Важным становится вопрос о специфике эстетической информации. Сохраняя все признаки информации вообще и подчиняясь ее общим закономерностям, эстетическая информация имеет и свои, особенные законы, которые соответствуют тому, что стали
201
называть законами красоты. При количественном рассмотрении специфика эстетической информации, в частности, состоит в том, что последняя передается по каналу, имеющему не только горизонтальное, но и вертикальное многообразие. С философской и общеэстетической точек зрения это трактуется как необходимость единства формы и содержания, что, собственно, и обеспечивает эстетическую значимость произведения.
В этом плане к эстетическим категориям можно подходить с позиции общей теории систем в ее теоретико-множественном варианте. Поскольку прекрасное и безобразное редко выступают в ч!истом виде, о предметах можно говорить, что они прекрасны или безобразны лишь в той или иной степени. Поэтому аппарата двухзначной логики здесь (в отличие от техники) недостаточно. Требуется логика, которая фиксировала бы не только крайние, но и промежуточные состояния. Это может быть трехзначная, четырехзначная или вообще n-значная логика. Например, четырехзначная логика удобна потому, что она позволяет сопоставить "эстетические категории с такими философскими понятиями, как "становление", "бытие", "деградация" и "небытие". Это наполняет глубоким смыслом и эстетические категории [68].
Вместе с тем сопоставление эстетических понятий с кибернетическими способствует их систематизации, помогает преодолению разрыва между общим и особенным в эстетической проблематике. Разрыв видится в том, что общее и неструктурное понимание эстетических категорий затрудняет их применение в конкретных областях действительности. Более того, кибернетический и теоретико-информационный подходы, благодаря которым эстетические понятия и категории рассматриваются на более конкретных уровнях, несут большой эвристический заряд. Последний проявляется в том, что эстетика возвышается над эмпирическим уровнем, становясь теоретической [69].
Все это говорит о том, что современная философская эстетика превращается в область применения понятийного аппарата и методов кибернетики. Поэтому нельзя согласиться с Г. Франком, который считает, что традиционной философской эстетике чужды идеи кибернетической эстетики [70]. В самом деле, философская эстетика, связанная с пониманием и описанием прекрасного, содержит в себе возможность перехода к количественному, когда само качественное, существуя в общем контексте методологических трансформаций в науке, инициирует развитие количественного подхода в эстетике. Это теоретическое обновление эстетики было замечено уже Н. Г. Чернышевским. "Смеем уверить, - писал он, - что истинно-современные мыслители понимают "теорию" точно так же, как понимает ее Бэкон, а вслед за ним астрономы, химики, физики, врачи " другие адепты положительной науки. Правда, по этим новым понятиям не написано еще, сколько нам известно, формального "курса эстетики"; но понятия, которые будут лежать в его основании, уж достаточно обозначились и развились в отдельных маленьких статьях и эпизодах больших сочинений" [71].
202
В эпоху НТР эстетика необходимо вписывается в пространство технической цивилизации. Под влиянием статистической теории информации эстетика "отпочковала" от себя информационную эстетику, которая (в первоначальном варианте) не ставит своей задачей интерпретировать то, что мы в данном объекте обозначаем как прекрасное или безобразное, трагическое или комическое и т. п. По характеристике М. Бензе, одного из ее создателей, "эта новейшая эстетика не является интерпретационной и не делает попыток установить объективное содержание понятий "прекрасный", "не прекрасный", "безобразный", "не безобразный" и т.д. Следовательно, ее можно назвать констатационной эстетикой. Это означает следующее: наши высказывания об объектах искусства или дизайна опираются на объективно установленные факты точно так же, как минералогия выявляет в том или ином минерале определенное строение, а не дает его интерпретацию" [72].
Информационная эстетика основывается на четырех тезисах. Тезис о материальности говорит о том, что нет объектов искусства, которые не были бы так или иначе изготовлены из какой-нибудь субстанции. Существуют только материальные художественные объекты. Тезис об упорядочении гласит, что везде, где материя превращается в объекты искусства, происходит упорядочение в пределах заданных элементов. Тезис о коммуникативности показывает, что мы имеем объект искусства, когда он включен в цепь "передатчик-приемник", связывающую "производителя" и "потребителя" этого объекта. Тезис о знаковости утверждает, что всюду, где речь идет о художественном произведении, определенную роль играют знаки, знаковые образования и знаковые процессы.
Когда создают произведение искусства, будь то стихотворение или музыкальная композиция, пытаются надлежащим образом упорядочить некоторые заранее данные элементы, например слова или ноты. Этот факт применительно к поэзии достаточно проникновенно отразил А. А. Блок. Он писал: "Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он - сын гармонии, поэт. Что такое гармония? Гармония есть согласие мировых сил, порядок мировой жизни. Порядок - космос, в противоположность беспорядку - хаосу. Из хаоса рождается космос, мир, - учили древние. Космос - родной хаосу, как упругие волны моря - родные грудам океанских валов. Сын может быть не похож на отца ни в чем, кроме одной тайной черты; но она-то и делает похожим отца и сына. Хаос есть первобытное, стихийное безначалие; космос - устроенная гармония, культура; из хаоса рождается космос; стихия таит в себе семена культуры; из безначалия создается гармония. Поэт - сын гармонии; и ему дана какая-то роль в мировой культуре. Три дела возложены на него: во
203
первых, - освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых, - привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих, - внести эту гармонию во внешний мир" [73].
Образование порядка из хаоса, гармонии из безначалия - все это, по существу, выражает, говоря языком науки, антиэнтропийный эффект информации, формирование упорядоченных информационных структур, или эстетических образов. Мера произведения искусства, таким образом, должна зависеть от определенных отношений упорядоченности между элементами сложности материала, в котором хотят создать эту упорядоченность. Тогда возникает вопрос о том, как выражается эстетическая мера М произведения искусства через меру упорядоченности О и меру сложности С. Ясно, что с повышением степени упорядоченности, то есть с возрастанием числа установленных отношений порядка внутри произведения искусства, его эстетическая мера также увеличивается. Следовательно, эта мера, численно отражающая эстетическую характеристику произведения искусства, должна быть тем больше, чем больше в нем отношений упорядоченности. Она будет уменьшаться по мере усиления сложности. Например, богатая инструментовка "убивает" мелодию. Таким образом, эстетическая мера такого простого рода будет выражаться отношением М = O/C, впервые приведенным Г. Д. Биркгофом в 1928 г.
Определение численного значения упорядоченности художественного произведения позволило бы вместо "это мне нравится" сказать "этот объект имеет значение упорядоченности О = 435!" [74]. При теоретико-информационном рассмотрении формула для эстетической меры принимает вид: М = I/H - I/Hmax, где H - статистичеcкая информация, а Hmax - максимально возможная статистическая информация для заданной знаковой системы [75]. Информационная эстетика включает знаковую систему со всеми ее функциями и операциями в коммуникативную схему, в пределах которой уже нетрудно определить знаки или сигналы так, чтобы стало возможным применение теоретико-информационных формул. Если мы хотим говорить о произведении искусства так, как Галилей говорил о природе - то есть не поэтическим, а математическим языком, то мы должны математизировать понятия, решающие для оценки искусства, например, такие, как "красивый", "некрасивый", "безобразный" и т. п. [76] Современная техника статистической и численной эстетики в состоянии отразить мир искусства, художественных творений, эстетических состояний в системе математических, числовых значений. Символизация законов красоты и высказываний о законах - не конечная цель, а только средство к цели [77]. Она предполагает количественный анализ структурных закономерностей мышления, который открывает путь к объективированию продуктов мышления, к объективированию явлений культуры.
204
В книге А. Моля материальные элементы сообщений - знаки - трактуются по аналогии с товарами, обладающими стоимостью [78]. Культура рассматривается как огромное множество сообщений. А теория коммуникации - нечто вроде "теоретической физики" сообщений - оценивает сообщение в математических терминах, отвлекаясь от его содержания. Количество информации в сообщении, выраженное в битах (по К. Шеннону), будет
H = -NE Pi log2Pi,
где N - общее число элементов последовательности сообщения. Информация равнозначна тому, что можно назвать сложностью сообщения. А. Моль считает информацию и сложность тождественными величинами, из которых первая характеризует сообщение прежде всего в целом, а вторая - как комбинацию определенных частей или фрагментов [79]. Разница между числом знаков в сообщении и их минимальным числом, необходимым для передачи того же количества информации, подсчитанного по формуле Шеннона, называется избыточностью. Избыточность, обеспечивая надежность передачи сообщения, является мерой одной из основных характеристик сообщения - его понятности.
Действие, оказываемое на человека произведением искусства, основано именно на том, что последнее всегда несет получателю избыток информации, оригинальности, который и создает впечатление так называемого "перцептивного богатства" художественного произведения. Следует, однако, определить этот избыток количественно. Лучше всего запоминается то, что нас убеждает, поскольку такая информация становится частью нашего сознания, каким-то образом вписывается в него. Если норма оригинальности сообщения, по А. Молю [80], намного превышает объем восприятия получателя, то сообщение "захлестывает" последнего, он теряет к нему интерес и его внимание ослабевает. Если сообщение излишне избыточно, то есть в нем слишком мало оригинальности, то и в этом случае человек теряет к нему интерес, поскольку не получает никаких сведений о действительности. Сообщение должно быть расположено в промежуточной зоне, характеризуемой определенным оптимальным значением избыточности, при котором сообщение обладает максимальной коммуникативной ценностью. В этом и состоит адекватность между нормой оригинальности сообщения и тем количеством оригинальности, которое в состоянии воспринять тот или иной конкретный получатель.
Таким образом, продукты культуры, определяемой средствами массовой коммуникации, подпадают под действие количественных законов, в основе которых лежит величина информации. Количественными характеристиками культуры служат в первую очередь ее объем, измеряемый числом содержащихся в ней элементов, а также ее прегнантность, заданная числом возможных или факти
205
ческих ассоциаций между элементами [81]. Узость сознания (у взрослого человека в каждый данный момент в сознании присутствует от 100 до 160 бит информации) вынуждает к редукции информации через гомоморфное отображение проблемной задачи на модели и к вынесению мышления за границы узкого сознания, именно к внешнему оперированию с моделями, а в специальном случае также к внешнему оперированию со знаками "ли знаковыми носителями исчисления. Не только "бесконечное", но и уже в десятой степени расширенное сознание могло бы еще "понимать" и "оформлять" там, где для нас возможно лишь исчисление и конструирование [82].
Информационная эстетика интересуется сообщением, которое передает реальный объект как носитель знаков получателю (потребляющему субъекту), а также сообщениями, которые реализует источник (производящий субъект) в объективной сфере. Для информационной эстетики, таким образом, ее объект произведение искусства - имеет характер сообщения. Как в естественных науках, так и в информационной эстетике, по крайней мере в перспективе, различаются описательная (дескриптивная), объяснительная и точная стадии.
Описательная (или констатационная) информационная эстетика устанавливает в произведении искусства определенные статистические величины, например, среднее значение, дисперсию, значения информации, неожиданности, необычности, избыточности и т.д. Эти ограничения на описание (путем уклонения от оценки) осуществляют точные высказывания. И хотя, по мнению традиционных эстетиков, такие высказывания эстетически бессмысленны [83], выявленные с их помощью параметры измеряют произведение искусства. От величины этих параметров зависит субъективное удовольствие, доставляемое произведением искусства коллективу искушенных личностей [84]. Кроме того, "эстетическая мера" произведения искусства создает принципиальную возможность предсказания среднего оценочного суждения в обществе. Переход от констатационной к объяснительной информационной эстетике предприняли сначала А. Моль (1958), а затем Г. Франк (1959). А. Моль, как уже отмечалось, установил верхнюю и нижнюю границы информационного потока произведения искусства, связав определение этих границ с предметом информационной психологии. Однако ввиду скудности и недостаточности информационно-психологических знаний подобные прогнозы рискованны.
Г. Франк попытался преодолеть эти трудности путем введения модели искусства, потребляемого субъектом. Большей частью такая модель информационной эстетики на основе специальных предпосылок дополняет эстетическое восприятие субъекта. Точная информационная эстетика также испытывает трудности, пока в качестве получателя сообщения рассматривается человек. Ибо в данном случае всегда остается вопрос, насколько адекватна субъектная модель. Вместе с тем каждая теорема аксиоматически мо
206
жет относиться к модели и поэтому в принципе будет неуязвимой. Утверждению о том, что лежащая в основе модель не изоморфна потребителю искусства, противостоит указание на n-ю аппроксимацию, улучшение и "сохранение" которой (значение предельного случая) в сложной теории предполагаются с самого начала.
На вопрос о дефиниции произведения искусства информационная эстетика предлагает три возможных ответа. Во-первых, как количественная дисциплина она указывает на предшествующее качественное определение предмета. Таким образом, она может "произведением искусства" называть все то, что понимает под этим термином философская эстетика. Во-вторых, информационная эстетика может исходить из положения, согласно которому она пытается объяснить человеческое поведение немногими компонентами, а именно - биологическими инстинктами, этическими нормами и научными интересами. При этом возникает четвертый компонент - эстетический. В-третьих, информационная эстетика выдвигает критерий красоты на количественной основе специфических ограничений человеческого сознания (скорость восприятия, длительность настоящего, объем сознания). Однако в дефиниции произведения искусства требуется выполнение не только математически формулируемых информационно-эстетических минимальных условий, но и существенного предписания - искусство должно быть сообщением некоторого субъекта. В произведении искусства как сообщении каждый хочет видеть источник чужого сознания.
В свете этих требований Г. Франк дает следующее определение: "Произведение искусства есть сообщение, которое создано преднамеренно человеком и воспринимается человеком, имеет семантическую функцию (то есть по крайней мере передает смысл) или содержит суперзнаки такого вида, что построение их или кодирование передаваемого значения определяется неоднозначно, следовательно, содержит отличную от нуля условную информацию, так называемую эстетическую информацию" [85]. Это определение является относительно узким, так как оно исключает все автоматически изготовленные "произведения искусства", даже если они неотличимы от "подлинных". В информационной эстетике чаще всего предполагается более широкое понимание произведения искусства.
Основание, на котором строится информационная эстетика, состоит из четырех составных частей:
- из требования получить количественные высказывания, что делает информационную эстетику областью приложения математики (причем, конечно, произведение искусства эстетически характеризуется не просто числом, а некоторым вектором);
- из определения произведения искусства как сообщения, вследствие чего теория знаков становится вспомогательной дисциплиной по отношению к информационной эстетике;
207
- из требования соотнести теоретико-информационные и количественные характеристики произведения искусства с полученными в информационной психологии параметрами человека и поставить эстетическое суждение в зависимость от этих отношений;
- из требования сделать эстетическое суждение дедуктивно исчисляемым, то есть найти для него алгоритм и, следовательно, критику искусства вести в принципе с помощью соответственно программируемого автомата, благодаря чему теория автоматов превращается во вспомогательную дисциплину.
Описательная информационная эстетика опирается только на первые две максимы. Объяснительная информационная эстетика учитывает уже эмпирические результаты информационной психологии. Последние "догматизируются" в теории автоматов на уточняющей субъектной модели. Эта модель (и также четвертая максима) лежит в основе точной информационной эстетики. Высказывания последней соотносятся с основополагающей моделью и оценивают человека с той точностью, с какой он отображается моделью. Сообразно этому эстетическое восприятие, интроспективно анализируемое объяснительной информационной эстетикой, с помощью модельной функции и модельных параметров установленного алгоритма переходит в ведение точной информационной эстетики.
Теперь модельную функцию и модельные параметры можно воспроизводить реальными, перерабатывающими информацию автоматами и выводить алгоритмы их эстетического восприятия. Эту появившуюся ныне возможность можно реализовать в принципе тремя путями.
1. В то время как традиционный критик искусства в лучшем случае опирается на философскую эстетику, а значит встреча донаучного субъекта с произведением искусства происходит на уровне понимания, кибернетический критик искусства в состоянии эту встречу проиграть с помощью автомата, воспроизводящего субъектную модель с переменными параметрами и благодаря этому, например, предсказать воздействие произведения искусства на различные социо-культурные группы. К тому же кибернетический критик так же мало использует собственное эстетическое восприятие, как физик, исследующий гравитационное поле и не осознающий при этом вес своего тела.
2. Модель информационной эстетики, создаваемая вычислительным автоматом, позволяет количественно объяснить историю искусства при условии сохранения картезианского метода, который не требует одновременного учета всех влияний и зависимостей, но предписывает трудности "разделить на столь многие части, как это только возможно, и желать лучшего решения".
3. Так как автомат может производить любые комбинации знаков, на них необходимо накладывать информационно-эстетические критерии и выдавать лишь то, что им удовлетворяет. Это "искусственное произведение искусства" в силу отсутствия осно
208
вы для адекватного понимания зачастую не достигает эстетического воздействия на искусство потребляющего субъекта: последний хочет видеть в произведении искусства источник сообщения от чужого сознания. Если субъект знает, что предложенное ему "произведение искусства" было создано автоматом, то на основе содержащейся в этом знании информации он эстетически дисквалифицирует это "произведение искусства", хотя оно могло и не отличаться от подлинного.
"Наш мозг так устроен, по крайней мере пока, - пишет Г. Франк, - что можно устанавливать эквивалентность лишь семантической, но не прагматической и синтаксической функции знаков у автоматов и человека. Для кибернетики ключевым понятием в эстетике оказывается сознание, которое мы ближнему так же догматически приписываем, как и в каждой возможной машине отрицаем, - уже потому, что наблюдение ближнего нам неприятно, тогда как регистрация нашего поведения автоматом не может вызвать в нас чувства стыда. Отношение к ближнему непереносимо на наше отношение к автомату: вычислительная машина для нас есть не "Ты", а "Оно" ("Это") [86]. Так мало оригинальных рисунков автоматов признается произведениями искусства, так мало их воспринимается всерьез потому, что от некоторого "Ты" исходит традиционный призыв: "Разве мы - по крайней мере еще сегодня - не способны быть их источником, зачем приписывать сознание автоматам". По мнению указанного автора, человек в качестве перерабатывающей информацию системы (при кибернетическом подходе) является системой, открытой не только по отношению к познанному или реальному миру, но и по отношению к тому, что он в своем окружении принципиально различает подобное себе ("Ты") и другое ("Оно"). Каждое "Я" неспособно согласиться с тем, что у него отсутствует сознание. Представление о "Я"- и "Ты"-сознании, как констатирует Г. Франк, принадлежит к предрассудкам нашего аппарата познания.
Понять духовные процессы, протекающие при восприятии эстетической информации, помогают опыты по выработке такой информации с помощью автоматов. По крайней мере в области музыки это удалось; ведутся исследования и в других областях искусства. На данном этапе безусловно доказано, что машина может выполнять некоторые операции, входящие как в творческий процесс, так и в работу исследователя музыки. Моделирование музыкальных произведений на ЭВМ способствует развитию теории музыки [87]. Современные компьютеры в состоянии оперировать сложным набором символов, что позволяет им воспроизводить некоторые стороны процесса мышления. Правда, для художественного конструирования главнейшее требование - хороший вкус, а он, по общему мнению, не поддается определению. Поэтому Г. Биркгофф заявляет: "До тех пор, пока хороший вкус и нехудожественное не будут определены в математических терминах, вычислительные машины могут программироваться для мо
209
делирования чертежников и пианистов, но не художников или композиторов" [88]. Вместе с тем необходимо заметить, что и человек не застрахован от ложного вкуса. "Нет ничего более фатального для живописи, архитектуры и других искусств, - писал Э. Шефтсбери, - чем ложный вкус, который руководствуется тем, что непосредственно порождает чувства, а не тем, что постепенно и путем размышления доставляет наслаждение уму и удовлетворяет мысль и рассуждение" [89].
Вычислительные машины создали некоторые произведения искусства, но пока их ценность не очень велика. Вместе с тем становится общепризнанным, что машина способна помогать человеку в его творчестве. Более того, вычислительная программа может иметь меньше ограничений, чем художник. Как заметил Д. Финк, "каждый художник - раб породившей его культуры, так же как каждая вычислительная машина - раба своей программы. Только нескольким представителям каждого поколения удавалось обретать полную творческую свободу. В то же время вычислительная машина, располагающая достаточным временем для того, чтобы исследовать безграничные горизонты искусства, может найти революционизирующие решения за существенно более короткий срок" [90].
Будет ли когда-нибудь разработана точная научная теория художественного творчества, а также восприятия произведений искусства и сможет ли машина судить о художественной ценности произведений искусства? Очевидно, что решение этих задач предполагает глубокое понимание функционирующих структур человеческого сознания, причем соответствующая теория должна предсказывать, что человек считает прекрасным, а что - безобразным [91]. Поиск и нахождение новых путей - характерная черта разума, которая реализуется посредством значений, зондирующих будущее. Когда знаки-заменители (например, звуки) воспроизводятся живым существом и выполняют социальные функции, возникает система символов, то есть разум в человеческом смысле [92]. Многие области грамматики, традиционно остававшиеся уделом интуиции говорящего, должны быть переведены в конкретную форму. Необходимость выявления и описания глубинных интуитивных представлений - ведущая тема современной теории трансформационно-порождающих грамматик. Однако она, по меньшей мере частично, своим появлением обязана попыткам создания разумных машин.
Стремление к формализации имеет большую потенциальную ценность, так как для построения точной и жизнеспособной теории художественного творчества и восприятия произведений искусства нужен адекватный формализм [93]. Разумеется, намного легче было бы пользоваться вычислительными машинами, если бы они могли понимать простые высказывания на естественном языке. Такая программа была бы крайне важной с теоретической точки зрения, так как разумные ответы на сложные вопросы оз
210
начали бы "понимание", нечто такое, на что машины, как считается, не способны. Современные вычислительные системы "понимают" лишь искусственные символические языки программирования. Проблема распознавания образов, к примеру, также решается путем формализации. Вообразим, что написана программа, позволяющая различать изображения мужчины и женщины. В этом случае "показать изображение вычислительной машине" значит, что полутоновые оттенки небольших участков изображения каким-то способом закодированы в числах и полученный вектор взят в качестве входа для программы распознавания образов. Программа, далее, должна классифицировать уже векторы, а не изображения.
Можно ли автоматизировать деятельность человеческого разума, связанную с проектированием и производством машин? "Если принять точку зрения, полагает Э. Хант, - согласно которой животные функционируют по тем же законам, что и машины, то ответ должен быть удовлетворительным, так как процесс эволюции можно считать примером действия физически ясных законов" [94]. Вместе с тем у нас нет свидетельств того, что вычислительная машина, как бы сложно ни были организованы она или ее программа, обладает хоть какой-нибудь долей самоанализа. Если мышление должно включать и самоанализ, то, следовательно, ни одна известная ныне машина не заслуживает названия мыслящей. Однако наше рассуждение может пойти по иному пути, если мы определим мышление с объективной точки зрения, то есть на основе наблюдений действий разумных существ. Эти доводы, правда, зачастую не принимаются во внимание, так как некоторые исследователи исходят из постулатов, отрицающих рациональное доказательство. Так, Т. Павлов пишет: "Даже допустим, что этот тезис Винера [95] будет однажды математически полностью доказан и экспериментально проверен, однако он не будет представлять собой никакого логического доказательства того, что кибернетическая машина может вообще мыслить, даже если сложные самовоспроизводящиеся машины могут действовать как живые, биологически развивающиеся существа" [96].
В подобных рассуждениях нет ничего парадоксального, если учесть, что их авторы исходят из положения, согласно которому мышление - это то, что недоступно машине (недоступно, стало быть, по определению) [97]. После каждого нового успеха вычислительной техники сомневающиеся отступают на новые рубежи. Д. Финк это иллюстрирует любопытным высказыванием Дж. П.Эккерта: "После семнадцати лет борьбы меня заставили наконец согласиться с определением, что мышление - это то, что недоступно для машины. Это очень удобное определение. Ведь его содержание меняется из года в год вместе с прогрессом вычислительной техники" [98].
Г. Саймон отметил, что искусственность ставит интересные проблемы главным образом в тех случаях, когда дело касается
211
сложных систем, действующих в сложных внешних условиях. Искусственность и сложность всегда тесно связаны и переплетены между собой". Мир, в котором мы живем, в значительно большей мере является творением рук человека, чем природы, он гораздо более искусственный, нежели естественный. Почти каждый элемент окружающей среды несет на себе следы человеческой деятельности. Искусственное принимает тот или иной вид в соответствии с устремлениями человека. В науках о поведении человека принцип рациональности играет, можно сказать, такую же роль, какую естественный отбор играет в биологической эволюции. Искусство и технику сближает то, что они относятся к сфере искусственного, создаваемого человеком. Характерно в этом отношении высказывание Аристотеля: "Вообще же искусство частью завершает то, чего природа не в состоянии сделать, частью подражает ей" [100]. "Сведущими в искусстве" Аристотель называет строителя и врачевателя [101]. Слово "техне" у древних греков имело широкое значение: это - созидание "искусственных вещей" вообще: и произведений искусства, и произведений техники.
Пересечение искусства и техники интерпретируется М. Хайдеггером. Техника, по Хайдеггеру, есть не просто средство, нейтральный инструмент для достижения тех или иных целей; это универсальный процесс, связанный с "выявлением", обнаружением возможностей бытия, открытых благодаря человеку [102]. Главная опасность не в технике, не в "технизации" жизни. М. Хайдеггер считает, что нет никакой демонии техники, но есть опасность непонимания ее сущности. Важнейшая задача сейчас, по его мнению, - это дать самой технике "нетехническое" обоснование, найти ее истинную перспективу в истории человеческой культуры, поскольку существующие "техницистские" концепции он рассматривает как слепую дань сегодняшнему высокому уровню развития техники и фетишистскому к ней отношению. Поэтому М. Хайдеггер стремится осветить истоки техники как издревле "метатехнические". Главное для М. Хайдеггера указать на несоизмеримость традиционно приравниваемых понятий "техника" и "техническое", "инструментальное". Как сущность дерева, полагает этот автор, не есть дерево, точно так же сущность техники - не техническое. В силу всего этого осмысление человеком техники и его размежевание с ней должны, по Хайдеггеру, произойти в сфере, родственной сущности техники и в то же время отличной от нее. Сфера эта - искусство. Сущность искусства не эстетическое, как сущность техники не техническое. Такие "метапредмет-ные" характеристики искусства и техники ставят проблему созмещения разных принципов.
Рассмотрим в этой связи область совмещения принципов технической эстетики и теории информации.
В технической эстетике особенно остро стоит вопрос о количественной оценке "эстетического" в промышленных изделиях.
212
Мы здесь не ставим задачу обоснования пользы применения количественных (математических) методов в технической эстетике (это обстоятельно уже аргументировано в литературе [103]). Отметим лишь, что довольно часто негативные суждения в отношении количественных методов высказываются потому, что применяющийся конкретный подход оказывается малоэффективным. Но неадекватность той или иной количественной оценки параметров качества изделий дизайна отнюдь не свидетельствует о нецелесообразности использования математических средств вообще. Скорее всего необходимо сосредоточить внимание на поиске адекватных, эффективных средств оценки качества. А он не может быть сведен к простому, случайному перебору всех имеющихся методов, использующихся в других отраслях науки и техники. Возникает проблема предварительного методологического анализа этих средств, выявления их пригодности для оценки эстетического уровня промышленных изделий. Такой анализ обязан исходить из сущности эстетического, а не из второстепенных аспектов, всегда сопутствующих эстетическим явлениям. Однако здесь не обойтись одним понятием красоты, ибо мы собираемся анализировать не просто эстетические, но именно технико-эстетические явления. Надлежит выявить то атомарное и самое общее понятие (или понятия), которое отражало бы сущность объекта познания технической эстетики.
Нам представляется справедливым утверждение К. М. Кантора, полагающего, что для технической эстетики как теории художественного конструирования наиболее важной из всех эстетических проблем является проблема соотношения красоты и пользы [104]. Понятия красоты и пользы оказываются основными категориями технической эстетики; они не настолько общи, чтобы "растворить" техническую эстетику в других разделах науки, но и не настолько узки, чтобы свести предмет обсуждаемого научного направления к какому-либо его частному проявлению.
Понятия красоты и пользы в технической эстетике соединены, они изучаются не порознь, а вместе, ибо лишь в своем сущностном единстве они выступают отражением объекта изучения технической эстетики. Выявление роли и взаимосвязи категорий красоты и пользы в технической эстетике важно для выбора необходимого количественного метода их исследования. Следует обратиться к тем математическим подходам, которые позволяют сделать попытку измерения красоты и пользы. Один из таких математических методов прагматическая теория информации (или теория ценности информации), основным понятием которой считается ценность информации.
Опыт применения теории информации в эстетике (но не специально технической эстетике) достаточно известен [105]. Однако те методы теории информации, которые используют А. Моль и многие другие исследователи, не "схватывают" природы эстетического, они "скользят" по его поверхности (это обстоятельство
213
отмечалось почти по всех рецензиях на указанную книгу А. Моля). Применялась только теория Шеннона (статистический вариант теории информации). Но она обращает внимание лишь на знаковую структуру (эстетических) сообщений, притом исключительно в их статистико-вероятностных формах. На наш взгляд, значение книги А. Моля в том и состоит, что он показал неэффективность методов статистической теории информации для анализа эстетических явлений. Сама по себе статистическая теория информации отнюдь не исходит из специфики эстетического; скорее всего эта специфика стирается, ибо эстетическая информация (о которой А. Моль говорит, но достаточно четко ее не определяет) приравнивается ко всем остальным видам информации научной, технической, политической и вообще к любым сообщениям, которые могут храниться или передаваться по каналам связи.
Неудача приложения статистических методов теории информации к эстетике породила мнение о непригодности теории информации в этой области знания. Это мнение, однако, неоправдано, ибо комплекс идей и методов теории информации не сводится к статистическо-вероятностным представлениям. Существуют и невероятностные, а также семантические и прагматические подходы, о чем шла речь в главе I. Невероятностные математические подходы в теории информации также изучают знаковые структуры любых сообщений (не обязательно эстетических), но уже такие их свойства, как комбинаторные, топологические, динамические и т.д. Семантическая теория информации обращает внимание не на знаковые структуры сообщений, а на отношение между информацией и ее передатчиком (например, между знаком и объектом). Семантическое отношение в случае эстетического восприятия проявляется как отношение объекта (скажем, промышленного изделия) и его образа, отражения. Семантические свойства немаловажны для эстетической информации, ибо последняя воздействует и вообще воспринимается лишь тогда, когда она понята, осмыслена. Смысл является более значительным аспектом информации, чем структурные отношения, которые изучают статистические и нестатистические подходы. Все же и семантические концепции информации не могут претендовать на адекватное использование в технической эстетике, ибо они не "схватывают" специфику красоты и пользы, не вскрывают особенностей информационного аспекта технико-эстетических явлений.
Из всех информационных подходов наиболее обещающим кажется лишь подход теории ценности информации. Это особенно очевидно, если мы обратим внимание, что понятие ценности оказывается общим понятием, модификациями, особенными формами которого выступают понятия красоты и пользы.
Понятие ценности в определенном аспекте и представляет собой именно ту основу, которая позволит выработать универсальный теоретико-информационный метод измерения степени красо
214
ты и пользы в том или ином изделии художественного конструирования. Итак, мы полагаем, что если красота есть (в некотором аспекте) вид, особенная форма ценности, а польза - другой вид (форма) ценности, не совпадающий с красотой, то и одно и другое можно изучать методами прагматической теории информации. Эта теория будет полезна технической эстетике, ибо сможет вооружить определенными количественными методами исследования качества.
Понятие ценности информации мы рассматриваем как отношение между тремя компонентами: приемником информации (субъектом), самой информацией и целью. Под приемником информации понимается общественный человек, находящийся в процессе взаимодействия с объектом (скажем, промышленным изделием). Под информацией в данном случае подразумевается сам объект, то есть промышленное изделие, но взятое не во всем многообразии свойств, а лишь в информационном аспекте (что это означает - будет разъяснено ниже). Под целью обычно имеют в виду опережающее отражение, предвосхищение результата человеческой деятельности, идеальный образ предмета потребности. Цель - это отражение действительности не такой, какая она есть, а такой какой она должна стать в результате деятельности. Цель художественно-конструкторской деятельности идеальный образ того изделия, которое затем должно быть изготовлено промышленностью.
В зависимости от того, на какой предмет направлена цель, ценность может выступать в виде пользы (полезности) и в виде красоты (или "чистой" ценности). Если содержание цели отражает объект (предмет), выходящий за пределы самого субъекта и информации, или, говоря другими словами, если информация нужна субъекту для реализации целей, связанных с каким-то внешним по отношению к информации и к субъекту предметом, то такое отношение и частный случай ценности следует называть пользой. Информация полезна в том случае, если она служит средством реализации каких-то целей. Не раскрывая пока, что имеется в виду под информацией в применении к технической эстетике, заметим, что именно такое отношение полезности свойственно всем изделиям дизайна. Отношение полезности, средство существования другого, утилитарность - непременный атрибут продукции художественного конструирования.
Отношение полезности редуцируется до отношения "чистой" ценности, красоты (прекрасного), если цель направлена на объект (информацию) или же на субъект, то есть если в содержании цели нет каких-то предметов, внешних по отношению к объекту (информации) и субъекту. Все прекрасное ценно само по себе, оно не нуждается во внешних, утилитарных отношениях. Ценность, таким образом, выступает как категория, включающая в себя ценность объекта (информации) саму по себе и по отношению к другим объектам. Здесь уместно также подчеркнуть, что
215
красота и польза - понятия относительные и зависят от системы понятий, в которой они рассматриваются (отражающей соответствующую систему отношений объектов). То, что является в одной системе прекрасным, в другой, более широкой системе (включающей в себя "внешние" связи и отношения с другими объектами) может оказаться полезным. Этот аспект относительности очень важен для приложения количественных методов, ибо выясняется, что каких-то абсолютных количественных параметров красоты и пользы выявить невозможно. Измерение степени красоты и пользы, их сравнение вероятно лишь в одной и той же системе отсчета.
Предполагаемая универсальность измерения красоты и пользы заключается не в инвариантности по отношению к любой системе объектов и ценностей. Такой инвариантности в принципе быть не может, что вытекает из общефилософских и социологических соображений. Универсальность заключается лишь в том, что разнородные, противоречивые понятия красоты и пользы могут получить возможность измерения в одних и тех же единицах. Наличие единого количественного критерия позволит выяснить, каким должно быть оптимальное соотношение красоты и пользы.
Ясно, что поиски наилучшего соотношения красоты и пользы потребуют применения математических методов оптимизации, например, теории оптимальных решений и т.д. Здесь можно будет использовать те варианты прагматической концепции информации, которые связаны с теориями игр, алгоритмов, статистических решений, оптимального управления и т.д.
Итак, на наш взгляд, проблема, которая стоит в технической эстетике в связи с привлечением к исследованию количественных методов, заключается в необходимости измерения единства прекрасного и полезного в продуктах промышленной деятельности. Такая постановка задачи тотчас же ведет к поиску некоторого более общего понятия и связанного с ним метода, частными случаями, вариантами которого являются понятия красоты и пользы. Логическим обобщением этих понятий оказывается понятие ценности.
Однако речь идет не просто о ценности, а именно о ценности информации. Применение методов теории информации обязательно предполагает выяснение того, что же вкладывается в содержание понятия информации.
Как было показано в главе I, одно из наиболее общих определений понятия информации основывается на понимании ее как отраженного разнообразия. То есть информация выступает как сущностное единство отражения и различия, разнообразия. В этом смысле информация присуща и объектам, изучением которых занимается техническая эстетика [106]. По-видимому, объекты технической эстетики имеют свою информационную специфику, вытекающую из разнообразия промышленных изделий (их отличия, скажем, от объектов естественной неживой природы, живых су
216
ществ и т.д.) и их эстетического отражения, восприятия. В последнем аспекте специфика художественного отражения [107] связана с тем, что в художественном изделии отражается не только объект, предмет, но и субъект, художник. Художественное отражение есть взаимоотражение субъекта и объекта. Именно эта сторона взаимоотражения, единства субъективного и объективного выражена наиболее ярко в понятии ценности информации.
Ясно, что учет субъективного момента, рассмотрение единства субъекта и объекта указывают на специфику количественных методов, которые могут быть использованы в технической эстетике. Ведь традиционные количественные методы естественных наук, а также методы статистических и нестатистических вариантов теории информации абстрагируются от субъекта, от его замыслов и целен. Они призваны отражать объект таким, каков он есть, а не таким, каким он должен стать в процессе творческой деятельности. Вот почему многие количественные методы, возникшие на базе естествознания, обращающие внимание на такие свойства объектов, как энергия, масса, пространство, время и тому подобное, несущественны в технической эстетике, ибо они не показывают особенностей технико-эстетического феномена. Игнорирование традиционных количественных методов субъекта деятельности заставляет нас обратиться к понятиям и методам, отличным от традиционных методов естествознания.
Понятие информации и связанные с ним методы научного исследования применимы лишь в том случае, если они "пригнаны", "притерты" к предмету и методу той или иной науки. Именно на эту сторону вопроса приложений теории информации обращал внимание основоположник статистической теории информации К. Шеннон, когда писал, что "поиск путей применения теории информации в других областях не сводится к тривиальному переносу терминов из одной области науки в другую. Этот поиск осуществляется в длительном процессе выдвижения новых гипотез и их экспериментальной проверки" [108].
Акцентируя основное внимание на развитии ценностей проблематики теории информации в технической эстетике, мы все же не должны упускать из виду и другие ее аспекты, о которых ранее шла речь. Значительно более адекватным информационным методом исследования качества оказался бы метод, воплощающий в себе все положительные черты и количественного, и семантического, и прагматического аспектов информации. Таким более содержательным теоретико-информационным подходом может стать семиотический подход. С точки зрения семиотики как науки о знаках, количественный аспект информации выступает как синтаксический, ибо он, в сущности, исследует знаковую структуру сообщений. Как некоторый знак, сообщение в широком смысле можно брать любое изделие художественного конструирования (здесь знак совпадает с объектом, изделием) и применять, насколько это окажется возможным, понятия и методы семиоти
217
ки. Сам же предмет семиотики все чаще формулируется с помощью понятия информации, ибо знак, так же как и промышленные изделия (но в определенном аспекте), можно рассматривать как некоторый вид информации. Хотя семиотические информационные методы позволили бы объединить на общей основе все предлагаемые ранее для применения в эстетике подходы теории информации, трудности заключаются в их неразработанности. Пока делаются лишь первые попытки создания семиотической теории информации [109]. Несомненно, что дальнейшее развитие науки выявит и более содержательные подходы в самой теории информации. Возможно, появится более общий метод, который включит в себя семиотический анализ в качестве частного случая.
Возникновения таких более общих, более содержательных методов следует ожидать прежде всего в развитии не количественных, а "качественных" теорий информации. Семантические и прагматические теории информации изучают не количественные, а качественные аспекты информации (но предполагают возможность ее измерения). Однако понятие качества, как и вообще любое аналогичное понятие, неисчерпаемо. Качество информации не может быть ограничено семантическими и прагматическими свойствами. Да и качество изделий дизайна также к ним не сводится. Поэтому предлагаемый здесь ценностный, а в более общем случае - семиотический информационный подход не решит всех проблем, связанных с количественным анализом качества технико-эстетических явлений.
Как показывает методологический анализ [110], все существующие математические теории ценности информации обладают двумя важными особенностями. Во-первых, они измеряют ценность информации посредством количества информации (а само количество информации измеряется чаще всего через вероятность). Во-вторых, в той или иной форме каждый вариант теории ценности информации использует категорию цели. Эти особенности современного исследования ценности информации следует учитывать и в приложениях к технической эстетике.
Если пытаться определить информационную ценность промышленного изделия через количество информации [111], то необходимо помнить, что искомая ценность должна состоять из двух частей - количества информации, представленного "промышленной" ("полезной") и "эстетической" составляющими. О количестве информации "промышленной" составляющей в некоторой степени уже говорилось, более конкретно еще нужно выработать методику его определения, единую для всех подобных расчетов. Что касается "эстетической" составляющей количества информации, то, возможно, методика ее измерения может быть выработана на основе позитивно-критической переработки материала книги А. Моля "Теория информации и эстетическое восприятие". Здесь же важно обратить внимание на то, что промышленное изделие в
218
информационном аспекте необходимо брать в двух "срезах", соответствующих пользе и красоте. Но в результате таких расчетов можно получить лишь количество информации, присутствующей в изделии самом по себе, без отношения его к другой системе.
Этой другой системой является некоторая идеальная модель изделия (идеальная тоже в двух аспектах - полезности и красоты). Идеальная модель изделия в материальной действительности может и не существовать (не случайно мы назвали ее идеальной). Она по своей функции должна максимально отвечать замыслу художника, цели, которую он ставит в процессе конструирования (соответственно двум упомянутым аспектам). Модель можно назвать также целевой, ибо она идеально воплощает замысел художника, мысленно (или на бумаге) воспроизводит цель его деятельности.
Очевидно, что идеальная модель должна обладать информационным содержанием, которое также можно определить на основе единой методики. Информация присуща не только материальному, но и идеальному, поэтому с учетом общефилософских соображений правомочно утверждать, что нет принципиальных препятствий определению информационного содержания ни в идеальной модели изделия, ни в объективно-реальном, уже "материализованном" изделии.
Однако е процессе превращения идеального в материальное происходит изменение количества информации. Реальное изделие обладает иным информационным содержанием, чем задуманное. То, что есть, всегда отличается от того, что должно быть. Это различие и может быть использовано в качестве меры ценности информации. Такая ценность может быть измерена как разность информационных содержаний упомянутой модели и изделия. При этом будем считать, что чем больше информационное содержание изделия приближается к информационному содержанию модели, тем выше его ценность. Полная реализация цели в этом аспекте выступает как равенство информационных содержаний модели и изделия, дающее максимальную ценность.
Итак, здесь ценность измеряется степенью достижения цели, причем эта степень задана через соответствующие информационные содержания. Близость реализованного к поставленной цели, приближение к ней результата - вот самый общий критерий ценности.
А. А. Харкевич в своем варианте теории ценности информации ползал, что последняя может выражаться через приращение вероятности достижения цели [112]. Однако использование категории вероятности для вычисления ценности в технической эстетике по меньшей мере затруднительно, во-первых, потому, что вероятность не отражает каких-либо существенных отношений, присущих именно технико-эстетическим явлениям, во-вторых, потому, что количество информации в изделиях не обязательно но
219
сит вероятностный характер. Даже более того, законам красоты (да и пользы) он присущ менее всего. Поэтому вычисление информационного содержания прежде всего связано, на наш взгляд, с невероятностными концепциями информации. Степень достижения цели может измеряться, конечно, посредством не только вероятности, но и иных величин. Кроме того, возможно, что ценность информации поддается определению на основе не количественного аспекта информации, а каких-либо иных единиц. Короче говоря, выбор единиц и параметров измерения ценности - проблема, которая лишь поставлена, но не решена.
Когда цель полностью реализована, ценность максимальна. Вместе с тем ценность изделия заявляет о себе лишь на этапе превращения идеального в материальное, возможного в действительное. Став реальностью, изделие уже как бы теряет свою ценность. Однако эта "потеря" ценности на этапе реального существования изделия справедлива лишь по отношению к данной конкретной цели. Необходимо исходить из системы, иерархии целей. Выпуск того или иного изделия, конечно, не самоцель, а лишь некоторое звено на пути к более общей цели, а эта более общая цель входит в качестве составной части в еще более общую и т.д. Поэтому в зависимости от системы целей (и связанных с ними потребностей, постоянных или меняющихся), в которой рассматривается изделие, оно может иметь различную ценность. А это означает, что ценность изделия не исчезает в связи с его изготовлением; включенное в новую систему производственных и эстетических отношений изделие дизайна лишь измеряет степень своей ценности, не снижая ее до абсолютного нуля.
Анализ вопроса о выразимости идей и понятий технической эстетики на языке теории информации показал, что родственность искусства и техники состоит в их искусственной природе, в том, что и искусство и техника объективируют художественные и конструктивные структуры человеческого разума. Эта объективизация человеческого сознания осуществляется, в частности, системами искусственного интеллекта, в которых проявляется некоторое единство искусства и техники. А. Сломан считает, что идеи "искусственного интеллекта" могут изменить наше мышление о самих себе: дать нам новые модели, метафоры и образы, а также другие средства, чтобы помочь нашим усилиям проникнуть в тайны человеческого мышления и сердца [113]. Недопустимо при этом сводить внутренние, интимные процессы сознаний исключительно к внешним актам их проявления. Поэтому научное исследование психики людей и животных (в противовес, например, бихевиоризму) должно быть весьма косвенным, если они рассматриваются с точки зрения вычислительных систем некоторого рода. С развитием компьютерной техники и теории искусственного интеллекта, с созданием более совершенных программ, учитывающих выбор и принятие решений, люди будут меньше беспокоиться о механистических оттенках компьютерных моделей мыс
220
ли. Как писал К. Маркс, "...машина, обладающая вместо рабочего умением и силой, сама является тем виртуозом, который имеет собственную душу в виде действующих в машине механических законов..." [114].
Таким образом, кибернетизация эстетики и искусства, приведшая, в частности, к созданию информационной эстетики и компьютерного обеспечения субъективного творчества в искусстве и технике, выступает в качестве объективной закономерности прогрессивного развития и методологии научного исследования. Она открывает широкие возможности использования человеком искусственно созданных "усилителей", способствующих объективизации глубинных структур человеческого сознания. Имманентная символической и системной природе искусства и философии, информационная (или если подходить более широко - кибернетическая) эстетика способна в условиях технической цивилизации и средств массовой коммуникации сыграть роль парадигмы (образца) для других научных дисциплин, находящихся в аналогичной фазе развития.
ГЛАВА VII
ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО
1. Системно-кибернетический подход в социальном познании
Использование формализованных методов и общенаучных понятий в социальных теориях подчас вызывает возражения. Обычно ссылаются на специфику социальных феноменов в сравнении с природными объектами. Это справедливое указание, не учитывать которое нельзя. В то же время социальная специфика, выражающаяся в исключительной сложности общественных связей и отношений, отнюдь не исключает, а наоборот, предполагает обращение к количественным закономерностям.
К. Маркс считал, что "наука только тогда достигает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой" [1]. Примечательно, что основатель теории научного социализма требовал этого не для естественных наук (что было бы тривиально), но, как это следует из многих контекстов, для общественных. Хорошо известно, что К. Маркс имел явное намерение придать своей экономической теории математическую форму. Это становится понятным особенно в современных условиях. В методологическом отношении у общественных наук много общего с другими науками, и они обязаны постоянно совершенствовать методы исследований, язык и логику рассуждений. Надо также иметь в виду, что математика и кибернетика - не общественные науки, а общенаучные дисциплины и их результаты не всегда применимы в неадаптированном виде в таких общественных науках, как, например, политическая экономия или исторический материализм. Математика и кибернетика не могут в полной мере отобразить специфику той или иной общественной дисциплины. Вместе с тем фундаментальный вывод о том, что основой для исследования общественных явлений может быть лишь социальная теория, вовсе не означает, что кибернетические средства неэффективны. Г. Клаус подчеркивает: "Общественные отношения носят, конечно, кибернетический характер, однако, в этой области существуют особенности, присущие только одному обществу, - особенности, которые, если кибернетические абстракции хотят быть правильными, необходимо также соответственно учитывать" [2]. Таким образом, одной кибернетики недостаточно для того, чтобы объяснить общественные факты, но вместе с тем она служит дополнительным средством, позволяющим социальному знанию лучше и точнее отображать реальность.
222
Круг идей кибернетики превратился ныне в рабочий аппарат, применяемый в технике, биологии, медицине, социологии и других науках: он претерпел при этом большое внутреннее развитие. Важно отметить, что "отец кибернетики" Н. Винер считал вполне законным приложение ее идей и методов к общественной сфере. Он, в частности, писал: "С самого начала своих исследований в области кибернетики я отчетливо понимал, что принципы управления и связи, применимые, как мне удалось установить, в технике и физиологии, приложимы также к социологии и экономике" [3]. Н. Винер при этом замечал, что общественные науки представляют собой испытательную среду, малопригодную для апробирования идей кибернетики, гораздо худшую, чем биологические науки. Однако "это отнюдь не означает, что идеи кибернетики неприложимы к социологии и экономике. Это скорее означает, что, прежде чем применять эти идеи в столь аморфной сфере, они должны быть испытаны в технике и биологии" [4].
Кибернетика как наука, обладающая потенциалом средств и методов количественного познания, оказывает существенную помощь в социальном познании. Это и понятно: не принимая но внимание количественные (информационно-кибернетические) отношения, реально существующие во всех общественных сферах, нельзя адекватно познать закономерности развития общества. Методологическое обоснование кибернетического подхода в социальном познании возможно лишь с учетом философского принципа системнссти и системного подхода. В связи с этим кажется целесообразным остановиться на вопросе о соотношении философии, кибернетики и общей теории систем, насколько это необходимо для настоящего анализа.
Нередко отношение философии и кибернетики представляется в понятиях общего и особенного, что, конечно, недостаточно для его Характеристики. К примеру, кибернетика рассматривает человека как элемент системы управления, не претендуя на то, чтобы на основе этого стать теорией человека. Здесь отношение системы и элемента общее (но и беднее) философского положения о том, что человек есть совокупность конкретно-исторических общественных отношений. Такой подход редуцирует особенное, внутреннее психическое качество индивидуума, генетическую индивидуальность к общему; причем кибернетика исследует еще более общие отношения между элементом и системой управления. Как пишет Г. Герц [5], кибернетика и философия существенно различаются не степенью общности их высказываний, а скорее целью совершаемых в них обобщений. При этом он отмечает, что философские трудности возникают там, где взаимосвязь чрезмерно акцентирована, а различием между философией, теорией систем и кибернетикой пренебрегают.
Материалистическая диалектика по праву рассматривается как философская основа системных исследований. Подчеркивается, что "йемаловажную роль в становлении и развитии системного подхода сыграли объективные тенденции сближения естест
223
венных и общественных дисциплин, потребность в более точном и квантифицированном описании социально-экономических процессов" [6]. Известно, что К. Маркс в контексте целостного общественного анализа на каждом шагу культивировал системное мышление. Под системным мышлением понимается прежде всего такой теоретический подход, который - исходя из традиционного философского положения "целое больше, чем сумма его частей" ставит задачу объяснить структуру, способ функционирования и движение целого [7]. Впрочем, существуют и иные интерпретации понятия системы и соответственно системного подхода [8]. Философский принцип системности выступает в рамках диалектического и исторического материализма как преемник сущностных форм исследования, как высшая форма современного качественного анализа [9].
Таким образом, необходимо различать философский принцип системности и системный подход. По мнению В. Н. Садовского [10], философские идеи системности, целостности, структурности, универсальности связей объектов действительности, выступающие в форме принципа системности, представляют собой важный аспект философской методологии, существенную грань диалектического метода. Системный подход, не претендуя на решение философских проблем системного исследования, основной задачей имеет разработку общенаучных, междисциплинарных научных понятий, методов и способов исследования системных объектов.
В качестве общенаучного по своим понятиям и методам направления выступает кибернетика, изучающая самоорганизующиеся системы с точностью до изоморфизма. Как отмечают Б. В. Бирюков и Е. С. Геллер, "идущий от кибернетики системный подход - который поэтому лучше называть системно-кибернетическим подходом - в науках о человеке и обществе вносит немаловажный вклад в реализацию требования "строгости", "точности" исследования" [11]. Кибернетика в общем и целом абстрагируется от вещественного содержания систем, стремится сформулировать общие для них законы управления, организации и информационных связей. При этом структура рассматриваемых систем связана со сходством и различием законов их организации. Объективной основой такого подхода служит материальное единство качественно разнородных явлений, проявляющееся в аналогии и изоморфизме (гомоморфизме, модельном отношении и т. п.) их структуры и функционирования, в сходстве (или прямом совпадении) описывающего их математического аппарата [12].
Кибернетика - наука о сложных системах управления и связи, которые проявляются на разных уровнях движения, в том числе и на уровне общественных отношений. Поэтому многие науки так или иначе имеют отношение к процессам управления/ но лишь кибернетика изучает законы управления и связи преимущественно в том плане, в каком они обусловливают единство динамики, функционирования и развития машины, живого организма и со
224
циальной структуры. Иными словами, кибернетика оперирует законами управления и информационного взаимодействия одновременно на нескольких (а не на одном, как это свойственно многим другим конкретным наукам) уровнях структурной организации материи. Примечательно, что она рассматривает объекты не как системы "вообще", а как системы, обладающие определенной совокупностью общих структурных и функциональных свойств (присутствующих в мире живых систем, социальных структур). Кроме того, отмечает Ст. Бир, "только тогда, когда мы переходим ... к сложным и очень сложным вероятностным системам, мы попадаем в подлинно интересующую нас область исследования" [13].
Если исходить из того, что количество представляет собой сторону объективной действительности, с необходимостью следует, что схватывание количества в общественных явлениях всегда есть упрощение отражаемого объекта. Однако этого можно избежать, применив научный анализ, где сущность отражается адекватно. Трудности при создании социальных системно-кибернетических моделей состоят также в том, что определенные общественные явления кажутся ни с чем не сравнимыми. Вместе с тем математизация и кибернетизация социального познания, постоянно увеличивая свое значение, вооружает ученого-обществоведа набором необходимых профессиональных инструментов. И в области социального познания философская рациональность означает, что любая аргументация, по крайней мере неявно, должна быть ориентирована на общее знание формальных наук. Известное нормирование языка социальных наук никоим образом не стирает содержательности предмета. Последняя только острее проявляется при ясном формулировании задачи, выражающем более общий принцип понятийной ясности при любой научной аргументации.
Вопрос о целостном кибернетическом подходе к обществу и его подсистемам в свете высказанных идей решается положительно. В. Г. Афанасьев следующим образом обосновывает необходимость системно-кибернетического подхода к социальным процессам: "Поскольку информационные процессы занимают большое место в жизни и развитии общества, в особенности в управлении обществом, то возможен и информационный кибернетический инвариант (модель) общества. Весь вопрос, однако, в том, какие закономерности, принципы кибернетики применимы к социальным системам, насколько глубоко и с каких сторон они позволяют изучать общество, какие ограничения накладывает общество на применение кибернетических принципов" [14].
Кибернетика как наука о самоорганизующихся системах формирует представление об обществе как о самоорганизующейся системе. Аспект количественного изучения социальных явлений основывается, в частности, на идее самоорганизации. "Решение многих частных и общих задач конкретных социологических исследований, эффективное применение математического аппарата требуют развития и углубления основной конкретно-методологи
225
ческой идеи социальной кибернетики - рассмотрения общества и его структур как сложных самоорганизующихся систем" [15]. Кибернетика помогает познавать определенные стороны человеческого и социального поведения в их формализованных структурах, чтобы подготовить их для исследования с помощью вычислительных машин.
Создание оптимальной системы управления социальными процессами предполагает познание и овладение закономерностями общества как самоорганизующейся системы. По замечанию М. Маркова [16], решающее значение в этом плане имеют два аспекта: механизм самоорганизации в обществе и основные требования к управлению с учетом процессов самоорганизации.
В порядке первого приближения к самоорганизующимся системам в обществе целесообразно рассмотреть механизмы самоорганизации на уровне социально-психологических отношений.
Социальная психология как наука изучает закономерности психической регуляции социального или межличностного поведения. Точнее, главный предмет социально-психологического исследования - это закономерности отражательных мозговых процессов, которые регулируют межличностное поведение людей [17]. Любая деятельность человеческого мозга одновременно отражает условия поведения и регулирует его. Поэтому кооперация, как исходный пункт психологии, состоит в межличностном взаимодействии как психической деятельности.
Анализ социально-психологических отношений в рамках научно-технического прогресса может стать действенным и перспективным лишь при условии применения в этой области точных количественных методов. Попытаемся проанализировать проблемы социально-психологической теории в свете кибернетики. Выделим некоторые разделы и задачи исследования [18]: формы психической общности и структурно-психологические особенности различных социальных коллективов и групп; особенности механизма мотивации поведения индивида в группе и в совокупной деятельности членов различных групп; способы общения и социально-психологического взаимодействия индивидов внутри группы и групп между собой; закономерности группового и коллективного поведения.
Формы психической общности и структурно-психологические особенности различных социальных коллективов и групп могут быть подвергнуты системно-структурному анализу. Основной структурной единицей при этом выступает коллектив как ассоциация людей, отличающаяся признаками социальной группы и общественной организации [19]. Будучи сплавом социальной группы и организации, коллектив обладает в единстве объективной (необходимой) и субъективной (организационной) характеристиками. Особенностью подобного социально-психологического образования является его коллективистский характер. В силу этого представляет интерес рассмотрение коллектива - особой структурно-функциональной организации - в качестве кибернетической системы, функционирующей в более общей системе "общество - коллектив - личность".
226
Устойчивость коллектива как кибернетической системы достигается благодаря тому, что поведение его отдельных членов управляется социальными нормами. Последние, созданные первоначально на основе определенных целей, приобретают затем значение алгоритмов. Важно проанализировать, в каком отношении друг к другу находятся многообразно пересекающиеся и по-разному взаимовлияющие социальные группы и коллективы. Сложность таких отношений поистине кибернетическая: отдельный человек принадлежит к различным группам не только во временной последовательности, в одно и то же время он имеет множественную принадлежность к группам, функциональное значение которой изменяется с ситуацией. В этой динамике проявляется общая кибернетическая закономерность, действующая аналогично во всех высокоорганизованных многоустойчивых системах. Благодаря ей сложный характер переплетения социально-психологических систем отнюдь не исключает представления их в виде иерархической модельной структуры с различными функциональными блоками. В плане данной проблематики коллектив есть переплетенная система регулирования.
Цели коллектива как кибернетической системы, будучи и объективными и субъективными, определяют направленность его функциональной (поведенческой) деятельности. Чем больше личные цели членов коллектива соответствуют коллективным [20], тем выше эффективность функционирования системы "коллектив". Последнее открывает широкие возможности для координации и организации внутренней динамики социально-психологических образований, а это, как известно, составляет предмет кибернетической теории систем.
Особенности мотивации поведения индивида могут быть рассмотрены в аспекте кибернетического управления и регулирования. В социальной психологии доказано, что коллективные цели по сравнению с личными всегда действуют как более сильные мотивации. Эти цели имеют для группы значение социальных норм, регулирующих поведение отдельных членов в смысле коллективных потребностей. Тот или иной коллектив, обладающий добровольной дисциплиной и целью, общей для всех членов, функционируя в направлении достижения задач, способен по мере изменения ситуации перестраивать свою структуру, изменять во времени внутреннюю модель внешней среды. Социально-психологические структуры с относительной свободой самоорганизации располагают определенными резервами способов поведения и принятия решений в реальном масштабе времени, что делает такие системы функционально-избыточными и достаточно надежными.
Целесообразно остановиться на социологическом статусе самоорганизации в понятиях формальной и неформальной организации. Обычно формальная организация - это организация, на
227
полненная исключительно служебным, функциональным содержанием; неформальная организация - это система незапрограм-мированных, спонтанно возникших организационных связей. Такой подход соединяет проблему неформальной организации с идеей самоорганизации. Самоорганизация становится способом осуществления непосредственной демократии. М. Марков пишет: "В социалистическом обществе самоорганизация - творческий процесс, и его развитие предполагает не ограничение, а всестороннее развитие творческой инициативы людей" [21].
Заслуживают внимания некоторые общие принципы самоорганизации, выдвигаемые кибернетикой, которые могут помочь в уяснении специфики социально-психологических феноменов. Ими не исчерпывается содержание процессов в общественных самоорганизующихся системах. Тем не менее выделение такого рода общих принципов и приведение их в систему [22] оказывается необходимым условием проникновения в сложную структуру социально-психологических образований. В этом плане представляет интерес рассмотрение самоорганизуемости социалистического общества как системы коллективов. А проблема изучения структуры самого коллектива включает, в свою очередь, исследование места и роли в нем малых групп.
Проблема общения и социально-психологического взаимодействия индивидов внутри группы и групп между собой выступает одной из центральных в социальной психологии. Общение людей - главнейший фактор формирования их психики и средство проявления психических возможностей и индивидуальных особенностей. В этой проблеме значительное место занимает информационная сторона общения. Как заметил Н. Винер, "действенно жить - это значит жить, располагая правильной информацией" [23]. Механизмы социально-психологического общения и поведения могут быть выяснены через кибернетический аспект современной теории информации. Рассмотрение таких явлений как общественное настроение, общественное мнение, морально-психологический климат коллектива, не говоря уже о психологических явлениях, связанных с целями, потребностями и интересами людей, невозможно без учета теоретико-информационного и кибернетического подхода.
Представляет интерес анализ приложений теории информации к проблемам восприятия. В социально-психологическом общении важно выявить исходные точные параметры, которые выполняли бы функцию эталонов при социологическом измерении. В информационном плане это измерение определяет такие характеристики, как скорость восприятия информации, длительность ее сознавания, пропорциональность передаваемой и воспринимаемой сознанием информации и т. п. Знание информационно-психологических эталонов открывает возможность создания информационно-психологических моделей человеческого общения. В качестве примера можно привести модель восприятия, переработки и запоминания информации человеком К. Вельтнера [24]. Согласно ей,
228
величина 800-1000 бит/ч означает оптимальную адаптацию потока семантической информации и не имеет смысла, когда поток информации либо слишком велик, либо слишком мал. На основе модели возможно приведение в соответствие потока информации со скоростью восприятия и запоминания, с емкостью непосредственной памяти, с длительностью осознавания ранее полученной и переработанной информации [25] и т. п.
В информационном подходе к процессам социально-психологического общения особую важность приобретает учет прагматической стороны общения, выражающей отношение между языком (словесными знаковыми системами) и психологией людей, иначе говоря, о том, как слова и предложения воздействуют на человека. Семиотико-прагматический аспект информации позволяет выйти в область факторов идеологического воздействия на психологию масс. Научно обоснованная прагматика может способствовать применению кибернетических и теоретико-информационных методов в сфере общественных наук.
Наконец, задача исследования закономерностей группового и коллективного поведения точными количественными методами может распространяться на теоретико-игровой подход - важный аспект кибернетики. Этот подход включает в себя формализацию вопросов стратегии в условиях руководства разрешением группового конфликта [26]. Речь идет о предвосхищении преимущественно конфликтных ситуаций в так называемых социальных играх. Кибернетика обеспечивает возможность проверки стратегии сточки зрения того, ведет она к успеху или нет. При этом с помощью кибернетических систем, обладающих признаками самоорганизации, имитируется и проигрывается на моделях поведение систем в различных средах.
Таким образом, выбранные нами четыре группы проблем социальной психологии могут исследоваться с привлечением соответственно четырех чрезвычайно важных аспектов кибернетики.
С развитием кибернетики почти во всех частных науках возрос интерес к идущим от этой науки новым средствам расширения знания, особенно моделированию. Наряду с социопсихологическим экспериментом и социометрическими методами наибольшую пользу в социально-психологических исследованиях могут принести методы кибернетического моделирования, максимально полно выражающие существо способов подхода кибернетики к изучаемым явлениям. Вообще под моделью понимается система, целенаправленно изучаемая субъектом с целью получения информации о другой системе (прототипе, оригинале), причем для субъекта предпочтительнее замена системы-оригинала моделью в качестве объекта исследования. Модель находится в двойном отношении - и к субъекту и к объекту; многообразие возможностей обоих отношений лежит в основе универсальности данного метода. Теории также могут выступать как модели, и если теория формулируется на языке математики, мы имеем дело с мате
229
матической моделью. От математической модели требуется структурное и интерпретационное богатство, лишь тогда при работе с моделью можно в полную силу запустить "дедуктивную машину" математики.
Авторы книги "Социальная психология" отвергают аргумент о мнимой непригодности математики в психологии [27]. Математическим методам в этой науке, утверждается в книге, принадлежит будущее; для глубокого теоретического проникновения в психические явления, отличающиеся большой сложностью, математическое моделирование необходимо. Вместе с тем важно учитывать, что как бы ни была развита математическая теория, она не может заменить фактические данные психологии. Экспериментальная психология представляет материал, который может использоваться в математическом моделировании межличностных взаимодействий, - моделировании, не являющемся альтернативой психологической теории, а служащим вспомогательным средством исследования. Такое моделирование несет в себе существенный эвристический заряд.
При анализе феноменов коллективной и массовой психологии необходим переход от описательно-констатирующих способов получения социально-психологической информации к наиболее конструктивным, математико-формализованным методам построения моделей, выполняющих прогностические функции. Намечается тенденция к уточнению, формализации некоторых (весьма расплывчатых) социологических и социально-психологических категорий. Динамизм психокибернетических моделей более адекватен поведению социально-психологических систем в необычайно сложной многофункциональной среде. Эвристически значимо в этом плане положение о том, что "использование в психологии тех или иных заимствованных извне, чужеродных "моделей" является законным в той мере, в какой между объектом психологии и этими внешними по отношению к ней объектами существует тождество или по крайней мере существенная связь" [28].
Для информационно-кибернетических моделей решающую роль играет достоверность исходной информации. Но и этого бывает недостаточно для того, чтобы обеспечить надежность функционирования, ибо последняя детерминирована не причинно-ме-ханистически: всегда происходят отказы того или иного рода. Поведение социально-психологических систем (групп, коллективов) зависит и от случайных факторов (определяется диалектикой необходимости и случайности). Проблема отношения надежности всей системы к ненадежности отдельных элементов служит темой теории надежности, которая выступает в форме математизации диалектики необходимости и случайности. Принцип надежности и достоверности информации необходим для рассмотрения общения и взаимодействия социальных коллективов; он лежит также в основе предвидения будущих политических событий внутри государства. Оптимизация и стабильность политических отношений
230
в определенной мере зависят и от характера информационной модели социальных отношений, присущих тем или иным общественным группам. Информационный аспект моделирования тесно связан с психологией установки применительно к личностно-групповым отношениям. В рамках кибернетики на уровне информационного моделирования и других эффективных средств плодотворно изучается природа механизмов самоорганизации и самоуправления, в том числе и в социальном контексте. Задача повышения эффективности самоуправляемости общества делает этот аспект особенно актуальным.
Названные проблемы не раскрывают в полной мере возможностей применения точных методов в области социально-психологической науки. Однако необходимость и плодотворность привлечения этих методов не вызывает сомнений, особенно в конкретных социологических исследованиях.
Кибернетические аналогии не всегда применимы в сфере социальных отношений, уровень которых существенно отличается от биологического и технического. Тем не менее отдельные закономерности или частные организационные формы в плане системно-кибернетического подхода могут быть сходными на различных уровнях. Сложность организационных факторов в социальной области делает эти аспекты весьма актуальными и необходимыми как в теоретическом, так и в конкретно-организационном отношениях. Их значимость усиливается социальными воздействиями современного этапа НТР.
Таким образом, методологический анализ показывает, что системно-кибернетический подход в социальной психологии становится необходимым, что некоторые понятия и принципы кибернетики "работают" в указанной области. Разумеется, при этом нельзя принимать, например, редукционизм такого рода: "Для объяснения действий людей не нужно изобретать различные побуждающие "силы", поскольку эти действия можно рассматривать как проявления приспособительных тенденций, присущих всем живым организмам" [29].
Нетрудно заметить, что "кибернетическая" трактовка мотивации, предложенная Т. Шибутани, целиком и полностью подчинена бихевиористским концепциям, непомерно сближающим изучение человеческого поведения с естественными науками, что элиминирует психологические факторы и сводит личность к совокупности механизмов. Такое приложение кибернетики к трактовке личности заслуживает критики с позиций марксистской концепции социальной психологии. Однако эта критика не может и не должна бросать тень на собственно кибернетические научные принципы, на их необходимость и перспективность в социальном познании на основе марксистско-ленинской социальной теории. Исследовательская целеустановка Т. Шибутани в данном случае применяется в пределах аналогий, которые неправомерны с более специфической, социологической и философской точек зрения.
231
Закономерности, сформулированные на языке кибернетики и общей теории систем, чаще всего (как системы гипотез) служат либо необходимой предпосылкой исследовательской ориентации и представления статуса рассматриваемого явления, либо отличаются большой методичностью, которая оправдана лишь в некоторых разделах социологической науки. Основная же масса проблем социологии (взятых не столько в макро-, сколько в микромасштабе) представляет собой, образно говоря, теорему, условия доказательства которой еще предстоит сформулировать. В этом и должна проявиться методологическая зрелость, синтезирующая гибкость и качественную эвристичность диалектических принципов с логико-кибернетической доказательностью существенно формализованных социологических и социально-психологических моделей. В противном случае, разделяя и изолируя эти стороны исследовательской ситуации в социологии, можно получить истины, настолько общие, что в них не просматривается информационная структура, либо прийти к информационному насыщению предельно квантифицированных (безжизненных) факторов реляционного описания [30].
Из положения диалектического материализма о единстве количественных и качественных характеристик предметов следует и то, что формализовать (квантифицировать) в принципе возможно каждое явление. Однако мы пока не можем представить в математической форме хотя бы известные нам отношения. Это обусловлено тем, что описание количественных соотношений нередко предполагает знание качественной специфики и внутренних механизмов поведения какой-либо системы. Поэтому не все социальные явления на том или ином уровне развития общества могут быть формализованы. Более того, сама их формализация определяется той содержательной трактовкой, которая имеет место в "данной системе отсчета". В этом плане оказывается ложной концепция деидеологизации социальных дисциплин, развиваемая на основе идеи математизации социальных явлений, например, в таком течении буржуазной философии, как операцио-нализм, который иногда именуется философией кибернетики [31]. Подобного рода идеи питают иллюзии некоторых буржуазных методологов о возможности с помощью науки и техники - без идеологии и политики - овладеть механизмами управления обществом и поведением людей. Поэтому важно замечание о том, что "противопоставлять в социальных науках неточность и субь-ективизм качественного подхода строгости и объективизму количественного подхода значит забывать, что количественное получается лишь из качественного" [32]. Справедливо, однако, и то, что мыслимые в системно-кибернетических понятиях социальные явления получают более строгое научное выражение.
232
В этой связи хотелось бы подчеркнуть гуманизирующий аспект формализованных методов, помогающих познавать сущность вещей и понятийно овладевать их разнообразием. Данный момент обычно не принимается во внимание в буржуазных теориях, так же как в сциентистски-технократических концепциях не учитывается человеческое измерение: определенные антропологические, этнические, генетические и эмоциональные пороги, приобретенные навыки, которые хотя и не являются абсолютными, но зсе-таки представляются относительно устойчивыми [33]. Отсюда проистекает трактовка науки и техники в качестве независимых от человека феноменов, детерминирующих все сферы общественной и индивидуальной жизни людей.
Как видим, изучение проблем социального познания с привлечением социально-психологических и системно-кибернетических представлений способствует позитивному решению возникающих в этом плане теоретических вопросов.
2. Искусственный интеллект и социальная кибернетика
Функционирование и развитие систем искусственного интеллекта непосредственно включается в реальные процессы функционирования и развития социальных систем. Осуществляется, в известном смысле, переход от автоматизации общества к его кибернетизации и информатизации. Поскольку проблема информатизации уже была рассмотрена в главе II, мы сосредоточим внимание на процессе кибернетизации. В связи с этим возникает необходимость философского анализа процесса становления социальной кибернетики (и информатики), обоснования ее предмета и метода и осознания результатов и перспектив ее развития.
Основная, исходная идея социальной кибернетики заключается в подходе к обществу и его составным частям как к самоорганизующимся социальным системам. Человеческое общество - это самоорганизующаяся система, функционирование и развитие которой определяется внутренними причинами. "В отличие от систем, - пишет М. Марков, - которые получают свою программу поведения извне, то есть являются управляемыми системами, общество - это система, в которой процессы управления и регулирования протекают естественно, осуществляются органами, факторами и механизмами, которые являются внутренним свойством самой системы общества" [34].
Основными признаками самоорганизующейся системы выступают самоорганизующая активность, внутренняя целесообразность, оптимальная надежность и вероятностная детерминация [35]. Эти признаки характеризуют и социальные системы - как общество в целом, так и его подсистемы. "Будучи подсистемой земной самоорганизации, - полагает Д. И. Дубровский, - общество в
233
своем саморазвитии обладает наивысшей степенью автономии и свободы по сравнению с функционированием всех прочих самоорганизующихся систем" [36].
Социальные самоорганизующиеся системы - наиболее сложные. Их сложность проявляется, в частности, в том, что они состоят из разнообразных подсистем, включенных друг в друга по иерархическому принципу. Причем функционирование каждой подсистемы задано своей собственной программой развития и своим собственным поведением. Обобщенной характеристикой этого факта служит специфическое время системы. Время - важнейший атрибут социальной системы. "Поскольку системно-исторический аспект, - отмечает В. Г. Афанасьев, характеризует систему в ее динамике, становлении и развитии именно во времени, время выступает не только как непременный, но и как важный, если не важнейший параметр системы" [37].
Другой отличительный признак социальных систем заключается в том, что все они представляют собой вероятностные системы, системы, обладающие большим числом параметров с нелинейной зависимостью. Для общества характерны многозначные нелинейные причинные и функциональные связи. Раскрытие их важная задача научного познания, в том числе кибернетического. Кибернетика нацелена на познание такого рода связей. Как отмечает Г. Клаус, "кибернетика является теорией связи динамических, саморегулирующихся систем с их подсистемами" [38].
В обществе наиболее рельефно выступает системный эффект: социальные системы подчиняются системным закономерностям. Социальные системы с прогрессивной ориентацией развиваются надежно. Вообще надежность социальной системы проявляется в том, что она живет несравненно дольше своих компонентов. Это происходит потому, что "социальной системе (общественно-экономической формации, классу, производству, даже коллективу) присущи свои особые, системные, механизмы функционирования и развития, иначе говоря, воспроизводства, которые не дают ей погибнуть..." [39]. Любая "социальная система - система самовоспроизводящаяся, постоянно обновляющаяся, причем причины самообновления заключаются в ней самой, в присущих ей противоречиях" [40].
Социальная кибернетика (как и социальная информатика) обращена к человеку как к носителю системной организации в обществе. Это предполагает рассмотрение особенностей самоорганизации социального поведения индивида.
В марксистской теории проблема человеческой индивидуальности занимает важное место. К. Маркс показал, что "общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития..." [41]. Вместе с тем объективную основу личности можно искать лишь в обществе; сущность человека, по словам К. Маркса, "есть совокупность всех общественных отношений" [42]. Эти два принципа ставят вопрос "каким образом индивид может
234
индивидуализироваться по мере того, как он социализируется?" [43], исходный в теории личности. Действительно, чтобы вскрыть, например, основные структуры личности, важно знать, каким образом они возникают и функционируют. А это означает, что "теория личности... должна прежде всего ответить на вопрос, по каким законам человек в общем (как родовое существо) и в частном (как индивид) развивается в личность" [44].
Индивидуальное развитие человека (как и его историческое развитие) общественно детерминировано. Индивид, как бы он ни возвышался субъективно, есть продукт общественных отношений. Человек не перестает быть биологически детерминированным, однако способом его бытия оказывается социальное детерминирование [45]. Ясно, что общественные отношения не являются внутрисубъективными, однако будучи отношениями между людьми, они определяют формы индивидуальности, порождающие конкретных индивидов, в которых человеческая сущность приобретает психологическое выражение. В. И. Ленин по этому поводу писал: "...Социолог-материалист, делающий предметом своего изучения определенные общественные отношения людей, тем самым уже изучает и реальных личностей, из действий которых и слагаются эти отношения" [46].
В этой связи представляется недостаточным подчеркивание внешней детерминированности индивида, выраженное, например, в следующем тезисе: "В диалектическом противоречии между внутренними и внешними условиями первичным и определяющим являются внешние условия (природа и общество). Отсюда в нашем плане "детерминированность личности" во всех случаях и в основном означает "внешнюю детерминированность"" [47]. Отнюдь не ставя под сомнение генетический примат природы и общества в формировании индивида как личности, нельзя согласиться с тем, что детерминированность личности во всех случаях означает внешнюю детерминированность. Такая постановка вопроса (несмотря на оговорки) методологически беспомощна, особенно когда речь идет о развитии индивида, ибо в диалектическом отношении преувеличение роли внешнего элиминирует проблему источника развития, снимает вопрос о какой-либо внутренней противоречивости личности, противопоставляет общество и личность, что, в свою очередь, не позволяет адекватно объяснить, в частности, психологический прогресс [48]. Более того, любое преувеличение роли внешней среды неизбежно так или иначе приводит к теориям социального равновесия, общественного и индивидуального гомеостазиса [49].
Важно подчеркнуть, что индивидуализация человека осуществляется внутри исторического процесса, а не вопреки ему или вне его. Как говорит К. Маркс, человек "только в обществе и может обособляться" [50]. Последнее показывает псевдонаучность вопроса о том, что первично: индивид или общество. Действительно, общество отнюдь не является чем-то независимым от
235
составляющих его индивидов, а индивид представляет собой в известной мере внутренне преломленное социальное [51]. Саморазвитие индивида, таким образом, носит относительный характер. Поэтому было бы ошибочно впадать в другую крайность, то есть считать, что общественные формы жизни человека (в отличие от его физиологической природы) объективно вообще не детерминируются, а служат продуктом его "свободного" творчества. В самом деле, исследование материальных производительных сил и производственных отношений выступает основополагающим моментом изучения человека как субъекта и творца своего собственного жизненного процесса. Исторический прогресс характеризует человека как творца самого себя, вырвавшегося из животного царства.
Общественный труд служит наиболее общей социальной основой индивидуализации человека. Процесс разделения общественного труда является в общем и целом ответом на вопрос, каким образом индивид индивидуализируется по мере того, как он социализируется. Стало быть, в объяснении саморазвития индивида необходимо исходить из принципа единства и взаимосвязи общественного труда и самоосуществления, самовыражения индивида. Не случайно К. Маркс систематически разрабатывал такие понятия, как "потребность", "потребление", "труд", "свобода", которые одновременно служат и понятиями экономических отношений и понятиями индивидуальности. Более общее значение для теории личности имеет выдвинутое К. Марксом понятие практики, в процессе которой человек творит себя и одновременно действительность.
Производственные отношения как наиболее фундаментальные в системе общественных отношений определяют соответственно доминирующие связи в развитии индивида как личности. При этом, разумеется, следует иметь в виду, что в марксизме, как говорит Л. Сэв, "человек не сводится к производственным отношениям, а всегда определяется свободным выбором и творческим проектом" [52]. Одна из основных идей научного социализма - освобождение развития человека, его индивидуальных способностей от тех внешних ограничений, которые создал частнособственнический, антагонистический общественный строй. Психологический склад человека предстает, таким образом, как фактор общественного развития, приобретающий особую весомость в наши дни в связи с возрастанием роли "человеческого фактора" в производстве, с повышением значения социальной активности людей.
Каждый индивид отражает общественный процесс по-своему. Однако доминирует не индивидуальный процесс познания, а только индивидуальное выражение общественного. В этом смысле границы индивида не являются жесткими, они относительно подвижны. Особенно наглядно это проявляется в области мышления. Ведь коллективно люди не думают; мышление - это область самого индивида. Но в процессе познания (как аспекте социализа
236
ции) то, что для индивида еще "вещь в себе", в общественном масштабе может быть уже "вещью для Hac" [53]. Поэтому отношение индивидуального и общественного познания (в общем как отношение части и целого) в первую очередь понимается как социальное. Понятно и то, что процесс познания, обращенный на самого себя, также в конечном счете оказывается социальным, деятельностным. Индивид, интегрируя в себе самом то, чем общество, в котором он живет, его обогащает или обедняет, делая общественное достояние своей собственностью, становится личностью. Понятие личности, таким образом, определяет человека как социального индивида, носителя общественных отношений.
Система социальной практики включает относительно автономное функционирование личностных структур, которые в своем индивидуальном многообразии характеризуются в едином отношении как самоорганизующиеся подсистемы, обеспечивающие программу социальной деятельности. Понятно поэтому, что "социология не может не учитывать... активного отношения самого человека к системе социальных отношений и, следовательно, тех компонентов в структуре личности, с которыми связана реализация этой активности" [54]. Изучение личности как системы индивидуальной деятельности предполагает ее функциональную характеристику. Личность должна быть рассмотрена под углом зрения присущего ей специфического способа деятельности. А это так или иначе ставит вопрос о поведении, в котором по преимуществу и выражается ее социальная активность [55]. Однако важно иметь в виду, что поведенческий аспект деятельности личности обязательно включает в себя вопрос о развитии [56].
Неоправданны попытки представить поведение как феномен сугубо личной деятельности. Та или иная деятельность, то есть активность, всегда носит направленный характер. Направленная на самого себя деятельность общественного индивида также социальна. Она может быть сугубо индивидуальной лишь на эмоциональном уровне [57] или, в крайнем случае, в форме потенциальной потребности социальной активности. Когда же внутренняя потребность актуализируется, вступает в силу диалектика внутренннего и внешнего. Рассматривая этот вопрос, Л. Сэв дает исчерпывающую в данном аспекте характеристику личности. "Личность, - констатирует он, - есть сложная система актов, и свойство акта состоит в том, что он значим в социальном отношении" [58]. Феномен поведения не исчерпывается индивидуальным уровнем. Это понятие применимо и к обществу. Г. Клаус считает, что "типичным признаком исчезающих общественных систем является то, что переживающий себя исторически класс сохраняет способ поведения, который первоначально служил стабилизации и упрочению системы, однако общественный смысл которого уже исчез и стал теперь для системы вредным" [59].
Таким образом, функционально-поведенческая характеристика деятельности индивида столь же "универсальна", как и струк
237
турная. Это и понятно: структура и функция различаются лишь объективно-генетически, в гносеологическом же плане это различение относительно. Что касается соотношения понятий деятельности (как активности) и функциональности (как поведения), то оно не является однозначным. Если понимать под функцией (поведением) любое действие, то данное понятие по смыслу оказывается шире понятия активности как деятельности. Вместе с тем, если понимать под функцией то, что обеспечивает данный способ деятельности [60], то в этом значении функция будет уже понятия деятельности. Указанный аспект и представляется необходимым закрепить в социальном познании (что, конечно, не означает, что поведение - атрибут лишь личной деятельности).
Мы акцентировали внимание на рассматриваемом вопросе не для того, чтобы лишить личность поведенческого "репертуара", а для того, чтобы показать бесперспективность редукции "поведения" лишь до уровня личности. Поведение это не только личностный (индивидуальный), но и социальный, точнее социально-психологический феномен, позволяющий поставить и со всей определенностью рассмотреть личность в структурно-функциональном качестве как самоорганизующуюся систему. Заметим сразу же, что понятие самоорганизации употребляется не в абсолютном, а в относительном смысле как определенный, специфический способ связи со средой. Правомерно замечание Г. Парсонса: "Что бы мы ни вкладывали в термин "социальная система", она всегда рассматривается как "открытая" система, находящаяся в отношениях взаимозависимости и взаимопроникновения с рядом "окружающих" систем" [61]. Личность как система функционирует скорее как автономная, а не как непосредственная часть социальной системы.
Понятие поведения, емкое и достаточно строгое, позволяет "открыть" рассматриваемую проблему для системно-кибернетического обсуждения. Л. Сэв, например, трактует личность как "живую систему общественных отношений между поведениями". Он также подчеркивает: "Таким образом, личность как сложная индивидуальная система деятельности, единая в психологическом отношении, является средоточием регуляций, например, чувств, не находящих, как таковые непосредственного отклика в социальных регуляциях, и, наоборот, общество обладает такими формами регуляций, например политическими и юридическими институтами, которые не имеют прямого соответствия в конкретной личности" [62].
Регуляция и саморегуляция поведения - неотъемлемый фактор кибернетического подхода. Он дает возможность преодолеть некоторые представления о потребности и мотивации, основывающиеся на гомеостатической схеме, согласно которой напряженности потребности соответствует деятельность, приводящая к снижению напряженности, то есть к возвращению в новое равновесие, и т.д. Развитие деятельности и прогресс личности при этом
238
остаются необъяснимыми. Такая же схема, по существу, лежит в основе бихевиористских концепций, рассматривающих поведение личности лишь как ответ на внешний стимул, что лишает личностную систему жизненного начала, превращает ее в совокупность механизмов. Эти схемы поведения справедливо подвергнуты критике в кибернетических трактовках поведения личности. Г. Паск пишет: "Если несколько утрировать точку зрения примитивного бихевиоризма, человека следует рассматривать как "нечто", реагирующее на стимулы. В противоположность этому в кибернетических теориях психологии человек предстает как "некто" интерпретирующий, намеревающийся и предвидящий" [63]. Данный подход позволяет понять, что господство гомеостазии поведения, свойственное животным, отодвигается совершенно новыми отношениями между индивидом и родом в ряд "исходного онтогенетического момента". Сознание индивида, вырабатывающееся через общественное качество поведения, возникает на базе совершенно специфической формы самоорганизации системы, основывающейся по сравнению со всеми предыдущими по времени системами на более высокой форме взаимодействия системы и окружения. Не понятие гомеостазии поведения, а понятие активности адекватно раскрывает личность как индивидуальную систему социальной деятельности.
В данном контексте релевантно понятие самоорганизующей активности, которое в общем плане интерпретируется как системная способность выбора (структуры, характера и условий поведения). Это свойство самоуправляющихся систем, которое проявляется не только в относительной самостоятельности, независимости от изменения внешних условий, но и в преодолении возмущающих воздействий среды и в подчинении ее своим внутренним целям. На уровне психобиологической детерминации это свойство гомеостазии поведения; оно выступает как защитный механизм от энтропийных факторов среды. На более высоких уровнях детерминации (психосоциальном, психологическом) это свойство характеризует индивида в плане его возможностей освободить свои способности от внешнего ограничения. Развитие способностей - важная и прогрессивная функция личности, подчеркивающая ее динамический аспект [64]. Темп психологического прогресса, в процессе которого разрешаются биографические противоречия, гораздо более стремителен, чем темп социального развития. Понятие самоорганизующей активности, таким образом, выражает динамику личности, которая не дает себя запереть ни во внешних отчужденных формах, ни в формах так называемой частной жизни. Конкретно - это жизнь-борьба. "Жизнь-борьба и саморазвитие индивида - подчеркивает Л. Сэв, - это термины, которые не противопоставляются друг другу, а зависят друг от друга" [65].
Такая характеристика личности выдвигает проблему целепо-лагания. Понятие цели приобретает аспект внутренней целенаправленности как свойства личности, противостоящего отчужде
23"
нию [66], "привнесению самоцели в жертву совершенно внешней цели". Оно напоминает кибернетический принцип наименьшего взаимодействия, согласно которому система целесообразно функционирует в некоторой среде, если она стремится минимизировать свои взаимодействия с последней. Принцип целенаправленности, выдвинутый в кибернетике на основе понятия обратной связи, получил в современных концепциях цели расширительную трактовку и структурное обобщение. Это связано с объективной необходимостью в методологии, обеспечивающей возможность применения строгих кибернетических методов к некоторым социологическим явлениям.
Категория цели выражает общий, структурный подход к объектам, обладающим самостоятельностью поведения. Лишь в этом качестве системной категории "цель" идентифицируется с весьма специфическими структурами, носителем которых, в частности, выступает человек. Понятие внутренней цели предполагает наличие внешней цели, цели более высокого ранга в том понимании, что данная система служит подсистемой системы более общего порядка. Тип внутренней целесообразности определяется степенью организованности системы относительно задач, возникающих во взаимодействии со средой. В соответствии с этими задачами система формирует внутреннюю модель внешней (проблемной) ситуации, которая и задает характер поведения. Типичен вариант, когда система переводит (интегрирует) внешнее во внутреннее; "внешний агент", подчиненный структуре системы, нередко становится внутренней движущей силой, приобретает значение внутренней причины. "Внутренняя модель человека, - пишет Г. Клаус, - заложена уже в наследственной структуре и изменяется и оформляется социальным влиянием. Таким образом, человек отнюдь не является talula rasa в смысле эмпиризма, но его познавательная способность всегда содержит в себе уже какой-то априорный элемент, значение которого возрастает с развитием внутренней модели" [67].
Формирование и развитие внутренней (субъектной) модели социальной среды определяют структуру целеполагания, которая, в свою очередь, выражает соотнесенность внутренних и внешних целей и фактор времени. Можно утверждать, что логика поведения социальной среды "снимается" во внутренней (индивидуальной) структуре целеполагания. Последняя, таким образом, становится автономной, в известном смысле независимой от среды. Целенаправленность личностных структур, обладающих ярко выраженной активностью поведения, способна создавать свой, автономный, ритм протекания процессов. А это предполагает познание специфической природы личностных структур, в аспекте которой "цель" выступает как категория человеческой деятельности. Неизбежно познание взаимосвязей цели и потребности, цели и средства, цели и результата (именно эти отношения как раз и являются отношениями эффективности деятельности [68]). Известно,
240
что цель отображает противоречия между потребностями человека и внешними условиями, выражая их недостаточность для удовлетворения потребностей. На этой основе возникает не только проблема эффективности, но и проблема отношений субъекта и объекта, ибо целеполагание (в социальном плане) выступает как форма объективирования человека во внешнем мире. Способы познания деятельности субъекта определяются природой той организации, которая задает и формирует поведение личности. Структура цели связана с организацией поведения, включающей в себя как "жесткие", социально контролируемые, так и спонтанные, неконтролируемые (на данном уровне) параметры. Автономия личностного поведения зависит также от обратной связи: каждый человек управляет собой с некоторой точки зрения, общепринятой в данном коллективе.
Индивидуальность человека, поддерживающая его целостность, тождество самому себе, обеспечивает тем самым психологическую надежность человека, то есть его способность оставаться самим собой в различных ситуациях [69]. Понятие психологической надежности включает компонент специфической структуры личности, ее временную (динамическую) устойчивость, "самоценность". "Психологическая надежность" оказывается соотнесенной с понятием психического настроя (настроения) личности [70], который может выражать и своеобразный ансамбль установок, и беспредметное (ненаправленное) психическое состояние индивида. Понятие надежности в данном случае характеризует определенную сторону психического настроя, включенность его в более масштабную структуру общественного настроения. Надежность личности, таким образом, выражает определенную социальную ориентацию. В более общем плане надежность выступает как способность личности функционировать и развиваться в соответствии с прогрессивными идеалами человечества, быть верной этим идеалам [71].
При рассмотрении вопроса о характере детерминированности личности как индивидуальной системы социальной деятельности возникает вероятностный аспект соотношения индивидуального и социального. К. Маркс уделял много внимания проблеме случайности отношений между конкретной индивидуальностью и социальными условиями, которые ее формируют. Он подчеркивал, что этот способ отношений является конкретным, разнообразным и исторически изменчивым, что каждая общественная формация определяет свой собственный тип случайности в отношениях между индивидуальным и социальным. Показав тип отношений, при котором индивидуализация подчинена случаю, К. Маркс дал глубокую характеристику капитализма: "...В конкуренции сама личность есть случайность, а случайность есть личность" [72]. И далее: "В современную эпоху господство вещных отношений над индивидами, подавление индивидуальности случайностью приняло самую резкую, самую универсальную форму, поставив тем самым
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги