Информатор

Глава 1

Большой серый автомобиль с тонированными стеклами, ограждавшими от любопытных взглядов, отъехал от декейтерского аэропорта и направился к автостраде 105. Сидевшие в машине четверо иностранцев разглядывали проплывающие за окном невзрачные городские пейзажи. Рабочие кварталы. Здание собрания Церкви Божией.[13] Искусственное озеро. Необъятные поля кукурузы сменило скопление промышленных предприятий и офисов.

Такую же картину можно было наблюдать в тысяче рабочих кварталов тысячи других городов Среднего Запада. И все же в тот день, 10 сентября 1992 года, в Декейтере чувствовалось легкое волнение. Ведь этими же самыми видами год за годом любовались – возможно, из окон того же самого автомобиля – лидеры мировых держав, совершавшие свои судьбоносные паломничества. Не прошло и нескольких месяцев, как здесь проезжали бывший советский руководитель Михаил Горбачев и вице-президент США Дэн Куэйл.[14]^{5} Их, как и множество сильных мира сего до этого, притягивала в этот городишко, затерявшийся в центре Америки, одна и та же компания «Арчер Дэниелс, Мидленд», а чаще – всего один человек, глава компании Дуэйн Андреас.

В Америке мало кто знал о том, кто он такой и чем он занят. Но и сам Андреас, и его компания по переработке зерновых были хорошо известны богатым и влиятельным людям всего мира. Андреас, а точнее, его деньги были известны всякому, кто хоть что-нибудь значил в Вашингтоне. Уже несколько десятилетий он был одним из основных политических жертвователей, щедро и без разбору осыпавших деньгами и демократов, и республиканцев.^{6} И нынешний год не был исключением – и Джордж Буш,[15] и Билл Клинтон[16] вели борьбу за президентское кресло на его деньги. Щедрость помогла Андреасу превратиться в одну из самых важных персон Вашингтона, оставаясь при этом в уютной тени большой политики. И та же щедрость ввергла его в судебное разбирательство. Именно Андреасу, отмытые через банк, принадлежали двадцать пять тысяч долларов, которыми администрация президента Никсона оплатила подвиги своих оперативников в Уотергейте.[17] В ходе масштабного расследования, вызванного уотергейтским скандалом, Андреаса обвинили в нарушении порядка финансирования политических кампаний, судили и оправдали – но уже за сто тысяч долларов, которые Андреас выделил Губерту Хамфри, сопернику Никсона на выборах 1968 года.[18]^{7}

Иностранцы, прибывшие в тот день в Декейтер, питали надежду встретиться с Дуэйном Андреасом, но не слишком на это рассчитывали. Им назначили встречу с другими руководителями АДМ, которые правили рутинными повседневными делами.

Если все пойдет хорошо, надеялись гости, визит затянется. В конце концов, им нужно было выяснить кое-что важное. А еще кое-что важное надо было украсть.

Автомобиль свернул на аллею Фэриес, ведущую к беспорядочно раскинувшемуся комплексу непрезентабельных зданий АДМ. Желтые цветы, высаженные вдоль дороги, не смягчали впечатления от ограды из колючей проволоки, опоясывающей территорию изломанной линией. У главных ворот водитель кивнул охраннику, и тот повернул направо, к неприметному приземистому зданию, в котором квартировала верхушка АДМ. Автомобиль остановился около семифутовой бронзовой статуи Рональда Рейгана, высившейся на гранитной глыбе весом в две тонны и возведенной Дуэйном Андреасом в память о визите президента в 1984 году.^{8}

Первым из лимузина выбрался Хирокадзу Икэда, вслед за ним Кандзи Мимото – высшие руководители японского промышленного гиганта «Адзиномото инкорпорейтед», соперничавшего с АДМ. Затем появились еще два представителя «Адзиномото», японец и европеец.^{9} Заслонившись руками от утреннего солнца, гости проследовали в вестибюль административного здания и представились секретарше. Та сделала телефонный звонок, и через несколько секунд к ним быстрым шагом подошел жизнерадостный молодой человек. Это был Марк Уайтекер, тридцатичетырехлетний президент образованного недавно подразделения биопродуктов АДМ. Японцы были знакомы с мистером Уайтекером уже несколько месяцев, но все еще не доверяли ему.

Шагнув в вестибюль, Уайтекер улыбнулся.

– Добро пожаловать в Декейтер, – произнес он, пожимая руку Икэде. – И в АДМ.

– Благодарю вас, мистер Уайтекер, – ответил Икэда на плохом английском. – Рад встретиться.

Уайтекер повернулся, приветствуя Мимото, который был почти одного с ним возраста и говорил по-английски довольно хорошо. Двух других Уайтекер не знал, и ему представили их как Котаро Фудзивару, инженера из токийского головного офиса компании, и Дж. Л. Бреанта, занимавшего такую же должность в европейском отделении.

Покончив с формальностями, Уайтекер проводил гостей по коридору в огромный дилинговый зал АДМ, центр ее нервной системы, где ежедневно закупались для переработки тонны кукурузы, пшеницы, соевых бобов и других сельскохозяйственных продуктов. На большом табло на передней стене зала высвечивались текущие цены товаров. За рядами столов расположилась армия брокеров, выкрикивающих в телефоны команды покупать или продавать.

Вдоль других стен зала тянулись двери кабинетов руководства, большей частью распахнутые. Уайтекер остановился возле одной и постучал по косяку:

– Терри, они здесь.

Терри Уилсон, начальник отдела переработки сырья, поднял голову и улыбнулся. Улыбка была не выражением радости, а стратегией. Уилсон надеялся побыстрее покончить с руководителями «Адзиномото», чтобы поспеть на послеобеденную партию в гольф. Имея дело с японцами, Уилсон, как многие американские бизнесмены, часто чувствовал себя не в своей тарелке. Во время переговоров казалось, что они вовсе не желают заключать сделку. Выслушав партнера, они часто отделывались неопределенными ответами, не связывая себя обязательствами. В Японии подобная тактика считалась добродетелью: там ценилось умение дать уклончивый ответ – «тамамуси-иро но хиогэн о цукау», то есть «ответ всех цветов радуги».^{10} Как бы изящно ни звучало это описание по-японски, людей Запада вроде Уилсона, бывшего моряка и любителя выпить, эта манера утомляла. Визита японских коллег он ожидал безо всякой радости. Уилсон поднялся из-за стола и подошел к гостям, миновав телевизор, передававший новости.

– Мистер Икэда, мистер Мимото! – произнес Уилсон. – Давненько не виделись. Жаль, что вы не в гольф играть приехали. Такая погода…

Беседуя о гольфе, все прошли вслед за Уайтекером в конференц-зал и расположились за круглым столом. Подали чай со льдом, воду и апельсиновый сок. Пока все рассаживались, Уайтекер подошел к телефону на стене и набрал 5505, внутренний номер президента АДМ Джима Рэнделла.

– Джим, гости прибыли, – доложил Уайтекер. Повесив трубку, он вернулся на свое место.

Все слегка напряглись. Рэнделл работал в компании с 1968 года. Его компетентность как инженера была непререкаемой; благодаря его усилиям огромные цеха по переработке сырья работали бесперебойно.^{11} И все же шестидесятивосьмилетнему Рэнделлу было далеко до Дуэйна Андреаса. Любезные, отполированные манеры Дуэйна делали его идеальным лицом компании, а Рэнделл держался независимо и грубовато, давая понять, что он занят своим делом, а на окружающих ему плевать. Всех раздражала его привычка хвастать своими спортивными автомобилями и несравненными достижениями АДМ на рынке. Поэтому сегодняшние гости были готовы к речам о могуществе компании, – они понимали, что их пригласили в АДМ еще и для того, чтобы запугать.

Чуть позже Рэнделл вошел в зал, представился и, заняв место рядом с Уайтекером и Уилсоном, тут же взял бразды правления в свои руки, расписывая, как АДМ постепенно трансформируется в компанию нового типа.

Чуть меньше чем за сто лет завод, перерабатывавший зерновые и прочие традиционные сельскохозяйственные культуры штата в масло, муку и растительное волокно, превратился в гиганта мировых масштабов. Продукцию АДМ можно было встретить везде – от консервов «Набиско» до майонеза «Хеллман», от пудинга из концентрата «Джелло» до тунца «СтарКист». В безалкогольные напитки добавлялись подсластители, произведенные АДМ, в стиральные порошки – разработанные ею добавки. Американцы росли на продуктах АДМ: младенцы, употреблявшие соевые молочные смеси, глотали товар, выпущенный АДМ; выбравшись из пеленок, они ежедневно получали дозу продукта АДМ с кашами «Гербер». Люди, заботившиеся о своем здоровье, приобщались к новинкам АДМ в йогуртах и масле канолы,[19] остальные потребляли их с фруктовым мороженым и пепперони.[20] Большинство американцев и слыхом не слыхивали о компании АДМ, зато холодильники почти во всех домах были набиты ее продукцией. АДМ называла себя «мировым супермаркетом», и действительно, гиганты продовольственного бизнеса закупались именно здесь.^{12}

Теперь, сказал Рэнделл, АДМ вступает в новую эпоху. Три года назад, в 1989 году, компания стала разрабатывать новое направление, создав подразделение биопродуктов. Она больше не будет механически дробить и молоть сельскохозяйственное сырье, а повернется к биотехнологии и декстрозу кукурузы будет скармливать крошечным микробам. Эти микробы, или, как их прозвали, «букашки», постепенно превращают сахар в аминокислоту, которая называется «лизин». Профессионалы говорили, что «букашки» едят сахар и срут лизином. От корма, содержащего лизин, свиньи и цыплята быстро толстеют – а именно такой продукт и нужен исполинским пищевикам вроде «Тайсона» или «Конагры».

До появления АДМ на этом рынке правили японцы, а «Адзиномото» была признанным лидером. Начальные издержки, связанные с освоением подобного производства, автоматически отсекали потенциальных конкурентов: на приобретение патентованных микробов, необходимых для ферментации лизина, требовались десятки миллионов долларов. АДМ же купалась в деньгах и уже вложила в новое предприятие более ста пятидесяти миллионов долларов. И теперь в Декейтере был самый большой в мире завод по производству лизина^{13}, способный выпускать сто тринадцать тысяч тонн аминокислоты в год.^{14} А заправлял всем этим Уайтекер, выдающийся молодой ученый, почти наверняка первый доктор наук, руководящий подразделением АДМ.

– Мы намереваемся стать крупнейшей биохимической компанией в мире, – сказал Рэнделл. – Для нас это значит очень много. У нас есть необходимый запас сырья, есть недорогое оборудование, так что это естественно и неизбежно.

Японцы выслушали его скептически, но ничего не сказали. Если АДМ сможет производить столько лизина, она поглотит значительную часть существующего рынка. Создание такого колоссального производства казалось им неоправданным безрассудством. Многие предприятия компании будут простаивать в ожидании, пока рынок вырастет или пока не уйдут конкуренты. И все же они были не прочь послушать хвастливую речь Рэнделла. Пускай американец трезвонит, – в этом звоне они, быть может, уловят обрывки другой, правдивой информации.

Рэнделл все говорил, а Уайтекер и Уилсон старались сохранить бесстрастные лица. Как бы ни пыжился Рэнделл, они-то знали самое важное: компания никак не могла запуститъ этот чертов завод. Цистерны были заполнены «букашками», «букашки» охотно поедали декстрозу, а лизина получалось всего ничего. В последние месяцы в гигантских ферментационных баках снова завелся вирус, который убивал микробы, прежде чем они успевали что-нибудь произвести.^{15} Разумеется, АДМ производила достаточно, чтобы сохранить свое положение на рынке, но потери времени из-за заражения вирусом обошлись в шестнадцать миллионов долларов. И напряжение росло: недавно Дуэйн Андреас предложил закрыть завод и создать новую испытательную линию. Тем временем сын Дуэйна Мик, управлявший всем производством, бомбил Уайтекера требованиями решить проблему. Но вирус возвращался, что бы они ни предпринимали. Понятно, что своему главному конкуренту руководители АДМ рассказывать об этом не собирались.

Закончив десятиминутный монолог, Рэнделл поднялся из-за стола.

– Вот, в двух словах, главное, что можно сказать о нашем заводе, – произнес он. – Сейчас Марк вам его покажет, а потом мы встретимся здесь же за ланчем.

Поблагодарив Рэнделла, представители «Адзиномото» потянулись к двери вслед за Уайтекером. Тот провел их к своему «линкольну», чтобы отвезти на завод. Прибыв на место, все надели защитные каски и очки.

Осмотр начался с лаборатории на верхнем этаже, где автомат непрерывно встряхивал крошечные колбы. В них была смесь декстрозы и соевой муки, питавшая микробов. Посетители проходили мимо, а микробы быстро размножались. Ирония ситуации заключалась в том, что эти крохи-«букашки» были сердцевиной гигантского дела, обошедшейся во много миллионов долларов. «Букашки» были коммерческой тайной АДМ, которая позволяла компании разрушить господство японцев на рынке.

Фудзивара и Бреант задавали вопросы и делали заметки в блокнотах. Покинув лабораторию, группа миновала аппаратную и проследовала в основные производственные помещения.

В цеху японцы замерли в благоговении. Такого они еще не видели. Огромное помещение высотой в добрую сотню футов было заполнено десятками уходивших под потолок стальных ферментационных баков.

Они спустились по металлической лестнице на нижний этаж цеха. Фудзивара и Бреант шли рядом с управляющим заводом, слушая его объяснения. За ними следовали Уайтекер с Икэдой.

Мимото, замыкавший шествие, замедлил шаг. Дождавшись, пока на него никто не будет смотреть, он быстро вынул из кармана пластиковый пакет, а из пакета влажный носовой платок. Прижав платок к перилам, он спустился на несколько ступенек и все так же незаметно бросил платок в пакет, герметически закрыл его и небрежно сунул в карман.

Мимото знал, что бесценные микробы, которые АДМ применяет для производства лизина, могут расти в любом уголке завода, даже там, где они не видны. И он надеялся, что преуспел в краже образца этих микробов для «Адзиномото» с помощью платка.^{16}

Спустя несколько недель на рабочем столе Уайтекера зажужжал интерком. Это была Лиз Тейлор, секретарша, сидевшая в нескольких футах за дверями кабинета.

– Да, Лиз, в чем дело?

– Вам звонит кто-то – не могу произнести его имя. Похоже на азиатское.

Уайтекер поднял трубку:

– Марк Уайтекер.

– Здравствуйте, мистер Уайтекер?

Лиз не ошиблась. Акцент был явно азиатский.

– Да.

– Не знаю, помните ли вы меня, – сказал звонивший.^{17}

Около половины шестого вечера взволнованный Уайтекер поднялся из гаража в дилинговый зал АДМ и направился в кабинет Мика Андреаса, сидевшего за письменным столом.^{18}

– Мик, ты не поверишь, что за хрень, – выпалил он. – Я вроде как понял, откуда на заводе вся эта чума.

Мик откинулся на спинку кресла.

– Я уже восемь недель жду, когда ты расскажешь об этом. Выкладывай.

Не переводя дыхания, возбужденный Уайтекер торопливо изложил весть, которую считал настоящей бомбой. Вирусы, уничтожавшие микробы, появились на заводе не по их ошибке. Он только что узнал, что их подкинули конкуренты. Токийская компания «Адзиномото» занималась промышленным шпионажем и разработала дьявольский план. Вся зараза шла от японцев.

Андреас не перебивал его. Прежде чем задавать вопросы, он хотел выслушать Уайтекера до конца.

Возбужденно расхаживая по кабинету, Уайтекер рассказал, что накануне ему в кабинет позвонил служащий «Адзиномото» Фудзивара, один из тех, кто посещал завод несколько недель назад. Фудзивара попросил Уайтекера номер его домашнего телефона. У Уайтекера просьба не вызвала подозрений: он решил, что из-за разницы во времени между Токио и Декейтером японцу, возможно, удобнее звонить в другое время.

– И вот вечером, в начале девятого, этот тип позвонил мне домой, – говорил Уайтекер. – Мик, он знает все! Он с ходу заявил, что хочет поговорить о кошмаре, который творился у нас с мая по август. Я спросил, что он имеет в виду, и он ответил: «Время, когда АДМ теряла по семь миллионов долларов в месяц из-за проблем с производством лизина».

Уайтекер был в шоке и не сразу сообразил, что ответить, а Фудзивара тут же стал перечислять показатели производства лизина в АДМ за последние три месяца.

И Андреас, и Уайтекер понимали, что дела и впрямь плохи. Эта информация была секретной, никто из посторонних не должен был знать о затруднениях, с которыми они столкнулись. Как же Фудзиваре все стало известно?

Прежде чем он успел задать Фудзиваре этот вопрос, сказал Уайтекер, тот начал в игривом тоне спрашивать, понимает ли Уайтекер, откуда на их заводе возникли проблемы с запуском.

– Я ушам своим не верил! – кипятился Уайтекер, срываясь на фальцет. – Он сказал, что один из топ-менеджеров АДМ работает на них и саботирует производство.

Кошмарную весть о том, что в компании завелся «крот», по заданию японцев заражающий вирусами контейнеры с декстрозой, Андреас выслушал с каменным лицом.

Уайтекера раздирали гнев и смятение. Звонок Фудзивары подтверждал все самое худшее, что ему приходилось слышать о японских корпорациях.

– Прямо как в «Восходящем солнце»! – воскликнул Уайтекер, помянув бестселлер Майкла Крайтона о происках японцев, работающих в американском филиале своей компании. – Точь-в-точь по книжке.

И рассказал, что идея завербовать одного из сотрудников АДМ исходила от Икэды, возглавлявшего японскую делегацию. Фудзивара явно трепетал перед своим старшим коллегой и боялся, что тот может отправить его на каторгу или даже убить, если узнает об этом звонке.

– Я не понимал, к чему он клонит, – сказал Уайтекер, – и спросил, чего он хочет.

Андреас знал ответ еще до того, как Уайтекер сказал: деньги.

Фудзивара хотел десять миллионов долларов за то, что он назовет имя «крота», сообщит, куда и когда тот запустил вирусы, и передаст АДМ некоторое количество микроорганизмов, иммунных к вирусам.

– Он сказал, что с его помощью мы за три дня разрешим все проблемы, над которыми бились четыре месяца, – добавил Уайтекер.

Когда Уайтекер закончил свой рассказ, Андреас, помолчав, задал первый вопрос:

– Ты хорошо знаешь этого типа?

Уайтекер замялся и пробормотал что-то о визите японцев несколько недель назад. Когда Андреас повторил вопрос, он признался, что практически не знает Фудзивару.

Андреас задумался. Рассказ Уайтекера казался невероятным. Однако сведения о неожиданном появлении вируса и безуспешных попытках избавиться от него соответствовали действительности. От предложения Фудзивары нельзя было просто отмахнуться.

– У меня в голове сумбур. Давай по порядку, – сказал Андреас. – Расскажи все с самого начала еще раз.

Уайтекер повторил рассказ. Задав ему несколько вопросов, Андреас подвел итог:

– О'кей. Если он позвонит тебе снова, попробуй договориться с ним о цене. Пусть назовет наименьшую сумму, на которую он согласен. Может, у нас получится свести ее к оплате иммунных к вирусу микробов. И не болтай об этом, – предупредил Андреас. – Если в компании действительно орудует «крот», то нам меньше всего надо, чтобы он пронюхал, что нам о нем известно. – Помолчав, он добавил: – Держи меня в курсе.

– Конечно, Мик, – кивнул Уайтекер.

Уайтекер вышел из кабинета, а Андреас все сидел и думал. Если бы с этими россказнями пришел не Уайтекер, а кто-то другой, он, возможно, счел бы предложение Фудзивары неуклюжей попыткой вымогательства, за которой ничего не стоит. Но Уайтекер понимал процесс производства на заводе лучше всех и даже приобрел прозвище «мистер Лизин». Без него АДМ не освоила бы новую технологию так быстро. И если он воспринимает Фудзивару так серьезно, то и для Мика будет разумнее отнестись к нему с неменьшей серьезностью.

Мик набрал номер квартиры своего отца Дуэйна во Флориде. Происходило ЧП, о котором глава АДМ должен знать. Вложив столько сил в создание компании и сделав ее одной из самых влиятельных в мире, он не станет сидеть сложа руки и смотреть, как конкуренты разрушают его новый бизнес. В этом не усомнился бы никто из тех, кто знал историю АДМ и ее железного главы.^{19}

Новая эра в истории АДМ началась 21 октября 1947 года, когда Шрив М. Арчер, пятидесятидевятилетний председатель совета директоров компании и потомок одного из двух ее основателей, принялся за аппетитного цыпленка. Это было в Миннеаполисе, где АДМ развернула свою деятельность. Вдруг Арчер вскочил, задыхаясь, закашлялся, посинел, и, проглотив застрявшую в горле кость, скривился от боли. Его тут же доставили в ближайшую больницу, но, как выяснилось, было поздно. Через двадцать дней Арчер скончался в результате осложнений, вызванных травмой.^{20}

Внезапная трагическая кончина Арчера обезглавила компанию, которой он с 1924 года руководил и которую олицетворял. Арчер не боялся вступать в конкуренцию и постоянно расширял ассортимент продуктов, что помогло АДМ выстоять в годы Великой депрессии. Но самым важным, возможно, было то, что он не колеблясь связал будущее компании с производством соевых бобов – культуры, получившей широкое распространение только после Первой мировой войны. Развивая эту многообещающую отрасль, Арчер построил в Декейтере гигантский завод по переработке соевых бобов. В результате этого и других не менее плодотворных решений АДМ из небольшой фабрики Среднего Запада, какой она была в начале века, превратилась в одну из крупнейших национальных корпораций по переработке зерновых. Но в компании не подготовили того, кто мог бы стать преемником Арчера, и дело казалось безнадежным.

Главой избрали Томаса Дэниелса, потомка второго основателя компании. По роду занятий Дэниелс вовсе не подходил для этого поста: он пытался сделать карьеру на дипломатической службе и был в своей отрасли единственным, кто в бытность студентом в Йеле выращивал собственных пони для игры в поло. К тому времени, когда Дэниелс возглавил АДМ, компании угрожала пропасть, из которой ее могло бы вытащить разве что чудо – лет через двадцать.^{21}

В год смерти Арчера на другом конце города, в соперничавшей с АДМ компании «Каргилл инкорпорейтед», взошла звезда щедро одаренного двадцатидевятилетнего вице-президента Дуэйна Андреаса. Двумя годами ранее он начал работать у Каргилла, продав ему свое семейное предприятие по производству меда в штате Айова, в Сидар-Рапидсе.^{22} Андреас, четвертый сын в религиозной семье фермеров-меннонитов^{23}, был самым молодым из топ-менеджеров Каргилла и быстро выбился в миллионеры. Внешне он был неказист, будучи ростом всего сто шестьдесят три сантиметра, а весом чуть больше шестидесяти двух килограммов.^{24} Но старших коллег впечатляли его ум и целеустремленность. Андреаса, несомненно, ожидало блестящее будущее у Каргилла.

Тогда никому и в голову не приходило, что этот молодой напористый бизнесмен пожелает заключить союз с конкурентом средней руки, чье предприятие было на грани краха. Мысль о том, что Андреас расстанется с Каргиллом по собственной воле, казалась чепухой. Каргилл возлагал на Андреаса большие надежды, и ничто не препятствовало карьере многообещающего бизнесмена.

В начале 1950-х годов Америкой овладели страх и паранойя.^{25} Советский Союз разработал грозное ядерное оружие. В Китае к власти пришли коммунисты, и это стало первым крупным поражением США в разворачивавшейся холодной войне. В Вашингтоне орды демагогов подливали масла в огонь, вопя о предательстве; хватало малейшей зацепки, чтобы погубить репутацию человека раз и навсегда. Обвинения посыпались на Голливуд, на промышленность и правительство, и создавалось впечатление, что в государственной измене виновна вся нация.

В разгар этой истерии, в марте 1952 года, Дуэйн Андреас огорошил коллег, изложив им свой дерзкий замысел посетить в следующем месяце Москву и принять участие в торговой конференции. Он полагал, что это будет удачным началом выгодного предприятия – продажи Советскому Союзу растительного масла. Получить визу для него не составляло труда: за годы работы в компании он обзавелся обширными политическими связями в Вашингтоне.^{26}

Труднее было уговорить Каргилла. Компанию лихорадило от бесконечных придирок правительственных чиновников, обвинявших ее в нарушении правил торговли. Меньше всего ей было нужно дальнейшее обострение отношений с правительством.

– Я запрещаю тебе ехать, – отрезал Джулиус Хендел, ведавший в фирме торговлей зерновыми, когда Андреас поделился с ним своими планами.

– Ну, Джулиус, ты же сам понимаешь, что это несерьезно, – примирительно протянул Андреас.

Спустя пару часов Андреасу приказали явиться к члену совета директоров Джону Петерсену. Тот оставил приказ без внимания и вылетел в Москву.

Москва произвела на Андреаса неизгладимое впечатление, и он поспешил обратно, чтобы поделиться с советом директоров бесценной информацией о советском рынке. Однако директора не желали слушать подобной ереси. Они были крайне возмущены, угрюмо ворчали о нарушении субординации и высказывали опасения, что банки, субсидировавшие компанию Каргилла, не одобрят этой поездки.

Недовольство поведением Андреаса нарастало, и он подал заявление об отставке. Отставку приняли. Андреас вновь занялся семейным бизнесом – на этот раз производством растительного масла. Казалось, его ждет прозябание на задворках сельскохозяйственной индустрии.

Но сам Андреас думал иначе. Он хотел вращаться в высших кругах общества и не собирался сдаваться легко.

Вице-президент Губерт Хамфри, сидевший в обитом парчой кресле номера-люкс отеля «Конрад Хилтон», наклонился вперед и расправил складки на костюме.^{27} Перед ним на телеэкране был зал Муниципального центра Чикаго и к микрофону подходил лидер конгрессменов от Пенсильвании. Вокруг Хамфри столпились его сторонники и друзья, молча наблюдавшие за ходом голосования. И вот штат Пенсильвания набрал сто три голоса в поддержку своего кандидата. В эту минуту, в 23.47 28 августа 1968 года, Хамфри стал кандидатом в президенты США от Демократической партии. Комната наполнилась радостными криками.

Хамфри, аплодируя, встал.

– Да, похоже, я таки допрыгнул, – произнес он.

Склонившись влево, Хамфри поцеловал в щеку жену его помощника по избирательной компании Ла Донну Харрис, затем вправо, наградив поцелуем Инес Андреас. Ее муж Дуэйн, входивший в элиту мозгового треста Хамфри, просиял.^{28}

За шестнадцать лет после ухода от Каргилла репутация Андреаса выросла необыкновенно. Мальчик с фермы в Айове, умело используя опыт и связи, приобретенные за годы работы у Каргилла, превратился в бизнесмена и фигуру политической сцены. Он подружился с Хамфри после того, как пожертвовал тысячу долларов в поддержку его кандидатуры на выборах в Сенат^{29}. Со временем семья Хамфри стала проводить отпуска вместе с Андреасами в принадлежащем Дуэйну отеле «Си вью» в Бол-Харборе. Эта дружба упрочилась в 1948 году, когда у Дуэйна родился сын Мик и Губерта Хамфри попросили стать его крестным отцом.^{30}

Росту авторитета Андреаса помогла и его дружба еще с одним зубром американской политики – бывшим мэром Нью-Йорка Томасом Дьюи, который дважды избирался кандидатом в президенты от Республиканской партии. С Дьюи Андреас познакомился еще у Каргилла, но, после того как он нанял Дьюи в качестве юрисконсульта и добился, чтобы его назначили консультантом Национальной ассоциации производителей соевых бобов, знакомство переросло в дружбу.^{31}

Дьюи, как и Хамфри, стал частым гостем отеля «Си вью». И, в свою очередь, приложил усилия к тому, чтобы расширить круг знакомств Андреаса среди и республиканцев, и демократов. Он посоветовал Андреасу принимать участие во всех политических кампаниях, щедро субсидируя политиков независимо от направления, которого они придерживаются. Андреас стал одним из «свингеров», как называют в Вашингтоне крупнейших спонсоров, делающих ставки на деятелей и той, и другой партии.

По мере того как влияние Андреаса в США росло, о нем прознали и в других странах. Он часто сопровождал Хамфри и Дьюи в поездках за рубеж, оказывая поддержку их политической миссии и не забывая о собственных коммерческих интересах.^{32} Он заключал сделки с Хуаном и Эвитой Перон[21] в Аргентине и расписывал испанскому диктатору Франсиско Франко[22] достоинства соевого масла. В Югославии он засиживался далеко за полночь за беседой с Тито,[23] в Советском Союзе разговаривал о том же растительном масле с Иосифом Сталиным.

Андреас разработал особую разновидность международной корпоративной дипломатии и подчас добивался своего, утирая нос Вашингтону. В середине 1950-х Андреас предложил правительству поставлять излишки сливочного масла Советскому Союзу путем сложного бартерного обмена. Такой обмен стал бы своего рода примитивным инструментом разрядки напряженности в отношениях между двумя странами, а заодно упрочил бы репутацию Андреаса в Москве.^{33} Но американское правительство без энтузиазма отнеслось к идее, слишком противоречащей проводимой политике. Министр торговли Синклер Уикс отказался выдать Андреасу лицензию на экспорт.

Вопреки административному запрету, Андреас нашел обходной путь в СССР. Почти все производившееся в Штатах сливочное масло находилось в руках правительства. Но Андреас знал, что вместо сливочного масла можно с успехом использовать растительное, которое имелось у него в неограниченном количестве. Разумеется, власти не позволили бы ему продавать масло Советскому Союзу, и Андреас обошел это препятствие, решив возить его через Аргентину. Он знал, что Аргентина в то время заключила соглашение с Западной Европой о поставке ста пятидесяти тысяч тонн растительного масла в Роттердам. Андреас отправил в Роттердам дополнительную партию масла, чему американское правительство не препятствовало, а в Роттердаме просто поменял две партии товара. Американское масло было доставлено в Западную Европу согласно заключенному с Аргентиной соглашению, а судно с якобы аргентинским маслом направилось в Россию. Таким образом, формально Андреас не нарушил правительственного запрета, хотя, несомненно, пошел против политики США.^{34}

Когда в 1961 году в Белом доме воцарилась администрация Кеннеди,[24] Андреас стал вашингтонским Зелигом[25] – он присутствовал на официальных церемониях, водил знакомство с людьми, обладавшими реальной властью, хотя и плохо известными широкой публике. Как-то, войдя вместе с Хамфри в люкс вашингтонского отеля «Мэйфлауэр», они застали там Бобби Кеннеди,[26] который ползал по полу на коленках и вписывал имена в огромную таблицу с перечислением всевозможных федеральных должностей. Андреас и Хамфри уговорили Бобби назначить Джорджа Макговерна[27] руководителем программы «Продовольствие ради мира»; самого Андреаса ввели в консультативный совет программы.^{35} Убийство Джона Кеннеди не повредило Андреасу, так как в 1965 году Хамфри сделался вице-президентом в администрации Линдона Джонсона. Теперь, когда Андреас стал своим человеком в Белом доме, он начал уделять больше внимания собственной безопасности. Зачастую он отказывался обсуждать те или иные вопросы по телефону, опасаясь прослушки.^{36}

В 1965 году пути Андреаса вновь пересеклись с мидлендской компанией «Арчер Дэниелс». АДМ так и не сумела оправиться от удара, нанесенного смертью Шрива Арчера, и влачила жалкое существование в Миннеаполисе. Финансы компании находились в плачевном состоянии: она даже не выплачивала дивидендов своим акционерам. Чтобы выжить, компания нуждалась в огромных вложениях капитала и в сильном руководителе, способном вывести ее на международный рынок. Словом, компании был нужен Дуэйн Андреас. Один из родственников Арчера предложил Андреасу войти в руководство компании, пообещав ему за это акции на сумму сто тысяч долларов. Спустя несколько месяцев Андреас уже владел десятью процентами капитала АДМ. В начале 1966 года он стал членом совета директоров и исполнительного комитета. Изучив состояние рынка, Андреас решил, что АДМ должна сделать упор на переработку соевых бобов, чем в свое время и занимался Шрив Арчер. Штаб-квартира компании переехала в Декейтер.

Положение Андреаса на новом месте упрочилось, но пала его главная опора на политической арене. Казалось, что поражение, нанесенное Хамфри в 1968 году республиканской политической машиной Никсона, больно ударит и по амбициям Андреаса. Но он подстраховался от неприятностей. В день, когда Никсон был избран президентом, Андреас обедал с Томасом Дьюи. Тот позвонил Никсону, чтобы поздравить его с победой, и упомянул, что находится в обществе Андреаса.

Выслушав ответ Никсона, Дьюи прикрыл трубку рукой и обратился к Андреасу:

– Хочешь войти в новый кабинет?

Андреас отрицательно качнул головой. Он слишком хорошо представлял реакцию старых друзей вроде Хамфри при вести о том, что он стал членом администрации Никсона.^{37}

В 1972 году Андреас вновь щедро спонсировал Хамфри, – впрочем, как и его соперников из Демократической партии. По секрету от них он одновременно мешками отправлял деньги Никсону в Белый дом. 7 апреля 1972 года он поместил двадцать пять тысяч долларов банкнотами в абонированный одним из помощников Никсона банковский сейф 305 в отеле «Си вью» – всего за несколько минут до того, как вошел в силу новый закон, запрещавший анонимные пожертвования. В том же году Андреас забрел как-то в Белый дом с папкой для бумаг, набитой тысячей стодолларовых купюр. Он передал деньги личному секретарю Никсона, а тот положил их в сейф в Белом доме, где они и хранились несколько месяцев, пока после Уотергейтского скандала Никсон не почел за лучшее вернуть их Андреасу.^{38}

Чем более надежным спонсором вашингтонской администрации становился Андреас, тем больше ее политика в области сельского хозяйства соответствовала интересам АДМ. Одним из основных источников дохода правительства были федеральные программы производства сахара. Цены на сахар, благодаря политике их поддержки и квотам, оставались на высоком уровне, и сахарные магнаты получали миллиардные барыши, а производители продуктов питания, в которые входил сахар, были вынуждены экономить, используя подсластитель, который выпускала АДМ, – кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы. Компания продавала его по завышенным ценам, что было бы невозможно без помощи правительства, и со временем этот рынок стал приносить ей миллиарды долларов ежегодно. В последующие десятилетия многие американцы ощутили, что у кока-колы и пепси вкус почему-то не тот, к которому они привыкли с детства. Они не знали, что причина тому новый подсластитель, насаждаемый сверху в интересах АДМ.

В те же годы правительство субсидировало и производство этанола – спирта, который добывался в основном из кукурузы и использовался как относительно чистое автомобильное топливо, – правда, дороже бензина и с более низким октановым числом. Чтобы этанол покупали охотнее, его смешивали с патентованным бензином, а налоговую ставку на смесь сделали ниже, чем у чистого бензина. И каждый год сотни миллионов долларов текли и текли в сейфы АДМ.

Заниженная налоговая ставка на этанол противоречила интересам очень многих промышленников и политиков, и все же она продержалась несколько десятилетий. Лоббисты в Конгрессе поражались умению Андреаса подкручивать руль государственной политики в нужную ему сторону, не оставляя отпечатков пальцев. Борясь за изменение установленных правил, они не видели Андреаса в рядах своих противников, но чувствовали его присутствие. Он пользовался беспрецедентным влиянием.^{39}

Нельзя было и представить, что политический вес Андреаса вскоре возрастет еще больше и достигнет невиданной величины.

Михаил Горбачев широко улыбнулся делегации американских конгрессменов, вступившей в кремлевскую приемную. Произошло это 10 апреля 1985 года. Температура советско-американских отношений упала ниже нуля, и наступил очередной «ледниковый период», как любил выражаться генсек. Он пришел к власти совсем недавно и намеревался изменить создавшееся положение. Но его историческая беседа с президентом Рейганом была еще впереди, а во время этих первых переговоров с ведущими американскими политиками он хотел прощупать почву на предмет встречи в верхах.

Глава делегации Томас О'Нил, спикер Палаты представителей по прозвищу «На чай», ухмыляясь, протянул свою мясистую руку и представился.

– Как же, как же, – сказал Горбачев через переводчика. – Ваш друг Андреас говорил мне о вас много хорошего.

– Дуэйн Андреас, Бобовый король? – отозвался О'Нил. – Пару месяцев назад я играл с ним в гольф, и он сказал мне, что вы будете, по всей вероятности, следующим советским лидером. Но я никогда не слышал о вас.

– Ну… – протянул Горбачев, улыбаясь. – У нас большая страна, и есть где спрятаться. Андреас говорил мне и о ваших возможностях.^{40}

Этот разговор давал полное представление о роли, которую Андреас играл на международной арене в середине 80-х годов. Он больше не состоял в свите важных персон вроде Хамфри, Дьюи или Никсона. Его покровители давно были мертвы или низложены, и он шел своим путем, используя старые связи для контактов с новыми заправилами американской политики, порой опережая в этом правительство. Он был одним из первых американцев, подолгу беседовавших с Горбачевым еще в ту пору, когда тот руководил сельским хозяйством, и одним из первых, кто встречался с Борисом Ельциным, – будущий президент посетил Андреаса во Флориде. Список его влиятельных друзей казался бесконечным: кроме О'Нила в него входили лидер партии большинства в Конгрессе Боб Доул, бывший (и будущий) премьер-министр Израиля Ицхак Рабин,[28] ведущий юрисконсульт Демократической партии Боб Страусс, премьер-министр Канады Брайан Малруни, телекомментатор Дэвид Бринкли. Некоторые из них были к тому же соседями Андреаса: он помог Доулу, Страуссу и Бринкли подыскать жилье неподалеку от «Си вью».

Знакомства Андреаса и маршруты его поездок расширялись, и он стал кем-то вроде дипломата без портфеля. В том же 1985 году он участвовал в подготовке встречи между Рейганом и Горбачевым как посредник в предварительных переговорах. Он уверял Горбачева, что американский президент хочет увидеться с ним, хотя тот отзывался о Советском Союзе довольно резко; он укрепил репутацию советского руководителя в глазах Рейгана, сообщив ему, что Горбачев ходит в церковь.

– Ну что ж, – сказал Рейган, – пожалуй, я встречусь с ним.^{41}

Установив столь необычный подход к двум мировым лидерам, Андреас и его АДМ стали для Вашингтона еще и важным источником информации. Он передавал данные о состоянии мирового рынка Министерству сельского хозяйства и указывал Министерству торговли потенциальных партнеров за океаном. Порой его советами пользовались даже Белый дом и Госдепартамент.^{42}

Но самыми важными – и самыми конфиденциальными – были связи Андреаса с разведывательными и правоохранительными органами США. ЦРУ, как и вся американская разведка, поддерживало с Андреасом и его компанией тесный контакт. Часто после встреч с лидерами других держав Андреас подробно докладывал о них правительству. Разведчики, в свою очередь, сообщали Андреасу ту или иную информацию, которая могла быть полезна для него в беседах.

Отношения Андреаса с правоохранительными учреждениями, особенно с ФБР, были сложнее. Его компания оказывала этим органам финансовую поддержку, и все же некоторые агенты подозревали, что АДМ не слишком строго следует букве закона. Многие из них помнили Уотергейт и роль, которую сыграл в нем Андреас, – она могла бы стать основанием для привлечения его к ответственности. У служителей закона не раз возникали претензии и к самой компании: в 1978 году АДМ не стала оспаривать обвинение в фиксировании цен по контрактам программы «Продовольствие ради мира»; в 1981-м федеральные власти предъявили АДМ иск по обвинению в сговоре о ценах на фруктозу, но ничего не смогли доказать.^{43}{44}

К тому же руководители АДМ, идя на сотрудничество с ФБР, настаивали на собственных условиях. Один связанный с АДМ эпизод вошел в анналы бюро. В середине 80-х Андреас заподозрил, что кое-кто из брокеров Чикагской товарной биржи обманывает его компанию. Он обратился за помощью к ФБР и согласился участвовать в операции по разоблачению жуликов. Агенты приехали в Декейтер, чтобы научиться правилам трейдинга, а затем, вооружившись записывающими устройствами, высадить десант на Чикагской бирже и зарегистрировать все нарушения. Андреас с восторгом принял этот план, известный лишь узкому кругу лиц.^{45}

Но подобные секреты не могут храниться долго. Сын Дуэйна Мик, который ведал всеми торговыми операциями, узнал обо всем и пришел в негодование. Отношения АДМ с биржами и без того были натянутыми. Натравив на них ФБР, Дуэйн рисковал тем, что компания не сможет вести там свои дела в будущем. Мик потребовал, чтобы агенты ФБР, уже внедрившиеся на биржу, действовали самостоятельно, а не от имени АДМ.^{46}

Операция продолжалась, но агенты, лишившись прикрытия в виде АДМ, работали на свой страх и риск. Особенно негодовали в связи с этим те шишки из бюро, уже вложившие в расследование большие деньги.

Спустя несколько лет, в 1991 году, старая обида еще не забылась, и, когда до чикагского отделения ФБР дошел слух, что казначей АДМ Томас Франкл замешан в финансовых махинациях, у агентов сразу пробудились худшие подозрения. АДМ изо всех сил старалась сохранить это в тайне, но в сентябре была вынуждена признать, что кое-какие нарушения имели место. Ее руководители вскрыли недостачу в шесть миллионов долларов, накопившуюся в кассе за несколько лет, и Франкл был уволен.^{47} Затем обнаружились поддельные финансовые документы, которые показывали, что истинный ущерб составляет четырнадцать миллионов с хвостиком. Но когда ФБР вмешалось, АДМ не проявила желания делиться информацией, что препятствовало расследованию. Для пострадавшей стороны такое поведение было крайне необычно и заставило сотрудников ФБР задуматься. Волей-неволей у некоторых из них возникло подозрение, что Андреас что-то скрывает.

Было ясно одно: в случае мошенничества в компании Андреас обратится за помощью куда угодно, только не в ФБР.

После семи вечера в полутемном, напоминающем пещеру лондонском доме Аллена Андреаса раздался телефонный звонок. Стоял октябрь 1992 года. Ночь уже спустилась на город, но Аллен, руководивший всеми операциями АДМ в Европе, все еще работал. Он снял трубку.

– Ты еще не растерял своих европейских друзей?

Ни «Здравствуй, племянник», ни «Как поживаешь?».

Но Аллен сразу узнал голос Дуэйна Андреаса. Видно, что-то случилось. Дуэйн избегал обсуждать дела по телефону, особенно по международному. А тут вдруг интересуется его «друзьями», то бишь его связями с лондонскими агентами ЦРУ.^{48}

– Нет, – ответил Аллен.

– Возникла проблема, – сказал Дуэйн. – Мик позвонит тебе. Поговори с ним.

На этом разговор закончился. Но краткое трансатлантическое послание Дуэйна говорило о многом. Проблема в Декейтере, по-видимому, была поистине из ряда вон выходящей, и Дуэйн хотел, чтобы ею занялось ЦРУ.

Аллен положил трубку, но не успел убрать руку, как телефон зазвонил снова. Мик с Дуэйном явно не теряли времени.

– Привет, Мик, – сказал Аллен. – Что случилось?

– У нас тут кое-какие неприятности, которые могут кончиться очень плохо, – ответил Мик. – Требуется твоя помощь. – И рассказал о звонке Фудзивары.

Голова от этой новости пошла у Аллена кругом. Может, Фудзивара говорил правду, а может, блефовал. Может, это трюк, придуманный «Адзиномото» с целью испортить отношения АДМ с японским правительством. Но что бы за этим ни крылось, Аллен понимал, что его родственники обеспокоены.

– Мы не знаем точно, в чем тут дело, но оно, несомненно, затрагивает отношения между нашими странами. Мы обговорили это с отцом и решили, что тебе надо связаться со своими друзьями из ЦРУ.

Аллен понимал, почему Дуэйн и Мик обратились именно к нему. Они боялись довериться постороннему. Аллен был членом семьи и к тому же юристом, имевшим связи с ЦРУ. Помочь им мог только он.

Независимо от того, что предпримет ЦРУ, сказал Мик, главное – выяснить, что происходит на заводе. Если потребуется купить «супермикробы» у Фудзивары, компания пойдет на это. И пусть ЦРУ поможет осуществить эту сделку.

– Мы готовы платить, – продолжал Мик. – Скажи своим друзьям, что мы переведем деньги на их счета, лишь бы завод заработал.

Еще несколько минут ушло на выяснение подробностей.

– Сделаю, что смогу, – пообещал Аллен двоюродному брату и положил трубку.

Он посмотрел на часы. Звонить «друзьям» было слишком поздно. Можно сделать это и утром. Тем более что он предпочитал изложить эту фантастическую историю при личной встрече. План действий был предельно ясен.

Но Аллен не знал, что выпускает джинна из бутылки.

Глава 2

Дин Пейсли, старший специальный агент ФБР, вышел из лифта на четвертом этаже Иллинойсского бизнес-центра и направился к деревянной двери без таблички. Он набрал пятизначный код на кнопочной панели, стараясь не выронить пакет с едой из фастфуда. Электронный замок открылся с первой попытки.

За дверью была лестница, ведущая на верхний этаж, но Пейсли обошел ее и направился ко второй двери, ведущей в спрингфилдский офис ФБР. Направлявшийся по коридору Пейсли соответствовал представлениям голливудского отдела кастинга о том, как должен выглядеть спецагент ФБР. В свои сорок девять лет он был еще привлекателен, а физически был куда моложе своего возраста. Его возраст выдавали лишь серебряные пряди, поблескивавшие в рыжей шевелюре.

Был день выборов, 3 ноября 1992 года. Выборы, как всегда, внесли некоторую сумятицу во внутренний распорядок спригфилдского офиса. Группа агентов дежурила в резерве на случай заявлений о нарушениях на избирательных участках; сотрудники время от времени отпрашивались проголосовать за своего кандидата. Работа в офисе кипела, и Пейсли решил перекусить на рабочем месте. В такие дни, считал он, лучше быть начеку.

Он прошел по коридору, стены которого в необычных сине-зеленых обоях были украшены гравюрами в рамках. Это убранство было знаком перемен в спрингфилдском офисе. Прежний его директор (в чине руководящего специального агента) настаивал на соблюдении ряда правил, которых личный состав не одобрял и одним из которых был запрет украшать рабочие помещения. Но несколько месяцев назад его место занял Дональд Стаки, который прославился выслеживанием шпионов в Вашингтоне. Стаки провел кадровую чистку, для руководства рутинной работой привел нового заместителя, отменил непопулярные указы своего предшественника, и боевой дух сотрудников вырос быстрее, чем стены оделись в новые обои.

Прежде чем войти в кабинет, Пейсли поздоровался со своей секретаршей Барбарой Хоуард. Усевшись за стол, он развернул пакет с едой и стал бегло проглядывать бумаги. Секретарша позвонила, когда он заканчивал ланч.

– Дин, помощник руководящего спецагента из Чикаго Эд Уортингтон на второй линии.

Хоуард служила в Бюро достаточно долго и знала, что «руководящего специального агента» называли – по первым буквам – SAC,[29] должность его помощника[30] всегда произносили как «ай-зек».

Пейсли нажал кнопку второй линии. Он хорошо знал Уортингтона. Они оба отвечали за связи с различными разведывательными организациями, которым порой требовалась помощь ФБР, и по своим должностным обязанностям не раз встречались на совещаниях.

– Привет, Эдди, как там у вас?

– Лучше нельзя, – ответил Уортингтон. – Слушай, мне только что звонили из Конторы. Странный звонок. Они кое-что сообщили, и мне надо с тобой посоветоваться.

Из Конторы. Объяснений не требовалось: это означало ЦРУ. Пейсли расчистил на столе место для блокнота и начал делать заметки.

История, которую поведал Уортингтон, была необычной. В ЦРУ звонили из АДМ. Сотрудник ЦРУ, контактировавший с Уортингтоном, по оплошности обмолвился, что звонил сам Дуэйн Андреас. Похоже, АДМ стала жертвой промышленного шпионажа и вымогательства со стороны каких-то японцев. Почему Андреас обратился за помощью именно в ЦРУ, Уортингтон не понял. В Конторе решили, что этот случай подлежит юрисдикции американских правоохранительных органов, и представитель ЦРУ отпасовал его к ФБР, о чем и известил Андреаса. Так что теперь Мик Андреас ожидает звонка из Бюро.

Уортингтон не упомянул, что несколькими минутами ранее рассказал все это Джону Хойту, новому ASAC спрингфилдского офиса. Он предупредил Хойта, чтобы его люди были поосторожнее, так как от АДМ того и жди сюрпризов, в чем чикагское отделение недавно убедилось при расследовании предполагаемого мошенничества бывшего казначея компании. Хойт поблагодарил Уортингтона за сведения и переадресовал его к Пейсли, руководителю Третьей группы, чей участок включал Декейтер и другие города центрального Иллинойса.^{49}

На разговор Уортингтону хватило пяти минут. Он не стал предупреждать Пейсли быть поосторожнее с АДМ. Хойт предупрежден, и ладно.

– О'кей, Эдди, – сказал Пейсли, откладывая ручку. – Если проявится что-нибудь насчет Чикаго, мы вас известим.

Пейсли повесил трубку. Информация Уортингтона была скудной, но Пейсли сразу понял, что речь идет о расследовании, посложнее обычных ограблений банков и налетов на наркоторговцев.

Здесь требовался агент, идеально ориентирующийся в обстановке, и такой человек у Пейсли был. Брайан Шепард девять лет руководил подчинявшейся Спрингфилду резидентурой ФБР в Декейтере. Шепард знал людей из АДМ, и они знали его. Немного удачи, полагал Пейсли, и Шепард справится с задачей за несколько недель и вернется к исполнению повседневных обязанностей.

Но он ошибался.

Можно сказать, что карьера Брайана Шепарда в ФБР началась с парковки автомобилей. После трех лет, которые он провел практикантом отдела документации в одной из лабораторий бюро, его заявление о приеме на службу было принято. В марте 1976 года он закончил учебу свежеиспеченным спецагентом, с нетерпением ожидавшим больших дел. К своему разочарованию, его направили в нью-йоркский офис, прославившийся как одно из самых трудных мест службы. И Шепард в первый же день понял почему: пересаживаясь по дороге на работу с автобуса на метро и вновь на автобус, он сбился с пути. В конце концов к девяти часам он ворвался в офис – по меркам ФБР, это было сорокапятиминутным опозданием. Убитого стыдом агента пропустили на рабочее место, где он стал перебирать бумаги, делая вид, что занят. Наконец пришел долгожданный приказ явиться к начальству. Шепард был уверен, что сейчас он получит свое первое задание.

Руководитель на него и не посмотрел. Он сидел спиной к Шепарду, уставясь в окно. Не оборачиваясь, начальник объяснил ему, в чем заключается первое задание. Задание трудное, сказал он, и если Шепард справится, то в дальнейшем будет заниматься им постоянно. Шепард загорелся рвением, но тут же остыл: начальник вручил ему ключи от своей машины. В Нью-Йорке драконовские правила парковки, объяснил он, и, чтобы не платить штрафов, машину надо несколько раз в день перегонять с одной стоянки на другую.

Шепард так и не спросил, является ли это унизительное поручение наказанием за опоздание, и несколько недель, не жалуясь, переставлял машину с места на место. В конце концов ему удалось избавиться от этой обузы – он стал сотрудничать с контрразведкой и следующие несколько лет ловил шпионов в Нью-Йорке. Они с женой Дайаной переехали в поселок Матаван, что в Нью-Джерси, в часе езды от офиса. Семь лет он ездил на работу на общественном транспорте, что, с точки зрения Шепарда, было еще одним большим минусом Нью-Йорка. Он страстно любил водить автомобиль, но жил в городе, где вождение было зачастую непозволительной роскошью. Наконец в 1983 году появилась возможность перевода. Открылась вакансия в Декейтере, и Шепард ухватился за нее.^{50}

Декейтер годился ему как нельзя лучше. Шепард вырос неподалеку, в городке Канкаки, да и жена была родом из этих мест. А еще он родился 4 июля 1949 года,[31] так что был стопроцентным американцем. Несмотря на годы, проведенные в Нью-Йорке, Шепард постоянно думал о переезде на Средний Запад. Именно здесь они с Дайаной хотели растить двоих своих детей. Декейтер имел еще и тот плюс, что позволял вволю погоняться за преступниками. В офисе было всего три агента, и Шепард так или иначе занимался всем – от финансовых махинаций до ограблений банков, от вымогательства до наркоторговли.

Он сразу сроднился с этим пыльным городом среди прерий.^{51} У города было много прозвищ: Гордость прерий, Мировая столица соевых бобов, Первый дом Авраама Линкольна в Иллинойсе; но дух сообщества не делил горожан на более и менее именитых. Шепард идеально вписывался в эту обстановку. В своих вечно мятых костюмах, купленных в магазине готового платья, и дешевых галстуках, он был больше похож на коммивояжера-неудачника, чем на сотрудника крупнейшего правоохранительного ведомства. А в Декейтере это было как раз то, что надо. Высокий и стройный, Шепард был местным Гэри Купером,[32] готовым в любой момент вступить в схватку с парнями в черных шляпах.

В 1992 году Шепард, сорокатрехлетний бывалый агент, был в Декейтере знаком почти со всеми. Коллеги, при которых он делал здесь свои первые шаги, давно ушли в отставку, и Шепард стал для Декейтера олицетворением ФБР. В работе он не блистал импровизациями и сложными ходами, играл строго по правилам и кропотливо вникал по все подробности расследований. Докладные записки Шепарда, переполненные этими подробностями, повергали начальников в транс, а на совещаниях в Спрингфилде, когда он начинал свою речь с неизменного «Говоря вкратце…», все закатывали глаза. Краткость никогда ему не давалась.

Шепарду, как и всем декейтерским агентам, время от времени приходилось пересекаться с АДМ; к тому же там работали и некоторые его соседи. Одним из его контактов в компании был Марк Шевирон, бывший полицейский, превратившийся в шефа службы безопасности АДМ. Он окончил Национальную академию ФБР по программе регионального правопорядка. Несколько раз дорожки Шепарда пересекались с Шевироном и другими администраторами АДМ на пикниках, которые устраивала компания. Так что с руководством АДМ он был знаком, хоть и, разумеется, не слишком близко.

Поэтому Шепард не удивился, что заняться проблемами АДМ поручили именно ему. Полученной от Пейсли информации о звонке Уортингтона, о ЦРУ и вымогательстве ему хватило, чтобы понять: это дело первостепенной важности. Пейсли сказал, что договорился с Миком Андреасом о встрече на следующий день. На встрече будет он сам, и Дон Стаки тоже.

Повесив трубку, Шепард стал с нетерпением ждать завтрашнего дня. Это дело о вымогательстве будет незаурядным.

В тот вечер Джим Шафтер, личный адвокат семейства Андреас, лег спать рано. День был тяжелый, и он вернулся к себе домой на Норд-Кантри-клаб-роуд, тянувшуюся по берегу озера Декейтер, надеясь на тихий семейный вечер – пообедать с женой Джиджи, посмотреть телевизор прямо в кровати и спать.

Около половины девятого Шафтер еще щелкал переключателем каналов, когда зазвонил телефон на прикроватной тумбочке. Отложив телевизионный пульт, он снял трубку.

Низкий знакомый голос произнес:

– У нас на заводе ситуация, с которой надо разобраться.

Мик Андреас. Шафтер разговаривал с ним часто, иногда по нескольку раз в день. В том, что Мик звонил ему домой, тоже не было ничего необычного – он жил по соседству. Но на этот раз Шафтер не понял, о чем говорит Мик.

– Что случилось?

Андреас передал ему все, что узнал от Уайтекера о промышленном шпионаже и вымогательстве со стороны японцев. Андреас не сказал, откуда у него эта информация, а Шафтер не стал спрашивать. Вопросов и без того хватало.

– Вы обсуждали это с кем-нибудь? – спросил он. – Рейзинг знает?

Нет, ответил Андреас, главному юридическому советнику АДМ об этом не сказали.

– Мы решили, что чем меньше посвященных, тем лучше.

События достигли критической точки, сказал Андреас. Известили ФБР, и завтра агенты придут к нему домой, чтобы выяснить подробности.

– Я говорил об этом с отцом, – продолжил он, – и мы решили, что на всякий случай надо пригласить и вас.

Слава богу.

– Убежден, что всякий раз, когда вы встречаетесь с представителями правительства, рядом должен быть адвокат, – ответил Шафтер.

– Ну, потому я вам и позвонил.

Тут еще одно дело, добавил Андреас. Фудзивара предложил продать АДМ выведенный японцами «супермикроб», резистентный к вирусу. Звучит неплохо, если это поможет АДМ покончить с ежемесячными миллионными потерями. Проблема в том, что предложение поступило не от компании «Адзиномото», а от работающего у них негодяя.

– Можем ли мы пойти на это?

В таких случаях Шафтер всегда радовался, что Андреас не стесняется звонить ему домой.

– Мик, вот так сразу, не вникнув в обстоятельства дела, я отвечу: «К чертям, нет», – сказал он.

На следующий день, около 13.00, когда Брайан Шепард ехал по центру Декейтера в служебном автомобиле, запищала рация.

– Эс-ай-четырнадцать вызывает Эс-ай – сто двадцать второго.

Услышав свой код, SI-122, Шепард потянулся к микрофону. SI-14 был Пейсли. Звонок означал, что Пейсли и Стаки находятся в условленном месте рядом с шоссе 121 и, очевидно, хотят сказать Шепарду, чтобы он был наготове.

– Эс-ай сто двадцать второй слушает.

– Брай, мы на месте. Я уже вижу тебя. Поезжай вперед, а мы следом.

Шепард двинулся вперед с максимальной разрешенной скоростью – сорок миль в час. Миновав башню высотой двести шесть футов, возведенную в 1929 году «Промышленной компанией А. Э. Стейли» в честь всех переработчиков зерна и их клиентов, они повернули налево. Затем пересекли мост через озеро Декейтер и свернули на Норд-Кантри-клаб-роуд. Проехав еще с милю, они оказались около дома Андреаса и остановились на подъездной дорожке.

Подойдя к двустворчатым деревянным дверям, они позвонили. Им открыл человек лет пятидесяти с редеющими темными волосами и в очках.

– Мистер Андреас? – спросил Пейсли.

– Да.

Пейсли протянул руку:

– Дин Пейсли, ФБР. Мы вчера говорили с вами по телефону.

– Да-да, заходите.

Ступив за порог, Пейсли представил своих спутников.

– Рад встрече, – сказал Андреас. – Проходите, располагайтесь.

Следуя за хозяином по дому, агенты обратили внимание на дорогую мебель, произведения искусства, семейные фотографии на рояле. Миновав гостиную, они прошли через застекленные створчатые двери в крыло, пристроенное к заднему фасаду. В помещении высотой в два этажа был бар и необъятных размеров телевизор. Из огромных окон открывался величественный вид на озеро Декейтер и крытый бассейн. В одном конце комнаты находился обеденный стол, на котором стояли чайник с кофейником и корзина с булочками.

За столом сидел тучный лысеющий человек. Когда вошли агенты, он встал.

– Это мой личный адвокат Джеймс Шафтер, – сказал Андреас. – Надеюсь, вы не возражаете против его присутствия. Он очень хороший юрист и мой друг.

Стаки поднял руку:

– Мы ничуть не против, мистер Андреас.

Все расселись за обеденным столом. Шафтер положил перед собой блокнот и ручку. Шепард вынул кожаный кейс с блокнотом. Все сделанные записи он был обязан занести в документ под названием «форма 302».^{52}

Андреас приступил к делу, не дожидаясь вопросов.

– Многое из того, что я сейчас скажу, известно очень узкому кругу лиц – мне, моему отцу Дуэйну, моему родственнику Аллену, мистеру Шафтеру и Марку Уайтекеру, одному из наших работников.

Андреас холодным тоном разъяснил ситуацию, сложившуюся в последние годы на рынке лизина. Он рассказал, что рынок контролировали японцы, пока несколько лет назад на сцену не вышла АДМ. Это вынудило японцев резко снизить цены на лизин и закрыть несколько заводов. И вдруг в ферментационных баках АДМ, вырабатывающих лизин, начались заражения. По времени это совпадало с поездкой менеджеров АДМ в Японию для ознакомления с предприятиями конкурентов и с ответным визитом японцев.

Несколько дней назад, продолжил Андреас, один из побывавших в АДМ японцев позвонил Уайтекеру с очень странным предложением. Андреас не запомнил имени этого японца, зато помнил все подробности, касающиеся подрывной деятельности компании «Адзиномото», а также запрошенных десяти миллионов долларов. После первого звонка прошло несколько недель, сказал Андреас, и все это время Уайтекер разговаривал с японским бизнесменом практически через день.

– Марк уговорил его снизить сумму до шести миллионов, – добавил Андреас, сложив руки на столе. – Три миллиона за имя саботажника и три за «супермикроб».

И все же компания испытывает опасения, сказал он. Если АДМ заплатит за «букашек», японцы смогут возбудить иск или обратиться в газеты, обвинив АДМ в краже. Возможно, это предложение – блеф, рассчитанный на то, чтобы втянуть АДМ в противозаконную сделку и тем самым подорвать ее репутацию.^{53}

– Не беспокойтесь об этом, мистер Андреас, – заверил его Стаки. – Я гарантирую вам международный иммунитет.

Шафтер подумал, что Стаки шутит, но боялся, что Андреас воспримет эти слова всерьез, и потому написал в блокноте несколько слов и подвинул его к Андреасу. Взглянув в блокнот, Андреас прочитал:

«Чушь собачья!»

Андреас не отреагировал. Шафтер убрал блокнот.

– АДМ готова пожертвовать три миллиона долларов на решение проблемы, – продолжил Андреас. – Но мы не можем платить напрямую. Если в компании действует японский «крот», он может узнать об этом. Отец сказал, что готов отдать позвонившему японцу любые деньги, если американское правительство внесет некоторую начальную сумму.

Шепард внимательно изучал Андреаса. Тот говорил кратко и деловито, обсуждая миллионную сделку с правительством как обычную проблему бизнеса.

– Мистер Андреас, – сказал Стаки, – мы знаем, кто вы и кто ваш отец. Это дело потенциально носит международный характер. Это промышленный шпионаж на высшем уровне. Мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы помочь вам.

Для начала, добавил Стаки, им нужно побеседовать с Марком Уайтекером – ведь именно ему звонил этот японец.

– Вы не знаете, где живет мистер Уайтекер? – спросил Стаки.

– Я могу сказать вам точно, где он живет, – в доме, который раньше принадлежал моим родителям. Это в Моуикве.

Этот дом был своего рода символом волнующей истории жизни Уайтекера, широко известной в Декейтере. Почти всем, так или иначе связанным с АДМ, – Андреасу, Шафтеру, Рэнделлу, – Уайтекер не раз рассказывал о том, как вырос в Огайо и осиротел, когда его родители погибли в автокатастрофе, как тяжело и одиноко было в сиротском приюте, как его усыновил богатый владелец парка аттракционов Кингз-Айленд. Марк в одночасье превратился из мальчика, не имеющего ничего, в мальчика, у которого было все. Теперь, владея семейным достоянием в несколько миллионов, он мог и не работать. Устроившись в АДМ, он купил старый дом Андреасов. Коллег Уайтекера зачаровывало его богатство в сочетании с безупречной профессиональной этикой.

– Надо съездить к нему, – сказал Стаки. – Мы непременно должны записать один из его разговоров с этим японцем.

Андреас посоветовал агентам договориться об этой встрече через начальника службы безопасности АДМ Марка Шевирона, которого посвятят во все детали.

Он помолчал, пристально глядя на агентов. Есть еще один вопрос, который он хотел бы обсудить прямо сейчас, сказал Андреас. Он, разумеется, знает, какую роль сыграла АДМ в расследовании, проводившемся ФБР на Чикагской бирже.

– Не буду скрывать, мне не понравилась эта затея, когда я услышал о ней, – заявил Андреас. – Я считаю, что тайно записывать разговоры людей недопустимо. Если понадобится делать записи и теперь, я хочу, чтобы вы заранее известили об этом наших сотрудников – или, по крайней мере, меня самого.

Стаки заверил Андреаса в том, что его просьба будет исполнена. И все же она показалась ему странной. ФБР взялось помочь компании справиться с вредительством на ее предприятии. Если они и будут прослушивать служащих компании, то лишь тех, кого подозревают в саботаже. Почему это не устраивает Андреаса? Чего он боится?

ФБР. Боже, нет.

Помертвевший Марк Уайтекер сидел в своем кабинете. Мик Андреас и Марк Шевирон только что сказали ему, что агенты ФБР хотят расспросить его о звонке Фудзивары. Они недвусмысленно дали ему понять, что не доверяют ФБР, и проинструктировали Уайтекера, как себя вести.

До этого Уайтекер и не подозревал, что Андреас собирается обратиться в ФБР. Наоборот: он выслушивал указания Андреаса водить Фудзивару за нос и убедить его снизить запрошенную сумму. Все шло к тому, что АДМ заплатит японцу и на этом инцидент будет исчерпан.

Но они обманули Уайтекера. Теперь они хотели, чтобы он встретился с агентами и ответил на их вопросы.

Ответил на их вопросы… Господи помилуй!

Уайтекер потряс головой. Никогда он не испытывал такой тревоги. Узнав о предстоящем допросе, он стал протестовать, пригрозил уходом, но все было напрасно. Перспектива встречи с агентами приводила его в ужас. Они смогут много чего раскопать. Они могут докопаться до таких вещей, которые погубят его самого. И его, и АДМ.^{54}

Он нервно зашагал по кабинету. И надо же, чтобы именно сейчас! Его карьера на взлете. Он глава целого подразделения. Под его руководством построен лизиновый завод. А последние недели были особенно хороши. Компания объявила о реорганизации руководства. Мик стал вице-председателем совета директоров, а Уайтекер вице-президентом компании, одним из самых молодых за всю ее историю. На Уолл-стрит все поняли правильно: Дуэйн Андреас хочет сделать Мика своим преемником. Через несколько лет он, можно не сомневаться, будет главой АДМ, а у самого Уайтекера есть все шансы стать вторым человеком в компании – он был уверен в этом. А теперь всё под угрозой. И все из-за этого чертова допроса.

Уайтекер взглянул на телефон. Нужно поговорить с женой, с Джинджер. Она наверняка подскажет ему, как поступить.

Джинджер была всегда рядом с тех самых пор, как они подростками встретились в автобусе школы Литл Майами в Огайо. Старшая дочь в семье заводских рабочих, она была образцом стойкой породы людей Среднего Запада и держалась с королевским достоинством, готовая к любому повороту судьбы. Марка в те дни прозвали шатуном, потому что его кидало из стороны в сторону. В школьные годы он не раз пытался порвать с Джинджер, но она всякий раз возвращала его, убежденная, что ее терпение будет вознаграждено. И действительно, в 1979 году, через несколько лет после окончания школы, они поженились. Когда Марк отправился за докторской степенью в Корнеллский университет, Джинджер поехала с ним. Она не жаловалась, когда в последующие годы Марк по своей привычке прыгал с места на место – из фирмы «Ролстон пурина» в Сент-Луисе в нью-йоркское отделение «Дегассы», а оттуда в ее головную контору под Франкфуртом. Перед отъездом в Европу они усыновили двоих детей, Таню и Билли, а потом родили третьего, Александра. За год их семья выросла с двух человек до пяти.^{55}

Переезд в Декейтер принес осложнения. Марк с головой ушел в новую работу и уделял семье меньше внимания, чем прежде. К тому же Джинджер чувствовала себя неуютно в обществе некоторых коллег мужа по АДМ, которые были слишком неучтивы и слишком кичились своим богатством. Но она сознавала, что работа давала Марку возможности, которые нельзя упускать. И всегда поддерживала его.^{56}

И теперь, звоня домой, Марк надеялся, что разговор с женой вновь придаст ему сил.

Когда раздался звонок, Джинджер была в гостиной. Едва успев взять трубку, она поняла, что Марк в панике. Вместо обычного беззаботного веселья в его голосе слышалось отчаяние. Не дав ей сказать ни слова, он выложил ей свои страхи. По АДМ рыщут агенты ФБР, и Андреас велел ему встретиться с ними.

Она опустилась в кресло, не зная, что сказать. Ее опыт общения с органами правопорядка был невелик, и в ее семье никто никогда не имел дела с полицией. ФБР представлялось Джинджер гигантским устрашающим монолитом, и она не удивилась, что Марк был напуган.

– Меня это очень тревожит, – признался он. – У нас тут происходит много… разного, и они могут задать неприятные вопросы.

Джинджер не понимала, на что он намекает, но предпочла не переспрашивать. Однако она была уверена, что агентам нельзя лгать.

– Что бы у вас ни происходило и в чем бы ты ни был замешан, скажи всю правду, – ответила она. – Скажи правду, какой бы она ни была.

Брайан Шепард снова посмотрел на часы. Дело шло к вечеру, и он уже устал ждать. Ему дважды звонили из АДМ, откладывая встречу с Уайтекером под разными предлогами: то он был занят, то возникли непредвиденные обстоятельства. Шепард не понимал, в чем дело, но не мог отделаться от ощущения, что происходит нечто странное.^{57}

И все же для перехода к следующей стадии плана расследования требовалось поговорить с Уайтекером. План заключался в том, чтобы заманить Фудзивару в США, пообещав ему миллионы, и арестовать. Уайтекер встречается с японцем, а находящиеся рядом агенты ФБР записывают каждое слово. По этому плану, если Фудзивара сообщит имя вредителя и прочие сведения, Уайтекер вручит ему три миллиона долларов. Затем они договорятся о следующей встрече, на которой Фудзивара должен будет передать АДМ штамм иммунных микробов за следующие три миллиона. Как только он сделает это, его схватят.

Но чтобы план сработал, Шепард должен выяснить все, что Уайтекер знает о Фудзиваре. Разговор мог затянуться, а время шло. Шепард решил позвонить Дайане и предупредить, что вернется поздно.

В таком месте, как Декейтер, любой шепот может тут же отдаться по всему городу громким эхом. Если произойдет утечка информации о встрече Уайтекера с агентом ФБР, «крот» может прознать о ней, особенно если занимает достаточно высокое положение. Поэтому Джим Шафтер решил сделать все, чтобы защитить интересы своего лучшего клиента.

К концу рабочего дня он прошелся по кабинетам адвокатской конторы «Кехарт, Шафтер и Хьюз» на пятом этаже декейтерского Муниципального банка и распустил всех служащих по домам. Он ожидает посетителей, которые предпочитают разговаривать без свидетелей, объяснил Шафтер. Все были только рады уйти пораньше, и вскоре контора опустела.

Осталось дождаться гостей. К их приходу он сварил кофе и окинул придирчивым взглядом конференц-зал. Едва персонал успел разойтись, как позвонил портье и сообщил, что Уайтекер и Шевирон ожидают в вестибюле.

Шафтер рванулся вперед. Нельзя, чтобы их здесь видели. Тянули-тянули с приходом, а потом явились раньше времени. К тому же адвоката удивил их вид: Уайтекер потел и нервничал, а Шевирон явно злился.

Никто не произнес ни слова, пока они не оказались в личном кабинете Шафтера. Уайтекер не мог сидеть спокойно и вновь принялся мерить шагами кабинет. Шафтер недоумевал.

Сказать, что он нервничает, было бы неправдой – он же психует. Что с ним?

– Марк, тебе не о чем беспокоиться, – произнес Шевирон, и было ясно, что он говорит это не в первый раз.

Уайтекер обратился к Шафтеру:

– Вы считаете, мне можно встретиться с ними?

Шафтер некоторое время молча смотрел на Уайтекера, пытаясь понять, что все это означает. Затем спокойно ответил:

– Марк, поймите: я представляю здесь компанию, а не вас. Если вам нужен законник, мы вам его дадим. Я же могу подавать советы только исходя из интересов компании, а она хочет, чтобы вы встретились с агентами ФБР и ответили на их вопросы.

Слова адвоката, казалось, не произвели на Уайтекера никакого впечатления.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Чего хочет компания, того хочу и я. Я лояльный служащий.

Минуту спустя снова позвонил портье. Прибыл специальный агент ФБР Шепард. Стоило ли стараться сохранить его визит в секрете и распускать сотрудников по домам?!

Шафтер отвел Шевирона и Уайтекера в вестибюль, а затем все прошли в конференц-зал. Помещение не имело окон и было лучшим в Декейтере местом для конфиденциальных бесед. Извинившись, Шафтер оставил гостей и вернулся в свой кабинет.

Шепарду ситуация казалась необычной. Шевирон попросил разрешения присутствовать на допросе, и эта просьба агента не устраивала. Обычно сотрудники ФБР беседовали со свидетелями с глазу на глаз. Иногда свидетель приводил адвоката, но больше никого. Так свидетель мог быть уверен, что разговор останется конфиденциальным. В этом случае конфиденциальность была особенно важна. Но Шепард решил не гнать волну. АДМ была пострадавшей стороной, и, если она хочет, чтобы при разговоре присутствовал Шевирон, пусть будет Шевирон, он как-нибудь переживет это.

Шепард внимательно разглядывал Уайтекера. Круглое детское лицо, белокурые волосы, – прямо невинный мальчик из церковного хора. И все же Уайтекер чего-то боялся. Служащие правопорядка не удивляются такой реакции. Большинство людей так или иначе нервничают при встрече с агентами ФБР или сотрудниками прокуратуры. Может, у Уайтекера был тяжелый день. Шепард начал с того, что постарался его успокоить.^{58}

– Для начала позвольте представиться, – произнес он дружелюбно. – Брайан Шепард, специальный агент ФБР.

Он протянул Уайтекеру руку. Тот в ответ протянул свою и ощутил силу рукопожатия Шепарда.

– Приветствую, – отозвался он. – Я Марк Уайтекер.

– Сегодня утром я виделся с Майклом Андреасом, и он сказал, что вы возглавляете подразделение биопродуктов. Надеемся, что вы нам поможете. Пока не знаю, во что все это выльется, но прежде всего хотел бы вас выслушать.

Они уселись. Уайтекеру стало полегче. Шепард был совсем не таким, каким он его представлял по телесериалам, где агенты ФБР, рыча и потрясая оружием, вытягивают информацию из запуганных, упирающихся свидетелей. Шепард выглядел как обычный человек и вроде был настроен дружелюбно.

Подавшись вперед, Уайтекер поведал историю о Фудзиваре. Слушая его, Шепард делал пометки в блокноте и время от времени задавал вопросы. Минут через тридцать в дверь просунул голову Шафтер, сказал, что идет домой, и попросил их отключить перед уходом кофеварку и запереть помещение.

Шепард записал в общих чертах рассказ Уайтекера о том, как АДМ пригласила представителей «Адзиномото» в Декейтер, чтобы убедить их закрыть свои заводы в Америке, и о странном телефонном звонке Фудзивары по дополнительному аппарату, установленному в доме Уайтекера и подключенному к служебной линии. Он сказал, что обсудил этот разговор с Миком Андреасом и они решили уговорить Фудзивару снизить запрашиваемую сумму. С тех пор японец звонил ему еще несколько раз.

– Он хотел, чтобы мы перевели ему деньги на номерные банковские счета в Швейцарии и на Карибах, – добавил Уайтекер.

– Когда вы разговаривали с ним в последний раз?

– Три дня назад. Он сказал, что позвонит через три-четыре дня, то есть, возможно, как раз сегодня вечером. Думаю, он насторожился из-за того, что мы еще не дали положительного ответа. Я, как мог, старался тянуть время. Но если тянуть слишком долго, боюсь, он бросит эту затею.

Уайтекер сказал, что ждет звонка Фудзивары в этот вечер. Он упомянул и двух сотрудников АДМ, работавших прежде в компании «Адзиномото», – может быть, они и есть вредители. Шепард ответил, что ему понадобится телефонный справочник подразделения биопродуктов, чтобы связаться с этими сотрудниками. В заключение Шепард сказал, что домой к Уайтекеру наведается агент, который установит записывающее устройство для перехвата следующего звонка Фудзивары. Но для этого нужно добиться специального разрешения, на что может уйти целый день.

Трехчасовая беседа завершилась около половины девятого. Уайтекер и Шепард пожали друг другу руки.

Бизнесмен, казалось, был счастлив, что его отпускают домой.

– Теперь они угрожают моей семье! Я этого так не оставлю! – кричал Уайтекер.

Он говорил бессвязно, почти в истерике. Вернувшись от Шафтера домой, он тут же позвонил Шевирону. Тот по голосу Уайтекера сразу понял, что произошло что-то необычное.

– Марк, ты о чем? – спросил он. – Успокойся.

– Моей дочери угрожают! Я больше не стану разговаривать с Фудзиварой. Теперь все это затронуло мою семью. Это недопустимо!

Наконец Шевирон уговорил его объяснить все толком. Придя домой, сказал Уайтекер, он узнал нечто ужасное: его пятнадцатилетней дочери Тане позвонили прямо в школу-интернат в Индиане. Мужской голос с азиатским акцентом велел ей записать сообщение. Он сказал, что Фудзивара больше не будет ждать. Если он не получит своих миллионов немедленно, то с ней может случиться беда.^{59}

Уайтекер рвал и метал. Он заявил, что не желает больше иметь ничего общего с этим расследованием. Шевирон ровным тоном пытался его утихомирить. В конце концов договорились продолжить разговор на следующий день.

Озадаченный руководитель службы безопасности повесил трубку. Вокруг дела Фудзивары проблемы росли как снежный ком. Но на этот раз в рассказе Уайтекера не было никакой логики. С какой стати японцам угрожать его дочери? И откуда они узнали, куда звонить? Невероятный ход, ход дилетанта, и как раз тогда, когда Уайтекер захотел скорейшего завершения расследования.

Шевирон решил, что Марк Уайтекер лжет.

На следующее утро, 5 ноября, Шевирон вышел из дому рано и направился сквозь серый предрассветный сумрак к изрыгавшим дым трубам АДМ. День предстоял нелегкий. Накануне вечером после звонка Уайтекера Шевирону позвонил Мик Андреас, которому Уайтекер тоже сообщил об угрозах своей дочери. Мик хотел, чтобы начальник службы безопасности утром изложил все подробности ему и его отцу.

Вскоре после того, как Шевирон появился на рабочем месте, его вызвали Мик и Дуэйн. Он рассказал им о своих сомнениях, и те решили привлечь к делу главного юридического советника Рика Рейзинга. Все утро топ-менеджеры АДМ совещались, расходились и вновь сходились.

Беседа Уайтекера с Рейзингом и Шевироном была особенно удивительной. Уайтекера попросили рассказать историю о звонке еще раз, от начала до конца. При втором изложении она звучала еще менее правдоподобно. Шевирон открыто заявил, что считает все это враньем, и своими вопросами загнал Уайтекера в угол. Как японцы вышли на его дочь? Чего ради они связались с ней? Если они хотели запугать Уайтекера, то почему не позвонили прямо ему?

В конце концов Уайтекер сдался:

– Ну ладно, ладно. Я это придумал. Прошу прощения.

Рейзинг и Шевирон смотрели на него, не находя слов. Его напугало ФБР, объяснил Уайтекер. Он не хотел участвовать в расследовании и вбил себе в голову, что если в АДМ узнают об угрозах его семье, то просто откупятся от Фудзивары или попросят агентов прекратить расследование. Так или иначе, с этим будет покончено. Теперь он понимает, что это было глупо, но он был в смятении и не мог мыслить трезво.

Уайтекер замолк, и в комнате повисла гнетущая тишина.

Рейзинг сказал, что ему надо поговорить с Шевироном наедине. Уайтекер вышел, закрыв за собой дверь.

Примерно через час президент АДМ Джеймс Рэнделл ворвался к Шевирону, кипя гневом.

– Ко мне явился Уайтекер и сказал, что ты копаешь под него и хочешь, чтобы его уволили.

Шевирон изумленно уставился на него и потребовал объяснений.

– Уайтекер как ненормальный бегает по АДМ и рассказывает о саботаже на заводе, – сказал Рэнделл.

Тайна перестала быть тайной. Шевирон спросил Рэнделла, что он об этом думает. Презрительно фыркнув, Рэнделл ответил, что Уайтекер, конечно, блестящий специалист, но он, Рэнделл, не верит, что на заводе орудуют японцы.

– Нет там никакого саботажа, – заявил он. – Мы просто не знаем, что делать. Обычные технические проблемы.

Больше всего Рэнделла раздражала затея с покупкой у Фудзивары неведомых «супермикробов». Даже Дуэйн говорил, что все проблемы решатся, как только АДМ получит «букашек».

– Просто смешно, – заявил Рэнделл. – Непонятно даже, как перевозить чертовых «букашек» на завод – разве что заморозив их.

В следующие несколько минут Шевирон отвечал на вопросы Рэнделла. Наконец Рэнделл успокоился и ушел. Шевирон набрал Мика Андреаса и сообщил ему, что Рэнделлу стало известно о проводящемся расследовании.

– Ладно, – бросил Мик и дал отбой.

Спустя несколько часов Шевирону позвонил Шепард. Агент сказал, что к домашнему телефону Уайтекера собираются подключить прослушку. Чтобы не было лишнего шума, сказал Шепард, Уайтекеру надо связаться с агентом ФБР из Спрингфилда Томом Гиббонсом. Шевирон пообещал передать это Уайтекеру и, позвонив ему по внутреннему телефону, изложил просьбу Шепарда.

– Ладно, – отозвался Уайтекер сердито, – позвоню ему.

И бросил трубку, ничего больше не сказав.^{60}

После шести часов того же дня, одетая в одно из лучших своих платьев, Джинджер Уайтекер вошла в переполненный банкетный зал «Кантри Клаб» и поискала глазами мужа. Большинство столиков были заняты, но Джинджер быстро нашла его и его гостей за одним из столиков. Увидев ее, Марк поднялся и помахал.

Этот обед планировался давно. Один из поставщиков АДМ, довольно близко сошедшийся с Уайтекером, приехал в Декейтер вместе с супругой. Узнав, что Уайтекеры любят верховую езду, он привез им в подарок дорогое седло.

Обед был изысканный и непринужденный, вино и смех лились рекой. К концу обеда Джинджер извинилась и собралась пройти в дамскую комнату. Марк протянул ей одну из своих визитных карточек.

– Вот номер телефона, о котором ты спрашивала, – сказал он.

Джинджер не поняла, о чем он говорит, но улыбнулась и взяла визитку. Выйдя из зала, она взглянула на карточку, перевернула, и ее сердце ухнуло вниз. На обороте знакомыми каракулями мужа было написано:

За дневной суетой Марк просто не успел сообщить об этом жене. Он вел бесконечные переговоры с агентами ФБР о времени их визита. В конце концов он согласился, что к нему придут после их возвращения из клуба. Шепард решил установить устройство сам.

«К нам домой…» По спине Джинджер пробежал холодок. Последние два дня Марк туманно намекал на какие-то проблемы. Ничего не объяснив толком, он наговорил достаточно, чтобы она разволновалась. Джинджер считала, что история с ФБР закончилась встречей накануне. А теперь они придут к ним домой, пробудут бог знает сколько времени, будут задавать вопросы… Она была напугана, как никогда прежде.

Джинджер вернулась за столик с приклеенной к лицу улыбкой. Она старалась отогнать тревогу и насладиться отдыхом в приятной компании, но не могла отделаться от мысли, что в этот момент агент ФБР где-то готовится нагрянуть к ним в дом.

Обед закончился в девять вечера. Уайтекеру пришлось отвезти гостей на служебном «линкольне» в квартиру АДМ недалеко от главного здания компании. Джинджер простилась с ними и поехала домой на своем «гранд-чероки».

Спустя несколько минут в машине раздался звонок. Она знала, что это звонит из своего автомобиля Марк. Он только что расстался с гостями и смог наконец поговорить с ней.

– Это черт знает что, – произнес он нервно. – Я прямо не знаю, что делать.

– Зато я знаю, что ты сделаешь: скажешь правду.

– Ты не понимаешь. Эти ребята посильнее правительства. Но их я боюсь меньше, чем АДМ.

– На твоем месте я бы больше боялась ФБР. Ты просто их не знаешь. И на самом деле АДМ по сравнению с ФБР – просто ничто.

По мнению Джинджер, АДМ была просто одной из множества компаний. Но Марк возразил: она не представляет, насколько АДМ могущественна и на что способна.

– Я расскажу Брайану Шепарду все, что знаю, а назавтра меня уволят. АДМ никакое правительство не страшно.

Джинджер вздохнула:

– Марк, у тебя нет выбора. Не трясись перед начальством. Ты должен все рассказать.

В этот момент она проехала большой деревянный щит с красной надписью: «Добро пожаловать в Моуикву, единственную и неповторимую» – и медленно повернула на Мейн-стрит. Нервозность супруга передалась и ей.

– Марк, – спросила она, пряча тревогу, – ты нарушал закон?

– Нет, – ответил он сразу, – никаких законов я не нарушал.

– Мне все равно, нарушал или нет, – сказала она, – но ты должен рассказать мне обо всем.

– Джинджер, говорю тебе, я не делал ничего противозаконного. Я не нарушал закон. Точно.

Наступило молчание. Джинджер сказала, что подъезжает к дому.

– О'кей, – отозвался Марк. – Скоро увидимся.

Отключив телефон, Джинджер выехала на подъездную дорожку и остановилась у входа. Надо посмотреть, как там дети, и отпустить прислугу домой. После этого оставалось только ждать вместе с мужем прибытия агента.

История Моуиквы началась с больших надежд, которые обернулись трагедией.^{61} Городок основал в 1852 году владелец местной лесопилки Майкл Снайдер, и в течение тридцати лет он рос понемногу. А в 1886 году в Иллинойсе обнаружились крупные залежи каменного угля, в Моуикву потекли деньги, и городок преобразился. Казалось, его ожидает головокружительный взлет.

Накануне Рождества 1932 года, в разгар Великой депрессии, всем надеждам пришел конец. В этот день под землей трудились десятки шахтеров, добывая уголь кирками и лопатами. Многие трудились сверхурочно, надеясь заработать несколько лишних долларов, чтобы оплатить рождественские подарки.

Никто не заметил, как шахта наполнилась метаном. Горняки пользовались карбидными лампами с открытым огнем, и их пламя вызвало взрыв. Тех, кто не погиб сразу, похоронило под тоннами земли. Пятьдесят четыре шахтера погибли, оставив в поселке тридцать три вдовы и семьдесят осиротевших детей.

Из-за катастрофы шахты закрылись на долгие годы. Моуиква пришла в упадок, а большие ожидания сменились нищетой. От времен удачи и безграничных перспектив сохранились лишь отдельные дома и постройки, напоминавшие о былой роскоши.

Главной достопримечательностью Моуиквы была Старая усадьба – георгианский колониальный особняк Майкла Снайдера среди полей кукурузы. В эпоху процветания дом расширили, пристроили портики и колонны высотой в два этажа. Перейдя в АДМ, Дуэйн Андреас купил особняк, связав тем самым Моуикву с развивающимся Декейтером. Эта связь не прервалась, когда в 1989 году в компанию пришел Марк Уайтекер, и, казалось, Старой усадьбе суждено на долгие годы остаться вехой истории Моуиквы и ее тысячи девятисот жителей.

Поэтому в тот прохладный осенний вечер Брайан Шепард не сомневался, что без труда найдет Старую усадьбу. Дорогу к этому дому, стоявшему в четверти мили от Мейн-стрит, мог указать любой.

Около десяти вечера Шепард доехал до мигающего красного фонаря в центре Моуиквы и повернул направо, на запад. Потянулся ряд современных домов, а за ними высокие клены и густой кустарник, скрывавшие дом Уайтекера. В просветах среди густой листвы замелькали белые колонны, навесы и плоские крыши двухэтажного особняка. Наконец деревья расступились, и взгляду Шепарда открылся ярко освещенный изнутри дом. Проехав черные ворота, укрепленные на кирпичных колоннах, Шепард притормозил у входа.

Тем временем в спальне Марк и Джинджер уже полчаса обсуждали предстоящий визит агента. Марк отчасти объяснил жене создавшуюся в АДМ обстановку, и она еще больше утвердилась во мнении, что следует рассказать агентам все начистоту.

– Просто расскажи им все, – убеждала его Джинджер. – А потом мы уедем. Ничего хорошего тебя в этой компании не ждет. Сейчас как раз подходящий момент, чтобы куда-нибудь переехать.

Марк, сидевший на кровати, поднял голову:

– Возможно, я кое-что и расскажу, но не все. Пока что предпочитаю держать сторону АДМ.

Лицо Джинджер выражало решительность.

– Марк, – заявила она, – если ты не расскажешь, это сделаю я.

Наступило молчание. Марк смотрел на жену и чувствовал, что он не готов к откровенному разговору. Чтобы решиться, ему требовалось время.

– Не могу, – произнес он мягко. – Пока не могу.

По окнам спальни скользнул свет автомобильных фар.

Марк и Джинджер спустились на первый этаж.

Шепард тихо постучал, и Марк открыл дверь. Шепард был одет в брюки защитного цвета и ветровку поверх спортивной рубашки. В руке у него был кейс с записывающим устройством.

– Добрый вечер, мистер Шепард, – сказал Марк.

– Зовите меня Брайан, – отозвался агент.

Марк пригласил его зайти и представил жене. Тот пожал ей руку, извинился за поздний визит и пообещал, что управится за несколько минут.

Шепард видел, что супруги нервничают. Марк нервничал. Нервничал еще больше, чем в прошлый вечер. Может, они успокоятся, когда он установит «жучок» и уедет.

– Где телефон, на который поступают звонки? – спросил Шепард. Он имел в виду служебную линию АДМ, о которой говорил Марк.

– Наверху, – ответил тот.

Он проводил Шепарда в большую комнату по соседству со спальней и показал небольшой набор устройств с телефоном и факсом. Шепард вынул записывающее устройство и подключил его к телефону.

Джинджер стояла у подножия лестницы, напрягая слух. Она хотела удостовериться в том, что Марк раскроет агенту правду.

Но не прошло и пяти минут, как Шепард попрощался с хозяевами, извиняясь за вторжение. Марк открыл дверь, Шепард вышел на террасу.

Джинджер посмотрела на мужа.

– Ты скажешь ему? – спросила она мягко. – Или мне сказать?

Марк ничего не ответил и попытался закрыть дверь. Шепард был уже около своей машины.

Джинджер решительно отодвинула мужа в сторону и распахнула дверь.

– Брайан! – окликнул агента Марк.

– Да? – поднял голову Шепард.

Марк сделал несколько шагов в его сторону:

– У вас найдется минутка?

Они сидели в темноте.

Уайтекеру не хотелось говорить в доме. Недавно дорожные рабочие раскопали целую сеть телефонных кабелей, подходивших к дому, – очевидно, все это осталось еще со времен Дуэйна Андреаса. Марк и Джинджер опасались, что компания каким-то образом может их подслушать. Машина Шепарда была едва ли не единственным местом для конфиденциального разговора.

Шепард сидел на водительском месте, Уайтекер рядом с ним. Двигатель молчал; их овевала свежая вечерняя прохлада.

– Я знаю кое-что о том, что происходит у нас в АДМ, – сказал Уайтекер. – Но если я расскажу вам об этом, против меня не выдвинут обвинение?

Такое начало удивило Шепарда. Уайтекер говорил как участник преступления, а не как свидетель или жертва.

– Я не могу гарантировать вам неприкосновенность, – ответил агент. – Если вы сообщите мне об участии в преступной деятельности, я должен буду доложить окружному прокурору.

Уайтекер молчал, уставившись в пространство перед собой.

– Все, что я рассказал вам вчера о Фудзиваре, правда, кроме одной вещи, – произнес он. – Кроме того, что он никогда не звонил мне по служебной линии.

Шепард удивленно посмотрел на Уайтекера:

– Почему же вы сказали мне неправду?

– Дело в том, что еще до разговора с вами я встречался с Миком Андреасом и Марком Шевироном, и они велели мне сказать, что звонок поступил на служебный аппарат, а не на домашний.

– Почему? В чем разница?

Уайтекер вновь замолк. Отступать было поздно. И он принял решение.

– Понимаете… я собираюсь сообщить вам нечто очень важное. Попытка вымогательства просто чепуха по сравнению с этим.

Шепард молча ждал продолжения.

– Речь идет о фиксировании цен на лизин,[33] – сказал Уайтекер. – Я несколько раз встречался с нашими японскими и корейскими конкурентами с единственной целью – договориться о ценах. Компания давала мне указания сделать это. – Помолчав, он добавил: – Никто не имеет представления о том, какой политики придерживается АДМ в делах. Их девиз: «Конкуренты – наши друзья, а клиенты – враги».

Шепард записал эту фразу, напрягая зрение в темноте. Его мысли лихорадочно заметались. Ему еще не приходилось участвовать в расследовании ценового сговора. Он даже не был уверен, занимается ли ФБР такими делами.

– Они хотели, чтобы я сказал, будто Фудзивара звонил по служебному телефону, потому что переговоры о фиксировании цен я веду по домашнему.

Уайтекер знал, что ФБР собирается проверить, кто из сотрудников АДМ чаще других звонит в Японию, – это мог быть «крот».

– Вот я и испугался, – объяснил он. – Ведь никто не разговаривает с японцами чаще, чем я. А я договариваюсь с ними о ценах.

Если Шепард раскопает ценовой сговор, добавил Уайтекер, именно он, Марк, станет козлом отпущения, а что он действовал по приказу начальства, никто не примет во внимание.

Шепард обдумывал сказанное Уайтекером.

– А кто именно приказал вам принять участие в переговорах? – спросил он.

– Я занимаюсь этим под руководством Мика Андреаса и Дуэйна Андреаса, – ясным голосом ответил Уайтекер.^{62}

Джинджер, одетая в ночную рубашку и халат, смотрела на спящего семилетнего сына Алекса. Она поплотнее укрыла его одеялом и подошла к окну. Отсюда была видна машина Шепарда.

Они все еще разговаривали. Первые же слова Марка, услышанные ею из дверей, убедили ее, что Марк наконец решился выложить правду. Одно зрелище того, как муж разговаривает в автомобиле с агентом, прогнало страхи недавних дней.

Она вышла в коридор. Наверное, скоро их сыну больше не придется засыпать в этой спальне. После сегодняшнего разговора они вряд ли долго пробудут в Моуикве. Марку наверняка придется искать другую работу, и семья переедет на новое место.

Разговор длился несколько часов. Шепард записывал кое-что из рассказанного Марком, но гораздо меньше, чем накануне. Неожиданное признание Уайтекера застало его врасплох.

Постепенно Уайтекер вошел во вкус и, помимо сговора о ценах, раскрыл агенту и другие тайны АДМ.

– Мы крадем микроорганизмы у других компаний, – сообщил он. – Наш президент Джим Рэнделл рассказал мне об этом все.

Одной из обворованных компаний, сказал Уайтекер, была «Интернэшнл минералс» из штата Индиана. Рэнделл сообщил, что АДМ подкупила сотрудника этой корпорации Майкла Фрейна. Во время первого разговора с Шепардом он нервничал еще и поэтому, признался Уайтекер. Он подозревал, что Шевирон присутствует при встрече для того, чтобы Марк не сболтнул лишнего.

Но и это не все. Несколько месяцев назад Рэнделл велел Уайтекеру составить список служащих американского отделения компании «Адзиномото» в Эддивилле, штат Айова.

– Когда я принес Рэнделлу список, он сказал, что по заданию Шевирона несколько женщин подружились кое с кем из этих служащих. Он приказал мне составить вопросы, которые эти женщины могли бы задать служащим из списка.

Шепард поднял голову. Женщины? Неужели АДМ нанимает проституток для промышленного шпионажа?

– А как они называли этих женщин?

Уайтекер посмотрел на агента непонимающе:

– Они говорили просто «женщины».

Эти секреты и были причиной того, что руководители АДМ обратились к ФБР с такой неохотой, объяснил Уайтекер. Они, по-видимому, считали, что если вовремя прекратить расследование, то Шепард ни до чего не докопается. Поэтому было решено, что Уайтекер должен поскорее отделаться от Фудзивары.

– Сегодня я говорил с ним и велел не звонить мне, пока обстановка не разрядится.

Шепард время от времени заводил машину и включал обогреватель. Он позвонил жене и предупредил, что вернется поздно. Затем он вновь обратился к Уайтекеру, который из упирающегося свидетеля постепенно превращался в заинтересованного союзника.

– Вы не дадите мне диктофон? – спросил Уайтекер. – С ним я мог бы подтвердить все, о чем рассказал.

Пока нет, ответил Шепард. Для этого требовалась санкция сверху. Но Уайтекеру не терпелось добыть доказательства своей правоты, и он добавил, что готов пройти испытание на детекторе лжи. Свой рассказ он закончил около двух ночи.

– Благодарю вас за то, что вы все честно рассказали, – сказал Шепард. – Вы поступили правильно. Я должен обсудить это с руководством, а потом мы обязательно встретимся снова.

Уайтекер выразил опасение, что Шепард начнет расспрашивать сотрудников АДМ, чтобы найти подтверждение полученной от него информации. Агент успокоил его, сказав, что рассматривает их разговор как строго конфиденциальный.

– Завтра на работе ведите себя как обычно и сообщите о моем визите. Скажите, что я установил прослушку и сразу уехал.

Уайтекер кивнул и выбрался из машины. Шепард смотрел, как он входит в дом, затем включил зажигание. Сделав круг по подъездной аллее, он повернул налево, в Декейтер, чей самый именитый житель, Дуэйн Андреас, стал объектом уголовного расследования.

Спавший рядом с женой Дин Пейсли проснулся первым. На туалетном столике надрывался телефон. Пейсли откинул простыни и голым прошлепал к телефону.

– Дин? Это Брайан.

Пейсли встряхнулся, прогоняя сон.

– Что случилось, Брайан?

– Я только что разговаривал с Уайтекером. – Шепард помедлил. – За всем этим кроется гораздо больше, чем мы думали.

Глава 3

На следующее утро, в пятницу, ровно в 9.30, на столе ASAC спрингфилдского офиса ФБР Джона Хойта запищал зуммер интеркома. Звонил Дон Стаки, сообщивший, что прибыл Шепард, чтобы доложить о разговоре с Уайтекером. Хойт вышел в холл. Он хотел собрать других руководителей, чтобы те выслушали рассказ Шепарда.

В то утро по спрингфилдскому офису словно пропустили мощный заряд тока. Тех крох информации, которые сообщил Дин Пейсли, было достаточно, чтобы понять, что Шепард столкнулся с чем-то неординарным. Именно этого отделению так не хватало. Все самые громкие дела неизменно доставались чикагцам, и потому у агентов в Спрингфилде выработался своего рода комплекс неполноценности. Время от времени в штаб-квартире ФБР раздавались голоса, что можно обойтись и без их отделения. Если то, что сообщает Пейсли, подтвердится, критики умолкнут, а боевой дух спрингфилдских агентов поднимется, – видит Бог, они давно в этом нуждались.

Хойт известил главного юридического советника отделения Кевина Корра и Боба Андерсона, который обычно курировал расследования, связанные с «беловоротничковой» преступностью. Не прошло и минуты, как все трое были на пороге большого, обшитого деревянными панелями кабинета Стаки. Кроме Стаки, сидевшего в коричневом кожаном кресле, на одном конце дивана с такой же обивкой устроился Пейсли, а рядом примостился Шепард. При появлении троицы во главе с Хойтом Пейсли поднял голову:

– Присаживайтесь, парни.

Хойт присел и взглянул на Шепарда. Тот выглядел далеко не лучшим образом. Он и в обычные-то дни был слегка помятым, а сегодня выглядел и вовсе изможденным. Хойту пришло на ум сравнение с оленем, застигнутым на дороге светом автомобильных фар.

Пейсли открыл совещание.

– Как известно большинству из вас, Брайан встречался вчера вечером с Марком Уайтекером из АДМ, – сказал он. – Но свидание прошло не совсем так, как ожидалось.

Все посмотрели на Шепарда.

– Брайан, не расскажешь нам, как все было?

Шепард заглянул в свои записи:

– Ну, вы знаете, что вчера я отправился к Уайтекеру домой, чтобы установить «жучок» на телефонной линии.

Несколько минут Шепард довольно бессвязно излагал события предыдущего вечера, перескакивая с одного на другое. Он и прежде не блистал лаконизмом и ясностью, а недосып сделал его речь еще сбивчивее. Вместо того чтобы просто передать слова Уайтекера, он все время съезжал на описание обстоятельств разговора и душевное состояние беседовавших. Слушатели вздыхали.

– Разговор состоялся поздно вечером, – говорил Шепард, – можно сказать, даже ночью. Мы все время сидели в машине, все три или четыре часа, и в полной темноте. Делать записи было очень трудно. А у меня была назначена еще одна встреча на сегодняшнее утро, и…

– Брайан, – прервал его Стаки, – начни с начала и расскажи нам четко и ясно, что происходило и что говорил Уайтекер.

Подталкиваемый и направляемый наводящими вопросами, Шепард поведал свою историю. Он сказал, что сначала Уайтекер боялся разоблачения – был напуган до смерти, по его словам. Затем он изложил все, услышанное от бизнесмена, – от сговора о ценах и кражи микробов до попыток сбить ФБР со следа.

Руководители озадачились. Пока что было неясно, какие обвинения можно предъявить верхушке АДМ. То ли препятствование отправлению правосудия, выразившееся в сговоре с целью ввести в заблуждение ФБР, то ли перевозку краденого, то есть микробов, из одного штата в другой. Но в любом случае было ясно, что нечто противозаконное имело место.

Марк Шевирон тоже был потенциальной проблемой, сказал Шепард. Начальник службы безопасности живо интересовался тем, как идет расследование вымогательства Фудзивары и даже напросился встретиться в этот день с руководителями спрингфилдского офиса ФБР. Все понимали: говорить с Шевироном придется крайне осторожно, чтобы он не догадался о том, что дело приняло новый оборот.

Пока остальные обсуждали тактику беседы с Шевироном, Шепард смотрел в окно, где виднелся купол законодательного собрания штата. Он не скрывал тревоги. Признания Уайтекера выбили его из колеи. Он понимал, что придется проводить расследование, но делать это ему не хотелось. Шепард жил в Декейтере уже десять лет и влился в местное общество. Он ходил в ту же церковь, что и сотрудники АДМ, их дети играли вместе. Он не представлял, как можно выступить против компании и оставаться жителем города, которым компания фактически владела. Что будет с его семьей?

Хойт заметил, как завертелись колесики в голове агента, и решил после совещания взять подчиненного в оборот и выяснить, что его гложет.

Шепард закончил свое «краткое сообщение» через час с лишним. Несколько секунд в кабинете стояла тишина. Наконец Стаки нарушил ее.

– А знаете, – сказал он, – я не удивлен.

Он рассказал, как много лет назад, молодым агентом, участвовал в расследовании Уотергейтского дела. Стаки не забыл, что взлом штаб-квартиры демократов был совершен на деньги Дуэйна Андреаса. Это вызвало у него подозрения в отношении АДМ, хотя Андреасу он их не высказывал. Руководители компании работают на грани закона, сказал он. И теперь его команде предстоит проверить, не переступили ли они эту грань.

Стаки распределил поручения.

– Брайан, постарайся отдохнуть, но не забудь занести свой разговор с Уайтекером в «форму триста два».

Андерсон должен был отправить в управление ФБР телетайпное сообщение с описанием этого дела. Шепарду вместе с юрисконсультом Корром следовало внимательно просмотреть законы против фиксирования цен и установить роль ФБР в расследовании таких нарушений.

– Когда вы с этим закончите, мы соберемся еще раз и решим, что предпринять, – сказал Стаки.

Он распустил сотрудников, и те разошлись. Работы было много. В первую очередь надо было изучить все, касающееся фиксирования цен.^{63}

Закон, запрещавший ценовой сговор, существовал в США уже сто два года – по крайней мере, на бумаге.

Он был закономерным результатом промышленной революции в эпоху расцвета капитализма, когда выявились и его худшие стороны. Постройка трансконтинентальных железных дорог, вызвавшая стремительное развитие промышленности, энергетики и финансов, изменила жизнь с головокружительной быстротой. Никогда прежде перспективы не казались столь безграничными, – перспективы путешествий, экономического роста, национального превосходства.

Но все эти успехи достались дорогой ценой. Промышленные бароны-разбойники вроде Дж. П. Моргана и Джона Рокфеллера[34] создали гигантские корпорации-империи, называемые трестами. Цены на продукцию устанавливались не в конкурентной борьбе, а на переговорах за закрытыми дверями. Постепенно американская мечта о равных возможностях становилась фикцией. Впервые со всей очевидностью открылось, что свободный рынок, если предоставить ему полную свободу, становится полностью несвободным и подчиняется прихотям сильных мира сего.

Возмущенные политикой трестов, лавочники и мелкие оптовики возроптали. Ропот был таким громким, что в 1890 году Конгресс принял антитрестовский закон Шермана, который запретил любые сговоры, «препятствующие торговле и коммерции», под угрозой штрафа или тюремного заключения.^{64} Казалось, что интересы общества одержали победу над трестами.

Но радость была недолгой. Закон оказался таким немощным, что подвергся осмеянию. Формулировки были неточны и позволяли применять его лишь в отдельных случаях. В законе имелось столько дыр, что его прозвали «Акт о швейцарском сыре». Толку от него не было почти никакого, – с таким же успехом можно было его не принимать вовсе.

Затем на рубеже веков пришла Прогрессивная эпоха.[35] Американцы полностью осознали, что условия, позволяющие богатеть лишь немногим, сулят остальным нищету. Детский труд, тяжелые рабочие условия, недоброкачественное питание – таковы были побочные эффекты неограниченного капитализма и наивной веры в благие намерения корпоративных деспотов.

Но эти настроения пришедший в Белый дом Тедди Рузвельт[36] решил обратить в политический капитал. В феврале 1902 года он попытался влить новую кровь в издыхающий закон Шермана, возбудив иск против железнодорожной дороги «Нортерн секьюритиз», которая входила в империю Дж. П. Моргана. Четыре года спустя правительство, используя закон Шермана, возбудило иск для расформирования детища Рокфеллера «Стандард ойл». К 1911 году с решением Верховного суда о расформировании некогда могущественного нефтяного треста верховенство закона стало неоспоримым.

В последующие годы ценовой сговор стал самым частым обвинением, выдвигаемым на основе закона Шермана. Схема была проста. Возьмем две компании, выпускающие стиральные машины. Если качество машин одинаковое, одна компания может соревноваться с другой, манипулируя ценами. Чтобы привлечь покупателей, она снижает цену, и тогда ее конкурент вынужден сделать то же самое. Теоретически такая конкуренция на руку покупателям и тем компаниям, у которых производство налажено лучше.

Но при ценовом сговоре все меняется. Условившись поддерживать цены на одинаково высоком уровне, компании часто договариваются и о разделе рынков сбыта, о том, где и кому именно они будут продавать свой товар по условленной цене. При таком раскладе покупатели бессильны. Куда бы они ни сунулись и что бы ни предпочитали, цены остаются такими, какие устраивают производителей, действующих в обход правил, установленных капиталистической системой.

Фиксирование цен разрушало рынок, и в начале XX века Верховный суд признал его незаконным независимо от того, какими мотивами руководствуются предприниматели. В результате ценовой сговор и другие подобные ему нарушения стали основным объектом применения антитрестовского закона.

Но обвинить в сговоре мало – нужно его доказать. Эти договоренности заключались втайне, и потому государство могло выявить нарушителей лишь на основании сложного экономического анализа. Зачастую для изучения документации и допроса свидетелей приглашали агентов ФБР. Однако установить факт фиксирования цен было, как правило, не легче, чем подтвердить существование черных дыр в космическом пространстве. Ни то, ни другое невозможно увидеть и пощупать, и приходится полагаться на наблюдения за порожденным ими изменением окружающих условий. За всю историю применения антитрестовского закона нарушители крайне редко добровольно соглашались сотрудничать с властями и доносить на своих соучастников.

Изучив развитие событий вплоть до 1992 года, Шепард и Корр поняли, что свалившееся на них дело может стать единственным в своем роде. Марк Уайтекер был редкой птицей. Сотрудничество с ним следовало непременно продолжать, но очень осторожно.

В то утро Уайтекер, стараясь выглядеть непринужденно, вошел в ангар декейтерского аэропорта, где стояли самолеты, принадлежащие АДМ. Его ждал измотанный Джим Рэнделл. Они должны были лететь в Северную Каролину для проверки нового завода. Рэнделл любил начинать дела с раннего утра и злился на Уайтекера за задержку. К тому же ему велели передать Уайтекеру, чтобы тот перед вылетом позвонил в офис компании. И еще неизвестно, насколько придется отложить вылет из-за этого звонка.

– Салют, Марк, – проворчал Рэнделл. – Позвони Шевирону. Ему не терпится поговорить с тобой.

Сердце Уайтекера ушло в пятки. Неужели Шевирон уже знает о том, что он все рассказал Шепарду?

– А что ему надо?

– Откуда я знаю? Иди и звони.

Уайтекер кивнул и направился к телефону. Секунды текли как вечность. Сначала он набрал служебный номер Шевирона, но того не оказалось на месте. Он звонил и звонил, а в ангаре кипятился Рэнделл. Наконец Уайтекер поймал Шевирона у него дома.

– Как прошла вчерашняя встреча? – спросил Шевирон.

У Марка отлегло от сердца. Похоже, тот ничего не знал.

– Нормально. Брайан Шепард установил записывающее устройство.

– На служебной линии?

– Ну да. Он велел мне записать разговор с Фудзиварой, если тот позвонит.

Шевирон помолчал. Ему не верилось, что ФБР предоставило самому Уайтекеру решать, что именно записывать. Скорее всего, Шепард установил там и «жучок», чтобы прослушивать переговоры.

– Сделай это обязательно, – предупредил его Шевирон. – Может, они проверят, выполнил ты их указание или нет.

Подтекст был ясен. Шевирон не доверял Уайтекеру. Он что-то заподозрил.^{65}

В то же самое время в Лунде Харальд Скогман, служащий шведской сельскохозяйственной компании «Эй-би-пи интернэшнл», просматривал текст договора, присланный АДМ. По договору АДМ обязывалась выплатить шведам три миллиона долларов за микробы для производства треонина, новой кормовой добавки.

Скогман захлопнул папку с договором и положил ее на стол. Управляющий «Эй-би-пи» Леннарт Торстенссон подписал документ два дня назад. Вчера Скогман отправил две копии с курьером Рику Рейзингу, а вечером позвонил Уайтекеру и сообщил об этом. Американцы тоже должны были уже подписать его, но ответа от них пока не поступало.

Скогман потянулся к телефону, чтобы поторопить Уайтекера. Созваниваться пришлось несколько раз, но наконец договор был готов и подшит к делу. Так этот документ, на первый взгляд малозначительный, и пролежал на полках двух компаний почти три года, никем не востребованный. Пока что никто не осознавал чрезвычайной важности этого туманного документа в разворачивающемся расследовании дела АДМ.^{66}

Шепард сидел на диване в кабинете Хойта. Он скрывал беспокойство затеянным в тот день делом, но от Хойта ничего нельзя было утаить, и тот потребовал объяснений.

– Ну, просто мне кажется, что я не очень подхожу для этого.

И признался, что ему будет трудно жить в Декейтере, одновременно занимаясь расследованием дела АДМ.

– И потом, расследование наверняка будет масштабным, и одному человеку все равно с ним не справиться. Пусть его ведут другие, а я буду на подхвате, введу в курс дела, познакомлю с нужными людьми – с Уайтекером, например. А сам займусь текущими делами – их ведь никто не отменял.

Хойт внимательно наблюдал за Шепардом. У него создалось впечатление, что подчиненный слабоват. Очевидно, он, как и многие агенты, долго просидевшие в захолустном отделении, привык иметь дело с мелкими повседневными преступлениями. Крупное дело его пугало.

Но Брайан Шепард был хорошим сыщиком и подходил для ведения расследования больше всех. Для рутинных дел агентов подыскать нетрудно, а такого, кто знал бы город так же хорошо, как Шепард, – вряд ли. Кроме того, Уайтекер уже проникся доверием к Шепарду и сообщил ему ценную информацию. Если к нему явится новый агент, он может замолчать и закрыться, как улитка в раковине.

Хойт наклонился к Шепарду:

– Брайан, никто в ФБР не знает эту компанию лучше тебя. Это сильный козырь, и мы должны им воспользоваться. Я уверен на все сто, что ты справишься. И ты будешь не один. Сильнее ФБР в Америке нет никого, а мы не бросим тебя в трудный час.

Шепард кивнул. При всех своих сомнениях он знал, что, пока за ним стоит Бюро, он может рассчитывать на любую поддержку. Он не одинок. Его начальник лишь подтвердил, что в его распоряжении все ресурсы правительства.

Время показало, что оба они были слишком оптимистичны.

– Мы не хотим, чтобы ФБР рылось в шкафах.

Шевирон был в кабинете Стаки и заявил это, глядя в глаза SAC спрингфилдского офиса Бюро. Его беседа с сотрудниками ФБР началась в 14.30. В ходе разговора он все время упирал на то, как беспокоит компанию это расследование. Отчасти, сказал он, это объясняется последствиями неудачной операции ФБР на товарной бирже несколько лет назад.

– Из-за этого пострадала наша репутация, а вы удивляетесь, что мы относимся к сотрудничеству с ФБР без энтузиазма. Репутация нам важнее, чем пара-тройка миллионов, уплаченных вымогателю.

Поэтому компания хочет заранее договориться об определенных ограничениях расследования, объяснил Шевирон. Без этого она не сможет сотрудничать с ФБР.

– Дуэйну Андреасу не нравится, что ФБР будет собирать данные о верхушке АДМ, – сказал он. – И мы не даем согласия на прослушивание телефонных разговоров.

Агенты слушали Шевирона очень внимательно. Из сведений, полученных от Уайтекера, они поняли, что за словами начальника службы безопасности может стоять многое. Нежелание давать разрешение на прослушивание деловых переговоров естественно. Но правда могла заключаться в опасениях АДМ, что агенты подслушают и раскопают и фиксацию цен, и другие сговоры.

Стаки заверил Шевирона, что ФБР интересует единственный служебный телефон – тот, что установлен в доме Уайтекера.

– Теперь я верю рассказу Уайтекера о звонке Фудзивары, – кивнул Шевирон. – Только учтите, что он – молодой ученый, и к тому же параноик. Все это сильно подействовало на него. – Он окинул взглядом присутствующих. – Для нас главное – чтобы дело не страдало. Мы вовсе не хотим, чтобы наши служащие занимались этим расследованием в ущерб своим основным обязанностям. Овчинка выделки не стоит. Поэтому, если вы собираетесь продолжать расследование, мы должны знать, что происходит.

Ответ Стаки был образцом дипломатии:

– Мы понимаем вашу обеспокоенность, но поймите: служащий, подавший жалобу, вовсе не обязан участвовать в расследовании. Если вскрылось нарушение закона, мы обязаны его расследовать, независимо от того, будете вы сотрудничать с нами или нет. Мы по возможности постараемся держать вас в курсе, но всего раскрыть вам не сможем.

Собеседники перешли к обсуждению мер, которые следует предпринять в связи со звонком Фудзивары. Кевин Корр вручил Шевирону проект соглашения между АДМ и ФБР. В нем говорилось, что ФБР передаст компании три миллиона долларов на проведение операции по разоблачению Фудзивары. Если деньги по той или иной причине пропадут, АДМ обязуется возместить ФБР всю сумму в течение двенадцати часов. Шевирон заявил, что с проектом должны ознакомиться юристы компании, после чего будет дан ответ.

На этом встреча закончилась. Шевирон встал и обменялся с агентами рукопожатиями, улыбками и уверениями в нижайшем почтении. Позиция Шевирона была ясна: как бывший полицейский, он понимал, что закон есть закон. При всех расхождениях с ФБР по этому делу в целом он был свой парень.

Стаки проводил Шевирона до лифта и с улыбкой открыл перед ним стеклянную дверь. Войдя в кабину, Шевирон уехал вниз.

Шепард собрал записи, сделанные во время беседы. Стаки просил его сразу же, пока детали свежи в памяти, перенести их в «форму 302». Он знал, что в будущем кому-нибудь из них скорее всего придется давать показания о состоявшейся встрече.^{67}

В тот же день Уайтекер, вернувшись из Северной Каролины, прошел прямо в кабинет и, взяв телефонную трубку, соединился с голосовой почтой компании, чтобы прослушать поступившие на его имя сообщения.

Одним из первых было сообщение от Джинджер с просьбой позвонить домой. Она звонила ему на работу лишь в экстренных случаях, и Уайтекер встревожился.

Что там еще случилось?

Он набрал номер домашнего телефона.

Едва Шевирон уселся за стол, в его кабинет влетел Уайтекер.

– Ты говорил мне, что они подключатся только к одной линии! – заорал он.

Объяснения Шевирону были не нужны. Было ясно, что речь идет о ФБР.

– Они и подключились только к одной.

– Неправда. Неправда! Я только что говорил с Джинджер. Ей позвонила какая-то Реджина из Континентальной телефонной компании и сказала, что обе наши линии прослушиваются. Мой домашний телефон прослушивается.^{68}

Шевирон изумленно уставился на Уайтекера. Сущий бред. Телефонные компании не звонят своим клиентам с предупреждениями о том, что к их линии подключилось ФБР.

– Марк, этого не может быть. Я только что был у них и разговаривал именно об этом. Они заверили меня, что подключились только к служебной линии.

– Они врут! С какой стати эта Реджина стала бы звонить, будь это враньем?

Шевирон с трудом сдерживался. Он был по горло сыт фортелями Уайтекера. Все это, несомненно, такая же выдумка, как угрозы его дочери. Он вежливо намекнул, что не верит Уайтекеру.

– Тогда позвони моей жене – или, еще лучше, этой Реджине из телефонной компании. Они тебе скажут, был звонок или нет.

Шевирон холодно посмотрел на него:

– Хорошо, Марк, обязательно позвоню. – Он продолжал так же холодно в упор рассматривать Уайтекера. Тот, не сказав ни слова, повернулся и вышел.

Новость облетела руководство АДМ за час. Забеспокоились все. Шевирону велели пригласить Рейзинга и расспросить Уайтекера толком.

– Но этого не может быть! – кипятился Шевирон. – Я только что виделся с SAC спрингфилдского офиса ФБР, и он заверил, что они подсоединились только к одной линии, к служебной.

Шевирон стоял на своем, и это было неосмотрительно. Что бы он ни думал об Уайтекере, молодой ученый был выше его по положению в компании и возглавлял одно из самых важных подразделений АДМ. И вот ему, начальнику службы безопасности, приходится доказывать руководству, что их любимчик-вундеркинд – злостный выдумщик. А между тем это всего лишь слова Дона Стаки. Вернувшись в кабинет, Шевирон решил проверить историю со звонком. Он набрал номер домашнего телефона Уайтекера.

– Приветствую, это Марк Шевирон из АДМ. Ваш муж сообщил мне о полученном вами звонке. Я хотел бы уточнить, кто звонил.

– Это была оператор Континентальной телефонной компании. Она назвалась Реджиной.

– И что ей было нужно?

– Она сказала, что в обязанность компании входит предупреждать клиентов в том случае, если на их линии установлено какое-либо устройство.

Шевирон задал еще несколько вопросов и простился с Джинджер. Ее слова совпадали с рассказом мужа. И все же Шевирон не мог этому поверить. Бессмыслица. Никогда телефонные компании не извещают клиентов о прослушке.

А если это правда, то почему лжет ФБР?

Вечером Шепард снова отправился к Уайтекеру. Накануне тот был сам не свой и не знал, как предстать назавтра перед коллегами. Ему казалось, что все догадываются о его предательстве. Поэтому Шепард решил расспросить Уайтекера, как прошел день. Важно было показать ему, что он не одинок.

Уайтекер вышел навстречу. Он был спокоен – похоже, что страхи его прошли, как только он выпустил пар, и больше не проявлял тревоги об установленной в его доме прослушке. Уайтекер провел Шепарда в восьмиугольную комнату с выходом к бассейну. Огромное помещение с камином и роялем было заставлено мебелью. Раньше здесь был амбар, сказал Уайтекер.

Сегодня, когда волнения улеглись, беседовать было легче. Достав блокнот, Шепард стал расспрашивать Уайтекера, что он делал в этот день. Марк рассказал ему об утреннем разговоре с Шевироном, о поездке с Рэнделлом в Северную Каролину и о том, как они с Рейзингом дорабатывали контракт со шведами из «Эй-би-пи Интернэшнл». Упомянул он и о звонке Реджины из телефонной компании.

– Она сказала Джинджер, что разговоры с моего домашнего телефона тоже прослушиваются.

Удивившись, Шепард записал и это. ФБР действительно установило на обеих телефонных линиях Уайтекера устройства для регистрации входящих и выходящих звонков, которые запоминали день и час звонка и номера абонентов, но не позволяли прослушивать разговоры. Шепард выяснил у Джинджер подробности телефонного разговора, и они пришли к выводу, что она, по-видимому, ошибочно решила, будто речь идет о прослушивающих устройствах. И все же телефонная компания не должна была ничего сообщать. Будь Уайтекер подследственным, этот ляпсус загубил бы все дело.

Как бы то ни было, бурная реакция Уайтекера могла пойти только на пользу. После этих жалоб никто не заподозрит его в сотрудничестве с ФБР.

Разговор уже подходил к концу, когда Уайтекер заявил, что должен рассказать еще кое о чем.

– После нашей первой встречи в АДМ вечером я звонил Шевирону и сказал, что моей дочери звонили в школу и угрожали.

Уайтекер передал Шепарду содержание телефонного разговора с Шевироном и беседы с ним и Рейзингом на следующий день.

– Когда Шевирон стал сомневаться в моих словах, я признался, что все выдумал.

Шепард не стал высказывать мнения о выдумке Уайтекера. Он был опытным агентом и знал, что сотрудничающие с ФБР свидетели откалывают порой очень странные номера. Замешанных в преступлении может выбить из колеи любой разговор с агентом ФБР. Для пользы дела лучше не тыкать их носом в их вранье или неадекватное поведение.^{69}

И все же небылица Уайтекера об угрозах его дочери оставила в душе Шепарда неприятный осадок. Это было непонятно, совсем непонятно.^{70}

Следующая поездка Шепарда в Моуикву состоялась через два дня, 8 ноября. Это было воскресенье, и Пейсли решил составить ему компанию. Пора руководству взглянуть на этого Уайтекера и постараться понять, что им движет и можно ли на него положиться.

Они подъехали к дому Уайтекера в девятом часу вечера. Хозяин выскочил на крыльцо, взъерошенный и возбужденный, и стал настаивать, чтобы Пейсли обращался к нему по имени. Он устроил для агентов экскурсию по всему дому, показал оба гаража и похвалился своими автомобилями. В большом гараже на шесть машин Уайтекер остановился, положив руку на капот красного «феррари».

– Эту я купил совсем недавно, – сказал он. – По правде говоря, купил ее подержанной у нашего президента Джима Рэнделла. Он уступил мне ее по сходной цене.

Пейсли и Шепард восхищались автомобилем, гаражом и всем, что показывал Уайтекер, пока тот не привел в комнату рядом с бассейном. Марк поведал историю Старой усадьбы, вновь упомянув ее прежнего владельца Дуэйна Андреаса. Пейсли с интересом расспрашивал его об истории и архитектуре особняка. Шепард отмалчивался, предоставив начальнику подготовить почву. Наконец он решил перейти к делу и напомнил Уайтекеру о своей просьбе показать визитные карточки конкурентов АДМ, которые участвовали в сговоре о ценах на лизин.

– Да-да, вот они. – Уайтекер протянул ему пачку визиток.

Шепард, сев на кушетку, стал перебирать их. В основном попадались японские и корейские имена. Он переписал их в свой блокнот.

Тем временем Пейсли с Уайтекером стояли у раздвижных стеклянных дверей, ведущих к бассейну. Яркий свет прожекторов придавал окружающему изысканно-неземной вид. Пышный сад был в идеальном порядке. Даже сейчас, осенью, не видно было ни одного неубранного листочка. Обстановка была умиротворяющая и способствовала неспешной беседе. По крайней мере, так она действовала на Уайтекера. Ему было приятно присутствие SAC из ФБР. Он испытывал ощущение, что агенты помогают ему выполнить некую возложенную на него миссию.

Пейсли перевел разговор на расследование.

– Я знаю о том, что вы рассказали Брайану на днях, – начал он. – Мы благодарны вам за вашу готовность помочь и за вашу прямоту. У нас есть вопросы. Возможно, некоторые из них вам уже задавали, но я хочу быть уверенным, что мы все поняли верно и составили из ваших слов полную и законченную картину.

– Да, хорошо, понимаю, – отозвался Уайтекер.

Разговор тек свободно. Уайтекер рассказал о целой серии преступных сговоров.

– До апреля я и понятия не имел о коммерческой стороне дела в АДМ, – объяснил он. – Я занимался чисто техническими вопросами – производством лизина и тому подобным. Но в апреле меня вызвал Мик Андреас и сказал, что я буду работать вместе с Терри Уилсоном.

Уайтекер признался, что эта новость рассердила его. Уилсон руководил переработкой зерновых и ничего не смыслил в лизине. И вообще, с точки зрения Уайтекера, Уилсон был необразован, неотесан и способен лишь пьянствовать, сквернословить да играть в гольф. Уайтекер пытался отказаться, но Мик сказал, что для него это хороший случай изучить деловую сторону деятельности компании.

При первой встрече с Уилсоном, рассказывал Уайтекер, тот ничего не спросил ни о сотрудниках подразделения биопродуктов, ни о самом производстве. Его интересовали только конкуренты компании – их названия и насколько хорошо Уайтекер их знает.

– Спустя пару недель мы с ним полетели в Японию. Это была моя первая командировка как бизнесмена, а не как инженера. Я не знал, зачем мы едем, совершенно не представлял.

Пейсли почесал подбородок:

– А когда вы узнали о цели поездки?

– Да очень скоро. Мы должны были договориться с азиатскими конкурентами о ценах и объемах производства.

Пейсли понимающе кивнул. Он знал, что по-настоящему эффективным ценовой сговор становится лишь тогда, когда производство контролируется полностью. Иначе нераспроданный товар затопит рынок и цены пойдут вниз. Сам факт, что конкуренты на лизиновом рынке обсуждали и цены, и объемы, ясно показывал: они знали, что делают.

В Токио, продолжал Уайтекер, они с Уилсоном встречались с руководителями «Адзиномото» и «Киова хакко когио». Затем они вылетели на гавайский остров Мауи, где вновь встретились с японцами. К ним присоединились представители южнокорейской компании «Мивон».

– В первый день мы просто знакомились, – сказал Уайтекер. – Общались, играли в гольф и все такое. На следующий день начались переговоры.

– Кто выступал от АДМ? – прервал его Пейсли.

– Терри. Терри Уилсон. Он активно консультировался со всеми по ценам и объемам. – Уайтекер откинулся на спинку кресла. – Очень скоро я понял, зачем меня послали вместе с Терри: показать мне, как и что делается на встречах по фиксированию цен.

Следующая встреча, рассказывал Уайтекер, была в июне, примерно пять месяцев назад, в Мехико. В сентябре представители «Адзиномото» приехали в Декейтер, чтобы осмотреть лизиновый завод и убедиться, что АДМ говорит правду о своих мощностях. Это важно для переговоров по объемам производства. Позднее Уилсон и Уайтекер прогулялись по американским заводам «Адзиномото», а несколько недель назад участники сговора вновь встретились в Париже для обсуждения цен и объемов производства.

– Вы принесли копии своих отчетов о расходах, о которых мы говорили? – наклонился к нему Шепард.

– Конечно, вот они, – кивнул Уайтекер. Открыв кейс, он вынул отчеты и вручил их Шепарду.

Пролистав бумаги, Шепард увидел, что они документально подтверждают поездки в Токио, Мехико и Париж. Это было первое доказательство сказанного Уайтекером.

– Кто планирует эти встречи? – спросил Шепард.

– Икэда. Он один из акционеров «Адзиномото».

– И когда следующая?

– Наверное, в январе, – ответил Уайтекер. – Где-нибудь в Азии. Вероятно, окончательное решение примет Икэда.

Фиксирование цен невероятно выгодно для АДМ, сказал Уайтекер. Только в прошлом месяце прибыль на производстве лизина составила два с половиной миллиона долларов, а перед этим компания ежемесячно теряла столько же.

– И все это из-за ценового сговора, – добавил он.

Агенты надавили на Уайтекера, спросив, слышал ли он о фиксировании цен на другую продукцию АДМ. Уайтекер кивнул:

– Как раз в последние выходные Мик Андреас и Терри Уилсон съездили на встречу с конкурентами во Флориду, в ассоциацию «Корн рефайнерс». Днем были обычные переговоры, а по вечерам они встречались без свидетелей, чтобы обсудить цены.

– А как именно были организованы эти встречи? – спросил Пейсли.

– Не знаю. Меня не посвящали в подробности. Сказали только, что ведутся переговоры о ценах.

Пейсли не знал, что и думать. Все выглядело совершенно невероятным. Он никогда не имел дела с такими осведомителями, как Уайтекер. Даже место, где они находились, подчеркивало необычность ситуации, – не лачуга мизантропа-отшельника и не квартира ожесточившегося уволенного служащего, а богатый особняк одного из высших чинов в иерархии АДМ. Уайтекер, несомненно, зарабатывал более чем хорошо. Вряд ли он выигрывал от добровольного сотрудничества с ФБР, а потерять мог все. Пейсли даже не слышал о подобном прецеденте в истории правоохранительных органов.

– Марк, – произнес он осторожно, – я хочу задать вам еще один вопрос.

– Конечно, конечно.

– Почему вы это делаете? Сначала вы солгали насчет телефонной линии и поэтому побаивались нас. А теперь вдруг решили выдать все секреты. Почему?

Уайтекер помрачнел:

– Я не одобряю того, что у нас происходит. Мне это не по душе. Я хочу сказать, что я биохимик, инженер. А меня втягивают в коммерцию, да еще в незаконную, и говорят, что это одна из составляющих бизнеса. Но мне это не нравится.

Агенты слушали, затаив дыхание.

– Мне сказали, что я буду расти вместе с АДМ, стану нераздельной частью компании. Я понимал, что меня вынуждают нарушать закон. Мне приказывали лгать, и я лгал. Но меня это угнетает. – Уайтекер прокашлялся. – Да, я обманул вас, но против воли. И теперь хочу все исправить, хочу очиститься и загладить свою вину. Я не мог объяснить, почему солгал, не рассказав об этих противозаконных делишках. Мне они с самого начала не нравились, но мне приходилось… ну, мириться с ними. Но это мучило меня, и я решил обратиться к вам. Хочу жить с чистой совестью.

Пейсли кивнул. Это было понятно и объясняло, почему Уайтекер нервничал при первой встрече с агентами. В целом ответ Уайтекера удовлетворил его, хотя кое-какие вопросы у него и оставались.

– То есть они парни в черных шляпах,[37] а вы хотите носить белую? – уточнил он.

– Ну да, – отозвался Уайтекер, – что-то вроде.

Настало время выяснить, как далеко готов зайти Уайтекер в сотрудничестве с ФБР.

– Марк, – произнес Пейсли чуть ли не отеческим тоном, – готовы ли вы сделать еще кое-что для нас?

– Конечно. Что именно?

– Не согласились бы вы носить с собой диктофон? Так мы получили бы доказательства тех правонарушений, о которых вы говорите. По-другому теперь не получится. Нам нужна ваша помощь.

Пейсли понимал, что обращается к Уайтекеру с просьбой пойти на риск, и решил быть откровенным.

– Я полностью сознаю, что значит для вас моя просьба, – сказал он. – Вам придется добывать улики против своих коллег по работе. Это, безусловно, нелегко. И к тому же очень рискованно.

Уайтекер несколько раз мигнул.

– Да-а, – протянул он. – Но, знаете, даже если кого-то посадят и все такое, я все равно буду чувствовать, что поступил правильно. Я уверен, что все сотрудники компании поймут меня и будут только уважать меня за это. Они поддержат меня, и, может, в конце концов я стану президентом АДМ.

Пейсли не верил своим ушам. Уайтекер витал в мире фантазий и не представлял, куда суется.

– Марк, вам следует понять, что руководители и акционеры компании, узнав, что вы заварили всю эту кашу, не станут любоваться вашей белой шляпой. Они будут в ярости. Неужели вы всерьез верите, что они сделают вас президентом компании?

– Да, верю. Потому что я поступил правильно.

«Черта с два», – подумал Пейсли. Но его дело предупредить, а если человек не хочет внять предупреждению – что ж, ему с этим жить. К тому же Шепард наверняка вернется к этому вопросу в дальнейших разговорах с Уайтекером.

Остались еще кое-какие детали, сказал Пейсли. Следовало решить, как организовать контакт Шепарда с Уайтекером так, чтобы в АДМ ничего не заметили.

– Как действует голосовая почта у вас в компании? – спросил Шепард.

Обычная почта, пожал плечами Уайтекер. Такая же, как везде.

– Тогда сделаем вот как, – сказал Шепард, отстегнув с пояса миниатюрный пейджер. – Если мне нужно будет связаться с вами, я оставлю вам сообщение на голосовой почте в форме вот такого сигнала.

В комнате эхом отдался пронзительный писк пейджера.

– Этот сигнал будет означать, что вы должны позвонить мне, – продолжал Шепард.

Уайтекер кивнул. Это его устраивало.

Шепард дал ему листок бумаги с номером своего телефона.

– Вот мой служебный номер. Спрячьте его в надежное место и звоните, когда услышите пейджер.

Уайтекер взял бумажку и проводил агентов до двери, где они еще раз поблагодарили его. Он кивнул, довольный своим решением.

На прощание Шепард напомнил Уайтекеру, что на следующий день он должен вести себя на работе как обычно, и сказал, что позвонит ему в течение дня, чтобы договориться, где и как они сделают первую запись.

– Ладно, друг, – улыбнулся Уайтекер. – Тогда и поговорим.^{71}

Шепард выехал из поместья на шоссе. Пейсли безучастно смотрел на окружающие поля. Когда Моуиква осталась позади, он задал вопрос, давно крутившийся у него в голове:

– Ну, и что ты думаешь об этом парне? Как по-твоему, на этот раз он сказал правду?

– Я решил поверить ему. Конечно, сначала он обманул нас, но какой смысл ему врать теперь, когда он сам вызвался помогать?

– Да, но с другой стороны, зачем ему это надо, с его-то положением? Ведь если все раскроется, это будет просто самоубийство.

Оба помолчали, так как не нашли ответа.

– Ну если он согласился, так не отказываться же нам, – подвел итог Пейсли. – Приступим сразу, как только Стаки даст письменное распоряжение. Мы не собираемся ждать, пока этот парень разродится. Нам известно об этих сговорах только с его слов, и чем быстрее мы получим вещественные доказательства, тем лучше.

– Ну… не знаю, – отозвался Шепард, глядя на дорогу.

Не было и восьми утра, когда Уайтекер снова ворвался в кабинет Шевирона, такой же встревоженный, как в предыдущие дни.

– Ты связался с Реджиной из Континентальной телефонной? – спросил он резко.

Шевирон изо всех сил старался не показать, как ему хочется послать Уайтекера куда подальше.

– Нет.

Казалось, что Уайтекер, обычно сдержанный, в это утро вот-вот взорвется.

– Тебе что, наплевать?

– Нет, но я не вижу повода для беспокойства.

– А по-моему, у тебя или у кого-то из руководства просто зуб на меня! – заорал Уайтекер, кипя от злости. – Ты обманываешь меня! Они подключились к обеим моим линиям.

Гнев Уайтекера был таким же показным, как безмятежность Шевирона. Шепард заверил его, что домашняя линия не прослушивается. Но чтобы избежать подозрений, он делал вид, что не знает этого. Шевирону до смерти надоели истерики Уайтекера, и он не скрывал недоверия. Но лишние скандалы ему, начальнику службы безопасности, ни к чему. Вздохнув, он сказал:

– Дай телефон этой Реджины. Я свяжусь с ней.

– Ну то-то же, – бросил Уайтекер и выскочил из кабинета. Через несколько минут он позвонил секретарше Шевирона и сообщил номер Реджины.

В половине одиннадцатого Уайтекер снова был в кабинете Шевирона. По его поведению всякий бы решил, что для Уайтекера нет ничего важнее этого звонка.

– Ну, позвонил?

– Нет еще. Времени не было.

Именно этого Уайтекер и добивался.

– Не думай, пожалуйста, будто я не понимаю, что происходит! – завопил он. – Ты работаешь на ФБР!

Шевирон поднял руки вверх:

– Не смеши меня. Я вот что сделаю, Марк: позвоню Шепарду и спрошу его самого.

Уайтекер уселся в кресло, а Шевирон отыскал номер Шепарда в справочнике и стал тыкать в кнопки, пытаясь сдержать гнев.

– ФБР.

Шевирон узнал голос Шепарда.

– Брайан, это Марк Шевирон. У меня тут сидит Марк Уайтекер, и у него проблема.

Бросая злобные взгляды на Уайтекера, он изложил историю со звонком из Континентальной телефонной.

– У вас в конторе я спрашивал, какую линию у него дома вы задействовали, и вы сказали, что только служебную. А на самом деле?

– Без комментариев, – отозвался Шепард.

Аппаратура была установлена на обеих линиях, но она не прослушивала разговоры, а только регистрировала входящие и исходящие звонки. Однако объяснять это посторонним он не имел права.

Шевирону хватило и этого. Это «без комментариев» убедило его, что в пятницу агенты солгали.

– Ладно, не отвечай, – сказал он. – Мне и так все ясно. – Он бросил трубку. Он посмотрел на Уайтекера: – Марк, похоже, ты прав. По-видимому, они подключились к обеим линиям.^{72}

Уайтекер вскочил.

– Я знал, знал! – выпалил он. – Они обещали, что установят эту штуку только на одной линии. Они обещали!

– Понимаю, Марк, – Шевирон снова вскинул руки. – Они и мне так сказали. Но они обманули нас, скорее всего.

– Я так и знал! Так и знал! Я знал, что нельзя обращаться в ФБР. Я говорил это всем, но вы и слушать не хотели!

Шевирон попытался успокоить Уайтекера, но ничего не вышло. Когда Уайтекер убежал, он отправился к Рейзингу и ввел его в курс дела.

Прежде чем ответить, Рейзинг долго смотрел на Шевирона в упор.

– Из твоего рассказа вывод один: ты не справляешься со своими обязанностями. Ты не можешь проследить за тем, что делает ФБР.

Шевирон почувствовал, что с него хватит. К моменту, когда он покинул кабинет Рейзинга, решение было принято: АДМ выходит из игры и больше не будет сотрудничать с ФБР.

Вскоре он снова позвонил Шепарду и выложил ему все – и как он, поверив агентам ФБР, выставил Уайтекера лжецом перед руководством компании, и как это привело к тому, что теперь руководство не доверяет ему и что ему грозит увольнение.^{73}

– АДМ не хочет больше участвовать в расследовании, – сказал он. – Я не стану выполнять ваших указаний и буду переадресовывать их Рейзингу.

Шевирон дал отбой. Он был не в настроении продолжать разговор. Спустя четыре часа, в 15.25, раздался звонок. Звонил Дин Пейсли.

– Брайан только что сообщил мне о твоем звонке, – сказал Пейсли. – Не пойму, что ты так вскипятился. Какая муха тебя укусила?

Шевирон взвился, будто его и в самом деле укусили.

– Я понимаю, вы не можете откровенничать со мной обо всем. Но я уже сказал Брайану: я не потерплю, чтобы мне врали. Не обманывайте меня, и я не буду обманывать вас.

Он рассказал о звонке Реджины и подчеркнул, что Стаки утверждал прямо противоположное. Он сказал, что назвал Уайтекера лжецом перед самим Дуэйном Андреасом, а теперь из-за ФБР выглядит круглым дураком.

– Мне больше не доверяют, – прибавил Шевирон. – Сказали, чтобы я в это дело не совался и что его передадут юридическому отделу.

Пейсли объяснил, отчего они не могли сказать Шевирону правду. По-видимому, кто-то из служащих АДМ ведет подрывную деятельность. Понятно, что это сугубо секретная информация. Но теперь ему надо знать точно, какую позицию занимает АДМ.

– Ты хочешь сказать, что ваша компания отказывается сотрудничать с ФБР по вопросу, с которым сама к нам обратилась?

– Да, – ответил Шевирон.

– И ты уполномочен сделать мне такое заявление официально от лица всей компании?

– От юридического отдела. Так сказал Рик Рейзинг.

– Нет, постой, – упорствовал Пейсли. – Значит, с какой бы просьбой в связи с этим расследованием мы к вам ни обратились, вы ни за что и ни при каких обстоятельствах не пойдете нам навстречу? Ты это хочешь сказать?

Шевирон насторожился. Чего Пейсли добивается? Он ответил осторожно:

– Не могу поручиться, что Рейзинг сформулировал бы нашу позицию именно так. Скорее, он имеет в виду, что мы берем свою жалобу назад.

– Это несерьезно, Марк, – фыркнул Пейсли. – Ты же понимаешь, что федеральное расследование нельзя вот так взять и остановить. Если Бюро его начало, то обязано довести до конца.

Что-то подсказало Шевирону, что лучше ответить уклончиво.

– Я хочу сказать только то, что меня отстранили от этого дела. У меня такое чувство, что мне больше не доверяют, и это не моя вина. Обращайтесь к Рейзингу.

Пейсли сказал, что свяжется с Рейзингом, и разговор закончился. Шевирон задумчиво смотрел на телефонный аппарат. Он не совсем понимал Пейсли, но что-то в его словах беспокоило начальника службы безопасности.^{74}

В сорока милях от него Пейсли тоже повесил трубку. Затем потянулся к магнитофону, включенному несколько минут назад, и нажал кнопку «стоп». Бобины замерли.^{75}

В то утро ФБР стало записывать все переговоры с АДМ, начиная со второго звонка Шевирона Шепарду. Агенты предполагали, что компания хочет прекратить расследование по делу Фудзивары, опасаясь раскрытия преступной деятельности, о которой рассказал Уайтекер. Но для того чтобы доказать, что компания препятствует отправлению правосудия, требовались улики. В качестве таковых было решено использовать магнитофонные записи разговоров агентов с представителями АДМ.

Пейсли извлек кассету из магнитофона и отослал ее в помещение, на двери которого висела табличка «Техник ЭЛНАБ», то есть сотрудник, ведающий записями электронного наблюдения. Доставленная кассета была зарегистрирована под номером 1В2. Пейсли не сомневался, что в недалеком будущем она будет востребована.

В тот же день Уайтекер набрал номер внутренней голосовой почты и ввел свой код. Он прослушал несколько сообщений и нажал кнопку, вызывая следующее.

«Биип».

Уайтекер тут же нажал две клавиши. Электронный голос произнес: «Сообщение удалено».

Марк прошел в ближайший конференц-зал, где никто не помешает ему говорить с Шепардом. Вряд ли у агента уйдет много времени на то, чтобы сообщить, когда они встретятся, чтобы сделать первую запись участников ценового сговора.^{76}

Уайтекер свернул с Першинг-роуд на стоянку отеля «Бест вестерн Шелтон», недалеко от центра Декейтера. Проехав отель, он остановился около пиццерии «Шейкиз», которая пользовалась той же стоянкой. Двухэтажное бежевое с зеленым здание отеля ничем не выделялось среди тысяч других таких же безликих гостиниц, разбросанных по всей стране и предлагавших усталым путникам бесплатное кабельное телевидение и кондиционер.

Уайтекер запер машину, запахнул пальто поплотнее и направился к отелю. На улице ему было неуютно: любой проезжающий мог заметить его, а то и узнать. Правда, уже темнело, хотя не было и шести вечера.

В вестибюле он осмотрелся и сморщил нос. Что за убожество! Помещение было маленьким; спрятанные в нишах светильники тускло освещали его, придавая мрачноватый и запущенный вид. Но в определенном смысле так было лучше. Сюда наверняка не заглядывает никто из людей его круга.

– Чем могу служить? – спросил портье.

– Спасибо, ничего не нужно. Просто жду приятеля.

Минуту спустя он увидел, как через боковой вход в вестибюль входит Шепард в плаще-тренчкоте. Он направился прямо в коридор и остановился у телефонов-автоматов. Уайтекер подошел к нему.

– Привет, – произнес он придушенным голосом. – Как дела?

– Прекрасно, прекрасно. Слушайте, сегодня мы не сможем снять комнату, но я все равно хочу, чтобы вы кое-кому позвонили.

Уайтекер недоуменно уставился на него.

– Ладно, – отозвался он неуверенно. – А с какого телефона?

– С одного из этих, – кивнул Шепард на ряд автоматов в вестибюле.

«Прямо здесь? На виду у всех?» – подумал Уайтекер. Он не понимал, что происходит. У Шепарда не в порядке кредитная карта?

Шепарду и самому не слишком нравилась мысль, пришедшая им в голову в последний момент, когда кто-то в отделении сказал, что разговаривать по гостиничному телефону опасно. Что, если у человека, которому они будут звонить, есть определитель номера? Звонок из отеля может вызвать подозрения.

Уайтекер огляделся:

– Не знаю… Здесь как-то неудобно…

– Сейчас я не могу предложить ничего лучше.

Открылась боковая дверь, ведущая в бассейн. Один из постояльцев прошел мимо, извинившись, и направился в ресторан «Честнат» при гостинице. Когда он скрылся за дверью, Шепард посмотрел на Уайтекера:

– Давайте поговорим в машине.

Они вернулись на стоянку и забрались в автомобиль Шепарда. Агент просверлил Уайтекера взглядом.

– Очень важно, чтобы вы позвонили сегодня, Марк, – сказал он.

ФБР требовалось доказательство того, что Уайтекер говорит правду.

– Хорошо, – кивнул Уайтекер. – Что я должен сделать?

Шепард вынул из кармана небольшой диктофон. Он выглядел как обычный кассетный магнитофон, но такие устройства имелись только у ФБР. К нему был подсоединен проводок с маленьким микрофоном.

– Прижмите микрофон к приемному концу трубки. На нем есть зажим, но прикреплять его к трубке не надо, просто держите микрофон рядом с ней, а я буду держать диктофон.

– Хорошо.

– У вас с собой номера телефонов ваших конкурентов?

– Да, есть. Я принес их.

Уайтекер достал листок с номерами. Шепард просмотрел их, и они обсудили, кому звонить и что говорить. Первой жертвой выбрали сотрудника компании «Киова хакко» по имени Масару Ямамото, или Масси, как называл его Уайтекер.

Открыв кейс, Шепард вынул документ с кодом FD-472 и объяснил, что это разрешение на запись телефонного разговора. Затем он вручил Уайтекеру документ FD-473 – разрешение на ношение записывающего устройства. Само устройство, добавил Шепард, он передаст в следующий раз.^{77}

Они вернулись в вестибюль. Шепард держал записывающее устройство, а Уайтекер, пристроив к трубке микрофон, набрал ноль.

Ему ответил оператор телефонной станции Иллинойса. Уайтекер заказал разговор с Японией, и его переключили на оператора «Эй-ти-энд-ти». Он продиктовал одиннадцать цифр кода и четырнадцать цифр нужного ему номера.

Мужской голос сообщил по-японски, что Уайтекер попал в фармацевтическое подразделение компании «Киова хакко».

– Хорошо, – отозвался Уайтекер. – Могу я поговорить с господином Ямамото?

Японец перешел на английский:

– Вы не скажете свое имя?

– Скажу. Я Марк Уайтекер.

Наступила пауза, во время которой играла легкая музыка.

Наконец Ямамото подошел к телефону.

– Слушаю? – произнес он на ломаном английском.

– Господин Ямамото?

– Да-да, я Ямамото. Здравствуйте. Как вы живете?

Они обменялись любезностями. Уайтекер извинился за то, что не сразу ответил на предыдущий звонок японца. Он сказал, что уезжал по делам и завтра опять уедет.

– На этой неделе связаться со мной практически невозможно, – сказал он.

– О, мне понятно. Как ваши продажи?

(Не прошло и тридцати секунд, как разговор свернул на продажи.)

– Вполне успешно. А как у вас?

– Тоже хорошо.

Ямамото пожаловался, что кое-кто предлагает слишком низкие цены на лизин. В это время мимо Уайтекера прошла пожилая женщина, с удивлением заметившая микрофон, который он держал возле трубки. Уайтекер почувствовал неловкость. Может, женщина решила, что он шпионит за женой. Он отвернулся, не зная, что тем самым усилил звучание собственного голоса на пленке.

– Господин Икэда сказал мне, что вы собираетесь встретиться тридцатого ноября с корейцами.

– Да-да.

– Очевидно, в Корее?

– Да, в Сеуле.

Разговор шел в нужном направлении.

– А потом состоятся переговоры, в которых буду участвовать я и, наверное, кто-нибудь еще из нашей компании. Может быть, даже Мик Андреас. Это будет в начале января, да?

– Да, будет, может быть, – ответил Ямамото. – Тогда и обсудим планы девяносто третьего года.

Уже горячо.

Уайтекер решил, что не мешает уточнить, о каких именно планах на 1993 год идет речь.

– Да-да, – сказал он. – Поговорим о ценах и объемах продаж.

– О!.. Мм…

– Встреча будет в Гонконге или Сингапуре, если не ошибаюсь?

– Да-да, правильно.

Говорил Уайтекер, а Ямамото ни разу ему не возразил. Конкуренты собираются обсуждать и цены, и объемы продаж, – для ФБР это весомое доказательство.

Ямамото к тому же упомянул о том, что, по отзывам клиентов, АДМ продает продукцию по заниженным ценам, а это нарушает их договоренность.

– Может, эти клиенты делают какой-то обман, – сказал Ямамото, – мы не знаем.

– Да, клиенты иногда хитрят, – согласился Уайтекер.

– Но мы должны делать хорошо для хороших клиентов, – продолжал Ямамото. – Для больших клиентов нужны большие цены, вы так думаете?

– Да-да, я согласен.

И тут Ямамото выдал нечто поистине ценное:

– Лучше поговорить заранее, понимаете ли, чтобы поддержать цену в один доллар пять центов в США и два с половиной доллара в других странах.

Ну прямо джекпот![38] В одной фразе Ямамото сформулировал всю суть сговора о ценах. Уайтекера даже в жар бросило.

Разговор продолжался еще несколько минут. Ямамото поздравил Уайтекера с повышением.

– С успехом вас! До быстрой встречи.

– До встречи, Масси.

– Пока.

Уайтекер отсоединил микрофон и повесил трубку. Затем он повернулся к Шепарду. Ему не терпелось передать агенту слова Ямамото.^{78}

Примерно без четверти семь Шепард и Уайтекер вернулись на стоянку. Уайтекер сделал еще несколько звонков, но связаться удалось только с Икэдой и Мимото из «Адзиномото».^{79} Икэда подтвердил все, что Ямамото говорил о предстоящих встречах, а Мимото не успел сказать ничего интересного, как кончилась магнитофонная пленка. И все же Уайтекер был счастлив.

В автомобиле Шепарда он несколько минут пересказывал ему содержание состоявшихся разговоров.

– Марк, это именно то, что нам нужно, – сказал Шепард. – Это подтверждает все, что вы говорили.

Уайтекер улыбнулся.

Шепард заполнил еще несколько бланков, касающихся записи разговоров, в том числе «форму FD-504b», где указывались день и час, когда была произведена запись.^{80} Покончив с документами, он спросил Уайтекера, что происходило в АДМ в последнее время. Уайтекер рассказал ему о событиях прошедшего дня и добавил:

– Есть еще одно дело.

– Какое?

– Всем топ-менеджерам АДМ известно, что Марк Шевирон тайно записывает разговоры клиентов, останавливающихся в «Декейтер Клаб».

– Что это значит?

– В «Декейтер Клаб» АДМ постоянно снимает номер для клиентов из других городов. Я слышал, что там установлен «жучок». Так что когда мы ведем переговоры с приезжими партнерами, то знаем, что они думают на самом деле.

– Откуда вы это узнали? – спросил Шепард.

– Ну, в компании ходят слухи. И потом, моя секретарша Лиз раньше работала у Шевирона и рассказала, что ей приходилось перепечатывать эти записи.

Шепард просмотрел свои заметки. Если АДМ занималась тайным наблюдением, это основание для отдельного расследования.

– На сегодня у меня все, – сказал он. – Спасибо за помощь. Я прослушаю записи и свяжусь с вами.

Уайтекер распрощался и пересел в свою машину. Он свернул налево, в сторону Южного 51-го шоссе, перебирая в уме события этого вечера. Наконец-то ФБР убедится, что он сказал правду о фиксировании цен. Теперь у Шепарда есть основания для возбуждения дела.^{81}

Он улыбался. Скоро все закончится. Агенты ФБР получат от него все, что им нужно, и оставят в покое. Он сможет вернуться к своей работе. Возможно, это произойдет уже через несколько дней, думал он.

Взволнованный Шепард вел машину по Першинг-роуд. Все складывалось удачно. Теперь имеется доказательство ценового сговора. Но расследование только начиналось. Для того чтобы предъявить обвинение, нужны и другие материалы, так что Уайтекеру придется записывать и записывать. Шепард знал, что ФБР нескоро оставит Уайтекера в покое.

Глава 4

Вокруг расстилались уходящие в темноту гектары пахотной земли. Ночной ветер подхватывал косые струи дождя и с силой бросал их в ветровое стекло автомобиля Пейсли. «Дворники» почти не помогали. Дождь лил с самого утра, а теперь дорогу заволокло клочьями тумана. Обычно на этом монотонном участке 72-го шоссе между Декейтером и Спрингфилдом мало кто справлялся с искушением превысить разрешенную скорость в шестьдесят пять миль в час. Но в тот вечер 9 ноября 1992 года распоясавшаяся погода заставляла терпеть, и Пейсли ехал со скоростью пятьдесят пять миль в час.^{82}

Часовая стрелка приближалась к одиннадцати. С тех пор как Шепард зарегистрировал сделанные Уайтекером записи, прошло больше трех часов.^{83} Теперь эти кассеты были в портфеле Пейсли на переднем сиденье. Шепард позвонил Пейсли, и тот почти сразу направился в Декейтер за свежими новостями. Рассказ Шепарда развеял почти все сомнения в существовании сговора. А Уайтекер между делом навел их еще на один след – незаконную прослушку в «Декейтер Клаб».

Пейсли пересек границу округа Мейкон. Обычно в этом месте, устав от долгого пути, он включал радио и слушал какое-нибудь из полюбившихся вечерних ток-шоу. Но в этот вечер было не до ток-шоу – он погрузился в размышления.

Он не понимал Уайтекера. Его бездумная готовность к сотрудничеству с ФБР настораживала. Уайтекер свидетель ненадежный, чтобы не сказать хуже. Пройдет время, может, совсем немного времени – и он осознает, что сотрудничество ему обойдется слишком дорого. И чтобы не упустить этот момент, нужно внимательно за ним присматривать.

Пейсли смотрел на линии разметки, белевшие в свете фар, и обдумывал то, что сказал Уайтекер о «Декейтер Клаб». Это дело представлялось ему еще менее перспективным, чем остальные. Уайтекер не сообщил ничего, кроме слухов. Если ФБР начнет расследование, в АДМ сразу же поймут, откуда ветер дует, и заподозрят предательство. Они могут даже прекратить переговоры о ценах.

Пусть это дело отлежится, решил Пейсли. Гораздо важнее расследовать фиксирование цен. Кроме того, надо разобраться с Фудзиварой и с сообщением Уайтекера о промышленном шпионаже. Нельзя хвататься за все сразу. «Декейтер Клаб» подождет, – может, со временем Уайтекер раздобудет более определенные сведения.

Расследование и без того разрослось и стало не по плечу всего одному агенту. В Нью-Йорке или Чикаго на него бросили бы дюжину агентов. Шепарду нужен помощник.

Когда Пейсли добрался до моста через реку Сангамон на окраине Спрингфилда, у него созрело решение. Завтра он попросит у руководства выделить людей в помощь. Если ему откажут, придется перекинуть на это расследование кого-нибудь из подчиненных ему агентов. Так или иначе, но через сутки Шепард обязательно получит хотя бы одного помощника.

Однако, сворачивая с 72-го шоссе, он все еще гадал, кто станет этим помощником.

«Как ваши продажи? – Вполне успешно. А как у вас?»

Голос Уайтекера доносился из плеера на столе Дона Стаки. Руководитель спрингфилдского офиса ФБР слушал, откинувшись в кресле; рядом стоял его помощник Джон Хойт. Напротив Стаки сидел Пейсли, переводивший взгляд с плеера на своих руководителей и назад. Он надеялся, что запись убедит их в необходимости подключить к делу АДМ больше агентов.

Прослушивание длилось почти час. Затем Стаки, вертевший в руках ручку, выпрямился.

– Да, похоже, там и вправду творится что-то из рассказанного вашим источником, – сказал он, глядя на Пейсли. – Так какой у тебя план действий?

– Если это то, что мы думаем, Брайану придется оставить остальные дела, и все равно он не справится в одиночку. Я считаю, этим должны заниматься трое.

– Так уж и трое? – поморщился Стаки.

Пусть не трое, ответил Пейсли, но должен быть резерв, чтобы подменить Шепарда, если тот заболеет, или уйдет в отпуск, или будет давать показания по другому делу.

В довершение всего, в расследовании возникли новые осложнения. Как раз этим утром Кевин Корр записал свой разговор с главным юридическим советником АДМ Ричардом Рейзингом, который сообщил, что приказ прекратить сотрудничество с ФБР по делу Фудзивары отдал сам Дуэйн Андреас. В том, что действиям ФБР ставил помехи сам глава АДМ, не было ничего удивительного.

Хойт поддержал просьбу Пейсли.

– Ну что ж, – резюмировал Стаки. – Пока дадим Брайану одного помощника, а там посмотрим.

Пейсли кивнул. Для начала и это неплохо.

– И кого ты наметил в помощники?

Пейсли размышлял над этим всю ночь, и ответ был у него готов.

– С одной стороны, нужен агент, который справится с заданием наилучшим образом, – сказал он. – С другой стороны, он должен сработаться с Шепардом. Новичок или молодой сотрудник тут не годится.

– Так кого же ты рекомендуешь?

– Джо Везеролла. Он очень добросовестен и работал с Шепардом раньше.

Все они хорошо знали Везеролла, надежного сотрудника, своего рода Джо Фрайдея.[39] Он был SAC резидентуры ФБР в Шампейне, которая подчинялась спрингфилдскому офису и находилась в сорока с лишним милях от Декейтера. По работе Везероллу приходилось бывать в Декейтере, но руководители АДМ вряд ли были с ним знакомы.

Везеролл работал в ФБР уже несколько десятилетий. В свои пятьдесят четыре года он имел право уйти в отставку, однако никто не слышал, чтобы он собирался уходить в ближайшем будущем. Крупный лысеющий человек с кустистыми бровями, он возвышался над землей на шесть футов и три дюйма и весил около двухсот двадцати фунтов. Грозный вид и голос Везеролла производили устрашающее впечатление, но это был добрый великан. Он окончил Вест-Пойнт,[40] провел некоторое время на армейской службе^{84} и славился отсутствием амбиций, о чем говорило то, что его всегда звали Джо и никогда Джозефом или Джои. Даже в его свидетельстве о рождении было написано: Джо Альберт Везеролл-младший.

В работе Везеролл был чрезвычайно скрупулезен и придирчиво следил за тем, чтобы все шло строго по плану. Когда коллеги допускали небрежность в работе, Везеролл мягко журил их, повторяя свою излюбленную фразу: «Во Вьетнаме невнимательность к мелочам означала, что тебе крышка». Авторитет и сильный характер Везеролла превращали обычное утверждение в уничтожающий упрек.

Стаки и Хойт с энтузиазмом поддержали кандидатуру Везеролла. Вернувшись в свой кабинет, Пейсли тут же позвонил ему:

– Привет, Джо, как дела? Слушай, хочу сделать тебе предложение.

Два дня спустя, около шести вечера, Шепард и Везеролл молча шли по коридору пятого этажа декейтерского отеля «Холидей-Инн». Остановившись около одной из дверей, Шепард вытащил из кармана взятый у портье «электронный ключ» и вставил карточку в замок. Дверь открылась, агенты вошли.

Первым делом Шепард направился к телефону и набрал номер голосовой почты Уайтекера.

– Пять – четыре – семь, – произнес он.

И положил трубку.

На другом конце города Уайтекер выехал из подземного гаража АДМ и повернул на Эльдорадо-стрит в направлении от центра. В начале седьмого, согласно полученным от Шепарда инструкциям, он вызвал голосовую почту с автомобильного телефона. Пропустив несколько поступивших сообщений, он услышал голос, назвавший трехзначное число. Это был номер комнаты отеля, где его ждал агент ФБР. Уайтекер отключил телефон.

Везеролл спокойно сидел за столом в комнате отеля. Шепард, в отличие от него, не мог усидеть на месте. Раздался стук в дверь. Шепард ответил, и в комнату вошел Уайтекер.

– Привет, друг, – сказал он. – Прошу прощения, что чуть опоздал: в коридоре были люди, и я ждал, пока они разойдутся. Не хотелось, чтобы меня видели входящим сюда.

– Все правильно, Марк, – отозвался Шепард. – Очень предусмотрительно.

Уайтекер оглядел комнату и заметил массивную фигуру. Шепард предупредил, что на встречу придет еще один агент, и все же Марку стало не по себе. В этом человеке ему почудилась угроза – и не только из-за его габаритов. Он держался со строгой педантичностью, которая соответствовала укоренившемуся у Уайтекера представлению об агентах ФБР.

– Марк, это специальный агент Джо Везеролл из нашего отделения в Шампейне, – представил его Шепард. – Он будет работать со мной над этим делом.

Уайтекер улыбнулся и обменялся с Везероллом рукопожатием.

– Приветствую, – сказал он – Как поживаете?

– Замечательно, – откликнулся Везеролл. – Рад знакомству.

Везеролл говорил кратко и отрывисто. Он не любил болтовни и был куда флегматичнее Шепарда. Но выглядел он дружелюбно, и Уайтекер успокоился.

Везеролл пересел на кровать, а Уайтекер занял его место за столом против Шепарда.

Несколько минут Шепард с Уайтекером болтали о погоде, о семейных делах и прочих посторонних предметах. Везероллу это было не по нутру, ему хотелось поскорее приступить к делу. Но он понимал, что Шепард избрал такую тактику неслучайно и что она оправдывала себя.

Наконец Шепард перешел к делу. Он попросил Уайтекера разъяснить подтекст некоторых высказываний в его разговоре с Мимото. Слушая Уайтекера, он записывал его слова. Затем он захлопнул блокнот.

– Не хотите сообщить еще что-нибудь?

Уайтекер кивнул.

– Компанию очень беспокоит ваше присутствие, – сказал он. – Это началось, как только вы стали опрашивать сотрудников.

За два дня до этого Уайтекер летал в Мексику вместе с Джимом Рэнделлом и несколькими другими руководителями АДМ.

– Когда мы проходили таможню, Рэнделл сказал, что отныне АДМ будет вести дела по всем правилам. – Уайтекер взглянул на агентов. – А потом добавил, что, по его мнению, наша компания ФБР не по зубам. Он сказал, что Дуэйн сильнее, чем думают некоторые.

Но, заметил Уайтекер, нет сомнений, что в дальнейшем АДМ собирается действовать в рамках закона.

– Это крутой поворот в нашей политике. Рэнделл сказал, что Мик, по всей вероятности, сообщит об этом завтра. Пока это большой секрет, и он просил меня не забыть удивиться, будто я слышу новость впервые.

Уайтекер взглянул на Везеролла. Тот не сказал ни слова.

Примерно в два часа дня, продолжил Уайтекер, он звонил в офис и говорил с Миком Андреасом.

– Мик стал говорить о том, как много сил и средств вложила АДМ в мое подразделение и как много я значу для компании. Он долго распространялся о том, что у меня все шансы стать в будущем президентом компании, потому что его отец и Рэнделл не молодеют.

Шепард записал и это.

– Потом он сказал, что с сегодняшнего дня все будет иначе. Он сказал: «Марк, мы будем вести дела так, как ты привык. Мы решили, что тебе не стоит ехать в Японию в январе. Так что не звони им больше».

– А как насчет фиксирования цен? – спросил Шепард.

– Оно прекратилось, – пожал плечами Уайтекер. – Так сказал Мик. Мы больше не будем участвовать в ценовом сговоре.

Шепард задал еще несколько вопросов, Везеролл отмалчивался. Шепард сказал Уайтекеру, что принес для него диктофон и хочет показать, как им пользоваться. Это был микрокассетный диктофон, похожий на обычные диктофоны для офисов. Шепард объяснил, какие кнопки нажимать и как проверить, работает ли аппаратура.

Затем он поместил устройство с прикрепленным к нему маленьким микрофоном во внутренний карман пиджака Уайтекера. Догадаться о наличии диктофона, не заглянув в карман, было нельзя.

– На работе держитесь свободно и естественно, – сказал Шепард. – Не думайте о том, что у вас при себе записывающее устройство. А теперь проиграем несколько возможных ситуаций, чтобы вы знали, что делать в том или ином случае.

К концу вечера Уайтекер вполне освоился с устройством. Одернув пиджак, он пожал агентам руки. Шепард сказал, что скоро свяжется с ним. Кивнув, Уайтекер вышел.^{85}

Шепард разворошил постель, чтобы горничная не удивлялась, почему на ней никто не спал. На всякий случай они с Везероллом подождали несколько минут, прежде чем уйти.

Везеролл посмотрел на Шепарда.

– Ты веришь всему, что он тут наговорил? – спросил он.

В понедельник в 21.10 в доме Шепарда раздался звонок. Звонила телефонистка их офиса Джин Флинн.

– Брайан, – сказала она, – тут звонил Марк Уайтекер и сообщил, что работает с тобой над одним делом.

Шепард еще днем оставил для Уайтекера сообщение на его голосовой почте, но ответа не получил. Очевидно, Уайтекер решил сделать это вечером. Узнав у Флинн, с какого телефона звонил Уайтекер, он набрал номер:

– Марк? Это Брайан. Что вы хотели сказать?

С Уайтекера слетела всякая учтивость.

– Брайан, что вам от меня надо? – резко спросил он, понизив голос. – Когда вы оставите меня в покое?

«Так, началось», – подумал Шепард. Кажется, Уайтекер вовсе не случайно обмолвился о том, что с фиксированием цен покончено, то есть пошел на попятный. Очевидно, сдали нервы. Шепард попытался успокоить его, но Уайтекер ничего не хотел слушать.

– Я сообщил вам все, что знал, – заявил он. – Я доказал, что говорил правду. Записи подтверждают это. Я сделал все, что вы просили, и теперь мне надо заниматься своей работой. Не знаю, что еще вы от меня хотите.

– Марк, нам предстоит сделать еще очень много, – сказал Шепард. – Пока что вы у нас единственный свидетель. Больше мы ни с кем не можем говорить об этом деле. Вы же знаете, что это очень важно и что мы по-прежнему нуждаемся в вашей помощи.

Уайтекер вздохнул. Он звонил из телефона-автомата административного здания пивоваренной компании «Курс брюинг», в Голдене, штат Колорадо. Уайтекер приехал сюда, чтобы прощупать почву на предмет возможной сделки между компаниями. День прошел хорошо – он занимался только своим бизнесом, забыв о всяких правоохранительных проблемах. Но вечером, проверяя поступившие на его почту сообщения, он снова услышал пейджер Шепарда. Этот парень вцепился в него, как собака в кость.

– Не знаю, Брайан, смогу ли я вам помогать. Мы с Джинджер решили, что я попрошу перевода в Мексику. А если не переведут, то я, наверное, уйду из АДМ.

– А зачем переводиться в Мексику, Марк? Что это даст?

Уайтекер явно хотел отделаться от Шепарда и придумал этот перевод как предлог. Он тяжело дышал.

– Мне придется обратиться к адвокату, – проскрипел он. – Вы, парни, разрушаете мою семью.

– Кто разрушает, Марк?

– ФБР.

– Каким образом?

– Вы просто используете меня, и вам плевать, что со мной будет. Я честно рассказал вам все, что знаю.

Шепард начал говорить, но Уайтекер прервал его:

– Я приехал сюда по делу, по законному делу. Поймите, парни, у меня работа и я не могу тратить все свое время на выполнение ваших поручений.

– Я понимаю это, Марк. Нам надо обсудить этот вопрос… – попытался урезонить Уайтекера Шепард, но тот вновь прервал его.

– Вы ни о чем не думаете, кроме своего расследования. Вас не волнует, что оно навредит и мне, и Мику Андреасу, и еще многим невинным людям.

Шепард, записывавший разговор в блокнот, подчеркнул выражение «невинные люди».

– Я поступал так, как мне велели, – продолжал Уайтекер. – И уверен, что, если бы обратился к адвокату, тот посоветовал бы мне не разговаривать с вами. Я всего-навсего хочу заниматься своим делом, честно и добросовестно. Больше мне ничего не надо.

– Марк, вам-то, возможно, больше ничего не надо, но вас ведь снова втянут в сделки с фиксированием цен, и вы сами об этом знаете.

– Нет, не втянут. Я же говорил: все меняется. Когда к нам пришло ФБР, мы поняли, что нельзя вести дела по-старому. Теперь у нас совсем другая политика, другой подход к делу.

– Марк, вы же понимаете, что нельзя изменить всю политику компании в одночасье. Вы говорите это просто потому, что хотите от нас отделаться.

– Вы ошибаетесь. Фиксирования больше не будет. Абсолютно. Мы даже собираемся снизить цену на лизин, чтобы вести дела по-честному. И когда мы сделаем это, то, уверяю вас, наши конкуренты будут в ярости, особенно японцы. Так что договариваться с ними мы уже ни о чем не сможем.

– А как насчет других отделов компании? Там все останется по-прежнему?

– Я не знаю, что происходит в других отделах. Не имею представления.

Уайтекер снова противоречил самому себе. Всего неделю назад он говорил Шепарду и Пейсли о том, что переработчики кукурузы тоже, по всей вероятности, сговариваются с конкурентами о ценах. А сейчас он твердит, что не ведает об этом ни сном ни духом. Шепард решил высказаться начистоту:

– Марк, вы же рассказывали нам о проблемах в других отделах. Вы сообщили нам много интересного. Вы знаете гораздо больше, чем говорите.

Марк закрыл глаза, борясь с охватившим его отчаянием.

– Послушайте, – сказал он, – я ничего не знаю. Я не хочу больше иметь дел с ФБР.

И дал отбой.^{86}

Он стоял возле телефона, и его трясло. Все летело к чертям. Вот уж не думал он, что ФБР так вцепится в него. Что им нужно? Он же не собирается, черт побери, становиться профессиональным агентом. Он хочет заниматься своей работой. Он отдал им аудиозапись. Он сделал достаточно.

Почему этот Шепард не может оставить меня в покое?

На третьем этаже ничем не примечательного административного здания в центре Спрингфилда сорокалетний федеральный обвинитель Байрон Кадмор знакомился с материалами одного из уголовных дел. Будучи первым помощником окружного прокурора Центрального Иллинойса, он просматривал почти всю документацию по крупным преступлениям, совершавшимся в этой части штата, и добавлял к ней немало документов собственного изготовления.

Чтобы упорядочить нескончаемый поток бумаг, вдоль стен стояло около десятка дубовых шкафов, набитых бордовыми складными папками. У Кадмора все было отлажено безупречно. Он неизменно носил темный костюм и накрахмаленную рубашку и не терпел беспорядка ни на письменных столах, ни в головах. Служащие правоохранительных органов, приходившие к Кадмору по делу, знали, что к разговору надо подготовиться, иначе не будет ни помощи, ни совета. Атлетически сложенный юрист был с головой погружен в работу, и времени на забавы и болтовню у него не было. Даже заключенные, к которым Кадмор наведывался, называли его «Каменным лицом».

Зазвонил один из телефонов. Кадмор взглянул на мигавшую лампочку, но не пошевелился. Трубку сняла секретарша. Лампочка продолжала мигать. Секретарша сообщила, что звонит Брайан Шепард из ФБР.

– Я возьму трубку, – ответил Кадмор.

Но прежде чем начать разговор, он подкатил в кресле к одному из шкафов и извлек из него папку с делом АДМ. Папка впервые легла на его стол несколько недель назад, на следующий день после того, как Уайтекер сообщил Шепарду о фиксировании цен. С тех пор Кадмор был кем-то вроде серого кардинала и по мере надобности обеспечивал Шепарда полезными советами. Кадмору и раньше приходилось работать с Шепардом, и он уважал его. Агент был усердным работником и, кроме того, отличался пунктуальностью. Поэтому прокурор был уверен, что Шепард по пустякам звонить не станет.

Кадмор положил папку на стол, достал блокнот и записал дату. Приготовившись, он нажал мигающую клавишу телефона.

– Брайан? Это Байрон. Что у тебя за дело?

– У нас тут небольшая проблема. С нашим источником творится неладное. Закапризничал, не хочет работать.

Кадмор не удивился. Осведомители поначалу часто ведут себя непредсказуемо. Как правило, они не понимают главного: согласившись сотрудничать, они отдают себя в руки правоохранительных органов, тут действует принцип «все или ничего». Тот, кто пытается делиться информацией лишь частично, ввязывается в рискованную игру и может в один миг превратиться из свидетеля в обвиняемого.

Из рассказа Шепарда Кадмор знал, что Уайтекер легковозбудимый интеллектуал. Возможно, его поведение объяснялось эмоциональной неустойчивостью, но не исключено, что агенты слишком попустительствовали ему.

– Вероятно, такой уж у него характер, – предположил Кадмор. – А может быть, он еще что-то скрывает.

Этим проблемы не исчерпывались, продолжал Шепард. Основным объектом расследования по-прежнему было вымогательство Фудзивары, но Уайтекер до сих пор не записал ни одного разговора с японцем. Сам он оправдывался, во-первых, тем, что Фудзивара струсил, а во-вторых, тем, что Шевирон заставляет его переводить на служебную линию все звонки, которые ФБР регистрирует на домашней.^{87} Шепарду эти оправдания казались неубедительными. Прежде всего потому, что Уайтекера давно научили обращению с выданной ему техникой, а он так и не сделал ни одной записи. Это настораживало.

– Что предлагаете? – спросил Шепард.

– Оставьте его на время в покое и посмотрите, как он себя поведет. Если он не исправится, объясните ситуацию открытым текстом: нельзя сидеть на двух стульях. Либо он сотрудничает, либо становится объектом расследования вместе с другими.

Кадмор поднес трубку к самому рту:

– Пусть выбирает: он либо свидетель, либо подсудимый.

Уайтекер закрыл дверь своего кабинета и подошел к столу. Ему требовалось поговорить хоть с кем-нибудь из тех, кому можно доверять.

Не заглядывая в телефонную книгу, он набрал номер отделения АДМ в Атланте. Он выучил его наизусть. Руководил отделением Сид Халс, давний друг Уайтекера, через которого он проводил почти все продажи лизина. Уайтекер звонил Халсу по нескольку раз на дню – обсудить дела, поговорить о личных финансах или просто потрепаться.

Раздался голос Карен Стерлинг, помощника Халса:

– Отделение АДМ в Атланте.

– Привет, это Марк.

– Секундочку, сейчас соединю.

Карен нажала кнопку удержания вызова и обернулась к начальнику. Она проработала у Халса несколько месяцев и цепенела в его присутствии. Он пугал ее своей физической мощью и эмоциональной несдержанностью. В нем бурлила сексуальная неудовлетворенность, и в конце концов Карен втайне от него стала носить заряженный пистолет для самозащиты.^{88}

– Сид, – произнесла она нерешительно, – это Марк.

Халс сгреб пятерней трубку.

– Привет, – произнес он. – Что там?

– У меня тут проблемы, старина. Кое-что случилось, хочу обсудить это с тобой.

Халс спросил, что произошло.

– Ну, ты в курсе, что у нас на заводе неладно. И похоже, дело в том, что кто-то из сотрудников занимается вредительством. Дуэйн обратился в ФБР, и они начали расследование.

Халс не видел в этом ничего плохого.

– Вот и ладно, они прищучат этого гада.

– Но, понимаешь, все бы ничего, но тут еще кое-что. Мы фиксировали цены на лизин.

И несколько минут Уайтекер описывал Халсу методы фиксирования цен. О ценовом сговоре тот слышал от него впервые, хотя они разговаривали часто и помногу.

– И ты боишься, что ФБР это разнюхает? – спросил Халс.

Уайтекер помолчал.

– Они уже знают. Я сам им сказал.

– Что-что?

– Да, в том-то проблема и заключается. Я все им рассказал. И теперь они хотят, чтобы я помогал расследовать это дело.

Халс не знал, что сказать.

– Я просто сам не свой из-за этого, – продолжал Уайтекер. – Не представляю, как выпутаться. Решил позвонить тебе, посоветоваться. Я знаю, ты не проболтаешься.

Они перебрали варианты, но ни один из них не годился.

– Просто несправедливо, что меня втягивают во все это, – жаловался Уайтекер. – Я имею в виду фиксирование цен. Не хочу в это мешаться, но и работу терять не хочу.

Разговор длился, и отчаяние Уайтекера росло.

– Прямо не знаю, Сид, что мне делать.

Халс выслушал друга, но почти ничего не сказал.

Он не знал, чем помочь Уайтекеру.^{89}

Синие воды озера Кэмелбек безмятежно раскинулись под небом Аризоны на сорока четырех акрах территории города Скотсдейл. Они давно не знали такого покоя – до сих пор их непрестанно бороздили любители виндсерфинга, носившиеся по всему озеру на прицепе у разноцветных моторок. Но с приближением зимы – на календаре было 18 ноября 1992 года – вода стала слишком холодна для купания, и азарт участников гонок, которые устраивались администрацией местного курорта под названием «Королевское ранчо Маккормика»,^{90} тоже поостыл. Гонщики переключились на гольф.

Сидя за столиком ресторана «Пиньон гриль», неоднократно завоевывавшего призы, Уайтекер бросил взгляд на озеро. Он прибыл для встречи с представителями одной из компаний местной пищевой промышленности и теперь беседовал с ними за ланчем – не о делах, а так, о том о сем. Уайтекер расслабился и наслаждался обстановкой.^{91}

Ланч заканчивался. Распростившись с коллегами, он прошел в вестибюль отеля. Здесь выстроился ряд телефонов-автоматов, а он уже целый час не проверял свою голосовую почту. Набрав номер, он убедился, что пришло несколько сообщений. Прослушав и стерев одно из них, Уайтекер набрал ноль, чтобы услышать следующее, и услышал «бип-бип». Пейджер Шепарда.

Уайтекер тут же удалил сигнал и швырнул трубку на рычаг. Он чувствовал, что не вынесет напряжения. С этим нужно покончить. Снова сняв трубку, он набрал номер декейтерской резидентуры ФБР.

Гудки.

– ФБР.

К телефону, как обычно, подошел Шепард.

– Это Марк, – отрывисто бросил Уайтекер.

Он соврал, что звонит из Финикса – города, куда этим утром его доставил самолет.^{92} И снова Шепард попросил его о встрече.

– Слушайте, я здесь по делу, – ответил Уайтекер. – У меня работы невпроворот. Из-за вас у меня одни неприятности. Последние две недели я так угнетен, что не могу толком сосредоточиться на работе.

– Почему? Какие неприятности?

– Все будто сговорились против меня.

– Кто?

– Все. Мое начальство в АДМ. Они утверждают, что в компании нет никаких нарушений. Всё против меня.

Шепард задал еще несколько вопросов и попытался успокоить Уайтекера, но тот его не слушал.

– Вы же знаете, что я биохимик. В АДМ много литературы по этой специальности, и я взял несколько книг домой, чтобы уточнить летальную дозу разных химических препаратов.

– Зачем вам это? – спросил Шепард, помолчав.

– Я хочу покончить с собой, – произнес Уайтекер, и его голос сорвался. – Я всегда радовался жизни, всегда. А сейчас, последние две недели, мне не хочется жить. У меня депрессия.

Уайтекер говорил первое, что приходило в голову. Что-нибудь да подействует на Шепарда и убедит того отстать от него. Но Шепард не верил ни одному его слову.

– Марк, это несерьезно, вы и сами это понимаете. Никакого самоубийства вы не замышляете. Просто вы расстроены и пытаетесь отделаться от ФБР.

– Брайан, я не могу вести двойную жизнь. Когда все это кончится?

– После того, как вы нам поможете. Поймите, сейчас нам нужна ваша помощь. Никто не может заменить вас. Сотрудничество с нами – это правильный путь. Мы так или иначе продолжим расследование, с вами или без вас. Такие дела. Но если вы не будете заодно с нами, вы рискуете оказаться среди обвиняемых.

Шепард сделал паузу, чтобы Уайтекер усвоил значение сказанного.

– По вашим словам, сотрудники АДМ не знают ни о каких нарушениях закона. Я дал вам диктофон. Где записи этих разговоров?

– Их нет, – ответил Уайтекер, оглянувшись.

– Почему?

– Если я буду записывать разговоры с боссами, то скомпрометирую себя самого. Я уверен, что они сделают меня козлом отпущения. Кто я такой, чтобы победить Андреасов? У меня нет шансов.

– Марк, вы же не в одиночку с ними воюете. Мы…

– Нет, ничего не выйдет, – прервал его Уайтекер.

– Марк…

– Я посоветовался с одним другом. Он на двадцать лет старше меня и занимает высокое положение, руководит компанией в другом штате. Он хорошо знает Андреасов и не любит их. Я объяснил ему, в каком положении нахожусь…

Уайтекер рассказывает посторонним людям о своем сотрудничестве с ФБР?!

– Как зовут вашего друга, Марк?

– Не ваше дело. Он считает, что японцы не станут доверять мне и раскрывать секреты, потому что я работаю в компании всего три года.

Шепард записывал в блокнот все, что наговорил Уайтекер.

– А вы ничего не можете для меня сделать. Мой друг дал мне телефон одного юриста, который раньше работал в Федеральной комиссии по торговле. О фиксировании цен он знает все. Я звонил ему.

– Вы наняли юриста? – помолчав, спросил Шепард.

– Я не плачу ему сам, мой друг платит. Но я верну деньги с процентами. Через год. Обязательно верну. Мой друг сказал, чтобы я не разговаривал с вами без адвоката.

– О'кей, – протянул Шепард. Плохо дело. Вряд ли найдется такой юрист, который посоветует своему клиенту сотрудничать с ФБР, а выведывать у Уайтекера, что тот ему насоветовал, Шепард не имел права.

– Я провел с ним пять с половиной часов, и он сказал, что я не нарушил никаких законов, – продолжал Уайтекер. – Все законно. Он, правда, добавил, что это может стать незаконным, но пока что все в рамках.

Шепард заподозрил, что Уайтекер снова сочиняет. Если юрист в самом деле так и сказал, значит, Уайтекер не раскрыл ему всей правды – хотя бы той, которая была записана на пленке, имевшейся в распоряжении ФБР. А может, никакого юриста не было вовсе. И Шепард высказал свои сомнения вслух.

– Нет, он так и сказал, – настаивал Уайтекер. – Он сказал, что я имею право встречаться с конкурентами и обсуждать с ними цены и объемы продаж, если они известны нашим клиентам.

Шепард напомнил Уайтекеру все, что тот говорил ему. Уайтекер знал, что совершаются незаконные сделки. ФБР и вмешалось-то только потому, что Уайтекера это беспокоило. Он хотел восстановить порядок. Что же с ним случилось теперь? И почему АДМ так озабочена начатым расследованием, если она не нарушает закон?

Уайтекер замялся и стал говорить, что Мик Андреас против того, чтобы ФБР занималось делом Фудзивары, потому что он сам сообщил Уайтекеру о встречах во Флориде и в Европе.

– На этих встречах обсуждалось фиксирование цен?

– Думаю, да. Мик забеспокоился, потому что Дуэйн не знает, что он рассказал об этих встречах мне.

Даже если переговоры о лизине не нарушали закона, продолжал Уайтекер, Мик боялся, что звонки Уайтекера конкурентам могут вызвать у агентов ФБР подозрения и они начнут раскапывать все это.

– Насчет лизина-то они не беспокоятся, – заверил он Шепарда. – Они боятся, что ФБР наткнется на что-нибудь незаконное в других подразделениях компании.

Шепард слушал очень внимательно. Он уже убедился, что говорить с Уайтекером – все равно что ловить дым голыми руками. У него на все готовы объяснения.

– Хорошо, Марк, если вы хотите, чтобы мы вам поверили, – сказал он, – не скрывайте ничего. Мы дали вам диктофон. Воспользуйтесь им и запишите все эти разговоры.

Наступило молчание.

– Отлично, Брайан, – сдался Уайтекер. – Запишу.^{93}

В следующий вторник, 24 ноября, в комнате 545 декейтерского отеля «Холидей-Инн» сидел Уайтекер, а напротив него – Шепард и Везеролл.

Начало встречи не предвещало ничего доброго. Уайтекер признался, что не смог записать никаких разговоров в АДМ. Фудзивару он тоже не записал. Он был в разъездах. После Аризоны он отправился в Лейк-Чарльз, штат Луизиана, чтобы встретиться с Крисом Джонсом и Тимом Холлом, бывшими коллегами из компании «Дегасса», и обсудить новый совместный проект.^{94}

Записей не было. Шепард стал расспрашивать Уайтекера о подробностях переговоров между АДМ и другими производителями лизина.

Переговоры действительно велись, сказал Уайтекер, – в Токио, на Мауи, в Мехико и Париже. Но в них не было ничего незаконного. Говорили о ценах и о производстве лизина, но просто чтобы основать отраслевую ассоциацию и расширить рынок лизина, пояснил Уайтекер. Может, дело и дойдет до фиксирования цен, но пока все стараются не переступать закон. Предлагали даже пригласить на переговоры юристов, чтобы уж точно все было тип-топ.

Везеролл, сидя на кровати, внимательно наблюдал за Уайтекером. Он не верил ни единому его слову. Все-то у Уайтекера тип-топ, и все совершенно противоречит тому, что он говорил раньше. А раз Уайтекер уверял, что консультируется с адвокатом, то все, что он говорит теперь, должно свидетельствовать о его невиновности.

Везеролл понимал, что происходит.

«Парень просто повторяет то, чему его научили», – подумал он.^{95}

Разговор с агентами продолжался несколько часов, и домой Уайтекер вернулся поздно. Его домашние в последнее время заметили, что с ним творится неладное, – он был рассеян и внимателен к ним менее обычного. Но с женой он говорить не мог: она ясно дала понять, что хочет, чтобы он перешел из АДМ в другую компанию или стал работать с ФБР. Ни то, ни другое не годилось. Но теперь он придумал план выхода из этого положения.

Про себя он улыбался. Перехитрить Шепарда будет нетрудно, и скоро ФБР от него отстанет.

А самое замечательное – никто не догадается о его роли в происходящем, и он был совершенно в этом уверен.

На следующий день Уайтекер позвонил Сиду Халсу из своего кабинета.

– Объем производства на нашем заводе растет, – заявил он. – Поэтому можно больше не удерживать высокий уровень цен. Я даже хочу, чтобы ты их снизил.

Халс почесал в затылке. Совсем недавно Уайтекер жаловался, что для повышения цен приходится нарушать закон, а теперь хочет их снизить. Но Уайтекер сказал, что решение об изменении рыночной стратегии принято на самом высоком уровне. Халс спросил, по какой цене теперь продавать лизин.

– По обстоятельствам, – ответил Уайтекер. – Главное, продавай как можно больше.

Халс предупредил, что это приведет к тотальному падению цен.

– Знаю, – отозвался Уайтекер. – Но наши склады переполнены, и, если мы продадим больше, себестоимость снизится.

– Ладно, – согласился Халс.

Уайтекер положил трубку и улыбнулся. ФБР считает, что он у них в кармане и будет плясать под их дудку. Как бы не так.

Все будет так, как хочу я.

Никто в Декейтере не знал рынок лизина лучше его. Вопрос о ценах на лизин всегда задавали именно Уайтекеру. За ответом на вопрос о том, что делается у японцев, тоже шли к Уайтекеру. И именно Уайтекер решал, что другим следует знать, а что нет.

А о том, что происходит сейчас, им уж точно знать не следует. Он сам, лично станет управлять мировым рынком лизина. По его воле цены начнут падать. Чтобы наводнить рынок своей продукцией, АДМ будет снижать цены всякий раз, когда корейцы или японцы захотят сравняться с ними. Конкуренты ответят увеличением объемов производства и продаж, и гонка неминуемо приведет к краху. Азиаты поддерживают связь с АДМ только через него, и, если будут жаловаться, он все свалит на решение руководства. А если руководство спросит с него, он свалит вину на азиатов. Таким образом, недавняя тенденция к повышению цен прервется, а через несколько недель начнется ценовая война.

Таков был первый этап его плана, и безупречного плана. Из-за разгоревшейся войны ценовой сговор будет невозможен. А если не будет фиксирования цен, то ФБР не нужен никакой свидетель.^{96}

Уайтекер был на седьмом небе. Теперь нужно на несколько недель прикинуться невинной овечкой, а потом – свобода!

Примерно через неделю в гостиной Уайтекеров раздался звонок. К телефону подошла Джинджер, но поговорить хотели с ее мужем. Она позвала Марка, он прошел с беспроводной трубкой в столовую и уселся на диван.

– Марк Уайтекер.

– А, мистер Уайтекер! Это мистер Мимото.

Уайтекер заерзал. Он не ожидал звонка из «Адзиномото».

Мимото тем временем продолжал:

– Я хотел поговорить с вами о продажах лизина в Японии.

– Мистер Мимото, я должен попросить у вас прощения. Я не могу сейчас разговаривать с вами – у нас гости. Нельзя ли поговорить в другой раз?

– О да, – отвечал Мимото. – Извините. Мы можем обсудить в другой раз.

Уайтекер пообещал позвонить в более подходящее время, положил трубку и вернулся в гостиную. Джинджер читала, детишки смотрели телевизор.

Гостей не было. И не было никакой вечеринки.

Пусть ФБР слушает сколько хочет. Он только что сделал так, что они все равно ничего не услышат.^{97}

30 ноября около шести вечера Байрон Кадмор припарковал свой голубой пикап «шеви сильверадо» недалеко от декейтерского отеля «Холидей-Инн». Взяв лежавший на сиденье портфель, он направился к входу. Шепард ожидал его в вестибюле, сидя в кресле. Они обменялись рукопожатиями, и Шепард сообщил, что все готово. Кадмор кивнул.

Шепард молча провел его к лифту мимо стеклянной стены ресторана «Гринхаус». Кадмор приехал, чтобы взглянуть наконец на осведомителя, которого они с Шепардом обсуждали весь месяц.

Шепард попросил Кадмора об этой встрече несколько дней назад. Сотрудничество со свидетелем разладилось, и агент не знал, чему верить. Когда Уайтекер сообщил о консультациях с юристом, Шепард испугался, что Уайтекер будет действовать и говорить под диктовку законника. А теперь он заподозрил, что никакого законника не существует. Какой юрист позволит своему клиенту встречаться с агентом ФБР в одиночку?

Шепард решил, что Уайтекер должен подписать соглашение с Министерством юстиции, – это прочнее привяжет его к ФБР. Большинство осведомителей сотрудничают без соглашения, но нередко – особенно если свидетель упорствует и запирается – приходится к нему прибегать. В таком документе указываются обязательства свидетеля перед государством и правовые последствия невыполнения этих обязательств. Шепард сказал Кадмору, что Уайтекер не возражает против того, чтобы встретиться с прокурором и обсудить соглашение.

Кадмор прошел вслед за Шепардом в номер, где уже был Везеролл.

– Когда ждать Уайтекера? – спросил Кадмор, кладя свой кейс на стол.

– Должен вот-вот подъехать, – ответил Шепард.

Спустя несколько минут в дверь постучали. Впустив Уайтекера, Шепард представил его прокурору. Кадмора поразила молодость Уайтекера – тот был похож скорее на ученого, чем на высшего руководителя крупной компании. Кадмор пригласил гостя присаживаться.

– Сегодня мы просто посмотрим друг на друга и расскажем, отчего поступаем так, а не иначе, – сказал Кадмор. – Так мы выйдем на нужный уровень доверия, и вы сможете задать мне вопросы, которые у вас возникнут, когда мы вместе начнем вырабатывать соглашение о сотрудничестве.

Затем Кадмор спросил Уайтекера, не беспокоит ли его что-нибудь.

– Ну, я, естественно, беспокоюсь о себе, о семье, о нашем доме, – ответил Уайтекер. – Мы только что купили дом – раньше в нем жил Дуэйн Андреас, – и он обходится недешево.

Всего несколько дней назад, прибавил Уайтекер, ему дали прибавку в сто тысяч долларов и опцион еще на сорок тысяч, поэтому ему не хотелось бы рисковать всем этим.

Кадмор не верил своим ушам. Уайтекер явно не вполне понимал свое положение. Каким бы риск ни был, у него не было выбора.

– Поймите, никаких гарантий мы не даем. Вы сами поставили себя в такое положение, единственный логичный путь из которого – сотрудничество с нами. Вы не сможете отмахнуться и уйти.

Уайтекер выпрямился и промолчал.

– Если вы откажетесь сотрудничать, то может выйти так, что вы станете обвиняемым, – предупредил его Кадмор.

– В чем меня могут обвинить, если мы больше не занимаемся фиксированием цен? – возразил Уайтекер. – Я же говорил Брайану.

– Уголовное преследование может быть возбуждено не только в связи с фиксированием цен, – мягко втолковывал ему Кадмор. – Вы рассказали нам очень много. По сути дела, вы сообщили нам столько противоречивых фактов, что все они не могут быть правдой одновременно. А обманывать агентов ФБР – серьезное преступление, подпадающее под статью о так называемой фелонии,[41] и наказание за него – тюремное заключение сроком до пяти лет и солидный штраф.

Кадмор выдержал паузу.

– Поймите, – продолжил он, – уголовное дело будет возбуждено так или иначе, и меня не интересует, против кого – против вас или против ваших коллег, занимающихся фиксированием цен. И в том, и в другом случае основания для возбуждения дела есть. Не имея достаточных оснований, я за дело не берусь.

Глаза Уайтекера за стеклами очков моргнули.

– Ладно, – пробормотал он.

Кадмор взглянул на кейс, в котором лежал заготовленный текст соглашения, но решил, что доставать его пока рано. Пусть Уайтекер сначала осмыслит происходящее.

– Теперь о самом соглашении, – сказал Кадмор. – Я много лет назад составил стандартный образец и неизменно пользуюсь им. Условия всегда одни и те же и предлагаются только один раз.

– Это соглашение будет гарантировать мою неприкосновенность? – спросил Уайтекер.

– Оно не дает гарантий. Мы ничего не обещаем, потому что это подорвало бы ваш статус свидетеля, и вас обязательно спросят об этом, когда вызовут в суд для дачи показаний. Наши отношения строятся на доверии.

Уайтекер продолжал задавать вопросы, Кадмор отвечал, все больше недоумевая. Уайтекер говорил так бесстрастно, будто его лично все это не касалось.

– Суть дела проста: сотрудничай или будешь обвиняемым, – резюмировал Кадмор. – Посоветуйтесь с адвокатом, чтобы убедиться, что все так и есть, и сделайте правильный выбор.

Кадмор поднялся. Он устал, ему хотелось домой.

– Сообщите агентам, когда вы захотите встретиться снова, чтобы подписать соглашение, – сказал он.

Кадмор пожал руку Уайтекеру. Шепард проводил его до дверей. Прокурор обернулся к агенту.

– Держите меня в курсе, – сказал он вполголоса.^{98}

1 декабря Шепард услышал в трубке голос Ричарда Рейзинга и сразу включил магнитофон. Он звонил Рейзингу еще утром, но не застал его, и только сейчас, несколько часов спустя, от главного юридического советника АДМ раздался ответный звонок.

Шепард спросил, не изменилась ли позиция компании по делу Фудзивары и по-прежнему ли они не желают сотрудничать с ФБР. Бюро собиралось продолжать расследование вопреки сопротивлению руководства АДМ, и Шепард ожидал, что Рейзинг будет отмалчиваться. Но оказалось, что АДМ дает задний ход и делает вид, что никакого сопротивления не было.

– Не помню, чтобы мы отказывались от сотрудничества, – сказал Рейзинг, не ведая о том, что у агентов имеется сделанная несколько недель назад аудиозапись, где он заявляет Кевину Корру именно это. – Мы неоднократно сотрудничали с ФБР в прошлом и делаем это и в данном случае.

И Рейзинг перечислил условия. Уайтекера беспокоить нельзя. Все вопросы, которые возникнут у ФБР, следует решать через Шевирона.

– Андреас не хочет угрозы благополучию руководства АДМ и их семей. Мы просим вас оставить Уайтекера в покое именно поэтому. Расследование – не его дело. У вас своя работа, у нас своя. Вы следите за соблюдением закона, а в наши обязанности это не входит.

Шепард возразил, что Уайтекер так или иначе уже вовлечен в расследование, ведь именно он несколько раз разговаривал с Фудзиварой.

– Насколько я знаю, звонков от Фудзивары не было уже давно, – ответил Рейзинг. – Если он позвонит, мы непременно известим вас. Да вы и без нас об этом узнаете.

Разговор занял всего несколько минут.^{99}

Итак, после того как АДМ целый месяц вставляла ФБР палки в колеса, она заявляет, что ничего не имеет против сотрудничества. Правда, на определенных условиях – ФБР будет держаться подальше от Уайтекера.

Вечером того же дня Уайтекер подошел к стойке проверки багажа в аэропорту. Он опустил свои ключи в корзину, поднял ручной багаж на ленту транспортера и, пока тот проползал через просвечивающее устройство, шагнул сквозь раму металлодетектора. Взяв прошедшие досмотр вещи, Уайтекер взглянул на часы. До отлета оставался почти час. Он прошелся по аэровокзалу, высматривая телефон-автомат.

Спустя несколько минут он набирал номер декейтерской резидентуры ФБР. Трубку снял Шепард. Уайтекер с ходу выложил главное: он давно подозревал, что в АДМ избегают говорить с ним о возникших проблемах. А теперь у него есть тому доказательства.

Примерно за час до отъезда в аэропорт, сказал Уайтекер, он видел на столе Рейзинга записку о том, что звонил агент ФБР, а ему Рейзинг ничего об этом не сказал.

– Я заговорил с Рэнделлом о записке, но он ничего не ответил и сменил тему. Вот вам еще одно свидетельство, что они не посвящают меня в свои дела. Я хочу сотрудничать с ФБР. Абсолютно. Но мне не доверяют.

Уайтекер добавил, что улетает в Европу и его не будет по меньшей мере неделю. Шепард пожелал ему счастливого пути, и разговор закончился.^{100}

Подняв с пола сумку, Уайтекер направился на посадку. Все шло по плану. Скоро ФБР придется отвязаться от него.

В самом деле, что толку от свидетеля, с которым не хотят говорить потенциальные обвиняемые?

Шепард сразу связался с Шампейном и сообщил Везероллу о звонке Уайтекера. Везеролла новость не порадовала. Проблемы росли.

Положив трубку, Везеролл стал составлять текст неутешительной докладной записки, чтобы отправить ее телетайпом в штаб-квартиру ФБР. Если руководство АДМ не доверяет Уайтекеру, то его ценность как свидетеля под вопросом, писал он.

На следующее утро, уже в Германии, невыспавшийся Уайтекер забрался под горячий душ в одном из тридцати номеров отеля «Шератон Франкфурт», напротив франкфуртского аэропорта.^{101}

Приняв душ и побрившись, он вышел из ванной и взглянул на будильник, стоявший на тумбочке у кровати. По местному времени было почти восемь утра. Он прикинул, который час в Токио, и сел за стол. Отель обеспечивал прямую международную связь, и Уайтекер решил рискнуть. Может, никто и не будет проверять его гостиничный счет на предмет звонков.

Спустя пару минут один из молодых людей, отвечавших на звонки, которые поступали в офис Кандзи Мимото, сообщил, что звонит мистер Уайтекер. Мимото потянулся к телефону. Ему и самому не терпелось поговорить с Уайтекером и спросить, чего ради АДМ снижает цены на лизин во всем мире.

– Алло? – произнес он.

– Мистер Мимото?

– Да, добрый день. Или у вас это уже добрый вечер?

– На самом деле доброе утро. Я звоню из Франкфурта.

– Ах, из Франкфурта! Вы там по делу?

– Да, надо повидаться с нашими сотрудниками из европейского филиала.

Некоторое время они обменивались любезностями, а затем Уайтекер сказал:

– Слушайте, я хочу извиниться за то, что не стал говорить с вами несколько дней назад.

– Ну что вы, не нужно извиняться.

– Да нет, я должен объясниться. Дело в том, что у меня в тот вечер не было гостей.

– Не было?.. – недоуменно переспросил Мимото.

– Да, не было, и поэтому я звоню вам отсюда, из отеля. Я не хотел говорить с вами из дому, потому что боялся, что мой телефон прослушивается.

– Прослушивается?

– Да, ФБР. Они расследуют нашу ценовую политику на рынке двуокиси углерода.

ФБР? С какой стати ФБР вдруг заинтересовалось таким малозначащим продуктом, как двуокись углерода? К тому же он не знал, что Уайтекер занимается ею, добавил Мимото.

– А я и не занимаюсь, – сказал Уайтекер. – Но меня вызвали в ФБР.

– Зачем?

– Они допрашивали всех руководителей компании. И говорили о том, что, возможно, наши телефоны будут прослушиваться.

Мимото заерзал. Он прекрасно понимал, что его разговоры с Уайтекером о ценах противозаконны, и ему вовсе не хотелось, чтобы их услышало ФБР. Это было чревато катастрофой.

– В таком случае вы поступили правильно, что не стали говорить со мной в тот вечер.

– Да, поэтому я и звоню отсюда. Наверное, вам не надо больше звонить мне домой. Это слишком опасно.

– Да-да, конечно.

Уайтекер предложил Мимото звонить ему на работу и оставлять сообщение на голосовой почте.

– Это не выход, – ответил Мимото. – Я не хочу называть свое имя. Я буду называть какое-нибудь другое.

– А что, если я буду звать вас мистер Тани? – спросил Уайтекер, подумав. – Это наш нью-йоркский агент по продажам. Никто, кроме меня, не знает его голоса, и звонок от него не вызовет подозрений.

– Вот это хорошо, – одобрил Мимото. – Да, это хорошо.

Их разговор растянулся на час. Напоследок Уайтекер еще раз напомнил Мимото, как они теперь будут связываться: после того как японец оставит сообщение, Уайтекер позвонит с безопасного телефона. Мимото поблагодарил Уайтекера за предупреждение и распрощался.^{102}

Уайтекер повесил трубку. Он чувствовал себя всемогущим. Все шло по плану. Переговоры о фиксировании цен он вел в основном через Мимото, и тот без конца названивал ему по любому пустячному поводу. Теперь звонков больше не будет. Говорить с Мимото он будет только из телефонов-автоматов.

Уайтекер улыбнулся. Пусть ФБР ставит «жучки» где угодно. Все равно они ничего не услышат.

– Разберемся со звонками Фудзивары, – сказал Шепард. – Сколько раз он звонил вам?

Уайтекер задумчиво посмотрел в потолок.

– Около полудюжины, – ответил он.

– То есть шесть?

– От пяти до восьми.

Шепард кивнул. Расследование вымогательства Фудзивары длилось больше месяца, а Уайтекер все еще не записал ни одного разговора с японцем. На этой встрече Шепард хотел прояснить кое-какие подробности вымогательства.

– Куда он звонит вам обычно?

– По большей части домой, но в самый первый раз он звонил в АДМ.

– И вы говорите, что звонков не было уже несколько недель?

– Один раз он звонил мне на работу, но ко мне как раз зашел Мик Андреас, и я не смог сделать запись.

Шепард хотел продолжить вопросы, но Уайтекер перебил его, сменив тему:

– Вам, парни, надо кое-что знать. Сегодня уволили одного нашего, Уэйна Брассера. Велели собрать манатки и освободить помещение еще до конца рабочего дня.

– Отчего бы это? – спросил Шепард.

– Думаю, он слишком много знал о фиксировании цен. Похоже, это ему не нравилось, и он не скрывал этого. Наверное, сочли, что он угроза для компании.

Шепард без энтузиазма записал имя Брассера. За месяц Уайтекер не дал им ничего, ни одной ниточки. Скорее всего, и этот случай не исключение.^{103}

Шепард позвонил Кадмору в Спрингфилд. Он был по горло сыт пустыми обещаниями Уайтекера. Похоже, тот считал, что он умнее и потому может врать без зазрения совести.

– Ничего не складывается, я просто не знаю, чему верить, – пожаловался Шепард прокурору.

Он уже обращался к психологам-бихевиористам из научного подразделения ФБР, которые составляют профили и анализируют поведение. Те дали ему несколько советов. Кадмор выслушал предложение Шепарда.^{104}

– По-моему, толково, – сказал он. – Попробуйте.

Спустя две недели Уайтекер ехал в отель «Холидей-Инн» на очередную встречу с ФБР. Он был спокоен и уверен в себе. Постоянный рост цен на лизин замедлился, а потом остановился. Из Японии больше не звонили. Агентам он морочил голову жалобами на недоверие со стороны руководства АДМ, заверял их в своем стремлении к сотрудничеству и даже торопил с подписанием соглашения. Он был убежден, что расследование все равно скоро рассыплется. Его план сработал даже лучше, чем ожидалось.

Припарковав автомобиль, Уайтекер вошел в отель. Из сообщения на голосовой почте он знал, что его ждут в комнате 515. Он поднялся и постучал.^{105}

Дверь открыл Шепард. Агенты поприветствовали Уайтекера как обычно и обменялись с ним рукопожатиями, но в соседней комнате он заметил незнакомого темноволосого человека. При появлении Уайтекера тот вышел в общую комнату. На вид он был даже моложе Уайтекера.

– Марк, познакомьтесь, – сказал Шепард. – Это специальный агент Эд Гамара. Он сегодня поможет нам.

Еще один агент. Ну что ж, одним больше, одним меньше. Уайтекер дружески приветствовал Гамару. Шепард и Везеролл наблюдали за ним. По-видимому, он ни о чем не догадывался.

– Агент Гамара работает с полиграфом, – сказал Шепард.

Уайтекер посмотрел на него непонимающе.

– Полиграф, – пояснил Шепард, – это детектор лжи.

Глава 5

– Вас зовут Марк?

Агент Гамара пометил ручкой место своего первого вопроса на выползавшей из полиграфа бумажной ленте. Сидевший рядом Уайтекер ответил «да». Гамара поставил маленький плюсик под осциллограммой.

Уайтекер боялся пошевелиться. Его грудь и живот обвивали резиновые трубки, регистрировавшие дыхание. Два маленьких зажима на безымянном и указательном пальцах измеряли поток электронов в коже. Манжета для измерения давления крови, соединенная с трубкой, содержавшей ртутный столбик высотой сантиметров восемь, определяла объем крови, протекавшей в плечевой артерии. Уайтекер сидел лицом к окну, выходившему на шоссе. Шторы были задернуты.

Он удивился решению Шепарда и Везеролла использовать полиграф, но возражать не стал. Шепард обиняками дал ему понять, что отказ будет расцениваться как признание в обмане. Поэтому Уайтекер прошел вместе с Гамарой в соседнюю комнату, снял пиджак и терпеливо подождал, пока агент подсоединит его к аппарату. Дверь между двумя комнатами Гамара закрыл, они остались с глазу на глаз.

Манеры Гамары успокаивали; чтобы уменьшить тревогу Уайтекера, которая могла исказить истинную картину, он заранее объяснил, каких вопросов следует ожидать. Они касались исключительно Фудзивары и не затрагивали фиксирования цен.

– Вы родились в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году? – спросил Гамара.

– Да.

Гамара поставил еще один плюсик. Уайтекер дышал ровно, примерно восемнадцать вдохов и выдохов в минуту. Сердце тоже билось ровно, электрическое сопротивление кожи стабилизировалось. Прежде чем продолжить, Гамара выждал секунд двадцать.

– Вы намерены отвечать правдиво на вопросы о звонках Фудзивары?

– Да.

Сам по себе вопрос ничего не значил, он был нужен для того, чтобы Уайтекер без лишнего волнения ответил на два более существенных.

Прошло двадцать секунд.

– Вы не опасаетесь, что я задам вопрос, о котором не предупредил?

– Нет.

Гамара поставил на графике минус и проверил результаты. Уайтекер говорил правду. Он готов к проверке и не испытывал беспокойства, которое могло бы повлиять на результаты.

– До этого года вам случалось лгать с целью выпутаться из неприятного положения?

– Нет.

Это была ложь, но, очевидно, сознательная. Почти все испытуемые отвечали на этот вопрос «да»: был ли кто-нибудь полностью откровенен с родителями, рассказывая о студенческой вечеринке? Но Гамара перед испытанием объяснил Уайтекеру, что ему важно получить как можно больше правдивых ответов, чтобы ложь заметнее выделялась на их фоне.

Двадцать секунд.

– Фудзивара действительно звонил вам домой и сообщил о том, что в АДМ орудует «крот»?

– Да.

Очень важный вопрос. Уайтекер посмотрел на график. Никаких изменений. На его взгляд, все было точно так же, как при прежних ответах.

Гамара поставил плюс. От него не укрылось едва заметное смещение дихроического зубца на кардиоваскулярной кривой, свидетельствующее о сбое в сердцебиении.

Двадцать секунд.

– До этого года вам приходилось обманывать людей, доверявших вам?

– Нет.

Снова проверка результатов и снова пауза.

– Фудзивара сказал вам, что раскроет имя «крота» за определенную денежную сумму?

– Да.

Важный вопрос.

Уайтекер вновь покосился на график. И вновь не заметил никаких отклонений.

Двадцать секунд.

– Вы женаты?

– Да.

Гамара поставил плюс.

Первый этап испытания был завершен.

– Хорошо, мистер Уайтекер, – сказал Гамара, – теперь я задам вам те же вопросы еще раз. Нам нужно убедиться, что полученные результаты верны.

– Ладно, – кивнул Уайтекер. Он чувствовал себя уверенно.

И Гамара начал все снова.

Шепард и Везеролл ждали больше часа. Наконец дверь открылась, вышел Уайтекер, а за ним Гамара. Лица обоих выражали облегчение.

– Мне надо с вами поговорить, – обратился Гамара к коллегам.

Все трое вышли в соседнюю комнату и закрыли дверь. Уайтекер опустился в кресло. Он был спокоен. Он следил за графиком и не заметил никаких отклонений. Он выдержал испытание.

Гамара взял в руки листок, на котором подвел итоги проверки в численном выражении.

– Ну и как? – спросил Везеролл.

Гамара еще раз взглянул на свои подсчеты.

– Хуже некуда, – ответил он.

От вранья Уайтекера даже полиграф покраснел, сказал он.

Через десять минут Шепард и Везеролл вернулись. По их лицам Уайтекер все понял: он провалил испытание.^{106}

Везеролл сел на кровать, внимательно наблюдая за Уайтекером. Он не слишком доверял детекторам лжи – ему не раз приходилось видеть, как закоренелые преступники проходят этот экзамен, а невинные проваливаются. Но сложившаяся картина да еще то, что Уайтекер так и не представил им записей разговоров с Фудзиварой, не оставляла сомнений: Уайтекер что-то скрывает.

Шепард сел рядом с Уайтекером.

– Марк, с вашими ответами не все гладко, – сказал он.

Уайтекер заерзал.

– Подождите, – сказал он, – я наблюдал за графиком, и в нем не было никаких изменений.

Они пытались мягко вразумить его, показали несоответствия на осциллограмме. Но Уайтекер упрямо стоял на своем. С него хватит.

И решил сменить тему.

– Между прочим, сегодня кое-что произошло, о чем вы должны знать. Нашим не дает покоя Уэйн Брассер.

Агенты выслушали его, позволив разрядиться напряжению, которое давило на всех. Сегодня они не станут нажимать на Уайтекера, надо сделать передышку. Пусть Уайтекер подумает день-другой. Пусть за них поработает испытываемая им тревога.

Уайтекер между тем говорил, что Брассера уволили якобы за то, что он был против сговора о ценах на глюконат натрия, который используется в промышленных очистителях. Но затем, сказал Уайтекер, руководство АДМ перепугалось, что Брассер начнет болтать, и выдало ему огромное выходное пособие, чтобы заткнуть ему рот. Уайтекер сообщил также, что его спрашивали, не прихватил ли Брассер с собой каких-нибудь документов, – руководству было известно, что Уайтекер дружил с Брассером и часто разговаривал с ним.^{107}

Шепард решил воспользоваться моментом.

– Марк, эта информация о Брассере нас очень интересует, – сказал он.

– Что еще вы хотите об этом знать?

– Вы говорите, что часто разговариваете с ним?

– Да, практически ежедневно, – с готовностью подтвердил Уайтекер.

– Он рассказывал вам о том, как его уволили?

– Да-да, рассказывал.

– Тогда давайте позвоним ему, – предложил Шепард, наклонившись к Уайтекеру.

Уайтекер молчал, переводя взгляд с Шепарда на Везеролла и обратно. Он выглядел загнанным в угол. Наконец кивнул:

– Давайте.

В трубке раздавались гудки.

Сидя на кровати и прижимая одной рукой трубку к уху, другой Уайтекер держал подсоединенный к ней провод микрокассетного диктофона. Напротив сидел Шепард, Везеролл стоял у стола. Агенты не смотрели на Уайтекера, чтобы не нервировать его.

К телефону подошла женщина. Уайтекер попросил ее позвать Брассера.

– Слушаю.

– Уэйн?

– Да.

– Это Марк Уайтекер.

– Марк? Привет.

Брассер отвечал сонным голосом. Уайтекер посмотрел на часы. Четверть двенадцатого.

– Я не разбудил тебя?

– Да нет. Как дела?

Разговор закружил вокруг неких неназванных событий. Уайтекер рассказал о ходивших в АДМ слухах, будто Брассер взял с собой свою рабочую документацию. Но Брассер отверг это предположение и ответил, что отдал все документы Барри Коксу, возглавлявшему производство лимонной кислоты, которая добавляется в самые разные продукты, от питьевой соды до детергентов.

Уайтекер переспросил о документах. Какого продукта они касались?

– Глюконата, – ответил Брассер. – Они же хотели… ну, ты знаешь. Новая информация им ничего не дала, а я просто… ты знаешь. Я все им вернул.

Брассер говорил уклончиво, не называя имен и ничего не уточняя. Уайтекер понимал, что агентов это не устраивает.

– То есть это были документы переговоров с другими производителями глюконата? – спросил он.

– Ну да.

Инструктируя Уайтекера перед разговором, агенты просили его вести речь о самых разных продуктах и добиваться от Брассера позитивных ответов. Особенно интересовала их лимонная кислота. Уайтекер решил, что сейчас самое время поговорить о ней.

– Похоже, их беспокоит, что ты обо всем этом слишком много знаешь, ну, про дела с лимонной кислотой, – произнес он, нервничая все больше. – Я несколько раз слышал, как они спрашивали друг друга: «Что Уэйну известно о том, что там было?»

– Мне об этом рассказывал Барри, – спокойно ответил Брассер.

– То же самое, что в деле с глюконатом?

– Типа того.

Ну наконец что-то важное! Барри Кокс говорил Брассеру, что на рынке лимонной кислоты, где крутятся миллиарды долларов, тоже зафиксированы цены.^{108} Уайтекер перевел разговор на выходное пособие Брассера.

– Они надеялись подсластить тебе увольнение, да?

– Ну да, – кратко ответил Брассер.

Уайтекер взглянул на Шепарда. Агент просил его спросить Брассера, участвовал ли тот в переговорах о фиксировании цен. Уайтекер вновь переключился на лимонную кислоту, заведя разговор о том, как быстро цены на нее подскочили с пятидесяти восьми до восьмидесяти двух центов.

– Ты ведь не участвовал в этих переговорах?

– Нет.

– Значит, опять же знаешь о них со слов Барри?

– Да.

– А на переговорах по глюконату ты был? Их вели только Терри Уилсон и Барри Кокс или ты тоже?

– Был один раз. А потом они ездили без меня, – ответил Брассер.

– «Они» – это Барри и Терри?

– Ага.

Уайтекер хохотнул.

– Я тогда поехал, потому что меня послали, и даже не знал, что там творится, – сказал Брассер. – А когда попал и увидел, то подумал: «Ни хрена себе!»

– Ну, тогда понятно, что их беспокоит, – ты видел это своими глазами.

– Знаешь, они ведь играют с огнем.

Уайтекер снова взглянул на Шепарда. Агент смотрел на него выжидательно.

– Похоже, всякий раз в этом участвуют одни и те же, а? – спросил Уайтекер.

– Ага, – отозвался Брассер и сменил тему. Он спросил Уайтекера, нет ли у него шансов снова устроиться на работу в АДМ.

Но Уайтекер не дал определенного ответа и стал спрашивать о выходном пособии. Брассер ответил, что проработал в компании всего около пяти лет, а в компенсацию получил пособие в размере зарплаты за восемнадцать месяцев и автомобиль впридачу. И все же ему не давало покоя то, что творится в АДМ.

– Я предупредил Уилсона о том, что это опасно. Я сказал: «Ты же должен понимать, что это как русская рулетка».

– Да, я тоже так считаю, – ответил Уайтекер. – Это аморально и совершенно незаконно. Абсолютно.

– Мик и другие там, наверху, если и сознают это, то полагают, что им ничто не грозит, потому что сами в этом не участвуют.

Уайтекер вновь согласился.

– А вообще это их дела, – заключил Брассер. – Только рано или поздно их поймают.

– Ну, если их поймают на лимонной кислоте, то размотают и дела с фиксированными ценами на остальные продукты. И что тогда?

– Не знаю, – ответил Брассер.

Агент слышал лишь то, что говорил Уайтекер, но понимал, что собеседники обсуждают противозаконные действия руководства АДМ. Между тем Брассер говорил, что Уилсон хочет договориться о ценах на молочную кислоту, еще одну кормовую добавку.

– То есть он собирается устроить «это самое» и по ценам на молочную кислоту?

– Ну да.

Но АДМ придется повоевать с конкурентами за приличный кусок рынка, добавил Брассер. Занижая цены, делаешь конкурентов сговорчивее.

– Ничего себе! – откликнулся Уайтекер.

– И еще Терри сказал мне: «Не волнуйся, если кто и попадет за решетку, так это мы с Барри».

Уайтекер был поражен, но, стараясь казаться спокойным, только фыркнул:

– Так и сказал?

– А я ему говорю: знать ничего не хочу об этом.

– Он так и сказал: «за решетку» и все такое?

– Ага, – засмеялся Брассер.

Уайтекер взглянул на часы: было 11.35. Он сказал Брассеру, что пора спать, но тот болтал еще минут пять, пока не выговорился. Уайтекер пообещал Брассеру, что будет ему звонить.

– Счастливого Рождества тебе и твоей семье, – сказал он напоследок.

– Давай созвонимся до Рождества, – предложил Брассер.

Уайтекер согласился, и они распрощались. Положив трубку, Уайтекер с шумом выдохнул и посмотрел на Шепарда и Везеролла.

– Ох, ничего себе, – произнес он.^{109}

Минут через двадцать Шепард проводил Уайтекера к выходу из отеля и, коснувшись его плеча, сказал, что на следующий день им придется поговорить еще раз. Он оставит сообщение на голосовой почте с номером комнаты, где они встретятся. Уайтекер выглядел совсем обессиленным. Он кивнул и вышел на улицу.

Вернувшись к Везероллу, Шепард покачал головой. Даже из того, что они слышали, было ясно, что запись представляет собой нечто исключительное.

Их свидетель, лживый, пытавшийся обвести их вокруг пальца и не выдержавший проверку на полиграфе, был втянут в сеть обширного криминального заговора.

И каким бы невероятным ни казалось то, что говорил Уайтекер, сеть эта, похоже, была еще шире, чем они смели представить.

На перекрестке возле отеля Уайтекер повернул налево и поехал домой, в Моуикву.

Ему все же не верилось в провал испытания на детекторе лжи. Чепуха какая-то. При всех его ответах график не менялся. Возможно, подумал он, агенты солгали, что он провалился, чтобы сделать его послушнее. Скорее всего именно так.

Он глубоко вздохнул, избавляясь от тревог этого вечера. С записью разговора с Брассером все вышло даже лучше, чем он ожидал. Теперь агенты, по крайней мере, знают, что не ему одному есть что порассказать о фиксировании цен. Может, они даже откажутся от него, Уайтекера, как от свидетеля.

А лучше всего то, что Брассер ничего не знает о лизине. Надо будет почаще упоминать его в разговоре с агентами, решил Уайтекер.

На следующий день Шепард и Везеролл снова были в «Холидей-Инн», полные решимости взять Уайтекера за жабры и окончательно разобраться со звонком Фудзивары. Что-то было не так. Пахло враньем. Уайтекера не отпустят, пока не вытянут из него правду.

Уличать свидетеля в обмане – дело тонкое. Угрозами можно только все испортить: в конце концов, их цель – вернуть доверие, а страх – плохой советчик. Решили, что изобличать Уайтекера будет Везеролл. Он вел допросы очень искусно, и с ним Уайтекер чувствовал себя не так комфортно, как с Шепардом.

Прибыл Уайтекер, и вначале все шло заведенным порядком. Они обменялись рукопожатиями, Шепард спросил Уайтекера о его семье, Уайтекер тоже спросил Шепарда о семье. Наконец Уайтекер сел. Напротив него уселся Везеролл, и Уайтекер сразу понял, что готовится что-то необычное.

– Марк, – сказал Везеролл, – надо поговорить.

– О'кей, – кивнул Уайтекер.

– Я хочу поговорить о том, насколько откровенны вы были с нами, рассказывая о попытке вымогательства со стороны Фудзивары.

Это, казалось, застало Уайтекера врасплох.

– Я сказал вам правду, – произнес он растерянно.

– Понимаете, Марк, когда вы вчера проходили проверку с полиграфом, график показал, что в этом вопросе вы были не вполне откровенны. Вам есть что добавить.

Уайтекер энергично замотал головой:

– Нет, я рассказал вам все. Я сказал правду.

– Марк…

– Знаете, я слышал, что эти детекторы лжи не всегда надежны. Я хочу сказать, есть такая точка зрения.

– Марк…

– Да нет, я рассказал все, как есть. Абсолютно.

Везеролл наклонился к нему и произнес самым ласковым, почти отеческим тоном:

– Марк, дело не только в детекторе лжи. В этой истории с Фудзиварой и без того много странного. С тех пор как ФБР занялось этим делом, не поступило ни одного звонка. У вымогателей нет привычки позвонить, назвать свое имя и забыть об этом. Тем более что речь шла о нескольких миллионах долларов.

Уайтекер изворачивался, но всякий раз Везеролл спокойно объяснял, что его слова не вяжутся с фактами.

– Марк, я понимаю, вам трудно. Вы не раз повторяли эту историю – сначала на работе, затем нам. Но она лишена смысла.

Уайтекер молча смотрел в стол с непроницаемым выражением.

– Марк, вы же мучаетесь из-за того, что скрываете правду. – Везеролл вперил в Уайтекера долгий взгляд. – Пора облегчить душу. Пора сказать правду.

Уайтекер глубоко вздохнул. В глазах заблестели слезы.

– О'кей, – произнес он сдавленным голосом.

Ну наконец-то. Первый успех. Согласившись сказать правду, Уайтекер тем самым признал, что до сих пор обманывал агентов. А в этом, понимал Везеролл, признаться труднее всего.

– Ну хорошо, Марк! – сказал он. – Все хорошо. Теперь скажите мне, в этой истории с Фудзиварой не все было правдой?

Уайтекер кивнул.

– То есть вы обманывали нас?

– Ну да, – вздохнул Уайтекер.

– И обманывали сотрудников АДМ?

Уайтекер снова кивнул:

– Я соврал Мику.

Везеролл перевел дыхание.

– Скажите, Марк, звонил ли вам Фудзивара, чтобы сообщить о саботажнике на заводе?

Уайтекер в нерешительности молчал.

– Марк…

– Я уверен, что на заводе орудует «крот». И Рэнделл тоже так думает…

Уклончивый ответ. К тому же голос свидетеля дрогнул.

– Марк, – повторил Везеролл, – Фудзивара когда-нибудь звонил вам? Говорил о саботаже? Требовал ли он денег?

Нет ответа.

Наконец Уайтекер медленно покачал головой.

– Нет, – сказал он тихо. – Я это выдумал.^{110}

Разговор длился несколько часов. Как и ожидал Везеролл, сознавшись в обмане, Уайтекер начал сыпать откровениями. Сам он при этом то испытывал облегчение, то впадал в расстройство.

Нет, звонка о саботаже не было, и не было попытки вымогательства, сказал он, но он не думал, что все зайдет так далеко. Дела на заводе шли хуже некуда. Откуда-то появился вирус, из-за него не могли наладить производство, и все наседали на Уайтекера, требуя решить проблему. Миллионы долларов летели псу под хвост. Начальство было им недовольно.

Вредительство, с его точки зрения, объясняло все. Но когда он высказывал эту идею, никто не воспринял ее всерьез и не пытался выяснить, что происходит на самом деле. А затем в сентябре ему позвонил Фудзивара.

– Зачем? – спросил Шепард.

– По техническому вопросу. Он интересовался статусом нашей патентной заявки на процесс сушки продуктов. Я не знал ответа на его вопрос, но пообещал выяснить и перезвонить.

Но этот звонок, сказал Уайтекер, навел его на мысль устроить так, чтобы руководство компании прислушалось к его подозрениям. Он пошел к Мику Андреасу и сказал ему, что, по словам Фудзивары, на заводе орудует «крот» и что тот обещает назвать его имя за деньги.

Мика, казалось, все это не слишком взволновало. Его больше интересовала возможность достать с помощью Фудзивары микробы, которые применяла «Адзиномото». Он был готов заплатить за эти штаммы шесть миллионов долларов.

– Через несколько дней Фудзивара позвонил снова. Я сказал ему, что, по моему мнению, у нас на заводе действует диверсант, засланный «Адзиномото».

– И как он отреагировал на это? – заинтересовался Везеролл.

– Похоже, он удивился. Но отрицать не стал.

В ходе дальнейшего разговора, сказал Уайтекер, он передал Фудзиваре предложение Мика Андреаса об уплате денег за микробы, принадлежавшие «Адзиномото».

– Фудзивара удивился и, по-моему, не слишком заинтересовался этим предложением, – продолжал Уайтекер. – Но я все же сказал, чтобы он подумал, и спросил номер его домашнего телефона. Номера он не дал. В течение месяца он звонил несколько раз, но продавать микробы не соглашался. Мик стал беспокоиться, что японцы что-то замышляют, и попросил меня не приставать пока к Фудзиваре, потому что он сам собирается кое-что предпринять. Ну а затем в компанию нагрянули вы.

С появлением ФБР политика АДМ круто изменилась, сказал Уайтекер. Андреас тут же велел Уайтекеру передать Фудзиваре, что сделка отменяется. Уайтекер якобы позвонил японцу и сказал, что в АДМ сейчас напряженная обстановка и с микробами надо подождать.

Уайтекер перевел взгляд с Шепарда на Везеролла.

– С тех пор, – сказал он, – никаких переговоров с Фудзиварой не было. Вообще не было.

Агенты просмотрели свои записи. Теперь история была похожа на правду. Идея покупки иммунных микробов у конкурента согласовывалась со всем тем, что Уайтекер рассказывал им о промышленном шпионаже.^{111}

– Итак, – резюмировал Шепард, – основным мотивом, побудившим вас сочинить эту историю и рассказать ее Мику Андреасу, было…

– Основным мотивом было доказать Мику, что то, о чем я говорил в течение полутора лет, действительно существует, – ответил Уайтекер. – Я думаю, что у нас на заводе «крот», который заражает вирусом баки и добывает информацию.

– А почему вы согласились попробовать достать иммунных микробов через Фудзивару?

– Я же руководил производством и хотел быть в команде, – пожал плечами Уайтекер. – Думал, это поможет улучшить отношения с Миком.

Агенты еще раз расспросили Уайтекера с самого начала и подробно записали ответы. Они хотели увериться в том, что эта версия событий окончательная и Уайтекер от нее не отступит. Везеролл показал ему протокол и спросил:

– Все верно?

Уайтекер кивнул.

– Марк, если вы умолчали о некоторых обстоятельствах, сейчас самое время рассказать о них. Нам нужна полная правда.

– Это полная правда, – сказал Уайтекер.

– Теперь это документ, который может быть предъявлен в суде, как и все остальное, что вы скажете. Понимаете?

– Да, понимаю.

– Значит, вы можете подписать его? Больше ничего не добавите?

Уайтекер помотал головой.

– Хорошо, – сказал Везеролл и передал ему бумаги.

Уайтекер подписал показания, Шепард и Везеролл поставили подписи как свидетели.

– Хорошо, Марк, – сказал Везеролл. – Я рад, что вы рассказали правду. Вы поступили правильно.

Минут через двадцать встреча закончилась. Уайтекер наконец перестал врать. Теперь агенты могли рассчитывать на настоящее сотрудничество свидетеля.

Джинджер Уайтекер в ночной сорочке и халате вошла в гостиную с двумя стаканами лимонада. Марк растопил камин, и пламя озарило комнату теплым светом. Джинджер подошла к дивану, на котором сидел Марк, подала ему стакан, села рядом и сделала глоток, глядя на огонь.

– Марк, – сказала она, – ты все делаешь правильно.

– Я знаю, – ответил он, отпив лимонада.

– Раз ты сделал первый шаг, надо идти до конца.

– Но я всегда могу бросить все это.

– Ну да, можешь уйти и устроиться на другую работу. Я-то буду только рада. Но пока ты в АДМ, нужно сотрудничать с ФБР. Ты должен подписать соглашение.

Он сделал еще глоток.

– От этого ничего не изменится, – сказал он. – Я и так по первому их свистку бегу на встречи, записываю разговоры на диктофон. Теперь разве что писанины добавится.

Джинджер не знала о том, что он обманывал ФБР и признался в обмане; не знала она и о его плане. А Марк все еще надеялся повернуть расследование в нужную сторону и отделаться от ФБР. Но до этого нужно было сотрудничать с ними и подписать соглашение. По крайней мере, в этом случае ему не смогут предъявить обвинение.

– Ладно, – сказал он. – Позвоню Брайану и скажу, что согласен подписать.

Джинджер положила голову ему на плечо. Она гордилась мужем. Он поступал правильно.

Пришло и закончилось Рождество, а после него Шепард и Везеролл получили от Уайтекера подарок: согласие подписать соглашение. Вечер его признания стал, по-видимому, поворотным. Теперь Уайтекер только и говорил о том, как он рад помочь ФБР. Шепард позвонил Кадмору и сообщил: прокурор может приезжать и выкладывать соглашение на стол.

Они встретились в «Холидей-Инн» во вторник, 29 декабря. Уайтекер опоздал: он ездил в магазин, где купил семь банок засахаренного попкорна – запоздалое рождественское подношение своим сотрудникам.^{112}

– Я привез соглашение, – сказал прокурор, доставая документ на трех страницах. – О нем я вам уже рассказывал. Давайте пройдемся по нему вместе, чтобы у вас не оставалось никаких вопросов.

Уайтекер прочитал тринадцать пунктов соглашения. В нем говорилось, что Уайтекера не могут привлечь к судебной ответственности на основании предоставленной им информации. Он же, со своей стороны, обязан «полно и правдиво» описать все преступления, которые совершил он сам или другие. Если он солжет или утаит какие-нибудь сведения, то все сообщенное им может быть использовано против него как основание для обвинения, включая обвинение в лжесвидетельстве.

– было написано далее. –

Уайтекер обратил внимание на пункт, запрещающий передачу информации о проводящемся расследовании без согласия ФБР. В документе неоднократно упоминались «действия под прикрытием» и «статус прикрытия» свидетеля. Уайтекер спросил, в чем будут заключаться его действия под прикрытием.

– Это ваши тайные действия, – ответил Кадмор, – записывать разговоры на диктофон, добывать документы и так далее.

Закончив чтение, Уайтекер посмотрел на прокурора:

– Я должен подписать это прямо сейчас?

– Не обязательно, – ответил Кадмор. – Возьмите текст соглашения с собой, покажите его вашему адвокату. Но этот текст окончательный и не обсуждается. Я уже говорил, что нам все равно, рассматривать вас вместе с другими в качестве обвиняемого или нет. Подписав соглашение, вы тем самым доказываете свои честные намерения, и расследование сосредоточится на других лицах.

– Понятно, – кивнул Уайтекер.

В начале января, добавил Кадмор, Уайтекер должен окончательно решить, подпишет он соглашение или нет. Затем прокурор собрал бумаги.

– Вы приняли верное решение, – сказал он, пожимая Уайтекеру руку.

Кадмор направился к дверям, но вдруг остановился и, обернувшись, сказал:

– Всех с Новым годом!^{113}

В следующий понедельник Уайтекер явился в отель к Шепарду в дорогом костюме и ярком галстуке. Держался он по-свойски, был спокоен и уверен в себе. Судя по всему, на попятный он идти не собирался.

Уайтекер и Шепард сели за стол. Уайтекер начал с того, что соглашение еще не подписал, потому что все еще изучает его.

Шепард спросил его, нет ли новой информации о фиксировании цен. Уайтекер ответил, что не произошло ничего, о чем стоило бы сообщать.

– Но я подумал, что, может, стоило бы допросить Уэйна Брассера. Он знает обо всем этом гораздо больше.

– Мы собираемся поговорить с ним, Марк.

– Лучше с этим не тянуть. Если пройдет много времени, он забудет подробности.

Уайтекер должен разузнать как можно больше о фиксировании цен, настаивал Шепард. Тот ответил, что постарается, но это будет непросто – все осторожничают.

От фиксирования цен перешли к промышленному шпионажу. Уайтекер и раньше говорил, что АДМ подкупила одного из служащих «Интернэшнл минералс», Майкла Фрейна. Шепард попросил рассказать об этом подробнее.

Все эти сведения от Рэнделла, сказал Уайтекер. АДМ заплатила Фрейну солидную сумму за то, чтобы он добыл микроорганизмы, которые «Ай-эм-си» использует в производстве антибиотика бацитрацина.

– Вы увидитесь с Рэнделлом в ближайшее время? – спросил Шепард.

– Я вижусь с ним каждый день.

– В следующий раз спросите его о Фрейне. Посмотрим, что он скажет.^{114}

В среду, 6 января 1993 года, Джим Рэнделл с наслаждением откинулся на спинку мягкого кресла реактивного самолета, принадлежащего АДМ. Он отдыхал, пусть и под рев двигателей. Ни звонков, ни совещаний. Он ослабил галстук, вытянул ноги, взял стакан с напитком.

Уайтекер стал искоса наблюдать за президентом АДМ. Уже второй день они облетали разные города в поисках места для производства нового продукта, метионина, – аминокислоты, которая, как и лизин, ускоряет рост животных. Большую часть пути их сопровождал консультант Крис Джонс, бывший коллега Уайтекера из компании «Дегасса». Только что они высадили Джонса на аэродроме города Лейк-Чарльз в Луизиане и остались вдвоем.

Несколько минут они говорили о том о сем. Уайтекер сказал, что встретил на днях одного типа из компании «Америкэн цианамид», которая занималась производством бацитрацина. Рэнделл откинул голову, собираясь вздремнуть.

Уайтекер сунул руку в левый внутренний карман пиджака, где лежал диктофон ФБР. При включении лампочка-индикатор загорелась красным.

Уайтекер наклонился к Рэнделлу:

– Знаете, этот парень из «Цианамида» все приставал ко мне с вопросом, откуда мы взяли технологию.^{115}

Несколько дней спустя Шепард вставил кассету 1В13 в плеер «Тэскам». Надев пару объемистых наушников, он включил воспроизведение. По его ушам ударил рев двигателей реактивного самолета, и стало ясно, что запись испорчена фоновым шумом. Тем не менее он расслышал, как Уайтекер говорит о парне из «Цианамида», который интересовался, откуда у АДМ некая технология.

– Я сказал ему, что мы раздобыли ее, то есть технологию производства бацитрацина, у корейцев.

Рэнделл что-то сказал, но его слова заглушили самолетные двигатели.

– Что-что? – спросил Уайтекер. По-видимому, и в самом самолете слышимость была не лучше.

– Где раздобыли? – повысил голос Рэнделл.

– У корейцев, – сказал Уайтекер. – Стандартный ответ, который мы даем на такие вопросы. Правда, задают их не так уж часто.

– Угу, – пробасил Рэнделл.

Шепард отмотал часть пленки назад и прослушал разговор еще раз. Рэнделла не удивило, что Уайтекер соврал о происхождении технологии. Уже одно это кое-что означало. Шепард стал слушать дальше. Снова голос Уайтекера.

– А он говорит мне, что разговаривал с парнями из «Интернэшнл минералс» и они считают, что Майкл Фрейн, который ушел от них, украл штамм микробов и передал нам. Вот так и сказал.

– Угу, – отозвался Рэнделл.

Никакого удивления, полная индифферентность. Интересно, интересно.

Разговор перескакивал с одного на другое. Рэнделл упомянул некоего Скотта, сотрудничавшего с АДМ.

– Он ведь дружил с Майком Фрейном? – спросил Уайтекер.

– Ага, дружил.

– Через него вы и вышли на Фрейна, да?

– Угу.

– Значит, Фрейн не сам пришел к нам в поисках работы, его прислал Скотт?

– Не помню точно, что там было… – начал Рэнделл, но его слова потонули в реве двигателей.

Через несколько секунд слышимость восстановилась.

– Я заплатил ему за эту «букашку» пятьдесят тысяч.

– Самая дешевая «букашка» из всех, что мы покупали, – заметил Уайтекер, и оба рассмеялись.

Шепард попытался выудить хоть кусочек потонувшего в гуле высказывания Рэнделла, но безуспешно. Зато первая же фраза звучала как удар колокола: «Я заплатил ему за эту „букашку“ пятьдесят тысяч».

Затем Уайтекер сменил тему.

– Зря мы связались с Фрейном и его бацитрациновым микробом, – посетовал он. – Что нам надо, так это лизиновые «букашки» «Адзиномото».

– Думаешь, они лучше наших?

Шепард навострил уши. Микробы «Адзиномото» упоминались уже не раз. В вечер, когда Уайтекер в своей машине впервые рассказал Шепарду о мошенничестве с ценами, он говорил, что АДМ нанимала женщин, чтобы те покрутились возле американского филиала азиатской компании, постарались завести знакомство с кем-нибудь из служащих и навели их на разговор о продаже микробов. Шепард надеялся, что в записанном разговоре всплывет и это.

Рэнделл с Уайтекером обсудили технические отличия разных микробов. Вдруг Уайтекер, распространявшийся о характеристиках микробов, круто повернул разговор:

– Шевирону так и не удалось тогда добиться толку с этими девками?

– Нет, мы велели ему прикрыть дельце, – ответил Рэнделл. – У нас тогда завязалась дружба с японцами, и требовалась другая стратегия.

Шепард остановил пленку и отмотал немного назад.

Потрясающе.

Шепард прослушал запись до конца. Качество ее было хуже некуда, но теперь Шепард считал, что история Уайтекера о промышленном шпионаже может оказаться правдой.^{116}

9 января, после двух дождливых дней, солнце пробилось сквозь тучи и засияло над Декейтером. Шепард быстро добрался до стоянки отеля «Холидей-Инн». Сегодня, в такую хорошую погоду, они решили не прятаться в номерах.

Через несколько минут подъехал Уайтекер. Спустя секунду к нему подсел Шепард.

– Соглашение у вас с собой? – спросил он.

– Да, вот оно, – ответил Уайтекер.

В тот день Уайтекер в телефонном разговоре сказал, что готов подписать соглашение. Шепард хотел сделать все как можно быстрее, и Уайтекер согласился прийти на встречу. На следующей неделе он собирался по делам на Каймановы острова.^{117}

Уайтекер вручил Шепарду подписанное соглашение, и они перебросились парой слов, а Уайтекер решил добавить к соглашению еще один пункт. Достав ручку, на последней странице он написал:^{118}

Огромный угловой кабинет Дуэйна Андреаса находился на шестом этаже административного здания АДМ, рядом с залом заседаний совета директоров. Конфиденциальность ценили в компании очень высоко, и кабинет Андреаса был настоящим храмом тайн. Без приглашения сюда не входил почти никто, и мало кто был свидетелем того, как Андреас плетет телефонные интриги с промышленниками и политиками.

В этом кабинете принимались все окончательные решения. Дуэйн прислушивался к советам, но последнее слово всегда было за ним, главой компании. В тот день Андреасу предстояло принять особенно важное решение.

Увольнять Уайтекера или нет?

Эта история с Фудзиварой всем уже въелась в печенки. Теперь уже никто не верил, что в компании завелся «крот». По-видимому, Уайтекер сочинил «крота», чтобы выиграть время для наладки заводского производства. А эта нелепая выдумка с угрозами его дочери? Да что с ним такое?

Рейзингу поручили допросить Уайтекера с пристрастием и выяснить в точности, звонил ему Фудзивара или нет. Уайтекер по-прежнему настаивал на версии саботажа, но доказательств привести не мог.

Ситуация была слишком необычной. Хорошо еще, что ФБР, похоже, не отнеслось к этому расследованию всерьез. Время от времени заглядывал Шепард, но новых звонков от Фудзивары не было, и его интерес к этому делу вроде бы увял. Дуэйн не желал, чтобы эти разговоры дошли до правительства. Он не любил выносить сор из избы.

В конце концов Дуэйн решил, что с Уайтекером лучше расстаться. Он позвонил Рэнделлу и пригласил его к себе. Президент АДМ работал с молодым менеджером больше других, и к его мнению стоило прислушаться.

Услышав о решении председателя, Рэнделл остолбенел.

– Дуэйн, вы это серьезно? Уайтекер нам нужен. Никого лучше нам не найти.

Конечно, продолжал он, Уайтекер не без странностей и вся эта история с Фудзиварой – сплошная галиматья. Но Уайтекера можно понять: он неопытен, он испугался. И в конечном счете главное – бизнес, а подразделение, которым руководит Уайтекер, стало наконец прибыльным.

– Его прибыли выше всех. Нам без него не обойтись, – заключил президент.

Рэнделл даже пообещал, что будет лично приглядывать за Уайтекером, и Дуэйн сдался. Рэнделл убедил его, что Уайтекер необходим для процветания АДМ.^{119}

На всем протяжении чикагской «Великолепной мили», знаменитого торгового района с шикарными магазинами, псевдоготическими офисами газетных издательств и отелями мирового класса, царила атмосфера волшебной сказки. 22 января рождественские фонарики все еще прятались в ветвях деревьев на Мичиган-авеню, словно город не мог расстаться с отошедшим в прошлое праздником. Виновницей затянувшегося Рождества была одна из голливудских киностудий, снимавшая здесь кино, но чикагцы охотно подхватили иллюзию. Отголоски праздничного веселья бодрили Чикаго и помогали городу пережить очередную студеную зиму.^{120}

В самом центре этого покупательского рая два азиата направлялись в сорокашестиэтажный отель «Чикаго Марриот Даунтаун». В элегантных костюмах и галстуках приглушенных тонов, они выглядели как обычные бизнесмены, приехавшие по делам. Так оно, в общем, и было – Кандзи Мимото и Хирокадзу Икэда приехали по важному делу: чтобы совершить преступление. Их послали восстановить незаконный ценовой сговор между производителями лизина.

Одним из пунктов их программы была встреча с представителями компании АДМ, которая теперь стала их соперником. На эту встречу они шли без воодушевления: руководителям АДМ, на их взгляд, не хватало рассудительности и хороших манер. Американцы ворвались в лизиновый бизнес как ковбои и перевернули вверх дном столы переговоров, за которыми азиатские компании уже много лет обсуждали проблемы фиксирования цен. Привычный и удобный способ ведения дел канул в прошлое.

Более того, они подозревали АДМ в воровстве. В «Адзиномото» хорошо знали, сколько лет требуется для выведения нужного штамма микробов. А АДМ стала крупным игроком чуть ли не в один день. Японцы были уверены, что этого можно достичь лишь кражей их собственного штамма.^{121}

Во время сентябрьского визита в Декейтер, когда Икэда и Мимото осматривали завод АДМ вместе с двумя своими инженерами, им представился случай проверить свои подозрения. Мимото попытался похитить микробы АДМ, протерев мокрым носовым платком перила лестницы. Дома они немедленно отправили платок в лабораторию для поисков генетических маркеров, внедренных в микроорганизмы, которые использовали они сами, и тем самым доказать факт воровства.

Увы, затея провалилась. Если на платке и остались микробы, они погибли в пути через океан.^{122} Так что выпихнуть АДМ с рынка, предъявив американцам иск в нарушении патента, не удалось, и эти планы пришлось отложить до будущих времен. Оставалось только сотрудничать с ними. До поры до времени.

Икэда и Мимото прошли через вестибюль отеля к лифтам и вознеслись наверх. Там они долго бродили в поисках конференц-зала, где была назначена встреча с одним из представителей АДМ. Наконец зал нашелся. Они вошли, и ожидавший их человек встал.

– Мистер Уайтекер! – произнес Икэда. – Рад видеть вас.

Уайтекер улыбнулся, и они обменялись энергичными рукопожатиями.

– Я тоже рад снова встретиться с вами.

Все уселись и принялись за доставленную из ресторана еду, дружески болтая. Постепенно перешли к делу. Японцы выдвинули условие: при любых соглашениях «Адзиномото» остается лидером на рынке лизина. Уайтекер уклонился от ответа, сказав, что все условия следует обсудить при встрече с Миком Андреасом, иначе их договоренность не будет иметь силы.

Японцы не растерялись. Шли обычные переговоры, когда сталкиваются интересы и стороны отстаивают свои непримиримые позиции.^{123}

Необычным в переговорах было то, что Икэда и Мимото беседовали с человеком, подписавшим соглашение с ФБР, по которому он должен был информировать агентство обо всех незаконных сделках. Все сказанное предполагалось записать на диктофон, чтобы агенты ФБР могли проследить за ходом встречи.

Но ничего этого сделано не было. Уайтекер не делал записей, агенты не вели никакого наблюдения. Они даже не знали о том, что Уайтекер отправился в Чикаго договариваться о ценах с японцами. Он ничего им не сказал.

Уайтекер решил сохранить эту поездку в тайне.

Расти Уильямс, увидев, что к нему направляется Уайтекер, отложил садовые инструменты. Уильямс работал садовником Уайтекеров всего полгода, но уже привязался к новому боссу. Говоря проще, Уайтекер стал для него не боссом, а другом. Узнав, что Уильямс задолжал семь тысяч долларов, Уайтекер вручил ему эту сумму в подарок. Он не смотрел на Уильямса как на пустое место, не был высокомерен и часто делился с ним своими рабочими и домашними проблемами.

По газону Уайтекер прошел к белой изгороди, возле которой стоял Уильямс.

– Привет, друг, – поздоровался он.

– Привет. Как дела?

Они поговорили о состоянии участка. Уайтекер всегда заботился о чистоте подъездной дорожки. Затем он переключился на свою работу в АДМ. Недавно Уильямс узнал, что Уайтекер занимает высокое положение в компании и руководит производством лизина, и был впечатлен.

В этот раз Уайтекер сказал, что рассчитывает стать очень богатым.

– У меня планы, приятель, у меня есть планы.

– Что за планы?

– Знаешь, если бы я мог контролировать цены на бензин, то стал бы миллионером.

– Ну да?

Уайтекер кивнул.

– А если я буду контролировать цены на лизин и другие продукты АДМ, – продолжил он, – то к пятидесяти годам стану миллиардером.^{124}

Прошло шесть недель.

Расследование зашло в тупик. Шепард официально уведомил АДМ, что ФБР прекращает дело Фудзивары. Новых звонков от японца не поступало, и расследовать было нечего. В компании все вздохнули с облегчением.

От Уайтекера, несмотря на подписанное соглашение, толку было мало. С конца января агенты встречались с ним раз пять или шесть, но о фиксировании цен он не сообщил ничего нового. Зато все чаще упоминал Уэйна Брассера. Он откровенно надеялся, что главным свидетелем вместо него станет Брассер. Агенты провели пробный допрос Брассера по делу Фудзивары и среди прочих задали вопрос о том, не желает ли он обсудить иные проблемы. Брассер такого желания не выразил, а агенты не стали настаивать. Чем больше народу будет знать об их интересе к фиксированию цен, тем скорее об этом узнает руководство АДМ, и оно непременно насторожится.^{125}

К тому же те немногие аудиозаписи, которые представил Уайтекер, были плохого качества. Агенты на своем веку прослушали тьму записей разговоров и ожидали более качественного материала. Некоторые из записей – вроде записанного в самолете разговора с Рэнделлом – было трудно расслышать. В других случаях слова заглушал телевизор и прочие помехи. А в содержании записей хорошего качества не было ничего ценного. Агентам осточертело слушать о Брассере, они хотели знать, что говорят те, кто работает в компании. Но Уайтекер снова и снова твердил, что записывать было нечего.

Наконец терпение Шепарда лопнуло.

– Уайтекер только притворяется, что сотрудничает, – заявил он Везероллу. – Думаю, он хочет сорваться с крючка.

Везеролл согласился. Уайтекер, несомненно, что-то утаивает. Агенты снова обратились к спецагенту Стивену Эттеру из подразделения психологов-бихевиористов, который уже консультировал их относительно Уайтекера несколько месяцев назад. Шепард изложил ему соображения, и Эттер дал несколько советов, после чего Шепард позвонил Байрону Кадмору и поделился с ним своими заботами.

– И что вы собираетесь делать? – спросил Кадмор.

– Еще раз прогнать его через машину.

То есть снова проверить на полиграфе.

– Ну и правильно, – отозвался Кадмор. – Сообщите результаты.

Двадцать секунд.

– Вы говорите нам всю правду о своем участии в фиксировании цен? – спросил агент Гамара.

Уайтекер взглянул на график. В тот вечер, 10 марта, он увидел Гамару и удивился. Его снова не предупредили. Он пытался сохранить невозмутимость, заявил, что ничего не скрывает и охотно пройдет еще одну проверку. Гамара вновь заранее перечислил вопросы, которые собирался задать. Но этот вопрос его встревожил.

– Да, – ответил Уайтекер, повысив голос.

Кажется, график не изменился. Этот вопрос был пятнадцатым по счету и вторым из тех, что касались фиксирования цен. Еще два были таковы: правда ли, что Мик Андреас велел ему купить микробы у Фудзивары, и действительно ли он перевел звонки со своей домашней линии на служебную по указанию Марка Шевирона. Оба раза Уайтекер ответил «да».

Гамара задал последний, контрольный, вопрос и, не поднимая головы, сделал пометку на графике.

Закончив повторную серию вопросов и ответов, Гамара внимательно изучил графики и сделал пересчет результатов. Сомнений не было: на все вопросы о фиксировании цен Уайтекер дал ложные ответы.

Он снова не прошел испытание.^{126}

Как и в первый раз, агенты ушли совещаться в соседнюю комнату и прикрыли дверь. Затем дверь отворилась. По их лицам он понял все и заговорил, даже не дав им сесть:

– Знаете, парни, я устал, а завтра утром у меня важные дела, так что мне надо домой.

Агенты медлили с ответом, и он повторил:

– Мне правда надо ехать. Завтра трудный день, я устал, так что…

Ну что ж, если Уайтекер решил уйти, не удерживать же его силой.

– Ладно, Марк, – сказал Шепард. – Иди домой.

Уайтекер направился к дверям. Разочарованные агенты молчали. Уайтекер, несомненно, и сам понимал, что провалился. Везеролл был уверен, что, выйдя из номера, Уайтекер больше не вернется. А если и вернется, то снова будет врать.

На тайном сотрудничестве можно ставить крест, удрученно думал Везеролл.^{127}

На следующее утро в декейтерской резидентуре ФБР раздался телефонный звонок. Шепард снял трубку.

– Привет! – свистящим шепотом произнес Уайтекер. – Это Марк.

Шепард в растерянности не знал, что сказать.

– Я хочу встретиться, – продолжал Уайтекер. – Мне нужно поговорить с вами.

– Но Марк, мы же…

– Брайан, выслушайте меня еще раз. Поверьте, это очень важно.

– Ну хорошо, Марк, – согласился Шепард, помедлив. – Я закажу комнату.

Уайтекер был полон энтузиазма. Он с жаром уверял Шепарда и Везеролла, что говорил правду, что хочет сотрудничать и что они могут ему доверять. В этот день он много читал о полиграфах и убедился, что они ненадежны. Проверку на детекторе лжи проваливали многие, говорившие правду. Он сам читал об этом. Он знает.

Агенты на это не купились. Уайтекер может до посинения доказывать, что детектор лжи соврал, это их с толку не собьет.

Когда Уайтекер выдохся, в разговор вступил Везеролл.

– Марк, – сказал он, – я понимаю, что вам нелегко работать в компании, где все это происходит, и нелегко доносить на своих друзей и коллег. Но легких путей не бывает, что поделаешь.

Уайтекер молчал.

– У вас нет выбора, с самого начала не было. Мы все равно никуда не исчезнем. И у вас только один способ защитить себя, только один верный путь – начать говорить правду.

Везеролл несколько минут вразумлял Уайтекера, стараясь в то же время понять его и влезть в его мысли.

– Ну да, конечно, говорить правду трудно. Мы знаем, что вы о чем-то умалчиваете, скрываете от нас что-то. Ясно, что это угнетает вас. Я знаю, как тяжело нести это бремя.

Уайтекер молча смотрел в стол.

– Марк, признайте, ведь так и есть?

Сначала Уайтекер не двигался, затем медленно кивнул.

Есть контакт.

– Говорю вам, Марк, правда – единственное, что принесет облегчение. Перестаньте терзать себя. Начните говорить, и все пойдет само собой. – Он наклонился. – Вам надо думать не о своих коллегах, Марк, а о себе.

Уайтекер взглянул на Везеролла. Он был в тупике. Война цен затухала, встречи с конкурентами из Азии возобновились. Его планы провалились.

Он прокашлялся. Эти ребята слишком упертые, их с толку не собьешь. Еще чуть-чуть, и навесят на него обвинение.

Выхода не было.

– Последние пять недель, – сказал он, – я лично участвовал в переговорах о фиксировании цен на лизин.

Весь следующий час он рассказывал о проведенных им сделках, о переговорах с «Адзиномото» и другим японским конкурентом, «Киова хакко».

– Кто-нибудь знает об этих переговорах? – спросил Шепард.

– Мик Андреас. Он полностью в курсе.

Их сотрудничество зашло довольно далеко, сказал Уайтекер. Японцы согласны установить цену в один доллар десять центов за фунт лизина – почти вдвое выше, чем недавно, – но только если АДМ снизит объемы производства. Очередная встреча назначена на 30 апреля: управляющий «Адзиномото» лично приедет в Декейтер, чтобы увидеться с Миком Андреасом. Уайтекер тоже будет участвовать в переговорах.

Агенты слушали с воодушевлением. После долгих месяцев застоя плотину прорвало. Уайтекер рассказывал о преступлениях, в которых участвовал сам, и это не могло не быть правдой. Не идиот же он возводить на себя напраслину перед агентами ФБР.

Что важнее, сам Уайтекер изменился и держался теперь совершенно иначе, не нервничая и не изворачиваясь. Глаза его горели, казалось, работа на ФБР вдохновляла его. Либо он на самом деле перешел Рубикон, либо был величайшим из всех актеров, каких им доводилось видеть.

– Хорошо, Марк. Но я хочу, чтобы вы не просто высказали нам все это, а записали на пленку. Ваших слов нам мало. Нужна запись. Вы согласны?

Поколебавшись, Уайтекер решился. Агенты были правы: выбор у него простой – либо коллеги, либо он.

– Да, – энергично кивнул он. – Я запишу все, что вы хотите.^{128}