцеловала его в лоб и в виски.
— Я счастлив. Где мы?
— Мы поплыли за чайкой к скале. Ты помнишь?
Он на минуту задумался, зажмурился и открыл глаза.
— Нет.
Люси с улыбкой покачала головой.
— Теряешь магию.
Он вздохнул, и она ласково погладила его по волосам.
— Могу поспорить, у тебя все болит, — произнесла Люси.
Дэниел кивнул. Она осторожно положила его голову к себе на колени и прижала к себе.
— Дэниел, как ты дотащил меня сюда? Думаю, раньше твоей магической силой являлась память, но, кажется, ты потерял ее и обрел новую, то есть особые способности к плаванию.
— Мне больно смеяться, — прошептал он.
— Тогда поговорим о грустном.
Дэниел кивнул. Протянув руку, он дотронулся до «молнии» ее халатика.
— Я помню его.
— Ты имеешь в виду халат?
— Да, мне он нравится. Мне нравится снимать его.
— Но это ведь не грустно.
— Это лучшее, что когда-либо со мной происходило.
Люси наклонилась и поцеловала его в губы. Подняв голову, она увидела его серьезное лицо и широко раскрытые глаза.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — произнес Дэниел.
— Я тебя слушаю.
— Ты знаешь, что я сделал при нашей первой встрече?
— Нет.
— Я был солдатом и спалил твой дом.
— Когда?
— В 541 году нашей эры.
— Я не помню.
— Ты тогда умерла. Мне очень жаль. — Он притянул ее к себе и зарылся лицом в ее шею. Это произошло почти полторы тысячи лет назад, но она ощутила его стыд. Дыхание Дэниела выровнялось, и он отпустил ее. — Вот что я хотел тебе сказать. Я постоянно об этом думаю, но все никак не мог тебе признаться.
Люси ласково потерла ему грудь.
— Я рада, что ты признался.
— Правда?
— Да, потому что теперь могу сказать, что все нормально.
— Разве это нормально?
Она посмотрела на свои руки.
— Что Дэниел отбирает, то дает.
— В каком смысле?
— Ты дал больше, чем отобрал, любовь моя. Все по-честному. Теперь тебе разрешается об этом забыть.
Они сидели рядом часа два, когда он вдруг услышал гул двигателя над спокойным морем.
— Это катер! — воскликнул Дэниел.
Рыбацкое судно направлялось в их сторону. Люси и Дэниел встали и принялись размахивать руками. Оказалось, Люси умеет изображать гудок такси. Это резало слух, но Дэниел не мог не восхититься.
— Научишь меня?
Капитан катера заметил их и подрулил к скале. У него на борту было два члена экипажа и полная сеть пахучей добычи. Он сразу же пригласил их на борт. Дэниел позабыл о том, как странно выглядят они с Люси, и догадался об этом лишь по выражению лиц незнакомцев.
— С нами случилась неприятность, — проговорил он на высокопарной разновидности испанского.
— Вижу, — откликнулся капитан. — У вас все нормально?
— Да. Вам не трудно будет высадить нас чуть севернее на побережье?
— Конечно. Мы высадим вас в Петакалько. Оттуда вы сможете добраться до Гуакамайас или Ласаро-Карденас.
— Большое спасибо. Жаль, у меня нет денег, чтобы с вами расплатиться.
Капитан, еле сдерживая смех, взглянул на Дэниела в шортах.
— Вижу, вы путешествуете налегке.
Они сели на корму лодки. Капитан одолжил Дэниелу свой телефон, и к концу часового путешествия в Петакалько тот договорился, чтобы машина отвезла их в Гуакамайас, и в тот же вечер они чартерным рейсом вылетели из Колима в Нью-Йорк.
Люси, не зная испанского, недоверчиво смотрела на него.
— У тебя нет ни денег, ни кредитной карты, ни удостоверения личности. Как тебе удалось это сделать?
— Все, что требуется, это номера карточек и хорошая сотовая связь.
— А откуда ты взял номера карт?
Дэниел указал на свою голову.
— Я их помню.
Дэниел два часа просидел на скамье в терминале «Юнайтед». Пока Люси спала, положив голову ему на колени, он по новому сотовому телефону сделал все приготовления к поездке. Закончив, подождал, пока она проснется, и повел ее в бар в другой терминал этажом выше. Там они сидели у окна и смотрели, как взлетают самолеты. В честь старых времен Дэниел заказал по бурбону.
Теперь Люси была в джинсах, яркой блузке, свитере, пуховом жилете, носках и сапогах. С собой у нее был чемодан, набитый одеждой, которую они купили в последние несколько часов. Аэропорт напоминал небольшой торговый центр, правда, не слишком хороший. Дэниел взял с Люси обещание, что она навсегда сохранит рабочий халат и наденет его для него, когда они увидятся вновь.
Он вручил ей свернутый листок бумаги.
— Я все здесь записал.
Она кивнула. Дэниел говорил ей об этом уже не в первый раз.
— Я записал все необходимые номера на твой телефон.
— Хорошо.
— Ты решила, что скажешь родителям и Марни?
— Все еще думаю, — ответила Люси.
— В этом конверте билет, маршрут, паспорт, дорожные чеки и твои деньги.
— Твои деньги, — поправила она.
— Ну, я дал их тебе, значит, они твои.
Наличных денег у нее было совсем немного. Накануне в Мексике Дэниел потратил огромную сумму на два нелегальных паспорта.
— Ты богатый? — спросила она.
— Да.
— Очень?
— У меня было достаточно времени, чтобы скопить денег на черный день.
— В школе я этого не замечала.
— Почему?
— Потому что, будь ты богатым, ты купил бы себе новую пару ботинок.
Дэниел рассмеялся. Он представил желто-коричневые замшевые ботинки в мексиканском бунгало, когда сбросил их с себя в порыве страсти.
— Понимаешь, мне было жаль с ними расставаться. Это еще одна тема, которую я собираюсь обсудить с моим чертовым бывшим братом.
Люси взяла его руку и прижала к своей щеке.
— Дэниел, я не хочу с тобой расставаться.
— Я тоже. Я сделал бы что угодно, чтобы этого избежать, но это единственно возможный путь.
— Мне кажется, лучше было бы нам вместе утонуть.
Он взял ее руки, поцеловал нежные запястья и каждый палец.
— Ты едешь в очень красивое место. Обещаю, там ты будешь в безопасности.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что это единственное место на земле, где Иоаким никогда не отважится появиться.
— Так почему бы тебе не поехать туда вместе со мной?
— Когда я закончу с тем делом, я приеду за тобой. А потом мы можем жить, где пожелаешь. Ты можешь окончить магистратуру в Шарлоттесвилле, после чего мы вольны переехать в округ Колумбия или поселиться в Калифорнии, Чикаго, Пекине, Бангладеш. Или же вернуться в Хоупвуд и жить вместе с твоими родителями.
Люси невольно рассмеялась.
— Мы сможем поехать куда угодно.
— А что потом?
— Мы вольны делать все, что нам нравится. Можем пожениться. Или не жениться и жить в грехе. Найти себе работу. Или не искать работу. Бездельничать. Жить в небоскребе. Или жить посреди воды в доме на сваях. Мы можем каждый день заниматься любовью.
— Дважды в день.
— Трижды в день.
Она подняла брови.
— Три раза в день?
— Нам нужно много всякого придумать.
Люси кивнула.
— Мы можем вместе состариться.
— Я бы этого хотел.
— Может, у нас будет ребенок или двое детей.
Она так упивалась своей фантазией, что Дэниел не стал разочаровывать ее. Он знал, что его лицо сейчас непроницаемо.
— Не уверен, что карты мне это предсказывают, — произнес он.
Люси хотела о чем-то спросить, но объявили посадку на ее рейс. Дэниел подхватил ее сумку, и они двинулись через терминал к дальнему выходу. Пассажиры первого класса заканчивали посадку.
— Тебе сюда, — сказал он.
— Но это первый класс.
— У тебя билет первого класса.
— Правда?
— Большой мексиканский отпуск с плаванием, в который я тебя повез, оказался не очень комфортным.
— Я предпочла бы обойтись без комфорта, если бы мы смогли быть вместе.
— Скоро мы будем вместе. А пока я начну планировать наш первый настоящий отпуск. Мечтаю отвезти тебя в Будапешт и Афины и еще хочу, чтобы ты снова увидела Турцию. Вряд ли ты помнишь ее так же хорошо, как я.
Люси покачала головой.
— Мы остановимся во дворце в Стамбуле, а потом вернемся в Пергам. Я устрою тебе необыкновенное турне.
У нее на глазах появились слезы, и Дэниел обнял ее.
— Когда его не станет, Люси, мы сможем делать все, что пожелаем. А пока он жив, мы обречены на существование узников. Не хочу больше ждать, пока что-то произойдет. Я уже потратил на это ожидание слишком много времени. Я терплю неудачи или падаю духом и потом умираю, потому что знаю, что всегда наступит новая жизнь и все изменится. Но ничего не может быть лучше этой жизни, потому что у меня есть ты.
Она крепко прижалась к нему. Он почувствовал, как она хлюпает носом у него под мышкой.
— Куда ты поедешь?
— Мне надо разыскать Иоакима. Я намерен уничтожить его, прежде чем он расправится с нами.
— Каким образом ты уничтожишь такого человека, как он? Разве это возможно?
— Да. Мне нужно все обдумать, и у меня есть друг, который наверняка мне поможет.
Люси подняла голову.
— Мне страшно, когда ты так говоришь. Он очень злой, а ты нет. Меня пугает, что ты можешь не вернуться.
— Я обязательно вернусь.
— В этой жизни?
— Да.
— Но почему ты так уверен?
— Потому что у меня есть то, ради чего следует жить, а у него лишь жажда мщения.
— Да, но он, вероятно, припас десять пистолетов, пять бомб и целый арсенал ножей.
— У меня все это тоже будет. Я умнее его, Люси. Лишь бы хватило времени все обдумать, и я не упущу свой шанс. Я значительнее его и не собираюсь выступать в роли жертвы. Я не стану от него убегать.
— А если ты не вернешься? Я чувствую то же самое, что Констанция, София и все другие, кого оставляли с разбитым сердцем.
— Это у меня было разбитое сердце, Люси. Я жил с ним дольше, чем любой человек.
Она задумчиво посмотрела на него.
— Можно спросить тебя кое о чем?
— Конечно.
— Мы когда-нибудь раньше… ну, ты понимаешь… занимались этим?
Дэниелу нравилось, когда она краснела.
— Трахались? — поддразнивая, уточнил он.
Люси улыбнулась.
— Да, именно это я имею в виду.
— Нет. Никогда.
— Правда?
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Я бы запомнил.
— Ни разу за тысячу лет?
— Ни разу.
— Я даже не имею в виду секс как таковой, а то, что бывает до него.
— Нет.
— Ну вот. Нам есть чем гордиться, верно?
Рассмеявшись, он прижался к ней.
— Если этого мало, чтобы дать мне силы жить и вернуться к тебе, Люси, то на свете нет ничего, что могло бы это сделать.
Вид оказался еще прекраснее, чем обещал Дэниел. Монастырь возвышался на труднодоступном склоне холма над долиной реки Паро в Восточных Гималаях. Каждое утро Люси устремляла взгляд к краю долины, к удаленной линии вершин, настолько поражающих своей сверкающей белизной, что они казались скорее небесами, чем землей.
Монахи обращались с Люси как с самой почитаемой гостьей, и она догадалась, что причина состоит в том, что все приготовления были сделаны индианкой, близким другом Дэниела, которую, как ни странно, звали Беном.
Она понимала, почему Дэниел хотел, чтобы она приехала сюда. Никогда еще Люси не встречалась с подобной приверженностью людей к духовной жизни. В основе всего лежала их вера в реинкарнацию. Они выбирали своего верховного ламу не по линии наследства, а разыскивали мальчика, в которого перевоплотился прежний лама. Она понимала, почему Иоаким сюда не приедет.
С ней случались маленькие приключения. В сопровождении своего энергичного гида, двенадцатилетнего Кинзанга, Люси посетила столицу Тхимпху, где побывала на состязании лучников и воскресном рынке. Она совершала переходы по долине и видела много любопытного. Разбитые на террасах рисовые поля, спускающиеся по склонам гор фруктовые сады, возвышавшийся на скале монастырь, который назывался «Гнездо тигра». Работая вместе с монахами в монастырском саду, Люси узнала десятки названий растений на языке дзонг-кэ. Она начала учиться ткать у местной деревенской женщины, быстро и с удовольствием освоив это ремесло. Стала одеваться в традиционную киру.
Но в основном Люси не выходила за ворота монастыря — читала, писала письма, пропалывала огород и училась медитировать. Монахи относились к ней с большой теплотой и терпением, обучая ее всему, но очень мало разговаривали, а она не понимала даже тех нескольких слов, что они ей говорили. Люси чувствовала себя отрезанной от мира и одинокой, скучала по родителям и по Марни. Она написала им, что в конце курса обучения ей присудили стипендию на изучение гималайских садов и связаться с ней можно только по почте.
Больше всего Люси скучала по Дэниелу. Боль от расставания с ним окутывала ее, как облако, следуя за ней повсюду. Она, эта боль, проникала ей в глаза, нос, рот и уши, изменяя сам воздух вокруг.
Люси сотни раз перечитывала каждое его письмо, стараясь уловить любой оттенок чувства, любой обрывок информации, любой мыслимый запах или молекулу, которые могли заключаться в этом письме. Она часами просиживала над списком, который Дэниел составил для нее в аэропорту. Ничего особенного там не было, но, когда они сидели в баре, Дэниел случайно капнул на него бурбоном, и теперь Люси нежно поглаживала пальцем коричневое расплывшееся пятно.
По прошествии первого месяца у нее появились приступы тошноты. Она подумала, что это из-за мяса яков, масляного чая или острого соуса чили, которым приправлялось почти каждое блюдо. Еда была восхитительной, но Люси решила, что она ей просто не подходит. Она постаралась исключить из меню различные ингредиенты, пока не перешла на едва ли не голодный паек, и от этого ей стало еще хуже. Ко второму месяцу Люси сообразила, что последние месячные были у нее до поездки в Мексику, и сопоставила факты.
А вскоре ее начал одолевать страх. Ребенок был тем единственным, что не входило в планы Дэниела на их совместную жизнь. Он его не хотел. Люси не понимала почему и не знала, как ей поступить. Ей двадцать три года, она не замужем и живет одна в странном мире. Ей нельзя иметь ребенка. Намереваясь сообщить Дэниелу, она писала ему письмо за письмом, но так и не призналась.
В начале третьего месяца ее пребывания в Паро письма от него перестали приходить. Люси продолжала писать ему каждый день, но надежда, что он когда-нибудь их прочитает, угасала.
Время тянулось очень медленно, и утешение пришло из трех неожиданных мест. Во-первых, письма от Марни, полные вопросов и сомнений, которые Люси была не в состоянии разрешить, но в них было столько незатейливой безграничной любви. Едва ли не чудом казалось, что Марни может любить, даже не понимая. Это было чудом и уроком.
Во-вторых, письма от отца. Он с юмором описывал свое недавнее участие в исторической реконструкции Гражданской войны и волновался о ее безопасности. Люси даже не представляла раньше, что в век сотовых телефонов и электронной почты отец может стать ее наставником. Будучи на первый взгляд жестким при личном общении, он мог быть необычайно убедительным, когда его оружием становилась шариковая ручка. Она поймала себя на том, что ей было бы интересно узнать, написал ли отец хоть одно письмо Дане.
В-третьих, по мере того, как проходили недели, все больше ощущалась тяжесть внизу живота. От этого всякий вкус и запах становился более резким, но при этом возникало странное ощущение товарищества. Люси была не совсем одна. Ребенок принадлежал одновременно ей и Дэниелу, и не имело значения, хочет он его или нет. Она молила Бога, чтобы у нее остался от него не только ребенок.
«Ты обещал мне, — говорила она ему мысленно каждый день. — Я люблю тебя и никогда от тебя не откажусь».
«Милая моя Люси!
Возможно, мне не удастся отправить это письмо сегодня или даже завтра, но ты каждое мгновение у меня в душе и в сердце. Не стану пытаться объяснить, где я нахожусь. Но я в безопасности, и когда все будет кончено, я тебе расскажу. А у меня есть много чего рассказать такого, о чем сейчас невозможно написать и даже подумать.
Я начинаю понимать, на что способен наш противник, и это превосходит все, что я представлял. Необходимо совершить то, что задумано. Теперь я осознаю еще большую безотлагательность этого дела. Недостаточно просто убить его. Я научился мыслить более широко. Я знаю, что делать и как.
Ты спрашиваешь, чем я занимаюсь.
Я думаю о тебе. Думаю о том, как ты, одетая в киру, возишься в садовой земле, снимаешь туфли и носки и окунаешь ступни в пруд для разведения рыбы. Представляю, как ты заправляешь волосы за уши, пьешь чай, спишь. Вспоминаю твое тело, шрам у тебя на плече и представляю, как я его целую, словно это поможет ему зажить. Воображаю нас вместе, как мы три раза в день занимаемся любовью. (Ты обещала.) После этого ты часами лежишь в моих объятиях, и я рассказываю тебе обо всем, что произошло. Это хорошая история, а к тому времени она станет еще лучше, потому что я буду знать, чем она закончилась.
Не хочу сейчас много говорить. Ты со мной, моя Люси, в каждой мысли, каждом предположении, каждом желании, каждом просчете, каждом успехе и каждой печали. То, что я вижу, я вижу и твоими глазами. С тобой я более решителен и смел, чем мог бы быть без тебя.
Знаю, что в этом письме нет никакой информации, и прошу меня за это извинить. Позднее можешь меня за это поколотить. Но у меня такое чувство, будто я пишу письмо как некую молитву. Молюсь о том, чтобы, даже не получив этого письма (или письма, написанного вчера вечером, или того, что я напишу завтра, и послезавтра, и послепослезавтра), ты все равно знала: я жив-здоров, и, самое главное, я с тобой. Нет на земле такой силы или такой временной протяженности, которая разлучила бы меня с тобой. Я вернусь к тебе. Моя любовь к тебе — самое искреннее и настоящее из того, что происходило со мной в этой долгой, чересчур долгой жизни.
Говорят, любовь требует от человека многого, но моя любовь требует лишь одного: неважно, что происходит или сколько времени это длится, ты будешь продолжать верить в меня, помнить, кто мы такие, и никогда не поддашься отчаянию.