In Nomine Dei

Люди наделены разумом, животные — инстинктом, но хотелось бы знать, кто из них в большей степени способен распоряжаться дарованной им жизнью? Если бы собаки придумали себе бога, неужели бы они стали грызться из-за разницы во мнениях по поводу того, каким именем называть его — Пуделем или Колли? И если бы им даже удалось прийти к соглашению по этому вопросу, стали бы они, из поколения в поколение, рвать друг друга в клочья из-за того, какой формы уши или какой длины хвост у их собачьего божества?

Да не покажутся эти мои слова новым и очередным, идущим вдогон «Второй жизни Франциска Ассизского» и «Евангелию от Иисуса» проявлением неуважения к религии. Ни я сам, ни мой тихий атеизм не виноваты в том, что в Мюнстере, в XVI веке, равно как и во множестве иных городов и эпох, католики и протестанты зверски истребляли друг друга In Nomine Dei — во имя одного и того же Бога — для того, чтобы обрести в вечности один и тот же рай. Представленные в этой пьесе события всего-навсего воспроизводят одну-единственную главу в длинной и временами невыносимо трагичной истории человеческой нетерпимости. Хотелось бы, чтобы именно так читали и воспринимали эту книгу верующие и неверующие. Быть может, они бы извлекли из неё для себя хоть какую-нибудь пользу. Животным, разумеется, это без надобности.