Индийские письма

Госпожа Индумати пишет своему мужу Пандиту Гаури Шанкаре в Сербию

Да защитят тебя наши домашние девата от всех пакостных тварей (злых духов). Ом.

Умерла госпожа Катьяяни, мать твоего друга Рамы Сисодии. Она неожиданно заболела в темнице, и когда болезнь усилилась, ее выпустили домой до выздоровления. Перед выходом из темницы она написала несколько слов Арджуне, томящемуся в той же темнице, и закляла надзирателя передать ему. Как только добралась до дому, душа покинула ее и направилась искать себе новое обиталище.

Воевода Рамачандра, чья дочка Мирабай была помолвлена с Арджуной, счел своим долгом пойти на похороны умершей старицы. Когда он сказал нам, мы решили составить ему компанию, я и Сомадева. К нам присоединился и один весьма ученый бхикшу, Кумара Рам, который оказался здесь.

Когда мы пришли, костер был уже приготовлен к тому, чтобы сжечь мертвое тело. Покойница была обвязана веревкой с головы до ног по нашему индийскому обычаю. Лицо Катьяяни выглядело очень странно. Оно распухло, как надутый бурдюк. Все лицо было в каких‑то темных полосах, словно в ремнях. Все мы удивились этому. Какой же это болезнью болела несчастная? Какая болезнь так обезобразила ее милое и благостное лицо?

Внезапно между нами оказался доктор Какусанда с Цейлона. Несколько дней тому назад мы познакомились с ним в доме Сомадевы. Будто его кто прислал и будто он спешил, чтобы вовремя успеть: он был весь запыхавшийся. Тотчас он подошел к мертвому телу, нагнулся и заглянул в лицо. Затем встал, повернулся к нам, воздел руки и выкрикнул:

— Отравлена! Отравлена! Эти проклятые европейцы травят нам и души, и тела. Они хотят нас изничтожить. О будда Шакьямуни, избавь нас!

Затем доктор вынул записную книжку и стал что‑то писать. Бхикшу Кумара приблизился к доктору и будто стал его умолять о чем‑то. Глянул на него доктор косо, ведь они несколько дней назад сильно поспорили о вере, и молча продолжил писать. Наконец написал еще одну бумагу и передал ее Кумаре, слегка поклонился всем нам и быстро удалился.

Тогда тело положили на зажженные дрова. Мертвое тело только обгорело, а огонь уже погас. Собрали мы горсточку–другую пепла, Раме Сисодии на память, и затем тело столкнули в реку. Ах, жалкая жизнь без надежды и страшная самсара без исхода!

Когда мы вернулись в Бомбей, воевода Рамачандра десять дней подавал пинду за умершую Катьяяни. Хотя помолвка между его дочерью и Арджуной расторгнута, он говорит, что считает себя сродником дома Сисодиев навсегда. А сродник должен подавать пинду за умершего сродника.

Нашего сына Ануширвану я не захотела взять на этот раз. Слишком страшно для него, столь юного, видеть мертвое тело. Оставила я его в доме воеводы Рамачандры с любезной госпожой Рамачандра и ее дочерью Мирабай. Я заметила, что Ануширвана любит разговаривать с Мирабай.

Ты это я, я это ты. Мы оба — одно целое в вечной пране^{152}.

Кланяется тебе и почитает тебя

Индумати

40