Снег как зарядил, так и не переставал идти целую неделю. Наконец, небо посветлело и над матушкой-землей засияло огромное золотистое солнце.
Я стоял, утопая по пояс в снегу, и размахивал двумя огромными мясницкими ножами, которые бросали отблески на умное лицо Спаса.
— Вот, Спас, — сказал я, — время сейчас колоть поросят. Слушай внимательно и запоминай как следует, потому что тебе это понадобится, как пить дать.
Спас покорно сосредоточился.
— Похвально, — заметил я, — весьма похвально. А сейчас слушай:
Что необходимо для того, чтобы заколоть поросенка?
Прежде всего, расчищаем снег лопатой или другим подручным инвентарем так, чтобы образовался круг примерно в двадцать квадратных метров. В круг ставим большой медный таз, предварительно вылуженный до такой степени, чтобы отблески солнечных лучей ослепляли свинью. Это крайне необходимо, ибо ослепленные существа всегда легче поддаются соблазнам, а следовательно, — и гибельным влечениям. Ослепленная свинья решит что свет ей ниспослан самим раем, и в ее воображении начнут порхать свиные ангелы, издавая мелодичное похрюкивание. Рядом с тазом ставят три кадушки — одну для окороков, другую — для холодца из свиной головы и ножек и третью — для кровяной колбасы. Кадушки предварительно следует окурить серой, сполоснуть кипятком и еще раз окурить — и на сей раз ладаном, против сглазу. Справа от кадушек (а можно и слева — в зависимости от того, правша экзекутор или левша) ставят старинный деревянный сундук с лесными целебными травами, с сельдереем и морковью, чесноком и луком, тмином и чабрецом и еще многими-многими другими, необходимыми для образования нужного аромата. Немного позади — котел с розовым капустным рассолом, в который большими пригоршнями бросают морскую соль, зерна черного и душистого перца, лавровый лист, дикую мяту, толченый горький перец и заготовленный еще весной сок вареной алычи. Хорошо бы, кроме того, немного поодаль расположиться цыганскому оркестру в составе: зурна, барабан, волынка, скрипка и контрабас, который крайне необходим для создания подходящего настроения среди участников церемонии убоя. В прежние времена, когда у людей водились лишние деньги (тогда не было ни машин, ни дач), хозяева кроме оркестра приглашали и молодых цыганок, которые плясали вокруг музыкантов. А кое-где на месте убоя строили деревянные подмостки со скамейками, где пристраивались любопытные и знающие. Советами и замечаниями они помогали тем, кто колол поросенка, и в решительные минуты поддерживали их дружными криками. Рассказывают даже, будто рядом с подмостками раскатывали ковер, на котором с криками — «Машалла, машалла!» — кувыркались народные борцы, намазанные оливковым маслом.
Неплохо также позвонить по телефону 66-17-84, чтобы с телевидения пришли товарищи, ведущие «Каждую неделю», и взяли интервью у главного действующего лица и его помощников, а также сняли сцены самого действа, которые можно показывать по второй программе в перерывах между спортивными состязаниями.
Непосредственно перед столь важным событием обычно устраивают бега и скачки на лошадях и ослах, запряженных в расписные повозки, в которых красуются разряженные в пух и прах девушки и парни, размахивающие баклажками и пастушьими посохами. На баклажках же и посохах, словно знамена, развеваются пестрые носки. Давным-давно, когда в наших краях водились черкесы, они — ну, черкесы — именно на таких праздниках демонстрировали свой знаменитый танец с саблями (см. «Гаянэ» Хачатуряна). Собирались торговцы из Валахии и Молдовы — продавать прирученных волков из Турну-Мэгуреле, чернокожие арапы доставляли четки с гроба Господня и обломки Христова креста. В некоторых случаях разбивали свои палатки и циркачи, пожиратели огня и кинжалов, канатоходцы, спускались с гор медвежатники, питомцы которых показывали, как «бабка месит тесто» и как «дед ракию пьет», из Англии прибывали туристы с фотоаппаратами и блокнотами, проводились научные симпозиумы по убою поросят (это — в последние годы). Сбор великого множества людей использовали ораторы, которые разъясняли свои политические и религиозные убеждения; представители туристических агентств обходили народ, одаряя каждого проспектами, самолеты выписывали в воздухе подходящие мысли, а поэты набрасывали будущие стихотворения вроде такого:
Божидар — свинья, свинья, свинья наш Божидар!
Дар божий — поросенок, а Божидар — свинья.
Да, поросенок — божий дар, свинья наш Божидар!
Говорят, что именно во время такого события Мидхат-паша стукнул себя по лбу и решил провести железнодорожную линию между Русе и Варной. Разумеется, это всего лишь легенда, что Генрих Восьмой Английский, глядя, как колют поросенка, догадался, каким образом уладить вопросы, связанные с его шестью супругами. Утверждают также, что в предсмертные минуты слепому Галилею явилось видение далекого отрочества: он увидел огромный вертел, на котором поджаривали поросенка, и воскликнул: «А все-таки он вертится!»
Согласно достоверным сведениям, город Кельн появился именно таким образом — сначала на том месте собирались, чтобы колоть поросят, затем появились торговцы Кельнской водой (Кельнише вассер), а потом монахи воздвигли кафедральный собор, после чего не составило труда построить и остальные дома. И только тогда появился Кеннет Кларк, которому мы обязаны прекрасными объяснениями относительно красот упомянутого собора. Не менее важен тот факт, что я лично тоже посетил этот город. Вот как это случилось: Мне нужно было в Пазарджик. Один из друзей пригласил меня на поросенка. Мы привязали поросенка за ножки к пастушьему посоху, взяли по острому ножу, взвалили поросенка на плечи и отправились подыскивать подходящее место. Смотрим туда, смотрим сюда — места нет! И вот из-за этого самого «туда да сюда» оказались мы аж перед самым Кельнским кафедральным собором, где лично бургомистр (о мэре идет речь) указал нам историческое место убоя, подле которого возник и сам город.
Расположились мы на этом месте, да вспомнили, что нет у нас луженого медного таза. Пришлось домой телеграмму отбить, и из института по убою поросят прислали семь человек, чтобы основательно изучить вопрос: какой именно таз нужен. Когда размеры были уточнены, к нам командировали искусных мастеров, затем лудильщиков… Гораздо проще оказалось переманить сюда оркестр с цыганками, отгрохать деревянные подмостки со скамейками для зевак и найти ковер для борцов. А потом как потянулись торговцы прирученными волками из Валахии и Молдовы, черкесы с саблями, наездники с ослами и скакунами, расписные повозки с девушками и парнями, циркачи, пожиратели огня и кинжалов, медвежатники, рекламные агенты, английские туристы, арапы от гроба Господня, ораторы и поэты — только держись! Вот тогда-то мы закололи поросенка и наполнили три кадушки: одну окороками, залитыми капустным рассолом с морской солью, горьким перцем, соком алычи и разными специями (сверху набросали лесных и горных лекарственных трав, дикой мяты, сельдерея, чеснока, лука, душистого и черного перца, тмина и чабреца), все это сверху прижали двумя округлыми булыжниками. Другую кадушку наполнили холодцом из головы и ножек, а в третью напихали кровяную колбасу. Весь этот шум и гвалт мы засняли на пленку, которую и продали западным телевизионным фирмам — таким образом, нам удалось выплатить командировочные научным сотрудникам, лудильщикам, цыганскому оркестру с цыганками, зевакам с деревянных подмостков, циркачам, пожирателям огня и кинжалов, черкесам, девушкам и парням в расписных повозках, торговцам из Валахии и Молдовы, медвежатникам и арапам, ораторам и поэтам… А англичанам ничего не досталось, потому что деньги кончились. На оставшиеся пять долларов мы купили жевательной резинки и подобру-поздорову вернулись домой — я в Софию, мой друг — в Пазарджик.
— Да, совсем забыл, — стукнул тут я себя по лбу, — приехали туда и двое шотландцев с волынками, которые…
Тут Спас не выдержал.
— Как бы не так, — пробормотал он. — Не двое, а трое. И не с чем-нибудь, а с волынками…
— Да где же ты видел шотландца без волынки?
— А ты где-нибудь видел мохеровую болонью? Тут я присмотрелся к Спасовой болонье и ахнул.
В начале рассказа плащ был совершенно гладким, а сейчас его украшала пятисантиметровая рыжеватая шерсть.
Бедняга, у него шерсть встала дыбом от ужаса!
— Ладно, Спас, — примирительно сказал я. — Давай хоть поросенка заколем!
— Какого еще поросенка?
— А твоего!
— Нет у меня поросенка, — ответил Спас.
Послесловие:
Когда я начал писать рассказ, со всех концов страны стали приходить письма с вопросом: на кой черт я пишу эту белиберду и что хочу ею сказать?
Отвечаю:
Рассказ предназначен для литературного чтения в крупных библиотечных и театральных залах. Слушатели обязательно должны быть в болоньях. В конце рассказа у плащей шерсть встанет дыбом от ужаса, они превратятся в мохеровые и могут быть проданы втридорога. Как видите, и от таких рассказов есть польза, и то не какая-нибудь — финансовая!
Автор