Йен Уотсон Война Инквизиции
Чужой зверь внутри
Огромное тренировочное колесо еще раз ускорилось, в то время как МеЛинди мчалась заключенная внутри него. Машина возвышалась на две сотни метров под ребристым сводом крыши. Лучи кроваво-красного, синюшного и ядовито-зеленого цветов падали через ажурные окна, которые в свою очередь крутились, будто в калейдоскопе. Цепи из латунных амулетов, болтающиеся на вращающихся спицах колеса оглушительно лязгали и звенели во время движения, словно бесноватые колокола.
В других помещениях храма Каллидус начинающие ассасины разбивали брусья из пластали высокими ударами ног, или же ломали собственные пяточные и плюсневые кости. Травма не являлась оправданием для прекращения тренировки — теперь им приходилось преодолевать боль. Другие выворачивали собственные конечности напряжением мышц, чтобы освободиться из оков перед тем, как ползти по узким изогнутым трубам. Насос откачивал кровь из двух юношей перед рукопашной схваткой, и еще из одного перед тем, как он попытается преодолеть коридор полный вращающихся клинков. Покрытые шрамами опытные инструкторы надзирали за тренировкой, всегда готовые служить доказательством сомневающимся.
Ритмические тренажеры издавали пронзительные звуки, ревели и вращались, чтобы дезориентировать тренирующихся.
МеЛинди бежала на протяжении получаса, пытаясь догнать другого ассасина, который бежал вертикально над ней, сверху вниз, на нем был экспериментальный пояс обратной гравитации.
Она бежала, погрузившись в транс, представляя, будто можно достичь настолько просветленного состояния разума, что она будет способна нечеловечески ускориться и сделать мертвую петлю, оглушив при этом на ходу свою цель.
Чтобы она не собиралась предпринять для совершения такого рывка, колесо ускорилось и помешало этому. Внезапно колесо остановилось, с оглушительным лязгом сцепившихся зубьев и скрежетом шестерней. МеЛинди безжалостно швырнуло вперед. Хотя это было абсолютно неожиданно, она была настороже, согнулась дугой и перекатилась.
Разогнувшись, она сделала кувырок назад и развернулась кругом. Колесо уже начало двигаться в противоположном направлении, набирая скорость. Высоко наверху кувыркалась ее цель. Она рванула вперед, заставляя свои босые ноги и полностью новый момент инерции, удерживать ее от падения на гигантский изогнутый трек.
Тут провыла сирена, обозначающая конец ее тренировки — именно в тот момент, когда она возмечтала о небольшом шансе на успех в практически невыполнимом задании.
— Руководитель секундус приглашает вас на встречу в течение часа, — сообщил ей наставник "колеса". Лысый старик, один глаз которого заменяла ярко-красная линза, воздержался от замечаний по поводу результатов ее тренировки. МеЛинди, опытная выпускница Коллегии Ассасинорум, обязана быть способна поставить оценку себе самостоятельно. Иначе она была бы хуже, чем любой новичок.
— Приглашает? — уточнила она. Руководитель секундус был не больше не меньше заместителем главного руководителя храма ассасинов Каллидус. Разве такое высокое должностное лицо приглашает?
В небольшом помещении баптистерия, увенчанного куполом, МеЛинди стянула с себя облегающую черную тунику. Вибрация гиперзвука удаляла с нее пот и грязь, а в это время она рассматривала свое тело в высоком зеркале, рамой которому служили латунные переплетенные кости. Она позволила себе излишнюю долю восхищения для простой оценки физического сложения. Ведь ее тренировали как породистую куртизанку и как хитрую неуловимую убийцу. Куртизанка — даже такая, что по большей части притворяется дарительницей удовольствий — должна осознавать свою чувственность.
Высокая, длинноногая МеЛинди обладала сильными бицепсами, а также развитыми мышцами ног, хотя высокая фигура скрадывала впечатление силы. Шрамы скрывали загадочные татуировки. Огромный косматый паук охватил ее талию. Обнажив клыки, ползла по ноге змея. Похожие на скарабеев насекомые топтались на аккуратных полушариях груди. Ее грудь, которую ни одна тренировка не могла превратить в оружие, была небольшой и не обвисла, она была приятно-упругой — нежные конусы, увенчанные жуками. Ее угольно-черные волосы были коротко острижены, чтобы никто не смог схватить за них. В роли куртизанки она могла надевать (или не надевать) роскошный парик. Лицо цвета слоновой кости было странным, неудержимым в памяти. Но усилием мышц она могла сделать свои черты лицом феи, или с той же легкостью — лицом ведьмы.
Руководитель секундус не вызвал ее. Он ее пригласил…
Она пробовала это слово, так языком ощупывают полый зуб, залитый каталепсином для парализующего плевка в глаз жертвы.
Немыслимо, чтобы секундус желал использовать такой чудесный инструмент — МеЛинди — который Коллегия сотворила из плоти дикого мира, ради удовлетворения своего сладострастия. Это было бы святотатством. Если бы МеЛинди не была убийцей в облике куртизанки, эта мысль вряд ли вообще пришла бы ей в голову.
Приглашение. Это слово наводило на мысль о протоколе Морс Волюнтария, дозволение совершить показательное самоубийство, которое в некоторых случаях давалось ассасину потерпевшему неудачу, но неудачу почетную. Или тому, чье самоубийство устраняло основного свидетеля ошибки подразделения Оффицио Ассасинорум.
МеЛинди знала, что у нее не было провалов в работе.
Озадаченная, она покрыла ступни освященным камфорным маслом, чресла ладаном, а темя розмарином, затем сотворила молитву Императору, прежде чем облачиться в тунику.
На встрече с Тариком Зизом, секундусом, МеЛинди села в позу двойного лотоса, лицом к нему. Она склонила голову. Поза лотоса, сцепившая ее ноги и взгляд, устремленный в никуда, были символами почтения к вышестоящему в его личном кабинете. Таким образом, она показывала, что ограничивает себя от любой попытки убийства. На самом деле она могла выпрямиться и бросится вперед в одно мгновение — также тренированному ассасину не требовалось смотреть на цель. Тихий вздох человеческих легких, запах, движение воздуха в комнате выдали ей местонахождения Зиза.
Но подобная предательская, немотивированная атака в любом случае вела к неудаче. По общему мнению у Тарика Зиза был дан омега.
Секундус, облаченный в черную мантию, опустился на колени на обитом парчой возвышении, которая также была его спартанским ложем, лицом к терминалу данных, выполненному в древнем барочном стиле. Его длинные пальцы, украшенные перстнями, изредка пробегались по клавишам, одна часть его сознания была занята другими проблемами. Тома, обтянутые кожей, и кубы данных громоздились у одной из стен до самого крестообразного свода потолка.
Коллекция из тысяч крошечных, отполированных архаичных ножей, многие из которых были размером с ноготь, украшали другую стену, будто мириады оторванных у металлических бабочек крыльев, разбивая свет электро-факела на ртутные отблески.
— Ты можешь посмотреть на меня, МеЛинди.
Зиз был смуглым, невысоким и плотным — почти гном, за исключением его длинных пальцев. Многочисленные испещренные рунами кольца, которые он носил, без сомнения скрывали экзотические галлюциногены и парализующие яды, несмотря на то, что секундус уже не участвовал в оперативной работе. Его искусственные зубы — все являлись клыками и были окрашены, чередуясь, в черный и ярко-алый цвета.
— Ты одна из наших лучших хамелеонов, — мягко сказал ей Зиз.
МеЛинди кивнула, ибо это было очевидной истиной. Инъекция изменяющего форму средства, полиморфина, позволяла любому тренированному ассасину ее храма изменять свою внешность усилием мысли. Это было специализацией храма Каллидус, основным принципом которого была хитрость — так же как храм Виндикар специализировался на возмездии, а Эверсор на неудержимых атаках.
Под действием полиморфина плоть текла, как расплавленный пластик. Кости становились мягче, меняли форму и снова затвердевали. Изменяя рост, фигуру, черты лица, МеЛинди часто выдавала себя за других женщин — прекрасных и отвратительных, дворянок и простолюдинок. Она превращалась в мужчин. Один раз она превратилась в высокого, хищно-красивого чужого из расы эльдар.
Всегда смыслом являлось искоренение того, чья деятельность подвергала опасности Империум; целью было физическое уничтожение врага или — гораздо реже — психологическое…
Тем не менее, полиморфин не являлся чудесным эликсиром сам по себе. Изменение формы требовало глубокого, практически мучительного сопереживания тому, кого необходимо было скопировать, убить и заместить. Для подобного трюка нужна эмпатия — тесное отождествление с целью — и внутренняя дисциплина.
Введи полиморфин непосвященному, и получишь протоплазменный хаос тела, агонизирующую анархию плоти, костей и органов, смешение и распад, завершающийся милосердной смертью.
МеЛинди была отличным, дисциплинированным хамелеоном, в точности как сказал секундус. Хотя она и не была псайкером, но в клетках тела и мозга, несомненно, было нечто позволяющее ей подражать внешности и манерам незнакомцев — изменяя себя — а полиморфин позволял ей реализовать это в полной мере.
Она могла бы стать актрисой, родившись на цивилизованной планете. В ее родном диком мире она могла бы стать жрицей какого-нибудь культа изменчивости. Волей-неволей ее ребенком забрали из варварского племени, и теперь, как ассасин Каллидус, она могла стать практически любым незнакомцем, если ей это требовалось.
Зиз наклонился вперед.
— Благодаря твоему таланту, наш храм приглашает тебя участвовать в эпохальном эксперименте.
— Я лишь инструмент, — ответила она, — на службе нашего храма.
Ее ответ был покорным и наполненный осознанием долга, с легкой тенью настороженности, чего и нужно было ожидать от воспитанника Каллидус.
— Ты мыслящий инструмент, дочь моя. Мудрый. Твой разум должен идеально гармонировать с изменениями, которым ты подвергнешься, иначе результат может быть фатальным.
— Каким изменениям, секундус?
Когда Зиз сообщил ей, МеЛинди выдохнула, будто похожий на гнома наставник дана омега ударил ногой в ее покрытый мышцами живот.
Покинув его кабинет, она торопливо шла по лабиринтам темных коридоров, где любой, кроме посвященного, быстро и безнадежно потерялся. Достигнув гимнастического зала, она попросила наставника колеса прогнать из тренажера новичка и впустить ее. Внимательно посмотрев на нее, старик, кажется, проникся ее необходимостью.
Вскоре МеЛинди бежала, бежала, будто хотела убежать прочь от храма, к самим звездам, куда-нибудь, где она сможет полностью потерять себя и никогда не найти.
Она мчалась, будто худший кошмар в мире преследовал ее. Она изгнала из своих чувств боль от пережитого потрясения без непокорства и побега куда глаза глядят. Наконец, спустя, казалось, часы, на грани такого истощения, какого МеЛинди никогда не испытывала, она достигла определенного смирения со своей судьбой.
Также внезапно, как тренировочное колесо ранее, колесо ее судьбы ошеломляюще изменило направление вращения. Исходя из связывающей ее с храмом верности, из священных и страшных клятв, учитывая, что Коллегия Ассасинорум сотворила ее такой, какая она есть, она обязана была согласиться.
Ее пригласили, но отказ был немыслим.
Единственной альтернативой участию в задании, которое гарантированно уничтожит ее, после того как она истребит множество врагов — было показательное самоубийство.
МеЛинди была ассасином Каллидус, не Эверсор. До настоящего времени у нее не было склонности к суициду. И после очищающего от страстей бега в колесе, эта альтернатива не беспокоила ее более. Даже если храм, в лице Тарика Зиза, которому невозможно отказать, казалось, принуждает к тому, чтобы уничтожить ее дар. Да, искалечить его. В ходе эпохального эксперимента.
Когда лазерные скальпели нависли над ее нагим, парализованным телом, МеЛинди вопросительно уставилась на старшего хирурга, одеяние которого было украшено символами чистоты и охранительными заклинаниями.
Она могла немного двигать глазными яблоками. В ее поле зрения так же попал закутанный в мантию, татуированный адепт-рентгенолог, обвитый проводами и помещенный внутрь сканирующего аппарата, окаймленного медью. Аппарат возвышался вдоль операционного стола, будто хищный армадилл, изучая внутренние ткани ее тела несколькими хоботами. Глаза-линзы вывели друг за другом четыре небольших голограммы ее тела в воздух.
Одна из голограмм представляла ее тело освежеванным, все мышцы были выставлены напоказ. Другая показывала реки, притоки и ручьи ее сердечно-сосудистой системы. Третья вычленяла ее нервную систему. Четвертая представляла ее голый скелет. Эти гомункулы медленно вращались, будто плавали в невидимых бочках, демонстрируя себя ей и хирургу.
Долговязый адепт анестезиолог сидел в конструкции, напоминающей огромного паука, и наблюдал за дозами метакураре, который парализовал ее и вызвал онемение. Антенны машины были воткнуты в нее, она ничего не чувствовала, но была в сознании — так как ее разум должен был осознавать процедуру, которой она должна была подвергнуться. Старый, покрытый бородавками и похожий на карлика медик опустился на колени на резиновой подкладке, чтобы шептать ей на ухо. МеЛинди могла его слышать, но не видеть; не могла она видеть и других адептов в операционной, которые присматривали за имплантатами и дополнительными железами, ожидающими в стазисных посудинах.
МеЛинди ничего не чувствовала. Ни зажима, сковавшего рот, ни серебряного патрубка отсасывающего оттуда слюну, ни гофрированного операционного стола под ней, с канавками для стока крови или других жидкостей. Не в состоянии шевелить головой, но способная немного вращать глазами, она могла видеть очень немного. И слышать бормотания бородавчатого карлика.
— Сначала мы разрежем твои плечи и руки. Позднее мы, разумеется, с тщанием воссоздадим твои татуировки…
Она услышала, как приближается лазерный скальпель, жужжащий, словно назойливая муха. Операция началась.
Ассасин мог заблокировать сильную боль, мог почти целиком отрешиться от вопящего болевого центра в мозгу. Это то, чему учили ассасина. Это было прошито в мозге. Как иначе она смогла бы выполнить задание, будучи раненной. Как иначе она могла бы, не отвлекаясь, сконцентрировать свою эмпатию во время изменения полиморфина. Тем не менее, при сильном рассечении как в этой операции, некоторые мышцы могли сжиматься в непроизвольных спазмах, мешая ювелирной работе хирурга. Поэтому ей сделали наркоз, но оставили в сознании.
Она слышала слова гнома. Но в ее сердце — в раненном сердце МеЛинди — все еще звучал рассказ Тарика Зиза о том, как ее осквернят.
— Адепты Каллидус способны превращаться в самых разных людей. Кто может сделать это лучше чем ты, МеЛинди? Ты даже изобразила гуманоида эльдар, достаточно хорошо для того, чтобы в это поверили люди.
— И для того, чтобы на какое-то время в это поверили эльдары, секундус, — напомнила она осторожно.
Зиз кивнул.
— Тем не менее, мы не можем превращаться в других чужих, которых нам хотелось бы скопировать. Мы ограничены доступными конечностями, костями, плотью… Что ты знаешь о генокрадах, МеЛинди?
В тот момент МеЛинди испытала жуткую обессиливающую глухую муку, будто из нее разом вынули внутренности. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы опознать незнакомое чувство.
Этим чувством был ужас.
Ей казалось, что она давно уже не могла ощущать такой ужас, он был вырван из нее с корнем во время обучения.
— Что ты знаешь? — повторил он.
— У генокрадов четыре руки, — механически ответила она. — Две из них оканчиваются кистями, еще две несут когти, которые могут рвать пласталь будто ткань. Голова луковицеобразная, длинная, имеются клыки. Их роговой позвоночник заставляет их все время передвигаться ползком. У них имеется бронированный панцирь и мощный хвост…
Но не это создание повергло ее в ужас. О нет. Ее ужаснул подтекст вопроса Зиза.
— Полиморфин никогда не превратит нас в одного из них, секундус.
— Один только полиморфин — нет, МеЛинди.
Под бормотание комментирующего медика, прерываемое почтительными молитвами Императору — которым вторил главный хирург — она искоса смотрела на то, как рассекают голограмму ее тела, осознавая, что то же самое происходит с нею самой. Внутрь нее поместили крохотные генераторы стазиса, чтобы остановить сильное кровотечение.
Она была пойманным зайцем, которого распяли на доске мясника.
— Мы используем имплантаты, — продолжил Зиз. — Вживим в твое тело прессованную пластиплоть, усиленную карбоновым волокном. Также мы используем гибкий хрящ, который может становиться твердым словно рог. В покое — в сложенном состоянии — эти имплантаты будут незаметно таиться в твоем теле. Но они будут помнить чудовищную силу и мощь, заложенную в их структуру. При активации, когда полиморфин размягчит твою плоть и кости, эти имплантаты увеличатся до своего полного боевого размера.
Мозаика из крохотных сияющих ножей на стене казалось, воспарила, чтобы наброситься на МеЛинди и освежевать ее.
— Мы вложим в тебя дополнительные железы, для того чтобы хранить и производить гормон скорости, гормон роста — соматотрофин, и железы, чтобы обращать этот процесс…
— Но, — отчаявшись, пробормотала она, — мне ведь все равно не стать настоящим генокрадом?
— На данном этапе, этого и не требуется. Ты сможешь превратиться в убедительную гибридную форму генокрада. Гибрид обладает только одной парой рук, у него нет хвоста… он больше похож на человека — хотя уже достаточно извращен, достаточно уродлив, чтобы убедить тех, в чьи ряды ты должна будешь внедриться. Если этот эксперимент пройдет успешно, как мы надеемся, впоследствии мы попытаемся имплантировать вторую пару конечностей.
— В меня?
Ее голос задрожал?
Зиз покачал головой.
— В другого добровольца. Ты будешь связана с гибридной формой и сможешь превращаться или в нее, или в свой обычный облик.
Ужас МеЛинди нарастал. То, что предлагал Зиз, не могло быть просто экспериментом. Таким, который проводят из любопытства. МеЛинди облизала губы.
— Я так понимаю, секундус, существует какое-то специфическое задание?
Зиз тонко улыбнулся и рассказал ей.
МеЛинди это задание показалось ширмой, испытанием на то, сможет ли она выдержать изменение и выжить.
Хотя, разумеется, она не могла судить о важности задания. Искусство ассасина — это умение нанести смертельный удар в одну уязвимую точку общества, точку, которая не всегда выглядит центральной, но которую ее старшие считают таковой. Часто цель была заметной — коррумпированный губернатор планеты, нелояльный чиновник высокого ранга. Тем не менее, иногда убрав небольшой булыжник можно обрушить лавину. Ассасин Каллидус не мясник, а ловкий хирург.
Хирургия…
— Ты одна из наших самых приспосабливающихся хамелеонов, МеЛинди. Конечно, наш эксперимент пройдет успешнее, если ты примешь в нем участие. Это может дать потрясающие результаты. Превращения в тиранидов, тау, лакримолей, круутов. Как иначе мы вообще можем внедриться к этим чужим расам, если возникнет необходимость.
— Вы оказываете честь вашей слуге, — пробормотала она. — Вы сказали, что я… буду привязана к….
— В дальнейшем, используя полиморфин, ты, к сожалению, сможешь превращаться только в гибридную форму генокрада, ни в какую другую.
Это было тем, чего она так боялась. Она потеряет все свои возможности для перевоплощения. Ее лишат дара, которым она гордилась, который — в ее сердце — делал ее МеЛинди.
Было ли это странным, что ее выдающаяся способность подражать другим, усиливала веру в себя? Нет, это не было странным… Потому что МеЛинди ребенком забрали из дома, из племени, забрали прочь от языка и традиций. После первоначального упорства — она настаивала на своем королевском происхождении — она уступила и затем нашла надежную опору своему Я в изменчивости.
— Я также прошла обучение как куртизанка, секундус, — скромно напомнила она Зизу.
Быстрая горькая гримаса исказила губы смуглого невысокого дана омега.
— Твоя красота позволяет тебе быть именно ею. Мы должны быть готовы унять свои амбиции, если это нужно храму и Империуму. Честолюбие тщетно в этом мире смерти.
Пожертвовал ли Тарик Зиз своими амбициями, когда шел к должности руководителя секундус? Зиз может стать главным руководителем храма Каллидус, и в дальнейшем возможно грандмастером ассасинов, Верховным Лордом Терры.
Если этот эксперимент пройдет успешно, это сыграет большую роль в его личном карьерном росте…
— Я лишь только инструмент, — глухим эхом ответила МеЛИнди.
Поэтому она устремилась к тренировочному колесу, бежать до тех пор пока она не станет полностью опустошенной, опустошенной настолько, чтобы согласиться.
Хирургическая операция длилась уже три кропотливых, наполненных молитвами, часа. Шепчущий голос покрытого бородавками карлика стал хриплым. Подкожный слой сжатой, усиленной "умной" пластиплоти разместили в руках, ногах и туловище МеЛинди. Эта псевдоплоть была "умной" в следующих аспектах. Она отпускала нейронные волокна внутрь ее тела, сливаясь с ней на физиологическом уровне. В этом смысле она была родственна черному панцирю, который вживляют каждому Космическому Десантнику в качестве завершающего этапа процесса превращения в сверхчеловека. Также искусственная плоть помнила нечестивые формы, которые в нее заложили, и она всегда будет препятствовать любым непокорным попыткам МеЛинди принять какую-либо иную форму.
Это было подобно карте, вышитой на мягкой ткани, которая при определенном стимуле увеличивается, пружиной разворачиваясь в жесткую форму, из контурных линий возникнут монструозные горы.
Адепты Каллидус, занимающиеся анатомическими экспериментами, были весьма изобретательными.
Схожим образом клинки из гибкого хряща поместили внутрь пальцев ее рук и ногтей на пальцах ног, обернув вокруг ее фаланг, плюсневых и пястных костей. Так же короткие гребни из гибкого хряща имплантировали в ее позвоночник, берцовые кости, бедра… и в прочие места.
На призрачной голограмме, висящей над операционным столом, ее новые железы светились, будто самородки в верхней части груди, наподобие второго набора сосков обращенных внутрь.
О, ее оперировали тщательно и истово.
И теперь наступала кульминация, лазерные скальпели качнулись к ее открытому лицу. Инструменты начали свой танец вокруг глаз, носа, открытого зажимами рта, черепа.
— Мы иссекаем слизистую твоего носа, чтобы отделить ее от перегородки и вставить туда шипы из гибкого хряща, дабы получилось рыло генокрада… — хрипло бормотал медик.
И это происходило с ней.
— Мы высверливаем передние зубы, чтобы заменить корни заготовками клыков…
И это тоже происходило с ней.
— Мы отделяем уздечку языка, для большей гибкости этого органа. Мы проводим частичную ампутацию языка — близко к его нижней части, там где розово-красное яблочко — чтобы вставить подобие языка генокрада.
И это тоже происходило с ней, искоса наблюдающей за вращающимися стрежнями серебряных прецизионных инструментов, в то время как булькающая трубка отсасывала искрошенную и измельченную плоть.
— Сейчас: мы надрезаем скальп, чтобы трепанировать череп. Мы производим фронтальную краниотомию, чтобы участки черепа раздвигались легче, приобретая профиль генокрада…
Да, именно этот профиль — и никакой другой!
Ни зловеще-изящного силуэта эльдар.
Ни красотки, ни ведьмы.
Никого, кроме этой единственной чудовищной формы.
И это происходило с ней.
Когда лазерные скальпели скользнули к ее лицу, она закричала в душе. Обжигающий гнев вскипел в ее сердце. Обида, злоба, горечь смешались в разъедающий коктейль в ее животе. Ее дух пронзительно кричал.
Тем не менее, она лежала молча, словно камень.
Она лежала словно безмолвная мраморная женщина, которую безжалостные скульпторы превращали в нечестивый идол.
Да, безмолвная как сама пустота, которая отверзлась в ее истерзанной душе, поглощая ее крик, высасывая его, так же как серебряная трубка высасывала куски ее плоти.
И в этом жутком молчании часть МеЛинди все еще слушала объяснения медика; потому что она должна понять.
Одна, одна, теперь еще в большем одиночестве МеЛинди шла к огромному изъеденному эрозией храму, построенному из песчаника, под небом цвета меди, озаренного воспаленным светом огромного красного солнца. Ужасающее светило закрывало четверть неба. Тем не менее, воздух был прохладным, так как подобные звезды испускают скудное тепло.
Храмовый комплекс возвышался в конце пыльного проспекта, вдоль которого расположились сводчатые галереи, из глины, покрытой глазурью, с внутренними двориками, увенчанными куполами. Галереи кишели торговцами, которые продавали жаренные птичьи ножки, фаршированных крыс и горячее вино со специями, голограммы этого святого города Шандабара, якобы фрагменты реликвий заключенные в хрусталь, и изображения реликвий. Лоджии были наводнены нищими, фокусниками и калеками, гадалками, закутанными в робы и праздными туристами.
Храмовые торговцы, некоторые из которых были удалившимися от дел священниками, продавали иконы, по их уверениям они были освящены как Имперские, а тем, кто проходил простое испытание, засунув руку внутрь гудящего гексаэдра, предлагали так называемые кисточки чистоты из белого шелка. Они обещали защиту от зла в зависимости от количества и витиеватости приобретенных кисточек.
Храм Ориенс в Шандабаре, был построен на месте восточных ворот и являлся наименьшим из трех главных храмов святого города. Тем не менее, он мог похвастаться большим кувшином, заполненным длинными, изогнутыми словно когти, обрезками ногтей. Несомненно, это были обрезки ногтей самого Императора, из тех времен, когда он еще не был заточен в золотом троне. Благодаря его бессмертному могуществу и присутствию повсюду в галактике, эти отрезанные ногти по наблюдениям все еще росли, будто были все еще связаны с Ним. Поэтому священники могли отсечь кусочки парных ногтей для продажи верующим, которые могли носить их, или измельчить их в порошок, чтобы употреблять их в зельях.
Также в храме, в огромном серебряном ковчеге, располагались огромные древние кости командира Космических Десантников — а в медной причудливо-украшенной клетке то, что считали частью скелета "демона".
Телеги, которые тащили жирафы с горбами, напоминающими огромные воспаленные фурункулы, со змеиными шеями и мрачными, усатыми, тупыми мордами, со скрипом двигались взад вперед по проспекту, перевозя туристов и овощи. Автомобили с огромными колесами и редкие бронированные машины полиции и службы безопасности с ревом проезжали по проспекту. Очевидно, что даже храм Ориенса был богат.
МеЛинди носила коричневую робу паломника, с широким капюшоном, скрывавшим ее лицо. Талию обтягивал алый пояс ассасина, со спрятанными в нем клинками, гарротами, флаконами с химикалиями и пальцевым иглострелом.
В ее робе были спрятаны прочие необходимые ей вещи.
А что было скрыто внутри нее?
Ну, конечно же, худшее из всех обличий. Злобная форма, которая теперь связана с нею навечно; которая не позволит ей обращаться в любого по своему желанию. Форма, которую навсегда поселили в ее измененное тело — физически имплантировали в компактном состоянии — закрыв доступ к ложным обличьям и телам, о которых она думала… ну как о своих сестрах, матерях и кузинах.
Поэтому она была полностью одинока. Ее единственное второе обличье было чудовищем; чужой зверь внутри.
МеЛинди, объятая горем, вошла в караван-сарай рядом с храмом. На огромном дворе располагались жирафы, привязанные к стальным кольцам, установленным в плитах. Веревки охватывали их долговязые ноги, передние и задние, чтобы они не лягались. Мухи вились вокруг оранжевого навоза.
Палатки, растянутые по другим кольцам, стояли под сводом купола. Галереи, связанные изогнутыми железными лестницами, образовывали три верхних этажа комнат на нескольких постояльцев, с соединенными балконами
Дым от нескольких костров из сушеного навоза, выходил через открытое отверстие в центре купола.
Несмотря на эти костры, холод ночи вползал в помещение с улицы. Более опытные путешественники, которые опасались утренних пробирающих до дрожи холодов и те, кто предпочитал уединение, арендовали палатку. Бедные родственники заворачивались в матрасы на жестких плитах.
— Ищете комнату? — на общем языке Сабулорба поинтересовался горбатый хозяин, с лицом землистого цвета.
Ассасинов учили свободно разговаривать на основных диалектах Имперского Готика, а также на некоторых диалектах человеческого языка, которые слишком далеко ушли от языка-предка, чтобы обладать сходством с прародителем. Убийцы продолжали непрерывно пополнять свой запас новыми языками. МеЛинди поступила так же, используя гипно-наушники — на грузовом корабле по пути к песчаному миру в системе красного гиганта. Электронные татуировки на ладонях поясняли, что она дочь губернатора планеты, намеревающаяся совершить паломничество.
— Предпочитаю самый низкий этаж, — ответила она, — я родом с мира пещер, где поверхность необитаема. Подвержена головокружениям и боязни открытого пространства — она еще ниже опустила просторный капюшон, подразумевая, что этот головной убор был ее персональной пещерой. Она заплатила хозяину на неделю вперед шекелями Сабулорба, которые в космопорту поменяла на Имперские кредиты, закодированные в ее татуировках, а также добавила шекель сверху, в качестве небольшого бонуса.
— Под вашим караван-сараем есть подземные комнаты? — спросила она. Разумный вопрос, учитывая ее легенду. Она подпустила в голос толику беззащитности и мольбы, хотя тон был твердым — принадлежавшим той, которую баловали и которую слушались — тон предупреждал, что она не из тех, кого можно обижать.
— Есть, в самом деле… хотя там никто не живет, — кажется, ладонь хозяина чесалась.
— Есть даже старый туннель, возможно гостья предпочитает посетить Ориенс пробираясь через липкую паутину, лишь бы не идти под открытым небом.
— О нет, — возразила она, — Я пойду как остальные пилигримы. Но спасибо за ваше любезное предложение.
Она незаметно передала ему еще полшекеля.
На следующее утро МеЛинди предприняла полномасштабную экскурсию по храму Ориенс, настороженно высматривая скрытые признаки заражения генокрадами, такие как любые четырехрукие идолы, пусть даже маленькие и запрятанные в самые неприметные ниши.
Ее группу сопровождал сухопарый длинноносый священник. В Зале Святых Ногтей, на трехногих стульях вокруг высокого хрустального кувшина с обрезанными ногтями сидели закутанные в мантии дьяконы, бережно державшие нечто вроде парализующих пистолетов местного производства. Во время того, как гид с восторгом описывал чудо продолжения роста ногтей Императора, МеЛинди притворилась, что хочет сделать пожертвование. Она специально уронила несколько полушекелей на большом участке. Подбирая свои монеты, она остановилась, чтобы бросить взгляд под капюшоны стражей.
Двое из дьяконов обладали острыми зубами и сверкающими завораживающими глазами гибридов, и в тени они вполне могли сойти за людей.
Огонь массивных свечей освещал стены, покрытые рунной мозаикой, которые при этом выглядели будто восковые стены улья. Чаши с дымящимся ладаном наполняли воздух сладостью. Она подумала о пещерах под караван-сараем, о туннели. Под этим более древним храмом должны быть крипты и катакомбы, а также туннели, и кто знал, насколько далеко они протянулись под древним городом.
— Теперь я провожу вас в Зал Бедер, — провозгласил их провожатый.
Ее путешествие к Саболорбу через варп было довольно непродолжительным, но прошло уже несколько лет местного времени, с тех пор как некий шпион Империума покинул (или покинула) планету чтобы сообщить о своих подозрениях. Зараза генокрадов существует на протяжении поколений. Генокрады скрываются и стараются притворяться нормальными людьми, так долго, как это возможно. В идеале нечестивое племя надеется взять под контроль город, через своих наиболее презентабельных членов, а возможно даже планету, сохраняя при этом видимость нормальной жизни. Задолго до такого оборота событий, Империум обязан предпринять самые жесткие меры.
Между тем Тарик Зиз полагал — разумно, или опрометчиво? — что генокрадам было дозволено существовать для проведения их эксперимента. Консультировался ли он с верховным руководителем Каллидус? Советовался ли верховный руководитель с грандмастером? А с кем мог совещаться грандмастер? С верховным главнокомандующим?
Инструмент Каллидус не должен и думать о таких вопросах. К тому же МеЛинди не понимала иерархию Империума в ее сложной целостности. Она была всего лишь инструментом. Тем не менее, она знала, что полное уничтожение генокрадов, где бы они не были обнаружены, это первоочередная боевая задача.
— Пожалуйста, идите сюда, праведные паломники –
В катакомбах под храмом на своем троне восседает патриарх генокрадов — первый из чужих, вселившийся в жертву — о нем заботятся его отпрыски гибриды или генокрады в квазичеловеческом обличье. В четвертом поколении каждый из них будет способен зачинать или вынашивать новых чистокровных генокрадов. Была ли эта ступень достигнута? Номинальный предводитель стаи, харизматичный магус в обличье человека, без сомнения стал верховным священником храма Ориенс, в котором внешне все еще почитают Императора Человечества.
Люди, которых заразили генокрады, находятся под гипнозом. Похожие на людей отпрыски связаны со стаей очень тесно, и потому обожают своих чудовищных кузенов и дядьев. Сможет ли МеЛинди, в своем измененном теле, достичь достаточной эмпатии чтобы ввести в заблуждение такую связь стаи?
Она практически не обратила внимания на святые, покрытые рубцами, мощи Десантника, выставленные в ковчеге. В эти мгновения, под ее ногами, возможно, таился свирепый, огромный, покрытый броней патриарх, вынашивающий дьявольские замыслы…
Также внутри нее таился образец его ублюдочного наследия, как если бы он глубоко поцеловал ее своим источающим семя лопатообразным языком…
Некоторое время спустя, когда она увидела часть скелета предполагаемого "демона" в медной клетке, испещренной оберегами и сыплющей голубыми искрами — потрескивающей от энергии, предотвращающей появление любых демонических проявлений — МеЛинди задалась вопросом, чистокровному ли генокраду принадлежали эти скрученные кости, в насмешку выставленные патриархом в этом святом месте, в то время как истинная реликвия была скрыта в другом месте. Экскурсия длилась два часа, включая в себя посещение чрезмерно изукрашенных залов, саркофагов и малых храмов. Она увидела свидетельства идущего декорирования и ремонта, хотя было очевидно, что на Имперский культ деньги безрассудно не тратят.
Пожертвования и деньги от продажи реликвий, позволят поддерживать нечеловеческое семейство под землей на протяжении долгого времени.
Когда МеЛинди и ее группа, наконец, вернулись к огромному двору, там начиналось литургическое представление.
— Узрите, как благословенный Император одолел демона, которого вы видели внутри — кричал глашатай.
Демоны и чужие были созданиями совершенно разных типов; и генокрады, безусловно, относились ко второй категории, естественного происхождения. Чем меньше известно о демонах Хаоса, тем лучше! Забавно, что глашатай в своем невежестве, поминал нечто запретное лишь для рекламы какого-то чепухового представления…
Золотушный карлик сновал туда-сюда, собирая монеты в череп с отпиленной макушкой и серебряными ручками, до тех пор, пока горка монет не достигла удовлетворительной высоты. Глашатай хлопнул в ладоши.
Изображение огромной, украшенной, хоть и запущенной тронной залы наполнило все вокруг, оно создавалось скрытыми голографическими проекторами. Песчаная почва двора теперь казалась мозаичным мраморным полом. Толпа пышно одетых, лордов и леди смиренно пресмыкались перед алчным, зеленоватым чудовищем с обвисшим брюхом, которое сидело на огромном троне, со спинкой из шипов. Стражи мутанты, носящие нечестивые и богохульные доспехи, хранили бдительность, покачивая болт-пистолетами и силовыми топорами. "Демон" зловеще сиял. Ломаные молнии сверкали меж его жабьих пальцев. МеЛинди охватило извращенное любопытство.
В это мгновение некие подобия Космических Десантников с грубыми луковицеобразными головами ворвались в тронную залу. Они открыли огонь разрывными болтами по охране, которая начала стрелять в ответ. Увлеченные иллюзией, паломники закричали. Быстро, словно случилось столкновение материи и анти-материи, все стражи и все подобия Космодесантников погибли и исчезли. Также пропали лорды и леди, оставляя сцену пустой…
Появилась высокая фигура, окутанная аурой, увенчанная сияющей золотой короной. Маска из проводов и трубок скрывала лицо "Императора". На его вытянутых руках росли ногти, такие же по длине, как и его пальцы. Он с вызовом указал на демонического — или чужацкого — лорда. МеЛинди, словно пригвожденная смотрела на то, как длинные ногти слились в клешни, и дополнительная пара рук вырвалась из грудной клетки "Императора".
Очевидно, что этот спектакль был создан с целью внести сомнения в верования зрителей — и так уже удивленных — чтобы они ассоциировали святого Императора с образом генокрада…, который вскоре разорвет на куски жирного зеленого чужого-демона и взойдет на этот трон.
— Идиот, — прокричал голос. — Это финал, а не прелюдия!
За паломниками, с выпученными глазами, хватающими воздух ртом, высокий человек в пурпурном плаще выговаривал глашатаю, которого он таскал за загривок. Подобно обтекателю вентилятора или тарелке радара, высокий жесткий капюшон чашевидной формы открывал длинное, зловещее, но, тем не менее, привлекательное лицо. Голова была обрита наголо. На бугристом выступе надбровья были вытатуированы бабочки, раскрывшие свои крылья, будто прекрасные мысли, вырывались там из своих коконов.
Это и в самом деле был магус.
МеЛинди скользнула ближе к нему.
— Не заметил нашей ошибки, о великий, — бормотал глашатай. — Был вне голограммы. Извиняюсь. Скоро исправлюсь. Возобновлю представление —
Когда МеЛинди сосредоточила все свое внимание на магусе, тот, кажется, почувствовал ее испытующий взгляд и внимательно уставился на нее в ответ. Его ноздри раздулись, будто у лошади почуявшей дым.
Натянув капюшон еще глубже, чтобы еще больше скрыть в тени свое лицо, она отступила и пошла через иллюзорные стены тронной залы. Она побрела прочь, пересекая песчаный двор, обратно к проспекту и к караван-сараю. Раздутое солнце тусклого цвета крови опускалось за горизонт.
Да не отвлечет ее горе от того, что сейчас надлежит сделать. Да не предаст она свой храм — даже если ее храм, в какой то мере предал ее. Она инструмент. И теперь инструмент должен изменить форму.
Тем вечером МеЛинди ползла по изгибающемуся, извивающемуся покрытому мхом туннелю, напрягая свой инстинкт хамелеона. Будет лучше, если она станет ближе тем, кого ей нужно скопировать. Превращение пройдет быстрее; а она ни в коей мере не желала его продлевать.
Электрический светильник в ее руке слабо озарял древние, покрытые рунами камни, покрытые пыльной паутиной, в которой висели косточки мелких ящериц.
Наконец она достигла ответвления ведущего к заброшенной крипте, в которой тускло горело одинокое пламя свечи. Впереди, ветвящиеся катакомбы были освещены редкой масляной лампой, и вели к яркому сиянию и стонам далекого хора.
Ее мантия была просторной, чтобы уместить ее изменения, но она сбросила ее совсем. Она не хотела скрывать свою новую форму.
Она вколола полиморфин и тихо спрятала крошечную пустую ампулу в расщелину, где ее никогда никто не найдет. Она оставила пояс ассасина в караван-сарае. С ладонями, превращенными в клешни, она вряд ли управится с гарротами или кинжалами, она оставила лишь крошечное оружие джокаэро, которое надевалось на кончик пальца. Она надеялась что устройство, которое она наспех смонтировала в своем номере, чтобы вколоть сыворотку и превратить ее обратно в человека, проколет ее защищенное тело. Может ей придется колоться через глаза.
Волна боли прокатилась через нее, и она заблокировала ее.
Она согнулась. Ее тело пылало. Когда она сконцентрировала внимание, проявились ее имплантаты. Вдоль ее спины прорезался гребень. Ее челюсти разверзлись и вытянулись в зубастое рыло. Ее глаза выпучились. Ее руки увеличились, а фаланги пальцев превратились в длинные толстые когти. Ее бедра искривились. Сама ее кожа отвердевала, превращаясь в жесткий панцирь, она знала, что он голубого цвета, как хрящевые связки, с оттенком багрово-красного.
Достаточно скоро, она была абсолютным гибридом генокрада, в котором бы никто не увидел нечто большее, скрывающееся под кожей, под панцирем.
Она привела в действие всю свою эмпатию, когда прыжками мчалась по катакомбам… и попала в огромную подземную залу, с колоннами и сводчатым потолком, залитую светом факелов, наполненную членами стаи, многие из которых были чудовищами, а другие могли сойти за людей.
Шипение из множества пастей перекрыло нечеловеческий хор, воспевавший хвалы, или общавшийся с патриархом на рогатом троне.
Похожие на людей стражи наставили на нее свое оружие. Стая, рыча, ринулась к МеЛинди.
Ха, горбатый распорядитель караван-сарая, похоже, думал устроить высокородной паломнице с другой планеты забавный розыгрыш. Он наверняка хорошо знал, куда он ее направляет.
Гибриды, больше похожие на людей, чем она сама, окружили МеЛинди угрожающим кольцом.
На своем троне, патриарх раздувал ноздри и обнажил клыки. Через смертоносное окружение шагнул магус в развевающемся плаще.
— Я…, — прошипела МеЛинди, — ищщу убежищща… у сссвоего рода.
Голос, исходивший из искалеченной гортани с раздвоенным языком был далек от человеческого. Но магус был привычен к таким голосам.
— Откуда ты взялась? — требовательно спросил он, остановив на МеЛинди свой гипнотический взгляд.
— Пряталасссь на корабле, — ответила она — Имперцы уничтожили мою ссстаю, вссеххх кроме меня. Молю об убежиищщее…
— Как ты нашла нас?
— Кутаясссь в мантию…кралассь в ночччи…изучала храмы. Ххрамы были мессстом где я могла найти моих дальнихх родичей
Магус изучающе вглядывался в МеЛинди.
— Ты гибрид первого поколения… Великолепное тело, почти генокрад… — он вперился в ее глаза, и она почувствовала как… прогибается ее воля; но ее учили противостоять обыкновенным формам гипноза.
Магус тихо засмеялся.
— Конечно, мы не гипнотизируем себе подобных… только человеческое быдло. Наша связь рождена взаимной привязанностью. Особый слух, которым ты не обладаешь, будучи не из нашей стаи, — он повернулся, — Вот сейчас я слышу Повелителя. Идем со мной.
Патриарх сделал знак когтем.
— Ведите ее осторожно, братья и сестры, — сказал стражам магус, широко улыбаясь, но улыбка была кривой.
Итак, МеЛинди приблизилась к чудовищу на троне: злобный, клыкастый, покрытый броней гигант, повелитель чужих. Глаза существа уставились на нее из-под костяных бровей. Одна из его нижних, человеческих рук, украшенная кольцами с сапфирами и топазами, задумчиво била по огромной увенчанной когтями чужацкой руке, лежавшей на колене твари. Одно из копыт постукивало по полу. С резким звуком он терся своим бронированным спинным гребнем, выступающим из кривого позвоночника, о резную спинку трона, будто у него была чесотка. Он высунул лопатообразный язык, пробуя воздух.
МеЛинди поклонилась ниже, чем от нее требовалось, выметая из головы любые мысли ассасина, впитывая и излучая обратно так хорошо, как только могла ауру уродливого, нечестивого обожания.
— Молю об убежищщще, величчаайшший отец, — прошипела она.
Это был момент истины.
Ноздри патриарха расширялись, втягивая слабые масляные ароматы ее подложного тела. Фиолетовые глаза с прожилками кровеносных сосудов, одновременно отвратительные и притягивающие, тщательно осматривали ее. Этот взгляд ласкал ее, проникал в нее, будто нежное лезвие скальпеля, покрытое пьянящей возбуждающей слизью. Злой дедушка задумчиво щелкнул когтями. Ударом копыта он раскрошил и так уже потрескавшуюся плиту на полу.
Нет, не злой… Так нельзя думать об этом великолепном патриархе!
Эмпатия это путь к перевоплощению.
К узнаванию.
Как МеЛинди хотелось сбежать из этого пристанища монстров и полумонстров! — хотя конечно было уже слишком поздно бежать.
Бежать? Ха! Та же чудовищность была скрыта в ней самой. В таких обстоятельствах побег не имел смысла. Она тоже была монстром.
Следовательно, она должна ощутить патриарха как воплощение…Благости. Отцовства. Мудрости. Зрелости.
Покрытый броней монстр был сопоставим с воплощением любви для нее. Глубокой и абсолютной любви. Любви, которая абсолютно превосходит страсти и влечения обычных мужчин и женщин, — какими бы глубокими эти чувства не казались их обладателям.
МеЛинди конечно имитировала подобные эмоции в прошлом. Глазом ассасина изучала уязвимые места, похоть, страстную одержимость, нежность, даже если сама не была им подвержена…
Этот патриарх генокрадов излучал такую мощную, оберегающую, всестайную любовь — любовь к своему племени, к самому себе, монстру который не мог не быть истово самовлюбленной и самоосвященной чудовищностью.
О да, любовь, дикая, извращенная любовь.
И абсолютная, животная верность.
И мечта, которая овладела этим чудовищем, подобно демону: нутряное понимание своей цели.
Целью было укоренить свой род. Человеческие существа казалось, исповедовали те же принципы случайно и непредумышленно — хотя результата достигали тысячи раз на тысячах людских миров, многие из которых взрывались будто чирьи, гноем которых были человеческие существа.
Генокрады были вынуждены быть более усердными. Они не могли сплестись в соитии с себе подобными и произвести парочку детенышей.
Генокрады с охотой — нет, с непреодолимой страстью, — внедрятся в любой вид. Люди. Орки. Не важно. Эльдар. Попутно они способствуют извращению и крушению этих видов.
В определенном смысле генокрад воплощал собой вселенскую любовь. Любовь, которая не знала видовых границ. Они не проводили различий между мужским и женским полом. Между людьми и полулюдьми, между людьми и чужими.
Потому этот патриарх был воплощенной любовью! Страшной, порабощающей любовью. Почти…
Его цель требовала также безрассудной, самоубийственной ярости при защите своего предназначения.
И в то же время требовался хитроумный ограничитель — интеллект.
Этот разум не знал ничегошеньки о машинах, космических кораблях или болт-пистолетах, о динамо-машинах или ветряных мельницах. Инструменты? Наши соплеменники будут использовать эти вещи за нас. Но этот разум обладал знаниями о физиологии и чувствах, гормональных реакциях, генетическом и гипнотическом контроле.
Слезящиеся фиолетовые гипнотизирующие глаза патриарха на отвратительном багровом лице, оценивали МеЛинди в ее ложном облике гибрида… Видя… существо одной с ним крови?
Или видя ее насквозь? Собирается обрушить свой коготь? Люблю тебя, думала она. Преклоняюсь перед тобой. Абсолютно восхищаюсь тобой. Так же как боготворила Каллидус. Как почитала руководителя дана омега… (Нет! Не его. Не Тарика Зиза!)
Также, как она благоговела перед… Императором на Терре. Этот мудрый, любящий патриарх был ее Императором тут. Великим всеоотцом.
Было ли у него личное имя? Было ли оно у кого-либо из генокрадов. Патриарх бессловесно хрюкнул.
Позади нее, магус качался взад-вперед, воспринимая ментальные послания чудовища. Гибрид из другой звездной системы не обязательно должен был воспринимать их.
— Даруем убежище, — пробормотал, наконец, магус. Принимаем тебя в наше жилище и в нашу священную войну.
Патриарх закрыл глаза, будто отпуская МеЛинди. Он сложил свои человеческие руки на вздутом, покрытом панцирем животе, и казалось, погрузился в грезы. Его когти ритмично подергивались. Возможно, он пересчитывал своих детей, внуков и правнуков. К числу которых разумеется МеЛинди не относилась. Так что хотя ее приняли в паству, или по меньшей мере допустили на перефирию паствы, она не была полностью связанной с ней, как остальные в этом подземном оплоте.
И как много их тут было. Чудовищно искаженные члены стаи бок о бок прихорашивались и распевали хвалы. Они шипели друг другу интимности. Они уходили по делам культа. Они наблюдали и охраняли. Они нянчили молодняк клана, некоторые, из которых были отмечены заражением, другие казались почти обычными миловидными детишками, за исключением бугристых бровей и зловещего света в их глазах.
Когда МеЛинди смотрела на ясельную часть, она думала о том, сколько этих смертоносных, зараженных детей ей придется убить, прежде чем она покинет это место.
Если патриарх — с помощью своих чужацких органов изучил ее и решил терпеть ее присутствие, то квазичеловек магус балансировал на грани неверия.
— Беженка с далекой планеты, которую мы рады принимать у себя, — сказал он, — расскажи, как ты так ловко начала говорить на языке Сабулорбиша?
Он дотронулся до одной из бабочек, окрашенной в цвета шафрана и бирюзы на своем бугристом лбу, будто глубоко задумался.
— Скрываясь на корабле, крадучись пробираясь по городу — где ты могла учиться? Мне кажется это поразительным. Знание множества языков галактики. Множество миров; множество наречий и диалектов, хмм?
Магуса вполне убедило ее тело, прошедшее проверку. Как он мог не поверить телу гибрида, которое видел перед собой. Никак. Тем не менее, он задал вопрос, который она вряд ли могла ожидать от фанатика занимающего место верховного священника какого-то сомнительного провинциального культа посвященного чудесным Императорским обрезкам ногтей.
Вопрос был расчетливым и логичным.
Следовало ли ей изобразить перед кланом генокрадов нечленораздельно мямлющую, неспособную объясниться особь? Бессвязно лопочущую на языке некого другого мира, без всяких объяснений. Мысли МеЛинди неслись галопом.
Она была Каллидус, не так ли?
— Моя мать была Пссситиканкой, — прошипела МеЛинди. — Вы слышали о планете Пссситикуссс? О ее лингво-мимах?
Никакой планеты Пситтикус, мира попугаев, не существовало. В Империуме были миллионы миров, и любой, как бы хорошо он не был осведомлен, мог знать только небольшое их количество. Гораздо лучше назвать вымышленный мир, чем тот, который существовал в реальности, так как в последнем случае, ее вероятно могли раскрыть…
— Ах, — сказал магус, — вы обогатили мои знания. Это был благодатный мир для нашего рода, этот Пситтикус?
— Сссначала да. Потом пришшли убийццы, во имя проклятого имени ихх Императора… Безжжалоссстные Коссмичесские Десссантики… иссспепелили мою ссемью, в живыххх осссталасссь только я.
— Соболезную. Осмотрели ли вы верхнюю часть нашего храма?
— Только ссс рассстояния, — солгала МеЛинди.
— Мы используем театральные представления, чтобы вдохновлять суеверных паломников. Мы замещаем образ их Бога-Императора… образом Древнего Четырехрукого.
Магус кивнул в сторону трона, его голос стал шутливым в этот миг. О как магус нежился в лучах всеобъемлющей, отеческой любви… наихудшей из тварей. Как он любил мудрость этого чудовища. Какое извращенное влечение выказывал этот человек. Влечение, которое не превращало его, тем не менее, в полного идиота…
Патриарх задремал. Его когти и пальцы судорожно сжимались, пока он купаясь в восхищении, видел сны… о чем? О спаривании с человеческими существами, приведенными сюда обманом или силой его стаей? О славе и экстазе распространения своего генома, о его включении в истерзанную плоть галактики?
— После того, как мы распространимся и укрепимся здесь, — провозгласил магус, — мы тайно разошлем миссионеров на другие миры, чтобы они организовывали религиозные представления — способствуя распространению культа истинного, четырехрукого повелителя реальности. Мы низвергнем прочие храмы, истребим верующих в агонизирующего бога на Терре — эту сахарную фигурку, тряпичную куклу, запертую в своем золотом шкафу.
Его глаза сияли.
— Какой яркой и полной жизнью живут четырехрукие создания. Они воистину сверхлюди. Какие еще виды на самом деле объединяют разрозненные звездные системы? Какое еще племя физически превращает людей и чужих в родичей. Холят и лелеют мириады миров, чтобы они их кормили в дальнейшем. Даже не истребляя потомство людей и чужих — чтобы они служили питательным молочком в дальнейшем.
— Вы так мудры, — прошипела МеЛинди.
— О да, я лично изучал отчеты и слухи о других мирах, которые мы могли бы сделать своими. Но, дорогая скиталица, ты устала и проголодалась. Я говорил о молочке? Ха. Следуй сюда…
МеЛинди и впрямь была очень голодна. Вскоре она с наслаждением поедала кусок, привезенный с другой планеты мяса и нездешние трюфели, и засахаренные фрукты, приобретенные на пожертвованные шекели. Она и члены стаи рвали лакомства клыками. Она насытилась, но не получила никакого удовольствия от приема дорогих блюд.
А горбатый владелец караван-сарая? Он, должно быть, сотрудничает с кланом генокрадов. Или, по меньшей мере, знает об их присутствии, и соблюдает благожелательный нейтралитет. В противном случае сказал бы он злонамеренно одинокой девушке-путешественнице об этом тоннеле?
Если МеЛинди надолго задержится в стае, и горбун заметит ее отсутствие — и решит похозяйничать в ее комнате, найдет ее принадлежности — доложит ли он храмовой страже о своих загадочных находках?
Волнует ли ее то, что она может тут погибнуть? Если ее нечестивую оболочку разорвут на части взбешенные члены клана, будет ли это иметь значение? Могут ли генокрады, уничтожая свое подобие, символически уничтожить то, что запятнало ее, и то, чего не может исправить другая смерть, таким образом, принося ей благословенное облегчение перед долгим пустым сном несуществования?
Да, это имело значение для Каллидус.
И для Него, что на Терре.
Но разве Каллидус… не предал ее?
Как долго она осмелится тут оставаться? Или в противном случае, осмелится ли она уйти?
В задумчивости, МеЛинди чистила клыки когтями. Она легла в ту ночь в пещере залитой светом факелов среди чудовищ и получудовищ, будучи чудовищем.
Она проснулась рано.
Она очнулась от кошмара — и готова была закричать от ужаса. Судорожный спазм охватил ее. Ее передернуло от отвращения… к самой себе.
Ибо она была кошмаром. Она сама. И никто другой.
О, она пробуждалась в измененных телах и ранее. В привлекательных телах. В уродливых телах. Даже в чужацком теле эльдар — потусторонне прекрасном, которое лучилось красотой…
Но она никогда не просыпалась чудовищем.
Ассасина учили всегда быть начеку, и если потребуется атаковать сразу же после пробуждения, мгновенно сбросив сон. Но в краткий миг после пробуждения кошмарная действительность едва не заставила ее атаковать свое измененное тело. Она перекатилась и встала на четвереньки, и мимоходом потянулась… пытаясь на языке чужого тела — вдруг кто-то наблюдал за ней — выразить свое облегчение от того, что она находится среди племени чудовищ. Ее спазм был всего лишь рефлексом беглеца, который раньше скрывался среди враждебного людского племени. Или не был?
Гибрид с рылом, несущий стражу глазел на нее. Парочка юных отпрысков стаи тоже. Еще один гибрид поднял голову, и бросил взгляд в ее направлении. Это была семья, сверхчувствительная к неестественной, прочной паутине отношений, к связывающим их гормональным узам прочным как рессорная сталь.
Теперь она была мухой в паутине, которой разрешили вести себя как пауку-гостю. Это была паутина, которая должна протянуться отсюда, и из других укрытий генокрадов — таковы были мечты магуса — чтобы захватить всех мыслящих существ в галактике в свои подавляющие, сковывающие объятия.
Как любое разумное существо — приспособленное к выживанию — она начала рыскать, исследуя окрестности. Молодняк и стража неторопливо следовали за ней, пока она, сгорбившись, двигалась, клацая когтями по плитам пола, через крипту и склеп, освещенный горящим в золотых лампах ароматическим маслом, завешенный гобеленами, изображающими пустыни Сабулорба, его песчаные моря. Тут располагалась библиотека, полная фолиантов о мирах, мирах, мирах.
Как должно быть жаждут миров генокрады. Какой слепой, тщетный голод — до тех пор, пока порабощенные виды не дадут, наконец, возможности утолить его. Насколько символичным было то, что за библиотекой располагалась огромная кухня и кладовые, забитые продуктами с иных миров.
Здесь, за решетчатой дверью, располагалась сокровищница, Вдоль ее стен стояли сундуки, доверху наполненные шекелями. За другой решеткой была оружейная, хранившая сокровища иного рода: шоковое оружие, огнестрельное оружие, болт-пистолеты, лазерные винтовки.
В родильной палате, рядом с хорошо оборудованной хирургической, на шелковых простынях постеленных на мягчайшие перьевые кровати, лежали несколько беременных женщин на поздних сроках — они походили на людей, чудовищные самки, лежащие бок о бок.
МеЛинди увидела каменные лестницы, ведущие наверх; сводчатые тоннели, уходящие в темноту. Она запомнила план подземелья, совместив его со своими воспоминаниями о храме наверху.
Так, здесь длинный каменный спуск ведет к большой опускной двери, подвешенной на цепях. За ней стоит длинный фиолетовый лимузин, с бронированными зеркальными занавешенными стеклами, решетка радиатора скалится медными зубами, на броневых панелях шипами торчат заклепки. Персональный автомобиль магуса, без сомнений. Возможно ли, что сам патриарх когда-нибудь передвигался на нем невидимый по пыльным улицам Шандабара, плотоядно глядя на… людское стадо, на этот выгул скота?
Закончив осмотр, она грациозной рысью вернулась в главную семейную залу. Все эти туннели и комнаты под храмом были коллектором чужацкого зла — зла, которое было обречено на свою злобность благодаря жестокой, хитроумной, неодолимой шутке природы; зла которое даже носило маску полноценного общества. Также в Шандабаре была и просто канализация. Ранее, МеЛинди испражнилась своим переваренным ужином, который съела вчера ночью и прежде чем смыть экскременты, когтем ковырнула их, проверяя, изменились ли они вместе с телом, если еда превратилась в навоз, превратилась ли она в навоз генокрада?
Возможно, ее кишки остались неизменными. Тогда ее отходы были ее идентификационным медальоном.
Если так — и принимая во внимания острые чувства генокрадов — хвала канализации. Часть ее остававшаяся Каллидус, сделала мысленную пометку насчет этого аспекта ее задания. Могут ли разоблачить ассасина, который превратился в чужого, из-за абсолютно человеческого стула?
Стая пробудилась. Стая поела — и она тоже — и затем разошлась по служебным делам, хотя тронная комната всегда была полна существами, которые были рады возможности ощутить присутствие своего патриарха.
Это нечестивое преосвященство, продремавшее всю ночь, наконец, пробудилось.
Его слезящиеся после сна фиолетовые глаза немедленно отыскали МеЛинди. Он поманил ее когтем.
Старжи-гибриды были сейчас настороже. Магус поспешил к трону и почтительно встал сбоку, когда МеЛинди приблизилась. Не кланяться, нет. Каким то образом она выпрямилась. Она решила, что ее наклон вперед могут по ошибке принять за атакующую позу.
Магус мысленно общаясь с патриархом, качался туда-сюда.
— Мы мечтали о телах, — сказал он МеЛинди. — Мы поцелуем вкладывали мечту о самих себе в тела человеческих существ, мечту, которая приводила их в восторг. Наш предок мечтал о твоем теле, Новая.
Часть МеЛинди, являющуюся куртизанкой, передернуло от отвращения, от мрачного предчувствия, которое чувствует куртизанка при виде особенно мерзкого и обрюзгшего распутника — миг девственности, перед тем как верх возьмут профессионализм и притворство. Разумеется, генокрад был лишен сексуального влечения как такового. Между ног у генокрада ничего не было, только анальное отверстие, прикрытое прочным щитком.
Она изобразила обожание.
Сны предка высветили узоры на твоем теле, которые сначала он видел нечетко, но теперь сон показал их ему… Тусклые, искаженные изображения паука, змеи, странных насекомых…
Патриарх смог увидеть следы ее татуировок! Они должны были быть поглощены, подавлены красно-фиолетовым пигментом ее разбухших новых мускулов, темно-синим цветом ее карапакса. Конечно, когда она первый раз превратилась перед Тарик Зизом и хирургом в качестве зрителей, татуировки как казалось, исчезли. Ни один человеческий глаз не мог заметить ее зловещих — провокационно нечестивых — татуировок, которые так много говорили о ней, как если были бы ее личной геральдикой.
Ни один человеческий глаз.
Гипнотические, пронизанные прожилками вен глаза дедушки зла видели все по-другому.
— Ааа, — вздохнула она. — На Псситикусссе существует множество ядовитых паукофф и сссмей. Пятнистые тела человеческих лингво-мимов подражают им… Моя человеческая мать запятнала меня таким образом. Небольшие родинки…
Патриарх хрюкнул несколько раз, глотая ее рассказ, будто боров помои. Маг смотрел на нее недоверчиво.
— Изменчивость генетических наследственно приобретенных характеристик, — сказал он, поджав губы, — является гордостью генокрадов. Это, а также дальнейшее распространение нашего собственного физиологического строения. Да, генетическое пиратство — абордаж тела особи чужой расы — это то, что дало нам наше святое имя. Но чтобы человеческое существо передало по наследству свои приобретенные метки в противоположность их приобретению -
Будет проклят этот острый разум и его копания в библиотеке!
— Не понимаю, — прошипела МеЛинди; и она действительно не понимала.
Все это было несущественно.
Абсолютно несущественно.
Из туннеля, откуда она впервые пришла в логово стаи, появился быстро бегущий горбун, желтолицый владелец караван-сарая.
Он держал в руках брошенную робу МеЛинди и устройство, сооруженное в комнате, которое держало шприц с полиморфином. Вокруг его шеи был намотан ее красный пояс.
— Обман! Берегитесь! — кричал он.
Стража вскинула болт-пистолеты, озираясь в поисках врага.
— Хватайте Новую! — выплюнул магус, его слюна попала на МеЛинди. Четверо сильных гибридов бросились, чтобы схватить ее.
На мгновение она застыла, будто в удивлении, проверяя их силу и готовность к драке, но потом — раньше, чем они даже заметили сопротивление — она расслабилась.
Вероятно, она могла бы их раскидать.
Что потом?
Могла ли она спровоцировать залп разрывных болтов, некоторые из которых могли бы попасть в патриарха? Если бы бросилась на него? Болты уничтожат также и ее…
Нет, стая не подвергнет своего патриарха такому необдуманному риску. Они, вне всякого сомнения, не будут стрелять на такой близкой дистанции.
Когтями и клыками она, гибрид, никогда не сможет убить полностью развитого, зрелого патриарха. Может он раскачивается и дремлет. Тем не менее, он, вероятно, самое смертоносное в рукопашной схватке создание во всей галактике. Чьи когти рвут усиленную боевую броню Космического Десантника, будто лист тонкой жести.
Ей не схватить болтер. Ее когти слишком грубы, чтобы управиться со спусковым крючком.
Пояс оставленный в номере… конструкция для подкожной инъекции… что еще она могла оставить? И ее роба в туннеле… что еще?
Все-таки, она чувствовала, что попала в ловушку, которую расставила самой себе — попала в нее из-за ненависти к самой себе. Или, по крайней мере, из за ненависти к тому, что Тарик Зиз сделал с ней.
Патриарх со зловещим скрежетом сцепил когти. Магус практически подпрыгивал от силы его посланий. Этот завораживающий, умный лидер стаи был сейчас куклой, чья ужасная роль была очевидна — быть чванливым, угодливым рабом старшему предтече. В сущности магус, который хвастался славой генокрадов, не был полностью генокрадом. Он не был чистопородным. Он был великолепно одаренным, влиятельным, но все-аки инструментом патриарха и предназначения генокрадов.
Так же, как была инструментом МеЛинди.
Вот как будет выглядеть извращенная, ласковая тирания в случае победы генокрадов: братство очарованных, покорных, словно стадо особей, которые мычат молитвы своим мясникам.
Кажется, как если бы генокрады, скажем, были специально созданы… чтобы поработить различные расы галактики, подготовить почву, посадить семена, урожай с которых пожнет нечто невообразимое…
МеЛинди выкинула эти размышления из головы, когда тихо заговорил горбун:
— Женщина паломник пришла в мой караван сарай, сказала, что она из мира пещер, вела себя будто замаскированная высокомерная принцесса. Когда я обнаружил, что она ушла, а также этот пояс со многими смертоносными чудесами в ее комнате — некоторые загадочны, другие понятны, например эта гаррота — а также это устройство для инъекций какой-то сыворотки. Обнаружив эту робу в туннеле, о котором сообщил ей, в качестве приманки, чтобы снабдить прекрасным плодородным сосудом нашего повелителя, дабы Его язык поцеловал ее глубоко… Здесь есть Новая. А где эта тайная принцесса пещер, э?
— Брат, — сказал магус, — у нас тоже есть подозрения касательно Новой.
— Ох, неужели? — резко ответил горбун.
— Однако, чтобы женщина паломник превратилась в могучего гибрида… это противоречит анатомии.
— Галактика велика, брат! Воистину она полна странных чудес!
— Мы знаем об этом.
— Порой эти знания слишком академичны. Несмотря на обаяние сияющих глаз, обаятельное спокойствие и прекрасное телосложение!
— Так вот в чем дело, — сказала главная марионетка патриарха, — Ты сам мог стать магусом, но твоя увечность и недостаток определенного изящества помешали этому. Поэтому наш повелитель не выбрал тебя, мой дорогой, любящий брат. Теперь ты пытаешься подкопаться под меня, возможно, с помощью истории об этой женщине.
Возможно ли, размышляла МеЛинди, что горбун и магус поссорятся настолько сильно, что ей представится какая то возможность, какая то свобода действий?
Нет. Так как патриарх поднялся, усилив контроль над кланом.
— Принесите то устройство, сделаем пробную инъекцию Новой, — приказал магус.
Он задумался. Так в какую часть тела колоть?
Какую…?
— Новая, не высунешь ли ты язык?
— Горбатый человек собирается отравить эту скиталицу? — МеЛинди спросила, будто не понимая, — Вот какое убежище предоставляет ваше святилище? Тем не менее… с готовностью и покорностью я подчиняюсь моему вновь обретенному повелителю.
Как она и надеялась, при приближении горбуна, двое гибридов из четырех державших ее, отошли, освобождая дорогу. Патриарх неотрывно и немигая смотрел на нее. Она позволила себе быть бессильной в хватке двух оставшихся пленителей. Двух. Только двух.
Да, она расслабилась. Несмотря на это, в душе она вернулась в тренировочное колесо, мчалась, ускорялась. Внутри ее маховик копил импульс, готовый извергнуть ее в одной огромной вспышке, в одном немыслимом всплеске мощи, который вознесет ее на вершину. Пружина взводилась, туго сжимаясь.
Так же ей должно очень повезти.
Хотя часто удачу даровала благость; а кто был благостнее ассасина Каллидус? Она истово молилась Богу-Императору Терры. Никогда ранее она не нуждалась в его благости так сильно.
Колесо дико вращалось. Пружина сжалась до той точки, где она либо сломается, либо разожмется.
Ей очень повезет… если она достигнет успеха, прежде чем погибнет.
А она точно погибнет.
Песнь самоубийцы пронзала ее душу, симфония показательного самоубийства.
И, конечно же, в такой миг ассасин — презрев себя — может избегать смерти снова и снова, уклоняясь от множества врагов и их оружия, убивая, убивая; так поступали ее собратья из храма Эверсор.
Но она была Каллидус.
И Каллидус предал ее…
Поэтому что-то исчезло из ее песни.
Гнев опять поднялся внутри нее. Абсолютная ярость из-за насилия, которому она подверглась. Она видела перед собой патриарха как чудовищного Тарика Зиза, который был способен небрежно имплантировать эту омерзительную форму внутрь изувеченного человеческого тела. Увы, она никогда не сможет направить свое пылающее возмездие на директора секундус, учитывая ее клятвы и ее верность…
Но она может обрушить всю эту злобу на патриарха.
Теперь колесо раскалилось добела. А пружина могла резать словно бритва.
Горбун удерживал шприц в несущем устройстве напротив ее морды. Резко присев и крутанувшись, сильно махнув руками, она скинула своих стражей. Когтями схватила устройство. В единый миг развернула его. Отбросив горбуна, она бросилась к патриарху, нацелив небольшую иглу в его левый глаз.
Патриарх издал вой — скорее удивленный, нежели вой пронзенной свиньи. Что, поражен иглой, пусть даже в уголок одного из глаз?
Рыча, патриарх отшвырнул МеЛинди. Она перекатилась. Она поднялась и схватила магуса словно щит. Немного бледно-красной крови запеклось в глазу патриарха. Какая то фиолетовая жидкость продолжала течь. Он закинул свою могучую голову и заревел. Это глупое, незаметное ранение было ничем для него. Ничем. Укусом блохи. Теперь он был истинным, неукротимым, хищным генокрадом. Он вытянул вперед когтистые руки.
Но не атаковал сразу. Возможно озадаченность, вызванная ее немощной атакой, заставила его помедлить. Возможно, не чувствуя больше угрозы, он направил свои чувства внутрь, пытаясь понять, какая субстанция проникла в него. Яд? Навряд ли!
Когда же, милостивый Император, когда же?
Внезапно полиморфин начал работать — на неподготовленном организме, на существе, которое не понимало, что с ним происходит, и у которого едва ли оставалось достаточно времени на понимание.
Тело патриарха пошло рябью, когда каркас стал размягчаться, будто стаи червей начали ползать под недавно еще твердой как рог шкурой. Голова исказилась и стала покатой. Раненый глаз застыл мраморным шаром. Зубы сплавились воедино — а потом, под вой патриарха, объединившиеся зубы стали мягкими, гибкими словно резина. Когти покрылись зубчатыми наростами. Его нижние, обезьяноподобные руки превратились в болтающиеся клешни. Патриарх разжижался. Никто не мог научить его тому, как удерживать свою форму. Он испражнился. Чудовище — теперь еще более чудовищное — обрушилось обратно на свой трон. И теперь, в одном оставшемся оке, МеЛинди видела как неистово, как отчаянно существо пыталось заставить себя удержать тело от хаоса, который поразил его.
Пыталось заставить. Но безуспешно, ибо не могло ощущать правильной формы собственных внутренних органов… в то время как они увеличивались, сжимались или растягивались. И так как он разрушался, его стая впала в замешательство. Потрясенные его продолжающимся превращением, они были шокированы его бессвязными посланиями.
Органы и конечности патриарха растворялись и изменялись, в то время как его истерзанная воля все еще превозмогала. Внезапно разверзлась его размякшая грудная клетка. Лиловые и серебристые кишки вывалились наружу, превращаясь в жижу. Обнаженные внутренности истинного повелителя храма Ориенса расплавились в протоплазменное желе.
Своими собственными когтями МеЛинди сломала руки магуса. Она подняла свое генокрадское колено и сломала магусу хребет. Швырнув его в ближайших стражей, она метнулась к горбуну. Схватив его одной рукой, МеЛинди понесла его прочь, пояс все еще свисал с его шеи.
Когда она мчалась по туннелю, ведущему к какой то лестнице, мимо нее просвистели несколько неприцельных болтов и, детонировав о каменные стены, взорвались фонтанами осколков. Позади нее стая хрипела, воспринимая агонию патриарха. Замешательство, хаос — затем стая бросилась за ней, желая отмщения.
Она ворвалась в Зал Святых Ногтей и помчалась к огромному дверному проему сквозь густой дым свечей и фимиама. Паломники бросились врассыпную. Она отбросила в сторону дьякона-гибрида, выпотрошив его свободным когтем, в тот же миг злобная стая генокрадов хлынула в зал позади нее.
Снаружи шло утреннее представление. Она проломилась сквозь иллюзорные стены несуществующей тронной залы в тот миг, когда карикатурные Космические Десантники открыли огонь по зеленым стражам демона. Когда стражи и Десантники погибли и исчезли, вместе с пресмыкающимися лордами и леди, на какой то миг глазеющие паломники и туристы вообразили, будто чудовищная МеЛинди и ее сопротивляющаяся ноша были частью спектакля.
Затем пародия на Императора позади нее вошла в зал, указывая своими чудесными ногтями пальцев. Проламываясь сквозь его голографический образ, в тронную комнату ворвались рычащие подобия людей.
Стая на время потеряла всякую управляемость. Очередь болтов прошила толпу, вырывая куски кровавой плоти. Ибо зрители стояли у них на пути. Гора их трупов, тем не менее, послужила щитом МеЛинди. Она скачком преодолела призрачную стену и очутилась на реальном песчаном дворе — и побежала. Позади себя она не слышала более выстрелов; только чудовищные крики. Также и стая больше не преследовала ее в открытую, под раздутым красным солнцем.
Возможно, возобладал коллективный инстинкт самосохранения. Возможно, стая истребляла всех свидетелей своего необузданного появления, прежде чем отступить. Или, в бешенстве, стая могла решить обрушить свою ярость кулаками и острыми когтями на любых подвернувшихся человеческих существ. Без сомнения, из иллюзорных стен не выбрался никто — стен, которые для паникующих могли показаться слишком реальными.
Голоса вокруг МеЛинди кричали в суеверном или набожном ужасе о "демоне" вырвавшемся на свободу. Завыли сирены бронированных милицейских машин, но МеЛинди была мастером ухода от погони. Промчавшись по одной боковой аллее, затем по другой, она обнаружила канализационный люк и вырвала крышку. Она швырнула горбуна вниз, тот плюхнулся на дно, затем, уцепившись ногами и костяными наростами, она вернула крышку на свое место над своей макушкой. Тяжело проделывать это с когтями вместо пальцев!
В наполовину затопленной вонючей тьме, она вновь схватила горбуна. МеЛинди сдавила его.
— Итак, будущий магус, — с присвистом сказала она, — Я помогла тебе, а? Теперь тебе следует дождаться рождения нового чистокровного, которому ты станешь дядей… а затем главным слугой и оракулом. Кто справится с этим лучше?
— А что ты такое? — выдавил из себя горбун, в его голосе страх боролся с любопытством.
— Союзник… Хочешь увидеть чудо?
— Да. Да.
— В моем поясе есть крошечный электрофонарик. Зажги его.
Горбун нащупывал его в течение длительного времени и, наконец, свет озарил узкий туннель канализации, в котором они затаились.
— В поясе есть игла. Направь ее на меня. И я стану безвредной для тебя женщиной паломником.
Горбун кивнул. Он твердо держал иглу. МеЛинди зажала кончик языка между клыков. Проткнув поврежденную, мягкую ткань языка острием иглы, она двинула языком вперед, чтобы ввести средство внутрь себя.
Вскоре ее тело пылало. Вскоре ее имплантаты начали уменьшаться и усыхать. Горбун глазел, вытаращив глаза.
Она сплюнула немного крови изо рта. Несмотря на окружавший его смрад, горбун теперь с вожделением уставился на обнаженное покрытое татуировками тело, столь неожиданно появившееся перед ним.
— Безвредней как женщина, — согласился он, облизывая губы. — Легче допрашивать — об этих чудесных жидкостях изменяющих тела. С помощь такого трюка мы сможем с легкостью скрывать наших гибридов.
Он вытянул левую руку, которую держал за спиной. На одном из пальцев было игольное оружие джокаэро. Пока ею владели конвульсивные изменения, пока ее взор был затуманен, горбун стянул миниатюрное оружие из ее пояса и нацепил на палец. Или, может быть, он задолго до этого прибрал крошечное оружие в один из карманов своего одеяния, узнав это устройство и решив приберечь его для себя.
— Меня не одурачить, выдавая это за кольцо, принцесса. Возможно, моего брата можно было обмануть. Но не меня. Ах, как романтично ты сломала ему спину, в смерти сделав его похожим на меня.
Он направил палец с оружием на нее.
— Я полагаю, когда я резко сожму палец, оружие выстрелит?
Да. Вообще говоря. Да. Горбун может выстрелить из этого оружия.
— Подождем здесь, пока уляжется это небольшая шумиха. Потом проникнем в мои замечательные владения, в один подвал. Ты истребила мой клан, ведьма. Легче допрашивать, о да.
Он ошибался. МеЛинди снова стала собой, ее больше не обременяли грубые когти и сутулость.
Она вновь была ассасином Каллидус. Что с того, что пространство было ограничено? Она лишь слегка сдвинулась в сторону
Пять минут спустя, когда ботинки прогрохотали по крышке люка наверху, горбун отвлекся и умер быстро и бесшумно — с пробитой глоткой, блокированной нервной системой и сломанной шеей — даже не дернув своим пальцем.
МеЛинди была голодна после превращения. Ей надо было поесть. Она знала только один легкодоступный источник протеина. Владелец караван-сарая, недавно жадно смотрел на нее.
Теперь она ответила на комплимент, пускай даже поневоле.
Ее изголодавшемуся организму тело горбуна показалось сладковатым.
Она закрепила его одеяние за спиной, привязав к одному колену. Она решила, что ей следует проползти около полутора километров, чтобы избежать немедленной встречи с людьми.
Некоторые трубы оказались узкими и полными нечистот. Ей требовалось смещать суставы и задерживать дыхания. Она так и сделала. Она была инструментом. Она была Каллидус.
Закутавшись во влажное одеяние горбуна, обернув его красным поясом, МеЛинди спешно шла через город под холодными созвездиями, направляясь к космопорту.
Патриарх и магус были мертвы. Но злобный клан остался. Возможно, городская милиция отреагирует на это и вызовет многочисленные подкрепления. Или возможно гибриды также проникли и в местные силы обороны. МеЛинди не собиралась обсуждать эти проблемы, с какими либо милиционерами Шандабара. Она проникла в оплот генокрадов — и была там ночь и утро — и выжила. Благодаря удаче. И ярости. И благодаря дару полиморфина, который она использовала так, как ни один ассасин ранее. Возможно, это станет ярким успехом в карьере Тарика Зиза…
Чужой зверь скрывался внутри нее, и всегда будет: укрощенный, но в свою очередь державший ее в плену.
Как же скорбело ее сердце…
Драко
Милорд верховный инквизитор,
Я изучил этот специфический архив, как вы и просили. Я могу подтвердить, что документ действительно датируется примерно двенадцатью столетиями до наших дней. Однако, так как настоящие физические копии отсутствуют, а данные записи существуют лишь в виде цифровых данных на наших когитаторах, определить более точную дату не смогли бы даже мои самые опытные техножрецы.
Что же касается его содержания, то тут мало что можно сказать. Я не смог найти каких-либо доказательств существования в нашем ордосе инквизитора по имени Жак Драко. Более того, мои расследования привели меня к мысли, что ни в одном ордосе вообще нет никаких упоминаний об этой личности. Тем не менее, мне не удалось получить доступ к их наиболее засекреченным архивам, и соответственно я не могу со всей определенностью сказать, что он не существовал.
По поводу его диковинных компаньонов я испытываю более смешанные чувства. В книге сказано, что храм Каллидус признает упоминание в своих свитках позора об ассасине с таким именем. Даже за все свои прожитые годы я ни разу не слышал, чтобы запросы подобной информации получали такой недвусмысленный результат — чтобы тайные главы храмов ассасинов открыто признали существование подобных запросов от тех, кто не числится в их ордене, это вообще невероятно. Навигатор… ну, мы же хорошо знаем, с каким презрением относятся наши «братья» из Навис Нобилите к запросам извне. Что же касается недочеловека, то тут нити обрываются. Нашествие проклятого флота-улья тиранидов слишком давно перечеркнуло возможность расследовать это. И все же я не могу поверить, что даже инквизитор-отступник, если Драко вообще им был, мог терпеть присутствие подобного отвратительного мутанта.
Господин, я прекрасно понимаю, что моя роль заключается в изучении фактов такими, как они есть, и составлении доклада единственно о технических аспектах этого архива. Но сейчас я должен вам признаться: я очень обеспокоен. Я служу вам в качестве главного библиария уже две сотни лет, но вы раньше никогда не просили меня разобраться в столь сильно запутанном клубке полуправды и предположений. Даже если небольшой кусок этих мемуаров правдив, это значит заговор самой головоломной сложности.
Но где же тогда доказательства? Без них весь этот архив не более, чем богохульная ересь, предательская мешанина самого злобного вида. Его лучше уничтожить, чем хранить в каком-либо виде. Ведь если в один прекрасный день его обнаружат, то кто знает, какой вред он может причинить умам ученых, менее скептических, чем мы с вами. Умоляю вас, господин, позвольте мне стереть эту ересь.
Да хранит вас Золотой Трон,
Р.
Предупреждение!
Архив Ордо Маллеус: Децим-Альфа
Запись: 77561022/a/jj/fwr/1182/i
Добавлено: 3721022.М39
Реклассифицировано: 1141022.М40
Уровень доступа: Вермильон
Далее следует так называемая «Liber Secretorum», или «Книга Секретов», Жака Драко, инквизитора-отступника.
Возможно, эта книга специально создана как оружие для нанесения вреда вере и долгу. Основной целью книги может быть раздувание недоверия и разногласий между тайными магистрами нашего ордена, чтобы разрушить Ордо Маллеус изнутри. Она также может поставить под сомнение помыслы нашего бессмертного Бога-Императора, славься имя Его. Но мы этого не знаем.
Право просматривать эту «Liber Secretorum» имеет лишь тот, кто посвящен в самые темнейшие заговоры. Любое другое лицо понесет наказание в виде чистки памяти или смерти. В любом случае, вы предупреждены.
Пролог
Верьте мне. Я хочу правдиво рассказать о том, что со мной произошло.
Что значит слово «инквизитор»? Большинство ответит: истребитель мутантов, бич еретиков и ксеносов, охотник на ведьм, мучитель. Но настоящий ответ таков: искатель истины, насколько бы страшной она не была.
Как член Ордо Маллеус, я уже являюсь искателем тайн. Но даже та истина, которую я должен вам поведать, содержат в себе тайны более глубокие, более зловещие, чем те, что известны членам нашего тайного ордена.
Моя история и о том, как я путешествовал в Око Ужаса. Уж не говоря о вторжении в тронный зал самого Императора, в сердце его усиленно охраняемого дворца на Терре, и хоть это и покажется вам практически невозможным, я сделал это.
Да, я прошел через всё это — и всё лишь для того, чтобы узнать, что Император хранит секреты даже от самого себя, в осколках своего разума; вы все можете мне и не верить, но это так. Я клянусь.
Моя история о дремлющей угрозе, которой вы сами можете служить прибежищем. И вы, и вы, несведущие мои!
В галактике более миллиона миров, дающих приют человеческой расе — или вариациям оной — и если всё это множество миров лишь верхушка айсберга, плывущего по глубокому морю Хаоса, то и тайн должно быть множество. Как и хранителей тайн, разглашателей тайн, искателей тайн. Вся вселенная — это клубок тайн, большинство из которых опасные и ужасные. Владение тайной — не благодать, не обладание сокровищем. Скорее это ядовитая жаба, сидящая внутри драгоценной шкатулки.
И всё-таки сейчас я должен открыть для вас эту шкатулку. Я должен раскрыть свою тайну, или ту её часть, что я знаю. Верьте мне.
Я! Мне! Странно, что тайный инквизитор раскрывает себя подобным образом. Не упоминая даже очевидных соображений безопасности, кто будет сомневаться, что имя является могущественным орудием? Почему еще демон пускается на любые уловки, только бы не отверзнуть лживую пасть и не изрыгнуть своё истинное имя? Например, тот, кто знает имя Тлии'гзул'заэлль, может подчинить и вызвать эту мерзкую тварь… пока Тлии'гзул'заэлль не одержит верх над ним; и тогда — горе тому глупому призывателю. Естественно, злой демон с радостью выдаст имя другого демона…
Я, конечно, не демон, но чует мое сердце: ничего хорошего не выйдет, если я слишком часто буду произносить свое имя своим собственным голосом, ибо каким-то образом могу быть подчинен и призван враждебными человеку силами. Следовательно, я буду звать себя «он». Я, Жак Драко, поведаю вам историю Жака Драко, как ее бы увидела муха на стене, записав пережитое Жаком Драко в этот инфокуб в надежде, что магистры Ордо Маллеус или самой Инквизиции смогут различить правду в моем докладе и определить дальнейшие действия.
В этом случае вы (кто бы вы ни были, где, когда), возможно, просматриваете эти слова, как часть инструктажа на пороге смертельно опасной миссии.
Приветствую тебя — коллега-инквизитор, командор космодесанта или кто бы ты ни был.
Перво-наперво я должен кратко представить спутников Жака Драко, без которых у него ничего не получилось бы. Их было трое: ассасин Ме'Линди, навигатор Виталий Гугол и Гримм. (Маленький Гримм был скватом: не надо презирать этого изобретательного и мужественного недочеловека. И не надо смеяться над его юношескими недостатками.) Когда Драко приземлился на планете Сталинваст в сопровождении этой троицы, он был в своем излюбленном образе вольного торговца. Гугол был пилотом, Гримм его механиком. Кажется, Ме'Линди была любовницей торговца, хотя по правде… тайному инквизитору нужен тайный ассасин, разве нет?
Одна из самых гадких ядовитых жаб Вселенной как раз собиралась выпрыгнуть из шкатулки при активном подталкивании одного гораздо более публичного инквизитора по имени Харк Обиспал. Драко должен проследить, чтобы любые оставшиеся незамеченными жабьи отродья были уничтожены. Он также должен следить за Обиспалом, но так, чтобы тот, в идеале, оставался в неведении. Хотя, несомненно, слежка могла прийтись ему по вкусу, ведь Обиспал был позером…
1
Некоторые миры-ульи состоят из пластальных слоев, опирающихся на огромные колонны, словно планета нарастила металлическую кожу, а сверху еще одну и еще, и каждый слой населен миллиардами суетливых человечьих личинок, блох, вшей.
На других мирах отравленные пустоши сменяются вздымающимися ввысь пластальными термитниками, вертикальные города которых протыкают шпилями облака.
Города Сталинваста были больше подобны коралловым рифам, нависшим над морем враждебных джунглей. Кефалов выпирал из них словно окаменевший мозг, украшенный неисчислимыми хребтами. Дендров разрастался во все стороны лесом разветвленных оленьих рогов. Мысов был массой органных труб с грибовидными отростками — пригородами. Другие города были нагромождением вееров или тарелок.
Тысячи таких городов вырастают, выпячиваются и ветвятся на поверхности Сталинваста и почти все они задействованы в производстве оружия для Империума. Сталинваст был богатым и очень важным миром. Его переполненные людьми города-рифы горделиво пестрели ярко-красным и алым, пурпурным и розовым. Зелено-голубые джунгли между городами были изъедены огромными шрамами, где испытывались плазменные пушки и заградительные бомбы. Это был полигон для испытания боевых роботов, джаггернаутов и огромных броневых машин.
Столица, Василарев, по стилю архитектуры больше напоминала кораллы. Она была пятьдесят километров в ширину, сорок в длину и пять в высоту и в настоящее время несла шрамы от своего собственного оружия, поскольку Харк Обиспал прошелся по улью, как разъяренный медведь. Работая на совесть, о да.
* * *
В изумрудном люксе отеля «Империал», блюдом выступающего высоко над джунглями на южной окраине Василарева, собиралась Ме'Линди:
— Думаю пойти в город, попрактиковаться.
— Против гибридов-повстанцев? — спросил Гримм. — Ха! Это без меня.
Это значило что Гримм, как все и думали, не собирался пропускать ни одного боя.
— Что это ты одела, Ме'Линди? — лукаво протянул Гугол.
Большие глаза навигатора оценивающе окинули её платье из переливающегося сирианского шелка с завязанным на поясе алым поясом, накидку из серебряного меха, босоножки с загнутым носком.
Но даже в таком образе любовницы торговца она была вооружена — одна-две удавки, несколько маленьких смертоносных приспособлений, легко появляющихся в пальцах, пузырьки с химикатами.
Лежа на диване, Гугол разглядывал фигуру Ме'Линди, когда она начала едва заметно подергиваться. Убийца выполняла некие мышечные упражнения, используя улучшенные способности тела для напряжения и расслабления. Она была словно хитро выделанная сталь, расширяясь и сокращаясь, приводя себя в нужное состояние. Поза же самого Гугола изображала томную вялость. Худой навигатор зевал.
И всё же он наблюдал за Ме'Линди. Как и Гримм. Как и сам Жак.
Ме'Линди была выше большинства мужчин, с немного более длинными конечностями и очень стройная. Её рост отвлекал внимание от сильных ног и силы мышц рук. Её лицо, обрамленное вьющимися подрезанными волосами цвета воронова крыла, было удивительно тусклым и невыразительным — почти не запоминающимся. Его гладкие белые плоскости лишь предполагали красоту без точного её выражения — словно требовался некий стимул, чтобы она расцвела во всей красе. Глаза её были золотыми.
Ме'Линди. Когда она была маленькой, её забрали с родного мира смерти, из джунглей, полных хищников, плотоядных растений и воинов-охотников, потерявших всю цивилизованность, но сохранивших хитрость, боевые способности и навыки выживания. Начав десятилетние тренировки в далеком храме Каллидус, она упорно цеплялась за свою личность намного дольше, чем остальные новобранцы. На своем диковинном, примитивном диалекте она всем заявляла:
— Ме, Линди! Ме, Линди!
Совсем скоро семилетняя девочка убила одного старшего ученика, который вечно насмехался над ней. Среди своих преподавателей она стала известна как Ме'Линди. Они позволили сохранить ей эту часть себя, несмотря на то, что многое уже изменилось в ней.
Сейчас она едва заметно улыбалась, глядя на джунгли за окнами люкса, словно вспоминая свой дом — но в этот день настоящие смертоносные джунгли были не снаружи, а внутри городских стен.
Гугол и Гримм наслаждались ее улыбкой. Как и Жак. Как и сам Жак.
Инквизитор знал, что должен думать о Ме'Линде лишь как об оружии, прекрасном живом оружии. И он искренне надеялся, что навигатор никогда не сглупит настолько, чтобы затащить её к себе в постель. Ме'Линда сломает его как удав соломинку. Она сможет раздавить его лысую голову словно яйцо. И варп-глаз Гугола выскочит из-под черной банданы, постоянно прикрывающей его лоб.
Что же касается рыжебородого сквата, доходящего ростом лишь до пояса Ме'Линди… щеголевато наряженный в стеганную красную куртку, зеленый комбинезон и фуражку, он был комично безнадежен в своих чувствах.
— Ме'Линди…
— Да, инквизитор? — она склонила голову. Она что, хочет подразнить его?
— Не называй меня так во время заданий! — Жак надеялся, что в его голосе было достаточно строгости. — Ты должна обращаться ко мне как к Жаку.
Ха, вот она — власть: приказать этой удивительной и опасной женщине обращаться к нему, как к близкому другу.
— Так что, Жак?
— Ответ — да. Всенепременно отправляйся и практикуйся, но в пределах разумного. Только не выкидывай никаких фокусов, чтобы не привлечь к себе пристального внимания.
— В Василареве хаос. Никто меня даже не заметит. Я помогу немного Империуму, не так ли?
— В данный момент меня интересует не это.
Гугол вяло помахал рукой:
— Весь Сталинваст может быть погружен в хаос в обычном смысле этого слова, но к Хаосу это не имеет никакого отношения. Генокрады — не творения Хаоса, хоть они и шатаются в космических скитальцах по варпу в поисках мира себе на закуску.
Жак бросил на навигатора хмурый взгляд. Несомненно, его спутники должны знать достаточно о нем и его работе, но политика Ордо Маллеус в вопросах Хаоса и его приспешников всегда была под цензурой. Хаос — обратная сторона вселенной, царство варпа — порождает множество мерзостей типа Тлии'гзул'заэлля, которые стремятся извратить нашу реальность. Неисчислимы подобные ему экземпляры? Ордо Маллеус старается их перечислить! Но эти знания не для общего пользования. О нет, совсем наоборот. Даже естественная угроза генокрадов была достаточно пугающей, чтобы требовать максимальную осмотрительность.
— Ха, — воскликнул Гримм, — никто не знает истинную природу генокрадов, насколько я знаю. Разве что ты, Жак.
Прежде, чем Жак смог что-то ответить, Ме'Линди скинула босоножки. Сбросила накидку. Развязала пояс и бросила его движением запястья так, что Гримм отпрыгнул назад. И без лишних церемоний сбросила шелковое платье, оставшись практически голой, если не считать черных трусиков и черных же татуировок. Волосатый паук охватывал её талию. Зубастая змея извиваясь ползла по правой ноге вверх, словно собираясь напасть на паука. Жуки пересекали грудь. Большинство татуировок скрывало старые шрамы, отчего эти твари казались жутковато выпуклыми.
В руке она держала маленький баллончик — ей можно было бы подрабатывать фокусником. Ведь только что этот пузырек был где-то внутри алого пояса.
Ловко балансируя то на одной ноге, то на другой, Ме'Линди начала наносить спрей на тело, начиная с пальцев ног и кончая шеей, покрывая его черной синтекожей. Элегантно изгибаясь, но всегда оставаясь в идеальном равновесии, она не пропускала ни одной щелочки, складочки или ямочки. И на какой стадии исчезли её трусы? Жак едва это заметил. Он чувствовал её возбуждение и свое собственное, но знал, что это два совершенно разных вида возбуждения.
Он торопливо направил взгляд на круглый экран, который повесил на место масляной картины какого-то рогатого чешуйчатого монстра джунглей.
Его психические чувства присутствия загудели от возобновленного контакта с мухами-шпионами. Экран пестрел сотней маленьких изображений, мозаикой миниатюрных сцен. Он был сейчас похож на фасеточный глаз мухи, хотя изображение в каждой ячейке отличалось от другого.
Мозаика заняла почти всю часть его сознания, но смутно — краем глаза, краем мысленного взора — он видел Ме'Линди, гибкую эбеновую статую, но всё еще с лицом цвета слоновой кости. Сейчас она вставляла в горло и уши вкладыши, с помощью которых можно будет слышать, дышать и общаться.
Жак увеличил изображение на экране. Вокруг него, словно спутники на своих орбитах, сжались остальные картинки.
Перестрелка на заводе по производству парящих танков…
Световые росчерки озаряли серое помещение, заполненное наполовину готовыми машинами. Гибриды, вооруженные лазганами, жестко наседали на линию планетарной гвардии. Гвардейцы были лояльными, но их окружили, и они явно несли потери. Что касается гибридов, то это были грубые карикатуры на человека: раздутые бугристые головы с костяными наростами, горящие злобой глаза, ощерившиеся зубастые пасти. У некоторых вместо человеческих рук росли ужасные огромные когти чистокровных генокрадов. Когда они доберутся до гвардейцев, такие мутанты просто разорвут оставшихся в живых людей на куски.
Но это была еще не вся картина, о нет, ни в коем случае. Жак уменьшил это мрачное изображение и увеличил другое…
Сотни повстанцев карабкались по красным крышам района-чаши, направляясь к дереву административных башен.
Смешиваясь с гибридами, даже превосходя их числом, попадались среди них и обычные на вид люди. Некоторые из них были перворожденными тварями, выглядевшими как люди, но уже способные произвести потомство чистокровных генокрадов. Другие были уже следующим поколением, точными копиями настоящих людей, но гипнотически связанными с генокрадами.
Серия взрывов разорвала ствол, поддерживающий чашу района, в том месте, где он крепился к остальному городу. Вся чаша просела и отвалилась. Огромное сооружение на миг воспарило в воздух, а затем рухнуло вниз. Повстанцы скользили и цеплялись руками и когтями, покуда район падал с двухкилометровой высоты на опушку джунглей.
От удара — разбивающего деревья в мелкие щепки удара — поднялась пыль. Этой пылью были тела повстанцев. Даже пластальные плиты чаши лопнули. Меткий плазменный выстрел сверху поджег топливные резервуары. Вспыхнувшее пламя полностью охватило упавший район внутри и снаружи. Пыль горела, как и все жители, жившие на этой пластине, если конечно, там хоть кто-то оставался в живых.
Тысячи других повстанцев были уже мертвы. Восстание и вправду входило в свою финальную стадию. Отчаянную и самоубийственную фазу.
— Кое-кто считает, что генокрады были выведены искусственно — как живое оружие, — сообщил Гугол Гримму. — Изумительная шутка, выдуманная некими злобными ксеносами!
— Ха!
— Ну, а почему бы и нет? Ты думаешь, они сами смогли эволюционировать? Генокрады не могут размножаться самостоятельно. Как они могли появиться в первый раз без каких-нибудь зловредных повитух? Им нужно заражать другие расы и размножаться как раковая опухоль внутри.
В своих галактических путешествиях Гугол, несомненно, наслушался много всяких историй, несмотря на все попытки официальных властей пресечь пугающие слухи.
— Возможно, — предположил Гримм, — что они появились под воздействием варп-штормов Хаоса? Ясно ведь, что чистокровные не могут управлять кораблем, стрелять из оружия, менять сгоревшие предохранители. Иначе бы они уже были повсюду своим собственным ходом. Что за кривое оружие! Ха!
— И всё-таки это превосходная чёрная шутка над жизнью, семьей, любовью.
Коренастый скват пробормотал какое-то ругательство на своем диковинном диалекте.
— Ну, ну, Гримчик, — упрекнул его навигатор, — мы все здесь говорим на имперском готике…
Раздалось еще одно, еще более мрачное ругательство на том же самом наречии.
— …как цивилизованные существа.
— Хорошо, только будь любезен, не называй меня Гримчик. Меня зовут Гримм.
— Гримм по имени совсем не обязательно «гримучный» по натуре. Просто ты еще юный скват.
— Ха. Да ты и сам не такой уж древний, несмотря на внешний вид.
Все эти морщины на лице навигатора, да и его унылая на вид одежда…
Ме'Линди плотно пригладила волосы. Когда она распылила спрей по лицу, оно стало еще более невыразительным, чем когда-либо, просто черная маска с едва заметным намеком на черты лица. Синтекожа должна будет защищать её от ядовитых газов, пламени и взрывов; она усилит её тренированную нервную систему и невероятную мощь.
После этого она повязала на талию свой алый пояс, надела на пальцы миниатюрное оружие, выглядевшее как причудливые перстни. Игольник, лазер и огнемет были драгоценными чужацкими устройствами джокаэро.
Жак сменил изображение…
На станции местного труботранспорта два разных отряда СПО яростно бились друг с другом в рукопашной схватке. Вибрирующие лезвия силовых топоров выбивали радужные снопы искр и разряды из энергополя силовых мечей. Один из отрядов наверняка целиком состоял из генокрадов в человеческом обличии. Но только какой? Тот, который носил знаки отличия в виде черного василиска, или другой, с голубой летучей мышью и черепом?
По туннелю прибывало подкрепление. Пламя огнеметов накрыло схватку — и наконец-то стало понятно, где повстанцы, а где — лоялисты, так как стало очевидно, что вновь прибывшие — розовые саламандры — были лоялистами. Ибо черные василиски истошно закричали и корчились, бросив сражение, накрытые горящим прометием. Мертвые мыши — те, что из выводка — в исступлении набросились на владельцев огнеметов, несмотря на пожирающее их пламя. Прицельные лазерные выстрелы пронзали ряды берсерков, убивая одного горящего человека за другим, пока последний живой факел не упал на пол.
Лишь сейчас, с небольшим опозданием, на платформу обрушилась пена, призванная потушить всёпожирающий огонь, ослепив муху-шпиона, хотя Жак уже разглядел, что лоялисты одержали здесь трудную победу…
Следующее изображение: ребристый зал, полный огромных, усеянных трафаретными иконами механизмов, всё завалено трупами, многие из них после смерти выглядят не менее уродливо, чем при жизни…
Эти сотни мух-шпионов и глаз-экран были еще одним изобретением джокаэро, возможно самым удивительным из тех, что смогли захватить Ордо Маллеус. Эти джокаэро — обезьяны, покрытые оранжевым мехом, всегда придумывали какие-то гениальные изобретения, всегда разные, но с неизменным упором на миниатюризацию.
До сих пор продолжались горячие споры о том, являются ли эти оранжевые обезьяны по-настоящему разумными или они делают оружие инстинктивно, как пауки плетут паутину. Гримм, прирожденный техник — впрочем, как и весь его род — обратил внимание на то, что для управления этим экраном требуется пси-связь с оператором. Из этого следовало, что хотя бы у некоторых джокаэро имеется психика. По крайней мере.
Живые мухи обитали, похоже, на большинстве планет. Болотные мухи; навозные мухи; мухи, питающиеся отходами; москиты; мухи, питающиеся выделениями глаз крокодилов; трупные мухи; мухи, поедающие гниющие растения; псевдо-мухи, питающиеся магнитными полями. Кто заметит маленькую проворную муху? Кто поймет, что она смотрит прямо на тебя и передает всё, что видит и слышит, на ячейку экрана где-то в радиусе двадцати километров? Кто может подумать, что муха и ее подруги — крошечные жужжащие кристаллические машины?
— Я пошла! — объявила Ме'Линди.
Она могла на свой выбор говорить и изящно, словно придворный лорд, и хитро, как всякий дипломат. Но перед лицом смертельной опасности она изредка прибегала к простому стилю изложения — вспоминала свой примитивный племенной язык. Ловкая, безмолвная и быстрая, как острокрыл, она покинула изумрудный люкс.
Усилием мысли Жак выделил одну из гудящих в обычно пустом коридоре мух-шпионов и велел ей следовать за Ме'Линди.
Он увеличил до четверти экрана вид с этой мухи. Ме'Линди на мгновение остановилась, оглянулась на летящую муху и подмигнула. Затем неслышным шагом быстро направилась прочь.
— Ха, я, пожалуй, тоже пойду, — Гримм поглубже натянул фуражку, похлопал рукой по кобуре, проверил свою «виноградную гроздь» — связку гранат — и побежал за ассасином. В отличие от неё, он хлопнул за собой дверью.
— Шумный проказник, — прокомментировал его уход Гугол, поднимаясь с дивана. — Удивительно, что он не предпочитает болтган. Бабах-бабах-бабах.
Жак посмотрел на него:
— Ты же отлично знаешь, что он хлопнул дверью, чтобы она знала, что он следует за ней.
Гугол рассмеялся.
— Ему придется побегать, чтобы не отстать, а ей — чтобы не догнали.
— Она вернется, Виталий, не бойся. Как и Гримм.
— Гримм помчался защищать её… словно мышь, сопровождающая кошку! Как умилительно видеть, как нежно он её любит, но делает вид, что всего этого нет. Я полагаю, что в отсутствие низкорослых женщин-скватов Ме'Линди кажется этому коротышке просто богиней.
«И, — подумал Жак, — тебе тоже? И даже немного и мне?»
Вслух же он сказал:
— Смертоносной богиней, у которой на уме всегда другие вещи. Как и у меня. Так что помолчи.
Навигатор прошелся туда-сюда. Он взял хрустальный графин с янтарным ликером, затем поставил его на место. Уколол палец о витой рог черепа детеныша тератозавра, висящего на одной из стен, и украшенного зеленым самоцветом, вставленным в лоб. Потряс подарочную чашу с сонной пылью под силовой пленкой, до того никем не тревоженную, затем ушел и помыл руки под вибростатом.
Волнуется за безопасность Ме'Линди? Но что еще было смыслом её жизни, как не соваться постоянно в опасные места и всегда возвращаться живой? И чем ещё объяснялось её ежедневное поддержание себя в состоянии туго натянутой тетивы? И при всем этом в её золотых глазах светился неслабый интеллект и даже остроумие. Конечно же, её остроумие иногда сильно тревожит.
Жак быстро менял на экране сцену за сценой, пока не наткнулся на вид из мухи, что следила за…
Харком Обиспалом.
2
С болтганом в одной руке и силовым мечом в другой, дюжий инквизитор шагал по широкому бульвару, поглядывая по сторонам.
Рыжая борода Обиспала, разделенная на три хвоста, выглядела волосатыми щупальцами, растущими из подбородка. Брови — мотками ржавой проволоки. На подпоясанном черном одеянии были наклеены зловещие белые черепа. Его охотничьи сапоги, похоже, были сделаны из целой ноги толстокожего животного, вылущенной и обрезанной по высоте. Оружие и всякие устройства висели под кроваво-красным плащом с высоким воротом; на мочке уха болталась бусина вокса.
Инквизитор шел в авангарде бронированного отряда Имперской Гвардии. Это были местные гвардейцы, а не космические десантники с другого мира. Обиспал верил в свою силу воли, в свою безжалостную ауру; и действительно, за исключением мертвенно-бледного сморщенного шрама, пересекающего одну щеку, он казался неуязвимым.
По-видимому, он не рассматривал операцию на Сталинвасте как требующую серьёзного вмешательства — несмотря на то, что тридцать ульев планеты были опустошены, а несколько и вовсе уничтожены. Потери? Двадцать миллионов военных и гражданских? Из тысячи ульев и миллиардов населения…
Жак печально процитировал про себя слова древнего правителя срединного царства с древней Терры: «В стране тысячи миллионов человек что такое смерть одного миллиона ради чистоты?»
Тем не менее, полное подавление такой чумы не тоже самое, что тотальная чистка. Одного выжившего генокрада, способного принести потомство, достаточно, чтобы свести на нет все старания через несколько десятилетий. Пусть хорошо тренированные космические десантники действовали бы более тщательно и никогда бы не упали духом в бою, но эту измученную боями канитель пришлось бы заканчивать жуткой бойней, чтобы объявить потом полный триумф и несомненный успех.
Разбитые автомобили и танки горели по обеим сторонам бульвара под свинцового цвета потолком, находящимся на такой высоте, что подвешенные под ним трубы коммуникаций и электрокабели казались лишь тонким узором.
Большинство люминосфер было разбито выстрелами или просто не работало, так что казалось, что в глубоких тенях скрываются какие-то чудовища. От провисших кабель-каналов валил едкий дым, капала кислота. Темные туннели расходились в стороны к разрушенным фабрикам.
Жак позволил звуку вторгнуться в сознание.
Обиспал ревел проклятия, которые, возвращаясь эхом, создавали впечатление, что кричат сразу несколько человек:
— Смерть инопланетной нечисти, что покусилась на нашу человечность! Смерть осквернителям! Смерть оскверненным! Мы с радостью сожжем и очистим!
Голос инквизитора, передаваемый мухой-шпионом, почти потонул в грохоте выстрелов. Обиспал закрутил мечом так, что его рука стала напоминать циркулярную пилу. Он подбросил смертоносное гудящее оружие в воздух и ловко поймал его на лету. Ему бы водить парады, крутя жезлом.
Да, парады… истребления.
Обиспал явно не торопился с зачисткой, даже затягивая процесс. Опираясь на поддержку своих людей и большого количества солдат СПО, которые были чисты и верны планетарному губернатору, он начал свои действия с кольца городов, расположенных вокруг столицы, перемещаясь от одного к другому и уничтожая всё на своем пути. Его действия вызвали полномасштабные восстания гибридов и еще более многочисленных выводков генокрадов, более похожих на людей. Последние на протяжении десятилетий проникали в администрацию и военные силы планеты.
Если бы Обиспал начал зачистку со столицы, то выводки генокрадов разбежались бы по туннелям, а то и прямо по суше через джунгли в более отдаленные ульи. Так что, в принципе, его стратегия имела смысл, но в тоже время казалась бессмысленно разрушительной.
Как загонщики, гонящие дичь к центру, он силой заставлял врага атаковать сосредоточие власти и влияния в отчаянной попытке захватить его и заблокировать планету.
Пчелы летели прямо в костер.
Солдаты воевали с солдатами. Управленцы убивали своих начальников и раздавали запасы оружия повстанцам. Впервые обычные рабочие и служащие увидели настоящее лицо гибридов, которые до этого скрывались среди них под плащами, капюшонами или масками.
Жак просмотрел еще одну толпу гибридов, яростно размахивающих стволами и мечами. Их сгорбленная осанка указывала на вырождение человеческого, упадок до инстинктов плотоядных хищников. Среди этой толпы привлекательные, но жуткие человекоподобные существа организовывали столпотворение.
— Одно дело слышать шепот, — заметил Гугол, — но другое дело увидеть всё собственными глазами.
Жака так и подмывало сказать, что навигатор видит это лишь на экране. Но воздержался, не желая толкать Гугола на глупые подвиги, после которых мог остаться без хорошего варп-пилота.
Вместо этого он спросил:
— Шепот? Громкий шепот? Ты разговаривал с Гриммом о своей теории генокрадов. А как часто сплетничают навигаторы? Можете ли вы вообще сплетничать?
— Навигаторы путешествуют по многим местам, много чего слышат. Что-то из этого правда, что-то полуправда, что-то — простые выдумки. В процессе пересказов истории меняются, Жак, — в голосе Гугола проступили умоляюще-дерзкие нотки.
Навигатор начал припоминать, что Жак, хоть и переодет в одну личность, на самом деле является совершенно другой… о которой Гуголу следовало помнить.
Маскируясь под вольного торговца с хорошим достатком, Жак носил плиссированный сюртук с серебряными эполетами и мешковатые малиновые бриджи, заправленные в короткие белые сапоги из телячьей кожи. Под просторным сюртуком были припрятаны пистолеты, а в сапогах — ножи. Как и у всякого обычного торговца.
Гугол нервно облизал пересохшие губы:
— Правдивая история, пересекшая галактику, становится выдумкой, Жак.
— Получается, выдумка точно так же может стать правдой?
— Для меня это уже слишком сложно, Жак.
Ну, конечно же, это было не так. Никто заглянувший в безумие варпа, никто зарабатывающий этим на жизнь не мог остаться неискушенным и выжить после этого. В сущности, варп — это наивысшая ложь, ибо он постоянно стремится обмануть тех, кто путешествовал по нему. Но в тоже время варп был самой основой мироздания.
Виталий Гугол успешно делает вид искушенного человека, и ему в этом помогают преждевременные морщины, появляющиеся из-за длительного погружения в пространство варпа. Они придают его лицу пресыщенный жизнью вид, которое иначе выглядело бы ребяческим.
Внутри же навигатор был еще молодым и ранимым — склонным к глупым увлечениям, таким как влечение к Ме'Линди. Гугол прекрасно об этом знал и старался иронизировать над своими чувствами и не носить столь щегольских нарядов, как сейчас Жак. Виталий носил черную тунику с вышитыми фиолетовыми рунами, которые были едва заметны. Черный означал пустоту. Черный означал искушенность. (Черный был цветом боевой раскраски Ме'Линди).
Жак представил, как Гугол видит его. Костюм торговца предполагал некую пиратскую деловую хватку, но и не без чести, на службе более глубоких чувств. Но все это было притворством. Чувственные губы Жака определенно не сочетались с его скептическими льдисто-голубыми глазами. С одной стороны, Жак должен казаться способным на иронию и податливую терпимость — может быть, лишь для того, чтобы подготовить ловушку. С другой стороны, он должен быть внутри как гранит, тверже даже такого нарочито жестокого позера, как Обиспал — Жак был сторожем тех, кто сторожил человечество, следователем следователей.
«Достаточно ли я тверд? — спрашивал себя Жак. — Или я уязвим тоже?»
— Навигаторы могут судачить меж собой, словно торговки рыбой, — резко сказал он, — но генокрады должны оставаться тайной для мириада наших миров, за исключением руководителей, которым положено знать, чтобы пресекать смуту.
— Но ведь если люди в общем знают…
— А вот для этого, Виталий, и существует инквизиция. Чтобы найти и искоренить. Смута — это близкий родич Хаоса. Знание приводит к смуте. Незнание — лучшая защита невинных.
Легкая улыбка тронула губы Жака. Неужели Жак Драко действительно верит в эти принципы?
Изображение-четверть… Ме'Линди вышла из транспортной капсулы, спустилась на лифте вниз и легко побежала по пустому движущемуся тротуару на север.
Южные тротуары были переполнены беженцами, спасающимися от идущих боев. Поток людей прибывал, они боролись между собой за место на центральной полосе, где скорость передвижения паникующих была быстрее. Кое-кто был ранен, у кого-то текла кровь. Люди несли тюки с пожитками. Очень часто беглецы, становясь одной ногой на быстробегущую полосу, а другой — на медленную, падали в этот безумный круговорот и исчезали под ногами толпы.
Морось падала из неисправных противопожарных разбрызгивателей. В проводах наверху щелкали вспышки короткого замыкания.
Изображение-четверть… По скоростной полосе на север с ревом летел Гримм на украденном трицикле.
Ме'Линди оглянулась через плечо и увеличила скорость, делая огромные шаги.
Скват стоя на подножке, сбавил скорость и проревел ей сквозь вой мотора:
— Не желаете ли прокатиться?
Ме’Линди лишь прибавила ходу. Сгоряча скват подвел трицикл к ней ближе, выехав одним колесом на её более медленную полосу. Маневр не удался. Машину занесло, и Гримм вылетел через руль с падающего трицикла. Сжавшись в шар из сапог и бронежилета, скват подскочил и кувырнулся с полдюжины раз. Ме’Линди на миг притормозила.
Однако Гримм уже поднимался на ноги, ругаясь, отряхиваясь и подбирая фуражку.
Ме’Линди вздернула руку — в приветствии или предупреждая, чтобы он не подходил? — и снова бросилась вперед.
С отвращением глянув на разбитый трицикл и на толпу, плывущую мимо него по южным полосам, Гримм рысью понесся на север за ассасином.
Жак удивил Гугола — да и самого себя тоже — тем, что сочувственно посмеялся, почти с любовью.
Вскоре Ме’Линди исчезла из поля зрения сквата за широким изгибом полосы. Там она покинула главную дорогу и направилась вдоль подъездных линий, огибая беженцев, шарахающихся от летящей, безликой, угольнокожей женщины. Муха-шпион молнией кинулась ей вслед вниз по узким покинутым мрачным аллеям. Шум битвы потихоньку нарастал. Дрожь сотрясла основание города, разрушая древние канализационные трубы.
Изображение-четверть… и у Жака вырвалось проклятье:
— Вот один из отцов зла.
Средних лет мужчина и женщина сопровождали чистокровного генокрада по выложенными ящиками проходам в каком-то темном и тесном складе.
В своих комбинезонах эта пара выглядела обычными рабочими. Если бы не лазпистолеты, которые они держали в руках неумело, но решительно. И остекленевшие, наполненные безумной любовью, глаза.
Эти двое были эмоционально зациклены на этом монстре, связаны с ним чувствами, которые были жестокой пародией на любовь и семейную близость.
Могучий чужак шел, угрожающе пригнувшись так, что костяные рога на его позвоночнике топорщились. Длинный череп выступал вперед, с клыков капала липкая слюна. Верхние лапы заканчивались когтями, способными рвать броню, а панцирь был крепок, как керамит. Жилистые связки переплетали конечности. Из пасти высовывалась роговая трубка языка: языка, который мог одарить человека через поцелуй генетическим материалом хозяина.
На миг Жака пробрала дрожь под гипнотическим взглядом существа, пусть даже и через экран, и пусть даже он был защищен от психического воздействия.
— Отец зла, — произнес он нараспев в некоей пародии на молитву, — и дедушка тоже…
Да, действительно. Человеческая мать, родившая уродливого звероподобного гибрида, будет слепо любить его, до безумия, и защищать, словно тигрица своего детеныша. Потомство таких гибридов будет на вид менее чудовищным. В четвертом поколении тварь будет похожа на человека, останется лишь чарующий свет в глазах.
А вот в пятом поколении снова будет чистокровный генокрад. И цикл будет повторяться вновь с ужасающей инстинктивной неизбежностью.
К тому моменту семья будет насчитывать тысячи тварей и незаметно наводнит общество, выводок будет тщательно следить за потребностями друг друга. И где-то глубоко в роскошном тайнике патриарх-переросток, с которого пошла эта скверна, будет эмпатически наслаждаться деяниями своих потомков…
Изображение-четверть… Генокрад разрывает грудь солдату СПО и снова скрывается в укрытии…
На некоторое время Жак вызвал на экран мозаику с видами из глаз всех ста летающих мух-шпионов. Использовав своё психическое чувство присутствия, он почувствовал, что битва внутри Василарёва вязнет, замедляется и концентрируется где-то в пятнадцати километрах к северу от отеля. Именно там сгруппировались выжившие генокрады и их приспешники. Возможно, что патриарх был уже мертв. Это было там, куда с одной стороны направлялся Обиспал. А с другой — Ме’Линди.
Еще изображение-четверть… Темная наблюдательная кабинка — второй этаж какой-то лаборатории. Мерцает аварийное освещение, какие-то загадочные аппараты дымятся и искрят, брошенные своими операторами. Вспышки света рывками выхватывают монстров, явно собирающихся для штурма.
Жак велел шпиону переключиться на инфракрасное видение.
Внутри этой кабины сидела на корточках чернокожая Ме’Линди. От монстров её отделяла забаррикадированная пластальная дверь. Наблюдательное окно, несомненно, было сделано из армированного стекла. Что она там делала? Скрывалась? Заперлась в относительно безопасном месте?
Ассасин убрала свое джокаэровское оружие подальше в пояс. Распылила растворитель на небольшом участке руки и воткнула в образовавшийся зазор в синтекоже иглу инъектора. И сгорбилась еще ниже, между согнутых ног, словно кролик перед прыжком.
Внезапно из её спины выросли шишки, голова начала удлиняться. Пальцы превратились в когти.
— Что с ней происходит? — воскликнул Гугол. — Неужели она заражена?
Жака передернуло.
— Должен сказать, она верит в свои силы!
— Что с ней произошло, Жак? — Гугол схватился за руку Жака, потрясенный тем, что Ме’Линди превратилась в монстра.
— Она ввела себе полиморфин.
— Полиморфин… Звучит как что-то обезболивающее, разве нет?
— Это не обезболивающее.
Ассасины были невосприимчивы к боли, но Ме’Линди наверняка в курсе, что ее не избежать, пока тело усилием воли принимает другую форму.
Гугол истерично захихикал.
— Ассасинское средство, верно? Они используют его, чтобы принять новый внешний вид. Замаскироваться. Заменяют себя кем-то. Но этот кто-то все же человек, Жак! Я слышал о полиморфине. Но он не может изменить тело настолько! — его палец ткнул в сторону экрана. — И не так быстро!
— Она очень близко к другим генокрадам, — проворчал Жак. — Она сосредотачивается на их формах тела, осязает их своими чувствами…
— Это не может всё объяснить!
— Ну… синтекожа помогает ускорить процесс. Она возбуждает её метаболизм, ускоряя жизненные процессы. Она сделана ведь не только для того, чтобы защитить её.
— Ты лжешь, Жак!
— Держи себя в руках. Есть еще одна причина… Но у тебя нет права её знать, ясно?
Гугол вздрогнул и вцепился зубами в согнутый большой палец, словно это способно заглушить душевную боль и панику. Но все же он упорно и взволнованно продолжал наседать:
— Я слышал, что убийцы способны вывихнуть себе конечности, сломать кости, чтобы, извиваясь как змеи, пролезать в узкие трубы…
— У тебя нет права на такие вопросы! Quieta esto, nefanda curiositas, esto quieta!
Звучные священные слова подействовали, как пощечина.
Всё верно, Жак знал тайную суть вопроса с тех самых пор, как его запрос в Официо Ассасинорум был выполнен — он просил убийцу с опытом работы на зараженном генокрадами мире и способного сыграть роль утонченной любовницы.
Ме’Линди ранее перенесла экспериментальную операцию по вживлению трансформирующейся, запоминающей форму пластиплоти, армированной углеволокном и эластичными хрящами, способной становится прочной, как роговое покрытие. Поэтому она может принять форму гибрида, вести себя как он, а затем втянуть имплантаты в себя, смягчить и уменьшить их.
Дополнительно ей были вживлены железы для хранения и скоростного синтеза соматотропина — гормона роста — который обычно способствует росту трубчатых костей и синтезу белка у детей… и железы, способные обратить этот процесс вспять. Искусственные имплантаты были её живой и органичной частью. Таким образом часть её тела из плоти, крови и костей была искусно искусственной.
Это в сочетании с полиморфином и её собственным талантом перевоплощения — возможно усиленным синтекожей, хотя Жак не был в этом уверен — позволяло ей переносить более жесткую и быструю трансформацию, чем её коллегам-ассасинам: радикально превращая свое тело в подобие тела генокрада.
Жак знал, что она была послушницей храма Каллидус по специальности «хитрость» — и экспериментом медлаборатории храма, вероятно, отметившим опасную и мучительную вершину перевоплощения. Ему разрешили знать только это, и он счел за лучшее не совать своего носа дальше, прислушавшись к доводам благоразумия.
Он догадывался, что предыдущее задание Ме’Линди было удачным и директор храма Каллидус был настроен испытать её снова… Хотя может быть и так, что миссия провалилась, но она выжила. Возможно, радикальный и довольно специфический эксперимент пришлось прекратить? Может быть, что Ме’Линди оказалась единственным уцелевшим его результатом. Жак знал, что не стоит влезать слишком глубоко в тайны Официо Ассасинорум, если только они не внесены в дело.
Жак знал… умом. И, тем не менее, быстрота и глубина её преобразования просто потрясли его.
— Она становится генокрадом! — пролепетал Гугол. — Не так ли? Разве это не так? Но она не сможет быть совершенной копией…
Действительно, не сможет. Ме’Линди не смогла вырастить ни нижнюю пару рук, ни костлявый извивающийся хвост. Было бы глупо ожидать новую пару рук из ребер, или хвост из удлинившегося копчика. Не мог представить себе Жак и того, что она сравнится по силе с чистокровным генокрадом — хотя её собственная сила была огромной даже без усилителей.
Но в темноте она казалась почти генокрадом. По крайней мере, у неё был вид генокрада, который получил повреждения в результате пожара или взрыва, потеряв при этом несколько конечностей; но был все также жив и смертоносен благодаря своим основным когтям. Синтекожа все ещё покрывала её, растянувшись под новую форму тела. И покрывала также зубастую пасть. В лабораториях Каллидуса Ме’Линди вживили имплантаты и для лица, и для челюстей…
Раненый генокрад… или гибрид. Одно или другое… Гибриды включали в себя целую гамму уродств. Если её примут за гибрида, сможет ли она на самом деле обманывать выводок генокрадов или даже патриарха достаточно долго?
«Может быть, — подумал Жак, — это и было то место, где эксперимент Каллидус провалился… если, конечно, он провалился».
— И с этой… женщиной мы делим кров? — голос Гугола был наполнен мрачным изумлением, испуганным восхищением, некоторым опустошением в сердце, и да, ужасом, который волной бежал по его нервам. Жак тоже почувствовал сильное беспокойство.
Казалось, собственная кожа Ме’Линди стала жесткой под этой второй черной кожей. Она превратилась в жесткий панцирь под действием клеток, изменяющих её природу.
— Какой-нибудь другой ассасин проделывал такой трюк раньше? — воскликнул навигатор. — Какую же муку испытывают её органы, искажаясь до такой степени? И как можно делать всё это в самый разгар боевых действий?
— Curiositas, esto quieta!
— Она говорила, что ей надо попрактиковаться, — если Гугол надеялся, что придаст голосу презрительное выражение, то он ошибался.
Черное существо, которое раньше было Ме’Линди, открыло дверь и бросилось в широкий коридор, наполненный дымом. Несколько вооруженных гибридов рассеяно бродили по нему. Думала ли сейчас Ме’Линди, как генокрад? Понимала ли как надо реагировать? Может быть, она даже излучала вокруг себя защищающую ауру эмпатии выводка? Она набросилась на гибридов и, прежде чем они что-нибудь сообразили, разорвала своими когтями.
Мужчина в плаще, сопровождавший их, в изумлении остановился. Он открыл было рот в немом протесте против столь извращенного изменения порядка вещей, но Ме’Линди оторвала ему голову.
Никто не заметил, пока она неслась по мрачным задымленным туннелям, отсутствующие руки и хвост, закрытое лицо и алый пояс. Ну, или, по крайней мере, не обратил на это внимания, пока не стало слишком поздно. Она старалась обходить оживленные дороги и лояльные войска.
Изображение-четверть… Гримм прошел, пыхтя, под узкой аркой, ведущей к куполообразной площади. Три широких проспекта, расходящихся от неё, были наполнены сражением и сильным запахом дыма. Внутри клубов пыли вспыхивали взрывы, подобные сверхновым. Взрывные волны катились вниз с более высоких уровней города, где грохотало разрушение. Стены и поддерживаемый колоннами потолок стонали. В барабаны архитектуры колотили так, что они готовы были лопнуть.
Клубы дыма заволокли люминосферы, окрасив окрестности в красные тона, словно наступил мрачный закат в сердце города перед тем, как ночь окончательно поглотит и уничтожит его. Мощный взрыв потряс пластальные высоты. Может быть, это взорвались склады боеприпасов военного завода? Потолок над проспектами просел, колонны прогнулись. И тут купол рухнул, ломаясь, как яичная скорлупа. Здания, оборудование и машины посыпались сверху, охваченные огнем.
Гримм бежал наверх по мосткам, спасаясь от обломков и тучи пыли.
Изображение-половина… Обиспал заметил одинокую фигуру чистокровного генокрада, незаметно спускающуюся по темной галерее разбитых магазинов одежды. Генокрад медленно ковылял прочь, словно раненный, перескакивая от одной стальной колонны к другой.
Размахивая силовым мечом и крикнув гвардейцам, инквизитор направился вслед убегающему чужаку. Было ли бравадой со стороны Обиспала то, что ему показалось ниже своего достоинства использовать разрывные болты против существа, которое само не могло использовать огнестрельное оружие? Или это была жажда крови? Он намеревался самолично разрубить его своим силовым мечом — меч против когтей — и сделать это напоказ всем.
Галерея оказалась тупиком. Перекрученная сталь заблокировала дальний её конец. Увидев это, инквизитор широко улыбнулся. Но всего на мгновение.
Словно приведенная в действие чьей-то невидимой рукой, аварийная заслонка из плетеной стали рухнула позади него, отрезая от гвардейцев.
Обиспал развернулся и проревел:
— Рубите её силовым топором и быстро!
Генокрад больше не убегал — он мчался на инквизитора, раскинув когтистые руки. Обиспал поспешно оказал сопротивление: на этот раз его вороненый, ручной работы болтган выплюнул заряды в чужака. Многие из них прошли мимо твари, некоторые отскочили от твердого панциря. Но один из них взорвался, мгновенно превратив в кашу бронированную башку.
Тут в перекрытиях потолка раскрылись люки. Дюжина гибридов и еще один чистокровный спрыгнули в галерею. За ними последовало еще больше гибридов. Теперь целая стая тварей мчалась на Обиспала, неприцельно стреляя из разнообразного оружия. Уродливые лица мутантов пылали ненавистью.
Лазерные выстрелы, потоки огня и обычные пули разрывали и жгли одежду инквизитора, но не могли пробить витиевато украшенную броню под ней. Голова Обиспала оставалась незащищенной. С ловкостью жонглера он переключил свой болтган на автоматический режим. Пустые гильзы сыпались, словно зерно во время сбора урожая на агромирах. Стреляя одной рукой из оружия, другой он махал перед собой шипящим силовым мечом, словно разгоняя ос. Грохот взрывов в галерее был просто оглушительным. Плащ Обиспала вспыхнул.
Когда он прижался спиной к решетке, которая закрывала вход в магазин, кто-то рванул ее изнутри. Лапа генокрада высунулась из дыры и втащила инквизитора внутрь.
3
Обратно вылетел пылающий плащ, утяжеленный несколькими гранатами. Они детонировали прямо в толпе монстров. Следом вылетел силовой меч Обиспала, описывая дуги на полу и обрубив несколько ног. Внезапно изображение сместилось во тьму за разорванной решеткой, когда генокрад, перепрыгнув тела своих родичей, ворвался внутрь.
Когти, столь же мощные, как и у этого генокрада, отбили в сторону его лапы и распороли голову так, что тварь закричала и обмякла, заблокировав отверстие. В инфракрасном свете всё было отлично видно. Монстром, что затащил инквизитора внутрь, была Ме’Линди. И она же вырубила генокрада, пытавшегося прорваться внутрь. Сейчас она просто сдерживала Обиспала, держа обезоруженного человека на расстоянии вытянутых лап.
Пронзительный вой, доносящийся снаружи, должно быть был звуком одного или двух силовых топоров, режущих противоаварийную заслонку, словно нож масло.
Обиспал извивался в хватке ассасина.
— Что? — орал он. — Кто? Ты не генокрад. Не гибрид. Кто ты?!
Насколько ясно видел Обиспал? Ме’Линди не ответила. Да и не смогла бы ответить, если бы даже захотела — синтекожа запечатывала зубастую морду.
Снаружи донеслись стрельба, крики, шипение. Гвардейцы пробрались сквозь заслонку.
— Аааа… — Обиспал, казалось, уже почти понял, кто его схватил.
— Кто внутри, осторожнее! — заорали снаружи. Лазерные разряды принялись шинковать покалеченного генокрада. Когти выпустили Обиспала, оттолкнув его. Ме’Линди развернулась и побежала вверх по стальной лестнице. Обиспал в ярости затопал своими слоновьими сапогами, потом взял себя в руки, подобрал отброшенный болтган, и приготовился встречать своих спасителей.
— Неблагодарная скотина, не так ли? — протянул Гугол.
— Он попал в ловушку, — сказал Жак. — Вселенная полна ловушек для неосторожных. В какой-то миг Обиспал проявил неосторожность и прекрасно об этом знает. Он знает и о том, что об этом знает кто-то еще, и для него это оскорбительно. До последней минуты он недооценивал генокрадов — они были для него словно игрушки. До этого момента его кампания проходила очень хорошо.
— Да, очень хорошо, — повторил Гугол язвительно. Он внимательно осмотрел маленькие изображения с видами разрушений, крутящиеся на экране. — Целые города уничтожены, погибли миллионы. Как великолепно!
— Сталинваст скоро будет очищен, Виталий. И это не самая худшая судьба для этого мира.
— А что может быть?
— Экстерминатус, — тихо прошептал Жак.
— Что?
— Не бери в голову. Василарев не будет полностью разрушен. Бои даже не дойдут до нас, до отеля.
— Это немного утешает.
— Этот всплеск Хаоса больше не угрожает нашему Императору.
Ме’Линди под видом генокрада мчалась на четырех лапах по темным каналам и служебным туннелям. Она взбиралась по древним лестницам, спиралью уходящим вверх по сужающимся шахтам. Пересекала мостки, тянущиеся над пропастями. Снова спускалась по лестницам. Через люки попадала на улицы и вновь ныряла в люки. И каждый раз выбирала пустынные маршруты. Но изредка все же натыкалась на беженцев, которым хватало ума спрятаться от побоища в этих темных дырах. Она едва замечала их и мчалась дальше к их великому облегчению. И все-таки до неё постоянно доносился рокот и вопли бегущих по главным проспектам: словно скорбное барабанное сопровождение перестуку её собственных когтей.
На одном из перекрестков она остановилась, почувствовав опасность.
Изображение-четверть… Гримм, отдуваясь, бежит по шатким мосткам над потоком людей.
Живой поток становится плотнее, словно встретив впереди дамбу. Движущиеся тротуары, должно быть, не выдержали массы толпы и сломались, иначе часть народа унесло бы назад.
Людей сдавливало друг о друга, они задыхались в давке. Трупы в стоячем положении толпа несла вперед. Более ловкие прыгали по головам живых и мертвых, пока не подворачивали лодыжку или пока их не хватал кто-то из задыхающихся и не сбивал с ног. Тогда этих ловкачей несла волна голов и молотящих их рук.
Казалось, что сами стены проспекта готовы лопнуть. Давка воздвигала заторы из переплетенных, смятых тел над остальной массой. Поток истерзанной плоти, поначалу — единое многоголовое существо, начал безумно сжиматься, пока не стали лопаться глаза, рваться кожа, из разорванных сосудов фонтанировать кровь. Если Гримм упадет в это…
Вот уже к его мосткам потянулись человеческие деревья — живые старались вскарабкаться как можно выше по трупам. Светополосы мерцали, словно предупреждая о том, что скоро этот задыхающийся ад боли и ужаса погрузится во тьму.
— Почему не пускают газ? — закричал Гримм, словно кто-то из ответственных за это лиц мог бы услышать его. — Неужели ваш губернатор хочет, чтобы население несло такие жертвы?
И тут рядом распахнулся люк. Черный коготь зацепил Гримма и поднял в воздух. Черная, покрытая роговыми наростами рука обхватила его. Голова маленького человека оказалась прижата к выпирающей челюсти.
Гримм забормотал на своем родном языке, очевидно сильно жалея о своем желании посетить линию фронта.
Потом Жак и Гугол услышали, как он молится на правильном имперском готике, визжа так, словно хочет быть услышанным по всей галактике:
— О праотцы! Не дайте мне предать свой народ!
Вообще, эта молитва могла бы быть произнесена и на его наречии. На имперском готике ему следовало бы молить Бога-Императора о спасении.
Гугол хохотал:
— Несчастный коротышка думает, что она собирается одарить его поцелуем генокрада. О, La Belle Dame Sans Merci.
— Не произноси колдовских заклинаний, — строго пресек его Жак.
— А я и не говорил. Это фраза из одной древней поэмы. В ней говорится, ну… о роковой женщине. Ме’Линди.
— Очень роковой, — согласился Жак.
— Но не для нашего друга Гримма, хотя он этого и не понимает.
Ме’Линди бросилась обратно в люк и побежала изо всех сил, прижимая к себе Гримма, плачущего как ребенок.
— Она тащит его в особое тайное место, чтобы подарить роковой поцелуй, — заключил Гугол. — Вот что он думает. А после этого он навечно должен остаться девственником, чтобы не осквернить свой народ.
— Девственником? Ты шутишь. Жертвы генокрадов забывают о том, что были заражены. Генокрады при поцелуе еще и гипнотизируют.
— Получается, жертве очень хочется спариваться?
— Ха, с простыми смертными! И те в восторге, ибо тоже зачарованны.
Гибридные дети с рождения гипнотизируют родителей, и воспринимаются теми как красавцы, несмотря на извращенное уродство.
— Увы, — вздохнул Гугол, — наш взволнованный друг еще не заметил некоторых расхождений. И наверняка уже намочил штаны.
Прижимая к себе Гримма, Ме’Линди перебралась через переплетение распорок, скрепляющих шахту, и нырнула в темный туннель.
— И все же, — пробормотал навигатор, — найти приют в её руках…
— Ты поэт, Виталий? — спросил Жак. — Мне кажется, ты покраснел?
— Я сочинил несколько вещей в путешествиях в свободное время, — признался Гугол. — Несколько стихов о пустоте. О любви. Смерти. Если они мне нравятся, то я их записываю.
«И они, вероятно, тебе очень нравятся», — подумал Жак, а вслух сказал:
— Остерегайся романтизма.
Ме’Линди добралась до небольшой заброшенной кладовой, заставленной покрытыми пылью и паутиной инструментами. Тусклые люминосферы освещали оранжевым светом тесное пространство.
Захлопнув плечом двери, Ме’Линди резко, но без грубости, поставила на ноги сквата. Гримм отступил на несколько шагов. Так как путей отхода у него не было, он вызывающе взглянул монстру в морду.
— Ха! Не выйдет. Ха, да я лучше сам себя убью.
— Какой он скромный.
Тон Гугола намекал не только на насмешку, но и на несбыточное желание.
Фальшивый генокрад жестом указал на свою морду, затянутую синтекожей. Когтями, едва ли предназначенными для тонких манипуляций, он указал на свой пояс и показал различные штуковины, спрятанные в ткани.
В глазах коротышки наконец-то мелькнул отблеск понимания. Он нерешительно подошел к ней и протянул руку к баллончику. Ме’Линди кивнула длинной головой, как лошадь. Растворитель, да.
Гримм распылил его ей на морду и челюсти распахнулись, обнажив кинжалоподобные зубы. Она зашипела на него. Она что, пытается заставить эту ксеносскую пасть и язык-яйцеклад выдавить человеческую речь? Тем временем Гримм, уже почти без дрожи, продолжает распылять растворитель — на грудь, руки, спину — пока вся синтекожа полностью не растворяется. Пожалуй, без неё она выглядела еще более зловеще.
— Ей нужны его руки, — усмехнулся Гугол. — Вот почему она прихватила его. Скорее всего, после того, как он ведет ей антидот от поли-как-там-его, она оставит его и отправится своим путем.
Но Ме’Линди жестом отказалась от введения антидота. Снова подхватив сквата, она распахнула дверь и продолжила свой путь по темным мрачным недрам Василарева. Она поднималась на такие высоты и спускалась в такие глубины, где сам скват самолично бы не прошел, или прошел бы, но не так быстро.
— Проклятье, а Гримму, похоже, явно уютно. Жак, как вы думаете, он получил удовольствие от поездки на руках Ме’Линди? Я полагаю, что он ей нужен лишь как голосовое средство на тот случай, если ей потребуется идентифицировать себя!
— Ревность является одним из следствий романтизма, Виталий…
Дверь в изумрудный люкс распахнулась и ворвалась чудовище-Ме’Линди. Она поставила Гримма на ноги. Скват сразу расправил куртку, отряхнул грязь, расчесал пальцами рыжую бороду и щелкнул по своему «конскому хвостику», словно сгоняя муху. Затем расплылся в улыбке Ме’Линди, но тут же спохватился:
— Ха, ха, ничего себе скачки.
— Мы за вами наблюдали, — подал голос Гугол. — Виртуозное выступление, моя дорогая!
Он изящно поклонился ассасину.
— Я же сказал вам не выкидывать подобных трюков, — напомнил ей Жак. — Теперь Обиспал знает, что на планете присутствуют другие, неизвестные ему, имперские агенты. С другой стороны — он остался жив, и это может успокоить его эго.
Ме’Линди приблизилась к Жаку и опустилась перед ним на колени. Неужели она будет просить у него прощения? Нет — она просто предоставила ему более детально осмотреть свой образ генокрада.
Он протянул руку и погладил её по жесткой звериной голове. Гугол при этом взволнованно присвистнул. Вопреки себе, Жак почувствовал, что очарован. Он мог касаться — он мог ласкать — Ме’Линди в этой смертоносной чужеродной личине так, как кто-то мог гладить котенка, так, словно он был свободен от обычных служебных формальностей и чувств. В этом обличии она была как никогда смертоносна; ей по сию пору приходилось сдерживать временно приобретенные рефлексы, чтобы не причинить вреда.
Он рассматривал её панцирь, крепкие пружинистые ноги; и всё же он понимал, что слишком пристально рассматривает Ме’Линди, в то время, как не должен так делать. Он едва ли понимал, что здесь есть еще и зрители. Ме’Линди что-то неразборчиво прошипела.
— Ей нужно поесть, босс, — сказал Гримм. — Для обратного перевоплощения ей нужна энергия.
— Ты что, понимаешь её? — недоверчиво спросил Гугол.
— Понимаю её? Понимаю? Ха! Кто может понять и постичь такого человека? Её рот издает звуки, а я перевожу. Я, в конце концов, — Гримм пошло усмехнулся, — наслаждался её обществом намного больше, чем любой из вас. Совсем недавно.
— Может мне заказать что-то особенное в службе отеля? — невозмутимо спросил Гугол. — Например, целого жаренного барашка? Если, конечно повара и кухарки всё еще живы, если они не сбежали, или их не погнали варить синтебурду для тех же беженцев. Нашей даме требуется банкет. А это не будет слишком бросаться в глаза? Не привлечем ли мы к себе излишнее внимание?
— Ты же отлично знаешь, — осадил его Жак, — что она вполне может воспользоваться нашими собственными запасами.
Что теперь Ме’Линди и делала — жадно поглощала рыбу, мясо, птицу из стазис-контейнеров, которые были доставлены в люкс с корабля Жака, «Торментум Малорум», который на время их визита на Сталинваст носил псевдоним «Сапфировый орел». Хотя планета и была богатой, город-улей вряд ли мог гарантировать настоящую еду, даже в богатом отеле, тем более во время смуты.
Жак заметил, что Гримм с тоской гурмана наблюдает, как то, что для него считается изысканным деликатесом, без зазрения совести исчезает в пасти монстра.
Получала ли наслаждение Ме’Линди от поглощения экзотической телятины, балыка из солнечной рыбы, сочной вырезки грокса? Или ее научили и подготовили существовать на любом доступном корме — водоросли, тараканы, крысы, какая разница? Могла ли она чувствовать разницу во вкусе?
Гримм мог.
Впрочем, это было неудивительно. Раса скватов ушла в сторону от человеческих норм, живя в пещерах и тесных шахтах мрачных рудных миров, которые, будучи богатыми полезными ископаемыми, были в остальном абсолютно бесплодными. Скваты стали коренастыми, крепкими и самостоятельными. За тысячелетия генетической дивергенции, отрезанные от остальной части галактики варп-штормами, они были вынуждены производить для себя еду и воздух. Они познали, что такое голод — и по сию пору помнили эти тяжелые времена. Скваты преуспевали в невзгодах. И зачастую предпочитают суровый мир более приятному.
И все же они любили поесть, и — шикарно, если, конечно, удавалось.
Их гидропонные сады славились питательной продукцией; а после того, как вновь были присоединены к Империуму, скваты тратили значительную часть своих рудных богатств на импорт экзотической еды. Их основной рацион по-прежнему состоял из искусственно выращенных овощей, приправленных пряностями и соусами — намного более соблазнительная пища, чем переработанная синтетическая еда, которая была уделом большинства населения переполненных миров. В общем, без особых прикрас про аппетит скватов можно было сказать — судя по Гримму — что он был как у искушенных знатоков.
О да, Жак заметил в глазах сквата голодный блеск. Но это была не жадность. У добродушного и простого Гримма манеры были учтивыми, почти рыцарскими. Коротышке было ясно, что ассасин, проявившая чрезмерные усилия, должна есть в первую очередь. И, тем не менее, он тоже был немного голодным; и был ценителем кулинарного искусства.
— Поешь сам что-нибудь, Гримм, — предложил Жак. — Вперед: считай это приказом.
Поблагодарив, коротышка вытащил из контейнера копченую ножку какой-то большой бескрылой птицы. Осмотрев её, он одобрительно кивнул.
На борту «Торментум Малорум» было намного больше всяких подобных вкусностей. Инквизиторы могли реквизировать всё, что пожелают и Жак, пользуясь этим, великолепно снабдил свой собственный корабль провиантом. Он не приравнивал железные обязанности к железному рациону. Это был фальшивый и лицемерный пуританизм, и инквизитор познал его еще в молодости.
Разумеется, можно было симпатизировать чувствам некоторых кающихся, которые отказывали себе в удовольствиях, потому что Император — бессмертный спаситель человечества — не мог испытывать какого-либо удовольствия, сидя тысячелетиями на своем троне…
Хотя Жак в своей роли вольного торговца и делал вид, что заботится о своей любовнице, реальность была такова, что в свои тридцать пять лет он лишь один раз положил в постель женщину — и то на основе эксперимента, для того, чтобы познать спазмы совокупления.
Те, кто поддавался страсти, утрачивали самоконтроль.
Жак так же относился к вину, которое могло опьянить и привести человека к ненужному риску.
Так что то, что он забивал кладовые своего корабля разными деликатесами, было далеко от потворства своим желаниям. Скорее, это был способ отказаться от елейного мазохистского самоограничения — которое могло сузить его кругозор.
Гугол, в отличие от Гримма, вряд ли когда-нибудь замечал, что ест. Как мог самозваный поэт так не обращать внимания на вкус блюда? А может быть, тот, кто столько времени смотрит в варп, существует на более утонченном плане бытия… кроме случаев, когда рядом появляется Ме’Линди.
Гримм, однако, отложил ножку в сторону, откусив всего один кусочек.
— Что-то не так? — спросил у него навигатор.
— Я всё думаю о тех растоптанных толпах, о разрушенных улицах. Миллионы погибли, а я сижу здесь и ем. Почему никто не использовал усыпляющий газ на всех этих паникующих беженцах?
— Они были принесены в жертву ради чистоты, — пробормотал Жак.
— Больше похоже на жертву, что приносят на кровавых алтарях, уж простите меня. Ха!
— Ты действительно так думаешь? — задумался Жак. Так много трупов; а потом еще немного, как сахар в овсянку смерти.
Опечаленный, Гримм снова взял ножку и начал грызть её. А Ме’Линди, кажется, наконец-то насытилась.
Выйдя из задумчивости, Жак задался вопросом, появится ли у него возможность понаблюдать за её обратным превращением, станет ли он свидетелем того, как тает обличие монстра и возрождается совершенное женское человеческое тело. Но Гримм вопросительно кивнул Ме’Линди в сторону спальни, и она в ответ утвердительно кивнула своей лошадиной головой. Отбросив птичью кость, Гримм подобрал её шелковое платье, накидку и босоножки, которые всё еще валялись на полу и направился к дверям спальни. Ме’Линди пошла следом.
— Послушай, — запротестовал Гугол.
Гримм обернулся к нему:
— И что ты хочешь сказать?
Навигатор умоляюще взглянул на Жака.
Тот лишь удивился собственным мотивам увидеть, как генокрад-пародия превратится обратно в женщину — дразнящим, противоречивым мотивам. Инквизитор не должен сомневаться. Быть готовым к коварству и парадоксам, это да. Но не быть переменчивым. Умнее не мучить себя. Он жестом дал понять Гримму, что тот может идти.
Как только двери спальни закрылись, Гугол принял обиженный вид и обратил весь интерес к своим ногтям.
Жак сосредоточился на своих мухах.
Опустошение царило везде, где только можно. Обиспал торжествующе добивал остатки. Вскоре останутся лишь руины, смерть и увечья.
Жак выключил экран и расслабился, правда, с задумчивым видом.
Когда Ме’Линди вышла из спальни, в платье и драгоценностях, как подобает любовнице Жака, на её лице была написана каменная надменность; правда, когда следом выскочил Гримм, ничего не видя перед собой, в глазах ее мелькнул озорной огонек.
— Давайте помолимся, — произнес Жак. — Давайте поблагодарим нашего Бога-Императора за то, что очистил эту планету, освободил от чуждого зла…
Произнося знакомые слова, Жак думал над тем, почему его прислали на Сталинваст именно во время зачистки. Младший проктор его палаты, Баал Фиренце, назначил его на это задание, предположительно, следуя указаниям тайного магистра.
— Посмотри, не останется ли чего после зачистки, — сказал ему Баал Фиренце.
Что озадачивало Жака, так это то, что бунт генокрадов, теперь потопленный в крови, был угрозой естественной природы. Эти твари не были отродьем Хаоса. Их мотивы были просты: произвести потомство, защитить себя и сохранить общественный порядок — предпочтительно под собственным контролем — чтобы обеспечить себя людьми-носителями.
И это при том, что Жак был охотником на демонов из Ордо Маллеус. Его ордос занимался главным образом силами Хаоса, приходящими из варпа, которые могли овладеть уязвимыми личностями с психическим даром, превращая их в инструменты безумия.
Всё это едва ли присутствовало в ситуации на Сталинвасте. Так почему же он решал проблемы не психического характера?
— Защити нас от скверны Кхорна и Слаанеш, Нургла и Тзинча…
Он произнес эти слова тихо, так, чтобы никто не слышал, самому себе. Скват, навигатор и даже ассасин — никто из них не должен слышать эти тайные имена сил Хаоса.
Головы его компаньонов оставались склоненными. Имена прозвучали для них подобно незнакомому ритуальному заклинанию.
«Или, — подумал он мрачно, — подобно жутковатым стихам».
— Защити нас от тех, кто поражает человеческое наследие, — продолжил Жак.
Почему Сталинваст, почему?
Верно, его Ордос также служил еще и в качестве сторожевого пса для инквизиции в целом. Может быть, избыточная ярость Харка Обиспала, пусть и приведшая к успеху, может быть рассмотрена как симптом того, что им овладели демонические силы варпа? Вряд ли. Как и нельзя обвинить Обиспала в некомпетентности, несмотря на его проявление слабости в последний момент, когда он попал в ловушку в галерее.
Циник мог бы сказать, что именно действия Обиспала привели к восстанию, и, следовательно, ко всем смертям, включая гибель миллионов непричастных. С другой стороны, разве можно было оставлять такое змеиное гнездо спокойно ползать и размножаться? Конечно, нет. Хотя Харк мог бы предпринять более хирургически утонченную стратегию, чем разрывать на куски всё тело, чтобы извлечь воспалившийся орган.
Жаку не давало покоя замечание сквата о принесении жертвы на алтарь. Вопль миллионов умирающих мог бы послужить в качестве призыва для Хаоса, как часть заклинания.
— И защити нас от самих себя, — добавил Жак, отведя, наконец, взгляд от Гримма.
Теперь он сам почувствовал себя голодным.
Он равнодушно пообедал вытащенным из стазис-контейнера зародышем ягненка, приправленного специями и фаршированного трюфелями и запил его соком райских ягод.
4
— Как вы думаете, в этих джунглях живут какие-нибудь туземцы? — с некоторой ностальгией спросила Ме’Линди у Жака.
Изображение-половина… Вид с высоты полета на длинный космодром — островок феррокрита в океане буйной растительности.
— Люди-туземцы? — недоверчиво спросил он.
— Потомки беглецов? Преступников? Недовольных рабочих, создавших собственные племена?
— Я думаю, это вполне может быть. Люди способны адаптироваться к любым условиям. А теперь число этих гипотетических беглецов может увеличиться.
Большинство мух-шпионов передавало маленькие изображения последствий боевых действий внутри города, и эта мозаика была довольно мрачной. Горящие среди обломков машины. Зловонные отстойники с плавающими в них телами. Собранные трупы сортируют, отбирая более свежее человеческое мясо для переработки. Тухлое мясо и тела генокрадов отправляют в печи. Солдаты и дружинники патрулируют окрестности. Одни мародеры грабят, других мародеров казнят. Техножрецы и сервиторы крепят и латают страшные раны, нанесенные Василареву — разорванную кожу города, расколотые кости, поврежденные органы, порванные артерии. Едкие испарения поднимаются от вентиляционных каналов и улиц, залитых канализационными стоками.
На множестве уровней города — некоторые из них рухнули в бездну — выжившие пробираются сквозь мусорные кучи или бредут по грязной воде обратно в свои разрушенные фабричные дома. Они толпятся на оставшихся на ходу эскалаторах или устало поднимаются по гнутым лестницам и фермам. Эти беженцы становятся жертвами мародерствующих банд, иногда солдат, и даже друг друга. Казалось, будто соперничающие муравейники волей-неволей слились между собой.
И, тем не менее, строгий режим, бывший для многих привычным — даже в столь богатом городе — потихоньку входил в норму. Муравьи пытаются вернуться в свои муравейники, или в то, что от них осталось. Жак не заметил никаких беглецов из опустошенного города, альтернатива которому была едва ли так заманчива…
Пластальные стены окружали космодром, что лежал в пятнадцати километрах от южной окраины Василарева. Сверху они были утыканы тяжелыми оборонительными лазерами и плазменными пушками. Жак предположил, что они периодически включаются, отбрасывая назад наступающие джунгли.
Бронированные трубы на пилонах с проходящими внутри линиями поездов связывали порт с Василаревым, а из него — с другими городами высоко над переплетением диких джунглей.
Растительность этого мира постоянно бурлила и сгнивала, словно кипящий на огне зеленый суп. На верхушках деревьев ползучие растения душили друг друга. Извивающиеся лианы тянулись к свету из тошнотворных гниющих глубин полога леса. Кричаще-яркие паразиты набухали, цвели и сгнивали.
— Ты же не думаешь отправиться в джунгли вспомнить старые времена? — спросил Жак Ме’Линди. — Случайно?
— Нет, сейчас у нас есть настоящая работа. Правда ведь?
— Враждебная среда, — поспешно напомнил Гримм ассасину на всякий случай. — Не думаю, что там есть хоть какая-то разумная жизнь. Если до вас не доберутся ящеры, то это сделают заградительные бомбы или джаггернауты.
— Когда-то я жила в таких же дебрях, — ответила Ме’Линди. — По крайней мере, очень похожих. Я не кажусь разумной?
— О да! Но…
— Что «но»?
— Ты выросла.
Гугол захихикал.
На стартовых площадках находилось около тридцати огромных грузовых челноков, а также другие корабли, включая «Торментум Малорум». Жак вызвал на экран еще одно изображение-половинку, сцену, разыгрывающуюся возле таможни и полностью отличную от зрелищ погруженного в руины Василарева.
Планетарный губернатор, лорд Воронов-Во, и его свита с фанфарами провожали победоносного Харка Обиспала.
Несколько сотен верных солдат СПО стояли навытяжку. Музыканты в шитой золотом униформе дули в длинные медные трубы. Менее знатные лорды со своими телохранителями битком набились на две зрительские трибуны. Слуги разносили вино и засахаренные фрукты. Ветер трепал знамена. Проповедники возносили молитвы Императору. Привилегированные торговцы похлопывали себя по пузу. Полуголые танцовщицы танцевали и жонглировали. Скованные хищники из джунглей, по двое заключенные в силовые поля, рвали друг друга рогами, когтями и клыками, скользя в лужах ярко-красной крови. Дамы разглядывали платья друг друга и сложные радужные прически, поддерживаемые силовым полем. Дюжий, мускулистый Обиспал несколько раз воспользовался благосклонностью этих дам после того, как затихли бои. Он, как заметил Жак, получил новый плащ, отделанный ослепительно белыми черепами из горностаевого меха. Подарок в благодарность. Сам Воронов-Во носил шлем, закрывающий всю голову и делающий его похожим на человекоподобную ящерицу с большими красными глазами.
Утомленный церемониями с речами и торжествами, так разительно отличающихся от отчаянных страданий внутри города — кульминации множественных смертей на Сталинвасте — Жак открыл футляр, запечатанный электротатуировкой на его ладони, и вытащил небольшой сверток из выделанной кожи, содранной с мутанта.
Внутри него была колода карт таро.
Считалось, что в Имперских таро была заключена частица духа самого Повелителя Человечества, несущего вечный дозор над варпом. Неподвижный на своем троне на Земле, Он являет собой образец благочестия. Он очень стар и Его имя уже никто не помнит; Он сияет маяком и ощущает потоки Хаоса, сквозь которые плывут Его корабли и из которого может сгустится нечто… мерзкое.
Император просеивает варп, Император неусыпно за всем наблюдает.
Эти карты — по слухам, его творение и, говорят, благословленные самим фактом его творения: психически напитанные Его воздействием — тоже просеивали варп.
Они просеивали течения судьбы. Вероятностей и невероятностей. Усиление воздействий и ослабление воздействий. Они были подобны рентгену, показывающему эмбрионы событий в чреве вселенной.
Семьдесят восемь жидкокристаллических пластинок составляли карту Империума Человечества, его защитников и его врагов. Каждое изображение пульсировало жизнью, откликаясь на течения судьбы, на приливы и отливы событий, на силы очищающего света и темного злобного развращенного безумия.
Жак просмотрел колоду в поисках карты, которую он обычно использовал для обозначения самого себя: одетый в черное Первосвященник на троне, указывающий на что-то молотом.
Очень похожее на его лицо хмуро взирало на него с сомнением, словно человечек, заключенный, словно в тюрьму в эту карту, был немой копией его самого. Но человечек не мог говорить с ним. Не мог сам предсказать будущее. Он мог только показать, совместно с другими картами.
Положив Первосвященника на стол, Жак позволил медленному ритмическому дыханию настроить его психические чувства. Руки машинально перетасовывали карты. Он чувствовал их вибрацию.
— К тебе взываю, о наш Император, — начал Жак, текст молитвы горел неоном перед его внутренним взором, — чтобы Ты напитал эти карты в этот час, чтобы мог я прозреть скрытую суть вещей, к славе Твоей и ради спасения человечества…
Закрыв глаза, он разложил звездой пять карт.
Затем посмотрел на то, что у него выпало.
Выпала карта самого Императора! В такой позиции она означала, что результат будет иметь какой-то смысл. Следовательно, это предсказание имеет важное значение.
И еще эта карта лежала перевернутой. Мрачное слепое лицо, взирало на Жака с трона-протеза вверх ногами.
Такое положение карты может означать замешательство в рядах врагов Императора. Но также может и свидетельствовать о препятствиях и преградах более удручающего рода.
И, конечно же, это также может обозначать сострадание как противоположность строгой силы. Хотя это-то здесь при чем?
Другими картами были Арлекин, Инквизитор, Демон и Скиталец — по одной из мастей Discordia — Раздора и Mandatio — Доверия, и два крупных колдовских козыря, причем оба угрожающие.
Скиталец был ужасным разрушенным кораблем, дрейфующим в черной пустоте и окутанным… вытекшим воздухом?
Демон был удивительно бесформен. Обычно демон с этой карты протягивал когти и рычал. Сейчас же его морды вообще не было видно. Рук было больше и они скорее походили на клубок щупалец. Принюхавшись, Жак ощутил запах канализации.
Масть Доверия указывала на богатство, стабильность и бремя власти. Рыцарь Доверия был закутанным в плащ инквизитором, воздевшим силовой меч, а лицо у него было лицом… Харка Обиспала.
Жак услышал гул работающего меча и почувствовал запах озона. Прямо сейчас настоящий Обиспал был готов покинуть Сталинваст под звуки труб и возгласы «ура!». Он полетит сквозь варп к одному из миллиона миров. Почему же Жаку суждено с ним столкнуться в ближайшем будущем? Скорее всего, Жаку придется столкнуться совсем с другим инквизитором. Обиспал просто был тем единственным инквизитором, которого Жак увидел в глазе-экране и который занимал все его мысли. Следовательно, карта была соответствующей.
Конечно, может быть и так, что Обиспал оставил на Сталинвасте незаконченное дело. Которое закончится неудачей. А вот это было бы именно то, ради чего Жак тут и находится.
Масть Раздора состоит из врагов, ксеносов и злодеев. В данном случае на карте резвился высокий, гибкий и смертельно опасный Арлекин из расы эльдар. Шутовская мозаика изменяющих цветов покрывала его одеяние. Радужный шутовской колпак венчал голову. Жак расслышал пронзительные звуки бешеной, неземной музыки. Однако у этого Арлекина не было привычной маски. И не было это открытое лицо нереально прекрасным, с угловатыми чертами, ликом этого инопланетного вида. Именно у этого Арлекина лицо было чисто человеческим.
Лицо человека. Слегка крючковатый подбородок, длинный выступающий нос, пронзительные зеленые глаза. Арлекин-человек сложил губы бабочкой и втянул щеки, но не изображая труп, а скорее с рисковым, озорным видом, который, однако, означал опасные замыслы.
Когда Жак, глубоко сосредоточенный, склонился над этой картой, изображение хмыкнуло.
У него шевельнулись губы.
«Гидра рождена», — прошелестел в голове Жака призрачный голос фальшивого Арлекина.
Жак подскочил, сотворяя отгоняющий дурное жест. Карты не могут говорить, только показывать!
Карты не могут разговаривать с прорицателем. И, тем не менее, сейчас одна прошептала Жаку. Могут ли карты таро стать проводником для демонов? И может ли прорицатель подвергнуться их атаке? Ну конечно же не тогда, когда дух Императора наполнил свои таро!
Однако изображение обратилось к Жаку, словно некие силы извне смогли вмешаться в его праведный транс и проникнуть через карту Раздора в колоду.
Но с какой целью? Предупредить его? Поиздеваться?
«Гидра» не относилась к известным демонам варпа. Это было… да, некое легендарное существо из истории древней Земли. Многоголовый монстр — да, это был он. Если ему отрезали одну голову, то на её месте тут же прорастали две новые. Гидру, наверно, гораздо сложнее извести, чем генокрадов… Конечно же, даже после зачистки Обиспала могла ведь остаться парочка этих тварей? Разве Харк не задумывается о такой возможности? Но он собирается сваливать отсюда с триумфом, и чем быстрее, тем лучше.
Жак не позволил себе не отвлекаться. Он вгляделся в переплетенные щупальца на карте Демона. Он не мог четко разглядеть голову, ничего, что бы можно было отрубить, пусть даже и с печальными последствиями.
Карта мерцала, словно корчась в огне, хотя языки пламени были холодными. Чем дольше Жак смотрел, тем больше ему казалось, что щупальца безмерно вытягиваются в неясную даль, словно не было предела их эластичности. Появлялись и росли новые — толстые, прозрачные и желеобразные.
Если это была та гидра, о которой прошептал ему Арлекин, то что это такое? Где оно? И почему?
Жак изучил расположение звезды карт. Надо ли выложить полную корону? Полная корона может сказать ему намного больше, чем ему нужно знать — настолько больше, что в конце вообще ничего не будет точно понятно.
Ме’Линди посмотрела на разложенные карты. И указала ногтем на Арлекина:
— Кто он? Он выглядит довольно… аппетитно.
Таинственная фигура, облаченная в тело эльдар, действительно была похожа сложением на саму Ме’Линди.
— Или это просто эльдар в маске человека? — спросила она.
— Нет, это человек — я в этом уверен. И, похоже, он только что оставил мне свою визитку.
Ме’Линди знала всё о визитных карточках. Большинство ассасинов оставляли свою специальную карту масти Adeptio — Достижения, извещая свою жертву о предстоящей и неизбежной судьбе. Осужденный мог совершить самоубийство, не ожидая, когда придет убийца и исполнит задуманное.
— Хорошенько запомни его лицо, Ме’Линди.
— Уже, Жак.
Такой уж был у неё инстинкт, её обязанность. Но помимо всего прочего… не показалось ли это вражеское лицо ей извращенно привлекательным?
Что значит слово «аппетитный» для того, кто ни фига не интересуется тем, что ест? Кому всё равно, что разорвать, сожрать и переварить в своем желудке? Однажды Ме’Линди упоминала о некоем легендарном ассасине, который проглотил маленького сына мятежного губернатора так, что ребенок словно просто растворился в воздухе. Та убийца растянула челюсти, глотку и живот с помощью полиморфина, как питон. Никем не замеченная и раздутая, она вразвалочку ушла прочь.
— Ха! Вы пропустите весь карнавал.
Харк Обиспал со своим окружением шагал к своему усеянному контрфорсами кораблю. Трубы издавали пронзительные трели, кувыркались акробаты, гибли разрываемые на части звери, а увешанные драгоценностями дамы посылали воздушные поцелуи — они предназначались, скорее всего, лишь для разжигания ревности соперниц или собственных мужей.
— Не думаю, что ты раньше видел что-то подобное этому великолепию, — поддразнил Гугол. — В своих малюсеньких пещерах, похожих на тюрьму.
— Великолепие? — переспросил скват. — Как ты можешь называть этот базар «великолепием»? Ты, чьи глаза за всю жизнь видели лишь мрачную слякоть варпа.
— Туше! — навигатор захлопал в ладоши.
Обеспокоенный Жак собрал обратно в колоду звезду разложенных карт, чувствуя, как они снова становятся пассивными и инертными. Взяв карту с жидкокристаллическим изображением Первосвященника, он вгляделся в его лицо — собственное лицо — ожидая, что его образ может раскрыться ему также, как это сделал Арлекин.
И, в каком-то смысле, это случилось. И Жак глубже погрузился в себя, мыслями возвращаясь в своё детство…
Время надежд, время ужаса. Жак родился на Ксерксе Квинте, пятой планете в системе жестокой белой звезды. Ксеркс Квинт был миром фермеров, рыбаков… а еще мутантов и диких псайкеров.
Планету заново открыли лишь столетие назад. В течение тысяч лет Ксеркс Квинт шла своим курсом, забытая Империумом. Память о звездных путешествиях исказилась до причудливых мифов. Люди тоже начали искажаться — как телом, так и разумом.
Слепые могли видеть пси-зрением. Немые говорить без языка. Те, у кого не было рта, питались через кожу. Но самыми страшными были проводники демонов, которые ходили по земле в телах хозяев, извращая и превращая эти тела в дьявольских чудовищ с чешуей и рогами, когтями и щупальцами — до тех пор, пока тела не распадались, пока остатки поврежденного разума, словно сгнившее мясо, не обсасывали паразиты из-за пределов реальности.
Квинт был одновременно и раем и адом. Раем были плодородные прибрежные фермы и острова рыболовов, где нормальные люди хранили свои традиции и свой облик, изгоняя всех, кто родился измененным или изменился впоследствии. Или просто убивая их.
Мутанты появлялись всегда — как черви из яблока, как опарыши из мяса. А затем бежали — если могли — вглубь страны. И там, если они были способны иметь потомство, эти мутанты делали еще более странных мутантов.
Жители побережья не поклонялись богу, который мог бы защитить их в собственном истинном образе. Вместо этого они оскорбляли Владыку Перемен. Каждый десятый день, в специальных храмах ненависти, они ритуально проклинали и выкрикивали ему оскорбления, а затем вновь отправлялись на свои любимые земли и богатое рыбой море.
Вся их религия была проклинающим экзорцизмом. Их язык, более похожий на незаконнорожденного внука Имперского готика, был пересыпан клятвами, намерениями отправить вмешивающееся в их жизнь вредоносное божество и его приспешников так далеко, как только возможно. Они даже непристойно выражали своё чувство привязанности, словно чтобы очистить свои отношения от любого возможного касания скверны. Детей всегда воспитывали соседи, чтобы освободить родителей от необходимости отказаться от собственного потомства.
Имперская экспедиция, вновь открывшая планету, была восхищена сельскохозяйственным и рыболовным потенциалом Квинта. Однажды она может стать агромиром, снабжающим другие планеты продуктами питания. А если это случится, то Империум может превратить бесплодную четвертую планету — Кварт — в полезный рудный мир, который и будет кормится от Квинта.
Также экспедиция поняла, что прибрежное население — благодатное поле для посева Имперского культа. Разве не был Бог-Император великой защитой от изменения? Миссионеры и проповедники всеми силами старались переключить ненависть жителей с Владыки Изменений на плоды его трудов, обитающих во внутренних землях. Ну и естественно, Империуму следовало стремится вытеснить богохульный язык Квинта Имперским готиком. Хотя, без сомнения, это была очень сложная задача.
Оба родителя Жака были из Адептус Генетикус. Империум послал их жить на Квинт, чтобы они помогали преобразить его. Даже при помощи своей карты Жак лишь смутно мог вспомнить своих мать и отца. Он вспоминал улыбки и ласки и чувствовал, что родители были рады его появлению и были счастливы заботится о нем. Будучи подданными Империума, они не следовали местным обычаям и не отдали его на воспитание соседям. Они и вправду заботились о нем. Определенно — судя по той малой толике, что ему потом рассказывали — оба родителя были страстно увлечены своей работой и были преданны Империуму. Как бы они сейчас гордились тем, что их сын достиг такого высокого положения. И его зачатье было для них не долгом, просто чтобы увеличить численность имперских граждан на планете. И зачат он был не с проклятиями, как следовало из местных обычаев. А наоборот, с радостью.
Тщетной радостью.
Жаку едва исполнилось два года, когда одержимый демоном псайкер убил его родителей во время научного рейда в пустоши. И Жак был воспитан как сирота в приюте.
В конце концов, скрупулезное пуританское воспитание научило его не доверять суждениям косных умов. О, он вспомнил долгожданные кратковременные вечерние прогулки в огороженном забором дворе приюта. Тюльпановые деревья, беседки. Он вспомнил игры и редкие праздники. И наказания, как правило, вызванные неудобными для воспитателей вопросами.
— Магистр, если на Квинте проклинают своего бога, значит, так же проклинают Бога-Императора?
— Поосторожней, мальчик!
— В языке квинтян нет слов для вос-вос-восхваления нашего Императора, так ведь?
— Драко, ты перепишешь Кодекс Фиделитатис сорок раз, тогда хотя бы у тебя будут нужные слова!
В сердце мальчик Драко поклялся отомстить демонам и псайкерам, являющимися проводниками для демонов, которые отняли у него родителей и даровали ему честь быть воспитанным в приюте.
Он узнал, что значит благочестие, преданность. Что значит воздержание. Частично воздержание защищало от страстей, которые, как он чувствовал, назревают в нем и от которых он отказывался.
Когда ему исполнилось двенадцать, расцвели его пси-способности и он понял, что сам стал одним из тех, кого он научился ненавидеть, учась как на личной трагедии, так и от миссионеров.
Он, бывало, лежал на кровати в темной спальне, чувствуя плещущее море жизни людей и мутантов, окружающих его. В этом море светящиеся сгустки отмечали разумы других псайкеров. Многие были цвета зеленой порчи, как плесень на отмирающей душе. Другие были распухшими, с красными прожилками — их наполняла сила из глубин. От таких в бездну спускались усики-отростки.
На самом деле нити вели вниз от каждой жизни, не зависимо от того, есть ли у неё пси-способности или нет. Эти нити связывали живых существ с их собственными семенами глубоко в иле. По некоторым нитям вещество и энергия ила могла перемещаться словно паразит. Этот материал был враждебен жизни, жаден до неё и завистлив. Эта энергия была голодной и разрушительной, даруя силу существу, но неизменно нанося ему вред этой же силой.
Ил на дне бездны не был похож на ил на дне океана. Всмотревшись своим внутренним взором, он понял, что это больше похоже на то, что глубокая вода превращается в нечто иное, что постоянно погружается все глубже и глубже, бурля под действием своих собственных яростных штормов, качаясь на своих собственных течениях, которые были быстрее, чем в любых других океанах. Пока где-то в далеком месте не всплывало на поверхность из этого имматериума в других морях жизни, что были другими мирами.
Могущественные существа плавали в океане между мирами. Им нельзя было доверять, их нельзя было желать. Тем не менее, очень много светящихся искр хотели получить силу обитателей этой реальности, или даже самозабвенно сигналили этим существам, мигая словно маленькие лампы и призывая к себе эквиваленты акул или кракенов с извращенным разумом.
В один из вечеров Жак ощутил, как из бесконечных глубин выплывает материальное судно. Оно направлялось к его миру. Жак понял, что это варп-корабль, защищенный от действия сил этого океана.
Напрягая зрение, он смог разглядеть вдали отблеск белого сияния маяка, на который ориентировался этот корабль. Сердце Жака наполнилось радостью и благодарностью Императору на Терре, чей разум и был тем маяком.
И уже, словно цветы, поворачивающиеся к солнцу, или пчелы, летящие к пыльце, в пустошах его мира и в иле под ним — в этом глубоком и темном нижнем океане силы и Хаоса — Жак почувствовал разнообразные и пытливые проблески внимания на себе. И он погасил свою белую искру. Спрятал её.
Да — белая искра. Не испорченная, не подкрашенная влиянием снизу.
Некоторые другие искры тоже казались белыми. Неужели они не могли погасить их сами, как это только что сделал сам? Они же привлекают нечистые сущности, как свет привлекает мерзких насекомых.
— Магистр, а правда, что дикие псайкеры могут сиять белым, если научатся скрывать себя?
— Это что за еретический парадокс, Драко? Ты выучишь наизусть «Codex Impuritatis»!
И вот так, с наказаниями, он изучал концепции, которые могли сослужить ему хорошую службу. В каком-то смысле, он невольно уже поступил в детский садик Инквизиции.
Имперские проповедники призывали прибрежное население уничтожать… людей, подобных Жаку, людей, которые, в большинстве своем, не стали бы порченными по собственной воле. Или Жаку так казалось. Его учителя довольно строго дали понять, что отклонение от нормы есть грех перед самим Императором.
Конечно, настоящими врагами должны были быть эти извращенные, жестокие и хитрые существа, пирующие беззащитными людьми, которые не могли спрятать свои сияющие искры.
Если он, Жак — ребенок от генетически здоровых родителей — начал тоже сиять этим светом, может что-то в природе самого Ксеркса Квинта было тому виной?
— Магистр, может вода или белый свет солнца отравляют людей до такой степени, что рождаются мутанты?
— Возможно! Изложи подробнее свои тезисы, Драко.
— Но действительно гротескные и злобные искажения человеческой формы встречаются лишь после того, как демоны…
— Демоны, демоны? Выкинь из головы этих демонов! Даже не думай о них. Демоны — запрещенные миазмы человеческой фантазии, извращенной болезнью и злом. Они должны быть уничтожены.
— После того, как демоны завладевают душами тех, которые, так сказать, сияют светом.
— Светом? Каким светом?
— Светом псайкера… так сказать. Может быть, он естественно возникает в человеке, естественно и просто? Ведь есть астропаты и псайкеры, состоящие на службе у Империума? Разве не могут все псайкеры найти приют в его лоне?
— Фу! Тебе надо пройти обряд очищения, Драко.
Его пороли. Так он очищался от грешного любопытства? Или его просто испытывали?
Он размышлял об этом несколько недель. Затем собрался и рассказал о своих видениях.
Потом старший миссионер допрашивал его, в восторге сложив руки на животе. Блеск в глазах миссионера подсказывал, что то, как много он смог почувствовать — «Даже проблеск маяка Императора?» — и то, как он смог скрыть свою сияющую искру, означало, что парень был необычайно благословен.
А значит благословенна и сама миссия и ее глава. Самодовольный хитрый ублюдок этот миссионер, подумал Жак.
Через несколько месяцев челнок перенес Жак на большой черный корабль, висящий на орбите. И он навсегда покинул систему Ксеркс.
Другой корабль покидал другой мир. Поднявшись с космодрома Василарева, акулоподобный корабль Харка Обиспала быстро уменьшился до размеров жука, а потом блеснул искоркой в небе. Потом и вовсе исчез, начав свое путешествие длиной в несколько недель сквозь нормальное пространство к краю звездной системы, подальше от планет и лун — к точке входа в варп.
По наитию Жак сунул карточку Первосвященника в карман и убрал остальные карты таро назад в коробочку и снова завернул её в кусок кожи.
Кожа была сувениром после одного изгнания, которое, как обычно бывает при изгнании демонов, одновременно и удалось и не удалось. Демон был побежден, но носитель его был уничтожен, а не спасен.
А как могло быть иначе?
И все же Жак боялся, что Империум, при всей его мощи, медленно поддается под натиском чужаков, предателей и демонов. Каждая победа Империума, казалось, уничтожала некую часть самой сути Империума, самого человечества.
А как могло быть иначе? Огонь нужно побеждать огнем, не так ли?
Так что эта пятнистая кожа, снятая с мутанта, одновременно напомнила ему о том, как он стал сиротой, и упрекнула.
— На его месте, коли не милость Императора, был бы я, — пробормотал Жак.
— Где? — тут же спросил Гримм.
Жаку нравилось, что его спутник был возмущен разгромом Василарева и опустошением других городов, уничтоженных, чтобы спасти. Он ценил присутствие духа сквата и его периодические приступы сарказма — так же, как в некотором смысле, ценил нарочитое презрение Гугола. Фанатики, подобные Обиспалу, были бесценны; но в тоже время они были подобны слонам в посудной лавке. Конечно, в Империуме был миллион посудных лавок и даже больше: можно было закрыть глаза на ненужную разбитую посуду. Тем не менее, скептик зачастую может увидеть то, что непреклонный энтузиаст обязательно не заметит.
— Да здесь, — ответил Жак Гримму. — Вот здесь, на этой маленькой коробочке. В иных обстоятельствах это была бы моя кожа.
— Ха, — только и ответил коротышка, озадаченно уставившись на Жака.
Возможно, он выразился действительно чересчур туманно.
5
— Вон она! — воскликнул Гримм.
Ме’Линди сидела в баре ароматов, что был расположен в гротескном, экстравагантном зале станции, откуда поезда по эстакадам отправлялись в Кефалов и другие отдаленные ульи. Стены были покрыты коллажем из десятков тысяч черепов рептилий, вырезанных из матово-зеленого нефрита и малахита, что делало зал похожим на некрополь ящеров. Поддерживающие свод колонны были выполнены в виде хребтов.
Кефалов был единственным ближайшим городом, которого не коснулись порча и разрушения. Теперь, спустя неделю с момента отлета Обиспала, движение между разрушенной столицей и Кефаловым, казалось, почти пришло в норму. Солдаты СПО патрулировали вокзал и проверяли прибывающих. Лоточники, имеющие лицензии, шныряли вокруг, расхваливая пряные колбаски, содержащие только настоящий животный белок — как они утверждали.
Возможно, так оно и было. Принимая во внимание огромный уровень недавних потерь, их колбаски, вероятно, были сделаны из человеческого фарша. Подобные подозрения не могли остановить пассажиров, и они дорого платили за эти неподдельные деликатесы; возможно даже это и подстегивало продажи. Такие путешественники были, конечно же, обеспеченными — большинство жителей Василарева никогда в жизни не покидали пределы улья-рифа…
Возле Ме’Линди стояли два здоровенных телохранителя, зыркая на всякого, кто осмеливался посмотреть в её сторону. Стройная, непримечательная женщина была одета в облегающий комбинезон серебристого цвета, который, казалось, был не надет, а просто напрыскан из баллончика на её руки, ноги и тело. Несколько вьющихся шелковых шарфов цвета свежего мяса прикрывали наиболее неприличные места, выполняя роль некой вуали. Одежда охранников была сшита из кожи каких-то джунглевых зверюг и увешана оружием.
Они и понятия не имели, что женщина, которую они сопровождают, на самом деле намного смертоноснее, чем они сами могли бы стать хоть когда-нибудь в своей жизни. Жак нанял этих охранников, чтобы подтвердить роль Ме’Линди в качестве извращенной любовницы, путешествующей по разграбленным и разрушенным секторам, в которых по сию пору царит анархия. Она охотилась уже несколько дней, хотя казалось маловероятным, если не сказать больше, что она случайно пересечется с человеком-арлекином… Точно также можно было надеться поймать какую-нибудь особенную рыбу, нырнув наугад в океан. Но ведь этот человек сам обратил на себя внимание Жака, так ведь?
Часом раньше в изумрудном люксе запищал передатчик Жака. Ме’Линди доложила, используя тарабарщину, что только что заметила человека-арлекина и начинает слежку.
Жак сразу проверил глаз-экран. Несколько мух-шпионов висели на хвосте у Ме’Линди.
Она находилась на балконном уровне галереи, где было налажено производство каких-то мелких деталей. И это всё еще работало. Дряблые женщины и низкорослые, ободранные дети трудились рядом со своими мужьями и отцами в самых настоящих сотах семейных мастерских — громоздящихся друг на друге пластальных пещерках, соединенных лестницами и мостками. Слой металлической стружки со станков покрывал пол этажом ниже. Через всё это быстро пробирался мужчина: он явно был выше любого из местных ремесленников.
Он был одет в синеватый плащ и сиреневую шляпу с кокардой, что совсем не соответствовало местной одежде. Кто-то из рабочих начал его освистывать и насмехаться, затем в него полетели гайки и болты.
Оба телохранителя Ме’Линди, нанятые в городе, обеспечивали ей большую анонимность: никакого явного интереса ни она, ни ее намерения не вызывали.
Жак заставил одну из мух подлететь вплотную к человеку, чьё лицо он узнал по карте таро. Получилось так, что пока Ме’Линди и два её безмолвных провожатых продолжали свою погоню, Жак также вел слежку за человеком-Арлекином. На станции этот щегольски одетый парень сел на междугородный транспорт, а Ме’Линди осталась. Муха-шпион прицепилась к потолку вагона так, чтобы человек-арлекин был в поле зрения, и просидела до тех пор, пока поезд не выехал за пределы дальности передачи сигнала. Всё это время цель просидела, вертя большими пальцами и едва ли не ухмыляясь.
Жак понимал, что должен догнать его; ему практически бросали вызов. Человек-Арлекин вторгся в его Имперские таро с ловкостью червя-плети, отхватывающего кусок мяса у случайного прохожего, и сейчас этот чертов тип, можно сказать, презрительно размахивал плащом у Жака перед носом, приглашая погнаться за собой. И все же не это беспокоило Жака. Игнорировать такую провокацию было бы большей глупостью, чем отнестись к ней со всем вниманием. Оставив Гугола присматривать за снаряжением, он вместе с Гриммом поспешил на вокзал, чтобы встретиться с Ме’Линди.
Бар был наполнен пьянящими ароматами цветов-паразитов из джунглей и другими чужеродными запахами, которые подействовали на чувства Жака, внеся легкую неразбериху в его восприятие, вкус и обоняние. Некоторые запахи были галлюциногенными, и у многих посетителей был явно остекленевший взгляд.
Хотя возможно, что эти люди всё еще были в шоке от опустошений в их городе — которые Жак и скват в изобилии видели и осязали по пути сюда. Но в тоже время, клиенты арома-бара могли просто притворятся, чтобы не сильно разглядывать Ме’Линди, что, вообще то, могло показаться дерзким поведением.
— Сэр Драко! — поприветствовал Жака один из телохранителей.
Он смерил сквата таким взглядом, словно тот был ручной обезьянкой торговца, но почему-то без поводка. Витающие в воздухе ароматы позволяли чувствам иногда соскакивать с языка.
— Ха! Теперь можете мотать отсюда, — воскликнул коротышка. — Выметайтесь и катитесь!
Бросив на Гримма предостерегающий взгляд, Жак расплатился с наемниками местными «вороновками» и дал еще сверху, чтобы ждали вызова в случае необходимости.
Как только двое парней направились в сторону ближайшего торговца снедью, Жак обратился к Ме’Линди:
— Конечно же, это он позволил тебе обнаружить себя. Он специально попался под ноги.
В ответ она кивнула:
— Весь вопрос в том, осмелишься ли ты, Жак, не попасться на его удочку?
— Скорее, нет. Я не думаю, что он намеревается заманить нас куда-то, чтобы убить.
— И, тем не менее, — задумчиво произнесла Ме’Линди, — арлекин выглядит как ассасин. Даже как… отступник-ассасин? Нет, конечно же такого зверя не бывает!
— Кто же его наниматель? — спросил Гримм. — Или он работает самостоятельно?
Она пожала плечами.
— И он тебе ни капли не понравился?
В ответ на это шаловливое высказывание Ме’Линди сердито зыркнула.
— Возможно, его оставил Обиспал, — предположила она. — Может он хочет зачем-то унизить вас, Жак? Я невольно выдала ему наше присутствие здесь.
— Именно это ты блестяще сделала! — согласился скват.
— Потише, — сказал им Жак. — Если Обиспал решил, что за ним тайно следит другой инквизитор, то он, конечно же, был бы дураком, решив отомстить за это — особенно, если не оступался. Я думаю, это сделано для того, чтобы показать мне что-то на случай, если я сам этого не заметил.
— Да, то есть на гидру? — спросил Гримм.
— Я нахожу это несколько унизительным, не так ли? — спросил Жак свою псевдолюбовницу. — Когда мною манипулируют!
На самом деле выбора у них не было никакого, кроме как сесть на ближайший поезд до Кефалова.
Пока капсула пассажирского вагона скользила по прозрачной трубе над размытым зеленым адом джунглей, Жак внимательно изучал личную карту таро и вспоминал своё путешествие к Терре на борту Черного Корабля.
Лишь в пути он понял, во что вляпался.
Всеми своими чувствами он ощущал, что вместительный и битком набитый корабль наполнен психическим бардаком — и это несмотря на подавляющее поле, которое проецировал адепт, подключенный к таинственным машинам. Это притупляющее поле вызвало слабое чувство тошноты, оно было психическим эквивалентом спертого, переработанного воздуха. Но, несмотря ни на что, Жак легко читал задатки способностей, надежду, тихий ужас; со стороны одной части команды — скуку, перемешанную с отвращением, со стороны другой — исступленную приверженность делу с редкой примесью сожаления.
Подавляющее поле как-то не так действовало на Жака, который уже знал, как скрыть свой свет. Раньше он не мог видеть настроение людей, но сейчас почти каждый на борту словно начал смутно транслировать свои чувства.
Шепотки на ста диалектах Готика щебетали по всему кораблю, словно пытаясь рассказать ему о его судьбе — призрачное эхо миллиона бывших пассажиров, десятков миллионов за те прошедшие века, что судно рассекало космос.
И, конечно, корабль был наполнен обычными разговорами на разных вариантах Имперского готика — какие-то из диалектов были отрывистые, какие-то более текучие, диапазон акцентов от мягких до грубых, от шипящих до гортанных.
«Огромный флот из таких кораблей, как этот, курсирует по галактике…»
«Они вылавливают подающих надежды псайкеров…»
«Неуправляемых, извращенных псайкеров беспощадно травят на многих мирах. Против них проповедуют, их убивают. Инквизиция карает их. Планетарные губернаторы уничтожают…»
«И в тоже время чистые, непорченые псайкеры отбираются. Их отправляют на Терру в таких же Черных кораблях…»
Психический дар был плотиной, через которую злобное безумие сил варпа могло вторгаться и опустошать миры, могло превращать человеческую расу в грязных рабов зла.
Но в тоже время этот дар был надеждой на будущее, на галактику, в которой наша раса, свободная и сильная, могла защитить себя ментально.
А пока Бог-Император должен защищать разрозненные многие миллиарды своих подданных беспощадной жертвенной силой. Ибо на первом месте стояло страшное уравнение: то, что в конечном итоге спасет человечество — эволюция высшего сознания — на пути своего долгого и уязвимого созревания легко могло уничтожить человечество, если допустить разврат, скверну, извращение и разрушение. Лишь абсолютная беспощадность искалеченного, живущего только за счет машины тирана и растянутых сил его свирепого, но все еще хрупкого Империума, позволяла человечеству идти по рвущемуся канату над пропастью.
«Жертвуй…»
Жертвуя и со своей стороны, это правда. Разве не Император изнурял и мучил себя неустанным бдением?
«Жертвуй…»
Но жертвуя также и собственных подданных…
Из всех собравшихся на Черном Корабле лишь небольшой доле — самых лучших и ярких — суждено стать псайкерами на службе Империума. Большая часть будет связана с душой Императора для их же собственной защиты.
«Связывание душ — это мучительная пытка…»
Ужасный психический ритуал выжигает зрительные нервы и оставляет псайкеров навечно слепыми.
«Жертвуй…»
Многие из находящихся на борту, те, кто обладает заурядным талантом, будут служить, отдав свою жизненную силу на поддержание ненасытной души Императора, чтобы он и впредь продолжал быть маяком и защитником. После соответствующей продолжительной подготовки к ритуалу эти псайкеры будут использоваться в течение нескольких недель или месяцев, а после того, как их души полностью истощатся, они умрут.
«ЖЕРТВУЙ!»
Но это не доставляло Императору удовольствия. О, нет. По слухам, каждая поглощенная им душа наполняла его муками и болью. Такой жестокой была цена за то, что человечество выживало во враждебной вселенной.
«ЖЕРТВУЙ!»
Все пассажиры на борту были не старше двадцати стандартных лет. Большинство были намного младше — такие, как сам Жак. Особенно одна девочка… он заставил себя не думать сейчас о ней. Когда экипаж провел тесты и проверил свой человеческий груз, стало очевидно, что почти все на борту шли на смерть.
Достойную смерть, необходимую смерть. Но все же смерть.
Ну и чем же эта судьба отличается — не считая достойности — от судьбы быть убитым у себя дома?
Разница была…
«ЖЕРТВУЙ! ВО ИМЯ БОГА И ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!»
Некоторые дети плакали. Кто-то молился. Кто-то буйствовал. Тех, кто буянил, связывали. Позднее Жак понял, что именно этот Черный Корабль нес на себе намного больше индивидуалистов с недавно обращенных в имперскую веру миров, чем все остальные подобные корабли. Но всё же большинство хранили холодное спокойствие и даже принимали горячее соучастие в уготованной им судьбе; таких превозносили. Благочестивая преданность крайне желательна при жертве души.
Смерть ледяной рукой сжимала сердце Жака. В душе он торговался с судьбой, обещая посвятить свою жизнь без остатка служению Империуму — если только ему позволят это сделать.
Он всё еще хорошо помнил данную ему отсрочку и досаду на себя за то, что не смог предвидеть её.
— Ты можешь скрыть свой свет, парень, — говорил ему страдающий зобом служитель почти с уважением. — И без всякой тренировки. Это очень редко бывает. Тебя, без сомнения, изберут. Я подозреваю, что тебе не требуется связывание души. И вполне допускаю, что говорю сейчас с будущим инквизитором…
Выслеживать себе подобных, но сбившихся с пути? Подвергать чистке своих собратьев — тех, кто поддался скверне? Уничтожать психически больных родичей без угрызения совести?
Да.
Жак провел оставшуюся часть путешествия, чувствуя радостное возбуждение, но и жалость. Жалость к большинству своих попутчиков, и был рад, что его судьба может быть иной. Они видели, что он молится Императору так, как его обучали. Они думали, что Жак тихо готовит свою душу в ожидании жертвоприношения. Его пример успокаивающе действовал на окружающих. Мысленно он уже был тайным агентом, которому известно то, чего не знают другие.
— И, тем не менее, этот человек-Арлекин смог раскрыть меня, — чуть слышно пробормотал Жак. — Что же это должен быть за человек?
И он вновь убрал карту таро.
Далеко впереди начал вырисовываться Кефалов. Отсюда город напоминал серый мозг после трепанации, высотой не менее десяти километров. Его округлые извилины были крепче любых костей. По мере приближения к нему поезда, стали видны огромные окна, ворота, отверстия вентиляции. Издали кажущиеся просто блестками и проколами, на самом деле они были размером с самые высокие деревья.
Вереница военных реактивных самолетов вылетела из одного из таких отверстий, оставляя след в небесах цвета синяка на сильно избитом теле. Грязные мрачные облака озарялись вспышками, высовывая змеиные язычки молний. Скоро где-то в наступающую растительность полетят бомбы, образуя проплешины, быстро заполняющиеся цветами, паразитирующими на гниющих останках.
Каменный мозг лениво выпускал из себя дым, пар и вентиляционные миазмы. Стоки Кефалова уходили в джунгли, образуя там глубокие тошнотворные, сочащиеся паром болота, над которыми пролетали в своих трубах поезда.
Как только они покинули зал ожидания, «Вольный торговец Драко» был вызван к публичному экрану связи.
С экрана в открытой кабинке на Жака смотрело это лицо, глаза поблескивали, точно кусочки льда в зеленовато-желтом ликере, губы морщила веселая и хищная улыбка.
— Зефро Карнелиан к вашим услугам! — объявил человек-Арлекин.
Этот звонок был ничем иным, как чистейшей издевкой, хвастливой демонстрацией того, как точно враг предсказал действия Жака — или даже психически знал о его местонахождении.
Враг ли?
Скорее всего. На Сталинвасте ведь не может действовать второй тайный инквизитор? Наверняка проктор Фиренце предупредил бы его о присутствии другого человека из Маллеус? Если только Баал Фиренце знал, если только знал!
Этот загадочный человек проник в таро Жака. Он был опасен. Опасен. Он играл с Жаком, как если бы Жак был картой у него в руке.
— У вас есть ко мне какое-то дело? — непринужденно спросил Жак у изображения. Мысли его сейчас мчались галопом.
Хихикая, Карнелиан приподнял свою дурацкую пижонистую шляпу с кокардой, приветствуя Жака.
— Дело? О, да: касательно гидры. Ужасающая угроза, а? Думаю привлечь ваше внимание к этому. Здесь, под городом, есть неплохой образец. Не желаете ли поохотится со мной на крупную дичь? — человек говорил на Имперском готике без следа местного хриплого акцента, с какой-то жуткой манерностью — даже, подумал Жак — с инопланетной манерностью.
За спиной Жака Ме’Линди и Гримм зорко рассматривали слоняющихся попрошаек, торговцев и всякий прочий сброд. Пассажиры, естественно, пялились на Ме’Линди. Две небольших группы по-боевому одетых молодчиков, судя по эмблемам — из разных банд, оценивающе приглядывались к троице Жака, то ли желая предложить свои услуги, то ли преследуя менее благородные цели. Одна группа была украшена вышитым на рукавах раззявленными пастями с зубами-кинжалами и татуировками на бритых черепах в виде ухмыляющихся губ на фоне обнаженного мозга. Другие, со значками в виде зеленых жаб, носили стальные ермолки, украшенные имитацией экскрементов. Или это были их собственные волосы, окрашенные и навощенные, пропущенные через отверстие в шапках.
В воздухе висело напряжение. Антураж был одновременно и гнетущим, и кричащим. Из стен с благочестивым лозунгами словно выпирали коричневые кишки.
Грязные колонны чем-то напоминали фаллосы. И дело было не в том, что Кефалов был более грязным и бедным городом, чем столица, а в том, что он абсолютно не был поврежден. И поэтому агрессия и порочность здесь бурлили и зрели, ожидая очищения.
Если мозг выпускал в небеса пар и дым, а грязь стекала с боков, то всё остальное копилось здесь, под давлением в сосуде, набитом людьми — огромный резервуар с разочарованиями, подавленностью и извращенной страстью.
— Вы же хотите получить столь прекрасный трофей, сэр инквизитор? Ой! Мои извинения, благородный торговец, — хохотнул Карнелиан.
Жак вгляделся в лицо на экране — в особенности в глаза — нет ли признаков присутствия демона. Нет, эти глаза казались разумными и не одержимыми. Может вся эта клоунада лишь притворство?
— И где же под городом? — спросил Жак.
— Да где угодно. В этом и суть зверя.
Жак попытался угадать:
— Я полагаю, что смерть стольких миллионов — психическая ударная волна — и вызвала к жизни эту новую нечисть, чем бы она там ни была?
— А ты понятливый, сэр Жак.
— Зачем ты всё это мне говоришь? И что ты хочешь сделать с этой гидрой? Ну?
— Ах, какой быстрый… Ты же у нас опытный сыщик! Или я должен еще везде для тебя таблички развесить и стрелочки нарисовать?
— Будь ты проклят, Карнелиан, что за игру ты ведешь?
— Зови меня Зефро! Пожалуйста! Давай, я расставлю для тебя несколько фигур на доске, а ты сам попытаешься разгадать правила? Попробуй навестить пятый подуровень района Кропотник этого прекрасного города.
Ме’Линди зашипела. Нерешительность молодчиков явно сейчас происходила только от взаимной неприязни и скоро должна была так или иначе разрешиться. Жак быстро прервал связь.
Обезображенные сифилисом мусорщики шныряли по грудам отходов, которые дождем лились в подулье с низкого стального неба города по желобам и через решетки.
Когда-то давно эта пластальная пещера с рядами мощных поддерживающих столбов казалась просторной, вместительной, гигантской. Сейчас же она осталась просторной только горизонтально, соединяясь с другими такими же пещерами множеством огромных арок в разделяющих стенах, стоящих друг от друга в паре километров. В некоторых местах кучи мусора почти достигали потолка. Слабое освещение давали фосфоресцентные лишайники, покрывающие пятнами перекрытия, и печи множества кланов переработчиков, которые активно переплавляли и экспортировали наверх переработанное сырьё, чем спасали своё жилое пространство от переполнения, как кишечник страдающего запором.
И все же обитатели этих глубин медленно, но верно сдавали свои позиции. С другой стороны, обменивая необработанные слитки на синтетическую еду, они могли размножаться достаточно быстро, чтобы не быть заживо похороненными в стружке, опилках и всяких обломках.
Как пчелиная матка, невольно дающая прибежище крошечным клещам, обитающим вокруг её жвал, Кефалов давал пристанище переработчикам и мусорщикам в своей нижней части. И они были полезны — даже, можно сказать, жизненно необходимы — для городской экономики.
Они были не из тех людей, что стали бы, или могли бы докладывать наверх, в администрацию, даже о чем-то особенно чудовищном. Как ограниченный кругозор и собственная ненормальность могли позволить им даже думать о чем-то в категориях отклонения от нормы даже значительно ненормальном?
Они бегали как крабы, зарывались как черви. Скатывали проволоку в шары как навозные жуки. Жак подозревал, что переработка и утилизация стали у них скорее инстинктивными. Что они знают об остальных частях города, не говоря уж об остальной планете или галактике? Столько же, сколько знают клещи на жвалах пчелы об остальных частях её тела или о гудящем улье.
— Каково, интересно, это? — спросил Жак. — Прожить свою жизнь здесь, внизу?
Ответ он, конечно же, знал. Блаженны невежды, прокляты те, кто слишком много знает.
— По крайней мере, здесь достаточно тепло, — заметил Гримм.
С мостков они обследовали пещеру, лежащую под городом. Светлячками мигали пылающие печи. Вооружившись биноклем, Жак рассматривал устья туннелей, почти скрытых мусором.
Из одного туннеля расходились гладкие ветвящиеся щупальца, пульсируя, словно огромные мышцы, вырезанные из тела левиафана.
Жака потрясла протяженность этих полупрозрачных, почти нематериальных форм. Они оплетали металлические насыпи, то погружаясь в них словно корни, то вновь выныривая на поверхность, подергиваясь и вяло пульсируя. Щупальца сворачивались и разворачивались, словно то существуя, а через миг — уже нет.
Но что же думают мусорщики об этом огромном осьминоге, вторгшемся в их владения? Люди-крабы спокойно бегали меж его щупалец.
А может быть: их щупалец? Жак не мог сказать, была ли гидра одна или их было множество, были ли они соединены или нет. И сколько их могло еще существовать, скрытых от глаз в туннельных комплексах.
Похоже, щупальцам были не интересны местные жители. Скорее гидра что-то выжидала. И в тоже время она сигналила о такой опасности, что психические чувства Жака били тревогу.
— Фу, какая гадость, — сказал Гримм, так же почувствовавший это. — Это похоже на те противные желеобразные нити яиц, застрявшие между твоих зубов — единственно, что эти яйца в действительности размером с гору! Это похоже на какую-то пуповину и только. Фу, фу.
— Может, посмотрим, как это отреагирует на лазер или плазму? — предложил Жак.
— О да, давайте порежем и поджарим его.
Ме’Линди шумно втянула затхлый, горячий, железистый воздух, словно норовистая лошадь.
Троица прошла по мосткам и спустилась по ржавой лестнице на кучи мусора. По ним они подобрались на расстояние пятидесяти метров к ближайшему щупальцу.
Жак прицелился из своего отделанного золоченой бронзой лазпистолета и выстрелил. Обжигающий свет вырвался из хромированного с насечками ствола ослепительной серебряной нитью. Полоса света прошла сквозь конечность гидры, разрезав её словно кусок сыра. Она резала и кромсала. Отсеченные части извивались. Казалось, что мерцающие куски то пропадали, то вновь появлялись в реальности. Хоть и изрубленное на куски, всё щупальце, извиваясь, ползло туда, где они стояли, словно всё еще было единым целым, слепленное некой клейкой силой с той стороны реальности.
— Плазма, — сказал себе Жак и сменил оружие. Передний кожух плазмагана был покрыт золочеными охранными рунами. Два вентиляционных отверстия в кожухе выглядели глазницами, из которых точно на выбранную цель смотрели два бордовых глаза, ибо единственный выброс раскаленной плазмы полностью разряжает конденсатор. Прежде чем аккумулятор позади кожуха вновь наполнит энергией проводники и изоляторы, пройдет несколько минут. Тем не менее, эта цель была большой и в неё трудно промахнуться.
Оружие дернулось в руке, выплюнув раскаленную энергию, испарившую ползущий, много раз порубленный, но по-прежнему не сдающийся отросток. Кипящая субстанция оросила ближайшие барханы, залакировав собой металлический пригорок. Лицо Жака окатило жаром. Горячий воздух пах горьким ароматом оплавленной стали. И еще он почувствовал… нетерпение.
Внезапно из-за кучи выскочил человек-Арлекин.
— Да, да, — кричал он, подпрыгивая и аплодируя. — Разнеси ее вдребезги!
Жак убрал разряженную плазму и вновь достал лазпистолет. «Блаженны невежды». Но только если они не инквизиторы!
— Ме’Линди…
— Да, Жак, я достану его тебе.
— Но только целым, — крикнул он ей вдогонку.
Она уже направлялась за Арлекином по мусорным кучам.
— Ну, или хотя бы более-менее невредимым!
В принципе, об этом можно было не беспокоиться.
6
И вновь буйство джунглей мелькает под стенами пластхрустальной трубы, сквозь которую несется поезд.
— Давайте повторим всё, что случилось, еще раз, — спокойно сказал Жак.
На самом деле он был далеко не спокоен. Виталий Гугол не отвечал на вокс-сообщения, отправляемые из Кефалова — снова и снова — и никакого ответа от навигатора. Эта загадка требовала их немедленного возвращения. Жак был очень раздражен тем, что им манипулируют подобным образом — вдобавок к ярости, которую он чувствовал за то, что сделали с Ме’Линди.
Как влезли в её эмоции, в ее нервную систему! Той, что может усилием воли превратить себя в неплохое подобие генокрада. Той, что может убить одним пальцем. Что значит для нее стать безвольной игрушкой для клоуна! Дать Карнелиану обвести себя вокруг пальца: это просто отвратительно.
— Прошу разрешения совершить показательное самоубийство, — тихо произнесла ассассин. — Я обесчещена.
Жак чувствовал всю скрытую глубину её страданий и искренность требования.
Но явно этого не чувствовал Гримм. Тот ударил кулаками об колени.
— Ха, — засмеялся он. — Показательное самоубийство, говоришь? А что это такое? Самоубийство, которое покажет нам полезный пример? Как, например, в одиночку броситься на целую армию предателей? Сражаться насмерть с Титанами? С голыми руками пересечь мир смерти? Ха.
В горле у Ме’Линди заклокотало.
— Ха. Рычи сколько хочешь. Ты еще бы рявкнула «Не презирайте меня!», да только занята тем, что презираешь сама себя, — возможно, коротышка отлично все понимал, и его грубость была сродни некой терапии. — Я не презираю тебя, ты знаешь, — добавил он. — Я никогда бы не стал тебя презирать, чтобы не случилось.
Неужели Гримм покраснел от такого признания?
— И, тем не менее, я прошу разрешения, — с непроницаемым лицом повторила Ме’Линди.
Жак искренне надеялся, что она чувствовала себя обязанной просить об этом по личному кодексу чести, а не из-за внезапного внутреннего ощущения собственной никчемности. Если последнее, то Арлекин действительно подрезал ей крылья, подорвав в её сердце веру в себя.
— Отказано, — твердо ответил он ей. — Это я виноват в том, что приказал не навредить ему. Я связал тебе руки.
Жак тут же пожалел о сказанном, заметив, как слегка расширились её глаза. Гримм ухмыльнулся. Он наверно подумал, что Жак пошутил? Возможно, Гримм искренне верил, что шутка в таких обстоятельствах лучшая вещь и делал для этого все возможное.
— Просто расскажи мне всё снова, Ме’Линди. Может быть, мы пропустили что-то важное.
Разве не все, в силу обстоятельств, не заметили то, что, за неимением лучшего слова, можно назвать правдой? Эти мусорщики, живущие всю свою жизнь в пещерах под Кефаловым, были ярким примером ограниченного восприятия — всё их мироздание сводилось к нескольким кубическим километрам мусора. Даже правители Сталинваста, живущие в роскоши в вышине своих ульев, были ограничены в своих взглядах. И даже инквизиторы, такие как Харк Обиспал, страдали от… ну, узости зрения.
Жак изо всех сил старался видеть, как Император. Он стремился думать в иной плоскости разума и понимания. Лишь таким образом он мог выйти за пределы сложившейся ситуации и надеяться разгадать загадку Зефро Карнелиана — даже вынужденный действовать предсказуемо…
— Я бросилась за Карнелианом, — рассказывала Ме’Линди. — Я бежала сквозь разрывы, прожженные вами в щупальцах. Из ран уже росли новые отростки. Казалось, что каждый оторванный кусок жил своей жизнью. Некоторые куски явно двигались с какой-то целью. Что касается брызг — ну, я не знаю. Это точно не обычная материя.
— Это я понимаю, — произнес Жак.
Вещество, из которого состоит гидра, должно состоять частично из обычной материи и частично из Имматериума — материи варпа, по сути своей являющейся текучей энергией Хаоса.
Там, где вещество варпа просачивалось в наш мир, могли появляться и демоны.
— Он стремительно несся вдалеке через пустоши, хлопая плащом. Я догоняла. Храбрый Гримм пытался не отставать, но у него не получалось.
Гримм аж засветился при слове «храбрый» — но не от гордости, почувствовал Жак, а потому что произнести такой комплимент Ме’Линди могла лишь не полностью погруженной в самоненавистничество.
— Карнелиан был быстр. «Догони и найди! — кричал он. — Догони и найди!» Я догоняла. Всё дальше и дальше. Я шла точно по его следам, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку. А затем клубок щупалец выскочил из кучи мусора и обхватил мои ноги словно тисками. Я выхватила оружие, но плети отростков обвили мои запястья и шею. Меня свалили с ног и растянули в стороны. Карнелиан прибежал обратно. Я могла бы сломать зуб и впрыснуть смертельный…
— Я тебе это запрещаю, Ме’Линди.
— Да. Еще один отросток заткнул мне рот. Улыбающийся Зефро встал на колени возле моей головы. Я извивалась, но не могла вырваться на свободу. Он прошептал мне на ухо: «Скоро это заполнит весь Сталинваст, и когда оно будет везде…». Я не знаю, использовал ли он тонкий усик гидры — я не видела этого — но полагаю, что да. Усик Имматериума, используемый как зонд. Он проник мне в голову, в мой мозг. Нашел там центр удовольствия. И стимулировал его снова и снова. Я его ненавидела, но корчилась в предательском экстазе, агонии наслаждения. Я его ненавидела, но сгорала в пламени абсолютного восторга. Он говорил мне: «Сэр Жак правильно предполагал, что все погибшие возродили это к жизни своей жертвой — своего рода колдовство». Я едва ли могла о чем-то думать, только чувствовать. Но все же смогла прохрипеть: «Что такое эта гидра? Какая у неё цель?». «Разрежьте её и посмотрите, — отвечал он. — Нашинкуйте на маленькие кусочки». Я не могла защищаться. Если бы он стимулировал меня дальше, я знаю, что стала бы хотеть такой стимуляции еще, хоть и против своей воли. Я представляла, как убиваю его. Я накладывала это видение на горячий экстаз. Нас учили сопротивляться боли. Нас учили блокировать её. Но как противостоять экстазу: кто же мог подумать, что это произойдет? Он засмеялся и оставил меня в покое. «Довольно! — воскликнул он. — Твой маленький друг почти доковылял сюда. Ни он, ни Жак никогда не смогут заставить тебя почувствовать себя так, как это сделал сегодня я. Даже если ты этого от них когда-нибудь захочешь! Так что запомни этот недосягаемый идеал. Запомни Зефро Карнелиана, повелителя гидры!». И он убежал, скрылся с глаз. Я продолжала стонать. Гримм качал мою голову, а я прижималась к нему. Потом я на него зарычала, и он отпустил меня. Я откатилась в сторону. Отрезанные щупальца и усики отрастали вновь, такие же упругие и цветущие. Грим подобрал шляпу Карнелиана, которую тот потерял во время погони. Мы вернулись. Я опозорена. Я просто… я прошу разрешения.
— Нет, Ме’Линди. Корнелиан виновен в психическом изнасиловании. Ты не виновата, поверь мне.
— Ха, — произнес Гримм, — это отличается от физического изнасилования, после которого все болит, как я слышал. Почему же враг причинял тебе удовольствие?
— Чтобы оскорбить, — отстраненно ответила Ме’Линди.
— Чтобы подорвать твою уверенность в себе, — бодро сказал скват. — Чтобы ты начала сомневаться в себе — как раз этим ты сейчас и занимаешься. Но я не сомневаюсь в тебе.
Жак нахмурился. Могло ли это быть основным мотивом Карнелиана? Возможно, могло. Жак чувствовал, что что-то упустил. Он старался анализировать события…
Было ясно, что в планы Карнелиана не входило познакомить Жака с видами переработки человеческих тел, имевшей место в подулье. Правда, краболюды начали проявлять нездоровый интерес к нему, как только его спутники бросились за человеком-арлекином. Он даже был вынужден пальнуть по ним два-три раза. К тому времени, как вернулись Гримм и Ме’Линди, нападение казалось неизбежным. И, тем не менее, они избежали его достаточно легко.
Нет, Карнелиан определенно не казался заинтересованным в смерти или ранении Жака и его компаньонов; за исключением раненого самолюбия Ме’Линди и, следовательно, самого Жака. Но это могло быть и простой случайностью…
И если предполагать, что навигатор, оставшийся в Сталинвасте, столкнулся с агентами Карнелиана, то возможно, Виталий был всё еще жив.
Человек-арлекин влез в голову Ме’Линди. В своем роде, взял ее под контроль — конечно не так, как это сделал бы алчущий демон из варпа со своей жертвой.
Не было ли пси-изнасилование ассассина и беспечное отступление Карнелиана неким сообщением, о том, что истинным предназначением гидры было такое насилие над разумом?
Если так, то зачем он показал это Жаку?
— Дай-ка мне посмотреть на его шляпу, — попросил Жак.
Гримм вытащил из кармана измятый пурпурный комок и попытался придать ему более-менее похожую на шляпу форму.
Жак внимательно осмотрел кокарду. Она изображала голого младенца, сидящего на стилизованном облаке на фоне звезд, которыми служили крошечные камушки карнелиана или по-другому — сердолика. Младенец то ли дул, то ли кричал через сложенные рупором пухлые ладошки.
Ребенок был зефиром, духом ветра. Следовательно, это действительно была личная шляпа Зефро. Не считая этих звезд с кровавым оттенком, картинка казалась необычайно доброй и безвредной.
— Ну? — с нетерпением спросил Гримм.
Жак сорвал кокарду и спрятал в карман с чувством некоторого удовлетворения что, по крайней мере, хоть небольшой кусочек человека-арлекина находится в его руках.
— Он просто потерял шляпу. Здесь нет какой-то наводки. Она просто упала.
— Ха. По крайней мере, он сам не безупречен. А, Ме’Линди?
— Это должно меня утешить? — спросила она ледяным тоном.
Скват малость приуныл. Когда на его долю выпало освободить ее из пут гидры, получила его острая привязанность сокрушительный удар или же наоборот — подъем? Разве она не побыла у него, можно сказать, в объятиях? А теперь снова стала абсолютно чужой?
Жак задался вопросом, скольких же усилий стоило ей, сопротивляясь всепоглощающему удовольствию, задать пару вопросов своему мучителю и искусителю. Насколько сильно это перевернуло её сущность?
Много лет назад на скорбном Черном Корабле на пути к Земле Жак поцеловал одну девушку-псайкера. Её звали Оливия. Её несформировавшимся талантом было лечить раны; и ей суждено было умереть.
Оливия думала, что Жаку тоже была уготована подобная участь и он не стал её разубеждать в этом. Им было хорошо в объятиях друг друга. Они поцеловались, и ничего более.
Много позже Жак почувствовал, что предал Оливию. Возможно, его самоотречение от плоти началось именно тогда и там. А та женщина, к услугам которой он прибег на ледяном мире, будучи неоперившимся инквизитором? Женщина, которой он заплатил за то, чтобы познать те чары, что опьяняют мужчин и женщин? Он так и не спросил её имени. Опыт подвел его.
Он чувствовал, что сможет быть лишь с той женщиной, которая будет ему ровней — в профессиональном смысле, так сказать. Но как мало людей по всей галактике подходили под этот критерий! И если они соответствовали бы всем условиям, то были ли ему лишь потенциальными соперниками, конкурентами, даже в облике коллеги.
Так что остается одно: одиночество и долг.
Он начинал думать, что Ме’Линди как раз была человеком, который может… Человеком достаточно сильным, достаточно странным…
Жак заткнул мысль, словно открытую рану. Рану, нанесенную Карнелианом с разрушительной точностью. Но не потому, что арлекин осквернил Ме’Линди в глазах Жака, о нет, никаких таких презренных мыслей — а потому, что Карнелиан в качестве оружия использовал удовольствие, следовательно Ме’Линди отвергнет развлечения с любыми подобными удовольствиями; даже если она и почувствует вначале мимолетное желание поразвлечься, что было весьма сомнительно.
«Глупости! — подумал Жак. — Я реагирую на неё словно сходящий с ума от любви Гримм или мечтающий Виталий. Двойная глупость. Нападение Карнелиана на Ме’Линди одурманило меня».
И ее тоже…
— Мы оба должны мыслить очень ясно, — сказал он ей. — Мы не должны потакать своим чувствам.
Там, в поезде, Жак молился о просветлении.
Они нашли Гугола крепко связанным в изумрудном люксе с натянутым на голову кожаным мешком. Навигатор обделался и скулил от боли в онемевших конечностях. Глаз-экран пропал.
Гримм освободил Гугола, вымыл и сделал небольшой массаж. Распластавшись с несчастным видом на диване, навигатор шепотом рассказал о том, как силовой топор проделал в дверях дыру и как люкс заполнил сонный газ, и всё это произошло за считанные секунды. Гугол в недоумении глядел на дверь, которая казалась совершенно не тронутой. Нападавшие зачем-то заменили её. Чтобы поставить под сомнение слова Гугола? Или чтобы скрыть от посторонних глаз свое преступление?
— Вроде их было трое. Лиц я не видел, лишь слышал голоса, когда очнулся уже связанный. Делал вид, что всё еще нахожусь без сознания.
— Предположим, они догадались, что ты очнулся, — сказал Жак. — Вероятно, они заметили твои дерганья. Предположим, что они только и ждали, чтобы ты смог подслушать их разговор.
— Это не приходило мне в голову.
— Нет? Ну, у меня просто возникают подозрения, Виталий.
— Но, конечно же, не насчет меня, Жак? Вы же не думаете, что… Они проломили дверь, я клянусь!
— Да, да, я уверен, что они это сделали. И ослепили меня, украв экран. Что они хотели, чтоб я узнал?
— Ах, сейчас вспомню… Они вошли. «Теперь Драко не сможет увидеть, что творится в Василареве». И всё такое в то же духе. Они еще упоминали какие-то другие города, но я не расслышал, что они говорят, из-за мешка.
— Ме’Линди, — произнес как ни в чем не бывало Жак, что, учитывая ситуацию привело ее в боевую готовность. Он показал глазами.
Ей потребовалось мгновение, чтобы засечь муху-шпиона в одной из теней, прицелиться своим пальцевым лазером и испарить крошечное устройство наблюдения. Её точность оставалась на прежнем уровне.
— Время ловли мух, — сказал Жак, доставая из своего багажа детектор. Он провел им по люксу и устройство зачирикало, выявив еще четыре мухи-шпиона, с которыми быстро расправилась Ме’Линди.
— Вот теперь Карнелиан не сможет подслушать нас, — сказал он. — Я смогу спланировать нечто неожиданное.
— А снаружи: другие мухи? Куда бы мы не пошли?
— Несомненно.
— Может, использовать тарабарщину?
— Карнелиан может понять её.
— До этого он добрался до вас через таро. Может ли он подслушать нас через карту, Жак? Чувствовать, что ты думаешь?
— Если я активирую их. Очень может быть! Но в ином случае — сильно сомневаюсь. Я оставлю их инертными, даже если это закроет потоки будущего. О чем еще они болтали, Виталий?
— Больше я ничего не запомнил.
— Кстати, верный охранник, — вставил Гримм, — чем же ты, интересно, плодотворно занимался лежа без движения с мешком на башке?
— Я обдумывал способы убийства напавших на меня.
— Ха, это довольно неблагодарно, учитывая, что они-то оставили тебя в живых. Может ты просто проигрывал произошедшее с тобой в роли героя? Разве ты не фантазировал о том, что могло бы произойти, если бы у тебя был пистолет и ты смог бы задержать дыхание на какое-то время? Ах, держу пари, что, в конце концов, ты был бы поражен, внезапно обнаружив себя связанным необъяснимым образом.
Гугол вздохнул.
— Я бы их точно перестрелял. Сквозь варп водят не трусы. Что касается моего… приступа медитации… существуют некие психические дисциплины, которых, боюсь, тебе, Гримчик, не понять. Хотя я очень благодарен тебе за то, что втер жизнь в мои конечности.
— А еще поменял твое грязное нижнее бельё, — Гримм обнюхал свои короткие, но ловкие пальцы. Он проигнорировал коверканье его имени навигатором, вероятно, почувствовав на этот раз в его голосе нотки почти нежной благодарности. Почти.
— На самом деле, — признался навигатор, немного оживившись, — я сочинял поэму и довольно неплохую.
— Что? — спросил Гримм.
— Ты и вправду это сделал, Виталий? — в голосе Ме’Линди промелькнула нотка восхищения. — Моё уважение.
— Зачем? — в недоумении спросил скват. Со стороны Ме’Линди это была первая положительная реакция с момента унижения Карнелианом. — Мне тоже нравятся стихи, — с надеждой выдавил он из себя. — Мы поем множество эпических баллад — о наших войнах с грязными орками и лживыми эльдар. И все они весьма длинные. Нужен день или два, чтобы прочесть одну из них.
— Мои, как правило, довольно краткие, — сказал Виталий. — Стихи должны быть похожи на драгоценность, а не на пустую породу.
— Ха! Послушай-ка меня…
Были ли скват и навигатор на грани поэтического поединка, началом которому послужили слова Ме’Линди? Возможно, но она прервала его.
— Вся прежняя жизнь человека становится поэмой, когда он сочиняет предсмертную оду.
Жак не мог больше слушать:
— Гримм, я хочу, чтобы ты проник глубоко в недра Василарева в поисках еще одной гидры. Я уверен, что ты найдешь её внизу, там, где собираются подонки и отбросы общества.
— Если найду — мне её нарезать помельче?
— Нет, конечно! Просто доложить мне.
— Пойти должна я, — печально сказала Ме’Линди. — Мне надо искупить вину.
— Роль убийцы, — напомнил ей Жак, — состоит не в том, чтобы чувствовать угрызения совести из-за чего-либо. Я предпочитаю, чтобы ты осталась тут. Мне надо подумать.
— Её присутствие помогает вам думать? — спросил Гугол. Ирония начала возвращаться к нему — следовательно, он оправился от своего небольшого потрясения.
Думать.
«Найди другую гидру» — вот что сказал он Гримму.
Когда Жак снова расспрашивал Ме’Линди, чтобы сравнить свои впечатления и её, до него вдруг дошло тошнотворное понимание о вероятной природе гидры.
«Рассеките её, возьмите трофей». Получается, Карнелиан подстрекал Жака, вынуждая его делать то, что нужно арлекину, размахивать топором в стиле Обиспала.
Мало того, что существо регенерирует оторванные конечности в новые, мало того, что эти куски дают начало новым тварям, но в некотором смысле — не без помощи варпа — вся эта субстанция может быть связана, всё еще функционировать как единое целое, даже и порубленное на куски.
И поэтому, поэтому, гидра, что скрывалась под Кефаловым и любая гидра, угнездившаяся в подвалах Василарева или других городов планеты, была одним и тем же существом.
А плазменный выстрел Жака действительно навредил зверю — или же помог ему, распылив повсюду его частички?
Все эти миллионы смертей во время восстания генокрадов — мощный психический рев ярости, боли и гибели — послужил толчком к росту этого существа.
Восстание было спровоцировано намеренно и в первую очередь ради создания этой твари. Для того, чтобы породить эту странную смесь протоплазмы и флюидов варпа — или вернее, ускорить процесс, поскольку место её рождения, безусловно, находится в другом месте, некоем ужасном биологическом горниле.
Но почему Сталинваст, а не какой-нибудь другой мир? Жак представил себе тайные астроматические расчеты и извращенные гадания таро — совершенные Карнелианом, этим таро-пронырой? — перед тем, как эта планета была избранна местом первого появления этой сущности.
Первого. Где-то же она должна была появиться в первый раз. И этот мир был достаточно наводнен генокрадами, чтобы вызвать столь мощное сгорание жизней — рассчитанное количество непомерных жертв — и в тоже время не вызвать действительно крупного опустошения.
И всё для чего? Если ей будет управлять опытный специалист, гидра может проникнуть в такие глубины разума людей, где расположено самое базовое управление поведением, центр удовольствия и центр боли…
Кажется, демоны тут совсем не причем. Кто-то — человек или ксенос — создал мощный и зловещий живой инструмент неизвестного назначения. А на роль дурачка выбрали Жака.
Обнаружив подобную сущность, любой инквизитор, который не зря ест свой хлеб, призовет на помощь любых находящихся поблизости космодесантников — Кровавых Ангелов, Космических Волков и любых других — для искоренения злобной формы жизни.
Результатом такой очевидной стратегии было бы то, что гидра распространилась бы еще дальше, так как разрасталась бы из всё многих и многих отсеченных частей. Это тоже самое, что рассекать воду мечом или рубить море.
Жака ослепили — его глаз-экран был украден агентами Корнелиана — так что он увидит меньше, чем мог раньше, и, скорее всего, будет вынужден вызвать столь решительное и в тоже время, бесполезное нападение. Карнелиан даже поддразнивал его, полагая, что Жак не в состоянии понять этого.
Таким образом, Жак не мог вызвать на помощь космодесант. Не мог, нельзя.
Оставалась лишь одна последняя возможность — единственная альтернатива, которую никто, даже Карнелиан, не мог от него ожидать, тем более так скоро…
И этой альтернативой был экстерминатус.
«В Империуме миллион миров, — раздумывал Жак, — что стоит гибель одного мира ради чистоты?»
Для этого и существовал экстерминатус: полное уничтожение всего живого на поверхности планеты с помощью вирусных бомб, сброшенных с орбиты.
Пожирающий жизнь вирус распространяется с удивительной скоростью, поражает всё, что дышит или растет, ползет или летает, а также все, что имеет биологическое происхождение: еду, одежду, дерево, перья, кости. Этот вирус ненасытен. Джунгли Сталинваста быстро превратятся в гниющий ил, который образует неглубокие озера и моря, и будет продолжать гнить до тех пор, пока весь воздух на планете не вспыхнет пламенем, сжигая всё на поверхности и превращая её в пепел и голые скалы.
В городах всё белковое сожрет само себя и илом стечет в глубокие подвалы, гниль будет жрать гниль, а затем горючие газы вспыхнут, превратив города в мертвые груды разбитых кораллов.
А что если гидра… не совсем живая? Не имеет значения. За чем ее останется охотиться, если в этом её назначение?
Экстерминатус.
Слово звучит как колокольный плач.
«Что значит гибель одного мира?..»
Когда умирает один человек, то весь мир этого человека — вся его вселенная — для него исчезает. Мироздание тухнет и гаснет. По существу, смерть любого человека — это смерть целой вселенной, так ведь? Смерть целого населенного мира вряд ли будет тяжелее.
И всё же — значит.
Сейчас Жак стоял на коленях и молился. Ему очень хотелось воспользоваться своими таро, чтобы установить слабую связь с духом Императора. Но он не решался на это, зная, что может вмешаться Карнелиан.
Экстерминатус.
Да, значит. Ему надо принести в жертву целый богатый индустриальный мир, оплот человечества Империума. Он этим также убьет часть самого себя, выжжет некоторые аспекты… чуткости, скептицизма. Аспекты, которые не давали забыть Оливию и оплакивать смерть этого в принципе, незнакомого человека. Хотя разве не каждый для него незнакомец? Наверное, стоило прижечь в себе эти аспекты уже давным-давно.
«Планировать убийство целого мира, — размышлял он, — сродни планированию убийства самого себя». Жесткий холодный свет засиял в его душе, и там, где он засиял, начала собираться абсолютная тьма.
Колени болели от многочасовой молитвы. Гугол спал и тихо храпел. Ме’Линди сидела, скрестив ноги, и смотрела ничего не выражающим взглядом на Жака. Она была похожа на статую — он едва обращал на неё внимание. Внутренний свет озарил его израненные, спутанные и безнадежные чувства к ней; но тут же исцеляющая тень пронеслась по чувствам, скрывая их.
Экстерминатус.
7
Далеко внизу за окнами люкса джунгли выдыхали утренний туман, чтобы ослепительно воссиять, когда взойдёт солнце. Но над горизонтом уже клубились грязно-серые тучи, готовые задушить этот блеск, так опрометчиво обещанный рассветом.
Жак молился всю ночь и теперь чувствовал себя очищенным, хотя голова немного кружилась.
Гримм наконец-то вернулся.
— С гидрой внизу полный порядок, — сообщил он. — Она там повсюду! Видно, ей как-то удаётся заставить местное отребье себя не замечать. Нет, вернее: не осознавать — вот так мне показалось. Вроде ты её видишь, а вроде — нет, что твой мираж. Этот студень то выпадает из реальности, то возвращается обратно.
— Она мне привиделась, — сказала Ме’Линди. — Атаки лишь усиливают её мощь. Кусок от неё не мог остаться у меня в голове?
Жак наконец поднялся, его немного пошатывало. Подойдя к девушке, инквизитор положил ладонь ей на лоб. Ме’Линди на миг отдёрнулась. Коснувшись её своими пси-чувствами, Жак произнёс слова силы на священном ритуальном языке:
— In nomine imperatoris hominorum magistris ego te purgo et exorcizo. Apage, Chaos, apage! — он кашлянул, словно избавляясь, как от мокроты, от привкуса Хаоса. — Ну вот, я её изгнал. Теперь ты свободна. Можешь мне поверить, я — охотник на демонов.
Только вот гидра — не демон.
Ме’Линди расслабилась. Как догадливо с её стороны было подметить, что сущность эта только разрастается от насилия, направленного против неё.
На полностью зачищенной планете разрастаться будет уже нечему.
Гугол встал пораньше, чтобы навести справки у экрана связи:
— Жак, я проверил регистратуру космопорта. У Зефро Карнелиана есть на стоянке собственный межзвёздный корабль. Зарегистрирован на некую компанию, называемую «Корпорация Зеро».
— То есть, такой корпорации попросту не существует.
— Но корабль-то существует. Он называется «Покрова света».
— Откуда ты уверен, что корабль принадлежит Карнелиану?
— А-а… у нас, навигаторов, есть кое-какие связи там, где дело касается космического пространства.
— Знаменитая паутина Навис Нобилитате?
— Которая зиждется на особой преданности семье… — Гугол явно гордился собой.
Гримм зевнул раз, другой.
Жак и сам был не против вздремнуть. Но спать нельзя. Сейчас ему нужна абсолютно ясная голова. Жак поискал стимулятор помощнее.
— Я нанесу визит губернатору Воронову-Во, — объявил он. — В гости лучше всего ходить по утрам. Я раскрою ему, кто я такой. Он будет не так подозрителен и более сговорчив. Мне нужен его астропат, чтобы отправить межзвёздное послание.
— Если бы я был на его месте, то с утра первым делом разозлился бы, — заметил Гримм.
— Тогда радуйся, что ты не на его месте, мой бодрый гуманоид, — сказал Гугол. — Позволь, я тоже пойду с вами, Жак? Когда меня оставляют, дело явно кончается конфузом. Места себе не нахожу. Меня связали и бросили. А навигатор должен… бороздить пространство.
Жак кивнул. На случай, если придётся в спешке покидать Сталинваст, пилот не должен валяться на диване. Фальшивая бодрость стимулятора пошла в кровь и мышцы, очищая голову, изгоняя усталость и остатки сомнений. Жак знал, что в таком состоянии способен судить чересчур праведно и жестоко. Пожалуй, ему понадобится кто-нибудь поироничнее по левую руку, а убийца — по правую.
— Но сперва мы поедим, — велел он, — и поедим как следует!
Покои губернатора предварял вестибюль в виде зубастой пасти чудовища, вытесанной из мраморных глыб. Пасть была настолько просторной, что там легко поместилось бы любое настоящее чудовище из джунглей, кроме разве что самого крупного. Жак даже подумал, не устроено ли устрашающее фойе так, что может захлопываться, как настоящий рот, при помощи скрытых пластальных мускулов, приводящих в движение мраморные глыбы.
Застарелые пятна в коридоре за входом, который напоминал грудную клетку очень длинного кита, намекали, что рёбра эти могут при малейшем подозрении сжаться, пленив, а то расплющив нежеланного гостя.
Внутри вестибюля от гнетущего красного света ломило глаза. Краснота скрадывала все прочие цвета или окрашивала их в фиолетовый и чёрный. Вентиляционные горгульи в виде лесных ящеров с шипением выдыхали воздух, приносящий больше запах мускуса, нежели свежесть. Несмотря на ясность сознания, дарованную стимулятором, Жак чувствовал себя подслеповато и одеревенело.
— Как странно! — распинался мажордом. — Ещё один уважаемый инквизитор вручает нам свои верительные грамоты, не успели мы выпроводить предыдущего!
Толстяк пошевелил раздутыми, в кольцах пальцами. На нём были нейтрализующие очки-«консервы», которые наверняка переводили рубиновый сумрак вестибюля в нормальный спектр. Вензель Вороновых-Во на шёлковом облачении казался чёрным.
— Наш мир только что был зачищен, сэр, чудовищной ценой — и при полной и искренней поддержке его милости. Население прошло выбраковку. В экономике ожидается бум.
— Да-да, массовые расправы — мощный стимул для экономики…
Жак снова выставил ладонь и активировал электронную татуировку внешней инквизиции в виде демонической головы. Стража в чешуйчатой коже и очках-«консервах», охранявшая этот последний из многих пост, напряглась. Обиспал за последние дни явно укрепил авторитет Инквизиции.
— Я хочу лишь воспользоваться услугами вашего астропата.
— А, вам нужно отправить межзвёздное послание? Его милости будет любопытно. Как я понимаю, вы хотите подтвердить, что наш мир полностью очищен?
— Суть послания — это моё дело.
— Наш астропат может обмолвиться о содержимом его милости позже, так почему не огласить его сейчас?
«Вряд ли, — подумал Жак, — ваш астропат сумеет позже обмолвиться о чём-либо вообще…»
Он сомневался, что астропат поймёт послание целиком. Если вообще поймёт. Послание будет изложено инквизиторским шифром: астропат лишь телепатически повторит его, как попугай.
Однако, астропат может запомнить, а какой-нибудь мудрец из свиты губернатора — истолковать суть послания.
По такому случаю, очевидно, что астропат должен скончаться от превратностей своей специальности. Ме’Линди незаметно об этом позаботится. Астропат внезапно окажется одержим — с последствиями, не совместимыми с жизнью.
Астральный телепат в любом случае погибнет, когда наступит экстерминатус. Так что это, считай, убийство из милосердия. Всего лишь пылинка рядом с горой из нескольких миллиардов других смертей…
— Ах, — сказал мажордом, — мне хорошо известно, что жреческая коллегия здесь, в столице, разрушена во время мятежа и их астропата использовать не удастся. Но как насчёт платного астропата?
— Он не так надёжен.
— Однако надёжен в разумных пределах.
— «Разумных пределов» не достаточно. Астропат твоего хозяина наверняка самый лучший на планете?
— О да. Без сомнения. Абсолютно верно. Инквизитору — только самое лучшее. И всё же, жреческие коллегии других городов могут похвастаться несколькими вполне отменными экземплярами…
Которые также погибнут, вместе со множеством добродетельных жрецов. Стоит оно того, если истинная природа гидры так и осталась невыясненной?
Нет, гидра должна быть злом. Только очевидная реакция — вызов команды уничтожения — наверняка ошибка. На миг Жак потешил себя мыслью, что кто-то из тайных магистров секретного ордена дал инструкции Баалу Фиренце отправить Жака на Сталинваст, чтобы испытать его и оценить, достаточно ли высоки его мужество и проницательность, чтобы стать тайным магистром.
Если так, то магистр уже знает о гидре. Но ведь даже подобные силы не станут разбрасываться целой планетой ради проверки одного человека? Может быть, Жак отправит сигнал об экстерминатусе — а его команду уже отменили за много световых лет отсюда? От красного света глаза резало так, точно их уже залило кровью миллиардов.
Жак попробовал найти в фойе хоть одну муху-шпиона — одного из тех крошечных соглядатаев, которые так недавно подчинялись ему самому, пока их не украли. Мрачное освещение и чёрные тени сбивали с толку. Муха могла спрятаться в раскрытой пасти любой из горгулий. Могла подсматривать из глазницы любого черепа рептилии на стенах с драгоценными камнями на кончиках рогов.
Жак не объяснял никому из своих спутников в точности, что собирается делать, и только сейчас до него дошло, что Гуголу может не понравиться гибель собратьев-навигаторов, которых «пожиратель плоти» застигнет на поверхности.
— Значит, — говорил толстяк, — ваше послание определённо не терпит отлагательств…
Помимо того, что собственный астропат губернатора на голову выше остальных, у Жака была ещё одна причина посетить владения лорда Воронова-Во. Он посчитал для себя недостойным обречь планету на гибель, не нанеся сперва визит её правителю.
Точно так же, как убийца не забывает оставить свою визитную карточку…
Да и не хотелось покидать столицу второй раз. Как и не хотелось… Мысль сделала попытку ускользнуть. Он беспощадно выволок её на свет.
Как и не хотелось прибегать к услугам астропата, принадлежащего благочестивому и преданному ордену братства. Которого — и который — он должен будет принести в жертву «пожирателю плоти».
И сюда, ко двору губернатора, он явился из трусости? Малодушно снимая с себя моральные обязательства и прячась за бесцеремонностью вторжения?
— Не препятствуй мне, — велел Жак. — Я требую впустить именем Императора.
«И что же это за имя?» — мелькнула мысль.
Ме’Линди подвинулась ближе к мажордому, хищно шевельнув пальцами. Гугол демонстративно повозился с повязкой, словно подумывая открыть третий глаз — варп-глаз, чей недобрый взгляд может убить, как всем известно, но редко кто рвётся проверить.
— Конечно, вас пропустят к его милости, — забулькал толстяк. — Инквизитор, о да! Хотя сейчас не самое удобное время.
— Если так, то мне не нужно видеть самого губернатора — только его астропата.
— Ах… Видите ли, его милость должен дать своё дозволение.
«Не вижу, — подумал Жак. — В этом красном сумраке — не очень».
Покои губернатора были левиафаном, залитым изнутри всё тем же зловещим красным светом. Снаружи, над тёмным куполом потолка сейчас должен царить солнечный свет. Жак сомневался, что даже самой высокой грозе удалось бы накрыть верхушку Василарёва. Но здесь не было даже намёка на внешний свет.
Теперь до Жака дошло, почему губернатор под открытым небом космопорта носил шлем. Воронов-Во, скорее всего, лучше видел в красной части спектра. И, пожалуй, в инфракрасной тоже. Тепло тел губернатор, должно быть, видел так же хорошо, как самих людей.
Это была мутация, отклонение. Но раз она поразила правящую династию, то никто не смел поднять голос против. Возможно, этому способствовала таинственность семьи.
Чадили курильницы, ещё сильнее омрачая воздух. Чиновники в очках-«консервах» корпели над пультами вдоль нескольких этажей выдающихся внутрь ажурных железных галерей, выслушивая данные и шёпотом раздавая указания. Струнный оркестр завывал, точно под пытками. В клетках мутанты с ненормально большими глазами играли в запутанные игры на трёхмерных досках. Кто они: внебрачные отпрыски клана Вороновых-Во? Выродки кровосмешения? Одарённые советники в вечном заточении?
Жак уловил запашок генетического загрязнения.
Переполненные галереи примыкали к рёбрам левиафана. На уровне пола меж рёбер нижние палаты образовывали глубокие гроты. В центре огромного помещения вычурное мраморное строение в форме ананаса покоилось на блюде из стали. Это блюдо, должно быть, служило платформой, которая поднимала и опускала святая святых губернатора, его передвижную обитель. Наверх: в губернаторский кабинет, вниз: в семейные покои и бункер.
Хорошо хоть, сейчас святая святых была на месте, а не внизу, наглухо закрытая.
Стража в ливреях пропустила мажордома и тех, кого он провожал, внутрь мраморного ананаса. Толстяк громко залепетал елейные извинения. Из тёмной комнаты внутри раздался шлепок. Оттуда с писком выскочила едва одетая девица с глазами вдвое больше обычных человеческих, но её тут же перехватил один из стражников и увёл прочь.
Лорд Воронов-Во вышел следом, босой, поправляя чёрный халат, на котором извивались с виду фиолетовые и почти не различимые драконы.
— Вы наследный властитель целого мира, — говорил Жак через минуту. — В то время как я — посланник властелина всей галактики.
— Лишь некоторых из её частей, — буркнул губернатор.
— Человеческих частей, — Жак с укором уставился в эти глаза мутанта, зрячие лишь в красном свете.
— Верно. Что ж, я нисколько не перечу! Я ведь отдал всю свою верную стражу предыдущему инквизитору, разве не так? Разве не я понёс ужасные потери?
— Скорее для собственного же блага, смею напомнить. В противном случае, через несколько десятков лет генокрады проникли бы уже в вашу собственную семью, заражая и гипнотизируя.
— Я понимаю.
— Сейчас мне нужно только одно: чтобы вы предоставили мне своего лучшего астропата.
При виде этого человека все прежние рациональные рассуждения Жака растаяли как дым. Идя сюда, он на самом деле следовал за нитью психической интуиции: вкрадчивым, неосознанным побуждением навестить губернатора Воронова-Во.
В психическом хозяйстве мироздания наверняка существует компенсация за те поражения, что Жак претерпел от рук человека-арлекина. Кто-то собирался подвести баланс всем его предыдущим несчастьям. За то, что он искренне молился всю ночь напролёт, сейчас некий усик, направленный Богом-Императором, вёл его, словно дух-хранитель.
Чудовищность экстерминатуса, который он собирался устроить, до поры заслонила эту нить интуиции, пусть даже экстерминатус был выбран верно. Жака пронзило радостное возбуждение. Только ли стимулятор был тому причиной? Нет. Он ощутил неуловимое соприкосновение с высшими силами, словно сам стал той картой таро, которую для себя выбрал.
— Хм, — спросил губернатор, — но для чего? Что вы обнаружили?
Воронов-Во, крепкий лысеющий дядька, явно любил жизнь и удовольствия. Но, чтобы править планетой, нужно быть способным на жестокость. Однако его любопытство касательно требований Жака, похоже, происходило из вполне разумного беспокойства, нежели из паранойи, которой так часто заражаются правители. На самом деле, знай губернатор о сути послания, которое намеревался отправить Жак, у него были бы все причины для паранойи.
Следуя за нитью интуиции, Жак ответил непринуждённо:
— Будем надеяться, что после всего оказанного вами преданного сотрудничества инквизитор Обиспал не доложил Империуму о вашей мутации в отрицательном ключе … Я бы точно не стал этого делать.
Да и зачем? И Воронов-Во, и все остальные на этой планете вскоре будут мертвы.
Губернатор вздрогнул:
— Нет, Харк не стал бы. Он дал честное слово.
Так вот в чём загвоздка! Получается, Обиспал фактически шантажировал Воронова-Во, чтобы тот позволил искоренить мятеж необузданным применением силы, которое закончилось всеми этими миллионами смертей.
У Воронова-Во было слабое место: инфракрасное зрение. Ведь Империум мог запросто благочестиво решить, что мутант не может оставаться губернатором.
Его милость искоса глянул на Ме’Линди. Узнал тепловой след убийцы? Вообразил себе, что его уже осудили и вынесли смертный приговор? Вельможи пониже будут только рады занять его место.
— Я тоже даю вам честное слово, — заверил Жак. — Разумный губернатор может делать на своём мире всё, что пожелает, до тех пор, пока исправно платит десятину казной и людьми. Или, в вашем случае, оружием. Пустяковые мутации стоит расценивать как эксцентричность и не более. Просто из любопытства: как давно в вашей семье существует это отличие?
— От моего деда.
— Так пусть доживёт оно до конца мира! Я обещаю. Харк обещал. Полагаю, что и Зефро обещал?
— Карнелиан? Да… Любопытный персонаж… Кажется, он сожалел о неизбежной резне среди моего народа почти так же, как я.
Ха, вот оно — доказательство! Человек-арлекин был целиком соучастником Обиспала. Мог ли Обиспал на самом деле быть преданным Империуму? По всей видимости, едва ли. Наверняка, это и было то доказательство, к которому подталкивал Жака импульс, посланный Императором.
— А теперь: могу ли я без дальнейших проволочек воспользоваться услугами вашего астропата?
— Да. Да, инквизитор.
— Я рад, что вы так лояльны.
«Наградой тебе, — подумал Жак угрюмо, — будет экстерминатус».
Но, как только Жак встретился с астропатом, то понял, что это ещё не конец.
8
Главным астропатом Сталинваста была маленькая, худая, темнокожая женщина. Она была даже не старой — древней. Глубокие морщины изрезали лицо, похожее на сморщенную сливу. Волосы, так ярко отливающие красным, на самом деле были, скорее всего, чисто белыми. После давнишней пытки привязывания души незрячие глаза стали матовыми и спеклись.
Она опиралась на посох высотой с себя и не могла видеть гостей своей убранной мехом комнаты, однако ощущение близости предупредило её.
— Ещё трое пришли, — пропела она. — Один смотрит. Один чует. И одна больше, чем кажется!
На секунду Жак вообразил, что мажордом по ошибке привёл их к провидице. Однако тёмно-пурпурное одеяние старухи при нормальном освещении несло бы некий оттенок зелёного, как положено астропату.
— Я смотрю, — согласился Гугол. — Смотрю в варп, я — навигатор.
«А я, — подумал Жак, — чую. Тогда как Ме’Линди… та, кто вскоре остановит сердце старухи».
Астропат потянулась к покрытому мехом валику — и мех шевельнулся. Открылись горящие глаза. Валик выпустил мелкие острые коготки. Старуха потрепала животное, которое, наверное, было ей другом. Существо казалось одновременно и расслабленно-вальяжным, и диким. Станет ли оно яростно защищать свою хозяйку?
— Что это? — шепнул Жак.
— Это называется «кошка», — ответила Ме’Линди. И ответила на другой, невысказанный, вопрос: — Она будет только наблюдать. Кто знает, что ей понятно? Их поступки обычно эгоцентричны и аутистичны.
— Зачем тебе подобное существо? — спросил Жак старую женщину.
— Чтобы любить, — ответило та холодно. — За всю жизнь их у меня перебывало десятка два, каждой в своё время пришёл срок. Они — моё утешение. — Она показала высохшую руку: — Вот свежие царапины. Их я могу чувствовать.
— Оставь нас! — велел Жак мажордому. Толстяк удалился и задёрнул глухой занавес поперёк зева меховой пещерки астропата.
Ме’Линди извлекла из пояса электролюмен в помощь тусклой красноте единственной светосферы. При нормальном освещении кожа женщины оказалась коричневой, а волосы — и впрямь белыми как снег, в то время как глаза — словно сваренные вкрутую. Мех, которым была убрана пещерка, оказался тигрово-рыжим — как и существо «кошка». От резкого вторжения невиданного доселе света зрачки животного расширились, превратившись в чёрные блестящие камешки, затем сузились в щёлки. Челюсти раздвинулись, обнажая острые мелкие зубы.
Существо, однако, просто зевало. Зевало — оказавшись перед целым новым миром света!
— Твоё имя? — спросил Жак у женщины.
— Люди зовут меня Мома Паршин. Наверное, потому что у меня нет детей, кроме… — она погладила свою «кошку».
— Я инквизитор Драко.
— Инквизитор? Тогда вам, вероятно, известно, сколько из меня выжжено. Я не вижу, не чувствую запахов, не ощущаю никакого вкуса. Я могу только осязать.
Кошка чувственно извернулась, вибрируя. Убить эту женщину, пожалуй, действительно будет для неё благом…
— Мома Паршин, я хочу, чтобы ты отправила послание командованию имперских Губителей из Космодесанта, на орбиту Виндикта-5.
Эта крепость-монастырь — ближайшее гнездо величайших воинов, способное стереть целый мир. Жак уже сжато сформулировал роковой сигнал: «Ego, Draco Ordinis Mallei Inquisitor, per auctoritate Digamma Decimatio Duodecies, ultimum exterminatum planetae Stalinvastae cum extrema celeritate impero». Одной кодовой фразы с тройным «D» уже достаточно для запуска экстерминатуса. Таким образом, миссия Инквизиции, расквартированная в орбитальной крепости, будет извещена. Жак включил фразу «Ordinis Mallei» в целях двойной гарантии: при миссии практически обязательно тайно состоит член его ордоса. Никогда прежде не посылал Жак подобного приказа, никогда. Тяжёлое бремя давило на плечи, словно обесточенный дредноутский комплект боевой брони, словно заточая в тюрьму — и Жак обратился к своему новому просветлению, чтобы, так сказать, восстановить питание в этой броне.
— Слушай внимательно, Мома Паршин, — и Жак зачитал слова. Астропат, может, и не поняла их, но добросовестно повторила.
— Теперь приступай к трансу.
Слепица затрепетала, прорицая варп на многие световые годы, соблюдая правила Адептус Астра Телепатика, нащупывая разум другого астропата, обслуживающего крепость-монастырь у Виндикта-5. Но вдруг замешкалась:
— Инквизитор?
— Что такое, старуха?
— Послание столь громкое…
— Отправь его немедленно!
Немедленно, пока человек-арлекин не успел вмешаться. Где-то среди этих меховых стен могла угнездиться муха-шпион. Где-то рядом мог замереть агент, готовый ворваться сюда с самоубийственным заданием.
— Инквизитор… Я чувствую, как в глубине под городом открываются варп-порталы. Да, и в других городах по всему миру…
— Ты должна отправить послание сию секунду!
Чтобы почувствовать порталы в отдалённых городах, дар у неё должен быть отменным …
— Что входит через эти порталы?
Астропат покачала головой:
— Ничего не входит. Странная… субстанция исходит из нашего мира.
— Уходит? Ты уверена?
— Уверена. Жизнь, которая не совсем жизнь. Творение… Я не могу сказать точно. В ней так мало разумного. Словно её сущность пока ещё пуста. Зародыш… ждущий. Я чувствую, как вся она уходит в эти порталы. Их так много — много небольших порталов. Что происходит?
— Не отправляй послание, Мома! Ни в коем случае не отправляй!
— Не отправлять?
— Обстоятельства изменились. Ме’Линди, здесь с нами где-то муха-шпион…
— Кто вы, инквизитор? — спросила астропат, отходя от транса. — Что происходит?
— Наша гидра ускользает в варп, откуда и пришла, — буркнул Гугол, наполовину отвечая на вопрос старухи. — Больше мы её никогда не увидим, как я полагаю.
— Ты сможешь отследить её варп-зрением, Виталий?
— Я навигатор, а не волшебник. На случай, если ты не заметил, мы в данный момент не в варпе. До зоны прыжка неделя пути.
— Выдающиеся навигаторы могут прозревать варп из нормальной вселенной!
— Да-да-да, Жак. Но гидра не улетает через варп. Она использует порталы, чтобы прыгнуть отсюда прямо… Гримм знает куда.
— Проклятье!
На краткий миг Жак поверил, что добился чего-то, достойного восхищения. Драконовское решение объявить экстерминатус было абсолютно верным, просто образцом решительного мужества и ясности мышления. Карнелиан, шпионя через глаз-экран откуда-то, тотчас начал уводить гидру в варп Хаоса, чтобы спасти её от вымирания. Таким образом, Жак оказался избавлен от последствий вынесенного им приговора. Но теперь у него не было никакой возможности отследить проклятую тварь.
Как быстро действовал Карнелиан! Человек-арлекин наверняка понял, что экстерминатус не прибудет мгновенно. Время для космодесантников, чтобы снарядить и погрузить вирусные бомбы… варп-время против галактического времени… Десять местных дней самое раннее. Было почти похоже, будто Карнелиан надеялся великодушно спасти планету…
— Проклятье, она ускользает…
Старая женщина впала в какой-то полутранс и заговорила созерцательно:
— Если эта… сущность… обладает высшим сознанием, я могу поместить в неё психическую метку — маячок для вас. Правда, только я смогу идти по его следу.
Жак рявкнул:
— Нет у неё сознания! И сейчас она утекает, как помои в раковину!
Громкий вопль ударил по ушам. Ме’Линди загасила электролюмен, а Жак рванул занавес в сторону.
Под сумеречным освещением из-за мраморного ананаса выскочила фигура, облитая светом. Непрошенный гость сам излучал световые — нормальные — волны, словно какой-то ксенос-эльдар, нацепивший голокостюм. Он закрутил пируэт и поклонился.
— Карнелиан! — прошипела Ме’Линди и напряглась.
— Сэр Драко! — крикнула фигура. — Хорошая попытка, но, видно, не достаточно хорошая. Догони и найди! Догони и найди!
Он что, думает, это какая-то детская игра?
— Там никого нет, — предупредила Мома Паршин. — Место, где он говорит, пусто.
Жак понял. Голограмма. Мухи-шпионы, зависшие подле астрального силуэта, должно быть, служили проекторами, сплетая фигуру из нитей света.
Чтобы таким образом обратить вспять принцип работы следящего устройства джокаэро, человек-арлекин должен разбираться в его технологии лучше Жака. Карнелиан наверняка знал особые руны, которые нужно нанести вокруг глаза-экрана, и колдовские литании, которые нужно пропеть, чтобы заставить устройство работать в обе стороны, как и, вероятно, предполагалось изначально…
— Я слушаю! — крикнул Жак. — Я весь внимание!
Неужели Карнелиан наделся, что Жак или Ме’Линди сломя голову бросятся на него или откроют огонь — только, чтобы их лазерные лучи или иглы прошли сквозь фантом безо всякого вреда и попали в случайного свидетеля или в обитель губернатора? Как только до Жака дошло, каким образом Карнелиан осуществил этот фокус, он понял, что ещё не проиграл.
— Мома Паршин, — шепнул он, — поставь свою метку на человека, который посылает эту иллюзию. Его крошечные игрушки здесь рядом связаны с реальным человеком где-то в городе. Прочувствуй эту связь. Поймай его на крючок.
— Да… Да… — пробубнила та сквозь транс.
— Что ты хочешь от меня, Карнелиан? — крикнул Жак, чтобы разговорами задержать иллюзию подольше.
Главное, чтобы стража губернатора не сорвалась и не открыла огонь… Очевидно, что они уже видели Карнелиана прежде, правда, не в столь жутком и бьющем в глаза обличье. Стража опасливо разглядывала фигуру из света, которая возникла словно по волшебству, но в то же время выглядела как настоящая.
— Не спрашивай, что ты можешь сделать для меня, — глумливо откликнулся Карнелиан. — Спроси, что для тебя могу сделать я!
— И что же это может быть?
И вновь у Жака мелькнуло подозрение, что его испытывают, что каждый его поступок внимательно разбирает коварный и изворотливый разум.
— Догони и найди! Если сможешь! — Фигура поднялась в воздух, закружилась, угрожающе выбросила руки, с пальцев с треском сорвались сполохи света — и пропала в тот самый миг, когда охрана губернатора открыла огонь. Рубиновый свет лазеров прошил пространство обители, словно тончайшие нити яркого пламени — тускло светящее нутро печи.
Зря.
Даже больше, чем зря.
С галерей, где зеваки пялились вместо того, чтобы прятаться, раздались вопли. Часть экранов взорвалась. Лазерный огонь прекратился слишком поздно.
— Получилось? — нетерпеливо спросил Жак у астропата.
— О да! Я пометила его так, что он и не заметил. Я смогу следить за ним, а он и не узнает. Вам придётся взять меня с собой, инквизитор Драко. Заберите меня отсюда. Сколько десятилетий я прожила здесь, при дворе, — не сказать словами. Но ни разу не покидала его, разве что только сознанием улетая к далёким звёздам, но никогда по-настоящему не живя где-то в другом месте. Только краткие торговые послания. Полтора века прошло или два? Меня омолаживали… дважды, трижды? Ведь я так ценна. О, глаза мои слепы, но я чувствую всё вокруг — и сыта этим по горло. Еда для меня — что пепел на вкус. Благовония только дурманят, но у них нет аромата. Я могу только осязать. Увезите меня далеко-далеко.
— Если Карнелиан покинет Сталинваст, — прямо ответил Жак, — тогда нам может понадобиться увезти тебя на огромное расстояние.
О да, интуиция, велевшая Жаку нанести визит Воронову-Во, не ошиблась. Она, Мома Паршин, была истинной целью его духа-хранителя — той крошечной частицы могущества Императора, с которой они шли рука об руку.
— Почему мне нужно опасаться отправить ваше послание, инквизитор? Из-за нежных чувств к тюрьме, где вся роскошь для меня лишена вкуса? Из-за привязанности к этому городу или этому миру, где я только страдала?
Она, похоже, докопалась до смысла послания.
— Ах, пусть лучше смерть освободит меня, прежде чем я успею почувствовать, совсем в другом месте! Это будет жестоким, но — утешением.
— Между покоями губернатора и каютой корабля, — ответил Гугол, — ты вряд ли найдёшь такие уж ошеломительные отличия.
— Даже краткий путь до корабля станет для меня великой освобождающей экспедицией.
— Да, нужно немедленно возвращаться на «Торментум», — сказал Жак. — Теперь, когда гидра ушла в варп, Карнелиану больше деваться некуда.
— Ты же старая, Мома Паршин, — с сомнением заметил Гугол.
— Я пойду за вами своими ногами, — пообещала та.
— А твоё животное «кошка»?
— Мин сохранит верность дому, а не мне.
— И ты любишь такое существо?
Старая женщина нырнула обратно в свою мягкую пещерку, чтобы побыть несколько мгновений с животным. Она погладила пушистый загривок, затем подхватила простую перемётную сумку с пожитками, вышитую символами верности.
— Я готова.
— Сейчас самое время, — сообщила Ме’Линди.
С верхних этажей вопили раненые. Пульты сыпали искрами, уже занимаясь огнём. Убитый горем толстый мажордом рвался в палату. Охрана спорила. Лучше отвлечь внимание человек-арлекин просто не мог.
По пути к вокзалу труботранспорта Жак отправил Гримму воксом распоряжение вынести из номера отеля всё, что сможет, расплатиться, если потребуют, и встретить их у «Торментума».
В какой-то момент путешествия дряхлость Момы Паршин взяла своё. Слабой и отрезанной от быстро меняющегося окружения — а, может, ошеломлённой им, — ей потребовалась направляющая рука. Ме’Линди некоторое время практически несла её на руках. Затем старая женщина собралась с силами и зашагала дальше сама, налегая на посох.
Даже по меркам кораблей, способных садиться на поверхность миров, «Торментум Малорум» был исключительно гладким и обтекаемым, чтобы как можно скорее преодолевать атмосферу. Лишь варп-стабилизаторы заметно выступали из корпуса, но и тем была ловко придана форма крыльев.
Внутри судно никоим образом не напоминало берлогу с сокровищами или сераль вольного торговца. «Торментум» был погребальным храмом Повелителя Человечества, мрачным и траурным.
Отделкой внутреннее пространство напоминало чёрные катакомбы. Узкие коридоры соединяли каюты с койками или полками с комнатами-криптами с инструментами или машинами. Стены, потолки и полы были выложены гладким обсидианом и гагатом с вырезанными рунами, сокровенными молитвами и священными текстами. В нишах, каждая — со своей электросвечой, изображения уродливых врагов человечества словно корчились в языках пламени. Эти огни, трепеща, многократно отражались в тёмных, глянцевых поверхностях, отчего стены казались пустотой космоса — обращённой в камень — со звёздами и расплывчатыми мазками туманностей, мерцающими внутри. Немногочисленные иллюминаторы обычно были закрыты ухмыляющимися злобно масками демонов.
Одна переборка представляла собой огромный барельеф, изображающий героический облик Императора, попирающего тело архипредателя Гора. Совсем не похожий на ту иссохшую, но не умирающую фигуру, что сидела в самом сердце своего трона среди леса трубок и проводов. Практически мумию, живой труп, который не может шевельнуть даже пальцем (да и остались ли у него пальцы или хотя бы костяшки пальцев в этой мешанине медицинской аппаратуры?). Однако разум Повелителя по-прежнему достигал дальних далей.
Жак часто молился у барельефа. Весь декор корабля служил укреплением его веры.
Что же касается спутников Жака… Ме’Линди относилась к «Торментуму» с непроницаемым безразличием, а Гримму коридоры и крипты напоминали родные шахты и богатые углём пещеры. Коротышка бродил по кораблю и довольно бубнил, оживляя в памяти героические сражения со свирепыми орками в тесноте подземных цитаделей.
Гугол в полёте то ли общался сам с собой на приглушённых тонах, то ли просто напевал что-то — трудно сказать. Сперва Жак думал, что навигатор болтовнёй или пением пытается поддержать вой двигателей, который иногда сбивался, но теперь догадался, что тот просто перечитывает свои стихи, шлифуя старые и сочиняя новые. «Мрак. Могила. Смерть».
Мома Паршин внимательнейшим образом изучила своё новое окружение. Пусть оно было более ограниченным, но астропат тем не менее объявила его «исполненным пространственными возможностями» — возможностями посетить другие — какие угодно — места Галактики.
Гримм, когда прибыл, отнёсся к старой женщине с шутливым почтением.
— Сто или двести? Не так уж и много! Я вот проживу не меньше трёхсот…
— А ума так и не наберёшься, — мимоходом заметил Гугол.
— Ха. Чем короче тело, тем длиннее жизнь, так я считаю.
— Может, тогда стоит вывести породу людей таких, чтобы жили миллион лет.
— Зелен виноград, Виталий! Ты постарел раньше времени. Это всё из этого твоего варпования.
— Это мой дар, салага. Это не значит, что я умру раньше времени просто потому, что моё лицо несёт отпечаток профессии.
— «Морщины несёт» — вот правильное слово. Ладно, я-то думал, ты хотел удалиться на какой-нибудь астероид, чтобы стать бардом. Когда ты повеселишь нас одним из своих словоизвержений, кстати?
Гугол лениво отмахнулся.
— Ты когда-нибудь сочинял элегии? — неожиданно спросила Мома Паршин. — Погребальные песни? Для похорон?
— Для вас, дорогая леди, — галантно ответил Гугол, — я могу попробовать, хотя это не мой обычный стиль.
— Ха, а для меня? — запротестовал Гримм. — Что я хотел сказать, Виталий — к чему я подвожу кружным путём — что я был бы весьма признателен, иными словами, ну…
Коротышка сорвал с головы фуражку, смял и откашлялся.
— Эпическую балладу о сквате Гримме, который помог сокрушить гидру. На старость. Я научу тебя форме и размеру строф. Понимаешь, если я проживу триста лет, я стану живым предком, а у предка должна быть своя эпопея за пазухой. Если я проживу пятьсот лет… — Он смущённо ухмыльнулся, — то, наверное, стану псайкером. О, Мома Паршин, в этом отношении вы уже стали живым предком. Полагаю, для настоящего человека у вас приличный возраст.
— Приличный? — откликнулась та недоверчиво. — Ты считаешь, что быть псайкером — благословение? Мой дар лишил меня абсолютно всего.
— Эти лишения — тема для вашей элегии? — спросил Гугол.
— О нет. О нет, — Мома Паршин не стала углубляться. — Сколько тебе лет, Гримм?
— О, не больше пятидесяти. Это — стандартных имперских лет.
— А скачешь, как резиновый мячик, — засмеялся Гугол. — Может, тебе и правда нужна эпопея — о простодушии.
— Да, я салага, верно. Умный салага — это тоже верно. Но, — и он глянул по-щенячьи на Ме’Линди, — на сердце у меня бывает тяжело.
Ме’Линди насупилась:
— У меня тоже. Но по другим причинам.
Она сразу избавилась от тряпок чувственной любовницы и сейчас была облачена в облегающую чёрную тунику убийцы.
Жак тоже сбросил щёгольское барахло торговца и надел чёрное облачение с орнаментом и капюшоном, принятое в Ордо Маллеус.
Вместе с Гуголом в эффектно рифлёном корабельном костюме из чёрного шёлка, все трое казались троицей хищных летучих мышей, которые затмевали фальшивый звёздный космос стен, словно густые голодные тени пожирали ночных светлячков.
Мома Паршин погрузилась в полутранс:
— Предупреждаю: человек, называемый Карнелиан, спешит в свой космопорт.
Неделю спустя, в погоне за «Покровами света» — не пытаясь поймать Карнелиана, а только следуя за ним — «Торментум Малорум» вышел в океан Хаоса — варп-пространство.
Только тогда Мома Паршин сообщила Жаку:
— Я всё равно отправила послание.
— Какое послание?
— Твоё послание на Виндикт-5. Я его отправила ещё в Василарёве.
— Верни его! — крикнул Жак. — Отмени!
Незрячая, она улыбнулась слабой и необычной улыбкой: она не видела улыбки, на которую могла равняться, с девичества, и зеркало ей тоже не могло в этом помочь.
— Отсюда, из варпа? Это невозможно.
Говорит она правду? Жак не знал.
— В таком случае, выйдем обратно в нормальное пространство.
— И потеряем след Карнелиана? Пока мы возимся в обычной вселенной, его корабль в варпе уйдёт вперёд — и я его перестану чувствовать.
— Наверняка, ты можешь передать сообщение из варпа.
— Я точно не знаю как, инквизитор. Подобного опыта у меня, в общем-то, в жизни не было. А если меня этому и учили, я давно уже позабыла. Вспомни: большую часть жизни я провела взаперти в покоях губернатора. Я не вкушала радости путешествия среди звёзд. Поэтому, даже если я попытаюсь, эта задача потребует от меня полной концентрации. Я могу легко потерять след.
— Ты лжёшь!
— Пытки, — равнодушно сказала она, — непременно повредят моим способностям.
Жак пожалел, что она упомянула такой вариант. Пытать в варпе, уж кого-кого, а сильного астропата — это чистое безумие. «Торментум», может статься, не настолько крепко защищён от зла: что скорее пробьёт мембрану между реальностью и Хаосом, чем ментальные вопли боли? Чем ещё быстрее привлечь внимание… гиен Хаоса?
Из ложа навигатора тревожно выглянул Гугол. Он коснулся нескольких из амулетов и образков, которые повесил на шею, входя в варп.
— Жак?
— Летим дальше, — с мучением велел Жак.
Время в варпе идёт быстрее, чем в материальной Вселенной, но здесь оно ещё и непостоянно, непредсказуемо. Мома Паршин отправила сигнал экстерминатуса всего неделю назад. Губители могли уже править в сторону прыжковой зоны или уже были там. Войдя в варп, как скоро они прибудут в окрестности Сталинваста?
Жак представил себе, как жрецы эскадры наставляют величайших воинов праведно и почтительно, укрепляя их души для предстоящей операции: страшной, но в то же время почти абстрактной. Насколько сильнее эти воины рвались бы вперёд, если бы предстояло столкнуться с врагом лицом к лицу.
Если правительство Сталинваста догадается о цели прибытия флота смерти, орбитальные мониторы могут какое-то время посопротивляться. День. Пару часов. Армагеддон рано или поздно обрушится на них, проведённый почти с сожалением.
Из миллиона миров что значил один?
И всё-таки он значил. Ибо этот мир был ещё одной потерей для Империума. Гранитный утёс Империума, который зиждется на зыбучих песках злобного Хаоса, не может сносить такие трещины бесконечно. Этот утёс и так побит основательно.
Он может рассыпаться, и вся человеческая культура рухнет, как рухнула однажды в прошлом, но в этот раз она больше не поднимется. Утёс не должен рассыпаться. Иначе демоны, выпущенные Хаосом, восторжествуют.
Да, один мир значил! Ибо Жак хранил в памяти толстого суетливого мажордома и лорда Воронова-Во с его красными, но не кровавыми, глазами, и большеглазую девушку, которая удрала с его кровати, и всех, кто пережил восстание генокрадов, кто печально ждал, что хотя бы теперь продолжит жить после пережитой беды.
Все они должны умереть, все.
Но даже умереть не так, как Оливия должна была умереть много лет назад, служа Императору, а только, чтобы утолить жажду мести одной безумной женщины. Когда придёт время, станет ли слушать Мома Паршин смерть своих собратьев-астропатов Сталинваста?
Жак мог приказать Виталию вывести корабль обратно в нормальное пространство и несомненно сумел бы заставить старуху подчиниться. Но сам. Он не стал бы поручать это дело Ме’Линди.
Но тогда страшный, покрытый тайной заговор может удаться…
— Ты убила планету, — обвинил он её.
— И теперь этой планете нужна элегия, — ответила она. — Наш штатный поэт может воспеть смертельные гниющие джунгли Сталинваста, которых я никогда не видела, и жуткие шрамы, выжженные в этих джунглях ратью орудий, и все эти города-рифы, которых я тоже не видела, кишащие жадными и грязными творцами оружия. Он может воспеть одетых в кожу ящеров дворян, что охотятся только ради трофеев, и оргии в тепловом излучении тел, и мутацию зрения, и одинокую седовласую женщину, у которой от органов чувств остались только рубцы, запертую в покоях губернатора навечно, чей разум достигал звёзд, — и со всех этих звёзд и миров, с которыми она говорила у себя в голове, ни одна дружеская душа не потянулась по ней и не могла даже выразить ничего подобного …
— Хватит! Потом я казню тебя, я обязан тебя казнить.
— Мне, в общем, всё равно.
— О нет, Мома Паршин, о нет. Когда становится поздно, когда близок конец, всем становится не всё равно. Они, может, даже желают смерти, но им по-прежнему не всё равно.
— Пожалуй, — ответила она, — балладу о простодушии стоило сложить про тебя? Я улетела во плоти от этого извращённого двора — сейчас уже на многие световые годы, на световые десятилетия. Каждый пройденный световой год возмещает мне год той жизни, что я потеряла.
— А как же твоя «кошка»? — тихо спросила Ме’Линди.
Из невидящих глаз Момы Паршин выкатилось несколько слезинок.
На несколько минут Жака оглушило чувство абсолютной, парализующей тщетности.
9
Если бы кому-то хватило глупости надеть космическую броню и выбраться через воздушный шлюз, ничего строго говоря зримого он снаружи бы не увидел, не считая того, что прибыло с ним из обычной вселенной.
В царстве варпа не сияли звёзды, ибо звёзд там не существовало, как и не существовало облаков светящегося газа. Не царила там полновластно и тьма, как на дне колодца в чёрную ночь, ибо даже чернота — противоположность света — там отсутствовала.
Но на волнах восприятия, отличных от видимых волн, варп был далеко не пуст. Он был с избытком насыщен виртуальной жизнью. На варп-экране Виталия Гугола отображался радужный, бурлящий суп энергии, в котором то тут, то там прорывались течения — то быстрые, то ленивые, вспучивались язвы вихрей и воронок.
Это была та самая область, что соединяет Империум с тех пор, как корабли научились проскакивать через варп к далёким звёздам за несколько дней — или, самое большее, месяцев, пути вместо того, чтобы тратить на подобные путешествия недосягаемые тысячи лет.
Однако это была и та сфера, где зарождались особые враги Жака. Это было безбрежное царство, где силы Хаоса обретали своё уродливое сознание и цель — анафема для всего настоящего и верного.
Да, стоячие волны варп-штормов оживали, превращаясь в великие силы. Они упивались яростью, похотью, капризами смертных, чьи души возвращались сюда, растворяясь в океане энергии.
Эти насосавшиеся эмоций силы дёргали за ниточки меньших демонов. Воплощения, созданные по образу и подобию извращённой сути этих сил, проникали в душу к податливым псайкерам, алчным, безрассудно амбициозным смертным и предлагали этим простофилям немного власти — играя ими, точно живыми марионетками на неосязаемых ниточках — прежде чем превратить в орудия зла и в конце концов сожрать.
Тем самым дьявольские силы стремились исказить ткань мироздания и разрушить обширную, но крайне хрупкую человеческую империю здравомыслия — здравомыслия, которому приходилось защищать себя с беспощадной жестокостью…
Жак узнал всё это, когда проходил подготовку в резиденции своего ордоса — в этом лабиринте многих тысяч запутанных километров, скрытом под массивной ледяной шапкой в скальном основании южного полярного материка Терры.
— Астрономикан виден ярко и чётко, — доложил Гугол. — Южное склонение восемьдесят два и один, восхождение семнадцать и семь. Значительных варп-штормов не замечено.
Варп-экран был словно чаном, полном бурлящей радужной лягушачьей икры. Через это окно они могли вглядываться в варп, как сквозь одностороннее зеркальное стекло. Ничто из варпа не могло проникнуть внутрь «Торментум Малорум», ибо корабль — этот пузырь реальности — надёжно защищали силовые поля и молитвы.
Конечно, своим варп-глазом Гугол видел гораздо больше, чем тот фрагмент варп-пространства, который отображался на экране, видел ясно до бьющего в глаза маяка самого Императора.
Звездоплаватели в хуже защищённых судах могли слышать царапанье когтей по корпусу, вой бессвязных голосов, похотливые уговоры, яростный гвалт. Если силовая оболочка не выдерживала, внутри судна могли сгуститься из эктоплазмы демоны.
И пусть лучше это были бы сирены Слаанеш, чем гарпии! Тогда, пожалуй, смерть была бы приятнее. Или просто дольше.
Схола Инквизиции была обширным, почти нарочно запутанным лабиринтом из вычурно убранных залов, спален, святилищ, келий, библиотек, скрипториев и апотекариев, темниц, богословских лабораторий, психических гимназий и оружейных арен.
Пламенные и едкие, старые адепты, ушедшие на покой со звёздного полотна, преподавали новичкам внешние секреты ремесла инквизитора, его кругозор и методы работы.
Жак преуспевал в обретении необходимых навыков, хотя уже было ясно, что он никогда не станет ни догматиком, ни пылким практиком искусства усмирения.
— Почему? — спрашивал он, и снова: — Для чего?
Он озвучивал эти вопросы почтительно, благочестиво, но озвучивал.
Однажды наставник сказал Жаку: «Ты у нас на примете».
Жак боялся, что его посчитают за еретика, но изучали его особенно скрупулёзно совсем по другой причине.
— Карнелиан в двух третях от максимальной дальности моего нюха, — сообщила Мома Паршин, убийца планеты.
В хвосте корабля Гримм корпел в тёмной как ночь машинной крипте, под светом электросвечи и переносной лампы отлаживая двигатель, который нёс их сквозь варп. Скват использовал только гаечные ключи и шкалы, с презрением отвергая руны и литании, которые другие техники почитали жизненно необходимыми для обхаживания духа машины.
Жак поджигал в обсидиановой рубке управления палочки благовоний: красный жасмин, мирру и благотрав с Веги. Воздушные горгульи мягко втягивали и выпускали ароматический дым странными завитками, словно делая наброски демонов, которые, возможно, рыщут за обшивкой корабля. Его мысли дрейфовали дальше по времени после послушничества. Годы проносились в памяти точно так же, как световые годы проносились в обычном космосе, когда корабль шёл вперёд.
Жак принял присягу странствующего агента. Он послужил на десятке миров, скрупулёзно и неотступно истребляя заблудших псайкеров и еретиков, усердно, но тем не менее никогда не переусердствуя.
Он готов был изучать любые неувязки, прежде чем, как, увы, чаще всего бывало, отбросить всякие сомнения. Он никогда не казнил ведьм лишь по навету мстительных недругов.
И настал тот день, когда закутанный в мантию старейшина-инквизитор активировал на ладони татуировку, которую Жак не видел никогда прежде, и произнёс слова: «Внутренний орден».
Колесо внутри колеса…
Ме’Линди выполняла некие изометрические боевые упражнения, словно отгоняя гнетущую атмосферу варпа, от которой временами начиналась духовная мигрень — тоскливая боль в душе.
Она изгибалась. Она напрягалась. Сейчас она танцевала — неторопливо. Каждый жест, каждый шаг, каждая деталь положения конечности и пальцев были частью сложного ритуала убийства. На время Ме’Линди стала жрицей собственного культа ассасинов, исполняя смертоносную церемонию, которая лишь внешне казалась изящно-безобидной.
Мома Паршин осторожно внимала. Возможно, её ощущение близости других дополняло — в воображении — эти укороченные движения, превращая их в пряжу смерти. Старая женщина странно, по-своему, улыбалась: её коричневое морщинистое лицо походило на маску под водной рябью.
Виталий Гугол принялся читать сочинённое:
«О, прелестница-смерть.
Вдох украл поцелуй,
что убьёт иль пленит.
Её плоть так страшит,
Что уже не смешно.
Моё сердце болит.
Чарованье ушло.
О, прелестница-смерть…»
Навигатор передёрнул плечами и сосредоточился на имматериуме снаружи, высматривая водовороты. Скоро он принялся напевать, несколько односложно, песнь навигаторов: «Море потерянных душ».
Мома Паршин погладила воздух. Может быть, успокаивала мысленно свою «кошку», когда сверху начали падать вирусные бомбы?
Жак погрузился в воспоминания о следующем годе, когда Баал Фиренце впервые дал о себе знать. Ибо существовали ещё колёса внутри колёс внутри колёс. Инквизиция ни в коей мере не была альфой и омегой борьбы против порчи, как не был и тайный внутренний орден Инквизиции последней инстанцией.
Орден молота, Ордо Маллеус, был основан тысячи лет назад в глубочайшей тайне ещё до того, как раненый Император воссел на трон, поддерживающий жизнь. Один из девизов ордена гласил: «Кто устережёт сторожей?» Ордос предавал казни даже глав Инквизиции, когда эти могущественные фигуры являли признаки отхода от истинной праведности и рачительности.
И всё-таки главной задачей ордена было постигать и уничтожать демонов. Жак узнал поимённо великие сущности Хаоса: Слаанеша похотливого, Кхорна окровавленного, Тзинча изменяющего, Нургла-чумоносца. Он не произносил этих имён всуе. Слишком часто человеческие существа выказывали буквально смертельное влечение к подобным губительным силам и подчиняющимся им демонам. Хотя, так, пожалуй, и должно было быть, ведь эти самые сущности были слеплены из нечестивых страстей когда-то живших душ.
Подготовка в Маллеусе легко затмила тяготы обучения на обычного инквизитора. В завершение леденящей кровь церемонии Жак принял ещё более тайную присягу.
Как можно забыть первого демона, с которым он схватился, имея полное представление о его природе? Зловещая татуировка на бедре увековечила эту победу.
Сейчас под одеждой тело Жака щеголяло целым ковром подобных наколок, но лицо он оставлял чистым из соображений секретности.
Планета Зевс-6 была фермерским миром.
Крестьяне возделывали землю и пасли овец. Они думали, что звёзды — это дырки в одеяле, которое сказочный Император накидывает на небо каждую ночь. Вытянутым кулаком можно закрыть солнце, которое так палит днём. Но как яростно испепелял бы целый небосвод такого света! Он ведь явно существовал, раз от горизонта до горизонта его капли просачивались в прорехи одеяла Императора.
Крестьяне приносили своих увечных детей в жертву небесному держателю одеяла. Пусть эта умилостивительная жертва не приведёт к штопке дыр, но по крайней мере убережёт от новых.
В этом невежественном захолустье обосновалась хорошо вооружённая небольшая колония, назвавшая себя «Хранители края одеяла».
Мнимые проповедники принялись заявлять, что глупые крестьяне подходят к вопросу не с той стороны, жертвуя увечных детей. Увечных! Вот почему ночное одеяло зияет прорехами. Отныне крестьяне должны отдавать Хранителям в дань более взрослых и здоровых сыновей и дочерей, кто имеет хоть какую-то претензию на миловидность. Родителей, что возражали, порвали на куски как еретиков. За двадцать лет новый культ укрепился, его храмом стал купольный город Хранителей, возведённый над устьем пещер.
В последней битве Жак с ротой Серых Рыцарей пробились сквозь ряды свирепых культистов, где у каждого была какая-нибудь отметина Хаоса: щупальце, жало, отростки вместо волос, присоски, когти; пробились к колдуну шабаша, который засел в глубине пещер, где юные пленники жалко скулили в клетках.
Колдун оказался расплывшимся рогатым гермафродитом, закутанным в желтушно-зелёную кожу. Влажные половые отверстия выступали из его-её обвисшего брюха. Его-её длинный мускулистый язык мелькал в воздухе, словно помогая видеть его-её крошечным заплывшим глазкам. Явно у языка были и другие предназначения.
Воздух пах едким мускусом. Драгоценные камни на концах сталактитов сияли с потолка пещеры, словно множество маленьких ламп. Колдун тоже сиял. Его-её нечестивое тело светилось, словно фосфорное, словно горя изнутри так, будто его-её плоть была окном для похотливого сияния откуда-то извне.
Колдун когда-то был человеком; сейчас он-она стал отражением варп-облика демона, который овладел им и дал новую форму.
Он-она атаковал, проецируя непристойный бред пьянящей блудливой похоти. Даже защищённые психическими капюшонами, Серые Рыцари пошатнулись. Несмотря на всю свою психическую подготовку, Жак почувствовал, как его скрутило внутри. Отвратные миазмы застили глаза.
Выстрелы шли в «молоко» или отражались обратно в стрелков — казалось, будто колдун вертит напавшими, как марионетками, заставляя сражаться между собой.
Два Серых Рыцаря погибли. Но Жак воздел щит из своего истерзанного целомудрия и выстрелил верно из пси-пушки и болтгана.
Несколько секунд колдун оставался прежним — и Жак почти отчаялся. Затем чудовищное зелёное тело лопнуло, словно бурдюк с нечистотами, заляпав стены пещеры и клетки со съёжившимися юными пленниками — в последний раз он-она оставил на них свою отметину.
Фосфоресцирующее зелёным изображение колдуна Жак теперь носил на коже бедра.
Впрочем, другие демоны, с которыми ему довелось столкнуться впоследствии, оказались ещё менее симпатичными.
— Гидра — не демон, — бормотал он под нос. — Однако, как она может явиться из варпа и не быть на поводке у Губительных Сил?
Демонологические лаборатории Ордо Маллеус — их теоретическая палата — просто обязаны узнать об этой необычной и новой сущности. Жак молил Императора, чтобы человек-арлекин привёл к ней.
Гугол сбросил ход, почти остановив «Торментум». Корабль дрейфовал в море потерянных душ, пока обитатели этого пузыря реальности таращились на то, что показывал варпоскоп.
Из усыпанной блёстками радужной бездны величаво вздымался космический скиталец — невольник случайных течений варпа, и туда-то и пришвартовался «Покрова света», скользнув в один из зияющих входов.
Скиталец был не одним покинутым судном. Скиталец был скоплением множества кораблей и не только. Это был титанический конгломерат, сооружённый безумными людьми и даже безумными ксеносами. Этому скитальцу могло быть тысяч десять лет, настолько ободранными, рябыми и древними выглядели некоторые его части.
Изначально это было одно судно, которое сбилось с пути или потеряло возможность использовать варп-стабилизаторы — и больше не смогло прыгнуть обратно в нормальное пространство.
Может быть, у них погиб навигатор; может быть, его разум разрушило вторжение демона. Может быть, варп-шторм разбил корабль и сломал стабилизаторы, когда защитные руны на них не справились.
Уцелевшие наверняка пытались выжить всеми правдами и неправдами, погружаясь в отчаяние и безумие, а их потомки — если таковые были — мутировали до состояния варп-обезьян.
За тысячи лет другие остовы и разбитые суда прилипали к первому — целиком или частично — или врезались в него, занимая место в огромном скоплении, протянувшемся на несколько километров вширь и вглубь.
Многие из этих дальних судов никогда не садились на поверхность миров. Из скитальца торчали зубчатые башни и контрфорсные шпили, словно здесь столкнулось множество причудливых летающих замков.
Вся эта масса вдобавок напоминала какого-то многосоставного мегакита из металла, в котором раковая опухоль пустила ростки метастаз. Торчали крестовины экзотических антенн. Повсюду щетинились зубастые горгульи, словно извергая в варп содержимое своих желудков. Разбитые балюстрады свисали с витражных галерей. Выпирали густо украшенные стабилизаторы и лапы. Один причал для челноков был утыкан статуями карлов, другой выложен рунами. Орудийные башни спеклись в морды оскаленных волков и свирепых ящеров. Зиял портал: растянутый в злой улыбке ярко-красный пластальной рот, усеянный чёрными как смоль зубами, покрытыми золотым письмом. Портал этот словно то ли глотал, то ли изрыгал толстого, бесконечного червя…
Скиталец обвивали бесцветные кольца гидры, похожие на гигантскую гирлянду выпущенных кишок. Блестящие щупальца копошились в люках и трещинах. Отростки лениво колыхались в течениях варпа, словно водоросли в ручье. Некоторые куски — огромные раздутые куски — твари вяло пульсировали, напоминая вынутые органы.
Другие гигантские части существа плавали почти отдельно, словно огромные сгустки слюны на блестящих нитях. Скиталец был невероятно огромным, но гидра, пожалуй, была ещё больше.
Жак возблагодарил Повелителя Человечества за безопасное прибытие.
Стоило ли благодарить и Мому Паршин?
— Можешь подвести нас ближе? — спросил Жак у Гугола. — Но так, чтобы держаться подальше от гидры?
— Вопрос в том, будет ли она держаться подальше от нас, Жак.
— Это мы узнаем. Я вижу свободное место. В верхней части по правому борту, видишь?
Так и есть. Сжавшие в объятиях и ощупывающие многосоставный скиталец студенистые отростки не закрывали все возможные входы.
Пока навигатор тихонько подгонял «Торментум Малорум» ближе к указанному месту, используя только рулевые двигатели, у Жака сквозь жутковатое чувство, которое породили скиталец и сам варп, просочилось необычное ощущение безопасности. Подстраивая свои психические чувства, он попытался проанализировать это ощущение, пока наконец почти уверился, откуда оно происходит.
Вновь «Торментум» завис почти неподвижно относительно избитого и мятого бока скитальца. Зияла сотня метров пустоты, которая не была пустотой, отделяя корабль от рваной дыры достаточно большой, чтобы принять нескольких бронированных десантников-терминаторов в ряд. Вот бы их сюда!
Гугол задёргался:
— Если подойдём ближе, малейшая варп-волна столкнёт нас…
— Тогда хватит, — ответил Жак. — Мы можем преодолеть оставшееся расстояние в силовых костюмах.
Навигатор побледнел:
— То есть, оставим корабль… здесь?
Скват тут же застучал зубами:
— Э-э-э, босс, ты с-случаем не предла-ла-лагаешь прогуляться по варпу?
— Но это же безумный риск! — запротестовал Гугол. — В варпе где угодно может материализоваться что угодно. Что — я даже называть пытаться не буду!
— Мы будем в безопасности, — успокоил их Жак. — Я уловил мощное поле демонической защиты, идущее от скитальца. Оно растекается шире. Мы в его пределах. Демонское отродье здесь проявиться не сможет. Мы можем выйти из-под защиты «Торментума» практически абсолютно спокойно.
Гримм помялся, откашлялся и промямлил:
— Что он говорит… Ты ведь, гм, не просто так говоришь, чтобы, гм, уломать нас пойти?
— Damnatio! — выругался Жак. — За какого дурака ты меня держишь?
— Ладно-ладно, я верю вам, господин. Мы будем защищены.
Факт того, что скиталец закрыт от вторжения демонов, пробудил у Жака любопытство и одновременно успокоил. Ибо в таком случае как демоны или зло могут связаться с гидрой?
— Отлично, — сказал Гугол, — я снимаю своё возражение, которое как варп-пилот был вынужден озвучить. — Он деланно вздохнул. — Как я предполагаю, пилот обязан остаться с кораблём, — Он глянул в сторону Момы Паршин: — Впрочем, у меня нет ни малейшего желания оставаться с ней. Я могу убить взглядом, но, это очевидно, только не слепую. Она ненадёжна, она хитра. Я бы не стал доверять ей даже за семью замками.
О да, Гугола как-то оставили благополучно в запертой комнате — где его и поймали врасплох.
— Ха! — воскликнул Гримм. — Так ты решил пропустить нашу маленькую экскурсию, а, Виталий? Приятно знать. Конечно, как такой рыцарь, как ты, может даже помыслить выстрелить в эту… пародию на живого предка. Если понадобится, конечно, если понадобится.
— Я действительно с глубокой неприязнью отношусь к стрельбе из какого бы то ни было оружия на борту корабля, который пилотирую, — высокомерно отрезал навигатор.
— Мы что, должны тащить её на себе? — вопросил коротышка. — Правда? Пока будем пробиваться сквозь кольца гидры? Ерунда какая-то.
— Совершенно верно, ты остаёшься на «Торментуме», Виталий, — подтвердил Жак. — Что же касается нашего астропата…
Логика подсказывала, что Жак должен казнить её прямо сейчас — и совершенно справедливо — за убийство мира, за вредительство Империуму. Однако, может статься, что Сталинваст ещё жив, и «Торментум Малорум» сможет покинуть варп вовремя, чтобы он успел заставить старуху дать сигнал и спасти положение. Но даже при этом она заслужила смерти за попытку измены.
Пока же они стояли и по сути обсуждали, целесообразно ли убить Мому Паршин. Астропат слушала, приоткрыв рот в своей странной улыбке и невесть что думая. Могут ли подобные дебаты внушить верность к спутникам?
Впрочем, какую верность? Очевидно, что Мома Паршин была верно разве только своей далёкой «кошке», которую сама же обрекла на смерть.
— Я почувствовала, когда открылись варп-порталы, — заметила она в сторону Жака. — Значит, твоя гидра как минимум частично принадлежит варпу, разве не так?
Мома Паршин не молила сохранить себе жизнь. Она просто напомнила Жаку, что может приносить пользу дальше.
— Кроме того, — добавила она, — я предполагаю, что тебе нужно знать в точности, где в этой огромной массе находится Карнелиан?
Если бы только Жак мог чувствовать физическое присутствие обычного человека на расстоянии, как это делали некоторые псайкеры. Светлячок психического духа, сияющий на ночном покрывале мироздания — да, такой он мог найти по большому счёту. Но, пытаясь приложить это умение, он натолкнулся на туман демонической защиты, которая скрывала любого внутри скитальца.
— Ты уверена, что по-прежнему можешь чётко его зафиксировать, астропат? — требовательно спросил он.
Мома Паршин незряче уставилась на Жака и ответила:
— О, да. Я хорошо умею прослушивать пространства варпа, очень хорошо. Но я не ищу его. Я слушаю эхо своего маячка.
— Астропат идёт с нами, — объявил Жак. Вот бы посоветоваться с таро! Но это может предупредить Карнелиана. А Жаку крайне хотелось поймать этого человека врасплох.
Подала голос Ме’Линди:
— Внутри скитальца мы всё время будем носить силовую космоброню? Тогда это снимает проблему мышечной атрофии Паршин.
О нет, Ме’Линди ни за что не станет называть астропата мамой.
— Ха! Дать безумной силу тигрицы?
— Я полагаю, ты можешь подкрутить ей скафандр так, чтобы любой из нас мог её отключить в случае чего?
— Да без проблем, леди.
— Так я и думала! Я бы и сама легко справилась.
— Думаешь, чтобы придумать такое, нужен настоящий гений, а? О чёрт, прости. Беру свои слова обратно. Дайте мне десять минут вставить ограничитель в скафандр Виталия.
— В мой? — возмутился навигатор.
— А то в чей? Или она принесла в сумочке свой, уменьшив с помощью магии?
— Она никогда в жизни не надевала подобное снаряжение.
— Ты хочешь от неё избавиться, но не хочешь, чтобы она надевала твой скафандр…
— Да, не хочу! Она может осквернить его психически. Повредить защитные руны.
Гримм насмешливо хрюкнул:
— Наш инквизитор может после очистить его, окропить и освятить заново.
Скват явно не особо верил во все эти технотеологические процедуры, действенность которых была абсолютно очевидной для Жака и большинства здравомыслящих людей. И тем не менее коротышке явно каким-то образом удавалось выходить сухим из воды. Неосвящённый, он наверняка не выживет в варпе!
— Я благословлю всю броню заблаговременно, — поклялся Жак. — И трижды перед тем, как мы отправимся в короткий заплыв по морю душ! Я наложу на них печати и освящу. Ты, Мома Паршин, мироубийца, отведёшь нас к Карнелиану. Мы застанем его врасплох, набросим сеть и выбьем из него признания.
Жак подумал прихватить складной экскруциатор, который носил с собой всякий уважающий себя инквизитор, дабы выпытывать сведения у несговорчивых. Но не в его стиле было часто пользоваться таким инструментом. Пусть устройство это законно, но Жак питал к нему стойкое отвращение. Временами ему казалось, что всхлипы боли и мучительные стоны эхом разносятся на целую Галактику.
Вскоре Жак и Ме’Линди самостоятельно облачались в прочную силовую броню, Гримм — в свой вариант поменьше, а Гугол с презрением помогал Моме Паршин влезть в его скафандр, кривясь так, будто засовывал в мешок экскременты.
Набедренники на ноги… защёлкнуть на поясной обвязке. Раструбы поножей на голени; магнитные ботинки примкнуть к поножам…
— Benedico omnes armaturas, — нараспев читал Жак. — Benedico digitabula et brachiales, cataphractes atque pectorales.
Через минуту все принялись проверять работу датчиков, регуляторы температуры, очистители воздуха…
10
Словно четыре чёрных жука, украшенные защитными рунами, мерцающими красными значками и чехлами с оружием, Жак, Ме’Линди и маленький Гримм с Момой Паршин на прицепе влетели в пещеру разгромленного трюма. Они старались хранить радиомолчание.
Мусор, копившийся веками, бесцельно плавал вокруг: странные шишковатые черепа каких-то гуманоидов, напоминающие изъеденные кратерами спутники неправильной формы, древний, наполовину оплавленный плазмаган, разбитые ящики, клетка с выгнутыми прутьями, за которыми всё ещё томился мертвец в пятнистом трико. Судя по жёлтой волне шелковистых волос, это была женщина, чья давно открытая всем невзгодам кожа приобрела вид фиолетовой замши.
Лучи фонарей гуляли по внутреннему пространству трюма. Вокруг метались тени. Казалось, труп в клетке шевелится, будто ища способа выбраться. В отдалении вырастали угрюмые призраки-великаны. Но всё это были только иллюзии.
У Жака на скафандре крепились психосиловой жезл, силовой топор и псипушка. Психосиловой жезл, чем-то напоминающий литую чёрную флейту с вкраплениями загадочных схем, хранил запас психической энергии для подпитки ментальных атак псайкера. Все такие жезлы, попавшие в руки Империуму, из которых особого упоминания заслуживал схрон, найденный в ледяных пещерах Карша-13, смастерили неведомые пришельцы. Неприступный для всякого вмешательства, жезл не требовал, да и не давал возможности, никакого ремонта, и потому, пожалуй, был самым непритязательным с виду из всего арсенала Жака. Зато рукоятка силового топора, наоборот, была вся усеяна выдавленными вычурными значками, яблоком на ней служил бронзовый череп орка, а сложные печати чистоты украшали силовой модуль, к которому подходил кабель, напоминающий драгоценную змею из самоцветов. Псипушку также украшали добавочные рёбра и лепные фланцы, разрисованные эзотерическими символами, изгоняющими нечистую силу.
Жак обратил внимание Ме’Линди на показания биосканера в филигранной, усыпанной гагатами рамке. Клякса зелёного света указывала на психическое биение жизни в недрах скитальца. Однако след почти забивали эманации гидры, которая тоже была живой.
Очажок жизни никуда явно не двигался, хотя было видно, что прибор пытается отделить друг от друга несколько откликов, а не только показывает одного Карнелиана.
Жак вопросительно поднял руку и растопырил пальцы в перчатке раз… потом два.
Ме’Линди в ответ дала понять, что впереди находится, возможно, ещё десяток живых. Может, больше.
Жак увеличил чувствительность датчика, но экран заполнился помехами. Слишком сильная интерференция от гидры. К досаде инквизитора, чувствительный прибор не выдержал и сдох, словно ночной цветок, увядший под слишком ярким светом. Жак пробормотал заклинание, но душа машины сгинула и оживать не желала.
С того самого момента, когда они проникли в скиталец, Жак не переставал чувствовать защиту от демонов. С одной стороны, это успокаивало: демонское отродье не сможет увидеть их и проявиться здесь, но с другой стороны подобные предосторожности снова разожгли в нём любопытство.
Жак всей душой не любил космические скитальцы. Каждый знал, что зловещие пластальные остовы давали пристанище выводкам генокрадов, дрейфуя веками, а то и тысячелетиями, пока случайный всплеск варпа не исторгал покинутое судно в реальное пространство поблизости от какого-нибудь разнеженного мирка.
Или в них могли скрываться пиратствующие вырожденцы, превратившиеся в тварей Хаоса.
Верноподданные Империума всегда боялись скитальцев. Имперские торговцы, пересекающие варп, спасались бегством при одном только виде покинутого судна. Космодесантников честь обязывала высаживаться на скитальцы, чтобы вычистить любую угрозу, которую тот мог представлять, и забрать все ценные и загадочные фрагменты древних технологий прежних тысячелетий, которые могли таиться среди развалин, словно жемчуг в смертельно опасной ракушке.
Слишком часто подобные высадки заканчивались полной катастрофой.
Однако, где лучше всего прятать сердце некоей коварной паутины интриг, как не в таком мегасудне, затерянном на безбрежных просторах варпа, которого сторонится любой здравомыслящий путешественник?
Четыре незваных гостя плыли по трюму. Полдюжины разных коридоров манили чёрными устьями, расходясь в разных направлениях. Из двух высовывались щупальца гидры: тучные, словно намыленные канаты, лениво колыхающиеся.
Мома Паршин указала на третий — пустой — проход. Направление перекликалось с предыдущими пеленгами на зелёную кляксу жизненного сигнала.
Если бы не психические маячок, они бы точно заблудились в лабиринте недр того, что было не одним кораблём, а множеством, причём некоторые сами по себе были невероятно огромными.
Они пересекали закопчённые залы, настолько забитые давно мёртвой аппаратурой, что сами превратились в лабиринт. Они опускались в бездонные шахты лифтов, взбирались по идущим под безумными углами коридорам, где фризы изображали забытые битвы между невероятными кораблями в форме бабочек с крыльями из радужной энергии. Попадались стены, изрезанные так, словно их драли когтями. Попадались стены, на которых светились руны.
Фонари высвечивали граффити давно умерших людей: молитвы, проклятия, непристойности, угрозы — и то, что могло быть посланиями на чужацкой письменности, а могло быть и каллиграфией безумства. В одном месте залежи обглоданных костей, вяленых конечностей и усохших голов говорили о людоедстве.
Наконец, работающий шлюз впустил их в ту часть скитальца, где сохранились пригодный для дыхания воздух и тепло.
«Сохранились? Э, нет, — подумал Жак. — Где воздух и тепло были восстановлены».
Он поднял маску и осторожно вдохнул. Кислорода хватает, небольшая добавка озона — и след сладкого, приторного запаха пачули, возможно, прыснутого, чтобы забить дух горящих углей, как при обжиге чего-то.
Остальные последовали его примеру, Гримм помог Моме Паршин поднять маску.
— Он совсем близко, — глухо заметила астропат.
Сквозь пластхрустальный иллюминатор они взирали на необъятный задымлённый ангар, который тут и там освещали редкие светополосы. В ангаре стоял пришвартованный магнитными фалами корабль Карнелиана. Вместе с шестёркой других звёздных крейсеров. Один в форме земной акулы, второй в виде раздери-рыбы, третий похож на жало скорпиона. Жак тщетно пытался разглядеть в окуляры опознавательные знаки, метки или названия. Все положенные руны безопасности, конечно, на месте. Во всё остальном, насколько видно, суда были анонимными, их принадлежность тщательно скрыта. Сервиторы — полулюди-полумашины — мотались туда-сюда, бродили, как пауки, по обшивке кораблей на присосках. Дымка в ангаре осталась от выхлопных газов после швартовки.
Корабль-акула напомнил Жаку…
С треском ожил громкоговоритель.
«Добро пожаловать, Жак Драко! — голос принадлежал Карнелиану: наполовину весёлый, наполовину безумный. — Поздравляю! Ты оправдал все наши надежды».
— Чьи «ваши»? — крикнул Жак в ответ и живо захлопнул маску на случай газовой атаки. Ме’Линди и Гримм последовали его примеру, а Ме’Линди вдобавок опустила маску слепицы.
Жак вытянул силовой топор. Убийца и недолюд предпочли вооружиться лазпистолетами. В условиях невесомости любой неразорвавшийся болт или другой метательный снаряд будет долго и непредсказуемо рикошетить в замкнутом пространстве скитальца.
«Все объяснения будут сделаны! — объявил голос, теперь через аудиоприёмники скафандров. — Сперва вы должны оставить броню и оружие. Особенно твоя убийца должна избавиться от всех своих попрятанных игрушек. Кроме себя самой, разумеется! Она — самая забавная игрушка!» — голос хихикнул. — «Пошевеливайтесь. За вами следят».
Жак включил магнетику ботинок, чтобы была опора, если будет драка. Гримму и Ме’Линди не требовалось лишних слов, чтобы сделать то же самое.
«А, вы приросли к месту!» — издевательски произнёс голос.
Мома Паршин по-прежнему вслепую парила возле пластхрустального окна. Жак махнул всем двигаться вперёд и оторвал от пола ботинок.
В ту же секунду воздуховоды-горгульи впереди исторгли сперва пальцы, а потом целые руки серого студня, крест-накрест переплетая коридор. За спиной у маленького отряда такие же щупальца блокировали путь к отступлению.
Жак активировал силовой топор и двинулся вперёд. Ме’Линди с Гриммом прикрывали с боков, шинкуя из лазеров преградившие дорогу щупальца.
Отсечённые куски корчились и таяли. Круглые капли поднимались в воздух. Но в коридор лезли всё новые щупальца — теперь уже из каждой горгульи. Вещество, из которого состояла гидра, самостоятельно восстанавливалось, срасталось, слеплялось заново и твердело, не успевал Жак рубить, а его спутники — стрелять.
Сила помощнее магнитной сковала Жаку ноги. Пол был по щиколотку, а скоро — и по колено, залит клейкой расплавленной и разрубленной гидрой, которая норовила застыть, точно клей. Жак вырвал один ботинок, но его тут же сковало снова.
Довольно скоро весь коридор до краёв наполнило вещество гидры. Давление на броню росло, и хотя она могла выдержать гораздо больше, Жак едва мог двинуться — даже дав полную мощность. Он прикладывал такие усилия, что замигали красные значки.
Чтобы не тратить понапрасну ресурсы костюма, Жак расслабился. Силовой топор, зажатый в латной перчатке, продолжал резать небольшую зону впереди, но, хоть убей, Жак не смог бы протиснуться в то пространство, которое разжижало поле топора, как не мог пошевелить им ни вправо, ни влево, так крепко гидра стиснула руку.
Всё, что он мог видеть, это густой серый студень, залепивший маску. Он ощутил такую мучительную беспомощность. Его перехитрили. Парализовали. Пусть ещё ничто не коснулось его самого, но он был словно кусок мяса, застывший в самом крутом холодце.
Как и весь отряд.
— Прекратите огонь, если можете, — велел Жак по радио своим невидимым спутникам. — Мы только сами себе навредим.
Когда он попытался ослабить нажатие на управление топора, студень явно не возражал. Он размяк, но, как только выключился топор, снова затвердел.
Теперь Жак почувствовал, как пальцы перчатки развела какая-то сила — и забрала топор. Вскоре после этого внизу живота похолодело: кто-то отсоединял защёлки костюма.
Эти холодные прикосновения были прикосновениями стали! Жак догадался, что какой-то сервитор снимает с него броню и всё видимое оружие. Роботизированное существо действовало внутри вещества гидры и при её явном содействии.
Вспомнив о том, как в таких же обстоятельствах надругались над Ме’Линди, Жак побоялся за рассудок ассасина, как только с неё снимут психический капюшон. Но затаил надежду, что у неё останется при себе какое-то оружие, спрятанное, к примеру, в пустом зубе.
Когда с Жака сняли шлем, вещество гидры не прилило к лицу, чтобы не задушить его.
— Ты меня слышишь? — крикнул Жак.
Всего в каких-то сантиметрах от его глаз и рта, гидра затуманилась и впитала его голос так, будто он кричал под водой.
Однако вскоре клейкая сущность убралась подальше от головы, позволив увидеть, как она проталкивается порциями обратно в вентиляцию. Двигаться Жак по-прежнему не мог. Дюжие, грозные сервиторы держали всех четверых, не давая шелохнуться.
Эти машины были жуткой пародией на человека, их металлические кожухи и кромки были сварены так, что роботы казались скульптурами, созданными из слепленных вместе костей с вкраплениями плоских гримасничающих черепов. Каждый сервитор щеголял парой зловещих стальных щупалец и клешнёй, похожей на крабью. Сенсоры на лицах были расположены так, чтобы напоминать оскаленные демонические маски с клыками.
Наконец, оставляя бесформенные лужицы, прилипшие к полу и стенам, гидра ушла.
«Скольких хлопот мы могли бы все избежать, — заметил голос Карнелиана. — А сейчас, дорогие гости, пора веселиться!»
Пугающие сервиторы заскользили на магнитных ногах по коридору, неся пленников так, словно те ничего не весили. Скафандры и оружие остались валяться там, где их сняли. Хоть не раздели догола. Лишь Гримм взял на себя труд повырываться и побрыкаться.
Под куполом аудитории, куда их принесли, вокруг подковы инфостолов сидело два-три десятка закутанных фигур. Облачены они были в чёрный или алый бархат поверх нательной брони, и все сидящие за столами носили идентичные удлинённые маски.
Тридцать пародий на Императора взирали на пленников сквозь цветные линзы, ибо маски повторяли усохшие черты Повелителя Человечества вместе с частью трубок и проводов, которые поддерживали жизнь в неумирающем мертвеце.
Только веселящийся Карнелиан явил своё настоящее, шкодливое лицо. Он носил костюм арлекина с чёрными точками на белом фоне слева и белыми на чёрном — справа. Белела высокая оборка воротника. Чёрный короткий плащ взметнулся, когда Карнелиан оборотился к пленникам. Золотые магнитные туфли с острыми носками блеснули жемчугом. На голове сидел позолоченный трёхрогий колпак. Каким опасным и коварным франтом был этот человек.
— Именем Императора, — объявил Жак. — вы, все, кто насмехается над Ним…
— Молчи! — пророкотал голос. — Мы суть Император. Мы исполняем Его волю.
— Прячась здесь, в варпе? Манипулируя существом, принадлежащим варпу?
Один из притворных Императоров неожиданно поднял маску. Эта трёххвостая рыжая борода! Эти кустистые брови! Жака словно ударило:
— Харк Обиспал!
Ну конечно: корабль-акула…
Беспощадный инквизитор взревел от хохота, среди белых зубов сверкнули стальные.
— Привлечение внимания тоже может быть маской, Жак Драко! Наглый вид может отвлекать от истинной цели. Хотя нельзя отрицать: Сталинваст нужно было очистить от паразитов! Ах, эти удобные генокрады…
Взгляд Обиспала переместился к Ме’Линди, и Харк нахмурился, словно последний кусочек головоломки, что занимала его, встал на место, но картинка инквизитору не понравилась.
Знали ли сообщники Обиспала, что сорвиголова-инквизитор присутствовал сейчас здесь, в аудитории, только благодаря ассасину Жака, которая утащила его в безопасное место? Жак улыбнулся невозмутимой Ме’Линди, вознеся хвалу за её своевременное вмешательство на той галерее в Василарёве.
— Слушай меня, простой инквизитор, — сказал он. — Повинуйся мне. Ибо я из Маллеус.
Обиспал ухмыльнулся:
— Это мне прекрасно известно. Кто ещё стал бы совать нос в мои дела?
Жак развил успех, пусть и слабый:
— Хорошо, что это был я, иначе ты бы сейчас валялся разорванный на куски генокрадами, так ведь?
Несколько фигур под масками шевельнулись. Одна спросила:
— Это правда?
Даже Карнелиан выказал изумление.
— Вполне, — уступил Обиспал. — Хотя на том этапе моя смерть уже нисколько не повлияла бы на результат. В какой-то момент я потерял бдительность. За Императора всегда рискуешь жизнью, да славится имя Его.
Тон его был снисходительным, и Жаку пришлось отдать должное гибкости Обиспала большей, чем он ожидал.
— И всё же, — прошипела другая маска, — было бы обидно потерять столь отважного партнёра в предприятии нашем и Его Величества. Поиск подходящих кандидатов — дело деликатное. Что приводит нас к тебе, Жак Драко…
Подальше вокруг подковы голос, который поразил Жака своей знакомостью, спросил:
— Драко, в чём более всего нуждается Галактика?
Жак ответил, не раздумывая:
— В контроле.
— Тогда позволь поведать тебе о надеждах Императора нашего на, пожалуй, самую полную форму контроля… — Хозяин голоса стянул свою маску.
Жак снова опешил. Ибо человеком, воззрившимся на него одним живым глазом и линзой в глазнице второго, среброволосым человеком со шрамом, рассекающим подбородок надвое, к которому были пришиты рубины так, что давно зажившая рана, казалось, по-прежнему сверкала каплями крови, был никто иной, как Баал Фиренце.
— Проктор! — Жак попытался собрать хоть толику уважения. — Вы послали меня на Сталинваст…
— И ты оказался гораздо сообразительнее, чем я даже ожидал, — Фиренце кивнул на спутников Жака: — Дай нам поговорить без лишних свидетелей, Зефро.
Карнелиан извлёк на свет нуль-колпаки и натянул их на голову Гримму и Моме Паршин. Молниеносно, словно язык ящерицы, он клюнул Ме’Линди в краешек лба, прежде чем погрузить её тоже в безмолвие и слепоту.
— Как ты знаешь, Драко, — продолжил проктор, — есть внешний орден Инквизиции и есть внутренний. А ещё есть Ордо Маллеус — со своими тайными магистрами. В рядах этих тайных магистров существует секретный, самый внутренний совет, основанный в последние столетия самим Императором и отвечающий ни перед кем, кроме Него, — и это его заседание. Эта секретнейшая группа — имперский орден Гидры. Его главный инструмент, конечно же, сама гидра. Его долгосрочная цель — ничто иное, как полный контроль над разумом всех людей в Галактике.
И проктор Фиренце приступил к изложению плана, который собрал здесь, на скитальце, клику тайных магистров.
Было это час назад? Жак никак не мог прийти в себя от грандиозности и гнусности предприятия.
Около двух десятков заговорщиков к тому моменту уже сняли маски, как бы являя добрые намерения. В лицо Жак никого из них не знал, разве что лица эти были изменены хирургическим путём. Впрочем, Жак не мог даже сказать, люди ли это, хотя явных отметин Хаоса на них не замечалось. Этих лиц он не забудет.
Восемь оставшихся фигур сохраняли инкогнито. Облачённые в алое, это были верховные магистры Гидры. Жак отметил психическую мощь высочайшего уровня, но при этом не пятнышка демонического загрязнения. Вне всяких сомнений, здесь заправляли только люди.
Обиспал был членом этого совершенно особого ордоса. Как теперь и Жак, уже принёсший присягу. Он проговорил свои клятвы отрешённо, как во сне. Одна из клятв обязывала больше никогда не возвращаться на Терру, больше никогда не входить ни в штаб-квартиру Инквизиции, ни даже в более укромный бастион Ордо Маллеус.
В обмен Жак получил от Карнелиана новое электротату на правую щёку. Рисунок изображал извивающегося осьминога, обхватившего человеческую голову. Те из присутствующих, кто сбросил маску, активировали точно такие же татуировки, затем усилием воли заставили рисунок снова исчезнуть.
То есть, оказалось, что неуловимый Зефро Карнелиан — доверенный агент Ордо Гидра. Вовсе не враг, а союзник в величайшем, самом благочестивом, хотя, возможно, и самом гнусном из планов.
Теперь в распоряжении Жака находились порции гидры, упакованные в адамантиевый стазис-чемодан с кодовыми замками. Когда в будущем он станет вынимать свёрнутые отростки, чтобы засеять подбрюшье миров, на которых побывает, то — как его заверили — гидра восстановит себя, не взирая на стазис, поскольку Хаос, который служит основой мироздания, незримо соединяет гидру в одно целое, не важно, насколько далеко разбросаны её части.
— Больше вопросов не имею, — наконец заявил Жак совету.
— Тогда освободите его полезных единиц, — распорядился Фиренце.
Ме’Линди, Гримм, Мома Паршин — единицы, просто чёрточки, крошечные циферки на безбрежном просторе Империума и на огромной незримой схеме заговорщиков. А сам Жак — тоже просто единица или на самом деле поднят до творцов судьбы?
Даже с учётом омоложения казалось крайне сомнительным, что хоть один из присутствующих доживёт до того, чтобы увидеть — «насладиться» тут казалось абсолютно неподходящим словом — плоды замысла с гидрой. Если только те восемь верховных магистров в масках так уверены в своих приспешниках, что попробуют слетать в соседнюю галактику и обратно — на каком-нибудь невероятном мегакорабле — чтобы ускорить время! Или решат поместить себя в стазис на долгие века? Если только осмелятся устраниться от неторопливого претворения плана, но разве их острый ум больше не понадобится?
Стало быть, проект и в самом деле альтруистичный и бескорыстный, без личной заинтересованности тех, кто на данный момент вовлечён в него. Это и в самом деле долгосрочный проект по спасению человечества — спасению посредством абсолютного порабощения.
Карнелиан снял колпаки со спутников Жака, вернув им свет и звук.
Удерживаемые в невесомости сервиторами без доступа ко всякой информации, все трое подверглись сенсорной депривации на целый час. Гримм пустил слюни, как маленький. На лице Ме’Линди блуждала кроткая блаженная улыбка, которая тут же исчезла, едва ассасин взяла себя в руки. Мома Паршин вскрикнула, ощутив, как окружающее вновь нахлынуло на неё, как уколы иголок, когда в онемевшую конечность возвращается чувствительность. Впервые в жизни, наверное, астропат оказалась слепой не только визуально, но и психически — изолированной полностью.
— Это великолепно, что ты долетел сюда, Жак, — восторгался Зефро Карнелиан, сворачивая нуль-колпаки. — Не хочу подвергнуть себя позору, как ты опозорил нашего друга Харка до того, как мы все стали коллегами…
Обиспал захохотал, правда в смехе слышались кислые нотки.
— …но всё же: не мог бы ты уточнить, как ты сумел отличиться и найти нас? Чисто для протокола?
Как будто человек-арлекин не догадался?
— Чисто для протокола, — откликнулся Жак, — я следил через астропата. У тебя в голове маячок.
— А, а, ну конечно. А когда ты его вставил?
— Не переживай, он рассосётся через пару дней.
— Когда точно ты его вставил?
Разве он не знал? Разве не сам Карнелиан практически привёл сюда Жака?
— Ладно. Когда ты транслировал свою издевательскую голограмму в палатах Воронова-Во через мух-шпионов, которых ты у меня украл.
— Ах! Сам волк, а попался на зубок! Сам шпион, а попался на глазок! Это, должно быть, случилось как раз после того, как ты решил всё-таки не объявлять экстерминатус… Пожалуй, именно твоё решение с экстерминатусом утвердило во мне уважение к твоим способностям мыслить в крупных масштабах, Жак. Будь я проклят, если мы не думали, что ты просто вызовешь Космодесант и распространишь нашу гидру ещё немножко! Однако нет, ты мыслил по-крупному. И это превосходно. Нам нужны крупные мыслители в Ордо Гидра, Жак. Так что, раз никто не пострадал, то никто не в обиде!
— Разве что кроме всех жителей Сталинваста, — ядовито заметил Жак.
Карнелиан остолбенел.
— Ты ведь не отправил послание об экстерминатусе, Жак. Как только гидра стала уходить, ты передумал.
Жак кивнул в сторону астропата:
— Она всё равно его отправила. По собственной воле.
Пару кратких мгновений лицо Карнелиана напоминало лицо полиморфинового оборотня на ускоренной перемотке, проходящее через абсурдно быстрые трансформации. Всего пару кратких мгновений, а затем он рассмеялся.
Карнелиан смеясь повернулся к Моме Паршин. Продолжая смеяться, он вынул из-за пояса лазпистолет и выстрелил ей в глаз, мгновенно сварив слепому астропату мозг.
11
— О нет, как можно терпеть астропата, который сует маячки людям в головы? В особенности учитывая какого калибра люди здесь собрались. Ни секунды, ни грамма, ни капли нельзя. Одним словом, вообще.
Так Корнелиан без проволочек объяснил, зачем застрелил старуху.
Получив обратно космоброню и оружие, Жак с Ме'Линди и Гриммом под конвоем тех же свирепых сервиторов снова прошли сквозь жуткий и зловещий лабиринт космического скитальца. Гримм буксировал невесомый скафандр навигатора, ныне осиротевший, а Жак направлял адамантиевый короб. Автоматы оставили их у трюма, где плавали в невесомости чужацкие черепа.
Реактивные струи доставили троицу к "Торментум малорум", где те натолкнулись на недоверие засевшего внутри навигатора.
— Давай, открывай! — велел Гримм. — Ты запер шлюз.
— Ага, — донёсся по радио голос Гугола, — а вы скажете, что внутри скафандров те же самые три человека…
— Это что, — поинтересовался Жак, — приступ варп-психоза? Это же мы развязали тебя тогда в изумрудном люксе, забыл?
— Ага, только если вы мои враги, то вам это известно. Потому что сами меня и связали.
— Виталий, если не откроешь, — сообщила Ме'Линди, — то прелестница-смерть украдёт твой вдох, её плоть устрашит, твоё сердце заболит и всё остальное, что там дальше было.
Могут ли радиоволны вспыхнуть от стыда?
— Ах да, верно, — раздался голос Гугола, и замок шлюза провернулся.
Теперь, когда они благополучно вернулись на корабль, за вычетом астропата, но с прибавлением в виде опечатанного стазис-контейнера, объяснение человека-арлекина, убившего Мому Паршин, уже не устраивало Жака.
— У тебя не сложилось впечатления, — спросил он у Ме'Линди, — что Карнелиан какую-то долю секунды вычислял: если мы прыгнем обратно в нормальное пространство, есть ли ещё надежда спасти Сталинваст?
— Ха, ну теперь-то его уже не спасти, — встрял Гримм. — Он застрелил наше средство сообщения. В этом была его задумка?
— По моим впечатлениям, — медленно проговорила Ме'Линди, — он, видимо, пришёл к выводу, что никакой надежды для Сталинваста уже нет. Что мы в любом случае опоздаем.
По голосу чувствовалось, что она по-прежнему испытывает омерзение при упоминании человека-арлекина, однако считает себя обязанной выражаться точно.
Жак согласился:
— По-моему, от такой вести он на миг потерял контроль над собой от ярости и скорби. Убийство целого мира, мне кажется, не оставило его равнодушным.
— Вполне понятно, — отозвался скват, — если он рассчитывал устроить на Сталинвасте песочницу для своей треклятой гидры.
— Нет, тут было что-то поглубже. Он свершил… справедливое возмездие, по-настоящему справедливое, над Момой Паршин. На краткий миг он стал миллиардом людей, искавших хоть какой-то расплаты за свою напрасную гибель.
Так выходило, что Ордо Гидра в самом деле организация, искренне заботящаяся о людях. Безжалостная и тоталитарная — да, из необходимости, однако в дальней перспективе — несущая пользу всему роду человеческому. Правда, для этого ей придётся забить в кандалы разум людей и держать крепко, как никогда прежде.
Увы, для подобной трактовки Баал Фиренце слишком легкомысленно отнёсся к открытию, что Сталинваст в самом деле спущен в унитаз истории. Вместе со Сталинвастом погибли все оставшиеся улики вскармливания гидры, а Жаку придётся придумать неслабую ложь, чтобы оправдать свой приказ, буде появится официальный запрос. Который может не появиться… лет двадцать, а то и больше (В галактике миллион миров!). Жак будет благоразумно держаться подальше от Земли до конца своих дней и преданно служить Ордо Гидра. Сделай он так — как поклялся — и его проктор, конечно же, шлёпнет свою печать на уничтожении Сталинваста…
— Что творилось, пока мы сидели под колпаком, господин? — поинтересовался скват. — И что в ящике?
— Что в ящике — совершенно секретно, — отрезал Жак.
— Да я просто подумал, что там что вкусное. Маринованные языки гроксов, к примеру. Прощальный подарок, так сказать.
— А, может, там новая дыба, побольше да пострашней, а, коротышка? — огрызнулся Жак.
— Увы, инквизитор. Я уже подходящего для себя размера.
— Вот и не лезь.
— Куда мы его повезём? — спросил Гугол.
— Виталий, не забивай голову. Ящик я уберу под замок. Забудьте о нём. А куда дальше? Очевидно, к какому-то миру, требующему пристального внимания.
Заперев контейнер в чуланчике рядом, Жак лежал в полумраке своей спальной ячейки и вспоминал всё, что узнал у тайного совета.
Заговорщики создали гидру в результате долгих исследований в тайных теологических лабораториях, расположенных на ледяной окраине какой-то бесплодной солнечной системы, не занятой ни Империумом, ни ксеносами.
Направляемые строгой мудростью и предвидением Императора, они проводили опыты с материей Хаоса над рабами, навсегда обездвиженными в питательных баках, и заключёнными.
Плодом их опытов стала полиморфная сущность, против которой обычное оружие бесполезно.
Но материальное проявление гидры — это лишь верхушка айсберга. Созрев, каждая гидра — часть одной и той же гидры — психически выпускает споры, которые заражают разумы людей по всей планете, в то время как все материальные следы гидры улетучиваются. Психические споры могут дремать внутри человеческого разума в течение несчётных поколений, передаваясь от родителей к детям.
— Наша цель, — объяснял Баал Фиренце, — рассеять гидру по бесчисленным человеческим мирам. На подавляющем большинстве. На всех. По нашим ожиданиям, пока созревает, каждая гидра сумеет избежать обнаружения либо будет замечена лишь отребьем, которое никто из властей слушать не будет. Напрасные ожидания, понятно! Однако пусть её заметят, пусть! Nihil obstat, как говорится. Программы искоренения, предпринятые губернаторами планет и обычными инквизиторами, с виду принесут успех, однако на деле только увеличат размах и последующее влияние гидры. Даже люди Маллеуса, не причастные к нашей тайне, своим рвением будут только разносить гидру, а впоследствии не сумеют ни обосновать, ни осознать случившееся.
— Всяким рвением, кроме экстерминатуса, — напомнил Жак.
— Согласен. Если на планете не останется ничего живого, да — нечего будет и контролировать. Но я гарантирую, что подобных случаев экстерминатуса будет немного. Доли процента.
Ключевое слово — «контроль». Гидра будет повиноваться мыслям своих создателей. В конечном итоге споры пропитают всё человечество, на которое гидру и нацеливали изначально. Однажды повелители Ордо Гидра активируют эти психические споры. Споры проклюнутся: крошечные гидры в головах у триллионов людей — и все незримо связаны через посредство варпа.
После чего эти повелители — самопровозглашённые служители Императора — почти в один миг получат контроль над всем людским родом в Галактике.
Жак уже был свидетелем, а Ме’Линди — жертвой того, как с помощью гидры можно насильно влиять на центры удовольствия в мозгу. Равно как и на центры боли.
— В избранных случаях, — откровенничал Фиренце, — всё человеческое население Галактики будет принуждено действовать, как единый могущественный разум. Чья совокупная психическая мощь будет достаточно велика, чтобы уничтожить все чуждые формы жизни и очистить варп от сущностей зла. Если Астрономикан нашего Императора — это маяк, сияющий сквозь варп, то этот новый единый разум будет огнемётом.
Небольшая клика станет управлять разумом всех людей отныне и навсегда. Иметь возможность крутить ими, направлять, наполнять экстазом или подвергать мучениям. Но главное — нацеливать их коллективно туда, куда изберёт клика.
— Это, — сказал в заключение проктор, — станет наследием и величайшим достижением Императора. Тебе несомненно известно, что Он слабеет — точно так же, как и Империум слабеет, медленно и по частицам, но тем не менее — слабеет. Его Величество оставит после себя существо космических масштабов, которым сможет оперировать группа абсолютно преданных делу руководителей.
— И тогда: прощайте, демоны, когда мы одновременно выпустим психический потенциал всех людей. Прощайте, силы варпа.
— Прощайте, злобные генокрады и лукавые эльдар. Прощайте, злобные грабители орки. Прощайте, полчища тиранидов, подобные саранче, и все прочие ксеносы вместе со своей издевательской, нечеловечьей ересью.
— Но, более всего, прощайте, всяческие излишества Хаоса, кои наконец отчистит и укротит мультиразум людской!
Действительно, грандиозное и жуткое видение! А Жак будет распространять гидру дальше и больше. На размышляющего в спальной ячейке инквизитора напали сомнения.
Если попытаться вернуться на Терру, нарушив клятвы, то, Жак сильно подозревал, ему никогда не дадут добраться до родного мира. За ним наверняка будут наблюдать несколько лет, чтобы убедиться в его преданности.
Но, всё-таки, где гарантии, что это действительно Император — зачинатель проекта с гидрой? Проекта настолько секретного, что большинство тайных магистров Ордо Маллеус о нём не ведают ни сном, ни духом! Как мог Бог-Император одобрить подобный план, если раса людей должна достичь той судьбы, о которой Он мечтал? Той судьбы окончательной свободы и свершения? Или гидра в какой-то момент самопроизвольно отомрёт? Или Император… отчаялся в своей мечте?
В таком случае, основы всего прогнили наскозь.
Император, как все предполагали — бессмертный, лишь цепляется за жизнь, благодаря своим несокрушимым и мученическим силе воли и мужеству. Внешне могущественные силы Его Империума растянуты, словно тонкие пряди огромной галактической паутины, ячейки которой по сути не заняты никем. Пряди паутины на удивление крепки, но они могут лопнуть. Когда лопнет слишком много, вся паутина схлопнется в липкую бесформенную массу.
Мог ли объектом атаки управляемого массового мозга человечества оказаться сам Император? Больной паук в центре своей паутины? Чтобы таким образом оставить потомков заговорщиков во главе Империума?
Как узнать наверняка?
Те отвратительные сервиторы, что удерживали троицу — и астропата — сильно напоминали Жаку виденные им изображения легионеров-предателей, грязных отступников — порождение несостоявшихся убийц Императора много веков назад, которые ныне таились в одной страшной, искажённой области Галактики…
Створка отъехала в сторону.
Ме’Линди молча проскользнула в ячейку и закрыла за собой дверь. Очерченный тусклым светом, её силуэт показался настолько угрожающим, что рука Жака невольно сомкнулась на игольнике под подушкой.
— Прошу прощения, инквизитор, — пробормотала убийца. Ближе она не подходила. Вне всяких сомнений, об оружии под подушкой она знала.
— Ты чья-то другая личность? — спросил Жак. — Карнелиан заставил тебя сменить сторону? Сделал тебя своей?
— Нет… Только твоей. И моей собственной. И Императора.
— Зачем же ты пришла?
— Тебе нужно утешение, Жак. Тебе нужно сбросить груз с плеч. Мне нужен экзорцизм другого рода, чтобы освободиться от того, что он сделал со мной. Сидя под колпаком, я грезила о том, как этого добиться. Убить его теперь нельзя, так? Я должна относиться к нему, как к… союзнику?
— Верно. И ты желаешь знать почему. В точности знать.
— Нет, мне не нужно знать почему. Я твой инструмент. Ты — командир смерти, я — её орудие.
Она подобралась ближе и протянула руку, на пальцах которой не было оружия… хотя убить она могла и одними пальцами. Ме’Линди коснулась его и задержала руку.
— Утешение, Жак. Для тебя, для меня. Тебя мучат невыносимые противоречия.
У Жака забилось сердце.
— Тогда нужно избавиться от противоречий. Истинный путь — только путь Императора. Мы должны помолиться.
— Помолиться, чтобы узреть, который истинный путь — истинно истинный? Если позволишь, у меня есть идея получше. Разве я не ношу маску твоей любовницы… вольный торговец? Остальные ничего не узнают. А если и догадаются, что ж, Гримм только крякнет «Ха!», а Виталий сложит поэму одиночеству. А в душе будет рад, что его страсть наконец можно официально назвать безнадежной и больше не надо кидаться без оглядки в бой за меня, где можно нечаянно и умереть.
— Ты стоишь на пике решений, Жак. Но не владеешь… перспективой, чтобы увидеть, в какую сторону спрыгнуть. Я предлагаю другую перспективу, нежели молитва.
Она указала на скиталец, повисший снаружи от «Торментум Малорум».
— Твои новые хозяева не ждут, что ты примешь эту перспективу. Они ждут, что ты заткнёшь пробкой свои внутренние сомнения, в чём бы они ни были. И задушишь их в себе. Они ждут, что тебя поведёт праведность. Но побудь немного со мной неправедным. И обрети свой свет.
Замедленно Ме’Линди принялась снимать свою облегающую чёрную тунику и тем стала более видимой. Вскоре она двигалась по его татуировкам, а он — по её шрамам.
Лёжа рядом с ней, вознесённый на небеса, но ещё живой, Жак думал о том, как прежде отказывал себе в подобном экстазе.
О, нет! Скорее долгие годы он отказывал себе в банальности, как бы не веря в возможность подобного физического выхода за пределы обыденности. Тело убийцы воистину было прекрасно натренировано. Наверное, она умела насытить наслаждением так же легко, как утопить в мучительной боли. И его экстаз вскоре стал её экстазом, электрохимическим горючим, которое вспыхнуло внутри, выжигая всю грязь того прежнего фальшивого исступления, насильно разожжённого человеком-арлекином.
— Ме’Линди…
— Это случится только в этот раз, — пробормотала она.
— Да, я понимаю. — Он знал это. — Забравшись на самую высокую вершину, кто станет стремиться к подножию?
— Я знаю, что вижу со своей вершины, Жак. Я вижу снова себя: леди-смерть. Я очищена от скверны.
— Которой Карнелиан заразил тебя… Зачем он это сделал? Зачем он использовал наслаждение как оружие?
Со своей высокой вершины, в состоянии возвышенного изменённого сознания, что видел сам Жак?
— Возможно, Карнелиан передал тебе — и, соответственно, мне — два послания в одном. Во-первых, что, если может, то охотнее дарит радость, нежели боль. Вот почему он убил Мому Паршин: от полнейшего неприятия её горького мщения.
— А во-вторых?
— Во-вторых, что пользователи гидры могут полностью контролировать разум человека. Послание, которое ты получила в Кефалове, могло быть не хвастовством, а предупреждением. Ме’Линди, я должен доверить тебе то, что узнал у совета.
Когда Жак закончил рассказ о проекте гидры, она сказала:
— Зефро Карнелиан, должно быть, двойной агент. Он работает на Ордо Гидра, но также незаметно и против них. То, что он проделал со мной… Чтобы показать нам, насколько всеобщей задумана тирания, чтобы я — чтобы мы — прониклись к ней отвращением. Но зачем делать такое, если ты тайно не работаешь против? Если мы правы, ему тоже не понравилось уничтожение Сталинваста, пусть он даже помогал Обиспалу выкормить гидру, которая обошлась в миллионы жизней.
— Так кого же ещё он представляет?
— Жак, те тайные магистры — люди?
Жак кивнул.
— Однако, они могут подчиняться каким-то ещё тайным хозяевам, которые могут уж не столько быть людьми. Воистину, Вселенная — клубок лжи, обмана и ловушек.
— Карнелиан показал извращённое влечение и к тебе тоже, Жак. Он обратил на себя внимание нарочно, чтобы просто вовлечь тебя в этот новый ордос — или же надеялся, что ты сумеешь вскрыть нарыв заговора и ему не придётся раскрывать своё участие? А между тем притворяется, что верно помогает им всё это время, просто чтобы не терять с ними контакт?
— Я не знаю… Те сервиторы: они выглядели как некоторые доспехи, что носят легионеры-предатели, извращённые Хаосом. Таких автоматов почти можно отправлять эмиссарами — или курьерами — в сам Глаз Ужаса… А где на самом деле была рождена гидра? Где? В какой-то огромной потайной лаборатории на орбите самого дальнего шара из промёрзшего камня в какой-то не нанесённой на карты системе? Предполагалось, что я поверю в эту историю?
— Глаз Ужаса, Жак? — Поёжилась ли Ме’Линди рядом с ним? Вообще, ужаснула ли её перспектива того, что он раскрыл? Жак погладил её снова, пока ещё мог.
Глаз Ужаса… Эта огромная пылевая туманность скрывала в себе десятки адских солнечных систем, которые не видели звёзд, а лишь радужную рябь аврор в вечном танце.
Легионы тех, кто предал Императора во времена восстания Гора, сбежали в Глаз и впоследствии гнусно мутировали. Ибо Глаз был областью, где реальное пространство и варп пересекались, сплетаясь в кошмарных искажениях.
Где ещё можно измыслить и сотворить существо из смеси материи и имматериума, как не внутри Глаза?
Могла клика быть заговором против Императора и против всего человечества, который готовили обитатели Глаза, эти извращённые заклятые враги Империума?
Не тайным замыслом со стороны Императора, но кинжалом, нацеленным ему в сердце? И в сердца всех людей?
— Для нас отправиться в Глаз Ужаса — всё равно, что призвать почти верную смерть, — задумчиво сказал Жак. — В первую очередь, от рук заговорщиков. Даже более того, от рук извращённых тварей, что благоденствуют внутри Глаза.
Ме’Линди сжала его руку:
— Нет, Жак, не нужно думать об этом так. Не призвать смерть. Это путь глупцов и неудачников, которые бросаются навстречу гибели, потому что в душе отчаялись и хотят умереть. И тогда рок принимает их зов.
— Лучше думай, что я леди-смерть, а ты — повелитель смерти! Глаз Ужаса призывает смерть в собственный дом. Он призывает нас, как воззвал бы к божественной силе, что стоит превыше него.
— Да, чтобы богохульствовать против неё рьяно и жестоко и поглотить, если сумеет, — Жак вздохнул. — Мы можем просто сбежать.
Он озвучил желание, которое, как он боялся, могло только навлечь презрение Ме’Линди — так скоро после того, как она почтила и освятила его своим телом. Однако, это нужно было сказать. Побег — возможный путь, а он не должен обходить вниманием ни один из вариантов.
— Мы могли бы попробовать исчезнуть из поля зрения на каком-нибудь далёком мире. Мы могли бы переметнуться к какой-нибудь чужой цивилизации, которая способна понять гидру. Мы могли бы поискать убежища на эльдарском мире-корабле.
— Вполне, — согласилась она. — Эльдар будут рады узнать об оружии, которое однажды может быть направлено против них.
— Задолго до того, как гидру можно будет активировать, мы скончаем дни свои среди чужаков или на каком-нибудь диком пограничном мире. А что, Галактика так огромна, что в последнем случае я могу продолжать выдавать себя — и вести себя — как инквизитор, хотя на самом деле стану отступником…
При этих словах перед мысленным взором Жака этот путь закрылся, словно зрачок, сжавшийся в чёрную точку. Вот почему нужно было озвучить этот малодушный вариант: чтобы увидеть, как тот исчезает.
Другой, громадный и тошнотворный, глаз вызывающе пялился на него: сияющая туманность, где пространство и не-пространство переплетались.
— Нет, мы должны отправиться в Глаз и провести расследование, — пробормотал Жак.
И, если они уцелеют, что ж, тогда придётся лететь на Землю, чтобы просить наставления.
Это предприятие тоже будет чревато невероятным риском. Ибо доверять им некому. Кроме самих себя.
— Жак…
— М-м?
— Прежде чем пуститься в странствие меж людей, поражённых болезнями, будет мудро отыскать прививку от их болезней. Прежде чем пойти к чужеземцам, будет разумно спрятать своё обличье. В руках Карнелиана я была уязвима для гидры…
— Что ты предлагаешь?
Она рассказала — и Жака едва не стошнило.
Адамантиевый ящик разинул свою пасть, блестящие витки неподвижно лежали внутри.
Ме’Линди ввела себе полиморфин. Сейчас она повторяла напевные заклинания на языке, которого Жак никогда не слышал прежде.
Она разминалась и дышала спазматически, словно чтобы сбить естественные ритмы тела.
Жак бормотал молитвы:
— Imperator, age. Imperator, eia. Servae tuae defensor…
МеЛинди вынула из ящика небольшой отросток, который, покинув стазис-поле, зашевелился. После чего убийца впилась зубами в плоть, которая не была плотью.
Она торопливо рвала и глотала, не жуя, куски жуткой, отвратительной трапезы. Губы, которые ещё так недавно блуждали по телу Жака, теперь всасывали склизкую упругую массу гидры с такой же жадностью.
Как она могла есть это, не выворачиваясь наизнанку? Силой своих челюстей, клинками своих зубов!
— Это ерунда, — невнятно проговорила Ме’Линди, заметив выражение на лице Жака. — Меня с младенчества приучили к джунглевым слизнякам. Наши матери выдавливают их. Протеины и соки брызжут ребёнку в рот. Он сосёт, пока от слизняка не останется только шкурка…
Закончив отвратную трапезу, она села, скрестив ноги, и сосредоточенно нахмурилась. В этот раз она не изменяла своё тело силой воли. Методами, которых Жак не понимал, она изучала, изменяла и обезвреживала всасывающееся содержимое желудка, делая себя невосприимчивой к нему посредством полиморфина.
После долгого времени убийца рыгнула несколько раз, затем сказала:
— Возможно, теперь я стала более стойкой. Карнелиан больше не сыграет со мной свой фокус. Никогда.
Жак с удивлением уставился внутрь ящика. Там, где лежал съеденный отросток, словно из ниоткуда сгущался полупрозрачный туман, как будто гидра уже восполняла себя. Имматериуму законы стазиса не указ. Сущность оставалась инертной внутри ящика, однако по-прежнему могла восстанавливать забранное.
— Как ты полагаешь, Карнелиан с заговорщиками тоже могли употребить эту страшную пищу? Ты чувствуешь, что можешь теперь контролировать — заставлять слушаться — гидру сама? Как это делал Карнелиан?
Ме’Линди ушла в себя, затем покачала головой.
— Я не псайкер. Для меня иммунитета достаточно. Может, если бы…
— Если бы я тоже поел?
— Нет, не думаю, что тебе следует это делать. Тебя не учили пользоваться полиморфином. Ты никогда не изменял свою плоть. Это тяжёлая наука. Мы понятия не имеем, какими ритуалами мог пользоваться Карнелиан, если он и в самом деле переварил кусок этот штуки.
Жак до глубины души был рад, что никогда не проходил подготовку в храме ассасинов Каллидус.
— Может быть, позже я узнаю как. А пока давай будить остальных. Не станем откладывать отлёт в долгий ящик. Мы летим в Глаз. И… спасибо тебе, Ме’Линди.
— С моим удовольствием, Жак. В прямом смысле.
12
Между Глазом и областью реального пространства, соответствующей месту, где дрейфовал в варпе скиталец, лежало пять тысяч световых лет. Пятнадцать дней варп-времени, как оказалось.
Тем временем в реальной вселенной прошло, наверное, года два.
От Сталинваста давно уже остался обгорелый труп: его джунгли целиком сгноил «пожиратель жизни», а потом кремировал горючий газ, лишь пластальные скелеты пустых городов торчали над безжизненными пустошами, словно мёртвые рифы среди пересохшего моря. От многих городов, скорее всего, остались переплетённые и оплавленные руины, когда на всей планете вспыхнул горючий газ. В ныне отравленной атмосфере не осталось ни атома кислорода — он тоже весь выгорел.
Жак скорбел о Сталинвасте и видел в снах его холокост.
Когда «Торментум Малорум» подлетел ближе к Глазу, волнение в варпе усилилось, кидая корабль из стороны в сторону. Гугол вёл судно в мрачной сосредоточенности, избегая вихрей, которые могли отнести корабль в сторону не на один световой год, и водоворотов, которые могли поймать их в бесконечную петлю Мёбиуса, где они померли бы с голода, и даже кости их обратились в прах.
Временами маяк Астрономикана пропадал из виду. Временами дрожащие узлы материи варпа смазывали сигнал Императора в не-пространстве так, что определить его настоящее положение становилось затруднительно.
У Гугола саднил третий глаз. Гримм нараспев повторял имена предков, находя в этом спасательный трос к более надёжному внешнему космосу вдалеке от Глаза. Ме’Линди испытывала наплывы тошноты, с которыми боролась посредством медитации. Жак ощущал первые укусы концентрированного Хаоса, Хаоса, перемешанного с реальностью, Хаоса со злобным умыслом. Истово молясь, он изгонял эти укусы.
Наконец, когда они вошли в пределы Глаза, Астрономикан полностью пропал из сознания Гугола. Но тот уже зацепился за тень дюжины звёздных систем, что прятались внутри огромного пылевого облака — за отпечатки массы и энергии этих солнц на изменчивом, бурлящем полотне варпа. Сплясав пальцами на пульте управления, навигатор наколдовал схематичную голограмму этих образов.
Жак сравнил отпечатки с голокартой из записей ордоса, хранящихся в мозгу корабля. Инквизиция периодически отправляла сквозь туманность защищённые экранами нуль-корабли, утыканные датчиками, и корабли-зонды с опытными псайкерами, которые тайно наблюдали за безумием тех, кто гнездился на проклятых мирах внутри Глаза. Но даже самые преданные и превосходно подготовленные псайкеры могли сломаться под напором демонических образов. Эти корабли подстерегали засады легионеров-предателей. Суда гибли и от природных опасностей. Тем не менее некоторые крохи информации удавалось добыть.
— Куда, Жак? — спросил навигатор. — К которой проклятой звезде?
Жак развернул мутантскую кожу на колоде таро. Он выложил карту Первосвященника. Жидкокристаллическая пластинка подёргивалась, точно ей мешали помехи. Ничего удивительного. Влияние Императора внутри Глаза было скорее негативным. Жак не удивился бы, если все сданные карты оказались перевёрнутыми. С карты Первосвященника на него хмурилось его собственное лицо, кривясь от напряжения.
Жак помолился, подышал и сдал колоду.
За ним… лежал Арлекин Раздора, перевёрнутый. И снова фигура, которой полагалось носить эльдарскую маску, демонстрировала лукавый и озорной лик Зефро Карнелиана. К тому же инертный: неподвижный, застывший.
Сопутствовал Жаку… Демон — зловещая, почти спрутоподобная сущность. Само собой. И он тоже был перевёрнут. Перевёрнутое положение могло означать поражение, если только близость зловредного Хаоса не обратила саму карту.
Препятствовал Жаку… искажённый отступник Раздора. Точно так же перевёрнутый. Что могло предвещать срыв планов подобных недругов Империума. А могло, учитывая обстоятельства, и не предвещать. Ясно истолковать не получилось.
Жак сдал последние две карты.
И карты эти оказались волшебными до такой степени, что Жак снова ощутил себя истинно ведомым.
Козырная карта Галактика сверкала звёздами. Морская звезда из миллиарда солнц неторопливо вращалась, обвивая себя лучами, сразу и молочно-белая, и бриллиантовая. На фоне этого великолепия Глаз Ужаса смотрелся просто крошечным изъяном. Карта Галактика лежала к Жаку хорошей стороной.
Последняя карта тоже оказалась позитивной. Козырная карта Звезда. Обнажённая женщина — Ме’Линди — преклонив колени, наполняла кувшинчик у источника посреди каменистой пустыни. Яркая голубая звезда висела в вышине. Вокруг этой первой звезды ещё семь других, разной степени светимости, расположились в форме трапеции.
Расположение звёзд совпадало с голограммой Гугола, где окружало это голубое солнце.
Это было истинное астропрорицание.
Вопреки волнениям Хаоса, дух Императора — заключённый в этих картах — по-прежнему не покидал Жака.
— Виталий, держи курс на голубую звезду.
Карты затрепетали.
По Галактике расползлись чёрные нити, словно она моментально сгнила. Источник, над которым склонилась Ме’Линди, выбросил блестящие щупальца. Из земли выскочили колючие ростки. С неба посыпался град из глазных яблок, которые лопались, задевая шипы. Арлекин ухмыльнулся и помахал лазпистолетом. Позади него запрыгали злобные фигуры, наполовину скорпионы, наполовину люди.
Собственная карта Жака начала закипать.
Он торопливо перевернул все карты, чтобы прервать транс, на случай — хотя это наверняка невозможно! — если из оружия человека-арлекина выскочит крошечный разряд энергии и поразит Жака физически.
Отводя глаза, он перетасовал колоду, смешав карты, сунул в чехол и завернул обратно.
— Карнелиан охотится за нами. Заговорщики знают, что я их не послушался.
Если карты Жака так быстро успели, похоже, обратиться против него, то можно ли считать божественное прорицание истиной? Или карты вдобавок благоразумно предупреждали его?
— Эти карты прослушиваются, — спросил Гримм, — так ведь, да?
— В этот раз я не слышал, чтобы голос Карнелиана меня дразнил, мой маленький друг. Карты могут просто присматривать за мной. Каждый раз, когда я задаю им вопрос — на который они отвечают! — они считают нужным предупредить меня о нём. У таро Императора своя собственная жизнь.
Какими же силами должен обладать человек-арлекин, чтобы суметь пробраться в чьи-то таро, даже не прикасаясь к ним?
— Понятно, что я не могу совсем без карт. Как ещё мы могли бы нацелиться на это голубое солнце? И уничтожить свои собственные таро не могу. Они привязаны ко мне.
— Именно, босс! Как насчёт сунуть их в стазисный ящик? Это могло бы замедлить Карнелиана.
— Это вряд ли!
— Почему тогда не вытащить карту Арлекина и прострелить в ней дырку? Пусть у нашего друга поболит голова!
Жак вздохнул. Гримм, может быть, и разбирался в определённой степени во всяких там моторах, но в теологических сложностях ему понимания явно не хватало.
— Таро — это единство, это паутина. Нельзя просто вырвать из неё кусок и ждать, что она останется как прежде. Виталий, сколько до прибытия?
— Минут двадцать варп-времени. Потом ещё несколько дней обычного полёта, само собой. Мы будем глубоко внутри Глаза. Там везде может оказаться космический мусор. Отражателям найдётся сверхурочная работа.
Стены содрогнулись: всплеск варпа ударил в корабль, швырнув как сухой лист.
— Я должен сосредоточиться…
Вуали тошнотворных расцветок укрывали пустоту во всех направлениях: отвратительно-яркие, гангренозные и завораживающие, — словно сюда пустили сумасшедшего художника, и тот принялся малевать на холсте космоса калейдоскоп своих безумных, бесформенных кошмаров.
Багряным, желтовато-зелёным, синюшным отливали газовые облака. Здесь была и зелёная жёлчь, и желтуха, и запёкшаяся кровь — клубы газа и пыли будоражили солнца этой области пространства, которую изводило и лихорадило от напора варпа.
Лишь горстка самых близких и самых ярких звёзд тускло просвечивала сквозь прорехи в вуалях, да и то лишь как далёкие маяки сквозь густой туман. Голубое солнце впереди окружал лилово-синий ореол, словно само пространство поразила болезнь. Как оно, собственно, и было.
Теперь, когда «Торментум Малорум» вернулся в реальное пространство, управление на себя взяла Ме’Линди. Виталий Гугол отсыпался в ячейке после напряженной работы в варпе. Гримм колдовал с искусственной гравитацией, вызывая то моменты свинцовой тяжести, то — головокружения. Теперь, когда варпоскопу нечего было показывать, другие экраны и несколько незакрытых иллюминаторов позволяли Ме’Линди и Жаку рассматривать зрелище горячечного бреда снаружи и прощупывать пространство в поисках планет.
«Торментум Малорум» шёл с полной маскировкой и психически экранированный.
Пискнул датчик: экран переключился на дальний обзор.
— Рейдер легиона предателей, — сказал Жак. — Наверняка.
Другой корабль очертаниями напоминал краба. Броневые купола грязно-коричневого сверху и снизу корабля были заляпаны демоническими эмблемами. Две выпирающих клешни наверняка легко могли рвать адамантий. Суставчатые бронированные ноги, покрытые волосками антенн и датчиков, в унисон двигались вперёд-назад так, словно рейдер семенил по космосу в поисках добычи.
Взглянув на оценку масштабов, Жак к ужасу своему понял, что корабль огромен. «Торментум Малорум» на его фоне смотрелся этакой креветкой. Те «ноги», скорее всего, сами по себе были отдельными боевыми кораблями. Не готовились ли они отцепиться от родителя? Жак представил, как ракообразное судно хватает «Торментум», сминает оболочку, его жёсткий рот накрепко присасывается к дыре и выплёвывает в неё беспощадных нечистей.
Ме’Линди погасила все ненужные бортовые системы, включая гравитацию.
— Это что за дела? — завопил оскорблённый до глубины души Гримм из другой крипты.
— Говорим шёпотом! — крикнула она в ответ.
Корабль-краб выдвинул глаза на ножках: наблюдательные блистеры. Жак вызвал защитную ауру. Он внушал, что их корабль нельзя обнаружить. Вливая психические силы в искусственные щиты, пока пот не покатил градом, он думал лишь одно: «Невидимость!».
Корабль-краб продолжал двигаться прочь.
Он перевернулся брюхом в ту сторону, куда направлялся.
— Готовится к прыжку, — шепнула Ме’Линди.
Схлопнулась радужная вспышка — и краб исчез.
Полетел к другой звезде Глаза или вообще покинул Глаз и отправился мародёрствовать.
Жак расслабился и почувствовал приступ голода.
Он поел маринованных сладких мышей, фаршированных трюфелями со Спики, самой яркой звезды в созвездии Девы.
Планета, что повисла под ними несколько дней спустя, была запелёнута в ядовитый хлор, причём датчики корабля диагностировали, что атмосфера пригодна для дыхания.
Здесь имматериум просачивался в прорехи между Хаосом и реальной вселенной, загрязняя видимый спектр фантомными расцветками дурной магии. Отчасти в этом была виновата морось изменчивости, сыплющая сквозь сито между царством гнева и твёрдым миром внизу. И все на борту «Торментум Малорум» смотрели на психические миазмы, под которыми наверняка скрывались ещё более отвратительные виды: красные огоньки на приборной доске сияли, предупреждая о следах демонов.
Здесь, и нигде больше, гидра могла быть задумана и создана изобретательными психобиотехниками.
— Не думаю, что внизу нам встретятся чистокровные люди, — сказал Жак. — Длительное воздействие подобной среды изменит любое живое существо.
Возможно, заговорщики нуждались в тех костяных скульптурах-автоматах как посредниках не только, чтобы явить надлежаще жуткие лица местным обитателям, но и потому, что подобные существа хотя бы не успеют мутировать до того, как исполнят свою задачу?
Жак припомнил, что так и не увидел лиц тайных магистров Гидры, хотя, с другой стороны, никакой скверны он тоже не почувствовал.
— Лишь бы там нашлась хорошая драка, в которой можно поучаствовать, — заявил Гримм, стараясь приободриться. Мир внизу выглядел не очень-то гостеприимно. Если сама маска настолько изуродована болезнью, то какой жуткий лик под ней скрывается?
Жак спросил себя: какую цену же заплатили заговорщики, чтобы заполучить гидру? Если принять на секунду, что члены клики благонравны и просто жестоко заблуждаются. Пошёл бы Хаоса на сотрудничество, чтобы в конце концов уничтожить Хаос?
О да, он мог. Задумка могла бы понравиться отступникам, столь яро ненавидевшим Императора, раз в неё входила его замена. Разве потомки заговорщиков не начнут ссориться и соперничать в последующей борьбе за верховенство? Целый сектор Галактики — под контролем одного заговорщика — может нанести ментальный удар по соседнему сектору. Психическое потрясение будет титаническим. Вспыхнет безумие. Человеческая цивилизация снова погрузится в анархию, разрываемая психической гражданской войной. Подавляющее большинство выживших человеческих особей к тому времени будет носить у себя в голове паразита из варпа — маленькую дверцу для нечистых сил.
Если Император инициировал проект гидры, наверняка он должен был предвидеть такой вариант будущего?
Если только, с ужасом пришёл к выводу Жак, Император сам не повредился умом.
В высшей степени целеустремлённый где-то в одном, но где-то в другом… помешавшийся. Возможно, одна часть разума Императора не знает, что думает и готовит другая.
Жак отогнал эту еретическую мысль, но она не желала уходить.
Что, если верховные магистры заговорщиков тоже знают, что Император медленно сходит с ума — и должен быть любой ценой смещён, заменён? Знание этого должно быть самым страшным секретом мироздания — секретом, который они, возможно, даже не смеют доверить товарищам по заговору. Отсюда и ложь, что Император сам придумал этот план.
Если это ложь.
Если Император ещё жив на самом деле.
И снова Жак спросил себя: возможно ли, что обитателей Глаза обманом заставили отдать орудие разрушения тех самых сил, что питали и искажали их самих? Или по крайней мере обманом заставили их позволить, чтобы гидра была создана здесь — в Глазе Ужаса.
Это был бы поистине мастерский ход.
— Орбитальных мониторов нет, — сообщил Гугол, сверяясь с датчиками, — Спутников нет, боевых платформ нет.
Даже сквозь миазмы приборы фиксировали сосредоточия энергии. Около полудюжины, раскиданных по всему миру.
Как и тогда, давным-давно, когда он лежал на кровати в приюте на Ксерксе-Квинте, чувствуя искры ментальной фосфоресценции, только теперь при полном владении и умении защититься — как он надеялся — от любого ответного удара, Жак открылся миру внизу и пустил… нечистый… поток сквозь себя, вылавливая искомый след: хоть какое-то понятие о существовании гидры.
— Ме’Линди, открой ящик, — Жак сообщил ей код замка, — и принести мне подержать кусок гидры…
Она ушла и вернулась с небольшим отростком.
Жак плыл вверх по течению в огромном сводчатом канале, заполненном экскрементами больных умов, ища тень аморфного образа… Избегай тварей, что кормятся в этом фекальном потоке! Не привлекай их внимание!
Канал разделялся на шесть отдельных потоков, каждый из которых был таким же большим и полным, как общая клоака ниже по течению. Остерегайся того полипа, что подплывает, качаясь на волнах!
Плывём быстро в эту сторону. След гидры? Возможно. Почти наверняка.
Жак отступил. Он передал отросток обратно Ме’Линди, и та поспешно вернула неприятную субстанцию в стазис прежде, чем наплодится новая.
Когда она вернулась, Жак ткнул в экран, исчёрканный линиями отсылок.
— Вот здесь мы сядем. Рядом с этим источником энергии, только не слишком близко. Долго задерживаться не будем. Не думаю, что хоть один инквизитор устраивал обыск в мире Глаза до этого.
— Как ты сказал, Жак, они могут оказаться не такими уж гостеприимными и здравомыслящими типами там внизу, так?
— Совершенно верно.
— Ха, так, может, я прикинусь, что вы мои пленники? — предложил Гримм. — Давайте, я поведу вас на цепи? Согласитесь, я прекрасно сойду за представителя девиантного недочеловечества.
— Нет, — сказала Ме’Линди, — ты хорошенький.
— Хорошенький? Хорошенький? — коротышка вспыхнул и смутился.
— Ты настоящий скват с достойной внешностью.
— Хорошенький? Ха! Почему тогда не восхитительно прекрасный, в таком случае? — Гримм вызывающе подкрутил усы.
— Ты еси дивный крокодил, — начал Гугол.
— Заткнись, Трёхглазый.
— Может, мне принять облик генокрада? — предложила Ме’Линди. — Будет похоже, будто я затронута Хаосом, так ведь? Лучше защитной окраски и не пожелаешь.
Жак мог только обрадоваться такому предложению. Он кивнул с благодарным восхищением:
— Да, Ме’Линди, давай.
13
Молния раздвоенным языком расколола желтушное небо, словно разрядив накопившееся напряжение между реальностью и нереальностью. Тучи гноились, роняя скорее липкую сукровицу, нежели капли дождя. Скопления облаков напоминали гроздья мокнущих летучих опухолей. Часть пейзажа освещали жёлчью лучи солнца, зеленеющего сквозь хлористый покров. Солнце заражало плесенью песчаную поверхность, из которой вырастали изъеденные каменные пики и шпили. Укрытый маскировочным полем, «Торментум Малорум» смотрелся просто деталью пейзажа.
Иллюзии кружились, словно пытаясь стать плотнее, как молоко превращается в масло. Шарообразные растения алчно следили волосатыми цветами всех оттенков гниющего мяса за танцующими призраками.
Час спустя им бросили вызов в дьявольской игривой манере.
Человек-бык, закованный в латы, во главе дюжины веселящихся чудищ вышел из-за каменной башни, похожей на сталагмит.
— Хо-хо, хо-хо, — проревел бык. — Что это тут за забава для нас, мои прелестные?
По бокам на голове у предводителя торчали, загибаясь вперёд, внушительные рога, испачканные засохшей кровью. Его доспехи были выкованы в виде выпуклых костей. Металлические кости обручами огибали бёдра. Кости, приваренные к костям, образовывали рунические рисунки. Ухмыляющиеся чужацкие черепа закрывали колени. Гигантские кости пальцев покрывали сапоги и перчатки. Выпирал похабный гульфик из искусственной кости, инкрустированный гематитами, изображая язвы. Ещё на нём были тонкая атласная накидка, которая ярко трепетала на ветру, и золотое ожерелье с эротическим амулетом. От человека-быка исходила пугающая звериная чувственность. Его облачение как бы говорило, что даже кости способны совокупляться, даже металл может быть распутным… правда, без особых нежностей.
Позади предводителя топала прямоходящая черепаха-человек, чья чешуйчатая голова выглядывала из бочки панциря, усеянного блестящими звёздами и полумесяцами, словно тот был ходячей галактикой или безумным фокусником. Шёлковые ленты трепетали на ветру струйками горящего газа. Интересно, выбирался ли он из панциря, к примеру, ночью в постель, мягкотелый, мясистый, с обнажёнными нервами для удовольствия, ждущими охаживания большим и влажным языком? Жак тряхнул головой, пытаясь прогнать картинку.
Следующий воин был одет в бронзовый колет и леггинсы, обклеенные золотой тесьмой так, словно по броне ползли волосатые гусеницы; вместо левой руки он щеголял пучком щупалец. На голове красовался роскошно завитый парик.
Ещё один, с виду — гермафродит, в пластхрустальной броне, держал перед собой огромную рачью клешню, обитую медальонами. У другого, тощего и длинного узкогрудого бойца, засунутого в лязгающий вычурный экзоскелет, была голова мухи, на которой сидела шляпа с кокардой и плюмажём. Из чресел человека-мухи торчал окованный медью яйцеклад. По соседству вышагивал слюнявый двуногий козёл в состоянии гона, с накрахмаленным кисейным воротником, веером сидящим на шее, кружевными галунами на локтях и в бархатной накидке.
Только один массивный воин выглядел как настоящий человек. Он был облачён в кошмарную пародию на благородные доспехи космодесантника, гравированную сотнями демонических лиц, но шлем он презрел. Огромные ребристые патрубки вздымались по бокам из-за головы воина, словно копируя наоборот рога человека-быка. Голова его несла оттенок величавого и холодного как мрамор благородства; выбеленные волосы были завиты в гребни. На кончике орлиного носа висело изумрудное кольцо, напомнив Жаку каплю соплей. На щеке воина был наколот меч с ножнами в виде лингама, нацеленного в йони.
Рядом с десантником-предателем танцевала женщина-мутант, одновременно прекрасная и жуткая. Её тело, облачённое в кольчужное трико, обшитое розочками и буфами из газа, было белым и миниатюрным, волосы — светлыми и пышными. Но зелёная яшма её глаз представляла собой выпуклые овалы, косо посаженные на в остальном привлекательном лице. Вместо ног у неё были страусиные лапы с орнаментом из топазовых колец, вместо рук — хитиновые раскрашенные клешни. Острый как бритва хвост стегал по пышным ягодицам. Как она была похожа на демоницу Хаоса! Гугол при виде неё застонал и невольно сделал шаг вперёд. Гримм скрипнул зубами.
Отряд был вооружён болтганами и силовыми мечами с драгоценной насечкой и выложенными жемчугом рукоятками. Они разошлись причудливой боевой линией и остановились, разглядывая три фигуры, облачённые в ортодоксальную силовую броню — две полноразмерные и одну низенькую — с открытыми забралами, окаймляющими нормальные лица.
Перед тем, как сойти с корабля, Гримм напылил всем на плечистые доспехи желтушный цвет, чтобы сливались с пустыней и скрыть противодемонические руны и благочестивые красные символы. С отвращением и крайней неловкостью Жак наляпал несколько кривых отступнических эмблем вроде Глаза Гора — кое-как, чтобы не так влияли, но с виду смотрелись убедительно. В качестве оружия Жак нацепил психосиловой жезл, псипушку и липучий огнемёт, подключённый к пристяжному баллону; в стальной кобуре спрятался инкрустированный бронзой лазпистолет. Гримм с Гуголом отдали предпочтение болтгану, лазпистолетам и сюрикенной катапульте.
Отряд взирал на троицу непонятных и хорошо вооружённых незваных гостей… в сопровождении некоей разновидности генокрада. О да, это она была их пропуском, их гарантом, она — и никто другой!
— Слаанеш, Слаанеш, — проблеял козёл и распушил воротник. Муха с черепахой подхватили песнь. Муха насмешливо приподняла шляпу.
— Слава блудному легиону! — крикнула карикатура на десантника. Что он имел в виду: блуждания или блудодеяния? Или и то, и другое? Десантник язвительно ухмыльнулся.
По спине Жака пробежал холодок. Слаанеш, властитель извращённых наслаждений и упоения болью, и в самом деле мог главенствовать на планете, где изобрели существо, способное воздействовать на центры боли и удовольствия в мозгу.
Разношёрстная команда, преградившая путь, — эти разодетые выродки, кажется, собирались поиграть в какую-то абсурдную, и жестокую, игру. Вопрос в том, получится ли обвести их вокруг пальца? Ме’Линди сбоку от Жака подобралась, словно готовая метнуться в гущу врагов с молниеносностью генокрада.
Она щёлкнула когтями и выдвинула свирепую лошадиную голову вперёд. Жак указал на неё и крикнул:
— Как видите по облику моей спутницы, мы плюнули на так называемого Императора! — Он по-хозяйски положил руку на плечо Ме’Линди: — Это моя давняя любовница, моё извращение, она явила мне блаженство и агонию!
Человек-бык уставился на Ме’Линди. Правда ли он принял её за одержимую? Бык облизнулся и повернулся к своим.
— Мы принимаем к себе отступников, не так ли, мои блудливые друзья? — Он мощно фыркнул. — Хотя, конечно, сначала нужно испытать их чувство экстаза, гм?
«Их сюссво экссаса…» Имперский готик этих дегенератов отличался сильной шепелявостью.
Муха хихикнула:
— О да, инициация несомненно будет уместна!
«Инисыасыя несомненно бузес умесна».
«Чего, — подумал Жак, — несомненно нужно по возможности избежать». Напустив на себя величавого презрения, он повёл рукой вокруг:
— Что за презренное и унылое пристанище! Я ищу большего, нежели каменная пустыня, залитая гноем. Я ищу дом гидры. Я — посланник верховных лордов Гидры, — Жак вынул из герметичного кармана в броне прозрачный отросток и бросил, извивающийся, на землю.
— Ха-а-а, — усмехнулся бык, — эти прелестно лукавые лорды…
Лукавые? В каком смысле «лукавые»? Заговорщики обманули предателей здесь или предатели изменили Империуму?
Человек-бык крикнул:
— Тебе нужно посетить сладостные подвалы пыток нашего города, отступник, чтобы полностью оценить то, что может предложить наш мир!
Что это: приглашение или жуткая угроза? Ход мыслей этого сторонника Хаоса ускользал от Жака, будучи сам… хаотичным.
В этот момент Жак ощутил жгучее желание скинуть доспехи и слиться с Ме’Линди. Если только показать свою удаль перед этими монстрами, тогда, конечно, они их пропустят. И расскажут всё, что ему не терпится узнать.
Эта низменная мысль оскорбляла всё, что Жаку дорого в случившемся между ними на корабле. Он явно находился под психической атакой похотливого и низкого типа.
Как и Ме’Линди. Она зашипела и прижала лапы к животу. Генокрады не обладают никаким репродуктивными органами, кроме языка, который «поцелуем» откладывает яйца в жертву. Однако сейчас внизу живота Ме’Линди формировался карман, словно чтобы принять в себя Жака. Её разумом — разумом, который контролировал фальшивую форму тела — манипулировали. Но не посредством клочка гидры, который трепыхался на песке. К нему она была нечувствительна. Но посредством…
И с какой целью? Чтобы снять с Жака силовую броню, чтобы выманить его из этого санктуария. Дюжина врагов, должно быть, не могла полагаться только на своё оружие и силу против силовой брони. Жак выхватил психосиловой жезл и выстрелил в козла — тот отшатнулся. Коварная психическая атака была нейтрализована.
— Меня так просто не обмануть! — с вызовом крикнул Жак.
— Очевидно, — ответил бык, — Граал’прин не так меня понял. Как я сказал, мы должны испытать ваш экстаз прежде, чем примем вас. Это значит, что твой любовный чемпион должен сойтись с нашим любовником.
Прелестная и отталкивающая женщина, виляя бёдрами, вышла вперёд, стегая хвостом и щёлкая клешнями.
— Как вам, подходящая пара? Пожалуй, не совсем. Наш племянник — и племянница — по оргиям, Каммарбрах, ей поможет.
Гермафродит с гигантской клешнёй и силовым мечом, зажатым в его-её настоящей руке, выступил вперёд и отвесил издевательский поклон.
— И, пожалуй, ещё Тестуд. Но без болтгана. Мы не хотим показаться нечестными.
Человек-черепаха отбросил болтган и двинулся вперёд, по-прежнему вооружённый силовым мечом.
— А, погодите! — добавил бык. — Проведём боевой круг и скрепим его небольшим заклятием неприступности. Которое, господин псайкер, — он ехидно глянул на Жака, опустив рога, — не даст вам вмешаться. Слиши, давай!
Женщина-мутант быстро затанцевала, таща по земле острый хвост. Она начертила широкий круг, оставив лишь небольшой разрыв.
Жак прикинул. Наверняка ведь они с Гриммом и Гуголом, будучи лучше защищёнными, имеют все шансы положить дюжину этих извращённых отступников?
Однако, что он тогда узнает? Конечно, может быть, удастся взять в плен главаря…
Но какая польза Жаку от экскруциатора против поклонника Слаанеш, который учит своих приспешников наслаждаться мучительной болью?
Ме’Линди застрекотала. Гримм перевёл:
— Схитрим, босс. Она готова драться.
Хитрость была лучшей стратегией. Потому Жаку придётся для вида принять вызов. Ме’Линди должна драться с тремя противниками, два из которых вооружены силовыми мечами. Но она не полноценный генокрад с четырьмя лапами. Не станет ли помехой её акробатике убийцы горбатость генокрада?
Ме’Линди не стала дожидаться указаний, а просто шагнула в круг к остальной троице. Слиши замкнула линию. Воздух заискрился, точно арену накрыло энергетическим куполом.
— Не могу на это смотреть, — пробормотал Гугол.
— Начинай! — заорал Гримм.
Жак напомнил себе следить за любыми психическими выпадами: нельзя, чтобы схватка захватила всё его внимание.
Вздыбившись насколько могла высоко, Ме’Линди ринулась на черепаху, который выглядел самым неповоротливым из противников. Тот ударил мечом поверху. Она нырнула вниз. Перекатившись под удар, схватила черепаху за ноги и дёрнула. Тот с грохотом рухнул на спину, но успел втянуть голову в панцирь.
Вместо того, чтобы воспользоваться моментом и запрыгнуть на соперника сверху, она немедля кувыркнулась в сторону. Избежав тем самым удара Каммарбраха сверху, силовой меч которого разрубил панцирь Тестуда прежде, чем владелец успел отдёрнуть оружие.
Пока гермафродит с человеком-черепахой возились, Ме’Линди прыгнула к псевдодемонице. Когти сцепились с клешнями. Хвост хлестнул вокруг, стегнув Ме’Линди по жёсткой коже. Женщина-мутант в объятьях Ме’Линди откинулась назад и вскинула страусиные ноги с острыми когтями, пытаясь выпотрошить соперницу. Когти лишь царапнули по прочному панцирю. Ме’Линди уже отбросила от себя Слиши с одной сломанной клешнёй. Она даже успела цапнуть на лету её за лодыжку, сломать и отпустить, пока Слиши верещала в явном восторге.
Ме’Линди не пыталась убить каждого противника сразу. Лишние секунды, потраченные на такой манёвр, могли задержать достаточно надолго, чтобы кто-то из оставшихся успел её подловить.
Вместо этого она металась от одного к другому, там ударив, тут укусив, там цапнув когтями… пока не вымотала и не потрепала порядком всех троих.
Теперь Ме’Линди возле каждого задерживалась чуть дольше. Отбив руку Тестуда с мечом в сторону, она рванула его расколотый панцирь в стороны, расширив щель. Она отхватила раненую клешню Слиши. Не забывая о рачьей клешне Каммарбраха, сорвала броню с его-её вооружённой руки и обратным ударом рассекла кожу и мышцы — меч полетел на землю.
Слиши умерла первой, издавая бредовые трели.
Запутавшись, Тестуд полоснул мечом Каммарбраха — рачья клешня повисла, судорожно дёрнувшись.
Через пару мгновений Тестуд остался без оружия. Ме’Линди ударила сквозь разлом в панцире, разорвав внутренние органы. Человек-черепаха свалился. Каммарбрах побежал, но дальше границы круга ему уйти не удалось. Вереща, он-она колотил по невидимой преграде, пока Ме’Линди не достала гермафродита, сломав ему шею.
— Ха! — крикнул Гримм.
— Значит, мы принимаем вас! — взревел человек-бык. Он указал на кусок гидры: — Ваш этот студень — могучий талисман!
— То есть, ты не знаешь, что такое гидра? — обличил его Жак. — И кто такие верховные магистры?
— Может, и знаю, дружище отступник. Истина в Глазе Ужаса изменчива. Всё изменчиво. Ты тоже скоро станешь изменчивым — если добьёшься благоволения.
— Убери силовое поле!
— Заколдованный круг?
— Психический барьер! Что бы это ни было. Опусти его.
— Ты уничтожил нашу похотливую и смертельную сердцеедку. Взамен ты должен отдать к нам в группу своего чемпиона.
— Босс! — Гримм дёрнул Жака где-то в районе живота.
С востока, перебегая от одного каменного столба к другому, появились отродья Хаоса: десятки паучин — жутких волосатых нелюдей с восемью паучьими ногами.
— Ублюдок дурил нас, затягивая время, босс.
— К сожалению, это так.
— Что эти твари сделают, как думаете?
— Опутают нас паутиной? Зажалят? — Жак поднял психосиловой жезл и разрядил его в круг, нарисованный на каменистом песке. Ме’Линди вырвалась наружу и скакнула в сторону, уходя с линии огня, когда Жак завопил:
— Уничтожай осквернённых!
Больше изображать отступников было невозможно. Жак, Гримм и Гугол одновременно открыли огонь по приверженцам Слаанеша.
Лазпистолет Жака прошивал серебряными нитями воздух, броню и открытые участки уродливых тел. Болтган Гримма брыкался и гавкал: небольшие заряды его зубодробительно лопались при контакте или безвредно летели мимо, чтобы упасть где-то далеко, пока, к досаде сквата, оружие не заело. Он тоже выхватил лазпистолет — и сцену начали шить крест-накрест два луча. Гугол вскинул сюрикенную катапульту, напоминающую некую разновидность миниатюрного звездолёта, с её круглым магазином, походившим на вынесенную рубку управления, и парными стабилизаторами с капсулами на концах поперёк ствола, напоминающими маневровые двигатели. Их магнитные завихрения швыряли шелестящий град дисков-звёзд с мономолекулярной кромкой.
Большая часть целей пала быстро. Однако здоровенный десантник Хаоса бросился вперёд, паля из болтгана. Взрывом болта на броне Гримма опрокинуло на землю, словно кеглю. Такой же удар выбил из Жака дух, в глазах у него потемнело. Моргая, он захлопнул забрало и выпустил струю раскалённых химикатов в человека-быка, который с топотом тоже бросился в атаку. Всё это произошло в считанные секунды. Бык проскочил мимо, восторженно вопя в ореоле липучего пламени и оставляя за собой шлейф аромата мясной подливки.
Десантник-предатель нацелился на Гугола. Его непокрытая голова статуи казалась недосягаемой для оружия, защищённая какими-то великими чарами. Диски-звёзды Гугола сносило влево и вправо, словно их отражало мощное магнитное или антигравитационное поле. Сюрикены, которые резали кость словно масло, броню предателя лишь царапали. Болтган у фальшивого десантника тоже заклинило, поэтому он потянул из ножен силовой меч. Воин почти добрался до Гугола, когда навигатор отбросил катапульту и сунул руку в раскрытый шлем. Сорвав повязку со лба, навигатор вперился в противника смертью из варп-глаза.
Наконец это могучее поношение образа космодесантника обмякло, пустило слюну и рухнуло, едва не раздавив навигатора.
Жак сорвал с креплений рифлёно-ребристую, украшенную экзорцизмами псипушку и осыпал очередью наступающих паучин. Этих созданий вызвало к жизни колдовство. В нормальной вселенной за пределами Глаза колдовские твари были нестабильны и уязвимы для лучей псипушки. Но здесь, внутри Глаза?
Прокатилась цепочка разрывов.
Гугол извиваясь выбрался на свободу и предупредил: «Не смотрите мне в глаз!» Первым делом, отыскав свою повязку, он замотал лоб под шлемом. К тому времени Гримм уже был на ногах, поливая лазером паучин, отсекая ноги, хотя их было слишком много, чтобы пытаться срезать все. Когда атака докатилась до отряда, Ме’Линди подскочила вверх и обрушилась на отродье Хаоса своими генокрадьими ногами. Она рубила падающие тела когтями. Паучины голосили. Их прядильные органы плевались белёсыми липкими прядями, но она успевала увернуться. Жак переключился обратно на лазер. К ним присоединился Гугол.
Скоро, рассеянные и лишённые руководства, уцелевшие паучины бросились бежать, взбираясь по шпилям.
— Мы победили! — объявил Гугол.
— Мы проиграли, — поправил Жак. — Мы не узнали ничего.
Они двигались дальше по пустыне каменных шпилей, зорко глядя по сторонам, а Ме’Линди рыскала впереди, неся дозор.
14
Светящееся варево ночного неба истекало блестящими завесами. Здания города впереди торчали отвратительными идолами извращённых наслаждений.
Часть строений была возведена по образу распутных божеств: многогрудых, многочленных аватаров извращённой похоти. В бредовом свете облачного покрова горбатые тени тёмных богов, казалось, нависали повсюду. Вздымались столбы горящего газа, добавляя судорожности освещению.
Другие огромные строения были гигантскими мутировавшими гениталиями. Рогатые фаллические башни вздымались, морщинистые, в складках, блестя окнами-водырями. Раковые груди-купола набухали под лаской чешуйчатых пальцев-контрфорсов. Языки-мосты соединяли строения, то высовываясь, то прячась обратно. Раскачивались мошонки-гондолы. Входы-диафрагмы пульсировали, открываясь и закрываясь, блестя смазкой. Некоторые здания соединялись друг с другом: безголовые, безрукие торсы, лежа бок о бок в омерзительном совокуплении.
Жак в магнископ разглядел соски — обтекатели сверхмощных лазеров и стволы лингамов — пусковые установки.
Обитатели казались просто муравьями по сравнению с этой зодческой оргией. Усердными и торопливыми муравьями. Наушник Жака доносил визгливую музыку, ударные ритмы, вопли, пение и стук машин. Город упруго пульсировал и трепетал. Пласталь и имматериум были здесь каким-то образом сплавлены воедино. И потому строения двигались, толкали друг друга, проникали одно в другое, наползали друг на друга. Башни вяли и напрягались. А похожие на муравьёв обитатели кишели внутри, и вокруг, и поверх, иногда их давило, иногда засасывало в вентиляцию или выплёвывало обратно.
Жака затошнило, он отвернулся и забормотал экзорцизмы. Ме’Линди сомкнула когти на его краге и пару раз утешающе сжала.
— Нам обязательно входить в тело этого города? — шепнул Гугол. — В тело, о да, в тело!
— Ха, живя в этой толчее, поневоле потянет отдохнуть в пустыню! — заявил Гримм. — Думаешь, гидру сделали здесь, босс?
— Может быть… Они и вправду, похоже, владеют технологией имматериума на службе безумия. А, по-моему, в нашу сторону направляется отряд.
— Ищут своих пропавших любовников?
Отряд самого Жака лежал на выступе скалы над дорогой, которая вела, извиваясь, от распутного, живого и жестокого города. Антигравитационный паланкин — платформа с подушками, прикрытая навесом, — нёс на себе настоящего гаргантюа. Четвёрка ненормально длиннорылых четвероногих, раскрашенных синими и красными полосами, точно одетых в ливреи, тянула паланкин, плывущий в метре над дорогой.
Вполне возможно, способный держаться в воздухе сухопутный плот мог бы передвигаться сам, разве что чудовищная пассажирка предпочитала этот церемониальный спектакль. Или, возможно, у пассажирки были слишком толстые пальцы, чтобы справляться с ручками управления, — если бы она ещё сумела до них дотянуться.
Ряды татуированных грудей опоясывали её громадный торс и живот; сквозь каждый сосок было пропущено бронзовое кольцо. Сворачиваясь и разворачиваясь среди этих блестящих от жира грудей, протискиваясь меж ними, скользила длинная и тонкая пурпурная змея, чьим началом, похоже, служил пупок женщины. Пуповина выросла до размеров шланга и обвивала женщину на манер верёвки, сжимая так, что складки плоти выпирали наружу. Плоская ядовитая голова змеи покачивалась гипнотически у щеки, время от времени расково касаясь её.
Лицом толстуха походила на корову: большие влажные ноздри, крупные глаза с поволокой, вислые губы и рот, который, казалось, безмятежно пережёвывает жвачку. Змея — её второе «я» — не выглядела столь безмятежно.
Дюжина десантников-предателей с обнажёнными головами, закованных в броню, имитирующую кости, сопровождала её, вооружённая плазменным и стрелковым оружием.
В авангарде пританцовывала дюжина сестёр Слиши, стегая хвостами и вращая клешнями.
Процессия дошла почти до того места, где прятался отряд Жака, и остановилась. Двойники Слиши, выделывая пируэты, переместились назад, к легионерам. Твари, тянувшие паланкин, присели на корточки и вонзили рыла в землю, пробив дорожное покрытие. Чудовищная мутировавшая женщина обратила лицо к пустыне шпилей, змея покачивалась рядом.
— Бу-у-уль! — могуче промычала женщина в освещённую завесами ночь.
— Ме’Линди, заткни уши! — приказал Жак. — Забрала вниз. Отключить звук. Она будет оглушительна.
— БУ-У-УЛЬ! БУ-У-У-У-УЛЬ!
Даже через отключённые микрофоны великий гам походил на звук взлетающего звездолёта. От этого голоса вибрировали и трещали кости внутри доспехов. Каменный шпиль вздрогнул и рухнул. Ме’Линди корчилась, сжимая незащищённую голову. Этот голос имел направление, точно луч прожектора. Легионеров и сестёр Слиши за кормой паланкина лишь покачивало отзвуками эха.
— ГДЕ ТЫ, БУЛЬ? Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ПОДВЕСИЛ МЕНЯ ЗА СОТНЮ КОЛЕЦ! ПОТОМ НА ПОЛСОТНИ МЕНЬШЕ! ПОТОМ НА ДВАДЦАТЬ МЕНЬШЕ!
Жак дал волю своим психическим органам чувств — и в него хлынуло видение массивной, многогрудой деформированной женщины, подвешенной на множестве крепких тонких цепей, пристёгнутых к многочисленным кольцам в сосках. Видение того, как она раскачивается вверх и вниз на разных числах колец, издавая стоны извращённого наслаждения, пока человек-бык служит ей, или хлещет, или мнёт, или колет рогами.
В такие моменты, как заметил Жак, змея тоже принимала участие, входя в женщину то через одно отверстие, то через другое, замыкая таким образом кольцо.
Великанша снова собралась с духом, её голова повернулась в другом направлении.
— БУ-У-У-У-У-УЛЬ! БУ-У-У-У-У-УЛЬ!
Земля дрогнула: ещё одна остроконечная скала распалась на части. Жак лежал оглушённый.
На призыв ответил глухой рёв боли из лучезарной, переливающейся всеми цветами радуги ночи.
Показался, тяжело ступая, человек-бык. Без глаз, без лица, обожжённый до костей. Мясо на руках и груди обгорело до корки и потрескалось. Даже рога почернели и перекосились.
Голос призвал его обратно. Неужели женщина могла своим криком поднять даже мертвеца? Или же он бродил, спотыкаясь, по пустыне, ослепший, наполовину жаренный, но живой благодаря демонической защите? Её защите — если женщина одержима Слаанешем.
Жак решил, что наверняка она — хозяйка того злобного живого города. Если кто-то и знает правду о гидре, то только она.
Буль — человек-бык — добрался до паланкина, рухнул и остался лежать без движения. Змея женщины рванулась, словно кнут, промеж её грудей. Высвободившись с такой поспешностью, что трением наверняка ожгло, а то и рассекло жирную кожу, змея дугой метнулась к павшему телу, пробуя его раздвоенным языком.
Женщина затряслась и взвыла:
— А-А-АЙЯ-А-А-А-А! БУ-У-У-У-У-УЛЬ!
Сине-красные звери выдернули рыла из земли и роняя пену, рыскнули противосолонь. Паланкин вздрогнул и повернулся. Голова женщины мотнулась в сторону. Голосом зацепило легионеров и псевдодемониц. Одни из них бросились за корму грависаней, пытаясь удержать их на месте, другие повалились наземь, раскрыв рты и выпучив глаза.
— А-А-АЙЯ-А-А-А-А! У-У-УА-А-А-А!
Крик докатился до самого города. Здания в ответ вздрогнули и заколыхались. Некоторые, словно слизни-великаны, замедленно попытались укрыться за другими. Несколько зданий заторможено поволоклись в сторону голоса. Языки-мосты втянулись. Груди-балконы пустили белый сок. Обитатели-муравьи посыпались на землю. Лазеры открыли огонь по воображаемым целям среди ниспадающих каскадами ядовитых завес.
Жак треснул по плечу Гугола, потом — Гримма, пока голос бил в другую от них сторону, и зажестикулировал перчаткой.
Лазерные лучи и болты шинковали и молотили свиту женщины. Кое-кто открыл ответный огонь, пока паланкин продолжал поворачиваться, утаскиваемый будто взбесившимися зверями. Обороняющиеся приникли к земле. Жак прицелился и убил одного, после чего пригнулся, скрипнув зубами от великого шума. Как только оглушающий грозовой фронт миновал, Жак подскочил и перебил хоботковых зверей. Их мёртвый вес заставил паланкин остановиться.
Но как заставить замолчать эту чудовищную женщину, чтобы взять её в плен? Пробить трахею сквозь толстый слой жира на шее? Но это не поможет ей отвечать на вопросы. Да и можно её обезглавить нечаянно.
Змея — часть её! Жак вспомнил о нитях, идущих от живых существ в бездну растворения.
Может змея быть материализацией чего-то похожего? Щупальце Слаанеша, вросшее в пупок и питающее силой, так сказать, внутривенно?
Змея так и торчала дугой, словно поражённая трупным окоченением — тем окоченением, что охватило Буля.
Бормоча экзорцизмы, Жак прицелился из псипушки одной рукой и из лазера — другой в шею змее.
Когда змеиная голова ударилась оземь, то взорвалась, точно заземлившийся провод. Кусок за куском, начиная с головы, длинное тело начало лопаться, точно связка шутих; золотое пламя хлестало в стороны, пока пиротехническое действо не дошло до пупка женщины. Затем то, что гнездилось там, взорвалось, вылетев наружу фонтаном крови и фекальной жидкости. Складки грудей тут же накрепко сдавили рану. Грохот прекратился.
Ме’Линди с трудом взгромоздилась на колени и потрясла длинной мордой, точно пловец, который пытается вытряхнуть воду из ушей. Оглушило её, ошеломило или нет, но действовать нужно было немедля. Её тренировки должны взять верх. Ассасин обязан дратья, даже если у него сломаны обе руки и нога. Жак откинул забрало и дал знак Гримму и Гуголу сделать то же самое.
— Босс, здания направляются сюда.
Это была правда.
— Но не слишком быстро. Нужно захватить грависани и отогнать в пустыню…
Все четверо торопливо спустились туда, где раненая дама необъятной грудой растеклась по своим парящим носилкам в окружении мёртвых или потерявших сознание легионеров и родичей Слиши. Её рана казалась мизерной по сравнению со всей тушей. Женщина открывала и закрывала рот, но слышалось лишь тихое протестующее мычание. А, может, и громкое: по сравнению с прежним громом её жалобы и брань просто не воспринимались как доходящие до нестерпимого гвалта.
Родичи Слиши уже разлагались, растворяясь в воздухе. Пока Гримм добивал цепляющегося за жизнь легионера, который мог потратить последнюю каплю своей жизни, что пальнуть кому-нибудь в спину, Гугол обрезал постромки на трупах хоботковых животных и собрал их на манер сбруи… в которую тут же, не дожидаясь указаний, полезла Ме’Линди. Жак остановил её:
— Нет, нет! Я в силовой броне, а ты — нет.
Он впрягся сам.
— Босс, из города повалили всякие неприятные клиенты.
Да, действительно. Но до них километра два. Начав тянуть, Жак с усилием двинулся вверх по склону в сторону лабиринта шпилей. Преодолев инерцию великанской туши, он побежал быстрее и сотворил психическое марево замешательства позади себя и спутников, словно спрятавшись в облаке ментальной пыли.
Они ушли глубоко в пустыню, пройдя, пожалуй, половину пути до корабля. Каменные шпили мелькали мимо — Жаку приходилось рассчитывать далеко заранее, когда отклонять сани. Погоня, похоже, не состоялась.
Гримм пыхтел рядом: хоть броня и усиляла движения, всё-таки приходилось тратить силы на бег.
— Босс, босс, я вот что подумал: мы сможем засунуть её в «Торментум», только если обрежем по бокам. Только у нас аптечки такой нет, чтобы она от этого не померла, так ведь?
Гримм прав.
— Виталий, тормози сани!
Гугол ухватился за задок мчащегося паланкина и вспахал ногами землю, чтобы погасить инерцию хода. Скват был низковат для такого дела, но Ме’Линди споро догнала их и пришла на помощь. Скоро машина зависла на месте. Жак усилил ореол защиты вокруг небольшого отряда.
Женщина злобно зыркнула, когда Ме’Линди подсадила Гримма, чтобы тот смог заглянуть на носилки. Коротышка увернулся от неповоротливой раздутой ноги размером почти с него и дёрнул за рычаг. Паланкин пошёл вниз. Кольца в сосках женщины дружно звякнули, когда все её груди подпрыгнули. Рука с поросёнка размером вяло смахнула Гугола, сбив бронированного навигатора наземь. Лишённая змеи, женщина явно была уже не той. что прежде. Ругаясь, Гугол поднялся на ноги, а носилки в это время опустились на землю. Гримм выключил их совсем, и женщина-гора бесформенной тушей оплыла, завалившись назад. Видно, сани создавали ещё одну подъёмную силу: поддерживающий корсет антигравитации.
— Сделаем всё, что нужно, здесь.
Жак распаковал экскруциатор: пучок внешне хрупких стержней. Раздвинул телескопические ножки похожего на паука-сенокосца, но исключительно надёжного устройства и шлёпнул его на великаншу. Изрядно попотев, они присоединили захваты устройства к выступающим частям её тела — больше для того, чтобы удержать их на месте, и чтобы никого не пришлёпнуло. Какой смысл пытать на дыбе того, кто получает удовольствие, когда его подвешивают и растягивают на кольцах? На многих кольцах, а потом — на немногих!
Стащив перчатку, Жак выудил ампулу с сывороткой правды и прижал к коже женщины. Помня о её весе, ввёл вторую и третью дозы. Рекомендованная Инквизицией процедура предписывала в первую очередь подвергнуть испытуемого нестерпимой боли. Это, рассудил Жак, могло оказать обратный эффект, не считая того, что вызывало у него в какой-то мере отвращение.
— Имя?
Женщина сплюнула в Жака не меньше пары горстей вонючей слюны — он отскочил в сторону.
— Тока прочистила горло, — объяснила она. — Похоже, старый голос я потеряла.
«…сфарый голоф я поферяла».
— Что ты знаешь о существе под названием «гидра»?
— Меня зовут Кралева Маланья. И мой красавец Буль только что помер. Никогда больше не пронзит меня своими рогами после стычек с гримпанками.
«…поссе ссысек с гимпанками».
— Он болтался тут с демоницей, — ехидно заметил Гримм.
— Совсем немного, — сообщила Кралева Маланья.
Это ответ на последний вопрос Жака или комментарий по поводу заметки Гримма? Что, толстуху ампутация повергла в состояние имбецильности? Или она так хитро виляет?
— Что ты знаешь? — сурово повторил Жак.
— Знаю, что кое-чего лишилась!
— Змеи, которая овладела тобой, ты лишилась. А теперь перейдём к делу. Расскажи мне всё, что знаешь о гидре, или я убью тебя.
— Тогда ты ничего не узнаешь, так? Нет, не так. Ты будешь знать только то, что знал прежде? — Рот у неё задёргался. Больше Кралева уже не могла сдерживать правду, однако, к несчастью, Жак дал ей право рассказывать буквально всё, что она знала. — Ну, гидра — это название, — сказала она не торопясь. — Не учёная я, но рискну. Пишется так: гэ, и, дэ…
— Стоп! Впервые гидра была создана в твоём живом городе?
— Ага! Впервые создана — вот это вопрос. Что значит «впервые»? Изначально, первично? Как нечто может быть создано из имматериума вообще, если он, в общем-то, рассоздаёт? Я так думаю, что мы говорим о чём-то, созданном из имматериума?
Может, удовольствие причинит ей страдания? Но как определить, что для такой личности удовольствие? В оборудованной как следует темнице в течение нескольких дней — легко. Но здесь, впопыхах? Жак глянул на своих спутников.
Маленький Гримм шагнул вперёд. Он пощёлкал по медным кольцам Кралевы Маланьи, до которых сумел дотянуться. На каждом кольце была насечена миниатюрная сцена разврата. Гримм выудил из набора инструментов небольшие кусачки и поднял так, чтобы Кралева увидела. Так как предыдущая насмешка Гримма была тонко нацелена, чтобы вывести женщину из себя, Жак позволил ему продолжать.
— Слушай, уродина, — заявил скват, — сейчас я заберу все твои тупые кольца к себе в коллекцию.
Он перекусил одно кольцо и вытащил из соска аккуратно, не натягивая.
Кралева ахнула. Гримм словно вынул затычку. Грудь сдулась, исчезла. Сосок стал просто пупырышком, да и тот быстро пропал.
— Её тело распирает от варпа! — воскликнул скват. — Она сама как гидра. Каждое кольцо — пробка. Так, второй пошёл!
Он перекусил и вытащил второе кольцо. Ещё одна грудь опала.
Кралева заскулила.
Жак усомнился в техническом объяснении Гримма. Коротышка малость не понимал, как работает чародейство.
Гримм привстал на цыпочки и ухмыльнулся Кралеве в огромное лицо:
— Ха, скоро мы тебя немножко сдуем, и ты как раз влезешь к нам в корабль.
— Оставь мои колечки в покое, — взмолилась Кралева. — Я расскажу всё.
— Я не желаю слушать всё, — зло осклабился Жак. — Я желаю услышать вполне конкретно… Гримм, срежь десять колец!
Чик-чик.
— Не-е-е-е-ет!
Чик.
— Не-е-ет…
Чик
— Пожалуйста, прекрати…
Чик.
— Да что это за гидра такая?
— Ты знаешь, что это? — рявкнул Жак.
— Это такое существо, — злобно ответила Кралева, и это всё, что она сказала.
Из шеи у неё хлынула кровь. Женщина поперхнулась. Её голова откинулась назад, наполовину отсечённая.
— Никому не двигаться! — раздался знакомый задорный голос.
15
В доброй сотне метров, из-за каменного шпиля выглядывал Зефро Карнелиан, держа их на прицеле тяжёлого болтера. Наверное, он почти моментально сменил лазпистолет, из которого так метко застрелил Кралеву Маланью, на оружие посерьёзнее. Окованный бронзой хром болтера сверкал, отражая безумное, тошнотворное свечение ночи. Неужели, подглядывая за ними, человек-арлекин нашёл время смахнуть с оружия пыль погони и элегантно начистить до блеска?
Карнелиан был облачён в причудливую костяную броню в шипах и шпорах, его дерзкая морда выглядывала из ребристого рогатого шлема. Один из роботов со скитальца прикрывал его с фланга, сжимая в руках плазмаган.
— Просто не мог смотреть, как кто-то мучается! — крикнул человек-арлекин.
— Я не мучил её, ты, дурак! — отозвался Жак. — И не собирался. Только как иначе зафиксировать мегасвинью? А теперь ты убил её так же, как убил Мому Паршин!
Притворяясь, что ещё союзник.
— Драко, откуда тебе знать, с каким злом сношалась эта женщина, пока висела на своих кольцах?
— Значит, ты бывал у неё в будуаре? Это разрешает кое-какие из моих сомнений.
— Прекратите разбредаться, все четверо! — Карнелиан предостерегающе выпустил по болту вправо и влево, отчего на земле вспухли султанчики разрывов. — У меня тоже бывают видения, сэр инквизитор, сэр предатель! Это ты — хулитель торжественных клятв, нарушитель присяги!
— А ты, похоже, в Глазу Ужаса чувствуешь себя как дома, человек-арлекин!
— О, да я везде как дома! И нигде тоже…
— Гидра изначально была создана здесь, а не в какой-то орбитальной лаборатории.
— Ты так думаешь? Это она так сказала?
— Ты сам знаешь, что не успела. Ты ей не дал!
— Я бы не стал особенно верить тому, что говорят служители Слаанеша. Может, она лгала, чтобы смутить тебя и запутать, Жак?
— Она была под сывороткой правды.
— Сывороткой правды, в самом деле?
Почему Карнелиан со своим сервитором просто не откроют огонь? Сгустки плазмы и тяжёлые разрывные болты могут серьёзно повредить даже самой лучшей броне, не говоря уже о том, что внутри. Ме’Линди, у которой не было никакой защиты, кроме хитина, мгновенно разнесло бы на куски. Однако человек-арлекин продолжал играться с Жаком.
— Что есть правда? — крикнул Карнелиан. — In vinculo veritas, скажешь? Правда выясняется в темнице, в оковах. Только, если правда закована в цепи, как она может быть правдивой? А разве не вся человеческая галактика закована в цепи? Разве наш Император не прикован к своему трону? Кто однажды освободит его? Только смерть.
— Пустые парадоксы, Карнелиан! Или ты угрожаешь свергнуть Повелителя Человечества?
— Тьфу, что за паранойя! Разве гидра не освободит всех и каждого, связав их накрепко?
— Я спрошу тебя так: чьи руки будут править гидрой? Кто эти повелители в масках на самом деле?
— На самом деле? «На самом деле» — это вопрос правды. Я думал, мы только что разобрались с правдой. Нет сегодня никакой правды, Жак, нет во всей Галактике. Ты прекрасно знаешь, тайный инквизитор, как обстоят дела. Правда о генокрадах? Правда о Хаосе? Такая правда должна быть подавлена. Правда — это уязвимость, правда — это слабость. Правда должна быть укрощена, как укрощают псайкеров. Правда должна быть связана душой и ослеплена. Наш Император изгнал правду, сослал её в варп, так сказать. Но правда будет. О да!
— Когда гидра завладеет каждым в Галактике? Когда все думают одно и то же, то, наверное, это и есть правда.
Карнелиан возбуждённо хохотнул.
— Правда — это сущее посмешище, Жак. Губы, что изрекают правду, должны при этом смеяться. Смейся со мной, Жак, смейся!
Карнелиан выпустил ещё один разрывной болт — в сторону от отряда Жака, но их тем не менее осыпало землёй.
— Пляши и смейся! Наш Император изгнал смех. Из нас, из себя. Да, он изгнал радость из себя, чтобы спасти нас. Он объявил правду вне закона во имя порядка. Потому, что правда, как и смех, — это беспорядок, возмутительный, даже хаотичный; а в темнице лжи не может быть веселья.
Что хочет сказать Карнелиан? Ведь Император как никто другой должен знать правду — о предназначении человечества, об истории — он, кто правил десять тысяч лет! Если Император не знает правды — не может увидеть правды — что ж, тогда Галактика — пустое место, бесполезное, обречённое. Но, может быть, Император больше не знает, какой была правда, больше не знает, зачем его космические десантники и его инквизиторы насаждали его волю железной рукой?
Пока Карнелиан насмехался над Жаком под тошнотным небом этого уголка Хаоса, решимость Жака отправиться на Землю со своими — признаться, расплывчатыми — доказательствами крепла. Если бы он только мог сбежать из лап Карнелиана!
Взорвался ещё один болт, осыпав их камешками.
— Может, попробовать его достать, босс? — буркнул Гримм.
Как? По сравнению с Карнелианом они были как на ладони. Боевой сервитор держал тяжёлый плазмаган. Ме’Линди скорее всего обратится в пепел… хотя долг ассасина — умереть, если требуется.
— Жак, позволь дать тебе отрывок из очень древней поэмы, над которым ты сможешь погадать в оставшиеся последние мгновения своей жизни. Мгновения, которые могут относиться к твоему ближайшему будущему, которое наступит прямо сейчас, или, в противном случае, к будущему, когда ты станешь трясущимся злобным старикашкой, который оглядывается на прожитую жизнь перед тем, как свет наконец для него погаснет навсегда… В этом отрывке стихотворения говорит Бог. Возможно, он, как наш Бог-Император, озирает свою галактику. Кхе-кхе.
Карнелиан откашлялся и продекламировал:
«Бездонна глубина, — сказал Господь, — ведь мне
Наполнить бесконечность иль пустоту пространства.
Хоть я не ставил срок и не дал хода
Благости своей, которая вольна — вершить
Иль не вершить…»
— Неплохо, да? Как слова скатываются с языка…
А как они озадачили Жака! Как ускользнул их смысл, точно, как признание Кралевы Маланьи досадно выскользнуло у него из рук.
— Ой-ёй! — взвизгнул Карнелиан. Он выпустил болт и задел плечо Гримма. Снаряд срикошетил в сторону, не разорвавшись, так как не проник внутрь. Но Гримма всё равно швырнуло вбок.
У Жака не было выбора — он ответил; Гугол тоже. В следующую секунду — Гримм. Карнелиан уже исчез за шпилем, вместе со своим роботом.
Из-за каменного столба полетели болты и сгустки плазмы — только в противоположном направлении. Показались легионеры в вычурной костяной броне, перескакивая от столба к столбу и стреляя на бегу. Их сопровождали размахивающие клешнями демоницы и суетливые отродья Хаоса.
— Бегом к кораблю! — приказал Жак, творя ауры защиты и отвлечения.
Они рванули с места, бросив паланкин вместе с мерзкой тушей и экскруциатором Жака, которым тот так и не воспользовался. Впрочем, он был рад его бросить.
Когда «Торментум Малорум» вознёсся на хвосте плазмы над гнойной ионосферой, на него накинулась парочка истребителей ближнего космоса — кораблей-ястребов, но Гугол опередил их и продолжал уходить на форсаже. Звездолёт пел от нагрузки на двигатели.
— Твои ковыряния, похоже, не прошли даром, — наконец признал Гугол.
Гримм хмыкнул:
— Ха, неплохо я их настроил, да?
— Это на пока! Ты не прочитал ни единой литании. Как можно ждать от двигателя нормальной работы, если ты пренебрегаешь его духом?
— Его дух, — ответил Гримм, — называется «топливо».
— Только не дай ему такое услышать.
— Ха, да чтоб я разговаривал с мотором!
— Виталий прав, — вмешался Жак, — дух наполняет всё сущее.
— Ха, то есть, ты понял всю ту чушь, что молол наш человек-арлекин про «наполнить бесконечность»?
— Император наполняет всё. Он везде. Везде, куда достаёт Астрономикан, по крайней мере.
Гримм пожал плечами:
— Меня малость беспокоит, почему Карнелиан дал нам уйти. С его понтоватой меткостью он лишь задел меня. Он гнал нас, как стадо, в сторону корабля, босс. Только и всего. Не давал легионерам подойти…
— После того, как привлёк их выстрелами.
— Зачем тогда в них стрелять, если они на его стороне?
— Возможно, — предположил Виталий, — раз их первую леди украли, а свиту перебили, у отступников испортилось настроение — и они палили в любого, кто не из их Города Грехов?
— Ты тупой, — сказал Гримм. — Может быть, Карнелиан убил эту бабу Кралеву, чтобы мы думали, что гидра происходит отсюда, пусть даже это не так.
— Она должна быть отсюда, из Глаза, — категорически отрезал Жак. — И с планеты Кралевы тоже.
— Это больше не её планета, — сказал Гугол. — Да и чёрт с ней, баба с возу… Не совсем мой идеал роковой красавицы.
— Карнелиан явно с тобой согласен, — заметил скват.
Мысль о том, что Карнелиан гнал их — теперь к Земле? — бесила Жака неимоверно.
— Я не такой уж тупой, — ответил Гугол, — когда дело касается толкования стихов. Бог-Император в этой поэме словно говорит, что отделил часть своей силы. Эта часть где-то в другом месте, не зависима от него, вольна идти своей дорогой — или отказаться идти. Добро эта часть? В таком случае, та, что осталась, — зло.
— Император не может быть злом, — сказал Жак. — Он величайший человек из всех. Хотя он может быть, и должен быть, суровым — без улыбки.
— Факт, о котором Карнелиан явно сожалел.
— Так, что смог посмеяться над нами, — съязвил Гримм.
«Воистину, я бегу по лабиринту, — подумал Жак, — а у лабиринта, возможно, вообще нет настоящего выхода».
— Кстати, об идеалах, — поддел Гримм Гугола, — вон идёт твой.
Ме’Линди вернулась в своё настоящее тело и сейчас возвращалась в крипту управления.
— Значит, вот он какой — Хаос, — был её комментарий.
— Нет, — поправил Жак, — это был лишь один мир из сотен, куда вторгся Хаос.
— Ты знаешь, там я почувствовала себя почти как дома в своём уродливом теле. Кое-что я там заметила на свой изменённый взгляд.
Жак немедленно встрепенулся:
— Порчу Хаоса?
— Что-то в воздухе. Нет, в невидимой атмосфере. У меня не было таких ощущений, когда я оборачивалась в Василарёве. То была… работа. Здесь было больше как гнусная и чарующая судьба.
— Может изменение тела вызвать привыкание? — обеспокоенно спросил скват.
— В мире Хаоса, думаю, да. Ты застрянешь, станешь чудовищем и не сможешь обратиться назад. Хаос — это полиморфин для безумных и дурных, для больных умом, для мозгов, которые жаждут, не зная меры. Ты превратишься в суть собственного кошмара, который начинался, как бредовый и увлекательный сон. Затем кошмар придаст форму твоему телу. Кошмар завладеет тобой. Ты по-прежнему будешь считать себя сновидцем. Но ты им не будешь. Ты будешь тем, что снится. Я вот думаю…
— Что? — спросил Жак. Ме’Линди, похоже, стояла на пороге какого-то откровения — может быть, схожего с фальшивым озарением наркотического бреда, когда раздавленный жук кажется переполненным космической значимости. — Что, Ме’Линди?
— Я вот думаю: не может ли по-настоящему выдающаяся личность избавиться от владычества Хаоса собственными силами? Тогда эта личность станет невосприимчивой к Хаосу, в точности как я невосприимчива к гидре — надеюсь, что невосприимчива.
— Может ли Зефро Карнелиан быть такой личностью? — тихо спросил Гугол со своего ложа навигатора. — Везде как дома, как он похвалялся! Способной скакать по мирам Хаоса и не запачкаться.
— Ненавижу его, — туманно ответила Ме’Линди. — Хотя… глубоко внутри он меня тронул.
«Глубже, чем я?» Жак ощутил укол ревности.
— Я чую вонь культа, — объявил он резко. — Крестовых походов и спасителей. Человеческий разум очень склонен к культам. Культы генокрадов, культы Хаоса, заговоры… Но есть только один спаситель. Император. Держитесь только за эту надёжную цепь (Хотя насколько надёжна она в реальности? Насколько надёжной она осталась?). Пусть эта цепь связывает вас. Примите её оберегающие узы с радостью.
— В таком случае, — спросил Гримм, — не должно ли нам с радостью принять узы гидры? Если она на самом деле очистит Галактику от демонов, и мутантов, и злобных ксеносов?
Жак вперился в сквата злым взглядом:
— И от недолюдов тоже, коротышка? Почему тогда не от всех, кто отклоняется от человеческой нормы? Пока не останется только одна норма повсюду — в галактике моноразума.
Такой была позитивная сторона гидроплана; с обратной стороны была… галактика, кишащая отродьями Хаоса.
— Я, помню, не был нормой, — В душе Жака боролись противоречия. Он прижал ладони ко лбу. Пробормотал молитву — кому? Слабеющему Повелителю Человечества?
— Я только спросил, босс, — сказал пристыженно Гримм так, словно ему передалось душевное смятение Жака.
— Вся галактика спрашивает. — И кто ответил на её мольбы? Лицемерная клика потенциальных рабовладельцев? Пройдоха-арлекин? Или осыпающийся утёс, который хлещут волны Хаоса?
— Куда мы направляемся? — Навигатор желал знать.
Точно, очередная полезная единица испрашивала руковождения. И, конечно, гидра обещала даровать тотальное руководство. Если бы Жак только мог поверить заговорщикам… но он не мог.
— Наша цель — священная Терра, Виталий. Больше некуда. Мы проникнем туда на виду у всех. Это будет проверкой твоего мастерства пилота.
— Да я, м-м, особо не напрашивался на проверку. Не в таком виде, во всяком случае! Не то чтобы я не рад возможности… Но Виталий Гугол против целой оборонительной сети солнечной системы… Э-эм, да? Ладно…
— Этот полёт может войти в легенды, — подсказал Гримм. — Может, ты сложишь хвалебную песнь своему пилотажу.
Ме’Линди холодно усмехнулась:
— Или наоброт — оду самоубийству.
— В первую очередь, — сказал Жак, — нужно выбросить за борт ящик с гидрой. Пустим его своим ходом в самое солнце. Местное голубое светило сгодится не хуже остальных.
— Это твоя единственная улика, босс. Гидра — твоё доказательство.
— Ты думаешь, я сплю и вижу, как бы протащить её контрабандой в самое сердце Империума? Вообрази, если выпустить гидру на волю в недрах мира, породившего нас, в самом центре человечества? Невозможно!
Тем не менее, подумал Жак, часть вещества гидры всё-таки долетит до самой Земли. Та часть, что незаметно прячется внутри Ме’Линди, усвоенная, обезвреженная.
Он представил себе Ме’Линди в застенках своего ордоса. Он представил себе, как её распинают и вскрывают, словно лягушку, в демонологической лаборатории Маллеуса, исследуют, зондируют, разрушая сначала разум, потом тело.
Его разум отверг это видение, но не раньше, чем её встревоженный взгляд встретился с его.
16
Глаз Ужаса лежит у окраины Галактики к галактическому северо-западу, в области такой же одинокой, как Жак иногда чувствовал себя в эти дни. И на душе легче не стало, когда Гримм едва не покинул корабль на полпути к Терре…
Скват утверждал, что расстояние слишком большое, чтобы пытаться преодолеть его одним варп-прыжком с тем запасом топлива, что оставался в баках «Торментума».
Он, без сомнений, был прав. Только указать на это должен был Виталий Гугол. Навигатор утверждал, что собирался это сделать, как только корабль покинет систему голубого солнца, как только «Торментум» снова полетит, швыряемый штормами, сквозь варп.
Не хотелось ли Гуголу в глубине души помешать полёту на Землю, ограничить возможные заправки по дороге, чтобы пришлось зайти куда-нибудь на крупную базу, где бы начали задавать неудобные вопросы или агентам заговорщиков было легче нанести удар?
Хуже того, не стал ли Гугол беспечным? Разве ему всё равно: застрянут они где-нибудь на необитаемом куске камня или нет? Навигатор обиженным тоном возражал на эти полуобвинения.
Из вымученных отрывков стихотворения, которые Жак подслушал потом, выходило, что поэта гнетут воспоминания об унизанной кольцами великанше, словно кислота, разъедая его романтическую душу, по причинам, которые Жак не совсем понимал и решил, что будет умнее туда не лезть. Представляла ли Кралева Маланья нечто вроде антиидеала для Гугола, некий отталкивающий пример сексуальности, который неотступно преследовал его, от которого он пытался избавиться и забыть его, но не мог?
В какую романтическую формулу он мог бы уложить Кралеву? Если этого не сделать, то как её забыть? Как ему смириться с тем, что оставил тёмные страсти этого живого, телесного города — так же, как смирился с тем, что никогда не получит Ме’Линди?
Жака это привело в уныние.
Они направлялись к одинокому красному карлику под названием Бендеркут в тысяче световых лет к центру, в сторону сегментума Соляр. Записи числили Бендеркут как прародителя всего четырёх небольших каменистых миров, все — необитаемы. У самого крайнего приютился мелкий орбитальный порт для военно-космического флота и торговых судов. Гравитационный колодец был неглубоким: всего два дня пути от безопасной прыжковой зоны внутрь системы и два дня обратно наружу.
Оставалось надеяться, что порт не уничтожен нападением чужаков или не заброшен; записи могли устареть на сотни лет. При неудаче с Бендеркутом у путешественников оставалось ещё как минимум три очевидных варианта — три порта на второстепенных трассах, куда они могли причалить. Жак лишь надеялся, что Гугол ведёт корабль честно, и клял себя за подозрительность.
Как бы там ни было, тысячелетний порт по-прежнему кружил возле Бендеркута-4. У причала стоял пришвартованный имперский крейсер: скопление украшенных резьбой рифлёных башен, соединённых арчатыми контрфорсами, утыканных черепами — эмблемами смерти. Плюс дырявый, латаный-перелатаный округлый грузовик.
Гримм, который снова потратил долгие часы, доводя до ума, а потом — ещё полируя, движки «Торментума», отправился «на берег», чтобы передать мешочек с редкими металлами в качестве оплаты и «подышать воздухом», как он выразился.
Настал час отправления, Гримма всё не было.
— Мне пойти его поискать? — спросила Ме’Линди.
Жак посмотрел в иллюминатор на бугристое металлическое плато, усеянное мостками и пузырями оборонительных систем. Ярко-освещённые башни отбрасывали тени, похожие на тёмные канавы. Порт небольшой, однако, без сомнений, там прячутся многие километры коридоров и залов. Топливные и кислородные шланги, извиваясь, отошли прочь.
«Сапфирный орёл, вылет разрешён, — прохрипело радио. — Человеческой чистоты вам».
— И вам того же, — ответил Жак. — Мы задержимся на полчаса, — и уже к Ме’Линди: — Если у него неприятности, мы застрянем здесь, как в силке.
— Движки он оставил в порядке, — сказал Гугол. — Мне будет не хватать этого мелкого нахала.
— Считаешь, он удрал?
— Наверное, не захотел прыгать к тигру в пасть… Не знаю, как у вас, инквизиторов, там заведено, но тебя, возможно, уже объявили отступником.
Путешествие в Глаз и потом обратно на Терру хоть и измерялось неделями варп-времени, могло стоить Жаку не одного года реального времени. Как только выяснилось, что Жак направляется в сторону Глаза с Карнелианом на хвосте, астропат мог тут же отправить сигнал на Землю, использовав коды Маллеуса. Возможно даже, что у человека-арлекина на борту «Покровов света» был свой ручной астропат. А Карнелиан позаботился о том, чтобы убить звездовещательницу Жака — Мому Паршин.
У Баала Фиренце длинные руки. Но вот Обиспала… его можно попытаться изловить и заставить подтвердить слова Жака. Правда, Обиспал может быть в Галактике где угодно.
Они подождали.
Пятнадцать минут.
Двадцать.
Двадцать пять.
— Виталий, готовься к отлёту.
Жак ценил сквата. Всегда высказывался в защиту недолюдов… И вот скват его предаёт. Пусть это тривиальное предательство на фоне космической измены, задуманной заговорщиками, но всё равно обидно.
Жаку самому, может быть, придётся предать Ме’Линди, сдав её в лаборатории Маллеуса. Если Ме’Линди это заподозрит, останется ли она по-прежнему верной узам своей присяги ассасина?
На двадцать восьмой минуте Гримм ворвался на борт.
— Прости, босс. Спасибо, что подождали. Встретил своих собратьев. Пришлось немножко выпить. Хлоп-хлоп, бегом-бегом.
— И вместе с ними думал ты отправиться?
Гримм не стал напрямую отрицать, что по крайней мере было честно.
— Потянуло к родне, босс. Хоть я и бродяга, но всё-таки…
— И ты решил посмотреть, не уйдёт ли корабль без тебя, избавив таким образом от трудного решения.
— Запускаю! — предупредил Гугол. «Торментум» короткими импульсами стал отползать от причала.
— Ха, так вы и правда хотели меня бросить! — Гримм сумел подпустить в голос возмущённого упрёка, и Жак не смог сдержать бледной улыбки.
— Конечно, я ещё подумал: «Земля!». В другом разе Землю-то, скорее всего, никогда не увижу. Как говорится, увидеть Землю и умереть?
Верно подмечено. Сколько партий юных псайкеров прибывает на Землю только за тем, чтобы умереть. Кое-кто называл Повелителя Человечества не иначе как Пожирателем Падали. Поглотил бы он точно так же Жака?
— Прости, босс. Правда!
— Гримм, ты вернулся — и это главное.
Скват, навигатор, ассасин — в ком из них Жак может быть стопроцентно уверен? Он молил Императора не дать пасть жертвой паранойи, в которой обвинил его Карнелиан, иначе вся история, сумеет он её рассказать или нет, будет выглядеть абсолютно невероятной.
Но, разве паранойя — не критерий здравомыслия во вселенной врагов и обмана?
«Не верь никому, даже себе, ибо сам можешь даже не заметить, как свернул с праведного пути».
Жак крепился.
Терра.
Все каналы бурлили вокс-переговорами часовой, минутной, секундной давности. Астральные волны, наверное, были почти так же забиты телепатическими сообщениями — даже ещё большей срочности, правда, подобным сообщениям не мешал предел скорости электромагнитного излучения. Дальний радар фиксировал метки сотен кораблей, идущих внутрь системы или выбирающихся по последнему пологому склону из глубокого гравитационного колодца Солнца.
Наблюдение с самой дальней линии даже подходов к родной системе уже с избытком доказывало, что центр Империума никогда не замирает. Однако Жаку не нужно было напоминать, как в прошлом варп-шторма отрезали родную систему от звёзд на несколько тысяч лет. Первые цветы человеческой цивилизации, взошедшие на просторах Галактики, увяли и перегнили в клоаку эры Раздора, которая так затмила ту прежнюю героическую эпоху, что и по сей день её скрывал мрак.
Ему не нужно было напоминать, как в тридцать первом тысячелетии одержимый мятежник магистр войны Гор опустошил Луну и вторгся на Землю, пробившись к самому внутреннему дворцу. Путч разгромили, о да, но какой страшной ценой! С тех дней раненый Император переживал одно мрачное тысячелетие за другим, лишь восседая недвижимо на своём золотом троне-протезе.
Но, чего едва не достиг Гор при помощи главных сил Империума и боевых машин Адептус Механикус, Жак надеялся добиться хитростью — при участии подчёркнуто скорбного навигатора, сквата, чья надёжность теперь была под вопросом, и убийцы, ход мыслей которой занимал Жака всё больше и больше.
Он ткнул пальцем в отметку на экране радара:
— Виталий, покажи вот этот.
Гугол поколдовал с магнископом, вывел в фокус тёмный летучий замок и ахнул:
— Чёрный корабль, Жак! Идёт внутрь системы.
— Подваливай к нему. Поднимемся на борт с инквизиторской проверкой.
— Но разве такое судно не должно входить в число самых бдительных?
— Они в пути год или около того. Если я в чёрном списке преступников, сомневаюсь, что местный инквизитор об этом знает.
Жак говорил с уверенным видом. Он — человек Маллеуса. Поэтому, пусть даже на Чёрном корабле летит обычный инквизитор — это будет только на руку.
Инквизиторы часто путешествовали на Чёрных кораблях, пока те пересекали Галактику из конца в конец, собирая свежих псайкеров. Инквизитор крайне полезен для офицеров Чёрного корабля, которым приходится в пути проверять свой живой груз и выдёргивать сорняки. Жаку даже слишком хорошо это было известно: его вот так же выдернули, но только не как сорняк, а как драгоценный цветок, пересадили и отправили дальше — для более великих дел. Он помнил Ольвию. Множество таких, как она, набивали в унылые трюмы Чёрного корабля; их молитвы звучали тем громче, чем ближе нырял корабль к Земле; их души скорбно сосредотачивались на предстоящем самопожертвовании. Гнетущие психические миазмы внутри такого судна могут стать отличной защитной завесой для Жака.
— А что с «Торментумом»?
— Запрограммируй его уйти обычным ходом за прыжковую зону к поясу комет, а потом просто лечь в дрейф. Мы будем примерно знать, где его искать, если когда-нибудь сможем встретиться снова.
Гугол кивнул. За прыжковую зону почти никто не выходил. Корабли были либо внутрисистемными, оставаясь в границах солнечного пространства, либо межзвёздными — в этом случае они ныряли в варп при первой возможности. «Торментум» останется там, незамеченный, и в то же время к нему можно будет добраться на обычном корабле, оставляя вариант для непредсказуемого, тёмного будущего.
Как много спутники Жака сейчас знали! Они знали об Ордо Маллеус, о заговорщиках, о гидре, о Глазе и созданиях Хаоса. Больше, много больше, чем положено простому смертному. Если миссия Жака закончится успешно, его сообщникам следует устроить мозгочистку… Так же, как десантников подвергают мозгочистке после участия в экстерминатусе демонов, низводя до уровня младенцев, чтобы уберечь их непорочность и здравомыслие. Или казнят с почётом.
— Ме’Линди, я хотел бы поговорить с тобой наедине.
Он пошёл впереди неё по чёрному как смоль коридору мимо мерцающих альковов в свою спальную ячейку, закрытую от чужих глаз и ушей.
Воспоминания о предыдущем разе, когда они остались здесь наедине, будоражили, хоть он и знал, что повторения той возвышенной ночи быть не может. Но Жаку очень хотелось узнать, что она на самом деле чувствует.
— Да, инквизитор?
— Ты ведь понимаешь, что ты — единственное вместилище гидры поблизости?
— Точно так же, как знала, что ты решишь отправиться на Землю и посчитаешь нужным выбросить за борт тот адамантиновый ящик.
— Значит поэтому ты съела кусок гидры? Не для того, чтобы защититься от неё, а скорее чтобы оставить хоть что-то?
— Ассасин — это инструмент, — сказала она ничего не выражающим тоном. — Разумный инструмент, однако всё равно инструмент, служащий высшим целям.
— Ты согласишься на мучения? На вскрытие? — Ну вот, он сказал это. Он признал свой страх и вину любовнице на одну ночь.
— Боль можно блокировать, — напомнила Ме’Линди, — как при изменении тела.
Жак знал, что это не вся правда. Боль физическую можно блокировать. Однако в мозгу есть центр чистой, абсолютной боли. До него можно добраться мозговым зондом. Она знает, как отрезать своё сознание от такого? Да, а как насчёт ужаса, когда твою личность разбирают на кусочки? Разве это не должно приносить самую глубокую и мучительную боль?
— Если бы я мог тебе что-нибудь дать, Ме’Линди, что бы ты выбрала?
Она подумала минуту.
— Наверное… забвение.
Теперь он понимал ещё меньше.
Если только… если только она не знала — а Гримм и Гугол, несомненно, даже не подозревали — что священный долг Ордо Маллеус — стирать самое знание о чудовищном Хаосе из разума людей, чтобы знание это не совращало слабых. Подобные знания должно уничтожать.
Неужели Ме’Линди заранее простила ему возможную судьбу товарищей, если предположить, что он добьётся успеха?
Вот что называется преданность.
Жак погасил вспышку мучительной гордости. Преданность кому бы то ни было, кроме Императора, опасная штука, ведь так? Доказано воинствами Гора.
Однако Жак всё равно прямо здесь же дал себе обещание, что сделает всё возможное, чтобы спасти Ме’Линди, и Гугола, и Гримма. Даже если это сделает его, в чём-то малом, предателем. Даже если при этом он откажется даровать Ме’Линди желанную амнезию.
Уже уходя, Ме'Линди остановилась.
— У меня есть много что забыть. В этом теле прячется пластиплоть и флексохрящи, в которых записана память одного конкретного злого облика.
— Ты хочешь сказать, что чувствуешь, будто внутри тебя начертана некая руна зла? Чувствуешь, что каким-то образом проклята? А вовсе не благословлена своей чудесной способностью?
— Способностью превратиться в одну тварь и только одну! Теперь, когда я пользуюсь полиморфином, я не могу принять облик другого человека. Я лишь запускаю внутри себя шаблон генокрада. И тем отрекаюсь от способностей хамелеона. Я спрашиваю тебя: это Каллидус? Это изворотливость?
— То есть, по-твоему, ты изменяешь традициям своего храма? Хотя сам храм тебя об этом попросил?
Она кивнула:
— Это сделали с моего согласия.
Может быть, она чувствовала, что храм её обманул.
Жак помешкал, прежде чем спросить:
— На тебя давили, чтобы получить согласие?
Она рассмеялась горько:
— Вселенная всегда давит, с разных сторон, разве нет? Давит так, что того и гляди раздавит.
Это был не настоящий ответ, да он и не ожидал. Разве ассасин выдаст секреты своего храма?
— Однако на мире Кралевы, — напомнил Жак, — к тебе пришло озарение… насчёт Хаоса и возможной природы человека-арлекина.
Ме’Линди поджала губы — те губы, что однажды блуждали по его телу, те самые губы, что вытягивались в жуткое рыло.
— Тёмное озарение, — поправила она. — Тёмное.
Но даже в таком случае Жак не испытывал никакого желания погасить её свет.
17
— Плодотворное путешествие, агент? — поинтересовался Жак у молодого бородатого инквизитора — почти точной копии его самого в ранние годы.
В мочках ушей у Рейфа Зиланова болтались серьги из зародышей какого-то ксеноса. Молодой инквизитор выглядел смышлёным, хотя и несколько неопытным. Какими бы ни были его особенные таланты — как бы хорошо ни были отточены те из них, что позволяли диагностировать среди пассажиров малейшую демоническую порчу, — ноющий психический шум на борту Чёрного корабля давал как раз такой уровень астральных помех, на который уповал Жак.
— Плодотворные? Тысяча сто псайкеров на круг для Императора. Думаю, это можно назвать плодотворным. Ликвидировать пришлось всего полпроцента. Пять процентов выглядят достойными дальнейшего развития.
А девяносто пять — достойными для корма полумёртвому Повелителю Человечества, дабы питать его Астрономикан. Сколько ещё, сколько ещё может длиться величественная агония человеческой галактики? Может, всё-таки идея заговорщиков — заменить эту людоедскую систему абсолютно тоталитарным контролем — верна?
Нет-нет, не верна. И — нет, они почти наверняка не те, кем кажутся.
Жак крякнул.
— Что-то не так? — спросил косоглазый, дюжий капитан.
Морщины на багровом лице капитана Олофернта говорили о многолетнем влиянии психической мигрени тех, кого он был обязан перевозить. Вот, подумал Жак, невоспетый герой Империума. Не десантник, не рыцарь-терминатор, но всё же герой. Герой невежественный — но благословенно невежественный. Герой, чья форма увешана амулетами. Герой, которого можно запугать.
Стены капитанской каюты скрывали гобелены с космическими сражениями — бессменные напоминания о военной судьбе, которая могла бы ему достаться?
На столе капитана Жак заметил блёклые кружки от рюмок. Тайное пьянство, пока навигатор ведёт корабль через варп, служило Олофернту утешением, его убежищем, анестезией — и слабым местом.
Жак активировал свои татуировки, показав Зиланову, что выше него чином, правда, каким образом, молодой человек понял не совсем, но посчитал за лучшее не спрашивать.
Однако Зиланов оставил при себе своё мнение, но Жак на его месте поступил точно так же. Агент с любопытством разглядывал пёструю свиту Жака. Он явно распознал в Ме’Линди ассасина.
— Не так, капитан? — протянул Жак насколько возможно невозмутимо. — О, кое-что не так. Я расследую одно дело. Оно касается таких кораблей, как ваш. Точнее говоря, того, что происходит после того, как они доставляют свой груз на орбиту Земли.
— Наши пассажиры проходят там повторную отбраковку, — проворчал Олофернт, — чтобы перепроверить, что мы службу свою знаем, — что весьма разумно. Потом большую часть челноками перевозят в Запретную крепость для долгой подготовки к Астрономикону и краткой службы следом. Что из того?
— Где находится Запретная крепость, капитан?
— Ха! Для таких, как я, эта информация под запретом. Тоже весьма разумно.
— Где, вы полагаете, она находится?
— Мне не следует даже во сне об этом думать, инквизитор.
— Весьма разумно.
Цитадель Адептус Астрономика располагалась внутри горного массива, известного как Гималаи. Целой горе придали форму верхней половины каменной сферы, в которой и находился Астрономикан.
— Ты сказал: «долгая подготовка и краткая служба». Почему ты упомянул об этих подробностях? Я слышу недовольство? Прожилку мягкости у тебя в душе?
Олофернт глянул на Рейфа Зиланова, ища поддержки.
— Языки без костей! — зарычал Жак. — Которые лучше вырвать! Уверен, в будущем ты будешь более осмотрителен, скрыто критикуя Империум, если это, конечно, не алкоголь развязал тебе язык. Но не важно. Что меня беспокоит, так это недозволенное рабство, а именно — сбор сливок в виде крошечной доли пригожих псайкеров.
Зиланов нахмурился, а капитан ахнул:
— Кем? — после чего явно пожалел, что спросил. — Не то, чтобы я проявляю излишнее любопытство. Не то, чтобы я…
Жак одарил Олофернта самой натянутой улыбкой.
— Мне нелегко это говорить. Чиновникам-извращенцами достаточно высокого положения при императорском дворе.
Недозволенное рабство, подумал Жак, в противоположность узаконенному посвящению Императору… Проживут ли эти недозволенные рабы дольше в частных руках? Вряд ли. Их краткое существование в лапах ценителей упадка окажется безусловно гнусным. Впрочем, эти ценители не существовали нигде, насколько это известно, кроме его собственного воображения. Лучше всего верить в собственную ложь, тогда и другие в неё поверят.
— Вряд ли мне нужно говорить, насколько смертельно опасно содержать необученных псайкеров даже во внешнем дворце. Пусть даже их держат взаперти за психическими экранами, любой из них всё равно может стать проводником для демона. Особенно, если от боли и отчаяния взывает к помощи в любой форме. Если демон овладеет хотя бы одним рабом во дворце, и этот раб сбежит — подумайте о последствиях!
— Списки наших пассажиров всегда точны, — возразил Олофернт.
— Не сомневаюсь. Однако, как насчёт той малой доли пассажиров, которую каждому Чёрному кораблю приходится уничтожать? Вы оставляете тела для последующего учёта?
— Вам должно быть известно, что такие тела выбрасываются за борт в варп.
— Что, если эта малая часть в действительности не становится трупами, а содержится живьём в стазисе в каком-нибудь закутке на борту столь огромного корабля, как ваш?
— Только не на борту моего, смею вас уверить! — капитан метнул взгляд в сторону стола, где обычно стояла бы рюмка. Как её сейчас не хватало!
— Я не обвиняю никого лично. Вы сейчас узнали привилегированную информацию, вот и всё.
— Что вы хотите, чтобы мы сделали? — спросил Зиланов. Молодой инквизитор почти поверил. Да и почему бы не поверить? История выглядела достаточно правдоподобной, чтобы любого имперца мороз продрал по коже. Зачем старшему инквизитору лгать?
— Мне нужно, чтобы нас контрабандой провезли в юго-восточный порт номер три Императорского дворца в точности так, как, мы подозреваем, провозят этих недозволенных рабов, а именно — в продовольственных стазисных коробах. Меня и моих спутников.
— Вы будете абсолютно беззащитны, — заметил Зиланов.
— Пока стазис не отключится в установленное время, это так. Вы хотите сказать, что следует избегать опасности, когда, рискнув, мы можем захватить исполнителей преступления?
Теперь Зиланов уверился полностью. Ни один изменник не рискнёт оказаться абсолютно беспомощным или попасть парализованным в руки вероятного врага.
— Это секретная операция важности альфа-прима. С вас взята присяга соблюдать абсолютную секретность. Сейчас я раскрою маршрутные коды, которые вы должны использовать для контейнеров…
И стазис кончился.
Жак выбил крышку контейнера, в котором лежал, вынужденно скрючившись в позе эмбриона.
Никаких внешних ощущений он не чувствовал. Да и не предполагал.
Вместо этого его сознание застыло на единственном кванте мысли, и этой мыслью была тревога. Вероятно, работа сознания успела чуть-чуть продвинуться за безвременный период изоляции, а психическое чувство защиты пыталось снять осаду тревожности. Но получилось, что Жак намертво застрял в точке страха: всё его существо состояло из ожидания опасности и больше не из чего. Ни воспоминаний, ни деятельных мыслей, ни вялых грёз — только безликая квинтэссенция тревоги, возникшей в тот самый бесконечный миг-вечность.
Теперь, когда он снова стал Жаком, его затрясло от накопившегося страха. А что, если бы он вошёл в стазис в состоянии ужаса или боли?
В конце концов Жак решил, что психический дар смог бы усмирить и притупить ощущения, изменив сам характер этого мига-вечности.
А что, если нет? Что, если бы он не владел чарами? Жак допустил, что открыл новую и ужасную пытку или наказание. Ибо на пике мучений пленника можно погрузить в стазис-камеру, и он будет переживать это состояние год, столетие…
Прищурившись, Жак посмотрел вверх на толстенные ржавые трубы, обросшие бородой конденсации. А, нет, эти пятна — не ржавчина. Многие поколения благочестивых рун выцветали и переписывались поверх, и снова выцветали. Каракули проплывали мимо в паре метров над головой. До Жака донеслось лязганье, скрежет, далёкий перезвон металла о металл. Контейнер, похоже, двигался по конвейерной ленте.
Как и было задумано. Справившись со страхом, накатившим при выходе из стазиса, Жак встал. Действительно, четыре контейнера неторопливо ползли на сегментированной стальной ленте вниз по унылому и будто нескончаемому туннелю. Светосферы мучительно изливали тусклый оранжевый свет. Было холодно. Никого, даже сервиторов, поблизости не наблюдалось.
Жак перебрался к соседнему контейнеру и поднял крышку. Ме’Линди села и, словно змея, подалась назад для удара. Но змея не ужалила, а лишь быстро поцеловала.
— Спасибо за глоток забвения, господин.
— Господин?
— Мы же притворяемся рабами?
— Об этом можно уже забыть. Есть какие-нибудь отрицательные последствия?
— Мы, ассасины, знаем, как сделать разум пустым, если требуется, чтобы уйти в гибернацию. Я стала пустой, ощущая только желанное ничто — состояние мира до того, как возникли Вселенная и Хаос, когда существовал один Бог — Бог-Ничто.
Жак решил, что Ме’Линди вернулась мыслями к некоему странному полузабытому культу своего давно потерянного родного мира. Истинный бог — неумирающий Император, пожиратель душ, маяк для страждущего и борющегося человечества — был уже в пределах досягаемости, всего в каких-то четырёхстах километрах пути по дворцу.
Ме’Линди в свою очередь открыла крышку Гримма, и недолюд воскликнул: «Ха! Ха!». Словно подгоняя вновь застучавшее сердце.
Жак открыл последний ящик.
— Пустота, — прошептал Виталий, — бесконечная пустота. Третий глаз не перестал видеть. Он рыскал по пустоте бесконечности. Ты знаешь, что существуют степени небытия? Оттенки не-света?
— Глуши чушь, — ворчливо ответил Гримм, высунувшись сбоку от Жака. — Тут прям, как дома в пещерах, тока камня нигде не видно. И на дворец не особо похоже. А где все? Мы точно сели на тот маршрут, босс?
— О да. Это древний глубокий подводящий туннель — крошечный отросток вдали от сердца. Но даже так нам скорее повезло, что сейчас здесь нет каких-нибудь работников из Адептус Терра.
— Ха, теперь он нам об этом говорит!
В мире снаружи сейчас могла быть зима. Хотя по правде мира снаружи на Терре почти не существовало. Все континенты Земли — кроме южных приполярных ледников, в недрах которых скрывалась Инквизиция — были закованы, часто — на километровую высоту, в лабиринт построек того или иного государственного учреждения. Дворец, экклезиархия, огромные здания бюрократии — каждый практически отдельный мир сам по себе.
Целые поколения проводили всю свою жизнь в одном имперском учреждении, почти не ведая о звёздах над головой, разве что в виде заметок на инфопланшетах или в гроссбухах, и ни разу не увидев, как тусклое солнце проглядывает на отравленном небе.
Скоро воздух стал теплеть и неприятно застревать в горле. Лента несла их дальше вниз — к отзвукам шума и деятельности, к далёким лучикам света. Туннель явно вскоре выходил в какое-то место попросторнее.
Сбросив стазисные ящики с ленты, они достали пристяжные кислородные баллоны и дыхательные мембраны. Эти мембраны служили и защитой для глаз от всё более загазованного и едкого воздуха. Теперь кислородные «пшики» освежали лёгкие.
Позади, из оранжевого полумрака появились другие грузы. Расплющив стазис-ящики, отряд спрятал их в пыльной боковой каморке. Дальше пошли пешком вдоль натужно ползущей ленты.
В просторном пластальном зале с колоннадой киборги и ампутанты, присоединённые к машинам, с лязгом ездили туда-сюда на гусеницах или с бряцаньем шагали на изъеденных окислами металлических ногах. На полу переливался всеми цветами радуги слой маслянистых химикатов под блеском меняющихся огней.
Одни механизированные рабочие трудились возле глухо грохающих огромных механизмов, перевитых жилами кабелей. Другие вскрывали силовыми клещами ящики с ленты, проверяли накладные и переносили поступающий груз к вееру ржавых мощных пневмомагнитных труб, который отправляли предметы в далёкие пункты назначения с яростным шипением, грохочущими хлопками сжатого воздуха и треском электромагнитных разрядов. Разбитые пустые контейнеры исчезали в утробе печи, огненная глотка которой заливала багрянцем хлюпающую бурду вокруг. По залу каталось эхо рокота, шипения, хлопков и рёва.
Пока четверо незваных гостей наблюдали с выступа своего укрытия, одну из труб прорвало, выбросив облако бурых хлопьев. Сервитор-сварщик покатился чинить отскочившую обшивку.
Видимо, такого рода аварии случались регулярно. Этот автомат, видимо, только и делал, что заваривал трубы. Если бы их то и дело не рвало, его однообразная жизнь была бы пуста. Жак и его спутники находились в каком-то очень незначительном пищеводе древней и запущенной далёкой окраины дворца или точнее — подвалов дворца.
Доходили ли вообще грузы, прибывающие со звёзд этим маршрутом, до пункта назначения без сбоев? Наверное, доходили. Вот точно так же большая часть Империума действовала, ломалась и ремонтировалась заново. Но в то же время там приводились в движение могущественные силы. И бдительность тоже присутствовала.
Интуитивно Жак достал свою карту-указатель — Первосвященника в чёрной рясе с молотом. Карнелиан наверняка был где-то далеко-далеко, в сотнях, тысячах световых лет отсюда и вряд ли сумел опять вмешаться…
Изображение Жака козырьком прикрывало глаза рукой с зажатым молотом, будто смотрело в тёмные дали из яркого места. Карта дёргалась. Пульсировала. Внезапно её потянуло, словно прут лозоходца так, что, казалось, отпусти Жак карту, она бы тут же улетела, поддавшись порыву.
— Босс… — Гримм потянулся, словно чтобы поймать карту, если та выскочит, но отдёрнул руку. — Ты это сам делаешь?
«Сам ли? — подумал Жак. — Это моё подсознание, куда записаны все энграммы памяти, подсказывает мне вспомнить самый безопасный путь через топографический кошмар дворца? Или некая незримая сила руководит всем этим, всем нашим путешествием?»
Чья сила? Самого Бога-Императора?
Карта рвалась из рук.
— Эта карта будет нашим поводырём. Нужно срочно уходить отсюда.
Как раз вовремя. Едва они пробрались через огромный зал, из тени в тень, от колонны к колонне, скользя по гадкой бурде на полу, избегая лучей света и внимания снующих сервиторов, Жак посмотрел назад в магноскоп и заметил вдалеке высокую фигуру, внимательно изучающую пространство возле конвейера. Сапоги, кожаные брюки, длинный чёрный плащ… Жутковатый высокий шлем — трёхэтажный бронзовый череп, увенчанный зубцами, из которых торчали антенны. Фигура пошевелила ядовитый суп, заливший плиты пола, торцом своего лазерного копья.
— Это что за деятель? — спросил Гримм.
— Кустодий, — буркнул Жак. — Дворцовый гвардеец. Мы, наверное, задели какой-то сторожевой луч.
И тут из устья туннеля выскочила гигантская, покрытая бородавками крыса, чья матовая шкура еле заметно светилась. Кустодий опустил наконечник копья и лазером сжёг тварь.
Жак прочитал заклинание незаметности:
— O furtim invisibiles!
Карта Таро тихо дёрнула к одному из арчатых проходов.
Они спустились через несколько страт из пластали, где текли целые реки из грязного масла и химикатов, где стоки изливались в озёра, в которых бурлила светящаяся накипь водорослей. Они прятались от передвижных машин, пестрящих пятнами, — там могли сидеть люди или как минимум верхняя часть тела киберрабочего. Они переночевали в кабине брошенного колоссального бульдозера, наполовину ушедшего в блестящую искорками топь.
Сейчас они взбирались по винтовой лестнице, спрятанной внутри колонны, к тускло освещённому проходу, где по сторонам, сидя возле своих семейных ячеек, под электросвечами трудились писцы.
Этот проход протянулся на километр. Несколько сотен писцов в чёрных бумазейных плащах с капюшонами заносили данные из лобных имплантатов в тяжёлые гроссбухи, обёрнутые в кожу — возможно, в кожу своих отцов и дедов, любовно снятую после смерти, выделанную и отданную для труда, которому усопший посвятил всю жизнь.
Другие писцы переписывали выцветшие строки из древних, рассохшихся пыльных томов в новые. Шаткие, покрытые паутиной башни из старинных рукописей высились от пола до потолка, в некоторые упирались переносные лестницы. Многочисленные писцы трудились, шепча себе под нос. Беззубая старая карга-куратор в бурых одеждах восседала, словно высохшая мумия, на высоком кресле. Доисторический чужацкий манускрипт лежал раскрытый на высоком столе перед ней, но её больше занимало присматривать за писцами сквозь магнолинзы лорнета. Старуха указывала жезлом — и жертва тут же дёргалась и покрывалась потом. Курьеры приходили и уходили: одни приносили инфопластинки, другие утаскивали прочь тяжёлые фолианты.
— Кто идёт? — прокудахтала она, когда Жак со своим отрядом подошли ближе.
— Слово имеет силу, — отозвался Жак.
— Проходите. Проходите.
Закутавшись в краденые серые ризы аудиторов администратума, а Гримм — в шерстяной костюм кухонной прислуги, они шагали по суетливой базилике, полной колдовской машинерии. Визжали священные клаксоны. Техножрецы крутили ручки верньеров. Сандаловый дым поднимался к потолку, разбавляя едкий смог.
Позже они пересекли кафедральный собор-лабораторию. Иконы, помеченные символами стихий, висели над внутренними арками контрфорсов. Шандалы натриевых светильников за высокими фальшивыми окнами цветных витражей наверху раскрашивали шахматку пола пятнами янтарной сукровицы, пасоки и гемоглобина. Светились жерла алхимических печей и бурлили перегонные кубы, очищая и переочищая редкие снадобья, выделяемые из органов чужацких животных, которых тут же заживо резали хирурги-мясники позади бронированного стекла.
Пронзительно выли и ревели фанфары, заглушая вопли. Очевидно, эти органы нужно извлекать живьём, без усыпляющего, чтобы сохранить их полную силу. Оранжевая и золотистая кровь бежала по трубам, её перекачивали золотушные крепостные, прикованные к насосным мехам. Платформы подъёмников появлялись снизу с новыми экземплярами — и уходили обратно, увозя остовы и требуху.
Их остановил вооружённый лазером техножрец в кремовой рясе:
— Ваше дело? Ваш чин?
— Мы ревизоры из управления синтепищи, — ответил Жак, сотворив ауру убеждения. — Я второй префект диспендиума, палата расходов и убытков.
— Никогда о такой не слышал.
Однако, этот факт не просто не вызвал у жреца подозрений, а совсем наоборот! Ведь, по самым скромным подсчётам, в администрацию дворца входило десять миллиардов человек.
Жак кивнул в сторону Гугола и Ме’Линди:
— Это мои третий префект и субпрефект. Скват — слуга. Мы подозреваем, что протеин после этих экспериментов попадает в отходы.
— Вы называете это экспериментами? — негодующе завопил жрец. — Здесь извлекается часть молекул бессмертия для самого Императора!
— И остаётся немало доброго мяса, — проворчал Гримм.
— Это чужацкое мясо, ты, кухонная нелюдь! Оно не переваривается.
— Можно переработать в синтетику.
— Вздорный и наглый посудомой! Как смеет слуга обращаться ко мне подобным образом?
— Вы наверняка простите нас!
— Мудрый адептус, — прервал облачённый в бежевое послушник.
Жрец отпустил отряд Жака, лишь чуть озадаченно нахмурив лоб. Однако, он нахмурился бы ещё сильнее, если бы сумел сосредоточиться и припомнить, что ревизоры по идее должны были начать проверку, а вместо этого скрылись с глаз.
Выйти из собора через хорошо охраняемый пост оказалось намного проще, чем попытаться войти той же дорогой.
Однако за собором открылась как будто нескончаемая брюзжащая очередь просителей по двадцать человек в ряд, которая, словно чудовищно длинный слизняк, ползла по унылой аркаде проспекта в сторону какой-то далёкой конторы администратума, чтобы получить… что? Пропуск? Бланк заявления? Собеседование?
Самые предусмотрительные просители толкали минитележки, в которых дремали, свернувшись калачиком, их товарищи, ожидая своей очереди оказать такую же услугу. Вдоль очереди бродили торговцы сластями и глюкозными палочками и разносчики затхлой воды. Сгорбленные золотари в спецовках цвета хаки возили туда-сюда передвижные уборные.
Из припаркованных наземных машин за порядком следили патрульные арбитры, в то время как автобус со штурмовиками ждал в резерве на случай беспорядков. Сквозь синее бронестекло Жак разглядел их шлемы с плюмажами.
Группа вооружённых контролёров пробиралась вдоль очереди, водя портативными комплексами психодиагностики. То одного, то другого просителя брали под арест. Один вырвался и получил пулю.
— Из огня да в полымя, — заметил Гримм. — Нам ни за что не протиснуться сквозь эту толпу.
Очередь становилась всё беспокойнее. Арбитры взялись за щиты-подавители.
Карта потянула Жака в сторону.
18
Если смотреть с низкой орбиты сквозь мутную атмосферу, то дворец, раскинувшийся на целый континент, казался совокуплением наползающих друг на друга утыканных самоцветами черепашьих панцирей, которое извергало из себя вычурные монолиты, пирамиды и зиккураты многокилометровой высоты с прорехами посадочных площадок и щетиной антенных мачт и орудийных батарей. Целые города были просто палатами в этом дворце: одни — мрачно великолепные, другие — неприятно омертвелые, но и те, и другие покрывала корка тысячелетних наносов.
Здравый смысл — и карта Первосвященника — настаивали, чтобы Жак и компания отказались от мысли взять машину и отправиться по одной из многоэтажных дорог, пронзающих дворец насквозь. На границах городских участков команды инспекторов наверняка потребуют предъявить для сканирования электронные татуировки.
Поэтому придётся пойти пешком кружными путями — через застройки вздымающихся к небу доходных конурбаций, плотно заселённые шахты и каналы, осыпающиеся многократно скреплённые и подпёртые городские утёсы, которые теснились плотнее, чем стены каньона, под серой стальной крышей, провисшей на суспензорном поле.
Даже подпорки утёсов были заселены колониями жестяных хибар, драных палаток, рваных пластиковых лежанок. Здесь протоплазма человеческого гузна распухала и булькала в питательной среде из тех, чьей самой великой мечтой было отправить свою мелюзгу в самые низшие из адептов — в наследные рабочие-рабы. По дорожкам, как призраки, слонялись заморыши в поисках свежих трупов. Повсюду рыскали банды в наколках, вооружённые самодельными клинками. Людская масса шелестела, словно море, которое часто заставляли замирать.
Они украли какие-то тряпки, чтобы не выделяться; они выгнали каких-то бродяг из вентиляционной трубы, чтобы переночевать, выставив дозорного. Они тащили еду у голодающих.
Ме’Линди убивала, Жак убивал, и Гримм убивал тоже.
В один момент стало казаться, что они как никогда далеки от цели, словно наоборот — отступали назад. День шёл за днём, и они уже с ностальгией вспоминали собор-лабораторию и аллею писцов. Судьи, казалось, присутствовали всюду и всегда, время от времени проявляя бдительность; гораздо реже попадалась гордая элита — дворцовые кустодии.
— Потихоньку превращаемся в семейку бродяг, а? — хмыкнул Гримм после того, как они однажды дали дёру и спрятались.
Жак уставился на сквата. О да, теперь они стали больше чем спутниками. Про неверность пока забыли — и величайшее и необходимое предательство могло пока подождать — тем не менее они неотступно преодолевали последний и, казалось, бесконечный этап своего предприятия как некоторого рода семья.
Некоторого рода.
В круге света под блистающим куполом крыши, у арены, битком набитой людьми, вопил в мегафон фанатичный исповедник. Мерцающие огоньки наверху завораживающе перемигивались, превращаясь то в лик Императора, то в могущественные руны, словно это был планетарий благочестия и самообвинений. Мелькающие огни и громогласные речи околдовывали так, что внимающая толпа бурлила внутри себя, выбрасывая время от времени часть себя, исторгая из себя отдельные личности, как больное тело выбрасывает ненужные клетки.
Эти клетки были еретиками — или людьми, которые вообразили себя еретиками, или чьи соседи решили — по крайней мере, среди этого столпотворения — что те поддались порче.
Отряды чистоты отбрасывали таких индивидуумов в сторону — для казни, а, может, для пыток и искупления.
Жак со спутниками стояли рядом с молодой парой, которая, насколько они пришли к умозаключению, отправилась потратить пару имперских кредитов на визит в кафе на капители колонны, где подавали настоящий кофе со звёзд и откуда открывался вид на залитые огнями фабрики и храмы. Молодая женщина завернула к арене, очарованная красноречием исповедника. Теперь она принялась пихать своего молодого мужа, горько шепча ему что-то, пока тот в отчаянии не протиснулся вперёд, чтобы изобличить себя.
Ме’Линди пришлось вытолкать Гримма подальше. Даже Жак ощутил горячее желание сдаться.
Ему никогда не нравились фанатики. Той ночью, убив охрану, они проникли в жилище проповедника, который вывел на чистую воду сотни истериков (помимо, да — достойных проклятия еретиков). Ме’Линди устроила несчастному вместе с семьёй нервную блокаду и остановку сердца. Жак с командой смыли с себя многодневную вонь, поели, помолились и выспались. Они забрали новую одежду, прежде чем отправиться дальше кружными путями, избегая чужого внимания, которое стало ещё явственнее, стало таким же вездесущим, как дух Императора, но всё же близоруким, обманутым запутанной и вырождающейся необъятностью того, за чем нужно было следить.
Никто не скажет точно, каким путём — и какими уловками — враг может проскользнуть из внешнего дворца во внутренний. О нет.
Некоторые тайны должны оставаться тайнами. Фактически, они должны оставаться тайнами даже от тех, кто их знает.
Путешествие Жака Драко и его спутников из юго-восточного порта номер три до Колонны Славы заняло столько же, сколько занял варп-времени перелёт от Глаза Ужаса — и даже больше.
Как-то раз они замаскировались под шифров — сервиторов, кто запоминает сообщения, не понимая, что запоминает, и рысью бежит вперёд в гипнотическом трансе.
В другой раз они прикинулись историками, дело всей жизни которых состояло в пересмотре подрывных записей и изготовлении более льстивых версий.
Так Жак и его спутники выдавали себя за других.
Они приняли обличье команды вернувшихся домой исследователей, которыми, по сути, и были.
Постоянно обманывая, притворяясь и крадя — одежду, значки, регалии — а иногда будучи вынужденными и убивать, действуя так, словно были неким тайным террористическим отрядом предателей, взявшихся проникнуть поглубже в святая святых. Ме’Линди, как ассасин-каллидус, была в этом деле бесценна.
Всё чаще и чаще они проходили мимо жрецов, военачальников, астропатов, схоластов и их свит, отпрысков, слуг.
Однажды, в качестве исключительной хитрости, Жак притворился инквизитором — а потом с потрясением вспомнил, что и сам им является на самом деле.
Могли ли они попробовать — зайдя уже столь далеко — сдаться офицеру Адептус Кустодес и таким образом добиться аудиенции у командира тех высокопоставленных воинов, что охраняют сам тронный зал? Могли ли они открыться?
Но руки заговорщиков могут легко дотянуться и до офицера последних защитников трона.
Кроме того, путь их проникновения сейчас приобрёл собственную, совершенно странную динамику — почти самоподдерживающийся импульс.
Усталость превратилась в обезболивающее. Постоянная тревога помещалась в некий постоянно забивающийся отстойник души, где она парадоксальным образом мутировала в стимул.
Жак ощущал себя так, словно пробивается на дно океана, где давление измеряется уже в тоннах. И всё-таки он и его спутники двигались по сияющему пути — в том состоянии души, что менялось между сном и кошмаром и определённо перестало быть обычным сознанием.
Этот путь был ярко освещён для них самих, но скрыт от чужих, так словно дорога на волосок отделялась от реальности, так будто они шагали по какому-то извилистому коридору, который был встроен во дворец, однако шёл параллельно настоящему миру дворца.
Карта Жака вела его, словно компас, и в жидких кристаллах за Первосвященником с молотом теперь висела тень фигуры на троне, которая всё больше и больше напоминала Императора, словно другая карта из аркана сливалась с картой-указателем Жака.
— Мы в трансе, — тихо сказал как-то Жак Ме’Линди, пока они отдыхали. — В трансе, ведущем нас к цели. Словно некий голос говорит мне: «Приди».
Он воздержался от упоминания эха других голосов — тени голосов — которые вроде бы не соглашались.
— Мы следуем по наивысшему идеалу пути ассасина, — согласилась она. — Пути хитроумной невидимости. Это вершина достижений для любого ассасина моего храма. Его целью должна быть наша смерть, я думаю. Ибо образцом совершенства для ассасина может служить та, что после долгих и страшных поисков и тонких ухищрений выследила никого иного как самое себя и безукоризненно сразила.
— Ха! — отозвался Гримм и сплюнул.
Гугол, в свою очередь, поражённо втянул голову в плечи.
Нельзя описать точный маршрут, которым они шли, о нет! Это было бы страшное предательство. Возможно, только возможно, что тот самый путь к Императору, тот однозначный маршрут существовал лишь для Жака и его товарищей в конкретный срез времени, более никогда не повторимый.
Товарищей. Четыре члена странно сроднившейся семьи… которые когда-то были совершенно чужими друг другу и вскоре снова могли стать чужими. Жак — отец, познавший истинную любовь лишь однажды. Гугол — беспутный младший братец. Ме’Линди — дикая, свирепая мать, которая носила в себе отнюдь не дитя, но вживлённые черты чудовищного обличья. И Гримм — ребёнок в теле недолюда.
Вот наконец и мрачное великолепие. Вот она — сама Колонна Славы.
Под куполом столь высоким, что облака скрывали фрески на арках, тонкая башня из многоцветных металлов возносилась на полкилометра ввысь. Доспехи Белых Шрамов и Имперских Кулаков, погибших, защищая дворец, девять тысяч лет назад, усеивали колонну. Внутри этих разбитых доспехов всё ещё лежали их кости. Их черепа всё ещё скалились из-под открытых лицевых щитков.
Толпы юных псайкеров, закутанных как аколиты, молились там под зорким присмотром наставников. Скоро этих псайкеров поведут дальше, где подвергнут привязыванию души и смертным мукам, ослепят и освятят для службы.
Отряды императорских кавалеров в шлемах стояли, вытянувшись по стойке «смирно», бдительные, вооружённые болтерами и плазмаганами, в чёрных плащах, обвивающих древние, покрытые богатой резьбой силовые доспехи. Нестройная музыка гонгов и арф — грохот, звон и перебор струн — вибрировала в унисон с биением древних, боготворимых машин. Чадили благовония.
Жак сейчас был одет в костюм секретаря кардинала, Ме’Линди была сестрой битвы Адепта Сороритас, Гугол — мажордомом кардинала, а Гримм — закутанным в одежды техножрецом.
Два колоссальных титана — воплощения Машинного бога — стояли по сторонам огромной арки входа, который вёл дальше, служа его столпами: один — кроваво-красный, другой — пурпурный. В вышине над аркой в обсидиане был прикреплён широко раскинувший крылья двухголовый орёл Империума. Выпуклые панцири этих боевых роботов-великанов подпирали золотые мозаичные перекрытия, в которые, Жак знал, были погребены тяжёлые макропушки и ракетные установки титанов, точно так же, как их огромные рубчатые ступни были закреплены под полом. Повсюду, куда не кинь взгляд, свисали печати чистоты и благочестивые знамёна.
По обе стороны от входа висели силовые кулаки, способные схватить и раздавить любого нарушителя. Вторая суставчатая рука у каждого титана оканчивалась массивным лазером, выставленным для защиты.
Внутри выступающей бронированной головы каждого титана тысячи лет несли почётный караул сменные команды воинов-адептов Коллегия Титаника. Тысячи лет эти два титана стояли столбом, неподвижные, словно статуи, внушая страх и благоговение всем подходившим. Тем не менее, в случае крайней опасности, их плазменные генераторы, как предполагалось, могли очень быстро выйти на рабочий режим. Энергия хлынет по гидропластику, присоединённому к движителям. Приводимые в действие электричеством пучки мышечных волокон, служащие мускулами, выдернут самые могучие орудия титанов из свода крыши, обрушив при этом вниз тонны кладки, как преграду. Боги-машины высвободят ноги и откроют опустошительный огонь. Во время дежурных осмотров тысячи лет здесь добросовестно читали соответствующие литании обслуживания.
Жак подозревал, что даже в спящем режиме эти силовые кулаки могут разжаться и схватить тело с пола, если ревнители в этих огромным металлических головах сочтут нужным…
— Как мы туда пройдём? — прошептал поражённый Гугол.
— Per via obscura et luminosa, — отозвался Жак. — По сияющему и тайному пути…
Время вывернулось.
Время переместилось.
Время существовало и не существовало.
Потусторонняя серебристая сила потекла через Жака, словно это он призвал её своими словами. Сила воспользовалась его разумом, как проводником. Жак ощутил, как сам ход времени сходит на нет и исчезает.
Вот так искажать время умели некоторые псайкеры высочайшего уровня. Но не Жак доселе.
Жак — никогда прежде.
Однако сейчас…
Он что, одержим?
Не демоном, явно. Но самим сияющим путём. Для него этот путь сейчас явился в виде светящегося следа стрелы сквозь искажённый рельеф. Стрела накопила на кончике такой заряд, что этот кончик временно пригвоздил к месту самую ткань времени, словно булавка — мотылька…
— Бегом! — крикнул Жак.
Как он и его ненормальная семья перелетели из одной точки пространства прямо в другую, словно птички-колибри исчезая и возвращаясь в реальность? После Жак решил, что они просто стрелой проскочили через замершую во времени Палату Славы, мимо застывших кавалеров и сквозь Арку Титанов между неподвижными грозными колоссами.
А сверкающая стрела всё так же пронзала ткань времени.
Пульсирующие трубы охватывали рёбрами стены обширной тронной залы позади. Мускулами трона служили толстые силовые кабели, от которых питались стегозавры гигантских механизмов. Воздух рвали бодрящий озон и горькая смирна и смягчали благоуханные, несколько приторные ароматы. Самые священные боевые знамёна, символы и золотые идолы окружали по бокам арену посвящения, где привязывались души псайкеров.
Отряды императорских кавалеров, охранявших просторный зал; шайка техножрецов, проводящих богослужения у механизмов; пышно разодетый кардинальский палатинат со своей свитой; верховный лорд Терры в красных одеждах со своим штатом, не говоря уж о несметных толпах астропатов, хирургеонов, схоластов, военачальников — все они замерли неподвижно.
Громадный, уходящий ввысь, опутанный трубами трон напоминал окаменевшего, покрытого метастазами ленивца, изваянного каким-то безумным мастером Адептус Титаникус. И Жаку показалось — хотя он не мог сказать, правда ли то, что он видит, или это просто иллюзия, рождённая тем самым сном псайкера, — что это колоссальное, священное устройство-протез, более драгоценное, чем всякое золото, служит рамой для иссохшего, мумифицированного лика Бога-Императора.
Который не зрил глазами, но видел разумом, видел гораздо дальше своей тронной залы, и дворца, и солнечной системы. Который не дышал, но жил много неистовей любого смертного, влача сверхнасыщенную психически жизнь в смерти.
— НАМ ЛЮБОПЫТНО, — пришла могучая и страждущая мысль, которая сама выходила за пределы времени.
— МЫ СЛЕДИЛИ ЗА ТВОИМ ПРОНИКНОВЕНИЕМ В НАШ ХРАМ, АТРИУМ И СВЯТИЛИЩЕ.
— Милорд, — Жак опустился на колени, — умоляю выслушать прежде, чем меня уничтожат. Возможно, я раскрыл крупнейший заговор…
— ТОГДА МЫ РАЗДЕНЕМ ТВОЮ ДУШУ ДОНАГА. РАССЛАБЬСЯ, СМЕРТНЫЙ, ИНАЧЕ НАВЕРНЯКА УМРЁШЬ В ТАКИХ МУЧЕНИЯХ, КОТОРЫЕ МЫ ИСПЫТЫВАЕМ ВЕЧНО.
Жак медленно вдохнул поглубже, усмиряя панику, которая трепыхалась под рёбрами, точно попавшая в силки птичка, и вручил себя Императору.
В голове у него заревел ураган.
Если история, которую он хотел поведать, была дремучим лесом, а каждое событие в этой истории — деревом, то в считанные секунды со всех деревьев сорвало листву, оставив лишь голые стылые ветки, оставив лишь примитивную, базовую жизнь без листьев памяти.
Из него выхолостили его историю, в мгновение ока вихрь из всех этих листьев всосала в себя утроба разума Повелителя.
Жак поперхнулся. Пустил слюну.
Он превратился в идиота, даже хуже, чем идиота.
Он не понимал ни где он, никто он, ни даже что значит быть кем-то.
Инквизитор распростёрся на полу. Всё, что его тело сейчас знало — это только боль, бурчание в животе, дыхание и свет.
Свет издалека.
Внезапно вся память потопом хлынула обратно. В тот миг каждый лист проклюнулся заново, заново озеленив лес его жизни.
— МЫ ВЕРНУЛИ ОБРАТНО ТО, ЧТО ВЗЯЛИ И ПОЗНАЛИ, ИНКВИЗИТОР.
Сотрясаясь, Жак вернулся в коленопреклонённую позу и вытер губы и подбородок. Секунды до этого были жутким преддверием ада, непостижимым и неизмеримым. Он снова превратился в Жака Драко.
— НАС МНОГО, ИНКВИЗИТОР, — голос прогремел у него в голове почти нежно — если «нежно» можно сказать про лавину, сносящую обречённую деревушку, если «нежно» можно сказать про скальпель, который срезает жизнь до голых, терзаемых болью костей.
— КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ УПРАВЛЯТЬ НАШИМ ИМПЕРИУМОМ…
— КАК И ПРОСЕИВАТЬ ВАРП…
— КАК ИНАЧЕ?
Мысленный голос Императора, если это действительно был он, разделился на несколько голосов, словно его величайшая неумирающая душа существовала по частям, которые едва держались вместе.
— ЗНАЧИТ, ГИДРА УГРОЖАЕТ НАМ?
— ПОДВЕРГАЯ ОПАСНОСТИ НАШ ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ ПЛАН ПРАВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ?
— МЫ САМИ ВЫДУМАЛИ ГИДРУ?
— ВОЗМОЖНО, КАКОЙ-ТО ЧАСТЬЮ НАС, РАЗ ЭТА ГИДРА ОБЕЩАЕТ СВОЙ ПУТЬ?
— НАВЕРНЯКА, НЕДОБРЫЙ ПУТЬ, ИБО КАК СМОЖЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОСВОБОДИТЬСЯ ОТ НЕЁ?
— ТОГДА МЫ ТОЖЕ ДОЛЖНЫ СТАТЬ НЕДОБРЫМИ. ИБО МЫ ИЗГНАЛИ ИЗ СЕБЯ СОЧУВСТВИЕ ДАВНЫМ-ДАВНО. КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ВЫЖИТЬ? КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ НАСАДИТЬ СВОЮ ВЛАСТЬ?
— ТОЛЬКО ЛИШЬ БЛАГОДАРЯ ТОМУ, ЧТО МЫ ЧИСТЫ И НЕ ИСПОРЧЕНЫ СЛАБОСТЬЮ. МЫ СУТЬ ЖЕСТОКОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ.
Скват подле Жака дёрнулся, словно услышав что-то. Раздался ли в голове у недолюда голос в этот момент? Жак подумал, что слушает спор могущественного разума-машины с самим собой так, как ни один имперский царедворец, наверное, не слышал, и ни один верховный лорд Терры даже не подозревал, что такое может быть. Осознавали ли Ме’Линди и Гугол эти голоса так, как слышал их Жак? Или он всё это вообразил, пойманный в какую-то иллюзию, порождённую варпом — очередной трюк этого запутанного заговора? Он чувствовал, как ткань времени пытается вырваться, и решил, что длиться этому странному стазису осталось недолго.
— НИЧТО, ОБЕРЕГАЮЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЗЛОМ, ДАЖЕ САМАЯ РЬЯНАЯ БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ. ЕСЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ РАСА ПАДЁТ, ОНА ПАДЁТ НАВЕКИ.
Наверное, Жак был слишком молод — на сотни, на тысячи лет, и его интеллект был слишком крохотным, чтобы понять множественный разум повелителя, который вечно обозревал всё, чьи мысли тараном били в разум Жака. А, может быть, разум повелителя стал хаотическим. Не искажённым Губительными Силами, за которыми следил, о нет, но разделившимся в себе, пока героическая хватка Императора за жизнь постепенно слабела…
— КОГДА НАМ ПРОТИВОСТОЯЛ ПОДДАВШИЙСЯ ПОРЧЕ, ОДЕРЖИМЫЙ УБИЙСТВОМ ГОР, КОТОРЫЙ ПРЕЖДЕ СИЯЛ ЯРЧАЙШЕЙ ЗВЕЗДОЙ, КОТОРЫЙ ПРЕЖДЕ БЫЛ НАШИМ ЛЮБИМЦЕМ — КОГДА СУДЬБА ГАЛАКТИКИ ВИСЕЛА НА ВОЛОСКЕ — РАЗВЕ НАМ НЕ ПРИШЛОСЬ ИЗГНАТЬ ВСЁ СОСТРАДАНИЕ? ВСЮ ЛЮБОВЬ? ВСЮ РАДОСТЬ? ВСЁ ЭТО УШЛО. КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ЗАЩИТИТЬ СЕБЯ? ЖИЗНЬ — ЭТО МУКА, МУКА, КОТОРАЯ ДОЛЖНА ПИТАТЬ НАС. ОЧЕВИДНО, ЧТО МЫ ДОЛЖНЫ ИЗО ВСЕХ СИЛ ОСТАВАТЬСЯ ЖЕСТОКИМ СПАСИТЕЛЕМ ДЛЯ ЛЮДЕЙ, ОДНАКО ЧТО СПАСЁТ НАС?
— Великий владыка всего сущего, — простонал Жак, — ты знал о гидре прежде?
— НЕТ, И МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИМЕМ МЕРЫ В ДОЛЖНОЕ ВРЕМЯ…
— И ВСЁ ЖЕ МЫ НАВЕРНЯКА ЗНАЛИ. КАК МЫ МОГЛИ НЕ ЗНАТЬ?
— КАК ТОЛЬКО МЫ ИЗУЧИМ ИНФОРМАЦИЮ ЭТОГО НАШЕГО ПОДРАЗУМА.
— ВНЕМЛИ, ЖАК ДРАКО: ЛИШЬ КРОХОТНЫЕ ЧАСТИЦЫ НАС МОГУТ СЛУШАТЬ ТЕБЯ, ИНАЧЕ МЫ ОСТАВИМ НАШ ИМПЕРИУМ БЕЗ ВНИМАНИЯ, КОТОРОЕ НЕ ДОЛЖНО ПРЕРЫВАТЬСЯ НИ НА МИГ. ИБО ВРЕМЯ ВО ВСЕХ ВЛАДЕНИЯХ ЧЕЛОВЕКА НЕ ОСТАНОВИЛОСЬ. НА САМОМ ДЕЛЕ ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ.
— МЫ ВЕЧНО БДЯЩИЙ ВЛАДЫКА, РАЗВЕ НЕТ? ТЫ НАДЕЯЛСЯ ДОБИТЬСЯ НАШЕГО БЕЗРАЗДЕЛЬНОГО ВНИМАНИЯ?
— КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ОДНОВРЕМЕННО ПРИВЯЗЫВАТЬ ДУШИ ПСАЙКЕРОВ И НАДЗИРАТЬ ЗА ВАРПОМ, СВЕТИТЬ МАЯКОМ АСТРОНОМИКАНА И ВЫЖИВАТЬ, ПРИНИМАТЬ ИНФОРМАЦИЮ И ДАВАТЬ АУДИЕНЦИИ, ЕСЛИ БЫ НАС НЕ БЫЛО МНОГО?
— И ВСЁ РАВНО МЫ УПУСКАЕМ СТОЛЬ МНОГОЕ, СТОЛЬ ОЧЕНЬ МНОГОЕ! КАК ТО, ЧТО ПРИВЕЛО ТЕБЯ СЮДА.
— НАШ ДУХ НАПРАВЛЯЛ ТЕБЯ.
— НЕТ, ДРУГОЙ ДУХ — ОТРАЖЕНИЕ НАШЕЙ БЛАГОСТИ, КОТОРУЮ МЫ ОТБРОСИЛИ.
— МЫ — ЕДИНСТВЕННЫЙ ИСТОЧНИК БЛАГОСТИ, СТРОГИЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ. НЕТ ДРУГОГО ИСТОЧНИКА НАДЕЖДЫ, КРОМЕ НАС. МЫ МУЧИТЕЛЬНО ОДИНОКИ.
Противоречия! Они боролись у Жака в голове точно так же, как, видимо, сосуществовали в собственном мультиразуме Императора.
Неужели в Галактике имелась другая спасительная сила, неведомая страждущему Императору — сокрытая от него, но каким-то образом имеющая доступ к его сущности? Как такое возможно?
И что насчёт гидры? Императору действительно известно о ней, или нет — даже теперь? Может быть, он отказывается признать то, что Жак ему сообщил?
Голоса Императора в голове Жака стихли, и время попыталось принять прежнюю форму.
Гримм дёрнул Жака за рукав:
— Всё кончилось, господин. Ты что, не понял?
Да, Гримм, похоже, услышал что-то — не то, что слышал Жак — просто некий приказ.
— Пора идти, босс. Нужно выбираться отсюда.
— Как мелкой рыбёшке понять кита? — воскликнул Жак. — Или муравью — слона? Мы добились успеха, Гримм? Добились?
Голос самого Жака превратился в крик посреди этой священнейшей из палат, и всё же каким-то образом его едва было слышно. Его слова заметались по залу, словно стайка верещащих ультразвуком летучих мышей.
— Не знаю, босс. Нам надо идти.
— Прочь, прочь, прочь, — пропела Ме'Линди. — Туда-да-да…
И тут…
Эпилог
— Так вы закончили изучать «Liber Secretorum»? — поинтересовался старший книжник в чёрном одеянии.
— Да, закончил.
Человек с крючковатым подбородком и зелёными пронзительными глазами задумчиво втянул щёки. Он тоже носил облачение и знаки отличия Маллеуса, лица его почти не было видно под капюшоном. Эти двое заперлись в тёмной комнате, обставленной в виде черепа. Не считая парных электросвечей, подсвечивающих иконы Императора в двух нишах, которые соответствовали глазницам, лишь считывающее устройство светилось зеленоватым светом.
— Где и когда она была написана?
— Её доставили при невыяснимых обстоятельствах более ста лет назад тогдашнему магистру нашего ордоса. Вскоре после того, как Жак Драко за экстерминатус Сталинваста был объявлен отступником и пропал. Где она была написана… возможно, на Терре?
— А убийца? Навигатор? Скват? Что известно о них?
— Ме’Линди существовала точно — это может подтвердить текущий директор ассасинов-каллидус. Но, это всё, что директор признает, как и то, что она пропала из виду, предположительно — погибла. Оффицио Ассассинорус не станет признавать ничего касательно экспериментальной хирургии. Возможно, операция закончилась провалом, всю память о котором они хотят предать забвению. Или, возможно, на ней стоит гриф наивысшей секретности. Таким образом, по идее ничто в их архивах не связывает её с Жаком Драко.
— Навис Нобилитате не может — или не хочет — удостоверить существование навигатора по имени Виталий Гугол. На мой взгляд, слишком уж они независимы! Возможно, Гугол — это поэтический псевдоним. Возможно, Драко выдумал это имя, если не выдумал вообще всё, кроме экстерминатуса, который произошёл на самом деле. Что касается визита в тронный зал Его Священнотрепетства, ни один член Кустодес ничего такого не сообщал. Невозможно даже представить, чтобы подобное событие имело место.
— А скват?
— Гримм — распространённое имя среди его непутёвого рода, а конкретно этот скват в истории Империума никакого заметного следа не оставил.
— Что известно об инквизиторе Зиланове и капитане Олофернте?
— Инквизитор Зиланов казнил капитана за небрежение долгом.
— За пьянство?
Книжник кивнул.
— На борту их Чёрного корабля случились… неприятности. Бунт среди пассажиров, частью одержимых. Зиланов тоже погиб. Драко, вероятно, мог знать об этом ещё до того, как «Liber» привлекла наше внимание, и, соответственно, до её сочинения. Если книгу вообще сочинил Драко! Зачем ему избегать упоминания себя в первом лице, если он не лгал? Это хоть он её сочинил?
— Наш ордос отрицает существование подобных проектов под нашей эгидой?
— Все тайные магистры того времени отрицают принадлежность к подобной клике заговорщиков. Баал Фиренце, объявивший Драко отступником, добровольно согласился на применение глубокоправды — metaveritas. Ничего, относящегося к делу, узнать не удалось. Проктор Фиренце вслед за этим превратился в младенца.
— Его переобучили?
— О да, тайный магистр. Он с нуля развил свою личность заново, прошёл омоложение и был подготовлен, как верный делу инквизитор.
— Харк Обиспал?
— Попал в засаду ксеносов и погиб вскоре после якобы событий, описанных в «Liber».
— Как кстати!
— Считается, что его убийцы были эльдар.
— О? В самом деле? Это известно наверняка?
— Нет, не совсем.
— Наш ордос так и не обнаружил следов этой гидры ни в одном из миров?
— Ни в одном. Мы проследили каждый перевранный слух, но не нашли ни одной достоверной улики. Естественно, если доклад Жако правдив, то вряд ли стоило ожидать материальных следов…
— Так значит, «Liber» на самом деле могла быть орудием, нацеленным против Баала Фиренце неким неизвестным врагом, чтобы опорочить его, подорвать его карьеру и самую его личность.
— Согласен. Либо посеять недоверие среди тайных магистров нашего ордоса и таким образом ослабить всех нас.
— Либо… либо посеять сомнения относительно самого Императора, благословенно будь Его имя.
— Это тоже. Воистину, всё скрыто тьмой, и лишь Император — единственный свет. Конечно, в повести Драко есть и свои плюсы. Мы теперь используем стазисный гроб в дополнение к допросам, если время не играет существенной роли…
В голосе книжника появились нотки сомнения:
— Вы тайный магистр недавно и, естественно, должны изучать тайны нашего ордоса. Не позволите ли ещё разок полюбоваться вашей татуировкой?
— Само собой.
Когда посетитель Либрариум Обскурум отвёл рукав, у старика был только миг, чтобы заметить перстень игольника, надетый на тонкий палец тайного магистра… а затем книжник ощутил на лице острую боль и затрясся в корчах.
Тело старого книжника билось на полу, мышцы дёргали каждая в свою сторону. Кишечник зловонно опорожнился. Изо рта и носа хлынула кровь.
Посетитель подавился безумным смехом. Ему даже пришлось закусить рукав, чтобы не шуметь. Он рвал ткань зубами, как гончая впивается в пойманного зайца или кто-то, испытывая внутренние муки, пытается отвлечься от ощущения или зрелища, слишком отвратительного для него. Книжник уже умер — корчился только его труп.
Посетитель оставил первую страницу «Liber Secretorum» светиться на тускло-зелёном экране. А рядом воткнул карту таро: инквизитора, чей пустой лик был крохотным психоактивным зеркалом того, кто посмотрит на него следующим.
Сморщив свой выдающийся нос, он тихо выскользнул из комнаты-черепа.
Война инквизиции началась.
Хотя в каком-то смысле она началась ещё несколькими годами раньше, когда Жак Драко впервые произнёс: «Верьте мне. Я хочу правдиво рассказать о том, что со мной произошло»…
Милорд верховный инквизитор,
Я изучил этот специфический архив, как вы и просили. Я могу подтвердить, что документ действительно датируется примерно двенадцатью столетиями до наших дней. Однако, так как настоящие физические копии отсутствуют, а данные записи существуют лишь в виде цифровых данных на наших когитаторах, определить более точную дату не смогли бы даже мои самые опытные техножрецы.
Что же касается его содержания, то тут мало что можно сказать. Я не смог найти каких-либо доказательств существования в нашем ордосе инквизитора по имени Жак Драко. Более того, мои расследования привели меня к мысли, что ни в одном ордосе вообще нет никаких упоминаний об этой личности. Тем не менее, мне не удалось получить доступ к их наиболее засекреченным архивам, и соответственно я не могу со всей определенностью сказать, что он не существовал.
По поводу его диковинных компаньонов я испытываю более смешанные чувства. В книге сказано, что храм Каллидус признает упоминание в своих свитках позора об ассасине с таким именем. Даже за все свои прожитые годы я ни разу не слышал, чтобы запросы подобной информации получали такой недвусмысленный результат — чтобы тайные главы храмов ассасинов открыто признали существование подобных запросов от тех, кто не числится в их ордене, это вообще невероятно. Навигатор… ну, мы же хорошо знаем, с каким презрением относятся наши «братья» из Навис Нобилите к запросам извне. Что же касается недочеловека, то тут нити обрываются. Нашествие проклятого флота-улья тиранидов слишком давно перечеркнуло возможность расследовать это. И все же я не могу поверить, что даже инквизитор-отступник, если Драко вообще им был, мог терпеть присутствие подобного отвратительного мутанта.
Господин, я прекрасно понимаю, что моя роль заключается в изучении фактов такими, как они есть, и составлении доклада единственно о технических аспектах этого архива. Но сейчас я должен вам признаться: я очень обеспокоен. Я служу вам в качестве главного библиария уже две сотни лет, но вы раньше никогда не просили меня разобраться в столь сильно запутанном клубке полуправды и предположений. Даже если небольшой кусок этих мемуаров правдив, это значит заговор самой головоломной сложности.
Но где же тогда доказательства? Без них весь этот архив не более, чем богохульная ересь, предательская мешанина самого злобного вида. Его лучше уничтожить, чем хранить в каком-либо виде. Ведь если в один прекрасный день его обнаружат, то кто знает, какой вред он может причинить умам ученых, менее скептических, чем мы с вами. Умоляю вас, господин, позвольте мне стереть эту ересь.
Да хранит вас Золотой Трон,
Р.
Предупреждение!
Архив Ордо Маллеус: Децим-Альфа
Запись: 77561022/a/jj/fwr/1182/i
Добавлено: 3721022.М39
Реклассифицировано: 1141022.М40
Уровень доступа: Вермильон
Далее следует так называемая «Liber Secretorum», или «Книга Секретов», Жака Драко, инквизитора-отступника.
Возможно, эта книга специально создана как оружие для нанесения вреда вере и долгу. Основной целью книги может быть раздувание недоверия и разногласий между тайными магистрами нашего ордена, чтобы разрушить Ордо Маллеус изнутри. Она также может поставить под сомнение помыслы нашего бессмертного Бога-Императора, славься имя Его. Но мы этого не знаем.
Право просматривать эту «Liber Secretorum» имеет лишь тот, кто посвящен в самые темнейшие заговоры. Любое другое лицо понесет наказание в виде чистки памяти или смерти. В любом случае, вы предупреждены.
Пролог
Верьте мне. Я хочу правдиво рассказать о том, что со мной произошло.
Что значит слово «инквизитор»? Большинство ответит: истребитель мутантов, бич еретиков и ксеносов, охотник на ведьм, мучитель. Но настоящий ответ таков: искатель истины, насколько бы страшной она не была.
Как член Ордо Маллеус, я уже являюсь искателем тайн. Но даже та истина, которую я должен вам поведать, содержат в себе тайны более глубокие, более зловещие, чем те, что известны членам нашего тайного ордена.
Моя история и о том, как я путешествовал в Око Ужаса. Уж не говоря о вторжении в тронный зал самого Императора, в сердце его усиленно охраняемого дворца на Терре, и хоть это и покажется вам практически невозможным, я сделал это.
Да, я прошел через всё это — и всё лишь для того, чтобы узнать, что Император хранит секреты даже от самого себя, в осколках своего разума; вы все можете мне и не верить, но это так. Я клянусь.
Моя история о дремлющей угрозе, которой вы сами можете служить прибежищем. И вы, и вы, несведущие мои!
В галактике более миллиона миров, дающих приют человеческой расе — или вариациям оной — и если всё это множество миров лишь верхушка айсберга, плывущего по глубокому морю Хаоса, то и тайн должно быть множество. Как и хранителей тайн, разглашателей тайн, искателей тайн. Вся вселенная — это клубок тайн, большинство из которых опасные и ужасные. Владение тайной — не благодать, не обладание сокровищем. Скорее это ядовитая жаба, сидящая внутри драгоценной шкатулки.
И всё-таки сейчас я должен открыть для вас эту шкатулку. Я должен раскрыть свою тайну, или ту её часть, что я знаю. Верьте мне.
Я! Мне! Странно, что тайный инквизитор раскрывает себя подобным образом. Не упоминая даже очевидных соображений безопасности, кто будет сомневаться, что имя является могущественным орудием? Почему еще демон пускается на любые уловки, только бы не отверзнуть лживую пасть и не изрыгнуть своё истинное имя? Например, тот, кто знает имя Тлии'гзул'заэлль, может подчинить и вызвать эту мерзкую тварь… пока Тлии'гзул'заэлль не одержит верх над ним; и тогда — горе тому глупому призывателю. Естественно, злой демон с радостью выдаст имя другого демона…
Я, конечно, не демон, но чует мое сердце: ничего хорошего не выйдет, если я слишком часто буду произносить свое имя своим собственным голосом, ибо каким-то образом могу быть подчинен и призван враждебными человеку силами. Следовательно, я буду звать себя «он». Я, Жак Драко, поведаю вам историю Жака Драко, как ее бы увидела муха на стене, записав пережитое Жаком Драко в этот инфокуб в надежде, что магистры Ордо Маллеус или самой Инквизиции смогут различить правду в моем докладе и определить дальнейшие действия.
В этом случае вы (кто бы вы ни были, где, когда), возможно, просматриваете эти слова, как часть инструктажа на пороге смертельно опасной миссии.
Приветствую тебя — коллега-инквизитор, командор космодесанта или кто бы ты ни был.
Перво-наперво я должен кратко представить спутников Жака Драко, без которых у него ничего не получилось бы. Их было трое: ассасин Ме'Линди, навигатор Виталий Гугол и Гримм. (Маленький Гримм был скватом: не надо презирать этого изобретательного и мужественного недочеловека. И не надо смеяться над его юношескими недостатками.) Когда Драко приземлился на планете Сталинваст в сопровождении этой троицы, он был в своем излюбленном образе вольного торговца. Гугол был пилотом, Гримм его механиком. Кажется, Ме'Линди была любовницей торговца, хотя по правде… тайному инквизитору нужен тайный ассасин, разве нет?
Одна из самых гадких ядовитых жаб Вселенной как раз собиралась выпрыгнуть из шкатулки при активном подталкивании одного гораздо более публичного инквизитора по имени Харк Обиспал. Драко должен проследить, чтобы любые оставшиеся незамеченными жабьи отродья были уничтожены. Он также должен следить за Обиспалом, но так, чтобы тот, в идеале, оставался в неведении. Хотя, несомненно, слежка могла прийтись ему по вкусу, ведь Обиспал был позером…
1
Некоторые миры-ульи состоят из пластальных слоев, опирающихся на огромные колонны, словно планета нарастила металлическую кожу, а сверху еще одну и еще, и каждый слой населен миллиардами суетливых человечьих личинок, блох, вшей.
На других мирах отравленные пустоши сменяются вздымающимися ввысь пластальными термитниками, вертикальные города которых протыкают шпилями облака.
Города Сталинваста были больше подобны коралловым рифам, нависшим над морем враждебных джунглей. Кефалов выпирал из них словно окаменевший мозг, украшенный неисчислимыми хребтами. Дендров разрастался во все стороны лесом разветвленных оленьих рогов. Мысов был массой органных труб с грибовидными отростками — пригородами. Другие города были нагромождением вееров или тарелок.
Тысячи таких городов вырастают, выпячиваются и ветвятся на поверхности Сталинваста и почти все они задействованы в производстве оружия для Империума. Сталинваст был богатым и очень важным миром. Его переполненные людьми города-рифы горделиво пестрели ярко-красным и алым, пурпурным и розовым. Зелено-голубые джунгли между городами были изъедены огромными шрамами, где испытывались плазменные пушки и заградительные бомбы. Это был полигон для испытания боевых роботов, джаггернаутов и огромных броневых машин.
Столица, Василарев, по стилю архитектуры больше напоминала кораллы. Она была пятьдесят километров в ширину, сорок в длину и пять в высоту и в настоящее время несла шрамы от своего собственного оружия, поскольку Харк Обиспал прошелся по улью, как разъяренный медведь. Работая на совесть, о да.
В изумрудном люксе отеля «Империал», блюдом выступающего высоко над джунглями на южной окраине Василарева, собиралась Ме'Линди:
— Думаю пойти в город, попрактиковаться.
— Против гибридов-повстанцев? — спросил Гримм. — Ха! Это без меня.
Это значило что Гримм, как все и думали, не собирался пропускать ни одного боя.
— Что это ты одела, Ме'Линди? — лукаво протянул Гугол.
Большие глаза навигатора оценивающе окинули её платье из переливающегося сирианского шелка с завязанным на поясе алым поясом, накидку из серебряного меха, босоножки с загнутым носком.
Но даже в таком образе любовницы торговца она была вооружена — одна-две удавки, несколько маленьких смертоносных приспособлений, легко появляющихся в пальцах, пузырьки с химикатами.
Лежа на диване, Гугол разглядывал фигуру Ме'Линди, когда она начала едва заметно подергиваться. Убийца выполняла некие мышечные упражнения, используя улучшенные способности тела для напряжения и расслабления. Она была словно хитро выделанная сталь, расширяясь и сокращаясь, приводя себя в нужное состояние. Поза же самого Гугола изображала томную вялость. Худой навигатор зевал.
И всё же он наблюдал за Ме'Линди. Как и Гримм. Как и сам Жак.
Ме'Линди была выше большинства мужчин, с немного более длинными конечностями и очень стройная. Её рост отвлекал внимание от сильных ног и силы мышц рук. Её лицо, обрамленное вьющимися подрезанными волосами цвета воронова крыла, было удивительно тусклым и невыразительным — почти не запоминающимся. Его гладкие белые плоскости лишь предполагали красоту без точного её выражения — словно требовался некий стимул, чтобы она расцвела во всей красе. Глаза её были золотыми.
Ме'Линди. Когда она была маленькой, её забрали с родного мира смерти, из джунглей, полных хищников, плотоядных растений и воинов-охотников, потерявших всю цивилизованность, но сохранивших хитрость, боевые способности и навыки выживания. Начав десятилетние тренировки в далеком храме Каллидус, она упорно цеплялась за свою личность намного дольше, чем остальные новобранцы. На своем диковинном, примитивном диалекте она всем заявляла:
— Ме, Линди! Ме, Линди!
Совсем скоро семилетняя девочка убила одного старшего ученика, который вечно насмехался над ней. Среди своих преподавателей она стала известна как Ме'Линди. Они позволили сохранить ей эту часть себя, несмотря на то, что многое уже изменилось в ней.
Сейчас она едва заметно улыбалась, глядя на джунгли за окнами люкса, словно вспоминая свой дом — но в этот день настоящие смертоносные джунгли были не снаружи, а внутри городских стен.
Гугол и Гримм наслаждались ее улыбкой. Как и Жак. Как и сам Жак.
Инквизитор знал, что должен думать о Ме'Линде лишь как об оружии, прекрасном живом оружии. И он искренне надеялся, что навигатор никогда не сглупит настолько, чтобы затащить её к себе в постель. Ме'Линда сломает его как удав соломинку. Она сможет раздавить его лысую голову словно яйцо. И варп-глаз Гугола выскочит из-под черной банданы, постоянно прикрывающей его лоб.
Что же касается рыжебородого сквата, доходящего ростом лишь до пояса Ме'Линди… щеголевато наряженный в стеганную красную куртку, зеленый комбинезон и фуражку, он был комично безнадежен в своих чувствах.
— Ме'Линди…
— Да, инквизитор? — она склонила голову. Она что, хочет подразнить его?
— Не называй меня так во время заданий! — Жак надеялся, что в его голосе было достаточно строгости. — Ты должна обращаться ко мне как к Жаку.
Ха, вот она — власть: приказать этой удивительной и опасной женщине обращаться к нему, как к близкому другу.
— Так что, Жак?
— Ответ — да. Всенепременно отправляйся и практикуйся, но в пределах разумного. Только не выкидывай никаких фокусов, чтобы не привлечь к себе пристального внимания.
— В Василареве хаос. Никто меня даже не заметит. Я помогу немного Империуму, не так ли?
— В данный момент меня интересует не это.
Гугол вяло помахал рукой:
— Весь Сталинваст может быть погружен в хаос в обычном смысле этого слова, но к Хаосу это не имеет никакого отношения. Генокрады — не творения Хаоса, хоть они и шатаются в космических скитальцах по варпу в поисках мира себе на закуску.
Жак бросил на навигатора хмурый взгляд. Несомненно, его спутники должны знать достаточно о нем и его работе, но политика Ордо Маллеус в вопросах Хаоса и его приспешников всегда была под цензурой. Хаос — обратная сторона вселенной, царство варпа — порождает множество мерзостей типа Тлии'гзул'заэлля, которые стремятся извратить нашу реальность. Неисчислимы подобные ему экземпляры? Ордо Маллеус старается их перечислить! Но эти знания не для общего пользования. О нет, совсем наоборот. Даже естественная угроза генокрадов была достаточно пугающей, чтобы требовать максимальную осмотрительность.
— Ха, — воскликнул Гримм, — никто не знает истинную природу генокрадов, насколько я знаю. Разве что ты, Жак.
Прежде, чем Жак смог что-то ответить, Ме'Линди скинула босоножки. Сбросила накидку. Развязала пояс и бросила его движением запястья так, что Гримм отпрыгнул назад. И без лишних церемоний сбросила шелковое платье, оставшись практически голой, если не считать черных трусиков и черных же татуировок. Волосатый паук охватывал её талию. Зубастая змея извиваясь ползла по правой ноге вверх, словно собираясь напасть на паука. Жуки пересекали грудь. Большинство татуировок скрывало старые шрамы, отчего эти твари казались жутковато выпуклыми.
В руке она держала маленький баллончик — ей можно было бы подрабатывать фокусником. Ведь только что этот пузырек был где-то внутри алого пояса.
Ловко балансируя то на одной ноге, то на другой, Ме'Линди начала наносить спрей на тело, начиная с пальцев ног и кончая шеей, покрывая его черной синтекожей. Элегантно изгибаясь, но всегда оставаясь в идеальном равновесии, она не пропускала ни одной щелочки, складочки или ямочки. И на какой стадии исчезли её трусы? Жак едва это заметил. Он чувствовал её возбуждение и свое собственное, но знал, что это два совершенно разных вида возбуждения.
Он торопливо направил взгляд на круглый экран, который повесил на место масляной картины какого-то рогатого чешуйчатого монстра джунглей.
Его психические чувства присутствия загудели от возобновленного контакта с мухами-шпионами. Экран пестрел сотней маленьких изображений, мозаикой миниатюрных сцен. Он был сейчас похож на фасеточный глаз мухи, хотя изображение в каждой ячейке отличалось от другого.
Мозаика заняла почти всю часть его сознания, но смутно — краем глаза, краем мысленного взора — он видел Ме'Линди, гибкую эбеновую статую, но всё еще с лицом цвета слоновой кости. Сейчас она вставляла в горло и уши вкладыши, с помощью которых можно будет слышать, дышать и общаться.
Жак увеличил изображение на экране. Вокруг него, словно спутники на своих орбитах, сжались остальные картинки.
Перестрелка на заводе по производству парящих танков…
Световые росчерки озаряли серое помещение, заполненное наполовину готовыми машинами. Гибриды, вооруженные лазганами, жестко наседали на линию планетарной гвардии. Гвардейцы были лояльными, но их окружили, и они явно несли потери. Что касается гибридов, то это были грубые карикатуры на человека: раздутые бугристые головы с костяными наростами, горящие злобой глаза, ощерившиеся зубастые пасти. У некоторых вместо человеческих рук росли ужасные огромные когти чистокровных генокрадов. Когда они доберутся до гвардейцев, такие мутанты просто разорвут оставшихся в живых людей на куски.
Но это была еще не вся картина, о нет, ни в коем случае. Жак уменьшил это мрачное изображение и увеличил другое…
Сотни повстанцев карабкались по красным крышам района-чаши, направляясь к дереву административных башен.
Смешиваясь с гибридами, даже превосходя их числом, попадались среди них и обычные на вид люди. Некоторые из них были перворожденными тварями, выглядевшими как люди, но уже способные произвести потомство чистокровных генокрадов. Другие были уже следующим поколением, точными копиями настоящих людей, но гипнотически связанными с генокрадами.
Серия взрывов разорвала ствол, поддерживающий чашу района, в том месте, где он крепился к остальному городу. Вся чаша просела и отвалилась. Огромное сооружение на миг воспарило в воздух, а затем рухнуло вниз. Повстанцы скользили и цеплялись руками и когтями, покуда район падал с двухкилометровой высоты на опушку джунглей.
От удара — разбивающего деревья в мелкие щепки удара — поднялась пыль. Этой пылью были тела повстанцев. Даже пластальные плиты чаши лопнули. Меткий плазменный выстрел сверху поджег топливные резервуары. Вспыхнувшее пламя полностью охватило упавший район внутри и снаружи. Пыль горела, как и все жители, жившие на этой пластине, если конечно, там хоть кто-то оставался в живых.
Тысячи других повстанцев были уже мертвы. Восстание и вправду входило в свою финальную стадию. Отчаянную и самоубийственную фазу.
— Кое-кто считает, что генокрады были выведены искусственно — как живое оружие, — сообщил Гугол Гримму. — Изумительная шутка, выдуманная некими злобными ксеносами!
— Ха!
— Ну, а почему бы и нет? Ты думаешь, они сами смогли эволюционировать? Генокрады не могут размножаться самостоятельно. Как они могли появиться в первый раз без каких-нибудь зловредных повитух? Им нужно заражать другие расы и размножаться как раковая опухоль внутри.
В своих галактических путешествиях Гугол, несомненно, наслушался много всяких историй, несмотря на все попытки официальных властей пресечь пугающие слухи.
— Возможно, — предположил Гримм, — что они появились под воздействием варп-штормов Хаоса? Ясно ведь, что чистокровные не могут управлять кораблем, стрелять из оружия, менять сгоревшие предохранители. Иначе бы они уже были повсюду своим собственным ходом. Что за кривое оружие! Ха!
— И всё-таки это превосходная чёрная шутка над жизнью, семьей, любовью.
Коренастый скват пробормотал какое-то ругательство на своем диковинном диалекте.
— Ну, ну, Гримчик, — упрекнул его навигатор, — мы все здесь говорим на имперском готике…
Раздалось еще одно, еще более мрачное ругательство на том же самом наречии.
— …как цивилизованные существа.
— Хорошо, только будь любезен, не называй меня Гримчик. Меня зовут Гримм.
— Гримм по имени совсем не обязательно «гримучный» по натуре. Просто ты еще юный скват.
— Ха. Да ты и сам не такой уж древний, несмотря на внешний вид.
Все эти морщины на лице навигатора, да и его унылая на вид одежда…
Ме'Линди плотно пригладила волосы. Когда она распылила спрей по лицу, оно стало еще более невыразительным, чем когда-либо, просто черная маска с едва заметным намеком на черты лица. Синтекожа должна будет защищать её от ядовитых газов, пламени и взрывов; она усилит её тренированную нервную систему и невероятную мощь.
После этого она повязала на талию свой алый пояс, надела на пальцы миниатюрное оружие, выглядевшее как причудливые перстни. Игольник, лазер и огнемет были драгоценными чужацкими устройствами джокаэро.
Жак сменил изображение…
На станции местного труботранспорта два разных отряда СПО яростно бились друг с другом в рукопашной схватке. Вибрирующие лезвия силовых топоров выбивали радужные снопы искр и разряды из энергополя силовых мечей. Один из отрядов наверняка целиком состоял из генокрадов в человеческом обличии. Но только какой? Тот, который носил знаки отличия в виде черного василиска, или другой, с голубой летучей мышью и черепом?
По туннелю прибывало подкрепление. Пламя огнеметов накрыло схватку — и наконец-то стало понятно, где повстанцы, а где — лоялисты, так как стало очевидно, что вновь прибывшие — розовые саламандры — были лоялистами. Ибо черные василиски истошно закричали и корчились, бросив сражение, накрытые горящим прометием. Мертвые мыши — те, что из выводка — в исступлении набросились на владельцев огнеметов, несмотря на пожирающее их пламя. Прицельные лазерные выстрелы пронзали ряды берсерков, убивая одного горящего человека за другим, пока последний живой факел не упал на пол.
Лишь сейчас, с небольшим опозданием, на платформу обрушилась пена, призванная потушить всёпожирающий огонь, ослепив муху-шпиона, хотя Жак уже разглядел, что лоялисты одержали здесь трудную победу…
Следующее изображение: ребристый зал, полный огромных, усеянных трафаретными иконами механизмов, всё завалено трупами, многие из них после смерти выглядят не менее уродливо, чем при жизни…
Эти сотни мух-шпионов и глаз-экран были еще одним изобретением джокаэро, возможно самым удивительным из тех, что смогли захватить Ордо Маллеус. Эти джокаэро — обезьяны, покрытые оранжевым мехом, всегда придумывали какие-то гениальные изобретения, всегда разные, но с неизменным упором на миниатюризацию.
До сих пор продолжались горячие споры о том, являются ли эти оранжевые обезьяны по-настоящему разумными или они делают оружие инстинктивно, как пауки плетут паутину. Гримм, прирожденный техник — впрочем, как и весь его род — обратил внимание на то, что для управления этим экраном требуется пси-связь с оператором. Из этого следовало, что хотя бы у некоторых джокаэро имеется психика. По крайней мере.
Живые мухи обитали, похоже, на большинстве планет. Болотные мухи; навозные мухи; мухи, питающиеся отходами; москиты; мухи, питающиеся выделениями глаз крокодилов; трупные мухи; мухи, поедающие гниющие растения; псевдо-мухи, питающиеся магнитными полями. Кто заметит маленькую проворную муху? Кто поймет, что она смотрит прямо на тебя и передает всё, что видит и слышит, на ячейку экрана где-то в радиусе двадцати километров? Кто может подумать, что муха и ее подруги — крошечные жужжащие кристаллические машины?
— Я пошла! — объявила Ме'Линди.
Она могла на свой выбор говорить и изящно, словно придворный лорд, и хитро, как всякий дипломат. Но перед лицом смертельной опасности она изредка прибегала к простому стилю изложения — вспоминала свой примитивный племенной язык. Ловкая, безмолвная и быстрая, как острокрыл, она покинула изумрудный люкс.
Усилием мысли Жак выделил одну из гудящих в обычно пустом коридоре мух-шпионов и велел ей следовать за Ме'Линди.
Он увеличил до четверти экрана вид с этой мухи. Ме'Линди на мгновение остановилась, оглянулась на летящую муху и подмигнула. Затем неслышным шагом быстро направилась прочь.
— Ха, я, пожалуй, тоже пойду, — Гримм поглубже натянул фуражку, похлопал рукой по кобуре, проверил свою «виноградную гроздь» — связку гранат — и побежал за ассасином. В отличие от неё, он хлопнул за собой дверью.
— Шумный проказник, — прокомментировал его уход Гугол, поднимаясь с дивана. — Удивительно, что он не предпочитает болтган. Бабах-бабах-бабах.
Жак посмотрел на него:
— Ты же отлично знаешь, что он хлопнул дверью, чтобы она знала, что он следует за ней.
Гугол рассмеялся.
— Ему придется побегать, чтобы не отстать, а ей — чтобы не догнали.
— Она вернется, Виталий, не бойся. Как и Гримм.
— Гримм помчался защищать её… словно мышь, сопровождающая кошку! Как умилительно видеть, как нежно он её любит, но делает вид, что всего этого нет. Я полагаю, что в отсутствие низкорослых женщин-скватов Ме'Линди кажется этому коротышке просто богиней.
«И, — подумал Жак, — тебе тоже? И даже немного и мне?»
Вслух же он сказал:
— Смертоносной богиней, у которой на уме всегда другие вещи. Как и у меня. Так что помолчи.
Навигатор прошелся туда-сюда. Он взял хрустальный графин с янтарным ликером, затем поставил его на место. Уколол палец о витой рог черепа детеныша тератозавра, висящего на одной из стен, и украшенного зеленым самоцветом, вставленным в лоб. Потряс подарочную чашу с сонной пылью под силовой пленкой, до того никем не тревоженную, затем ушел и помыл руки под вибростатом.
Волнуется за безопасность Ме'Линди? Но что еще было смыслом её жизни, как не соваться постоянно в опасные места и всегда возвращаться живой? И чем ещё объяснялось её ежедневное поддержание себя в состоянии туго натянутой тетивы? И при всем этом в её золотых глазах светился неслабый интеллект и даже остроумие. Конечно же, её остроумие иногда сильно тревожит.
Жак быстро менял на экране сцену за сценой, пока не наткнулся на вид из мухи, что следила за…
Харком Обиспалом.
2
С болтганом в одной руке и силовым мечом в другой, дюжий инквизитор шагал по широкому бульвару, поглядывая по сторонам.
Рыжая борода Обиспала, разделенная на три хвоста, выглядела волосатыми щупальцами, растущими из подбородка. Брови — мотками ржавой проволоки. На подпоясанном черном одеянии были наклеены зловещие белые черепа. Его охотничьи сапоги, похоже, были сделаны из целой ноги толстокожего животного, вылущенной и обрезанной по высоте. Оружие и всякие устройства висели под кроваво-красным плащом с высоким воротом; на мочке уха болталась бусина вокса.
Инквизитор шел в авангарде бронированного отряда Имперской Гвардии. Это были местные гвардейцы, а не космические десантники с другого мира. Обиспал верил в свою силу воли, в свою безжалостную ауру; и действительно, за исключением мертвенно-бледного сморщенного шрама, пересекающего одну щеку, он казался неуязвимым.
По-видимому, он не рассматривал операцию на Сталинвасте как требующую серьёзного вмешательства — несмотря на то, что тридцать ульев планеты были опустошены, а несколько и вовсе уничтожены. Потери? Двадцать миллионов военных и гражданских? Из тысячи ульев и миллиардов населения…
Жак печально процитировал про себя слова древнего правителя срединного царства с древней Терры: «В стране тысячи миллионов человек что такое смерть одного миллиона ради чистоты?»
Тем не менее, полное подавление такой чумы не тоже самое, что тотальная чистка. Одного выжившего генокрада, способного принести потомство, достаточно, чтобы свести на нет все старания через несколько десятилетий. Пусть хорошо тренированные космические десантники действовали бы более тщательно и никогда бы не упали духом в бою, но эту измученную боями канитель пришлось бы заканчивать жуткой бойней, чтобы объявить потом полный триумф и несомненный успех.
Разбитые автомобили и танки горели по обеим сторонам бульвара под свинцового цвета потолком, находящимся на такой высоте, что подвешенные под ним трубы коммуникаций и электрокабели казались лишь тонким узором.
Большинство люминосфер было разбито выстрелами или просто не работало, так что казалось, что в глубоких тенях скрываются какие-то чудовища. От провисших кабель-каналов валил едкий дым, капала кислота. Темные туннели расходились в стороны к разрушенным фабрикам.
Жак позволил звуку вторгнуться в сознание.
Обиспал ревел проклятия, которые, возвращаясь эхом, создавали впечатление, что кричат сразу несколько человек:
— Смерть инопланетной нечисти, что покусилась на нашу человечность! Смерть осквернителям! Смерть оскверненным! Мы с радостью сожжем и очистим!
Голос инквизитора, передаваемый мухой-шпионом, почти потонул в грохоте выстрелов. Обиспал закрутил мечом так, что его рука стала напоминать циркулярную пилу. Он подбросил смертоносное гудящее оружие в воздух и ловко поймал его на лету. Ему бы водить парады, крутя жезлом.
Да, парады… истребления.
Обиспал явно не торопился с зачисткой, даже затягивая процесс. Опираясь на поддержку своих людей и большого количества солдат СПО, которые были чисты и верны планетарному губернатору, он начал свои действия с кольца городов, расположенных вокруг столицы, перемещаясь от одного к другому и уничтожая всё на своем пути. Его действия вызвали полномасштабные восстания гибридов и еще более многочисленных выводков генокрадов, более похожих на людей. Последние на протяжении десятилетий проникали в администрацию и военные силы планеты.
Если бы Обиспал начал зачистку со столицы, то выводки генокрадов разбежались бы по туннелям, а то и прямо по суше через джунгли в более отдаленные ульи. Так что, в принципе, его стратегия имела смысл, но в тоже время казалась бессмысленно разрушительной.
Как загонщики, гонящие дичь к центру, он силой заставлял врага атаковать сосредоточие власти и влияния в отчаянной попытке захватить его и заблокировать планету.
Пчелы летели прямо в костер.
Солдаты воевали с солдатами. Управленцы убивали своих начальников и раздавали запасы оружия повстанцам. Впервые обычные рабочие и служащие увидели настоящее лицо гибридов, которые до этого скрывались среди них под плащами, капюшонами или масками.
Жак просмотрел еще одну толпу гибридов, яростно размахивающих стволами и мечами. Их сгорбленная осанка указывала на вырождение человеческого, упадок до инстинктов плотоядных хищников. Среди этой толпы привлекательные, но жуткие человекоподобные существа организовывали столпотворение.
— Одно дело слышать шепот, — заметил Гугол, — но другое дело увидеть всё собственными глазами.
Жака так и подмывало сказать, что навигатор видит это лишь на экране. Но воздержался, не желая толкать Гугола на глупые подвиги, после которых мог остаться без хорошего варп-пилота.
Вместо этого он спросил:
— Шепот? Громкий шепот? Ты разговаривал с Гриммом о своей теории генокрадов. А как часто сплетничают навигаторы? Можете ли вы вообще сплетничать?
— Навигаторы путешествуют по многим местам, много чего слышат. Что-то из этого правда, что-то полуправда, что-то — простые выдумки. В процессе пересказов истории меняются, Жак, — в голосе Гугола проступили умоляюще-дерзкие нотки.
Навигатор начал припоминать, что Жак, хоть и переодет в одну личность, на самом деле является совершенно другой… о которой Гуголу следовало помнить.
Маскируясь под вольного торговца с хорошим достатком, Жак носил плиссированный сюртук с серебряными эполетами и мешковатые малиновые бриджи, заправленные в короткие белые сапоги из телячьей кожи. Под просторным сюртуком были припрятаны пистолеты, а в сапогах — ножи. Как и у всякого обычного торговца.
Гугол нервно облизал пересохшие губы:
— Правдивая история, пересекшая галактику, становится выдумкой, Жак.
— Получается, выдумка точно так же может стать правдой?
— Для меня это уже слишком сложно, Жак.
Ну, конечно же, это было не так. Никто заглянувший в безумие варпа, никто зарабатывающий этим на жизнь не мог остаться неискушенным и выжить после этого. В сущности, варп — это наивысшая ложь, ибо он постоянно стремится обмануть тех, кто путешествовал по нему. Но в тоже время варп был самой основой мироздания.
Виталий Гугол успешно делает вид искушенного человека, и ему в этом помогают преждевременные морщины, появляющиеся из-за длительного погружения в пространство варпа. Они придают его лицу пресыщенный жизнью вид, которое иначе выглядело бы ребяческим.
Внутри же навигатор был еще молодым и ранимым — склонным к глупым увлечениям, таким как влечение к Ме'Линди. Гугол прекрасно об этом знал и старался иронизировать над своими чувствами и не носить столь щегольских нарядов, как сейчас Жак. Виталий носил черную тунику с вышитыми фиолетовыми рунами, которые были едва заметны. Черный означал пустоту. Черный означал искушенность. (Черный был цветом боевой раскраски Ме'Линди).
Жак представил, как Гугол видит его. Костюм торговца предполагал некую пиратскую деловую хватку, но и не без чести, на службе более глубоких чувств. Но все это было притворством. Чувственные губы Жака определенно не сочетались с его скептическими льдисто-голубыми глазами. С одной стороны, Жак должен казаться способным на иронию и податливую терпимость — может быть, лишь для того, чтобы подготовить ловушку. С другой стороны, он должен быть внутри как гранит, тверже даже такого нарочито жестокого позера, как Обиспал — Жак был сторожем тех, кто сторожил человечество, следователем следователей.
«Достаточно ли я тверд? — спрашивал себя Жак. — Или я уязвим тоже?»
— Навигаторы могут судачить меж собой, словно торговки рыбой, — резко сказал он, — но генокрады должны оставаться тайной для мириада наших миров, за исключением руководителей, которым положено знать, чтобы пресекать смуту.
— Но ведь если люди в общем знают…
— А вот для этого, Виталий, и существует инквизиция. Чтобы найти и искоренить. Смута — это близкий родич Хаоса. Знание приводит к смуте. Незнание — лучшая защита невинных.
Легкая улыбка тронула губы Жака. Неужели Жак Драко действительно верит в эти принципы?
Изображение-четверть… Ме'Линди вышла из транспортной капсулы, спустилась на лифте вниз и легко побежала по пустому движущемуся тротуару на север.
Южные тротуары были переполнены беженцами, спасающимися от идущих боев. Поток людей прибывал, они боролись между собой за место на центральной полосе, где скорость передвижения паникующих была быстрее. Кое-кто был ранен, у кого-то текла кровь. Люди несли тюки с пожитками. Очень часто беглецы, становясь одной ногой на быстробегущую полосу, а другой — на медленную, падали в этот безумный круговорот и исчезали под ногами толпы.
Морось падала из неисправных противопожарных разбрызгивателей. В проводах наверху щелкали вспышки короткого замыкания.
Изображение-четверть… По скоростной полосе на север с ревом летел Гримм на украденном трицикле.
Ме'Линди оглянулась через плечо и увеличила скорость, делая огромные шаги.
Скват стоя на подножке, сбавил скорость и проревел ей сквозь вой мотора:
— Не желаете ли прокатиться?
Ме’Линди лишь прибавила ходу. Сгоряча скват подвел трицикл к ней ближе, выехав одним колесом на её более медленную полосу. Маневр не удался. Машину занесло, и Гримм вылетел через руль с падающего трицикла. Сжавшись в шар из сапог и бронежилета, скват подскочил и кувырнулся с полдюжины раз. Ме’Линди на миг притормозила.
Однако Гримм уже поднимался на ноги, ругаясь, отряхиваясь и подбирая фуражку.
Ме’Линди вздернула руку — в приветствии или предупреждая, чтобы он не подходил? — и снова бросилась вперед.
С отвращением глянув на разбитый трицикл и на толпу, плывущую мимо него по южным полосам, Гримм рысью понесся на север за ассасином.
Жак удивил Гугола — да и самого себя тоже — тем, что сочувственно посмеялся, почти с любовью.
Вскоре Ме’Линди исчезла из поля зрения сквата за широким изгибом полосы. Там она покинула главную дорогу и направилась вдоль подъездных линий, огибая беженцев, шарахающихся от летящей, безликой, угольнокожей женщины. Муха-шпион молнией кинулась ей вслед вниз по узким покинутым мрачным аллеям. Шум битвы потихоньку нарастал. Дрожь сотрясла основание города, разрушая древние канализационные трубы.
Изображение-четверть… и у Жака вырвалось проклятье:
— Вот один из отцов зла.
Средних лет мужчина и женщина сопровождали чистокровного генокрада по выложенными ящиками проходам в каком-то темном и тесном складе.
В своих комбинезонах эта пара выглядела обычными рабочими. Если бы не лазпистолеты, которые они держали в руках неумело, но решительно. И остекленевшие, наполненные безумной любовью, глаза.
Эти двое были эмоционально зациклены на этом монстре, связаны с ним чувствами, которые были жестокой пародией на любовь и семейную близость.
Могучий чужак шел, угрожающе пригнувшись так, что костяные рога на его позвоночнике топорщились. Длинный череп выступал вперед, с клыков капала липкая слюна. Верхние лапы заканчивались когтями, способными рвать броню, а панцирь был крепок, как керамит. Жилистые связки переплетали конечности. Из пасти высовывалась роговая трубка языка: языка, который мог одарить человека через поцелуй генетическим материалом хозяина.
На миг Жака пробрала дрожь под гипнотическим взглядом существа, пусть даже и через экран, и пусть даже он был защищен от психического воздействия.
— Отец зла, — произнес он нараспев в некоей пародии на молитву, — и дедушка тоже…
Да, действительно. Человеческая мать, родившая уродливого звероподобного гибрида, будет слепо любить его, до безумия, и защищать, словно тигрица своего детеныша. Потомство таких гибридов будет на вид менее чудовищным. В четвертом поколении тварь будет похожа на человека, останется лишь чарующий свет в глазах.
А вот в пятом поколении снова будет чистокровный генокрад. И цикл будет повторяться вновь с ужасающей инстинктивной неизбежностью.
К тому моменту семья будет насчитывать тысячи тварей и незаметно наводнит общество, выводок будет тщательно следить за потребностями друг друга. И где-то глубоко в роскошном тайнике патриарх-переросток, с которого пошла эта скверна, будет эмпатически наслаждаться деяниями своих потомков…
Изображение-четверть… Генокрад разрывает грудь солдату СПО и снова скрывается в укрытии…
На некоторое время Жак вызвал на экран мозаику с видами из глаз всех ста летающих мух-шпионов. Использовав своё психическое чувство присутствия, он почувствовал, что битва внутри Василарёва вязнет, замедляется и концентрируется где-то в пятнадцати километрах к северу от отеля. Именно там сгруппировались выжившие генокрады и их приспешники. Возможно, что патриарх был уже мертв. Это было там, куда с одной стороны направлялся Обиспал. А с другой — Ме’Линди.
Еще изображение-четверть… Темная наблюдательная кабинка — второй этаж какой-то лаборатории. Мерцает аварийное освещение, какие-то загадочные аппараты дымятся и искрят, брошенные своими операторами. Вспышки света рывками выхватывают монстров, явно собирающихся для штурма.
Жак велел шпиону переключиться на инфракрасное видение.
Внутри этой кабины сидела на корточках чернокожая Ме’Линди. От монстров её отделяла забаррикадированная пластальная дверь. Наблюдательное окно, несомненно, было сделано из армированного стекла. Что она там делала? Скрывалась? Заперлась в относительно безопасном месте?
Ассасин убрала свое джокаэровское оружие подальше в пояс. Распылила растворитель на небольшом участке руки и воткнула в образовавшийся зазор в синтекоже иглу инъектора. И сгорбилась еще ниже, между согнутых ног, словно кролик перед прыжком.
Внезапно из её спины выросли шишки, голова начала удлиняться. Пальцы превратились в когти.
— Что с ней происходит? — воскликнул Гугол. — Неужели она заражена?
Жака передернуло.
— Должен сказать, она верит в свои силы!
— Что с ней произошло, Жак? — Гугол схватился за руку Жака, потрясенный тем, что Ме’Линди превратилась в монстра.
— Она ввела себе полиморфин.
— Полиморфин… Звучит как что-то обезболивающее, разве нет?
— Это не обезболивающее.
Ассасины были невосприимчивы к боли, но Ме’Линди наверняка в курсе, что ее не избежать, пока тело усилием воли принимает другую форму.
Гугол истерично захихикал.
— Ассасинское средство, верно? Они используют его, чтобы принять новый внешний вид. Замаскироваться. Заменяют себя кем-то. Но этот кто-то все же человек, Жак! Я слышал о полиморфине. Но он не может изменить тело настолько! — его палец ткнул в сторону экрана. — И не так быстро!
— Она очень близко к другим генокрадам, — проворчал Жак. — Она сосредотачивается на их формах тела, осязает их своими чувствами…
— Это не может всё объяснить!
— Ну… синтекожа помогает ускорить процесс. Она возбуждает её метаболизм, ускоряя жизненные процессы. Она сделана ведь не только для того, чтобы защитить её.
— Ты лжешь, Жак!
— Держи себя в руках. Есть еще одна причина… Но у тебя нет права её знать, ясно?
Гугол вздрогнул и вцепился зубами в согнутый большой палец, словно это способно заглушить душевную боль и панику. Но все же он упорно и взволнованно продолжал наседать:
— Я слышал, что убийцы способны вывихнуть себе конечности, сломать кости, чтобы, извиваясь как змеи, пролезать в узкие трубы…
— У тебя нет права на такие вопросы! Quieta esto, nefanda curiositas, esto quieta!
Звучные священные слова подействовали, как пощечина.
Всё верно, Жак знал тайную суть вопроса с тех самых пор, как его запрос в Официо Ассасинорум был выполнен — он просил убийцу с опытом работы на зараженном генокрадами мире и способного сыграть роль утонченной любовницы.
Ме’Линди ранее перенесла экспериментальную операцию по вживлению трансформирующейся, запоминающей форму пластиплоти, армированной углеволокном и эластичными хрящами, способной становится прочной, как роговое покрытие. Поэтому она может принять форму гибрида, вести себя как он, а затем втянуть имплантаты в себя, смягчить и уменьшить их.
Дополнительно ей были вживлены железы для хранения и скоростного синтеза соматотропина — гормона роста — который обычно способствует росту трубчатых костей и синтезу белка у детей… и железы, способные обратить этот процесс вспять. Искусственные имплантаты были её живой и органичной частью. Таким образом часть её тела из плоти, крови и костей была искусно искусственной.
Это в сочетании с полиморфином и её собственным талантом перевоплощения — возможно усиленным синтекожей, хотя Жак не был в этом уверен — позволяло ей переносить более жесткую и быструю трансформацию, чем её коллегам-ассасинам: радикально превращая свое тело в подобие тела генокрада.
Жак знал, что она была послушницей храма Каллидус по специальности «хитрость» — и экспериментом медлаборатории храма, вероятно, отметившим опасную и мучительную вершину перевоплощения. Ему разрешили знать только это, и он счел за лучшее не совать своего носа дальше, прислушавшись к доводам благоразумия.
Он догадывался, что предыдущее задание Ме’Линди было удачным и директор храма Каллидус был настроен испытать её снова… Хотя может быть и так, что миссия провалилась, но она выжила. Возможно, радикальный и довольно специфический эксперимент пришлось прекратить? Может быть, что Ме’Линди оказалась единственным уцелевшим его результатом. Жак знал, что не стоит влезать слишком глубоко в тайны Официо Ассасинорум, если только они не внесены в дело.
Жак знал… умом. И, тем не менее, быстрота и глубина её преобразования просто потрясли его.
— Она становится генокрадом! — пролепетал Гугол. — Не так ли? Разве это не так? Но она не сможет быть совершенной копией…
Действительно, не сможет. Ме’Линди не смогла вырастить ни нижнюю пару рук, ни костлявый извивающийся хвост. Было бы глупо ожидать новую пару рук из ребер, или хвост из удлинившегося копчика. Не мог представить себе Жак и того, что она сравнится по силе с чистокровным генокрадом — хотя её собственная сила была огромной даже без усилителей.
Но в темноте она казалась почти генокрадом. По крайней мере, у неё был вид генокрада, который получил повреждения в результате пожара или взрыва, потеряв при этом несколько конечностей; но был все также жив и смертоносен благодаря своим основным когтям. Синтекожа все ещё покрывала её, растянувшись под новую форму тела. И покрывала также зубастую пасть. В лабораториях Каллидуса Ме’Линди вживили имплантаты и для лица, и для челюстей…
Раненый генокрад… или гибрид. Одно или другое… Гибриды включали в себя целую гамму уродств. Если её примут за гибрида, сможет ли она на самом деле обманывать выводок генокрадов или даже патриарха достаточно долго?
«Может быть, — подумал Жак, — это и было то место, где эксперимент Каллидус провалился… если, конечно, он провалился».
— И с этой… женщиной мы делим кров? — голос Гугола был наполнен мрачным изумлением, испуганным восхищением, некоторым опустошением в сердце, и да, ужасом, который волной бежал по его нервам. Жак тоже почувствовал сильное беспокойство.
Казалось, собственная кожа Ме’Линди стала жесткой под этой второй черной кожей. Она превратилась в жесткий панцирь под действием клеток, изменяющих её природу.
— Какой-нибудь другой ассасин проделывал такой трюк раньше? — воскликнул навигатор. — Какую же муку испытывают её органы, искажаясь до такой степени? И как можно делать всё это в самый разгар боевых действий?
— Curiositas, esto quieta!
— Она говорила, что ей надо попрактиковаться, — если Гугол надеялся, что придаст голосу презрительное выражение, то он ошибался.
Черное существо, которое раньше было Ме’Линди, открыло дверь и бросилось в широкий коридор, наполненный дымом. Несколько вооруженных гибридов рассеяно бродили по нему. Думала ли сейчас Ме’Линди, как генокрад? Понимала ли как надо реагировать? Может быть, она даже излучала вокруг себя защищающую ауру эмпатии выводка? Она набросилась на гибридов и, прежде чем они что-нибудь сообразили, разорвала своими когтями.
Мужчина в плаще, сопровождавший их, в изумлении остановился. Он открыл было рот в немом протесте против столь извращенного изменения порядка вещей, но Ме’Линди оторвала ему голову.
Никто не заметил, пока она неслась по мрачным задымленным туннелям, отсутствующие руки и хвост, закрытое лицо и алый пояс. Ну, или, по крайней мере, не обратил на это внимания, пока не стало слишком поздно. Она старалась обходить оживленные дороги и лояльные войска.
Изображение-четверть… Гримм прошел, пыхтя, под узкой аркой, ведущей к куполообразной площади. Три широких проспекта, расходящихся от неё, были наполнены сражением и сильным запахом дыма. Внутри клубов пыли вспыхивали взрывы, подобные сверхновым. Взрывные волны катились вниз с более высоких уровней города, где грохотало разрушение. Стены и поддерживаемый колоннами потолок стонали. В барабаны архитектуры колотили так, что они готовы были лопнуть.
Клубы дыма заволокли люминосферы, окрасив окрестности в красные тона, словно наступил мрачный закат в сердце города перед тем, как ночь окончательно поглотит и уничтожит его. Мощный взрыв потряс пластальные высоты. Может быть, это взорвались склады боеприпасов военного завода? Потолок над проспектами просел, колонны прогнулись. И тут купол рухнул, ломаясь, как яичная скорлупа. Здания, оборудование и машины посыпались сверху, охваченные огнем.
Гримм бежал наверх по мосткам, спасаясь от обломков и тучи пыли.
Изображение-половина… Обиспал заметил одинокую фигуру чистокровного генокрада, незаметно спускающуюся по темной галерее разбитых магазинов одежды. Генокрад медленно ковылял прочь, словно раненный, перескакивая от одной стальной колонны к другой.
Размахивая силовым мечом и крикнув гвардейцам, инквизитор направился вслед убегающему чужаку. Было ли бравадой со стороны Обиспала то, что ему показалось ниже своего достоинства использовать разрывные болты против существа, которое само не могло использовать огнестрельное оружие? Или это была жажда крови? Он намеревался самолично разрубить его своим силовым мечом — меч против когтей — и сделать это напоказ всем.
Галерея оказалась тупиком. Перекрученная сталь заблокировала дальний её конец. Увидев это, инквизитор широко улыбнулся. Но всего на мгновение.
Словно приведенная в действие чьей-то невидимой рукой, аварийная заслонка из плетеной стали рухнула позади него, отрезая от гвардейцев.
Обиспал развернулся и проревел:
— Рубите её силовым топором и быстро!
Генокрад больше не убегал — он мчался на инквизитора, раскинув когтистые руки. Обиспал поспешно оказал сопротивление: на этот раз его вороненый, ручной работы болтган выплюнул заряды в чужака. Многие из них прошли мимо твари, некоторые отскочили от твердого панциря. Но один из них взорвался, мгновенно превратив в кашу бронированную башку.
Тут в перекрытиях потолка раскрылись люки. Дюжина гибридов и еще один чистокровный спрыгнули в галерею. За ними последовало еще больше гибридов. Теперь целая стая тварей мчалась на Обиспала, неприцельно стреляя из разнообразного оружия. Уродливые лица мутантов пылали ненавистью.
Лазерные выстрелы, потоки огня и обычные пули разрывали и жгли одежду инквизитора, но не могли пробить витиевато украшенную броню под ней. Голова Обиспала оставалась незащищенной. С ловкостью жонглера он переключил свой болтган на автоматический режим. Пустые гильзы сыпались, словно зерно во время сбора урожая на агромирах. Стреляя одной рукой из оружия, другой он махал перед собой шипящим силовым мечом, словно разгоняя ос. Грохот взрывов в галерее был просто оглушительным. Плащ Обиспала вспыхнул.
Когда он прижался спиной к решетке, которая закрывала вход в магазин, кто-то рванул ее изнутри. Лапа генокрада высунулась из дыры и втащила инквизитора внутрь.
3
Обратно вылетел пылающий плащ, утяжеленный несколькими гранатами. Они детонировали прямо в толпе монстров. Следом вылетел силовой меч Обиспала, описывая дуги на полу и обрубив несколько ног. Внезапно изображение сместилось во тьму за разорванной решеткой, когда генокрад, перепрыгнув тела своих родичей, ворвался внутрь.
Когти, столь же мощные, как и у этого генокрада, отбили в сторону его лапы и распороли голову так, что тварь закричала и обмякла, заблокировав отверстие. В инфракрасном свете всё было отлично видно. Монстром, что затащил инквизитора внутрь, была Ме’Линди. И она же вырубила генокрада, пытавшегося прорваться внутрь. Сейчас она просто сдерживала Обиспала, держа обезоруженного человека на расстоянии вытянутых лап.
Пронзительный вой, доносящийся снаружи, должно быть был звуком одного или двух силовых топоров, режущих противоаварийную заслонку, словно нож масло.
Обиспал извивался в хватке ассасина.
— Что? — орал он. — Кто? Ты не генокрад. Не гибрид. Кто ты?!
Насколько ясно видел Обиспал? Ме’Линди не ответила. Да и не смогла бы ответить, если бы даже захотела — синтекожа запечатывала зубастую морду.
Снаружи донеслись стрельба, крики, шипение. Гвардейцы пробрались сквозь заслонку.
— Аааа… — Обиспал, казалось, уже почти понял, кто его схватил.
— Кто внутри, осторожнее! — заорали снаружи. Лазерные разряды принялись шинковать покалеченного генокрада. Когти выпустили Обиспала, оттолкнув его. Ме’Линди развернулась и побежала вверх по стальной лестнице. Обиспал в ярости затопал своими слоновьими сапогами, потом взял себя в руки, подобрал отброшенный болтган, и приготовился встречать своих спасителей.
— Неблагодарная скотина, не так ли? — протянул Гугол.
— Он попал в ловушку, — сказал Жак. — Вселенная полна ловушек для неосторожных. В какой-то миг Обиспал проявил неосторожность и прекрасно об этом знает. Он знает и о том, что об этом знает кто-то еще, и для него это оскорбительно. До последней минуты он недооценивал генокрадов — они были для него словно игрушки. До этого момента его кампания проходила очень хорошо.
— Да, очень хорошо, — повторил Гугол язвительно. Он внимательно осмотрел маленькие изображения с видами разрушений, крутящиеся на экране. — Целые города уничтожены, погибли миллионы. Как великолепно!
— Сталинваст скоро будет очищен, Виталий. И это не самая худшая судьба для этого мира.
— А что может быть?
— Экстерминатус, — тихо прошептал Жак.
— Что?
— Не бери в голову. Василарев не будет полностью разрушен. Бои даже не дойдут до нас, до отеля.
— Это немного утешает.
— Этот всплеск Хаоса больше не угрожает нашему Императору.
Ме’Линди под видом генокрада мчалась на четырех лапах по темным каналам и служебным туннелям. Она взбиралась по древним лестницам, спиралью уходящим вверх по сужающимся шахтам. Пересекала мостки, тянущиеся над пропастями. Снова спускалась по лестницам. Через люки попадала на улицы и вновь ныряла в люки. И каждый раз выбирала пустынные маршруты. Но изредка все же натыкалась на беженцев, которым хватало ума спрятаться от побоища в этих темных дырах. Она едва замечала их и мчалась дальше к их великому облегчению. И все-таки до неё постоянно доносился рокот и вопли бегущих по главным проспектам: словно скорбное барабанное сопровождение перестуку её собственных когтей.
На одном из перекрестков она остановилась, почувствовав опасность.
Изображение-четверть… Гримм, отдуваясь, бежит по шатким мосткам над потоком людей.
Живой поток становится плотнее, словно встретив впереди дамбу. Движущиеся тротуары, должно быть, не выдержали массы толпы и сломались, иначе часть народа унесло бы назад.
Людей сдавливало друг о друга, они задыхались в давке. Трупы в стоячем положении толпа несла вперед. Более ловкие прыгали по головам живых и мертвых, пока не подворачивали лодыжку или пока их не хватал кто-то из задыхающихся и не сбивал с ног. Тогда этих ловкачей несла волна голов и молотящих их рук.
Казалось, что сами стены проспекта готовы лопнуть. Давка воздвигала заторы из переплетенных, смятых тел над остальной массой. Поток истерзанной плоти, поначалу — единое многоголовое существо, начал безумно сжиматься, пока не стали лопаться глаза, рваться кожа, из разорванных сосудов фонтанировать кровь. Если Гримм упадет в это…
Вот уже к его мосткам потянулись человеческие деревья — живые старались вскарабкаться как можно выше по трупам. Светополосы мерцали, словно предупреждая о том, что скоро этот задыхающийся ад боли и ужаса погрузится во тьму.
— Почему не пускают газ? — закричал Гримм, словно кто-то из ответственных за это лиц мог бы услышать его. — Неужели ваш губернатор хочет, чтобы население несло такие жертвы?
И тут рядом распахнулся люк. Черный коготь зацепил Гримма и поднял в воздух. Черная, покрытая роговыми наростами рука обхватила его. Голова маленького человека оказалась прижата к выпирающей челюсти.
Гримм забормотал на своем родном языке, очевидно сильно жалея о своем желании посетить линию фронта.
Потом Жак и Гугол услышали, как он молится на правильном имперском готике, визжа так, словно хочет быть услышанным по всей галактике:
— О праотцы! Не дайте мне предать свой народ!
Вообще, эта молитва могла бы быть произнесена и на его наречии. На имперском готике ему следовало бы молить Бога-Императора о спасении.
Гугол хохотал:
— Несчастный коротышка думает, что она собирается одарить его поцелуем генокрада. О, La Belle Dame Sans Merci.
— Не произноси колдовских заклинаний, — строго пресек его Жак.
— А я и не говорил. Это фраза из одной древней поэмы. В ней говорится, ну… о роковой женщине. Ме’Линди.
— Очень роковой, — согласился Жак.
— Но не для нашего друга Гримма, хотя он этого и не понимает.
Ме’Линди бросилась обратно в люк и побежала изо всех сил, прижимая к себе Гримма, плачущего как ребенок.
— Она тащит его в особое тайное место, чтобы подарить роковой поцелуй, — заключил Гугол. — Вот что он думает. А после этого он навечно должен остаться девственником, чтобы не осквернить свой народ.
— Девственником? Ты шутишь. Жертвы генокрадов забывают о том, что были заражены. Генокрады при поцелуе еще и гипнотизируют.
— Получается, жертве очень хочется спариваться?
— Ха, с простыми смертными! И те в восторге, ибо тоже зачарованны.
Гибридные дети с рождения гипнотизируют родителей, и воспринимаются теми как красавцы, несмотря на извращенное уродство.
— Увы, — вздохнул Гугол, — наш взволнованный друг еще не заметил некоторых расхождений. И наверняка уже намочил штаны.
Прижимая к себе Гримма, Ме’Линди перебралась через переплетение распорок, скрепляющих шахту, и нырнула в темный туннель.
— И все же, — пробормотал навигатор, — найти приют в её руках…
— Ты поэт, Виталий? — спросил Жак. — Мне кажется, ты покраснел?
— Я сочинил несколько вещей в путешествиях в свободное время, — признался Гугол. — Несколько стихов о пустоте. О любви. Смерти. Если они мне нравятся, то я их записываю.
«И они, вероятно, тебе очень нравятся», — подумал Жак, а вслух сказал:
— Остерегайся романтизма.
Ме’Линди добралась до небольшой заброшенной кладовой, заставленной покрытыми пылью и паутиной инструментами. Тусклые люминосферы освещали оранжевым светом тесное пространство.
Захлопнув плечом двери, Ме’Линди резко, но без грубости, поставила на ноги сквата. Гримм отступил на несколько шагов. Так как путей отхода у него не было, он вызывающе взглянул монстру в морду.
— Ха! Не выйдет. Ха, да я лучше сам себя убью.
— Какой он скромный.
Тон Гугола намекал не только на насмешку, но и на несбыточное желание.
Фальшивый генокрад жестом указал на свою морду, затянутую синтекожей. Когтями, едва ли предназначенными для тонких манипуляций, он указал на свой пояс и показал различные штуковины, спрятанные в ткани.
В глазах коротышки наконец-то мелькнул отблеск понимания. Он нерешительно подошел к ней и протянул руку к баллончику. Ме’Линди кивнула длинной головой, как лошадь. Растворитель, да.
Гримм распылил его ей на морду и челюсти распахнулись, обнажив кинжалоподобные зубы. Она зашипела на него. Она что, пытается заставить эту ксеносскую пасть и язык-яйцеклад выдавить человеческую речь? Тем временем Гримм, уже почти без дрожи, продолжает распылять растворитель — на грудь, руки, спину — пока вся синтекожа полностью не растворяется. Пожалуй, без неё она выглядела еще более зловеще.
— Ей нужны его руки, — усмехнулся Гугол. — Вот почему она прихватила его. Скорее всего, после того, как он ведет ей антидот от поли-как-там-его, она оставит его и отправится своим путем.
Но Ме’Линди жестом отказалась от введения антидота. Снова подхватив сквата, она распахнула дверь и продолжила свой путь по темным мрачным недрам Василарева. Она поднималась на такие высоты и спускалась в такие глубины, где сам скват самолично бы не прошел, или прошел бы, но не так быстро.
— Проклятье, а Гримму, похоже, явно уютно. Жак, как вы думаете, он получил удовольствие от поездки на руках Ме’Линди? Я полагаю, что он ей нужен лишь как голосовое средство на тот случай, если ей потребуется идентифицировать себя!
— Ревность является одним из следствий романтизма, Виталий…
Дверь в изумрудный люкс распахнулась и ворвалась чудовище-Ме’Линди. Она поставила Гримма на ноги. Скват сразу расправил куртку, отряхнул грязь, расчесал пальцами рыжую бороду и щелкнул по своему «конскому хвостику», словно сгоняя муху. Затем расплылся в улыбке Ме’Линди, но тут же спохватился:
— Ха, ха, ничего себе скачки.
— Мы за вами наблюдали, — подал голос Гугол. — Виртуозное выступление, моя дорогая!
Он изящно поклонился ассасину.
— Я же сказал вам не выкидывать подобных трюков, — напомнил ей Жак. — Теперь Обиспал знает, что на планете присутствуют другие, неизвестные ему, имперские агенты. С другой стороны — он остался жив, и это может успокоить его эго.
Ме’Линди приблизилась к Жаку и опустилась перед ним на колени. Неужели она будет просить у него прощения? Нет — она просто предоставила ему более детально осмотреть свой образ генокрада.
Он протянул руку и погладил её по жесткой звериной голове. Гугол при этом взволнованно присвистнул. Вопреки себе, Жак почувствовал, что очарован. Он мог касаться — он мог ласкать — Ме’Линди в этой смертоносной чужеродной личине так, как кто-то мог гладить котенка, так, словно он был свободен от обычных служебных формальностей и чувств. В этом обличии она была как никогда смертоносна; ей по сию пору приходилось сдерживать временно приобретенные рефлексы, чтобы не причинить вреда.
Он рассматривал её панцирь, крепкие пружинистые ноги; и всё же он понимал, что слишком пристально рассматривает Ме’Линди, в то время, как не должен так делать. Он едва ли понимал, что здесь есть еще и зрители. Ме’Линди что-то неразборчиво прошипела.
— Ей нужно поесть, босс, — сказал Гримм. — Для обратного перевоплощения ей нужна энергия.
— Ты что, понимаешь её? — недоверчиво спросил Гугол.
— Понимаю её? Понимаю? Ха! Кто может понять и постичь такого человека? Её рот издает звуки, а я перевожу. Я, в конце концов, — Гримм пошло усмехнулся, — наслаждался её обществом намного больше, чем любой из вас. Совсем недавно.
— Может мне заказать что-то особенное в службе отеля? — невозмутимо спросил Гугол. — Например, целого жаренного барашка? Если, конечно повара и кухарки всё еще живы, если они не сбежали, или их не погнали варить синтебурду для тех же беженцев. Нашей даме требуется банкет. А это не будет слишком бросаться в глаза? Не привлечем ли мы к себе излишнее внимание?
— Ты же отлично знаешь, — осадил его Жак, — что она вполне может воспользоваться нашими собственными запасами.
Что теперь Ме’Линди и делала — жадно поглощала рыбу, мясо, птицу из стазис-контейнеров, которые были доставлены в люкс с корабля Жака, «Торментум Малорум», который на время их визита на Сталинваст носил псевдоним «Сапфировый орел». Хотя планета и была богатой, город-улей вряд ли мог гарантировать настоящую еду, даже в богатом отеле, тем более во время смуты.
Жак заметил, что Гримм с тоской гурмана наблюдает, как то, что для него считается изысканным деликатесом, без зазрения совести исчезает в пасти монстра.
Получала ли наслаждение Ме’Линди от поглощения экзотической телятины, балыка из солнечной рыбы, сочной вырезки грокса? Или ее научили и подготовили существовать на любом доступном корме — водоросли, тараканы, крысы, какая разница? Могла ли она чувствовать разницу во вкусе?
Гримм мог.
Впрочем, это было неудивительно. Раса скватов ушла в сторону от человеческих норм, живя в пещерах и тесных шахтах мрачных рудных миров, которые, будучи богатыми полезными ископаемыми, были в остальном абсолютно бесплодными. Скваты стали коренастыми, крепкими и самостоятельными. За тысячелетия генетической дивергенции, отрезанные от остальной части галактики варп-штормами, они были вынуждены производить для себя еду и воздух. Они познали, что такое голод — и по сию пору помнили эти тяжелые времена. Скваты преуспевали в невзгодах. И зачастую предпочитают суровый мир более приятному.
И все же они любили поесть, и — шикарно, если, конечно, удавалось.
Их гидропонные сады славились питательной продукцией; а после того, как вновь были присоединены к Империуму, скваты тратили значительную часть своих рудных богатств на импорт экзотической еды. Их основной рацион по-прежнему состоял из искусственно выращенных овощей, приправленных пряностями и соусами — намного более соблазнительная пища, чем переработанная синтетическая еда, которая была уделом большинства населения переполненных миров. В общем, без особых прикрас про аппетит скватов можно было сказать — судя по Гримму — что он был как у искушенных знатоков.
О да, Жак заметил в глазах сквата голодный блеск. Но это была не жадность. У добродушного и простого Гримма манеры были учтивыми, почти рыцарскими. Коротышке было ясно, что ассасин, проявившая чрезмерные усилия, должна есть в первую очередь. И, тем не менее, он тоже был немного голодным; и был ценителем кулинарного искусства.
— Поешь сам что-нибудь, Гримм, — предложил Жак. — Вперед: считай это приказом.
Поблагодарив, коротышка вытащил из контейнера копченую ножку какой-то большой бескрылой птицы. Осмотрев её, он одобрительно кивнул.
На борту «Торментум Малорум» было намного больше всяких подобных вкусностей. Инквизиторы могли реквизировать всё, что пожелают и Жак, пользуясь этим, великолепно снабдил свой собственный корабль провиантом. Он не приравнивал железные обязанности к железному рациону. Это был фальшивый и лицемерный пуританизм, и инквизитор познал его еще в молодости.
Разумеется, можно было симпатизировать чувствам некоторых кающихся, которые отказывали себе в удовольствиях, потому что Император — бессмертный спаситель человечества — не мог испытывать какого-либо удовольствия, сидя тысячелетиями на своем троне…
Хотя Жак в своей роли вольного торговца и делал вид, что заботится о своей любовнице, реальность была такова, что в свои тридцать пять лет он лишь один раз положил в постель женщину — и то на основе эксперимента, для того, чтобы познать спазмы совокупления.
Те, кто поддавался страсти, утрачивали самоконтроль.
Жак так же относился к вину, которое могло опьянить и привести человека к ненужному риску.
Так что то, что он забивал кладовые своего корабля разными деликатесами, было далеко от потворства своим желаниям. Скорее, это был способ отказаться от елейного мазохистского самоограничения — которое могло сузить его кругозор.
Гугол, в отличие от Гримма, вряд ли когда-нибудь замечал, что ест. Как мог самозваный поэт так не обращать внимания на вкус блюда? А может быть, тот, кто столько времени смотрит в варп, существует на более утонченном плане бытия… кроме случаев, когда рядом появляется Ме’Линди.
Гримм, однако, отложил ножку в сторону, откусив всего один кусочек.
— Что-то не так? — спросил у него навигатор.
— Я всё думаю о тех растоптанных толпах, о разрушенных улицах. Миллионы погибли, а я сижу здесь и ем. Почему никто не использовал усыпляющий газ на всех этих паникующих беженцах?
— Они были принесены в жертву ради чистоты, — пробормотал Жак.
— Больше похоже на жертву, что приносят на кровавых алтарях, уж простите меня. Ха!
— Ты действительно так думаешь? — задумался Жак. Так много трупов; а потом еще немного, как сахар в овсянку смерти.
Опечаленный, Гримм снова взял ножку и начал грызть её. А Ме’Линди, кажется, наконец-то насытилась.
Выйдя из задумчивости, Жак задался вопросом, появится ли у него возможность понаблюдать за её обратным превращением, станет ли он свидетелем того, как тает обличие монстра и возрождается совершенное женское человеческое тело. Но Гримм вопросительно кивнул Ме’Линди в сторону спальни, и она в ответ утвердительно кивнула своей лошадиной головой. Отбросив птичью кость, Гримм подобрал её шелковое платье, накидку и босоножки, которые всё еще валялись на полу и направился к дверям спальни. Ме’Линди пошла следом.
— Послушай, — запротестовал Гугол.
Гримм обернулся к нему:
— И что ты хочешь сказать?
Навигатор умоляюще взглянул на Жака.
Тот лишь удивился собственным мотивам увидеть, как генокрад-пародия превратится обратно в женщину — дразнящим, противоречивым мотивам. Инквизитор не должен сомневаться. Быть готовым к коварству и парадоксам, это да. Но не быть переменчивым. Умнее не мучить себя. Он жестом дал понять Гримму, что тот может идти.
Как только двери спальни закрылись, Гугол принял обиженный вид и обратил весь интерес к своим ногтям.
Жак сосредоточился на своих мухах.
Опустошение царило везде, где только можно. Обиспал торжествующе добивал остатки. Вскоре останутся лишь руины, смерть и увечья.
Жак выключил экран и расслабился, правда, с задумчивым видом.
Когда Ме’Линди вышла из спальни, в платье и драгоценностях, как подобает любовнице Жака, на её лице была написана каменная надменность; правда, когда следом выскочил Гримм, ничего не видя перед собой, в глазах ее мелькнул озорной огонек.
— Давайте помолимся, — произнес Жак. — Давайте поблагодарим нашего Бога-Императора за то, что очистил эту планету, освободил от чуждого зла…
Произнося знакомые слова, Жак думал над тем, почему его прислали на Сталинваст именно во время зачистки. Младший проктор его палаты, Баал Фиренце, назначил его на это задание, предположительно, следуя указаниям тайного магистра.
— Посмотри, не останется ли чего после зачистки, — сказал ему Баал Фиренце.
Что озадачивало Жака, так это то, что бунт генокрадов, теперь потопленный в крови, был угрозой естественной природы. Эти твари не были отродьем Хаоса. Их мотивы были просты: произвести потомство, защитить себя и сохранить общественный порядок — предпочтительно под собственным контролем — чтобы обеспечить себя людьми-носителями.
И это при том, что Жак был охотником на демонов из Ордо Маллеус. Его ордос занимался главным образом силами Хаоса, приходящими из варпа, которые могли овладеть уязвимыми личностями с психическим даром, превращая их в инструменты безумия.
Всё это едва ли присутствовало в ситуации на Сталинвасте. Так почему же он решал проблемы не психического характера?
— Защити нас от скверны Кхорна и Слаанеш, Нургла и Тзинча…
Он произнес эти слова тихо, так, чтобы никто не слышал, самому себе. Скват, навигатор и даже ассасин — никто из них не должен слышать эти тайные имена сил Хаоса.
Головы его компаньонов оставались склоненными. Имена прозвучали для них подобно незнакомому ритуальному заклинанию.
«Или, — подумал он мрачно, — подобно жутковатым стихам».
— Защити нас от тех, кто поражает человеческое наследие, — продолжил Жак.
Почему Сталинваст, почему?
Верно, его Ордос также служил еще и в качестве сторожевого пса для инквизиции в целом. Может быть, избыточная ярость Харка Обиспала, пусть и приведшая к успеху, может быть рассмотрена как симптом того, что им овладели демонические силы варпа? Вряд ли. Как и нельзя обвинить Обиспала в некомпетентности, несмотря на его проявление слабости в последний момент, когда он попал в ловушку в галерее.
Циник мог бы сказать, что именно действия Обиспала привели к восстанию, и, следовательно, ко всем смертям, включая гибель миллионов непричастных. С другой стороны, разве можно было оставлять такое змеиное гнездо спокойно ползать и размножаться? Конечно, нет. Хотя Харк мог бы предпринять более хирургически утонченную стратегию, чем разрывать на куски всё тело, чтобы извлечь воспалившийся орган.
Жаку не давало покоя замечание сквата о принесении жертвы на алтарь. Вопль миллионов умирающих мог бы послужить в качестве призыва для Хаоса, как часть заклинания.
— И защити нас от самих себя, — добавил Жак, отведя, наконец, взгляд от Гримма.
Теперь он сам почувствовал себя голодным.
Он равнодушно пообедал вытащенным из стазис-контейнера зародышем ягненка, приправленного специями и фаршированного трюфелями и запил его соком райских ягод.
4
— Как вы думаете, в этих джунглях живут какие-нибудь туземцы? — с некоторой ностальгией спросила Ме’Линди у Жака.
Изображение-половина… Вид с высоты полета на длинный космодром — островок феррокрита в океане буйной растительности.
— Люди-туземцы? — недоверчиво спросил он.
— Потомки беглецов? Преступников? Недовольных рабочих, создавших собственные племена?
— Я думаю, это вполне может быть. Люди способны адаптироваться к любым условиям. А теперь число этих гипотетических беглецов может увеличиться.
Большинство мух-шпионов передавало маленькие изображения последствий боевых действий внутри города, и эта мозаика была довольно мрачной. Горящие среди обломков машины. Зловонные отстойники с плавающими в них телами. Собранные трупы сортируют, отбирая более свежее человеческое мясо для переработки. Тухлое мясо и тела генокрадов отправляют в печи. Солдаты и дружинники патрулируют окрестности. Одни мародеры грабят, других мародеров казнят. Техножрецы и сервиторы крепят и латают страшные раны, нанесенные Василареву — разорванную кожу города, расколотые кости, поврежденные органы, порванные артерии. Едкие испарения поднимаются от вентиляционных каналов и улиц, залитых канализационными стоками.
На множестве уровней города — некоторые из них рухнули в бездну — выжившие пробираются сквозь мусорные кучи или бредут по грязной воде обратно в свои разрушенные фабричные дома. Они толпятся на оставшихся на ходу эскалаторах или устало поднимаются по гнутым лестницам и фермам. Эти беженцы становятся жертвами мародерствующих банд, иногда солдат, и даже друг друга. Казалось, будто соперничающие муравейники волей-неволей слились между собой.
И, тем не менее, строгий режим, бывший для многих привычным — даже в столь богатом городе — потихоньку входил в норму. Муравьи пытаются вернуться в свои муравейники, или в то, что от них осталось. Жак не заметил никаких беглецов из опустошенного города, альтернатива которому была едва ли так заманчива…
Пластальные стены окружали космодром, что лежал в пятнадцати километрах от южной окраины Василарева. Сверху они были утыканы тяжелыми оборонительными лазерами и плазменными пушками. Жак предположил, что они периодически включаются, отбрасывая назад наступающие джунгли.
Бронированные трубы на пилонах с проходящими внутри линиями поездов связывали порт с Василаревым, а из него — с другими городами высоко над переплетением диких джунглей.
Растительность этого мира постоянно бурлила и сгнивала, словно кипящий на огне зеленый суп. На верхушках деревьев ползучие растения душили друг друга. Извивающиеся лианы тянулись к свету из тошнотворных гниющих глубин полога леса. Кричаще-яркие паразиты набухали, цвели и сгнивали.
— Ты же не думаешь отправиться в джунгли вспомнить старые времена? — спросил Жак Ме’Линди. — Случайно?
— Нет, сейчас у нас есть настоящая работа. Правда ведь?
— Враждебная среда, — поспешно напомнил Гримм ассасину на всякий случай. — Не думаю, что там есть хоть какая-то разумная жизнь. Если до вас не доберутся ящеры, то это сделают заградительные бомбы или джаггернауты.
— Когда-то я жила в таких же дебрях, — ответила Ме’Линди. — По крайней мере, очень похожих. Я не кажусь разумной?
— О да! Но…
— Что «но»?
— Ты выросла.
Гугол захихикал.
На стартовых площадках находилось около тридцати огромных грузовых челноков, а также другие корабли, включая «Торментум Малорум». Жак вызвал на экран еще одно изображение-половинку, сцену, разыгрывающуюся возле таможни и полностью отличную от зрелищ погруженного в руины Василарева.
Планетарный губернатор, лорд Воронов-Во, и его свита с фанфарами провожали победоносного Харка Обиспала.
Несколько сотен верных солдат СПО стояли навытяжку. Музыканты в шитой золотом униформе дули в длинные медные трубы. Менее знатные лорды со своими телохранителями битком набились на две зрительские трибуны. Слуги разносили вино и засахаренные фрукты. Ветер трепал знамена. Проповедники возносили молитвы Императору. Привилегированные торговцы похлопывали себя по пузу. Полуголые танцовщицы танцевали и жонглировали. Скованные хищники из джунглей, по двое заключенные в силовые поля, рвали друг друга рогами, когтями и клыками, скользя в лужах ярко-красной крови. Дамы разглядывали платья друг друга и сложные радужные прически, поддерживаемые силовым полем. Дюжий, мускулистый Обиспал несколько раз воспользовался благосклонностью этих дам после того, как затихли бои. Он, как заметил Жак, получил новый плащ, отделанный ослепительно белыми черепами из горностаевого меха. Подарок в благодарность. Сам Воронов-Во носил шлем, закрывающий всю голову и делающий его похожим на человекоподобную ящерицу с большими красными глазами.
Утомленный церемониями с речами и торжествами, так разительно отличающихся от отчаянных страданий внутри города — кульминации множественных смертей на Сталинвасте — Жак открыл футляр, запечатанный электротатуировкой на его ладони, и вытащил небольшой сверток из выделанной кожи, содранной с мутанта.
Внутри него была колода карт таро.
Считалось, что в Имперских таро была заключена частица духа самого Повелителя Человечества, несущего вечный дозор над варпом. Неподвижный на своем троне на Земле, Он являет собой образец благочестия. Он очень стар и Его имя уже никто не помнит; Он сияет маяком и ощущает потоки Хаоса, сквозь которые плывут Его корабли и из которого может сгустится нечто… мерзкое.
Император просеивает варп, Император неусыпно за всем наблюдает.
Эти карты — по слухам, его творение и, говорят, благословленные самим фактом его творения: психически напитанные Его воздействием — тоже просеивали варп.
Они просеивали течения судьбы. Вероятностей и невероятностей. Усиление воздействий и ослабление воздействий. Они были подобны рентгену, показывающему эмбрионы событий в чреве вселенной.
Семьдесят восемь жидкокристаллических пластинок составляли карту Империума Человечества, его защитников и его врагов. Каждое изображение пульсировало жизнью, откликаясь на течения судьбы, на приливы и отливы событий, на силы очищающего света и темного злобного развращенного безумия.
Жак просмотрел колоду в поисках карты, которую он обычно использовал для обозначения самого себя: одетый в черное Первосвященник на троне, указывающий на что-то молотом.
Очень похожее на его лицо хмуро взирало на него с сомнением, словно человечек, заключенный, словно в тюрьму в эту карту, был немой копией его самого. Но человечек не мог говорить с ним. Не мог сам предсказать будущее. Он мог только показать, совместно с другими картами.
Положив Первосвященника на стол, Жак позволил медленному ритмическому дыханию настроить его психические чувства. Руки машинально перетасовывали карты. Он чувствовал их вибрацию.
— К тебе взываю, о наш Император, — начал Жак, текст молитвы горел неоном перед его внутренним взором, — чтобы Ты напитал эти карты в этот час, чтобы мог я прозреть скрытую суть вещей, к славе Твоей и ради спасения человечества…
Закрыв глаза, он разложил звездой пять карт.
Затем посмотрел на то, что у него выпало.
Выпала карта самого Императора! В такой позиции она означала, что результат будет иметь какой-то смысл. Следовательно, это предсказание имеет важное значение.
И еще эта карта лежала перевернутой. Мрачное слепое лицо, взирало на Жака с трона-протеза вверх ногами.
Такое положение карты может означать замешательство в рядах врагов Императора. Но также может и свидетельствовать о препятствиях и преградах более удручающего рода.
И, конечно же, это также может обозначать сострадание как противоположность строгой силы. Хотя это-то здесь при чем?
Другими картами были Арлекин, Инквизитор, Демон и Скиталец — по одной из мастей Discordia — Раздора и Mandatio — Доверия, и два крупных колдовских козыря, причем оба угрожающие.
Скиталец был ужасным разрушенным кораблем, дрейфующим в черной пустоте и окутанным… вытекшим воздухом?
Демон был удивительно бесформен. Обычно демон с этой карты протягивал когти и рычал. Сейчас же его морды вообще не было видно. Рук было больше и они скорее походили на клубок щупалец. Принюхавшись, Жак ощутил запах канализации.
Масть Доверия указывала на богатство, стабильность и бремя власти. Рыцарь Доверия был закутанным в плащ инквизитором, воздевшим силовой меч, а лицо у него было лицом… Харка Обиспала.
Жак услышал гул работающего меча и почувствовал запах озона. Прямо сейчас настоящий Обиспал был готов покинуть Сталинваст под звуки труб и возгласы «ура!». Он полетит сквозь варп к одному из миллиона миров. Почему же Жаку суждено с ним столкнуться в ближайшем будущем? Скорее всего, Жаку придется столкнуться совсем с другим инквизитором. Обиспал просто был тем единственным инквизитором, которого Жак увидел в глазе-экране и который занимал все его мысли. Следовательно, карта была соответствующей.
Конечно, может быть и так, что Обиспал оставил на Сталинвасте незаконченное дело. Которое закончится неудачей. А вот это было бы именно то, ради чего Жак тут и находится.
Масть Раздора состоит из врагов, ксеносов и злодеев. В данном случае на карте резвился высокий, гибкий и смертельно опасный Арлекин из расы эльдар. Шутовская мозаика изменяющих цветов покрывала его одеяние. Радужный шутовской колпак венчал голову. Жак расслышал пронзительные звуки бешеной, неземной музыки. Однако у этого Арлекина не было привычной маски. И не было это открытое лицо нереально прекрасным, с угловатыми чертами, ликом этого инопланетного вида. Именно у этого Арлекина лицо было чисто человеческим.
Лицо человека. Слегка крючковатый подбородок, длинный выступающий нос, пронзительные зеленые глаза. Арлекин-человек сложил губы бабочкой и втянул щеки, но не изображая труп, а скорее с рисковым, озорным видом, который, однако, означал опасные замыслы.
Когда Жак, глубоко сосредоточенный, склонился над этой картой, изображение хмыкнуло.
У него шевельнулись губы.
«Гидра рождена», — прошелестел в голове Жака призрачный голос фальшивого Арлекина.
Жак подскочил, сотворяя отгоняющий дурное жест. Карты не могут говорить, только показывать!
Карты не могут разговаривать с прорицателем. И, тем не менее, сейчас одна прошептала Жаку. Могут ли карты таро стать проводником для демонов? И может ли прорицатель подвергнуться их атаке? Ну конечно же не тогда, когда дух Императора наполнил свои таро!
Однако изображение обратилось к Жаку, словно некие силы извне смогли вмешаться в его праведный транс и проникнуть через карту Раздора в колоду.
Но с какой целью? Предупредить его? Поиздеваться?
«Гидра» не относилась к известным демонам варпа. Это было… да, некое легендарное существо из истории древней Земли. Многоголовый монстр — да, это был он. Если ему отрезали одну голову, то на её месте тут же прорастали две новые. Гидру, наверно, гораздо сложнее извести, чем генокрадов… Конечно же, даже после зачистки Обиспала могла ведь остаться парочка этих тварей? Разве Харк не задумывается о такой возможности? Но он собирается сваливать отсюда с триумфом, и чем быстрее, тем лучше.
Жак не позволил себе не отвлекаться. Он вгляделся в переплетенные щупальца на карте Демона. Он не мог четко разглядеть голову, ничего, что бы можно было отрубить, пусть даже и с печальными последствиями.
Карта мерцала, словно корчась в огне, хотя языки пламени были холодными. Чем дольше Жак смотрел, тем больше ему казалось, что щупальца безмерно вытягиваются в неясную даль, словно не было предела их эластичности. Появлялись и росли новые — толстые, прозрачные и желеобразные.
Если это была та гидра, о которой прошептал ему Арлекин, то что это такое? Где оно? И почему?
Жак изучил расположение звезды карт. Надо ли выложить полную корону? Полная корона может сказать ему намного больше, чем ему нужно знать — настолько больше, что в конце вообще ничего не будет точно понятно.
Ме’Линди посмотрела на разложенные карты. И указала ногтем на Арлекина:
— Кто он? Он выглядит довольно… аппетитно.
Таинственная фигура, облаченная в тело эльдар, действительно была похожа сложением на саму Ме’Линди.
— Или это просто эльдар в маске человека? — спросила она.
— Нет, это человек — я в этом уверен. И, похоже, он только что оставил мне свою визитку.
Ме’Линди знала всё о визитных карточках. Большинство ассасинов оставляли свою специальную карту масти Adeptio — Достижения, извещая свою жертву о предстоящей и неизбежной судьбе. Осужденный мог совершить самоубийство, не ожидая, когда придет убийца и исполнит задуманное.
— Хорошенько запомни его лицо, Ме’Линди.
— Уже, Жак.
Такой уж был у неё инстинкт, её обязанность. Но помимо всего прочего… не показалось ли это вражеское лицо ей извращенно привлекательным?
Что значит слово «аппетитный» для того, кто ни фига не интересуется тем, что ест? Кому всё равно, что разорвать, сожрать и переварить в своем желудке? Однажды Ме’Линди упоминала о некоем легендарном ассасине, который проглотил маленького сына мятежного губернатора так, что ребенок словно просто растворился в воздухе. Та убийца растянула челюсти, глотку и живот с помощью полиморфина, как питон. Никем не замеченная и раздутая, она вразвалочку ушла прочь.
— Ха! Вы пропустите весь карнавал.
Харк Обиспал со своим окружением шагал к своему усеянному контрфорсами кораблю. Трубы издавали пронзительные трели, кувыркались акробаты, гибли разрываемые на части звери, а увешанные драгоценностями дамы посылали воздушные поцелуи — они предназначались, скорее всего, лишь для разжигания ревности соперниц или собственных мужей.
— Не думаю, что ты раньше видел что-то подобное этому великолепию, — поддразнил Гугол. — В своих малюсеньких пещерах, похожих на тюрьму.
— Великолепие? — переспросил скват. — Как ты можешь называть этот базар «великолепием»? Ты, чьи глаза за всю жизнь видели лишь мрачную слякоть варпа.
— Туше! — навигатор захлопал в ладоши.
Обеспокоенный Жак собрал обратно в колоду звезду разложенных карт, чувствуя, как они снова становятся пассивными и инертными. Взяв карту с жидкокристаллическим изображением Первосвященника, он вгляделся в его лицо — собственное лицо — ожидая, что его образ может раскрыться ему также, как это сделал Арлекин.
И, в каком-то смысле, это случилось. И Жак глубже погрузился в себя, мыслями возвращаясь в своё детство…
Время надежд, время ужаса. Жак родился на Ксерксе Квинте, пятой планете в системе жестокой белой звезды. Ксеркс Квинт был миром фермеров, рыбаков… а еще мутантов и диких псайкеров.
Планету заново открыли лишь столетие назад. В течение тысяч лет Ксеркс Квинт шла своим курсом, забытая Империумом. Память о звездных путешествиях исказилась до причудливых мифов. Люди тоже начали искажаться — как телом, так и разумом.
Слепые могли видеть пси-зрением. Немые говорить без языка. Те, у кого не было рта, питались через кожу. Но самыми страшными были проводники демонов, которые ходили по земле в телах хозяев, извращая и превращая эти тела в дьявольских чудовищ с чешуей и рогами, когтями и щупальцами — до тех пор, пока тела не распадались, пока остатки поврежденного разума, словно сгнившее мясо, не обсасывали паразиты из-за пределов реальности.
Квинт был одновременно и раем и адом. Раем были плодородные прибрежные фермы и острова рыболовов, где нормальные люди хранили свои традиции и свой облик, изгоняя всех, кто родился измененным или изменился впоследствии. Или просто убивая их.
Мутанты появлялись всегда — как черви из яблока, как опарыши из мяса. А затем бежали — если могли — вглубь страны. И там, если они были способны иметь потомство, эти мутанты делали еще более странных мутантов.
Жители побережья не поклонялись богу, который мог бы защитить их в собственном истинном образе. Вместо этого они оскорбляли Владыку Перемен. Каждый десятый день, в специальных храмах ненависти, они ритуально проклинали и выкрикивали ему оскорбления, а затем вновь отправлялись на свои любимые земли и богатое рыбой море.
Вся их религия была проклинающим экзорцизмом. Их язык, более похожий на незаконнорожденного внука Имперского готика, был пересыпан клятвами, намерениями отправить вмешивающееся в их жизнь вредоносное божество и его приспешников так далеко, как только возможно. Они даже непристойно выражали своё чувство привязанности, словно чтобы очистить свои отношения от любого возможного касания скверны. Детей всегда воспитывали соседи, чтобы освободить родителей от необходимости отказаться от собственного потомства.
Имперская экспедиция, вновь открывшая планету, была восхищена сельскохозяйственным и рыболовным потенциалом Квинта. Однажды она может стать агромиром, снабжающим другие планеты продуктами питания. А если это случится, то Империум может превратить бесплодную четвертую планету — Кварт — в полезный рудный мир, который и будет кормится от Квинта.
Также экспедиция поняла, что прибрежное население — благодатное поле для посева Имперского культа. Разве не был Бог-Император великой защитой от изменения? Миссионеры и проповедники всеми силами старались переключить ненависть жителей с Владыки Изменений на плоды его трудов, обитающих во внутренних землях. Ну и естественно, Империуму следовало стремится вытеснить богохульный язык Квинта Имперским готиком. Хотя, без сомнения, это была очень сложная задача.
Оба родителя Жака были из Адептус Генетикус. Империум послал их жить на Квинт, чтобы они помогали преобразить его. Даже при помощи своей карты Жак лишь смутно мог вспомнить своих мать и отца. Он вспоминал улыбки и ласки и чувствовал, что родители были рады его появлению и были счастливы заботится о нем. Будучи подданными Империума, они не следовали местным обычаям и не отдали его на воспитание соседям. Они и вправду заботились о нем. Определенно — судя по той малой толике, что ему потом рассказывали — оба родителя были страстно увлечены своей работой и были преданны Империуму. Как бы они сейчас гордились тем, что их сын достиг такого высокого положения. И его зачатье было для них не долгом, просто чтобы увеличить численность имперских граждан на планете. И зачат он был не с проклятиями, как следовало из местных обычаев. А наоборот, с радостью.
Тщетной радостью.
Жаку едва исполнилось два года, когда одержимый демоном псайкер убил его родителей во время научного рейда в пустоши. И Жак был воспитан как сирота в приюте.
В конце концов, скрупулезное пуританское воспитание научило его не доверять суждениям косных умов. О, он вспомнил долгожданные кратковременные вечерние прогулки в огороженном забором дворе приюта. Тюльпановые деревья, беседки. Он вспомнил игры и редкие праздники. И наказания, как правило, вызванные неудобными для воспитателей вопросами.
— Магистр, если на Квинте проклинают своего бога, значит, так же проклинают Бога-Императора?
— Поосторожней, мальчик!
— В языке квинтян нет слов для вос-вос-восхваления нашего Императора, так ведь?
— Драко, ты перепишешь Кодекс Фиделитатис сорок раз, тогда хотя бы у тебя будут нужные слова!
В сердце мальчик Драко поклялся отомстить демонам и псайкерам, являющимися проводниками для демонов, которые отняли у него родителей и даровали ему честь быть воспитанным в приюте.
Он узнал, что значит благочестие, преданность. Что значит воздержание. Частично воздержание защищало от страстей, которые, как он чувствовал, назревают в нем и от которых он отказывался.
Когда ему исполнилось двенадцать, расцвели его пси-способности и он понял, что сам стал одним из тех, кого он научился ненавидеть, учась как на личной трагедии, так и от миссионеров.
Он, бывало, лежал на кровати в темной спальне, чувствуя плещущее море жизни людей и мутантов, окружающих его. В этом море светящиеся сгустки отмечали разумы других псайкеров. Многие были цвета зеленой порчи, как плесень на отмирающей душе. Другие были распухшими, с красными прожилками — их наполняла сила из глубин. От таких в бездну спускались усики-отростки.
На самом деле нити вели вниз от каждой жизни, не зависимо от того, есть ли у неё пси-способности или нет. Эти нити связывали живых существ с их собственными семенами глубоко в иле. По некоторым нитям вещество и энергия ила могла перемещаться словно паразит. Этот материал был враждебен жизни, жаден до неё и завистлив. Эта энергия была голодной и разрушительной, даруя силу существу, но неизменно нанося ему вред этой же силой.
Ил на дне бездны не был похож на ил на дне океана. Всмотревшись своим внутренним взором, он понял, что это больше похоже на то, что глубокая вода превращается в нечто иное, что постоянно погружается все глубже и глубже, бурля под действием своих собственных яростных штормов, качаясь на своих собственных течениях, которые были быстрее, чем в любых других океанах. Пока где-то в далеком месте не всплывало на поверхность из этого имматериума в других морях жизни, что были другими мирами.
Могущественные существа плавали в океане между мирами. Им нельзя было доверять, их нельзя было желать. Тем не менее, очень много светящихся искр хотели получить силу обитателей этой реальности, или даже самозабвенно сигналили этим существам, мигая словно маленькие лампы и призывая к себе эквиваленты акул или кракенов с извращенным разумом.
В один из вечеров Жак ощутил, как из бесконечных глубин выплывает материальное судно. Оно направлялось к его миру. Жак понял, что это варп-корабль, защищенный от действия сил этого океана.
Напрягая зрение, он смог разглядеть вдали отблеск белого сияния маяка, на который ориентировался этот корабль. Сердце Жака наполнилось радостью и благодарностью Императору на Терре, чей разум и был тем маяком.
И уже, словно цветы, поворачивающиеся к солнцу, или пчелы, летящие к пыльце, в пустошах его мира и в иле под ним — в этом глубоком и темном нижнем океане силы и Хаоса — Жак почувствовал разнообразные и пытливые проблески внимания на себе. И он погасил свою белую искру. Спрятал её.
Да — белая искра. Не испорченная, не подкрашенная влиянием снизу.
Некоторые другие искры тоже казались белыми. Неужели они не могли погасить их сами, как это только что сделал сам? Они же привлекают нечистые сущности, как свет привлекает мерзких насекомых.
— Магистр, а правда, что дикие псайкеры могут сиять белым, если научатся скрывать себя?
— Это что за еретический парадокс, Драко? Ты выучишь наизусть «Codex Impuritatis»!
И вот так, с наказаниями, он изучал концепции, которые могли сослужить ему хорошую службу. В каком-то смысле, он невольно уже поступил в детский садик Инквизиции.
Имперские проповедники призывали прибрежное население уничтожать… людей, подобных Жаку, людей, которые, в большинстве своем, не стали бы порченными по собственной воле. Или Жаку так казалось. Его учителя довольно строго дали понять, что отклонение от нормы есть грех перед самим Императором.
Конечно, настоящими врагами должны были быть эти извращенные, жестокие и хитрые существа, пирующие беззащитными людьми, которые не могли спрятать свои сияющие искры.
Если он, Жак — ребенок от генетически здоровых родителей — начал тоже сиять этим светом, может что-то в природе самого Ксеркса Квинта было тому виной?
— Магистр, может вода или белый свет солнца отравляют людей до такой степени, что рождаются мутанты?
— Возможно! Изложи подробнее свои тезисы, Драко.
— Но действительно гротескные и злобные искажения человеческой формы встречаются лишь после того, как демоны…
— Демоны, демоны? Выкинь из головы этих демонов! Даже не думай о них. Демоны — запрещенные миазмы человеческой фантазии, извращенной болезнью и злом. Они должны быть уничтожены.
— После того, как демоны завладевают душами тех, которые, так сказать, сияют светом.
— Светом? Каким светом?
— Светом псайкера… так сказать. Может быть, он естественно возникает в человеке, естественно и просто? Ведь есть астропаты и псайкеры, состоящие на службе у Империума? Разве не могут все псайкеры найти приют в его лоне?
— Фу! Тебе надо пройти обряд очищения, Драко.
Его пороли. Так он очищался от грешного любопытства? Или его просто испытывали?
Он размышлял об этом несколько недель. Затем собрался и рассказал о своих видениях.
Потом старший миссионер допрашивал его, в восторге сложив руки на животе. Блеск в глазах миссионера подсказывал, что то, как много он смог почувствовать — «Даже проблеск маяка Императора?» — и то, как он смог скрыть свою сияющую искру, означало, что парень был необычайно благословен.
А значит благословенна и сама миссия и ее глава. Самодовольный хитрый ублюдок этот миссионер, подумал Жак.
Через несколько месяцев челнок перенес Жак на большой черный корабль, висящий на орбите. И он навсегда покинул систему Ксеркс.
Другой корабль покидал другой мир. Поднявшись с космодрома Василарева, акулоподобный корабль Харка Обиспала быстро уменьшился до размеров жука, а потом блеснул искоркой в небе. Потом и вовсе исчез, начав свое путешествие длиной в несколько недель сквозь нормальное пространство к краю звездной системы, подальше от планет и лун — к точке входа в варп.
По наитию Жак сунул карточку Первосвященника в карман и убрал остальные карты таро назад в коробочку и снова завернул её в кусок кожи.
Кожа была сувениром после одного изгнания, которое, как обычно бывает при изгнании демонов, одновременно и удалось и не удалось. Демон был побежден, но носитель его был уничтожен, а не спасен.
А как могло быть иначе?
И все же Жак боялся, что Империум, при всей его мощи, медленно поддается под натиском чужаков, предателей и демонов. Каждая победа Империума, казалось, уничтожала некую часть самой сути Империума, самого человечества.
А как могло быть иначе? Огонь нужно побеждать огнем, не так ли?
Так что эта пятнистая кожа, снятая с мутанта, одновременно напомнила ему о том, как он стал сиротой, и упрекнула.
— На его месте, коли не милость Императора, был бы я, — пробормотал Жак.
— Где? — тут же спросил Гримм.
Жаку нравилось, что его спутник был возмущен разгромом Василарева и опустошением других городов, уничтоженных, чтобы спасти. Он ценил присутствие духа сквата и его периодические приступы сарказма — так же, как в некотором смысле, ценил нарочитое презрение Гугола. Фанатики, подобные Обиспалу, были бесценны; но в тоже время они были подобны слонам в посудной лавке. Конечно, в Империуме был миллион посудных лавок и даже больше: можно было закрыть глаза на ненужную разбитую посуду. Тем не менее, скептик зачастую может увидеть то, что непреклонный энтузиаст обязательно не заметит.
— Да здесь, — ответил Жак Гримму. — Вот здесь, на этой маленькой коробочке. В иных обстоятельствах это была бы моя кожа.
— Ха, — только и ответил коротышка, озадаченно уставившись на Жака.
Возможно, он выразился действительно чересчур туманно.
5
— Вон она! — воскликнул Гримм.
Ме’Линди сидела в баре ароматов, что был расположен в гротескном, экстравагантном зале станции, откуда поезда по эстакадам отправлялись в Кефалов и другие отдаленные ульи. Стены были покрыты коллажем из десятков тысяч черепов рептилий, вырезанных из матово-зеленого нефрита и малахита, что делало зал похожим на некрополь ящеров. Поддерживающие свод колонны были выполнены в виде хребтов.
Кефалов был единственным ближайшим городом, которого не коснулись порча и разрушения. Теперь, спустя неделю с момента отлета Обиспала, движение между разрушенной столицей и Кефаловым, казалось, почти пришло в норму. Солдаты СПО патрулировали вокзал и проверяли прибывающих. Лоточники, имеющие лицензии, шныряли вокруг, расхваливая пряные колбаски, содержащие только настоящий животный белок — как они утверждали.
Возможно, так оно и было. Принимая во внимание огромный уровень недавних потерь, их колбаски, вероятно, были сделаны из человеческого фарша. Подобные подозрения не могли остановить пассажиров, и они дорого платили за эти неподдельные деликатесы; возможно даже это и подстегивало продажи. Такие путешественники были, конечно же, обеспеченными — большинство жителей Василарева никогда в жизни не покидали пределы улья-рифа…
Возле Ме’Линди стояли два здоровенных телохранителя, зыркая на всякого, кто осмеливался посмотреть в её сторону. Стройная, непримечательная женщина была одета в облегающий комбинезон серебристого цвета, который, казалось, был не надет, а просто напрыскан из баллончика на её руки, ноги и тело. Несколько вьющихся шелковых шарфов цвета свежего мяса прикрывали наиболее неприличные места, выполняя роль некой вуали. Одежда охранников была сшита из кожи каких-то джунглевых зверюг и увешана оружием.
Они и понятия не имели, что женщина, которую они сопровождают, на самом деле намного смертоноснее, чем они сами могли бы стать хоть когда-нибудь в своей жизни. Жак нанял этих охранников, чтобы подтвердить роль Ме’Линди в качестве извращенной любовницы, путешествующей по разграбленным и разрушенным секторам, в которых по сию пору царит анархия. Она охотилась уже несколько дней, хотя казалось маловероятным, если не сказать больше, что она случайно пересечется с человеком-арлекином… Точно также можно было надеться поймать какую-нибудь особенную рыбу, нырнув наугад в океан. Но ведь этот человек сам обратил на себя внимание Жака, так ведь?
Часом раньше в изумрудном люксе запищал передатчик Жака. Ме’Линди доложила, используя тарабарщину, что только что заметила человека-арлекина и начинает слежку.
Жак сразу проверил глаз-экран. Несколько мух-шпионов висели на хвосте у Ме’Линди.
Она находилась на балконном уровне галереи, где было налажено производство каких-то мелких деталей. И это всё еще работало. Дряблые женщины и низкорослые, ободранные дети трудились рядом со своими мужьями и отцами в самых настоящих сотах семейных мастерских — громоздящихся друг на друге пластальных пещерках, соединенных лестницами и мостками. Слой металлической стружки со станков покрывал пол этажом ниже. Через всё это быстро пробирался мужчина: он явно был выше любого из местных ремесленников.
Он был одет в синеватый плащ и сиреневую шляпу с кокардой, что совсем не соответствовало местной одежде. Кто-то из рабочих начал его освистывать и насмехаться, затем в него полетели гайки и болты.
Оба телохранителя Ме’Линди, нанятые в городе, обеспечивали ей большую анонимность: никакого явного интереса ни она, ни ее намерения не вызывали.
Жак заставил одну из мух подлететь вплотную к человеку, чьё лицо он узнал по карте таро. Получилось так, что пока Ме’Линди и два её безмолвных провожатых продолжали свою погоню, Жак также вел слежку за человеком-Арлекином. На станции этот щегольски одетый парень сел на междугородный транспорт, а Ме’Линди осталась. Муха-шпион прицепилась к потолку вагона так, чтобы человек-арлекин был в поле зрения, и просидела до тех пор, пока поезд не выехал за пределы дальности передачи сигнала. Всё это время цель просидела, вертя большими пальцами и едва ли не ухмыляясь.
Жак понимал, что должен догнать его; ему практически бросали вызов. Человек-Арлекин вторгся в его Имперские таро с ловкостью червя-плети, отхватывающего кусок мяса у случайного прохожего, и сейчас этот чертов тип, можно сказать, презрительно размахивал плащом у Жака перед носом, приглашая погнаться за собой. И все же не это беспокоило Жака. Игнорировать такую провокацию было бы большей глупостью, чем отнестись к ней со всем вниманием. Оставив Гугола присматривать за снаряжением, он вместе с Гриммом поспешил на вокзал, чтобы встретиться с Ме’Линди.
Бар был наполнен пьянящими ароматами цветов-паразитов из джунглей и другими чужеродными запахами, которые подействовали на чувства Жака, внеся легкую неразбериху в его восприятие, вкус и обоняние. Некоторые запахи были галлюциногенными, и у многих посетителей был явно остекленевший взгляд.
Хотя возможно, что эти люди всё еще были в шоке от опустошений в их городе — которые Жак и скват в изобилии видели и осязали по пути сюда. Но в тоже время, клиенты арома-бара могли просто притворятся, чтобы не сильно разглядывать Ме’Линди, что, вообще то, могло показаться дерзким поведением.
— Сэр Драко! — поприветствовал Жака один из телохранителей.
Он смерил сквата таким взглядом, словно тот был ручной обезьянкой торговца, но почему-то без поводка. Витающие в воздухе ароматы позволяли чувствам иногда соскакивать с языка.
— Ха! Теперь можете мотать отсюда, — воскликнул коротышка. — Выметайтесь и катитесь!
Бросив на Гримма предостерегающий взгляд, Жак расплатился с наемниками местными «вороновками» и дал еще сверху, чтобы ждали вызова в случае необходимости.
Как только двое парней направились в сторону ближайшего торговца снедью, Жак обратился к Ме’Линди:
— Конечно же, это он позволил тебе обнаружить себя. Он специально попался под ноги.
В ответ она кивнула:
— Весь вопрос в том, осмелишься ли ты, Жак, не попасться на его удочку?
— Скорее, нет. Я не думаю, что он намеревается заманить нас куда-то, чтобы убить.
— И, тем не менее, — задумчиво произнесла Ме’Линди, — арлекин выглядит как ассасин. Даже как… отступник-ассасин? Нет, конечно же такого зверя не бывает!
— Кто же его наниматель? — спросил Гримм. — Или он работает самостоятельно?
Она пожала плечами.
— И он тебе ни капли не понравился?
В ответ на это шаловливое высказывание Ме’Линди сердито зыркнула.
— Возможно, его оставил Обиспал, — предположила она. — Может он хочет зачем-то унизить вас, Жак? Я невольно выдала ему наше присутствие здесь.
— Именно это ты блестяще сделала! — согласился скват.
— Потише, — сказал им Жак. — Если Обиспал решил, что за ним тайно следит другой инквизитор, то он, конечно же, был бы дураком, решив отомстить за это — особенно, если не оступался. Я думаю, это сделано для того, чтобы показать мне что-то на случай, если я сам этого не заметил.
— Да, то есть на гидру? — спросил Гримм.
— Я нахожу это несколько унизительным, не так ли? — спросил Жак свою псевдолюбовницу. — Когда мною манипулируют!
На самом деле выбора у них не было никакого, кроме как сесть на ближайший поезд до Кефалова.
Пока капсула пассажирского вагона скользила по прозрачной трубе над размытым зеленым адом джунглей, Жак внимательно изучал личную карту таро и вспоминал своё путешествие к Терре на борту Черного Корабля.
Лишь в пути он понял, во что вляпался.
Всеми своими чувствами он ощущал, что вместительный и битком набитый корабль наполнен психическим бардаком — и это несмотря на подавляющее поле, которое проецировал адепт, подключенный к таинственным машинам. Это притупляющее поле вызвало слабое чувство тошноты, оно было психическим эквивалентом спертого, переработанного воздуха. Но, несмотря ни на что, Жак легко читал задатки способностей, надежду, тихий ужас; со стороны одной части команды — скуку, перемешанную с отвращением, со стороны другой — исступленную приверженность делу с редкой примесью сожаления.
Подавляющее поле как-то не так действовало на Жака, который уже знал, как скрыть свой свет. Раньше он не мог видеть настроение людей, но сейчас почти каждый на борту словно начал смутно транслировать свои чувства.
Шепотки на ста диалектах Готика щебетали по всему кораблю, словно пытаясь рассказать ему о его судьбе — призрачное эхо миллиона бывших пассажиров, десятков миллионов за те прошедшие века, что судно рассекало космос.
И, конечно, корабль был наполнен обычными разговорами на разных вариантах Имперского готика — какие-то из диалектов были отрывистые, какие-то более текучие, диапазон акцентов от мягких до грубых, от шипящих до гортанных.
«Огромный флот из таких кораблей, как этот, курсирует по галактике…»
«Они вылавливают подающих надежды псайкеров…»
«Неуправляемых, извращенных псайкеров беспощадно травят на многих мирах. Против них проповедуют, их убивают. Инквизиция карает их. Планетарные губернаторы уничтожают…»
«И в тоже время чистые, непорченые псайкеры отбираются. Их отправляют на Терру в таких же Черных кораблях…»
Психический дар был плотиной, через которую злобное безумие сил варпа могло вторгаться и опустошать миры, могло превращать человеческую расу в грязных рабов зла.
Но в тоже время этот дар был надеждой на будущее, на галактику, в которой наша раса, свободная и сильная, могла защитить себя ментально.
А пока Бог-Император должен защищать разрозненные многие миллиарды своих подданных беспощадной жертвенной силой. Ибо на первом месте стояло страшное уравнение: то, что в конечном итоге спасет человечество — эволюция высшего сознания — на пути своего долгого и уязвимого созревания легко могло уничтожить человечество, если допустить разврат, скверну, извращение и разрушение. Лишь абсолютная беспощадность искалеченного, живущего только за счет машины тирана и растянутых сил его свирепого, но все еще хрупкого Империума, позволяла человечеству идти по рвущемуся канату над пропастью.
«Жертвуй…»
Жертвуя и со своей стороны, это правда. Разве не Император изнурял и мучил себя неустанным бдением?
«Жертвуй…»
Но жертвуя также и собственных подданных…
Из всех собравшихся на Черном Корабле лишь небольшой доле — самых лучших и ярких — суждено стать псайкерами на службе Империума. Большая часть будет связана с душой Императора для их же собственной защиты.
«Связывание душ — это мучительная пытка…»
Ужасный психический ритуал выжигает зрительные нервы и оставляет псайкеров навечно слепыми.
«Жертвуй…»
Многие из находящихся на борту, те, кто обладает заурядным талантом, будут служить, отдав свою жизненную силу на поддержание ненасытной души Императора, чтобы он и впредь продолжал быть маяком и защитником. После соответствующей продолжительной подготовки к ритуалу эти псайкеры будут использоваться в течение нескольких недель или месяцев, а после того, как их души полностью истощатся, они умрут.
«ЖЕРТВУЙ!»
Но это не доставляло Императору удовольствия. О, нет. По слухам, каждая поглощенная им душа наполняла его муками и болью. Такой жестокой была цена за то, что человечество выживало во враждебной вселенной.
«ЖЕРТВУЙ!»
Все пассажиры на борту были не старше двадцати стандартных лет. Большинство были намного младше — такие, как сам Жак. Особенно одна девочка… он заставил себя не думать сейчас о ней. Когда экипаж провел тесты и проверил свой человеческий груз, стало очевидно, что почти все на борту шли на смерть.
Достойную смерть, необходимую смерть. Но все же смерть.
Ну и чем же эта судьба отличается — не считая достойности — от судьбы быть убитым у себя дома?
Разница была…
«ЖЕРТВУЙ! ВО ИМЯ БОГА И ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!»
Некоторые дети плакали. Кто-то молился. Кто-то буйствовал. Тех, кто буянил, связывали. Позднее Жак понял, что именно этот Черный Корабль нес на себе намного больше индивидуалистов с недавно обращенных в имперскую веру миров, чем все остальные подобные корабли. Но всё же большинство хранили холодное спокойствие и даже принимали горячее соучастие в уготованной им судьбе; таких превозносили. Благочестивая преданность крайне желательна при жертве души.
Смерть ледяной рукой сжимала сердце Жака. В душе он торговался с судьбой, обещая посвятить свою жизнь без остатка служению Империуму — если только ему позволят это сделать.
Он всё еще хорошо помнил данную ему отсрочку и досаду на себя за то, что не смог предвидеть её.
— Ты можешь скрыть свой свет, парень, — говорил ему страдающий зобом служитель почти с уважением. — И без всякой тренировки. Это очень редко бывает. Тебя, без сомнения, изберут. Я подозреваю, что тебе не требуется связывание души. И вполне допускаю, что говорю сейчас с будущим инквизитором…
Выслеживать себе подобных, но сбившихся с пути? Подвергать чистке своих собратьев — тех, кто поддался скверне? Уничтожать психически больных родичей без угрызения совести?
Да.
Жак провел оставшуюся часть путешествия, чувствуя радостное возбуждение, но и жалость. Жалость к большинству своих попутчиков, и был рад, что его судьба может быть иной. Они видели, что он молится Императору так, как его обучали. Они думали, что Жак тихо готовит свою душу в ожидании жертвоприношения. Его пример успокаивающе действовал на окружающих. Мысленно он уже был тайным агентом, которому известно то, чего не знают другие.
— И, тем не менее, этот человек-Арлекин смог раскрыть меня, — чуть слышно пробормотал Жак. — Что же это должен быть за человек?
И он вновь убрал карту таро.
Далеко впереди начал вырисовываться Кефалов. Отсюда город напоминал серый мозг после трепанации, высотой не менее десяти километров. Его округлые извилины были крепче любых костей. По мере приближения к нему поезда, стали видны огромные окна, ворота, отверстия вентиляции. Издали кажущиеся просто блестками и проколами, на самом деле они были размером с самые высокие деревья.
Вереница военных реактивных самолетов вылетела из одного из таких отверстий, оставляя след в небесах цвета синяка на сильно избитом теле. Грязные мрачные облака озарялись вспышками, высовывая змеиные язычки молний. Скоро где-то в наступающую растительность полетят бомбы, образуя проплешины, быстро заполняющиеся цветами, паразитирующими на гниющих останках.
Каменный мозг лениво выпускал из себя дым, пар и вентиляционные миазмы. Стоки Кефалова уходили в джунгли, образуя там глубокие тошнотворные, сочащиеся паром болота, над которыми пролетали в своих трубах поезда.
Как только они покинули зал ожидания, «Вольный торговец Драко» был вызван к публичному экрану связи.
С экрана в открытой кабинке на Жака смотрело это лицо, глаза поблескивали, точно кусочки льда в зеленовато-желтом ликере, губы морщила веселая и хищная улыбка.
— Зефро Карнелиан к вашим услугам! — объявил человек-Арлекин.
Этот звонок был ничем иным, как чистейшей издевкой, хвастливой демонстрацией того, как точно враг предсказал действия Жака — или даже психически знал о его местонахождении.
Враг ли?
Скорее всего. На Сталинвасте ведь не может действовать второй тайный инквизитор? Наверняка проктор Фиренце предупредил бы его о присутствии другого человека из Маллеус? Если только Баал Фиренце знал, если только знал!
Этот загадочный человек проник в таро Жака. Он был опасен. Опасен. Он играл с Жаком, как если бы Жак был картой у него в руке.
— У вас есть ко мне какое-то дело? — непринужденно спросил Жак у изображения. Мысли его сейчас мчались галопом.
Хихикая, Карнелиан приподнял свою дурацкую пижонистую шляпу с кокардой, приветствуя Жака.
— Дело? О, да: касательно гидры. Ужасающая угроза, а? Думаю привлечь ваше внимание к этому. Здесь, под городом, есть неплохой образец. Не желаете ли поохотится со мной на крупную дичь? — человек говорил на Имперском готике без следа местного хриплого акцента, с какой-то жуткой манерностью — даже, подумал Жак — с инопланетной манерностью.
За спиной Жака Ме’Линди и Гримм зорко рассматривали слоняющихся попрошаек, торговцев и всякий прочий сброд. Пассажиры, естественно, пялились на Ме’Линди. Две небольших группы по-боевому одетых молодчиков, судя по эмблемам — из разных банд, оценивающе приглядывались к троице Жака, то ли желая предложить свои услуги, то ли преследуя менее благородные цели. Одна группа была украшена вышитым на рукавах раззявленными пастями с зубами-кинжалами и татуировками на бритых черепах в виде ухмыляющихся губ на фоне обнаженного мозга. Другие, со значками в виде зеленых жаб, носили стальные ермолки, украшенные имитацией экскрементов. Или это были их собственные волосы, окрашенные и навощенные, пропущенные через отверстие в шапках.
В воздухе висело напряжение. Антураж был одновременно и гнетущим, и кричащим. Из стен с благочестивым лозунгами словно выпирали коричневые кишки.
Грязные колонны чем-то напоминали фаллосы. И дело было не в том, что Кефалов был более грязным и бедным городом, чем столица, а в том, что он абсолютно не был поврежден. И поэтому агрессия и порочность здесь бурлили и зрели, ожидая очищения.
Если мозг выпускал в небеса пар и дым, а грязь стекала с боков, то всё остальное копилось здесь, под давлением в сосуде, набитом людьми — огромный резервуар с разочарованиями, подавленностью и извращенной страстью.
— Вы же хотите получить столь прекрасный трофей, сэр инквизитор? Ой! Мои извинения, благородный торговец, — хохотнул Карнелиан.
Жак вгляделся в лицо на экране — в особенности в глаза — нет ли признаков присутствия демона. Нет, эти глаза казались разумными и не одержимыми. Может вся эта клоунада лишь притворство?
— И где же под городом? — спросил Жак.
— Да где угодно. В этом и суть зверя.
Жак попытался угадать:
— Я полагаю, что смерть стольких миллионов — психическая ударная волна — и вызвала к жизни эту новую нечисть, чем бы она там ни была?
— А ты понятливый, сэр Жак.
— Зачем ты всё это мне говоришь? И что ты хочешь сделать с этой гидрой? Ну?
— Ах, какой быстрый… Ты же у нас опытный сыщик! Или я должен еще везде для тебя таблички развесить и стрелочки нарисовать?
— Будь ты проклят, Карнелиан, что за игру ты ведешь?
— Зови меня Зефро! Пожалуйста! Давай, я расставлю для тебя несколько фигур на доске, а ты сам попытаешься разгадать правила? Попробуй навестить пятый подуровень района Кропотник этого прекрасного города.
Ме’Линди зашипела. Нерешительность молодчиков явно сейчас происходила только от взаимной неприязни и скоро должна была так или иначе разрешиться. Жак быстро прервал связь.
Обезображенные сифилисом мусорщики шныряли по грудам отходов, которые дождем лились в подулье с низкого стального неба города по желобам и через решетки.
Когда-то давно эта пластальная пещера с рядами мощных поддерживающих столбов казалась просторной, вместительной, гигантской. Сейчас же она осталась просторной только горизонтально, соединяясь с другими такими же пещерами множеством огромных арок в разделяющих стенах, стоящих друг от друга в паре километров. В некоторых местах кучи мусора почти достигали потолка. Слабое освещение давали фосфоресцентные лишайники, покрывающие пятнами перекрытия, и печи множества кланов переработчиков, которые активно переплавляли и экспортировали наверх переработанное сырьё, чем спасали своё жилое пространство от переполнения, как кишечник страдающего запором.
И все же обитатели этих глубин медленно, но верно сдавали свои позиции. С другой стороны, обменивая необработанные слитки на синтетическую еду, они могли размножаться достаточно быстро, чтобы не быть заживо похороненными в стружке, опилках и всяких обломках.
Как пчелиная матка, невольно дающая прибежище крошечным клещам, обитающим вокруг её жвал, Кефалов давал пристанище переработчикам и мусорщикам в своей нижней части. И они были полезны — даже, можно сказать, жизненно необходимы — для городской экономики.
Они были не из тех людей, что стали бы, или могли бы докладывать наверх, в администрацию, даже о чем-то особенно чудовищном. Как ограниченный кругозор и собственная ненормальность могли позволить им даже думать о чем-то в категориях отклонения от нормы даже значительно ненормальном?
Они бегали как крабы, зарывались как черви. Скатывали проволоку в шары как навозные жуки. Жак подозревал, что переработка и утилизация стали у них скорее инстинктивными. Что они знают об остальных частях города, не говоря уж об остальной планете или галактике? Столько же, сколько знают клещи на жвалах пчелы об остальных частях её тела или о гудящем улье.
— Каково, интересно, это? — спросил Жак. — Прожить свою жизнь здесь, внизу?
Ответ он, конечно же, знал. Блаженны невежды, прокляты те, кто слишком много знает.
— По крайней мере, здесь достаточно тепло, — заметил Гримм.
С мостков они обследовали пещеру, лежащую под городом. Светлячками мигали пылающие печи. Вооружившись биноклем, Жак рассматривал устья туннелей, почти скрытых мусором.
Из одного туннеля расходились гладкие ветвящиеся щупальца, пульсируя, словно огромные мышцы, вырезанные из тела левиафана.
Жака потрясла протяженность этих полупрозрачных, почти нематериальных форм. Они оплетали металлические насыпи, то погружаясь в них словно корни, то вновь выныривая на поверхность, подергиваясь и вяло пульсируя. Щупальца сворачивались и разворачивались, словно то существуя, а через миг — уже нет.
Но что же думают мусорщики об этом огромном осьминоге, вторгшемся в их владения? Люди-крабы спокойно бегали меж его щупалец.
А может быть: их щупалец? Жак не мог сказать, была ли гидра одна или их было множество, были ли они соединены или нет. И сколько их могло еще существовать, скрытых от глаз в туннельных комплексах.
Похоже, щупальцам были не интересны местные жители. Скорее гидра что-то выжидала. И в тоже время она сигналила о такой опасности, что психические чувства Жака били тревогу.
— Фу, какая гадость, — сказал Гримм, так же почувствовавший это. — Это похоже на те противные желеобразные нити яиц, застрявшие между твоих зубов — единственно, что эти яйца в действительности размером с гору! Это похоже на какую-то пуповину и только. Фу, фу.
— Может, посмотрим, как это отреагирует на лазер или плазму? — предложил Жак.
— О да, давайте порежем и поджарим его.
Ме’Линди шумно втянула затхлый, горячий, железистый воздух, словно норовистая лошадь.
Троица прошла по мосткам и спустилась по ржавой лестнице на кучи мусора. По ним они подобрались на расстояние пятидесяти метров к ближайшему щупальцу.
Жак прицелился из своего отделанного золоченой бронзой лазпистолета и выстрелил. Обжигающий свет вырвался из хромированного с насечками ствола ослепительной серебряной нитью. Полоса света прошла сквозь конечность гидры, разрезав её словно кусок сыра. Она резала и кромсала. Отсеченные части извивались. Казалось, что мерцающие куски то пропадали, то вновь появлялись в реальности. Хоть и изрубленное на куски, всё щупальце, извиваясь, ползло туда, где они стояли, словно всё еще было единым целым, слепленное некой клейкой силой с той стороны реальности.
— Плазма, — сказал себе Жак и сменил оружие. Передний кожух плазмагана был покрыт золочеными охранными рунами. Два вентиляционных отверстия в кожухе выглядели глазницами, из которых точно на выбранную цель смотрели два бордовых глаза, ибо единственный выброс раскаленной плазмы полностью разряжает конденсатор. Прежде чем аккумулятор позади кожуха вновь наполнит энергией проводники и изоляторы, пройдет несколько минут. Тем не менее, эта цель была большой и в неё трудно промахнуться.
Оружие дернулось в руке, выплюнув раскаленную энергию, испарившую ползущий, много раз порубленный, но по-прежнему не сдающийся отросток. Кипящая субстанция оросила ближайшие барханы, залакировав собой металлический пригорок. Лицо Жака окатило жаром. Горячий воздух пах горьким ароматом оплавленной стали. И еще он почувствовал… нетерпение.
Внезапно из-за кучи выскочил человек-Арлекин.
— Да, да, — кричал он, подпрыгивая и аплодируя. — Разнеси ее вдребезги!
Жак убрал разряженную плазму и вновь достал лазпистолет. «Блаженны невежды». Но только если они не инквизиторы!
— Ме’Линди…
— Да, Жак, я достану его тебе.
— Но только целым, — крикнул он ей вдогонку.
Она уже направлялась за Арлекином по мусорным кучам.
— Ну, или хотя бы более-менее невредимым!
В принципе, об этом можно было не беспокоиться.
6
И вновь буйство джунглей мелькает под стенами пластхрустальной трубы, сквозь которую несется поезд.
— Давайте повторим всё, что случилось, еще раз, — спокойно сказал Жак.
На самом деле он был далеко не спокоен. Виталий Гугол не отвечал на вокс-сообщения, отправляемые из Кефалова — снова и снова — и никакого ответа от навигатора. Эта загадка требовала их немедленного возвращения. Жак был очень раздражен тем, что им манипулируют подобным образом — вдобавок к ярости, которую он чувствовал за то, что сделали с Ме’Линди.
Как влезли в её эмоции, в ее нервную систему! Той, что может усилием воли превратить себя в неплохое подобие генокрада. Той, что может убить одним пальцем. Что значит для нее стать безвольной игрушкой для клоуна! Дать Карнелиану обвести себя вокруг пальца: это просто отвратительно.
— Прошу разрешения совершить показательное самоубийство, — тихо произнесла ассассин. — Я обесчещена.
Жак чувствовал всю скрытую глубину её страданий и искренность требования.
Но явно этого не чувствовал Гримм. Тот ударил кулаками об колени.
— Ха, — засмеялся он. — Показательное самоубийство, говоришь? А что это такое? Самоубийство, которое покажет нам полезный пример? Как, например, в одиночку броситься на целую армию предателей? Сражаться насмерть с Титанами? С голыми руками пересечь мир смерти? Ха.
В горле у Ме’Линди заклокотало.
— Ха. Рычи сколько хочешь. Ты еще бы рявкнула «Не презирайте меня!», да только занята тем, что презираешь сама себя, — возможно, коротышка отлично все понимал, и его грубость была сродни некой терапии. — Я не презираю тебя, ты знаешь, — добавил он. — Я никогда бы не стал тебя презирать, чтобы не случилось.
Неужели Гримм покраснел от такого признания?
— И, тем не менее, я прошу разрешения, — с непроницаемым лицом повторила Ме’Линди.
Жак искренне надеялся, что она чувствовала себя обязанной просить об этом по личному кодексу чести, а не из-за внезапного внутреннего ощущения собственной никчемности. Если последнее, то Арлекин действительно подрезал ей крылья, подорвав в её сердце веру в себя.
— Отказано, — твердо ответил он ей. — Это я виноват в том, что приказал не навредить ему. Я связал тебе руки.
Жак тут же пожалел о сказанном, заметив, как слегка расширились её глаза. Гримм ухмыльнулся. Он наверно подумал, что Жак пошутил? Возможно, Гримм искренне верил, что шутка в таких обстоятельствах лучшая вещь и делал для этого все возможное.
— Просто расскажи мне всё снова, Ме’Линди. Может быть, мы пропустили что-то важное.
Разве не все, в силу обстоятельств, не заметили то, что, за неимением лучшего слова, можно назвать правдой? Эти мусорщики, живущие всю свою жизнь в пещерах под Кефаловым, были ярким примером ограниченного восприятия — всё их мироздание сводилось к нескольким кубическим километрам мусора. Даже правители Сталинваста, живущие в роскоши в вышине своих ульев, были ограничены в своих взглядах. И даже инквизиторы, такие как Харк Обиспал, страдали от… ну, узости зрения.
Жак изо всех сил старался видеть, как Император. Он стремился думать в иной плоскости разума и понимания. Лишь таким образом он мог выйти за пределы сложившейся ситуации и надеяться разгадать загадку Зефро Карнелиана — даже вынужденный действовать предсказуемо…
— Я бросилась за Карнелианом, — рассказывала Ме’Линди. — Я бежала сквозь разрывы, прожженные вами в щупальцах. Из ран уже росли новые отростки. Казалось, что каждый оторванный кусок жил своей жизнью. Некоторые куски явно двигались с какой-то целью. Что касается брызг — ну, я не знаю. Это точно не обычная материя.
— Это я понимаю, — произнес Жак.
Вещество, из которого состоит гидра, должно состоять частично из обычной материи и частично из Имматериума — материи варпа, по сути своей являющейся текучей энергией Хаоса.
Там, где вещество варпа просачивалось в наш мир, могли появляться и демоны.
— Он стремительно несся вдалеке через пустоши, хлопая плащом. Я догоняла. Храбрый Гримм пытался не отставать, но у него не получалось.
Гримм аж засветился при слове «храбрый» — но не от гордости, почувствовал Жак, а потому что произнести такой комплимент Ме’Линди могла лишь не полностью погруженной в самоненавистничество.
— Карнелиан был быстр. «Догони и найди! — кричал он. — Догони и найди!» Я догоняла. Всё дальше и дальше. Я шла точно по его следам, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку. А затем клубок щупалец выскочил из кучи мусора и обхватил мои ноги словно тисками. Я выхватила оружие, но плети отростков обвили мои запястья и шею. Меня свалили с ног и растянули в стороны. Карнелиан прибежал обратно. Я могла бы сломать зуб и впрыснуть смертельный…
— Я тебе это запрещаю, Ме’Линди.
— Да. Еще один отросток заткнул мне рот. Улыбающийся Зефро встал на колени возле моей головы. Я извивалась, но не могла вырваться на свободу. Он прошептал мне на ухо: «Скоро это заполнит весь Сталинваст, и когда оно будет везде…». Я не знаю, использовал ли он тонкий усик гидры — я не видела этого — но полагаю, что да. Усик Имматериума, используемый как зонд. Он проник мне в голову, в мой мозг. Нашел там центр удовольствия. И стимулировал его снова и снова. Я его ненавидела, но корчилась в предательском экстазе, агонии наслаждения. Я его ненавидела, но сгорала в пламени абсолютного восторга. Он говорил мне: «Сэр Жак правильно предполагал, что все погибшие возродили это к жизни своей жертвой — своего рода колдовство». Я едва ли могла о чем-то думать, только чувствовать. Но все же смогла прохрипеть: «Что такое эта гидра? Какая у неё цель?». «Разрежьте её и посмотрите, — отвечал он. — Нашинкуйте на маленькие кусочки». Я не могла защищаться. Если бы он стимулировал меня дальше, я знаю, что стала бы хотеть такой стимуляции еще, хоть и против своей воли. Я представляла, как убиваю его. Я накладывала это видение на горячий экстаз. Нас учили сопротивляться боли. Нас учили блокировать её. Но как противостоять экстазу: кто же мог подумать, что это произойдет? Он засмеялся и оставил меня в покое. «Довольно! — воскликнул он. — Твой маленький друг почти доковылял сюда. Ни он, ни Жак никогда не смогут заставить тебя почувствовать себя так, как это сделал сегодня я. Даже если ты этого от них когда-нибудь захочешь! Так что запомни этот недосягаемый идеал. Запомни Зефро Карнелиана, повелителя гидры!». И он убежал, скрылся с глаз. Я продолжала стонать. Гримм качал мою голову, а я прижималась к нему. Потом я на него зарычала, и он отпустил меня. Я откатилась в сторону. Отрезанные щупальца и усики отрастали вновь, такие же упругие и цветущие. Грим подобрал шляпу Карнелиана, которую тот потерял во время погони. Мы вернулись. Я опозорена. Я просто… я прошу разрешения.
— Нет, Ме’Линди. Корнелиан виновен в психическом изнасиловании. Ты не виновата, поверь мне.
— Ха, — произнес Гримм, — это отличается от физического изнасилования, после которого все болит, как я слышал. Почему же враг причинял тебе удовольствие?
— Чтобы оскорбить, — отстраненно ответила Ме’Линди.
— Чтобы подорвать твою уверенность в себе, — бодро сказал скват. — Чтобы ты начала сомневаться в себе — как раз этим ты сейчас и занимаешься. Но я не сомневаюсь в тебе.
Жак нахмурился. Могло ли это быть основным мотивом Карнелиана? Возможно, могло. Жак чувствовал, что что-то упустил. Он старался анализировать события…
Было ясно, что в планы Карнелиана не входило познакомить Жака с видами переработки человеческих тел, имевшей место в подулье. Правда, краболюды начали проявлять нездоровый интерес к нему, как только его спутники бросились за человеком-арлекином. Он даже был вынужден пальнуть по ним два-три раза. К тому времени, как вернулись Гримм и Ме’Линди, нападение казалось неизбежным. И, тем не менее, они избежали его достаточно легко.
Нет, Карнелиан определенно не казался заинтересованным в смерти или ранении Жака и его компаньонов; за исключением раненого самолюбия Ме’Линди и, следовательно, самого Жака. Но это могло быть и простой случайностью…
И если предполагать, что навигатор, оставшийся в Сталинвасте, столкнулся с агентами Карнелиана, то возможно, Виталий был всё еще жив.
Человек-арлекин влез в голову Ме’Линди. В своем роде, взял ее под контроль — конечно не так, как это сделал бы алчущий демон из варпа со своей жертвой.
Не было ли пси-изнасилование ассассина и беспечное отступление Карнелиана неким сообщением, о том, что истинным предназначением гидры было такое насилие над разумом?
Если так, то зачем он показал это Жаку?
— Дай-ка мне посмотреть на его шляпу, — попросил Жак.
Гримм вытащил из кармана измятый пурпурный комок и попытался придать ему более-менее похожую на шляпу форму.
Жак внимательно осмотрел кокарду. Она изображала голого младенца, сидящего на стилизованном облаке на фоне звезд, которыми служили крошечные камушки карнелиана или по-другому — сердолика. Младенец то ли дул, то ли кричал через сложенные рупором пухлые ладошки.
Ребенок был зефиром, духом ветра. Следовательно, это действительно была личная шляпа Зефро. Не считая этих звезд с кровавым оттенком, картинка казалась необычайно доброй и безвредной.
— Ну? — с нетерпением спросил Гримм.
Жак сорвал кокарду и спрятал в карман с чувством некоторого удовлетворения что, по крайней мере, хоть небольшой кусочек человека-арлекина находится в его руках.
— Он просто потерял шляпу. Здесь нет какой-то наводки. Она просто упала.
— Ха. По крайней мере, он сам не безупречен. А, Ме’Линди?
— Это должно меня утешить? — спросила она ледяным тоном.
Скват малость приуныл. Когда на его долю выпало освободить ее из пут гидры, получила его острая привязанность сокрушительный удар или же наоборот — подъем? Разве она не побыла у него, можно сказать, в объятиях? А теперь снова стала абсолютно чужой?
Жак задался вопросом, скольких же усилий стоило ей, сопротивляясь всепоглощающему удовольствию, задать пару вопросов своему мучителю и искусителю. Насколько сильно это перевернуло её сущность?
Много лет назад на скорбном Черном Корабле на пути к Земле Жак поцеловал одну девушку-псайкера. Её звали Оливия. Её несформировавшимся талантом было лечить раны; и ей суждено было умереть.
Оливия думала, что Жаку тоже была уготована подобная участь и он не стал её разубеждать в этом. Им было хорошо в объятиях друг друга. Они поцеловались, и ничего более.
Много позже Жак почувствовал, что предал Оливию. Возможно, его самоотречение от плоти началось именно тогда и там. А та женщина, к услугам которой он прибег на ледяном мире, будучи неоперившимся инквизитором? Женщина, которой он заплатил за то, чтобы познать те чары, что опьяняют мужчин и женщин? Он так и не спросил её имени. Опыт подвел его.
Он чувствовал, что сможет быть лишь с той женщиной, которая будет ему ровней — в профессиональном смысле, так сказать. Но как мало людей по всей галактике подходили под этот критерий! И если они соответствовали бы всем условиям, то были ли ему лишь потенциальными соперниками, конкурентами, даже в облике коллеги.
Так что остается одно: одиночество и долг.
Он начинал думать, что Ме’Линди как раз была человеком, который может… Человеком достаточно сильным, достаточно странным…
Жак заткнул мысль, словно открытую рану. Рану, нанесенную Карнелианом с разрушительной точностью. Но не потому, что арлекин осквернил Ме’Линди в глазах Жака, о нет, никаких таких презренных мыслей — а потому, что Карнелиан в качестве оружия использовал удовольствие, следовательно Ме’Линди отвергнет развлечения с любыми подобными удовольствиями; даже если она и почувствует вначале мимолетное желание поразвлечься, что было весьма сомнительно.
«Глупости! — подумал Жак. — Я реагирую на неё словно сходящий с ума от любви Гримм или мечтающий Виталий. Двойная глупость. Нападение Карнелиана на Ме’Линди одурманило меня».
И ее тоже…
— Мы оба должны мыслить очень ясно, — сказал он ей. — Мы не должны потакать своим чувствам.
Там, в поезде, Жак молился о просветлении.
Они нашли Гугола крепко связанным в изумрудном люксе с натянутым на голову кожаным мешком. Навигатор обделался и скулил от боли в онемевших конечностях. Глаз-экран пропал.
Гримм освободил Гугола, вымыл и сделал небольшой массаж. Распластавшись с несчастным видом на диване, навигатор шепотом рассказал о том, как силовой топор проделал в дверях дыру и как люкс заполнил сонный газ, и всё это произошло за считанные секунды. Гугол в недоумении глядел на дверь, которая казалась совершенно не тронутой. Нападавшие зачем-то заменили её. Чтобы поставить под сомнение слова Гугола? Или чтобы скрыть от посторонних глаз свое преступление?
— Вроде их было трое. Лиц я не видел, лишь слышал голоса, когда очнулся уже связанный. Делал вид, что всё еще нахожусь без сознания.
— Предположим, они догадались, что ты очнулся, — сказал Жак. — Вероятно, они заметили твои дерганья. Предположим, что они только и ждали, чтобы ты смог подслушать их разговор.
— Это не приходило мне в голову.
— Нет? Ну, у меня просто возникают подозрения, Виталий.
— Но, конечно же, не насчет меня, Жак? Вы же не думаете, что… Они проломили дверь, я клянусь!
— Да, да, я уверен, что они это сделали. И ослепили меня, украв экран. Что они хотели, чтоб я узнал?
— Ах, сейчас вспомню… Они вошли. «Теперь Драко не сможет увидеть, что творится в Василареве». И всё такое в то же духе. Они еще упоминали какие-то другие города, но я не расслышал, что они говорят, из-за мешка.
— Ме’Линди, — произнес как ни в чем не бывало Жак, что, учитывая ситуацию привело ее в боевую готовность. Он показал глазами.
Ей потребовалось мгновение, чтобы засечь муху-шпиона в одной из теней, прицелиться своим пальцевым лазером и испарить крошечное устройство наблюдения. Её точность оставалась на прежнем уровне.
— Время ловли мух, — сказал Жак, доставая из своего багажа детектор. Он провел им по люксу и устройство зачирикало, выявив еще четыре мухи-шпиона, с которыми быстро расправилась Ме’Линди.
— Вот теперь Карнелиан не сможет подслушать нас, — сказал он. — Я смогу спланировать нечто неожиданное.
— А снаружи: другие мухи? Куда бы мы не пошли?
— Несомненно.
— Может, использовать тарабарщину?
— Карнелиан может понять её.
— До этого он добрался до вас через таро. Может ли он подслушать нас через карту, Жак? Чувствовать, что ты думаешь?
— Если я активирую их. Очень может быть! Но в ином случае — сильно сомневаюсь. Я оставлю их инертными, даже если это закроет потоки будущего. О чем еще они болтали, Виталий?
— Больше я ничего не запомнил.
— Кстати, верный охранник, — вставил Гримм, — чем же ты, интересно, плодотворно занимался лежа без движения с мешком на башке?
— Я обдумывал способы убийства напавших на меня.
— Ха, это довольно неблагодарно, учитывая, что они-то оставили тебя в живых. Может ты просто проигрывал произошедшее с тобой в роли героя? Разве ты не фантазировал о том, что могло бы произойти, если бы у тебя был пистолет и ты смог бы задержать дыхание на какое-то время? Ах, держу пари, что, в конце концов, ты был бы поражен, внезапно обнаружив себя связанным необъяснимым образом.
Гугол вздохнул.
— Я бы их точно перестрелял. Сквозь варп водят не трусы. Что касается моего… приступа медитации… существуют некие психические дисциплины, которых, боюсь, тебе, Гримчик, не понять. Хотя я очень благодарен тебе за то, что втер жизнь в мои конечности.
— А еще поменял твое грязное нижнее бельё, — Гримм обнюхал свои короткие, но ловкие пальцы. Он проигнорировал коверканье его имени навигатором, вероятно, почувствовав на этот раз в его голосе нотки почти нежной благодарности. Почти.
— На самом деле, — признался навигатор, немного оживившись, — я сочинял поэму и довольно неплохую.
— Что? — спросил Гримм.
— Ты и вправду это сделал, Виталий? — в голосе Ме’Линди промелькнула нотка восхищения. — Моё уважение.
— Зачем? — в недоумении спросил скват. Со стороны Ме’Линди это была первая положительная реакция с момента унижения Карнелианом. — Мне тоже нравятся стихи, — с надеждой выдавил он из себя. — Мы поем множество эпических баллад — о наших войнах с грязными орками и лживыми эльдар. И все они весьма длинные. Нужен день или два, чтобы прочесть одну из них.
— Мои, как правило, довольно краткие, — сказал Виталий. — Стихи должны быть похожи на драгоценность, а не на пустую породу.
— Ха! Послушай-ка меня…
Были ли скват и навигатор на грани поэтического поединка, началом которому послужили слова Ме’Линди? Возможно, но она прервала его.
— Вся прежняя жизнь человека становится поэмой, когда он сочиняет предсмертную оду.
Жак не мог больше слушать:
— Гримм, я хочу, чтобы ты проник глубоко в недра Василарева в поисках еще одной гидры. Я уверен, что ты найдешь её внизу, там, где собираются подонки и отбросы общества.
— Если найду — мне её нарезать помельче?
— Нет, конечно! Просто доложить мне.
— Пойти должна я, — печально сказала Ме’Линди. — Мне надо искупить вину.
— Роль убийцы, — напомнил ей Жак, — состоит не в том, чтобы чувствовать угрызения совести из-за чего-либо. Я предпочитаю, чтобы ты осталась тут. Мне надо подумать.
— Её присутствие помогает вам думать? — спросил Гугол. Ирония начала возвращаться к нему — следовательно, он оправился от своего небольшого потрясения.
Думать.
«Найди другую гидру» — вот что сказал он Гримму.
Когда Жак снова расспрашивал Ме’Линди, чтобы сравнить свои впечатления и её, до него вдруг дошло тошнотворное понимание о вероятной природе гидры.
«Рассеките её, возьмите трофей». Получается, Карнелиан подстрекал Жака, вынуждая его делать то, что нужно арлекину, размахивать топором в стиле Обиспала.
Мало того, что существо регенерирует оторванные конечности в новые, мало того, что эти куски дают начало новым тварям, но в некотором смысле — не без помощи варпа — вся эта субстанция может быть связана, всё еще функционировать как единое целое, даже и порубленное на куски.
И поэтому, поэтому, гидра, что скрывалась под Кефаловым и любая гидра, угнездившаяся в подвалах Василарева или других городов планеты, была одним и тем же существом.
А плазменный выстрел Жака действительно навредил зверю — или же помог ему, распылив повсюду его частички?
Все эти миллионы смертей во время восстания генокрадов — мощный психический рев ярости, боли и гибели — послужил толчком к росту этого существа.
Восстание было спровоцировано намеренно и в первую очередь ради создания этой твари. Для того, чтобы породить эту странную смесь протоплазмы и флюидов варпа — или вернее, ускорить процесс, поскольку место её рождения, безусловно, находится в другом месте, некоем ужасном биологическом горниле.
Но почему Сталинваст, а не какой-нибудь другой мир? Жак представил себе тайные астроматические расчеты и извращенные гадания таро — совершенные Карнелианом, этим таро-пронырой? — перед тем, как эта планета была избранна местом первого появления этой сущности.
Первого. Где-то же она должна была появиться в первый раз. И этот мир был достаточно наводнен генокрадами, чтобы вызвать столь мощное сгорание жизней — рассчитанное количество непомерных жертв — и в тоже время не вызвать действительно крупного опустошения.
И всё для чего? Если ей будет управлять опытный специалист, гидра может проникнуть в такие глубины разума людей, где расположено самое базовое управление поведением, центр удовольствия и центр боли…
Кажется, демоны тут совсем не причем. Кто-то — человек или ксенос — создал мощный и зловещий живой инструмент неизвестного назначения. А на роль дурачка выбрали Жака.
Обнаружив подобную сущность, любой инквизитор, который не зря ест свой хлеб, призовет на помощь любых находящихся поблизости космодесантников — Кровавых Ангелов, Космических Волков и любых других — для искоренения злобной формы жизни.
Результатом такой очевидной стратегии было бы то, что гидра распространилась бы еще дальше, так как разрасталась бы из всё многих и многих отсеченных частей. Это тоже самое, что рассекать воду мечом или рубить море.
Жака ослепили — его глаз-экран был украден агентами Корнелиана — так что он увидит меньше, чем мог раньше, и, скорее всего, будет вынужден вызвать столь решительное и в тоже время, бесполезное нападение. Карнелиан даже поддразнивал его, полагая, что Жак не в состоянии понять этого.
Таким образом, Жак не мог вызвать на помощь космодесант. Не мог, нельзя.
Оставалась лишь одна последняя возможность — единственная альтернатива, которую никто, даже Карнелиан, не мог от него ожидать, тем более так скоро…
И этой альтернативой был экстерминатус.
«В Империуме миллион миров, — раздумывал Жак, — что стоит гибель одного мира ради чистоты?»
Для этого и существовал экстерминатус: полное уничтожение всего живого на поверхности планеты с помощью вирусных бомб, сброшенных с орбиты.
Пожирающий жизнь вирус распространяется с удивительной скоростью, поражает всё, что дышит или растет, ползет или летает, а также все, что имеет биологическое происхождение: еду, одежду, дерево, перья, кости. Этот вирус ненасытен. Джунгли Сталинваста быстро превратятся в гниющий ил, который образует неглубокие озера и моря, и будет продолжать гнить до тех пор, пока весь воздух на планете не вспыхнет пламенем, сжигая всё на поверхности и превращая её в пепел и голые скалы.
В городах всё белковое сожрет само себя и илом стечет в глубокие подвалы, гниль будет жрать гниль, а затем горючие газы вспыхнут, превратив города в мертвые груды разбитых кораллов.
А что если гидра… не совсем живая? Не имеет значения. За чем ее останется охотиться, если в этом её назначение?
Экстерминатус.
Слово звучит как колокольный плач.
«Что значит гибель одного мира?..»
Когда умирает один человек, то весь мир этого человека — вся его вселенная — для него исчезает. Мироздание тухнет и гаснет. По существу, смерть любого человека — это смерть целой вселенной, так ведь? Смерть целого населенного мира вряд ли будет тяжелее.
И всё же — значит.
Сейчас Жак стоял на коленях и молился. Ему очень хотелось воспользоваться своими таро, чтобы установить слабую связь с духом Императора. Но он не решался на это, зная, что может вмешаться Карнелиан.
Экстерминатус.
Да, значит. Ему надо принести в жертву целый богатый индустриальный мир, оплот человечества Империума. Он этим также убьет часть самого себя, выжжет некоторые аспекты… чуткости, скептицизма. Аспекты, которые не давали забыть Оливию и оплакивать смерть этого в принципе, незнакомого человека. Хотя разве не каждый для него незнакомец? Наверное, стоило прижечь в себе эти аспекты уже давным-давно.
«Планировать убийство целого мира, — размышлял он, — сродни планированию убийства самого себя». Жесткий холодный свет засиял в его душе, и там, где он засиял, начала собираться абсолютная тьма.
Колени болели от многочасовой молитвы. Гугол спал и тихо храпел. Ме’Линди сидела, скрестив ноги, и смотрела ничего не выражающим взглядом на Жака. Она была похожа на статую — он едва обращал на неё внимание. Внутренний свет озарил его израненные, спутанные и безнадежные чувства к ней; но тут же исцеляющая тень пронеслась по чувствам, скрывая их.
Экстерминатус.
7
Далеко внизу за окнами люкса джунгли выдыхали утренний туман, чтобы ослепительно воссиять, когда взойдёт солнце. Но над горизонтом уже клубились грязно-серые тучи, готовые задушить этот блеск, так опрометчиво обещанный рассветом.
Жак молился всю ночь и теперь чувствовал себя очищенным, хотя голова немного кружилась.
Гримм наконец-то вернулся.
— С гидрой внизу полный порядок, — сообщил он. — Она там повсюду! Видно, ей как-то удаётся заставить местное отребье себя не замечать. Нет, вернее: не осознавать — вот так мне показалось. Вроде ты её видишь, а вроде — нет, что твой мираж. Этот студень то выпадает из реальности, то возвращается обратно.
— Она мне привиделась, — сказала Ме’Линди. — Атаки лишь усиливают её мощь. Кусок от неё не мог остаться у меня в голове?
Жак наконец поднялся, его немного пошатывало. Подойдя к девушке, инквизитор положил ладонь ей на лоб. Ме’Линди на миг отдёрнулась. Коснувшись её своими пси-чувствами, Жак произнёс слова силы на священном ритуальном языке:
— In nomine imperatoris hominorum magistris ego te purgo et exorcizo. Apage, Chaos, apage! — он кашлянул, словно избавляясь, как от мокроты, от привкуса Хаоса. — Ну вот, я её изгнал. Теперь ты свободна. Можешь мне поверить, я — охотник на демонов.
Только вот гидра — не демон.
Ме’Линди расслабилась. Как догадливо с её стороны было подметить, что сущность эта только разрастается от насилия, направленного против неё.
На полностью зачищенной планете разрастаться будет уже нечему.
Гугол встал пораньше, чтобы навести справки у экрана связи:
— Жак, я проверил регистратуру космопорта. У Зефро Карнелиана есть на стоянке собственный межзвёздный корабль. Зарегистрирован на некую компанию, называемую «Корпорация Зеро».
— То есть, такой корпорации попросту не существует.
— Но корабль-то существует. Он называется «Покрова света».
— Откуда ты уверен, что корабль принадлежит Карнелиану?
— А-а… у нас, навигаторов, есть кое-какие связи там, где дело касается космического пространства.
— Знаменитая паутина Навис Нобилитате?
— Которая зиждется на особой преданности семье… — Гугол явно гордился собой.
Гримм зевнул раз, другой.
Жак и сам был не против вздремнуть. Но спать нельзя. Сейчас ему нужна абсолютно ясная голова. Жак поискал стимулятор помощнее.
— Я нанесу визит губернатору Воронову-Во, — объявил он. — В гости лучше всего ходить по утрам. Я раскрою ему, кто я такой. Он будет не так подозрителен и более сговорчив. Мне нужен его астропат, чтобы отправить межзвёздное послание.
— Если бы я был на его месте, то с утра первым делом разозлился бы, — заметил Гримм.
— Тогда радуйся, что ты не на его месте, мой бодрый гуманоид, — сказал Гугол. — Позволь, я тоже пойду с вами, Жак? Когда меня оставляют, дело явно кончается конфузом. Места себе не нахожу. Меня связали и бросили. А навигатор должен… бороздить пространство.
Жак кивнул. На случай, если придётся в спешке покидать Сталинваст, пилот не должен валяться на диване. Фальшивая бодрость стимулятора пошла в кровь и мышцы, очищая голову, изгоняя усталость и остатки сомнений. Жак знал, что в таком состоянии способен судить чересчур праведно и жестоко. Пожалуй, ему понадобится кто-нибудь поироничнее по левую руку, а убийца — по правую.
— Но сперва мы поедим, — велел он, — и поедим как следует!
Покои губернатора предварял вестибюль в виде зубастой пасти чудовища, вытесанной из мраморных глыб. Пасть была настолько просторной, что там легко поместилось бы любое настоящее чудовище из джунглей, кроме разве что самого крупного. Жак даже подумал, не устроено ли устрашающее фойе так, что может захлопываться, как настоящий рот, при помощи скрытых пластальных мускулов, приводящих в движение мраморные глыбы.
Застарелые пятна в коридоре за входом, который напоминал грудную клетку очень длинного кита, намекали, что рёбра эти могут при малейшем подозрении сжаться, пленив, а то расплющив нежеланного гостя.
Внутри вестибюля от гнетущего красного света ломило глаза. Краснота скрадывала все прочие цвета или окрашивала их в фиолетовый и чёрный. Вентиляционные горгульи в виде лесных ящеров с шипением выдыхали воздух, приносящий больше запах мускуса, нежели свежесть. Несмотря на ясность сознания, дарованную стимулятором, Жак чувствовал себя подслеповато и одеревенело.
— Как странно! — распинался мажордом. — Ещё один уважаемый инквизитор вручает нам свои верительные грамоты, не успели мы выпроводить предыдущего!
Толстяк пошевелил раздутыми, в кольцах пальцами. На нём были нейтрализующие очки-«консервы», которые наверняка переводили рубиновый сумрак вестибюля в нормальный спектр. Вензель Вороновых-Во на шёлковом облачении казался чёрным.
— Наш мир только что был зачищен, сэр, чудовищной ценой — и при полной и искренней поддержке его милости. Население прошло выбраковку. В экономике ожидается бум.
— Да-да, массовые расправы — мощный стимул для экономики…
Жак снова выставил ладонь и активировал электронную татуировку внешней инквизиции в виде демонической головы. Стража в чешуйчатой коже и очках-«консервах», охранявшая этот последний из многих пост, напряглась. Обиспал за последние дни явно укрепил авторитет Инквизиции.
— Я хочу лишь воспользоваться услугами вашего астропата.
— А, вам нужно отправить межзвёздное послание? Его милости будет любопытно. Как я понимаю, вы хотите подтвердить, что наш мир полностью очищен?
— Суть послания — это моё дело.
— Наш астропат может обмолвиться о содержимом его милости позже, так почему не огласить его сейчас?
«Вряд ли, — подумал Жак, — ваш астропат сумеет позже обмолвиться о чём-либо вообще…»
Он сомневался, что астропат поймёт послание целиком. Если вообще поймёт. Послание будет изложено инквизиторским шифром: астропат лишь телепатически повторит его, как попугай.
Однако, астропат может запомнить, а какой-нибудь мудрец из свиты губернатора — истолковать суть послания.
По такому случаю, очевидно, что астропат должен скончаться от превратностей своей специальности. Ме’Линди незаметно об этом позаботится. Астропат внезапно окажется одержим — с последствиями, не совместимыми с жизнью.
Астральный телепат в любом случае погибнет, когда наступит экстерминатус. Так что это, считай, убийство из милосердия. Всего лишь пылинка рядом с горой из нескольких миллиардов других смертей…
— Ах, — сказал мажордом, — мне хорошо известно, что жреческая коллегия здесь, в столице, разрушена во время мятежа и их астропата использовать не удастся. Но как насчёт платного астропата?
— Он не так надёжен.
— Однако надёжен в разумных пределах.
— «Разумных пределов» не достаточно. Астропат твоего хозяина наверняка самый лучший на планете?
— О да. Без сомнения. Абсолютно верно. Инквизитору — только самое лучшее. И всё же, жреческие коллегии других городов могут похвастаться несколькими вполне отменными экземплярами…
Которые также погибнут, вместе со множеством добродетельных жрецов. Стоит оно того, если истинная природа гидры так и осталась невыясненной?
Нет, гидра должна быть злом. Только очевидная реакция — вызов команды уничтожения — наверняка ошибка. На миг Жак потешил себя мыслью, что кто-то из тайных магистров секретного ордена дал инструкции Баалу Фиренце отправить Жака на Сталинваст, чтобы испытать его и оценить, достаточно ли высоки его мужество и проницательность, чтобы стать тайным магистром.
Если так, то магистр уже знает о гидре. Но ведь даже подобные силы не станут разбрасываться целой планетой ради проверки одного человека? Может быть, Жак отправит сигнал об экстерминатусе — а его команду уже отменили за много световых лет отсюда? От красного света глаза резало так, точно их уже залило кровью миллиардов.
Жак попробовал найти в фойе хоть одну муху-шпиона — одного из тех крошечных соглядатаев, которые так недавно подчинялись ему самому, пока их не украли. Мрачное освещение и чёрные тени сбивали с толку. Муха могла спрятаться в раскрытой пасти любой из горгулий. Могла подсматривать из глазницы любого черепа рептилии на стенах с драгоценными камнями на кончиках рогов.
Жак не объяснял никому из своих спутников в точности, что собирается делать, и только сейчас до него дошло, что Гуголу может не понравиться гибель собратьев-навигаторов, которых «пожиратель плоти» застигнет на поверхности.
— Значит, — говорил толстяк, — ваше послание определённо не терпит отлагательств…
Помимо того, что собственный астропат губернатора на голову выше остальных, у Жака была ещё одна причина посетить владения лорда Воронова-Во. Он посчитал для себя недостойным обречь планету на гибель, не нанеся сперва визит её правителю.
Точно так же, как убийца не забывает оставить свою визитную карточку…
Да и не хотелось покидать столицу второй раз. Как и не хотелось… Мысль сделала попытку ускользнуть. Он беспощадно выволок её на свет.
Как и не хотелось прибегать к услугам астропата, принадлежащего благочестивому и преданному ордену братства. Которого — и который — он должен будет принести в жертву «пожирателю плоти».
И сюда, ко двору губернатора, он явился из трусости? Малодушно снимая с себя моральные обязательства и прячась за бесцеремонностью вторжения?
— Не препятствуй мне, — велел Жак. — Я требую впустить именем Императора.
«И что же это за имя?» — мелькнула мысль.
Ме’Линди подвинулась ближе к мажордому, хищно шевельнув пальцами. Гугол демонстративно повозился с повязкой, словно подумывая открыть третий глаз — варп-глаз, чей недобрый взгляд может убить, как всем известно, но редко кто рвётся проверить.
— Конечно, вас пропустят к его милости, — забулькал толстяк. — Инквизитор, о да! Хотя сейчас не самое удобное время.
— Если так, то мне не нужно видеть самого губернатора — только его астропата.
— Ах… Видите ли, его милость должен дать своё дозволение.
«Не вижу, — подумал Жак. — В этом красном сумраке — не очень».
Покои губернатора были левиафаном, залитым изнутри всё тем же зловещим красным светом. Снаружи, над тёмным куполом потолка сейчас должен царить солнечный свет. Жак сомневался, что даже самой высокой грозе удалось бы накрыть верхушку Василарёва. Но здесь не было даже намёка на внешний свет.
Теперь до Жака дошло, почему губернатор под открытым небом космопорта носил шлем. Воронов-Во, скорее всего, лучше видел в красной части спектра. И, пожалуй, в инфракрасной тоже. Тепло тел губернатор, должно быть, видел так же хорошо, как самих людей.
Это была мутация, отклонение. Но раз она поразила правящую династию, то никто не смел поднять голос против. Возможно, этому способствовала таинственность семьи.
Чадили курильницы, ещё сильнее омрачая воздух. Чиновники в очках-«консервах» корпели над пультами вдоль нескольких этажей выдающихся внутрь ажурных железных галерей, выслушивая данные и шёпотом раздавая указания. Струнный оркестр завывал, точно под пытками. В клетках мутанты с ненормально большими глазами играли в запутанные игры на трёхмерных досках. Кто они: внебрачные отпрыски клана Вороновых-Во? Выродки кровосмешения? Одарённые советники в вечном заточении?
Жак уловил запашок генетического загрязнения.
Переполненные галереи примыкали к рёбрам левиафана. На уровне пола меж рёбер нижние палаты образовывали глубокие гроты. В центре огромного помещения вычурное мраморное строение в форме ананаса покоилось на блюде из стали. Это блюдо, должно быть, служило платформой, которая поднимала и опускала святая святых губернатора, его передвижную обитель. Наверх: в губернаторский кабинет, вниз: в семейные покои и бункер.
Хорошо хоть, сейчас святая святых была на месте, а не внизу, наглухо закрытая.
Стража в ливреях пропустила мажордома и тех, кого он провожал, внутрь мраморного ананаса. Толстяк громко залепетал елейные извинения. Из тёмной комнаты внутри раздался шлепок. Оттуда с писком выскочила едва одетая девица с глазами вдвое больше обычных человеческих, но её тут же перехватил один из стражников и увёл прочь.
Лорд Воронов-Во вышел следом, босой, поправляя чёрный халат, на котором извивались с виду фиолетовые и почти не различимые драконы.
— Вы наследный властитель целого мира, — говорил Жак через минуту. — В то время как я — посланник властелина всей галактики.
— Лишь некоторых из её частей, — буркнул губернатор.
— Человеческих частей, — Жак с укором уставился в эти глаза мутанта, зрячие лишь в красном свете.
— Верно. Что ж, я нисколько не перечу! Я ведь отдал всю свою верную стражу предыдущему инквизитору, разве не так? Разве не я понёс ужасные потери?
— Скорее для собственного же блага, смею напомнить. В противном случае, через несколько десятков лет генокрады проникли бы уже в вашу собственную семью, заражая и гипнотизируя.
— Я понимаю.
— Сейчас мне нужно только одно: чтобы вы предоставили мне своего лучшего астропата.
При виде этого человека все прежние рациональные рассуждения Жака растаяли как дым. Идя сюда, он на самом деле следовал за нитью психической интуиции: вкрадчивым, неосознанным побуждением навестить губернатора Воронова-Во.
В психическом хозяйстве мироздания наверняка существует компенсация за те поражения, что Жак претерпел от рук человека-арлекина. Кто-то собирался подвести баланс всем его предыдущим несчастьям. За то, что он искренне молился всю ночь напролёт, сейчас некий усик, направленный Богом-Императором, вёл его, словно дух-хранитель.
Чудовищность экстерминатуса, который он собирался устроить, до поры заслонила эту нить интуиции, пусть даже экстерминатус был выбран верно. Жака пронзило радостное возбуждение. Только ли стимулятор был тому причиной? Нет. Он ощутил неуловимое соприкосновение с высшими силами, словно сам стал той картой таро, которую для себя выбрал.
— Хм, — спросил губернатор, — но для чего? Что вы обнаружили?
Воронов-Во, крепкий лысеющий дядька, явно любил жизнь и удовольствия. Но, чтобы править планетой, нужно быть способным на жестокость. Однако его любопытство касательно требований Жака, похоже, происходило из вполне разумного беспокойства, нежели из паранойи, которой так часто заражаются правители. На самом деле, знай губернатор о сути послания, которое намеревался отправить Жак, у него были бы все причины для паранойи.
Следуя за нитью интуиции, Жак ответил непринуждённо:
— Будем надеяться, что после всего оказанного вами преданного сотрудничества инквизитор Обиспал не доложил Империуму о вашей мутации в отрицательном ключе … Я бы точно не стал этого делать.
Да и зачем? И Воронов-Во, и все остальные на этой планете вскоре будут мертвы.
Губернатор вздрогнул:
— Нет, Харк не стал бы. Он дал честное слово.
Так вот в чём загвоздка! Получается, Обиспал фактически шантажировал Воронова-Во, чтобы тот позволил искоренить мятеж необузданным применением силы, которое закончилось всеми этими миллионами смертей.
У Воронова-Во было слабое место: инфракрасное зрение. Ведь Империум мог запросто благочестиво решить, что мутант не может оставаться губернатором.
Его милость искоса глянул на Ме’Линди. Узнал тепловой след убийцы? Вообразил себе, что его уже осудили и вынесли смертный приговор? Вельможи пониже будут только рады занять его место.
— Я тоже даю вам честное слово, — заверил Жак. — Разумный губернатор может делать на своём мире всё, что пожелает, до тех пор, пока исправно платит десятину казной и людьми. Или, в вашем случае, оружием. Пустяковые мутации стоит расценивать как эксцентричность и не более. Просто из любопытства: как давно в вашей семье существует это отличие?
— От моего деда.
— Так пусть доживёт оно до конца мира! Я обещаю. Харк обещал. Полагаю, что и Зефро обещал?
— Карнелиан? Да… Любопытный персонаж… Кажется, он сожалел о неизбежной резне среди моего народа почти так же, как я.
Ха, вот оно — доказательство! Человек-арлекин был целиком соучастником Обиспала. Мог ли Обиспал на самом деле быть преданным Империуму? По всей видимости, едва ли. Наверняка, это и было то доказательство, к которому подталкивал Жака импульс, посланный Императором.
— А теперь: могу ли я без дальнейших проволочек воспользоваться услугами вашего астропата?
— Да. Да, инквизитор.
— Я рад, что вы так лояльны.
«Наградой тебе, — подумал Жак угрюмо, — будет экстерминатус».
Но, как только Жак встретился с астропатом, то понял, что это ещё не конец.
8
Главным астропатом Сталинваста была маленькая, худая, темнокожая женщина. Она была даже не старой — древней. Глубокие морщины изрезали лицо, похожее на сморщенную сливу. Волосы, так ярко отливающие красным, на самом деле были, скорее всего, чисто белыми. После давнишней пытки привязывания души незрячие глаза стали матовыми и спеклись.
Она опиралась на посох высотой с себя и не могла видеть гостей своей убранной мехом комнаты, однако ощущение близости предупредило её.
— Ещё трое пришли, — пропела она. — Один смотрит. Один чует. И одна больше, чем кажется!
На секунду Жак вообразил, что мажордом по ошибке привёл их к провидице. Однако тёмно-пурпурное одеяние старухи при нормальном освещении несло бы некий оттенок зелёного, как положено астропату.
— Я смотрю, — согласился Гугол. — Смотрю в варп, я — навигатор.
«А я, — подумал Жак, — чую. Тогда как Ме’Линди… та, кто вскоре остановит сердце старухи».
Астропат потянулась к покрытому мехом валику — и мех шевельнулся. Открылись горящие глаза. Валик выпустил мелкие острые коготки. Старуха потрепала животное, которое, наверное, было ей другом. Существо казалось одновременно и расслабленно-вальяжным, и диким. Станет ли оно яростно защищать свою хозяйку?
— Что это? — шепнул Жак.
— Это называется «кошка», — ответила Ме’Линди. И ответила на другой, невысказанный, вопрос: — Она будет только наблюдать. Кто знает, что ей понятно? Их поступки обычно эгоцентричны и аутистичны.
— Зачем тебе подобное существо? — спросил Жак старую женщину.
— Чтобы любить, — ответило та холодно. — За всю жизнь их у меня перебывало десятка два, каждой в своё время пришёл срок. Они — моё утешение. — Она показала высохшую руку: — Вот свежие царапины. Их я могу чувствовать.
— Оставь нас! — велел Жак мажордому. Толстяк удалился и задёрнул глухой занавес поперёк зева меховой пещерки астропата.
Ме’Линди извлекла из пояса электролюмен в помощь тусклой красноте единственной светосферы. При нормальном освещении кожа женщины оказалась коричневой, а волосы — и впрямь белыми как снег, в то время как глаза — словно сваренные вкрутую. Мех, которым была убрана пещерка, оказался тигрово-рыжим — как и существо «кошка». От резкого вторжения невиданного доселе света зрачки животного расширились, превратившись в чёрные блестящие камешки, затем сузились в щёлки. Челюсти раздвинулись, обнажая острые мелкие зубы.
Существо, однако, просто зевало. Зевало — оказавшись перед целым новым миром света!
— Твоё имя? — спросил Жак у женщины.
— Люди зовут меня Мома Паршин. Наверное, потому что у меня нет детей, кроме… — она погладила свою «кошку».
— Я инквизитор Драко.
— Инквизитор? Тогда вам, вероятно, известно, сколько из меня выжжено. Я не вижу, не чувствую запахов, не ощущаю никакого вкуса. Я могу только осязать.
Кошка чувственно извернулась, вибрируя. Убить эту женщину, пожалуй, действительно будет для неё благом…
— Мома Паршин, я хочу, чтобы ты отправила послание командованию имперских Губителей из Космодесанта, на орбиту Виндикта-5.
Эта крепость-монастырь — ближайшее гнездо величайших воинов, способное стереть целый мир. Жак уже сжато сформулировал роковой сигнал: «Ego, Draco Ordinis Mallei Inquisitor, per auctoritate Digamma Decimatio Duodecies, ultimum exterminatum planetae Stalinvastae cum extrema celeritate impero». Одной кодовой фразы с тройным «D» уже достаточно для запуска экстерминатуса. Таким образом, миссия Инквизиции, расквартированная в орбитальной крепости, будет извещена. Жак включил фразу «Ordinis Mallei» в целях двойной гарантии: при миссии практически обязательно тайно состоит член его ордоса. Никогда прежде не посылал Жак подобного приказа, никогда. Тяжёлое бремя давило на плечи, словно обесточенный дредноутский комплект боевой брони, словно заточая в тюрьму — и Жак обратился к своему новому просветлению, чтобы, так сказать, восстановить питание в этой броне.
— Слушай внимательно, Мома Паршин, — и Жак зачитал слова. Астропат, может, и не поняла их, но добросовестно повторила.
— Теперь приступай к трансу.
Слепица затрепетала, прорицая варп на многие световые годы, соблюдая правила Адептус Астра Телепатика, нащупывая разум другого астропата, обслуживающего крепость-монастырь у Виндикта-5. Но вдруг замешкалась:
— Инквизитор?
— Что такое, старуха?
— Послание столь громкое…
— Отправь его немедленно!
Немедленно, пока человек-арлекин не успел вмешаться. Где-то среди этих меховых стен могла угнездиться муха-шпион. Где-то рядом мог замереть агент, готовый ворваться сюда с самоубийственным заданием.
— Инквизитор… Я чувствую, как в глубине под городом открываются варп-порталы. Да, и в других городах по всему миру…
— Ты должна отправить послание сию секунду!
Чтобы почувствовать порталы в отдалённых городах, дар у неё должен быть отменным …
— Что входит через эти порталы?
Астропат покачала головой:
— Ничего не входит. Странная… субстанция исходит из нашего мира.
— Уходит? Ты уверена?
— Уверена. Жизнь, которая не совсем жизнь. Творение… Я не могу сказать точно. В ней так мало разумного. Словно её сущность пока ещё пуста. Зародыш… ждущий. Я чувствую, как вся она уходит в эти порталы. Их так много — много небольших порталов. Что происходит?
— Не отправляй послание, Мома! Ни в коем случае не отправляй!
— Не отправлять?
— Обстоятельства изменились. Ме’Линди, здесь с нами где-то муха-шпион…
— Кто вы, инквизитор? — спросила астропат, отходя от транса. — Что происходит?
— Наша гидра ускользает в варп, откуда и пришла, — буркнул Гугол, наполовину отвечая на вопрос старухи. — Больше мы её никогда не увидим, как я полагаю.
— Ты сможешь отследить её варп-зрением, Виталий?
— Я навигатор, а не волшебник. На случай, если ты не заметил, мы в данный момент не в варпе. До зоны прыжка неделя пути.
— Выдающиеся навигаторы могут прозревать варп из нормальной вселенной!
— Да-да-да, Жак. Но гидра не улетает через варп. Она использует порталы, чтобы прыгнуть отсюда прямо… Гримм знает куда.
— Проклятье!
На краткий миг Жак поверил, что добился чего-то, достойного восхищения. Драконовское решение объявить экстерминатус было абсолютно верным, просто образцом решительного мужества и ясности мышления. Карнелиан, шпионя через глаз-экран откуда-то, тотчас начал уводить гидру в варп Хаоса, чтобы спасти её от вымирания. Таким образом, Жак оказался избавлен от последствий вынесенного им приговора. Но теперь у него не было никакой возможности отследить проклятую тварь.
Как быстро действовал Карнелиан! Человек-арлекин наверняка понял, что экстерминатус не прибудет мгновенно. Время для космодесантников, чтобы снарядить и погрузить вирусные бомбы… варп-время против галактического времени… Десять местных дней самое раннее. Было почти похоже, будто Карнелиан надеялся великодушно спасти планету…
— Проклятье, она ускользает…
Старая женщина впала в какой-то полутранс и заговорила созерцательно:
— Если эта… сущность… обладает высшим сознанием, я могу поместить в неё психическую метку — маячок для вас. Правда, только я смогу идти по его следу.
Жак рявкнул:
— Нет у неё сознания! И сейчас она утекает, как помои в раковину!
Громкий вопль ударил по ушам. Ме’Линди загасила электролюмен, а Жак рванул занавес в сторону.
Под сумеречным освещением из-за мраморного ананаса выскочила фигура, облитая светом. Непрошенный гость сам излучал световые — нормальные — волны, словно какой-то ксенос-эльдар, нацепивший голокостюм. Он закрутил пируэт и поклонился.
— Карнелиан! — прошипела Ме’Линди и напряглась.
— Сэр Драко! — крикнула фигура. — Хорошая попытка, но, видно, не достаточно хорошая. Догони и найди! Догони и найди!
Он что, думает, это какая-то детская игра?
— Там никого нет, — предупредила Мома Паршин. — Место, где он говорит, пусто.
Жак понял. Голограмма. Мухи-шпионы, зависшие подле астрального силуэта, должно быть, служили проекторами, сплетая фигуру из нитей света.
Чтобы таким образом обратить вспять принцип работы следящего устройства джокаэро, человек-арлекин должен разбираться в его технологии лучше Жака. Карнелиан наверняка знал особые руны, которые нужно нанести вокруг глаза-экрана, и колдовские литании, которые нужно пропеть, чтобы заставить устройство работать в обе стороны, как и, вероятно, предполагалось изначально…
— Я слушаю! — крикнул Жак. — Я весь внимание!
Неужели Карнелиан наделся, что Жак или Ме’Линди сломя голову бросятся на него или откроют огонь — только, чтобы их лазерные лучи или иглы прошли сквозь фантом безо всякого вреда и попали в случайного свидетеля или в обитель губернатора? Как только до Жака дошло, каким образом Карнелиан осуществил этот фокус, он понял, что ещё не проиграл.
— Мома Паршин, — шепнул он, — поставь свою метку на человека, который посылает эту иллюзию. Его крошечные игрушки здесь рядом связаны с реальным человеком где-то в городе. Прочувствуй эту связь. Поймай его на крючок.
— Да… Да… — пробубнила та сквозь транс.
— Что ты хочешь от меня, Карнелиан? — крикнул Жак, чтобы разговорами задержать иллюзию подольше.
Главное, чтобы стража губернатора не сорвалась и не открыла огонь… Очевидно, что они уже видели Карнелиана прежде, правда, не в столь жутком и бьющем в глаза обличье. Стража опасливо разглядывала фигуру из света, которая возникла словно по волшебству, но в то же время выглядела как настоящая.
— Не спрашивай, что ты можешь сделать для меня, — глумливо откликнулся Карнелиан. — Спроси, что для тебя могу сделать я!
— И что же это может быть?
И вновь у Жака мелькнуло подозрение, что его испытывают, что каждый его поступок внимательно разбирает коварный и изворотливый разум.
— Догони и найди! Если сможешь! — Фигура поднялась в воздух, закружилась, угрожающе выбросила руки, с пальцев с треском сорвались сполохи света — и пропала в тот самый миг, когда охрана губернатора открыла огонь. Рубиновый свет лазеров прошил пространство обители, словно тончайшие нити яркого пламени — тускло светящее нутро печи.
Зря.
Даже больше, чем зря.
С галерей, где зеваки пялились вместо того, чтобы прятаться, раздались вопли. Часть экранов взорвалась. Лазерный огонь прекратился слишком поздно.
— Получилось? — нетерпеливо спросил Жак у астропата.
— О да! Я пометила его так, что он и не заметил. Я смогу следить за ним, а он и не узнает. Вам придётся взять меня с собой, инквизитор Драко. Заберите меня отсюда. Сколько десятилетий я прожила здесь, при дворе, — не сказать словами. Но ни разу не покидала его, разве что только сознанием улетая к далёким звёздам, но никогда по-настоящему не живя где-то в другом месте. Только краткие торговые послания. Полтора века прошло или два? Меня омолаживали… дважды, трижды? Ведь я так ценна. О, глаза мои слепы, но я чувствую всё вокруг — и сыта этим по горло. Еда для меня — что пепел на вкус. Благовония только дурманят, но у них нет аромата. Я могу только осязать. Увезите меня далеко-далеко.
— Если Карнелиан покинет Сталинваст, — прямо ответил Жак, — тогда нам может понадобиться увезти тебя на огромное расстояние.
О да, интуиция, велевшая Жаку нанести визит Воронову-Во, не ошиблась. Она, Мома Паршин, была истинной целью его духа-хранителя — той крошечной частицы могущества Императора, с которой они шли рука об руку.
— Почему мне нужно опасаться отправить ваше послание, инквизитор? Из-за нежных чувств к тюрьме, где вся роскошь для меня лишена вкуса? Из-за привязанности к этому городу или этому миру, где я только страдала?
Она, похоже, докопалась до смысла послания.
— Ах, пусть лучше смерть освободит меня, прежде чем я успею почувствовать, совсем в другом месте! Это будет жестоким, но — утешением.
— Между покоями губернатора и каютой корабля, — ответил Гугол, — ты вряд ли найдёшь такие уж ошеломительные отличия.
— Даже краткий путь до корабля станет для меня великой освобождающей экспедицией.
— Да, нужно немедленно возвращаться на «Торментум», — сказал Жак. — Теперь, когда гидра ушла в варп, Карнелиану больше деваться некуда.
— Ты же старая, Мома Паршин, — с сомнением заметил Гугол.
— Я пойду за вами своими ногами, — пообещала та.
— А твоё животное «кошка»?
— Мин сохранит верность дому, а не мне.
— И ты любишь такое существо?
Старая женщина нырнула обратно в свою мягкую пещерку, чтобы побыть несколько мгновений с животным. Она погладила пушистый загривок, затем подхватила простую перемётную сумку с пожитками, вышитую символами верности.
— Я готова.
— Сейчас самое время, — сообщила Ме’Линди.
С верхних этажей вопили раненые. Пульты сыпали искрами, уже занимаясь огнём. Убитый горем толстый мажордом рвался в палату. Охрана спорила. Лучше отвлечь внимание человек-арлекин просто не мог.
По пути к вокзалу труботранспорта Жак отправил Гримму воксом распоряжение вынести из номера отеля всё, что сможет, расплатиться, если потребуют, и встретить их у «Торментума».
В какой-то момент путешествия дряхлость Момы Паршин взяла своё. Слабой и отрезанной от быстро меняющегося окружения — а, может, ошеломлённой им, — ей потребовалась направляющая рука. Ме’Линди некоторое время практически несла её на руках. Затем старая женщина собралась с силами и зашагала дальше сама, налегая на посох.
Даже по меркам кораблей, способных садиться на поверхность миров, «Торментум Малорум» был исключительно гладким и обтекаемым, чтобы как можно скорее преодолевать атмосферу. Лишь варп-стабилизаторы заметно выступали из корпуса, но и тем была ловко придана форма крыльев.
Внутри судно никоим образом не напоминало берлогу с сокровищами или сераль вольного торговца. «Торментум» был погребальным храмом Повелителя Человечества, мрачным и траурным.
Отделкой внутреннее пространство напоминало чёрные катакомбы. Узкие коридоры соединяли каюты с койками или полками с комнатами-криптами с инструментами или машинами. Стены, потолки и полы были выложены гладким обсидианом и гагатом с вырезанными рунами, сокровенными молитвами и священными текстами. В нишах, каждая — со своей электросвечой, изображения уродливых врагов человечества словно корчились в языках пламени. Эти огни, трепеща, многократно отражались в тёмных, глянцевых поверхностях, отчего стены казались пустотой космоса — обращённой в камень — со звёздами и расплывчатыми мазками туманностей, мерцающими внутри. Немногочисленные иллюминаторы обычно были закрыты ухмыляющимися злобно масками демонов.
Одна переборка представляла собой огромный барельеф, изображающий героический облик Императора, попирающего тело архипредателя Гора. Совсем не похожий на ту иссохшую, но не умирающую фигуру, что сидела в самом сердце своего трона среди леса трубок и проводов. Практически мумию, живой труп, который не может шевельнуть даже пальцем (да и остались ли у него пальцы или хотя бы костяшки пальцев в этой мешанине медицинской аппаратуры?). Однако разум Повелителя по-прежнему достигал дальних далей.
Жак часто молился у барельефа. Весь декор корабля служил укреплением его веры.
Что же касается спутников Жака… Ме’Линди относилась к «Торментуму» с непроницаемым безразличием, а Гримму коридоры и крипты напоминали родные шахты и богатые углём пещеры. Коротышка бродил по кораблю и довольно бубнил, оживляя в памяти героические сражения со свирепыми орками в тесноте подземных цитаделей.
Гугол в полёте то ли общался сам с собой на приглушённых тонах, то ли просто напевал что-то — трудно сказать. Сперва Жак думал, что навигатор болтовнёй или пением пытается поддержать вой двигателей, который иногда сбивался, но теперь догадался, что тот просто перечитывает свои стихи, шлифуя старые и сочиняя новые. «Мрак. Могила. Смерть».
Мома Паршин внимательнейшим образом изучила своё новое окружение. Пусть оно было более ограниченным, но астропат тем не менее объявила его «исполненным пространственными возможностями» — возможностями посетить другие — какие угодно — места Галактики.
Гримм, когда прибыл, отнёсся к старой женщине с шутливым почтением.
— Сто или двести? Не так уж и много! Я вот проживу не меньше трёхсот…
— А ума так и не наберёшься, — мимоходом заметил Гугол.
— Ха. Чем короче тело, тем длиннее жизнь, так я считаю.
— Может, тогда стоит вывести породу людей таких, чтобы жили миллион лет.
— Зелен виноград, Виталий! Ты постарел раньше времени. Это всё из этого твоего варпования.
— Это мой дар, салага. Это не значит, что я умру раньше времени просто потому, что моё лицо несёт отпечаток профессии.
— «Морщины несёт» — вот правильное слово. Ладно, я-то думал, ты хотел удалиться на какой-нибудь астероид, чтобы стать бардом. Когда ты повеселишь нас одним из своих словоизвержений, кстати?
Гугол лениво отмахнулся.
— Ты когда-нибудь сочинял элегии? — неожиданно спросила Мома Паршин. — Погребальные песни? Для похорон?
— Для вас, дорогая леди, — галантно ответил Гугол, — я могу попробовать, хотя это не мой обычный стиль.
— Ха, а для меня? — запротестовал Гримм. — Что я хотел сказать, Виталий — к чему я подвожу кружным путём — что я был бы весьма признателен, иными словами, ну…
Коротышка сорвал с головы фуражку, смял и откашлялся.
— Эпическую балладу о сквате Гримме, который помог сокрушить гидру. На старость. Я научу тебя форме и размеру строф. Понимаешь, если я проживу триста лет, я стану живым предком, а у предка должна быть своя эпопея за пазухой. Если я проживу пятьсот лет… — Он смущённо ухмыльнулся, — то, наверное, стану псайкером. О, Мома Паршин, в этом отношении вы уже стали живым предком. Полагаю, для настоящего человека у вас приличный возраст.
— Приличный? — откликнулась та недоверчиво. — Ты считаешь, что быть псайкером — благословение? Мой дар лишил меня абсолютно всего.
— Эти лишения — тема для вашей элегии? — спросил Гугол.
— О нет. О нет, — Мома Паршин не стала углубляться. — Сколько тебе лет, Гримм?
— О, не больше пятидесяти. Это — стандартных имперских лет.
— А скачешь, как резиновый мячик, — засмеялся Гугол. — Может, тебе и правда нужна эпопея — о простодушии.
— Да, я салага, верно. Умный салага — это тоже верно. Но, — и он глянул по-щенячьи на Ме’Линди, — на сердце у меня бывает тяжело.
Ме’Линди насупилась:
— У меня тоже. Но по другим причинам.
Она сразу избавилась от тряпок чувственной любовницы и сейчас была облачена в облегающую чёрную тунику убийцы.
Жак тоже сбросил щёгольское барахло торговца и надел чёрное облачение с орнаментом и капюшоном, принятое в Ордо Маллеус.
Вместе с Гуголом в эффектно рифлёном корабельном костюме из чёрного шёлка, все трое казались троицей хищных летучих мышей, которые затмевали фальшивый звёздный космос стен, словно густые голодные тени пожирали ночных светлячков.
Мома Паршин погрузилась в полутранс:
— Предупреждаю: человек, называемый Карнелиан, спешит в свой космопорт.
Неделю спустя, в погоне за «Покровами света» — не пытаясь поймать Карнелиана, а только следуя за ним — «Торментум Малорум» вышел в океан Хаоса — варп-пространство.
Только тогда Мома Паршин сообщила Жаку:
— Я всё равно отправила послание.
— Какое послание?
— Твоё послание на Виндикт-5. Я его отправила ещё в Василарёве.
— Верни его! — крикнул Жак. — Отмени!
Незрячая, она улыбнулась слабой и необычной улыбкой: она не видела улыбки, на которую могла равняться, с девичества, и зеркало ей тоже не могло в этом помочь.
— Отсюда, из варпа? Это невозможно.
Говорит она правду? Жак не знал.
— В таком случае, выйдем обратно в нормальное пространство.
— И потеряем след Карнелиана? Пока мы возимся в обычной вселенной, его корабль в варпе уйдёт вперёд — и я его перестану чувствовать.
— Наверняка, ты можешь передать сообщение из варпа.
— Я точно не знаю как, инквизитор. Подобного опыта у меня, в общем-то, в жизни не было. А если меня этому и учили, я давно уже позабыла. Вспомни: большую часть жизни я провела взаперти в покоях губернатора. Я не вкушала радости путешествия среди звёзд. Поэтому, даже если я попытаюсь, эта задача потребует от меня полной концентрации. Я могу легко потерять след.
— Ты лжёшь!
— Пытки, — равнодушно сказала она, — непременно повредят моим способностям.
Жак пожалел, что она упомянула такой вариант. Пытать в варпе, уж кого-кого, а сильного астропата — это чистое безумие. «Торментум», может статься, не настолько крепко защищён от зла: что скорее пробьёт мембрану между реальностью и Хаосом, чем ментальные вопли боли? Чем ещё быстрее привлечь внимание… гиен Хаоса?
Из ложа навигатора тревожно выглянул Гугол. Он коснулся нескольких из амулетов и образков, которые повесил на шею, входя в варп.
— Жак?
— Летим дальше, — с мучением велел Жак.
Время в варпе идёт быстрее, чем в материальной Вселенной, но здесь оно ещё и непостоянно, непредсказуемо. Мома Паршин отправила сигнал экстерминатуса всего неделю назад. Губители могли уже править в сторону прыжковой зоны или уже были там. Войдя в варп, как скоро они прибудут в окрестности Сталинваста?
Жак представил себе, как жрецы эскадры наставляют величайших воинов праведно и почтительно, укрепляя их души для предстоящей операции: страшной, но в то же время почти абстрактной. Насколько сильнее эти воины рвались бы вперёд, если бы предстояло столкнуться с врагом лицом к лицу.
Если правительство Сталинваста догадается о цели прибытия флота смерти, орбитальные мониторы могут какое-то время посопротивляться. День. Пару часов. Армагеддон рано или поздно обрушится на них, проведённый почти с сожалением.
Из миллиона миров что значил один?
И всё-таки он значил. Ибо этот мир был ещё одной потерей для Империума. Гранитный утёс Империума, который зиждется на зыбучих песках злобного Хаоса, не может сносить такие трещины бесконечно. Этот утёс и так побит основательно.
Он может рассыпаться, и вся человеческая культура рухнет, как рухнула однажды в прошлом, но в этот раз она больше не поднимется. Утёс не должен рассыпаться. Иначе демоны, выпущенные Хаосом, восторжествуют.
Да, один мир значил! Ибо Жак хранил в памяти толстого суетливого мажордома и лорда Воронова-Во с его красными, но не кровавыми, глазами, и большеглазую девушку, которая удрала с его кровати, и всех, кто пережил восстание генокрадов, кто печально ждал, что хотя бы теперь продолжит жить после пережитой беды.
Все они должны умереть, все.
Но даже умереть не так, как Оливия должна была умереть много лет назад, служа Императору, а только, чтобы утолить жажду мести одной безумной женщины. Когда придёт время, станет ли слушать Мома Паршин смерть своих собратьев-астропатов Сталинваста?
Жак мог приказать Виталию вывести корабль обратно в нормальное пространство и несомненно сумел бы заставить старуху подчиниться. Но сам. Он не стал бы поручать это дело Ме’Линди.
Но тогда страшный, покрытый тайной заговор может удаться…
— Ты убила планету, — обвинил он её.
— И теперь этой планете нужна элегия, — ответила она. — Наш штатный поэт может воспеть смертельные гниющие джунгли Сталинваста, которых я никогда не видела, и жуткие шрамы, выжженные в этих джунглях ратью орудий, и все эти города-рифы, которых я тоже не видела, кишащие жадными и грязными творцами оружия. Он может воспеть одетых в кожу ящеров дворян, что охотятся только ради трофеев, и оргии в тепловом излучении тел, и мутацию зрения, и одинокую седовласую женщину, у которой от органов чувств остались только рубцы, запертую в покоях губернатора навечно, чей разум достигал звёзд, — и со всех этих звёзд и миров, с которыми она говорила у себя в голове, ни одна дружеская душа не потянулась по ней и не могла даже выразить ничего подобного …
— Хватит! Потом я казню тебя, я обязан тебя казнить.
— Мне, в общем, всё равно.
— О нет, Мома Паршин, о нет. Когда становится поздно, когда близок конец, всем становится не всё равно. Они, может, даже желают смерти, но им по-прежнему не всё равно.
— Пожалуй, — ответила она, — балладу о простодушии стоило сложить про тебя? Я улетела во плоти от этого извращённого двора — сейчас уже на многие световые годы, на световые десятилетия. Каждый пройденный световой год возмещает мне год той жизни, что я потеряла.
— А как же твоя «кошка»? — тихо спросила Ме’Линди.
Из невидящих глаз Момы Паршин выкатилось несколько слезинок.
На несколько минут Жака оглушило чувство абсолютной, парализующей тщетности.
9
Если бы кому-то хватило глупости надеть космическую броню и выбраться через воздушный шлюз, ничего строго говоря зримого он снаружи бы не увидел, не считая того, что прибыло с ним из обычной вселенной.
В царстве варпа не сияли звёзды, ибо звёзд там не существовало, как и не существовало облаков светящегося газа. Не царила там полновластно и тьма, как на дне колодца в чёрную ночь, ибо даже чернота — противоположность света — там отсутствовала.
Но на волнах восприятия, отличных от видимых волн, варп был далеко не пуст. Он был с избытком насыщен виртуальной жизнью. На варп-экране Виталия Гугола отображался радужный, бурлящий суп энергии, в котором то тут, то там прорывались течения — то быстрые, то ленивые, вспучивались язвы вихрей и воронок.
Это была та самая область, что соединяет Империум с тех пор, как корабли научились проскакивать через варп к далёким звёздам за несколько дней — или, самое большее, месяцев, пути вместо того, чтобы тратить на подобные путешествия недосягаемые тысячи лет.
Однако это была и та сфера, где зарождались особые враги Жака. Это было безбрежное царство, где силы Хаоса обретали своё уродливое сознание и цель — анафема для всего настоящего и верного.
Да, стоячие волны варп-штормов оживали, превращаясь в великие силы. Они упивались яростью, похотью, капризами смертных, чьи души возвращались сюда, растворяясь в океане энергии.
Эти насосавшиеся эмоций силы дёргали за ниточки меньших демонов. Воплощения, созданные по образу и подобию извращённой сути этих сил, проникали в душу к податливым псайкерам, алчным, безрассудно амбициозным смертным и предлагали этим простофилям немного власти — играя ими, точно живыми марионетками на неосязаемых ниточках — прежде чем превратить в орудия зла и в конце концов сожрать.
Тем самым дьявольские силы стремились исказить ткань мироздания и разрушить обширную, но крайне хрупкую человеческую империю здравомыслия — здравомыслия, которому приходилось защищать себя с беспощадной жестокостью…
Жак узнал всё это, когда проходил подготовку в резиденции своего ордоса — в этом лабиринте многих тысяч запутанных километров, скрытом под массивной ледяной шапкой в скальном основании южного полярного материка Терры.
— Астрономикан виден ярко и чётко, — доложил Гугол. — Южное склонение восемьдесят два и один, восхождение семнадцать и семь. Значительных варп-штормов не замечено.
Варп-экран был словно чаном, полном бурлящей радужной лягушачьей икры. Через это окно они могли вглядываться в варп, как сквозь одностороннее зеркальное стекло. Ничто из варпа не могло проникнуть внутрь «Торментум Малорум», ибо корабль — этот пузырь реальности — надёжно защищали силовые поля и молитвы.
Конечно, своим варп-глазом Гугол видел гораздо больше, чем тот фрагмент варп-пространства, который отображался на экране, видел ясно до бьющего в глаза маяка самого Императора.
Звездоплаватели в хуже защищённых судах могли слышать царапанье когтей по корпусу, вой бессвязных голосов, похотливые уговоры, яростный гвалт. Если силовая оболочка не выдерживала, внутри судна могли сгуститься из эктоплазмы демоны.
И пусть лучше это были бы сирены Слаанеш, чем гарпии! Тогда, пожалуй, смерть была бы приятнее. Или просто дольше.
Схола Инквизиции была обширным, почти нарочно запутанным лабиринтом из вычурно убранных залов, спален, святилищ, келий, библиотек, скрипториев и апотекариев, темниц, богословских лабораторий, психических гимназий и оружейных арен.
Пламенные и едкие, старые адепты, ушедшие на покой со звёздного полотна, преподавали новичкам внешние секреты ремесла инквизитора, его кругозор и методы работы.
Жак преуспевал в обретении необходимых навыков, хотя уже было ясно, что он никогда не станет ни догматиком, ни пылким практиком искусства усмирения.
— Почему? — спрашивал он, и снова: — Для чего?
Он озвучивал эти вопросы почтительно, благочестиво, но озвучивал.
Однажды наставник сказал Жаку: «Ты у нас на примете».
Жак боялся, что его посчитают за еретика, но изучали его особенно скрупулёзно совсем по другой причине.
— Карнелиан в двух третях от максимальной дальности моего нюха, — сообщила Мома Паршин, убийца планеты.
В хвосте корабля Гримм корпел в тёмной как ночь машинной крипте, под светом электросвечи и переносной лампы отлаживая двигатель, который нёс их сквозь варп. Скват использовал только гаечные ключи и шкалы, с презрением отвергая руны и литании, которые другие техники почитали жизненно необходимыми для обхаживания духа машины.
Жак поджигал в обсидиановой рубке управления палочки благовоний: красный жасмин, мирру и благотрав с Веги. Воздушные горгульи мягко втягивали и выпускали ароматический дым странными завитками, словно делая наброски демонов, которые, возможно, рыщут за обшивкой корабля. Его мысли дрейфовали дальше по времени после послушничества. Годы проносились в памяти точно так же, как световые годы проносились в обычном космосе, когда корабль шёл вперёд.
Жак принял присягу странствующего агента. Он послужил на десятке миров, скрупулёзно и неотступно истребляя заблудших псайкеров и еретиков, усердно, но тем не менее никогда не переусердствуя.
Он готов был изучать любые неувязки, прежде чем, как, увы, чаще всего бывало, отбросить всякие сомнения. Он никогда не казнил ведьм лишь по навету мстительных недругов.
И настал тот день, когда закутанный в мантию старейшина-инквизитор активировал на ладони татуировку, которую Жак не видел никогда прежде, и произнёс слова: «Внутренний орден».
Колесо внутри колеса…
Ме’Линди выполняла некие изометрические боевые упражнения, словно отгоняя гнетущую атмосферу варпа, от которой временами начиналась духовная мигрень — тоскливая боль в душе.
Она изгибалась. Она напрягалась. Сейчас она танцевала — неторопливо. Каждый жест, каждый шаг, каждая деталь положения конечности и пальцев были частью сложного ритуала убийства. На время Ме’Линди стала жрицей собственного культа ассасинов, исполняя смертоносную церемонию, которая лишь внешне казалась изящно-безобидной.
Мома Паршин осторожно внимала. Возможно, её ощущение близости других дополняло — в воображении — эти укороченные движения, превращая их в пряжу смерти. Старая женщина странно, по-своему, улыбалась: её коричневое морщинистое лицо походило на маску под водной рябью.
Виталий Гугол принялся читать сочинённое:
«О, прелестница-смерть.
Вдох украл поцелуй,
что убьёт иль пленит.
Её плоть так страшит,
Что уже не смешно.
Моё сердце болит.
Чарованье ушло.
О, прелестница-смерть…»
Навигатор передёрнул плечами и сосредоточился на имматериуме снаружи, высматривая водовороты. Скоро он принялся напевать, несколько односложно, песнь навигаторов: «Море потерянных душ».
Мома Паршин погладила воздух. Может быть, успокаивала мысленно свою «кошку», когда сверху начали падать вирусные бомбы?
Жак погрузился в воспоминания о следующем годе, когда Баал Фиренце впервые дал о себе знать. Ибо существовали ещё колёса внутри колёс внутри колёс. Инквизиция ни в коей мере не была альфой и омегой борьбы против порчи, как не был и тайный внутренний орден Инквизиции последней инстанцией.
Орден молота, Ордо Маллеус, был основан тысячи лет назад в глубочайшей тайне ещё до того, как раненый Император воссел на трон, поддерживающий жизнь. Один из девизов ордена гласил: «Кто устережёт сторожей?» Ордос предавал казни даже глав Инквизиции, когда эти могущественные фигуры являли признаки отхода от истинной праведности и рачительности.
И всё-таки главной задачей ордена было постигать и уничтожать демонов. Жак узнал поимённо великие сущности Хаоса: Слаанеша похотливого, Кхорна окровавленного, Тзинча изменяющего, Нургла-чумоносца. Он не произносил этих имён всуе. Слишком часто человеческие существа выказывали буквально смертельное влечение к подобным губительным силам и подчиняющимся им демонам. Хотя, так, пожалуй, и должно было быть, ведь эти самые сущности были слеплены из нечестивых страстей когда-то живших душ.
Подготовка в Маллеусе легко затмила тяготы обучения на обычного инквизитора. В завершение леденящей кровь церемонии Жак принял ещё более тайную присягу.
Как можно забыть первого демона, с которым он схватился, имея полное представление о его природе? Зловещая татуировка на бедре увековечила эту победу.
Сейчас под одеждой тело Жака щеголяло целым ковром подобных наколок, но лицо он оставлял чистым из соображений секретности.
Планета Зевс-6 была фермерским миром.
Крестьяне возделывали землю и пасли овец. Они думали, что звёзды — это дырки в одеяле, которое сказочный Император накидывает на небо каждую ночь. Вытянутым кулаком можно закрыть солнце, которое так палит днём. Но как яростно испепелял бы целый небосвод такого света! Он ведь явно существовал, раз от горизонта до горизонта его капли просачивались в прорехи одеяла Императора.
Крестьяне приносили своих увечных детей в жертву небесному держателю одеяла. Пусть эта умилостивительная жертва не приведёт к штопке дыр, но по крайней мере убережёт от новых.
В этом невежественном захолустье обосновалась хорошо вооружённая небольшая колония, назвавшая себя «Хранители края одеяла».
Мнимые проповедники принялись заявлять, что глупые крестьяне подходят к вопросу не с той стороны, жертвуя увечных детей. Увечных! Вот почему ночное одеяло зияет прорехами. Отныне крестьяне должны отдавать Хранителям в дань более взрослых и здоровых сыновей и дочерей, кто имеет хоть какую-то претензию на миловидность. Родителей, что возражали, порвали на куски как еретиков. За двадцать лет новый культ укрепился, его храмом стал купольный город Хранителей, возведённый над устьем пещер.
В последней битве Жак с ротой Серых Рыцарей пробились сквозь ряды свирепых культистов, где у каждого была какая-нибудь отметина Хаоса: щупальце, жало, отростки вместо волос, присоски, когти; пробились к колдуну шабаша, который засел в глубине пещер, где юные пленники жалко скулили в клетках.
Колдун оказался расплывшимся рогатым гермафродитом, закутанным в желтушно-зелёную кожу. Влажные половые отверстия выступали из его-её обвисшего брюха. Его-её длинный мускулистый язык мелькал в воздухе, словно помогая видеть его-её крошечным заплывшим глазкам. Явно у языка были и другие предназначения.
Воздух пах едким мускусом. Драгоценные камни на концах сталактитов сияли с потолка пещеры, словно множество маленьких ламп. Колдун тоже сиял. Его-её нечестивое тело светилось, словно фосфорное, словно горя изнутри так, будто его-её плоть была окном для похотливого сияния откуда-то извне.
Колдун когда-то был человеком; сейчас он-она стал отражением варп-облика демона, который овладел им и дал новую форму.
Он-она атаковал, проецируя непристойный бред пьянящей блудливой похоти. Даже защищённые психическими капюшонами, Серые Рыцари пошатнулись. Несмотря на всю свою психическую подготовку, Жак почувствовал, как его скрутило внутри. Отвратные миазмы застили глаза.
Выстрелы шли в «молоко» или отражались обратно в стрелков — казалось, будто колдун вертит напавшими, как марионетками, заставляя сражаться между собой.
Два Серых Рыцаря погибли. Но Жак воздел щит из своего истерзанного целомудрия и выстрелил верно из пси-пушки и болтгана.
Несколько секунд колдун оставался прежним — и Жак почти отчаялся. Затем чудовищное зелёное тело лопнуло, словно бурдюк с нечистотами, заляпав стены пещеры и клетки со съёжившимися юными пленниками — в последний раз он-она оставил на них свою отметину.
Фосфоресцирующее зелёным изображение колдуна Жак теперь носил на коже бедра.
Впрочем, другие демоны, с которыми ему довелось столкнуться впоследствии, оказались ещё менее симпатичными.
— Гидра — не демон, — бормотал он под нос. — Однако, как она может явиться из варпа и не быть на поводке у Губительных Сил?
Демонологические лаборатории Ордо Маллеус — их теоретическая палата — просто обязаны узнать об этой необычной и новой сущности. Жак молил Императора, чтобы человек-арлекин привёл к ней.
Гугол сбросил ход, почти остановив «Торментум». Корабль дрейфовал в море потерянных душ, пока обитатели этого пузыря реальности таращились на то, что показывал варпоскоп.
Из усыпанной блёстками радужной бездны величаво вздымался космический скиталец — невольник случайных течений варпа, и туда-то и пришвартовался «Покрова света», скользнув в один из зияющих входов.
Скиталец был не одним покинутым судном. Скиталец был скоплением множества кораблей и не только. Это был титанический конгломерат, сооружённый безумными людьми и даже безумными ксеносами. Этому скитальцу могло быть тысяч десять лет, настолько ободранными, рябыми и древними выглядели некоторые его части.
Изначально это было одно судно, которое сбилось с пути или потеряло возможность использовать варп-стабилизаторы — и больше не смогло прыгнуть обратно в нормальное пространство.
Может быть, у них погиб навигатор; может быть, его разум разрушило вторжение демона. Может быть, варп-шторм разбил корабль и сломал стабилизаторы, когда защитные руны на них не справились.
Уцелевшие наверняка пытались выжить всеми правдами и неправдами, погружаясь в отчаяние и безумие, а их потомки — если таковые были — мутировали до состояния варп-обезьян.
За тысячи лет другие остовы и разбитые суда прилипали к первому — целиком или частично — или врезались в него, занимая место в огромном скоплении, протянувшемся на несколько километров вширь и вглубь.
Многие из этих дальних судов никогда не садились на поверхность миров. Из скитальца торчали зубчатые башни и контрфорсные шпили, словно здесь столкнулось множество причудливых летающих замков.
Вся эта масса вдобавок напоминала какого-то многосоставного мегакита из металла, в котором раковая опухоль пустила ростки метастаз. Торчали крестовины экзотических антенн. Повсюду щетинились зубастые горгульи, словно извергая в варп содержимое своих желудков. Разбитые балюстрады свисали с витражных галерей. Выпирали густо украшенные стабилизаторы и лапы. Один причал для челноков был утыкан статуями карлов, другой выложен рунами. Орудийные башни спеклись в морды оскаленных волков и свирепых ящеров. Зиял портал: растянутый в злой улыбке ярко-красный пластальной рот, усеянный чёрными как смоль зубами, покрытыми золотым письмом. Портал этот словно то ли глотал, то ли изрыгал толстого, бесконечного червя…
Скиталец обвивали бесцветные кольца гидры, похожие на гигантскую гирлянду выпущенных кишок. Блестящие щупальца копошились в люках и трещинах. Отростки лениво колыхались в течениях варпа, словно водоросли в ручье. Некоторые куски — огромные раздутые куски — твари вяло пульсировали, напоминая вынутые органы.
Другие гигантские части существа плавали почти отдельно, словно огромные сгустки слюны на блестящих нитях. Скиталец был невероятно огромным, но гидра, пожалуй, была ещё больше.
Жак возблагодарил Повелителя Человечества за безопасное прибытие.
Стоило ли благодарить и Мому Паршин?
— Можешь подвести нас ближе? — спросил Жак у Гугола. — Но так, чтобы держаться подальше от гидры?
— Вопрос в том, будет ли она держаться подальше от нас, Жак.
— Это мы узнаем. Я вижу свободное место. В верхней части по правому борту, видишь?
Так и есть. Сжавшие в объятиях и ощупывающие многосоставный скиталец студенистые отростки не закрывали все возможные входы.
Пока навигатор тихонько подгонял «Торментум Малорум» ближе к указанному месту, используя только рулевые двигатели, у Жака сквозь жутковатое чувство, которое породили скиталец и сам варп, просочилось необычное ощущение безопасности. Подстраивая свои психические чувства, он попытался проанализировать это ощущение, пока наконец почти уверился, откуда оно происходит.
Вновь «Торментум» завис почти неподвижно относительно избитого и мятого бока скитальца. Зияла сотня метров пустоты, которая не была пустотой, отделяя корабль от рваной дыры достаточно большой, чтобы принять нескольких бронированных десантников-терминаторов в ряд. Вот бы их сюда!
Гугол задёргался:
— Если подойдём ближе, малейшая варп-волна столкнёт нас…
— Тогда хватит, — ответил Жак. — Мы можем преодолеть оставшееся расстояние в силовых костюмах.
Навигатор побледнел:
— То есть, оставим корабль… здесь?
Скват тут же застучал зубами:
— Э-э-э, босс, ты с-случаем не предла-ла-лагаешь прогуляться по варпу?
— Но это же безумный риск! — запротестовал Гугол. — В варпе где угодно может материализоваться что угодно. Что — я даже называть пытаться не буду!
— Мы будем в безопасности, — успокоил их Жак. — Я уловил мощное поле демонической защиты, идущее от скитальца. Оно растекается шире. Мы в его пределах. Демонское отродье здесь проявиться не сможет. Мы можем выйти из-под защиты «Торментума» практически абсолютно спокойно.
Гримм помялся, откашлялся и промямлил:
— Что он говорит… Ты ведь, гм, не просто так говоришь, чтобы, гм, уломать нас пойти?
— Damnatio! — выругался Жак. — За какого дурака ты меня держишь?
— Ладно-ладно, я верю вам, господин. Мы будем защищены.
Факт того, что скиталец закрыт от вторжения демонов, пробудил у Жака любопытство и одновременно успокоил. Ибо в таком случае как демоны или зло могут связаться с гидрой?
— Отлично, — сказал Гугол, — я снимаю своё возражение, которое как варп-пилот был вынужден озвучить. — Он деланно вздохнул. — Как я предполагаю, пилот обязан остаться с кораблём, — Он глянул в сторону Момы Паршин: — Впрочем, у меня нет ни малейшего желания оставаться с ней. Я могу убить взглядом, но, это очевидно, только не слепую. Она ненадёжна, она хитра. Я бы не стал доверять ей даже за семью замками.
О да, Гугола как-то оставили благополучно в запертой комнате — где его и поймали врасплох.
— Ха! — воскликнул Гримм. — Так ты решил пропустить нашу маленькую экскурсию, а, Виталий? Приятно знать. Конечно, как такой рыцарь, как ты, может даже помыслить выстрелить в эту… пародию на живого предка. Если понадобится, конечно, если понадобится.
— Я действительно с глубокой неприязнью отношусь к стрельбе из какого бы то ни было оружия на борту корабля, который пилотирую, — высокомерно отрезал навигатор.
— Мы что, должны тащить её на себе? — вопросил коротышка. — Правда? Пока будем пробиваться сквозь кольца гидры? Ерунда какая-то.
— Совершенно верно, ты остаёшься на «Торментуме», Виталий, — подтвердил Жак. — Что же касается нашего астропата…
Логика подсказывала, что Жак должен казнить её прямо сейчас — и совершенно справедливо — за убийство мира, за вредительство Империуму. Однако, может статься, что Сталинваст ещё жив, и «Торментум Малорум» сможет покинуть варп вовремя, чтобы он успел заставить старуху дать сигнал и спасти положение. Но даже при этом она заслужила смерти за попытку измены.
Пока же они стояли и по сути обсуждали, целесообразно ли убить Мому Паршин. Астропат слушала, приоткрыв рот в своей странной улыбке и невесть что думая. Могут ли подобные дебаты внушить верность к спутникам?
Впрочем, какую верность? Очевидно, что Мома Паршин была верно разве только своей далёкой «кошке», которую сама же обрекла на смерть.
— Я почувствовала, когда открылись варп-порталы, — заметила она в сторону Жака. — Значит, твоя гидра как минимум частично принадлежит варпу, разве не так?
Мома Паршин не молила сохранить себе жизнь. Она просто напомнила Жаку, что может приносить пользу дальше.
— Кроме того, — добавила она, — я предполагаю, что тебе нужно знать в точности, где в этой огромной массе находится Карнелиан?
Если бы только Жак мог чувствовать физическое присутствие обычного человека на расстоянии, как это делали некоторые псайкеры. Светлячок психического духа, сияющий на ночном покрывале мироздания — да, такой он мог найти по большому счёту. Но, пытаясь приложить это умение, он натолкнулся на туман демонической защиты, которая скрывала любого внутри скитальца.
— Ты уверена, что по-прежнему можешь чётко его зафиксировать, астропат? — требовательно спросил он.
Мома Паршин незряче уставилась на Жака и ответила:
— О, да. Я хорошо умею прослушивать пространства варпа, очень хорошо. Но я не ищу его. Я слушаю эхо своего маячка.
— Астропат идёт с нами, — объявил Жак. Вот бы посоветоваться с таро! Но это может предупредить Карнелиана. А Жаку крайне хотелось поймать этого человека врасплох.
Подала голос Ме’Линди:
— Внутри скитальца мы всё время будем носить силовую космоброню? Тогда это снимает проблему мышечной атрофии Паршин.
О нет, Ме’Линди ни за что не станет называть астропата мамой.
— Ха! Дать безумной силу тигрицы?
— Я полагаю, ты можешь подкрутить ей скафандр так, чтобы любой из нас мог её отключить в случае чего?
— Да без проблем, леди.
— Так я и думала! Я бы и сама легко справилась.
— Думаешь, чтобы придумать такое, нужен настоящий гений, а? О чёрт, прости. Беру свои слова обратно. Дайте мне десять минут вставить ограничитель в скафандр Виталия.
— В мой? — возмутился навигатор.
— А то в чей? Или она принесла в сумочке свой, уменьшив с помощью магии?
— Она никогда в жизни не надевала подобное снаряжение.
— Ты хочешь от неё избавиться, но не хочешь, чтобы она надевала твой скафандр…
— Да, не хочу! Она может осквернить его психически. Повредить защитные руны.
Гримм насмешливо хрюкнул:
— Наш инквизитор может после очистить его, окропить и освятить заново.
Скват явно не особо верил во все эти технотеологические процедуры, действенность которых была абсолютно очевидной для Жака и большинства здравомыслящих людей. И тем не менее коротышке явно каким-то образом удавалось выходить сухим из воды. Неосвящённый, он наверняка не выживет в варпе!
— Я благословлю всю броню заблаговременно, — поклялся Жак. — И трижды перед тем, как мы отправимся в короткий заплыв по морю душ! Я наложу на них печати и освящу. Ты, Мома Паршин, мироубийца, отведёшь нас к Карнелиану. Мы застанем его врасплох, набросим сеть и выбьем из него признания.
Жак подумал прихватить складной экскруциатор, который носил с собой всякий уважающий себя инквизитор, дабы выпытывать сведения у несговорчивых. Но не в его стиле было часто пользоваться таким инструментом. Пусть устройство это законно, но Жак питал к нему стойкое отвращение. Временами ему казалось, что всхлипы боли и мучительные стоны эхом разносятся на целую Галактику.
Вскоре Жак и Ме’Линди самостоятельно облачались в прочную силовую броню, Гримм — в свой вариант поменьше, а Гугол с презрением помогал Моме Паршин влезть в его скафандр, кривясь так, будто засовывал в мешок экскременты.
Набедренники на ноги… защёлкнуть на поясной обвязке. Раструбы поножей на голени; магнитные ботинки примкнуть к поножам…
— Benedico omnes armaturas, — нараспев читал Жак. — Benedico digitabula et brachiales, cataphractes atque pectorales.
Через минуту все принялись проверять работу датчиков, регуляторы температуры, очистители воздуха…
10
Словно четыре чёрных жука, украшенные защитными рунами, мерцающими красными значками и чехлами с оружием, Жак, Ме’Линди и маленький Гримм с Момой Паршин на прицепе влетели в пещеру разгромленного трюма. Они старались хранить радиомолчание.
Мусор, копившийся веками, бесцельно плавал вокруг: странные шишковатые черепа каких-то гуманоидов, напоминающие изъеденные кратерами спутники неправильной формы, древний, наполовину оплавленный плазмаган, разбитые ящики, клетка с выгнутыми прутьями, за которыми всё ещё томился мертвец в пятнистом трико. Судя по жёлтой волне шелковистых волос, это была женщина, чья давно открытая всем невзгодам кожа приобрела вид фиолетовой замши.
Лучи фонарей гуляли по внутреннему пространству трюма. Вокруг метались тени. Казалось, труп в клетке шевелится, будто ища способа выбраться. В отдалении вырастали угрюмые призраки-великаны. Но всё это были только иллюзии.
У Жака на скафандре крепились психосиловой жезл, силовой топор и псипушка. Психосиловой жезл, чем-то напоминающий литую чёрную флейту с вкраплениями загадочных схем, хранил запас психической энергии для подпитки ментальных атак псайкера. Все такие жезлы, попавшие в руки Империуму, из которых особого упоминания заслуживал схрон, найденный в ледяных пещерах Карша-13, смастерили неведомые пришельцы. Неприступный для всякого вмешательства, жезл не требовал, да и не давал возможности, никакого ремонта, и потому, пожалуй, был самым непритязательным с виду из всего арсенала Жака. Зато рукоятка силового топора, наоборот, была вся усеяна выдавленными вычурными значками, яблоком на ней служил бронзовый череп орка, а сложные печати чистоты украшали силовой модуль, к которому подходил кабель, напоминающий драгоценную змею из самоцветов. Псипушку также украшали добавочные рёбра и лепные фланцы, разрисованные эзотерическими символами, изгоняющими нечистую силу.
Жак обратил внимание Ме’Линди на показания биосканера в филигранной, усыпанной гагатами рамке. Клякса зелёного света указывала на психическое биение жизни в недрах скитальца. Однако след почти забивали эманации гидры, которая тоже была живой.
Очажок жизни никуда явно не двигался, хотя было видно, что прибор пытается отделить друг от друга несколько откликов, а не только показывает одного Карнелиана.
Жак вопросительно поднял руку и растопырил пальцы в перчатке раз… потом два.
Ме’Линди в ответ дала понять, что впереди находится, возможно, ещё десяток живых. Может, больше.
Жак увеличил чувствительность датчика, но экран заполнился помехами. Слишком сильная интерференция от гидры. К досаде инквизитора, чувствительный прибор не выдержал и сдох, словно ночной цветок, увядший под слишком ярким светом. Жак пробормотал заклинание, но душа машины сгинула и оживать не желала.
С того самого момента, когда они проникли в скиталец, Жак не переставал чувствовать защиту от демонов. С одной стороны, это успокаивало: демонское отродье не сможет увидеть их и проявиться здесь, но с другой стороны подобные предосторожности снова разожгли в нём любопытство.
Жак всей душой не любил космические скитальцы. Каждый знал, что зловещие пластальные остовы давали пристанище выводкам генокрадов, дрейфуя веками, а то и тысячелетиями, пока случайный всплеск варпа не исторгал покинутое судно в реальное пространство поблизости от какого-нибудь разнеженного мирка.
Или в них могли скрываться пиратствующие вырожденцы, превратившиеся в тварей Хаоса.
Верноподданные Империума всегда боялись скитальцев. Имперские торговцы, пересекающие варп, спасались бегством при одном только виде покинутого судна. Космодесантников честь обязывала высаживаться на скитальцы, чтобы вычистить любую угрозу, которую тот мог представлять, и забрать все ценные и загадочные фрагменты древних технологий прежних тысячелетий, которые могли таиться среди развалин, словно жемчуг в смертельно опасной ракушке.
Слишком часто подобные высадки заканчивались полной катастрофой.
Однако, где лучше всего прятать сердце некоей коварной паутины интриг, как не в таком мегасудне, затерянном на безбрежных просторах варпа, которого сторонится любой здравомыслящий путешественник?
Четыре незваных гостя плыли по трюму. Полдюжины разных коридоров манили чёрными устьями, расходясь в разных направлениях. Из двух высовывались щупальца гидры: тучные, словно намыленные канаты, лениво колыхающиеся.
Мома Паршин указала на третий — пустой — проход. Направление перекликалось с предыдущими пеленгами на зелёную кляксу жизненного сигнала.
Если бы не психические маячок, они бы точно заблудились в лабиринте недр того, что было не одним кораблём, а множеством, причём некоторые сами по себе были невероятно огромными.
Они пересекали закопчённые залы, настолько забитые давно мёртвой аппаратурой, что сами превратились в лабиринт. Они опускались в бездонные шахты лифтов, взбирались по идущим под безумными углами коридорам, где фризы изображали забытые битвы между невероятными кораблями в форме бабочек с крыльями из радужной энергии. Попадались стены, изрезанные так, словно их драли когтями. Попадались стены, на которых светились руны.
Фонари высвечивали граффити давно умерших людей: молитвы, проклятия, непристойности, угрозы — и то, что могло быть посланиями на чужацкой письменности, а могло быть и каллиграфией безумства. В одном месте залежи обглоданных костей, вяленых конечностей и усохших голов говорили о людоедстве.
Наконец, работающий шлюз впустил их в ту часть скитальца, где сохранились пригодный для дыхания воздух и тепло.
«Сохранились? Э, нет, — подумал Жак. — Где воздух и тепло были восстановлены».
Он поднял маску и осторожно вдохнул. Кислорода хватает, небольшая добавка озона — и след сладкого, приторного запаха пачули, возможно, прыснутого, чтобы забить дух горящих углей, как при обжиге чего-то.
Остальные последовали его примеру, Гримм помог Моме Паршин поднять маску.
— Он совсем близко, — глухо заметила астропат.
Сквозь пластхрустальный иллюминатор они взирали на необъятный задымлённый ангар, который тут и там освещали редкие светополосы. В ангаре стоял пришвартованный магнитными фалами корабль Карнелиана. Вместе с шестёркой других звёздных крейсеров. Один в форме земной акулы, второй в виде раздери-рыбы, третий похож на жало скорпиона. Жак тщетно пытался разглядеть в окуляры опознавательные знаки, метки или названия. Все положенные руны безопасности, конечно, на месте. Во всё остальном, насколько видно, суда были анонимными, их принадлежность тщательно скрыта. Сервиторы — полулюди-полумашины — мотались туда-сюда, бродили, как пауки, по обшивке кораблей на присосках. Дымка в ангаре осталась от выхлопных газов после швартовки.
Корабль-акула напомнил Жаку…
С треском ожил громкоговоритель.
«Добро пожаловать, Жак Драко! — голос принадлежал Карнелиану: наполовину весёлый, наполовину безумный. — Поздравляю! Ты оправдал все наши надежды».
— Чьи «ваши»? — крикнул Жак в ответ и живо захлопнул маску на случай газовой атаки. Ме’Линди и Гримм последовали его примеру, а Ме’Линди вдобавок опустила маску слепицы.
Жак вытянул силовой топор. Убийца и недолюд предпочли вооружиться лазпистолетами. В условиях невесомости любой неразорвавшийся болт или другой метательный снаряд будет долго и непредсказуемо рикошетить в замкнутом пространстве скитальца.
«Все объяснения будут сделаны! — объявил голос, теперь через аудиоприёмники скафандров. — Сперва вы должны оставить броню и оружие. Особенно твоя убийца должна избавиться от всех своих попрятанных игрушек. Кроме себя самой, разумеется! Она — самая забавная игрушка!» — голос хихикнул. — «Пошевеливайтесь. За вами следят».
Жак включил магнетику ботинок, чтобы была опора, если будет драка. Гримму и Ме’Линди не требовалось лишних слов, чтобы сделать то же самое.
«А, вы приросли к месту!» — издевательски произнёс голос.
Мома Паршин по-прежнему вслепую парила возле пластхрустального окна. Жак махнул всем двигаться вперёд и оторвал от пола ботинок.
В ту же секунду воздуховоды-горгульи впереди исторгли сперва пальцы, а потом целые руки серого студня, крест-накрест переплетая коридор. За спиной у маленького отряда такие же щупальца блокировали путь к отступлению.
Жак активировал силовой топор и двинулся вперёд. Ме’Линди с Гриммом прикрывали с боков, шинкуя из лазеров преградившие дорогу щупальца.
Отсечённые куски корчились и таяли. Круглые капли поднимались в воздух. Но в коридор лезли всё новые щупальца — теперь уже из каждой горгульи. Вещество, из которого состояла гидра, самостоятельно восстанавливалось, срасталось, слеплялось заново и твердело, не успевал Жак рубить, а его спутники — стрелять.
Сила помощнее магнитной сковала Жаку ноги. Пол был по щиколотку, а скоро — и по колено, залит клейкой расплавленной и разрубленной гидрой, которая норовила застыть, точно клей. Жак вырвал один ботинок, но его тут же сковало снова.
Довольно скоро весь коридор до краёв наполнило вещество гидры. Давление на броню росло, и хотя она могла выдержать гораздо больше, Жак едва мог двинуться — даже дав полную мощность. Он прикладывал такие усилия, что замигали красные значки.
Чтобы не тратить понапрасну ресурсы костюма, Жак расслабился. Силовой топор, зажатый в латной перчатке, продолжал резать небольшую зону впереди, но, хоть убей, Жак не смог бы протиснуться в то пространство, которое разжижало поле топора, как не мог пошевелить им ни вправо, ни влево, так крепко гидра стиснула руку.
Всё, что он мог видеть, это густой серый студень, залепивший маску. Он ощутил такую мучительную беспомощность. Его перехитрили. Парализовали. Пусть ещё ничто не коснулось его самого, но он был словно кусок мяса, застывший в самом крутом холодце.
Как и весь отряд.
— Прекратите огонь, если можете, — велел Жак по радио своим невидимым спутникам. — Мы только сами себе навредим.
Когда он попытался ослабить нажатие на управление топора, студень явно не возражал. Он размяк, но, как только выключился топор, снова затвердел.
Теперь Жак почувствовал, как пальцы перчатки развела какая-то сила — и забрала топор. Вскоре после этого внизу живота похолодело: кто-то отсоединял защёлки костюма.
Эти холодные прикосновения были прикосновениями стали! Жак догадался, что какой-то сервитор снимает с него броню и всё видимое оружие. Роботизированное существо действовало внутри вещества гидры и при её явном содействии.
Вспомнив о том, как в таких же обстоятельствах надругались над Ме’Линди, Жак побоялся за рассудок ассасина, как только с неё снимут психический капюшон. Но затаил надежду, что у неё останется при себе какое-то оружие, спрятанное, к примеру, в пустом зубе.
Когда с Жака сняли шлем, вещество гидры не прилило к лицу, чтобы не задушить его.
— Ты меня слышишь? — крикнул Жак.
Всего в каких-то сантиметрах от его глаз и рта, гидра затуманилась и впитала его голос так, будто он кричал под водой.
Однако вскоре клейкая сущность убралась подальше от головы, позволив увидеть, как она проталкивается порциями обратно в вентиляцию. Двигаться Жак по-прежнему не мог. Дюжие, грозные сервиторы держали всех четверых, не давая шелохнуться.
Эти машины были жуткой пародией на человека, их металлические кожухи и кромки были сварены так, что роботы казались скульптурами, созданными из слепленных вместе костей с вкраплениями плоских гримасничающих черепов. Каждый сервитор щеголял парой зловещих стальных щупалец и клешнёй, похожей на крабью. Сенсоры на лицах были расположены так, чтобы напоминать оскаленные демонические маски с клыками.
Наконец, оставляя бесформенные лужицы, прилипшие к полу и стенам, гидра ушла.
«Скольких хлопот мы могли бы все избежать, — заметил голос Карнелиана. — А сейчас, дорогие гости, пора веселиться!»
Пугающие сервиторы заскользили на магнитных ногах по коридору, неся пленников так, словно те ничего не весили. Скафандры и оружие остались валяться там, где их сняли. Хоть не раздели догола. Лишь Гримм взял на себя труд повырываться и побрыкаться.
Под куполом аудитории, куда их принесли, вокруг подковы инфостолов сидело два-три десятка закутанных фигур. Облачены они были в чёрный или алый бархат поверх нательной брони, и все сидящие за столами носили идентичные удлинённые маски.
Тридцать пародий на Императора взирали на пленников сквозь цветные линзы, ибо маски повторяли усохшие черты Повелителя Человечества вместе с частью трубок и проводов, которые поддерживали жизнь в неумирающем мертвеце.
Только веселящийся Карнелиан явил своё настоящее, шкодливое лицо. Он носил костюм арлекина с чёрными точками на белом фоне слева и белыми на чёрном — справа. Белела высокая оборка воротника. Чёрный короткий плащ взметнулся, когда Карнелиан оборотился к пленникам. Золотые магнитные туфли с острыми носками блеснули жемчугом. На голове сидел позолоченный трёхрогий колпак. Каким опасным и коварным франтом был этот человек.
— Именем Императора, — объявил Жак. — вы, все, кто насмехается над Ним…
— Молчи! — пророкотал голос. — Мы суть Император. Мы исполняем Его волю.
— Прячась здесь, в варпе? Манипулируя существом, принадлежащим варпу?
Один из притворных Императоров неожиданно поднял маску. Эта трёххвостая рыжая борода! Эти кустистые брови! Жака словно ударило:
— Харк Обиспал!
Ну конечно: корабль-акула…
Беспощадный инквизитор взревел от хохота, среди белых зубов сверкнули стальные.
— Привлечение внимания тоже может быть маской, Жак Драко! Наглый вид может отвлекать от истинной цели. Хотя нельзя отрицать: Сталинваст нужно было очистить от паразитов! Ах, эти удобные генокрады…
Взгляд Обиспала переместился к Ме’Линди, и Харк нахмурился, словно последний кусочек головоломки, что занимала его, встал на место, но картинка инквизитору не понравилась.
Знали ли сообщники Обиспала, что сорвиголова-инквизитор присутствовал сейчас здесь, в аудитории, только благодаря ассасину Жака, которая утащила его в безопасное место? Жак улыбнулся невозмутимой Ме’Линди, вознеся хвалу за её своевременное вмешательство на той галерее в Василарёве.
— Слушай меня, простой инквизитор, — сказал он. — Повинуйся мне. Ибо я из Маллеус.
Обиспал ухмыльнулся:
— Это мне прекрасно известно. Кто ещё стал бы совать нос в мои дела?
Жак развил успех, пусть и слабый:
— Хорошо, что это был я, иначе ты бы сейчас валялся разорванный на куски генокрадами, так ведь?
Несколько фигур под масками шевельнулись. Одна спросила:
— Это правда?
Даже Карнелиан выказал изумление.
— Вполне, — уступил Обиспал. — Хотя на том этапе моя смерть уже нисколько не повлияла бы на результат. В какой-то момент я потерял бдительность. За Императора всегда рискуешь жизнью, да славится имя Его.
Тон его был снисходительным, и Жаку пришлось отдать должное гибкости Обиспала большей, чем он ожидал.
— И всё же, — прошипела другая маска, — было бы обидно потерять столь отважного партнёра в предприятии нашем и Его Величества. Поиск подходящих кандидатов — дело деликатное. Что приводит нас к тебе, Жак Драко…
Подальше вокруг подковы голос, который поразил Жака своей знакомостью, спросил:
— Драко, в чём более всего нуждается Галактика?
Жак ответил, не раздумывая:
— В контроле.
— Тогда позволь поведать тебе о надеждах Императора нашего на, пожалуй, самую полную форму контроля… — Хозяин голоса стянул свою маску.
Жак снова опешил. Ибо человеком, воззрившимся на него одним живым глазом и линзой в глазнице второго, среброволосым человеком со шрамом, рассекающим подбородок надвое, к которому были пришиты рубины так, что давно зажившая рана, казалось, по-прежнему сверкала каплями крови, был никто иной, как Баал Фиренце.
— Проктор! — Жак попытался собрать хоть толику уважения. — Вы послали меня на Сталинваст…
— И ты оказался гораздо сообразительнее, чем я даже ожидал, — Фиренце кивнул на спутников Жака: — Дай нам поговорить без лишних свидетелей, Зефро.
Карнелиан извлёк на свет нуль-колпаки и натянул их на голову Гримму и Моме Паршин. Молниеносно, словно язык ящерицы, он клюнул Ме’Линди в краешек лба, прежде чем погрузить её тоже в безмолвие и слепоту.
— Как ты знаешь, Драко, — продолжил проктор, — есть внешний орден Инквизиции и есть внутренний. А ещё есть Ордо Маллеус — со своими тайными магистрами. В рядах этих тайных магистров существует секретный, самый внутренний совет, основанный в последние столетия самим Императором и отвечающий ни перед кем, кроме Него, — и это его заседание. Эта секретнейшая группа — имперский орден Гидры. Его главный инструмент, конечно же, сама гидра. Его долгосрочная цель — ничто иное, как полный контроль над разумом всех людей в Галактике.
И проктор Фиренце приступил к изложению плана, который собрал здесь, на скитальце, клику тайных магистров.
Было это час назад? Жак никак не мог прийти в себя от грандиозности и гнусности предприятия.
Около двух десятков заговорщиков к тому моменту уже сняли маски, как бы являя добрые намерения. В лицо Жак никого из них не знал, разве что лица эти были изменены хирургическим путём. Впрочем, Жак не мог даже сказать, люди ли это, хотя явных отметин Хаоса на них не замечалось. Этих лиц он не забудет.
Восемь оставшихся фигур сохраняли инкогнито. Облачённые в алое, это были верховные магистры Гидры. Жак отметил психическую мощь высочайшего уровня, но при этом не пятнышка демонического загрязнения. Вне всяких сомнений, здесь заправляли только люди.
Обиспал был членом этого совершенно особого ордоса. Как теперь и Жак, уже принёсший присягу. Он проговорил свои клятвы отрешённо, как во сне. Одна из клятв обязывала больше никогда не возвращаться на Терру, больше никогда не входить ни в штаб-квартиру Инквизиции, ни даже в более укромный бастион Ордо Маллеус.
В обмен Жак получил от Карнелиана новое электротату на правую щёку. Рисунок изображал извивающегося осьминога, обхватившего человеческую голову. Те из присутствующих, кто сбросил маску, активировали точно такие же татуировки, затем усилием воли заставили рисунок снова исчезнуть.
То есть, оказалось, что неуловимый Зефро Карнелиан — доверенный агент Ордо Гидра. Вовсе не враг, а союзник в величайшем, самом благочестивом, хотя, возможно, и самом гнусном из планов.
Теперь в распоряжении Жака находились порции гидры, упакованные в адамантиевый стазис-чемодан с кодовыми замками. Когда в будущем он станет вынимать свёрнутые отростки, чтобы засеять подбрюшье миров, на которых побывает, то — как его заверили — гидра восстановит себя, не взирая на стазис, поскольку Хаос, который служит основой мироздания, незримо соединяет гидру в одно целое, не важно, насколько далеко разбросаны её части.
— Больше вопросов не имею, — наконец заявил Жак совету.
— Тогда освободите его полезных единиц, — распорядился Фиренце.
Ме’Линди, Гримм, Мома Паршин — единицы, просто чёрточки, крошечные циферки на безбрежном просторе Империума и на огромной незримой схеме заговорщиков. А сам Жак — тоже просто единица или на самом деле поднят до творцов судьбы?
Даже с учётом омоложения казалось крайне сомнительным, что хоть один из присутствующих доживёт до того, чтобы увидеть — «насладиться» тут казалось абсолютно неподходящим словом — плоды замысла с гидрой. Если только те восемь верховных магистров в масках так уверены в своих приспешниках, что попробуют слетать в соседнюю галактику и обратно — на каком-нибудь невероятном мегакорабле — чтобы ускорить время! Или решат поместить себя в стазис на долгие века? Если только осмелятся устраниться от неторопливого претворения плана, но разве их острый ум больше не понадобится?
Стало быть, проект и в самом деле альтруистичный и бескорыстный, без личной заинтересованности тех, кто на данный момент вовлечён в него. Это и в самом деле долгосрочный проект по спасению человечества — спасению посредством абсолютного порабощения.
Карнелиан снял колпаки со спутников Жака, вернув им свет и звук.
Удерживаемые в невесомости сервиторами без доступа ко всякой информации, все трое подверглись сенсорной депривации на целый час. Гримм пустил слюни, как маленький. На лице Ме’Линди блуждала кроткая блаженная улыбка, которая тут же исчезла, едва ассасин взяла себя в руки. Мома Паршин вскрикнула, ощутив, как окружающее вновь нахлынуло на неё, как уколы иголок, когда в онемевшую конечность возвращается чувствительность. Впервые в жизни, наверное, астропат оказалась слепой не только визуально, но и психически — изолированной полностью.
— Это великолепно, что ты долетел сюда, Жак, — восторгался Зефро Карнелиан, сворачивая нуль-колпаки. — Не хочу подвергнуть себя позору, как ты опозорил нашего друга Харка до того, как мы все стали коллегами…
Обиспал захохотал, правда в смехе слышались кислые нотки.
— …но всё же: не мог бы ты уточнить, как ты сумел отличиться и найти нас? Чисто для протокола?
Как будто человек-арлекин не догадался?
— Чисто для протокола, — откликнулся Жак, — я следил через астропата. У тебя в голове маячок.
— А, а, ну конечно. А когда ты его вставил?
— Не переживай, он рассосётся через пару дней.
— Когда точно ты его вставил?
Разве он не знал? Разве не сам Карнелиан практически привёл сюда Жака?
— Ладно. Когда ты транслировал свою издевательскую голограмму в палатах Воронова-Во через мух-шпионов, которых ты у меня украл.
— Ах! Сам волк, а попался на зубок! Сам шпион, а попался на глазок! Это, должно быть, случилось как раз после того, как ты решил всё-таки не объявлять экстерминатус… Пожалуй, именно твоё решение с экстерминатусом утвердило во мне уважение к твоим способностям мыслить в крупных масштабах, Жак. Будь я проклят, если мы не думали, что ты просто вызовешь Космодесант и распространишь нашу гидру ещё немножко! Однако нет, ты мыслил по-крупному. И это превосходно. Нам нужны крупные мыслители в Ордо Гидра, Жак. Так что, раз никто не пострадал, то никто не в обиде!
— Разве что кроме всех жителей Сталинваста, — ядовито заметил Жак.
Карнелиан остолбенел.
— Ты ведь не отправил послание об экстерминатусе, Жак. Как только гидра стала уходить, ты передумал.
Жак кивнул в сторону астропата:
— Она всё равно его отправила. По собственной воле.
Пару кратких мгновений лицо Карнелиана напоминало лицо полиморфинового оборотня на ускоренной перемотке, проходящее через абсурдно быстрые трансформации. Всего пару кратких мгновений, а затем он рассмеялся.
Карнелиан смеясь повернулся к Моме Паршин. Продолжая смеяться, он вынул из-за пояса лазпистолет и выстрелил ей в глаз, мгновенно сварив слепому астропату мозг.
11
— О нет, как можно терпеть астропата, который сует маячки людям в головы? В особенности учитывая какого калибра люди здесь собрались. Ни секунды, ни грамма, ни капли нельзя. Одним словом, вообще.
Так Корнелиан без проволочек объяснил, зачем застрелил старуху.
Получив обратно космоброню и оружие, Жак с Ме'Линди и Гриммом под конвоем тех же свирепых сервиторов снова прошли сквозь жуткий и зловещий лабиринт космического скитальца. Гримм буксировал невесомый скафандр навигатора, ныне осиротевший, а Жак направлял адамантиевый короб. Автоматы оставили их у трюма, где плавали в невесомости чужацкие черепа.
Реактивные струи доставили троицу к "Торментум малорум", где те натолкнулись на недоверие засевшего внутри навигатора.
— Давай, открывай! — велел Гримм. — Ты запер шлюз.
— Ага, — донёсся по радио голос Гугола, — а вы скажете, что внутри скафандров те же самые три человека…
— Это что, — поинтересовался Жак, — приступ варп-психоза? Это же мы развязали тебя тогда в изумрудном люксе, забыл?
— Ага, только если вы мои враги, то вам это известно. Потому что сами меня и связали.
— Виталий, если не откроешь, — сообщила Ме'Линди, — то прелестница-смерть украдёт твой вдох, её плоть устрашит, твоё сердце заболит и всё остальное, что там дальше было.
Могут ли радиоволны вспыхнуть от стыда?
— Ах да, верно, — раздался голос Гугола, и замок шлюза провернулся.
Теперь, когда они благополучно вернулись на корабль, за вычетом астропата, но с прибавлением в виде опечатанного стазис-контейнера, объяснение человека-арлекина, убившего Мому Паршин, уже не устраивало Жака.
— У тебя не сложилось впечатления, — спросил он у Ме'Линди, — что Карнелиан какую-то долю секунды вычислял: если мы прыгнем обратно в нормальное пространство, есть ли ещё надежда спасти Сталинваст?
— Ха, ну теперь-то его уже не спасти, — встрял Гримм. — Он застрелил наше средство сообщения. В этом была его задумка?
— По моим впечатлениям, — медленно проговорила Ме'Линди, — он, видимо, пришёл к выводу, что никакой надежды для Сталинваста уже нет. Что мы в любом случае опоздаем.
По голосу чувствовалось, что она по-прежнему испытывает омерзение при упоминании человека-арлекина, однако считает себя обязанной выражаться точно.
Жак согласился:
— По-моему, от такой вести он на миг потерял контроль над собой от ярости и скорби. Убийство целого мира, мне кажется, не оставило его равнодушным.
— Вполне понятно, — отозвался скват, — если он рассчитывал устроить на Сталинвасте песочницу для своей треклятой гидры.
— Нет, тут было что-то поглубже. Он свершил… справедливое возмездие, по-настоящему справедливое, над Момой Паршин. На краткий миг он стал миллиардом людей, искавших хоть какой-то расплаты за свою напрасную гибель.
Так выходило, что Ордо Гидра в самом деле организация, искренне заботящаяся о людях. Безжалостная и тоталитарная — да, из необходимости, однако в дальней перспективе — несущая пользу всему роду человеческому. Правда, для этого ей придётся забить в кандалы разум людей и держать крепко, как никогда прежде.
Увы, для подобной трактовки Баал Фиренце слишком легкомысленно отнёсся к открытию, что Сталинваст в самом деле спущен в унитаз истории. Вместе со Сталинвастом погибли все оставшиеся улики вскармливания гидры, а Жаку придётся придумать неслабую ложь, чтобы оправдать свой приказ, буде появится официальный запрос. Который может не появиться… лет двадцать, а то и больше (В галактике миллион миров!). Жак будет благоразумно держаться подальше от Земли до конца своих дней и преданно служить Ордо Гидра. Сделай он так — как поклялся — и его проктор, конечно же, шлёпнет свою печать на уничтожении Сталинваста…
— Что творилось, пока мы сидели под колпаком, господин? — поинтересовался скват. — И что в ящике?
— Что в ящике — совершенно секретно, — отрезал Жак.
— Да я просто подумал, что там что вкусное. Маринованные языки гроксов, к примеру. Прощальный подарок, так сказать.
— А, может, там новая дыба, побольше да пострашней, а, коротышка? — огрызнулся Жак.
— Увы, инквизитор. Я уже подходящего для себя размера.
— Вот и не лезь.
— Куда мы его повезём? — спросил Гугол.
— Виталий, не забивай голову. Ящик я уберу под замок. Забудьте о нём. А куда дальше? Очевидно, к какому-то миру, требующему пристального внимания.
Заперев контейнер в чуланчике рядом, Жак лежал в полумраке своей спальной ячейки и вспоминал всё, что узнал у тайного совета.
Заговорщики создали гидру в результате долгих исследований в тайных теологических лабораториях, расположенных на ледяной окраине какой-то бесплодной солнечной системы, не занятой ни Империумом, ни ксеносами.
Направляемые строгой мудростью и предвидением Императора, они проводили опыты с материей Хаоса над рабами, навсегда обездвиженными в питательных баках, и заключёнными.
Плодом их опытов стала полиморфная сущность, против которой обычное оружие бесполезно.
Но материальное проявление гидры — это лишь верхушка айсберга. Созрев, каждая гидра — часть одной и той же гидры — психически выпускает споры, которые заражают разумы людей по всей планете, в то время как все материальные следы гидры улетучиваются. Психические споры могут дремать внутри человеческого разума в течение несчётных поколений, передаваясь от родителей к детям.
— Наша цель, — объяснял Баал Фиренце, — рассеять гидру по бесчисленным человеческим мирам. На подавляющем большинстве. На всех. По нашим ожиданиям, пока созревает, каждая гидра сумеет избежать обнаружения либо будет замечена лишь отребьем, которое никто из властей слушать не будет. Напрасные ожидания, понятно! Однако пусть её заметят, пусть! Nihil obstat, как говорится. Программы искоренения, предпринятые губернаторами планет и обычными инквизиторами, с виду принесут успех, однако на деле только увеличат размах и последующее влияние гидры. Даже люди Маллеуса, не причастные к нашей тайне, своим рвением будут только разносить гидру, а впоследствии не сумеют ни обосновать, ни осознать случившееся.
— Всяким рвением, кроме экстерминатуса, — напомнил Жак.
— Согласен. Если на планете не останется ничего живого, да — нечего будет и контролировать. Но я гарантирую, что подобных случаев экстерминатуса будет немного. Доли процента.
Ключевое слово — «контроль». Гидра будет повиноваться мыслям своих создателей. В конечном итоге споры пропитают всё человечество, на которое гидру и нацеливали изначально. Однажды повелители Ордо Гидра активируют эти психические споры. Споры проклюнутся: крошечные гидры в головах у триллионов людей — и все незримо связаны через посредство варпа.
После чего эти повелители — самопровозглашённые служители Императора — почти в один миг получат контроль над всем людским родом в Галактике.
Жак уже был свидетелем, а Ме’Линди — жертвой того, как с помощью гидры можно насильно влиять на центры удовольствия в мозгу. Равно как и на центры боли.
— В избранных случаях, — откровенничал Фиренце, — всё человеческое население Галактики будет принуждено действовать, как единый могущественный разум. Чья совокупная психическая мощь будет достаточно велика, чтобы уничтожить все чуждые формы жизни и очистить варп от сущностей зла. Если Астрономикан нашего Императора — это маяк, сияющий сквозь варп, то этот новый единый разум будет огнемётом.
Небольшая клика станет управлять разумом всех людей отныне и навсегда. Иметь возможность крутить ими, направлять, наполнять экстазом или подвергать мучениям. Но главное — нацеливать их коллективно туда, куда изберёт клика.
— Это, — сказал в заключение проктор, — станет наследием и величайшим достижением Императора. Тебе несомненно известно, что Он слабеет — точно так же, как и Империум слабеет, медленно и по частицам, но тем не менее — слабеет. Его Величество оставит после себя существо космических масштабов, которым сможет оперировать группа абсолютно преданных делу руководителей.
— И тогда: прощайте, демоны, когда мы одновременно выпустим психический потенциал всех людей. Прощайте, силы варпа.
— Прощайте, злобные генокрады и лукавые эльдар. Прощайте, злобные грабители орки. Прощайте, полчища тиранидов, подобные саранче, и все прочие ксеносы вместе со своей издевательской, нечеловечьей ересью.
— Но, более всего, прощайте, всяческие излишества Хаоса, кои наконец отчистит и укротит мультиразум людской!
Действительно, грандиозное и жуткое видение! А Жак будет распространять гидру дальше и больше. На размышляющего в спальной ячейке инквизитора напали сомнения.
Если попытаться вернуться на Терру, нарушив клятвы, то, Жак сильно подозревал, ему никогда не дадут добраться до родного мира. За ним наверняка будут наблюдать несколько лет, чтобы убедиться в его преданности.
Но, всё-таки, где гарантии, что это действительно Император — зачинатель проекта с гидрой? Проекта настолько секретного, что большинство тайных магистров Ордо Маллеус о нём не ведают ни сном, ни духом! Как мог Бог-Император одобрить подобный план, если раса людей должна достичь той судьбы, о которой Он мечтал? Той судьбы окончательной свободы и свершения? Или гидра в какой-то момент самопроизвольно отомрёт? Или Император… отчаялся в своей мечте?
В таком случае, основы всего прогнили наскозь.
Император, как все предполагали — бессмертный, лишь цепляется за жизнь, благодаря своим несокрушимым и мученическим силе воли и мужеству. Внешне могущественные силы Его Империума растянуты, словно тонкие пряди огромной галактической паутины, ячейки которой по сути не заняты никем. Пряди паутины на удивление крепки, но они могут лопнуть. Когда лопнет слишком много, вся паутина схлопнется в липкую бесформенную массу.
Мог ли объектом атаки управляемого массового мозга человечества оказаться сам Император? Больной паук в центре своей паутины? Чтобы таким образом оставить потомков заговорщиков во главе Империума?
Как узнать наверняка?
Те отвратительные сервиторы, что удерживали троицу — и астропата — сильно напоминали Жаку виденные им изображения легионеров-предателей, грязных отступников — порождение несостоявшихся убийц Императора много веков назад, которые ныне таились в одной страшной, искажённой области Галактики…
Створка отъехала в сторону.
Ме’Линди молча проскользнула в ячейку и закрыла за собой дверь. Очерченный тусклым светом, её силуэт показался настолько угрожающим, что рука Жака невольно сомкнулась на игольнике под подушкой.
— Прошу прощения, инквизитор, — пробормотала убийца. Ближе она не подходила. Вне всяких сомнений, об оружии под подушкой она знала.
— Ты чья-то другая личность? — спросил Жак. — Карнелиан заставил тебя сменить сторону? Сделал тебя своей?
— Нет… Только твоей. И моей собственной. И Императора.
— Зачем же ты пришла?
— Тебе нужно утешение, Жак. Тебе нужно сбросить груз с плеч. Мне нужен экзорцизм другого рода, чтобы освободиться от того, что он сделал со мной. Сидя под колпаком, я грезила о том, как этого добиться. Убить его теперь нельзя, так? Я должна относиться к нему, как к… союзнику?
— Верно. И ты желаешь знать почему. В точности знать.
— Нет, мне не нужно знать почему. Я твой инструмент. Ты — командир смерти, я — её орудие.
Она подобралась ближе и протянула руку, на пальцах которой не было оружия… хотя убить она могла и одними пальцами. Ме’Линди коснулась его и задержала руку.
— Утешение, Жак. Для тебя, для меня. Тебя мучат невыносимые противоречия.
У Жака забилось сердце.
— Тогда нужно избавиться от противоречий. Истинный путь — только путь Императора. Мы должны помолиться.
— Помолиться, чтобы узреть, который истинный путь — истинно истинный? Если позволишь, у меня есть идея получше. Разве я не ношу маску твоей любовницы… вольный торговец? Остальные ничего не узнают. А если и догадаются, что ж, Гримм только крякнет «Ха!», а Виталий сложит поэму одиночеству. А в душе будет рад, что его страсть наконец можно официально назвать безнадежной и больше не надо кидаться без оглядки в бой за меня, где можно нечаянно и умереть.
— Ты стоишь на пике решений, Жак. Но не владеешь… перспективой, чтобы увидеть, в какую сторону спрыгнуть. Я предлагаю другую перспективу, нежели молитва.
Она указала на скиталец, повисший снаружи от «Торментум Малорум».
— Твои новые хозяева не ждут, что ты примешь эту перспективу. Они ждут, что ты заткнёшь пробкой свои внутренние сомнения, в чём бы они ни были. И задушишь их в себе. Они ждут, что тебя поведёт праведность. Но побудь немного со мной неправедным. И обрети свой свет.
Замедленно Ме’Линди принялась снимать свою облегающую чёрную тунику и тем стала более видимой. Вскоре она двигалась по его татуировкам, а он — по её шрамам.
Лёжа рядом с ней, вознесённый на небеса, но ещё живой, Жак думал о том, как прежде отказывал себе в подобном экстазе.
О, нет! Скорее долгие годы он отказывал себе в банальности, как бы не веря в возможность подобного физического выхода за пределы обыденности. Тело убийцы воистину было прекрасно натренировано. Наверное, она умела насытить наслаждением так же легко, как утопить в мучительной боли. И его экстаз вскоре стал её экстазом, электрохимическим горючим, которое вспыхнуло внутри, выжигая всю грязь того прежнего фальшивого исступления, насильно разожжённого человеком-арлекином.
— Ме’Линди…
— Это случится только в этот раз, — пробормотала она.
— Да, я понимаю. — Он знал это. — Забравшись на самую высокую вершину, кто станет стремиться к подножию?
— Я знаю, что вижу со своей вершины, Жак. Я вижу снова себя: леди-смерть. Я очищена от скверны.
— Которой Карнелиан заразил тебя… Зачем он это сделал? Зачем он использовал наслаждение как оружие?
Со своей высокой вершины, в состоянии возвышенного изменённого сознания, что видел сам Жак?
— Возможно, Карнелиан передал тебе — и, соответственно, мне — два послания в одном. Во-первых, что, если может, то охотнее дарит радость, нежели боль. Вот почему он убил Мому Паршин: от полнейшего неприятия её горького мщения.
— А во-вторых?
— Во-вторых, что пользователи гидры могут полностью контролировать разум человека. Послание, которое ты получила в Кефалове, могло быть не хвастовством, а предупреждением. Ме’Линди, я должен доверить тебе то, что узнал у совета.
Когда Жак закончил рассказ о проекте гидры, она сказала:
— Зефро Карнелиан, должно быть, двойной агент. Он работает на Ордо Гидра, но также незаметно и против них. То, что он проделал со мной… Чтобы показать нам, насколько всеобщей задумана тирания, чтобы я — чтобы мы — прониклись к ней отвращением. Но зачем делать такое, если ты тайно не работаешь против? Если мы правы, ему тоже не понравилось уничтожение Сталинваста, пусть он даже помогал Обиспалу выкормить гидру, которая обошлась в миллионы жизней.
— Так кого же ещё он представляет?
— Жак, те тайные магистры — люди?
Жак кивнул.
— Однако, они могут подчиняться каким-то ещё тайным хозяевам, которые могут уж не столько быть людьми. Воистину, Вселенная — клубок лжи, обмана и ловушек.
— Карнелиан показал извращённое влечение и к тебе тоже, Жак. Он обратил на себя внимание нарочно, чтобы просто вовлечь тебя в этот новый ордос — или же надеялся, что ты сумеешь вскрыть нарыв заговора и ему не придётся раскрывать своё участие? А между тем притворяется, что верно помогает им всё это время, просто чтобы не терять с ними контакт?
— Я не знаю… Те сервиторы: они выглядели как некоторые доспехи, что носят легионеры-предатели, извращённые Хаосом. Таких автоматов почти можно отправлять эмиссарами — или курьерами — в сам Глаз Ужаса… А где на самом деле была рождена гидра? Где? В какой-то огромной потайной лаборатории на орбите самого дальнего шара из промёрзшего камня в какой-то не нанесённой на карты системе? Предполагалось, что я поверю в эту историю?
— Глаз Ужаса, Жак? — Поёжилась ли Ме’Линди рядом с ним? Вообще, ужаснула ли её перспектива того, что он раскрыл? Жак погладил её снова, пока ещё мог.
Глаз Ужаса… Эта огромная пылевая туманность скрывала в себе десятки адских солнечных систем, которые не видели звёзд, а лишь радужную рябь аврор в вечном танце.
Легионы тех, кто предал Императора во времена восстания Гора, сбежали в Глаз и впоследствии гнусно мутировали. Ибо Глаз был областью, где реальное пространство и варп пересекались, сплетаясь в кошмарных искажениях.
Где ещё можно измыслить и сотворить существо из смеси материи и имматериума, как не внутри Глаза?
Могла клика быть заговором против Императора и против всего человечества, который готовили обитатели Глаза, эти извращённые заклятые враги Империума?
Не тайным замыслом со стороны Императора, но кинжалом, нацеленным ему в сердце? И в сердца всех людей?
— Для нас отправиться в Глаз Ужаса — всё равно, что призвать почти верную смерть, — задумчиво сказал Жак. — В первую очередь, от рук заговорщиков. Даже более того, от рук извращённых тварей, что благоденствуют внутри Глаза.
Ме’Линди сжала его руку:
— Нет, Жак, не нужно думать об этом так. Не призвать смерть. Это путь глупцов и неудачников, которые бросаются навстречу гибели, потому что в душе отчаялись и хотят умереть. И тогда рок принимает их зов.
— Лучше думай, что я леди-смерть, а ты — повелитель смерти! Глаз Ужаса призывает смерть в собственный дом. Он призывает нас, как воззвал бы к божественной силе, что стоит превыше него.
— Да, чтобы богохульствовать против неё рьяно и жестоко и поглотить, если сумеет, — Жак вздохнул. — Мы можем просто сбежать.
Он озвучил желание, которое, как он боялся, могло только навлечь презрение Ме’Линди — так скоро после того, как она почтила и освятила его своим телом. Однако, это нужно было сказать. Побег — возможный путь, а он не должен обходить вниманием ни один из вариантов.
— Мы могли бы попробовать исчезнуть из поля зрения на каком-нибудь далёком мире. Мы могли бы переметнуться к какой-нибудь чужой цивилизации, которая способна понять гидру. Мы могли бы поискать убежища на эльдарском мире-корабле.
— Вполне, — согласилась она. — Эльдар будут рады узнать об оружии, которое однажды может быть направлено против них.
— Задолго до того, как гидру можно будет активировать, мы скончаем дни свои среди чужаков или на каком-нибудь диком пограничном мире. А что, Галактика так огромна, что в последнем случае я могу продолжать выдавать себя — и вести себя — как инквизитор, хотя на самом деле стану отступником…
При этих словах перед мысленным взором Жака этот путь закрылся, словно зрачок, сжавшийся в чёрную точку. Вот почему нужно было озвучить этот малодушный вариант: чтобы увидеть, как тот исчезает.
Другой, громадный и тошнотворный, глаз вызывающе пялился на него: сияющая туманность, где пространство и не-пространство переплетались.
— Нет, мы должны отправиться в Глаз и провести расследование, — пробормотал Жак.
И, если они уцелеют, что ж, тогда придётся лететь на Землю, чтобы просить наставления.
Это предприятие тоже будет чревато невероятным риском. Ибо доверять им некому. Кроме самих себя.
— Жак…
— М-м?
— Прежде чем пуститься в странствие меж людей, поражённых болезнями, будет мудро отыскать прививку от их болезней. Прежде чем пойти к чужеземцам, будет разумно спрятать своё обличье. В руках Карнелиана я была уязвима для гидры…
— Что ты предлагаешь?
Она рассказала — и Жака едва не стошнило.
Адамантиевый ящик разинул свою пасть, блестящие витки неподвижно лежали внутри.
Ме’Линди ввела себе полиморфин. Сейчас она повторяла напевные заклинания на языке, которого Жак никогда не слышал прежде.
Она разминалась и дышала спазматически, словно чтобы сбить естественные ритмы тела.
Жак бормотал молитвы:
— Imperator, age. Imperator, eia. Servae tuae defensor…
МеЛинди вынула из ящика небольшой отросток, который, покинув стазис-поле, зашевелился. После чего убийца впилась зубами в плоть, которая не была плотью.
Она торопливо рвала и глотала, не жуя, куски жуткой, отвратительной трапезы. Губы, которые ещё так недавно блуждали по телу Жака, теперь всасывали склизкую упругую массу гидры с такой же жадностью.
Как она могла есть это, не выворачиваясь наизнанку? Силой своих челюстей, клинками своих зубов!
— Это ерунда, — невнятно проговорила Ме’Линди, заметив выражение на лице Жака. — Меня с младенчества приучили к джунглевым слизнякам. Наши матери выдавливают их. Протеины и соки брызжут ребёнку в рот. Он сосёт, пока от слизняка не останется только шкурка…
Закончив отвратную трапезу, она села, скрестив ноги, и сосредоточенно нахмурилась. В этот раз она не изменяла своё тело силой воли. Методами, которых Жак не понимал, она изучала, изменяла и обезвреживала всасывающееся содержимое желудка, делая себя невосприимчивой к нему посредством полиморфина.
После долгого времени убийца рыгнула несколько раз, затем сказала:
— Возможно, теперь я стала более стойкой. Карнелиан больше не сыграет со мной свой фокус. Никогда.
Жак с удивлением уставился внутрь ящика. Там, где лежал съеденный отросток, словно из ниоткуда сгущался полупрозрачный туман, как будто гидра уже восполняла себя. Имматериуму законы стазиса не указ. Сущность оставалась инертной внутри ящика, однако по-прежнему могла восстанавливать забранное.
— Как ты полагаешь, Карнелиан с заговорщиками тоже могли употребить эту страшную пищу? Ты чувствуешь, что можешь теперь контролировать — заставлять слушаться — гидру сама? Как это делал Карнелиан?
Ме’Линди ушла в себя, затем покачала головой.
— Я не псайкер. Для меня иммунитета достаточно. Может, если бы…
— Если бы я тоже поел?
— Нет, не думаю, что тебе следует это делать. Тебя не учили пользоваться полиморфином. Ты никогда не изменял свою плоть. Это тяжёлая наука. Мы понятия не имеем, какими ритуалами мог пользоваться Карнелиан, если он и в самом деле переварил кусок этот штуки.
Жак до глубины души был рад, что никогда не проходил подготовку в храме ассасинов Каллидус.
— Может быть, позже я узнаю как. А пока давай будить остальных. Не станем откладывать отлёт в долгий ящик. Мы летим в Глаз. И… спасибо тебе, Ме’Линди.
— С моим удовольствием, Жак. В прямом смысле.
12
Между Глазом и областью реального пространства, соответствующей месту, где дрейфовал в варпе скиталец, лежало пять тысяч световых лет. Пятнадцать дней варп-времени, как оказалось.
Тем временем в реальной вселенной прошло, наверное, года два.
От Сталинваста давно уже остался обгорелый труп: его джунгли целиком сгноил «пожиратель жизни», а потом кремировал горючий газ, лишь пластальные скелеты пустых городов торчали над безжизненными пустошами, словно мёртвые рифы среди пересохшего моря. От многих городов, скорее всего, остались переплетённые и оплавленные руины, когда на всей планете вспыхнул горючий газ. В ныне отравленной атмосфере не осталось ни атома кислорода — он тоже весь выгорел.
Жак скорбел о Сталинвасте и видел в снах его холокост.
Когда «Торментум Малорум» подлетел ближе к Глазу, волнение в варпе усилилось, кидая корабль из стороны в сторону. Гугол вёл судно в мрачной сосредоточенности, избегая вихрей, которые могли отнести корабль в сторону не на один световой год, и водоворотов, которые могли поймать их в бесконечную петлю Мёбиуса, где они померли бы с голода, и даже кости их обратились в прах.
Временами маяк Астрономикана пропадал из виду. Временами дрожащие узлы материи варпа смазывали сигнал Императора в не-пространстве так, что определить его настоящее положение становилось затруднительно.
У Гугола саднил третий глаз. Гримм нараспев повторял имена предков, находя в этом спасательный трос к более надёжному внешнему космосу вдалеке от Глаза. Ме’Линди испытывала наплывы тошноты, с которыми боролась посредством медитации. Жак ощущал первые укусы концентрированного Хаоса, Хаоса, перемешанного с реальностью, Хаоса со злобным умыслом. Истово молясь, он изгонял эти укусы.
Наконец, когда они вошли в пределы Глаза, Астрономикан полностью пропал из сознания Гугола. Но тот уже зацепился за тень дюжины звёздных систем, что прятались внутри огромного пылевого облака — за отпечатки массы и энергии этих солнц на изменчивом, бурлящем полотне варпа. Сплясав пальцами на пульте управления, навигатор наколдовал схематичную голограмму этих образов.
Жак сравнил отпечатки с голокартой из записей ордоса, хранящихся в мозгу корабля. Инквизиция периодически отправляла сквозь туманность защищённые экранами нуль-корабли, утыканные датчиками, и корабли-зонды с опытными псайкерами, которые тайно наблюдали за безумием тех, кто гнездился на проклятых мирах внутри Глаза. Но даже самые преданные и превосходно подготовленные псайкеры могли сломаться под напором демонических образов. Эти корабли подстерегали засады легионеров-предателей. Суда гибли и от природных опасностей. Тем не менее некоторые крохи информации удавалось добыть.
— Куда, Жак? — спросил навигатор. — К которой проклятой звезде?
Жак развернул мутантскую кожу на колоде таро. Он выложил карту Первосвященника. Жидкокристаллическая пластинка подёргивалась, точно ей мешали помехи. Ничего удивительного. Влияние Императора внутри Глаза было скорее негативным. Жак не удивился бы, если все сданные карты оказались перевёрнутыми. С карты Первосвященника на него хмурилось его собственное лицо, кривясь от напряжения.
Жак помолился, подышал и сдал колоду.
За ним… лежал Арлекин Раздора, перевёрнутый. И снова фигура, которой полагалось носить эльдарскую маску, демонстрировала лукавый и озорной лик Зефро Карнелиана. К тому же инертный: неподвижный, застывший.
Сопутствовал Жаку… Демон — зловещая, почти спрутоподобная сущность. Само собой. И он тоже был перевёрнут. Перевёрнутое положение могло означать поражение, если только близость зловредного Хаоса не обратила саму карту.
Препятствовал Жаку… искажённый отступник Раздора. Точно так же перевёрнутый. Что могло предвещать срыв планов подобных недругов Империума. А могло, учитывая обстоятельства, и не предвещать. Ясно истолковать не получилось.
Жак сдал последние две карты.
И карты эти оказались волшебными до такой степени, что Жак снова ощутил себя истинно ведомым.
Козырная карта Галактика сверкала звёздами. Морская звезда из миллиарда солнц неторопливо вращалась, обвивая себя лучами, сразу и молочно-белая, и бриллиантовая. На фоне этого великолепия Глаз Ужаса смотрелся просто крошечным изъяном. Карта Галактика лежала к Жаку хорошей стороной.
Последняя карта тоже оказалась позитивной. Козырная карта Звезда. Обнажённая женщина — Ме’Линди — преклонив колени, наполняла кувшинчик у источника посреди каменистой пустыни. Яркая голубая звезда висела в вышине. Вокруг этой первой звезды ещё семь других, разной степени светимости, расположились в форме трапеции.
Расположение звёзд совпадало с голограммой Гугола, где окружало это голубое солнце.
Это было истинное астропрорицание.
Вопреки волнениям Хаоса, дух Императора — заключённый в этих картах — по-прежнему не покидал Жака.
— Виталий, держи курс на голубую звезду.
Карты затрепетали.
По Галактике расползлись чёрные нити, словно она моментально сгнила. Источник, над которым склонилась Ме’Линди, выбросил блестящие щупальца. Из земли выскочили колючие ростки. С неба посыпался град из глазных яблок, которые лопались, задевая шипы. Арлекин ухмыльнулся и помахал лазпистолетом. Позади него запрыгали злобные фигуры, наполовину скорпионы, наполовину люди.
Собственная карта Жака начала закипать.
Он торопливо перевернул все карты, чтобы прервать транс, на случай — хотя это наверняка невозможно! — если из оружия человека-арлекина выскочит крошечный разряд энергии и поразит Жака физически.
Отводя глаза, он перетасовал колоду, смешав карты, сунул в чехол и завернул обратно.
— Карнелиан охотится за нами. Заговорщики знают, что я их не послушался.
Если карты Жака так быстро успели, похоже, обратиться против него, то можно ли считать божественное прорицание истиной? Или карты вдобавок благоразумно предупреждали его?
— Эти карты прослушиваются, — спросил Гримм, — так ведь, да?
— В этот раз я не слышал, чтобы голос Карнелиана меня дразнил, мой маленький друг. Карты могут просто присматривать за мной. Каждый раз, когда я задаю им вопрос — на который они отвечают! — они считают нужным предупредить меня о нём. У таро Императора своя собственная жизнь.
Какими же силами должен обладать человек-арлекин, чтобы суметь пробраться в чьи-то таро, даже не прикасаясь к ним?
— Понятно, что я не могу совсем без карт. Как ещё мы могли бы нацелиться на это голубое солнце? И уничтожить свои собственные таро не могу. Они привязаны ко мне.
— Именно, босс! Как насчёт сунуть их в стазисный ящик? Это могло бы замедлить Карнелиана.
— Это вряд ли!
— Почему тогда не вытащить карту Арлекина и прострелить в ней дырку? Пусть у нашего друга поболит голова!
Жак вздохнул. Гримм, может быть, и разбирался в определённой степени во всяких там моторах, но в теологических сложностях ему понимания явно не хватало.
— Таро — это единство, это паутина. Нельзя просто вырвать из неё кусок и ждать, что она останется как прежде. Виталий, сколько до прибытия?
— Минут двадцать варп-времени. Потом ещё несколько дней обычного полёта, само собой. Мы будем глубоко внутри Глаза. Там везде может оказаться космический мусор. Отражателям найдётся сверхурочная работа.
Стены содрогнулись: всплеск варпа ударил в корабль, швырнув как сухой лист.
— Я должен сосредоточиться…
Вуали тошнотворных расцветок укрывали пустоту во всех направлениях: отвратительно-яркие, гангренозные и завораживающие, — словно сюда пустили сумасшедшего художника, и тот принялся малевать на холсте космоса калейдоскоп своих безумных, бесформенных кошмаров.
Багряным, желтовато-зелёным, синюшным отливали газовые облака. Здесь была и зелёная жёлчь, и желтуха, и запёкшаяся кровь — клубы газа и пыли будоражили солнца этой области пространства, которую изводило и лихорадило от напора варпа.
Лишь горстка самых близких и самых ярких звёзд тускло просвечивала сквозь прорехи в вуалях, да и то лишь как далёкие маяки сквозь густой туман. Голубое солнце впереди окружал лилово-синий ореол, словно само пространство поразила болезнь. Как оно, собственно, и было.
Теперь, когда «Торментум Малорум» вернулся в реальное пространство, управление на себя взяла Ме’Линди. Виталий Гугол отсыпался в ячейке после напряженной работы в варпе. Гримм колдовал с искусственной гравитацией, вызывая то моменты свинцовой тяжести, то — головокружения. Теперь, когда варпоскопу нечего было показывать, другие экраны и несколько незакрытых иллюминаторов позволяли Ме’Линди и Жаку рассматривать зрелище горячечного бреда снаружи и прощупывать пространство в поисках планет.
«Торментум Малорум» шёл с полной маскировкой и психически экранированный.
Пискнул датчик: экран переключился на дальний обзор.
— Рейдер легиона предателей, — сказал Жак. — Наверняка.
Другой корабль очертаниями напоминал краба. Броневые купола грязно-коричневого сверху и снизу корабля были заляпаны демоническими эмблемами. Две выпирающих клешни наверняка легко могли рвать адамантий. Суставчатые бронированные ноги, покрытые волосками антенн и датчиков, в унисон двигались вперёд-назад так, словно рейдер семенил по космосу в поисках добычи.
Взглянув на оценку масштабов, Жак к ужасу своему понял, что корабль огромен. «Торментум Малорум» на его фоне смотрелся этакой креветкой. Те «ноги», скорее всего, сами по себе были отдельными боевыми кораблями. Не готовились ли они отцепиться от родителя? Жак представил, как ракообразное судно хватает «Торментум», сминает оболочку, его жёсткий рот накрепко присасывается к дыре и выплёвывает в неё беспощадных нечистей.
Ме’Линди погасила все ненужные бортовые системы, включая гравитацию.
— Это что за дела? — завопил оскорблённый до глубины души Гримм из другой крипты.
— Говорим шёпотом! — крикнула она в ответ.
Корабль-краб выдвинул глаза на ножках: наблюдательные блистеры. Жак вызвал защитную ауру. Он внушал, что их корабль нельзя обнаружить. Вливая психические силы в искусственные щиты, пока пот не покатил градом, он думал лишь одно: «Невидимость!».
Корабль-краб продолжал двигаться прочь.
Он перевернулся брюхом в ту сторону, куда направлялся.
— Готовится к прыжку, — шепнула Ме’Линди.
Схлопнулась радужная вспышка — и краб исчез.
Полетел к другой звезде Глаза или вообще покинул Глаз и отправился мародёрствовать.
Жак расслабился и почувствовал приступ голода.
Он поел маринованных сладких мышей, фаршированных трюфелями со Спики, самой яркой звезды в созвездии Девы.
Планета, что повисла под ними несколько дней спустя, была запелёнута в ядовитый хлор, причём датчики корабля диагностировали, что атмосфера пригодна для дыхания.
Здесь имматериум просачивался в прорехи между Хаосом и реальной вселенной, загрязняя видимый спектр фантомными расцветками дурной магии. Отчасти в этом была виновата морось изменчивости, сыплющая сквозь сито между царством гнева и твёрдым миром внизу. И все на борту «Торментум Малорум» смотрели на психические миазмы, под которыми наверняка скрывались ещё более отвратительные виды: красные огоньки на приборной доске сияли, предупреждая о следах демонов.
Здесь, и нигде больше, гидра могла быть задумана и создана изобретательными психобиотехниками.
— Не думаю, что внизу нам встретятся чистокровные люди, — сказал Жак. — Длительное воздействие подобной среды изменит любое живое существо.
Возможно, заговорщики нуждались в тех костяных скульптурах-автоматах как посредниках не только, чтобы явить надлежаще жуткие лица местным обитателям, но и потому, что подобные существа хотя бы не успеют мутировать до того, как исполнят свою задачу?
Жак припомнил, что так и не увидел лиц тайных магистров Гидры, хотя, с другой стороны, никакой скверны он тоже не почувствовал.
— Лишь бы там нашлась хорошая драка, в которой можно поучаствовать, — заявил Гримм, стараясь приободриться. Мир внизу выглядел не очень-то гостеприимно. Если сама маска настолько изуродована болезнью, то какой жуткий лик под ней скрывается?
Жак спросил себя: какую цену же заплатили заговорщики, чтобы заполучить гидру? Если принять на секунду, что члены клики благонравны и просто жестоко заблуждаются. Пошёл бы Хаоса на сотрудничество, чтобы в конце концов уничтожить Хаос?
О да, он мог. Задумка могла бы понравиться отступникам, столь яро ненавидевшим Императора, раз в неё входила его замена. Разве потомки заговорщиков не начнут ссориться и соперничать в последующей борьбе за верховенство? Целый сектор Галактики — под контролем одного заговорщика — может нанести ментальный удар по соседнему сектору. Психическое потрясение будет титаническим. Вспыхнет безумие. Человеческая цивилизация снова погрузится в анархию, разрываемая психической гражданской войной. Подавляющее большинство выживших человеческих особей к тому времени будет носить у себя в голове паразита из варпа — маленькую дверцу для нечистых сил.
Если Император инициировал проект гидры, наверняка он должен был предвидеть такой вариант будущего?
Если только, с ужасом пришёл к выводу Жак, Император сам не повредился умом.
В высшей степени целеустремлённый где-то в одном, но где-то в другом… помешавшийся. Возможно, одна часть разума Императора не знает, что думает и готовит другая.
Жак отогнал эту еретическую мысль, но она не желала уходить.
Что, если верховные магистры заговорщиков тоже знают, что Император медленно сходит с ума — и должен быть любой ценой смещён, заменён? Знание этого должно быть самым страшным секретом мироздания — секретом, который они, возможно, даже не смеют доверить товарищам по заговору. Отсюда и ложь, что Император сам придумал этот план.
Если это ложь.
Если Император ещё жив на самом деле.
И снова Жак спросил себя: возможно ли, что обитателей Глаза обманом заставили отдать орудие разрушения тех самых сил, что питали и искажали их самих? Или по крайней мере обманом заставили их позволить, чтобы гидра была создана здесь — в Глазе Ужаса.
Это был бы поистине мастерский ход.
— Орбитальных мониторов нет, — сообщил Гугол, сверяясь с датчиками, — Спутников нет, боевых платформ нет.
Даже сквозь миазмы приборы фиксировали сосредоточия энергии. Около полудюжины, раскиданных по всему миру.
Как и тогда, давным-давно, когда он лежал на кровати в приюте на Ксерксе-Квинте, чувствуя искры ментальной фосфоресценции, только теперь при полном владении и умении защититься — как он надеялся — от любого ответного удара, Жак открылся миру внизу и пустил… нечистый… поток сквозь себя, вылавливая искомый след: хоть какое-то понятие о существовании гидры.
— Ме’Линди, открой ящик, — Жак сообщил ей код замка, — и принести мне подержать кусок гидры…
Она ушла и вернулась с небольшим отростком.
Жак плыл вверх по течению в огромном сводчатом канале, заполненном экскрементами больных умов, ища тень аморфного образа… Избегай тварей, что кормятся в этом фекальном потоке! Не привлекай их внимание!
Канал разделялся на шесть отдельных потоков, каждый из которых был таким же большим и полным, как общая клоака ниже по течению. Остерегайся того полипа, что подплывает, качаясь на волнах!
Плывём быстро в эту сторону. След гидры? Возможно. Почти наверняка.
Жак отступил. Он передал отросток обратно Ме’Линди, и та поспешно вернула неприятную субстанцию в стазис прежде, чем наплодится новая.
Когда она вернулась, Жак ткнул в экран, исчёрканный линиями отсылок.
— Вот здесь мы сядем. Рядом с этим источником энергии, только не слишком близко. Долго задерживаться не будем. Не думаю, что хоть один инквизитор устраивал обыск в мире Глаза до этого.
— Как ты сказал, Жак, они могут оказаться не такими уж гостеприимными и здравомыслящими типами там внизу, так?
— Совершенно верно.
— Ха, так, может, я прикинусь, что вы мои пленники? — предложил Гримм. — Давайте, я поведу вас на цепи? Согласитесь, я прекрасно сойду за представителя девиантного недочеловечества.
— Нет, — сказала Ме’Линди, — ты хорошенький.
— Хорошенький? Хорошенький? — коротышка вспыхнул и смутился.
— Ты настоящий скват с достойной внешностью.
— Хорошенький? Ха! Почему тогда не восхитительно прекрасный, в таком случае? — Гримм вызывающе подкрутил усы.
— Ты еси дивный крокодил, — начал Гугол.
— Заткнись, Трёхглазый.
— Может, мне принять облик генокрада? — предложила Ме’Линди. — Будет похоже, будто я затронута Хаосом, так ведь? Лучше защитной окраски и не пожелаешь.
Жак мог только обрадоваться такому предложению. Он кивнул с благодарным восхищением:
— Да, Ме’Линди, давай.
13
Молния раздвоенным языком расколола желтушное небо, словно разрядив накопившееся напряжение между реальностью и нереальностью. Тучи гноились, роняя скорее липкую сукровицу, нежели капли дождя. Скопления облаков напоминали гроздья мокнущих летучих опухолей. Часть пейзажа освещали жёлчью лучи солнца, зеленеющего сквозь хлористый покров. Солнце заражало плесенью песчаную поверхность, из которой вырастали изъеденные каменные пики и шпили. Укрытый маскировочным полем, «Торментум Малорум» смотрелся просто деталью пейзажа.
Иллюзии кружились, словно пытаясь стать плотнее, как молоко превращается в масло. Шарообразные растения алчно следили волосатыми цветами всех оттенков гниющего мяса за танцующими призраками.
Час спустя им бросили вызов в дьявольской игривой манере.
Человек-бык, закованный в латы, во главе дюжины веселящихся чудищ вышел из-за каменной башни, похожей на сталагмит.
— Хо-хо, хо-хо, — проревел бык. — Что это тут за забава для нас, мои прелестные?
По бокам на голове у предводителя торчали, загибаясь вперёд, внушительные рога, испачканные засохшей кровью. Его доспехи были выкованы в виде выпуклых костей. Металлические кости обручами огибали бёдра. Кости, приваренные к костям, образовывали рунические рисунки. Ухмыляющиеся чужацкие черепа закрывали колени. Гигантские кости пальцев покрывали сапоги и перчатки. Выпирал похабный гульфик из искусственной кости, инкрустированный гематитами, изображая язвы. Ещё на нём были тонкая атласная накидка, которая ярко трепетала на ветру, и золотое ожерелье с эротическим амулетом. От человека-быка исходила пугающая звериная чувственность. Его облачение как бы говорило, что даже кости способны совокупляться, даже металл может быть распутным… правда, без особых нежностей.
Позади предводителя топала прямоходящая черепаха-человек, чья чешуйчатая голова выглядывала из бочки панциря, усеянного блестящими звёздами и полумесяцами, словно тот был ходячей галактикой или безумным фокусником. Шёлковые ленты трепетали на ветру струйками горящего газа. Интересно, выбирался ли он из панциря, к примеру, ночью в постель, мягкотелый, мясистый, с обнажёнными нервами для удовольствия, ждущими охаживания большим и влажным языком? Жак тряхнул головой, пытаясь прогнать картинку.
Следующий воин был одет в бронзовый колет и леггинсы, обклеенные золотой тесьмой так, словно по броне ползли волосатые гусеницы; вместо левой руки он щеголял пучком щупалец. На голове красовался роскошно завитый парик.
Ещё один, с виду — гермафродит, в пластхрустальной броне, держал перед собой огромную рачью клешню, обитую медальонами. У другого, тощего и длинного узкогрудого бойца, засунутого в лязгающий вычурный экзоскелет, была голова мухи, на которой сидела шляпа с кокардой и плюмажём. Из чресел человека-мухи торчал окованный медью яйцеклад. По соседству вышагивал слюнявый двуногий козёл в состоянии гона, с накрахмаленным кисейным воротником, веером сидящим на шее, кружевными галунами на локтях и в бархатной накидке.
Только один массивный воин выглядел как настоящий человек. Он был облачён в кошмарную пародию на благородные доспехи космодесантника, гравированную сотнями демонических лиц, но шлем он презрел. Огромные ребристые патрубки вздымались по бокам из-за головы воина, словно копируя наоборот рога человека-быка. Голова его несла оттенок величавого и холодного как мрамор благородства; выбеленные волосы были завиты в гребни. На кончике орлиного носа висело изумрудное кольцо, напомнив Жаку каплю соплей. На щеке воина был наколот меч с ножнами в виде лингама, нацеленного в йони.
Рядом с десантником-предателем танцевала женщина-мутант, одновременно прекрасная и жуткая. Её тело, облачённое в кольчужное трико, обшитое розочками и буфами из газа, было белым и миниатюрным, волосы — светлыми и пышными. Но зелёная яшма её глаз представляла собой выпуклые овалы, косо посаженные на в остальном привлекательном лице. Вместо ног у неё были страусиные лапы с орнаментом из топазовых колец, вместо рук — хитиновые раскрашенные клешни. Острый как бритва хвост стегал по пышным ягодицам. Как она была похожа на демоницу Хаоса! Гугол при виде неё застонал и невольно сделал шаг вперёд. Гримм скрипнул зубами.
Отряд был вооружён болтганами и силовыми мечами с драгоценной насечкой и выложенными жемчугом рукоятками. Они разошлись причудливой боевой линией и остановились, разглядывая три фигуры, облачённые в ортодоксальную силовую броню — две полноразмерные и одну низенькую — с открытыми забралами, окаймляющими нормальные лица.
Перед тем, как сойти с корабля, Гримм напылил всем на плечистые доспехи желтушный цвет, чтобы сливались с пустыней и скрыть противодемонические руны и благочестивые красные символы. С отвращением и крайней неловкостью Жак наляпал несколько кривых отступнических эмблем вроде Глаза Гора — кое-как, чтобы не так влияли, но с виду смотрелись убедительно. В качестве оружия Жак нацепил психосиловой жезл, псипушку и липучий огнемёт, подключённый к пристяжному баллону; в стальной кобуре спрятался инкрустированный бронзой лазпистолет. Гримм с Гуголом отдали предпочтение болтгану, лазпистолетам и сюрикенной катапульте.
Отряд взирал на троицу непонятных и хорошо вооружённых незваных гостей… в сопровождении некоей разновидности генокрада. О да, это она была их пропуском, их гарантом, она — и никто другой!
— Слаанеш, Слаанеш, — проблеял козёл и распушил воротник. Муха с черепахой подхватили песнь. Муха насмешливо приподняла шляпу.
— Слава блудному легиону! — крикнула карикатура на десантника. Что он имел в виду: блуждания или блудодеяния? Или и то, и другое? Десантник язвительно ухмыльнулся.
По спине Жака пробежал холодок. Слаанеш, властитель извращённых наслаждений и упоения болью, и в самом деле мог главенствовать на планете, где изобрели существо, способное воздействовать на центры боли и удовольствия в мозгу.
Разношёрстная команда, преградившая путь, — эти разодетые выродки, кажется, собирались поиграть в какую-то абсурдную, и жестокую, игру. Вопрос в том, получится ли обвести их вокруг пальца? Ме’Линди сбоку от Жака подобралась, словно готовая метнуться в гущу врагов с молниеносностью генокрада.
Она щёлкнула когтями и выдвинула свирепую лошадиную голову вперёд. Жак указал на неё и крикнул:
— Как видите по облику моей спутницы, мы плюнули на так называемого Императора! — Он по-хозяйски положил руку на плечо Ме’Линди: — Это моя давняя любовница, моё извращение, она явила мне блаженство и агонию!
Человек-бык уставился на Ме’Линди. Правда ли он принял её за одержимую? Бык облизнулся и повернулся к своим.
— Мы принимаем к себе отступников, не так ли, мои блудливые друзья? — Он мощно фыркнул. — Хотя, конечно, сначала нужно испытать их чувство экстаза, гм?
«Их сюссво экссаса…» Имперский готик этих дегенератов отличался сильной шепелявостью.
Муха хихикнула:
— О да, инициация несомненно будет уместна!
«Инисыасыя несомненно бузес умесна».
«Чего, — подумал Жак, — несомненно нужно по возможности избежать». Напустив на себя величавого презрения, он повёл рукой вокруг:
— Что за презренное и унылое пристанище! Я ищу большего, нежели каменная пустыня, залитая гноем. Я ищу дом гидры. Я — посланник верховных лордов Гидры, — Жак вынул из герметичного кармана в броне прозрачный отросток и бросил, извивающийся, на землю.
— Ха-а-а, — усмехнулся бык, — эти прелестно лукавые лорды…
Лукавые? В каком смысле «лукавые»? Заговорщики обманули предателей здесь или предатели изменили Империуму?
Человек-бык крикнул:
— Тебе нужно посетить сладостные подвалы пыток нашего города, отступник, чтобы полностью оценить то, что может предложить наш мир!
Что это: приглашение или жуткая угроза? Ход мыслей этого сторонника Хаоса ускользал от Жака, будучи сам… хаотичным.
В этот момент Жак ощутил жгучее желание скинуть доспехи и слиться с Ме’Линди. Если только показать свою удаль перед этими монстрами, тогда, конечно, они их пропустят. И расскажут всё, что ему не терпится узнать.
Эта низменная мысль оскорбляла всё, что Жаку дорого в случившемся между ними на корабле. Он явно находился под психической атакой похотливого и низкого типа.
Как и Ме’Линди. Она зашипела и прижала лапы к животу. Генокрады не обладают никаким репродуктивными органами, кроме языка, который «поцелуем» откладывает яйца в жертву. Однако сейчас внизу живота Ме’Линди формировался карман, словно чтобы принять в себя Жака. Её разумом — разумом, который контролировал фальшивую форму тела — манипулировали. Но не посредством клочка гидры, который трепыхался на песке. К нему она была нечувствительна. Но посредством…
И с какой целью? Чтобы снять с Жака силовую броню, чтобы выманить его из этого санктуария. Дюжина врагов, должно быть, не могла полагаться только на своё оружие и силу против силовой брони. Жак выхватил психосиловой жезл и выстрелил в козла — тот отшатнулся. Коварная психическая атака была нейтрализована.
— Меня так просто не обмануть! — с вызовом крикнул Жак.
— Очевидно, — ответил бык, — Граал’прин не так меня понял. Как я сказал, мы должны испытать ваш экстаз прежде, чем примем вас. Это значит, что твой любовный чемпион должен сойтись с нашим любовником.
Прелестная и отталкивающая женщина, виляя бёдрами, вышла вперёд, стегая хвостом и щёлкая клешнями.
— Как вам, подходящая пара? Пожалуй, не совсем. Наш племянник — и племянница — по оргиям, Каммарбрах, ей поможет.
Гермафродит с гигантской клешнёй и силовым мечом, зажатым в его-её настоящей руке, выступил вперёд и отвесил издевательский поклон.
— И, пожалуй, ещё Тестуд. Но без болтгана. Мы не хотим показаться нечестными.
Человек-черепаха отбросил болтган и двинулся вперёд, по-прежнему вооружённый силовым мечом.
— А, погодите! — добавил бык. — Проведём боевой круг и скрепим его небольшим заклятием неприступности. Которое, господин псайкер, — он ехидно глянул на Жака, опустив рога, — не даст вам вмешаться. Слиши, давай!
Женщина-мутант быстро затанцевала, таща по земле острый хвост. Она начертила широкий круг, оставив лишь небольшой разрыв.
Жак прикинул. Наверняка ведь они с Гриммом и Гуголом, будучи лучше защищёнными, имеют все шансы положить дюжину этих извращённых отступников?
Однако, что он тогда узнает? Конечно, может быть, удастся взять в плен главаря…
Но какая польза Жаку от экскруциатора против поклонника Слаанеш, который учит своих приспешников наслаждаться мучительной болью?
Ме’Линди застрекотала. Гримм перевёл:
— Схитрим, босс. Она готова драться.
Хитрость была лучшей стратегией. Потому Жаку придётся для вида принять вызов. Ме’Линди должна драться с тремя противниками, два из которых вооружены силовыми мечами. Но она не полноценный генокрад с четырьмя лапами. Не станет ли помехой её акробатике убийцы горбатость генокрада?
Ме’Линди не стала дожидаться указаний, а просто шагнула в круг к остальной троице. Слиши замкнула линию. Воздух заискрился, точно арену накрыло энергетическим куполом.
— Не могу на это смотреть, — пробормотал Гугол.
— Начинай! — заорал Гримм.
Жак напомнил себе следить за любыми психическими выпадами: нельзя, чтобы схватка захватила всё его внимание.
Вздыбившись насколько могла высоко, Ме’Линди ринулась на черепаху, который выглядел самым неповоротливым из противников. Тот ударил мечом поверху. Она нырнула вниз. Перекатившись под удар, схватила черепаху за ноги и дёрнула. Тот с грохотом рухнул на спину, но успел втянуть голову в панцирь.
Вместо того, чтобы воспользоваться моментом и запрыгнуть на соперника сверху, она немедля кувыркнулась в сторону. Избежав тем самым удара Каммарбраха сверху, силовой меч которого разрубил панцирь Тестуда прежде, чем владелец успел отдёрнуть оружие.
Пока гермафродит с человеком-черепахой возились, Ме’Линди прыгнула к псевдодемонице. Когти сцепились с клешнями. Хвост хлестнул вокруг, стегнув Ме’Линди по жёсткой коже. Женщина-мутант в объятьях Ме’Линди откинулась назад и вскинула страусиные ноги с острыми когтями, пытаясь выпотрошить соперницу. Когти лишь царапнули по прочному панцирю. Ме’Линди уже отбросила от себя Слиши с одной сломанной клешнёй. Она даже успела цапнуть на лету её за лодыжку, сломать и отпустить, пока Слиши верещала в явном восторге.
Ме’Линди не пыталась убить каждого противника сразу. Лишние секунды, потраченные на такой манёвр, могли задержать достаточно надолго, чтобы кто-то из оставшихся успел её подловить.
Вместо этого она металась от одного к другому, там ударив, тут укусив, там цапнув когтями… пока не вымотала и не потрепала порядком всех троих.
Теперь Ме’Линди возле каждого задерживалась чуть дольше. Отбив руку Тестуда с мечом в сторону, она рванула его расколотый панцирь в стороны, расширив щель. Она отхватила раненую клешню Слиши. Не забывая о рачьей клешне Каммарбраха, сорвала броню с его-её вооружённой руки и обратным ударом рассекла кожу и мышцы — меч полетел на землю.
Слиши умерла первой, издавая бредовые трели.
Запутавшись, Тестуд полоснул мечом Каммарбраха — рачья клешня повисла, судорожно дёрнувшись.
Через пару мгновений Тестуд остался без оружия. Ме’Линди ударила сквозь разлом в панцире, разорвав внутренние органы. Человек-черепаха свалился. Каммарбрах побежал, но дальше границы круга ему уйти не удалось. Вереща, он-она колотил по невидимой преграде, пока Ме’Линди не достала гермафродита, сломав ему шею.
— Ха! — крикнул Гримм.
— Значит, мы принимаем вас! — взревел человек-бык. Он указал на кусок гидры: — Ваш этот студень — могучий талисман!
— То есть, ты не знаешь, что такое гидра? — обличил его Жак. — И кто такие верховные магистры?
— Может, и знаю, дружище отступник. Истина в Глазе Ужаса изменчива. Всё изменчиво. Ты тоже скоро станешь изменчивым — если добьёшься благоволения.
— Убери силовое поле!
— Заколдованный круг?
— Психический барьер! Что бы это ни было. Опусти его.
— Ты уничтожил нашу похотливую и смертельную сердцеедку. Взамен ты должен отдать к нам в группу своего чемпиона.
— Босс! — Гримм дёрнул Жака где-то в районе живота.
С востока, перебегая от одного каменного столба к другому, появились отродья Хаоса: десятки паучин — жутких волосатых нелюдей с восемью паучьими ногами.
— Ублюдок дурил нас, затягивая время, босс.
— К сожалению, это так.
— Что эти твари сделают, как думаете?
— Опутают нас паутиной? Зажалят? — Жак поднял психосиловой жезл и разрядил его в круг, нарисованный на каменистом песке. Ме’Линди вырвалась наружу и скакнула в сторону, уходя с линии огня, когда Жак завопил:
— Уничтожай осквернённых!
Больше изображать отступников было невозможно. Жак, Гримм и Гугол одновременно открыли огонь по приверженцам Слаанеша.
Лазпистолет Жака прошивал серебряными нитями воздух, броню и открытые участки уродливых тел. Болтган Гримма брыкался и гавкал: небольшие заряды его зубодробительно лопались при контакте или безвредно летели мимо, чтобы упасть где-то далеко, пока, к досаде сквата, оружие не заело. Он тоже выхватил лазпистолет — и сцену начали шить крест-накрест два луча. Гугол вскинул сюрикенную катапульту, напоминающую некую разновидность миниатюрного звездолёта, с её круглым магазином, походившим на вынесенную рубку управления, и парными стабилизаторами с капсулами на концах поперёк ствола, напоминающими маневровые двигатели. Их магнитные завихрения швыряли шелестящий град дисков-звёзд с мономолекулярной кромкой.
Большая часть целей пала быстро. Однако здоровенный десантник Хаоса бросился вперёд, паля из болтгана. Взрывом болта на броне Гримма опрокинуло на землю, словно кеглю. Такой же удар выбил из Жака дух, в глазах у него потемнело. Моргая, он захлопнул забрало и выпустил струю раскалённых химикатов в человека-быка, который с топотом тоже бросился в атаку. Всё это произошло в считанные секунды. Бык проскочил мимо, восторженно вопя в ореоле липучего пламени и оставляя за собой шлейф аромата мясной подливки.
Десантник-предатель нацелился на Гугола. Его непокрытая голова статуи казалась недосягаемой для оружия, защищённая какими-то великими чарами. Диски-звёзды Гугола сносило влево и вправо, словно их отражало мощное магнитное или антигравитационное поле. Сюрикены, которые резали кость словно масло, броню предателя лишь царапали. Болтган у фальшивого десантника тоже заклинило, поэтому он потянул из ножен силовой меч. Воин почти добрался до Гугола, когда навигатор отбросил катапульту и сунул руку в раскрытый шлем. Сорвав повязку со лба, навигатор вперился в противника смертью из варп-глаза.
Наконец это могучее поношение образа космодесантника обмякло, пустило слюну и рухнуло, едва не раздавив навигатора.
Жак сорвал с креплений рифлёно-ребристую, украшенную экзорцизмами псипушку и осыпал очередью наступающих паучин. Этих созданий вызвало к жизни колдовство. В нормальной вселенной за пределами Глаза колдовские твари были нестабильны и уязвимы для лучей псипушки. Но здесь, внутри Глаза?
Прокатилась цепочка разрывов.
Гугол извиваясь выбрался на свободу и предупредил: «Не смотрите мне в глаз!» Первым делом, отыскав свою повязку, он замотал лоб под шлемом. К тому времени Гримм уже был на ногах, поливая лазером паучин, отсекая ноги, хотя их было слишком много, чтобы пытаться срезать все. Когда атака докатилась до отряда, Ме’Линди подскочила вверх и обрушилась на отродье Хаоса своими генокрадьими ногами. Она рубила падающие тела когтями. Паучины голосили. Их прядильные органы плевались белёсыми липкими прядями, но она успевала увернуться. Жак переключился обратно на лазер. К ним присоединился Гугол.
Скоро, рассеянные и лишённые руководства, уцелевшие паучины бросились бежать, взбираясь по шпилям.
— Мы победили! — объявил Гугол.
— Мы проиграли, — поправил Жак. — Мы не узнали ничего.
Они двигались дальше по пустыне каменных шпилей, зорко глядя по сторонам, а Ме’Линди рыскала впереди, неся дозор.
14
Светящееся варево ночного неба истекало блестящими завесами. Здания города впереди торчали отвратительными идолами извращённых наслаждений.
Часть строений была возведена по образу распутных божеств: многогрудых, многочленных аватаров извращённой похоти. В бредовом свете облачного покрова горбатые тени тёмных богов, казалось, нависали повсюду. Вздымались столбы горящего газа, добавляя судорожности освещению.
Другие огромные строения были гигантскими мутировавшими гениталиями. Рогатые фаллические башни вздымались, морщинистые, в складках, блестя окнами-водырями. Раковые груди-купола набухали под лаской чешуйчатых пальцев-контрфорсов. Языки-мосты соединяли строения, то высовываясь, то прячась обратно. Раскачивались мошонки-гондолы. Входы-диафрагмы пульсировали, открываясь и закрываясь, блестя смазкой. Некоторые здания соединялись друг с другом: безголовые, безрукие торсы, лежа бок о бок в омерзительном совокуплении.
Жак в магнископ разглядел соски — обтекатели сверхмощных лазеров и стволы лингамов — пусковые установки.
Обитатели казались просто муравьями по сравнению с этой зодческой оргией. Усердными и торопливыми муравьями. Наушник Жака доносил визгливую музыку, ударные ритмы, вопли, пение и стук машин. Город упруго пульсировал и трепетал. Пласталь и имматериум были здесь каким-то образом сплавлены воедино. И потому строения двигались, толкали друг друга, проникали одно в другое, наползали друг на друга. Башни вяли и напрягались. А похожие на муравьёв обитатели кишели внутри, и вокруг, и поверх, иногда их давило, иногда засасывало в вентиляцию или выплёвывало обратно.
Жака затошнило, он отвернулся и забормотал экзорцизмы. Ме’Линди сомкнула когти на его краге и пару раз утешающе сжала.
— Нам обязательно входить в тело этого города? — шепнул Гугол. — В тело, о да, в тело!
— Ха, живя в этой толчее, поневоле потянет отдохнуть в пустыню! — заявил Гримм. — Думаешь, гидру сделали здесь, босс?
— Может быть… Они и вправду, похоже, владеют технологией имматериума на службе безумия. А, по-моему, в нашу сторону направляется отряд.
— Ищут своих пропавших любовников?
Отряд самого Жака лежал на выступе скалы над дорогой, которая вела, извиваясь, от распутного, живого и жестокого города. Антигравитационный паланкин — платформа с подушками, прикрытая навесом, — нёс на себе настоящего гаргантюа. Четвёрка ненормально длиннорылых четвероногих, раскрашенных синими и красными полосами, точно одетых в ливреи, тянула паланкин, плывущий в метре над дорогой.
Вполне возможно, способный держаться в воздухе сухопутный плот мог бы передвигаться сам, разве что чудовищная пассажирка предпочитала этот церемониальный спектакль. Или, возможно, у пассажирки были слишком толстые пальцы, чтобы справляться с ручками управления, — если бы она ещё сумела до них дотянуться.
Ряды татуированных грудей опоясывали её громадный торс и живот; сквозь каждый сосок было пропущено бронзовое кольцо. Сворачиваясь и разворачиваясь среди этих блестящих от жира грудей, протискиваясь меж ними, скользила длинная и тонкая пурпурная змея, чьим началом, похоже, служил пупок женщины. Пуповина выросла до размеров шланга и обвивала женщину на манер верёвки, сжимая так, что складки плоти выпирали наружу. Плоская ядовитая голова змеи покачивалась гипнотически у щеки, время от времени расково касаясь её.
Лицом толстуха походила на корову: большие влажные ноздри, крупные глаза с поволокой, вислые губы и рот, который, казалось, безмятежно пережёвывает жвачку. Змея — её второе «я» — не выглядела столь безмятежно.
Дюжина десантников-предателей с обнажёнными головами, закованных в броню, имитирующую кости, сопровождала её, вооружённая плазменным и стрелковым оружием.
В авангарде пританцовывала дюжина сестёр Слиши, стегая хвостами и вращая клешнями.
Процессия дошла почти до того места, где прятался отряд Жака, и остановилась. Двойники Слиши, выделывая пируэты, переместились назад, к легионерам. Твари, тянувшие паланкин, присели на корточки и вонзили рыла в землю, пробив дорожное покрытие. Чудовищная мутировавшая женщина обратила лицо к пустыне шпилей, змея покачивалась рядом.
— Бу-у-уль! — могуче промычала женщина в освещённую завесами ночь.
— Ме’Линди, заткни уши! — приказал Жак. — Забрала вниз. Отключить звук. Она будет оглушительна.
— БУ-У-УЛЬ! БУ-У-У-У-УЛЬ!
Даже через отключённые микрофоны великий гам походил на звук взлетающего звездолёта. От этого голоса вибрировали и трещали кости внутри доспехов. Каменный шпиль вздрогнул и рухнул. Ме’Линди корчилась, сжимая незащищённую голову. Этот голос имел направление, точно луч прожектора. Легионеров и сестёр Слиши за кормой паланкина лишь покачивало отзвуками эха.
— ГДЕ ТЫ, БУЛЬ? Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ПОДВЕСИЛ МЕНЯ ЗА СОТНЮ КОЛЕЦ! ПОТОМ НА ПОЛСОТНИ МЕНЬШЕ! ПОТОМ НА ДВАДЦАТЬ МЕНЬШЕ!
Жак дал волю своим психическим органам чувств — и в него хлынуло видение массивной, многогрудой деформированной женщины, подвешенной на множестве крепких тонких цепей, пристёгнутых к многочисленным кольцам в сосках. Видение того, как она раскачивается вверх и вниз на разных числах колец, издавая стоны извращённого наслаждения, пока человек-бык служит ей, или хлещет, или мнёт, или колет рогами.
В такие моменты, как заметил Жак, змея тоже принимала участие, входя в женщину то через одно отверстие, то через другое, замыкая таким образом кольцо.
Великанша снова собралась с духом, её голова повернулась в другом направлении.
— БУ-У-У-У-У-УЛЬ! БУ-У-У-У-У-УЛЬ!
Земля дрогнула: ещё одна остроконечная скала распалась на части. Жак лежал оглушённый.
На призыв ответил глухой рёв боли из лучезарной, переливающейся всеми цветами радуги ночи.
Показался, тяжело ступая, человек-бык. Без глаз, без лица, обожжённый до костей. Мясо на руках и груди обгорело до корки и потрескалось. Даже рога почернели и перекосились.
Голос призвал его обратно. Неужели женщина могла своим криком поднять даже мертвеца? Или же он бродил, спотыкаясь, по пустыне, ослепший, наполовину жаренный, но живой благодаря демонической защите? Её защите — если женщина одержима Слаанешем.
Жак решил, что наверняка она — хозяйка того злобного живого города. Если кто-то и знает правду о гидре, то только она.
Буль — человек-бык — добрался до паланкина, рухнул и остался лежать без движения. Змея женщины рванулась, словно кнут, промеж её грудей. Высвободившись с такой поспешностью, что трением наверняка ожгло, а то и рассекло жирную кожу, змея дугой метнулась к павшему телу, пробуя его раздвоенным языком.
Женщина затряслась и взвыла:
— А-А-АЙЯ-А-А-А-А! БУ-У-У-У-У-УЛЬ!
Сине-красные звери выдернули рыла из земли и роняя пену, рыскнули противосолонь. Паланкин вздрогнул и повернулся. Голова женщины мотнулась в сторону. Голосом зацепило легионеров и псевдодемониц. Одни из них бросились за корму грависаней, пытаясь удержать их на месте, другие повалились наземь, раскрыв рты и выпучив глаза.
— А-А-АЙЯ-А-А-А-А! У-У-УА-А-А-А!
Крик докатился до самого города. Здания в ответ вздрогнули и заколыхались. Некоторые, словно слизни-великаны, замедленно попытались укрыться за другими. Несколько зданий заторможено поволоклись в сторону голоса. Языки-мосты втянулись. Груди-балконы пустили белый сок. Обитатели-муравьи посыпались на землю. Лазеры открыли огонь по воображаемым целям среди ниспадающих каскадами ядовитых завес.
Жак треснул по плечу Гугола, потом — Гримма, пока голос бил в другую от них сторону, и зажестикулировал перчаткой.
Лазерные лучи и болты шинковали и молотили свиту женщины. Кое-кто открыл ответный огонь, пока паланкин продолжал поворачиваться, утаскиваемый будто взбесившимися зверями. Обороняющиеся приникли к земле. Жак прицелился и убил одного, после чего пригнулся, скрипнув зубами от великого шума. Как только оглушающий грозовой фронт миновал, Жак подскочил и перебил хоботковых зверей. Их мёртвый вес заставил паланкин остановиться.
Но как заставить замолчать эту чудовищную женщину, чтобы взять её в плен? Пробить трахею сквозь толстый слой жира на шее? Но это не поможет ей отвечать на вопросы. Да и можно её обезглавить нечаянно.
Змея — часть её! Жак вспомнил о нитях, идущих от живых существ в бездну растворения.
Может змея быть материализацией чего-то похожего? Щупальце Слаанеша, вросшее в пупок и питающее силой, так сказать, внутривенно?
Змея так и торчала дугой, словно поражённая трупным окоченением — тем окоченением, что охватило Буля.
Бормоча экзорцизмы, Жак прицелился из псипушки одной рукой и из лазера — другой в шею змее.
Когда змеиная голова ударилась оземь, то взорвалась, точно заземлившийся провод. Кусок за куском, начиная с головы, длинное тело начало лопаться, точно связка шутих; золотое пламя хлестало в стороны, пока пиротехническое действо не дошло до пупка женщины. Затем то, что гнездилось там, взорвалось, вылетев наружу фонтаном крови и фекальной жидкости. Складки грудей тут же накрепко сдавили рану. Грохот прекратился.
Ме’Линди с трудом взгромоздилась на колени и потрясла длинной мордой, точно пловец, который пытается вытряхнуть воду из ушей. Оглушило её, ошеломило или нет, но действовать нужно было немедля. Её тренировки должны взять верх. Ассасин обязан дратья, даже если у него сломаны обе руки и нога. Жак откинул забрало и дал знак Гримму и Гуголу сделать то же самое.
— Босс, здания направляются сюда.
Это была правда.
— Но не слишком быстро. Нужно захватить грависани и отогнать в пустыню…
Все четверо торопливо спустились туда, где раненая дама необъятной грудой растеклась по своим парящим носилкам в окружении мёртвых или потерявших сознание легионеров и родичей Слиши. Её рана казалась мизерной по сравнению со всей тушей. Женщина открывала и закрывала рот, но слышалось лишь тихое протестующее мычание. А, может, и громкое: по сравнению с прежним громом её жалобы и брань просто не воспринимались как доходящие до нестерпимого гвалта.
Родичи Слиши уже разлагались, растворяясь в воздухе. Пока Гримм добивал цепляющегося за жизнь легионера, который мог потратить последнюю каплю своей жизни, что пальнуть кому-нибудь в спину, Гугол обрезал постромки на трупах хоботковых животных и собрал их на манер сбруи… в которую тут же, не дожидаясь указаний, полезла Ме’Линди. Жак остановил её:
— Нет, нет! Я в силовой броне, а ты — нет.
Он впрягся сам.
— Босс, из города повалили всякие неприятные клиенты.
Да, действительно. Но до них километра два. Начав тянуть, Жак с усилием двинулся вверх по склону в сторону лабиринта шпилей. Преодолев инерцию великанской туши, он побежал быстрее и сотворил психическое марево замешательства позади себя и спутников, словно спрятавшись в облаке ментальной пыли.
Они ушли глубоко в пустыню, пройдя, пожалуй, половину пути до корабля. Каменные шпили мелькали мимо — Жаку приходилось рассчитывать далеко заранее, когда отклонять сани. Погоня, похоже, не состоялась.
Гримм пыхтел рядом: хоть броня и усиляла движения, всё-таки приходилось тратить силы на бег.
— Босс, босс, я вот что подумал: мы сможем засунуть её в «Торментум», только если обрежем по бокам. Только у нас аптечки такой нет, чтобы она от этого не померла, так ведь?
Гримм прав.
— Виталий, тормози сани!
Гугол ухватился за задок мчащегося паланкина и вспахал ногами землю, чтобы погасить инерцию хода. Скват был низковат для такого дела, но Ме’Линди споро догнала их и пришла на помощь. Скоро машина зависла на месте. Жак усилил ореол защиты вокруг небольшого отряда.
Женщина злобно зыркнула, когда Ме’Линди подсадила Гримма, чтобы тот смог заглянуть на носилки. Коротышка увернулся от неповоротливой раздутой ноги размером почти с него и дёрнул за рычаг. Паланкин пошёл вниз. Кольца в сосках женщины дружно звякнули, когда все её груди подпрыгнули. Рука с поросёнка размером вяло смахнула Гугола, сбив бронированного навигатора наземь. Лишённая змеи, женщина явно была уже не той. что прежде. Ругаясь, Гугол поднялся на ноги, а носилки в это время опустились на землю. Гримм выключил их совсем, и женщина-гора бесформенной тушей оплыла, завалившись назад. Видно, сани создавали ещё одну подъёмную силу: поддерживающий корсет антигравитации.
— Сделаем всё, что нужно, здесь.
Жак распаковал экскруциатор: пучок внешне хрупких стержней. Раздвинул телескопические ножки похожего на паука-сенокосца, но исключительно надёжного устройства и шлёпнул его на великаншу. Изрядно попотев, они присоединили захваты устройства к выступающим частям её тела — больше для того, чтобы удержать их на месте, и чтобы никого не пришлёпнуло. Какой смысл пытать на дыбе того, кто получает удовольствие, когда его подвешивают и растягивают на кольцах? На многих кольцах, а потом — на немногих!
Стащив перчатку, Жак выудил ампулу с сывороткой правды и прижал к коже женщины. Помня о её весе, ввёл вторую и третью дозы. Рекомендованная Инквизицией процедура предписывала в первую очередь подвергнуть испытуемого нестерпимой боли. Это, рассудил Жак, могло оказать обратный эффект, не считая того, что вызывало у него в какой-то мере отвращение.
— Имя?
Женщина сплюнула в Жака не меньше пары горстей вонючей слюны — он отскочил в сторону.
— Тока прочистила горло, — объяснила она. — Похоже, старый голос я потеряла.
«…сфарый голоф я поферяла».
— Что ты знаешь о существе под названием «гидра»?
— Меня зовут Кралева Маланья. И мой красавец Буль только что помер. Никогда больше не пронзит меня своими рогами после стычек с гримпанками.
«…поссе ссысек с гимпанками».
— Он болтался тут с демоницей, — ехидно заметил Гримм.
— Совсем немного, — сообщила Кралева Маланья.
Это ответ на последний вопрос Жака или комментарий по поводу заметки Гримма? Что, толстуху ампутация повергла в состояние имбецильности? Или она так хитро виляет?
— Что ты знаешь? — сурово повторил Жак.
— Знаю, что кое-чего лишилась!
— Змеи, которая овладела тобой, ты лишилась. А теперь перейдём к делу. Расскажи мне всё, что знаешь о гидре, или я убью тебя.
— Тогда ты ничего не узнаешь, так? Нет, не так. Ты будешь знать только то, что знал прежде? — Рот у неё задёргался. Больше Кралева уже не могла сдерживать правду, однако, к несчастью, Жак дал ей право рассказывать буквально всё, что она знала. — Ну, гидра — это название, — сказала она не торопясь. — Не учёная я, но рискну. Пишется так: гэ, и, дэ…
— Стоп! Впервые гидра была создана в твоём живом городе?
— Ага! Впервые создана — вот это вопрос. Что значит «впервые»? Изначально, первично? Как нечто может быть создано из имматериума вообще, если он, в общем-то, рассоздаёт? Я так думаю, что мы говорим о чём-то, созданном из имматериума?
Может, удовольствие причинит ей страдания? Но как определить, что для такой личности удовольствие? В оборудованной как следует темнице в течение нескольких дней — легко. Но здесь, впопыхах? Жак глянул на своих спутников.
Маленький Гримм шагнул вперёд. Он пощёлкал по медным кольцам Кралевы Маланьи, до которых сумел дотянуться. На каждом кольце была насечена миниатюрная сцена разврата. Гримм выудил из набора инструментов небольшие кусачки и поднял так, чтобы Кралева увидела. Так как предыдущая насмешка Гримма была тонко нацелена, чтобы вывести женщину из себя, Жак позволил ему продолжать.
— Слушай, уродина, — заявил скват, — сейчас я заберу все твои тупые кольца к себе в коллекцию.
Он перекусил одно кольцо и вытащил из соска аккуратно, не натягивая.
Кралева ахнула. Гримм словно вынул затычку. Грудь сдулась, исчезла. Сосок стал просто пупырышком, да и тот быстро пропал.
— Её тело распирает от варпа! — воскликнул скват. — Она сама как гидра. Каждое кольцо — пробка. Так, второй пошёл!
Он перекусил и вытащил второе кольцо. Ещё одна грудь опала.
Кралева заскулила.
Жак усомнился в техническом объяснении Гримма. Коротышка малость не понимал, как работает чародейство.
Гримм привстал на цыпочки и ухмыльнулся Кралеве в огромное лицо:
— Ха, скоро мы тебя немножко сдуем, и ты как раз влезешь к нам в корабль.
— Оставь мои колечки в покое, — взмолилась Кралева. — Я расскажу всё.
— Я не желаю слушать всё, — зло осклабился Жак. — Я желаю услышать вполне конкретно… Гримм, срежь десять колец!
Чик-чик.
— Не-е-е-е-ет!
Чик.
— Не-е-ет…
Чик
— Пожалуйста, прекрати…
Чик.
— Да что это за гидра такая?
— Ты знаешь, что это? — рявкнул Жак.
— Это такое существо, — злобно ответила Кралева, и это всё, что она сказала.
Из шеи у неё хлынула кровь. Женщина поперхнулась. Её голова откинулась назад, наполовину отсечённая.
— Никому не двигаться! — раздался знакомый задорный голос.
15
В доброй сотне метров, из-за каменного шпиля выглядывал Зефро Карнелиан, держа их на прицеле тяжёлого болтера. Наверное, он почти моментально сменил лазпистолет, из которого так метко застрелил Кралеву Маланью, на оружие посерьёзнее. Окованный бронзой хром болтера сверкал, отражая безумное, тошнотворное свечение ночи. Неужели, подглядывая за ними, человек-арлекин нашёл время смахнуть с оружия пыль погони и элегантно начистить до блеска?
Карнелиан был облачён в причудливую костяную броню в шипах и шпорах, его дерзкая морда выглядывала из ребристого рогатого шлема. Один из роботов со скитальца прикрывал его с фланга, сжимая в руках плазмаган.
— Просто не мог смотреть, как кто-то мучается! — крикнул человек-арлекин.
— Я не мучил её, ты, дурак! — отозвался Жак. — И не собирался. Только как иначе зафиксировать мегасвинью? А теперь ты убил её так же, как убил Мому Паршин!
Притворяясь, что ещё союзник.
— Драко, откуда тебе знать, с каким злом сношалась эта женщина, пока висела на своих кольцах?
— Значит, ты бывал у неё в будуаре? Это разрешает кое-какие из моих сомнений.
— Прекратите разбредаться, все четверо! — Карнелиан предостерегающе выпустил по болту вправо и влево, отчего на земле вспухли султанчики разрывов. — У меня тоже бывают видения, сэр инквизитор, сэр предатель! Это ты — хулитель торжественных клятв, нарушитель присяги!
— А ты, похоже, в Глазу Ужаса чувствуешь себя как дома, человек-арлекин!
— О, да я везде как дома! И нигде тоже…
— Гидра изначально была создана здесь, а не в какой-то орбитальной лаборатории.
— Ты так думаешь? Это она так сказала?
— Ты сам знаешь, что не успела. Ты ей не дал!
— Я бы не стал особенно верить тому, что говорят служители Слаанеша. Может, она лгала, чтобы смутить тебя и запутать, Жак?
— Она была под сывороткой правды.
— Сывороткой правды, в самом деле?
Почему Карнелиан со своим сервитором просто не откроют огонь? Сгустки плазмы и тяжёлые разрывные болты могут серьёзно повредить даже самой лучшей броне, не говоря уже о том, что внутри. Ме’Линди, у которой не было никакой защиты, кроме хитина, мгновенно разнесло бы на куски. Однако человек-арлекин продолжал играться с Жаком.
— Что есть правда? — крикнул Карнелиан. — In vinculo veritas, скажешь? Правда выясняется в темнице, в оковах. Только, если правда закована в цепи, как она может быть правдивой? А разве не вся человеческая галактика закована в цепи? Разве наш Император не прикован к своему трону? Кто однажды освободит его? Только смерть.
— Пустые парадоксы, Карнелиан! Или ты угрожаешь свергнуть Повелителя Человечества?
— Тьфу, что за паранойя! Разве гидра не освободит всех и каждого, связав их накрепко?
— Я спрошу тебя так: чьи руки будут править гидрой? Кто эти повелители в масках на самом деле?
— На самом деле? «На самом деле» — это вопрос правды. Я думал, мы только что разобрались с правдой. Нет сегодня никакой правды, Жак, нет во всей Галактике. Ты прекрасно знаешь, тайный инквизитор, как обстоят дела. Правда о генокрадах? Правда о Хаосе? Такая правда должна быть подавлена. Правда — это уязвимость, правда — это слабость. Правда должна быть укрощена, как укрощают псайкеров. Правда должна быть связана душой и ослеплена. Наш Император изгнал правду, сослал её в варп, так сказать. Но правда будет. О да!
— Когда гидра завладеет каждым в Галактике? Когда все думают одно и то же, то, наверное, это и есть правда.
Карнелиан возбуждённо хохотнул.
— Правда — это сущее посмешище, Жак. Губы, что изрекают правду, должны при этом смеяться. Смейся со мной, Жак, смейся!
Карнелиан выпустил ещё один разрывной болт — в сторону от отряда Жака, но их тем не менее осыпало землёй.
— Пляши и смейся! Наш Император изгнал смех. Из нас, из себя. Да, он изгнал радость из себя, чтобы спасти нас. Он объявил правду вне закона во имя порядка. Потому, что правда, как и смех, — это беспорядок, возмутительный, даже хаотичный; а в темнице лжи не может быть веселья.
Что хочет сказать Карнелиан? Ведь Император как никто другой должен знать правду — о предназначении человечества, об истории — он, кто правил десять тысяч лет! Если Император не знает правды — не может увидеть правды — что ж, тогда Галактика — пустое место, бесполезное, обречённое. Но, может быть, Император больше не знает, какой была правда, больше не знает, зачем его космические десантники и его инквизиторы насаждали его волю железной рукой?
Пока Карнелиан насмехался над Жаком под тошнотным небом этого уголка Хаоса, решимость Жака отправиться на Землю со своими — признаться, расплывчатыми — доказательствами крепла. Если бы он только мог сбежать из лап Карнелиана!
Взорвался ещё один болт, осыпав их камешками.
— Может, попробовать его достать, босс? — буркнул Гримм.
Как? По сравнению с Карнелианом они были как на ладони. Боевой сервитор держал тяжёлый плазмаган. Ме’Линди скорее всего обратится в пепел… хотя долг ассасина — умереть, если требуется.
— Жак, позволь дать тебе отрывок из очень древней поэмы, над которым ты сможешь погадать в оставшиеся последние мгновения своей жизни. Мгновения, которые могут относиться к твоему ближайшему будущему, которое наступит прямо сейчас, или, в противном случае, к будущему, когда ты станешь трясущимся злобным старикашкой, который оглядывается на прожитую жизнь перед тем, как свет наконец для него погаснет навсегда… В этом отрывке стихотворения говорит Бог. Возможно, он, как наш Бог-Император, озирает свою галактику. Кхе-кхе.
Карнелиан откашлялся и продекламировал:
«Бездонна глубина, — сказал Господь, — ведь мне
Наполнить бесконечность иль пустоту пространства.
Хоть я не ставил срок и не дал хода
Благости своей, которая вольна — вершить
Иль не вершить…»
— Неплохо, да? Как слова скатываются с языка…
А как они озадачили Жака! Как ускользнул их смысл, точно, как признание Кралевы Маланьи досадно выскользнуло у него из рук.
— Ой-ёй! — взвизгнул Карнелиан. Он выпустил болт и задел плечо Гримма. Снаряд срикошетил в сторону, не разорвавшись, так как не проник внутрь. Но Гримма всё равно швырнуло вбок.
У Жака не было выбора — он ответил; Гугол тоже. В следующую секунду — Гримм. Карнелиан уже исчез за шпилем, вместе со своим роботом.
Из-за каменного столба полетели болты и сгустки плазмы — только в противоположном направлении. Показались легионеры в вычурной костяной броне, перескакивая от столба к столбу и стреляя на бегу. Их сопровождали размахивающие клешнями демоницы и суетливые отродья Хаоса.
— Бегом к кораблю! — приказал Жак, творя ауры защиты и отвлечения.
Они рванули с места, бросив паланкин вместе с мерзкой тушей и экскруциатором Жака, которым тот так и не воспользовался. Впрочем, он был рад его бросить.
Когда «Торментум Малорум» вознёсся на хвосте плазмы над гнойной ионосферой, на него накинулась парочка истребителей ближнего космоса — кораблей-ястребов, но Гугол опередил их и продолжал уходить на форсаже. Звездолёт пел от нагрузки на двигатели.
— Твои ковыряния, похоже, не прошли даром, — наконец признал Гугол.
Гримм хмыкнул:
— Ха, неплохо я их настроил, да?
— Это на пока! Ты не прочитал ни единой литании. Как можно ждать от двигателя нормальной работы, если ты пренебрегаешь его духом?
— Его дух, — ответил Гримм, — называется «топливо».
— Только не дай ему такое услышать.
— Ха, да чтоб я разговаривал с мотором!
— Виталий прав, — вмешался Жак, — дух наполняет всё сущее.
— Ха, то есть, ты понял всю ту чушь, что молол наш человек-арлекин про «наполнить бесконечность»?
— Император наполняет всё. Он везде. Везде, куда достаёт Астрономикан, по крайней мере.
Гримм пожал плечами:
— Меня малость беспокоит, почему Карнелиан дал нам уйти. С его понтоватой меткостью он лишь задел меня. Он гнал нас, как стадо, в сторону корабля, босс. Только и всего. Не давал легионерам подойти…
— После того, как привлёк их выстрелами.
— Зачем тогда в них стрелять, если они на его стороне?
— Возможно, — предположил Виталий, — раз их первую леди украли, а свиту перебили, у отступников испортилось настроение — и они палили в любого, кто не из их Города Грехов?
— Ты тупой, — сказал Гримм. — Может быть, Карнелиан убил эту бабу Кралеву, чтобы мы думали, что гидра происходит отсюда, пусть даже это не так.
— Она должна быть отсюда, из Глаза, — категорически отрезал Жак. — И с планеты Кралевы тоже.
— Это больше не её планета, — сказал Гугол. — Да и чёрт с ней, баба с возу… Не совсем мой идеал роковой красавицы.
— Карнелиан явно с тобой согласен, — заметил скват.
Мысль о том, что Карнелиан гнал их — теперь к Земле? — бесила Жака неимоверно.
— Я не такой уж тупой, — ответил Гугол, — когда дело касается толкования стихов. Бог-Император в этой поэме словно говорит, что отделил часть своей силы. Эта часть где-то в другом месте, не зависима от него, вольна идти своей дорогой — или отказаться идти. Добро эта часть? В таком случае, та, что осталась, — зло.
— Император не может быть злом, — сказал Жак. — Он величайший человек из всех. Хотя он может быть, и должен быть, суровым — без улыбки.
— Факт, о котором Карнелиан явно сожалел.
— Так, что смог посмеяться над нами, — съязвил Гримм.
«Воистину, я бегу по лабиринту, — подумал Жак, — а у лабиринта, возможно, вообще нет настоящего выхода».
— Кстати, об идеалах, — поддел Гримм Гугола, — вон идёт твой.
Ме’Линди вернулась в своё настоящее тело и сейчас возвращалась в крипту управления.
— Значит, вот он какой — Хаос, — был её комментарий.
— Нет, — поправил Жак, — это был лишь один мир из сотен, куда вторгся Хаос.
— Ты знаешь, там я почувствовала себя почти как дома в своём уродливом теле. Кое-что я там заметила на свой изменённый взгляд.
Жак немедленно встрепенулся:
— Порчу Хаоса?
— Что-то в воздухе. Нет, в невидимой атмосфере. У меня не было таких ощущений, когда я оборачивалась в Василарёве. То была… работа. Здесь было больше как гнусная и чарующая судьба.
— Может изменение тела вызвать привыкание? — обеспокоенно спросил скват.
— В мире Хаоса, думаю, да. Ты застрянешь, станешь чудовищем и не сможешь обратиться назад. Хаос — это полиморфин для безумных и дурных, для больных умом, для мозгов, которые жаждут, не зная меры. Ты превратишься в суть собственного кошмара, который начинался, как бредовый и увлекательный сон. Затем кошмар придаст форму твоему телу. Кошмар завладеет тобой. Ты по-прежнему будешь считать себя сновидцем. Но ты им не будешь. Ты будешь тем, что снится. Я вот думаю…
— Что? — спросил Жак. Ме’Линди, похоже, стояла на пороге какого-то откровения — может быть, схожего с фальшивым озарением наркотического бреда, когда раздавленный жук кажется переполненным космической значимости. — Что, Ме’Линди?
— Я вот думаю: не может ли по-настоящему выдающаяся личность избавиться от владычества Хаоса собственными силами? Тогда эта личность станет невосприимчивой к Хаосу, в точности как я невосприимчива к гидре — надеюсь, что невосприимчива.
— Может ли Зефро Карнелиан быть такой личностью? — тихо спросил Гугол со своего ложа навигатора. — Везде как дома, как он похвалялся! Способной скакать по мирам Хаоса и не запачкаться.
— Ненавижу его, — туманно ответила Ме’Линди. — Хотя… глубоко внутри он меня тронул.
«Глубже, чем я?» Жак ощутил укол ревности.
— Я чую вонь культа, — объявил он резко. — Крестовых походов и спасителей. Человеческий разум очень склонен к культам. Культы генокрадов, культы Хаоса, заговоры… Но есть только один спаситель. Император. Держитесь только за эту надёжную цепь (Хотя насколько надёжна она в реальности? Насколько надёжной она осталась?). Пусть эта цепь связывает вас. Примите её оберегающие узы с радостью.
— В таком случае, — спросил Гримм, — не должно ли нам с радостью принять узы гидры? Если она на самом деле очистит Галактику от демонов, и мутантов, и злобных ксеносов?
Жак вперился в сквата злым взглядом:
— И от недолюдов тоже, коротышка? Почему тогда не от всех, кто отклоняется от человеческой нормы? Пока не останется только одна норма повсюду — в галактике моноразума.
Такой была позитивная сторона гидроплана; с обратной стороны была… галактика, кишащая отродьями Хаоса.
— Я, помню, не был нормой, — В душе Жака боролись противоречия. Он прижал ладони ко лбу. Пробормотал молитву — кому? Слабеющему Повелителю Человечества?
— Я только спросил, босс, — сказал пристыженно Гримм так, словно ему передалось душевное смятение Жака.
— Вся галактика спрашивает. — И кто ответил на её мольбы? Лицемерная клика потенциальных рабовладельцев? Пройдоха-арлекин? Или осыпающийся утёс, который хлещут волны Хаоса?
— Куда мы направляемся? — Навигатор желал знать.
Точно, очередная полезная единица испрашивала руковождения. И, конечно, гидра обещала даровать тотальное руководство. Если бы Жак только мог поверить заговорщикам… но он не мог.
— Наша цель — священная Терра, Виталий. Больше некуда. Мы проникнем туда на виду у всех. Это будет проверкой твоего мастерства пилота.
— Да я, м-м, особо не напрашивался на проверку. Не в таком виде, во всяком случае! Не то чтобы я не рад возможности… Но Виталий Гугол против целой оборонительной сети солнечной системы… Э-эм, да? Ладно…
— Этот полёт может войти в легенды, — подсказал Гримм. — Может, ты сложишь хвалебную песнь своему пилотажу.
Ме’Линди холодно усмехнулась:
— Или наоброт — оду самоубийству.
— В первую очередь, — сказал Жак, — нужно выбросить за борт ящик с гидрой. Пустим его своим ходом в самое солнце. Местное голубое светило сгодится не хуже остальных.
— Это твоя единственная улика, босс. Гидра — твоё доказательство.
— Ты думаешь, я сплю и вижу, как бы протащить её контрабандой в самое сердце Империума? Вообрази, если выпустить гидру на волю в недрах мира, породившего нас, в самом центре человечества? Невозможно!
Тем не менее, подумал Жак, часть вещества гидры всё-таки долетит до самой Земли. Та часть, что незаметно прячется внутри Ме’Линди, усвоенная, обезвреженная.
Он представил себе Ме’Линди в застенках своего ордоса. Он представил себе, как её распинают и вскрывают, словно лягушку, в демонологической лаборатории Маллеуса, исследуют, зондируют, разрушая сначала разум, потом тело.
Его разум отверг это видение, но не раньше, чем её встревоженный взгляд встретился с его.
16
Глаз Ужаса лежит у окраины Галактики к галактическому северо-западу, в области такой же одинокой, как Жак иногда чувствовал себя в эти дни. И на душе легче не стало, когда Гримм едва не покинул корабль на полпути к Терре…
Скват утверждал, что расстояние слишком большое, чтобы пытаться преодолеть его одним варп-прыжком с тем запасом топлива, что оставался в баках «Торментума».
Он, без сомнений, был прав. Только указать на это должен был Виталий Гугол. Навигатор утверждал, что собирался это сделать, как только корабль покинет систему голубого солнца, как только «Торментум» снова полетит, швыряемый штормами, сквозь варп.
Не хотелось ли Гуголу в глубине души помешать полёту на Землю, ограничить возможные заправки по дороге, чтобы пришлось зайти куда-нибудь на крупную базу, где бы начали задавать неудобные вопросы или агентам заговорщиков было легче нанести удар?
Хуже того, не стал ли Гугол беспечным? Разве ему всё равно: застрянут они где-нибудь на необитаемом куске камня или нет? Навигатор обиженным тоном возражал на эти полуобвинения.
Из вымученных отрывков стихотворения, которые Жак подслушал потом, выходило, что поэта гнетут воспоминания об унизанной кольцами великанше, словно кислота, разъедая его романтическую душу, по причинам, которые Жак не совсем понимал и решил, что будет умнее туда не лезть. Представляла ли Кралева Маланья нечто вроде антиидеала для Гугола, некий отталкивающий пример сексуальности, который неотступно преследовал его, от которого он пытался избавиться и забыть его, но не мог?
В какую романтическую формулу он мог бы уложить Кралеву? Если этого не сделать, то как её забыть? Как ему смириться с тем, что оставил тёмные страсти этого живого, телесного города — так же, как смирился с тем, что никогда не получит Ме’Линди?
Жака это привело в уныние.
Они направлялись к одинокому красному карлику под названием Бендеркут в тысяче световых лет к центру, в сторону сегментума Соляр. Записи числили Бендеркут как прародителя всего четырёх небольших каменистых миров, все — необитаемы. У самого крайнего приютился мелкий орбитальный порт для военно-космического флота и торговых судов. Гравитационный колодец был неглубоким: всего два дня пути от безопасной прыжковой зоны внутрь системы и два дня обратно наружу.
Оставалось надеяться, что порт не уничтожен нападением чужаков или не заброшен; записи могли устареть на сотни лет. При неудаче с Бендеркутом у путешественников оставалось ещё как минимум три очевидных варианта — три порта на второстепенных трассах, куда они могли причалить. Жак лишь надеялся, что Гугол ведёт корабль честно, и клял себя за подозрительность.
Как бы там ни было, тысячелетний порт по-прежнему кружил возле Бендеркута-4. У причала стоял пришвартованный имперский крейсер: скопление украшенных резьбой рифлёных башен, соединённых арчатыми контрфорсами, утыканных черепами — эмблемами смерти. Плюс дырявый, латаный-перелатаный округлый грузовик.
Гримм, который снова потратил долгие часы, доводя до ума, а потом — ещё полируя, движки «Торментума», отправился «на берег», чтобы передать мешочек с редкими металлами в качестве оплаты и «подышать воздухом», как он выразился.
Настал час отправления, Гримма всё не было.
— Мне пойти его поискать? — спросила Ме’Линди.
Жак посмотрел в иллюминатор на бугристое металлическое плато, усеянное мостками и пузырями оборонительных систем. Ярко-освещённые башни отбрасывали тени, похожие на тёмные канавы. Порт небольшой, однако, без сомнений, там прячутся многие километры коридоров и залов. Топливные и кислородные шланги, извиваясь, отошли прочь.
«Сапфирный орёл, вылет разрешён, — прохрипело радио. — Человеческой чистоты вам».
— И вам того же, — ответил Жак. — Мы задержимся на полчаса, — и уже к Ме’Линди: — Если у него неприятности, мы застрянем здесь, как в силке.
— Движки он оставил в порядке, — сказал Гугол. — Мне будет не хватать этого мелкого нахала.
— Считаешь, он удрал?
— Наверное, не захотел прыгать к тигру в пасть… Не знаю, как у вас, инквизиторов, там заведено, но тебя, возможно, уже объявили отступником.
Путешествие в Глаз и потом обратно на Терру хоть и измерялось неделями варп-времени, могло стоить Жаку не одного года реального времени. Как только выяснилось, что Жак направляется в сторону Глаза с Карнелианом на хвосте, астропат мог тут же отправить сигнал на Землю, использовав коды Маллеуса. Возможно даже, что у человека-арлекина на борту «Покровов света» был свой ручной астропат. А Карнелиан позаботился о том, чтобы убить звездовещательницу Жака — Мому Паршин.
У Баала Фиренце длинные руки. Но вот Обиспала… его можно попытаться изловить и заставить подтвердить слова Жака. Правда, Обиспал может быть в Галактике где угодно.
Они подождали.
Пятнадцать минут.
Двадцать.
Двадцать пять.
— Виталий, готовься к отлёту.
Жак ценил сквата. Всегда высказывался в защиту недолюдов… И вот скват его предаёт. Пусть это тривиальное предательство на фоне космической измены, задуманной заговорщиками, но всё равно обидно.
Жаку самому, может быть, придётся предать Ме’Линди, сдав её в лаборатории Маллеуса. Если Ме’Линди это заподозрит, останется ли она по-прежнему верной узам своей присяги ассасина?
На двадцать восьмой минуте Гримм ворвался на борт.
— Прости, босс. Спасибо, что подождали. Встретил своих собратьев. Пришлось немножко выпить. Хлоп-хлоп, бегом-бегом.
— И вместе с ними думал ты отправиться?
Гримм не стал напрямую отрицать, что по крайней мере было честно.
— Потянуло к родне, босс. Хоть я и бродяга, но всё-таки…
— И ты решил посмотреть, не уйдёт ли корабль без тебя, избавив таким образом от трудного решения.
— Запускаю! — предупредил Гугол. «Торментум» короткими импульсами стал отползать от причала.
— Ха, так вы и правда хотели меня бросить! — Гримм сумел подпустить в голос возмущённого упрёка, и Жак не смог сдержать бледной улыбки.
— Конечно, я ещё подумал: «Земля!». В другом разе Землю-то, скорее всего, никогда не увижу. Как говорится, увидеть Землю и умереть?
Верно подмечено. Сколько партий юных псайкеров прибывает на Землю только за тем, чтобы умереть. Кое-кто называл Повелителя Человечества не иначе как Пожирателем Падали. Поглотил бы он точно так же Жака?
— Прости, босс. Правда!
— Гримм, ты вернулся — и это главное.
Скват, навигатор, ассасин — в ком из них Жак может быть стопроцентно уверен? Он молил Императора не дать пасть жертвой паранойи, в которой обвинил его Карнелиан, иначе вся история, сумеет он её рассказать или нет, будет выглядеть абсолютно невероятной.
Но, разве паранойя — не критерий здравомыслия во вселенной врагов и обмана?
«Не верь никому, даже себе, ибо сам можешь даже не заметить, как свернул с праведного пути».
Жак крепился.
Терра.
Все каналы бурлили вокс-переговорами часовой, минутной, секундной давности. Астральные волны, наверное, были почти так же забиты телепатическими сообщениями — даже ещё большей срочности, правда, подобным сообщениям не мешал предел скорости электромагнитного излучения. Дальний радар фиксировал метки сотен кораблей, идущих внутрь системы или выбирающихся по последнему пологому склону из глубокого гравитационного колодца Солнца.
Наблюдение с самой дальней линии даже подходов к родной системе уже с избытком доказывало, что центр Империума никогда не замирает. Однако Жаку не нужно было напоминать, как в прошлом варп-шторма отрезали родную систему от звёзд на несколько тысяч лет. Первые цветы человеческой цивилизации, взошедшие на просторах Галактики, увяли и перегнили в клоаку эры Раздора, которая так затмила ту прежнюю героическую эпоху, что и по сей день её скрывал мрак.
Ему не нужно было напоминать, как в тридцать первом тысячелетии одержимый мятежник магистр войны Гор опустошил Луну и вторгся на Землю, пробившись к самому внутреннему дворцу. Путч разгромили, о да, но какой страшной ценой! С тех дней раненый Император переживал одно мрачное тысячелетие за другим, лишь восседая недвижимо на своём золотом троне-протезе.
Но, чего едва не достиг Гор при помощи главных сил Империума и боевых машин Адептус Механикус, Жак надеялся добиться хитростью — при участии подчёркнуто скорбного навигатора, сквата, чья надёжность теперь была под вопросом, и убийцы, ход мыслей которой занимал Жака всё больше и больше.
Он ткнул пальцем в отметку на экране радара:
— Виталий, покажи вот этот.
Гугол поколдовал с магнископом, вывел в фокус тёмный летучий замок и ахнул:
— Чёрный корабль, Жак! Идёт внутрь системы.
— Подваливай к нему. Поднимемся на борт с инквизиторской проверкой.
— Но разве такое судно не должно входить в число самых бдительных?
— Они в пути год или около того. Если я в чёрном списке преступников, сомневаюсь, что местный инквизитор об этом знает.
Жак говорил с уверенным видом. Он — человек Маллеуса. Поэтому, пусть даже на Чёрном корабле летит обычный инквизитор — это будет только на руку.
Инквизиторы часто путешествовали на Чёрных кораблях, пока те пересекали Галактику из конца в конец, собирая свежих псайкеров. Инквизитор крайне полезен для офицеров Чёрного корабля, которым приходится в пути проверять свой живой груз и выдёргивать сорняки. Жаку даже слишком хорошо это было известно: его вот так же выдернули, но только не как сорняк, а как драгоценный цветок, пересадили и отправили дальше — для более великих дел. Он помнил Ольвию. Множество таких, как она, набивали в унылые трюмы Чёрного корабля; их молитвы звучали тем громче, чем ближе нырял корабль к Земле; их души скорбно сосредотачивались на предстоящем самопожертвовании. Гнетущие психические миазмы внутри такого судна могут стать отличной защитной завесой для Жака.
— А что с «Торментумом»?
— Запрограммируй его уйти обычным ходом за прыжковую зону к поясу комет, а потом просто лечь в дрейф. Мы будем примерно знать, где его искать, если когда-нибудь сможем встретиться снова.
Гугол кивнул. За прыжковую зону почти никто не выходил. Корабли были либо внутрисистемными, оставаясь в границах солнечного пространства, либо межзвёздными — в этом случае они ныряли в варп при первой возможности. «Торментум» останется там, незамеченный, и в то же время к нему можно будет добраться на обычном корабле, оставляя вариант для непредсказуемого, тёмного будущего.
Как много спутники Жака сейчас знали! Они знали об Ордо Маллеус, о заговорщиках, о гидре, о Глазе и созданиях Хаоса. Больше, много больше, чем положено простому смертному. Если миссия Жака закончится успешно, его сообщникам следует устроить мозгочистку… Так же, как десантников подвергают мозгочистке после участия в экстерминатусе демонов, низводя до уровня младенцев, чтобы уберечь их непорочность и здравомыслие. Или казнят с почётом.
— Ме’Линди, я хотел бы поговорить с тобой наедине.
Он пошёл впереди неё по чёрному как смоль коридору мимо мерцающих альковов в свою спальную ячейку, закрытую от чужих глаз и ушей.
Воспоминания о предыдущем разе, когда они остались здесь наедине, будоражили, хоть он и знал, что повторения той возвышенной ночи быть не может. Но Жаку очень хотелось узнать, что она на самом деле чувствует.
— Да, инквизитор?
— Ты ведь понимаешь, что ты — единственное вместилище гидры поблизости?
— Точно так же, как знала, что ты решишь отправиться на Землю и посчитаешь нужным выбросить за борт тот адамантиновый ящик.
— Значит поэтому ты съела кусок гидры? Не для того, чтобы защититься от неё, а скорее чтобы оставить хоть что-то?
— Ассасин — это инструмент, — сказала она ничего не выражающим тоном. — Разумный инструмент, однако всё равно инструмент, служащий высшим целям.
— Ты согласишься на мучения? На вскрытие? — Ну вот, он сказал это. Он признал свой страх и вину любовнице на одну ночь.
— Боль можно блокировать, — напомнила Ме’Линди, — как при изменении тела.
Жак знал, что это не вся правда. Боль физическую можно блокировать. Однако в мозгу есть центр чистой, абсолютной боли. До него можно добраться мозговым зондом. Она знает, как отрезать своё сознание от такого? Да, а как насчёт ужаса, когда твою личность разбирают на кусочки? Разве это не должно приносить самую глубокую и мучительную боль?
— Если бы я мог тебе что-нибудь дать, Ме’Линди, что бы ты выбрала?
Она подумала минуту.
— Наверное… забвение.
Теперь он понимал ещё меньше.
Если только… если только она не знала — а Гримм и Гугол, несомненно, даже не подозревали — что священный долг Ордо Маллеус — стирать самое знание о чудовищном Хаосе из разума людей, чтобы знание это не совращало слабых. Подобные знания должно уничтожать.
Неужели Ме’Линди заранее простила ему возможную судьбу товарищей, если предположить, что он добьётся успеха?
Вот что называется преданность.
Жак погасил вспышку мучительной гордости. Преданность кому бы то ни было, кроме Императора, опасная штука, ведь так? Доказано воинствами Гора.
Однако Жак всё равно прямо здесь же дал себе обещание, что сделает всё возможное, чтобы спасти Ме’Линди, и Гугола, и Гримма. Даже если это сделает его, в чём-то малом, предателем. Даже если при этом он откажется даровать Ме’Линди желанную амнезию.
Уже уходя, Ме'Линди остановилась.
— У меня есть много что забыть. В этом теле прячется пластиплоть и флексохрящи, в которых записана память одного конкретного злого облика.
— Ты хочешь сказать, что чувствуешь, будто внутри тебя начертана некая руна зла? Чувствуешь, что каким-то образом проклята? А вовсе не благословлена своей чудесной способностью?
— Способностью превратиться в одну тварь и только одну! Теперь, когда я пользуюсь полиморфином, я не могу принять облик другого человека. Я лишь запускаю внутри себя шаблон генокрада. И тем отрекаюсь от способностей хамелеона. Я спрашиваю тебя: это Каллидус? Это изворотливость?
— То есть, по-твоему, ты изменяешь традициям своего храма? Хотя сам храм тебя об этом попросил?
Она кивнула:
— Это сделали с моего согласия.
Может быть, она чувствовала, что храм её обманул.
Жак помешкал, прежде чем спросить:
— На тебя давили, чтобы получить согласие?
Она рассмеялась горько:
— Вселенная всегда давит, с разных сторон, разве нет? Давит так, что того и гляди раздавит.
Это был не настоящий ответ, да он и не ожидал. Разве ассасин выдаст секреты своего храма?
— Однако на мире Кралевы, — напомнил Жак, — к тебе пришло озарение… насчёт Хаоса и возможной природы человека-арлекина.
Ме’Линди поджала губы — те губы, что однажды блуждали по его телу, те самые губы, что вытягивались в жуткое рыло.
— Тёмное озарение, — поправила она. — Тёмное.
Но даже в таком случае Жак не испытывал никакого желания погасить её свет.
17
— Плодотворное путешествие, агент? — поинтересовался Жак у молодого бородатого инквизитора — почти точной копии его самого в ранние годы.
В мочках ушей у Рейфа Зиланова болтались серьги из зародышей какого-то ксеноса. Молодой инквизитор выглядел смышлёным, хотя и несколько неопытным. Какими бы ни были его особенные таланты — как бы хорошо ни были отточены те из них, что позволяли диагностировать среди пассажиров малейшую демоническую порчу, — ноющий психический шум на борту Чёрного корабля давал как раз такой уровень астральных помех, на который уповал Жак.
— Плодотворные? Тысяча сто псайкеров на круг для Императора. Думаю, это можно назвать плодотворным. Ликвидировать пришлось всего полпроцента. Пять процентов выглядят достойными дальнейшего развития.
А девяносто пять — достойными для корма полумёртвому Повелителю Человечества, дабы питать его Астрономикан. Сколько ещё, сколько ещё может длиться величественная агония человеческой галактики? Может, всё-таки идея заговорщиков — заменить эту людоедскую систему абсолютно тоталитарным контролем — верна?
Нет-нет, не верна. И — нет, они почти наверняка не те, кем кажутся.
Жак крякнул.
— Что-то не так? — спросил косоглазый, дюжий капитан.
Морщины на багровом лице капитана Олофернта говорили о многолетнем влиянии психической мигрени тех, кого он был обязан перевозить. Вот, подумал Жак, невоспетый герой Империума. Не десантник, не рыцарь-терминатор, но всё же герой. Герой невежественный — но благословенно невежественный. Герой, чья форма увешана амулетами. Герой, которого можно запугать.
Стены капитанской каюты скрывали гобелены с космическими сражениями — бессменные напоминания о военной судьбе, которая могла бы ему достаться?
На столе капитана Жак заметил блёклые кружки от рюмок. Тайное пьянство, пока навигатор ведёт корабль через варп, служило Олофернту утешением, его убежищем, анестезией — и слабым местом.
Жак активировал свои татуировки, показав Зиланову, что выше него чином, правда, каким образом, молодой человек понял не совсем, но посчитал за лучшее не спрашивать.
Однако Зиланов оставил при себе своё мнение, но Жак на его месте поступил точно так же. Агент с любопытством разглядывал пёструю свиту Жака. Он явно распознал в Ме’Линди ассасина.
— Не так, капитан? — протянул Жак насколько возможно невозмутимо. — О, кое-что не так. Я расследую одно дело. Оно касается таких кораблей, как ваш. Точнее говоря, того, что происходит после того, как они доставляют свой груз на орбиту Земли.
— Наши пассажиры проходят там повторную отбраковку, — проворчал Олофернт, — чтобы перепроверить, что мы службу свою знаем, — что весьма разумно. Потом большую часть челноками перевозят в Запретную крепость для долгой подготовки к Астрономикону и краткой службы следом. Что из того?
— Где находится Запретная крепость, капитан?
— Ха! Для таких, как я, эта информация под запретом. Тоже весьма разумно.
— Где, вы полагаете, она находится?
— Мне не следует даже во сне об этом думать, инквизитор.
— Весьма разумно.
Цитадель Адептус Астрономика располагалась внутри горного массива, известного как Гималаи. Целой горе придали форму верхней половины каменной сферы, в которой и находился Астрономикан.
— Ты сказал: «долгая подготовка и краткая служба». Почему ты упомянул об этих подробностях? Я слышу недовольство? Прожилку мягкости у тебя в душе?
Олофернт глянул на Рейфа Зиланова, ища поддержки.
— Языки без костей! — зарычал Жак. — Которые лучше вырвать! Уверен, в будущем ты будешь более осмотрителен, скрыто критикуя Империум, если это, конечно, не алкоголь развязал тебе язык. Но не важно. Что меня беспокоит, так это недозволенное рабство, а именно — сбор сливок в виде крошечной доли пригожих псайкеров.
Зиланов нахмурился, а капитан ахнул:
— Кем? — после чего явно пожалел, что спросил. — Не то, чтобы я проявляю излишнее любопытство. Не то, чтобы я…
Жак одарил Олофернта самой натянутой улыбкой.
— Мне нелегко это говорить. Чиновникам-извращенцами достаточно высокого положения при императорском дворе.
Недозволенное рабство, подумал Жак, в противоположность узаконенному посвящению Императору… Проживут ли эти недозволенные рабы дольше в частных руках? Вряд ли. Их краткое существование в лапах ценителей упадка окажется безусловно гнусным. Впрочем, эти ценители не существовали нигде, насколько это известно, кроме его собственного воображения. Лучше всего верить в собственную ложь, тогда и другие в неё поверят.
— Вряд ли мне нужно говорить, насколько смертельно опасно содержать необученных псайкеров даже во внешнем дворце. Пусть даже их держат взаперти за психическими экранами, любой из них всё равно может стать проводником для демона. Особенно, если от боли и отчаяния взывает к помощи в любой форме. Если демон овладеет хотя бы одним рабом во дворце, и этот раб сбежит — подумайте о последствиях!
— Списки наших пассажиров всегда точны, — возразил Олофернт.
— Не сомневаюсь. Однако, как насчёт той малой доли пассажиров, которую каждому Чёрному кораблю приходится уничтожать? Вы оставляете тела для последующего учёта?
— Вам должно быть известно, что такие тела выбрасываются за борт в варп.
— Что, если эта малая часть в действительности не становится трупами, а содержится живьём в стазисе в каком-нибудь закутке на борту столь огромного корабля, как ваш?
— Только не на борту моего, смею вас уверить! — капитан метнул взгляд в сторону стола, где обычно стояла бы рюмка. Как её сейчас не хватало!
— Я не обвиняю никого лично. Вы сейчас узнали привилегированную информацию, вот и всё.
— Что вы хотите, чтобы мы сделали? — спросил Зиланов. Молодой инквизитор почти поверил. Да и почему бы не поверить? История выглядела достаточно правдоподобной, чтобы любого имперца мороз продрал по коже. Зачем старшему инквизитору лгать?
— Мне нужно, чтобы нас контрабандой провезли в юго-восточный порт номер три Императорского дворца в точности так, как, мы подозреваем, провозят этих недозволенных рабов, а именно — в продовольственных стазисных коробах. Меня и моих спутников.
— Вы будете абсолютно беззащитны, — заметил Зиланов.
— Пока стазис не отключится в установленное время, это так. Вы хотите сказать, что следует избегать опасности, когда, рискнув, мы можем захватить исполнителей преступления?
Теперь Зиланов уверился полностью. Ни один изменник не рискнёт оказаться абсолютно беспомощным или попасть парализованным в руки вероятного врага.
— Это секретная операция важности альфа-прима. С вас взята присяга соблюдать абсолютную секретность. Сейчас я раскрою маршрутные коды, которые вы должны использовать для контейнеров…
И стазис кончился.
Жак выбил крышку контейнера, в котором лежал, вынужденно скрючившись в позе эмбриона.
Никаких внешних ощущений он не чувствовал. Да и не предполагал.
Вместо этого его сознание застыло на единственном кванте мысли, и этой мыслью была тревога. Вероятно, работа сознания успела чуть-чуть продвинуться за безвременный период изоляции, а психическое чувство защиты пыталось снять осаду тревожности. Но получилось, что Жак намертво застрял в точке страха: всё его существо состояло из ожидания опасности и больше не из чего. Ни воспоминаний, ни деятельных мыслей, ни вялых грёз — только безликая квинтэссенция тревоги, возникшей в тот самый бесконечный миг-вечность.
Теперь, когда он снова стал Жаком, его затрясло от накопившегося страха. А что, если бы он вошёл в стазис в состоянии ужаса или боли?
В конце концов Жак решил, что психический дар смог бы усмирить и притупить ощущения, изменив сам характер этого мига-вечности.
А что, если нет? Что, если бы он не владел чарами? Жак допустил, что открыл новую и ужасную пытку или наказание. Ибо на пике мучений пленника можно погрузить в стазис-камеру, и он будет переживать это состояние год, столетие…
Прищурившись, Жак посмотрел вверх на толстенные ржавые трубы, обросшие бородой конденсации. А, нет, эти пятна — не ржавчина. Многие поколения благочестивых рун выцветали и переписывались поверх, и снова выцветали. Каракули проплывали мимо в паре метров над головой. До Жака донеслось лязганье, скрежет, далёкий перезвон металла о металл. Контейнер, похоже, двигался по конвейерной ленте.
Как и было задумано. Справившись со страхом, накатившим при выходе из стазиса, Жак встал. Действительно, четыре контейнера неторопливо ползли на сегментированной стальной ленте вниз по унылому и будто нескончаемому туннелю. Светосферы мучительно изливали тусклый оранжевый свет. Было холодно. Никого, даже сервиторов, поблизости не наблюдалось.
Жак перебрался к соседнему контейнеру и поднял крышку. Ме’Линди села и, словно змея, подалась назад для удара. Но змея не ужалила, а лишь быстро поцеловала.
— Спасибо за глоток забвения, господин.
— Господин?
— Мы же притворяемся рабами?
— Об этом можно уже забыть. Есть какие-нибудь отрицательные последствия?
— Мы, ассасины, знаем, как сделать разум пустым, если требуется, чтобы уйти в гибернацию. Я стала пустой, ощущая только желанное ничто — состояние мира до того, как возникли Вселенная и Хаос, когда существовал один Бог — Бог-Ничто.
Жак решил, что Ме’Линди вернулась мыслями к некоему странному полузабытому культу своего давно потерянного родного мира. Истинный бог — неумирающий Император, пожиратель душ, маяк для страждущего и борющегося человечества — был уже в пределах досягаемости, всего в каких-то четырёхстах километрах пути по дворцу.
Ме’Линди в свою очередь открыла крышку Гримма, и недолюд воскликнул: «Ха! Ха!». Словно подгоняя вновь застучавшее сердце.
Жак открыл последний ящик.
— Пустота, — прошептал Виталий, — бесконечная пустота. Третий глаз не перестал видеть. Он рыскал по пустоте бесконечности. Ты знаешь, что существуют степени небытия? Оттенки не-света?
— Глуши чушь, — ворчливо ответил Гримм, высунувшись сбоку от Жака. — Тут прям, как дома в пещерах, тока камня нигде не видно. И на дворец не особо похоже. А где все? Мы точно сели на тот маршрут, босс?
— О да. Это древний глубокий подводящий туннель — крошечный отросток вдали от сердца. Но даже так нам скорее повезло, что сейчас здесь нет каких-нибудь работников из Адептус Терра.
— Ха, теперь он нам об этом говорит!
В мире снаружи сейчас могла быть зима. Хотя по правде мира снаружи на Терре почти не существовало. Все континенты Земли — кроме южных приполярных ледников, в недрах которых скрывалась Инквизиция — были закованы, часто — на километровую высоту, в лабиринт построек того или иного государственного учреждения. Дворец, экклезиархия, огромные здания бюрократии — каждый практически отдельный мир сам по себе.
Целые поколения проводили всю свою жизнь в одном имперском учреждении, почти не ведая о звёздах над головой, разве что в виде заметок на инфопланшетах или в гроссбухах, и ни разу не увидев, как тусклое солнце проглядывает на отравленном небе.
Скоро воздух стал теплеть и неприятно застревать в горле. Лента несла их дальше вниз — к отзвукам шума и деятельности, к далёким лучикам света. Туннель явно вскоре выходил в какое-то место попросторнее.
Сбросив стазисные ящики с ленты, они достали пристяжные кислородные баллоны и дыхательные мембраны. Эти мембраны служили и защитой для глаз от всё более загазованного и едкого воздуха. Теперь кислородные «пшики» освежали лёгкие.
Позади, из оранжевого полумрака появились другие грузы. Расплющив стазис-ящики, отряд спрятал их в пыльной боковой каморке. Дальше пошли пешком вдоль натужно ползущей ленты.
В просторном пластальном зале с колоннадой киборги и ампутанты, присоединённые к машинам, с лязгом ездили туда-сюда на гусеницах или с бряцаньем шагали на изъеденных окислами металлических ногах. На полу переливался всеми цветами радуги слой маслянистых химикатов под блеском меняющихся огней.
Одни механизированные рабочие трудились возле глухо грохающих огромных механизмов, перевитых жилами кабелей. Другие вскрывали силовыми клещами ящики с ленты, проверяли накладные и переносили поступающий груз к вееру ржавых мощных пневмомагнитных труб, который отправляли предметы в далёкие пункты назначения с яростным шипением, грохочущими хлопками сжатого воздуха и треском электромагнитных разрядов. Разбитые пустые контейнеры исчезали в утробе печи, огненная глотка которой заливала багрянцем хлюпающую бурду вокруг. По залу каталось эхо рокота, шипения, хлопков и рёва.
Пока четверо незваных гостей наблюдали с выступа своего укрытия, одну из труб прорвало, выбросив облако бурых хлопьев. Сервитор-сварщик покатился чинить отскочившую обшивку.
Видимо, такого рода аварии случались регулярно. Этот автомат, видимо, только и делал, что заваривал трубы. Если бы их то и дело не рвало, его однообразная жизнь была бы пуста. Жак и его спутники находились в каком-то очень незначительном пищеводе древней и запущенной далёкой окраины дворца или точнее — подвалов дворца.
Доходили ли вообще грузы, прибывающие со звёзд этим маршрутом, до пункта назначения без сбоев? Наверное, доходили. Вот точно так же большая часть Империума действовала, ломалась и ремонтировалась заново. Но в то же время там приводились в движение могущественные силы. И бдительность тоже присутствовала.
Интуитивно Жак достал свою карту-указатель — Первосвященника в чёрной рясе с молотом. Карнелиан наверняка был где-то далеко-далеко, в сотнях, тысячах световых лет отсюда и вряд ли сумел опять вмешаться…
Изображение Жака козырьком прикрывало глаза рукой с зажатым молотом, будто смотрело в тёмные дали из яркого места. Карта дёргалась. Пульсировала. Внезапно её потянуло, словно прут лозоходца так, что, казалось, отпусти Жак карту, она бы тут же улетела, поддавшись порыву.
— Босс… — Гримм потянулся, словно чтобы поймать карту, если та выскочит, но отдёрнул руку. — Ты это сам делаешь?
«Сам ли? — подумал Жак. — Это моё подсознание, куда записаны все энграммы памяти, подсказывает мне вспомнить самый безопасный путь через топографический кошмар дворца? Или некая незримая сила руководит всем этим, всем нашим путешествием?»
Чья сила? Самого Бога-Императора?
Карта рвалась из рук.
— Эта карта будет нашим поводырём. Нужно срочно уходить отсюда.
Как раз вовремя. Едва они пробрались через огромный зал, из тени в тень, от колонны к колонне, скользя по гадкой бурде на полу, избегая лучей света и внимания снующих сервиторов, Жак посмотрел назад в магноскоп и заметил вдалеке высокую фигуру, внимательно изучающую пространство возле конвейера. Сапоги, кожаные брюки, длинный чёрный плащ… Жутковатый высокий шлем — трёхэтажный бронзовый череп, увенчанный зубцами, из которых торчали антенны. Фигура пошевелила ядовитый суп, заливший плиты пола, торцом своего лазерного копья.
— Это что за деятель? — спросил Гримм.
— Кустодий, — буркнул Жак. — Дворцовый гвардеец. Мы, наверное, задели какой-то сторожевой луч.
И тут из устья туннеля выскочила гигантская, покрытая бородавками крыса, чья матовая шкура еле заметно светилась. Кустодий опустил наконечник копья и лазером сжёг тварь.
Жак прочитал заклинание незаметности:
— O furtim invisibiles!
Карта Таро тихо дёрнула к одному из арчатых проходов.
Они спустились через несколько страт из пластали, где текли целые реки из грязного масла и химикатов, где стоки изливались в озёра, в которых бурлила светящаяся накипь водорослей. Они прятались от передвижных машин, пестрящих пятнами, — там могли сидеть люди или как минимум верхняя часть тела киберрабочего. Они переночевали в кабине брошенного колоссального бульдозера, наполовину ушедшего в блестящую искорками топь.
Сейчас они взбирались по винтовой лестнице, спрятанной внутри колонны, к тускло освещённому проходу, где по сторонам, сидя возле своих семейных ячеек, под электросвечами трудились писцы.
Этот проход протянулся на километр. Несколько сотен писцов в чёрных бумазейных плащах с капюшонами заносили данные из лобных имплантатов в тяжёлые гроссбухи, обёрнутые в кожу — возможно, в кожу своих отцов и дедов, любовно снятую после смерти, выделанную и отданную для труда, которому усопший посвятил всю жизнь.
Другие писцы переписывали выцветшие строки из древних, рассохшихся пыльных томов в новые. Шаткие, покрытые паутиной башни из старинных рукописей высились от пола до потолка, в некоторые упирались переносные лестницы. Многочисленные писцы трудились, шепча себе под нос. Беззубая старая карга-куратор в бурых одеждах восседала, словно высохшая мумия, на высоком кресле. Доисторический чужацкий манускрипт лежал раскрытый на высоком столе перед ней, но её больше занимало присматривать за писцами сквозь магнолинзы лорнета. Старуха указывала жезлом — и жертва тут же дёргалась и покрывалась потом. Курьеры приходили и уходили: одни приносили инфопластинки, другие утаскивали прочь тяжёлые фолианты.
— Кто идёт? — прокудахтала она, когда Жак со своим отрядом подошли ближе.
— Слово имеет силу, — отозвался Жак.
— Проходите. Проходите.
Закутавшись в краденые серые ризы аудиторов администратума, а Гримм — в шерстяной костюм кухонной прислуги, они шагали по суетливой базилике, полной колдовской машинерии. Визжали священные клаксоны. Техножрецы крутили ручки верньеров. Сандаловый дым поднимался к потолку, разбавляя едкий смог.
Позже они пересекли кафедральный собор-лабораторию. Иконы, помеченные символами стихий, висели над внутренними арками контрфорсов. Шандалы натриевых светильников за высокими фальшивыми окнами цветных витражей наверху раскрашивали шахматку пола пятнами янтарной сукровицы, пасоки и гемоглобина. Светились жерла алхимических печей и бурлили перегонные кубы, очищая и переочищая редкие снадобья, выделяемые из органов чужацких животных, которых тут же заживо резали хирурги-мясники позади бронированного стекла.
Пронзительно выли и ревели фанфары, заглушая вопли. Очевидно, эти органы нужно извлекать живьём, без усыпляющего, чтобы сохранить их полную силу. Оранжевая и золотистая кровь бежала по трубам, её перекачивали золотушные крепостные, прикованные к насосным мехам. Платформы подъёмников появлялись снизу с новыми экземплярами — и уходили обратно, увозя остовы и требуху.
Их остановил вооружённый лазером техножрец в кремовой рясе:
— Ваше дело? Ваш чин?
— Мы ревизоры из управления синтепищи, — ответил Жак, сотворив ауру убеждения. — Я второй префект диспендиума, палата расходов и убытков.
— Никогда о такой не слышал.
Однако, этот факт не просто не вызвал у жреца подозрений, а совсем наоборот! Ведь, по самым скромным подсчётам, в администрацию дворца входило десять миллиардов человек.
Жак кивнул в сторону Гугола и Ме’Линди:
— Это мои третий префект и субпрефект. Скват — слуга. Мы подозреваем, что протеин после этих экспериментов попадает в отходы.
— Вы называете это экспериментами? — негодующе завопил жрец. — Здесь извлекается часть молекул бессмертия для самого Императора!
— И остаётся немало доброго мяса, — проворчал Гримм.
— Это чужацкое мясо, ты, кухонная нелюдь! Оно не переваривается.
— Можно переработать в синтетику.
— Вздорный и наглый посудомой! Как смеет слуга обращаться ко мне подобным образом?
— Вы наверняка простите нас!
— Мудрый адептус, — прервал облачённый в бежевое послушник.
Жрец отпустил отряд Жака, лишь чуть озадаченно нахмурив лоб. Однако, он нахмурился бы ещё сильнее, если бы сумел сосредоточиться и припомнить, что ревизоры по идее должны были начать проверку, а вместо этого скрылись с глаз.
Выйти из собора через хорошо охраняемый пост оказалось намного проще, чем попытаться войти той же дорогой.
Однако за собором открылась как будто нескончаемая брюзжащая очередь просителей по двадцать человек в ряд, которая, словно чудовищно длинный слизняк, ползла по унылой аркаде проспекта в сторону какой-то далёкой конторы администратума, чтобы получить… что? Пропуск? Бланк заявления? Собеседование?
Самые предусмотрительные просители толкали минитележки, в которых дремали, свернувшись калачиком, их товарищи, ожидая своей очереди оказать такую же услугу. Вдоль очереди бродили торговцы сластями и глюкозными палочками и разносчики затхлой воды. Сгорбленные золотари в спецовках цвета хаки возили туда-сюда передвижные уборные.
Из припаркованных наземных машин за порядком следили патрульные арбитры, в то время как автобус со штурмовиками ждал в резерве на случай беспорядков. Сквозь синее бронестекло Жак разглядел их шлемы с плюмажами.
Группа вооружённых контролёров пробиралась вдоль очереди, водя портативными комплексами психодиагностики. То одного, то другого просителя брали под арест. Один вырвался и получил пулю.
— Из огня да в полымя, — заметил Гримм. — Нам ни за что не протиснуться сквозь эту толпу.
Очередь становилась всё беспокойнее. Арбитры взялись за щиты-подавители.
Карта потянула Жака в сторону.
18
Если смотреть с низкой орбиты сквозь мутную атмосферу, то дворец, раскинувшийся на целый континент, казался совокуплением наползающих друг на друга утыканных самоцветами черепашьих панцирей, которое извергало из себя вычурные монолиты, пирамиды и зиккураты многокилометровой высоты с прорехами посадочных площадок и щетиной антенных мачт и орудийных батарей. Целые города были просто палатами в этом дворце: одни — мрачно великолепные, другие — неприятно омертвелые, но и те, и другие покрывала корка тысячелетних наносов.
Здравый смысл — и карта Первосвященника — настаивали, чтобы Жак и компания отказались от мысли взять машину и отправиться по одной из многоэтажных дорог, пронзающих дворец насквозь. На границах городских участков команды инспекторов наверняка потребуют предъявить для сканирования электронные татуировки.
Поэтому придётся пойти пешком кружными путями — через застройки вздымающихся к небу доходных конурбаций, плотно заселённые шахты и каналы, осыпающиеся многократно скреплённые и подпёртые городские утёсы, которые теснились плотнее, чем стены каньона, под серой стальной крышей, провисшей на суспензорном поле.
Даже подпорки утёсов были заселены колониями жестяных хибар, драных палаток, рваных пластиковых лежанок. Здесь протоплазма человеческого гузна распухала и булькала в питательной среде из тех, чьей самой великой мечтой было отправить свою мелюзгу в самые низшие из адептов — в наследные рабочие-рабы. По дорожкам, как призраки, слонялись заморыши в поисках свежих трупов. Повсюду рыскали банды в наколках, вооружённые самодельными клинками. Людская масса шелестела, словно море, которое часто заставляли замирать.
Они украли какие-то тряпки, чтобы не выделяться; они выгнали каких-то бродяг из вентиляционной трубы, чтобы переночевать, выставив дозорного. Они тащили еду у голодающих.
Ме’Линди убивала, Жак убивал, и Гримм убивал тоже.
В один момент стало казаться, что они как никогда далеки от цели, словно наоборот — отступали назад. День шёл за днём, и они уже с ностальгией вспоминали собор-лабораторию и аллею писцов. Судьи, казалось, присутствовали всюду и всегда, время от времени проявляя бдительность; гораздо реже попадалась гордая элита — дворцовые кустодии.
— Потихоньку превращаемся в семейку бродяг, а? — хмыкнул Гримм после того, как они однажды дали дёру и спрятались.
Жак уставился на сквата. О да, теперь они стали больше чем спутниками. Про неверность пока забыли — и величайшее и необходимое предательство могло пока подождать — тем не менее они неотступно преодолевали последний и, казалось, бесконечный этап своего предприятия как некоторого рода семья.
Некоторого рода.
В круге света под блистающим куполом крыши, у арены, битком набитой людьми, вопил в мегафон фанатичный исповедник. Мерцающие огоньки наверху завораживающе перемигивались, превращаясь то в лик Императора, то в могущественные руны, словно это был планетарий благочестия и самообвинений. Мелькающие огни и громогласные речи околдовывали так, что внимающая толпа бурлила внутри себя, выбрасывая время от времени часть себя, исторгая из себя отдельные личности, как больное тело выбрасывает ненужные клетки.
Эти клетки были еретиками — или людьми, которые вообразили себя еретиками, или чьи соседи решили — по крайней мере, среди этого столпотворения — что те поддались порче.
Отряды чистоты отбрасывали таких индивидуумов в сторону — для казни, а, может, для пыток и искупления.
Жак со спутниками стояли рядом с молодой парой, которая, насколько они пришли к умозаключению, отправилась потратить пару имперских кредитов на визит в кафе на капители колонны, где подавали настоящий кофе со звёзд и откуда открывался вид на залитые огнями фабрики и храмы. Молодая женщина завернула к арене, очарованная красноречием исповедника. Теперь она принялась пихать своего молодого мужа, горько шепча ему что-то, пока тот в отчаянии не протиснулся вперёд, чтобы изобличить себя.
Ме’Линди пришлось вытолкать Гримма подальше. Даже Жак ощутил горячее желание сдаться.
Ему никогда не нравились фанатики. Той ночью, убив охрану, они проникли в жилище проповедника, который вывел на чистую воду сотни истериков (помимо, да — достойных проклятия еретиков). Ме’Линди устроила несчастному вместе с семьёй нервную блокаду и остановку сердца. Жак с командой смыли с себя многодневную вонь, поели, помолились и выспались. Они забрали новую одежду, прежде чем отправиться дальше кружными путями, избегая чужого внимания, которое стало ещё явственнее, стало таким же вездесущим, как дух Императора, но всё же близоруким, обманутым запутанной и вырождающейся необъятностью того, за чем нужно было следить.
Никто не скажет точно, каким путём — и какими уловками — враг может проскользнуть из внешнего дворца во внутренний. О нет.
Некоторые тайны должны оставаться тайнами. Фактически, они должны оставаться тайнами даже от тех, кто их знает.
Путешествие Жака Драко и его спутников из юго-восточного порта номер три до Колонны Славы заняло столько же, сколько занял варп-времени перелёт от Глаза Ужаса — и даже больше.
Как-то раз они замаскировались под шифров — сервиторов, кто запоминает сообщения, не понимая, что запоминает, и рысью бежит вперёд в гипнотическом трансе.
В другой раз они прикинулись историками, дело всей жизни которых состояло в пересмотре подрывных записей и изготовлении более льстивых версий.
Так Жак и его спутники выдавали себя за других.
Они приняли обличье команды вернувшихся домой исследователей, которыми, по сути, и были.
Постоянно обманывая, притворяясь и крадя — одежду, значки, регалии — а иногда будучи вынужденными и убивать, действуя так, словно были неким тайным террористическим отрядом предателей, взявшихся проникнуть поглубже в святая святых. Ме’Линди, как ассасин-каллидус, была в этом деле бесценна.
Всё чаще и чаще они проходили мимо жрецов, военачальников, астропатов, схоластов и их свит, отпрысков, слуг.
Однажды, в качестве исключительной хитрости, Жак притворился инквизитором — а потом с потрясением вспомнил, что и сам им является на самом деле.
Могли ли они попробовать — зайдя уже столь далеко — сдаться офицеру Адептус Кустодес и таким образом добиться аудиенции у командира тех высокопоставленных воинов, что охраняют сам тронный зал? Могли ли они открыться?
Но руки заговорщиков могут легко дотянуться и до офицера последних защитников трона.
Кроме того, путь их проникновения сейчас приобрёл собственную, совершенно странную динамику — почти самоподдерживающийся импульс.
Усталость превратилась в обезболивающее. Постоянная тревога помещалась в некий постоянно забивающийся отстойник души, где она парадоксальным образом мутировала в стимул.
Жак ощущал себя так, словно пробивается на дно океана, где давление измеряется уже в тоннах. И всё-таки он и его спутники двигались по сияющему пути — в том состоянии души, что менялось между сном и кошмаром и определённо перестало быть обычным сознанием.
Этот путь был ярко освещён для них самих, но скрыт от чужих, так словно дорога на волосок отделялась от реальности, так будто они шагали по какому-то извилистому коридору, который был встроен во дворец, однако шёл параллельно настоящему миру дворца.
Карта Жака вела его, словно компас, и в жидких кристаллах за Первосвященником с молотом теперь висела тень фигуры на троне, которая всё больше и больше напоминала Императора, словно другая карта из аркана сливалась с картой-указателем Жака.
— Мы в трансе, — тихо сказал как-то Жак Ме’Линди, пока они отдыхали. — В трансе, ведущем нас к цели. Словно некий голос говорит мне: «Приди».
Он воздержался от упоминания эха других голосов — тени голосов — которые вроде бы не соглашались.
— Мы следуем по наивысшему идеалу пути ассасина, — согласилась она. — Пути хитроумной невидимости. Это вершина достижений для любого ассасина моего храма. Его целью должна быть наша смерть, я думаю. Ибо образцом совершенства для ассасина может служить та, что после долгих и страшных поисков и тонких ухищрений выследила никого иного как самое себя и безукоризненно сразила.
— Ха! — отозвался Гримм и сплюнул.
Гугол, в свою очередь, поражённо втянул голову в плечи.
Нельзя описать точный маршрут, которым они шли, о нет! Это было бы страшное предательство. Возможно, только возможно, что тот самый путь к Императору, тот однозначный маршрут существовал лишь для Жака и его товарищей в конкретный срез времени, более никогда не повторимый.
Товарищей. Четыре члена странно сроднившейся семьи… которые когда-то были совершенно чужими друг другу и вскоре снова могли стать чужими. Жак — отец, познавший истинную любовь лишь однажды. Гугол — беспутный младший братец. Ме’Линди — дикая, свирепая мать, которая носила в себе отнюдь не дитя, но вживлённые черты чудовищного обличья. И Гримм — ребёнок в теле недолюда.
Вот наконец и мрачное великолепие. Вот она — сама Колонна Славы.
Под куполом столь высоким, что облака скрывали фрески на арках, тонкая башня из многоцветных металлов возносилась на полкилометра ввысь. Доспехи Белых Шрамов и Имперских Кулаков, погибших, защищая дворец, девять тысяч лет назад, усеивали колонну. Внутри этих разбитых доспехов всё ещё лежали их кости. Их черепа всё ещё скалились из-под открытых лицевых щитков.
Толпы юных псайкеров, закутанных как аколиты, молились там под зорким присмотром наставников. Скоро этих псайкеров поведут дальше, где подвергнут привязыванию души и смертным мукам, ослепят и освятят для службы.
Отряды императорских кавалеров в шлемах стояли, вытянувшись по стойке «смирно», бдительные, вооружённые болтерами и плазмаганами, в чёрных плащах, обвивающих древние, покрытые богатой резьбой силовые доспехи. Нестройная музыка гонгов и арф — грохот, звон и перебор струн — вибрировала в унисон с биением древних, боготворимых машин. Чадили благовония.
Жак сейчас был одет в костюм секретаря кардинала, Ме’Линди была сестрой битвы Адепта Сороритас, Гугол — мажордомом кардинала, а Гримм — закутанным в одежды техножрецом.
Два колоссальных титана — воплощения Машинного бога — стояли по сторонам огромной арки входа, который вёл дальше, служа его столпами: один — кроваво-красный, другой — пурпурный. В вышине над аркой в обсидиане был прикреплён широко раскинувший крылья двухголовый орёл Империума. Выпуклые панцири этих боевых роботов-великанов подпирали золотые мозаичные перекрытия, в которые, Жак знал, были погребены тяжёлые макропушки и ракетные установки титанов, точно так же, как их огромные рубчатые ступни были закреплены под полом. Повсюду, куда не кинь взгляд, свисали печати чистоты и благочестивые знамёна.
По обе стороны от входа висели силовые кулаки, способные схватить и раздавить любого нарушителя. Вторая суставчатая рука у каждого титана оканчивалась массивным лазером, выставленным для защиты.
Внутри выступающей бронированной головы каждого титана тысячи лет несли почётный караул сменные команды воинов-адептов Коллегия Титаника. Тысячи лет эти два титана стояли столбом, неподвижные, словно статуи, внушая страх и благоговение всем подходившим. Тем не менее, в случае крайней опасности, их плазменные генераторы, как предполагалось, могли очень быстро выйти на рабочий режим. Энергия хлынет по гидропластику, присоединённому к движителям. Приводимые в действие электричеством пучки мышечных волокон, служащие мускулами, выдернут самые могучие орудия титанов из свода крыши, обрушив при этом вниз тонны кладки, как преграду. Боги-машины высвободят ноги и откроют опустошительный огонь. Во время дежурных осмотров тысячи лет здесь добросовестно читали соответствующие литании обслуживания.
Жак подозревал, что даже в спящем режиме эти силовые кулаки могут разжаться и схватить тело с пола, если ревнители в этих огромным металлических головах сочтут нужным…
— Как мы туда пройдём? — прошептал поражённый Гугол.
— Per via obscura et luminosa, — отозвался Жак. — По сияющему и тайному пути…
Время вывернулось.
Время переместилось.
Время существовало и не существовало.
Потусторонняя серебристая сила потекла через Жака, словно это он призвал её своими словами. Сила воспользовалась его разумом, как проводником. Жак ощутил, как сам ход времени сходит на нет и исчезает.
Вот так искажать время умели некоторые псайкеры высочайшего уровня. Но не Жак доселе.
Жак — никогда прежде.
Однако сейчас…
Он что, одержим?
Не демоном, явно. Но самим сияющим путём. Для него этот путь сейчас явился в виде светящегося следа стрелы сквозь искажённый рельеф. Стрела накопила на кончике такой заряд, что этот кончик временно пригвоздил к месту самую ткань времени, словно булавка — мотылька…
— Бегом! — крикнул Жак.
Как он и его ненормальная семья перелетели из одной точки пространства прямо в другую, словно птички-колибри исчезая и возвращаясь в реальность? После Жак решил, что они просто стрелой проскочили через замершую во времени Палату Славы, мимо застывших кавалеров и сквозь Арку Титанов между неподвижными грозными колоссами.
А сверкающая стрела всё так же пронзала ткань времени.
Пульсирующие трубы охватывали рёбрами стены обширной тронной залы позади. Мускулами трона служили толстые силовые кабели, от которых питались стегозавры гигантских механизмов. Воздух рвали бодрящий озон и горькая смирна и смягчали благоуханные, несколько приторные ароматы. Самые священные боевые знамёна, символы и золотые идолы окружали по бокам арену посвящения, где привязывались души псайкеров.
Отряды императорских кавалеров, охранявших просторный зал; шайка техножрецов, проводящих богослужения у механизмов; пышно разодетый кардинальский палатинат со своей свитой; верховный лорд Терры в красных одеждах со своим штатом, не говоря уж о несметных толпах астропатов, хирургеонов, схоластов, военачальников — все они замерли неподвижно.
Громадный, уходящий ввысь, опутанный трубами трон напоминал окаменевшего, покрытого метастазами ленивца, изваянного каким-то безумным мастером Адептус Титаникус. И Жаку показалось — хотя он не мог сказать, правда ли то, что он видит, или это просто иллюзия, рождённая тем самым сном псайкера, — что это колоссальное, священное устройство-протез, более драгоценное, чем всякое золото, служит рамой для иссохшего, мумифицированного лика Бога-Императора.
Который не зрил глазами, но видел разумом, видел гораздо дальше своей тронной залы, и дворца, и солнечной системы. Который не дышал, но жил много неистовей любого смертного, влача сверхнасыщенную психически жизнь в смерти.
— НАМ ЛЮБОПЫТНО, — пришла могучая и страждущая мысль, которая сама выходила за пределы времени.
— МЫ СЛЕДИЛИ ЗА ТВОИМ ПРОНИКНОВЕНИЕМ В НАШ ХРАМ, АТРИУМ И СВЯТИЛИЩЕ.
— Милорд, — Жак опустился на колени, — умоляю выслушать прежде, чем меня уничтожат. Возможно, я раскрыл крупнейший заговор…
— ТОГДА МЫ РАЗДЕНЕМ ТВОЮ ДУШУ ДОНАГА. РАССЛАБЬСЯ, СМЕРТНЫЙ, ИНАЧЕ НАВЕРНЯКА УМРЁШЬ В ТАКИХ МУЧЕНИЯХ, КОТОРЫЕ МЫ ИСПЫТЫВАЕМ ВЕЧНО.
Жак медленно вдохнул поглубже, усмиряя панику, которая трепыхалась под рёбрами, точно попавшая в силки птичка, и вручил себя Императору.
В голове у него заревел ураган.
Если история, которую он хотел поведать, была дремучим лесом, а каждое событие в этой истории — деревом, то в считанные секунды со всех деревьев сорвало листву, оставив лишь голые стылые ветки, оставив лишь примитивную, базовую жизнь без листьев памяти.
Из него выхолостили его историю, в мгновение ока вихрь из всех этих листьев всосала в себя утроба разума Повелителя.
Жак поперхнулся. Пустил слюну.
Он превратился в идиота, даже хуже, чем идиота.
Он не понимал ни где он, никто он, ни даже что значит быть кем-то.
Инквизитор распростёрся на полу. Всё, что его тело сейчас знало — это только боль, бурчание в животе, дыхание и свет.
Свет издалека.
Внезапно вся память потопом хлынула обратно. В тот миг каждый лист проклюнулся заново, заново озеленив лес его жизни.
— МЫ ВЕРНУЛИ ОБРАТНО ТО, ЧТО ВЗЯЛИ И ПОЗНАЛИ, ИНКВИЗИТОР.
Сотрясаясь, Жак вернулся в коленопреклонённую позу и вытер губы и подбородок. Секунды до этого были жутким преддверием ада, непостижимым и неизмеримым. Он снова превратился в Жака Драко.
— НАС МНОГО, ИНКВИЗИТОР, — голос прогремел у него в голове почти нежно — если «нежно» можно сказать про лавину, сносящую обречённую деревушку, если «нежно» можно сказать про скальпель, который срезает жизнь до голых, терзаемых болью костей.
— КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ УПРАВЛЯТЬ НАШИМ ИМПЕРИУМОМ…
— КАК И ПРОСЕИВАТЬ ВАРП…
— КАК ИНАЧЕ?
Мысленный голос Императора, если это действительно был он, разделился на несколько голосов, словно его величайшая неумирающая душа существовала по частям, которые едва держались вместе.
— ЗНАЧИТ, ГИДРА УГРОЖАЕТ НАМ?
— ПОДВЕРГАЯ ОПАСНОСТИ НАШ ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ ПЛАН ПРАВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ?
— МЫ САМИ ВЫДУМАЛИ ГИДРУ?
— ВОЗМОЖНО, КАКОЙ-ТО ЧАСТЬЮ НАС, РАЗ ЭТА ГИДРА ОБЕЩАЕТ СВОЙ ПУТЬ?
— НАВЕРНЯКА, НЕДОБРЫЙ ПУТЬ, ИБО КАК СМОЖЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОСВОБОДИТЬСЯ ОТ НЕЁ?
— ТОГДА МЫ ТОЖЕ ДОЛЖНЫ СТАТЬ НЕДОБРЫМИ. ИБО МЫ ИЗГНАЛИ ИЗ СЕБЯ СОЧУВСТВИЕ ДАВНЫМ-ДАВНО. КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ВЫЖИТЬ? КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ НАСАДИТЬ СВОЮ ВЛАСТЬ?
— ТОЛЬКО ЛИШЬ БЛАГОДАРЯ ТОМУ, ЧТО МЫ ЧИСТЫ И НЕ ИСПОРЧЕНЫ СЛАБОСТЬЮ. МЫ СУТЬ ЖЕСТОКОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ.
Скват подле Жака дёрнулся, словно услышав что-то. Раздался ли в голове у недолюда голос в этот момент? Жак подумал, что слушает спор могущественного разума-машины с самим собой так, как ни один имперский царедворец, наверное, не слышал, и ни один верховный лорд Терры даже не подозревал, что такое может быть. Осознавали ли Ме’Линди и Гугол эти голоса так, как слышал их Жак? Или он всё это вообразил, пойманный в какую-то иллюзию, порождённую варпом — очередной трюк этого запутанного заговора? Он чувствовал, как ткань времени пытается вырваться, и решил, что длиться этому странному стазису осталось недолго.
— НИЧТО, ОБЕРЕГАЮЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЗЛОМ, ДАЖЕ САМАЯ РЬЯНАЯ БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ. ЕСЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ РАСА ПАДЁТ, ОНА ПАДЁТ НАВЕКИ.
Наверное, Жак был слишком молод — на сотни, на тысячи лет, и его интеллект был слишком крохотным, чтобы понять множественный разум повелителя, который вечно обозревал всё, чьи мысли тараном били в разум Жака. А, может быть, разум повелителя стал хаотическим. Не искажённым Губительными Силами, за которыми следил, о нет, но разделившимся в себе, пока героическая хватка Императора за жизнь постепенно слабела…
— КОГДА НАМ ПРОТИВОСТОЯЛ ПОДДАВШИЙСЯ ПОРЧЕ, ОДЕРЖИМЫЙ УБИЙСТВОМ ГОР, КОТОРЫЙ ПРЕЖДЕ СИЯЛ ЯРЧАЙШЕЙ ЗВЕЗДОЙ, КОТОРЫЙ ПРЕЖДЕ БЫЛ НАШИМ ЛЮБИМЦЕМ — КОГДА СУДЬБА ГАЛАКТИКИ ВИСЕЛА НА ВОЛОСКЕ — РАЗВЕ НАМ НЕ ПРИШЛОСЬ ИЗГНАТЬ ВСЁ СОСТРАДАНИЕ? ВСЮ ЛЮБОВЬ? ВСЮ РАДОСТЬ? ВСЁ ЭТО УШЛО. КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ЗАЩИТИТЬ СЕБЯ? ЖИЗНЬ — ЭТО МУКА, МУКА, КОТОРАЯ ДОЛЖНА ПИТАТЬ НАС. ОЧЕВИДНО, ЧТО МЫ ДОЛЖНЫ ИЗО ВСЕХ СИЛ ОСТАВАТЬСЯ ЖЕСТОКИМ СПАСИТЕЛЕМ ДЛЯ ЛЮДЕЙ, ОДНАКО ЧТО СПАСЁТ НАС?
— Великий владыка всего сущего, — простонал Жак, — ты знал о гидре прежде?
— НЕТ, И МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИМЕМ МЕРЫ В ДОЛЖНОЕ ВРЕМЯ…
— И ВСЁ ЖЕ МЫ НАВЕРНЯКА ЗНАЛИ. КАК МЫ МОГЛИ НЕ ЗНАТЬ?
— КАК ТОЛЬКО МЫ ИЗУЧИМ ИНФОРМАЦИЮ ЭТОГО НАШЕГО ПОДРАЗУМА.
— ВНЕМЛИ, ЖАК ДРАКО: ЛИШЬ КРОХОТНЫЕ ЧАСТИЦЫ НАС МОГУТ СЛУШАТЬ ТЕБЯ, ИНАЧЕ МЫ ОСТАВИМ НАШ ИМПЕРИУМ БЕЗ ВНИМАНИЯ, КОТОРОЕ НЕ ДОЛЖНО ПРЕРЫВАТЬСЯ НИ НА МИГ. ИБО ВРЕМЯ ВО ВСЕХ ВЛАДЕНИЯХ ЧЕЛОВЕКА НЕ ОСТАНОВИЛОСЬ. НА САМОМ ДЕЛЕ ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ.
— МЫ ВЕЧНО БДЯЩИЙ ВЛАДЫКА, РАЗВЕ НЕТ? ТЫ НАДЕЯЛСЯ ДОБИТЬСЯ НАШЕГО БЕЗРАЗДЕЛЬНОГО ВНИМАНИЯ?
— КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ОДНОВРЕМЕННО ПРИВЯЗЫВАТЬ ДУШИ ПСАЙКЕРОВ И НАДЗИРАТЬ ЗА ВАРПОМ, СВЕТИТЬ МАЯКОМ АСТРОНОМИКАНА И ВЫЖИВАТЬ, ПРИНИМАТЬ ИНФОРМАЦИЮ И ДАВАТЬ АУДИЕНЦИИ, ЕСЛИ БЫ НАС НЕ БЫЛО МНОГО?
— И ВСЁ РАВНО МЫ УПУСКАЕМ СТОЛЬ МНОГОЕ, СТОЛЬ ОЧЕНЬ МНОГОЕ! КАК ТО, ЧТО ПРИВЕЛО ТЕБЯ СЮДА.
— НАШ ДУХ НАПРАВЛЯЛ ТЕБЯ.
— НЕТ, ДРУГОЙ ДУХ — ОТРАЖЕНИЕ НАШЕЙ БЛАГОСТИ, КОТОРУЮ МЫ ОТБРОСИЛИ.
— МЫ — ЕДИНСТВЕННЫЙ ИСТОЧНИК БЛАГОСТИ, СТРОГИЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ. НЕТ ДРУГОГО ИСТОЧНИКА НАДЕЖДЫ, КРОМЕ НАС. МЫ МУЧИТЕЛЬНО ОДИНОКИ.
Противоречия! Они боролись у Жака в голове точно так же, как, видимо, сосуществовали в собственном мультиразуме Императора.
Неужели в Галактике имелась другая спасительная сила, неведомая страждущему Императору — сокрытая от него, но каким-то образом имеющая доступ к его сущности? Как такое возможно?
И что насчёт гидры? Императору действительно известно о ней, или нет — даже теперь? Может быть, он отказывается признать то, что Жак ему сообщил?
Голоса Императора в голове Жака стихли, и время попыталось принять прежнюю форму.
Гримм дёрнул Жака за рукав:
— Всё кончилось, господин. Ты что, не понял?
Да, Гримм, похоже, услышал что-то — не то, что слышал Жак — просто некий приказ.
— Пора идти, босс. Нужно выбираться отсюда.
— Как мелкой рыбёшке понять кита? — воскликнул Жак. — Или муравью — слона? Мы добились успеха, Гримм? Добились?
Голос самого Жака превратился в крик посреди этой священнейшей из палат, и всё же каким-то образом его едва было слышно. Его слова заметались по залу, словно стайка верещащих ультразвуком летучих мышей.
— Не знаю, босс. Нам надо идти.
— Прочь, прочь, прочь, — пропела Ме'Линди. — Туда-да-да…
И тут…
Эпилог
— Так вы закончили изучать «Liber Secretorum»? — поинтересовался старший книжник в чёрном одеянии.
— Да, закончил.
Человек с крючковатым подбородком и зелёными пронзительными глазами задумчиво втянул щёки. Он тоже носил облачение и знаки отличия Маллеуса, лица его почти не было видно под капюшоном. Эти двое заперлись в тёмной комнате, обставленной в виде черепа. Не считая парных электросвечей, подсвечивающих иконы Императора в двух нишах, которые соответствовали глазницам, лишь считывающее устройство светилось зеленоватым светом.
— Где и когда она была написана?
— Её доставили при невыяснимых обстоятельствах более ста лет назад тогдашнему магистру нашего ордоса. Вскоре после того, как Жак Драко за экстерминатус Сталинваста был объявлен отступником и пропал. Где она была написана… возможно, на Терре?
— А убийца? Навигатор? Скват? Что известно о них?
— Ме’Линди существовала точно — это может подтвердить текущий директор ассасинов-каллидус. Но, это всё, что директор признает, как и то, что она пропала из виду, предположительно — погибла. Оффицио Ассассинорус не станет признавать ничего касательно экспериментальной хирургии. Возможно, операция закончилась провалом, всю память о котором они хотят предать забвению. Или, возможно, на ней стоит гриф наивысшей секретности. Таким образом, по идее ничто в их архивах не связывает её с Жаком Драко.
— Навис Нобилитате не может — или не хочет — удостоверить существование навигатора по имени Виталий Гугол. На мой взгляд, слишком уж они независимы! Возможно, Гугол — это поэтический псевдоним. Возможно, Драко выдумал это имя, если не выдумал вообще всё, кроме экстерминатуса, который произошёл на самом деле. Что касается визита в тронный зал Его Священнотрепетства, ни один член Кустодес ничего такого не сообщал. Невозможно даже представить, чтобы подобное событие имело место.
— А скват?
— Гримм — распространённое имя среди его непутёвого рода, а конкретно этот скват в истории Империума никакого заметного следа не оставил.
— Что известно об инквизиторе Зиланове и капитане Олофернте?
— Инквизитор Зиланов казнил капитана за небрежение долгом.
— За пьянство?
Книжник кивнул.
— На борту их Чёрного корабля случились… неприятности. Бунт среди пассажиров, частью одержимых. Зиланов тоже погиб. Драко, вероятно, мог знать об этом ещё до того, как «Liber» привлекла наше внимание, и, соответственно, до её сочинения. Если книгу вообще сочинил Драко! Зачем ему избегать упоминания себя в первом лице, если он не лгал? Это хоть он её сочинил?
— Наш ордос отрицает существование подобных проектов под нашей эгидой?
— Все тайные магистры того времени отрицают принадлежность к подобной клике заговорщиков. Баал Фиренце, объявивший Драко отступником, добровольно согласился на применение глубокоправды — metaveritas. Ничего, относящегося к делу, узнать не удалось. Проктор Фиренце вслед за этим превратился в младенца.
— Его переобучили?
— О да, тайный магистр. Он с нуля развил свою личность заново, прошёл омоложение и был подготовлен, как верный делу инквизитор.
— Харк Обиспал?
— Попал в засаду ксеносов и погиб вскоре после якобы событий, описанных в «Liber».
— Как кстати!
— Считается, что его убийцы были эльдар.
— О? В самом деле? Это известно наверняка?
— Нет, не совсем.
— Наш ордос так и не обнаружил следов этой гидры ни в одном из миров?
— Ни в одном. Мы проследили каждый перевранный слух, но не нашли ни одной достоверной улики. Естественно, если доклад Жако правдив, то вряд ли стоило ожидать материальных следов…
— Так значит, «Liber» на самом деле могла быть орудием, нацеленным против Баала Фиренце неким неизвестным врагом, чтобы опорочить его, подорвать его карьеру и самую его личность.
— Согласен. Либо посеять недоверие среди тайных магистров нашего ордоса и таким образом ослабить всех нас.
— Либо… либо посеять сомнения относительно самого Императора, благословенно будь Его имя.
— Это тоже. Воистину, всё скрыто тьмой, и лишь Император — единственный свет. Конечно, в повести Драко есть и свои плюсы. Мы теперь используем стазисный гроб в дополнение к допросам, если время не играет существенной роли…
В голосе книжника появились нотки сомнения:
— Вы тайный магистр недавно и, естественно, должны изучать тайны нашего ордоса. Не позволите ли ещё разок полюбоваться вашей татуировкой?
— Само собой.
Когда посетитель Либрариум Обскурум отвёл рукав, у старика был только миг, чтобы заметить перстень игольника, надетый на тонкий палец тайного магистра… а затем книжник ощутил на лице острую боль и затрясся в корчах.
Тело старого книжника билось на полу, мышцы дёргали каждая в свою сторону. Кишечник зловонно опорожнился. Изо рта и носа хлынула кровь.
Посетитель подавился безумным смехом. Ему даже пришлось закусить рукав, чтобы не шуметь. Он рвал ткань зубами, как гончая впивается в пойманного зайца или кто-то, испытывая внутренние муки, пытается отвлечься от ощущения или зрелища, слишком отвратительного для него. Книжник уже умер — корчился только его труп.
Посетитель оставил первую страницу «Liber Secretorum» светиться на тускло-зелёном экране. А рядом воткнул карту таро: инквизитора, чей пустой лик был крохотным психоактивным зеркалом того, кто посмотрит на него следующим.
Сморщив свой выдающийся нос, он тихо выскользнул из комнаты-черепа.
Война инквизиции началась.
Хотя в каком-то смысле она началась ещё несколькими годами раньше, когда Жак Драко впервые произнёс: «Верьте мне. Я хочу правдиво рассказать о том, что со мной произошло»…
Искажённые звёзды
В свой шестнадцатый день рождения Джоми Джабаль наблюдал, как на рыночной площади Гроксгельта колесовали ведьму. Уже тянуло вечерней прохладой. Жгучее голубое солнце недавно село, однако до наступления ночи с её звёздами-фонариками оставалось ещё пару часов.
Газовый гигант шафранных оттенков пучился в дымчатое небо, выпирая над горизонтом, словно высоченный бархан. Его блеск золотил черепицу городских крыш и пыльные, разбитые копытами улицы.
Этот золотой великан в небе выглядел этакой печью, раскалённым тиглем. Однако, в отличие от солнца, тепла совсем не давал. Джоми задавался вопросом, как такое может быть, однако спрашивать у кого-то, конечно, и не думал. Ещё в младшем возрасте несколько ударов кнута отбили у него всякое желание проявлять излишнее любопытство.
Наказывал его па с глубоким смыслом. Ведь мальчики и девочки, что задают много вопросов, обрекают себя на путь колдунов и ведьм.
Когда золотой гигант наконец совсем утонет за горизонтом, труба со сторожевой башни даст сигнал. Её блеющий визгливый хрип с приходом темноты обозначит наступление комендантского часа. Вслед за ним, как говорили, по чёрным улицам начнут рыскать мутанты.
Правда ли, что по Гроксгельту ночами бродят мутанты в поисках жертвы, которые только и ждут, чтобы проникнуть в дома к неосторожным? На Джоми как-то снизошло весьма правдоподобное объяснение: горожан таким образом загоняют по домам на холодное время суток. Иначе бы таверны Гроксгельта оставались открытыми дольше. Работники кутили бы допоздна, а потом, с рассветом, отправлялись на дневную работу злые и сонные.
Нет, мутанты, конечно, существовали. Ведьмы, ворожеи. Вон как раз один — на колесе. До темноты ещё часа два…
— Этот колдун знает ловкий трюк, — вещал проповедник, преподобный Хенрик Фарб, с чёрных как смоль ступенек резиденции городского головы. — Он умеет заклинать время. Может остановить самый его ход. Но ненадолго… так что не разбегайтесь в страхе! Узрите же его казнь и запомните мои слова: ведьма снаружи выглядит как человек, но на самом деле внутри она ущербна. Берегитесь тех, кто похож на человека, но сам не человек!
Преподобный Фарб был толст. Из-под чёрной сутаны выпирали кожаные доспехи, которые, будь он женщиной, можно было бы назвать пышными формами. По-женски смотрелся и нефритовый флакончик с благовониями, который болтался в проколотой ноздре, перебивая запах навоза и тел, едва просохших от пота. Когда преподобный говорил, на пухлой щеке его корчился в цепях горящий демон, запертый внутри шестиугольного символа, наколотого для обережения рта и свинячьих глазок от порчи. Обычно проповедник облачался в просторные чёрные шелка из-за жары, которая только-только начала спадать. Но сейчас, для противостояния злу, ему нужна была соответствующая защита. По той же причине на усеянном амулетами поясе вокруг объёмистой талии висела кобура стабгана.
Лошади ржали и били копытами. Мужчины для самоуспокоения клали руки на свои длинные ножи, а кто имел — на мушкеты, измалёванные рунами.
— Уничтожь ненормального! — крикнул кто-то яростно.
— Сломай нелюдь! — завопил второй.
— Убей ведьму!
Фарб бросил взгляд на дюжего, голого по пояс палача, который дожидался возле колеса, сжимая в руках дубину. По обычаю, проводника карающего возмездия выбрал жребий. Пусть большинство горожан щеголяло всяческими жировиками, бородавками и прочими изъянами на опалённой солнцем коже, но слабаки среди них были наперечёт. Но даже в этом случае слабосильному палачу потребовалось бы просто больше времени, чтобы справиться с задачей, пусть и под аккомпанемент насмешек и свиста.
— Сейчас! — объявил Фарб. — Но предупреждаю: колдун попытается замедлить казнь — растянуть её до прихода ночи в тщетной надежде на спасение.
С губ проповедника полетела слюна, словно у одного из тех мутантов, что умели плеваться ядом. Такого мутанта нашли пару месяцев назад, забили в рот кляп и колесовали на этой самой площади. Передние ряды слушателей подались ближе к чёрным ступеням, словно у капель слюны с губ преподобного была чудодейственная способность сохранить им ясность зрения и уберечь их человеческую природу от порчи.
Фарб повернулся к штандарту Императора, который прикрывал его с фланга. Местные горожанки скрупулёзно вышили на ткани драгоценной проволокой образ, списанный из требника преподобного. Фарб преклонил колена, и публика поспешно последовала его примеру.
— Боже-Император, — нараспев заговорил проповедник, — источник нашей надежды. Сохрани нас от нечистых демонов. Охрани лона жён наших, дабы дети наши не обратились в мутантов. Спаси нас от тьмы во тьме. Присмотри за нами, как мы исполняем волю твою. Imperator hominorum, nostra salvatio! — Священные слова, последнее — мощные волшебные слова. Фарб сморкнулся из одной ноздри и плюнул поверх толпы.
Джоми рассматривал штандарт. Вышивка металлом превратила древний императорский лик в маску из проволоки и трубок.
— Приступаем! — объявил Фарб.
Колесо, которое двигала мощная, туго закрученная пружина, начало вращаться. Вместе с ним начал поворачиваться и колдун, согнутый и связанный почти в дугу. Палач воздел дубину.
Ничего не произошло. Колесо остановилось. Здоровяк замер. Заранее предупреждённая, толпа тем не менее ахнула. Зрители не попали в небольшое пространство, где обречённый колдун заворожил время: они по-прежнему могли двигаться, однако почти никто не шевельнулся.
— Наверняка, — пояснил Фарб, — колдун сейчас мысленно взывает к какому-то злобному демону, ведёт его сюда, указывает дорогу в Гроксгельт!
Джоми вновь задался вопросом: так ли это на самом деле? Если так, то почему бы не зарезать колдуна поскорее сразу после поимки? Или проповеднику просто доставляет удовольствие сама церемония? Подобные спектакли определённо привлекали внимание толпы и давали выход её самым потаённым страхам. В противном случае, люди становятся беспечнее, разве нет? Они могут не сообщить, что заподозрили мутанта в своих рядах. Мать может попытаться защитить дитя, которое выглядит лишь чуточку ущербным.
Разве станет тогда постоянное присутствие колеса на рыночной площади внушать ворожеям такой страх, что они изо всех сил будут прятать своё колдовство, стараясь не выдать себя? Подобные вопросы не шли у Джоми из головы.
Момент безвременья кончился. Припоздавшая дубина с хрустом опустилась — и колдун взвыл. Время в непосредственной близости от него вновь замерло. Через минуту обрушился новый удар, ломая плоть и кости. Из-за тщетных уловок колдуна казнь и в самом деле затянется дольше, прежде чем его оставят, словно тряпку, висеть на колесе и медленно умирать от невыносимой боли. Хотя что ещё этому бедолаге оставалось делать?
— Хвала Императору защищающему! — завопил пузатый проповедник. — Laudate imperatorem!
Его втиснутые в кожу груди и живот тряслись. Фарб тяжело пыхтел, словно жадно вбирая запах благовоний, крови, экскрементов и пота. Каждый раз, как дубина опускалась, Джоми внутри пронзал невыносимый зуд, отдаваясь в разных местах, словно он сам некоторым образом переживал мучительную казнь, только через гору подушек. Он корчился и чесался, но всё без толку…
В течение следующего года ещё дюжина ведьм и мутантов нашли смерть на площади Гроксгельта. Горожане поболтливее начали задавать вопросы, прикрываясь ладошкой: может это какая-то болезнь, особая для рода человеческого, которая не передаётся животным. Кобылы ведь не рождают жеребят, у которых появляются странные силы при взрослении? Отец Джоми, дубильщик гроксовых шкур, подобные рассуждения у себя в доме не приветствовал — а Джоми давным-давно научился держать язык за зубами. Преподобный Фарб подзуживал горожан, одновременно разжигая в них страхи. Он обещал, что Император не позволит своей пастве скатиться в хаос.
На свой семнадцатый день рождения Джоми первый раз увидел тот сон…
Это было похоже на рот, который образовался у него в голове. Рот сформировался прямо из серого вещества внутри черепа. Во сне Джоми это понял. Если бы он мог повернуть глаза вовнутрь, то увидел бы в глубине головы губы и шевелящийся язык, который и был источником чавкающих звуков, которые Джоми услышал во сне. Его охватил ужас. Почему-то он не мог проснуться, пока эти внутренние губы не перестали слюняво бормотать и не умолкли.
В течение нескольких последующих ночей звуки изнутри всё больше и больше стали походить на слова. Пусть смысл их оставался туманным, но они становились яснее, словно подстраиваясь под знакомый Джоми язык.
Джоми делил тесную комнатушку на чердаке со старшим братом, Большим Веном. Естественно, он не стал спрашивать, снился ли Вену голос или не просыпался ли Вен в предрассветные часы, решив, что слышит шёпот, идущий у Джоми из головы. Перед глазами у него каждый раз, как предупреждение, вставало колесо на рыночной площади. Джоми во сне обливался потом. Соломенный тюфяк на утро был хоть выжимай.
— Я превращаюсь в… нелюдь? — спрашивал Джоми себя с тревогой.
Может быть, это всего лишь кошмар. Он выбросил из головы всякие мысли просить совета у преподобного Фарба. И вместо этого ревностно молился Императору, прося избавить от бормотания в голове.
С каждым голубым рассветом Джоми уходил с отрядом других работников за город на гроксовую станцию и ферму. Там, раздевшись до набедренной повязки и оберега на шее, он горбатился в пристройке у скотобойни, разбирая требуху.
— Тебе ещё повезло, — часто говаривала ему низенькая, коренастая мать. — Такая непыльная работёнка в твои-то годы!
И это было правдой. Гроксы, крупные рептилии, славились злобным нравом. Если бы они не давали вкусное и весьма питательное мясо, а сами не жрали любой мусор, только давай, даже землю, любой здравомыслящий человек держался бы от них подальше. Хотя ящериц-производителей держали на химических седативах, твари всё равно в любой момент могли сойти с катушек. В загонах, среди своих собратьев, такое поведение для гроксов было вполне естественным. Скоту, который шёл на мясо, делали лоботомию. Но, когда их гнали на бойню, даже эти зверюги с перерезанными мозгами могли показать свой норов. Каждый гроксовод или забойщик легко мог лишиться пальца, глаза, а то и жизни. Практически любой мог похвастаться уродливыми шрамами. Правители Урпола, столичного города в невообразимой сотне километров от Гроксгельта, непрерывно требовали поставок гроксового мяса: для собственного потребления и для прибыльного экспорта. Мясо в Урпол перевозили летучие роботы-холодильники.
— Судьба тебя любит, — не раз говорила ему мать. И это тоже было правдой. Джоми был хорошо сложен и приятен лицом, чист от всяких бородавок и кист, поражавших большинство жителей.
Это жена фермера, бочкообразная Галандра Пущик, поставила Джоми на это теплое местечко. Мадам Пущик часто заходила в требушной сарай, чтобы похотливо поглазеть на Джоми, блестящего от крови и пота. Особенно она любила отираться возле пруда, пожирая его глазами, пока он мылся после работы. О да, глаз на него она положила. Но Галандра Пущик слишком боялась драчливого мужа, чтобы пойти дальше просто любования.
Сам же Джоми положил глаз на дочку Пущиков. Стройная красавица Гретхи ходила в широкополой соломенной шляпе и с зонтиком, прикрываясь от жгучего голубого солнца. Она воротила свой вздёрнутый носик от большей части городских юнцов, при этом наделяя Джоми улыбкой, когда мать не видела — и тогда его сердце начинало биться чаще. Со слов, которыми порой удавалось с ней перекинуться, Джоми узнал, что Гретхи нацелилась стать любовницей кого-нибудь из барственных властителей Урпола. Но, может быть, ей захочется сначала поупражняться на нём?
В тот день, пока Джоми сортировал гроксовые печенки, почки и сердца, рот у него в голове заговорил отчётливо и ласково.
«Спокойно, — проворковал он. — Не бойся меня. Я могу научить тебя многому, чтобы ты смог выжить и утолить свои юные желания. Да-да, чтобы выжить, ведь ты отличаешься от других, не так ли?»
«Кто ты?» — подумал Джоми напряжённо. Даже тогда он сумел воспротивиться желанию заговорить вслух, чтобы не рисковать, что его услышит кто-то из других работников. Был ли смутный голос мужским, или он был женский? Пожалуй, ни то, ни другое…
«Кто ты, голос?»
«Прежде, чем ты поймёшь ответ, ты должен многому научиться. Скажи мне: как выглядит твой мир?»
«Выглядит? Ну, по-разному выглядит. Ровный и скалистый. Повыше и пониже…»
«Издалека, Джоми, издалека, если смотреть так, что холмов и долин уже не видно? Если смотреть глазами птицы, что забралась выше любых других птиц?»
«Наверное… как тарелка?»
«О, нет… Послушай, Джоми, твой мир круглый, как яблоко. Твой мир — это большая луна, которая вращается вокруг гигантского мира, целиком сделанного из газа, который представляет собой ещё большее яблоко. А твоё голубое солнце — самое огромное яблоко из всех вокруг».
«Как так? Ведь солнце намного меньше гиганта».
«Но зато теплее, да? Ты никогда не думал, почему оно теплее?»
«Конечно, думал».
«Но решил, что будет лучше не спрашивать, да? Умно, Джоми, умно…» — Как же голос обласкивает его! — «Меня ты можешь спрашивать безо всякого страха. Твоё солнце настолько огромно, что горит, сжимаясь под собственным весом. Это звезда — и она так далеко, что кажется размером с ноготь большого пальца на вытянутой руке. Как и я далеко от тебя, мой Джоми, — голос словно вздохнул. — На самом деле, намного дальше, чем твоя звезда».
Джоми продолжал раскладывать по лоткам скользкие, вонючие внутренности.
«Солнце не может быть звездой. Звёзды-фонарики — они маленькие и холодные».
«Ах, невинная юность! Звёзды — это не фонарики. Давай-ка пойдём маленькими шажками, хорошо? И твоя луна, и твоё солнце, и твой гигант, и звёзды — все они сферической формы».
«Сферической?» — Какие слова знает этот голос: такими только властителям Урпола говорить.
«Круглой. Подумай громко о круге, плавающем в пустоте пространства».
«Ну уж нет!» — Круг — это колесо, страшное, запретное колесо. Ни один человек не должен делать колеса, не должен пользоваться колесом, кроме как для казни, иначе ведьмы восторжествуют и станут править миром!
«Успокойся, милый юнец. Колесо — это начало познания. Я расскажу тебе почему, если ты сосредоточишься и представишь себе круг. Это поможет мне… сфокусироваться на тебе».
«Сфокусироваться?»
«Увидеть тебя, как сквозь линзу».
«Какую линзу?»
«Ах, тебе ещё столько предстоит узнать! И я научу тебя — втайне от всех».
Пока Джоми мылся, Галандра Пущик стояла, уперев руки в гигантские бёдра и пожирая его глазами, точно это завтрашний обед. К своему ужасу, Джоми подслушал её мысли…
Галандра Пущик сладострастно представляла, как гладит своими мясистыми ручищами Джоми по всему телу. Ей хотелось помять его, словно тесто, а потом зажарить, как каравай, в своих горячих объятиях. Фермер Пущик скоро уедет по делам. Тогда-то она и позабавится с мальчишкой…
Джоми мог слушать чужие мысли. Это было так, словно голос размял мышцы у него в мозгу, которые прежде были тонкими, как нитки; это было как щекотка в нервных окончаниях мозга, которые прежде висели дрябло, а теперь завязались в узлы и срослись между собой.
Он мог слушать чужие мысли. Следовательно, он колдун.
«Не переживай, — посоветовал голос. — Но продолжай думать громко о круге. Так я смогу найти тебя. Так я смогу спасти тебя, мой волшебный мальчик».
Много дней голос рассказывал ему об удовольствиях и красотах огромного мироздания за пределами сельской луны, на которой Джоми ждали только труд, пот и страх.
Радости и великолепие, которые описывал голос, казались словно воспоминаниями воспоминаний, отзвуками отзвуков, так будто пережитое случилось так много лет назад, что невозможно и сосчитать, и голос более не совсем понимал их природу, но всё равно не мог удержаться от воспоминаний.
В каюте космического крейсера «Верность человеческая» инквизитор Торк Серпилиан размышлял над парадоксом, который становился для него уже навязчивой идеей. Он нажал кнопку своего зашифрованного диария и начал говорить:
— Прошла неделя с тех пор, как мы благополучно вынырнули из варп-пространства, benedico Imperatorem. Мы висим на орбите газового гиганта Дельта Хомейни-5.
За ажурным четырёхлистным переплётом обзорного иллюминатора огромный оранжевый шар из бурлящего водорода и метана держал на невидимом поводке серп единственной крупной луны, мерцающий кромкой атмосферы.
— Propositum: тысячи лет наш неумирающий Император защищает человечество от психических нападок из варпа, дабы — в далёком однажды — род человеческий смог развить в себе психические силы, могучие настолько, чтобы защищать себя самое…
Вдоль охряных пластальных стен ниспадали боевые знамёна цвета запёкшейся крови. В качестве трофеев развешаны выбеленные черепа ксеносов и взятые с бою доспехи. Ибо это был корабль легионес астартес — космических десантников.
И всё же ксеносы как таковые мало волновали Серпилиана. Даже самые коварные ксеносы были, в сущности говоря, лишь созданиями природы: они рождались и росли в той самой Вселенной, что и род людской. Чужаки — ничто в сравнении с жуткими паразитами, обитавшими в варпе. На родной планете Серпилиана водилась одна неприятная оса, которая откладывала яйца с крючками под кожу животным и людям. Варп-паразиты откладывали свой эквивалент яиц людям в разум. Из этих «яиц» вылуплялись сущности, которые брали под контроль тело жертвы, пожирая его изнутри и распространяя заразу. Другие твари из варпа захватывали человечьи души и утаскивали к себе во тьму, чтобы там не торопясь попировать. А были и гораздо более могущественные сущности: демоны.
Псайкеры-ведьмы представляли собой настоящие маяки, ярко светящие в варпе. Они могли привлечь к себе паразитов и демонов, которым ничего не стоило разорить целую планету и обратить её жителей в нелюдь.
— Subpropositum: диких, неуправляемых, заблудших псайкеров наша Инквизиция должна выискивать и уничтожать.
— Counterpropositum: дабы поддерживать нашего Императора, каждый день тысячи молодых псайкеров должны отдать свои души — и добровольно! — чтобы подпитать его колоссальную болящую душу.
Да, действительно, нарождающихся псайкеров рьяно выискивали и переправляли на Терру полными трюмами. Псайкеры крупного калибра, кого можно обучить служить Империуму, подвергались присоединению души к Императору ради собственной же защиты — мучительному обряду, который, как правило, лишал зрения. Исключительным индивидуумам, таким, как сам Серпилиан, дозволялось ментально защищать себя самим. Самый цвет таких вольных псайкеров поступал в Инквизицию. Но, всё равно, каждый день сотни сосланных на Терру, исправно наставляемых в благословенном самопожертвовании, отдавали свои жизни ненасытной утробе разума Бога-Императора. А во многих других местах Галактики псайкеров, не поддающихся укрощению, истребляли как ведьм.
— Paradoxus: мы искореняем, как сорняки, то, с чего не можем снять урожай. И, собрали мы их или вырвали с корнем, новые всходы вытаптываем, насколько это в наших силах. Как тогда роду людскому развить ту независимую будущую силу, в которой он так отчаянно нуждается?
Серпилиан вообразил покрытый травами луг, который в течение тысяч лет периодически вытаптывают. Он представил себе, как зеленые ростки с трудом тянутся к свету, чтобы их тут же безжалостно раздавили, только бы не отдать на прокорм злобным созданиям варпа.
Ослабит ли Император в конце концов свою сокрушительную хватку, разрешив себе умереть? Позволив таким образом траве вдруг дать ровные, высокие и сильные всходы — ростки сверхлюдей? А до той чудесной эпохи — жесточайшее подавление?
— Дай мне не превратиться в еретика, — пробормотал Серпилиан. — Я не должен стать еретиком.
Поразмыслив, он стёр последнюю запись.
За время службы Серпилиан попадал в разные ситуации достаточно, чтобы убедиться в мудрости Императора. Он участвовал в таком количестве беспощадных актов, был зачинателем стольких деяний неизбежной жестокости… Самый последний: на Валхалле-2, где поработители вторглись из варпа и разожгли яростное восстание против Империума.
— Вселенная, — поведал он диарию, — жестокое, дикое и непрощающее место. Поле битвы. А самые чёрные враги притаились в варпе, словно тигры, готовые броситься на человечье стадо. Если внимание тигров привлёк даже один, то могут вырезать всё остальное стадо — или, того хуже, совратить и обратить ко злу.
Разве самому Серпилиану иногда не приходилось действовать как зверю, руководя жестокими расправами на службе у тирана?
Серпилиан особенно не гордился своим независимым мышлением. Он скорее сожалел об этих вторжениях непрошенных сомнений. С другой стороны, подобные черты личности придают уму определённую гибкость и остроту, дабы лучше служить делу Императора и человеческой расе.
Облачение инквизитора отражало этот независимый нрав. Длинный килт из серебристого меха, кираса с радужным отливом, вид которой приводил на ум панцирь гигантского экзотического жука, и кроваво-красная мантия с высоким воротником. На обоих указательных пальцах сидели диковинные перстни джокаеро: в одном — уменьшенный игольник, в другом — крошечный лазпистолет. Более традиционное оружие инквизитор носил при себе скрытно. На шее болтались амулеты, производящие при движении изгоняющую бесов музыку.
Серпилиан был высок, смугл и худощав. Вислые чёрные усы напоминали жвалы какого-нибудь насекомого. На правой щеке было наколото недремлющее око.
Задолго до того, как дверь каюты открылась, впуская командора Хакарда, Серпилиан уже ждал его прихода. Инквизитор хорошо умел чувствовать присутствие других и прекрасно знал, кто и где находится, в весьма приличном радиусе. Необычное следствие этого умения позволяло ему предчувствовать вторжения из варпа. Вот почему «Верность человеческая» прибыла в солнечную систему Дельты Хомейни. Вскоре после отлёта с Валхалла-2, Серпилиану приснился тошнотворно приторный, вкрадчивый голос, ни мужской и ни женский, который обхаживал яркий юный разум где-то очень далеко. И тот юный разум был… особенным, в том смысле, в каком был особенным разум самого Серпилиана в юности, только, похоже, гораздо — гораздо-гораздо — сильнее. Потому, даже через световые годы и невообразимые переменчивые течения моря варпа, Серпилиан услышал… нечто, что нашло отклик в его собственной душе, что заставило насторожиться его инстинкты, словно зловещие нити мрачной судьбы связали его с этим разумом и этим призрачным, обольстительным голосом.
Костяные руны Серпилиана вкупе с прорицанием корабельного навигатора на картах Таро указали на голубую звезду, четвёртую по яркости в созвездии Хомейни…
— Корабль занял орбиту родительской планеты, — почтительно доложил Хакард, с едва заметной укоризной, которую вряд ли осмелился бы озвучить. — Я решил, что будет дипломатичнее не давать приказ капитану выйти на орбиту самой луны, не засвидетельствовав по сети своё почтение губернатору.
На подбородке Хакарда белел рубец шрама, похожий на след от удара. Татуировка на щеке изображала череп, насаженный на кинжал. Зубы командора были выкрашены в чёрный цвет в знак того, что всякая его улыбка будет мрачной. Алый знак дворянства — символический силовой топор — украшал правый наколенник так, что, припадая на колено в молитве перед образом Императора, командор смиренно попирал собственный герб. Рука в перчатке блуждала возле имперского орла, выписанного пурпуром на лавандовом форменном нагруднике, словно подчеркивая беспрекословную преданность.
Серпилиану было известно, что после боевых действий на Валхалле-2 командор охотнее вернулся бы на базу Приносящих Бедствия, чтобы привезти домой своих мёртвых и пополнить личный состав.
Даже космодесантникам Приносящих Бедствия с трудом удалось подавить беспорядки, учинённые поработителями. Потери были тяжёлые. Уцелело всего три взвода воинов. Возможно, миссию на Валхалле-2 лучше было бы поручить одной из грозных команд терминаторов, вот только ни одной из них не было в доступности. Воистину, ресурсы Империума растянуты до предела. По пути к Дельте Хомейни, во время остановки на заправку у мира с высокой гравитацией, Серпилиан реквизировал два взвода великанов-огринов в качестве боевой поддержки и, вдобавок, одинокого, повёрнутого на механике сквата, так как своего техножреца Приносящие Бедствия потеряли на Валхалле-2. Получилась весьма мудрёная смесь.
— Да, это разумно, командор. Вы засвидетельствовали и моё почтение?
Подобным образом Серпилиан обычно подчёркивал свой личный авторитет, когда чувствовал себя в осаде сомнений.
— Это я сделал, милорд инквизитор. Губернатор Веллакотт посчитал себя обязанным упомянуть, что поддерживает планетарные силы в соответствующем состоянии на случай нападения чужаков и что проповедники на луне искореняют псайкеров с полным рвением.
— Ты мог бы описать его как независимо мыслящего губернатора?
— Он не стал учинять нам таких препятствий. Нам радушно предложено приземлиться и провести своё расследование.
— Тем лучше для него.
— Губернатор лишь предположил, что нам не потребуется много десантников, чтобы справиться с луной фермеров, где явно нет никакой опасности.
Серпилиан фыркнул:
— Какой там уровень опасности — решать мне. Самая страшная опасность зачастую та, что таится от глаз.
— Губернатор предположил — в самых вежливых оборотах, вы понимаете, — что, возможно, рвать в клочья этих человеческих кроликов — ниже нашего достоинства. Я даже решил, что у него имеются некие лёгкие подозрения, что наши силы истощены. Возможно, его придворный астропат сумел подслушать наших, хотя я в этом сомневаюсь. Подозреваю, у губернатора есть свои грешные причины опасаться за собственную династию.
— Например, перебои с уплатой имперских налогов?
— Веллакотты контролируют лучшие гроксовые фермы этого звёздного сегмента. Большая часть мяса и другого продовольствия поступает на Дельту Хомейни-2. Это безжизненный рудный мир, где добывают редкие металлы для Империума. Вероятно, у них есть свои тайные финансовые отношения.
— Которые нас совершенно не касаются.
— Это я и подразумевал, просто не высказал вслух.
— Командору Космодесанта следует разбираться во многих вещах, не так ли?
— Благодарю, милорд инквизитор.
Серпилиан счёл необходимым поинтересоваться:
— Как боевой дух на корабле?
Приносящие Бедствия во время операции на Валхалле-2 потеряли и капеллана. Хакард замешкался.
— Говорите начистоту. Я не обижусь.
— Огрины… они воняют.
Серпилиан попытался привнести толику юмора в разговор:
— Огрины славятся своей вонью. Если ты не можешь вынести запах чьего-то тела, то как вытерпишь в бою вонь горящего мяса?
— Мои люди будут сражаться вместе с недолюдью — с честью. Но огрины им не очень по душе. Нас вынудили делить корабль с этими вонючками. Могу я предположить, милорд инквизитор, что вы настояли на реквизиции огринов потому, что, будучи недолюдью и обыкновенными громилами, они — более подходящее пушечное мясо, чем мы?
Серпилиан моментально скривился. То, что имел в виду Хакард, опасно близко граничило с немыслимой дерзостью. С другой стороны, Серпилиан сам разрешил командору высказаться, разве нет? Большие потери среди бравых воинов в последней операции — неважно, насколько оправданные — слегка замарали щит личной чести инквизитора. Космодесантники с готовностью отдают свои жизни. Однако они не берсерки-самоубийцы. Замена их на «расходных» недолюдей несколько задела гордость Приносящих Бедствия, которые посчитали это чуть ли не просчётом со стороны Серпилиана. Добрый меч не чистят землёй, а сломанный — не чинят с помощью дерева.
Пробормотав короткую молитву, Серпилиан выудил из-за пояса мешочек. Дыша глубоко и размеренно, чтобы войти в поверхностный транс, он высыпал костяные руны на отполированную столешницу чёрного дерева. Эти кости фаланг пальцев рук и ног, вдоль и поперёк изрезанные заклинаниями, принадлежали когда-то беглому псайкеру-магу, которого Инквизиция казнила пять столетий назад. Теперь эти останки помогали Серпилиану: служили удобным каналом для психического дара, фокусом для его способностей.
Серпилиан сосредоточился — и рисунок белых костей на чёрном фоне поплыл, из тумана сформировалась картина, видимая лишь ему одному.
— Что вы видите? — почтительно прошептал Хакард.
В сознании Серпилиана всплыла мысль, соблазнительная, словно песнь сирены, что бывали случаи, когда инквизитора начинало тошнить от суровых обязанностей, и он сбегал на какой-нибудь затерянный мир, на примитивную пасторальную планету.
Не такую, как эта луна, само собой! Инквизитор возобновил дыхательные упражнения.
— Вижу крепкого, простого мальчишку. Правда, лицо его различить не могу. Вижу круг портала, открывающийся из варпа, и проходящую в него… нечисть.
— Какого рода нечисть? Снова поработителей?
Резонный вопрос. Варп-сущности, известные как «поработители», могли открыть проход прямо в теле уязвимого псайкера и хлынуть оттуда, чтобы творить то, что и дало им название.
Серпилиан покачал головой:
— Сейчас сущность мальчика снабдили защитной аурой, которая скрывает его. Он где-то в радиусе ста или около того километров от столицы. Мальчик превращается в мощный психический приёмник. В нём проклёвываются и другие психические умения. Думаю, его вот-вот возьмут под контроль. Если только мы не доберёмся до него первыми.
— Чтобы взять его в плен или уничтожить?
— Я опасаюсь его потенциальной мощи. Возможно, однажды, — и Серпилиан изобразил благочестивый поклон, — он сможет стать почти таким же сильным, как сам Император. Но только почти.
— Но это не новый Гор, конечно? — Такая ненависть и отвращение зазвучали в голосе командора при упоминании поддавшегося порче мятежного магистра войны, который в давние времена предал Империум и опорочил честь стольких орденов Космодесанта. — Если ситуация такова, возможно, соответствующий квадрат луны стоит стерилизовать… правда, туда попадут город Урпол, космопорт и множество гроксоферм. Дельта Хомейни-2 в результате начнёт голодать… У луны есть собственные орбитальные средства обороны и наземные войска, которые будут нам препятствовать… Хотя у них не так много боевого опыта. Полагаю, мы справимся. Полагаю. Возможно, отдав последнюю каплю крови…
— Помолимся Императору, чтобы до этого не дошло, Хакард, хотя ваше рвение похвально.
— Что может быть прекраснее смерти в битве, защищая будущее человечества?
— Если успеем вовремя, мальчика обязательно нужно препоручить Императору, ибо только Его божественной мудрости решать, как с ним поступить. Отправляемся к луне, как только позволит текущая орбита.
И Серпилиан вознёс беззвучную молитву, прося, чтобы его внутренний взор смог проникнуть за полог, который сейчас почти целиком укрыл мальчика.
«Думай о круге, — мурлыкал рот в голове у Джоми. — Он растёт всё больше и больше, так?»
Мальчик следил, как летун с грузом гроксятины отчаливает с фермы Пущиков. Двигатель и грузовой отсек были исписаны таинственными рунами, помогая машине держаться в воздухе, а робомозгу — находить дорогу до города. Краску совсем недавно подновили. Если руны выцветут или облупятся, то летун может сбиться с курса или отказать холодильник.
Тучи мух гудели над парой саней, в которых груда чешуйчатых шкур, несколько бочек крови и мешки с костями отправлялись в путешествие покороче — до Гроксгельта, где их переработают в клей, колбасу и грубые доспехи. Защёлкали кнуты, рассекая стаи летающих паразитов и погоняя лошадей. Полозья заскрипели по камням, выглаженным за века этим местным видом транспорта.
«Нет, — подумалось Джоми, — летун сломается, если только не делать правильное «техническое обслуживание». Транспортник с мясом — всего лишь машина из железа, проводов и кристаллов, созданная по древней науке из тёмной эры Технологии».
По милости голоса Джоми теперь знал о существовании этих ушедших эпох — невообразимых промежутков невообразимо давних времён. Текущая эпоха была временем «суеверий», как выразился голос. Предыдущая эпоха была временем просвещения. Сейчас её называли тёмной потому, что очень многое о ней забыто. Так почему-то уверял голос. Джоми не следует слишком занимать свою милую головку мыслями о мерзких демонах, про которых так любит разглагольствовать преподобный Фарб. Да, такие вещи существуют, в определённых рамках. Но просвещение — это дорога к счастью. Хозяин голоса поведал, что попал в плен к бурям «варп-пространства» много лет назад, обречённый скитаться в чуждых сферах тысячи лет, пока наконец не почувствовал зарождающийся дар псайкера, которому оказался странным образом созвучен.
«Ты не колдун, дражайший мальчик, — уверял голос. — Ты псайкер. Повторяй за мной: я псайкер с блистательным разумом, который заслуживает всяческих блаженств. Получить которые я, твой единственный настоящий друг, научу тебя. Скажи себе: я самый блестящий из псайкеров — и не забывай думать о круге, хорошо?»
Хозяин голоса придёт за Джоми. Это избавит его от требушного сарая. Это избавит его от душных объятий толстой Галандры Пущик и от ужасов колеса.
«Ско-о-оро, — шелестел голос, словно ласковый вечерний ветерок. — Всегда думай о круге — как о колесе, которое катится к тебе всё ближе, но не о колесе, которого стоит бояться!»
«Зачем нас учат бояться колеса? — На Джоми снизошло откровение: — Наверняка наши сани шли бы намного легче, если поставить… по колесу на каждый угол? Четыре колеса крутятся — и сани едут вперёд!»
«Тогда это называлось бы повозкой. Ты просто великолепен, Джоми. Великолепен во многих отношениях!» Голос вдруг скис и произнёс с раздражением: «А вот и дутое великолепие явилось тебя поприветствовать».
— Гретхи!
Её стройные члены, по большей части скрытые под грубым хлопчатым платьем, но в воображении такие гладкие и нежные… Её груди, как две голубки, свившие себе гнёздышко под тканью… Её каштановые локоны, почти скрывшие тонкую шею… Огромная соломенная шляпа, оттеняющая этот нежный цвет лица… Манящие глаза цвета голубизны, но не той устрашающей голубизны солнца! Как такое совершенство могло выйти из чрева Галандры Пущик?
Гретхи кокетливо покрутила зонтик.
Он, что, пялился на неё?
— Про что ты там думаешь, Джоми Джабаль? — спросила она, словно наивно приглашая польстить — или, может быть, даже более откровенно взволновать.
Джоми сглотнул и честно пробормотал:
— Про науку…
Гретхи надула губки.
— Наверное, про науку, как воздыхать о девушке? Благородные лорды в один прекрасный день будут вздыхать обо мне в Урполе, можешь поверить!
Может, рассказать ей о своей тайне? Наверняка, она его не выдаст?
— Гретхи, если бы ты могла отправиться намного дальше Урпола…
— Куда же дальше? Урпол — центр всего вокруг.
— …ты бы отправилась?
— Ты же не имеешь в виду ферму где-нибудь на окраине? — Гретхи обидчиво сморщила носик. — Ещё и окружённую мутяками, наверняка!
Джоми указал в небо.
— Нет, намного дальше. К звёздам и другим мирам.
Гретхи посмеялась над ним, хотя и без особой издёвки. Может, эта хорошенькая юница тоже по-своему дразнила своё воображение?
Не шепнуть ли ей на ушко — назначить свидание после работы, чтобы поведать одну тайну?
«Помни о жестоком колесе, Джоми», — предупредил голос.
«Когда ты придёшь, голос, можно мне будет взять с собой Гретхи?»
Послышалось ли ему в глубине сознания едва заметное сдавленное ворчание?
Гретхи жеманно улыбнулась.
— А теперь ты притворился, что не обращаешь на меня внимания? Я задела твои чувства? Что тебе знать о чувствах?
Джоми не мог оторвать глаз от пары нежных птичек у неё на груди, страстно желая пригреть их в ладонях. Но его руки перемазаны в крови и жёлчи, вдобавок он вспомнил, как мать Гретхи жадно щупала его в своём зловонном воображении. Краем глаза Джоми заметил, как с веранды дома на них злобно зыркнула Галандра Пущик. Гретхи, должно быть, тоже следила за матерью, потому что немедленно отскочила и отвернула носик, словно от невыносимой вони.
— Ха! — Гримм, крепкий, коренастый рыжебородый карла, хмыкнул себе под нос. — Воистину ха! — мир, в котором запрещены колёса! Странные и многие же числом миры на свете!
Скват сдвинул фуражку на затылок и почесал голую макушку, на которой красовался шрам, полученный в бою на Валхалле. В результате полученной раны череп ему побрили наголо, и теперь Гримм привыкал к новой «причёске». Тем меньше рассадник для вшей! А теперь они хотят, чтобы он оставил любимый трицикл со спаренными пушками в трюме имперского корабля!
Гримм осмотрел сквозь тёмные очки похожее на пещеру пластальное общежитие. Имперские символы сверкали, каждый — под своим светошаром, деля пространство на стенах с более грубыми боевыми идолами великанов, один из которых был почтительно увешан бараньими внутренностями со вчерашнего пира по случаю прибытия. Пол усеивали клочья мяса и расколотые кости, перемятые в некое подобие коричневого с серым ковра, по которому шныряли и валялись раздавленными разнокалиберные насекомые паразиты. Общежитие уже не воняло: оно превзошло вонь, перейдя на новый уровень зловония, словно самый воздух трансмутировал. Неприятные запахи обычно Гримма не беспокоили, но он всё равно вставил в нос затычки-фильтры.
— Ха!
Огрин, Громожбан Аггрокс, перестал подтачивать напильником свои жёлтые клыки.
— Что случилось, коротыш?
Сержант-огрин Аггрокс был БАШКой: ему сделали Био-Аугментическое Шунтирование Коры мозга. Отчего он стал способен отчасти поддерживать сложную беседу. И вдобавок ему можно стало доверить тяжёлый дробовик «Потрошитель».
Гримм, лихой в своём зелёном комбинезоне и длиннополой красной куртке, окинул взглядом грубо татуированного мегачеловека в простоватой одежде и кольчуге. К толстому черепу великана было прибито несколько боевых значков.
— Наверное, вынужденная ходьба пешком и езда на ломовых лошадях не дают крестьянам зазнаваться, да?
— У них вроде летуны есть, — возразил Громожбан.
— Ну да, надо же свежее мясо побыстрее перегнать в космопорт и на орбиту для пустотной заморозки. По моему, не такому уж скромному мнению, запрещать колёса — это малость перебор. Я люблю колёса, — «Особенно, колёса своего боевого трицикла». — Видно, в этих краях колесо представляется безбожной наукой Тёмной эры…
Как и все скваты, Гримм был прирождённым механиком. Глядя на то, как имперские «механики» чертят колдовские обереги от сбоев на своих измалёванных рунами машинах, и слушая, как они заговаривают двигатели, Гримм дико выходил из себя. В определённом смысле, его собственная раса была прямым наследием тех смутных старых дней науки, когда варп-штормы отрезали рудодобывающие миры скватов — и те стали развиваться самостоятельно.
«О мои святые предки!» — подумал Гримм. С другой стороны, у каждого своя вера.
Большая часть этих мыслей была слишком сложной, чтобы делиться ими с огрином, пусть даже БАШКовитым.
Великан выловил из подмышки вошь размером с ноготь и рассеянно раздавил серого паразита между зубов. И в этот момент раздался огринский рёв.
Два воина обнажили клыки. Схватившись, один — за палицу, второй — за топор, они принялись лупцевать друг друга по кольчугам в воинственном состязании. Зрители ревели, делая ставки то на одного бойца, то на другого, а то и — на обоих, топоча огромными ногами так, что стальное помещение тряслось и скрипело.
Громожбан набычил голову и бросился вдоль казармы, бодая покрытым сталью черепом налево и направо. Драчуны начали сопротивляться, бодая сержанта в ответ, но не доходя до такого неуважения, чтобы поднять на него топор или палицу. В конце концов Громожбан схватил обоих за шеи и столкнул головами на манер двух шаров для сноса зданий, после чего оба бойца уступили и согласились вести себя как следует.
— Молчать все! — Отдав приказ, Громожбан неторопливо вернулся обратно, выплюнул выбитый зуб и ухмыльнулся: — Надо держать порядок, а?
Гримм вынул пальцы из ушей и вычесал из бороды парочку клещей. Было бы лучше расположиться вместе с настоящими людьми Приносящих Бедствия? Несомненно, намного комфортнее и меньше шансов, что тебя расплющит, не заметив, какой-нибудь громила. С другой стороны, он начал считать Громожбана чем-то вроде друга: мозговитого быка среди этого стада буйволов. Гримм гордился, что может ужиться с кем угодно и где угодно. С имперскими десантниками у него большого опыта общения не было. Их не так-то много в галактике. Правда, они оказались слегка замкнутыми.
Образцовые парни, что ни говори, но так привержены традициям своих орденов! Бродячий скват, который только молча кивал при поклонении Императору, смотрел на мир немного другими глазами.
«Ты родился под искажёнными звёздами, Джоми, — вздыхал голос. — Когда-то варп казался нам просто областью, через которую корабли могут летать быстрее света. О, мы были так наивны тогда, несмотря на всю свою науку! Наивны и неопытны, как ягнята, как ты, милый мой».
Джоми беспокойно поёрзал. В последнее время в голос начала закрадываться приторная липкость. Словно почуяв это, тон его осведомителя стал суше.
«Но затем по всей Галактике, которую мы так безоглядно заселили, начали рождаться псайкеры, такие как ты».
«Значит, псайкеры были не всегда?»
«Далеко не в таких пределах. Когда силы и хищники Хаоса обратили внимание на эти яркие маяки, они хлынули в реальность, опустошая и искажая наши миры».
«Те силы, которые проповедник Фарб называет демонами?»
«В некоторой степени».
«Тогда в этом он прав! Ты говоришь, что мне не стоит забивать голову мыслями о демонах».
«Твою милую голову… твой многообещающий разум…»
С низкого, поросшего кустарником холма Джоми вглядывался в сгрудившийся вдали Гроксгельт. В этот час южный полюс газового гиганта почти лёг на усадьбу городского головы и храм Имперского культа, словно золотой шар, которому под силу раздавить и расплавить самые высокие здания, какие Джоми знал. Голубое сияние солнца заставляло шар болеть. Благодаря игре света и тонкого слоя облаков, жёлчно-зеленоватые миазмы — цвета тошноты — словно стекали с края недоброй планеты-прародительницы и капали сверху на город.
Над головой пролетел скрак, ища, на какую бы мелкую ящерицу броситься, и Джоми сидел очень смирно, пока неприятное пернатое не сбросило свою крошечную бомбу едкого помёта куда-то в другое место.
«Ах, пригожий юнец, береги свою кожу», — явился голос, который умел шпионить его глазами.
«Это Хаос заставляет наше солнце рождать жировики и бородавки на коже?»
«О, нет. Ваше солнце богато излучением выше фиолетового. Тебе посчастливилось уметь противостоять этим лучам. Тебе посчастливится ещё больше, когда я доберусь до тебя».
«А откуда Гретхи знает, что нужно носить широкополую шляпу и зонтик?»
«Тщеславие!»
«Разве у неё нет сверхчувства, которое ей подсказало?»
«Если есть, то оно ей пригодится. Во многом другом она кажется бессмысленно пустоголовой».
«Как ты можешь так говорить? Она такая красивая».
«И скоро будет продавать то, что ты называешь красотой, но уже как любовница и игрушка. Правда, только пока не завянет».
«Красота должна что-то значить, — запротестовал Джоми. — В смысле, если я хорош собой и я псайкер… разве тут нет связи, голос?»
Издалека Джоми будто услышал сдавленный смех.
«Значит, ты сторонник теории, что тело и душа — отражения друг друга?» — Ответ расцветила глубокая ирония. — «В дурном смысле это зачастую правда. Как только Хаос получает свою жертву, её тело искривляется и уродуется… если есть тело!»
«Разве у человека может не быть тела?»
«Может статься, однажды ты узнаешь, как дух воспаряет, покинув тело».
Говорил ли голос правду? И как это могло быть дорогой к экстазу, о каком бы экстазе ни шла речь? Точно придя в возбуждение, голос принялся перескакивать с темы на тему:
«Я — из первых псайкеров той эпохи, когда настоящая наука уступила место раздорам и анархии… О, безумие, безумие… Меня покинули. Наш корабль разбился… погиб в варпе. С тех самых пор, через все те мрачные эоны времени до меня долетал лишь шёпот телепатов из реальной Вселенной. Просачивались сообщения о падении цивилизации и её мрачном и страшном, невежественном возрождении… Мне не удавалось сбежать. Мне не хватало маяка, который блеснул бы столь нужным лучом».
«А сколько это — эон?» — Джоми ещё многого не понимал.
На какое-то время воцарилось молчание, потом голос туманно ответил:
«Время в варпе ведёт себя по-разному».
«А твоё тело искажено?»
Снова этот далёкий смешок…
«Моё тело, — повторил голос без выражения, — моё тело…»
Больше он ничего не сказал.
Призрачная гангрена всё капала вниз с газового гиганта.
Серпилиан молился.
— In nomine Imeratoris… приведи нас к золотому мальчику, дабы мы могли пленить его или привести к Тебе, как будет воля Твоя. Император, храни нашу броню и наш взор, смажь наше оружие, дабы оно не заело. Благослови и напитай лучи наших лазеров, fiat lux in tenebris…
«И очисти мой взор тоже». Пронзи ауру защиты, которая скрыла мальчика, и сорви катаракту сомнений.
Поредевшие шеренги Приносящих Бедствия в выпуклой, отполированной до блеска и усеянной эмблемами силовой броне, в основном — тёмно-зелёной с волнистыми шевронами режущего глаз пурпура, тяжеловесно преклонили колена. Подняв личины шлемов, они пристально всматривались в инквизитора, облачённого в одеяния убитого капеллана. Зелёная риза, пурпурный фартук с филигранной эмблемой ордена. Длинная розовато-лиловая стола от шеи до колен вышита ксеносами в муках. Амулеты и значки брякали и звякали.
— Я решил, что благословлю наших воинов-огринов тоже, — тихо поведал Серпилиан Хакарду, преклонившему колена рядом. — Огрины тоже люди. До известной степени. Благословение ведь зависит не от того, кто принимает, а от того, кто даёт. Разве у лазпистолета есть разум, командор? А душа — есть! Но не мыслящий разум! У огринов есть душа.
И этим самым, в этот священный миг, он оправдал своё решение разбавить крепкое вино десантников грубым элем неотёсанных великанов. Серпилиан догадывался, что подумает командор. «На моём корабле у них нет души. Пара бочек выпивки — и они всё разнесут к чертям». А, может, это говорило в Серпилиане чувство вины. Что он, выживший, должен облачаться в ризы капеллана, который бился с поработителями столь ревностно.
Взоры собравшихся Приносящих Бедствия горели благочестивой самоотверженностью. И всё это, чтобы выловить одного мальчишку… Внутреннее чувство Серпилиана по-прежнему твердило, что эта операция имеет огромное значение. Если бы только он видел яснее! Сама пелена на его внутреннем взоре подразумевала, что он с десантниками столкнулся с могучим противником и награда может быть огромной.
Хакарду он шепнул:
— Космодесантники и огрины должны быть как одно целое под твоим командованием. Последние — не просто таран. Если я не благословлю их, мы все потеряем в уважении.
Погибший капеллан Приносящих Бедствия тоже благословил бы преданных и надёжных вонючек? Хакард поёжился, но возражать, конечно, не стал.
— Benedictio! — возвысил голос Серпилиан. — Benedictiones! Triumphus! Пусть в этом походе вас ведёт слово: «Император Всего».
— Император Всего! — хором откликнулись Приносящие Бедствия.
Покидая место сбора, Серпилиан дал себе клятву удвоить усилия, чтобы найти смутные следы мальчишки. Костяные руны продолжали ему препятствовать, словно сговорившись с той силой, что нацелилась на мальчика, будто претворяли в жизнь пятисотлетнюю месть Инквизиции, лишившей их плоти.
Прекрасно. Значит, обойдёмся без их помощи. Придётся положиться только на мысленные приёмы. Нужно попытаться перенять образ мышления мальчика, ведь между нами есть судьбоносная связь. Таким образом можно попытаться найти мальчика.
Он должен забыть всё, что знал об Империуме. Он должен стереть всё, что знал о тайных премудростях Инквизиции, добытых тысячелетиями страшных испытаний и непреклонной праведности и, что касалось Серпилиана, несколькими десятилетиями службы.
Он должен представить себя рождённым на сельской луне. Он должен вообразить, как разум распускает странные лепестки — невидимые другим крестьянам — лепестки, которые служат эзотерическими блюдцами психического радара; как распрямляются тычинки — антенны разума; как каждую из тычинок венчает пыльца, такая сладкая для демонов и хищников.
Он не должен спрашивать себя: где точно растёт этот цветок? Вместо этого он должен спросить: что этот цветок сейчас чувствует?
Он должен отождествить себя с этим цветком, которым сорвёт и преподнесёт Императору. Он должен скопировать свою добычу. Посредством этого он сможет развеять психическую мглу. Ведь, если достаточно хорошо сосредоточиться на том, чтобы притвориться таким мальчиком, то, может быть, даже удастся отвлечь на себя эту зловещую силу, словно самонаводящуюся ракету, перед которой появилась блестящая ложная цель.
Но сперва…
Размышляя, Серпилиан стоял в коридоре, который охватывали мощные рёбра шпангоута и увивали чёрные кишки силовых кабелей. Теперь он зашагал к помещению, где расположились огрины. Он не обращал внимания на запах, который на самом деле не противнее вони множества лопнувших черев, — так он себе сказал. Он не обращал внимания на паразитов под ногами, которые на самом деле больше походили на мелких съедобных домашних питомцев.
— Benedico homines gigantes!
— Молчать, огрины! — взревел БАШКовитый сержант, становясь «во фрунт».
Пока Серпилиан разглагольствовал со своей литанией благословений и заклинаний, всё, что он слышал из массы своей конгрегации в качестве ответа — это ворчание и отрыжки. С другой стороны, звуки эти могли оказаться символом благочестивого пиетета. Одинокий механик-скват, вежливо смяв в руках фуражку, дружелюбно и как-то по-клоунски скалился, точно у коротышки были какие-то свои отношения с инквизиторами.
Двигатели «Верности человеческой» взвыли, корпус принялся стонать. Крейсер, наконец, опускался в атмосферу луны.
Закончив благословение последним звучным «Imperator benedicat», Серпилиан сбежал к себе в каюту, где наконец освободился от риз капеллана.
Включив обзорный экран в железной окантовке из черепов и скорпионов, инквизитор засмотрелся на мерцающий внизу, растущий вид города Урпол. На плоскую серую медаль космопорта с щербинами взлётных площадок. На шпили, торчащие, словно густо напомаженные волосы. Пригороды напоминали щетину, дороги — складки морщин, зигзагами уходящие в желтеющую, комковатую кожу пейзажа. Река казалась петлями голубых вен, озеро — кровоизлиянием, фермы — синяками.
Серпилиан преклонил колена и подумал: «Я — странный цветок, растущий где-то на этой земле. Мои алые тайные лепестки — это уши, что слышат голоса психических ветров. Моя пыльца пахнет сладостно для паразитов…»
Он ведь тоже был когда-то странным цветком?
Рождённый на благопристойных верхних уровнях города-улья Магнокс на Денеболе-5, юный Торк разрывался между жаждой знаний и плотскими удовольствиями. И то, и другое, конечно, были лишь разные грани поисков нового опыта.
Однако, юнец, который единственно ищет музыки побезумнее, вина покрепче и девчонок побойчее, и в любую секунду готовый стать поэтом, ловким преступником или каким-нибудь маньяком ради трепета опасности, скорее всего просто перегорит, пройдя свой юношеский путь, после чего успокоится в уютном следовании традициям.
А прилежный и умный юнец легко превратится в успешного — может, даже блистательного — «сухаря».
Но сложи этих двоих в один мешок…
Отец Торка был канцлером одного из знатных домов Магнокса. И, естественно, едва возмужав, Торк примкнул к одной из великосветских привилегированных банд бездельников, что прожигают жизнь, щеголяя блестящими костюмами по самой последней моде, чёрными гульфиками, причудливыми драгоценностями, шлемами с плюмажами, в наушниках с крашмузыкой. Что ранят и убивают силовыми стилетами, вонзая шип вибрирующей, обжигающей энергии в печень сопернику.
Как-то ночью, во время рейда по нижним техноуровням Магнокса, Торк впервые почувствовал присутствие засады. Сияющая, многомерная карта с метками человеческих жизней всплыла у него перед внутренним взором, искажённая, перечёркнутая помехами, ещё нуждающаяся в настройке…
Впоследствии на этой таинственной многозначной карте он будет видеть зловещее розовато-лиловое свечение вторжений из варпа. Он повёл тогда банду сорванцов на логово псайкеров. Псайкеры эти были на грани одержимости демонами. Соперничающая банда их охраняла — и превратилась в разгульный эротический культ. Открой банда Торка этих псайкеров первыми, события могли бы пойти по-другому. Жадные до возбуждения, золотые юнцы с верхних уровней могли бы сделать из псайкеров талисманы банды. Торк мог бы стать главарём шабаша ведьм. И, в конце концов, с ярыми ведьмознатцами на хвосте, ему бы пришлось бежать и прятаться среди отребьев подулья.
Но события не пошли по этому пути. Более того, Торк прилежно учился и потому знал, как устроен Империум, лучше своих соратников. Он решил, что понял силу нитей, им управляющих, и как тянуть за эти нити. Его банда одолела покровителей псайкеров, которых те то баловали, то третировали попеременно. И вместе с захваченными «игрушками» явился в Экклезиархию, изъявив о желании стать инквизитором, что открыло бы для него самый смелый жизненный опыт — в известных рамках.
Он никоим образом не находил приятным весь свой последующий опыт, и временами его осаждали мысли, что он предаёт своих братьев по разуму, пусть даже из суровой необходимости, которая за годы обучения становилась для него всё яснее. Благочестие стало для него защитой против угрызений совести. Вера стала для него болеутоляющим, стала его оправданием. Он по-прежнему одевался, как денди, только посвятивший себя тяжкой службе; а начальство в ответ лишь улыбалось — в своей манере: едва заметно и сурово — этим следам благородного озорства.
— Я цветок, я цветок, — монотонно повторял Серпилиан, дыша в ритме транса.
Начать с того, что сам Торк был чем-то вроде орхидеи. Мальчик же, которого он искал, был чудесной, но сорной травой, проросшей на засиженной мухами ферме. Сможет ли инквизитор отождествить себя с таким? Розовато-лиловое свечение пачкало внутреннюю карту как ни попадя, отказываясь собираться в одну указующую точку. Это же свечение и скрывало опрометчиво-юные оттенки цветка.
Укреплённый дворец вонзался в небо, словно кинжал, как бы уходя в сторону от подлетающего корабля: башни, заострённые купола, лазерные батареи. Мимо поплыли замки поменьше с садами, упрятанными за стены. Фабрики, скотобойни. А потом проступила равнина из железобетона.
«Верность человеческая» села. Привычное биение двигателей стихло. Дважды провыла сирена, предупреждая об отключении искусственной гравитации. Естественное притяжение луны, на добрых двадцать процентов слабее, сменило генерируемую силу тяжести. Крейсер заскрипел, расслабляясь внутри и одновременно принимая новое бремя снаружи. Инквизитору же предстояло, не дрогнув принять на себя бремя безо всякого внутреннего расслабления. Бремя операции, которая, возможно, была самой важной в его жизни.
— В-воистину, я глубоко почтён, — запинался достопочтенный Хенрик Фарб. — Никогда прежде не приходилось мне лицезреть космических десантников, н-не говоря уж о встрече с командором.
Да и откуда ему было? Если Империум состоял из миллиона миров, и десантников было ровно столько же?
Терпкий дым благовоний стлался внутри просторного храма, увивая иконы и выписывая в воздухе вьющиеся спирали, которые при желании легко было принять за безумные писания каких-то ксеносов. Фарб, потея, всасывал завитки дыма, словно астматик, ищущий успокаивающих испарений, чтобы побороть паническое удушье. Свечи мерцали, добавляя в общую смесь собственный, едва заметный, запах ящеричного жира.
Человек этот, который, как можно было предположить, внушал страх столь многим, сейчас сам был перепуган до чёртиков.
— Ваша почтительность делает честь нашему Императору, — ответил Хакард. — Как и ваш страх. Но сейчас вам нужно начать мыслить ясно.
Инквизитор наконец сумел сузить предположительную область поисков до квадранта к северу от Урпола. Лендрейдеры, уцелевшие после Валхалла-2, взяв на борт десантников с огринами и меся допотопные дороги бронированными гусеницами, укрытыми за бортовыми щитками, разъехались по местным городкам. Так случилось, что самому Хакарду достался город Гроксгельт. Если будет драка, он хотел быть к ней как можно ближе, а не ждать на борту корабля докладов разведки. Как же успокоить этого достойного проповедника?
— Скажите, — спросил он как бы мимоходом, — «гельт» в названии Гроксгельта относится к деньгам или к кастрации?
Фарб уставился на вопрошающего так, словно ему задали загадку, от которой зависела вся его жизнь. Может такое быть, подумалось Хакарду, что проповедник не понял ни слова из того, что он сказал? Человек вроде говорил на приличном имперском готике; диалект, который ходил на этой луне, был вполне разборчив.
— Не обращайте внимания, проповедник. Скажите мне вот что: есть ли в общине парень, который выделяется хоть чем-то особенным?
Взгляд Фарба с черепа, тронутого патиной и пронзённого пурпурным кинжалом, Приносящего Бедствия упал на выступающий бронированный гульфик.
— С кастрацией, наверное, — промямлил толстяк.
— Сосредоточьтесь! — рявкнул Хакард.
— Да… да… есть один мальчишка — с ним никогда не было проблем — молится здесь в храме — хороший работник, как я слышал… — Фарб облизал толстые губы. — Приходит на колесование ведьм, хотя его от этого, похоже, корчит… Сын дубильщика Джабаля. Видимых уродств у мальчика нет — это в нём и странно. Он выглядит… — и проповедник выпалил, — таким чистым. В последнее время он… бродит по разным местам в одиночестве, как я слышал.
— Откуда у вас эта информация?
— Жена фермера, который нанял его… Я, э-э-э… Я питаю определённые чувства к этой женщине… между нами, мужчинами, говоря…
Хакард удержался, чтобы не хмыкнуть от такого сравнения.
— Ничего противозаконного с моей стороны, сэр… Она… женщина серьёзная, если вы понимаете, о чём я. Если вдруг её мужа когда-нибудь забодает грокс…
— Что насчёт мальчика?
— Да, Галандра Пущик приглядывает за ним, как и положено добросовестному работодателю. Мальчик начал разговаривать по-иному. Его речь кажется не столь… местной. Он использует странные слова, которые она не понимает…
Когда Приносящий Бедствия шагал обратно к лендрейдеру, допросив перепуганного дубильщика и его супругу, которая произвела на него впечатление получше, а также здоровенного туповатого сына по прозвищу Большой Вен, ему на глаза попались БАШКовитй огрин и скват, усевшиеся на верхнем скате гусеницы бронемашины. Пластальной корпус и фальшборты с шаровыми турелями лазпушек покрывали зигзаги светлой зелени и кляксы пурпура, больше напоминая тошнотворные пятна какого-то ядовитого лишайника, нежели камуфляж. Оторопевшая толпа взирала на торчащих на верху огромной машины. Перфорированные колёса катков, что двигали гусеницами, были спрятаны от суеверных глаз под бронированным кожухом.
То, что его людям приходится общаться с этими вечно почёсывающимися, тупоголовыми, пердящими и потеющими крестьянами… То, что ему приходится вытягивать хоть какие-то крупицы здравого смысла из местных сплетен… После дорого обошедшейся победы над поработителями — смертельно опасной операции, которая едва не стала непосильной задачей для Приносящих Бедствия — это задание выглядело почти нарочитым оскорблением, как упрёк за смерть столь многих товарищей, какой бы славной она ни была.
«Нет, — подумал Хакард, — на этом пути прячется ересь. Я должен верить инстинктам инквизитора».
По крайней мере, толстый проповедник достаточно хорошо уяснил, какую силу Хакард со своими людьми представляет и насколько серьёзна угроза человечеству, которая привела такую силу.
Хакард был вполне уверен, что засёк добычу, которую они искали, в то время как инквизитору так и не удавалось её найти. Командор позволил себе едва заметную чернозубую ухмылку — не превосходства, но мрачного удовлетворения.
Возвращение на рыночную площадь вызвало суматоху среди глазеющей и полной страха — и тупо негодующей — толпы. Правда, большинство взглядов тут же переметнулось обратно к грубо одетому огрину и сквату на машине. Граждане Гроксгельта увидели, что огромный Приносящий Бедствия, чья личина шлема была поднята, — нормальный человек. Неужели это стадо уродливых баранов видело в БАШКе большую угрозу, чем в облачённом в доспехи космодесантнике? Или на их косоглазый взгляд неуклюжий, с выпирающими челюстями огрин казался им роднее?
Хакард вошёл в люк пассажирского отсека, где ждал технический экипаж вместе с остальными десантниками. Станция связи, оживая, затрещала после нескольких нажатий на кнопки-руны, её дух с готовностью разогрелся.
— Милорд инквизитор, я обнаружил вероятного подозреваемого. Имя: Джоми Джабаль. Приближается комендантский час, но мальчик домой не вернулся. Как полагают, он находится в четырёх кликах от нас, возле фермы к северо-западу от городка Гроксгельт…
Один мальчик. Против которого лендрейдеры, лазпушки, бронированные Приносящие Бедствия — и огрины.
Один мальчик… плюс кто ещё?
— Я в двадцати километрах от вас, командор. Еду к вам. Не дайте шуму лендрейдеров спугнуть цель. Последние четыре клика продвигаться пешком.
— Вас понял, — Хакард автоматически перешёл на боевой код, дав сигнал остальным лендрейдерам как можно быстрее собраться на границе Гроксгельта.
Придётся немного подождать, так что командор снова вышел на улицу. Заходящий газовый гигант пялился на него поверх крыш, словно бесплотный глаз громадного космического создания-родителя, которое неторопливо отворачивалось от этого мира, как бы разрешая опуститься пологу мглы.
— Вот бы сюда мой трицикл, — заявил наверху скват, продолжая какой-то разговор. — Большие боевые машины только привлекают ракеты и такое прочее. А вёрткий, мелкий трицикл от них ускользает.
Хакард припомнил имя коротышки. Гримм, вот как.
— Лендрейдер сумеет защитить коротышку вроде тебя, — холодно заметил командор.
— Ха! Насчёт вот этого вот не уверен. У него броня треснула. Нужна сварка.
— Предполагается, что ты наш механик. Нарисуй ещё одну руну. Произнеси заговор.
Гримм коротко хмыкнул — и Хакард гневно вспыхнул, хотя следовало благоговейно собираться с мыслями, готовясь к бою.
— Убогий недолюд!
Ощутив нависшую опасность, Гримм пробормотал:
— Прошу прощения, сэр. Пришлось заниматься доспехами…
— Молчи! Как бы там ни было, мы выступаем пешком — и это касается тебя тоже, коротышка.
Гримм перевёл глаза на силовые доспехи командора, похлопал себя по длиннополой куртке, словно сравнивая, и буркнул:
— О мои предки!
Громожбан захохотал, точно в отдалении ударил гром.
«Ско-о-о-ро, — успокаивал голос. — Впусти круг в свой разум».
Голос объяснил, где нужно ждать: возле самого большого выгула для гроксов. Джоми тревожно покосился на тонущий газовый гигант. На округу уже наползали последние сумерки. Скоро труба оповестит городок о наступлении комендантского часа, и на улицах не останется ни одного человека, кроме него самого. Он преступит закон. Если хозяин голоса не явится, что делать тогда? Прятаться до утра? Здесь, где могут рыскать мутанты? Ведь, если мутанты не пойдут в город, они вполне могут пошарить вокруг.
Правда, он тоже мутант. Почему другие мутанты должны быть враждебны к одному из своих? Да, но изгои наверняка будут голодны. Плоть Джоми может показаться для них привлекательной … Привлекательная плоть напомнила ему о Гретхи. Если сегодня ночью ничего не произойдёт, можно забрести к дому фермера. Может, получится забраться к верхнему окну, к окну Гретхи, и постучаться, прося впустить. Наверняка её восхитит его смелость, что он выбрался наружу ночью, чтобы повидать её. Наверняка она наградит его соответственно. Джоми умирал от желания взять в ладони её белых голубок и исследовать её приватное гнёздышко тайных волос, которое прячется…
«Круг! Думай о круге! Или я могу потерять фокус!».
Джоми представил, как Гретхи широко раскрывает рот. Представил, как другая часть её тела открывается перед ним: мягкое колечко, в истинной форме и размерах которого он был не особо уверен.
«Забудь об этой глупой распутнице! От неё никакого толку. Я могу позволить тебе взглянуть на таких страстных нимф, что на их фоне она покажется скучной и неказистой. Я могу воскресить из памяти таких сладострастных куртизанок — о-о-о-о!» — Укол душевной боли и отчаяния, похоже, причинил голосу страдания.
Взглянуть? И воскресить? Голос обещал познакомить Джоми с удовольствиями, а не просто показать их словно через окно из толстого стекла.
«Тебя колесуют, если я тебя не достигну», — пригрозил голос.
Колесо… Джоми рывком вернулся в реальный мир. Чем ещё была вся его жизнь на этой проклятой луне, как не убожеством? Требуха, и жара, и страх, и похоть Галандры Пущик, которую однажды она всё-таки решится утолить, сокрушительно и мерзко. Скоро вся эта гнусность останется позади.
Больше не думай о Гретхи, пока не появится хозяин голоса! Джоми прогнал образ девушки из головы. Колесо, круг; круг, колесо.
Под последними золотыми лучами рогатые, чешуйчатые и зубастые рептилии медлительно и беспорядочно кружили по загону. Каждая была размером с небольшого пони. Их когти цокали по каменистой земле. Вспаханное поле спускалась к реке. Валуны, некоторые размером с дом, помечали гребнистые поля, засеянные овсом. Их принесли сюда ледовые поля ещё в стародавние времена, как рассказал голос.
Джоми глубоко вздохнул. Ему показалось, что ветер донёс чей-то шёпот. Он почувствовал чьи-то сознания: дисциплинированные сознания, почти целиком закрытые от него словно заслонкой перед горящим в камине гроксовым кизяком. Но небольшая толика жара всё же просвечивала.
Могло так быть, что ведьмы, намного одарённее его самого, подкрадывались сюда, привлечённые голосом? Ведьмы, которых колесовали на площади, никогда не выглядели особенно одарёнными. Конечно, нестерпимая боль превращала их в идиотов, в разбитые мешки воющих, раскалённых добела нервов, не более того. Но были ли они вообще умнее, если дали себя поймать? В сравнении с этими бедолагами Джоми стал образованнее… отчасти.
Может быть, по-настоящему умные ведьмы улизнули и сбились в стаи где-то в захолустье, подальше от городов и ферм? Тогда им нужен не один месяц, чтобы перебраться сюда.
Вдобавок Джоми чувствовал неподалёку и другие сознания: тускловатые, медлительные и яростные. Он ещё и мысли гроксов слышит? Пожалуй, нет…
— Голос, — позвал он.
«Тише, хороший мой, мне нужно сосредоточиться. О, как это было давно. Скоро я заключу тебя в свои объятия. Постарайся увидеть круг перед собой».
Нельзя подводить голос в последний момент, ибо этим он подведёт и себя самого. Как и нельзя спугнуть его, рассказав о присутствии тех странных и сильных сознаний поблизости. Тех — и звериных тоже. Послушно он вообразил круг и напряг глаза в гаснущем свете.
Да!
В паре сотен метров от него возник светящий обруч, балансирующий над землёй. Он медленно рос в размерах, хотя не становился ярче. Он, пожалуй, даже тускнел, словно не желая привлекать лишнее внимание. Внутри обруча проглядывала полная ночь — абсолютная чернота.
Факт того, что портал появился на некотором расстоянии от мальчика — и медленно, указывал, что активность таких созданий варпа, как поработители, исключалась. Твари такого сорта обычно атаковали стремительно.
Как и чужаки-эльдар не имели отношения к этому отверстию. Эльдар были мастерами создания врат в варпе и всего такого: едва ли им нужна точка психической привязки, которой явно служил мальчик. Да и что на этой луне могло заинтересовать эльдар?
Этот же портал открывался почти мучительно больно, если так можно выразиться. Почти со скрипом, так словно его «петли» проржавели за долгие эоны времени. У варп-портала петель, конечно, нет, но аналогия тем не менее подходила.
Приносящие Бедствия рассредоточились под прикрытием валунов. Отряд огринов неуклюже занимал позиции почти в полной темноте.
— Если мы захватим мальчишку-псайкера сейчас… — начал Серпилиан, как бы прощупывая почву, — то можем спугнуть то, что приближается. Нужно дождаться, пока создатель портала выйдет наружу. Мы охотимся как за добычей, так и за знанием.
— За знанием… — Командора, что, передёрнуло? — В Тёмную эру, — буркнул он, — искали знания ради самих знаний…
Серпилиан ответил резко:
— Только Императору ведомо, что на самом деле произошло в Тёмную эру!
Как бы инквизитору хотелось это тоже знать. Безбожная наука тогда процветала. Время от времени ещё находят её остатки: бесценную, непонятную технику и оборудование величайшей значимости для Империума. Когда-то давным-давно человеческая раса распространилась по Галактике, словно миграция леммингов, не подозревая о существах, что таились в варпе, ибо не ведала о собственном психическом потенциале. Наивные, наивные! Щенята в логове демона! Словно внезапный шторм, разразились безумие и анархия, пока не явился Бог-Император, чтобы спасти и объединить, чтобы взять под контроль людские миры, чтобы умерить психическую бурю со всей абсолютной и вынужденной беспощадностью.
И вот вам мальчик, мальчик из того возможного грядущего. И вот вам… что ещё? Серпилиан попытался раздвинуть свои ощущения чужого присутствия, но розовато-лиловые помехи по-прежнему не давали ничего разглядеть.
Робот — выше, чем любое здание в Гроксгельте, робот, ощетинившийся тем, что Джоми принял за оружие, — шагнул, наклонившись, из врат тьмы.
«Вот и я, мой дражайший мальчик, — возликовал голос у Джоми в голове. — Не бойся этого железного тела. Это лишь оболочка, что приютила мою суть, пока меня носило в одиночестве долгие эоны на покинутом мегакорабле по варпу. Теперь наконец я могу ступить на твёрдую землю. Теперь я могу надеяться вновь обрести тело из плоти. О, сладкая, чарующая плоть; чувства, что поют; нервы, что звенят, словно струны лиры! Что за песню они пели в те давние времена? Ско-о-оро я вспомню!»
Робот сделал неуверенный шаг в сторону Джоми. Словно разминая члены, что не чувствовали притяжения гравитации многие тысячи лет, робот повёл рукой в сторону. На кончиках стальных пальцев затрещали разряды, выплёскиваясь через выгул в сторону стада гроксов. Рептилии зафыркали, зашипели, приняли рыть землю и бодать забор.
Каким телом из плоти суть этой огромной машины надеялась стать? Когда джаггернаут сделал ещё один шаткий шаг в сторону Джоми, мальчика пробил пот. Он припал к земле.
Серпилиан встряхнул мешочек с рунами на поясе, издав звук, словно рассерженная гремучая змея, затем активировал энергетическую броню. Невидимая сила под мантией свила кокон, окутавший тело инквизитора, — и кираса едва заметно засветилась.
Он тоже услышал голос в голове, и его передёрнуло от вероломства, которое замыслил этот древний выживший. Он надеялся взять под контроль тело и разум мальчика, выселить его душу и швырнуть её в чистилище варпа.
Инквизитор уставился на гигантский пережиток прошлого из серого металла, тщетно пытаясь определить, что это. Робот был приземистее, чем линейный титан; менее подвижно сочлененные конечности и никакой видимой головы не торчало из грудной клетки так, как у титана торчит голова с постом управления, похожая на голову черепахи. Тем не менее выглядел робот почти так же внушительно. А кроме того, он служил пристанищем для того, кто пережил буквально целые эоны.
Серпилиан не знал ни одной механической системы, за исключением громадного неподвижного трона-протеза для Императора, которая могла бы поддерживать жизнедеятельность в течение целых эонов. Какие остатки плоти и костей могли прятаться внутри этого передвижного джаггернаута? Только голова и позвоночный столб потерпевшего кораблекрушение? Только голый мозг, плавающий в жидкости? Или, может быть, — как такое возможно? — только сам разум, встроенный в нечто вроде замысловатого талисмана при помощи древнего таинственного колдовства?
Этот робот был настоящим сокровищем.
Его жилец надеялся украсть человеческий мозг, скрывающий в себе огромный психический потенциал, чтобы прибавить его к собственной психической мощи… Тот, кто будет контролировать такого мальчишку… Серпилиан подавил лёгкий приступ коварных амбиций. Неужели близость этого чудовища из прошлого наводила порчу?
— Как всегда, — мрачно заметил Хакард, — мы — тонкая линия против самого нечестивого врага. Однако, хвала Ему на Земле, эта линия твёрже, чем алмаз, рождённый внутри сверхновой звезды. Разрешите вызвать лендрейдеры?
— Да. Вызывайте. Но только как резерв. Я не хочу, чтобы робота разрушили полностью.
Хакард отдал указания по радио боевым кодом.
— Сэры! Сэры! — это был скват в сопровождении БАШКовитого огрина. — Наверняка, это робот из прежней эры Раздора, сэры! И портал должен вести на космический скиталец в варпе, так ведь? Где бы ещё мог прятаться такой робот? На этом скитальце может оказаться настоящий клад древних технологий.
— Да, коротышка, — согласился Серпилиан. — Уверен, что так и есть.
В этот момент труба, возвещающая о наступлении комендантского часа, прохрипела вдалеке, точно давая сигнал к началу битвы.
— Командор, вывести робота из строя. Отстрелите ему ноги.
Хакард отбарабанил приказы. Почти тут же сумерки прошили сгустки плазмы и лазерные лучи. Однако их отразило какое-то защитное поле — а, может быть, и аура неуязвимости. Ведь разум внутри машины был очень могущественным, разве нет? Разве у него не было сводящих с ума, полных одиночества эонов, чтобы исследовать и отточить свой дар?
Встроенные лазеры и плазменная пушка робота ответили, целя туда, откуда вёлся огонь. В то же самое время волна замешательства накатила на Серпилиана. Существу внутри робота, похоже, было подвластно и психическое оружие.
Вполне возможно, умственное вместилище с жильцом этого пластального тела делило нечто, что уж точно нельзя было назвать человеческой компанией…
Серпилиан принял меры, чтобы Приносящие Бедствия оснастились защитными психическими капюшонами. Однако, после первого же удара два десантника безрассудно покинули укрытие и бросились прямо к роботу. Их доспехи тускло засветились, потом раскалились добела. Фильтр в приёмнике Хакарда заглушил их крики. Ещё один храбрец воспользовался моментом, чтобы совершить рывок с другого направления, с зажатой в руке мелта-бомбой. Он явно решил пожертвовать собой, взорвав её о ногу робота, чтобы тот потерял равновесие. Десантника окутало плазмой, в ночи коротко полыхнуло: тепловая энергия бомбы высвободилась преждевременно, расплавив доспехи. Остальные космодесантники возобновили дисциплинированный обстрел.
Глядя сквозь прищуренные глаза на мигающую словно под стробоскопами сцену, Серпилиан мог поклясться, что робот запнулся, хотя не выказывал почти никаких признаков повреждений. Лучи просто соскальзывали с него, уходя в небо.
В поле зрения появилась тёмная гора, затем ещё одна.
— Лендрейдеры прибыли на место, — сообщил Хакард. — Если свести их лазпушки на одну ногу, то вполне получится её быстро разбить.
— А что, если щит и аура выдержат? Даже только временно? Мощные лучи полетят во все стороны. Мальчика такой может обратить в пар. А если лазпушки пробьют защиту, то робот может и взорваться.
Догадывался ли Хакард о ценности этого артефакта из прежних времён? Может, и не догадывался. Командор видел лишь нависшую угрозу для Империума. Из всех присутствующих здесь, кроме Серпилиана, пожалуй, только скват имел представление о… Но инквизитору вряд ли стоит на него полагаться. На самом деле, возможно, коротышке даже придётся заткнуть рот.
И снова Серпилиан почувствовал, как проникают в душу ростки еретического искушения, и забормотал молитву: «Окропи мя, Боже-Император. Очисти мя».
— Сэр, — обратился сержант-огрин. — Мои солдаты… сильные. Разрешите, мы нападём на робота. Завалим его набок.
Хакард захохотал. Серпилиану пришло в голову, что волна замешательства могла повлиять на мозги огринов особенно. В отличие от космодесантников, недолюдь защищали только толстые черепа и примитивный, почти животный, мыслительный процесс. Замешательство могло проявиться только сейчас у самого их мозговитого представителя — сержанта.
— Почему бы и нет? — ответил командор. — Слушай внимательно, сержант: отправь своих огринов в обход к северной стороне. Да, в эту сторону. Вон туда. Потом возвращайся и доложи. Как только мои десантники прекратят огонь, твои огрины должны атаковать. Ты меня понял?
— Так точно, сэр, — Громожбан затопал к своим и какое-то время там рычал.
— А не мог бы один из них сграбастать мальчика? — предложил Гримм.
— Они могут по ошибке оторвать ему голову, — отрубил Хакард.
— М-м-м… Командор, сэр!
— Что ещё, недолюд?
— А эта атака огринов — малость не самоубийство?
— Не обязательно, — вмешался Серпилиан. — Робот отвечает огнём на огонь. Но атака огринов может сбить его с толку. Как я понимаю, это и подразумевал командор, а не то, что руки у него связаны.
— Ха! — ответил Гримм.
Громожбан вернулся и вытянулся по стойке «смирно».
Джоми в ужасе цеплялся за землю, пока над головой у него горел и сверкал воздух.
«Им придётся сменить тактику, — объяснял голос. — Скоро будет краткое затишье — и, думаю, я смогу отвлечь их внимание. Когда я скажу «Беги!», мчись ко мне со всех ног, но пригнувшись. Я заберу тебя внутрь этого тела. Я смогу перенести тебя назад, через портал. Лучше варп, чем смерть, как по-твоему?»
Шипение смертоносных лучей почти убедило Джоми. Почти.
«Я спасу тебя, Джоми, спасу. Я — твоя надежда…»
Голос принялся монотонно бубнить, завораживая, гипнотизируя. Он обещал радости, он обещал желания, их исполнение — но всё же казалось, что сам он сильно озадачен, пытаясь вспомнить, что же это такое. Послышался ли Джоми на заднем плане отзвук безумного смеха? Тело мальчика задёргалось, словно марионетка. Он рефлекторно вскинул руку — и пролетевший низко случайный луч опалил кожу на запястье. Боль рывком освободила его из усиливающихся чар и вышвырнула снова в объятия жуткого страха.
— Ты мужчина или женщина? — задыхаясь, спросил он.
«Едва ли я вспомню».
— Как можно такое не помнить?
«Это стало неважным… И всё-таки призрак напоминает мне о плоти! Не дающая покоя тень у меня внутри. Ах, Джоми, Джо-о-оми, я знаю столь многое — и столь многое отделяет меня от того, что я знаю. Мой призрак молит о теле, чтобы ласкать и лепить его по своему желанию… Приди ко мне скорее, Джоми, когда я позову…»
Из стенаний голоса Серпилиан получил твёрдые доказательства, что его хозяин тысячи лет психически подслушивал события истерзанной войнами истории Империума и даже неведомой истории до него. Как же инквизитор жаждал этих знаний!
Но вдобавок у него были серьёзные подозрения, что древний выживший одержим.
Одержим демоном из варпа.
Это был необычный вид одержимости, ибо у выжившего не было вообще никакого тела, кроме огромного железного робота. Выживший состоял лишь из разума, заключённого в талисман из кристаллических пластин или какого-то иного оккультного материала — талисман, который силился сохранить стабильность этого разума, силился — но неизбежно преуспел лишь отчасти, учитывая жуткую прорву времени. У демона не было реального тела, чтобы исказить его, извратить и оставить на нём своё клеймо. Он мог только нетерпеливо поджидать, прикованный к пленному разуму, судорожно терзая его, стимулируя воспоминания и чувственные галлюцинации. Хотя, возможно, что надоедливость демона и стала тем, что не позволило выжившему погрузиться в забвение…
Голос вещал о науке. Но истиной была порча. Conclusio: его наука — ересь.
Серпилиан не должен жаждать такого!
И теперь, когда чёрные планы изгоя завладеть Джоми провалились — проклятые, нашёптанные демоном планы! — выживший решил хотя бы унести мальчика с собой обратно в изгнание.
По приказу Хакарда Приносящие Бедствия прекратили огонь…
В тот самый момент, когда огрины ринулись в атаку, робот выпустил сгусток плазмы по загону с гроксами, изжарив нескольких зверюг, но всё-таки взорвав длинный кусок забора. Серпилиан ощутил ауру злобной воли, которую разум из робота — не по наущению ли демона? — направил на рептилий, распаляя их жажду крови. Огрызаясь друг на друга, гроксы вырвались на свободу — и сразу же их внимание привлекли грохочущие великаны. Плазменный и лазерный огонь стих. Мальчишка-псайкер неуверенно поднялся и заковылял к роботу. Заметив это, Серпилиан издал вопль отчаяния.
— Поймай парня, Громожбан, ради Императора! — завопил Гримм, точно он тут командовал. — И не отрывай ему голову, если не придётся!
Ничья другая просьба для огрина не значила бы столько. Отбросив громоздкий «Потрошитель», Громожбан Аггрокс обнажил клыки и затопал в сторону юнца. Вертлявый маленький скват кинулся следом, изо всех сил стараясь не отставать и тяжело дыша: «Ух! Ух! Ух!»
Забыв про собственную безопасность, Серпилиан прыжками бросился за ними; кроваво-красная мантия раздувалась, точно крылья ангела возмездия. Мальчика нужно остановить! В нижней части корпуса робота открывался люк, словно приглашая пошатывающегося юнца.
И тут бегущее стадо гроксов столкнулось с наступающими огринами. Безмозглые животные прыгали, рвали когтями, отхватывали и жадно глотали целые куски мяса, однако огрины почти не обращали внимание на такие пустяки. Кулаки огринов крушили гроксам черепа.
Робот заметил погоню за мальчиком и развернул руку с оружием, выпустив град разрывных болтов. Серпилиан бросился на землю. Впереди, могучие ноги огрина протопали ещё десяток шагов прежде, чем великан рухнул на землю. Мимо пробежал скват; фуражку он потерял, а, может, её сбило случайным выстрелом. И тут, вылетев из трубы в руке робота, рядом с ним взорвалась фугасная граната. Ударной волной сквата подхватило и швырнуло на несколько метров.
Лёжа на каменистой земле, Серпилиан выпростал правую руку и поднял указательный палец с джокаэровским игольником. Одна игла — и мальчика парализует. Дистанция была несколько экстремальна для крошечной и лёгкой стрелки. Цель перемещалась. Инквизитор изо всех сил пытался прицелиться.
В тот миг, когда Джоми оставалось каких-то двадцать метров до приветливо раскрывающегося люка, мальчик замер…
Психический ураган жестокости и боли окружал Джоми. Предсмертные вопли умирающих, безрассудная ярость огринов, сражающихся с рептилиями, ужас всех этих лучей и взрывов…
Всё это внезапно прекратилось. Словно яркий свет вспыхнул у него в голове: словно разошлись створки, за которыми бушевала яростная печь, котёл зарождающейся энергии.
«Джо-о-оми! Ты почти дошёл до меня-я-я! Пробеги ещё немного и прыгай вну-у-утрь!»
Подняв взгляд на нависающую машину, Джоми внезапно увидел в ней — благодаря жгучему свету внутри — не гору металла, напоминающую человека, а…
…Огромную, обнажённую Галандру Пущик, похотливо возвышающуюся над ним. Её ноги были приземистыми колоннами. Люк был её потайным отверстием. Чудовищный торс, набрякший жиром, трепетал от страстного желания принять его в себя. Большущие мускулистые руки тянулись к нему…
«Джо-о-оми! Мой драгоценный сладкий мальчик, моя радость!..»
Перед ним снова стоял робот. Однако свет внутри не угас. Он словно изменил цвет и длину волны, так что Джоми в ужасе уставился в мир того, что могло быть …
Щупальце помогло ему запрыгнуть в стальную утробу — металлический кокон, в котором едва можно было встать во весь рост. Металлический отросток спрятался, и Джоми швырнуло на пол: робот покачнулся и зашагал обратно к порталу, раскидывая дерущихся свирепых великанов и остервеневших гроксов. Ноги в накладках брони оставляли глубокие вмятины. Крышка люка опускалась, заключая Джоми внутри.
В узкой щели, среди дрожащих отблесков лучей, мелькнул человек в светящемся нагруднике и кроваво-красной мантии: худощавый, высокий мужчина с обвислыми чёрными усами и раскрытым глазом, наколотым на щеке, отчаянно рвался к удирающему роботу.
Джоми слышал глухой набат его мыслей: «Даже если я сумею его парализовать… уже не успею вытащить… Хотя бы уцепиться за какую-нибудь ручку на роботе… Не потерять совсем — или всё будет напрасно… Пройти с ним, волей-неволей, через двери тьмы… Есть ли воздух на той стороне портала? Или вся атмосфера давно уже испарилась со скитальца? Или остался только вакуум — и кровь моя вскипит, лёгкие схлопнутся, словно пустой мешок? Энергоброня не защитит от этого…»
Люк закрылся, погрузив Джоми в полную безвестность и тишину. Туша, что несла его, кренилась и раскачивалась из стороны в сторону.
Немного спустя мигнули и зажглись огоньки. Джоми обхватил себя руками, пытаясь обрести защиту. Как сбежать из этого кокона? Внутри этой тесной камеры он жить наверняка не сможет, даже если машина будет его кормить. Он представил себе узкий пол, залитый мочой с плавающими кусками фекалий.
«Добро пожаловать в моё царство, — промурлыкал голос. Едкая насмешка окрасила слова, которые Джоми слышал в голове. — Теперь — наше царство…»
(«Моё то-о-оже…») Злобные, разочарованные отзвуки словно следовали за голосом, который, возможно, их не слышал, а, может быть, просто давно к ним привык. («Провал, бездарный провал … Но осталась хотя бы нежная плоть…»)
Крышка небольшого иллюминатора скользнула в сторону. Джоми прижался лицом к толстому пластхрусталю; тьму снаружи пронзили копья прожекторов. Он разглядел просторную пещеру из металла, из которой разбегалось несколько стальных туннелей, словно уходя во мрак преисподней. Странные механизмы выступали из покрытого металлом пола и рифлёных стен. Обломки сорвавшихся инструментов и груза плавали, точно дохлая рыба в грязном пруду.
«На борту есть ещё одна машина, как у меня, — доверительно сообщил голос, словно не ведая о тихих зловещих отголосках, слышимых Джоми. — Она простояла тысячи лет без разума внутри, но теперь я смогу её оживить. С моими познаниями я смогу поместить тебя в неё. Сперва, конечно, мне придётся отделить твоё тело…»
(«Это будет восхитительный час или около того…»)
Джоми стошнило от ужаса.
«…побыстрее, пока ты не потратил весь воздух, который я засосал на твоей луне. После того, как ты подключишься, мы сможем играть в игры. В прятки, например… Тебе придётся полагаться на свой прелестный разум. Но, хотя бы теперь у меня будет компания. О безумие, безумие. Может быть, мой воображаемый спутник уйдёт от меня. В тебя, может быть…»
В поле зрения проплыла фигура в кроваво-красной мантии, удаляясь вглубь гигантской пещеры. Замёрзшие руки тщетно тянулись к открывающемуся виду, который, до того, как вспыхнуло освещение, фигура, наверное, даже не видела…
То, что могло быть, — и ещё могло быть — исчезло. Джоми по-прежнему стоял перед роботом.
— Демон, демон, прячущийся демон! — завопил он. Плюнул в робота. Покопавшись в памяти, вспомнил молитвы Фарба и взвыл:
— Imperator hominorum, nostra salvatio!
«Джо-о-о-оми-и-и! Не предавай меня-я-я!»
Содержимое раскалённого добела котла внутри Джоми выплеснулось наружу. Из внутренней печи, так вдруг открывшейся ему, хлынул психический огонь. Вряд ли понимая как, он ударил потоком защитной ментальной энергии, плохо сфокусированной, но горячей, в голос, который хотел его обмануть.
— Nostra salvatio, hominorum Imperator!
— А-а-а-а-й-я-я-я-я! — завопил голос, вонзаясь ему в голову, словно скальпель, пытаясь отсечь связки его новообретённого дара псайкера, сырого и ещё не огранённого.
Отпрянув, ощущая в голове мучительную боль, Джоми тем не менее призвал новый поток жгучей антипатии и пустил его в робота.
Природная сила мальчика! И его благочестие! Всё это, рожденное ужасом! Омытый отблесками внутреннего света вулканических потрясений в мальчишке, напрягая собственные психические органы чувств, Серпилиан невольно разделил видение Джоми того, что могло быть.
Словно актёр в грёзах Джоми, инквизитор пережил предсмертную агонию прохода сквозь портал. Схлопывающихся лёгких. Полного, абсолютного холода… А ещё он познал клаустрофобное, полное ужаса смятение Джоми. Секунды спустя оказалось, что Серпилиан по-прежнему лежит, распростёршись на поле боя — и поле боя показалось ему благословенным местом на фоне пережитого.
С трудом поднявшись на ноги, Серпилиан махнул назад Хакарду, надеясь, что командор заметит и поймёт его знак. Затем снова безрассудно бросился за мальчишкой, который не подпускал к себе робота, точно крыса, отбивающаяся от быка. Из игольника он больше не целился.
Создав собственную защитную ауру, Серпилиан схватил Джоми за плечо:
— Ради Императора, идём со мной! Идём быстрее, Джоми Джабаль!
Хакард, должно быть, понял. Как только Серпилиан увёл мальчишку на хоть сколько-то приемлемое расстояние и спрятался с ним за валун, лазпушки лендрейдеров открыли огонь. Стрела за стрелой обжигающей энергии вонзалась в робота. Пехота Космодесанта внесла свою лепту. Раненые огрины бросились врассыпную, оставив уцелевших гроксов.
Если бы великаны не схватились со свирепыми рептилиями, сейчас одна из них могла бы напасть на Серпилиана или на мальчика…
Робот выпускал сгустки плазмы и лазерные лучи. Один лендрейдер взорвался, выбросив град раскалённых осколков пластали. Несколько десантников пали жертвой лучей и плазмы. Имперские залпы каскадами отскакивали от щитов робота, веером уходя в небо и превращая ночь в день.
Но теперь робот выглядел озадаченным. Он подался назад. Замешкался. Наверное, разум внутри него терзали душевные муки. Возможно, смятённый видением Джоми, он вообразил, что уже прошёл обратно через портал, хотя кошмарные улики говорили об обратном. Возможно, у него заканчивалась энергия.
Наконец, имперский луч оторвал ему орудийную руку. Ещё один луч прошил незащищённый люк. Часть кожуха вспыхнула и потекла. По-прежнему стреляя, но уже с заминками, словно вслепую, огромная раненая машина с грохотом зашагала обратно к порталу. Лучи лендрейдеров сошлись у неё на спине — и стало похоже, будто её толкает вперёд изодранный ураганом, раскалённый добела парус, сотканный из лучей самого солнца.
Входя в портал, робот ослепительно воссиял. Взрыв, словно десяток одновременных звуковых ударов, сотряс израненную землю. Сияющие куски панциря полетели обратно, точно злобные бумеранги, словно лезвия серпов. Громада распадающегося тела канула вперёд и исчезла из этого мира.
Серпилиан деактивировал энергоброню, и Джоми, перемазанный грязью и воняющий потом, расплакался у него на руках.
Серпилиан дал ему обещание:
— Я дам тебе рекомендации на самое лучшее обучение — обучение инквизитора!
Мальчик закричал в ответ:
— Что? Что? Я не слышу ничего! Только жуткий грохот!
— Слух скоро вернётся! — крикнул Серпилиан мальчику в перепачканное лицо. — А если нет, то мы его исправим при помощи акустического амулета! Однажды ты станешь служить Императору, как я служу ему. Я прошёл такой долгий путь, чтобы найти тебя!
Спустя какое-то время Джоми вслушался в мысли Серпилиана и начал понимать. Этот человек в мантии прошёл долгий путь, чтобы найти его. Как, собственно, и голос: и разум, и демон в роботе…
Джоми оправят далеко от этой несчастной луны, на самую Землю. Он мельком подумал о Гретхи, но, как и предупреждал ему голос, теперь эти желания казались не имеющими совершенно никакого значения.
Издавая стоны и потирая голову, Гримм приковылял туда, где распростёрся на земле БАШКа, но тут уже ничего нельзя было поделать: череп Громожбана целиком, включая прибитые боевые награды, исчез. Карлик похлопал рухнувшего великана по плечу и сказал только:
— Ха!
Над ним нависла силовая броня цвета жёлчи. Командор Хакард собственной персоной стоял над огрином.
— Я видел, как он шёл в атаку, — произнёс внешний передатчик Хакарда. — Кажется, все недолюди целы, более или менее, кроме их сержанта. Его отвага… делает честь даже Приносящим Бедствия.
Космический десантник тяжеловесно отсалютовал.
«А как насчёт меня? — подумал Гримм. — Меня же чуть не разорвало на куски!»
Но он не сказал ничего. Ведь это Громожбан погиб.
Нагнувшись, при содействии сквата, Хакард взвалил труп огрина на руки.
Гримм смотрел в небеса цвета индиго, а звёзды слепо пялились на него в ответ. Портал уже давно исчез, хотя дрожь, видимо, ещё корёжила ночной воздух, искажая небосвод. Или это просто влага у него в глазах?
Арлекин (не переведено)
Не переведено.
Дитя Хаоса
ПРОЛОГ
Год 40273-й. Наставник Баал Файренц посылает Тайного Инквизитора Джака Драко в сопровождении гейши-ниндзя Мелинды на планету Сталинваст для уничтожения «генокрадов».
Чистка проходит успешно, но загадочный «человек-арлекин» Зефро Карнелиан сообщает Драко о заговоре. Группа неизвестных Инквизиторов намеревается заразить человеческую расу паразитом, контролирующим разум, получившим название «гидра».
Идя по следу, который указал Карнелиан, Драко невольно становится причиной уничтожения всех живых существ на Сталинвасте. Во время полета в ворп-пространстве Драко узнает, что его наставник Файренц — один из главных заговорщиков.
Для уточнения сведений о «гидре» Тайный Инквизитор летит в мир Хаоса, в Глаз Ужаса. Его сопровождают Мелинда, навигатор Виталий Гугол и уроженец планеты Антро, скват Гримм.
Избежав множества опасностей, им удается добраться до Земли. Они пробираются в замок, чтобы предстать перед Императором и сообщить ему ужасные новости. Аудиенция у Императора складывается непросто и полна двусмысленностей. Джак Драко вынужден бежать. Он скрывается, лелея надежду, что последующие события внесут ясность в то, какие силы стоят за заговором и разжигают конфликт между Официальной и Тайной Инквизицией.
Год 40373-й. Драко просыпается после столетия, проведенного в стазисе. За эти годы погибли многие Инквизиторы. Драко ищет астронавта, который введет его в курс происходящего.
Несмотря на признаки приближающегося безумия, навигатор Гугол приводит корабль Драко на планету Люксус Прайм, охваченную восстанием сектантов Слаанеша. Гуголом овладевает демон, но к Джаку и Мелинде возвращается Гримм. Втроем они находят другого навигатора по фамилии Петров.
Разносятся слухи, что арлекины элдаров готовят на орбите Сталинваста ужасную церемонию, а помолодевший Баал Файренц, призвав на помощь космических десантников, собирается напасть на родину элдаров с целью выявить тайны Паутины, лабиринта, по которому арлекины перемещаются в ворп-пространстве.
Джак и его спутники могут проникнуть на планету элдаров, только если удастся освободить Мелинду от внедренных в ее тело имплантантов, мешающих ей принять полиморфин и изменить свою внешность. Узнав, что ее бывший хозяин Тарик Зиз — теперь изменник — скрывается на планете Дарваш вместе с командой хирургов, Мелинда отправляется туда и избавляется от имплантантов.
Они прибывают на планету элдаров, когда в космосе разворачивается битва. Космические Десантники во главе с Файренцем спускаются с небес. К поискам Зефро Карнелиана Джак привлекает капитана Лександро д'Аркебуза (чьи ранние подвиги описаны в «Молоте Войны 40000» в книге «Инквизиторы космоса»).
На планете-станции Ультве друзья попадают в плен. Прорицатель предсказывает Джаку, что он будет отдан во власть демона, но затем очищен и просвещен. Драко должен помочь элдарам найти таинственных биологических сыновей Императора, чтобы ускорить взаимоуничтожение Космоса и Хаоса, о котором говорится в пророческой «Книге Рана Дандра» из легендарной Черной Библиотеки, находящейся в Паутине.
Отряд десантников спасает группу Драко.
Они улетают в Паутину. В рукопашной схватке навигатор Петров лишается руки и в агонии получает видение. Третьим рунным глазом Петров видит путь через ворп-пространство к Черной Библиотеке элдаров. Лександро д'Аркебуз закрепляет знание в третьем глазу Петрова. В это время начинается атака десантников Хаоса.
К тому времени, когда отряд Джака достигает Черной Библиотеки, все десантники, охранявшие их, погибают. В живых остается лишь Лександро. Мелинда погибает от руки амазонки-феникса. Петров замышляет предательство, и его приходится убить. Третий глаз навигатора д'Аркебуз вырезал ножом.
С пророческой «Книгой Рана Дандра», украшенной драгоценными камнями, убитый горем Джак Драко отправляется на поиски планеты, где можно расшифровать священную книгу элдаров. В душе Тайного Инквизитора зреет план проникнуть в знаменитый перекресток Паутины, где время и реальность способны измениться, и где он сумеет вернуть к жизни Мелинду. Но сначала он должен отдать себя во власть демона, а затем изгнать его из себя…
ГЛАВА 1. РУНЫ
— Ты неудачник, — зашипел арлекин на Зефро Карнелиана. — Ты слабый человечишка!
На морщинистом лице элдара застыла презрительная насмешка. Казалось, что даже пестрый костюм арлекина — зеленый с красными треугольниками, весь в пряжках, ремешках и карманчиках — издевается над Карнелианом.
Но ведь и сам Зефро шут. Обезьяна в малиновой треуголке с перьями, развлекающая своими ужимками инопланетян.
— Итак, ты просвещен? — язвительно спросил арлекин.
Зефро внутренне содрогнулся. Может, обратиться за поддержкой к Ро-Фесси? Ясновидящий называет себя другом. Можно ли ему верить?
Слышал ли Ро-Фесси разговор, догадаться невозможно. Лицо его скрывал напоминающий лошадиную голову шлем, украшенный переливающимися кристаллами. Сейчас не время отвлекать ясновидца. Эльдрад Ультран достал гадальные руны. Мысли всех должны быть сосредоточены на предстоящей церемонии.
Одно только то, что его удостоили чести присутствовать на церемонии, каков бы ни оказался результат, знак высшего доверия. Враждебность некоторых арлекинов вполне понятна и объяснима, потому что присутствие здесь Карнелиана не столько привилегия, сколько прискорбная необходимость. Слишком велика его роль в фиаско, вызвавшем предстоящее гадание.
Фиаско? Нет, катастрофа…
Из космоса плоская планета-станция Ультве походила на золотой щит. На поверхности, словно драгоценные жемчужины, блестели купола.
Правда, в настоящий момент лишь некоторые из них сияли призрачным светом. Если бы выдалось несколько сотен мирных лет, психопластический дух Ультве восстановился бы, заново воссиял бы защитной атмосферой.
Но в ближайшее время мира не предвиделось.
Сразу за Ультве начинался водоворот света и тьмы. Напоминающий зарождающуюся спиральную галактику, этот вихрь являлся главным входом в Паутину. Пройдя через него, корабль достигнет самых отдаленных звезд. Воздействие водоворота компенсировалось эфирными парусами Ультве, удерживающими планету-станцию в нескольких световых годах от опасного урагана.
Но Глаз Ужаса распространяется все быстрее и быстрее, и скоро Ультве не сможет убежать от него.
Пока планета-станция медленно дрейфовала в межзвездном течении. Когда же опасность заставит извлечь камни духбв, несмотря на риск утратить их безвозвратно? Когда же будет разбужен Аватара, Бог Войны? Бешеные берсерки выплеснут тысячелетиями копившуюся ярость на врагов.
Эльдрад Ультран положил жезл и длинный меч. Он снял шлем, обнажив голову. Седина посеребрила его волосы. Движения элдара отличались торжественностью, подчеркивающей важность момента. Сегодня прорицатель медлил. Казалось, он с трудом пробирается сквозь сгустившееся в сироп время, прежде чем остановиться окончательно.
Из мешочка на поясе Ультран достал руны.
Подбросил один из камешков над Мемориумом и торжественно объявил того, о ком пойдет гадание. Имя было последним в печальной серии.
— Инквизитор Джак Драко! — провозгласил элдар. — Драко, ограбивший Черную Библиотеку!
Да, ужасное фиаско. Катастрофа…
Эльдрад, Ро-Фесси, Зефро Карнелиан, а также чародей Кетшамайн и десяток арлекинов находились в Куполе Предсказателей по Кристаллу. Напор Хаоса превратил многие районы Ультве в пустынные руины. Уродливые прыщи покинутых городов годятся теперь разве что Черным Гвардейцам и Воинам Аспекта для тренировочного полигона.
Лишь некоторые районы сохранили величественную грациозность — стройные пирамиды и башни храмов возвышались над ухоженными садами. Купол Предсказателей по Кристаллу отличался особенной красотой и пугающей силой. Здесь сердце Ультве — Мемориум — подступал к самой поверхности. В других местах эта квази-живая субстанция, обладающая психической потенцией, скрывалась под глиной и песком или под настилом из мраморной мозаики… или под руинами.
Миллионы деревьев тянулись ввысь, у корней каждого возвышался камень духа умершего элдара. Так души соединялись с естеством планеты. На полянах между деревьями стояли окаменевшие фигуры. Это были ясновидящие, полностью слившиеся с планетой. Скоро и Эльдрад Ультран присоединится к ним.
Уже много лет Эльдрад не покидал Купол.
Несколько десятилетий он не покидал Ультве после экспедиции, которая вытащила Зефро из пасти Хаоса.
Самые древние и самые высокие деревья, пробив купол, уходили верхушками в космос.
Прозрачная, удерживающая воздух субстанция состояла наполовину из материи, а наполовину из энергии. Мощные стволы легко проникали сквозь него. Верхние ветви походили на антенны, выдвинутые из мягкого света в черное море пустоты.
Космос представлялся океаном, а звезды — крошечными светлячками в его глубинах. За века многие из них поглотила огненная гангрена, Глаз Ужаса, желчь и гной которого отчетливо просматривались через купол. Кошмарная нереальность подбиралась к новым светилам, заглатывая планеты и превращая их жителей в монстров и демонов.
Если захватчики из Глаза Ужаса проникнут на Ультве, погибнут все защитники Мемориума. Падут все деревья. Десять тысячелетий прогресса, жизни после жизни, пропадут, но не бесследно… О нет! Водоворот Хаоса высосет души мертвых.
— Драко нашел вход в Черную Библиотеку! — провозгласил Эльдрад.
Беспощадная правда. Местонахождение Библиотеки, спрятанной в Паутине и охраняемой страшными силами, знали только Великие Арлекины. В хранилище знаний о демонах не допускались посторонние. Драко не мог, никак не мог, не имел ни малейшей возможности найти Библиотеку без чьей-то помощи, не говоря уже о том, чтобы войти в нее.
И все же он вошел.
Хуже того, Драко ограбил Библиотеку.
Чародей Кетшамайн устал держать свое массивное тело и оперся на Меч Ведьм. Острие вонзилось в Мемориум. Над маской Кетшамайна, выполненной в виде белого черепа, ужасающего и непостижимо загадочного, развевались черные, как смоль, волосы. Рукава и подол черной просторной рубахи украшал вышитый серебром узор, точно такой же, как на гадальных камнях.
Когда-то Кетшамайн тоже был ясновидящим, прорицал, вглядываясь в непрерывную смену вероятностей и возможностей. Позже он променял дар провидца на иные психические силы, могущественные и смертоносные.
— Драко выкрал «Книгу Рана Дандра»! — выкрикнул Эльдрад.
И это правда. Утеряна Книга Судьбы. Она исчезла из Черной Библиотеки, и виноват в этом проклятый Джак Драко.
А впутал его в дела элдаров Зефро.
Но ведь из благих побуждений! Более того, с одобрения и под руководством Великих Арлекинов, знавших, что имя Драко вписано в Книгу Судьбы.
— Зачем Драко украл «Книгу Рана Дандра»? Чтобы реабилитировать себя перед Императором? Куда он увез ее? Что случится?
Задав вопрос, Эльдрад кинул остальные камни и вгляделся в выпавший узор из рунических символов. Ясновидящий впал в транс. Руны начали светиться, став проводниками энергии психического океана, окружающего материальную реальность, вобрав в себя мощь духов — ясновидящих прошлых поколений. Руны лежали на Мемориуме, а значит, имели прямой контакт с душами предков.
Гадальные камни нагревались. С повышением температуры изменялась их форма. От рун исходил жар. Оранжевый цвет. Красный.
Жутким, пронзительным голосом Эльдрад закричал:
— При ограблении Черной Библиотеки с Драко случилась трагедия. Настолько ужасная, что он на грани безумия!
Трагедия? Из психического океана удалось выудить нечто новое.
— Что же там произошло? — сорвался с губ Зефро нетерпеливый вопрос.
Ро-Фесси махнул рукой, заставляя своего протеже из рода человеческого замолчать. Ультран всматривался в паутину будущих возможностей.
— Произошедшее способно свести Драко с ума. Так говорят причины и следствия. О самой трагедии можно узнать только то, что она свершилась. Ничего конкретного.
Страх охватил Зефро. По плану элдаров Драко должен попасть под власть демонов, а затем очиститься. Тайный Инквизитор стал бы просвещенным, как Карнелиан, и невосприимчивым к Хаосу. Он вступил бы в ряды Иллюмитатов и помог бы отыскать и собрать Сыновей Императора, порожденных десять тысяч лет назад, перед тем, как владыка Земли был искалечен. Прикованный к золотому трону, Император не знал, что его биологические чада обретут бессмертие.
Да и сами Сыновья не подозревали о своей природе, пока Иллюмитаты не поведали им об их врожденных способностях.
Предсказано, что дети владыки станут Рыцарями-Сенсеями и создадут Дальний Дозор.
Когда Император окончательно ослабеет и Хаос ринется на покорение Космоса, Сыновья, каждый из которых олицетворяет то или иное божественное свойство, выйдут на последний бой…
Решающая битва между реальностью и Хаосом названа элдарами «Рана Дандра». В Книге Судьбы указывается, что в результате сражения произойдет космический катаклизм, взаимоуничтожение Хаоса и реальности. И это тот исход, который устраивает темные силы.
Хаос! Существуют уже четыре Бога, четыре монарха бесчисленных ворп-тварей. Десять тысяч лет назад, когда гордая цивилизация элдаров корчилась в психическом спазме, на свет выползло грязное божество похоти — Слаанеш.
Если падет слабая человеческая раса, появится пятый властелин Сил Хаоса, чтобы окончательно уничтожить порядок и разум.
Существует лишь одна возможность…
Силы добра соединятся в искривленном психическом океане, если привнести в него все самое благородное, что есть в человеке. Тогда перед человечеством откроется новая дорога, родится новый человек — Ньюмен.
Какая слабая надежда! Прорицатели элдаров предсказали, что появлению Ньюмена неминуемо должна предшествовать гибель Императора. Сыновья его сгорят в огне разума, дав жизнь обновленному поколению. Только так можно избежать апокалипсиса. Во главе обновленного светлого Космоса станут ясновидящие.
Элдары вернут себе былую славу.
Джаку Драко в этих событиях предназначено сыграть небольшую, но решающую роль.
Увы, точное значение его функции сокрыто.
И вот Драко вступил в игру, похитив Книгу Судьбы!
Возможно, он сделал это, чтобы отомстить.
Если Драко узнал, что элдары собираются подвергнуть его страшным пыткам: отдать душу демону, а затем очистить, — он мог совершить необдуманный поступок. Сейчас Драко на грани безумия, только шаг отделяет его от одержимости демоном. В его руках ценнейшая «Книга Рана Дандра». Как проследить его дальнейший путь?
Несчастье! Катастрофа…
Сомнения терзали душу Зефро Карнелиана.
Он, как и большинство Иллюмитатов, связывал личное спасение с элдарами. Однако контролируют ли Великие Арлекины ситуацию?
Всем известно, что Иллюмитаты-отступники создали психическое оружие, не только чтобы воевать против вызывающего отвращение Хаоса, но и против инопланетян.
Отступники неустанно наводняли планеты психическими вирусами и паразитами. Так, «гидра» может столетия дремать в латентном состоянии, но в один прекрасный момент проснется, и все человечество окажется в цепях безумия. Порабощенные умы триллионов станут одной из сил в последней битве. Однако наиболее вероятным исходом ее, как предсказывали ясновидящие, станет не очищение человечества, а появление пятого Бога Хаоса.
Зефро раскрыл Тайному Инквизитору Драко секрет «гидры», надеясь, что тот сорвет опасную затею отступников. Но если сам Зефро лишь игрушка в чьих-то руках? Неужели существуют очистившиеся от демонов тайные Иллюмитаты, которые также пытаются объединить Сыновей Императора и создать истинный Дальний Дозор? Вдруг усилия элдаров и его собственные — лишь пародия на деятельность этих просвещенных личностей, воистину приближающих появление Ньюмена?
Или фанатичные элдары настолько убеждены в апокалипсисе Рана Дандра, что собирают Сыновей Императора исключительно для подтверждения пророчеств Книги Судьбы, чтобы взаимное уничтожение Хаоса и Космоса стало неизбежным, гарантированным, чтобы не осталось ничего целого?
Нет. Нельзя позволять себя подобные подозрения! Зефро не мог простить себе неудачи.
Некоторые арлекины презирали его и открыто обвиняли в происшедшем.
Ро-Фесси не винил Зефро. Конечно же, нет.
Руны мерцали и плавились. Гадальные камни излучали яркий белый свет. Энергия волнами перекатывалась из ворп-пространства в Мемориум и обратно. Даже деревья засветились.
Застывшие между стволов фигуры ясновидящих дрожали.
— Где именно Драко потеряет рассудок? — настойчиво вопрошал Эльдрад. — На какой планете?
Прогремел раскат грома, от которого заложило уши. Зефро показалось, что треснул один из надгробных камней. Нет! Звук шел сверху.
Среди ветвей старого дерева появился корабль.
Контуры судна постоянно менялись. Сначала его силуэт напоминал жука-скарабея, затем трансформировался в нечто, похожее на краба, вцепившегося передними «клешнями» в материю купола.
Рядом с первым кораблем появился второй.
Еще мгновение назад их здесь не было. Значит, их скрывало невидимое колдовское поле, не проницаемое даже для взгляда элдаров.
Выпустив из сопла поток плазмы, корабль пробил дыру в куполе. Вихрь раскаленного газа окутал одно древнее дерево, другое. Обуглившиеся стволы валились на молодую поросль и подминали под себя. Свист выходящего в космос воздуха казался предсмертным криком погибающих реликтов.
Свист перешел в слабое шипение — купол восстанавливал себя, чтобы в следующую минуту пострадать под ударом второго корабля.
Первый незваный гость снижался. Вращаясь вокруг своей оси, корабль выбрасывал плазму во всех направлениях. Никогда прежде Хаос не покушался на это святое место.
Гадание продолжалось. Важность предсказания перевесила опасность вторжения. Оставалось надеяться, что гвардейцы и воины Аспекта достойно отразят внезапную атаку.
Эльдрад вновь воззвал к рунам:
— На какой планете? Дайте ответ! Где Драко?
И правда, где? Искать сумасшедшего Инквизитора во вселенной — все равно, что искать иглу в стоге сена или блоху в шкуре медведя. Книга Судьбы ослепляла ясновидящего, блокировала его проницательность, не позволяла узнать координаты места, где обосновался чертов Драко.
Из Черной Библиотеки можно выбраться лишь по Паутине, лабиринту энерготуннелей в ворп-пространстве. В человеческих мирах существует уйма входов и выходов, о которых жители планет даже не догадываются.
— Где?
Камни показали нечто совершенно абстрактное. Зефро стало подташнивать, следом пришло мимолетное видение. Перед глазами Карнелиана проплыл ландшафт из ночных кошмаров: горные цепи, изрезанные утесы, вулканы со стекающей лавой. В мрачных серых небесах сверкнула ослепительная вспышка, порожденная разрядом неизвестной энергии. Молния осветила черную башню, возвышающуюся на отвесной скале. На вершине блеснул огромный глаз.
Ах, как знакома была эта тошнота Зефро.
Она осталась напоминанием, последним симптомом болезни, вызванной влиянием демона.
Усилием воли Карнелиан подавил приступ. Видели ли остальные то же, что и он?
Вражеский корабль опускался в огромную воронку, которую сам же и прожег в Мемориуме. Арлекины и ясновидящие поняли, что медлить больше нельзя. Все были настроены решительно.
Элдары вытащили из кобур, прятавшихся среди ремешков и пряжек, сюрикены и лазерные пистолеты. Чародей Кетшамайн выпустил из Меча Ведьм энергетическую стрелу по приземляющемуся кораблю. Ослепительная пульсация достигла судна, но, не причинив вреда, была отражена в реликтовый лес.
Вдалеке появились Черные Гвардейцы с лазерными ружьями наперевес. Их золотистые каски напоминали пчелиные головы, прикрепленные к телам вставших на ноги муравьев. На флажках, украшавших шлемы, красовалась руна с изображением глаза, роняющего горькую слезу печали по Ультве.
На поверхность Мемориума выбирались пауки. Крошечные белые насекомые материализовались прямо из субстанции духа предков.
Тысячи пауков… десятки тысяч психических защитников планеты-станции!
Живой ковер дрогнул, потек к раскаленным добела рунам.
Да, вот причина! Руны послужили маяком.
Их психическое излучение привлекло внимание врагов к Куполу Гадателей по Кристаллу!
Пауки заползали на камни и испарялись. Но следом напирали другие. Все новые и новые волны насекомых шли тушить руны.
Гадание, безусловно, подошло к концу. Как жаль, что оно привлекло внимание не желанной истины, а подданных Хаоса!
Обостренное подсознание Зефро высветило картинку и послание. Покинутые Купола Ультве. Вторжение десантников Хаоса через главный проход Паутины. Рядом с ними — Демониты, создания Слаанеша. Опасность…
Начиналась вторая атака изменившихся людей, когда-то свободных и гордых, но поверженных десять тысячелетий назад Хаосом и теперь не ведающих стыда и греха.
Боевые штандарты, развевающиеся на шлемах былых десантников, вызвали у свидетелей вторжения позывы рвоты. И Зефро не был исключением.
Контуры флагманского крейсера стабилизировались. Он оказался прямоугольным, с массивными «клешнями»-лезвиями на носу. Шедший следом корабль приземлялся, опаляя чудом уцелевшие деревья, и еще не приобрел устойчивых форм.
Пробив купол, из пустоты вынырнул третий пришелец. Но на защиту планеты спешил сторожевик Ультве. Высокие паруса его ловили разреженный эфир. Да какой там эфир! В основном это была радиация, исходящая из самого Глаза Ужаса. Но и ее сторожевик использовал для маневра. С палубы ударила термоядерная пушка. Огненное облако окутало третий корабль. Тени, отбрасываемые поредевшими деревьями, приобрели настолько четкие очертания, что их можно было принять за реальные предметы.
Вот это энергия! Вспышка ослепила Зефро, темнота перед его мысленным взором сменилась картиной опустошенных куполов Ультве.
Черные Гвардейцы контратаковали. Стонущие Духи, женщины в бело-красных доспехах, насытившиеся аурой гробниц, издавали телепатические крики, поражающие мозг. Лица их закрывали маски со свирепым оскалом. Лучи вырывались из лазерных пистолетов, энергомечи гудели от напряжения.
Демониты бросились на Духов. Демониты, желанные, как опухоль на ноге или боль в пояснице, Демониты, несущие смерть, мечтающие растерзать Стонущих, разорвать женщин-элдаров длинными когтями всех до одной.
За передним отрядом шагала колонна воинов Хаоса, вооруженных автоматами. Броня их напоминала панцири крабов, на шлемах развевались флажки со странными, извращенными символами.
Воины-Скорпионы, защитники Ультве, атаковали с фланга.
Разящие Скорпионы в темно-зеленых доспехах с черными траурными повязками! Как ловко и изящно они двигались. Против стрел и лазерных лучей приспешников Хаоса у них только одна защита — проворство.
Скорпионы не упускали ни единого шанса ужалить врага, они метали сюрикены — звездочки с острыми шипами, вонзавшимися в броню Демонитов. Когда противники сблизились, в ход пошли психоактивные иглы. Затем Скорпионы вытащат мечи…
Из приземлившегося второго корабля высыпала подмога: полулюди-полузвери в уродливых доспехах, сплошь выступы и углы. Над шлемами предателей, словно топоры, — боевые штандарты с богохульственными девизами, издевательский вызов и насмешка над честью, преданностью и боевым братством.
— Приспешники Тзинча! — выкрикнул РоФесси.
Полузвери с тяжелыми лазерными пушками опередили десантников Хаоса. Они быстро бежали на косолапых ногах. Между бровей монстров изгибался рог, когтистые лапы сжимали стрелковое оружие. В ножнах на поясе болтались кинжалы. Копыта чудовищ оставляли на живой поверхности Мемориума отметины Хаоса. Увы, это действительно были создания Тзинча — Бога Изменчивости, Перемен и Разрушений.
— Мне привиделась наблюдательная башня! — неожиданно вскричал Зефро.
Именно. Внутренним зрением Карнелиан рассмотрел Башню Циклопа. Зефро узнал ее по пугающим очертаниям на наброске, который Ро-Фесси однажды показал ему. Башня эта находилась на планете Колдунов в Глазе Ужаса, где жили самые преданные Владыке Перемен маги. А ведь когда-то они были истинными Десантниками.
Значит, это Тзинч сегодня вглядывается в ворп-пространство с помощью «глаза циклопа», шпионит за миром реальности, рассчитывая захватить трофей… например, священные руны.
Второй отряд десантников Хаоса принадлежал к слугам Слаанеша, Бога Извращенной Похоти. Случайно ли обе группы выбрали для нападения один и тот же час?
Черные Гвардейцы поливали шквальным огнем чудовищ и их хозяев. Десантники Тзинча отстреливались из лазерных пушек и автоматов.
Некоторые пули попадали в деревья и, пробив кору, взрывались внутри. Могучие стволы вздрагивали от корней до кроны.
Вот упал, пораженный стрелой, один гвардеец. Вот второй опален молнией из лазерного ружья…
Защитники Ультве — Стонущие и Скорпионы — бросились врукопашную. Где же Пикирующие Ястребы, которые должны забрасывать врага гранатами с воздуха?
Среди деревьев то тут, то там мелькали арлекины. Невидимые во время движения, они представляли собой легкую добычу, остановившись для выстрела или броска сюрикена. Как мало их осталось!
Где же Воины Аспекта? Где они? Что удерживает их вдали от того места, где в них сейчас так нуждаются? Где антигравитационные платформы с рассеянным лазером? Хотя страшно подумать, что случится со святым деревьями, если применить подобное оружие над Мемориумом!
А где сюрикеновые ракетницы?
Арлекины перебегали с места на место. Арлекины исчезали и появлялись вновь.
Тзинч давно жаждал выпустить деструктивные волны изменений в Космос, нарушить его целостность.
Владыка планеты Колдунов, очевидно, ощутил слабый импульс утраченной Книги Судьбы, уловил психические отголоски предыдущих гаданий Эльдрада Ультрана. Несомненно, налетчиков на Ультве привели последние попытки ясновидящих обнаружить местонахождение «Книги Рана Дандра» и ее похитителя. Как жесток и несправедлив рок.
Вражеские корабли прибыли к Ультве из ворп-пространства.
Они появились в обычном космосе у самой планеты, чтобы захватить врасплох ее защитников, хотя сторожевые крейсеры постоянно несли патрульную службу у границ мира элдаров. Поблизости нет звезд, которые можно использовать как прикрытие.
Первый корабль материализовался прямо над куполом. Он шел на сигнал рун
— психический маяк, который зажег Эльдрад Ультран.
Второй корабль с десантниками Слаанеша вломился в Паутину и прошел по психическому следу. С давних пор у Ультве существует дыра в ворп-пространство, но элдары замуровали ее.
Что ослабило изоляционные слои? Чей путь пролег через лабиринт?
Большую часть Ультве опустошили вторжения с Корна, планеты Хаоса, которая вращалась в ворп-пространстве, будто волчок. Воины Аспекта загнали уцелевших в битве десантников в их трясущийся курятник. В небе над сводящим с ума мертвенным ландшафтом Корна защитники реальности видели демона, восседавшего на нижнем роге месяца.
Что же вновь открыло для сил Хаоса проход в Паутине? Джак Драко по злобе или по глупости снял печати, сдерживающие Тварей Искаженного Пространства. Черт бы побрал этого Драко!
Прилетел и улетел, зато каких бед натворил!
Умирали подстреленные арлекинами монстры. Пауки вгрызались в их лохматые шкуры, отвлекая внимание чудищ. Десантники Тзинча неукротимо ломились вперед по просекам. Они стремились туда, где под покровом тысяч пауков лежали руны неоконченного гадания. Казалось, ничто не остановит бронированную лавину. Сюрикены и лазерные лучи отскакивали от их угловатых доспехов.
Над Мемориумом звенел клич: Тзинч, Тзинч, Тзинч! Затем следовал рев: Магнус, Магнус, Сыны Магнуса!
Патриарх клана новых десантников, получивших имя «Тысячи Сыновей Магнуса», называл себя королем Башни Циклопа.
Элдары намеревались собрать биологических сыновей умирающего Императора. «Сыновья Магнуса» являли собой противоположность сыновьям Владыки Земли. Такова мрачная правда!
Эльдрад Ультран собрал энергию на Жезле Ултмара. Кетшамайн вновь обнажил Меч Ведьм.
Мысленно чародей вызывал помощь. Воины Аспекта задерживались. Не видно и антигравитационных платформ с мощными орудиями.
Будь ты проклят, Драко, во веки веков. Чтоб ты стал игрушкой демона!
Нет, так нельзя. Его нужно найти.
Но как, если на самой Ультве идет бой?
Другие планеты-станции присоединятся к поиску. Потеря «Книги Рана Дандра» стала бедствием для всей расы элдаров.
Возьмутся за дело шпионы. Арлекины прочешут Паутину, обыщут один человеческий мир за другим, рискуя жизнями в смертельных спектаклях.
Готовый убивать и погибнуть, Зефро Карнелиан прицелился в неуклюжего урода, размахивающего ножом. Наконец-то на горизонте появилась антигравитационная платформа, рядом летели Пикирующие Ястребы. Их крылья со свистом рассекали воздух.
Появилась надежда. Очень слабая надежда.
ГЛАВА 2. ПАЛОМНИЧЕСТВО
На дикой окраине южного континента планеты Кареш расстилались лишь усеянные валунами козьи пастбища. Под землей находились известняковые пещеры. В одной из них скрывался выход из Паутины.
Стены пещеры покрывал фосфоресцирующий лишайник, дававший слабый свет. Расплывчатое голубоватое свечение лабиринта несведущий взгляд принял бы за более густой мох.
Искусная маскировка!
Впрочем, зачем кому-то лезть под землю?
Пещеры не отличались разнообразием — темень и спертый воздух. Безрассудное любопытство никому не приносило пользы, И все же в пещеру явно кто-то наведывался. Наверное, пастух, вызволявший козу, свалившуюся в шахту или отбившуюся от стада.
Перед мерцающей субстанцией ворп-пространства возвышалась пирамида, сложенная из козлиных черепов. Рога, выставленные в направлении голубого туннеля, словно готовились пронзить всякого, кто появится оттуда.
Подобие жертвенного алтаря и пирамида свидетельствовали о том, что местные жители — примитивные варвары. Лекс предложил вернуться в Паутину и найти более приличную планету.
Джак, пребывавший в шоке после смерти Мелинды, не чувствовал сил, чтобы принять решение. Д'Аркебуз и Гримм обсудили ситуацию между собой.
Вернуться в Паутину — значит вновь подвергнуться смертельному риску. Беглецы нуждались в пище, воде и отдыхе. Необходимо время. В их руках оказалась Книга Судьбы, написанная непостижимыми символами на языке, которого никто из них не знал. Знала Мелинда, но она погибла.
Книга таила ответы на многие вопросы.
Предположительно, в ней предсказан апокалипсис, а значит, говорится и о Сыновьях Императора, если они и вправду существуют. Так утверждали арлекины и Зефро Карнелиан, но оба источника могли и лгать. Доказательства — в Книге, но как ее прочесть?
Войти в контакт с властями Империи тоже нельзя. Среди Инквизиторов много специалистов по расе элдаров, которые руку дадут на отсечение, лишь бы взглянуть на «Книгу Рана Дандра». Однако второй они отберут бесценный манускрипт.
Увы, Инквизиция полна шпионов, она воюет сама с собой. Даже Джака объявили еретиком и отступником.
Интересно, есть ли в Книге Судьбы указание, где находится Перекресток? Как же вернуться в прошлое, в то время, когда Мелинда еще была жива? Лучше об этом не думать!
Даже Великие Арлекины не знают, где находится воронка времени, если она вообще существует. Только всесильные маги могут найти это место. Такие, как… владельцы Книги Судьбы?
Те… кто подвергся одержимости демоном и изгнал его?
— Ты еще болен, — упрямо твердил Лекс, когда Джак заговаривал о Перекрестке и его возможностях.
— Я буду молиться о даровании очищения, — глухо отвечал Драко.
И не молился.
Конец спорам положил Гримм.
— Послушайте, — сказал скват, — как-то мне довелось побывать на сельскохозяйственной планете, где разводили скот. Так там власти запретили даже колеса, потому что колесо олицетворяет безбожную науку. Мракобесие, да? Тем не менее на этой планете использовали антигравитационные понтоны, а в столице имелся современный космопорт.
Гримм не ошибся. Колеса на Кареше не запрещали, но крестьяне погрязли в невежестве и суеверном страхе.
Низкорослые крестьяне впадали в ужас при виде гиганта д'Аркебуза. Они даже представить себе не могли человека столь высокого роста, с мощными бицепсами и грудной клеткой.
Отметины на спине (следы потерянных в недавних передрягах доспехов) приводили местных жителей в священный трепет.
Подозрение вызывали и унылый, мрачный Джак в лохмотьях, и Гримм. К счастью, местный диалект оказался вполне понятным — значит, планета расположена недалеко от Империи.
Среди населения ходили полузабытые легенды об отряде могучих пришельцев, подавивших бунт в соседней провинции в незапамятные времена. Эти воины обладали смертоносным оружием и уничтожали все на своем пути.
Крестьяне Кареша боялись сайкеров. Для отпугивания злых сил использовали козьи рога, но об этом не полагалось много говорить. Подношения предназначались безымянной силе, одновременно карающей и милосердной. Возможно, в этом безликом божестве воплотилась сама Империя, за века превратившаяся в невежественном сознании крестьян в неведомую, стихийную угрозу.
Селяне указали троице дорогу к городу и преподнесли подарки: новую одежду для Джака, а для Лекса — огромную рубаху из домотканой холстины, принадлежавшую дородному фермеру.
Город оказался захолустьем, хотя и с посадочным полем.
Сюда крестьяне пригоняли на убой выращенный скот. Где-то за морем среди гурманов козьи мозги пользовались большим спросом. На этом пастухи и подрабатывали.
Только здесь трое беглецов, наконец, узнали название планеты — кругозор крестьян широтой не отличался.
Планета называлась Кареш. Столица — Кареш-Сити. Раз в две недели туда отправлялся транспорт с деликатесами местного производства. Если бы не этот бизнес, провинция давно оказалась бы в совершенной изоляции. Следующий рейс в столицу назначен через пару дней.
В обмен на кров и ужин в гостинице при посадочном поле Гримм с неохотой расстался с серебряным амулетом тонкой работы, на котором гравер изобразил кого-то из его предков.
Самой маленькой жемчужиной с оклада «Книги Рана Дандра» Лекс подкупил капитана транспортного самолета.
Еще один маленький камень обеспечил троице кров в Кареш-Сити. Лексу и Гримму выпала участь изучать расписание межзвездных рейсов, транзитом прилетающих на отсталую планету. Джак терзался горестными мыслями о погибшей Мелинде.
Мечты о месте, где можно оседлать время и оживить любимую женщину, затмили для него поиск истины.
Виной всему тяжелая утрата, полагали Лекс и Гримм. Поскольку Мелинда погибла, помогая Драко в священной миссии, некая часть преданности своему делу стала ассоциироваться у Тайного Инквизитора с ее смертью.
Лекс слишком хорошо знал, как может повлиять на человека смерть близкого друга. На его левой руке вытатуированы имена двух его товарищей-десантников, погибших десятки лет назад.
Ереми Белене и Бифф Тандриш с Трейзиор Хайв на Некромонде.
На месте кислотного ожога хирурги из крепости-монастыря имплантировали новые нервные волокна, синтетические мышцы и кожу, но даже десятилетия спустя рука Лекса болела, когда он вспоминал друзей.
Межзвездный грузопассажирский корабль «Коммивояжер Беги» следовал на Сабурлоб с заходом на Кареш. В регистре отмечалось, что капитан обладает старинной наследственной привилегией на свободное предпринимательство. Вряд ли он позарится на несколько ценных камней, рискуя ради какого-то рубина или топаза лишиться полдюжины кораблей, освобожденных от пошлин и налогов. Капитан будет осторожен.
Джаку нравился даже пункт назначения.
Сабурлоб!
Там однажды побывала Мелинда. За три года до того, как они встретились, на этой планете, девушка-ниндзя совершила свой самый смелый, самый отчаянный подвиг. Она пробралась в логово генокрадов и убила их патриарха.
Мелинда тогда сама едва не погибла.
Ходить там, где ходила она, пусть и при исполнении задания. Видеть то, Что видела она.
Почувствовать то, что чувствовала любимая!
Еще в убогом номере в гостинице Кареш-Сити, с замазанными белой краской окнами, Гримм высказал свои сомнения:
— Послушай, босс, я знаю, что с тех пор, как Мелинда побывала на Сабурлобе, прошло больше века, потому что ровно столько ты пролежал в стазисе. Возможно, планета по-прежнему наводнена мутантами.
Сайкеры и генокрады славились изощренной хитростью. Они обманным путем устанавливали контроль над обществом. Они манипулировали администраторами, гибриды с нормальной человеческой внешностью служили прикрытием, дурача население планеты до тех пор, пока оно не трансформировалось.
На пластиковых ставнях гостиничного номера художник изобразил местные растения. Решетки с цветами казались хрупкими, непрочными. Стены комнаты украшали парчовые портьеры с бархатными узорами. На картине в резной раме, облаченные в прозрачные платья, нимфы провокационно и соблазнительно танцевали, заманивая мужчин в устроенную среди диких джунглей ловушку Венеры.
— Ты полагаешь, Джак, — спросил Гримм, — что убийство патриарха привело к массовому осознанию опасности? Вспомни, ведь Мелинда тайно проникла на Сабурлоб.
Горькая правда. Директор Службы Очищающих Убийств провел жестокий эксперимент.
Мелинда нанесла удар, но скрытый. По большому счету, о подробностях гибели патриарха знал только сам Тарик Зиз.
— Шайка генокрадов, возможно, до сих пор процветает под руководством нового патриарха или мага, — заметил скват. — Безусловно, они скрыли истину. И потом, власть — такая вещь, которая надолго не остается без хозяина.
Д'Аркебуз задумался. Бесчисленное количество часов он провел в монастырской библиотеке, изучая традиции Имперских Кулаков, ордена, к которому принадлежал. Ознакомился он также и с тонкостями управления имперских органов. Правда, лишь поверхностно — не многим хватало терпения и усидчивости, чтобы изучить чиновничьи уловки в полном объеме.
— Насколько я помню, — произнес Лекс, — агент обязан проинформировать Адепта Земли, тот — Администрат, а уж Администрат дает команду отряду Космического Десанта…
В бескрайней галактике случалось огромное число происшествий, а десантников насчитывалось не больше миллиона. Пока информация передавалась по длинной бюрократической цепочке, вмешательство карательных служб могло откладываться на годы. Результат борьбы становился известен через десятилетия.
Гримм почесал заросшую щетиной щеку.
— Директор Тарик Зиз, черт бы его побрал, должно быть, не дал ходу докладу Мелинды, не хотел, чтобы руководство узнало о его несанкционированных экспериментах. Не исключено, что до сих пор на планете все осталось по-прежнему. Отправляться на Сабурлоб опасно.
Джак поморщился.
Как хотелось пройтись там, где ходила она!
Гримм и Лекс встретились в баре космопорта с капитаном «Коммивояжера Беги» и поинтересовались политической обстановкой на Сабурлобе. Они представились бизнесменами, расширяющими свое дело и изучающими коммерческие перспективы. Великолепный рубин, который скват показал капитану, сыграл свою роль.
Д' Аркебуз говорил мало, предоставив вести переговоры Гримму. Чтобы сохранить инкогнито, еще в пещере Лекс с помощью товарищей удалил из бровей заклепки и спрятал их в мешочек. Эта операция ранила душу бывшего десантника и даже сказалась на его физическом состоянии. А кто утверждал, что Имперский Кулак не испытывает боль?
И тем не менее рост и могучая мускулатура предательски выдавали род его занятий. Всякий, кто хоть раз встречался с легендарными воинами или смотрел рекламные фильмы, мог узнать в нем десантника. Татуировка на щеке — кулак, сжимающий планету, роняющую капли крови, — назвал бы знатоку даже орден, к которому Лекс принадлежал. Восемь шрамов, изуродовавших брови гиганта, свидетельствовали о том, что его с позором изгнали из рядов Космического Десанта. Любого мало-мальски информированного человека это привело бы в изумление.
Невероятно, что десантник предал свои клятвы, но еще более невероятно, что его не отправили в отдел экспериментальной хирургии, а его органы не передали в Благотворительный Фонд.
Вряд ли на Кареше найдется такой осведомленный наблюдатель. И все же ради предосторожности Лекс нарядился в грубый жилет и набедренную повязку, оставив ноги голыми.
Теперь он выглядел рабом-варваром, лишенным разума. Шрамы на могучем торсе, оставшиеся после имплантаций дополнительных органов, случайный взгляд принял бы за рубцы, оставшиеся после беспощадной порки для усмирения раба, пойманного на одичавшей планете. А следы на спине наводили на мысль, что раб когда-то служил живой деталью кибернетического бульдозера или комбайна.
Что же касается отметин на бровях — так это следы удара шипованной дубинки, которым Лекса угостили в драке. Мощный череп не треснул, но память отшибло.
Для достоверности образа д'Аркебуз перестал разговаривать на беглом имперготе и перешел на жаргон нижних слоев родной планеты Некромонд. Он был Имперским Кулаком, а значит — хитрецом.
Гримм и Лекс узнали у пожилого капитана, что Сабурлоб стабилен в политическом отношении. С недавних пор. На планете расплодились — капитан перешел на шепот — генокрады и мутанты. Но, слава Богу, Космические Десантники очистили звездную систему и окрестности семьдесят пять стандартных лет назад. Орден Ультрамаринов!
Капитан явно не заметил сходства между десантниками, о которых рассказывал, и гигантом-варваром, усевшемся на полу в его каюте.
— А кто-нибудь из Ультрамаринов остался на Сабурлобе? — спросил Гримм.
— Обычно после экстерминации десантники оставляют на планете вербовочный пункт.
Очевидно, подходящих кандидатур в новобранцы не нашлось, и Ультрамарины покинули Сабурлоб, оставив после себя руины и тысячи трупов. Но все это в прошлом. Жителям планеты пришлось немало потрудиться, восстанавливая экономику. Сабурлоб успешно прошел фазу реконструкции и сейчас процветал. Более того, нынешний год объявлен Святым, и паломники с толстыми кошельками стекались туда со всей галактики.
То, что на планете в данный момент так много чужеземцев, просто отлично…
Итак, три четверти века назад Сабурлоб постигло несчастье. Карательная акция Ультрамаринов свершилась через двадцать пять лет после визита на планету Мелинды. Едва ли реакцию Империи можно назвать быстрой. Может быть, что-то напутали чиновники? Или Тарик Зиз намеренно утаивал информацию? За четверть века заговорщики окрепли, и процесс очищения нанес большой урон обществу.
Достигнув периферии системы Кареша, «Коммивояжер Беги» совершил прыжок через ворп-пространстйо — всего двадцать минут, но они вместили тысячи световых лет. «Коммивояжер Беги» вышел в космос у границы звездной системы Леккербек, одна из планет которой значилась в маршруте судна. Приземление, оформление таможенных деклараций, отгрузка товара и взлет заняли несколько дней.
Второй прыжок «Коммивояжер» предпринял к Сабурлобу. В целом путешествие, включая заход на Леккербек, длилось три недели.
Все это время Джак не выходил из своей каюты. Лекс тоже не стремился привлекать к себе внимание. Зато Гримм целыми днями бродил по кораблю, изучая его устройство.
Среди пассажиров было много паломников, мечтавших побывать на открытии Истинного Лица Императора. Эту церемонию проводили раз в пятьдесят стандартных лет в Шандабаре, столице Сабурлоба.
Чтобы не вызвать подозрений у верующих, Гримм остерегался расспрашивать пассажиров о церемонии. Большинство паломников копили деньги всю свою жизнь, чтобы позволить себе это путешествие. Увидеть Истинное Лицо Бога — значит, получить вечное благословение и гарантированный рай для души. Бесхитростные люди считали, что и Гримм, и его угрюмый хозяин, и даже раб тоже летят за благословением.
Когда рядом не оказалось посторонних, Гримм позволил себе несколько саркастических замечаний в адрес наивных паломников, чем заслужил суровый выговор Тайного Инквизитора.
— Безусловно, ты предпочел бы общаться с инженерами. Но мы не можем презирать веру этих людей!
Лекс согласно кивнул. В своей каюте он часто молился Рогалу Дорну, примарху, основателю ордена Имперских Кулаков.
Через Дорна д'Аркебуз мысленно обращался к Императору Земли.
Остальное время он посвящал изучению «Путеводителя по Сабурлобу». Капитан продавал пассажирам тоненькие брошюрки, но Гримму отдал одну бесплатно.
В путеводителе ничего не говорилось о церемонии Святого Года. Справочный материал в основном касался географии и истории планеты. Лекс привык перед операцией изучать подробности о месте высадки, поэтому «Путеводитель» стал его единственным чтением во время пути.
Сабурлоб вращался вокруг солнца двенадцать земных лет.
Времена года сменялись на планете через три года. Жители пользовались стандартной имперской системой мер времени.
— Ну и правильно, — заметил Гримм. — Иначе как бы они узнавали свой возраст? «Мне почти два года, пора жениться. Дорогая, мне уже восемь, я умираю!»
Из-за специфического наклона оси времена года на Сабурлобе мало отличались друг от друга, будучи в разной степени холодными. Старое красное солнце давало мало тепла. Три континента покрывали заснеженные равнины, сменявшиеся песчаными пустынями. Вдоль континентов тянулись пресные реки, впадающие в моря и океаны.
То здесь, то там на материках встречались руины, похожие на заброшенные города. Или это были естественные образования? Согласно справочнику, в морях росли водоросли, выделяющие кислород. Океаны кишели рыбой и похожими на лягушек животными. По суше бродили стада верблюдоподобных и карликовых камелопардов, питающихся скудной растительностью. На них охотились чешуйчатые песчаные волки.
— Ха, — пробормотал Гримм, — жизнь на Сабурлобе не отличается разнообразием. Биологическое звено, соединяющее обитателей морей и представителей наземной фауны, отсутствовало. Более того, соотношение камелопардов и песчаных волков, жертв и хищников, выглядело странно неустойчивым.
— Кто-то или что-то опустошило планету. Некоторые жизнеформы явно не могли появиться на Сабурлобе в процессе эволюционного развития. Прежде красный гигант был меньших размеров и имел более высокую температуру. Последняя планета в системе наверняка представляла собой безжизненную ледяную глыбу. При расширении звезда поглотила ближайшие миры. Спасаясь от гибели, разумные существа перебрались на Сабурлоб. Если же вспомнить о покинутых руинах, не исключено, что Сабурлоб разделил участь Дарваша. На этой безжизненной планете скрывался Тарик Зиз, чтоб он сгорел заживо! Это послужит успокоением для души Мелинды! Миллионы лет назад Дарваш подвергся планетарной модификации. Правда, строения древней цивилизации на Дарваше остались нетронутыми и по сей день, их не засыпал песок, как руины на Сабурлобе.
— Я считаю, что на Сабурлобе побывали сланны, — сделал вывод Лекс. — Отсюда и жабы в океанах…
Много лет назад в подземном ангаре крепости-монастыря д'Аркебуз, тогда еще кадет, видел похожего на лягушку боевого мага сланнов, которого в цепях вели в хирургический отдел для исследования. О сланнах ничего толком не знали. Существовало мнение, что эта раса древнее элдаров. Они же могли стать причиной зарождения жизни на Земле. Издавна сланны жили в резервациях на Северном Галактическом полюсе. Они считались невероятно могущественными, и Империя сочла за благо оставить их в покое.
— Хм, сланны… Кто их знает.
Джаку было наплевать на сланнов и на происхождение Сабурлоба, зато Гримма рассердили наукоподобные рассуждения Лекса.
— Не корчи из себя умника, приятель, — буркнул скват.
Д'Аркебуз беззлобно рассмеялся и ответил на жаргоне низов Некромонда:
— Слабо спорить с образованным человеком? Испугался?
— Даже коленки дрожат, — парировал Гримм, хотя и менее нахально.
Еще один подарок капитана — гипношлем — позволил выучить диалект Сабурлоба. Другим пассажирам такое удовольствие стоило больших денег.
Язык сабурлобцев жил сиюминутным. «Ты даешь милостыню!», «Ты катаешься на камелопарде!» Глаголы настоящего времени употреблялись во всех случаях жизни, словно этим достигалось вечное безвременье. Точнее, постоянное единовременье.
В мыслях Джака Мелинда также неизменно оставалась в настоящем. Каждый вечер он воскуривал благовония, и клубы дыма окутывали силуэт его Дамы Смерти. Преданность Джака вере явно подверглась уклону. Прежде он подверг бы себя суровому наказанию за ересь.
Неужели он теряет рассудок? Может, мучительные воспоминания о Мелинде довели Тайного Инквизитора до безумия? Первый его признак — потеря инстинкта самосохранения. Как можно желать для себя одержимости демоном, чтобы затем очиститься и стать Иллюмитатом, невосприимчивым к Хаосу. Только тогда он сумеет воспользоваться секретами «Книги Рана Дандра», выполнить праведный долг. И, не исключено… оживить Мелинду.
Нельзя думать об этом! Нельзя, чтобы капитан Лександро д'Аркебуз, Имперский Кулак, заподозрил, что Драко до сих пор преследуют безумные мысли. Нужно очистить разум, спрятать навязчивые идеи в дальнем углу подсознания.
Ведь ясно, что только больная фантазия могла изобрести столь ужасный способ возвращения Мелинды.
Джак вспомнил сладостные объятия татуированных рук гейши.
Девушка преданно служила Драко, а значит, и Императору.
Пусть ее образ останется в сердце и в памяти, продолжает служить для обострения сознания как икона, как фетиш. Так Рогал Дорн придает сил Лександро д'Аркебузу! Да, пусть Мелинда станет символом разума, проводником к величественной чистоте.
Им владеет не ересь, но — истинная верность и сосредоточение на службе Императору.
Наедине с собой Джак притронулся к амулету, висевшему на бечевке, — фальшивому камню души Мелинды. Недолго он дурачил элдаров. Души арлекинов способны войти в камень, но душа человека — никогда. Его амулет оказался обычной безделушкой.
Он не мог служить Джаку объектом фокусировки психических сил, средством отогнать напасть, свалившуюся на него.
Если и существовала какая-то связь с Мелиндой, то только через карту «Ниндзя» в колоде Таро. Прежде изображенная на ней дама имела портретное сходство с гейшей. А сейчас?
Изменились ли ее черты?
Джак вытащил колоду из обтянутой кожей мутанта шкатулки.
Закрыв глаза — для концентрации и просто потому, что так хотелось, — он перетасовал карты.
Вот она, карта «Ниндзя». Спадающие волнами, черные, как вороново крыло, волосы, золотистые глаза. Белое, как слоновья кость, лицо с точеными скулами. На груди шевелятся вытатуированные жуки, скрывающие старые раны.
Джак не мог отвести от карты взгляд. Образ на психоактивной пластине из жидких кристаллов казался застывшим, восковым. Глаза девушки опустошила смерть. Забвение.
Карты! Вот дурак! Портрет ехидно ухмыляющегося Зефро Карнелиана до сих пор еще в колоде. Карта шпиона элдаров! С помощью своего изображения Карнелиан по-прежнему сует свой нос в дела Джака.
Чтобы скрыться, нужно избавиться от карты арлекина. Причем выкинуть ее мало, необходимо уничтожить. Как это Джак не додумался раньше? Ах, да, трагедия повредила и его логическое мышление.
Если уничтожить одну карту, нарушится единство всей колоды.
Прежде чем сложить карты в шкатулку, Драко бережно спрятал портрет Мелинды во внутренний карман. Защищаться от нее нет нужды.
«Коммивояжер Беги» готовился ко второму прыжку через ворп-пространство. Джак, Лекс и Гримм ждали в холле предупредительного звонка. Пассажиры и экипаж молились о благополучном исходе полета, пока корабль пересекал океан потерянных душ и шныряющих хищников.
Джак снял с шеи цепочку с камнем и подвесил ее над трубой мусоросборника.
— Я должен очистить себя от заблуждений, — объяснил он Лексу и Гримму.
— Может, не стоит, босс, — возразил скват.
Однако Лекс угрюмо кивнул.
— Надо, — произнес гигант. — Я тоже избавился от знаков отличия.
Джак бросил амулет в мусоросборник. Камень будет сожжен, а пепел развеян в космосе.
— Еще я должен, — продолжил Драко, — уничтожить всю колоду карт Таро. Иначе Карнелиан выследит нас.
В этот момент раздался долгожданный сигнал — «Коммивояжер» вступил в серое царство нематериального. Да не поглотит их неясная масса, окружавшая корпус! Да не захватит корабль психическое течение и не превратит в блуждающий призрак с мумифицированными трупами на борту.
Джак задумался. Где же разделаться с картами? Вероятно, пепел не попадет в ворп-пространство, поскольку корабль окружало энергетическое поле. Скорее всего, он рассеется в обычном космосе, когда «Коммивояжер» выйдет из искривленной реальности.
В мусоросборник полетела личная карта Тайного Инквизитора — восседающий на троне священник с молотом в руках. Холодные голубые глаза-льдинки. Лицо в шрамах. Козлиная бородка и усы. Джак должен стать таким же таинственным и неуловимым, как легендарные Сыновья Императора для своего парализованного отца.
Карта Императора (по слухам, созданная Им самим) прониклась Его великим духом. Ох, если бы паломники увидели, что Джак предает огню изображение Владыки Земного, бледного и угрюмого на Золотом Троне!
Следом Драко избавился от карты «Космический Десантник».
Пусть и капитан Лександро д'Аркебуз станет невидимкой. Карта приняла портретное сходство с Лексом. Могучая фигура со шрамами от боевых ран. Черные пронзительные глаза, рубиновое кольцо в правой ноздре.
Вот в трубе исчезла карта Гримма.
— Ox, — выдохнул скват, словно на мгновение у него скрутило живот.
Походило изображение на прототип или нет — спорный вопрос. Все жители Антро выглядели одинаково: нос-луковица, рыжие густые бороды и усы, напоминающие велосипедный руль.
Традиционная одежда — зеленый комбинезон, красный жилет, нелепая огромная фуражка и неуклюжие ботинки.
На карту «Злонамеренного арлекина» Джак едва взглянул. В огонь ее, превратить в пепел, разложить на атомы! Безжалостно и быстро!
За «Арлекином» в трубу полетели остальные карты. «Демон» из масти раздора. Джак заколебался, потому что карта мерцала.
— Что ты видишь, босс? — спросил Гримм, также заметивший слабое свечение.
Очень давно эта карта имела сходство с «гидрой» — комком слизистых щупалец. Теперь на ней красовался Демон, простой Демон, если когда-либо они были простыми. Оскаленные клыки, растопыренные когти. И мерцание.
Внезапно изображение изменилось. Лицо сморщилось, лапы затряслись. Голова чудовища свесилась на грудь, выставив вперед рога.
Инстинктивно Джак почувствовал наползающую угрозу. Он по-прежнему держал карту в руках.
— Отделайся от нее! — взвизгнул Гримм.
О, так значит, Демон способен двигаться!
Фигура на карте изогнулась в насмешливой позе, приоткрыв тонкие, выдающие жестокость губы.
Лекс замер от неожиданности — ему показалось, что он узнал карту.
— Ради Дорна, уничтожь ее!
Джак впервые увидел мерзкое Божество, изучая «Кодекс» в закрытой демонологической библиотеке Ордо Маллеуса.
Тзинч, Изменяющий Пути, лицемерный Архитектор Судеб. Джак вспомнил время, когда рассматривал картинку в древнем манускрипте на Земле. Это наполнило его душу ностальгией, но одновременно и суеверным страхом.
Тзинч олицетворял собой анархию, изменял естественный ход событий. Может быть, это ради Перемен Джак должен постоянно рисковать? Что ж, это лучше, чем разврат и похоть Слаанеша.
Нужно найти в Паутине то место, где время и история поворачиваются вспять! Место, где оживет Мелинда!
Лекс застыл, словно парализованный тем, что увидел. Силы оставили его. Гримм что-то невнятно бормотал об опасности вызвать демона.
Ведь они движутся в ворп-пространстве…
Растерянность соратников рассердила Тайного Инквизитора.
— Я уже вызвал ауру защиты, — раздраженно бросил он. — Я ведь не такой слабак, как вы.
Он уставился на карту.
Подходит ли для первого этапа трансформации на пути к просвещению один из Высших Демонов Тзинча, какой-нибудь коварный Князь Перемен? Не в этом ли смысл? Сохранит ли Джак стержень своей души свободным… от искушения.
Но карта могла быть и лакмусовой бумажкой, указывающей на наличие опасности, подстерегающей Драко. Разум восторжествовал.
Гримм прав. Если и дальше разглядывать карты Таро, то вместо гипотетического ужаса корабль охватит настоящий.
Страх уже просачивается сквозь обшивку, выискивает лазейки.
Зловещие лучи пронзят «Коммивояжер» насквозь. Так написано в «Кодексе Астартов».
Уничтожить карту!
Но к кому тогда взывать о помощи? Император, главная карта колоды сожжена. Может, обратиться к Даме Смерти?
Лекс издал сдавленный хрип. Он медленно, словно разрывая цепи, приковавшие его к месту, двинулся к Джаку.
— Внимайте! — воскликнул Драко. — Я ваш Инквизитор!
Д'Аркебуз остановился, облегченно вздохнув от того, что дальше идти не нужно.
— Если я хочу воспользоваться «Книгой Рана Дандра», я обязан соприкоснуться с оккультными силами. Моей психической силы хватит, чтобы выдержать это испытанна Карта предупреждает об опасности, как сигнал на радаре. — Джак осторожно вернул карту в шкатулку из кожи мутанта, которая недавно хранила полную колоду. — Так будет лучше.
Карты исчезли навсегда.
Непосвященный капитан Космических Десантников, такой, как Лекс, мог позволить себе слабость цри встрече с Хаосом. Он не был Библиарием, специалистом по психическим и парапсихическим силам. Вид Тзинча, кратковременный контакт с искаженной реальностью опустошили д'Аркебуза, как забытый кошмар, вспыхнувший вновь. Обломанными ногтями он впился в левую руку, будто хотел содрать плоть и обнажить кость.
Лекс пытался освободиться от наваждения.
Джак слышал, как гигант тихо шептал:
— О, свет моей жизни, великий Дорн…
Закончив молитву, д'Аркебуз хладнокровно взглянул на Тайного Инквизитора. Внутренняя рана почти затянулась. Упоминать о ней всуе было излишне.
— Твои знания ведут нас, — обратился он к Драко.
— Я буду осторожен и благоразумен, — поклялся Джак.
Да, иначе можно остаться без друзей.
Что же касается благоразумия… Человек может часами стоять на вершине скалы, вглядываясь в морскую гладь, и вычислять каждый поворот течения, каждый изгиб волн. Но как только он входит в воду, прежней уверенности, спокойствия и неподвижности как ни бывало.
Прозвучал долгожданный звонок. «Коммивояжер Беги» вынырнул из ворп-пространства на окраине системы Сабурлоб.
Джака преследовали ночные кошмары…
Гарем князя Эгремонта Аскандарского занимал площадь в сто квадратных километров в центре метрополии Аскандар-Сити. Еще два дня назад гарем, окруженный каменной стеной, представлял собой роскошный Запретный Город внутри столицы. Сегодня стена разрушена, бушуют пожары. Дым закрывает небо с двумя солнцами: одно большое оранжевое, другое — поменьше, белое и яркое.
С севера и с запада надвигались две волны разрушений, встретившиеся в гареме. Огражденное массивной каменной стеной, любимое место князя Эгремонта превратилось в ад. Если повелителю Аскандара повезло, то он уже мертв.
Как мертвы и сотни евнухов. И тысячи элитных гвардейцев.
Как большинство дев гарема.
Им повезло…
Джак и трое евнухов прятались среди развалин великолепной купальни. На голых телах служителей гарема надеты алые кожаные куртки, мускулистые руки украшены золотыми браслетами.
Мешковатые штаны удерживает ремень с сетевым пистолетом и энергомечом.
Оружие, достаточное для поддержания порядка в мирном гареме. Пистолеты предназначались для нейтрализации незваного гостя или мелкого воришки. Мечи
— для более серьезных случаев.
Теперь это детские игрушки…
Одежда евнухов загрязнилась и обтрепалась. Струей из огнемета у одного из них опален хохолок волос на бритом черепе.
Крыша купальни рухнула в ароматизированную воду длинного бассейна из белого мрамора. Балки и перекрытия погребли под собой обнаженные тела наложниц. Некоторые погибли мгновенно.
Некоторые утонули. Некогда прекрасные девы были изувечены до неузнаваемости. Повсюду раздавались стоны.
Прятавшиеся за кучей мраморных осколков Джак и евнухи стали свидетелями варварского разрушения восхитительной площади с терракотовыми вазами и изысканными клумбами.
Умирали ли рабыни в сладостных грезах?
Обычно десантники Слаанеша использовали гранаты с галлюциногенным газом. И ружья, и вибропилы, и тяжелую артиллерию. Похоже, наркотики усиливали и без того отталкивающую картину погрома. Не они ли вызывали ощущение неминуемой гибели в защитниках города? Не поэтому ли уроды темного Божества казались такими страшными?
Мучители, сверкая косыми глазками и распустив слюнявые губы, сбросили доспехи, обнажив гротескные мутированные животы, удвоенные и утроенные гениталии. Материализовались отребья Хаоса: кривоногие создания с паучьими лапками, с чувствительными щупальцами и трубками-фаллосами. Наркотики или жуткая нереальность вызвала в мир этих тварей?
Визжа и крича от восторга, хозяева с вздутыми животами стояли сзади, давая возможность своим бродячим внутренностям насиловать пленниц.
Оставшихся в живых рабынь сгоняли в толпу полулюди-полузвери, вооруженные топорами. Монстрами командовал надзиратель в усыпанных шипами доспехах. Шлем его изображал лошадиную голову с красными глазами.
Один из монстров пустил липкие слюни.
Бросив топор, он шагнул к ближайшей соблазнительной пленнице.
Надсмотрщик немедленно отреагировал.
Металлический ошейник непослушного взорвался. Оторванная звериная голова покатилась к ногам девушек.
Неподалеку лежали два раненых евнуха. Десантник-медик длинным ножом вспорол одному живот, вытащил кишки и рассортировал внутренние органы. Он извлек щитовидную железу и спрятал в железную коробку на поясе, чтобы позже добыть из нее наркотик для эротического экстаза.
Один из евнухов рядом с Джеком пошатнулся.
— Хасим, — простонал он. — Друг мой!
Прежде чем Джак успел вмешаться, евнух выскочил из-за мраморной кучи, держа сетевой пистолет в одной руке и меч — в другой. Энергетическое поле оружия ожило, заиграло на клинке синими искрами. Устремившись вперед, евнух выстрелил из пистолета. Темная масса клеевых нитей вылетела из конусообразного ствола. В воздухе сеть развернулась, но настигла не кровожадного медика, а надзирателя полузверей.
Десантник выставил перед собой вибропилу. Клинок загудел, словно в нем скрывался целый рой смертоносных пчел. Острые зубья рассекали воздух. Заложив одну руку за спину, медик встретился с евнухом.
У Джака мурашки побежали по спине, когда зубья пилы вгрызлись в энергетическое поле меча. Мощный электрический разряд заставил Тайного Инквизитора сжаться. Ловким приемом евнух выбил у противника пилу. Десантник вытащил из сапога длинный хирургический нож. Безжалостная сталь вонзилась в живот евнуха. Меч неожиданно перестал светиться и выпал из руки владельца. Страж гарема пошатнулся и упал. Дернулся несколько раз и затих.
Десантник-медик взревел от удовольствия.
Ранение не позволит жертве быстро умереть, зато предоставит отличную возможность расчленить ее заживо.
Остальные Десантники принялись обыскивать окрестности.
Они отложили развлечения и вновь достали ружья.
Высыхающий клей сжимал сеть вокруг надсмотрщика. Тело его содрогалось в судорогах.
Из руки выпал пульт управления полулюдьми.
Взорвался один ошейник. Голова чудовища скатилась с плеч.
Взорвался второй. Третий. Четвертый…
Джак проснулся в холодном поту. Кошмар… или пророческое видение?
ГЛАВА 3. ПАНИКА
Паломники наводнили Шандабар. Порт обслуживал не только космические рейсы, но и местные авиалинии. В столицу стекались верующие со всех трех континентов Сабурлоба и с десятков окрестных планет. Отстояв длинную очередь, Гримм обменял небольшой камешек с оклада на мешочек местных шекелей.
Цены в гостиницах резко подскочили, поэтому паломники, прибывшие на священную церемонию, не сорили деньгами. Так что Джак и его спутники без проблем наняли лимузин с затемненными стеклами. Следующая цель — найти бюро, занимающееся долгосрочной арендой недвижимости, и снять дом. Останавливаться, как когда-то Мелинда, в переполненном караван-сарае, небезопасно.
Шандабар оказался крупным, но грязным городом. Как сообщил шофер лимузина, население столицы насчитывало до двух миллионов, а сейчас, вместе с паломниками и туристами, перевалило за шесть.
На севере протекала река Бихишти — основной источник питьевой воды. На юге к самым окраинам подступала Серая Пустыня. Песок и пыль частенько гуляли по улицам Шандабара, хотя сильные бури являлись редкостью. Больше по традиции, чем по необходимости, шины автомобилей накачивали до отказа. Для перевозки грузов использовались также повозки, запряженные угрюмыми камелопардами с длинными шеями и неуклюжими горбами.
По улицам курсировали бронированные полицейские фургоны.
Стражи порядка выслушивали обворованных приезжих, ловили карманников, попрошаек и жуликов, регулировали движение транспорта, наблюдали за фанатиками, агитировавшими прохожих, за носильщиками и парочками безмятежных влюбленных.
Огромное красное солнце закрывало едва не половину неба над Шандабаром. Здания, украшенные сводчатыми галереями, выглядели мрачными и заброшенными.
Просмотрев голограммы нескольких домов, предложенных агентом по недвижимости, Джак выбрал тот, который показался ему самым уединенным и защищенным. Крупный алмаз вполне подошел в качестве платы за десятилетнюю аренду. Несомненно, торговец обрадовался нежданным барышам.
Когда водитель лимузина доставил беглецов к тихому особняку на южной окраине, красный гигант уже почти скрылся за горизонтом. Зажглись первые звезды.
По стене, ограждающей владение, протянулась колючая проволока, подключенная к электрогенератору. Лимузин остановился у железных ворот. Проходившая мимо компания дюжих полицейских в пятнистых комбинезонах с автоматами за спиной остановилась поглазеть на шикарную машину.
Водителя это не взволновало.
— Несут патрульную службу, — объяснил он.
Когда новые владельцы имения выбрались наружу, бдительные стражи порядка уставились на них.
Низенький розовощекий Гримм представился дворецким. Он назвал свое настоящее имя, которое было весьма распространенным среди скватов. Своего молчаливого хозяина он представил как Тода Запасника, псевдоним, который Джак придумал специально для Шандабара. Рабварвар остался в тени.
Сержант патрульных сообщил, что за время, пока особняк пустовал, электрическая проводка на стене пришла в негодность, и несколько дней назад группа фанатичных паломников устроила во дворе палаточный лагерь.
— В дом они не заходят, сэр, — предупредил Джака сержант, — но рубят деревья для костров. Прежний владелец не платил нам за охрану и благочестие.
Джак пробурчал несколько слов Гримму.
Тот отсчитал патрульным несколько шекелей. В прежние дни Тайный Инквизитор строго отчитал бы сержанта за вымогательство и богохульство. Что этот дурак может знать о благочестии? Благочестие — это преданность, сосредоточение.
Новым хозяевам не стоило без причины ссориться со стражами порядка, но наоборот, постараться добиться уважения.
— Живем тихо, вместе оберегаем свои жизни и собственность! — пообещал Джак, вытаскивая из-за пояса «Милость Императора».
Полицейские ошарашенно вытаращились, увидев драгоценный старинный болтер из титанового сплава с искусно выгравированными серебряными рунами. В обойме, правда, осталось всего два разрывных патрона, но у Джака имелся еще и лазерный пистолет.
Гримм продемонстрировал свой «Мир Императора» с единственным патроном. Лекс из складок набедренной повязки извлек на свет божий личное оружие.
За две недели, проведенные на Кареше, им не удалось добыть боеприпасы к болтерам, зато лазерные пистолеты оказались в порядке.
Сгущались сумерки. Шофер лимузина нетерпеливо покашлял.
Гримм убрал «Мир Императора» и повернул ключ в замке ворот.
Автомобиль въехал во двор. После демонстрации такого арсенала вряд ли кому-то захочется удрать вместе с багажом.
— Ты ждешь внутри, — приказал Гримм.
Шофер подчинился. Сержант патруля разглядывал голые ноги и скудный наряд Лекса. Он поднял воротник своего камуфляжного комбинезона и поежился:
— Холодно.
Д'Аркебуз презрительно фыркнул. В монастыре десантников учили переносить настоящий холод и настоящую жару. Анатомия их соответствующим образом изменялась. Под кожей Лекса находился квази-органический панцирь, управляемый нервной системой. Через отверстия в спине он снабжал энергией доспехи, но и сам служил изоляционным слоем. Что эти простачки знают о холоде?
«Варвар» поиграл мускулами и процедил сквозь зубы:
— Слабак.
Неожиданно патрульные разбежались. Неужели испугались?
Нет! К особняку приближались черные тени. Десять фигур.
Двадцать. Зазвучал заунывный рефрен молитвы:
Его Лицо.
Истинное.
Его Лицо.
Истинное.
— Кто стоит на пути Его верных пилигримов? — завопил истошный голос. — Паломники возвращаются к своим палаткам со священными реликвиями! Отходи в сторону, отходи в сторону — во славу Его имени!
Острые глаза Гримма, привыкшие к темным пещерам и туннелям Антро, где света всегда не хватало, быстро оценили ситуацию.
— Они вооружены только обрезами, босс.
Обычное огнестрельное оружие со свинцовыми пулями получило широкое распространение среди местных шаек. Джак выкрикнул:
— Предупреждаю: обстоятельства меняются. Вы опускаете ружья. Убираете палатки и с миром покидаете частную собственность!
Резня не поощрялась Имперским Администратом, но слишком часто обстоятельства складывались так, что лишь кровопролитие спасало цивилизацию, разум и веру. Факт, достойный сожаления, в чем-то уравнивающий верноподданных с еретиками Хаоса.
В ответ на предупреждение клацнули затворы и раздалось щелканье, похожее на звук упавших камешков. В воздухе засвистели пули, одна улетела в открытые ворота, остальные рикошетом отскочили от стены. В предвкушении грядущей религиозной церемонии паломники чувствовали себя вправе оставаться на захваченной территории.
Но тут заговорили болтеры. Правым окажется тот, кто сильнее.
Разрывной патрон вылетел из ствола. Детонатор разжег порох. Заряд устремился к цели, чтобы разорвать плоть, кость или жизненно важный орган. Как всегда.
Бесшумно взялись за дело лазерные пистолеты. Тонкий, как скальпель, луч, достигнув цели, вспыхивал. И если жертва могла еще сделать вдох, то в ночи раздавался крик агонии.
С десяток пилигримов, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление, сбежали. Еще дюжина валялась у ворот мертвыми.
Короткий бой.
Сержант патрульных осмелился подойти ближе. В слабом свете уходящего дня он с восхищением осмотрел оружие Джака.
— Болтер Космических Десантников, да, сэр? Мой дед рассказывает мне. Он тогда был совсем маленький. Десантники ищут врагов среди нас. Вы собираете реликвии? Я тоже. Смотрите.
Джак вздрогнул. Полицейский благоговейно снял с шеи шнурок, на котором висел отполированный разрывной патрон.
— Где это берешь? — требовательно спросил Гримм.
— Продают здесь, в Шандабаре. Реликвии.
Похоже, десантники оставили на планете несколько неиспользованных обойм.
— Дай сюда! — рявкнул Лекс. — Мне нужно!
Он помахал перед лицом сержанта пистолетом.
Конечно, полицейский откажется отдать свой талисман. По какому праву (разве что по праву сильного) варвар смеет командовать?
Но нет… Чувство гипнотического подобострастия переполнило жителя Сабурлоба.
— Вижу, как стреляют чудесные болтеры… — пробормотал сержант, почтительно передавая патрон Лексу. Затем взглянул на валяющиеся трупы: — Вызываю санитарный отряд утром, сэр.
— Выражаю признательность, — ответил Джак. — Мой раб укладывает тела в палатки, как в мешки.
Солнце зашло. Звезд стало больше. У Сабурлоба, к счастью, не было спутника, иначе приливы каждую ночь затапливали бы низменные равнины. Реки здесь текли лишь из-за центробежной силы, вызванной вращением планеты.
Добропорядочные граждане не придавали значения таким тонкостям, они привыкли полагаться на технику, а не на природу.
В путеводителе говорилось, что три больших храма в честь Бога-Императора построены там, где в период колонизации располагались в древнем городе ворота. Имелось и бессчетное количество мелких.
Новые владельцы особняка ранним утром отправились пешком в восточную часть города к храму Ориенс. Они пока воздержались от приобретения автомобиля. Драгоценности с оклада «Книги Рана Дандра» в одно мгновение могли сделать их богачами, стоило только продать все камни сразу. Но так поступил бы только дурак. Прогулка — прекрасный способ познакомиться с городом, даже если на это уйдут долгие часы.
Мелинда посещала храм Ориенс. Именно там собирались заговорщики. Джаку не терпелось оказаться в месте, где бывала она. Тем более в храме можно купить «реликвии», подобные той, что подарил патрульный.
По пути внимание беглецов привлекло массивное здание, резко отличающееся от местной архитектуры. Вместо куполов и галерей — уходящие ввысь стены, увенчанные остроконечным шпилем.
— Я бы сказал, что здесь заседает имперский Суд, — предположил Гримм.
На карте Шандабара это строение отмечено не было. Не заметно и замаскированных зеркалами арбитраторов, скрыто наблюдающих за людными улицами.
— Давайте осмотрим попозже, — распорядился Джак.
По мере приближения к храму Ориенс стали попадаться разрушенные дома. Целый район лежал в руинах, и, похоже, ничего не предпринималось для его восстановления. Но это не смущало паломников, пробиравшихся к святыне по занесенной песком улице. На площади собралась огромная толпа верующих, попрошаек и предсказателей будущего, продавцов сувениров и разносчиков с кувшинами подогретого вина и нехитрой закуской.
Будки, ларьки и киоски вырастали на глазах, как грибы. Словно на поле битвы устроили ярмарку.
Несмотря на разруху торговля процветала.
Паломники роились вокруг лотков, как пчелы вокруг сочного фрукта. Гиды зазывали осмотреть храм.
Чтобы отделаться от назойливых попрошаек, Гримм нанял одного из них — худого мужчину средних лет с отпугивающей внешностью: выпученные из-за болезни желез глаза, рассеченная надвое давним ударом ножа верхняя губа. Проводник болтал без умолку, словно заячья губа не могла сдержать поток слов.
Звали его Сэмджани.
— Благодарю за выбор, три сэра. Вы на Шандабаре для освящения образом Истинного Лица?
— Твой образ до святого не дотягивает, не так ли, Сэм? — ответил вопросом на вопрос Гримм. — Хотя бизнес твой идет не хуже, чем у других.
Сэмджани загадочно усмехнулся.
— В храме Ориенс не смотрят на красоту лица. — Он покосился по сторонам. — Только не здесь, где прятались деформированные гибриды! — Проводник скорчил гримасу, придав лицу выражение генокрада. Он мог бы стать весьма удачливым пародистом.
— Через два дня в храме Оксиденс открывается Истинное Лицо. Признаюсь, маленький сэр, моя внешность отгоняет удачу, когда пилигримы хотят видеть Его образ.
На церемонии в Оксиденсе они побывают позже. Сейчас важнее найти Ориенс, где бывала Мелинда.
Но где же он, все-таки?
Сэмджани подвел путешественников к груде камней.
— Вот он!
Среди руин виднелись отверстия, очевидно, открывавшие доступ в подземный лабиринт туннелей, камер и склепов. В катакомбы, где когда-то ютились заговорщики, вели лестницы.
В конце концов подземелье было очищено космическими рыцарями в блестящих доспехах.
Легенда стала явью. Понятно, что влекло сюда паломников.
Вот только почему храм не отстроили заново?
— Монахи Оксиденса не хотят восстанавливать Ориенс, мои господа. Между двумя храмами издавна существовало соперничество.
Имевший меньший статус Ориенс расширялся и богател, так как здесь, в большом кувшине хранились состриженные ногти Императора. Бессмертного Императора, дух которого проникал в самые дальние уголки галактики. Ногти продолжали медленно расти.
Священники отрезали мелкие частички, складывали в серебряные коробочки и продавали приверженцам веры.
В свою очередь монахи же Оксиденса выставляли Истинное Лицо раз в пятьдесят стандартных лет.
Заговорщики ниспровергли всех служителей храма Ориенс. Их главный маг стал настоятелем. Во время уничтожения зловредной шайки Космическим Десантом храм и близлежащие здания сровняли в землей. Священники погибли. Местная епархия назначила нового настоятеля, но тот погиб от руки убийцы, нанятого генокрадами. По установленному порядку его правомочным преемником стал настоятель храма имперского культа Оксиденс.
— Понимаете меня, три сэра?
Честолюбивый настоятель Оксиденса пожелал получить вторую должность и стал настаивать, чтобы высшие инстанции официально оформили его назначение. Однако, многие священники возмутились. Если богоненавистные монстры осквернили храм, то как настоятель Оксиденса может быть достоин выдвигать сам себя?
— На рассмотрение этих еретических распрей уходят года…
Наконец, доклад попал в канцелярию Кардинала Астрала, ведавшего делами отдаленных епархий. Но, поскольку документы оказались неправильно оформлены (не хватало подписи одного из членов комиссии Сабурлоба, который погиб во время чистки), клерк вернул их назад.
Тем временем тщеславный настоятель успел умереть по старости лет. Его преемник направил прошение на повторное рассмотрение, приложив просьбу о собственном назначении на вакантное место.
Проходили десятилетия.
Руины Ориенса приносили доход не меньше, чем прежде ногти императора. Священники выполняли роль гидов, отдавая десятину от сборов в храм Оксиденс.
— Здесь побывали Ультрамарины, — произнес Леке.
— Правильно, большой сэр.
— А-а… где посмотреть реликвии?
Ему не терпелось приобрести кое-какие «сувениры».
Большая часть товара на лотках оказалась обычными подделками патронов — без капсюлей, без детонаторов, без зарядов.
После тщательного осмотра Лекс посоветовал Гримму купить два настоящих снаряда. Продавец заломил непомерную цену, но раб-варвар поиграл мускулами, отнюдь не похожими на спущенный шарик, и рявкнул что-то о подделках и богохульстве.
Предложение Гримма было безоговорочно принято.
Настала пора спуститься в подземный лабиринт.
Заглянув в одну из келий, Джак прошептал имя Мелинды.
Притворяясь заговорщицей, она спускалась в мрачные катакомбы, опошленные теперь зеваками, понятия не имевшими об ее отваге. О роли девушкй-ниндзя не знали ни нынешние священники, ни гиды, никто на Сабурлобе, кроме Джака, Гримма и Лекса.
Как вульгарно! Инквизитору хотелось взять в руки плеть и очистить руины от туристов, закрыть доступ в подземный храм бронированными воротами. Как смеют эти жалкие людишки топтать следы Мелинды своими грязными ногами?
— Спускаемся и смотрим логово монстров? — подтолкнул Сэмджани.
Джак отчаянно взревел — но про себя, в душе. Гид стал для него символом вульгарности. Как тут не зарычать по-звериному? Как не позволить страсти выйти из оцепенения и временно победить рационализм?
Гримм быстро вмешался, отвлекая внимание проводника:
— Так что произошло, Сэм… — он вспомнил о том, что на Сабурлобе пользуются лишь настоящим временем, — что происходит с ногтями Императора?
— Кувшин разбивается, и все теряется во время боев. Его священные ногти до сих пор валяются в песке. Их очень трудно искать.
— Это точно, — согласился Гримм.
Уцелевшие ногти надежно хранятся в Оксиденсе. Находишь здесь ноготь — получаешь полшекеля. Оставляешь себе — тебя наказывают розгами.
— Ногти еще растут, да?
— Они под замком, их никогда не выставляют на показ.
— Ты меня удивляешь.
— С давних пор, еще мой прапрадедушка рассказывает, происходит много кровавых стычек между поклонниками ногтей и поклонниками Истинного Лица…
Джак бродил между развалин храма, останавливался и долго с горечью вглядывался в темные провалы. Лекс молча сопровождал его.
Для д'Аркебуза это место также было святым. Здесь бесстрашно и победоносно сражались его собратья-десантники. Некоторые сложили в праведной битве головы, а их органы со всеми почестями забрали медики.
Синие Ультрамарины появились, выполнили свой долг и ушли, оставив после себя поэтические легенды и тысячи неиспользованных обойм, ставших предметом спекуляции. Лекс обрадовался, что сможет зарядить болтер, но и испытал горечь. Он чувствовал себя изгоем и самозванцем. Да, рыцарь-отступник, вырвавший из бровей знаки отличия… Лишь бы Рогал Дорн, заря его души, не покинул в минуту тяжких испытаний!
Гримм усердно старался занять Сэмджани разговором. Но гид, воодушевленный рассказом об Ультрамаринах, неожиданно прервал раздумья Лекса. Весело и с энтузиазмом он провозгласил:
— Да вы ведь совсем как десантник, большой сэр. Можете изображать на сцене.
Какую чушь он несет?! Прыгнуть в подземелье и носиться там, как на тренировке? Изображать из себя Ультрамарина, когда ты истинный Кулак?!
Д'Аркебуз решительно шагнул вперед, готовый задушить Сэмджани. Гримм поспешил вмешаться:
— Сэм! Мы видели… видим здание суда. Видим суд! — торопливо забормотал скват.
Лекс одернул себя. Упоминание о городском суде несколько охладило его пыл. Если свернуть невежественному жителю Сабурлоба шею, знакомство с местной каталажкой неминуемо. Мелинда ничего не рассказывала им о Суде — какая досада!
Уголовные преступления не интересовали Имперский Суд.
Убийства и кражи — дело полиции. Высокопоставленные законники расследовали заговоры против веры и Империи.
Понял ли Сэмджани, чего только что избежал? Или паломники, нанимающие его, частенько ведут себя необычно?
— Есть Суд, конечно, — прощебетал гид. — Строительство заканчивается через пять лет после атаки Ультрамаринов.
Понятно. Важнейший храм имперского культа осквернен нечеловеческими гибридами, в администрации царит коррупция…
Как рассказал Сэмджани, правивший в то время монарх Хаким Бадишах был обвинен в ереси вместе со всей семье, но затем помилован. Династия Бадишахов осталась у власти, но выплатила огромный штраф, который и пошел на строительство и содержание суда.
Сэмджани также заметил, что двери здания постоянно заперты. Судьи заняты своими собственными проблемами и интригами.
Джака это заинтересовало, отвлекая от горьких мыслей.
— Разве Маршалы Суда не проводят регулярных рейдов в Шандабаре?
Сэмджани этого не знал.
— Судьи посылают карательные отряды на поиски предателей?
Похоже, сабурлобец не знал даже, что такое карательные отряды.
— Люди готовы убивать себя, — проворчал он.
Уточнить сказанное Сэм отказался, сославшись на религиозные традиции и запреты.
Джак, Лекс и Гримм покинули развалины и пешком отправились через весь город к храму Оксиденс. По пути они остановились перед зданием суда, чтобы осмотреть его повнимательнее. Но и только. Если бы они решили поглазеть на другие достопримечательности Шандабара, побывать на рыбном рынке и на ферме камелопардов, расположенной в окрестностях столицы, их прогулка могла бы затянуться на два-три дня.
Они некоторое время понаблюдали за огромным зданием издалека. Мрачная тень высоченного шпиля затеняла целый район города.
Очевидно, для постройки суда снесли несколько жилых кварталов — или же дома лежали в развалинах после войны с генокрадами.
Стены из монолитного детрита уходили ввысь. Сотни стрельчатых узких окон как нельзя лучше подходили для амбразур.
Гримасничающие горгульи украшали зубчатый парапет и остроконечные орудийные башни. По верху здания шел фронтон высотой в десять метров, на котором на фоне орнамента из черепов лозунг:
PAX IMPERIALIS LEX IMPERIALIS.
Мир Императора. Закон Императора…
В душе д'Аркебуза слово «lex», созвучное его имени, прозвучало горьким укором, упреком в уклонении от долга. Как будто на фронтоне огромными буквами написали имя преступника!
— Ха-ха, а моего имени тут нет, — пошутил Гримм, обыгрывая фонетическое совпадение. — Меня еще не ищут.
Вряд ли сотрудники Суда вообще искали кого-нибудь. Как и говорил Сэмджани, массивные входные двери были плотно закрыты. Наверное, чтобы внутрь не заходили паломники, стекающиеся в Шандабар в Святой год.
Джак вспомнил о своем последнем посещении Суда на теплой планете Суран. Там ворота всегда были нараспашку. Бдительные арбитраторы следили из-за зеркал за проходящими по внутреннему двору. Когда в Суде рассматривалось дело, спорящие стороны располагались лагерем и жили в палатках несколько месяцев.
Специальные поставщики продовольствия снабжали их чаем на травах и булочками, повара готовили пищу на кострах. Клерки записывали показания, адвокаты советовали клиентам, как отвечать, и толковали императорские указы, изданные сотни, а то и тысячи лет назад. Порой истцы и ответчики проводили половину жизни на внутреннем дворе Суда.
Здесь, на Сабурлобе, все выглядело иначе.
Двор пустовал. Суд был закрыт.
Джак повернулся к своим спутникам:
— Ничего не скажешь, живем под зорким оком закона.
В шуме голосов вряд ли кто-то мог их подслушать.
Закон смотрит вдаль, он порой не замечает, что творится у него под носом.
Гримм кивнул на широкий экран, установленный на перекрестке. Рядом нищий собирал милостыню в огромную бронзовую урну. Монеты, казалось, падали совершенно беззвучно.
Через равные интервалы возвышались точно такие же экраны.
Все они были пусты.
Невысокий Гримм обратился за объяснениями к прохожему.
Оказалось, что экраны не имеют никакого отношения ни к Суду, ни даже к местной полиции.
Шесть миллионов паломников не поместятся в храме, чтобы увидеть Истинное Лицо. Созерцать святыню на экране в любой части города считалось равносильным присутствию на церемонии. Здесь зрители разглядят даже больше, чем в толпе у храма.
— Я не хочу сказать, что судьи потеряли бдительность, — продолжил Джак.
— Но часто они больше заинтересованы в собственном благополучии, чем в тщательном расследовании. Это сильное искушение. Суд может стать миром внутри себя.
Тайный Инквизитор знал, что за запертыми воротами есть все: лабиринты коридоров, аудитории, залы, архивы, а также склады, кухни, гаражи и спортивные залы. Суд мало отличался от крепости-монастыря. Судьи руководили Маршалами, а те — арбитраторами, вооруженные отряды которых обязаны защищать закон Империи там, где он нарушен.
— Я полагаю, что нынешний Лорд Бадишах не пытается что-либо изменить. Как и Хаким Бадишах. Зачем? Его задача — собирать налоги и оплачивать содержание Суда. Местная администрация очищена от гибридов сто лет назад. Судьи считают одно свое присутствие на планете значимым вкладом в обуздание преступности. Это неправильно, но для нас удобно. В маленьком городке спрятаться труднее. Однако нам лучше держаться ближе к космическому порту, если только не обнаружим в песках пустыни вход в Паутину.
Обнаружить вход в лабиринт с помощью рунного глаза погибшего Азула Петрова… Ворп-глаз мертвого навигатора хранил в памяти маршрут к Черной Библиотеке. Но как использовать мертвый орган? Разве что для убийственного взгляда? Да и вряд ли на Сабурлобе есть вход в Паутину.
Не успели трое беглецов пройти и сотни метров по бульвару с видеоэкранами, как шум толпы усилился. Впереди раздавались крики на искаженном местном диалекте:
— Рано открывают Истинное Лицо!
— Одкриваюд Исдиное Лисо!
— Швященники нашинают открывать Иштинное Лишо!
— Ostentus Vultus Sacer![66]
Готовилась какая-то провокация. Экраны оставались пустыми. Монахи Оксиденса не стали бы открывать Истинное Лицо Императора раньше срока. Но взбудораженные пилигримы верили любым слухам. Они прилетели на Сабурлоб с других планет, из дальних систем. Пропустить торжественный момент для многих значило прожить жизнь зря. Они ждали целых пятьдесят лет!
Немудрено, что паника распространилась, как пожар в лесу.
— Даешь взятку — смотришь вблизи!
— Так много коррупции, что доступа нет!
— Смотришь только по видео!
Матовая поверхность экранов оставалась темной. Толпа заволновалась. Из боковых улочек стекались все новые и новые паломники, привлеченные криками. Узел из человеческих тел затягивался, трещал и увеличивался в объеме. Джак, Гримм и Леке решили укрыться за бронзовой урной. Даже пустая, она весила не меньше тонны.
Толпа на площади перед зданием Суда принялась неистово молиться, некоторые принялись колотить кулаками в запертые ворота. Тысячи голосов требовали справедливости.
— Мы платим!
— Мы платим!
— Благочестивые пилигримы требуют!
Относилась ли эта якобы несправедливость к юрисдикции имперского Суда? Конечно, нет.
Однако массовые нарушения порядка, да еще у самых стен цитадели закона, не могли не заинтересовать судей. В узких амбразурах появились лазерные ружья. Стук в ворота приравняли к мятежу.
Из громкоговорителей, спрятанных в пасти горгулий, прогремел голос:
— Успокаиваетесь и уходите от ворот городского Суда. Добропорядочные граждане и пилигримы, мирно удаляетесь во имя Императора!
Но паника продолжалась.
Горгульи вновь пролаяли:
— Успокаиваетесь немедленно! Не разбиваете себя о скалу Суда, пилигримы! Расходитесь! Не несете ответственность за смертельный исход!
Призыв оказался тщетным. Стук в ворота усилился. Стороннему наблюдателю могло показаться, что мгновение спустя невидимые арбитраторы выбросили из амбразур в толпу пригоршни серебряных монет. Но разве деньги могли умилостивить паломников, лишившихся события, составлявшего смысл всей их жизни?
Монеты стали взрываться.
— Осколочные гранаты! — воскликнул Гримм, втягивая голову.
Да уж, арбитраторы шутить не любят, они сразу воспользовались оружием массового поражения. Гранаты разрывались на тысячи острых, как лезвия, осколков. Пропарывая одежды, они вонзались в плоть, повреждали артерии и дыхательные пути.
Они калечили и ослепляли, пускали потоки крови по рукам и лицам.
Над площадью пронесся пронзительный визг, будто гнали на убой стадо домашних животных. Паломники вытаскивали ножи и стилеты — только дурак отправляется на другой край галактики беззащитным. Появились обрезы, даже лазерные пистолеты. Что делать людям, еще не раненным и не ослепшим? Ждать новой порции гранат? Лазерных лучей? Бежать невозможно, слишком много народа собралось перед зданием Суда. Люди метались в панике. Люди падали. Люди умирали.
Имевшие оружие паломники открыли ответный огонь по узким амбразурам. В окна Суда полетели пули, мини-стрелы и лазерные лучи без малейших шансов попасть в цель. Даже прицелиться не представлялось возможным. Зато теперь у сотрудников Суда имелись все основания считать себя атакованными.
Массивные ворота медленно раскрылись, толпа решительно рванулась вперед. Но проход оказался блокированным: три бронемашины стояли борт о борт, дымя выхлопными газами.
На двух были установлены пулеметы, на средней — ракетная установка. Десант арбитраторов в черных доспехах усеял броню. Зеркальные каски скрывали лица, делая людей похожими на роботов с экранами-стеклами.
Из гранатометов посыпалась смесь осколочных, газовых и слезоточивых гранат. Дрогнул змеиный ствол ракетницы, выбрасывая снаряды. Из пистолетов полетел град пуль.
Смертельная коса прокладывала просеки среди затравленных, окровавленных людей.
Пули рикошетом отскакивали от бронзовой урны, за которой прятались Джак, Лекс и Гримм.
Суд превратился в медведя, которого потревожили во время спячки. В рой смертоносных ос.
ГЛАВА 4. УВЕЧЬЕ
Пули с колокольным звоном ударялись о бронзовую урну. Бежать было некуда. От ворот Суда покатилась волна смерти. Людей охватила паника.
Любое нарушение неприкосновенности Суда, случайное или умышленное, считалось оскорблением имперской власти. Арбитраторам бросили вызов, и они не сочли возможным отсидеться за неприступными бастионами. Волнения среди паломников вряд ли утихли бы сами собой; не встретив достойного отпора, переросли бы в крупномасштабное восстание. Промедление со стороны властей могло быть неправильно истолковано.
Шандабар не входил в число густонаселенных городов, однако сейчас столица переполнена пилигримами. Порядок мог легко превратиться в беспорядок, совладать с которым у местной полиции не хватило бы сил. Судьи воспользовались привилегированным положением и выпустили против мятежников карательный отряд.
Ракетная установка и пулеметы замолчали.
Арбитраторы соскочили с бронемашин и, стреляя из лазерных ружей, цепью двинулись вперед. Над горами трупов витали клубы слезоточивого газа. К счастью, ветер дул в противоположную от бронзовой урны сторону.
В поисках спасения некоторые паломники падали на землю лицом вниз. Лазерные лучи полетели в центр толпы. Мертвые и живые валились друг на друга вперемешку.
Вскоре все пилигримы распростерлись ниц в сторону храма Оксиденс, словно в массовой молитве. Сцену можно было бы снимать для патриотических роликов, если бы не лужи крови, бессчетное количество трупов и грозная цепь арбитраторов на заднем плане. Правда, черно-белая пленка скрыла бы кровавые следы.
Арбитраторы прекратили огонь. Стражи законности шли между горами живой и мертвой плоти, тщательно следя за тем, чтобы никто из паломников не смел поднять голову.
Так человеческий космос боролся за спасение душ. Так каралось неповиновение. Для защиты порядка хороши все меры, даже самые жестокие.
Вновь государство проявило несокрушимую силу. Джак ощутил невольное почтение. Его охватила острая тоска по простодушию. Карьера Тайного Инквизитора Драко не отличалась простотой, но по сравнению с мучительной дилеммой, раздирающей его разум сейчас, прошлое казалось безоблачным и светлым.
Однако уже в следующую секунду холодок ужаса прокатился по спине Джака. Сколько же жертв можно принести на алтарь дисциплины и постоянства? Драко знал ответ. Альтернатива — вселенская анархия — гораздо страшнее.
Если падет Империя… когда падет Империя, воцарится жестокий Хаос, и реальность исчезнет.
— Нам пора! — не выдержал Гримм.
Им предстоит путь по настилу из тысяч распростертых паломников.
— Нет! — выкрикнул Лекс, но слишком поздно.
Маленький человек втянул голову в плечи и помчался от ворот Суда, ступая тяжелыми ботинками по живым телам. Быстрее прочь, пока безликие арбитраторы не подошли слишком близко.
Не колеблясь больше, д'Аркебуз подтолкнул Инквизитора.
— Беги, Джак, беги!
Люди кричали, стонали и ругались, когда массивный Леке наступал на них. Но беглецы не обращали внимания на их вопли и проклятия.
— Останавливаетесь!
— НЕМЕДЛЕННО ОСТАНАВЛИВАЕТЕСЬ!
Арбитраторы заметили удирающую троицу.
Карлик, гигант и обычный человек… Ведут себя подозрительно. Наверное, их разыскивают.
Скваты в Империи почетом не пользовались.
Нужно поймать коротышку.
А гигант, похожий на гладиатора? Три человека убегают не случайно. Не кроется ли здесь заговор?
Арбитраторы пустились в погоню. Трое карателей — по одному на каждого беглеца. Куда проще выстрелить в спину, но тогда Суд потеряет источник ценных сведений. Кроме того, за поимку отступников выплачивается вознаграждение.
Убегать, подобно преступникам, было не в характере Джака и Лекса! Но что делать! Безликие фигуры ускорили шаги, наступая на ягодицы и головы поверженных людей. Однако беглецы стартовали раньше и неуклонно увеличивали разрыв.
Впереди показалась боковая улочка — ответвление от главной кишки, наполненной человеческим мясом. Паломники вопили в экстазе, словно на экранах уже воссияло Истинное Лицо.
Слухи сюда еще не докатились. Толпа кричала от восторга и обожания, люди толкались локтями и царапались.
Гримм протискивался меж разгоряченных тел, вовсю работая руками и коленями. Если бы не серьезность ситуации, Джак рассмеялся бы: малорослый скват напоминал ребенка, не к месту путающегося под ногами у взрослых.
Лекс кинулся следом. Мускулистыми руками с костями, усиленными керамикой, он прокладывал путь Джаку.
— ОСТАНАВЛИВАЕТЕ УБЕГАЮЩИХ ЛЮДЕЙ!
К беглецам протянулся лес рук. Д'Аркебуз нанес несколько беспорядочных ударов, свалив с ног несколько благоверных пилигримов. Остальные поспешили посторониться. Сразу стало свободнее. Гримм споткнулся и упал, но тут же вскочил и врезал кое-кому тяжелым ботинком.
Завернув за угол, трое мужчин увеличили скорость. Улочка заканчивалась тупиком. На куче гниющего мусора валялся ободранный дохлый пес. На импровизированном вертеле над тлеющими углями жарился шашлык из второй собаки. Не дождавшись изысканного обеда, местные бродяги отправились на бульвар, очевидно, приняли взрывы гранат за хлопки праздничного салюта.
Они попали в западню. Оставалось сдаться на милость арбитраторам.
Веками банды подростков разрисовывали стены трущоб. Имена и непристойные лозунги аляповатыми пятнами украшали серый бетон.
Не избежала этой участи и железная дверь, почти незаметная в сумраке узкой улочки.
Лекс провел рукой по металлу. Возможно, в незапамятные времена на двери и была ручка.
Д' Аркебуз толкнул плечом. Посыпалась ржавчина. Петли слабо заскрипели.
Гигант наподдал сильнее. Дверь взвизгнула и поддалась.
Внутри находился склад. Несколько тусклых лампочек за решетками создавали тяжелый полумрак. Кучей валялись седла и уздечки для камелопардов.
Бросив взгляд назад, Лекс увидел, что безликие арбитраторы-близнецы выскочили из-за угла. Лазерные лучи ударили в стальные косяки, в полки и в противоположную стену склада.
Искры осветили помещение. Джак и Гримм едва успели протиснуться в узкую щель. Десантник задвинул тяжелую дверь.
Впереди они обнаружили центральные ворота с хитроумным замком, снабженным зарядным устройством от несанкционированного проникновения. Но кто мог предусмотреть, что злоумышленники взломают его не снаружи, а изнутри? Лекс вытащил сначала верхний детонатор, затем — нижний. За спиной он слышал треск. Арбитраторы взламывали заднюю дверь.
Что ж, пора готовиться к обороне. Вытащив из-за пояса болтер, Лекс произвел одиночный выстрел в глубь склада.
Стражи имперского закона оказались ловкими и опытными.
Они сразу узнали характерное щелканье болтера. Откуда у нарушителей порядка мощное оружие десантников? Осталось ли оно со времен Ультрамаринов или попало на планету контрабандным путем? А может местный умелец подремонтировал древнюю «реликвию» и использует по прямому назначению?
Как бы то ни было, но выстрел Лекса лишь разжег желание арбитраторов поймать беглецов. Но троица уже выскользнула из склада на улицу, переполненную пилигримами. Д'Аркебуз расталкивал прохожих, прокладывая путь в людском потоке. В толпе из уст в уста передавались противоречивые слухи: «зеркальные головы» убивают, кто-то убивает «зеркальные головы».
Джак внезапно споткнулся и вцепился в Лекса.
— Где-то здесь бродит телепат. Я его чувствую! Сайкер посылает хаотические образы. Он испуган.
Да, корчившееся от боли сознание сайкера беспорядочно выплескивало в психическую атмосферу сцены расправы над пилигримами, свидетелем которой он стал. Паломники, обладающие телепатическими способностями, улавливали жуткие видения.
Атмосфера, и без того напряженная, накалялась. Отчаяние и разочарование превратились в ярость. Люди исступленно кричали:
— Убивают!
— Зеркальные головы…
Кричавшие вряд ли понимали, что происходит. Нужно защищаться от арбитраторов или помогать им. Истерия усиливалась, зажигала всех и каждого, сайкер он или простой обыватель.
Лекс бросил взгляд через плечо, убеждаясь, что преследователи еще не выбрались из склада. Джак и Гримм прислушивались к разговорам в толпе. Похоже, что опасность миновала.
Беглецы выбрались на менее шумную улицу, свернули за угол, потом за другой. Сначала бежали, затем перешли на шаг и, наконец, очутились на Шандабарском рыбном рынке. Здесь царило спокойствие. Прилавки и палатки продавцов занимали десяток пыльных гектаров.
Торговля под красным солнцем процветала. Рыбаки зазывали купить утренний улов из Бихисти и из пресноводного моря на юге. Поражало разнообразие товаров: рыба свежая и сушеная, соленая и в маринаде. Едкий, удушливый запах отравлял воздух. О панике и расправе над пилигримами здесь еще не знали.
Глаза торговцев походили на лишенные разума выпуклые глаза снулых рыб, лежащих на прилавках и лотках.
Гримм остановился:
— Ох, мои ноги! Думаете… «зеркальные головы» потеряли наш след?
— Похоже на то, — ответил Лекс, разочарованно потирая кулак. — Не стоило связываться с представителями имперского Суда. Они ведь исполняли свой долг. Не нужно мне было стрелять. Извиняюсь, хозяин.
— За что? — удивился Гримм.
— Арбитраторы доложат о том, что некто пустил в ход болтер. Начнется расследование.
— Думаешь, детективы прочешут все агентства по недвижимости и вычислят нас?
— Вряд ли мы привлечем их внимание. Во время бойни у Суда я видел и больших парней, и невысоких.
Гримм согласился:
— Я также заметил нескольких скватов. Наверное, инженеры со звездолетов. Мой народ любит путешествия. Если я встречу соплеменника, то пьянствовать с ним не отправлюсь, не волнуйтесь. Да, нас трудно отличить от религиозных лунатиков.
— Преданных и благоверных, — поправил Джак.
Маленький расселенец задохнулся от возмущения. Наконец, он сделал над собой усилие и продолжил:
— В моей книге о пилигримах пишут жуткие вещи. Они или толстые, или тощие, с выступающими кадыками, с кожными язвами или перепончатыми пальцами. Свора уродов, я бы сказал.
— Сейчас у нас другая книга, — оборвал его Джак. — «Книга Рана Дандра».
— Которую мы не можем прочесть, так как она написана на элдарском и неразборчивым почерком.
Джак пожал плечами:
— Интересно, что люди так сильно ненавидят Суд и его представителей. Случившееся на площади похоже на условный рефлекс безмозглых животных. Думаю, маршалы Суда впредь будут проявлять большую осмотрительность. Как сказал Гримм, Шандабар — это стог сена, в котором только три иголки. Местные религиозные споры вызвали неразбериху, а это нам на руку.
Тайный Инквизитор помолчал.
— Нужно наладить контакт с местными преступниками. Возможно, полиция проявит к нам интерес, но не Суд. В конце концов, мы мало отличаемся от обычных уголовников.
Гримм усмехнулся:
— Искатели космических сокровищ, да?
Джак взглянул на Лекса, тот угрюмо кивнул:
— Нарушители закона о территориальной принадлежности, Инквизитор. Временная легенда. Пока не свяжемся с властями, которым можно верить.
— Если Инквизиция в войне сама с собой, Лекс, кому доверять?
— Я думал об этом. Мой орден далеко. Но наши Библиарии могут доложить в Администрат.
— Но это как раз и приведет к вмешательству Инквизиции…
Д'Аркебуз молча склонил голову, словно взывая в молитве к своему Примарху.
Наконец, показался комплекс куполов — храм Оксиденс. Несколько тысяч пилигримов заполнили пыльную площадь, еще многие тысячи подтягивались из боковых улиц. В нос бил едкий дым ароматических палочек, жареной рыбы, готовящейся прямо здесь на кострах, дешевого вина и пота. На канате, протянутом над площадью, кувыркались акробаты. Предсказатели будущего раскладывали на земле пасьянс из карт Таро. Нищие протягивали руки за подаянием.
По периметру храма настоятель распорядился выставить барьеры и цепь дьяконов с оружием. Счастливцы, правдами и неправдами получившие доступ в святая святых, переправлялись по навесному эскалатору. Самых щедрых сопровождали вооруженные пономари. Избранники могли собственноручно притронуться к ларцу, где хранилось Истинное Лицо.
Завтра, в день долгожданной церемонии, дары увеличатся вдвое.
Лысый толстяк, поддерживаемый косоглазой дочерью, передал дьякону толстый кошелек с шекелями, которые тут же были пересчитаны.
Большинству паломников такие деньги и не снились. Не многие могли себе позволить оплатить вход в храм.
Джака охватило любопытство — естественное желание Инквизитора знать обо всем. Он извлек из кармана изумруд чистейшей воды.
Дьяк довольно улыбнулся и принял подношение. Он поднял камень, пристально рассматривая его на свет. Неужели он опасается, что камень фальшивый? Даже в тусклых лучах красного солнца блеск изумруда завораживал.
Гримм потянул Драко за рукав, указав на стоящую в толпе высокую женщину в плаще с капюшоном и серых перчатках.
— Мелинда… — прошептал Джак.
Призрак… Лицо под капюшоном…
Нет, не стоит обманывать себя. Просто очень похожая женщина. Такой же рост, стройная фигура, грациозные движения.
Заметив пристальный взгляд, направленный на нее, незнакомка сразу же отвернулась и пошла прочь.
Она затерялась между паломниками и исчезла.
— Заинтересовалась изумрудом, — заявил Гримм.
— Забудь, — расстроено бросил Джак.
Это не была Мелинда. Не могла быть. Гейша погибла, пронзенная электрокопьем амазонки с Феникса. Сходство же объясняется очень просто. Мало ли похожих людей в галактике!
На миллионах заселенных планет живут миллиарды человеческих особей. Где-нибудь, да найдется парочка-другая двойников, похожих на его Даму Смерти, как сестры-близнецы.
Но никто не может сравниться с Мелиндой.
Никто!
Пономарь провел трех очередных посетителей в храм. Старый служитель с заспанным лицом был одет в рясу из шерсти камелопардов, подпоясанную веревкой, на которой висел лазерный пистолет.
— При входе в храм вы видите… — объяснял монотонный голос, — галерею надгробий. Часть из них полуразрушена. Здесь похоронены прежние настоятели — за время существования храма их сменилась не одна сотня…
В огромном зале с колоннами курился целый лес благовонных палочек. Сладкий дым поднимался к куполу и исчезал в вентиляционных отверстиях. Святилище походило на газовую камеру.
Впереди показалась базилика, охраняемая дюжими дьяконами.
— Пятьдесят боковых капелл посвящаются пятидесяти Его Атрибутам…
Вокруг горели бесчисленные свечи. За тысячелетия копоть толстым слоем покрыла стены и потолок. Темнота сгущалась вокруг канделябров и, казалось, поглощала пламя свечей.
— Обращаем внимание, путешественники, на настенную мозаику, изображающую нашего благословенного Императора, повергающего еретика Горуса… — Мозаику время от времени очищали от смолы и копоти. Ее мыли столько раз, что краски поблекли и рисунок разобрать не представлялось возможным. Лысый толстяк с косоглазой дочкой благоговейно застыли перед мозаикой.
Священник-гид терпеливо ждал.
Затем экскурсия перешла в часовню для тайных молитв. Джак и Лекс на мгновение преклонили колени перед старинной плащаницей, вышитой титаниевыми нитями, загадочно поблескивающими в полумраке. Плащаница закрывала вход в ризницу.
Под сводами зала монотонно звучало:
— …решетки сделаны из вольфрама, ювелирная работа.
Заглянув через щелочку в ризницу, Джак увидел ларец, окруженный тысячью свечей. Богатая инкрустация серебром и золотом ослепляла всякого, кто видел дароносицу впервые.
Двое монахов, тихо бормоча молитвы, охраняли святыню.
— Ларец заперт на три замка. Внутри него хранится драгоценная шкатулка, в которой покоится Истинное Лицо…
Бесценное сокровище появлялось из темницы на свет божий только в священные дни раз в пятьдесят лет. В перерывах между редкими публичными демонстрациями Истинное Лицо изредка показывали в самой ризнице при свете единственной свечи толстосумам, отдававшим за миг благоговения большую часть своего состояния.
— В Священный Год частные показы запрещены.
Но что это?! Высоко над входом в ризницу, едва различимый в сумрачном свете, висел портрет в золотой раме. Выполненный красками на холсте из шкуры камелопарда, он изображал простого и грубоватого, но величественного мужчину.
— Путешественники! Видим копию с копии Его Лица!
По будним дням в ризнице неустанно трудились двое художников, создавая новые копии.
— Покупаем дорого? — бесстрастно спросил Гримм.
Двое монахов из братства Его Истинного Лица продавали такие опосредованные копии в одной из капелл базилики. Пономарь сообщил, что подведет их к лотку на обратном пути.
— Более десяти тысяч лет назад, — вдохновенно сообщил служитель, — когда Император собственной персоной бороздил просторы галактики, на Сабурлобе он вытер вспотевшее лицо полотенцем. Его психическая энергия отпечатала на ткани черты божественного лица. С течением времени полотно изветшало, поэтому художники снимают копии ранней копии.
— Пилигримам показывают копию? — допытывался Гримм.
Лицо пономаря омрачилось, рука легла на рукоятку пистолета.
— Показывают настоящую ткань с Истинным Лицом!
Джак вгляделся в лицо, изображенное на холсте. Он встречался с Императором в огромном тронном зале, пропитанном энергией и озоном, среди славных боевых знамен и икон. Человек, сидящий на троне-протезе, больше походил на усохшую мумию. Но разум владыки излучал такую мощь, что Тайный Инквизитор Драко почувствовал себя ничтожеством. Может ли блоха сравниться с мамонтом?
Вернется ли он когда-нибудь в тронный зал?
Войдет ли туда не простым человеком, а иллюмитатом?
Посмеет ли он добровольно подвергнуться смертельному риску? Впустить в себя демона, надеясь изгнать его и стать просвещенным…
Гримм отклонил предложение купить копию с копии портрета.
— Мы платим за вход в храм, отдаем все ценное, — солгал он.
Экскурсия завершилась. Джак, Гримм и Лекс вышли на площадь. Они прокладывали себе путь между паломниками, монахами и нищими. Вдруг костлявая рука в болезненных темных пятнах схватила Джака за подол.
— Милостыню для бездомного инвалида, — прокрякал старческий голос.
Юродивый толкал перед собой расшатанную тележку на маленьких железных колесиках. На повозке сидела сгорбленная старуха. Ее лицо сморщилось от прожитых лет. Белые как снег волосы сбились в паклю. Но голубые глаза женщины светились разумом и пытливостью, в них не умерла надежда.
Старуха раскачивала кадило с тлеющими благовониями, подвешенное на цепях к раме.
Сооружение весьма напоминало виселицу, однако прекрасно защищало дряхлых бродяжек от участи быть случайно затоптанными.
— Редко на какой из планет уважают стариков, — проворчал скват и выудил из кошелька полшекеля. — Твои ноги отказывают, матушка?
Ноги нищенки, как две темные палки, неестественно лежали на повозке. Едко запахло мочой. Может Гримм еще и слезу прольет?
Скват задумался, решая, отдавать ли монету.
— Кто забирает тебя на ночь, матушка?
Он засомневался: не родственники ли перебили старухе ноги, чтобы она приносила в семью доход?
— Церковники пускают меня в приют, — ответила нищенка. — Монахи помогают мне, добрый сэр.
— Это они ломают твои ноги, матушка? — переспросил Гримм.
Старуха скорчилась, словно у нее внезапно случился спазм кишечника.
— Да, да, они ломают мои ноги, — последовал ответ. — Но не так, как ты думаешь!
Гримм опустился на корточки перед тележкой. Лекс и Джак последовали его примеру.
Нищенку звали Геради. С вызовом она сообщила, что ее возраст превышает одиннадцать лет и за свою жизнь она четырежды стала матерью.
Странно, что кто-то на Сабурлобе считает свой возраст в местной системе. Старуха жила так долго, что сбилась со счету. Она существовала около ста десяти стандартных лет и вторую, большую часть, провела на этой тележке.
На Гримма подобная живучесть произвела впечатление.
— Довольно много для обычного человека, да еще в таких жутких условиях!
Сто лет назад маленькой девочкой Геради пришла на церемонию открытия Истинного Лица со своими родителями. В результате безумия, охватившего толпу, погибли и отец, и мать. Ноги несчастной так и остались парализованными навсегда. Сострадательный священник пожалел девочку и сделал для нее повозку. Десятилетия Геради ждала очередного священного года, но во второй раз наблюдала за открытием Его Лица из безопасного места.
Всеобщее безумие?
О да. Пятьдесят лет назад снова произошло несчастье. Издалека плохо видно то… что нельзя увидеть.
Нельзя увидеть? Что это значит?
Десятки лет Геради слушала и смотрела.
Она узнала, что нерукотворный облик давным-давно исчез. В главный день священного года настоятель храма Оксиденс во главе торжественной процессии выносит ларец на обозрение публики и на короткое время открывает его.
Сотням тысяч паломников предъявляется чистое полотенце, если не считать едва различимых пятен на месте глаз.
— Пилигримы не успевают ничего увидеть. Они дерутся, чтобы пробраться поближе. Каждый раз церемония заканчивается потасовкой.
— А как же копии?
— Самая ранняя изготовлена путем наложения на бесценное полотенце с ликом чувствительного материала. Отпечатавшийся негатив затем разрисовали красками.
— Хм, — произнес Гримм. — Другими словами — сфабриковали.
Рассказ о судьбе Истинного Лица наполнил Джака мистическим ужасом. Какая разница, обманывают паломников или нет.
Даже если они умрут ради единственного взгляда на тряпку, которой когда-то Император утер лицо, их агония не идет ни в какое сравнение с Его бесконечной агонией. Благоговейный трепет пилигримов уйдет в психический океан и останется там навсегда.
Сидя перед тележкой Геради, Джак понял, что ему нужно помолиться.
Хотя бы немного.
Он тихо обронил:
— Увечье из-за преданности Ему облегчает Его боль.
— Я жду, — равнодушно ответила Геради. — Послезавтра умирают и остаются калеками тысячи людей. Так оно и будет. Тогда я умираю спокойно.
Стоило услышать предсказание нищей старухи, которое она повторяла все пятьдесят лет со времен прошлой церемонии. Ее упорство казалось патологическим. Безумие — вот что светилось в ее глазах!
Тщетность людских надежд стерла религиозный порыв Драко, как время стерло Истинное Лицо Императора. Джак покачнулся.
— А Суд? — спросил у нищенки Гримм. — Знаешь, что происходит у Суда? Арбитраторы часто вмешиваются в жизнь священного города?
Похоже, скват решил побольше узнать о сабурлобских делах.
Он сообщил Геради:
— Утром на площади у Суда умирают сотни людей. Все думают, что Лицо открывают раньше, и начинают паниковать.
Дернувшись словно от удара, калека выпрямилась. Она тяжело дышала.
— Геради пропускает столько смертей…
Морщинистое лицо старухи исказилось гримасой боли. Худая рука задрожала. Геради упала на спину.
Лекс пощупал пульс. В его громадной руке хрупкое запястье казалось указкой в руке школьника. Нищенка умерла от сердечного приступа. Сердце у нее оказалось никуда не годным.
Гримм закрыл остекленевшие глаза Геради.
— Хм, — буркнул он, — сэкономил полшекеля.
Через день, на рассвете, беглецы остановились на окраине огромной площади. Гримм не хотел идти на церемонию открытия, но Джаку не терпелось посмотреть на религиозное рвение, когда смерть, и увечье теряют значение для миллионов людей. Ему требовалось повторить урок страсти, одержимости, приобщения.
Урок растворения чувств и души.
День ожидался жаркий и душный. Сотни тысяч зрителей вдыхали и выдыхали, казалось, воздуха на всех не хватит — так плотно были сжаты тела. Сколько уже задохнулось? Сколько умерло от перенапряжения? Несколько раз зарождался оглушительный рев, когда кому-то мерещилось, что церемония начинается. Паломники возбужденно ждали. Людское море превратилось в огромный котел, подогреваемый экстазом. Температура вот-вот достигнет точки кипения.
— Мои святые предки! — завопил Гримм, зажатый между Лексом и Джаком.
Напрягая мускулатуру, д'Аркебуз оттеснял паломников, ломал неосторожным ребра. В стене ближайшего дома темнело несколько ниш, то ли предназначенных для статуй, то ли образовавшихся в результате бессчетных столпотворений.
Лекс, применив силу, освободил одну из ниш. Никто из истощенных безумцев не решился противостоять могучему атлету.
Джак и Гримм укрылись за мощным торсом десантника, как за щитом.
Скват с трудом отдышался. Интересно, сколько сломали ребер в давке? Он с отвращением сплюнул, так как ничего не видел, кроме спин.
Джак вдыхал миазмы истерии. Зато перед Лексом, возвышавшимся над головами в колпаках и шапках со значками Истинного Лица, открывался прекрасный вид, хотя объект наблюдения и находился в километре впереди.
— Священник открывает ларец, — комментировал гигант.
Громкие крики заглушили его слова. — Толпа рвется за барьер…
Беснующаяся стихия непременно снесла бы и барьер, и эскалатор, если бы не дьяконы в белах рясах. Сначала для уменьшения энтузиазма охранники применили оглушающие ракетницы.
Рвавшиеся вперед паломники падали без сознания под ноги напиравшим сзади.
Стремительно росла баррикада безвольных тел.
По живому валу взбирались новые безумцы и тут же падали.
Видя это, настоятель закрыл ларец и поспешил удалиться. Паломники не унимались.
Дьяконы спрятали ракетницы. Настала очередь автоматического оружия. Затрещали беспорядочные длинные очереди и прицельные короткие. Гигантское красное солнце, закрывавшее полнеба, покраснело еще больше, как будто впитало в себя пролитую кровь. Пыль, поднятая тысячами ног, сумрачным туманом висела в воздухе.
Награжденные синяками и царапинами, трое мужчин покинули площадь. Несмотря на разгул смерти возле храма, глаза паломников горели огнем. Многие рыдали от радости. В толпе распевали: «О, Истинное Лицо!»
В эту ночь Джаку вновь приснился Аскандар-Сити…
Один за другим взрывались ошейники монстров, головы скатывались с плеч. Рыдающих Дев связали цепью друг с другом.
Некоторых десантники приковали к балкам разрушенных зданий.
В спешке веревки ослабли и едва не падали на землю. Только бы невольницы догадались убежать, воспользовались бы шансом.
Пусть хотя бы одна не станет жертвой мародеров.
Подмога уже близка. Всего пару дней назад на Аскандаре останавливался для дозаправки корабль Космических Десантников из ордена «Гвардейцы-Вороны». Он еще не достиг прыжковой зоны. Астропат передал сигнал о нападении на столицу предателей Хаоса, прежде чем дворец был разрушен. Вороны вернутся. Нужно продержаться всего один день…
Вороны в черных доспехах сразятся с отступниками. Пусть тогда захватчики пеняют на себя. Планета будет очищена.
Или Хаос намеренно дразнит Воронов?!
Только бы убежали Девы!
Однако грохот взрывающихся ошейников привлек внимание десантников Хаоса.
— Именем Императора приказываю стрелять! — крикнул Джак евнуху, выскочил из-за кучи мрамора и разрядил болтер в гротескную пародию на доблестного рыцаря.
Мужская и женская руны Слаанеша в еретическом единении украшали наколенники воина Хаоса, обтекаемый нагрудник сверкал пурпурно-золотой инкрустацией, словно насмешка над орденом, к которому десантник принадлежал до того, как его соблазнил Хаос.
Заряд ударил в левую часть нагрудника и проник внутрь.
Взрыв. Рука десантника дернулась. Похоже, укрепленное легкое захватчика подвело. Отступник закрутился на месте, будто танцуя вальс сам с собой.
Джак и евнух выстрелили снова и нырнули за мраморную кучу за мгновение до того, как ударил разряд десантника. Воздух раскалился от луча плазменного пистолета. Рухнувшая в бассейн балка обуглилась. Вода испарилась.
Евнух привстал и снова выстрелил. Несколько острых стрел впились ему в плечо. Он попятился и упал на мраморные осколки.
Луч плавильника вонзился в голову раненого. В мгновение ока испарились глаза и щеки.
Словно невидимая кислота разъедала череп, жидкость мозга закипела. Серый дым повалил из ушных раковин и обугленного носа.
Перекрытия, пропитанные смолой, загорелись. Пламя перекинулось на крышу, на одежду упавших в бассейн. Некоторые были еще живы.
Над местом трагедии разнесся бессердечный хохот. Джак повернулся к последнему евнуху:
— Мы должны выбраться!
Служитель гарема ошалело взглянул на него.
— Тебе нельзя находиться в купальне Дев, — пробормотал евнух. Разум покинул его.
Когда-то это правило неукоснительно соблюдалось. В гарем не допускали мужчин, только князь Эгремонт входил к своим наложницам.
Единственное исключение сделали для имперского Инквизитора, прибывшего провести расследование, проверить слухи о существовании культа извращенцев Слаанеша среди евнухов. Князь Эгремонт слыл идеалистом и эксцентриком, но опытным администратором. Аскандар процветал.
Глупцы… Боже, какие глупцы! Проповедовать культ извращенной похоти! Последствия оказались плачевными. Мучительными. Бешеные десантники Хаоса пришли снять урожай идолопоклонства. Они опустошили Аскандар и садистски изнасиловали Дев гарема.
Евнух рассеянно посмотрел на старенький болтер, который держал в руках. Он помахал им. Приставил к виску.
— Помощь придет завтра, — прошептал Джак.
Какая ирония! Вороны так близко!
Выйти из-за кучи — неминуемо погибнуть.
Но и оставаться на месте равносильно самоубийству. Джак медленно пополз среди обломков и разгорающихся очагов огня.
Сзади донеслось «тра-та-та». Евнух застрелился. Возможно, он избежал долгой и мучительной смерти.
Джак снова проснулся в холодном поту.
ГЛАВА 5. ВОР
Интерьеры трехэтажного особняка, арендованного Джаком, имели сходство с траурным убранством звездолета Драко: выстланный мраморными плитами пол, мебель из черного дерева. Яркие лампы с плафонами, отражающими свет, ассоциировались с горящими перед иконами электросвечами на борту «Торментума Малорум».
Джак велел, чтобы портьеры на окнах постоянно оставались задернутыми. Вид на редкий кустарник, на дорожки из серого гравия, на красное солнце, на стену-забор и соседские крыши вызывал в нем тоску.
Из комнаты в комнату скакала маленькая обезьянка, похожая на лохматого чертенка с бегающими глазками. Гримм купил эту миниатюрную пародию на человека у уличного торговца в пику Аркебузу, заявившему:
— Обезьяне так же далеко до человека, как инженеру до десантника.
— Надоело мне служить козлом отпущения, — нашелся скват.
Джак не возражал против покупки.
Маленькая бестия натянула поводок в руке Драко. Она постоянно рвалась вперед, как будто за углом или в соседней комнате ожидала обнаружить сородича-партнера. Иногда, заметив свое отражение в зеркале, обезьяна истошно визжала. Ей нравилось перебирать рыжие волосы Гримма в поисках блох и вшей. Сам скват даже не потрудился придумать животному кличку.
Спустя неделю после памятного дня церемонии, обезьяна разбудила Гримма в ранний предрассветный час. Она прыгала по постели и нервно вопила.
Гримму снился сон о вооруженной стычке в пещерах Антро. Он и его собратья-расселенцы воевали с ордой орков. Хрипящие, чумазые инопланетяне с зеленой кожей бежали в атаку с нелепыми мушкетами наперевес. Из стволов вылетали дробины, искры и клубы дыма. Вооруженные современными болтерами, скваты убивали орков одного за другим.
ТРА-ТА-ТА, БУМ…
ТРА-ТА-ТА, БУМ…
Беспорядочный шум битвы приобретал размеренность.
Гримму хотелось, чтобы захватывающий сон продлился. Он собирался скинуть с постели навязчивое животное, но внезапно заметил неясную тень в углу. Леке?
Двумя пальцами д'Аркебуз сдавил обезьянке горло, чтобы она замолчала и, наклонившись к самому уху сквата, прошептал:
— Продолжай храпеть.
Храпеть? Так вот откуда выплыл из памяти столь приятный грохот выстрелов!
— ТРА, — прохрипел Гримм, как осипший попугай. — ТА-ТА, — медленный выдох, — БУМ, — новый утробный звук.
Продолжая имитировать собственный храп, коротышка ждал, что же еще скажет придушивший обезьяну Леке.
— К нам в дом кто-то забрался. Кажется, злоумышленник в подвале…
Усовершенствованными ушами десантника, заменившими обычные барабанные перепонки, наковальню и стремечко, Леке уловил, что по особняку кто-то ходит. Ухо Лаймена не закладывало даже при ужасающих взрывах, и в то же время оно улавливало самые тихие звуки, отфильтровывало помехи.
Леке спал. Однако десантник спит только одним глазом, вернее одним полушарием мозга.
Второе всегда начеку. В отличие от Гримма обезьянка тоже почувствовала незнакомца.
— БУМ, — всхрапнул скват. В одних трусах он выскользнул из кровати, нащупал лазерный пистолет, лежащий на столе рядом с пустой банкой из-под пива и выдохнул завершающее «ТРА-ТА-ТА», как человек, который заворочался, но не проснулся.
Обнаженный Леке в одной руке держал болтер, в другой — полумертвую обезьянку. Отпустить животное нельзя — тут же поднимется шум. Сломать ей шею, что ли? Но ведь она пыталась оказать хозяевам добрую услугу… Так ничего и не решив, гигант поманил Гримма за собой.
В глубине каменного мешка с низкими сводами горела одинокая лампочка. Дверь в подвал была распахнута. А ведь запоры здесь самые крепкие в доме. В подвале хранилась «Книга Рана Дандра», спрятанная в сундуке, встроенном в стену. Впереди мелькал луч фонарика.
Тихо-тихо щелкнул замок. Скрипнула поднимающаяся крышка сундука.
Гримм первым ворвался в подвал. Пригнув голову, он выстрелил в потолок, чтобы испугать вора. Луч расплавил камень, словно яркий цветок, расцвел над головой. На мгновение высветился стол из черного дерева, который Джак перенес в подвал, чтобы изучать загадочный манускрипт. Тайный Инквизитор не понимал ни слова в элдарском языке, но ему нравилось вглядываться в буквы и символы, перелистывать страницы.
Осветила вспышка и черную фигуру, склонившуюся над открытым сундуком. Одежда незнакомца из светопоглощающей черной ткани создавала иллюзию, что какая-то часть реальности просто исчезла, превратилась в пустоту.
Но эта «пустота» обладала способностью двигаться — она выпрямилась и метнулась в сторону. Лицо вора скрывал капюшон, виднелись только глаза. Желтые, кошачьи глаза.
Может быть, это элдар, шпионящий за ними в надежде вернуть Книгу Судьбы? Или наемный убийца?
Вспышка погасла. Луч фонарика также пропал. Темнота сгустилась. Гримм почувствовал слабое дуновение: кто-то пробежал мимо него.
Но вход оказался чем-то перекрыт, не менее крепким, чем дубовая дверь. Леке выпустил из рук обезьянку и крепко вцепился в плечо вора. Как ни сопротивлялась жертва, как ни билась локтями и коленями, все оказалось напрасно. Никому еще не удавалось вырваться из объятий десантника. А уж вору-домушнику тем более.
— Я его поймал! Зажги свет, коротышка.
Однако поймал д'Аркебуз не его, а ее. Вымазанное черной краской лицо принадлежало женщине, очень похожей на Мелинду, когда та наносила камуфляжную раскраску. Впрочем, в носу нет тампонов-фильтров… Что ж, во всяком случае, это не элдар. Костюм воровки также напоминал трико воина-невидимки. Не хватало только красного пояса, где Мелинда прятала яд и гарроту…
Гримм узнал преступницу.
— Это ты?! — удивился скват. — Ты стоишь в толпе у Оксиденса. Ты смотришь на наш изумруд!
Несомненно, это была она. Высокая стройная девушка сменила серое платье на черный облегающий костюм, очень удобный для вора, которому необходимо незаметно пробраться в дом и похитить ценности.
Для сохранности Джак заворачивал книгу в старую рубашку. Воровка успела развернуть ткань. Глазам предстал узор из драгоценных камней. Оклад закрывался на специальную защелку. Ее-то она и пыталась открыть, когда ее вспугнули.
Девушка не шевелилась, но Леке сохранял бдительность.
— Довольно необычный взломщик, — проворчал Гримм. — Отключила сигнализацию, нашла путь в подвал, открыла сложнейший замок… Я сначала подумал, что к нам проник элдар.
Глаза девушки расширились. Леке грозно взглянул на Гримма, осуждая за неосторожность.
— И что же инопланетяне забыли в вашей конуре, — поинтересовалась воровка. Говорила она на чистом имперском готическом.
— А вы, леди, не местная, не с Сабурлоба. Кто тебя подослал? — Леке резко встряхнул пленницу.
Девушка стиснула зубы и не ответила на вопрос.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — прорычал Леке. — Решаешь, сколько тебе осталось жить. Прикинь: если тебя никто не посылал, то никто не станет узнавать, что с тобой стало.
Девушка бросила затравленный взгляд на книгу в драгоценном окладе.
В этот момент обезьянка вспрыгнула на сундук. Она вцепилась в книгу, пытаясь вытащить один из камней. Увы, бриллианты были прочно закреплены, работа для закаленного булата, а. не для хрупких коготков.
— Не смотри туда! — отвернувшись, Леке рукой закрыл глаза девушке.
Защелка с треском раскрылась. Книга выпала из лап обезьянки, животное взвизгнуло.
Осколки черепа, мозг и клочья шерсти разлетелись в стороны. Леке опустил руку.
Гримм вытер лицо.
— Как знал — не хотел давать этой твари кличку. Зато проверено: глаз Азула действует. Есть определенный смысл в том, чтобы вор испытал его силу на себе, не так ли, верзила?
— Но ведь мертвую мы не сможем ее допросить, — ответил Леке.
Он толкнул девушку в глубь подвала, как бы давая понять, что таинственная сила, убившая обезьяну, и для нее послужит хорошим средством убеждения.
Воровка нерешительно произнесла:
— Если бы защелку открыла я, то взорвалась бы моя голова?
— Не обязательно, — убийственно пояснил Гримм. — Ты могла умереть от удушья. Или бы проглотила свой язык. Или твои глаза лопнули бы и вытекли из глазниц.
— Токсин? — спросила девушка. — Ядубийца?
— Не-ет, дорогуша, — фыркнул Гримм. — Ворп-глаз мертвого навигатора. Он лежит на дне сундука, и мне теперь придется искать его с завязанными глазами.
— Да кто вы такие?
— А кто ты такая, если разбираешься в токсинах?
— Я ворую, — ответила незнакомка. — Прилетела на Сабурлоб ради легкой добычи. В святой год здесь собирается столько богачей! Наблюдая за толпой у храма, я выясняла, кто чего стоит. Следила и за вами. Нашла особняк, проскользнула мимо патрулей. Вот и все.
Гримм слизал с усов крошки обезьяньего мозга и сплюнул на пол.
— Что здесь происходит?
В дверях появился Джак в бежевой пижаме, держа пистолет наготове. Увидев девушку в черном трико, он пошатнулся и застонал. С губ его сорвалось:
— Моя гейша!
— Это не она, босс, — возразил Гримм. — Обычная воровка. Хотела нас ограбить. Моя бедная обезьянка попала в ловушку вместо нее, приняла удар на себя. Глаз Азула превосходно действует. Похоже, мы имеем дело с королевой воров. И она знакома с приемами ниндзя.
Джак скользнул взглядом по обезглавленному животному, по луже крови.
— Нужно найти ювелира, который вставит ворп-глаз в монокль. Я буду носить его при себе в футляре, — произнес он.
Пленница взирала на босса со страхом, который, правда, изо всех сил пыталась скрыть.
Что же это за люди?
Джак требовательно вопросил:
— Где ты взяла одежду ниндзя? Почему носишь ее?
— Это лучшая маскировка ночью, — ответила девушка. — Одеваю, чтобы воровать, зачем еще?
— Ты и вправду похожа на Мелинду, — пробормотал Драко. — Но не совсем… Карикатура! — Он прицелился в девушку из лазерного пистолета, но выстрелить не мог — сзади стоял Леке. — Ты хотела украсть книгу из-за камней. Теперь ты знаешь, что она здесь.
Воровка съежилась в руках десантника.
— Я не знаю, про какую книгу ты говоришь! — закричала она. — Да, я кое-что знаю о ниндзя.
Пленница заговорила, стремясь хоть ненадолго продлить себе жизнь.
Девушку звали Ракел-бинт-Казинцкис.
«Бинт» означало дочь Казинцкиса. На планете, где она родилась, находилась тайная база ниндзя. Фигуры в черных одеждах собирали травы и сырье для снадобий, которые позволяли посвященным усилием воли менять внешность.
Курсанты и новобранцы практиковались в искусстве слежки, слияния с окружающей средой и изменения формы. Местные жители их не любили и боялись.
Препарат для изменения внешности получали из лишайника. Шаманы варили его и пили отвар. Изменив внешность и взяв в проводники духи предков, они оправлялись в путешествия.
Гримм одобрительно хмыкнул. Ему понравилось такое почитание предков.
Духи были мудрыми и гармоничными, но Ракел начала сомневаться в их могуществе, когда черный ниндзя убил ее брата и присвоил себе его внешность.
Джак с недоверием отнесся к утверждению, что шаманы общались с благочестивыми силами. Скорее с демоническими! Иначе, почему ниндзя из клана Каллидус, того самого, к которому принадлежала Мелинда, использовали планету для производства полиморфина и в качестве тренировочного полигона?
Местные жители вдыхали споры лишайника. Слабый наркотик попадал в их кровь и в кровь животных. Все умели с большим или меньшим успехом на короткое время изменять свой облик. Но такого мастерства в мимикрии, какого достигали ниндзя, не добивался никто.
Способности членов клана ужасали. Они обрабатывали лишайник в лабораториях, вытяжку несколько раз фильтровали и получали чистый концентрированный продукт невероятной силы.
Женщины-ниндзя умели превращаться в мужчин, а мужчины — в женщин. Требовались годы упорных тренировок, сосредоточенности и концентрации, умение переносить мучительные трансформации.
Порой тайные лазутчики ловили местных жителей для смертельно опасных опытов. Обычная практика. Хирурги благоверных десантников проводили эксперименты над пленными и кадетами-неудачниками. Бесконечные исследовательские программы проводились для совершенствования имплантированных органов, делающих собратьев Лекса суперменами.
Ученые-ниндзя изучали стабильность метаморфоз. Похитив местного жителя, они вводили ему чистый наркотик и заставляли изменить телесную форму. Иногда несчастных отпускали, но тщательно следили за их напрасными попытками вернуть прежний облик. Люди, не прошедшие специальную подготовку в школе ниндзя, не умеющие контролировать свое сознание, получив дозу чистого полиморфина, рано или поздно умирали. В агонии их тела искажались, органы и ткани деформировались, пока не превращались в желеобразную массу.
Больше Ракел ничего не знала о ниндзя.
Однажды на ее планету прибыл пиратский корабль. Он приземлился как раз возле передвижного домика Ракел. Девушка стала встречаться с капитаном, и тот, наслушавшись рассказов о черных убийцах, поспешил убраться восвояси. В качестве признательности он взял с собой Ракел.
Во время скитаний по звездным системам юная леди изучила множество полезных трюков и приемов. Она стала опытным вором и покинула капитана. В Шандабаре она жила уже несколько месяцев и успела познакомиться с местным преступным миром. Нет ничего легче, чем обчистить ротозея-паломника. Но увидеть столько сокровищ сразу Ракел не ожидала.
Как она нашла в особняке тайник с книгой?
Воровское чутье. Люди наивно полагают, что подвал — самое надежное место. Она просто вскрыла единственную бронированную дверь с хитроумным замком.
— Тебе повезло, что ты не успела открыть книгу и посмотреть картинки. Иначе бы мы саму тебя разрисовали.
Гримм лгал. Ни одной картинки в «Книге Рана Дандра» не было. Если Ракел ничего не успела узнать о содержании манускрипта, то ее пощадят.
Джак кивнул, по-прежнему держа пленницу на прицеле.
— Попробуем с ее помощью наладить контакт с уголовниками? — открыто спросил скват. — У нее есть связи.
— Вы маги? — пролепетала девушка, слабо пошевелившись в железных объятиях Лекса.
— Ничего подобного! — рявкнул тот.
Свободной рукой Драко вытащил из внутреннего кармана красный лоскут. Пояс Мелинды. Что подумает Ракел, если ей свяжут руки?
Или заткнут рот? Нет, она узнала, что это такое.
— Пояс ниндзя, — прошептала девушка.
— Да, — подтвердил Джак. — Внутри зашита ампула с полиморфином.
— Поли… что?
— Так называется наркотик вашей планеты в науке клана Каллидус.
Ракел забилась в руках могучего Лекса, безнадежно пытаясь вырваться.
— Я сказала вам всю правду! Клянусь! У меня нет сообщников, только деловые связи. Я отношу украденное скупщикам. Лучше пристрелите меня, — взмолилась воровка, — но не вводите чудовищное снадобье.
Джак кивнул соратникам.
— Нам нужно поговорить. Мы запрем ее в кладовке. Гримм, принеси веревку.
Через пару минут скват вернулся с гибким проводом в черной изоляционной оболочке.
— Обыщи ее сначала. У нее могут быть при себе кусачки. Впрочем, это бесполезно, ты ничего не найдешь. Сними с нее всю одежду, а потом свяжи руки и ноги.
Вряд ли Ракел понимала, что происходит.
Очевидно, она вообразила, что ее хотят изнасиловать по очереди голый гигант, волосатый карлик и усталый мужчина, потом ей введут наркотик и оставят умирать мучительной смертью.
Пока Гримм стягивал с девушки одежду, Леке поворачивал ее то в одну, то в другую сторону. Джак тщательно изучал анатомию пленницы, рассмотрел грудь, изгиб бедер, ягодицы.
— Смой с нее краску, — приказал он сквату. Маскировочный грим резко контрастировал с нежной кремовой кожей тела.
В углу подвала нашлись кувшин и ветошь, забытые Гриммом после мытья полов. Вода оказалась ржавой и затхлой, но какое это имело значение.
Наконец, Ракел приобрела настоящий вид.
Джак повел своих помощников к выходу.
— Я сожалею, что приходится проявлять грубость и жестокость, — сказал он, — но мы не можем оставить ее в живых. Нельзя поддаваться жалости.
— Ты хочешь ввести ей полиморфин! — догадался Гримм. — Хочешь сделать копию Мелинды? Зачем?
Драко вытащил из кармана карту «Ниндзя», точный портрет возлюбленной.
— Карта послужит опорой психической концентрации, малыш.
— Я думал, ты сжег их все до единой. Значит, ее ты все-таки пощадил…
— Мы не станем торопиться с убийством. Воровской опыт Ракел может нам пригодиться. Чтобы прочесть книгу, мне нужна дискета с программой обучения элдарскому языку. Если где-нибудь на этой планете такая программа существует, то я клянусь, хранится она в Суде.
В обязанность судей входило охранять от ереси человеческую расу, но время от времени элдары вмешивались в дела людей. В хранилищах Суда наверняка имелись средства, чтобы прочитать перехваченные сообщения арлекинов и шпионов. Но, чтобы пробраться в неприступную цитадель, обмануть арбитраторов, требовался профессиональный взломщик.
— Эта леди не раз предавала, — напомнил Гримм.
— Именно поэтому она привяжется к нам. Она не посмеет предать меня. Мы заставим ее принять облик Мелинды, — в голосе Драко зазвучали боль и страдание. — Она должна поверить, что только при постоянном психическом укреплении аурой карты она избежит участи разложиться на молекулы.
Гримм тихо спросил:
— Ты так решил?
Джак понизил голос:
— Бесповоротно.
— Понятно…
— Кстати, — добавил Тайный Инквизитор, — судьи сами часто используют преступников как источник информации. Однако и они, и арбитраторы чисты перед законом. Мне нужно помолиться. Потом мы начнем.
Джак скрылся в своей спальне.
— Что скажешь, верзила? — прошептал Гримм. — Не отразится ли то, что мы заимели двойника Мелинды, на психическом состоянии босса?
Леке задумался.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Это может вывести его из депрессии. Внешнее сходство — не главное, по уму Ракел никогда не сравнится с гейшей-ниндзя.
— Надеюсь, он быстро разберется.
В мрачной комнате, похожей на келью, Джак опустился на колени и закрыл глаза.
Он никогда не забудет Мелинду, не опорочит честь и преданность, смелость и удаль. А желание? Оно доводит до безумия, если сопровождается разочарованием!
Разумеется, ему не избежать одержимости, если он стремится к чистоте и просвещенности. Но способен ли он будет вынести присутствие перевоплощенной Ракел? Или его ждет разочарование? Все же она — не Мелинда.
Желание. Сестра похоти, служанка Слаанеша. Инквизитор обязан избегать искушений, ему опасно возжелать чего бы то ни было. Желал ли Джак Мелинду? Ее красота ослепляла.
Но не в темноте. Татуировки гейши не светились, как у тех, кто воспользовался фосфорным импульсом. В темноте узоры на ее теле становились загадочными письменами, подвластными лишь чутким пальцам.
Что шептала татуировка Мелинды? Желание Джака не воплотилось в словах. Желание и безумие — не одно ли это и то же? Желанием не руководит логика, оно действует в пространстве, лишенном объяснений и порядка. Оно рождает самые опасные заблуждения, разрушающие привычные границы долга и разума. Потерять ориентиры — значит, отдаться во власть Хаосу. Или открыть новый порядок?
Красота! Разве в ней дело!
Любил ли Джак Мелинду? Вряд ли! В упрямом желании, усиленном смертью девушки, скрывалась глубокая тайна, парадокс и… путь к просвещению.
Надеяться, что, став Иллюмитатом, он найдет легендарный Перекресток Паутины, где время течет вспять, что он вернет Мелинду — болезненные фантазии. Великие Арлекины тщетно ищут это место тысячи лет.
Но как смириться с тем, что воинственный дух гейши растворился в океане умерших душ?
Невозможно! Став Иллюмитатом, он возьмет с собой в Паутину Ракел. Да, введет ей полиморфин, создаст абсолютного двойника Мелинды и возьмет в лабиринт ворп-пространства. Кто знает, может душа гейши, увидев «собственное» тело, и захочет войти в него? И таким образом его Дама Смерти вернется?
Разум и тело сплавятся воедино. Сознание Ракел-бинт-Казинцкис уйдет, как уходят изгнанные демоны. Мелинда оживет.
Любопытно, что внешность человека отражает его внутреннюю сущность. Древний поэт, объясняя этот феномен, написал: «Душа — это скульптор, она творит тело». Если появится тело Мелинды, ее душа обязательно объявится.
Грешен ли Джак? Бичевать ли ему себя за преследование личной выгоды и уступку страсти?
Только не сейчас, когда нужно все силы отдать служению Истине!
В доме зажгли все лампы. Леке развязал Ракел руки. Сжавшись в комок, девушка с широко раскрытыми от страха глазами слушала Джака. Тайный Инквизитор объяснял пленнице, что ожидает ее. Если трансформация пройдет успешно, она останется жить.
— Все получится! — поклялся Джак. Он передал карту «Ниндзя» Гримму, который должен был держать портрет перед глазами Ракел в течение всего процесса метаморфозы. — Тебе необходимо сосредоточиться на этом образе и сохранять концентрацию. Я расскажу тебе о татуировке, узор отпечатался в моей памяти. В самом сердце…
Мелинду украшало множество черных символов, маскировавших шрамы. Ядовитая змея обвивала ее правую ногу. Волосатый паук притаился на левой груди. Жуки оседлали обе ягодицы. Ракел должна была в точности воспроизвести рисунки. Но это только внешняя сторона, а внутренняя? Джак дважды проникал в сознание Мелинды — с ее согласия — для очищения и освящения.
Ниндзя специально учились подавлять боль, не замечать ее. Ракел этого не умела. Если концентрация ослабнет, девушка умрет.
— Будь стойкой, женщина, — посоветовал Леке. — Боль — наш учитель и спасительница. Dolor est lux[67].
Ракел сквозь зубы процедила: — К твоему сведению, женщины умеют рожать.
— Ты уже рожала? — поинтересовался гигант.
Девушка кивнула.
— Ну что ж, — провозгласил Гримм, — скоро ты дашь новую жизнь себе самой. Новой Ракел.
Не раз крики Ракел оглашали глухой подвал, пока тело ее меняло форму.
— Сосредоточься! Хвост змеи изгибается влево!
Девушка плакала и стонала, как зверь, попавший в капкан.
— Голос чуть более низкий…
— Правая грудь меньше…
Золотистые глаза, больше, еще немного больше…
— Овал лица мягче…
— Мышца на икре тверже…
— Ноги длиннее…
Указания сыпались одно за другим. В ответ раздавались лишь рыдания. Чудом Ракел удавалось удерживать взгляд на карте Таро. Тело девушки извивалось в конвульсиях на холодном каменном полу.
И вот точная копия Мелинды несмело поднялась на ноги, поддерживаемая Лексом. В глазах Драко мелькнул благоговейный ужас и нечто вроде обожания, идолопоклонства. Перед ним стояла ожившая статуя гейши-ниндзя.
Джак забрал у Гримма карту. Она сильно нагрелась.
— Ракел, — жестко провозгласил Тайный Инквиитор. Он не стал обманывать себя и называть девушку Мелиндой. — Ракел, эта карта — единственная вещь, которую ты не можешь украсть. Без моей психической поддеРжки тебе не удастся ею воспользоваться.
Джак спрятал карту во внутренний карман.
Но что-то ему помешало. В руке его оказалась шкатулка из кожи мутанта. На пол упала другая карта. Демон Перемен покосился на изменившую облик Ракел.
Леке задрожал, тяжело втягивая воздух. Девушка пошатнулась, но сумела устоять, прислонившись к стене. Инстинктивно гигант шагнул вперед, стремясь босой ногой наступить на ненавистный образ.
— Дорн, свет моей жизни! — взмолился десантник.
— Не смей! — Джак преградил Лексу путь. — Ты только навредишь себе.
Гримм бросился вперед. Осторожно, словно это раскаленный уголь, он поднял карту и передал Драко. Тот бережно положил ее в шкатулку и спрятал.
— Вы колдуны, так ведь? И эта книга с бриллиантами! — прошептала Ракел, стуча зубами. — Я так голодна, что готова съесть саму себя.
— Накормите ее! — приказал Джак. — Принесите все, что есть на кухне. Гримм, подогрей баранину, язык и почки. И дай ей одеяло, она вся дрожит.
Леке пожал плечами.
— А где ее черный костюм?
— Я забрал его, хочу осмотреть, — ответил Драко.
— Ладно, я принесу свое одеяло, — д'Аркебузу хотелось остаться одному.
— Гримм справится. Останься со мной, Леке.
Джак отвел глаза в сторону, когда скват уводил Ракел. Леке с интересом наблюдал за хозяином, во взгляде его светилось не только любопытство.
— Она навсегда останется такой? — с сомнением в голосе спросил он.
— Да, я уверен. Карта стабилизировала ее облик. А вот то, как ты отреагировал на «Демона» и сейчас, и прежде на «Коммивояжере Беги», побуждает задать тебе, капитан д'Аркебуз, инквизиторский вопрос.
Джак усилием воли высветил на ладони фигуру демона.
— Сейчас я представляю Тайную Инквизицию, в чью основную задачу входит анализ демонической активности, — торжественно произнес он. — Будучи десантником, приходилось ли тебе, Леке, сталкиваться с силой, — Джак понизил голос, — известной, как Тзинч? Контактировал ли ты когда-нибудь с ним? Знаешь ли о нем что-нибудь? Если это так, признайся мне, Леке. Признайся. Приказываю тебе именем Императора. In nomine Imperatoris!
Могучий десантник побелел как снег и упал на колени.
— Да, — шепотом ответил он.
Запинаясь, Леке начал рассказ…
— Это случилось десятки лет назад, задолго до того, как Лександро д'Аркебуз стал офицером. На одной из планет, поддерживающей мятежного лорда Фульгора Саграмосо, восставшие поймали молодого десантника и его друзей в одной из шахт. Их приковали цепями к алтарю и готовились принести в жертву Богу Изменчивости.
Леке стал свидетелем одержимости демоном. На его глазах подлый лорд Саграмосо подверг себя изменению тела. Верного десантника тошнило, кружилась голова.
К счастью, Библиарии Имперских Кулаков в блестящих доспехах пришли на помощь товарищам. На головы мятежников обрушился спасительный шквал снарядов и зарядов болтера.
Проявившие мужество и выдержку, д'Аркебуз и двое его друзей подверглись праведному суду, а не наказанию промывкой мозгов. Леке, Ереми и Бифф поклялись никому из братьев по оружию не рассказывать о могуществе Тзинча.
Но Леке не давал клятвы молчать перед Инквизитором. Воспоминания прошлого преследовали его до сих пор.
— Ты достойно выдержал контакт с Хаосом, — уважительно проговорил Драко. — Ты понял, как неискренен наш космос, как хитры и даже лживы бывают порой борцы за правду. А сам Джак?
Явилось ли признание Лекса указанием Драко на то, что путь к просвещению лежит через демона Тзинча, а не Слаанеша? Через изменчивость, а не через похоть?
Возможно ли совместить обе эти силы?
Стать одержимым двумя демонами сразу, а значит, ни одним полностью? Конфликт между двумя силами неотвратим. О Боже, война в собственной душе!
Зато демоны ослабят друг друга, что позволит жертве быстрее вырваться на свободу и стать невосприимчивой к Хаосу. Возможно ли такое?
Из бездонного кармана Джак достал жезл, почтительно поцеловал святыню.
— Этим инструментом изгоняются демоны… — он подал жезл для поцелуя Лексу.
— Если бы я был… одержим, — прошептал десантник, — твой жезл спас бы меня?
— Или убил бы. Или то и другое одновременно.
— А из тебя я смогу изгнать демона?
Драко нахмурился.
— Жезл выполняет свою миссию только в руках опытного сайкера. Нетренированный человек станет магнитом для сил зла, — объяснил Инквизитор.
— Что стало с твоими друзьями?
Леке потер левую руку.
— Бифф погиб, сражаясь с тиранидами, — коротко ответил он. — Потом погиб и Ереми. Все когда-нибудь умирают.
Джак торжественно выпрямился.
— Кроме бессмертных Сыновей Императора! Если они существуют. Вообще-то, и им предстоит погибнуть в огненной схватке и породить Ньюмена.
Если они существуют…
ГЛАВА 6. ОГРАБЛЕНИЕ
Гримм и Леке обращались к Джаку, называя его придуманным псевдонимом — Тод Запасник. Однако неизбежно наступил момент, когда скват назвал босса Джаком в присутствии Ракел.
— Джак… — несмело повторила девушка, когда все четверо сели за стол,
— в вашем доме очень вкусная еда.
На обед Гримм приготовил фиолетовую икру и желтую рыбу магир, тушеную в молоке камелопарда.
Голос девушки абсолютно копировал голос Мелинды, но гейша никогда не сказала бы такое. Она безразлично относилась к пище, будь это сырое мясо крысы или изысканное рагу с ово, щами.
Джак сжал вилку так, что костяшки на пальцах побелели.
— Эй! — вспыхнул скват. — Никогда так не называй хозяина! Ты должна обращаться только ко мне, для тебя, я главный. И потом, еда как еда, восхищаться нечем.
— Ладно, все в порядке, — с усилием Драко взял себя в руки. — Ты прошла через опасное испытание, изменила свое тело, поэтому я доверяю тебе. Вопрос только, насколько я тебе доверяю. — Он бросил осуждающий взгляд на Гримма. — Ракел, меня действительно зовут Джак, и я скрываюсь. Я — Тайный Инквизитор. Ты знаешь, кто такие Инквизиторы?
Да, девушка слышала об Инквизиторах. Она повидала немало миров, и на одной планете стала свидетелем широкомасштабной чистки. Ракел побледнела.
В сопровождении Лекса Ракел разрешили посетить прежнее жилище и принести в особняк украденную добычу. Девушке отвели комнату на втором этаже. Джак настоял, чтобы она начала заниматься гимнастикой, и Гримм купил для этой цели тренажеры, турник и маты.
Воровская профессия заставляла Ракел немало внимания уделять физической подготовке.
Сейчас же перед ней стояла задача довести свои навыки до совершенства. Ее тело должно стать достойной оболочкой для души Мелинды. Правда, об этом Драко ничего не сказал девушке, объяснив утомительные тренировки желанием чем-нибудь занять ее и дать выход скопившейся энергии.
Ракел беспокоилась, что чрезмерная активность может плохо отразиться на ее новом теле, однако Гримм убедил ее, что упражнения принесут только пользу. Девушка привыкла к своим новым хозяевам, хотя и не понимала, что за таинственные мотивы руководят их поступками.
«Мажордом» Гримм ни минуты не оставался в покое. Большую часть времени он пропадал на кухне. Леке тоже хлопотал по хозяйству, не забывая исполнять традиционные ритуалы десантников. Тем не менее, д'Аркебуз не довольствовался тренировками и молитвами. Он признался Гримму, пока тот готовил ребрышки камелопарда под острым соусом, что в нем растет потребность заняться резьбой по кости, вырезать прекрасное лицо…
Скват предложил для этой цели ребро камелопарда, пообещав очистить его от остатков мяса. Кощунственное заявление Гримма привело Лекса в ярость. Неужели рыжая козявка не понимает, что десантники наносят рисунки только на костях погибших товарищей? Ну, в крайнем случае, на кости рыцаря другого ордена. Увы, на Сабурлобе не сохранилось могил Ультрамаринов. Погибших переправили для погребения в монастырь-крепость.
Леке впал в уныние.
— Сабурлоб когда-то заполонили «генокрады», — рассказал Драко девушке за ужином. — Тебе известно, кто они?
Да, уголовники, с которыми она общалась, говорили ей.
— Не всех мутантов можно убить, — проделжил Джак. — Суд не проявляет должного усердия. Я не утверждаю, что там процветает ересь, однако Инквизитор никогда не теряет подозрительности и действует тайно. Ты видела, как бушевала чистка, но основная работа Инквизиции была проделана скрытно. До определенного момента о расследовании никто не знал. Книга в подвале содержит секреты «тенокрадов» и сведения об их происхождении. Содержит. Или нет?
«Генокрады — порождение тиранидов», — едва не брякнул Леке, но смолчал.
На корабле-улитке тиранидов погибли Бифф и Ереми.
— Чтобы прочесть книгу, мне нужна одна вещь. Она, по моему мнению, хранится в здании Суда. Я считаю преждевременным открыто обращаться к властям, так что ты, Ракел, появилась у нас кстати. Однако мы должны проверить твои способности. Ведь Леке услышал, как ты проникла в подвал. Благодаря уху Лаймена! У арбитраторов таких ушей нет, но все же!
— Я слышал, — объявил Джак, — что в храме Ориенс в гробнице хранится кость десантника. — Об этом ему сообщила настоящая Мелинда. — Я не знаю, уцелели ли мощи при разрушении храма. Возможно, их переправили в Оксиденс, как это сделали с ногтями императора. Выясни это, Ракел, поспрашивай у своих информаторов. Если бедренная кость десантника до сих пор в одном из храмов, укради ее и принеси Лексу. Он обработает ее инструментами для резьбы.
— Вот-вот, — обрадованно подтвердил д'Аркебуз. — Принеси ее мне!
Он несколько раз сжал кулаки, словно уже держал в руках вожделенную реликвию.
Зачем гиганту тратить время на резьбу по кости, Ракел не объяснили. Она знала его имя, но не его прошлое.
— Также собери сведения о нелегальных культах, — приказал Джак. — Может быть, до сих пор существуют поклонники изменений, революционных перемен. Либо приверженцы похоти, распутных удовольствий тела.
Ракел осмелилась спросить:
— Почему я не должна хвалить еду, даже если она вкусная? Это богохульство?
— Вовсе нет. Простота ограничивает возможности, поэтому мы хорошо едим.
Гримм опустошил очередную кружку пива.
На борту славного корабля «Торментум» Драко не позволял употреблять алкоголь. Зато сейчас довольный Гримм покупал не только пиво и вино, но даже крепкий местный джин. Сам Джак спиртное не употреблял, а для Лекса с его очищающей системой и суперпочками подобные развлечения не имели смысла.
— Алкоголь притупляет чувства, — объяснил Инквизитор. — Возможно, нам понадобится беспорядок. Приняв облик ниндзя, ты, Ракел, не должна выражать свое отношение к еде. Это неуместно.
Драко выложил на стол красный пояс и извлек из тайника три перстня с кабошонами.
— Надень, Ракел.
Профессионально-оценивающим, но немного озадаченным взглядом Ракел посмотрела на украшения.
— Надень на пальцы, — Джак поморщился. — Это совершенное цифровое оружие производства Джокаеро. В одном перстне установлена ядовитая игла, во втором — лазер, в третьем — мини-огнемет. Они стреляют лишь по одному разу. Перезарядить их мы не сможем, нет нужного оборудования. Воспользуйся ими только в крайнем случае, если тебя загонят в угол и другого способа спастись не будет.
Ракел по-новому взглянула на перстни и на троих мужчин, сидящих за столом.
— Мы тебе доверяем, видишь! — усмехнулся Гримм.
— Меня ты не убьешь ни ядом, ни лазером, ни огнем, — прогремел д'Аркебуз. — Даже ослепнув, я успею сломать тебе хребет.
— А потом твое тело распадется на молекулы, — добавил Джак.
Покорно кивнув, Ракел надела кольца.
— Отлично, — бесстрастно сказал Драко.
Гримм обмакнул палец в молоко со специями и облизал его.
— Соус остывает!
Ракел больше не была свободной преступницей, даже самой собой. Но что есть свобода?
Какая радость в независимости, если приходится мотаться из одной звездной системы в другую, за гроши продавать краденое перекупщикам, давать огромные взятки? И что такое «личность» среди триллионов человеческих особей?
По неосторожности Ракел приобрела новое лицо, новое тело. Разве это не триумф? Теперь у нее есть задание, разрешение на воровство, освященное Тайным Инквизитором. Разве это не признание ее способностей, ее личности, ее «эго»?
Ракел оправдала надежды Джака, оказалась хорошим агентом. Она восстановила связи с двумя братьями Шутурбан. — Усатые брюнеты, дряхлый отец которых когда-то был погонщиком камелопардов и промышлял контрабандой, походили друг на друга, как две капли воды. Чор Шутурбан был хитрым, а Мардал — вспыльчивым и неосторожным.
Изменившаяся внешность девушки заинтриговала братьев. Они сначала не поверили, что перед ними Ракел. Ей пришлось напомнить о нескольких совместных делишках, о которых никто, кроме них троих не знал.
Она прошла курс пластической хирургии в госпитале? А почему так быстро выписалась?
Ракел пришлось рассказать Чору и Мардалу о лишайнике, растущем на ее родной планете, о том, как с помощью наркотика ее соплеменники достигают вершин в искусстве изменения внешности. С улыбкой девушка заявила, что прежде маскировалась, а теперь приобрела свой истинный вид. И хотя она настаивала на том, что метаморфозы произошли в результате химических процессов, Чор больше поверил в колдовство.
Мардал Шутурбан знал, где находится бедренная кость десантника. Мощи вытащили изпод руин Ориенса, когда восстанавливали туннели. Саркофаг сильно повредило взрывом. Это случилось, когда отец их был еще молодым. Теперь за реликвией следят дьяконы Оксиденса.
Шутурбан-старший в свое время интересовался судьбой золотого саркофага, но он хранился в недоступном месте — в одной из капелл базилики Оксиденса.
Старый Шутурбан рассказал, что готовил ограбление базилики. Но накануне обидчивый камелопард лягнул его копытом в живот. Боль долго не проходила. И только когда он сходил помолиться в Оксиденс, ему чудесным образом полегчало. Шутурбан поклялся никогда не грабить храмы.
Саркофаг до сих пор находится в Оксиденсе. Из-за соперничества церковников реликвия надолго исчезла из поля зрения общественности, может быть, про нее просто забыли. Сыновья не давали клятвы хранить верность храму и охотно рассказали Ракел о золоте, надеясь, что она обчистит алтарь.
В базилике насчитывалось пятьдесят капелл.
Перед каждой установлен жертвенник. Некоторые высечены из камня, один — из слоновой кости, большая часть — железные. В обмен на половину добычи Чор Шутурбан согласился указать нужную капеллу. Ракел пообещала обдумать предложение.
— По логике, — задумался Джак, — саркофаг хранится в капелле Его Бедра…
Ракел и сама пришла к такому выводу! Оксиденс уже открыли для посещения. Возвращаясь от Шутурбанов, девушка заглянула в храм помолиться Императору, а заодно и оглядеться.
Вдоль базилики монахи выставили мешки с телами погибших во время церемонии Открытия Истинного Лица. Открытыми оставались головы или то, что от них осталось. Однако узнать среди бессчетного количества трупов родственника или знакомого было равносильно чуду. Гнилостный запах смешивался с ароматом благовоний.
Дело осложнилось тем, что в базилике имелись две капеллы, посвященных Левому бедру и Правому.
— Ну что, подкинем пару шекелей? — предложил Гримм, выслушав доклад Ракел.
Джак удивился несообразительности сквата.
— Нам нужна левая капелла, глупец. Левая сторона предназначена для оккультных наук, хитрости и секретов.
Леке согласился. Недаром он вытатуировал имена Биффа и Ереми на левой руке.
— Монахи не могут пренебречь общепринятыми правилами, — заключил Тайный Инквизитор.
— Пробраться в Оксиденс можно через отверстие в куполе, через которое выходит дым благовоний. Одетая в черное трико, Ракел спустится вниз по тонкой веревке. Ночью храм закрыт. Монахи, в отличие от посетителей, редко поднимают голову вверх.
— Потом Ракел найдет капеллу и откроет алтарь отмычкой.
— Золотая гробница очень тяжелая, — предупредил Леке. — Бедро тоже. Кости десантников крупные и укреплены арматурой.
Ракел с любопытством взглянула на гиганта, но ничего не сказала.
— Затем ты развяжешь мешок с трупом, — продолжил инструкции Джак.
— Пусть она спрячет тело в алтаре, — предложил Гримм.
— Нет, — возразил Инквизитор. — Это святотатство. Ракел должна положить саркофаг в мешок — А кто будет ждать на крыше, я? — заныл Гримм. — Кому устраивают проверку?
Девушка вымученно улыбнулась: — В храм можно пробраться другим способом. По коллектору, например. Я уверена, что Чор Шутурбан даст мне план канализации, если я пообещаю ему много золота.
Нет, это не Мелинда. Ниндзя сама нашла бы путь. И все же в логике Ракел не откажешь.
На следующее утро в сопровождении могучего слуги-варвара удрученная прихожанка появится в храме. Рыдая от горя, она опознает голову, торчащую из мешка. Слуга поможет ей унести скорбную ношу.
— Где ты спрячешь тело? — спросил Джак.
— В алтаре, — коротко ответила Ракел.
— Это кощунство.
— Согласен, — поддакнул Леке.
— Вор использует все, что попадается ему под руку, — возразила девушка.
Джак твердо отрезал: — Ты пытаешься манипулировать нами?
Ракел пожала плечами: — Я служу вам, как могу.
Джак задумчиво смотрел на точную копию гейши-ниндзя.
— Я полагаю, — встрял Гримм, — что мне придется тащить вверх обезглавленный труп.
— Это хорошая мысль, — признал Драко.
— Какая разница, — глумливо хмыкнул скват. — Главное, чтобы полуразложившийся труп не развалился на части в воздухе. Иначе священники решат, что свершилось чудо.
— Я возьму сеть с мелкими ячейками, — пообещала Ракел. — В Шандабаре плетут хорошие рыбные сети.
— Труп в сетях, — буркнул Гримм. — Ничего себе, улов.
— Я чувствую вокруг ауру разложения, — мрачно произнес Джак. И очень тихо добавил: — Так и должно быть.
— Теперь о культах, — сменила тему Ракел. — В Шандабаре, в районе Махаббат есть общество вожделения. Устраивают богохульственные оргии. Мардал Шутурбан ходит на их шабаши. А Чор слышал о культе «трансцендентного изменения».
Гримм спросил:
— А эти приверженцы перемен, случаем, не стачивают себе зубы, подражая «генокрадам»?
— Ходят разные слухи. Изменившаяся внешность оправдала мой интерес.
— Очевидно, отголоски легенд времен гибридов, босс.
— Либо все же существуют приверженцы темных сил, по глупости верящие, что изменения благотворно скажутся на них! Судьи засиделись в кабинетах! — Джак разволновался. — Молюсь, чтобы нашелся Инквизитор, который вытолкнет их из кресел!
Следующей ночью, за два часа до рассвета, Джак и Леке крались между разломанных во время недавнего столпотворения палаток и ларьков. В этот час жизнедеятельность живых организмов замедлена, время, когда смерть приходит за больными и стариками.
На огромной безлюдной площади раскинулось сонное царство. Наводнение пилигримов схлынуло. Спавшие вповалку нищие, в отличие от мертвецов, укутались с головой с ветхие плащи и накидки. В районе Махаббат их собратья еще клянчили милостыню у пьяниц, запозднившихся в публичных домах гуляк и удачливых игроков, но на храмовой площади никто не шевелился. Ни звука: ни храпа, ни кашля.
Звезды над куполами храма служили единственными источниками света. Лишенный доспехов и шлема, Леке не мог видеть светила телескопически. В его мозг не поступали увеличенные картинки того или иного участка небосклона. Но крошечные фигурки Ракел и Гримма на крыше храма десантник все же различил.
Или это не они, а обман зрения, игра звездного света и тени?
Может, Ракел уже спустилась в дымную мглу, и мириады огоньков — тлеющих благовонных палочек — стали свидетелями ее вторжения? Леке отвел глаза от купола и стал вслушиваться в ночную тишину. Не раздадутся ли выстрелы?
Руки десантника предвкушали наслаждение притронуться к резцу и кости. Какое умиротворение его ожидает, какая благоговейная чистота! Только бы ничего не сорвалось, только бы кража удалась! Кража? Нет, передача священной кости в достойные руки. Леке окажет почести неизвестному десантнику, погибшему тысячелетия назад! Это не преступление, а подвиг!
— С твоего разрешения, Джак, — прошептал он, — я поднимусь на крышу. Если возникнут проблемы…
— Я буду молиться, чтобы все удалось. Иди.
Огромная тень быстро метнулась к храму.
Гримм напряженно вглядывался вниз, глаза его покраснели и заслезились. Веревка в руке сквата ослабла. Он привязал ее к каменному выступу хитрым узлом, которому научился на Кареше, планете кочевников-скотоводов.
Даже привыкший к полутьме, уроженец планеты Антро почти не различал, что происходит внизу. Ему не стоит привлекать внимание.
Гримм подавил желание откашляться и сплюнуть.
В базилике горели тысячи свечей. Свет вел извечную борьбу с тьмой и, в который раз, проигрывал. Выстроившиеся в стройном боевом порядке свечи оплывали. Слабые огоньки дрожали и гасли. В углах притаились тени, напоминавшие неведомых ночных чудовищ. Ракел в черном одеянии слилась с одной из колонн.
Полустертая надпись на капелле гласила:
FEMUR SINISTR BENEDICT![68]
Ракел осторожно сняла с алтаря стеклянную дароносицу, огоньки свечей заиграли на граненом хрустале. Следом отключила алтарные колокольчики. Дошла очередь до железного канделябра в форме боевого звездолета.
Алтарь не открывался несколько десятилетий, но замки поддались легко. Ракел подняла тяжелую крышку. Чтобы достать золотой саркофаг, ей пришлось забраться в алтарь. Притащив мешок со смердящим трупом, она изучила черты лица погибшей женщины, запомнила необходимый для опознания прикус зубов.
Стащив с изуродованного трупа мешок, молекулярным ножом Ракел рассекла шею и отделила голову. Гримм скинул веревку с крюком.
Но когда она закрепила сеть с обезглавленным телом, раздался встревоженный голос:
— Кто здесь?
Ракел пригнулась и замерла.
Пономарь? Дьякон? Шаги приближались.
— Это ты, Яган Бодрствующий?
Ракел сжала в руке лазерный пистолет. Луч бесшумен, но яркая вспышка привлечет внимание охранников. Если, бы началась гроза…
Пора воспользоваться супероружием ниндзя, например, отравленной иглой. Монах умрет от удушья и разрыва сердца одновременно. Самое главное, он не поднимет шум.
Что ж, Ракел станет настоящей убийцей-ниндзя.
Когда священник вошел под своды капеллы, девушка повернула камень в перстне.
Вместо бесшумной иглы из кольца вылетела струя горючей жидкости, воспламенившейся в воздухе. Охваченный огнем служитель храма закричал. Ракел перепутала кольца…
Священник вопил, пытаясь сорвать с себя загоревшуюся рясу. Он превратился в визжащий факел, который к тому же имел ноги и быстро убегал.
Время, казалось, остановилось. Каждая секунда тянулась вечность. Адреналин вскипел в крови Ракел. Она провалила дело! Нужно бросить саркофаг, унести хотя бы кость. Три секунды, четыре… Крюком Ракел попыталась подцепить золотую крышку. Пока никто не откликнулся на крики умирающего. Пять секунд… Сколько еще осталось? Сколько?
— Ох, славные мои предки, ну почему мне так не везет?
При первых же истерических воплях Гримм скинул в вентиляционное отверстие веревку.
Мгновение спустя он уже скользил вниз. Мозоли на руках уберегли его кожу. Но если Ракел уже поднимается? Они столкнутся! Нет, обошлось!
Он спрыгнул на пол и бросился вдоль колонн. Присев на корточки рядом с Ракел, помог ей взломать золотой саркофаг. Хвала крепким волосатым рукам сквата!
— О предки, как я прозевал его появление?!
Издавая булькающие стоны, священник-факел упал, распространяя вокруг волны психической энергии.
— Слава Богу! — облегченно выдохнул Гримм. Бедро десантника, наконец, выпало из разбитого саркофага.
Полуодетые монахи с автоматами, пистолетами и лазерными ружьями вбежали в храм.
Жар, исходящий от умирающего дьякона, усиливался. Да ведь это горит пол! Занялись сажа, копоть и воск, скопившиеся за сотни лет. Передав девушке кость, Гримм пару раз выстрелил над головами наступающих монахов. Лучи врезались в стены. С тихим «ш-ш-ш» нежные огоньки ручейками потекли в разные стороны.
— Пригнись, Ракел, и беги!
Служители храма остановились, пораженные странным феноменом. Огонь распространялся по каменной базилике. Помещение превратилось в геенну огненную. Пламя на камне расцветало, а не гасло. Это чудо! Умирающий за благое дело дьякон явил чудо! Проявление духа Императора, удивительное богоявление в Святой Год!
Пламя перекинулось на потолок. Растаявший воск закапал вниз. Раскаленные капли попали кому-то в глаз, кому-то на лицо, кому-то обожгли руку. Наступил момент осознания, отрезвления умов.
— Пожар! Incendium!
— Поджог!
Гримм и Ракел выскочили на открытую площадку. Презрев осторожность, дьяконы открыли огонь из ружей и скорострельных гранатометов. Здравомыслие оставило монахов.
Они чувствовали себя жарким в духовке. Немногие сохраняют самообладание в подобных ситуациях.
Времени распутывать сеть не оставалось.
— Взбирайся быстрее, — приказал Гримм.
Ловко перебирая руками, Ракел полезла вверх по веревке. Как скват собирается подняться на крышу с тяжелой костью? Это невозможно.
Гримм накинул на реликвию удавку, прикрепил тонкий шнур к поясу и полез за Ракел.
Неожиданно веревка стремительно потянулась вверх, влекомая неведомой силой.
Исчезновение преступников на какое-то время сбило преследователей с толку. Кое-кто из охранников бросился к часовне. Наконец, они додумались взглянуть вверх. Что-то мелькнуло в клубах дыма и пропало в вентиляционной отдушине.
Жаркий едкий дым вырывался из вентиляционного отверстия. Леке помог выбраться Ракел на крышу. Затем появилась голова Гримма.
Снизу загремели выстрелы. Несколько пуль попали в крышу, остальные унеслись в небо.
Леке благоговейно принял из рук сквата кость десантника. Веревку они оставили, уже не имело смысла заметать следы. Пусть теперь разъяренные монахи укрепляют решетками вентиляционные шахты! Окрыленные удачей грабители спустились с крыши и бросились наутек.
Джак забеспокоился, когда раздались приглушенные выстрелы. Из ворот выбежали вооруженные дьяконы, оцепляя храмовый комплекс. Тайный Инквизитор притаился за разломанной будкой и достал лазерный пистолет. Повторяя вполголоса слова молитвы — все же монахи были верными слугами Императора, — он открыл прицельный огонь. Огненный луч поразил темную фигуру. Дьякон пробежал еще несколько шагов и упал.
Джак выстрелил снова. Рухнула еще одна фигура в черном.
Пули забарабанили по его укрытию, пришлось ретироваться. Джак нырнул в темноту.
Священники продолжали обстреливать пустую будку.
Два часа спустя четверка грабителей встретилась в особняке.
Леке опустился на пол из черных плиток, прижимая кость к груди. От нее веяло древностью. Пальцы гиганта поглаживали бугорки и впадинки, как будто ему в руки попала совершенная скрипка, лишенная струн.
Прежде чем приступить к резьбе, кость нужно отшлифовать и пропитать парафином, иначе чернильный набросок сотрется во время работы. Д'Аркебуз нянчился со своим сокровищем, как дитя. А вдруг это кость Имперского Кулака, жившего тысячелетия назад? Или Кровавого Ангела, или Космического Волка? А впрочем, какая разница?
— Я благодарен тебе, — выразил он признательность псевдо-Мелинде.
— А я тебе, — ответила девушка, — за то, что спас нас.
— Забавно, — хмыкнул Гримм. — Втроем нам удалось стащить старую кость и ни грамма золота. Кроме того, мы подожгли храм. — Он пожал плечами. — Ничего, огонь очищает от грязи!
Безусловно, пожар был потушен. Или монахи применили огнетушители, или пепел и воск погасли сами по себе, но пламя умерло. В противном случае ночное небо сейчас окрашивало бы зарево пожирающего Оксиденс огня.
Найдя пустой саркофаг, церковники, вероятно, решат, что варварский набег совершили сектанты одного из тайных культов. Или придут к выводу, что налет спланировали завистники Оксиденса. Если обвинительный палец они направят на коллег, например, из храма Аустрал, то религиозная война неизбежна… Бесплодная война.
Как оценить работу Ракел? Прошла она испытание, или ограбление завершилось частичным фиаско? Они оказались на грани провала, однако все четверо живы, добыли кость и сохранили инкогнито.
— Завтра, Ракел, — приказал Драко, — ты пойдешь к братьям Шутурбан и отнесешь им рубин. Мы вытащим один камень из оклада книги, он дороже золота. Скажи, что саркофаг оказался из позолоченной бронзы. Выведай все, что им известно о Суде, особенно о том, где хранятся всякого рода документы. Здание строили местные рабочие, так что узнать можно.
Гримм усмехнулся:
— Лучше всего подкараулить и прирезать арбитратора и в его одежде пробраться в Суд. Пора тренироваться в убийствах, леди.
Джак задумчиво рассматривал девушку. Что ж, идея стоящая! Пусть погибнет представитель закона. Как еще верноподданному Инквизитору подхлестнуть расхлябанных Судей? Акт насилия вызовет у них возмущение и ответную реакцию.
Ночью, уже в который раз, Драко вернулся в стертый с лица земли Аксандар-Сити…
Гвардейцы-Вороны в черных доспехах тщательно прочесывали дымящиеся руины. Они держали болтеры наготове, расстреливая все, что двигалось. У многих имелись энергомечи и вибропилы.
Шевелиться мог только враг. Но сопротивление прислужников Хаоса больше походило на самоубийственные выходки камикадзе. Кошмар, как паутина, опутывал разрушенный город.
Выпрыгивающие из развалин твари вызывали тошноту. Еще большее отвращение охватывало при виде демонитов.
Узкая грудь. Толстые, как тумбы, ноги. Зеленые, неестественно выпученные глаза. Белая шерсть. Бритвенно острые когти и острый хвост с ядовитым жалом.
Нападение безобразных уродов ошеломило верных десантников, вызвало у них головокружение и тошноту. Все новые и новые демониты, манифестация порочной похоти Хаоса, материализовались на поле битвы.
Вместе с капитаном Воронов Джак осматривал руины. Глаза Драко налились кровью, он не спал уже больше пятидесяти часов. Город был полностью разрушен, нанесенный ущерб неизмерим. Многими евнухами завладели демоны. Лишившийся собственности человек становится совершенно беззащитным, как бы голым, представляет собой легкую добычу для сил зла.
Капитан осмотрел руны на броне убитого десантника Хаоса.
— «Сына Магнуса»! — горько воскликнул он. Прежде он не встречался лицом к лицу с десантниками-отступниками. — Как эти сволочи могут называть себя так! Наш Император не защитил безвинных! — Он затравленно прошептал: — Демоны процветают… Боже, какие отвратительные существа!
Могучий, натренированный воин был на грани срыва. Почетные значки на черных, как ночь, доспехах свидетельствовали о прошлых героических подвигах. Наплечник капитана обгорел, штандарт превратился в рваный лоскут.
— Мы победим, — снова и снова повторял капитан. — Обязательно победим.
Иначе и его медали, и знаки отличия его соратников станут трофеями врагов, а из тел погибших медики Хаоса извлекут железы и органы — основу для сильнодействующих наркотиков.
Из полуразрушенной беседки выскочил визжащий демонит…
Капеллан Хаоса!
На его доспехах мужские и женские руны, посвященные Слаанешу, перемежались с непристойными значками гермафродитов. Броня неестественно светилась, излучая вредоносную энергию. Вибропила в руках одержимого капеллана жужжала, предвкушая мучительные страдания скорой жертвы. Враг выстрелил из болтера в капитана Воронов. Заряд пронзил украшенную мозаикой стену, со свистом вылетел с другой стороны и взорвался в воздухе.
Рядом с капелланом материализовались еще два демонита. Выстрелы капитана Воронов не достигли цели. Излучение ворп-мира отразили заряды.
Вложив всю свою волю в молитву, Джак направил на врагов черный силовой жезл. Небольшое, но мощное устройство позволяло создать сразу несколько энергетических петель.
— Изыди в искаженное пространство! — призвал Драко.
Из жезла вылетел клубок голубоватых энергетических нитей, развернувшихся в воздухе.
Демонит, опутанный пульсирующей сетью, сжался в комок, где перемешались ноги, хвост, оскаленная пасть. Визжащий шар сморщился, и к ногам Джака подкатилась горошина, которую он раздавил каблуком.
Не пробил защитную броню капеллана и второй выстрел капитана Воронов. Размахивая пилой, исчадие Хаоса ринулось в атаку, желая расчленить противника в ближнем бою.
Джак поднял жезл. Достаточно ли мощным окажется заряд? Он сосредоточил всю свою волю, взывая к Императору.
В воздухе просвистела голубая петля. Оранжевый свет, похожий на ореол вокруг входящего в атмосферу звездолета, окружил капеллана.
Золотое зарево сгущалось. Доспехи отступника лишились колдовских чар.
Капитан Воронов выстрелил.
ТРА-ТА-ТА, БУМ.
ТРА-ТА-ТА, БУМ.
БУМ, БУМ…
Заряды вонзились в цель и взорвались.
Капеллан упал на одно колено. Опустив жезл, Джак выхватил болтер и к двум выстрелам капитана добавил еще один.
В нагрудной пластине отступника зияла огромная дыра. Алая кровь хлестала из поврежденной артерии. Сворачиваясь, она густела до состояния желе, из тела убитого словно вырастали полипы. Пила выпала из руки врага.
— Мы победим! — поклялся капитан десантников.
Джак вскочил, не понимая, где он. Ночь, темная, как доспехи Воронов, навалилась на него.
Ах, да… Шандабар. Сабурлоб.
Далеко и во времени, и в пространстве от Аскандар-Сити. Гвардейцы-Вороны тогда отразили нападение «Сынов Магнуса», выбили силы Хаоса из города и с планеты. Дорогой ценой.
Победа всегда достается тяжело.
Смерть и потери неизбежны в славной борьбе за справедливость. На войне, как на войне. Но те, кто выжил после битвы на Аскандаре, легко могли представить себе вселенский ужас, Армагеддон — это миллионы АскандарСитц, одновременно подожженные Хаосом. Резня, насилие, анархия и мутация. Гибель всех галактик.
Закрыв глаза, Джак задумался о «Детях Магнуса», оловянных солдатиках Слаанеша. Чудовищная фальсификация.
Но вот существуют ли Сыновья Императора. Настоящие, биологические, бессмертные Его Сыновья?
ГЛАВА 7. ОРГИЯ
Рубин должным образом подействовал на братьев Шутурбан. Слухи о происшествии в храме уже разнеслись по городу, но деталей никто не знал. Утром ворота Оксиденса остались заперты, паломники напрасно толпились у входа. Молва утверждала, что злоумышленники, проникшие в дом божий через крышу, застрелили двух священнослужителей.
Очевидно, кто-то из нищих, побиравшихся на площади, не поленился сходить на другой конец города и сообщить новости братьям. Информатор Шутурбанов видел человека в длинном плаще, убегающего от храма, а чуть позже проследил за гигантом и карликом, также поспешно покидавшими площадь…
Воровка Ракел интересуется имперским Судом? Она понимает, как это опасно? План здания достать можно, деньги развязывают языки лучше всякой пытки. Однако Чор Шутурбан заявил, что передаст информацию лично таинственному повелителю Ракел, чье существование отрицать было глупо. Болтливые языки поговаривают, что Ракел в спешке покинула свою прежнюю квартиру в сопровождении огромного раба. Главарям бандитов хотелось встретиться с новой фигурой преступного мира Шандабара.
Встречу назначили на нейтральной территории. Заказчики хотели узнать о нелегальных культах, не так ли? Так вот, через неделю патрон Ракел и она сама приглашаются на забавную церемонию в районе Махаббат.
Чор заверил девушку, что сексуальные контакты во время шабаша не обязательны, но возможны. При наличии желания. Гигант и карлик тоже могут придти.
— Чор Шутурбан надеется внести смятение в наши души, — сказал Джак. — Надеется, что мы совершим оплошность.
А не сам ли Тайный Инквизитор желает расстроить свой разум, отдаться во власть безумию?
— Моя душа неподвластна искушениям, — заявил Леке. Теперь у него есть драгоценная реликвия. Он уже начал подготовку к резьбе, очистил и пропарафинил кость десантника. Во время работы д'Аркебуз молился Рогалу Дорну.
Гримм недовольно надулся:
— Я не желаю совать голову в петлю. Придумали: участвовать в оргии с проходимцами. Впрочем, если там найдутся хорошенькие лилипуточки…
Неделя тянулась томительно долго. Однако братьям Шутурбан требовалось время, чтобы добыть заказанную Ракел информацию. Каждый занимался своими делами.
По приказу Джака девушка похитила из коммерческого колледжа Саудигар гипношлем.
Особых талантов для этого не потребовалось.
Дискету с программой обучения имперготу, предназначенную для торговцев рыбой и фруктами, они выбросили.
Гримм купил в скобяной лавке набор инструментов и несколько зеркал. Леке из подручного материала соорудил прибор, позволяющий смотреть в ворп-глаз Азула Петрова опосредованно, а также выводить изображение на экран.
Для испытаний системы они наняли прокаженного, пообещав пятьдесят шекелей, необходимых тому для покупки чудодейственной мази в госпитале Хаким.
Проказа лишила несчастного всех ощущений, он не испытывал даже боли. Его умирающая плоть не почувствовала ничего.
Прокаженного отвели в подвал, надели ему на голову шлем с экраном в щитке. Испытуемому приказали просто смотреть и описывать то, что он видит.
— Черный шар, — ответил прокаженный. — Лежит в овальной чаше. На шаре вырезана руна…
— Продолжаешь смотреть в глубь шара.
С подопытным ничего не случилось и через десять минут созерцания. Ему завязали глаза и отвели к госпиталю Хаким, где и отпустили с миром и пятьюдесятью шекелями в онемевшей руке.
Из любопытства Гримм задержался у госпиталя. Через полчаса из дверей выбежал голый человек с единственным местом, прикрытым тряпкой. Вопя и стеная, он требовал воды, жаловался, что тело его горит. Видимо, концентрированная мазь подействовала на атрофировавшиеся нервы и разлагающиеся ткани.
Прокаженный катался в пыли, тщетно пытаясь остудить себя в уличной грязи.
Отложив на время бедренную кость, Леке взялся за гравировку глаза Азула. Лазерный скальпель казался игрушечным в ловких и проворных пальцах гиганта. Можно было залюбоваться мастерством резчика, который вычислял градусы и микроны без точных приборов, наносил тонкие штрихи, ориентируясь по экрану.
Д'Аркебуз решил поберечь свою нервную систему.
Для восстановления симметрии нужно было выгравировать руну на хрусталике. Символическое изображение служило проводником к Черной Библиотеке, возвращаться в которую больше незачем.
Но кое-кому хотелось найти дорогу к Перекрестку!
Прежде чем приступить к работе, Леке ради предосторожности скопировал руны на шкуру камелопарда. Если его ожидает неудача, то придется искать еще одного навигатора, который согласится нанести руны на хрусталик, пожертвовать частью спектра ворп-видения за способность безошибочно находить путь в сложных ходах Паутины.
Еще никто во вселенной не изготавливал монокль из ворп-глаза навигатора! Леке удалил несколько слоев сетчатки и нанес на твердый, как обсидиан, хрусталик сложный узор. Не уменьшится ли от этого магическая сила глаза?
Или квинтэссенция убивающей все живое энергии сосредоточена в хрусталике?
— Сомневаюсь, что нам удастся найти нашего добровольца-прокаженного, — задумчиво проговорил Гримм. — Вероятно, спасаясь от горячки, он бросился в воды Бихисти и утонул.
Но проверить прибор нужно на человеке, а не на примитивной обезьяне…
Карлик почесал голову и усмехнулся: — Мы могли бы прогуляться по городу и поискать неприятностей. Тот дурак, который на нас нападет, сам окажется виноват.
Приглашать на прогулку Лекса не имело смысла. Гигант отпугнет хулиганов.
Идея сквата всем понравилась. Как только стемнело, девушка, Джак и Гримм отправились в Беллигунг, район, где обитали низы шандабарского общества. Драко нес свое тайное оружие под одеждой.
Ракел надела голубое облегающее платье.
Она играла роль приманки для маньяка-насильника. Под руку с Джаком, она гордо вышагивала, как содержанка со своим сеньором. Гримм семенил на некотором расстоянии сзади.
Закопченные фабричные трущобы Беллигунга стали приютом для тысяч пролетариев.
Вокруг мастерских лепились бараки, где жили рабочие и их семьи. Здесь изготавливали запасные детали к машинам, деловито раскатывали металлические листы, резали проволоку на гвозди, составляли вонючие растворы для гальванизации. Каждый хозяин ревностно охранял свой клочок земли.
Из цехов доносились грохот, лязг, стук и шум, заглушавшие голоса. Приходилось кричать. Клубы дыма вырывались из открытых дверей. По узким улочкам сновали рабы и продавцы воды и шербета.
Любой прилично одетый человек, появившийся в этом гудящем муравейнике, неизбежно навлекал на себя неприятности.
Огромное красное солнце скрылось за горизонтом. Дышать было нечем. Промышленные выбросы и газовые облака привели к тому, что воздух в Беллигунге разогревался, словно район варился в большой кастрюле. Многие рабочие сняли «дунгрисы», обнажив блестящие от пота торсы.
За гуляющими немедленно увязалась четверка парней. Некоторое время они шли за Джаком и Ракел, наконец, решились обогнать парочку и преградить ей дорогу.
Двое грабителей вытащили из-за пазухи обрезы, двое других продемонстрировали мясницкие ножи. Сталь не выглядела бы столь устрашающе, если бы не красный пластик острых лезвий, по цвету напоминающий кровь. На одном из красных клинков извивалась зеленая змея, на втором был изображен зловещий зеленый глаз.
Глаз. Как символично. Гримм рассмеялся.
Похоже, с моноклем в кармане Тайный Инквизитор несколько поглупел.
— Уходите с дороги, — порекомендовал он хулиганам вежливо и непринужденно. — Остаетесь живыми.
— Ваш путь здесь заканчивается, сэр, — последовал ответ. — Вы отдаете деньги, а женщина идет с нами в Махаббат.
Бандит что-то жевал, сплевывая красную слюну в пыль.
— Остаетесь живыми, если уходите с дороги, — повторил Джак.
Второй бандит поиграл ножом.
— Ты слеп на оба глаза? — поинтересовался он.
Первому парню явно наскучил разговор. Он вскинул ружье и выстрелил Джаку в грудь.
Энергетическое поле ворп-глаза поглотило силу удара, сплюснутая пуля упала к ногам Драко.
Дав бандиту еще раз выстрелить, Джак достал лазерный пистолет. Поверженный противник упал на спину. Второго прикончил подкравшийся сзади Гримм. Парень с ножом бросился бежать и был застрелен. Остался последний — тот, с глазом на клинке.
— Не двигаешься! Иначе простреливаю твои ноги! Стать калекой в расцвете лет?
Парень бросил затравленный взгляд на Ракел. Его подмывало расправиться с разодетой в шелка спутницей богача. Из-за нее он потерял друзей.
— Бросаешь нож! — рявкнул Джак.
Бандит подчинился. Упав на колени, он принялся молить о пощаде.
Гримм пихнул паренька ногой, достал веревку и связал ему руки за спиной. Затем скват закрыл глаза, словно сам ожидал казни.
Джак опустился на корточки перед пленником, пристально разглядывая объект эксперимента. Тайный Инквизитор снял крышку с окуляра. Естественно, пленник тут же уставился на непонятную штуковину.
В животе парня булькнуло. Казалось, его душа вскипела в теле, воздух покинул легкие.
Глаза несчастного выкатились, покрылись красной паутинкой лопнувших сосудов. Лицо превратилось в маску. Худенькая фигурка забилась в конвульсиях.
Джак закрыл линзу и убрал монокль под одежду.
— Можешь открыть глаза, Гримм.
Скват поднял с земли пластиковый клинок и воткнул его по самую рукоятку в спину умирающего.
— Так его смерть выглядит более естественно, — Гримм кивнул на нескольких зевак, столпившихся на углу улицы.
Никто не преградил им дорогу. Джак, Ракел и Гримм покинули Беллигунг. Джак больше не держал девушку под руку, но она преданно шла рядом.
— Маг Тод Запасник, — прошептала Ракел.
— Тебе прекрасно известно, — резко оборвал ее Драко, — что мы видели действие ворпглаза навигатора. Это он убил парня.
— Просто хрусталик… — эхом откликнулась девушка. Она поежилась. — А если бы мне пришлось идти с этими грубиянами в Махаббат, что случилось бы? Они бы меня продали?
— Будь уверена, Мелинда, — заверил Джак, — если ты не сможешь защитить себя сама, я всегда приду тебе на помощь.
И только сейчас он понял, как назвал Ракел.
Лицо его исказила мука. Остаток пути прошел в молчании.
Для поездки в Махаббат Гримм нанял лимузин с шофером. Полицейские в дешевых серых бронежилетах бродили в толпе у домов развлечений, где помимо закусок и алкоголя предлагали также наркотики и девочек. Квартал пестрел разноцветными вывесками.
ПРИХОДИШЬ В МАХАББАТ, НАХОДИШЬ ВОСТОРГ!
ЧИСТЫЕ МАЛЬЧИКИ!
СОК РАДОСТИ — ПЯТЬДЕСЯТ ШЕКЕЛЕЙ ЗА БУТЫЛКУ!
ВЫИГРЫВАЕШЬ МИЛЛИОН!
ХОЧЕШЬ ОСОБЕННОГО? ИДИ К НАМ!
АНГЕЛЬСКИЕ ДЕВОЧКИ!
Загорелые, с пронзительными голубыми глазами вышибалы у дверей заведений казались братьями-близнецами. Черные волосы у всех собраны на затылке в узел, напоминающий бутон.
— Списанные бронежилеты полицейским пожертвовала имперская гвардия, — высказал догадку Гримм.
Сабурлоб имел тесные связи с армией Империи. Из лучших воинов планеты формировались специальные отряды для ведения боевых действий в холодных пустынях. Отслужив положенный срок, солдаты возвращались на родину. Отдел Военного Департамента, занимавшийся вербовкой добровольцев, располагался не в столице, а на северном континенте, где условия жизни были суровее, чем в Шандабаре, а жители выносливее.
Там же находились основные силы планетарной армии, которые Бадишах предпочитал держать вдали от столицы и дворца.
Для поддержания боеготовности войска вели непрерывную войну с воинственными племенами кочевников. Время от времени лучшие бойцы переводились в Гвардию.
Охранники злачных мест имели на вооружении парализаторы и лучевые автоматы. Они заученно улыбались клиентам. Получила дежурную улыбку и странная четверка, прибывшая в квартал в дорогом лимузине с затемненными стеклами. Скитания меж звездных систем приучили бывших гвардейцев к разного вида извращениям, и они равнодушно относились к «утонченным» забавам.
Здание с куполом, куда пригласили Ракел и ее патрона, называлось «Дом Экстаза». Толстый лысый лакей в ливрее провел посетителей в главный зал. Эротические голографии томно изгибали светящиеся тела между столиков. На сцене акробаты, женщины и мужчины извивались в экзотическом танце. В воздухе витал запах мускуса и пачулей.
Миновав зал, они прошли в номер-люкс «Чувственность», предназначенный для высокопоставленных гостей и частных вечеринок.
Пол апартаментов устилал розовый пушистый ковер, упругий и мягкий. Вдоль стен стояли низкие кушетки, похожие на роскошные женские груди. На этих бархатных грудях, развалясь, сидело около пятидесяти разодетых в яркие шелка искателей удовольствий, в основном, мужчины среднего возраста. Компанию развлекали несколько перезрелых красоток.
Нимфетка с обнаженной грудью и татуировкой на руках внесла поднос со спиртным. При каждом шаге ее бедра соблазнительно покачивались.
— Снимите, пожалуйста, обувь, сэры.
Леке расшнуровал сандалии. Как отличался роскошный притон сибаритов от спартанских келий крепости-монастыря, от траурного интерьера «Торментума Малорум»!
— Когда же я мыл ноги? — пробубнил Гримм, развязывая шнурки огромных ботинок.
— Вот и Шутурбаны, — объявила Ракел.
С мягкой кушетки поднялись двое мужчин, кучерявые брюнеты с густыми бровями, орлиными носами и искривленными в ухмылке тонкими губами, с графитовой полоской пижонских усиков.
— Чор поплотнее, — подсказала девушка. — И похитрее брата, — добавила она.
На правой щеке мужчины красовалась татуировка скачущего камелопарда. Щеку его вспыльчивого братца обезображивал небрежно заштопанный шрам.
— Расслабляетесь с нами, — пригласил Чор.
Четверо, все в одеждах из голубого шелка, устроились на полукруглом диване рядом с Шутурбанами. Джак отказался взять напиток у соблазнительной нимфетки. Леке ограничился невнятным мычанием. Гримм лишь рассеянно отмахнулся.
— Вы грабите храм Оксиденс, берете кость Ориенса, — бросил пробный камень Чор.
Джак невозмутимо кивнул на Лекса: — Это косточка для моего мастифа. Мы проверяем умения Ракел.
— Она меняется с тех пор, как мы знакомимся.
— Ее планета — родина изменяющих внешность.
— Она тоже это говорит.
Чор наклонился вперед.
— Ты маг перемен? Ракел спрашивает нас о приверженцах тайных культов.
— Где их находим?
— Это опасный секрет, сэр Тод.
— Прекрасный рубин, дорого стоит.
Джак машинально скользнул взглядом по щеке Мардала Шутурбана. В глазах младшего брата сверкнула искра ярости. Он решил, что хозяин Ракел сравнивает с рубином его шрам.
Остановив нимфетку, Мардал взял с подноса трубочку, вставил в нос и сделал глубокий вдох, втягивая в себя порошок.
— Я прихожу отдыхать, — буркнул он. — Снимает напряжение.
Чор и Джак перекинулись еще парой реплик. Каждый пытался выяснить намерения противника. Наконец, старший Шутурбан поднял палец с кольцом. На месте камня была прикреплена пластина величиной с шекель. Дискета с планом здания. Чору хотелось узнать больше, прежде чем он отдаст кольцо. Да и спешить ему некуда.
Дверь внезапно распахнулась. Томящиеся ожиданием сибариты встрепенулись. Слуга вкатил в комнату клетку на колесах.
Слепая женщина-мутант крепко вцепилась в прутья. Тело ее покрывала блестящая чешуя, а может ее просто одели в облегающий костюм из ткани, похожей на кожу змеи. Лицо женщины выглядело вполне человеческим, но ноги мутантки срослись от бедер. В змеином танце она извивалась и кружилась на месте. Казалось, что тело ее лишено позвоночника и костей. Глаза напоминали сваренный яичный белок.
— Ламия! Ламия! — восторженно загудели зрители.
Но почему она в клетке? Опасна? Или решетка выполняет функцию опоры?
Ламия гипнотизирующе раскачивалась из стороны в сторону. Мутантка возбуждала эротические фантазии в умах людей! Может, этот дар помог ей избежать казни, когда змеиное тело выползло на свет божий? Обольстив родителей, она сохранила свою жизнь…
По этой же причине уродку не убили ни соседи, ни священник, ни охотники за мутантами. Став постарше, она могла для развития врожденного дара пройти астропатический тренинг.
Вынужденная с самого рождения дурманить умы людей ради выживания, она не знала, что такое физическое наслаждение, но стала генератором мощнейшей энергии либидо.
— Ламия с вами! — крикнула женщиназмея тревожащим и волнующим голосом.
— Выпускайте свои тайные желания. Оголяйте нервы!
Да, эта уродица в клетке оказалась королевой психоделических проституток из «Дома Экстаза».
— Здесь и Бхати Бадишах, — сказал Чор, кивком показав на похотливого юношу с крупными серебряными серьгами в ушах. На кольцах болтались фигурки обнаженных гимнастов из синего минерала. — Один из племянников нашего лорда. Высшее общество, ничего не скажешь.
Оргия оказалась обычным разгулом извращенных богачей. Сам Драко справится с телепатическими притязаниями женщины-змеи, но вот Леке, Гримм и Ракел?
Сексуальное наваждение накатывало волной. Невидимые пальцы забирались зрителям под одежду, поглаживали эрогенные зоны. Монокль не помогал. Ласкающие руки фантазий не боялись глаза Азула. Откуда они знали, какие струны в душе затрагивать, какие нервные окончания стимулировать? Ну конечно, им доступно то, что знает сам Джак. Именно так его касалась Мелинда, искушенная в искусстве соблазнения гейша.
Может быть, его Дама Смерти безмолвно взывает к нему из могилы на языке, в котором нет слов, но есть приказы и чары? Неужели ее дух витает где-то рядом? И если отдаться ее объятиям, не станет ли возлюбленная ближе к жизни хоть на волосок?
Или сладострастные видения откроют дорогу демону похоти? Джак оказался свидетелем того, как Виталий Гугол сдался демону Слаанеша. «Дом Экстаза» — вполне подходящее место, чтобы стать одержимым. Подождать, пока страсть не начнет сочиться из каждой поры, стекать каплями, а потом добрести до зеркала, достать линзу-глаз и взглянуть на себя. Испуганный демон удерет обратно в ворп-пространство, а он, Джак Драко, станет Иллюмитатом.
Возможно ли это?
Пальцы-фантомы нежно и мучительно пробегали по телу Тайного Инквизитора. Он начал читать молитву на древнем языке основателей христианства:
Veni, Voluptas! Evo, oh appetitus con-curro lascive![69]
Никогда прежде Джак не позволял себе произносить эти слова. Молитва противоречила вере в божественное предназначение Императора и отвергала благочестие страданий, взывала к персонифицированной похоти.
Зрители, подавленные неземным оргазмом, стонали и охали. Пары впали в забытье и совокуплялись на полу. Джак понял, что женщиназмея инициировала и усиливала эротические фантазии своих поклонников. Решетка ограждала ее от потерявших над собой контроль мужчин и женщин. Если ей удастся выползти из клетки, демоны похоти обязательно появятся.
Они устремятся на сексуальные флюиды, как на маяк, заменят воображаемые образы на реальные.
Драко мобилизовал все свои силы, твердя провокационную молитву.
Ракел в исступлении стонала, охваченная бредовыми фантазиями.
Гримм тяжело дышал.
— Гриззл, Гриззл! — он вспоминал давно погибшую жену.
Леке хлестал себя по лицу левой рукой, монотонно и упрямо твердя имя Рогала Дорна.
Мардал Шутурбан хохотал и нес какую-то чушь. Чор, единственный, кроме Джака, не поддался наваждению.
Неожиданно Ламия вскричала:
— Один из вас не знал женщины с тех пор, как стал суперменом! Другой жаждет Леди Смерти!
Чор Шутурбан запомнил ее слова.
Аспекты Хаоса собрались у границы реальности. Они готовились проскочить туннель, вырваться из ворп-пространства и явиться во плоти. Во плоти Джака Драко? Или они приметили себе иную жертву?
Помутненное сознание пыталось оттащить Тайного Инквизитора от пропасти. Отбрасывая невидимые пальцы, Джак достал жезл. Слишком поздно.
Ламия забилась в угол клетки. Женщиназмея громко мяукала. Она одержима! Призванные Джаком силы Хаоса ворвались в водоворот психоэротической энергии Ламии.
Вздохи экстаза сменились криками боли, уже не нежные пальцы, а острые когти ласкали тела участников оргии.
Леке потряс Ракел, чтобы привести ее в чувство, затем несколько раз сильно ударил Гримма по лицу.
На телах любителей удовольствий появились кровавые царапины, следы невидимых когтей оказались вполне видимыми. Кровь капала на шелк и бархат.
На щеке Мардала Шутурбана пылал шрам.
Страсть переполняла его. В припадке безумия он вцепился в лицо Чора, вдавил пальцами глазные яблоки брата в череп. Чор закричал от боли, слишком обескураженный, чтобы сопротивляться. На губах Мардала выступила пена.
Впившись в губы брата страстным поцелуем, он надавил сильнее, проник в мозг.
Ламия трясла решетку, пританцовывая на уродливом мутантском хвосте.
Леке схватил Чора за руку, но ему не удалось снять кольцо. Не желая повредить дискету, он сунул дрожащий палец себе в рот и откусил его. Map дал в ярости хрипел, не отпуская голову умершего брата.
Подавив отвращение, Джак направил силовой жезл на клетку. Ослепительная вспышка осветила комнату. Ламию окружил искрящийся голубой ореол. Взрыв, направленный внутрь энергополя, поглотил женщину-змею и ее душу.
На стенах номера плясали тени. Джак выстрелил еще раз, но разряд оказался значительно слабее. Леке потащил обмякших, как марионетки, Ракел и Гримма к выходу.
В открытую дверь заглянула полуобнаженная нимфетка и, ахнув, застыла с разинутым ртом. Номер «Чувственность» с распростертыми на полу окровавленными телами походил на поле боя. Фосфоресцирующая тень обрушилась на служанку сверху. Она пронзительно закричала.
Следом за Лексом, поддерживающим вялых, апатичных Гримма и Ракел, Джак выскользнул из номера. Тени кинулись следом. Как мотыльки на пламя свечи, они налетели на голограммы голых девиц. Изображения изменились. Глаза красоток прищурились, затем вздулись и позеленели. Между пышных-ягодиц выросли извивающиеся хвосты.
Началась паника. Клиенты бросились врассыпную, вопя и переворачивая столы. Завыла аварийная сирена. В зал вбежали охранники. С криками «Ложись!» бывшие гвардейцы вступили в схватку с ожившими уродливыми голограммами. Джак и его спутники спрятались за мраморную статую обнаженной женщины. Пули и гранаты посыпались на посланцев Хаоса, вспарывая обивку стен, калеча посетителей.
Танцоры-акробаты давно сошли со сцены.
Зрителей волновало представление, разворачивающееся в зале.
В лимузине Леке выплюнул палец Чора изо рта. От водителя пассажиров отделял черный экран.
Ракел, наконец, обрела дар речи.
— Если Тод Запасник колдун, то я вижу Палец Славы, — заявила девушка.
— Я не колдун, — прорычал Джак.
Он укорял себя за то, что упустил возможность стать Иллюмитатом, дрогнул, когда Хаос возник перед ним так неожиданно и близко.
— Эй, дорогуша, а что такое Палец Славы? — заинтересовался Гримм.
— Палец человека, умершего плохой смертью, — ответила девушка. — Его нужно отрезать и засушить, читая молитвы. В минуту опасности, если его поджечь, он укажет путь и одновременно спрячет тебя от посторонних глаз.
— Настоящий пропуск в здание Суда, — съязвил Гримм.
— Предрассудки, — фыркнул Леке. Он сжал левый кулак и поднес к губам, шепча: — Бифф и Ереми, вы помогли мне, уберегли от скверны. Прославляю ваши имена и имя Примарха нашего Рогала Дорна…
— Это не суеверие, а пример практического колдовства, — возразил Джак.
— Есть только один Палец Славы, — убежденно отрезал Леке. — Это Колонна Славы на Земле, во дворце Императора.
Десантник имел в виду километровой высоты памятник из покореженных и пробитых доспехов, в котором покоились черепа всех погибших Имперских Кулаков.
— Где я теперь куплю себе новые ботинки, — заныл Гримм, с тоской глядя на голые ступни.
Обувь они оставили в гардеробе «Дама Экстаза».
Всех потрясло случившееся. Для поднятия духа Гримм решил приготовить изысканный ужин. К заливному из языков грокса предлагался местный джин и темное пиво.
Джак неодобрительно покосился на сквата, но Гримма поддержала Ракел. Настоящая Мелинда никогда не стала бы отравлять свое сознание алкоголем. Прочитав положенную молитву, Леке выпил стакан пива, но суперорганы десантника не позволили ему захмелеть.
К концу вечера Гримм порядочно набрался.
Судорожно икая, он бормотал:
— Ох, мои предки-ик… Я думал, настал мой смертный час. Ихк… ну, когда-нибудь он все равно придет…
— Ты разрушаешь свое тело, — осуждающе проворчал Леке.
Карлик поморщился:
— Твое тело — храм славы! Ихк… А мое — хлев. Ихк… Но вот что странно: во время войн храмы разрушают куда чаще, чем курятники.
Гримм поднял стакан.
— За тебя, Леке, и за твой храм! За Сыновей Императора, где бы они ни были… ихк… если они где-нибудь есть. И за потворствующих Иллюмитатов. За тебя, босс!
Неожиданно Джак выхватил у него стакан с пивом и осушил до дна. Затем глотнул джина прямо из бутылки. Он стремился притупить свои чувства. Глядя на лже-Мелинду, он терялся в догадках. Или у него двоится в глазах, или энергетическое поле карты сгущается вокруг девушки?
Он глухо приказал Ракел:
— Пойдем со мной.
Какой тайный обряд Джак совершил над Ракел? Когда она, дрожа, вернулась в столовую, на ней не было лица. Разгоряченный Джак выглядел напротив очень возбужденным.
Опьяневший Гримм спал, положив голову на стол. Леке невозмутимо полировал кость.
— Похоть или Перемены? — задал Джак риторический вопрос, передав гиганту почерневший палец, на котором уже не было кольца с дискетой.
— Итак, у нас есть Палец Славы. Путеводный факел для псевдо-Мелинды, чье тело доступно, но душа по-прежнему ускользает от меня. Похоже, я теряю разум без вмешательства Слаанеша или Тзинча…
Леке угрюмо продолжал полировать кость.
Наконец, он прервал затянувшееся молчание:
— Если ты не сумеешь очиститься, мой повелитель и Инквизитор, то, несмотря на все клятвы, я вынужден буду убить тебя.
Джак смахнул на пол пустую бутылку. Звон стекла не разбудил Гримма.
— Убив меня, — сказал Джак, — ты поступишь правильно. Но тогда погибнут все надежды…
— Все может случиться. Что ж, воспользуйся пальцем трупа, как считаешь нужным. Мои же пальцы отдают дань почтения священной кости.
Ракел молчала, растерянно переводя взгляд с одного на другого.
ГЛАВА 8. СУД
Джак нервничал. Они ждали Ракел в том самом складе, в котором прятались от арбитраторов. Лексу не составило труда взломать временный замок. Поток паломников схлынул, и в тупиковой улочке не было ни души.
Девушка проникла в здание Суда через выход коллектора, рискуя в любую минуту попасть в руки служителей закона.
У Драко защемило сердце. Он предал память Мелинды и верность капитана десантников, предал себя самого. Но под слоем грязи разве не осталась его душа чистой, стремящейся к свету? Достигнуть просвещенности можно лишь очистившись от наваждения.
Он вспомнил строчку из старой песни на диалекте креолов. Когда-то Джак принимал участие в чистке на их планете.
«Две мадонны — табу, Эх, Джонни Феделор!» «Эх, правоверный Джонни, любить двух девушек сразу запрещено!» — так переводились слова припева. Нельзя одновременно претендовать на настоящую Мелинду и ложную. Мечты об имитации отдаляют возвращение истинной гейши.
Подобные размышления — явный признак психоза.
Психоз может означать начало одержимости, — а одержимость — путь к просвещению.
— О чем задумался, босс? — спросил Гримм.
— Ничего важного.
— Что я слышу! — ухмыльнулся скват. — Может, прочтем короткую молитву? Или я спою старинную балладу?
— Если Ракел не вернется через час, — раздраженно пробормотал Джак, — то она либо погибла, либо ее поймали.
— Молитва сократит ожидание. Прочтем и отправимся восвояси. И не говори, что мы должны пойти в Суд выручать воровку. Ни за что! Храм совсем другое дело…
— Мне вспомнилась «Баллада о пирате», о жестоком флибустьере, который рыскал по галактике в поисках добычи…
Гримм яростно почесал босую ногу. Мастер, которому он заказал новые ботинки, пообещал сшить их только через неделю.
— Две мадонны — табу. Эх, Джонни Феделор? — прошептал Джак.
— Эх? Новое заклинание, босс? — заинтересовался скват.
Мурашки побежали по спине Тайного Инквизитора.
— Esurio quietis, Loquax![70] — приказал он. — Молчи, мне нужно медитировать.
— Мне тоже, — поддакнул Леке, осуждающе глядя на карлика.
Ракел вернулась только через два часа. Увидев девушку, Джак немного успокоился. С трепещущим сердцем он бросился к своей Мелинде, появившейся словно ниоткуда, как бы материализовавшейся из океана потерянных душ.
В левой руке она держала дымящийся сальный обрубок. Палец Чора Шутурбана — Палец Славы — догорел и потух.
— У меня получилось, — объявила Ракел, когда маскировка пропала.
Даже специальные органы десантника и обостренные чувства Джака не уловили момент ее появления. В правой руке девушка несла тяжелую сумку.
В черном трико, с загримированным лицом и двумя смертоносными перстнями на пальцах Ракел пробралась по коллектору в подземную тюрьму Суда. Отдаленные стоны заставили девушку затаиться. Из караульной доносился раскатистый смех. Слабый свет из приоткрытой двери не разгонял мрака.
Ракел проскользнула мимо караульной и поднялась по каменной лестнице на первый этаж. Поняв, что попала в лабиринт складских помещений, она направилась дальше.
В особняке Ракел часами изучала план многоэтажного здания. Если бы не тщательная подготовка, она безнадежно запуталась бы в лабиринте коридоров и переходов, потерялась бы, словно листок бумаги в огромном архиве.
Верхние этажи Суда освещались люминесцентными лампами, деятельность здесь была более оживленной. Чиновники изучали древние свитки, что-то писали, передавали документы курьерам. Хотя Суд на Сабурлобе учредили всего несколько десятилетий назад, здесь уже накопилось огромное количество бумаг. Так в колбе размножаются бактерии. Они не ведают, что творится за стеклянными стенками, но бурно перемещаются в пределах колбы.
Кибернетические слуги на колесиках развозили чиновникам еду и напитки, чистили ковровые дорожки. Вентиляторы под потолком напоминали бронзовых птеродактилей. Вдоль стен стояли стеллажи с разнообразным оружием, церемониальными хлыстами и булавами.
С каждым этажом становилось светлее.
Здесь черный костюм Ракел перестал служить маскировкой, и она вытащила Палец Славы. На кончике почерневшего обрубка затеплился слабый огонек. Девушка рискнула пройти по коридору, и никто ее не увидел.
Пока она искала архив, палец сгорел до средней фаланги. Неожиданно из-за угла появился арбитратор, вооруженный лазерным ружьем. В зеркальном шлеме стража закона отразилось пламя магического пальца. Озадаченный арбитратор остановился. Он никого не видел перед собой, но то ли какие-то физические законы поляризации, то ли интуиция подсказали ему, что происходит нечто странное.
— Кто здесь? — прозвучал требовательный оклик на стандартном готическом с едва уловимым акцентом. Арбитратор покачал головой, отгоняя наваждение.
— Корво, ты где? — вновь позвал он. — Похоже, в моем шлеме неполадки.
Коллега, видимо, был далеко и не слышал, что к нему обращаются.
Арбитратор закинул ружье за спину и снял шлем, открыв морщинистое лицо. В ноздрях — тампоны, очевидно, фильтры. Пронзительные глаза смотрели прямо на Ракел.
Казалось, ее легкие сейчас взорвутся от недостатка кислорода. Рефлекторно девушка сделала вдох и выдох. Легкое движение воздуха насторожило охранника и он вскинул ружье.
Ракел согнула палец. На этот раз она ничего не перепутала. Отравленная игла впилась в щеку мужчины, он пошатнулся и стал оседать на пол.
Ракел прыгнула вперед и поймала выпавшее ружье. Арбитратор повис на ней. Палец Славы от резкого движения погас. Перед угасающими глазами стража закона возникла черная фигура, склонившаяся над ним словно хищный зверь над жертвой.
Тело арбитратора содрогнулось в агонии, шлем выскользнул из немеющей руки. Ракел оттащила труп в одну из кладовок, сняла с него униформу и переоделась, на голову нахлобучила зеркальный шлем. Сунув полусгоревший палец в карман, девушка отправилась дальше.
Хранилище дискет находилось на одном этаже с залами заседаний. Шагая по украшенному причудливой мозаикой вестибюлю, Ракел присмотрелась и поняла, что перед ней выдержки из законов, выполненные готическим шрифтом.
Массивная дверь хранилища была открыта.
Внутри помещения горел свет. В маленькой комнате не оказалось ни стеллажей, ни шкафов, ни полок. В центре на вращающейся подставке стояла картотека с дискетами.
Разодетый в шелка клерк листал каталог.
Его длинные, тонкие руки, похожие на клешни краба, методично переворачивали страницу за страницей. Рядом со скучающим видом стоял дородный судья в пышной сутане, отделанной мехом горностая. Круглые очки в серебряной оправе придавали его холодным глазам стальной блеск. Тройной подбородок свисал на дорогие меха. Голова чиновника, увенчанная черным тюрбаном, напоминала вершину остывшего вулкана. Поигрывая жезлом, на конце которого искрило энергетическое поле, он ждал, пока ему выдадут затребованную дискету.
Увидев вошедшего в хранилище арбитратора, судья улыбнулся, подмигнув своему отражению в зеркальном щитке шлема.
— А, Кастор, ты быстро явился вызов…
Ракел почтительно склонила голову.
— Поторопись, Дрорк, — судья повернулся к клерку. — Что ты копаешься?
— Все в порядке, мой лорд, — залепетал скелет по имени Дрорк. — Насколько мне известно, эту дискету не запрашивали ни разу за все время моей службы. Возможно, мой предшественник перепутал ячейки…
— Я затребовал дискету с инопланетными языками, — объяснил судья лже-Кастору. — И у меня есть хорошая новость: я, наконец, нашел возможность назначить тебя маршалом, мой верный друг.
Очевидно, между судьей и арбитратором существовало взаимопонимание и доверительные отношения.
Ракел склонила голову еще ниже. Только бы не пришлось выражать благодарность!
Выключив энергетическое поле, судья задумчиво помассировал кончиком жезла огромный подбородок.
— Я ценю твою немногословность, Кастор. Для тебя есть задание. Вчера я получил бюллетень от Астропата с Леккербека. На планете высадились несколько инопланетян в странных одеждах, представители расы элдаров, которые утверждали, что они — бродячие циркачи. Во время стычки с местными представителями закона двое из них погибли, а третий скрылся.
— Собери небольшую группу, возьми парутройку достойных ребят. Если элдары нанесут визит на Сабурлоб, я хочу, чтобы ты и твои люди арестовали и допросили инопланетян на их языке.
— А, вот она! — воскликнул Дрорк. — Вот дискета.
Клерк держал в руке кружочек размером с монету.
— Возьми ее и подготовься, Кастор.
Ракел вновь склонила голову, приняла диск из рук Дрорка и спрятала в карман.
Интересно, а если появится настоящий Кастор? Инквизитор говорил, что ей пора действовать как настоящий ниндзя, а не только как вор.
Не начать ли в Суде?
Сановник продолжал наставления, потирая подбородок дезактивированным жезлом: — Если удача не отвернется от нас, то скоро я приобрету доминирующую власть среди моих коллег. Скажи-ка мне, маршал Кастор…
Сказать? Это требование не выполнимо! Не раздумывая, Ракел вскинула ружье и выстрелила в брюхо толстяку. Жезл со звоном упал на мраморный пол.
Второй выстрел швырнул Дрорка на картотеку дискет.
— Ваша Честь! — прозвучал голос из коридора.
Должно быть, это настоящий Кастор. Пристрелить и его? Наверняка, шум насторожил арбитратора. Ракел отложила ружье. Вытащила огарок, щелкнула зажигалкой.
Кастор крался к хранилищу с лазерным ружьем наготове. Если проскользнуть мимо, арбитратор почувствует движение воздуха. Как он отреагирует?
— Ваша Честь! — снова услышала Ракел.
Она медленно продвигалась вдоль стены.
Сейчас Кастор войдет в хранилище и увидит убитых судью и клерка. Скорее всего, арбитратор решит, что убийство — дело рук соперника погибшего, одного из его коллег. Никто не расскажет об элдарах.
Ракел остановилась и потушила свой волшебный факел. От пальца Чора осталась одна фаланга. Маскируясь под спешащего по делам арбитратора, она беспрепятственно спустилась в подземную тюрьму, где скинула униформу и осталась в своем костюме.
Ракел решила сохранить хоть маленькую часть Пальца Славы. Вот уж удивятся спесивый Инквизитор, гигант и карлик. Они должны уважать ее. Только так у нее появится гарантия дожить до преклонных лет. Только так Драко признает ее достойной заменой погибшей леди, воспалившей его душу, как ядовитая заноза.
— А что в сумке? — спросил Гримм. — Голова судьи?
— Нет, — ответила Ракел. — Но одного я убила. — Она открыла сумку. — Это я прихватила на обратном пути.
Обоймы к болтерам! Одна, две… пятнадцать! Зарядив «Мир Императора», «Милосердие Императора» и болтер Лекса, они могут развязать полномасштабную войну.
Д'Аркебуз благоговейно вытащил обойму и поцеловал ее, трепетно, как любимую женщину.
— Я правильно сделала? — спросила девушка. — Думаю, это собьет Суд с толку. Крадут дискету и реликвии Оксиденса.
Она перешла с готического на сабурлобский диалект, так как сильно устала после вылазки.
Поддавалась ли усталости настоящая Мелинда?
— Расскажи, все, что с тобой случилось, — попросил Джак. — Быстро и коротко, без подробностей.
Ракел поведала о судье, дискете и бюллетене Астропата.
— Молодец, — похвалил Джак. — Ты все сделала правильно. Когда вернемся, я восстановлю твои силы с помощью карты Таро.
— Элдарские жрецы настигают нас, босс, — огорченно произнес Гримм. — Если они прилетят сюда, было бы неплохо натравить на них Суд.
— Ты не понимаешь! — возразил Джак. — Если арлекины объявятся внезапно, мы будем знать наверняка, что на Сабурлобе есть вход в Паутину. Если они прилетят на пассажирском корабле, это докажет, что входа нет. Если появится элдарский корабль, значит вход расположен на астероиде или на спутнике одного из газовых гигантов системы.
Действительно, у древней расы элдаров не было навигаторов, способных провести корабль через искривленное пространство. От звезды к звезде они перемещались по Паутине, а внутри систем довольствовались межпланетными кораблями.
Конечно, маги элдаров могли изобрести навигационный ген и ввести его нескольким детям своей расы, однако Слаанеш не дремал.
Жестокое божество Хаоса жадно выискивало арлекинов. Для элдара войти в ворп-пространство равносильно самоубийству. Паутина являлась для них единственным способом путешествий меж звездами.
— Когда я выучу язык, — добавил Джак, — мне понадобится учитель, который покажет, как читаются руны.
— Мы посадим его в клетку и будем пытать, пока не добьемся согласия?
Гримм не забыл, как обошлись с ним Драко и Мелинда на борту «Торментум Малорум».
Скват вынужден был признаться, что имел связь с Зефро Карнелианом, который его одурачил. Джак и Мелинда в свою очередь тоже обманули карлика. Они блефовали, пугая Гримма пытками, рассчитывали — и не зря — на его воспаленное воображение.
Джак ответил:
— Я не раз говорил тебе, что физические пытки неэффективны. Существуют лучшие способы взять верх над элдарами — Какие же?
— Сначала нужно поймать их. И сделать это раньше, чем они поймают нас.
— Да, будет красный закат и красная ночь, — согласился Леке.
Всю последующую неделю Джак надевал на ночь гипношлем. Днем он то и дело повторял никому не понятные фразы.
— Нил анн ах клеасай, агус та ан йомад меаса аиге фейн.
Настоящая Мелинда смогла бы поддержать разговор. Упражнения превратились в монолог, обращенный к ее ушедшей душе.
Только однажды Драко перевел отрывистые слова:
— Нил анн ах клеасай… — он взглянул на до боли знакомое и в то же время чужое лицо Ракел и повторил на имперском готическом: — Обманщик слишком много должен держать в памяти. Это, — прокомментировал Инквизитор, — станет нашим девизом в борьбе с арлекинами.
Пока Джак изучал язык элдаров, Леке приступил к резьбе. Вместо герба ордена Кулаков, на время покинутого, он решил вырезать пейзаж планеты Хаоса, той, где видел демона, качающегося на серпе месяца.
Ракел случайно взглянула на неоконченную работу и разочарованно произнесла: — Нелепица и ужас!
Похоже, ей никогда не снились ночные кошмары.
— Нет, — ответил Леке. — Я изобразил все в точности так, как видел. Это реальность, вернее, нереальность, которая существует. Тебе не стоит смотреть. Те, кто способен воспроизвести в уме подобные сцены, заслуживают чистки ума.
— Чистка? — содрогнулась девушка. — Больше никогда не взгляну на твое произведение.
Она тут же покинула комнату.
И правильно. Кроме планеты Хаоса десантник собирался изобразить смерть Мелинды от копья амазонки с Феникса.
Устав от кропотливой работы, Леке вышел в сад, чтобы дать отдохнуть глазам. Гримм любовался огромным красным солнцем.
— Прекрасный денек, — начал разговор карлик. — С тех пор как мы прилетели, заметно потеплело. Ты не заметил?
Д'Аркебуз обращал мало внимания на погоду. Сейчас он с трудом отвлекся от своих мыслей и удивленно пожал плечами.
— И в то же время, — продолжил Гримм, — светило стало хм-м… как будто меньше размером. Не так ли?
Леке вспомнил, что говорилось по этому поводу в путеводителе.
— Красный цвет имеет внешняя оболочка звезды, растянувшаяся на сотни миллионов километров. Внутри ее скрыто горячее белое ядро, такое же маленькое, как ты.
Десантник усмехнулся.
— Я слышал, что радиационные выбросы белых карликов могут флуктуировать. Это зависит от химического состава звезды, — он сардонически взглянул на Гримма. — Карлики весьма непоседливы.
Коротышка-скват почесал лохматую голову.
— Может, мы попали в радиационный поток?
— Сплюнь! Кто знает, каков окажется верхний предел температуры?
— Только не надо меня пугать, верзила. На Сабурлобе живут миллионы людей. Тысячелетия уже живут.
— Для истории тысяча лет — секунда.
— Знаю, знаю!
— Даже слабое внешнее или внутреннее воздействие может дестабилизировать белый карлик. Например, отголоски ворп-шторма. Или корабль Хаоса, материализовавшийся вблизи звезды.
— Спасибо за утешение.
— Космос существует не для нашей выгоды, малявка. Так же, как собака живет не ради блох. Что бы ни думала сама блоха по этому поводу. Настоящий героизм — защищать реальность, служить Императору и славить Его имя.
— А ты, кстати, знаешь Его имя?
Леке предупреждающе приложил палец к губам.
— Никто не знает Его имени, — прозвучал резкий голос Джака. Он тоже вышел прогуляться в сад. — Вряд ли он сам знает его после тысячелетий трансцедентной боли и вселенской изнуренности.
— Бионн ан феар циалмар ина тост нцаир на юионн пиок ле ра айге, — процитировал он элдарскую фразу и скрылся среди деревьев.
ГЛАВА 9. ШУТ
Прошло несколько недель, и вот однажды Ракел принесла весть, что в районе Махаббат в театре Миракулорум дает представления трио удивительных артистов.
Двое акробатов в пестрых костюмах, цвет которых менялся каждую секунду, носили голографические маски с лицами людей. Маска третьего члена труппы изображала череп, оскаленный в жуткой ухмылке. Невероятно подвижный, в черном костюме с нарисованным скелетом, он единственный владел имперготом.
— Обычные люди, — заключила Ракел, — только очень высокие. Ноги, руки, голова — все на своих местах.
Экзотические артисты прибыли в Шандабар с караваном из города Бара Бандобаст. Жители столицы считали, что они выросли в одном из кочевых племен.
О циркачах девушка узнала от Мардала Шутурбана. Бандит еще не пришел в себя после смерти брата. Он не помнил подробностей ужасной гибели Чора и считал, что Тод Запасник с помощью колдовства спас себя, своих спутников, а заодно и Мардала.
Оказывается, приглашая их в «Дом Экстаза», бедняга Чор рассчитывал, что женщина-змея заползет в голову Запасника и выведает его мысли. Его планам не суждено было сбыться.
Мардал нервно бормотал, что очень недоволен своей внешностью. Ракел поняла, что он собирается предложить некий альянс ее могущественному патрону.
— О мой брат, мой бедный брат, — всхлипывал Мардал. — Мой мудрый брат!
Почему Ракел интересуют странные циркачи? Что задумал сэр Тод? Чор сразу понял бы, но Чор мертв.
Правда ли, что Ракел проникла в Суд? Его информаторы из касты мусорщиков, убирающих токсичный пепел, слышали, что погиб судья. Ракел может ничего не говорить, если не хочет. Ох, какая стоит жара. Пот льет ручьями.
В Шандабаре никогда так не пекло, разве что в греховных домах Махаббата. В Серой пустыне раскалился песок.
— О, мой брат! О, мой брат!
Ах, да… эти странные артисты. Мардал выполнит просьбу сэра Тода, проследит за ними.
— Безусловно, арлекины ищут похищенную книгу, — сказал Джак.
Услышав об инопланетянах, Ракел изумленно ахнула.
— В книге содержится много секретов, — объяснил Драко. — Она хранилась в Черной Библиотеке элдаров, которая спрятана в Паутине. Туда может проникнуть лишь Инквизитор. Это тайные знания, и тебе лучше держаться подальше.
— Знание — не благословение, а проклятие, — согласилась Ракел.
Арлекины провели перегруппировку в своих поредевших рядах и отправились обыскивать галактику, вычисляя наиболее вероятные места появления Драко.
Труппы артистов время от времени посещали планеты Империи, давали представления с танцами и пантомимой во время карнавалов.
Но на гастроли прибывали сотни инопланетян: артисты, костюмеры, операторы сцены и осветители. Три арлекина — это шпионы, которые ищут книгу.
На Сабурлобе они объявились в качестве бродячих циркачей. Местные судьи не успели узнать о бюллетене Астропата. Обычно элдары маскировались под людей, уроженцев далекой имперской колонии. Порой их инкогнито раскрывали, как это произошло на Леккербеке, и они становились жертвами жестоких судей и ревностных служителей церкви.
Арлекины появились из Серой пустыни, а не из космопорта. Джак отслужил мессу, радуясь тому, что вход в Паутину находится на планете. Леке и Гримм принялись строить планы захвата, рассчитывая использовать Мардала Шутурбана и его шайку.
Даже имея на вооружении три заряженных болтера и лазерные пистолеты, вступать в открытую схватку с тремя скоморохами, один из которых — Шут Смерти, — было безрассудно.
Правда, арлекины вряд ли решатся воспользоваться крупнокалиберными орудиями, например, сюрикен-пушкой или антигравитатором.
Утонченная чувствительность элдаров к психическим волнам очень опасна. Над густонаселенным Шандабаром витали обрывки эмоций и полуоформившихся образов. Арлекины постараются отыскать в этом шлаке драгоценный самородок.
Что ценного можно найти во всеобщем гвалте мыслей? Сомнения служителей Оксиденса… Священники выясняют, виноват ли храм Аустрал в краже бедренной кости десантника…
Загадочное убийство судьи…
Кровавое появление тварей Слаанеша в публичном доме, отпечатавшееся в памяти выживших…
Подобные странные события обязательно заинтересуют шпионов. Чувствительные элдары умеют искать иголку в стоге сена! Наверное, один Мардал Шутурбан воспоминаниями о пережитом ужасе наполнял целую улицу. И в его сознании страшные картины ассоциируются со зрительным образом конкретного человека, мага, владеющего огромным количеством драгоценных камней.
Над Шутурбаном необходимо создать защитную ауру, и как можно скорее. Либо убить его.
Уединенный особняк находился достаточно далеко от квартала Махаббат. Вряд ли элдары отследят ментальный след самого Драко. На всякий случай Джак надежно блокировал свои мысли. Капитан д'Аркебуз потерял десантный шлем с покрытием из псикуриума, но вряд ли телепат отыщет в его мыслях что-либо, кроме «О, Рогал Дорн!».
— Леке, — приказал Джак. — Ты должен, не переставая, читать мантру, чтобы закрыть себя от психического вторжения. Ты, Гримм, пой самую длинную балладу скватов. Ракел я сумею защитить от телепатического вторжения шпионов.
Девушка пролепетала что-то невнятное.
— Сейчас, Ракел, — продолжил Драко. — отправляйся к Шутурбану. Предупреди Мардала, что циркачи представляют угрозу его жизни, но я могу спасти его.
— Он убежден, что ты колдун, босс, — предупредил Гримм.
— Ну и пусть, — ответил Джак. — Возможно, что я им становлюсь. — Он изменился в лице. — Благодаря твоей помощи, верный скват, и в особенности, твоей, капитан д'Аркебуз.
Так Ракел впервые узнала, что гигант принадлежал к ордену космических десантников, более того — был офицером. Она непроизвольно вытянулась по струнке. Леке, салютуя, поднял сжатый кулак и стукнул босыми пятками друг о друга.
— Позвольте представиться, леди, — торжественно поклонился он псевдо-Мелинде. — Лександро д'Аркебуз, капитан ордена Имперских Кулаков. Имею честь охранять путешествующего инкогнито Тайного Инквизитора Джака Драко.
— Да-да, — пробормотала Ракел. — Все понятно.
Про себя она быстро прочитала оберегающую молитву. Сколько еще секретов ей придется узнать?
Джак наметил план действий:
— Мы должны встретиться с Мардалом Шутурбаном как можно дальше от квартала Махаббат.
— В Беллигунге? — предложил Гримм. — Теперь мы можем защитить себя еще кое-чем, кроме ворп-глаза.
— Зачем попусту тратить боеприпасы? — сурово оборвал коротышку Леке.
Итак, где же назначить встречу? В руинах Ориенса ютятся толпы нищих. Компания незнакомых людей непременно вызовет нездоровое любопытство. Да и Суд рядом.
Гримм сморщил в раздумье лоб.
— А не подойдет ли сапожная мастерская, где я заказал ботинки?
Он удовлетворенно рассмеялся, любуясь обновкой. Ботинки удобно сидели на ноге и по прочности не уступали старым.
— Кто додумается искать нас в рабочем квартале? Идеальное место для встречи. Только я предупрежу сапожника, чтобы поберег свою шкуру. Я ему благодарен.
Джак кивнул: — Пусть Шутурбан возьмет телохранителей, если боится.
Он повернулся к Ракел и вытащил карту «Ниндзя».
— Подойди ко мне, Мелинда. In nomine Imperatoris[71] я облекаю тебя своей защитой.
Среди колодок, молотков, швейных машин и кусков кожи очень странно выглядели автоматы, лазерные пистолеты и болтеры. Сапожная мастерская превратилась в оружейный склад, когда в назначенное время Джак и Мардал Шутурбан пришли на встречу, оба в сопровождении охраны.
Предупрежденный Гриммом, толстый лысый ремесленник, мистер Дукандар, вместе с женой и двумя сыновьями-подмастерьями, накануне отправился навестить родственников.
— Отдохни пару деньков, проветри мозги, — велел скват озадаченному хозяину мастерской, кладя ему в карман маленький мешочек.
— Мы встречаемся второй раз, — приветствовал Мардал Джака с угрюмой почтительностью. — Я слышу, моей жизни угрожает опасность?
— Самая непосредственная, — ответил Драко, — Враги прибывают на Сабурлоб. Циркачи — инопланетные психовоины.
Мардал выразительно стукнул кулаком по ладони.
— Да, уничтожаем их, — согласился Джак. — Но я требую: один остается в живых, и я допрашиваю его. Иначе смерть догоняет тебя, Мардал Шутурбан. Твои мысли скоро становятся известны инопланетянам. Запах того, что происходит в «Доме Экстаза», привлекает сайкеров, как гниющая падаль шакалов. С моей помощью ты защищаешься. Я читаю заклинания, затем мы нападаем. Тихо и быстро.
— Заклинания?
По обезображенной шрамом щеке Мардала стекла капелька пота.
— Я даю тебе психическую непроницаемость, выставляю ментальный экран, Мардал Шутурбан. Я произношу литании и создаю вокруг тебя защитную ауру.
Джак показал черный силовой жезл, аккумулирующий и усиливающий энергию мыслей.
Джак отвел Шутурбана в сторону. Сообщники бандита зароптали, и Гримму пришлось импровизировать на ходу: — О, босс способен отразить залп космического корабля. Жезл — это древнее оружие для отпугивания и подчинения демонических сил, они поступят к нам на службу…
Через полчаса Мардал Шутурбан вернулся к товарищам бледный и совершенно потрясенный. Обряд, совершенный Тайным Инквизитором, выбил его из колеи. Бандиты торопились, желая развлечься в одном из злачных мест Махаббата.
Вдруг снаружи донесся голос, усиленный громкоговорителем:
— Патруль Суда! Дом окружен. Все четверо сдаете оружие и выходите по одному. Руки за голову! Карлик в новых ботинках выходит первым!
— Ох, мои предки…
Джак требовательно взглянул на Мардала Шутурбана. Тот изобразил на лице непонимание и непричастность к происходящему. Похоже, искренние.
— Мирно сдаетесь для законного допроса детективу-арбитратору Штайнмюллеру!
Ботинки, ботинки… Роковое упущение.
Единственная в своем роде пара осталась в «Доме Экстаза». Кто-то доложил об этом в Суд.
Среди служащих борделя явно имелись тайные осведомители.
Факт номер один: карлик, потерявший ботинки, пришел с бородатым мужчиной и гигантом-рабом.
Факт номер два: странная троица не пострадала в результате беспорядков, следовательно, инициировала их.
Вывод: найти карлика и выяснить истинные обстоятельства дела. Следствие вести тайно, не оповещая широкую публику. Одним из мероприятий и стал обход всех городских сапожников.
Детектив-арбитратор Штайнмюллер немного опоздал. Когда его агенты добрались до мастерской Дукандара, Гримм уже забрал обновку.
Позже скват потребовал предоставить помещение для встречи, и либо сапожник проинформировал служителей закона, либо арбитраторы на всякий случай выставили рядом с домом сыщика.
Мастерскую окружили «зеркальными головами».
— Карлик выходит через десять секунд, за ним остальные трое, — прозвучал приказ. — Девять… Восемь…
Гримм клацнул затвором «Мира Императора», Джак достал «Милость Императора». Леке прицелился в дверь из болтера. Телохранители Шутурбана приготовили автоматы и лазерные ружья и стали возле окон. Мардал вытащил пистолет.
Арбитраторы ошиблись. Они думали, что внутри только четверо посетителей. Очевидно, Шутурбан с сообщниками прибыл в то время, когда шпион вызывал подмогу. На счет «ноль» оглушительный взрыв снес с петель входную дверь мастерской. Заклубился дым. С потолка посыпалась штукатурка. Часть стены рухнула вместе с дверью. Балки страдальчески заскрипели.
Для «вскрытия» мастерской арбитраторы применили мины направленного действия, а теперь готовили осколочные гранаты и клеевые путы для выбегающих.
— Спасаемся! — прокричал Леке людям Шутурбана, не забыв о настоящем времени местного диалекта. — Бежим, или поймают! Стреляем и бежим!
С боевым кличем он первым бросился в пелену пыли и дыма. Схватив за руку Ракел, Джак последовал за десантником. Гримм несся в арьергарде. После секундного замешательства Мардал подал знак своим телохранителям.
Пятеро арбитраторов в зеркальных шлемах выстроились полукольцом. Двое из них заряжали гранатометы, вставляли в длинные стволы черные цилиндрики, несущие смерть и разрушения.
ТРА-ТА-ТА бум ТРА-ТА-ТА.
ТРА-ТА-ТА бум ТРА-ТА-ТА ТРА-ТА-ТА, БУМ. БУМ.
Первое «ТАРАРАХ» разрывного снаряда, словно шипение огромного ящера или рычание псов ада, прозвучавшее из клубов дыма, вызвало растерянность в рядах арбитраторов. Еще взрыв. «БУМ». Брызнула кровь. Болтеры поддержал треск автоматов. Двое оставшихся в живых служителей закона выстрелили из лазерных ружей. Один из телохранителей Шутурбана упал, зажимая руками обугленную дыру в животе.
Никто из арбитраторов не выстрелил в Лекса. Наверное, гигант показался им мифическим героем, а не живым человеком. В карлика попасть трудно, а бородатый, похоже, прикрывается женщиной. Женщину нельзя убивать, она нужна для допроса. Здесь арбитраторы ошиблись второй раз.
«Мир Императора» и «Милость Императора» пропели «прощай» двум детективам.
Кто из них носил фамилию Штайнмюллер?
Но по аллее на помощь бежали три арбитратора. Завязалась перестрелка. Из-за угла выскочили еще двое. Луч лазера сверкнул в миллиметре над головой Гримма, опалив всклокоченные волосы сквата. Еще один сообщник Шутурбана вскрикнул и упал.
ТАР АР АХ бум ТРА-ТА-ТА.
ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА.
Автоматная очередь. Запах паленого мяса.
Перестрелка длилась секунд пятнадцать, не более. Но участникам событий показалось, что прошло десять часов. Все арбитраторы погибли. Леке быстро осмотрел неподвижные тела врагов, ища раненых. Там, где жизнь еще теплилась, он гасил ее. Суд не должен ничего узнать.
Бедный сапожник! Когда победители уйдут, на легкую добычу налетят нищие. Дармовые сапоги и ботинки достаются не каждый день.
Кожа, шила, нитки, гвозди тоже сгодятся. Вернувшись, семья найдет лишь голые полуобрушившиеся стены.
Леке опытным глазом осмотрел пустынную улочку. Не подсматривают ли в щелочку из окон соседи-шпионы? Не вызывает ли кто сбивающимся шепотом подкрепление?
— Убираемся отсюда! — крикнул он Шутурбану.
— В театр! — велел Джак.
Гримм на бегу подхватил лазерное ружье одного из арбитраторов, закинул за спину и пустился вдогонку.
Вся компания направилась в Театрум Миракулорум на улице Келма в квартале Махаббат.
Они походили на подвыпивших гуляк, спешащих на экзотическую вечеринку.
Мардал Шутурбан вызвал еще пятерых вооруженных обрезами и вибромечами сообщников. Маленький отряд насчитывал четырнадцать бойцов. Достаточно ли для сражения с тремя циркачами-арлекинами? Задача: убить двоих и захватить живым третьего. Уголовники не сомневались в удаче, особенно те, кто побывал в мастерской сапожника. Гибель наряда арбитраторов вдохновила их.
Элегантные зрители ночного шоу, разодетые в шелка и бархат, уже покидали театр и выходили из фойе на улицу Келма к поджидающим телохранителям и шоферам. Автомобили на дутых шинах и экипажи, запряженные камелопардами, перегородили мостовую. Запах духов смешивался с дымом дорогого табака, выхлопными газами и вонью от застоявшихся животных.
Торопливо марширующий отряд вооруженных людей выглядел продолжением спектакля.
Настала пора действовать в открытую. Пусть Суд призадумается, что привело на планету Тайного Инквизитора да еще в сопровождении космического десантника. Это заставит обленившихся законников поволноваться.
Они не выставляли оружие напоказ, но не заметить клинок вибромеча или ствол автомата мог только слепой. Впрочем, разве переживший чистку «генокрадов», атаку десантников и кровавый разгул пилигримов Шандабар удивишь этим? Временами смерть выступала разменной валютой, такой же, как шекель. Джак и трое его спутников приотстали, позволив Мардалу возглавить отряд.
Зрительный зал с высоким потолком-куполом быстро пустел. Расшитый блестками занавес закрывал сцену. Когда в дверях показались вооруженные люди, запоздавшие зрители юркнули под кресла.
— Сэр Джаду! — пронзительно закричал испуганный администратор.
Занавес поднялся, открывая взору красочные декорации. Из-за кулис торопился импрессарио труппы в фиолетовом бархатном костюме с аппликациями из серебряных звезд и комет. В руках он держал щегольскую шляпу с красным пером.
В воздухе над головой импрессарио колыхалось переливающееся марево. Лунообразное лицо Джаду раздвоилось. Голографический костюм арлекина-хамелеона слился с декорациями.
И вдруг по залу полетел рой сверкающих блесток.
Сюрикен-пистолет!
Один из подручных Мардала вскрикнул и упал, кровь залила его куртку. Вибромеч выпал из руки, на которой не хватало двух пальцев.
Крошечные блестки, кружащие над залом, оказались острыми дисками-лезвиями. Они вгрызались в плоть, перерезали артерии, распарывали внутренние органы и даже ломали кости.
Заговорили автоматы. Птица-импрессарио с пробитой грудью пошатнулся и словно потерял перья.
— ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА, — вступил болтер Лекса.
— ТРА-ТА-ТА, — хором пропели «Мир Императора» и «Милость Императора».
Разрывные заряды пробили дырки в занавесе, но один взорвался в теле инопланетянина.
Высокая, меняющая цвета, словно стекляшки в калейдоскопе, фигура стала расплываться.
Фальшивое лицо ужаснуло всех, кто на него смотрел.
— Чор! Нет… — закричал Мардал.
Ракел взвизгнула, ей привиделось что-то свое. Может, женщина-ниндзя, пришедшая расправиться с осмелившейся украсть ее облик воровкой?
Россыпь сюрикенов вторично сверкнула над зрительным залом. Дуэль с элдаром еще не закончилась. Лезвие рассекло бровь Лекса. Кровь десантника моментально свернулась.
ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА.
ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА.
Арлекин исполнил последний танец. Налетчики устремились за кулисы, мимо трупа, похожего на общипанную курицу.
Шута Смерти они нашли в синей гримерной. Костюм долговязого элдара украшали настоящие кости. Маска-череп в обрамлении пышного клоунского воротника напоминала диковинный цветок джунглей.
Первый человек, ворвавшийся в гримерную, был встречен «Поцелуем арлекина». Под мышкой Шут носил трубку с резервуаром, похожим на яйцо. Он выбросил руку вперед и сжал кулак.
Несчастный мучался недолго: затрясся, расплываясь в желе, и ушел в мир иной. Пораженный монопроводом, человек на глазах превратился в мешанину внутренних органов и обломки костей. Выскочив из трубки, тончайшая нить пронзила тело жертвы, развернулась во внутренностях, как хлыст, разрывая кишки, печень, легкие и сердце.
Выполнив смертоносную миссию, провод вернулся в трубку и туго свернулся в пружину. Он выпрыгнул вторично, целуя следующего вошедшего. Третьим «Поцелуй» поразил Мардала Шутурбана. Главарь бандитов пошатнулся и рухнул на пол, превратившись в кастрюлю с кровавым супом прежде, чем успел понять, что произошло.
Интуиция подсказала Гримму, что служители закона предпочитали не убивать преступников, а брать живыми. Отложив «Мир Императора», скват взял ружье арбитратора и несколько раз выстрелил в комнату. Внутри взорвались газовые гранаты.
Неосторожно вдохнув, Гримм закашлялся.
Глаза его заслезились. Джак толкнул Ракел в сторону. Подручные Мардала Шутурбана задыхались и чихали от просачивающегося из синей гримерной газа.
— Прекращаете огонь! — приказал Леке. — Убиваю любого, кто начинает стрелять!
Костюм Шута Смерти не предназначался для сражений, как доспехи элдарских Воинов Аспекта. Высокая фигура зашаталась и рухнула.
Леке собрался с духом и, прикрывая глаза, вбежал в гримерную, схватил Шута и вытащил в коридор. Тот слабо отбивался. Десантник вывернул арлекину руки, подоспевший Гримм вытащил из сумки веревку и связал запястья пленника за спиной сложным узлом. Любая попытка избавиться от пут только крепче затянет узел. Вторая веревка обвила лодыжки элдара.
— Этот наш, — прорычал Леке кашляющим бандитам. — Сами ищите третьего циркача и убиваете его!
Джак склонился над обезвреженным противником и по-элдарски прошептал: — У меня в руках ваша Книга Судьбы. Мы отведем тебя к ней, Шут.
Драко побоялся, что арлекин убьет себя.
Мардал Шутурбан умудрялся сохранять подобие дисциплины в рядах своих сообщников.
Теперь он мертв. Уголовники совершенно распоясались. Они хватали все, что попадалось им под руку, пропустив мимо ушей приказ найти третьего клоуна.
Леке взвалил плененного элдара на плечо, и группа Джака покинула Театрум Миракулорум.
Вдали завыли сирены. Арлекин не сопротивлялся, хотя вряд ли он мог рассчитывать на помощь собратьев. Если последний циркач и остался в живых, то, наверняка, сейчас мчится, загоняя камелопарда, в Серую пустыню, чтобы добраться до тайного входа в Паутину и исчезнуть с планеты.
Вернется ли шпион в сопровождении Воинов Аспекта? Или доложит магам, что миссия на Сабурлобе провалилась?
Шута Смерти отвели в подвал и заперли в клетке. Джак положил Книгу Судьбы на стол, так, чтобы эддар видел ее, но не мог дотянуться. Леке конфисковал у пленника «Поцелуй Смерти». Сломанное запястье арлекина распухло, но он стоически переносил боль.
Зато Шут отчаянно сопротивлялся, когда Леке снимал с него маску. Он извивался и сучил ногами, кусался и царапался. И все же десантник победил. Глазам людей предстало узкое, зловеще-красивое лицо с выступающими скулами и пронзительными раскосыми глазами бирюзового цвета.
Утром Джак принялся за расшифровку рун.
Несговорчивый Шут сломался, когда Драко вырвал из «Книги Рана Дандра» страницу и поджег ее той же зажигалкой, которой пользовалась Ракел.
Древний пергамент вспыхнул. Руны зашевелились, словно живые, и превратились в пепел.
Клубы дыма повисли в воздухе, словно магические символы стремились продлить свое существование.
Шут застонал, испытывая страдания куда более сильные, чем от физических пыток. Достояние его расы уничтожалось.
— Страницу за страницей, — поклялся Драко на элдарском. — Я сожгу всю книгу, Шут, а ты будешь смотреть. Последний лист я затолкаю тебе в глотку!
— Люди всегда так делают — уничтожают то, что не понимают.
— Вот именно. Поэтому я хочу научиться читать руны.
Шут горько рассмеялся:
— Ты мечтаешь постичь Великие Иерархические элдарские руны? У тебя есть десять лет и мозг, как у компьютера?
— В нашем распоряжении все время до Последней Битвы. А на свой ум я не жалуюсь!
Джак вырвал еще одну страницу. Пергамент жалобно скрипнул в его руке.
— Нет! — вскричал Шут. — Я согласен учить тебя!
Арлекина звали Марб'Алтор, что в переводе значило «скелет-шутник».
На следующий день Джак требовательно спросил:
— Марб'Алтор, где находится вход в Паутину?
Арлекин угрюмо молчал. Драко демонстративно вырвал еще одну страницу и предал ее огню. А ведь именно на ней могла быть предсказана его судьба!
— Ты безумец! — закричал Шут.
Инквизитор задул пламя и расправил обгоревшую страницу. Он нашел беспроигрышный способ воздействия на пленника.
— Вход расположен на востоке. На расстоянии дневного перехода от города Бара Бадонбаст есть горная гряда. Люди считают это место проклятым. Ветер заунывно гудит там в каньонах меж скал. На плато возвышаются шесть каменных грибов. Там находится вход.
— Ты лжешь, — бесстрастно обронил Джак и вновь поджег страницу.
Шут беспомощно взвыл. Похоже, он говорил правду.
— А теперь скажи, — приказал Драко, — кто установил каменные грибы?
— Ветер дует вокруг скал. Песок трется о камень. Маленькие песчинки поднимаются выше, чем большие. Нижняя часть глыб стирается быстрее, чем верхняя.
Джак задал следующий вопрос:
— Где находится цитадель Сыновей Императора?
— Я не знаю! — ответил Марб'Алтор. — Откуда я могу знать!
Шут оказался хорошим учителем. Он скрупулезно объяснял все тонкости орфографии и начертания рун элдарского языка. Возможно, он тянул время, надеясь, что помощь придет раньше, чем Джак сумеет прочитать предсказание.
Казалось, арлекин стоит перед альтернативой. Любой исход событий нежелателен. Или Тайный Инквизитор познает тайны Книги Судьбы и начнет претворять их в реальность, или же он уничтожит украденный фолиант. Элдары потеряют навсегда «Книгу Рана Дандра». И он, Марб'Алтор, станет причиной ее гибели.
Даже в подвале особняка чувствовалось, что воздух значительно потеплел. Снаружи стоял зной, не спасали даже плотные занавеси на окнах. Такого на Шандабаре не помнили даже старожилы.
— Очевидно, покой красного солнца что-то нарушило, оно сжимается, — задумался Леке.
Малообразованная Ракел удивилась: — Как может звезда уменьшаться и в то же время греть сильнее?
— Газ уплотняется и занимает меньший объем, — объяснил десантник.
Гримм вытер вспотевший лоб и насмешливо буркнул:
— В результате беглые преступники поджарятся, а «Книга Рана Дандра» сгорит.
— Вот именно, — подтвердил Леке.
— Марб'Алтор, — сурово вопросил Джак, — А ты что думаешь? Сабурлоб может сгореть?
Шут окинул людей презрительным взглядом жутких бирюзовых глаз:
— Ты начал опасную игру с силами Хаоса, Инквизитор, — прошипел он. — Я уловил флюиды развратной похоти. Основываясь на доктрине Транглам — некоторые называют ее Теорией Хаоса, — наши ясновидящие утверждают, что иногда ничтожное возмущение в ворп-мире приводит к катастрофическим последствиям.
Обстоятельства изменяются кардинально. Ночной мотылек, взмахнув крылышком, способен превратить в ничто половину вселенной. Если это верно для мотылька, то что говорить о тебе, Драко… Погода вызывает у меня опасения.
— Продолжим расшифровку рун, — оборвал рассуждения элдара Джак.
Разница атмосферного давления вызвала песчаную бурю в Серой Пустыне. Черный смерч закружил в воздухе, набирая скорость. В бешеную воронку не просачивался ни один солнечный луч. День стал похож на безлунную ночь.
ГЛАВА 10. ОТСТУПНИКИ
Огненно-рыжий князь демонов Магнус поднялся на сторожевую башню. Прислушиваясь к происходящему в реальном мире, он искал следы украденной у элдаров Книги Судьбы.
Ах, если бы завладеть текстом пророчеств!
Прочесть таинственные руны, скрывавшие от непосвященных грядущее! Магической волей Магнус исказит слова и поменяет будущее. Как возрадуется Тзинч! Как восславит Магнуса и его последователей!
Над скалистым утесом в мрачном небе потрескивали разряды ворп-энергии. Верхушку башни украшал огромный выпуклый глаз. Кристаллическая протоплазма ока пульсировала, улавливая сигналы из царства реальности, отмечая малейшие всплески психической активности.
Единственный глаз циклопа Магнуса располагался в центре лба. С рождения он был отмечен Хаосом. В прошлом один из благоверных космических десантников, отправившихся покорять галактику во славу Императора, он поддался искушению и возжелал тайной мудрости.
Тяга Магнуса к порочным знаниям привела его в ряды сторонников одержимого Горуса. Демоническая энергия совратила и возвысила его.
Единственным глазом князь демонов всмотрелся в телескопическую линзу. С восторгом он уловил отчаянные попытки ясновидящих отыскать в галактике «Книгу Рана Дандра», похищенную из Черной Библиотеки. Умозаключение Магнуса частично основывалось на телеперцепционном шпионаже, частично на интуитивных догадках.
Он послал на Ультве карательный отряд, чтобы отвлечь элдаров от гадания и дезориентировать их. При максимальной удаче нанести смертельный удар по умирающей планете, упрямо не желающей смириться с уготованной ей участью.
Вокруг Ультве витали магические заклинания — прелюдия колдовства. Книга Судьбы превратилась в навязчивую идею Магнуса, он уподобился самцу мускусной мухи, который чувствует самку за десять километров.
Где-то гадали на картах Таро, обращаясь к неистощимому на замыслы Тзинчу. К Богу Перемен взывал опытный сайкер… помешанный на «вспарывании» времени. Его душа в смятении, в ней бушует борьба между наивной преданностью и трагическим в своем идеализме стремлением принести во вселенную новый свет.
Сайкер должен выбрать между переменами или похотью. Какое клеймо он предпочтет?
Кому отдаст душу: Архитектору Судеб или Властелину Похоти? В какую сторону склонится чаша весов? Вопрос пока не решен. Магнус объяснил это тем, что душа сайкера бьется в агонии.
Слаанеш мог довести агонию до экстаза, а экстаз до агонии. Бог Извращенной похоти — основной соперник Тзинча за власть в космосе.
Магнус отправил несколько кораблей по следу сайкера.
Шандабар окутала мгла. Песок засыпал улицы. Жизнь в городе замерла. Из дома невозможно было выйти: пыль мгновенно забивала нос, рот, уши. Тысячи нищих и бездомных погибли от удушья. После окончания бури санитарным отрядам предстоит нелегкая работа.
Электростатические разряды от трения песчинок вызывали сильные головные боли, которые мучили всех: и Джака, и Ракел, и Гримма, и даже Лекса.
Драко сконцентрировался и попытался отогнать боль, однако психические силы не помогли. Сохранять логику мышления становилось все труднее. Не так ли начинается одержимость?
Размышляя над происходящим, Джак достал монокль с ворп-глазом Азула Петрова. За стенами особняка завывал черный ветер, отягощенный пылью и песком. Четверо обитателей старались держаться вместе, как будто дом бомбардировали не комья почвы, а пули и снаряды.
Всех охватило предчувствие надвигающейся опасности.
Демонические силы, которые вызывал Джак, чтобы затем изгнать, стремились прорвать границы реальности и поглотить его самого. Сколько нужно оставаться одержимым, прежде чем подойти к зеркалу и взглянуть на себя через ворп-глаз? Не пострадает ли при этом мнимая Мелинда?
Карта «Демон» вибрировала в негодовании, стремилась стереть изображение на карте «Ниндзя». Голова Джака раскалывалась, как и его душа.
Ракел застонала: — Ох, нет сил терпеть…
Мелинда никогда не жаловалась.
— Не трать энергию на разговоры о том, что больна! — прорычал Драко.
Настоящая Мелинда гордилась тем, что способна погибнуть ради истины. Ниндзя умели ограждать себя от мелочей. Если Ракел суждено потерять свое «я» и уступить тело душе Мелинды, то пусть тренируется.
Конечно, пока Джак понятия не имел, как добраться до Перекрестка Паутины. Обязательно ли испытание одержимостью для воскрешения гейшк. Или нет?
Как болит голова… Излучение и статические помехи мешают сосредоточиться.
Гримм сквозь зубы процедил:
— О, мои предки! Как же плохо. Интересно, как поживает Шут? Элдары — гиперчувствительные особы. Аи, как болит голова! Мои нервы натянуты, как кошачьи кишки на арфе. Скорей бы уж буря утихла. — Скват сжал руками виски.
— Босс, я схожу посмотрю на пленника. Может, в подвале мне полегчает. Ракел, пойдем со мной, голова перестанет болеть.
— Идите, — разрешил Джак.
Гримм осторожно спустился по каменным ступенькам. Ракел плелась следом.
Коротышка взялся за засов и тут же отдернул руку, вскрикнув:
— Черт побери, бьется током!
Шут сидел на матрасе, который велел принести Джак, и перебирал кости скелета. Элдар поднял руку в немом приветствии, зазвенели кандалы, по металлу пробежали голубые искорки.
Гримм передернул плечами:
— Ух, цепи тоже наэлектризовались.
— Что происходит? — спросил Марб'Алтор на прекрасном имперготе.
— Обычная буря. Песчинки трутся друг о друга, вызывают электрические разряды.
— Температура поднимается, — объявил Шут. — Солнце спалит эту планету. Останутся одни высохшие скелеты. Твой, мой, ее.
— Ничего подобного не было прежде!
— А теперь будет. Смерть пришла на Сабурлоб. Она поет отходную молитву.
— Хм… — Гримм не нашел, что ответить.
— Освободи меня, скват. Пойдем со мной в Паутину. Элдары дадут вам убежище.
— От кого? И потом, думаешь, мне понравится до конца дней чувствовать себя лилипутом среди твоих сородичей-гулливеров?
Шут кивнул на запертый, недосягаемый для него сундук:
— Мы отдадим тебе драгоценные камни с оклада. Это целое состояние! Твой хозяин — безумец! Эта планета сгорит. Я чувствую: демоны идут сюда. Джак Драко пожертвует вами, как пешками.
Гримм выпятил грудь:
— Я нужен боссу!
Ракел задрожала.
— А что ждет меня? — спросила она Гримма. — Только не ври!
— Не волнуйся. Впереди у тебя долгие годы преданной службы. Понятно?
В глазах девушки появились слезы.
— А ты помолчи, — рявкнул Гримм на Марб'Алтора. — Ты пугаешь даму.
Наверху раздался приглушенный хлопок, словно порыв ветра разбил окно и ворвался в дом. Нет, пожалуй, это нечто более серьезное.
— Воины Аспекта!
В словах сквата неприязнь совмещалась с явной долей уважения.
— Они явились вслед за бурей, используя ее как прикрытие. Унюхали твои гнилые кости, Шут.
Гримм вытащил «Мир Императора». Подкравшись к двери, он выглянул в коридор.
— Доставай оружие, девочка!
Ракел сняла с предохранителя лазерный пистолет. Пронзительные бирюзовые глаза Марб'Алтора призывали ее выстрелить в Гримма. Девушка покачала головой. Слишком рискованно. Лишившись психической энергии Джака и ауры карты, она рискует распасться на молекулы, превратиться в органическое желе.
— Это не арбитраторы, — прошептала Ракел. — В запыленных шлемах они ничего не увидят.
— Мы не сделаем ни шагу отсюда, пока не узнаем наверняка, что происходит. Только попробуй зачирикать, — повернулся Гримм к элдару, — и я всажу в тебя пол-обоймы!
Шут съежился в углу клетки.
— Демоны, — отрешенно прошептал он. — Демоны.
Неужели разум Джака перегорел от высокого напряжения?
— Нужно предупредить босса, — предложил Гримм.
Но ни он, ни Ракел не сделали ни шагу.
Разорвав железными кулаками черные портьеры, два десантника Хаоса вломились в особняк через окно. Вслед за ними в комнату ворвалась пыль. Вокруг фигур в угловатых доспехах, разукрашенных оскаленными звериными мордами, вспыхивали электроразряды.
— За Тзинча! — прозвучал боевой клич, заглушая свист и вой ветра.
Песок заставил Лекса и Джака закрыть глаза.
Не мучительные ли душевные поиски Джака привлекли эмиссаров зла? Но ведь он призывал демонов, а не предателей рода человеческого!
Пыль залепила глаза. Нужно открыть их.
Или довериться обостренным чувствам, как делают слепые Астропаты, безошибочно ориентирующиеся в окружающем мире?
Ворп-глаз сейчас бесполезен. Джак вытащил жезл, призвал анафему на силы разрушения и выпустил заряд в песчаную круговерть. Удар прикладом отбросил его к стене. Теряя сознание, Драко рухнул на мраморный пол.
Леке выстрелил по окну, но так и не узнал, попал ли в цель. Железная рука вцепилась в болтер. Если бы гигант не выпустил оружие, он расстался бы и со своими пальцами, как паук в руках хулигана-мальчишки.
Оба сердца десантника бешено колотились, в ноздри забился песок. Он вспомнил кошмарные туннели планеты Антро, где однажды попал в плен. В подземелье сектанты собирались принести жертву Тзинчу…
Жестокая сила влекла Лекса в центр смерча. Он не мог освободиться, не мог даже зарычать, иначе тут же задохнется.
Джак пришел в себя и поднялся на ноги.
Слабый свет пробивался сквозь пыль, очертания предметов едва проступали. Казалось, он смотрит в инфракрасные очки. Занавеска на разбитом окне трепетала, как крылья огромной бабочки. Буря утихала.
В двух шагах Джак увидел огромную кучу железных доспехов. Одного десантника Хаоса он все-таки убил. Драко выплюнул песок изо рта и вытер лицо полой туники. Навязчивый кашель не проходил — легкие очищались от грязи.
Усилием воли восстановив дыхание, Джак огляделся. Лекса нигде не было. На полу валялся болтер. Тайный Инквизитор сжал «Милость Императора» и прицелился в раскачивающиеся занавески.
Первое нападение десантников Хаоса они отразили. Джак увидел двоих прежде, чем пыль ослепила его. Возможно, их было больше. Они не стали обыскивать особняк. Ушли, оставив его в живых. Добычей отступников стал Леке.
— Гримм! — закричал Драко и снова закашлялся.
Скват не заставил себя ждать. С «Миром Императора» в руке коротышка вбежал в комнату, прикрывая лицо фуражкой. Ракел, чихая, появилась следом.
Ветер на улице ослабел. Небо прояснилось.
Но пыль осядет еще не скоро.
В ограде зияла огромная дыра, кустарник был смят угловатым кораблем с острыми стабилизаторами и клешнями. Стволы плазменной пушки угрожающе нацелились на особняк.
— Ого! — хмыкнул Гримм. — У нас объявились соседи. Думаю, что на Шандабаре плохо следят за расселением. — Он с опаской и любопытством оглядел мертвого десантника. Стуча зубами, скват спросил: — К-кто при-принес бброню для нашего в-верзилы?
— Отступники Хаоса, — коротко ответил Джак, стараясь вновь не наглотаться пыли. Он взглянул на Ракел, словно ждал от нее вопросов.
Близость нечестивых прислужников Хаоса шокировала. Казалось жутким и противоестественным их появление в самом центре Империи.
Ярость, смешанная с гордостью, охватила Джака, и он иступленно потряс кулаком.
— Силы зла пришли на зов. Увы, я ждал их в ином обличье.
Почему десантники Хаоса отступили? Логика искаженного мира не всегда согласуется с логикой простых смертных. Рыцари Зла пришли на призыв карты «Демон». Очевидно, они стремятся завладеть Книгой Судьбы.
Не жезл ли нарушил их планы? Один из налетчиков убит, а мысли остальных поджарились, сварились, как яйцо в скорлупе металлических доспехов. Воздействие электромагнитного поля усилил потенциал Драко.
Тайный Инквизитор горько усмехнулся: он без должного внимания отнесся к признанию Лекса. Когда-то десантник прикоснулся к мощи Тзинча. Должно быть, отступники учуяли запах прошлого. Д'Аркебуз вызвал их интерес. Если его совратить и подчинить, он станет орудием против бывших друзей!
А ведь Джак поклялся тогда Лексу, что с помощью жезла освободит его или в крайнем случае убьет.
Гримм прервал размышления босса:
— Ну, так что будем делать? Подождем следующего акта пьесы или смоемся с «Книгой Рана Дандра», а этим оставим Шута?
Джак не находил решения. Он должен выполнить обещание. Когда Леке вернется в извращенных доспехах Хаоса, нужно вырвать его из сетей зла. Но не окажется ли жертва напрасной?
Есть ли шанс сбежать вместе с книгой? Наверняка, любое их движение отслеживается радарами и сенсорными датчиками на борту корабля. Один выстрел плазменной пушки превратит в пепел и особняк, и все живое в округе.
— Вряд ли, босс, кто-нибудь из бдительных арбитраторов придет нам на помощь. Пора уносить ноги!
— Нет!
— Ты надеешься, что Судьи вышлют карательный отряд и возьмут корабль на абордаж? М-да, наши копченые тушки похоронят с почестями!
— Именно поэтому мы не можем уйти, — отмахнулся Джак. — Мы у них на крючке. Помощь арбитраторов оказалась бы очень кстати. До сих пор статус одиночки-отшельника помогал Драко, но на этот раз…
Джак пнул ногой мертвого десантника:
— Я должен побывать на корабле. Помоги мне надеть доспехи. Мы обманем отступников. Они примут меня за своего товарища, возвращающегося после вылазки…
— Это просто смешно, босс. У тебя нет дырок в спине, чтобы управлять системой и контролировать энергию. Если ты помнишь, даже Леке еле передвигался под тяжестью доспехов, когда у него кончалась энергия.
— Эти более легкие, сделаны из титана.
— А мне кажется, что из стали.
— Я постараюсь справиться. Если я буду идти медленно и с остановками, отступники подумают, что я тяжело ранен. Ненависть придаст мне силы. Ненависть и молитва…
— О, мои предки! К сожалению, у нас нет выбора. Плазменная пушка — вещь серьезная.
Гримм опустился на корточки рядом с мертвым десантником, отстегнул шлем и снял его с головы отступника. Лицо мертвеца походило на акулью морду, такое же жестокое и грубое, с татуировкой вокруг рта. Кровавая пена стекала по подбородку.
— Помоги мне, Ракел.
Вдвоем они сняли наплечники, затем нагрудный щиток, паховую раковину и наколенники. Время шло. Пыль медленно оседала.
— Босс, тебе повезло: у него нет отверстий в спине. Доспехи держатся на присосках… Ну, прямо как вставная челюсть.
— Демонизм! — с парадоксальной радостью вскричал Джак. Его молитвы услышаны. — Доспехи магически синхронизируются с тем, кто их надевает!
Слова слетали с его губ, как пули из автомата.
Конечности мертвого отступника покрывала рыбья чешуя. Десантник проходил стадию метаморфоз.
С помощью Гримма и Ракел Джак облачился в подвластные магии Тзинча доспехи. Глаз Азула он оставил при себе.
Пыль осела, видимость стала четче, корабль Хаоса — еще омерзительнее. Голопроекторы формировали ложный корпус, создавали камуфляж, если только демоническая сила не научилась манипулировать самой материей, придавать ей непрерывно изменяющуюся конфигурацию.
Корабль изменил форму. Теперь он походил на особняк. Единственная деталь, которая могла бы удивить случайного прохожего, — это сломанная ограда.
Интересно, обратили ли внимание соседи из близлежащих домов на странный феномен, возникший из бури? Чего доброго, они решат, что колдун Тод Запасник решил расширить свои владения за счет чужой территории. Не вызвана ли им буря специально для прикрытия захватнических намерений?
Джак вспотел. Жара, страх и нетерпеливое ожидание сыграли свою роль. Сконцентрировавшись на молитве, он слился со сверхъестественными доспехами, подчинил их своей воле.
— О, священные предки!
Крик вырвался у Гримма, когда угловатый панцирь начал трансформироваться. Как корабль Хаоса перестал выглядеть кораблем, так Джак превратился в голографическую или демоническую иллюзию. Доспехи изменили цвет, из ярко-зеленых стали огненно-красными, затем болезненно-синими. Боевой штандарт над шлемом раскрылся как крыло летучей мыши.
На наколенниках засверкала золотистая свастика. Жук-скарабей на паховой раковине шевельнулся.
Джак ничего не замечал. Не отрывая взгляда от Ракел, он шагнул вперед.
— Отвернись! — приказал он. — На улицу не выходи. Тебе нельзя!
В памяти всплыло воспоминание: привал в закоулке паутины, спящая Мелинда, еще живые десантники… Где-то впереди затаилась амазонка со смертоносным копьем. Сейчас еще можно изменить судьбу гейши. Ее душа вернется… куда? Джак утратил способность четко мыслить. Разум уснул, убаюканный Хаосом.
Из мысленной неразберихи выплыло утонченное лицо, смутное, едва различимое. В душе прозвучало имя: Ольвия. Они полюбили друг друга во время полета на Землю. Черный корабль нес сотни юных сайкеров, юношей и девушек, предназначенных в жертву Императору.
Лишь немногие выжили, стали Астропатами или Инквизиторами. Увы, Ольвии не повезло. Она умерла. Умерла и Мелинда.
Потери, потери. Боль сердца и страдания души.
Джак требовательно повторил: — Отвернись! Клянусь Ольвией, тебе нельзя! Уходи!
Часть сознания, которая запуталась в Паутине, с отвращением зарычала:
— Ego te exorcize![72]
Мощная сила выбросила Джака в реальность. Уголок Паутины сжался в точку и исчез.
Но лицо Мелинды осталось!
Ах, нет. Ракел.
— Босс, ты очнулся?
— Очнулся? Ты о чем? — удивился Джак.
— Ты простоял два часа как памятник, или как заколдованный болван.
Да, Хаос опутал его. Время там течет по-другому.
— Два часа, — повторил Гримм.
— Сколько? — не поверил Драко.
Карлик повторил. И добавил:
— Если бы не моя легендарная честность, я давно бы уже склеил ноги.
— И если бы не плазменная пушка! — напомнила Ракел.
— Что с тобой было, босс?
— Не имеет значения.
Если бы только он смог вызвать душу Мелинды и перенести ее сюда! Видение, вызванное Хаосом, оказалось бесплодным.
— В доспехах вы похожи на благородного рыцаря, — восторженно проговорила Ракел.
— Да, уж, — хмыкнул Гримм. — Черепа на коленях, скарабей в паху. Тобой нельзя не восхищаться. Отступники ни за что не поверили бы, что ты — один из них! Даже к лучшему, что ты не смог идти.
Неужели доспехи проецировали его внутреннюю иллюзию? Это значит, что, несмотря на призыв демонов и на патологическую привязанность к умершей Мелинде, в нем еще остались честь и чистота. Коснулся ли его луч света, когда он облачился в броню? И не является ли это началом рождения Ньюмена?
Или Джак стал просвещенным Иллюмитатом без вмешательства демонов? Отдал ли он душу груде металла и очистил ли себя?
— Я иду на корабль, — прорычал Драко. — Дай мне жезл, Гримм.
— О, мои предки! — ахнул скват. — Ты опоздал.
К особняку, пошатываясь, шел Леке. На лице гиганта играла идиотская улыбка.
ГЛАВА 11. ТЗИНЧ
Самые страшные кошмары Лекса стали реальностью.
В подземельях Антро Терминаторы-Библиарии спасли д'Аркебуза и его друзей, приготовленных в жертву Тзинчу. Сегодня помощи ждать неоткуда.
Совращенные злом десантники, восставшие против Императора десять тысяч лет назад, забыли о своем человеческом происхождении. Их заблудшие души попали под влияние демонических сил, получив в награду бессмертие и могущество.
Отступники постарались превратить его в себе подобного. Предметы внутри корабля Хаоса непрерывно искривлялись и меняли очертания. Дьявольская мозаика украшала стены. Леке почувствовал головокружение. Орнамент словно впивался в мозги. Дымились едкие благовония, в воздухе витал запах серы.
Двое мучителей уложили гиганта на металлический стол, удерживая за запястья и лодыжки. Как больного ребенка, его легко перевернули, с помощью зондов изучая отверстия в спине.
Сколько пленников, раненых десантников и обманутых сайкеров лежало на этом столе?
Сколько из них сошло с ума, стало рабами, беспрекословно выполняющими кощунственные приказы магов?
Леке услышал сухое покашливание и открыл глаза. Отщепенцы внимательно разглядывали плененную жертву.
Он, Имперский Кулак, обязан скрыть свою принадлежность к славному ордену. Знакома ли отступникам татуировка на его щеке? Что же делать? В теле десантников отсутствовали железы для выработки ядовитых гормонов. Даже смертельно раненные бойцы не имели права призвать смерть, цеплялись за жизнь в надежде, что их органы послужат для пересадки.
Леке не боялся боли, он приветствовал физические страдания, трансформировал их в преданность, посвящая Рогалу Дорну.
Один из отступников провел черным ногтем по брови пленника, где когда-то блестели знаки отличия.
— А ведь ты дезертир, — хмыкнул мучитель. — Твои гормоны, приятель, воняют. Они пахнут преданностью основателю твоего ордена и калеке на троне. Как такое возможно? Мы разберемся…
Голос превратился в гипнотический речитатив:
— Важны только перемены, только изменения и мутации. Мы приобщим тебя к другим ценностям, ты станешь одним из нас. Ты будешь преданно служить нашему хозяину Тзинчу, который награждает колдовскими способностями… Да будет так!
Посвящение в десантники Хаоса включало в себя несколько усмиряющих церемоний. Глотание экскрементов считалось самым невинным. Насильственный обряд подавлял волю. Разум д'Аркебуза балансировал на грани бездны, перед глазами мелькали головокружительные образы.
Леке с ужасом видел, как вселенная взрывается от всплеска ворп-энергии, как реальность сминается в цепких пальцах демонов.
Космос походил на мыльный пузырь, наполненный горючим газом. Воспламеняясь, газ превращается в материю. Материя рождает звезды, планеты и целые галактики. Но все это — лишь пена на бушующем океане Хаоса. И вот Ворп втягивает в себя реальный мир, устраняя временные погрешности в виде жизни, полной страданий и борьбы.
Император Земли оказался затухающей свечой в злорадствующей тьме. Свет Рогала Дорна едва пробивался. Где он, истинный путь, о котором мечтает Джак Драко? Где торжество добра, рожденного великодушием, состраданием и самопожертвованием? Дух Ньюмена спит, не подозревая о существовании себя самого.
Скажи им, кто ты! Скажи, что твой орден — Имперский Кулак! Передай Книгу Судьбы почитателям Тзинча! Встань в их ряды и помогай разрушать космос! Ты будешь вознагражден.
В сознании Лекса копошились въедливые черные тараканы, слившиеся в единое вездесущее ворп-чудовище.
— Какой орден ты предал? — прозвучал вопрос.
Д'Аркебуз пробормотал нечто невнятное.
Зубы не разжимались, язык не поворачивался.
Душа десантника тонула в океане подлости и всплывала, и тонула вновь. Скоро она перейдет в собственность Тзинча.
— Какой орден?
Из глубин памяти Леке услышал голоса Биффа и Ереми, призывающие его держаться.
Друзья вновь пришли ему на помощь, придали ему силы. Он вырвал левую руку из лап отступника и зажал ею рот. Татуировка засияла перед его глазами. Имена Ереми и Биффа обрамлял орнамент из могущественных рун. Друзья станут его ангелами-хранителями, а через них — сам великий Рогал Дорн.
Весь в поту, дрожа от напряжения, Леке подчинился силе десантников Хаоса. Назвать свой орден он может, не пороча себя. Гордое, славное имя не за чем скрывать! То, что Книга Судьбы рядом, отступники знали и сами.
Что ж, они пошлют за реликвией элдаров новобранца. Это станет для него проверкой.
— В особняке решат, что их дружок спасся, а он их всех прикончит.
Леке принял оживленное участие в обсуждении. Что лучше: задушить Инквизитора голыми руками или живым привести его к братьям по колдовству? Смакуя подробности, он нарисовал картину того, как оторвет сквату конечности и разложит по кастрюлям и сковородкам. Воровку Ракел ждет мучительная смерть от полиморфина.
Леке разошелся вовсю. Он больше не боялся. Татуировка, вытравленная на левой руке, спасет его.
Десантники Хаоса хохотали до упаду. Ну, а если новобранца раскусят и убьют? Что ж, он умрет обновленным — предателем не только своего ордена, но и всех наивных людишек в разваливающейся Империи. Тогда служители Тзинча сами захватят особняк и овладеют ценным трофеем.
— Он идет убить нас! — промямлил Гримм, прицеливаясь в Лекса.
Джак поднял жезл.
— Не стреляй. Я попробую очистить его от скверны.
— Ты-то защищен доспехами, босс, — захныкал скват. — Тебе легко говорить. О предки, за что мне такие испытания?!
Обстоятельства складывались скверно.
Даже если Джак сумеет вернуть Лексу разум, у них появится лишь дополнительная пара мускулистых рук, умеющих обращаться с болтером.
А рядом, в двадцати метрах, возвышается громадина с плазменной пушкой, полная вооруженных до зубов головорезов.
— Может, нам освободить Шута? — предложила Ракел. — Он согласится спасти Книгу Судьбы.
— Нет, — ответил Джак. — Слишком опасно доверять арлекину.
Леке застрял в окне, борясь с собственной рукой. С искаженным лицом, он зарычал. Тогда коварная конечность ослабила хватку, сжалась в кулак и подло ударила хозяина в подбородок.
— Он дерется сам с собой!
Восставшая рука сделала Джаку знак опустить жезл. Драко отступил, решив на время воздержаться от изгнания демона из обольщенного десантника.
— Он и одержим, и не одержим одновременно!
Рука изобразила книгу, рука показала вниз, в подвал., Отступники с растущим недоумением наблюдали за происходящим.
— Подвал — лучшее место при выстреле плазменной пушки, — согласно кивнул Гримм. — Там мы поджаримся медленнее.
Окруженная светящимся ореолом рука протянулась к Джаку, но не для того чтобы вырвать жезл, а как бы для рукопожатия. Плоть стала прозрачной, позволяя увидеть кость с выгравированными рунами и именами.
Джак принял ладонь Лекса. Повинуясь таинственному импульсу, психоактивные доспехи приобрели благородный красно-золотой цвет. Интересно, как отреагируют отступники? Может, неожиданность и загадочность сцены удержат их на пару бесценных минут от вмешательства? Поверят ли они, что странные метаморфозы вызваны их повелителем Тзинчем?
Сияющая рука — воистину Рука Славы — вела Джака, помогая передвигаться в стальном костюме.
— Останься, Гримм! — приказал Драко. — И ты, Ракел. Следите за врагами.
— О, предки…
Ракел в ужасе смотрела на двух колдунов, направившихся вниз по лестнице.
Бирюзовые глаза арлекина, казалось, сейчас выскочат из орбит. Шут Смерти потрясенно взирал на Джака в великолепных доспехах. Тайного Инквизитора поддерживал Леке. Рука гиганта оставляла за собой фосфоресцирующий след, быстро тающий в воздухе. Марб'Алтор сжался в углу клетки.
— Деамхан диабхал! — испуганно пробормотал он.
От десантника исходил запах демонов. Произошло что-то важное и значительное. Что?
Сейчас смерть настигнет Шута, и он умрет, так ничего и не узнав.
Проигнорировав Марб'Алтора, Леке и Джак подошли к столу, где лежала раскрытая «Книга Рана Дандра». Гигант опустил светящуюся руку на страницу, волшебные руны элдаров съежились.
Арлекин взвыл, оскорбленный святотатством.
Рука Славы показала на жезл, затем прикоснулась к груди Лекса. Вторая рука гиганта, одержимая, вцепилась в наплечник доспехов.
Красно-золотистый цвет брони стал ярче, а затем поблек.
Джак понял: Д'Аркебуз хочет передать ему одержимость. Жезл послужит проводником демонической энергии. Леке рискует собственной душой, и все для того, чтобы исполнились мечты Драко.
Тайный Инквизитор приставил жезл к груди гиганта.
— Да изыдут из тела твоего демоны! Да перейдут они в меня! Ego te exorcizo!* Разряд отбросил Лекса назад, и он ударился спиной о косяк. На двери остался фосфоресцирующий след ладони. По-прежнему живой, он с тревогой смотрел на Джака.
Драко покачнулся. Он упал бы, если бы не стальной каркас брони. Чтобы удержать равновесие, он вцепился в массивный стол. Сверкающие, текучие как ртуть руны ожили.
Чего он хотел от Книги Судьбы? Какие тайны жаждал узнать?
Хотел заглянуть в свое будущее… Найти, где расположен Перекресток Паутины. То место, где время изменяет направление… где воскрешают мертвых…
Место искупления, откуда начнется светлый путь. Там родится Ньюмен. Дитя Хаоса проснется и преобразится!
Невозможно! Его манят пустые фантазии!
И все же… Воскрешение достойного человека, наверняка, волнами света прокатится по всему космосу.
Мелинда достойна!
Империю можно спасти, можно преобразить Императора, доставить раненому Богу целебный бальзам.
В голове Джака шумело. Ожившие символы на странице изгибались, словно серебряные змеи. Первое слово служило ключом к инструкциям. Простые, короткие слова: «Кле», «Сирт», «Лар»: «влево», «вправо», «прямо». Это же указания движения. Направление в Паутине!
Когда в агонии Азулу Петрову открылось видение руны, указывающей путь в Черную Библиотеку, отправной точкой в инструкции стало местоположение в пространстве самого навигатора. Верно ли это и сейчас? Стоит ли он в начале извивающейся ленты-руны?
Джак снял крышку со смертоносной линзы. Неожиданно единая фраза рассыпалась на отдельные части. Как в калейдоскопе, знаки и символы смешались, один узор сменялся другим. Путеводная нить петляла по запутанному лабиринту, иногда пересекая саму себя, иногда обрываясь, — там, где проход запечатали элдары.
Конечно! Заветное место, Перекресток, который искали Великие Арлекины, не скрывался в недоступном закоулке. Можно достичь его в любой точке, если придерживаться точной инструкции и знать точку отсчета.
Не удивительно, что элдары не сумели найти Перекресток. Они не могли поверить в многовариантность, в бесчисленное множество маршрутов. Никто из них не догадается пройти дважды по одному и тому же участку. Никто не направится в заведомый тупик.
Джак вгляделся в план. Путеводная нить прерывалась в одном месте, вот еще в одном, и еще. Что это означает? Указание выйти из Паутины, а затем вновь войти в нее? Значит вход и выход находятся на одной планете.
Руна пути к Перекрестку отпечаталась черными линиями на хрусталике ворп-глаза. Осознав это, Джак отвел взгляд от раскрытой страницы Книги Судьбы и спрятал линзу, он чувствовал себя коллекционером, добывшим редкий экземпляр жука.
Существовало ли описание маршрута в «Книге Рана Дандра» на самом деле? Сможет ли еще кто-либо прочесть волшебные руны?
Джак вырвал страницу и скомкал ее.
Леке постепенно приходил в себя. Тело его почернело, покрылось сажей, но сам ожог оказался незначительным.
Инквизитор швырнул гиганту смятый пергамент:
— Спрячь и смотри не потеряй. Помоги мне снять проклятые железки! Быстрее, у нас мало времени.
Шут Смерти удрученно следил за происходящим. Очевидно, он решил, что Тайный Инквизитор разгадал тайну священных рун на странице, и вся остальная книга — ничто по сравнению с вырванным листом.
Марб'Алтор пока не знал, что маршрут к Перекрестку сохранился на хрусталике, не знал и того, что рядом с особняком стоит корабль Хаоса. Но Шут чувствовал присутствие демонов.
Освобождаясь от доспехов, Джак внутренним взором исследовал свою психику. Кажется, все в порядке… но Тайный Инквизитор продолжал упорно искать… … и нашел.
Нечто чужеродное притаилось в большом пальце правой ноги. Существо размером с бородавку пряталось от разума Джака. Как только ворп-тварь поняла, что обнаружена, она выплеснула энергию, волнами прокатившуюся по телу Драко. Правая стопа онемела, вышла из подчинения, контролируемая невидимой сущностью.
Постепенно нога онемела до колена, потом до бедра. Власть Хаоса поднималась, как талая вода весной. Молитвы Джака не помогали. Нужно немедленно вырвать демона из костного мозга и отбросить обратно в ворп-пространство.
Еще владея голосом, Джак приказал Лексу: — Держи нагрудник передо мной как зеркало. Глаза закрой.
Гигант все понял. Увидев в полированном металле собственное бородатое лицо, Джак открыл глаз Азула. Собравшись с духом, он взглянул на свое отражение через линзу. Руна маршрута превратилась в пульсирующую решетку.
Электромагнитное поле протянуло щупальца в мозг Драко, словно мощная турбина затягивала в воронку психику Инквизитора. Но туда же всасывало и демона, не успевшего развернуться в новом теле.
С визгом ворп-тварь исчезла в энергетическом водовороте. Волна отхлынула, утянув с собой сопротивляющееся чудовище. Джак был свободен.
Драко закрыл линзу и облегченно вздохнул.
Д'Аркебуз отбросил нагрудник и захлопнул «Книгу Рана Дандра», вырвав несколько крупных камней из оклада. Он уже думал о будущем. Покидая особняк, они смогут взять с собой очень немногое — только оружие и драгоценности.
— Ты стал Иллюмитатом, Леке? — спросил Джак, поеживаясь. Ему не верилось, что все позади.
Гигант не ответил. Иллюмитатом не мог стать тот, кто не был сайкером. Но случилось чудо. Души погибших товарищей вмешались в происходящее и принесли свет Рогала Дорна.
— А ты, Джак? — выдавил из себя десантник.
— Не знаю.
Драко снова и снова задавал себе этот вопрос, но сознание Иллюмитата не проявлялось.
Да, он прочел Книгу Судьбы с помощью Руки Славы. И демон побывал в его душе… Но момент истинного просвещения наступит, когда Джак найдет Перекресток и оживит Мелинду.
Наверху послышались взрывы. Отступники устали ждать и ринулись на приступ особняка.
Гримм и Ракел недолго смогут держать оборону. Джак и Леке устремились вверх по лестнице, мгновенно позабыв про пленника-арлекина и Книгу Судьбы.
Десантники Хаоса развернулись цепью и двинулись в атаку. Гримм подпустил врагов поближе и открыл огонь. Скват не собирался даром расставаться с жизнью.
И вдруг в пыльном воздухе над особняком возникли истребители, целая эскадрилья.
Вайперы элдаров. Пилоты и стрелки, одетые в традиционную светло-зеленую форму, расстреливали десантников Хаоса из лазерных пушек и сюрикен-орудий. Один истребитель держался поодаль, в нем сидел пассажир. Значит, третий арлекин из Театрума Миракулорум уцелел в стычке, добрался до Паутины и привел мстителей. Или подмогу? Выяснил ли элдар истинные мотивы Джака? Догадался ли, в чьих руках Книга Судьбы?
Вайперы появились на Сабурлобе под прикрытием затухающей бури. Демоническая аура вокруг корабля Хаоса привела их к особняку.
Элдары не допустят, чтобы Книга Судьбы попала в лапы Тзинча.
Пилоты пикировали на беспорядочно мечущихся перед особняком десантников. Плазменные потоки полились на отступников и их корабль, превращая материю в раскаленный ионизированный газ. Лазерные пушки внесли свою лепту в разгул смерти.
Голографическая маскировка корабля пропала. Клешни оплавились, в нескольких местах корпуса зияли пробоины. Острый стабилизатор отвалился и, пролетев десяток метров, пробил крышу соседнего дома.
Истребители переключились на искавших укрытие десантников. С неба посыпались сюрикены и разрывные снаряды. Отступники не остались в долгу, отстреливаясь из болтеров. Но вот упал один прислужник Хаоса, другой, третий… Бывалые убийцы дрогнули.
Гримм изредка выглядывал из окна и стрелял скорее из приличий, чем по необходимости.
К месту сражения мчались броневики с пулеметами на башнях. Арбитраторы в зеркальных шлемах наконец-то очнулись от спячки.
Горящая крыша соседнего дома рухнула, повредив первую машину. Остальные прорвались сквозь клубы дыма и окружили поврежденный корабль. В первую очередь арбитраторы решили разобраться с отступниками в угловатых доспехах.
ТУБ-ТУБ-ТУБ-ТУБ, массивные пули вырвались из ружей, засвистели разрывные гранаты.
В особняке не осталось ни одного целого окна, обвалилась стена.
— Давайте выбираться! — предложил Гримм.
Джак согласно кивнул.
— Моя кость! — воскликнул Леке. Какая участь ждет священную мощь, на которой он вырезал герб Имперских Кулаков?
От лазерного луча загорелись черные портьеры. Пламя перекинулось на потолок.
— Придется оставить косточку, мастиф, — заметил скват.
Леке застонал от горя.
— Что делать с Шутом? — крикнула Ракел.
— Оставим в подвале, пусть поджарится! — рявкнул Гримм. — И «Книгу Рана Дандра» бросим. Пусть арлекины поломают голову над загадкой.
Разбитый корабль Хаоса взревел и поднялся в воздух. Плазма, вырвавшаяся из сопел, уничтожила отступавших десантников.
Когда, воспользовавшись суматохой, Джак и его компаньоны покинули особняк, в небе на фоне тусклого красного солнца расцвел огненный цветок. Это взорвался корабль Хаоса. Очевидно, он потерял управление в результате полученных повреждений.
А может, пилот специально уничтожил корабль и участок реальности вокруг, чтобы дестабилизировать светило Сабурлрба? Ночной мотылек способен взмахом крыла вызвать бурю…
ГЛАВА 12. ОГНЕННЫЙ ВАЛ
По воле случая из-за бури в космопорту Шандабара застрял транспорт с двумя сотнями солдат, пополнением для Сабурлобского полка Имперской Гвардии.
Командование получило сообщение Верховного Судьи о том, что из Серой Пустыни на город движется эскадрилья инопланетных истребителей, а на окраине Шандабара приземлился корабль десантников Хаоса. Межзвездные рейнджеры избрали планету местом для очередной разборки. Требовалась срочная помощь.
Из-за недавнего убийства судьи и гибели наряда арбитраторов все вооруженные формирования пришли в состояние боевой готовности.
Буря утихла, и жители города поодиночке и маленькими группами стали появляться на улицах. Из уст в уста передавались слухи о том, что над планетой взорвался неизвестный корабль. Кое-где видели инопланетян в зеленых мундирах, сражающихся с арбитраторами.
Отдаленные взрывы и пулеметные очереди свидетельствовали о том, что гангстеры и бандиты не преминули воспользоваться всеобщим смятением. Дьяконы храма Ориенс под шумок предприняли вылазку в Аустрал. Но это оказалось лишь прелюдией…
Экраны, установленные на улицах города для демонстрации Истинного Лица, вновь ожили.
Судьи приказали настоятелю храма Оксиденс воспользоваться ими, чтобы сообщить о введении в столице чрезвычайного положения. Город подвергся нападению инопланетян. Для восстановления мира и покоя арбитраторы безжалостно накажут любого, кто нарушит порядок.
Испуганные горожане собрались на площади перед Оксиденсом для молитвы. В самый разгар церемонии над куполом завис миниатюрный летательный аппарат, пилотируемый самой Смертью. Высокая фигура с черепом вместо головы и костями на черном одеянии громогласно объявила:
— ЛЮДИ, ВАШЕ СОЛНЦЕ СЖИГАЕТ ПЛАНЕТУ!
МОРЯ ЗАКИПАЮТ!
ВСЕ СГОРАЕТ, ЖИЗНЬ ЗАВЕРШАЕТСЯ!
Усиленный громкоговорителями голос оглушил шандабарцев. Не все поняли импергот, на котором вещала Смерть, но раскаленное солнце говорило само за себя. Небо пылало.
Мстители элдаров услышали телепатические крики плененного арлекина. Они спасли Шута и обгоревшую «Книгу Рана Дандра» из охваченного огнем особняка. Получивший многочисленные ожоги Марб'Алтор убедил их, что город необходимо ввергнуть в панику. Так они отвлекут внимание властей планеты от поисков инопланетян и сумеют выследить маньяка-инквизитора, вырвавшего из Книги Судьбы важную страницу.
Да воцарится анархия!
Марб'Алтор посеял зерно, поспешившее прорасти. Шандабар превратился в бушующее море. Разве могла кучка арбитраторов сдержать два миллиона взбунтовавшихся горожан? По всей столице пылали пожары. Кто-то поджег и храм Аустрал.
Огонь, пыль, жара… Люди лихорадочно искали спасение, стремились выбраться из города. Космопорт блокировали правительственные войска. Тогда тысячи людей устремились к реке Бихисти.
Переполненные лодки переворачивались. В воде кричали тонущие.
Фанатики твердили о покаянии в пустыне, о спасении в холодных песках.
— Ищем спасения в нашей вере! Находим испытания в завтрашнем рассвете!
Никто не имел четкого представления о происходящем. Толпа знала только одно: нужно срочно выбираться из Шандабара, потому что город ждет гибель в огне.
Начался массовый исход. Население эвакуировалось на грузовиках и лимузинах, на рикшах и песчаных санях, верхом на камелопардах и пешком. Тысячи ног вздымали пыль в небо.
Когда солнце, наконец, скрылось за горизонтом и жара немного спала, казалось, в столице остались лишь сражающиеся между собой десантники Хаоса, инопланетяне и арбитраторы.
Шандабар превратился в темную тень на горизонте, над которой сверкали трассирующие пули.
Гримм, Леке, Джак и Ракел вчетвером уместились в одноместном купе грузового дилижанса. Водитель, к затылку которого приставили болтер, усердно управлял машиной. На крыше кузова притулились несколько беженцев. Джак пощадил несчастных, решив, что они послужат отличной маскировкой во всеобщей неразберихе.
Дилижанс вез племенных камелопардов на ежегодные скачки в Бара Бандобаст. Мотор перегруженной машины работал на пределе. Но Драко не хотел вырываться вперед из общего потока беженцев. В толкучке преследователи не смогут отыскать их.
Внезапно в зеркалах заднего обзора отразился ослепительный взрыв. Стена огня поднялась на месте Шандабара.
— О, мои предки, — охнул Гримм. — Что это было? Ядерная бомба?
Леке покачал головой.
— Не похоже, — ответил он. — Я думаю, что буря обнажила пласты угля, серы и селитры, прежде засыпанные песками Серой пустыни. Минералы витали в воздухе, насыщенном кислородом, и, когда плотность достигла критической массы, выстрелы плазменной пушки сыграли роль детонатора.
— Ты хочешь сказать, мы сидим на пороховой бочке? — встрепенулся Гримм.
— Пустыня тоже взорвется?
— Сомневаюсь. Иначе огонь уже настиг бы нас. Мы должны помолиться о том, что Шандабар взорвался.
— Ты не в своем уме, Леке! — возмутилась Ракел.
— Утром многие придут в себя. Но возвращаться им некуда. Нашим врагам по-прежнему придется искать иголку в стоге сена. Впрочем, скорее всего и элдары, и отступники Хаоса, и местные стражи закона погибли во время взрыва. Сбавляешь обороты, водитель!
Все нуждались в отдыхе. Леке, Джак и Гримм распределили между собой часы дежурства. Ракел могла спать сколько ей захочется, или сколько удастся.
Никто так и не узнал, что в космопорту Шандабара приземлился второй корабль Хаоса.
Взрыв, стерший с лица земли столицу, уничтожил и крабоподобное исчадие ада.
От края до края пустыню заполнили всевозможные передвижные средства. Упорные сабурлобцы шагали даже ночью. Леке поразился, что не перевелись еще выносливые люди. Страх смерти подгонял даже немощных и больных.
Ряды пешеходов пополнялись теми, чей транспорт ломался или глох из-за нехватки горючего. Машины, похожие на быков, облепленных оводами, еле ползли под тяжестью беженцев. В толпе из уст в уста передавались противоречивые слухи. Где искать спасение?
Ждет ли участь столицы Бара Бандобаст? Или солнце спалит весь Сабурлоб?
Движущиеся в общем потоке, арлекины и арбитраторы время от времени натыкались друг на друга и устраивали короткие перестрелки, используя автомобили, камелопардов, а то и людей в качестве прикрытия.
В толпе пробежал слух, что инопланетяне не случайно появились на Сабурлобе. В центре пустыни беженцев ждет флотилия звездолетов, но эвакуироваться удастся лишь тем, чья вера прошла испытание.
Кроваво-красное солнце поднималось на востоке. Жара ударила в гонг над бескрайней пустыней. Перед глазами людей поплыли миражи. Тенистые леса и прекрасные озера с замками на берегах придавали беженцам сил, но видение тут же пропадало. Горячая пустыня смеялась над уставшими путниками.
Водитель дилижанса обессилено опустил голову на пульт управления. Он засыпал. Машина резко затормозила. Несколько непрошеных пассажиров упали с крыши и тут же полезли обратно, заглядывая в окна. По капоту застучали ноги и кулаки. Стреноженные камелопарды в кузове шуршали сеном.
— Что случилось? — свесилась сверху любопытная голова.
Леке приоткрыл дверь и вытолкнул водителя на песок. Гримм перебрался за пульт управления и крикнул:
— Сидите спокойно, иначе я стреляю!
Дилижанс медленно пополз вперед.
Беженцы двигались строго на юг, а скалистая гряда, о которой рассказал Шут, располагалась восточнее Бара Бандобаста. «Значит, пора поворачивать», — решил Джак.
Но изменивший направление дилижанс вызовет подозрения.
Воздух в кабине обжигал. Дышать становилось трудно. В машине имелся кондиционер, но без блока охлаждения.
Гримм вытер соленый пот с лица.
— Нужно открыть окно, босс.
Джак согласился. Опустив стекло, он крикнул:
— Эй вы там, наверху! Слушайте меня!
С крыши свесились головы.
— Мы знаем истинный путь спасения! Клянусь императором! Мы зовем вас с собой, — он облизал пересохшие губы. — Иначе инопланетяне и отступники задерживают нас. Наш путь лежит на юго-восток, говорите это всем, кого видите. Направляемся к скалистой гряде в пятидесяти километрах от Бара Бандобаста. — Сглотнув несуществующую слюну, Джак продолжил: — Только мы знаем точное место. Когда все поворачивают, я указываю путь. Идете и предупреждаете сограждан, иначе я стреляю по крыше на счет десять… девять… восемь…
Гримм остановил машину. Со стороны это выглядело, как обычная поломка. Мужчины и женщины спустились вниз, многие показывали на горло и хрипели. Говорить они уже не могли.
Джак знаками объяснил, что воды нет. Тогда один из беженцев перекусил себе вену и стал сосать собственную кровь. Бросая испуганные взгляды на дилижанс, сабурлобцы влились в толпу, что-то объясняя своим сородичам.
— Дурачье, — прорычал Леке. — Но они нужны нам, как панцирь крабу.
Не все вернулись обратно к машине. Некоторые умерли от жажды, другие испугались свирепого гиганта. Однако заметно поредевший людской поток изменил направление.
Неожиданно стали раздаваться странные хлопки, похожие на глухие взрывы. Дилижанс тряхнуло и занесло. Второй взрыв.
— Кто-то стреляет по шинам!
Третий. Машина накренилась, мотор закашлял.
— Никто не стреляет, — измученно выдавила Ракел и показала на ближайший лимузин. — Жара усиливается, и колеса не выдерживают.
Транспорт пришел в негодность. Угрожая болтером, Гримм согнал беженцев с крыши.
Леке открыл кузов и по одному вывел камелопардов. Животные тупо покачивали головами на изогнутых шеях, над костлявыми крупами возвышались горбы.
Камелопарды даже не вспотели, благодаря отсутствию жира они легко переносили высокую температуру. Но продлится это недолго.
Непрерывно усиливающееся солнечное излучение сократит их счастливое лето. Через несколько дней все они вымрут — хотя и гораздо позднее, чем их владельцы.
Животные были слишком испуганы или слишком глупы, чтобы убежать. Согнанные с крыши пассажиры завистливо посматривали на «корабли пустыни».
— У них в горбах есть вода, — прохрипел Гримм. — Целые цистерны. Только крана не хватает.
— Нет, сэр, нет! — залепетала толстая грязная старуха. — В горбах только жир, воды нет.
Коротышка жестом приказал ей подойти.
— Объясняешь.
— Сжигаем жир — получаем воду.
— Черт побери нет времени жарить горбы.
— И кровь, сэр. Кровь.
— Дурацкая идея. Кровь соленая.
— Не соленая, сэр, нет. Камелопарды много пьют, кровяные тельца впитывают воду и расширяются.
— Чушь!
— Я не вру. Животных специально отпаивают перед переходом.
Возможно, старуха говорила правду. Леке задумался, затем отломал крышу от кабины дилижанса, найденной в багажнике лопатой выкопал с песке яму и построил импровизированную раковину. Из двух камелопардов им удалось добыть литров тридцать крови. Ракел, Джак, Гримм и Леке по очереди жадно напились, держа почти обезумевших беженцев на прицеле. Леке заполнил канистру. Остатки жидкости перешли во власть пассажиров.
Камелопарды с явным безразличием наблюдали за судьбой сородичей. Леке вытащил из кузова четыре седла и уздечки. На улицах Шандабара он видел всадников, трясущихся верхом на горбатых скакунах. Он требовательно спросил у толстухи, перемазанной кровью:
— Седла приторачивают за горбом, женщина?
Притворяться, что они говорят на сабурлобском диалекте, уже не имело смысла.
— Да, иначе они поворачивают голову и кусают всадника.
— Намордники есть?
— Нет, сэр, камелопардам нужно дышать.
Она заколебалась, но затем продолжила:
— Ваш вес огромен, добрый сэр. Ваше животное не бежит, а плетется.
Утолив жажду, пассажиры дилижанса принялись снимать с животных шкуры, надеясь утолить голод и соорудить укрытие от палящих лучей.
— Как приказываешь им двигаться? — спросил Леке. — Какие говоришь слова?
— Берете меня с собой? — решила поторговаться толстуха. — Я сажусь вместе с карликом.
— Возможно, — уступил гигант.
— Я много знаю о камелопардах, добрый сэр.
— А о своем весе ты знаешь, жирная туша? — вмешался Гримм.
Женщина взглянула на принесенные Лексом веревки и поняла, что ни один камелопард беженцам не достанется.
— Вы забираете всех! — обвинила она.
— Помогаешь нам, и мы помогаем тебе, — отрезал десантник.
Ракел направила на женщину лазерный пистолет: — Говоришь слова! Если врешь, мы не трогаемся, а тебя ждет наказание.
Встревоженная толстуха ответила:
— Чтобы тронуться, кричите: «Хат-хат-шутур!», для рыси — «Тез-ро!» и чтобы перейти в галоп — «Ялд!». Для остановки — «Рокна!».
Солнце заметно уменьшилось в размере, а жара иссушала землю.
Леке подбодрил спутников:
— Послушайте, тепловой удар никому не грозит. Просто резкий температурный скачок сбивает всех с толку.
— Ха! Легко говорить, — проворчал Гримм. — Тебя специально учили переносить и мороз, и жару.
Джак снял рубашку и остался в одном бронежилете. Как ни легок был эластичный пластик, сейчас он превратился в стопудовый груз.
Ракел внезапно согнулась, и ее стошнило кровью камелопарда.
— Вот черт! Ты должна вновь напиться! — крикнул Гримм.
В выемке осталась маленькая лужица, которая быстро испарялась, оставляя на стенках черную корку. Девушка подчинилась, опустилась на колени и допила кровь, чтобы напитать организм влагой.
Леке оседлал «скакунов», укрепив упряжь так, как говорила толстуха. Четверо вооруженных людей забрались в седла. Еще четырех камелопардов Леке вел на поводу. Оставалось еще одно животное.
— Это тебе, добрая женщина, — сказал Леке. — Подарок за совет. Хат-хат-шутур!
Его камелопард пришел в движение. Леке хлестнул горбатого скакуна по костлявым бокам.
— Хат-хат-шутур! — закричал Джак.
— Хат-хат-шутур! — закричал Гримм.
— Хат-хат-шутур! — закричала Ракел.
— Тез-ро! — взревел Леке. — Ялд!
Оглянувшись, Джак увидел, как толстуха седлает подаренного камелопарда, отражая попытки оспорить ее право владения. Как жаль, что столько людей погибнет! А какая участь ждет Лекса, Гримма и Ракел?
ГЛАВА 13. ЖАРА
Воздух стал похож на расплавленное стекло. На горизонте то и дело появлялись миражи прекрасных оазисов. В мареве очертания машин, камелопардов и людей искажались. Шатающиеся путники падали, количество трупов катастрофически росло.
Путь беглецам преградил десантник в угловатых доспехах и с болтером в руке. Нужно ли тратить разрывной патрон на отступника? Мираж заколыхался и исчез, прежде чем Джак успел решить этот вопрос.
Из-за жары у людей появились галлюцинации.
Драко накинул капюшон, но прохладнее не стало. Леке умел переносить немыслимые нагрузки, но не закипят ли мозги у него в голове?
Отверстия на обнаженной спине гиганта походили на пулевые ранения. Ракел закрыла лицо куском пергамента, вырванной Джаком страницей из «Книги Рана Дандра». Красный пояс ниндзя, скреплявший сооружение, издали казался кровавым шрамом.
Исчезли ли Вайперы вместе с Книгой Судьбы в Лабиринте? Или арлекины до сих пор ищут похитителей среди толп беженцев?
Планета превратилась в наковальню, по которой без всякой жалости колотил молот жары.
Но никто не опускал людской металл в воду, чтобы охладить. Трупы не выдержавших испытание мгновенно превращались в мумии. Меж миражами рыскали песчаные вихри, завлекая несчастных в гибельную круговерть. Назад падали только кости. Острые песчинки, как пираньи, съедали плоть жертв.
Лопались камни и иссушенные кости — такова была жара.
К Джаку пришло видение: пульсирующий белый карлик, как дитя, с муками выходил из кроваво-красного солнца. Он вдруг понял, что молится, невольно обращаясь к Хаосу:
— Оживи память! Покажи мне сияющую тропу!
Но разве не ересь подобная молитва?
Ничего не изменилось. Все тот же кровавокрасный свет заливал готовую воспламениться планету.
— Дай мне увидеть свет Рогала Дорна! — монотонно бубнил Леке.
Ракел непрестанно повторяла:
— Я — ниндзя. Мне по силам вынести любую пытку.
Это порадовало Джака. Значит, воровка смирилась с уготованной ей судьбой. Видимо, жара всколыхнула в ее душе какие-то высшие инстинкты, подготавливая к приходу Мелинды.
— Смотрите! — воскликнул Гримм. — Вода!
Из-под земли бил фонтан. Хрустальные капельки переливались на солнце всеми цветами радуги.
— Очередной мираж.
— Нет! Ялд! Ялд!
Камелопарды, учуяв воду, сами побежали быстрее. Животным не потребовалась команда «Рокна!», чтобы остановиться у источника живительной влаги. Джак и его спутники спешились. К воде спешили другие беженцы, подъехал белый лимузин, из мотора которого валил густой дым.
Вот он, сияющий путь! Люди и животные забрались в воду, ловя капли и радуясь спасению.
— Мы должны воздать благодарность Императору! — сказал Джак.
— И трещине в скале от дьявольской жары, — добавил Гримм, — и водяной жиле.
И все же это было чудо.
Леке бросил косой взгляд на лимузин. Водитель в белом шелковом одеянии, с тюрбаном на голове, ведром носил воду и выливал на капот, чтобы открыть крышку и добраться до мотора.
— Эй, — окликнул его Леке. — Ты заранее приспустил шины, да?
Мужчина вздрогнул, услышав вопрос на имперготе.
— Ты спускаешь шины? — повторил на сабурлобском диалекте д'Аркебуз.
— Да.
Ответ краткий и враждебный. Чего хочет полуголый верзила? Уж не отнять ли автомобиль?
— Ты молодец, приятель! — похвалил Леке. — Не многие водители принимают меры против жары.
— Место спасения здесь, — заявил один из пассажиров машины. Очевидно, он свихнулся от радости. — Мы прячемся по горло в воде.
— Место спасения дальше, — возразил другой пассажир. Говорил он мягко и терпеливо, так увещевают буйно помешанных, способных натворить бед. — Спасение — каменный лабиринт, помнишь? Сначала мы проезжаем мимо хижины отшельника, которую я описываю.
— Лабиринт? — переспросила высокая черноволосая дама, приехавшая на камелопарде.
— А что за хижина? — вторила ее спутница, худая старуха с испачканным пылью и потом лицом.
— В горах живут привидения, — сообщил информатор. — Я из Бара Бандобаста, я знаю. Туда никто не ходит. У входа в каньон находится обитель аскетов.
— Кого? — переспросил кто-то.
— Уединенных отшельников, которые молятся, призывая лик Императора явиться на солнце. Сабурлоб тогда становится главной планетой в космосе.
— Извините, — вмешался Гримм. — Сколько отшельников там живет?
— Сотни.
— Ничего себе хижина. Какие же они отшельники?
— Каждый аскет сидит на отдельном каменном столбе! — ответил житель Бара Бандобаста, решив, что карлик ужасно глуп.
— Значит, сегодня им приходится туго. Если они до сих пор не сваливаются с камней, как мухи!
Из-за песчаного бархана возникла высокая фигура в когда-то зеленой униформе. Загоревшии на солнце до пурпурного цвета элдар все же сохранял грациозность и обаяние. Копна черных волос падала ему на лицо, опаленная кожа покрылась волдырями.
Гвардеец покачнулся, но не выпустил из рук лазерное ружье, направив его на барахтающихся в воде людей.
— Инопланетянин!
Кто-то из пассажиров лимузина выстрелил из обреза. Пуля не задела элдара. В толпе даже не поняли, что произошло, посчитав хлопок треском расколовшегося камня. Но арлекин заметил разницу. Прижав приклад к плечу, он выпустил луч туда, откуда прозвучал выстрел, но тоже промахнулся. Луч попал в багажник лимузина, где хранилась запасная канистра с горючим. Машина превратилась в пылающие обломки.
Водитель взвыл от горя, в отчаянии разрывая белые шелка.
ТРА-ТА-ТА бум ТА-РА-РАХ, выстрелил Леке, и уж он-то не промахнулся.
Десантник вскочил на камелопарда, знаками показывая товарищам последовать его примеру, пока обескураженные пассажиры лимузина не пришли в себя и не попытались завладеть стоявшими без седоков животными.
Две дамы, прибывшие к источнику верхом, пришли к такому же умозаключению и резво вскочили в седла.
Размахивая болтером, Леке крикнул:
— Хат-хат-шутур! Ялд!
Запевале ответил дружный хор, и маленький оазис остался позади.
Две женщины решили присоединиться к группе Джака. Что ж, с ними отряд выглядит естественнее — если на Сабурлобе осталось хоть что-то естественное.
— Канистра все равно взорвалась бы, — безоблачно рассмеялся Гримм. — И цилиндрам недолго оставалось. Когда сбиваешь масло, главное — не переусердствовать.
— Избавь нас от своих кухонных заповедей, — отмахнулся Джак. — Я должен помедитировать.
Ракел бросила подозрительный взгляд на непрошеных спутниц.
— Питаетесь отдельно, — предупредила она. Хорошее начало. — Я принадлежу к клану имперских ниндзя.
В ней явно произошел качественный сдвиг.
Столбы из темного базальта. Сотни колонн с плоскими верхушками высотой от пяти до пятидесяти метров занимали площадь в несколько квадратных километров в центре пустыни. Природное сооружение походило на развалины удивительного древнего храма.
На одной из колонн на коленях неподвижно сидел отшельник в белой рясе. Лицо его почернело от солнца. Вблизи стало ясно, что аскет давным-давно превратился в мумию.
На камне было выбито: «Его огромный красный глаз наблюдает».
На другом столбе, где возвышалась точно такая же мумия, надпись гласила: «Родоначальник Сущего».
Беженцы медленно брели по каменному лесу. Счастливчики ехали на камелопардах и в автомобилях, но большинство все же передвигалось пешком. То тут, то там люди падали и больше не вставали. Все были измучены долгим переходом и почти не обращали внимания на диковинных отшельников.
Среди планет Империи существовали многие, где набожность равнялась безумию. Сумасшествие заразительно. Пилигримы, посетившие Шандабар в Святой Год, вдохновлялись и уходили в пустыню для уединения. Чем дальше Джак углублялся в дебри каменных джунглей, тем плотнее становились ряды аскетов.
Пока им встречались лишь иссушенные ветром и временем трупы. Живые где-то спрятались от песчаной бури.
Ах, вот она — «хижина» аскетов. Огромная гора, изрезанная множеством пещер, походила на улей. Пустой улей. Переждав бурю, отшельники вернулись на свои нашесты. Мумии на столбах убила не буря, а солнце. Сабурлоб считался холодной планетой. Понадеявшись, что жара спадет, некоторые монахи остались наверху. Истинное благочестие — умереть с молитвой на устах. Остался ли в горе-улье кто-нибудь живой?
Камелопарды замедлили шаг, они с опаской оглядывались по сторонам. Каменная колоннада странным образом влияла на животных.
Здесь царило безмолвие.
Снова встретилась надпись: «Родоначальник Сущего». На большинстве планет Империи говорили: «Отец Сущего». Ужас холодными пальцами сжал виски Джака. Мумия на одном из столбов открыла глаза и взглянула прямо на него. Зашевелились аскеты на соседних постаментах, из ртов с острыми клыками донеслось зловещее шипение.
Драко пришпорил камелопарда, крикнув спутникам:
— Это мутанты-генокрады!
Леке и Гримм, рыча проклятия, вытащили болтеры.
Черноволосая женщина воскликнула:
— Что происходит?
Ракел, смекнувшая, в чем дело, спросила о другом:
— Они опасны?
Из Джака непроизвольно вырвалось:
— Моя истинная гейша-ниндзя знала, на что способны генокрады. Она умела распознавать их в любом обличье. Мелинда рвала их зубами на части!
Мутанты заражали людей измененными генами. Нормальные родители могли произвести ужасное потомство, даже не подозревая об этом. Некоторые дети рождались уродами, другие же выглядели вполне обычно, разве что безволосыми. Выдавали их звериные зубы и пронзительные, гипнотизирующие глаза.
Генокрады обладали неимоверной выносливостью. Выведенные ими мутанты наследовали некоторые их качества, например, способность существовать в любой природной среде.
Все отшельники на столбах — человекоподобные особи, но неизвестно, какие уроды прячутся в кельях горы-улья. Все они поклоняются «Родоначальнику»… Значит, десантники не до конца очистили Сабурлоб. Выжившие генокрады бежали в пустыню и здесь размножились.
Как жаль, что рядом нет Мелинды. Уж она-то знала, как бороться с мутантами!
— Она рвала их зубами на части! — повторил Джак.
Истощенная и измученная Ракел передернула плечами: — Ты слишком превозносишь свою госпожу, Инквизитор!
Джаку стало стыдно.
— Форма, которую ты приняла, для меня священна, — признался он дрожащим голосом.
Но одновременно она была богохульной, оскверненной. Форма Ракел станет возвышенной, когда в нее войдет душа Мелинды и когда Дитя Хаоса зашевелится в утробе ворп-пространства, освящая крещение жертвы, принесенной Джаком.
— Прошу прощения от имени Ультрамаринов, — произнес Леке, рассматривая столб за столбом, на которых шевелились фигуры в белых рясах. — Они не довели дело до конца. Мутанты выжили и быстро окрепли. Воистину справедливо, чтo Сабурлоб погибнет.
Один из отшельников встал во весь рост, всматриваясь в поток беженцев. Его капюшон сполз, открывая блестящий на солнце лысый череп и лохматые брови. Мутант призывно протянул руки, подзывая людей. Добровольно пришедшая в обитель ереси толпа казалась ему манной небесной. Другие отшельники также поднялись на ноги. Ведущим инстинктом генокрадов стало стремление передать свое. генетическое наследство. Сейчас к ним в руки брело огромное человеческое стадо.
Гримм истерично хихикнул.
— Вперед, мой верблюдик, — прошептал он. — Вывези меня отсюда.
Мутанты немигающими глазами следили за процессией. Когда же они решатся напасть?
Когда настоящие генокрады вылезут из пещер?
Поток беженцев вливался в каменный лес.
Мутанты ждали, разжигая аппетит. Последние дни планеты походили на кошмар. Но истинный ужас ждал впереди.
— Побыстрее, камелопардик, побыстрее, — уговаривал Гримм, подгоняя своего скакуна коленями и пятками. — Эй, — обратился он к черноволосой женщине, — как переходите на рысцу?
— Говорим «асан», — ответила та.
— Асан! Асан!
Повинуясь команде, камелопард Гримма ускорил шаг. Остальные последовали его примеру. Ох, как хотелось сквату оказаться в броневике, а не на горбатой кляче! Его так и подмывало спрыгнуть и пуститься наутек.
Отшельники на всех столбах поднялись на ноги. Они словно ждали чего-то. В любую секунду может прийти психический сигнал к атаке из горы-улья. Но лица мутантов почему-то обратились на север.
— Самолет! — предупредил Леке.
Вскоре и остальные услышали шум мотора.
На горизонте показался большой военный транспорт.
— Бортовые знаки имперские…
Мутанты явно встревожились. Самолет описал над каменным лесом круг. Вдруг один из его четырех моторов зачихал и заглох.
— У него кончается топливо, — предположил Гримм.
Самолет не мог прилететь из Шандабара, превратившегося в руины и пепел.
— Он с северного континента, — объяснил Леке, вспомнив информацию из путеводителя. — Там находятся военные базы.
Прежде чем песчаная буря и взрыв уничтожили столицу, Астропаты послали сообщение о появлении в городе инопланетян и десантниковотступников. Командование сабурлобского гарнизона выслало самолет на разведку.
Пилот явно рассчитывал дозаправиться в Шандабаре, но на месте столицы зияло черное кострище. Тогда он направился по следу, ведущему от города. Трудно было не заметить вытоптанный широкий тракт, усеянный тысячами трупов и сломанными машинами.
Под хвостом самолета открылся люк, и в небе зарябили темные точки. Десантники в желто-серых, под цвет пустыни камуфляжных костюмах плавно скользили вниз на парашютах.
Полторы сотни бойцов, не меньше!
Моторы самолета один за другим глохли.
Пилот надеялся посадить машину на песок. При ударе о землю в воздух поднялись клубы пыли, но взрыва не последовало — баки с горючим пустовали.
Парашютисты приземлились и с лазерными ружьями наперевес бросились в атаку на спускавшихся с постаментов отшельников-мутантов.
Из горы-улья выползали тошнотворные монстры: четырехрукие, с рогами, клыками и костяными гребнями на спине. Следом бежали вооруженные до зубов прислужники, лишь отдаленно напоминавшие людей. С косматыми гривами, со звериными лапами вместо рук — пародия на человеческий образ.
Из толпы чудовищ прозвучал призывный клич:
— Отче с серебряным языком! Твоя слюна ласкает наши души!
Из центральной пещеры показался «патриарх» генокрадов и мутантов. Огромный четверорукий боров с оскаленными клыками вышел полюбоваться кровавой сценой. Тело его покрывал толстый панцирь.
Гримм выстрелил и убил наповал ближайшего мутанта,
— Тез-ро, ялд! — закричал Джак.
Повторяя молитвы, они ринулись вперед.
Один из отшельников бросился наперерез. Леке разрядил болтер, но его разгоряченный камелопард шарахнулся в сторону. Остановил врага выстрел Драко.
Мутанты набросились на усталых, обессиленных беженцев и стали высасывать кровь, чтобы утолить жажду. Самые стойкие из путников защищались, отстреливались из обрезов и пистолетов. В бой вступили и солдаты в желто-серых комбинезонах. Выстроившись в боевом порядке, они поливали огнем богопротивных тварей. Привлеченный выстрелами, на помощь гвардейцам, разворачивая пулемет, спешил броневик арбитраторов.
Стрелок на башне давно потерял свой зеркальный шлем. Прищурившись от яркого солнца, он поливал длинными очередями яростно ревущих чудовищ. Один из монстров бросился прямо под колеса машины, и нервы водителя не выдержали. Броневик вильнул в сторону и врезался в столб. Арбитратор-стрелок кубарем скатился на землю. Вытащить пистолет он не успел — острые клыки сомкнулись на его шее.
Бросив задушенную жертву, генокрад стал острыми когтями царапать металл, угрожая вскрыть бронированную машину как консервную банку.
Словно ниоткуда на месте схватки появился реактивный мотоцикл. Серебристая ракета со стабилизаторами, расписанными рунами, ловко маневрировала среди каменных колонн на высоте двух метров. Элдару удалось незамеченным подлететь к ломящемуся в броневик монстру. Установленные на стабилизаторах сюрикен-пушки одновременно изрыгнули шквал острых звездочек. Генокрад завизжал. Безжалостные диски впились в его тело.
Мотоцикл развернулся и понесся к пещере, у входа в которую в окружении прихлебателей стоял «родоначальник сущего». Арлекин понял грозящую его расе опасность. В прошлом отшельники не отходили далеко от своих насестов. Их устраивала изоляция. Исследования территории их не интересовали. Но сейчас Сабурлоб стоит на грани гибели. «Патриарх» адского отродья видел элдаров, рано или поздно он поймет, что рядом находится выход Паутины. Генокрады приложат все силы, чтобы найти его. Допустить это нельзя.
Арлекин направил свою машину прямо на громадную фигуру. Град сюрикенов осыпал четверорукого борова. Большая часть звездочек попала в цель. «Патриарх» закачался, но не упал. Диск отсек одну из рук монстра, вытекли оба глаза, но стальное жало не проникло в мозг. Из ран потек гной. И все же раненое чудовище не погибло.
Элдар за долю секунды оценил ситуацию и изменил решение. Вместо того чтобы стрелой взмыть в небо, камикадзе направил серебристый мотоцикл прямо на «патриарха». Удар откинул борова в пещеру. Мотоцикл взорвался, и очищающее пламя вырвалось из грязной пасти горы.
— Ялд! Ялд!
Маленький отряд Джака вырвался из каменного леса. Но с последнего столба на черноволосую женщину спрыгнул мутант. Камелопард встал на дыбы и сбросил всадницу. Жертва кричала и отбивалась. Но монстр не стал убивать ее, а, противно визжа, оседлал животное и бросился вдогонку за остальными.
— Не останавливаетесь! — оглянувшись, прогремел Леке. — Только вперед. Ялд! Ялд!
Ракел натянула поводья. Старуха развернула камелопарда, собираясь помочь подруге или дочери.
— Помогаете нам! — взмолилась она.
Но любая задержка смертельно опасна.
Список их преследователей слишком велик. Не известно, все ли чудовища погибли, угасла ли их психическая сила после смерти «родоначальника». Продолжат погоню и выжившие в бою элдары.
ГЛАВА 14. ГОРЕ
Огромное красное солнце клонилось к горизонту, но жара не спадала. Камни лопались под копытами камелопардов. Песчаные барханы сменились каменистой пустошью. Увы, стало только хуже: и люди, и животные чувствовали себя, как на раскаленной сковороде. Пахло паленой шерстью.
Не многие пережили нападение генокрадов.
Миражи увеличивали число беженцев. В дрожащей линзе жаркого воздуха можно было увидеть свое отражение. Реальность и галлюцинации слились воедино.
Скольким удалось выжить? Миллиону? Сотне тысяч? Отряд Джака двигался в авангарде, храня тайну спасения.
Сотни тысяч мертвых шандабарцев — малая часть неминуемой планетной катастрофы.
Никто и никогда не вспомнит их имена.
На горизонте показалась горная гряда. Камелопарды оживились и ускорили шаг. На десятки квадратных километров раскинулись пологие холмы и острые вершины, лишенные растительности. За миллионы лет ветер и песок прорезали в скалах сотни каньонов и узких коридоров.
Джак и его спутники остановились передохнуть в сумрачной пещере, по размерам не уступавшей их особняку в Шандабаре. В тени было прохладнее, но душно, как в духовке.
Необходимо напиться и поесть. Канистра, наполненная у источника, давно опустела.
Гримм вспомнил способ, которым пользовались примитивные скотоводы на одной из сельскохозяйственных планет. Прохрипев нечто нечленораздельное, он жестами попросил Ракел дать ему пояс ниндзя, а Лексу велел крепко держать животное. Затянув импровизированный жгут на шее камелопарда, скват острием ножа пробил сонную артерию.
Хлынувшая кровь забрызгала лицо коротышки. Не раздумывая, он припал губами к ране, глотая кровь, как вампир. Напившись, зажал ранку пальцем.
— Твоя очередь, Джак.
Драко пропустил вперед Ракел, которая почти теряла сознание. Ее тело способно повлиять на всю дальнейшую жизнь Тайного Инквизитора.
Пошатываясь, девушка прильнула к шее камелопарда. Гримм вытащил палец-затычку.
Животное больше не брыкалось. Джак напился и уступил место Лексу. Остатки крови они сцедили в канистру.
Когда камелопард умер, Гримм отрезал горб. Внутри оказался отвратительный на вкус жир.
— Жир сгорит в наших телах, как высокооктановый бензин, — заверил товарищей Леке.
— Тебе легко говорить, — фыркнул скват. — Твой супержелудок перетрет даже камни.
И все же, давясь, все четверо принялись за еду.
Жир быстро портился, тем не менее Гримм сложил недоеденные куски в мешок.
Очень хотелось спать. Солнце почти скрылось за горизонтом, но небо по-прежнему пылало. Вперед, вперед, пока темнота не поглотила горные кряжи.
Джак забрал пояс ниндзя.
— Страницу можно выбросить, — сказал он Ракел, взглянув на залитые кровью элдарские руны. — Если до ночи мы не найдем каменные грибы, то погибнем.
Леке отвел Драко в сторону.
— Давай сохраним пергамент, — прошептал десантник. — Нам пришлось оставить саму Книгу Судьбы, но выбрасывать кусок текста мне кажется неправильным. Страница уже не раз послужила нам: указала путь в Паутину, спасла Ракел от солнца…
— Ты всегда так почтителен к святыням инопланетян, капитан? — грубо оборвал Лекса Инквизитор.
— Руны непрерывно меняются, Джак. Со временем они расскажут и о Сыновьях Императора. Мы не должны уклоняться от возложенной на нас миссии.
— Это не так, Леке, совсем не так! — Джак решился рассказать все соратнику: — В том месте, где время способно измениться, я смогу попрать смерть и оживить Мелинду. Психические волны от метаморфозы прокатятся по Океану. Душ. Теория элдаров утверждает, что взмах крыла бабочки порой приводит к рождению урагана. Так сказал мне Марб'Алтор. Вмешательство в Судьбу в Паутине, в самом центре ворп-пространства отменит древнее предсказание!
Он не убедил Лекса.
— Верь мне, капитан. Ты видел мою власть: я переманил демона и изгнал его из себя с помощью Руки Славы.
Гигант кивнул. Отрицать очевидное он не мог.
— Я стал Иллюмитатом, — добавил Джак. — Но если я ошибаюсь, то молю: убей меня. Или свяжи и доставь в Инквизицию. Но только не в ту, которая забыла свое предначертание и одержима борьбой за власть.
Кто же тогда способен развеять сомнения капитана д'Аркебуза? Терминаторы-Библиарии из ордена Имперских Кулаков? Вернется ли он туда когда-нибудь? Сыновья Императора, элдарская Книга Судьбы, просвещенность — такие вещи не для простого десантника. А Инквизиция… Джак прав, она воюет сама с собой.
— Слушай меня, Леке: мы из тех, кто совершенствует дух. И один из способов сделать это — пожертвовать собой ради великой цели.
Десантник пожал плечами. Жертвоприношение слишком связано в его сознании с демонами Тзинча.
— Величествен лишь сам акт самопожертвования, — пробурчал он.
В глазах Джака сверкнул огонь ярости:
— Ты сомневаешься, что я способен пожертвовать собой ради Императора? Давай помолимся о провидении, благословившем воровку Ракел. Я лично воздам ей почести. Инквизитор идет по единожды выбранному пути. Альтернатива — ересь. В истинном служении всегда присутствует боль.
— Да, боль очищает, — согласился Леке.
— Реинкарнация Мелинды станет актом любви, — настаивал Джак. — Семя любви, посаженное в психическом океане, прорастет, побеждая смерть и Хаос.
Оставив камелопардов в пещере, путники, пошатываясь, побрели по узкому коридору. Пятидесятиметровые каменные стены уходили ввысь, горячий ветер гулял по каньону.
— Сюда, сюда, — звали голоса привидений.
Души погибших путешественников тосковали по доброй компании.
Ракел валилась с ног от голода и усталости, так что Лексу пришлось взвалить девушку на плечо.
Солнце зашло, но жара не спадала. Горячие потоки поднимались к вершинам гор, искажая сумеречный свет. На закате по каменному лабиринту бродило несколько десятков беженцев, ища заветное место спасения, но не имея ни малейшего понятия о том, как оно выглядит.
Джак решил рассказать приметы входа нескольким встречным, увеличить шанс выиграть в лотерею, где ставка — жизнь или смерть.
— Вы видите шесть высоких каменных грибов? — спрашивал он.
Никто из беженцев не сталкивался с этим природным феноменом. Джак брал с каждого слово, что, найдя указанное место, тот позовет остальных.
Леке сжал левый кулак.
— О Дорн, свет моей жизни, — взмолился он. — Бифф, Ереми, на помощь!
Драко сверился с картой на хрусталике.
Руна маршрута четко видна, но где же отправная точка?
— Возьми нож, Гримм, — велел десантник. — Медленно вгоняй мне в глаз клинок, пока я не увижу путь!
Не снимая с плеча Ракел, он опустился на колени.
— Остановись, безумец!
Скват взглянул на Драко, но тот сурово кивнул. Самопожертвование — благочестивое деяние. Так Леке установит равенство, тайную связь между глазом Азула и своим собственным.
— Разве ты не видишь, как гармонично сочетаются обстоятельства? — спросил Гримма Тайный Инквизитор.
Коротышка недоуменно пожал плечами.
— Глаз десантника за ворп-глаз, — объяснил Джак. — Просвещение за страдание. Альтернатива — смерть и крушение надежд мира. Благословляю тебя, капитан д'Аркебуз. Может быть, ты хочешь, чтобы нож взял я?
— Полагаю, что инженер-скват справится с технической стороной дела не менее эффективно, чем Инквизитор.
Нет, Леке не желал, чтобы Джак держал нож. Он не еретик, нуждающийся в помощи Инквизитора.
— Лягаться не будешь? — нарушил торжественность момента Гримм.
— Нет, даже не моргну, скват. Клянусь, ни один мускул на моем лице не дрогнет. Если мне суждено когда-нибудь вернуться, хирурги Имперских Кулаков вставят мне искусственный глаз.
Когда это будет? Пожертвовать глазом, когда неизвестно, что ждет впереди — довольно смелый поступок для воина. Или безрассудный?
— Ты должен вводить клинок очень медленно, чтобы боль концентрировалась, — проинструктировал Леке, глубоко вдохнул и повязал на лоб пояс Мелинды.
Глазное яблоко лопнуло, из глазницы потекла жидкость. И в этот момент сжатый кулак десантника засветился жутковатым сиянием. Указательный палец вытянулся вперед, показывая направление.
При свете первых звезд маленький отряд Джака вышел к плато с шестью каменными грибами высотой три метра. Они образовывали круг, шляпками плотно прилегая друг к другу. В центре сиял голубой диск, вход в Паутину.
Здесь начинался туннель, ведущий в неизведанное. Прочь с Сабурлоба!
Леке снял Ракел с плеча и потряс ее.
— Мы спасены, — ободрил он девушку.
Открыв глаза, Ракел удивленно взглянула на перевязанный глаз десантника. Слабым голосом она спросила:
— Что с тобой?
— Леке пожертвовал своим глазом ради спасения, — ответил Джак. — Недалек тот день, когда нам всем предстоит принести в жертву нечто дорогое, возможно, собственную жизнь во имя Ньюмена, во имя Императора. Триллионы душ жаждут апофеоза!
— Что значит «апофеоз»? — спросила девушка.
— Божественное торжество. Либо победит человечество, либо Хаос. Мы — крохотные песчинки в мире, но наши жертвы сольются в ручеек, который превратится в мощную реку.
— Отличная проповедь, босс, — похвалил Гримм. — Но все же, как ты думаешь, далеко ли ближайшая спокойная планета? Нам пора отдохнуть. Я мечтаю о тихом курорте со жратвой, выпивкой и развлечениями.
Джак снял крышку с линзы-монокля и взглянул на четкие линии.
— Я насчитал десять развилок. Если нам повезет.
Может, потому что спасение было так близко, жара стала совершенно невыносимой. Мелкие моря северного континента пересохли, скоро очередь дойдет и до океанов. Горючие ископаемые самовозгорятся, раскаленная лава уничтожит все живое. Из списка миллионов планет исчезнет одна строчка — Сабурлоб.
Мало кого в Империи интересует то, что происходит чуть дальше собственного носа. И лишь Император прольет драгоценную скупую слезу.
Туннель Паутины показался беглецам ледяным. Даже Леке ощутил резкую смену температуры. Из-за провала памяти он потерял навык, приобретенный в монастыре, в тоннеле Ужаса, своеобразном полигоне, где зоны разрушающей жары сменялись зонами абсолютного холода и участками, лишенными воздуха.
Паутина по сравнению с тоннелем Ужаса совершенно безопасна. Встреча с амазонкой, убившей Мелинду, — случайность. Каждый путешественник занимает здесь изолированный квант времени. Две группы, вошедшие в лабиринт в разное время и в разных местах, имели нулевой шанс встретиться на межгалактических тропах.
Ощущение времени в Паутине исчезало.
Когда ты вошел в лабиринт — минуту назад, час или год, — определить было невозможно. Часы и хронометры сходили с ума: то спешили, то отставали на несколько часов.
Джак шел впереди, держа монокль с хрусталиком в вытянутой руке. Они миновали одну развилку, вторую, третью… Леке поддерживал Ракел. Приняла бы помощь десантника Мелинда? Нет, ниндзя вытерпела бы любые невзгоды, стремясь добраться до планеты, где нашлись бы вода, пища и убежище для сна. Как сказал Гримм, «курортная планета». Но место прибытия не обязательно окажется гостеприимным.
Они вышли из голубого туннеля в гроте маленького озерца. По берегам разросся зеленый папоротник, сквозь прозрачную воду виднелась галька. Какой-то лохматый пестрый зверь при виде незнакомцев попятился и зарычал, обнажая желтые клыки. Гримм дважды выстрелил в хищника, берлогу которого они потревожили.
На горизонте золотился лес в осеннем уборе.
— Только поглядите на себя, — буркнул Гримм.
В зеркальной воде отразились обожженные лица с шелушащейся кожей, измазанные грязью и запекшейся кровью камелопардов.
Четверо путешественников с удовольствием сбросили одежду и нырнули в благодатные воды озера. Искупавшись, они поняли, что страшно голодны.
Что за животное подстрелил Гримм?
Съедобно ли красное мясо хищника? Вряд ли в организме зверя содержатся естественные яды, он привык защищаться зубами и когтями, а не токсинами. Отбросив осторожность, скват первым впился зубами в кусок сырого мяса.
Ласковое желтое солнце склонялось к горизонту. Ленивые кучевые облака пробегали по небу.
Устраиваться на ночлег у входа в Паутину Джак посчитал неразумным. Они покинули берег озера и направились к лесу. Предварительно Леке закопал останки убитого животного, чтобы скрыть следы присутствия вооруженных людей.
Бивуак устроили под сенью деревьев. Гримм и Ракел уснули мгновенно. Джак прочел несколько молитв, воздавая благодарность провидению, приведшему их на столь благодатную планету. Леке задремал, инстинктивно прислушиваясь к шорохам ночи. Одно полушарие десантника всегда хранит бдительность.
На рассвете Леке разбудил Гримма. Утренний жемчужный туман стелился по земле. На листьях деревьев блестела роса. В воздухе летали обрывки паутины.
— Ракел проснулась и ушла несколько минут назад, — прошептал десантник.
— Ну, ничего удивительного. У меня самого мочевой пузырь разрывается. Но проверить все же стоит.
— Выясни, — коротко приказал Леке. Он не хотел будить Джака, голова которого покоилась на его плече.
Быстро справив неотложное дело, скват поплелся за Ракел, стараясь двигаться бесшумно. Несколько веточек хрустнуло под ногами, и Гримм понял, что красться глупо. Махнув рукой, он уверенно зашагал к гроту.
Ракел могла уйти куда угодно, но только в одном случае они навсегда потеряют след девушки — если та ускользнет в Паутину. Пока ничто не свидетельствовало о том, что она решила сбежать.
С опушки, поросшей кустарником, донесся подозрительный шорох. Достав «Мир Императора», скват бросился в синюю мглу.
В тумане стояла Мелинда… Ах, нет, это все же Ракел.
— Не шевелись, дорогуша, или в твоей спине взорвется заряд болтера.
Девушка застыла.
— Немедленно возвращайся, не вынуждай меня пустить в ход оружие.
Ракел повернулась, умоляюще сложив руки на груди:
— Гримм…
Ее голос манил.
— Тебе не следовало раздумывать, выбирать, — словно извиняясь, сказал коротышка. — Нужно было войти в туннель и бежать, бежать, бежать. Ладно, отправляемся обратно.
— Выбирать? — переспросила Ракел. — Ты хочешь сказать, у меня есть выбор? Я боюсь…
Что-то в ее голосе или позе насторожило Гримма. Ее пальцы…
— Эй, только попробуй шевельнуть рукой!
Кольца Мелинды! Одно из трех орудий тайного убийства еще не использовано.
— Я и не собиралась, — огрызнулась девушка. Но вдруг страх и злость исказили ее лицо: — Гримм, скажи мне правду! Если Джак перестанет поддерживать меня своей психической силой, я действительно умру?
Ах, вот почему она остановилась, упустила шанс спастись в диковинном лабиринте элдаров, пронзающем всю вселенную. Спастись… от чего?
С одной стороны — неизвестность, с другой — мучительная смерть от полиморфина. Что выбрать?
— Истинная правда! — бесстыдно солгал скват. — А теперь не глупи, давай вернемся. Я не хочу убивать тебя. Мне ни к чему твоя смерть.
Здесь Гримм не врал. Ракел необходимо сохранить. Правда, разуму и душе воровки предначертано покинуть принявшее совершенную форму тело.
— Джак хочет как-то использовать меня. И я погибну, так?
— Клянусь, нет, Ракел бинт-Казинцкис.
Назвать вора истинным именем — значит, оказать ему доверие. Возможно, Леке не захотел отправиться на поиски девушки, потому что предвидел, что придется лгать ей, ставшей другом, и тем самым позорить себя.
Ракел спросила: — Клянешься предками, Гримм?
Сердце сквата екнуло. Нельзя давать священные клятвы, заведомо собираясь обмануть.
Наглая ложь Зефро Карнелиана о Сыновьях Императора и Дальнем Дозоре Рыцарей-Сенсеев до сих пор отравляла его душу.
— Так ты даешь мне слово? — настаивала Ракел. — Ты — честный малый, честнее многих, во всяком случае.
— Сейчас, сейчас, дорогуша, — мямлил Гримм, отчаянно пытаясь найти выход. — Дело в том, — сымпровизировал он, — что люди редко чтят своих предков.
Он издал смешок.
— Не все, конечно, я знаю некоторых, но они составляют исключение. Я и не догадывался, что ты почитаешь предков так же, как я!
— На моей планете, — напомнила Ракел, — шаманы пьют отвар лишайника, того, из которого и изготавливают ваш чертов полиморфин, и принимают внешность мертвых предков, чтобы ощутить связь с их душами. Общение с предками для нас священно.
Да, она рассказывала об этом. Гримм помнил.
Притворяться дальше скват не мог. Он вспомнил совет Джака: всегда думать о высшей цели.
— Ракел бинт-Казинцкис, — торжественно произнес Гримм. — Я клянусь своими благородными предками. Пусть они лишат меня генетических и духовных наследников, если я лгу. Пусть я потеряю возможность самому стать предком!
На сердце сквата скребли кошки. Он твердо верил, что предки покарают его. Теперь он никогда не станет старым и мудрым. Червь сомнений будет непрерывно точить его изнутри.
Не год, не два, а до самой смерти.
Если рассказать Джаку о клятве, поймет ли Тайный Инквизитор всю глубину мучений сквата? Оценит ли его самоотверженность, так отличную от двуличной лжи Карнелиана?
ГЛАВА 15. СБОРЩИКИ УРОЖАЯ
Когда Ракел и Гримм вернулись в лагерь, солнце уже разогнало утренний туман. Джак и Леке лениво рассуждали о том, где на планете находится второй вход в Паутину. Карта на линзе показывала, что он существует. Но куда идти, лететь или плыть?
Леке снял с вытекшего глаза повязку — красный пояс ниндзя. Увидев ужасную рану, Ракел вскрикнула. Взгляд Гримма блуждал по верхушкам деревьев, он не желал смотреть на дело рук своих.
— Жаль так быстро покидать столь гостеприимную планету, — печально проговорил скват. — Голубое небо, ласковое солнце. Прямо курорт. — Он чувствовал себя несколько смущенно и решил пошутить: — Как тебя угораздило напороться на нож, великан?
— Прекрати, — сухо оборвал его Леке.
— Да уж, хорошую работенку я задал вашим хирургам. Но второй глаз побереги. Слепой ты станешь нам обузой.
Ракел прервала монолог Гримма:
— Может, нам не торопиться? Получше познакомимся с планетой, поищем людей. Ктонибудь обязательно знает, где второй вход.
Гримм бросил на девушку презрительный взгляд:
— Тебе бы только сидеть без дела. Хочешь, чтобы каждый день был праздником?
— У нас есть драгоценности, — не сдавалась Ракел. — Можно купить информацию, нанять слуг.
— Не обязательно на планете есть люди, — возразил Джак. — Она может оказаться пустынной.
Гримм скривил губы в ухмылке:
— Или здесь живут противные зеленокожие орки. Они навеки обратят нас в рабство. Славная перспектива?
— Я жду, — прервал его рассуждения Леке.
Вздохнув, скват достал нож и поплевал на лезвие, как будто его слюна обладала антисептическими свойствами.
— Вот такие номера орки и проделывают.
— Я ничего не знаю об инопланетянах, — смутилась девушка.
— Тогда нам лучше исчезнуть прежде, чем ты успеешь познакомиться с ними.
— Ты специально стараешься напугать меня. Нет никаких доказательств того, что здесь живут эти самые орки.
— Ха, дорогуша. Если на планете деревья зеленые, то почему бы и разумным существам не быть таковыми? — фыркнул Гримм.
— Ты не в духе, — повернулся к сквату Джак. — Я думаю, лучше нож взять мне.
— Я не в духе? — огрызнулся Гримм. — Не знаю, не знаю. У меня приподнятое настроение. — Он усмехнулся: — Я предвкушаю, как начну пытать Лекса…
Гримм хорохорился. Скват боялся, что Ракел догадается, что он дал ложную клятву, и его жертва окажется напрасной.
Леке опустился на колени, и все повторилось. Клинок вошел в глазницу, чудесный свет появился вокруг Руки Славы, указательный палец вытянулся на восток.
Прежде чем отправиться в путь, они насобирали орехов, каких-то красных ягод и сероголубых грибов. Леке пробовал первым. Не ядовито. Питательно. Вкусно.
День прошел без приключений. Маленький отряд шагал по лесу, лишь изредка вспугивая маленьких зверьков. Ближе к вечеру чаща поредела, появились пни от срубленных топором деревьев, некоторые совсем свежие.
Орки оставили бы после себя широкие просеки. Они уничтожали все без разбора. Значит, планета заселена людьми.
Накануне усталые путники уснули, не дождавшись захода солнца, поэтому не видели ночного неба. Находятся ли они в центре или на окраине галактики, станет ясно по количеству звезд.
Рука Славы привела их на огромную пустошь. Серый пепел усеял землю. То тут, то там торчали обгорелые перекладины и балки. Совсем недавно здесь была деревня. Под обломками хижин они обнаружили несколько скелетов.
Кто сжег деревню? Соседнее племя? Но тогда почему так мало трупов?
Выложенная булыжником дорога уводила дальше в лес. По ней маленький отряд и отправился дальше. Через двадцать километров перед ними открылась панорама большого города, также превращенного в прах. Дорога манила продолжить путь.
На закате Джак решил устроить привал.
Почти весь день солнце закрывали тучи, но к вечеру небо очистилось. На востоке поднялась цепочка естественных спутников, похожих на жемчужины на темном бархате. Лун у планеты оказалось много — около сотни. Их ярко сверкающее ожерелье мешало рассмотреть звезды.
Пока четверо путешественников наблюдали за небесной процессией, одна из жемчужин соскользнула с нитки и начала спускаться.
Леке тихо выругался.
— Что это такое? — так же тихо спросила Ракел.
Ответ десантника прозвучал холодно и жестко:
— На Сабурлобе ты видела генокрадов и мутантов, Ракел. Сейчас тебе предстоит узнать еще одну страшную тайну. Над планетой сияют не спутники. Это космические корабли тиранидов. Чудовищ, которые и породили генокрадов. Тираниды выращивают народы целых планет как биологический материал для последующей мутации, собирают урожай высшей формы жизни — человеческий.
Флотилия тиранидов появилась в Империи из межгалактического течения шириной в два миллиона световых лет. Прежде они опустошили не одну галактику, используя разум как сырой материал, создавая из людей всевозможных монстров: вурдалаков, точильщиков плоти, убийц криком.
Название последним придумали выжившие в стычках с отродьем тиранидов десантники. С ужасающими воплями неслись в атаку невидимые, но реально размахивающие мечами и разбрызгивающие токсичную биоплазму чудовища.
Точильщиками плоти называли ядовитых жуков, набрасывавшихся на жертву и выгрызавших куски плоти.
Корабли тиранидов состояли из тысяч органических существ, сросшихся друг с другом в результате мутации. Контроль над миллионным флотом осуществлял коллективный мозг. Как стоголовая гидра не замечает потери одной головы, так коллективный мозг тиранидов оставался невредимым в любых схватках. Уничтожь тысячи кораблей — напрасная мечта — и все равно он останется целым.
Ни кровожадные воины-тираниды, ни зоаты, промежуточные существа, ни убийцы криком и другие мутанты не обладали индивидуальностью. Все они были клетками колоссального организма, флота-муравейника.
Захват Империи тираниды начали несколько столетий назад, став угрозой не меньшей, чем Хаос. Нападение флота-муравейника стало еще одной причиной безжалостной и беспощадной политики Империи. Иначе человечество погибнет.
Или избавлением от Хаоса станет поглощение всей разумной жизни тиранидами. Черт дьявола не лучше!
Леке ударил сжатым кулаком по колену.
— Мне приходилось сражаться с тиранидами. Я побывал даже на их корабле.
Сейчас он — единственный космический десантник на планете и безоружен. Без доспехов он чувствовал себя голым. Если захватчики обнаружат их, то всем четверым уготована одна участь — стать биологическим сырьем.
Сон пропал. Как тут уснешь, когда похожие на личинок корабли курсируют над планетой.
Одни приземлялись, другие взлетали, увозя новых пленников.
Первый этап отлова на планете закончился.
Тираниды забрали пока только высшую форму жизни — людей. Новая волна подберет остальное.
Они должны как можно скорее найти второй вход в Паутину. Времени осталось совсем мало. Сейчас необходимо отдохнуть, но страх не давал глазам сомкнуться.
— Я вспомнил один прием Мелинды, — произнес Джак, пронзая взглядом Ракел. Упрекал ли он девушку в том, что она не настоящая ниндзя? — Я видел, как она убила врага одним прикосновением к шее. Если нажать слабее в том месте, где проходит жизненно важный нерв, то человек просто теряет сознание. Я предлагаю…
— …вызвать у всех бессознательное состояние. Оно перейдет в естественный сон.
В монастыре Лекса учили мгновенно отключаться, используя короткие перерывы между сражениями. Значит, ему и предстоит усыплять остальных.
Джак продемонстрировал прием. Затем он, Ракел и Гримм улеглись на землю.
— Только не задуши, — попросил скват. — Честно говоря, я предпочел бы удар прикладом…
Он замолчал. Умер или потерял сознание?
Леке склонился над неподвижным коротышкой.
— Жив. Скваты живучие.
— Я готов, — сообщил Джак.
Леке совершил над ним ту же процедуру.
На всякий случай убедившись, что сердце Тайного Инквизитора бьется, гигант шагнул к Ракел.
— Подожди… — попросила девушка.
— Что такое?
— Эти тираниды… Я даже не подозревала, как опасна вселенная. Генокрады, отступники… Взрыв на Сабурлобе. Уничтожена целая планета!
— Никто не виноват. Взорвалась звезда. Ну, возможно, Хаос сыграл роль катализатора.
— Это ужасно!
— Я видел кое-что и похуже, милая. Мне довелось посетить Ворп. По сравнению с тем безумием корабль тиранидов вполне приемлем, хотя и необычен.
— Нет, я этого не вынесу. Но мы ведь товарищи, да? Четыре друга в аду…
— Да, товарищи, — пришлось признать Лексу.
Думал ли когда-нибудь капитан д'Аркебуз, что ему, Имперскому Кулаку, придется взять в друзья воровку? И все же десантники должны защищать тех, кто уязвим. Ракел ждет горькая участь. Она — всего лишь инструмент в руках Джака Драко. Леке почувствовал что-то вроде жалости. Странное ощущение, когда тебя окружает безжалостный космос.
— Усыпи меня! — взмолилась Ракел.
Может, она просит о смерти?
— Расслабься, — велел Леке и светящимся пальцем осторожно притронулся к шее девушки.
Разграбление жизни на безымянной планете только началось. Весь процесс мог продлиться десять лет. Или двадцать. Для бессмертного муравейника время не имело значения. В лесу пока еще шла ночная жизнь. Пели птицы, шуршали в траве звери. В сгоревших городах и селах не осталось ни собак, ни лошадей. Тираниды подобрали все. В их плен попадут даже жучки и червяки. Микробы и бактерии отловят микроскопическими нано-коллекторами. Закончит стерилизацию планеты огонь.
Сон благотворно подействовал на всех. Утром восстановивший силы Драко вызвал защитную ауру. Оградит ли психический экран четверых людей от несчетного числа тиранидов?
Свечение в руке Лекса усилилось. Дорога вилась меж деревьев с желтыми и алыми листьями. Наконец, они вышли на равнину. Впереди возвышалась горная гряда.
В маленьком озере, образовавшемся в воронке потухшего вулкана, путешественники увидели странное горбатое существо с шестью конечностями. Тварь, размерами вдвое больше человека, казалась выточенной из янтаря и красного коралла.
— Это один из них, — прошептал Леке, останавливаясь.
Ракел едва сдержала крик ужаса.
Существо цеплялось когтями за гладкий, оплавленный камень и соскальзывало вниз. Очевидно, оно не купалось, а тонуло. Красно-желтая туша дернулась и открыла золотистые глаза.
— Пристрелить? — спросил Гримм.
— Нет, — ответил Леке. — Взрыв болтера далеко слышен. Эхо разнесется в горах и встревожит тиранидов — Жаль, что у нас нет игольчатых ружей, Гримм скользнул взглядом по перстням Ракел.
Девушка отвернулась, с трудом сдерживая тошноту.
Тело твари раздвоилось на глазах, словно существо разрезало себя собственным хвостом.
Джак вздрогнул от психического удара. Ультразвук вспугнул летучих мышей.
— Он подает сигналы. Нам лучше уходить.
Они побежали, в любую минуту рискуя поскользнуться и упасть в расселину. Рука Лекса излучала указующий сйет. Вперед. Вперед.
Издалека донеслось нечеловеческое хрюканье. Погоня. Чирикающими трелями и свистом охотники пугали дичь. Джак оглянулся.
Блеснуло что-то желто-красное, явно не листва осенних деревьев. Вот еще одна тень. Тираниды вышли на охоту.
Чудовища заметили убегающих людей и резко увеличили скорость. В верхних конечностях они держали золотистые трости, то ли огромные барабанные палочки, то ли кости страуса.
Леке знал, что это такое: Факел Смерти, биооружие тиранидов.
Органическое ружье являлось симбиозом трех существ. В полом черве росло яйцо с личинками. По сигналу шестилапый паук разбивал скорлупу, ядовитые личинки раздражали утробу червяка, и он, чтобы избавиться от неприятных ощущений, сжимался и с большой скоростью выбрасывал личинки в воздух. При контакте с кислородом они воспламенялись, как порох, и поджигали все на своем пути.
Когда с отрядом десантников Леке побывал на корабле тиранидов, он собственными глазами видел безруких гуманоидов с головами, превращенными в органические лампы. По спине гиганта пробежал холодок при мысли о том, что Джак, он сам или Ракел станут лишенными воли и рук ходячими светильниками.
Такая участь ждала жителей безымянной планеты. Они станут безмозглыми созданиями с искаженными хромосомами и генами.
— Что у гадины в руках? — пропыхтел Гримм.
— Тебе лучше не знать!
Вдруг Ракел споткнулась и упала. Леке затормозил и метнулся назад, подхватил девушку под мышки и потащил за собой. Боль пульсировала в его светящейся руке. Боль-сигнал, больспасение. Сияние усиливалось, казалось, рука вот-вот загорится. Д'Аркебуз остановился над глубокой шахтой. Он молился о том, чтобы увидеть вход, и одновременно не хотел этого. Если его догадка верна, то как добраться до туннеля?
Нужны веревки!
Огромный тиранид несся на людей, выставив перед собой Факел Смерти. Расстояние сокращалось с каждой секундой. Стон и свист чудовища могли бы сойти за боевой клич, если бы эти твари обладали индивидуальностью.
Леке видел только каменные стены и синюю воду на дне шахты.
Очень синяя вода.
— Вход здесь! Вот он! — заревел д'Аркебуз.
Гримм остановился. Джак обернулся.
— Прыгайте! Прыгайте!
Леке скинул вниз визжащую Ракел, со скватом он поступил так же. Махнул рукой Инквизитору.
— Прыгай, Джак.
Увидев, что две из четырех жертв внезапно исчезли, тиранид пустил в ход оружие. Факел Смерти изрыгнул первую порцию личинок.
Леке нырнул в темный колодец. Синева ослепила его. Он погружался все глубже в сверкающий водоворот.
ГЛАВА 16. ВОЮЮЩАЯ ПЛАНЕТА
Леке вынырнул на поверхность, столкнувшись с Гриммом. Рядом барахталась Ракел. Секунду спустя появился Джак.
Над колодцем склонились коричневые рогатые головы. О Рогал Дорн!
Но дезориентация прошла, и Леке рассмотрел спускающиеся с потолка сталактиты, которые вначале он принял за рогатые головы тиранидов. Природный бассейн занимал почти всю площадь пещеры, оставляя лишь узкий бордюр по краям. Поток голубого света со дна давал освещение.
Беглецы вскарабкались на камни и проверили оружие. Болтеры, пистолеты и жезл Джака намокли, но работали исправно.
— Но почему мы не в Паутине? — потребовал объяснения Гримм. — Мы под водой проплыли из одной кастрюли в другую…
Скват зажег фонарик и осветил сумрачные своды. В одной из стен пещеры чернел ход.
— Пора идти. Тираниды не оставят нас в покое.
— Они не будут искать нас, — возразил Леке. — У них хватает других дел.
Джак тихо молился. Но кому? Наконец, Тайный Инквизитор произнес:
— Раз Рука Славы больше не указывает направление, значит, мы у цели. Всех загадок Паутины не знают даже Великие Арлекины. Вход находится здесь, в этом бассейне.
— Мне кажется, босс, что так мы попадем как раз в руки тиранидам.
— Это место не похоже на остальные.
— Ты думаешь, мы попали в своего рода аномалию? Вроде той, где нулевое энергетическое наполнение выбросило ворп-сердечник из неоплазменного реактора?
Джак подозрительно взглянул на Гримма, и тот поспешно добавил:
— Мастера нашей гильдии инженеров знают об этом лучше. Я что? Простой технарь.
— Технарь, который считает себя выше магов Марса.
— Твои марсианские маги, — пробормотал Гримм себе под нос, — экспериментируя с ворп-сердечником, изобретенным скватами, едва не взорвали Ганимед.
— Что ты сказал? Впрочем, не важно. Нужно снова нырять в бассейн.
Дрожащим голосом Ракел переспросила: — Нырять? Еще раз?
Она повернулась к Лексу за помощью.
Тот успокаивающе погладил девушку по руке.
— Ракел, нам лучше прыгнуть сразу, пока мы не обсохли.
— Там монстры! Я ничего страшнее не видела!
Она попыталась вырваться.
— Я уже говорил, бывают и хуже.
— Наша жизнь — сплошная камера пыток.
— Тем не менее, — возразил Леке, — довольно просторная камера. Миллиарды наивных людей доживают в ней до самой старости.
— Только не я!
Вынырнули они в голубом туннеле Паутины. Сдерживающая воду мембрана пропустила живую материю. Элдары ли создали тайный вход в период расцвета их цивилизации, или феномен самостоятельно развился в Паутине, Джак не знал. Вопросов во вселенной гораздо больше, чем ответов.
Следующий пункт, куда четверо путешественников попали, следуя маршруту на хрусталике, на первый взгляд действительно выглядел настоящей камерой пыток. В призрачном свете Паутины открылась мрачная келья с дыбой, щипцами и орудиями пыток. Откуда-то сверху доносился грохот. Стены дрожали от вибрации.
Гримм посветил фонариком, рассматривая замысловатые мозаики из геометрических фигур. Внезапно он закричал:
— Не двигайтесь!
Слишком поздно. Джак наступил на черную, помеченную красным значком плитку пола. Механизм пришел в движение, выпустив в Инквизитора с десяток ножей. Но, к счастью, древнее устройство, установленное давным-давно, тут же рассыпалось. По полу покатились пружинки и колесики, рухнули обломки. Черные плитки покрылись трещинами — за сотни тысячелетий изветшали и они.
— Это западня, — прокричал Гримм.
Смертоносные приспособления предназначались убить всякого, кто появится из Паутины… И все они безнадежно устарели. Когда, спустя тысячелетия, из туннеля, наконец, вышли гости, изощренные орудия убийства с треском превратились в обломки.
Исследовав келью с помощью фонарика, они не обнаружили ни двери, ни ступенек вниз или вверх. Одни голые стены. Полукруглые арки создавали впечатление искусственной пещеры, похожей на крепость. Превосходное убежище от ракет и снарядов, но умные строители забыли существенную деталь: войти сюда снаружи невозможно. Отсутствие выхода свидетельствовало о том, что все сооружение вместе с орудиями смерти предназначалось для того, чтобы навечно оградиться от Паутины.
Возможно, в настоящее время на планете уже никто не знает о существовании подземного каменного гроба.
Грохот наверху не утихал, приобретая размеренность битвы.
ТРА-ТА-ТА-ТА, доносились пулеметные очереди, возобновляясь после коротких пауз.
— У меня скрутило живот, — пожаловался Гримм. — Леке способен есть любую дрянь, но я-то не такой.
— Я могу переварить даже камни, — бросил гигант. — Но они не слишком питательны. Выключи фонарь. Экономь энергию.
Как же выбраться из каменного мешка? Конечно, можно вернуться в Паутину и выйти на другой планете. Но тогда нарушится порядок, они отклонятся от маршрута, начертанного на хрусталике. Руна указывала, что сейчас путь пролегает в реальности.
— Пулемет — неплохая мишень, — заметил Леке. — Будем надеяться, что пушки противника рано или поздно разнесут огневую точку.
Он скептически взглянул на арки, поддерживающие потолок.
— Нам лучше укрыться в Паутине и молиться о прямом попадании.
Через некоторое время громоподобный взрыв потряс келью. Тонны камней обрушились вниз.
Удушающий дым проникал даже в Паутину.
Когда пыль осела, стало очевидно, что древняя келья не выдержала разрушительных пушечных залпов. В стене зияла дыра, в которой мог протиснуться даже десантник.
Неясный свет просачивался снаружи, радуя глаз.
По массивным глыбам и блокам легко вскарабкаться наверх. Но куда? В самое пекло сражения?
Разрушенная огневая точка располагалась на вершине кратера потухшего вулкана. Идеальное место для пулеметного расчета. Келья-ловушка для путешественников по Паутине находилась в жерле вулкана.
Все стрелки в доте погибли. Но на равнине бушевало море людей и машин. Две армии в составе легких танков, мобильных полевых пушек, тяжелой артиллерии и пехоты, вооруженной лазерными ружьями, шли друг на друга под прикрытием огромных боевых машин — Титанов.
Мелкий дождик сеял с серого, как униформа, неба. Рассеянный свет и клубы дыма придавали картине импрессионистские тона.
Титаны походили на огромных черепах, вставших на задние лапы. Передними они давили всех, кто попадался им на пути, будь то свои или чужие.
Пехота сражалась с пехотой, танки с танками, Титаны с Титанами. Лазерные лучи, как рапиры, втыкались в огромные машины, целясь в двигатели или генератор вакуумных щитов. Война шла не на жизнь, а на смерть. Горы трупов, похожих на раздавленных муравьев, усеивали поле. Пылали тысячи подбитых машин.
Стены разрушенного пулеметного гнезда дрожали от взрывных волн. Орды обезумевших людей уничтожали друг друга с помощью мощных, самых современных видов оружия. Некоторые Титаны принадлежали к классу Императорских, с реактивными установками и турболазерными деструкторами. В гуще сражающихся сновали «Псы Войны» с плазменными пушками и мегаболтерами. Но после встречи с тиранидами все эти горы оружия казались привычными, не вызывали страха. Даже восстанавливали веру в могущество человека. Парадокс, но по щекам Ракел потекли слезы облегчения.
Когда порыв ветра слегка рассеял дым, на горизонте показался красный замок с двумя круглыми бастионами. На шпилях развевались потрепанные боевые знамена с золотыми черепами, имперскими орлами и свастиками.
И вдруг сооружение, которое издали путешественники приняли за замок, приподнялось.
Огромная нога шагнула вперед. Супертитан! Из брюха боевой машины выдвинулись лестницы, похожие на когти, — новые полки спешили на поле боя.
— Порождение ада, — ахнул Гримм. — Клянусь, адептам-механикам пришлось немало потрудиться.
Но и Супертитану приходилось туго. Бастионы и одну из ног охватил пожар. Плазменная пушка вышла из строя. Маневренный танк противника поднырнул под брюхо боевой машины и нанес плазменный удар прямо в пах «замка».
Похоже, имперские силы терпят поражение.
Вдруг один из трупов застонал.
— Именем Императора, помогите своему комиссару!
Стон раненого перешел в рык. Видимо, он принял Лекса за имперского гвардейца.
Золотые эполеты на мундире комиссара украшали ветви морского анемона. Рукава и отвороты кителя были расшиты эмблемами. Миниатюрные черепа блестели на крагах.
Полки Гвардии набирали рекрутов на многих планетах, в основном на высокоразвитых.
Но иногда в число добровольцев попадали и жестокие бандиты, и варвары. Как четверо вооруженных людей оказались на огневой точке?
Взрыв, уничтоживший и орудие, и расчет, покалечил комиссара: раздробил ноги и таз.
Кровь пропитала землю под ним. Доблестный солдат готовился достойно встретить смерть.
Мольбы о пощаде и плен он считал неприемлемыми для себя.
Джак опустился на колени рядом с раненым.
— Я — имперский Инквизитор, сэр, — объявил он.
— Наконец-то, — прошептал комиссар. — Наконец-то!
— Вот татуировка на ладони! — привел доказательства Джак.
— Наконец-то! Мои молитвы услышаны!
На планете началось восстание еретиков. И они побеждали. Комиссар умирал.
— Благодарю вас за преданность, сэр. Мы только что приземлились, — солгал Джак. — Мы искали вас, гвардейских офицеров. Что ты скажешь о природе ереси, комиссар?
— Восставший Принципал Люцифер провозгласил себя сыном Императора и наследником Империи. Его последователи верят, что планета Геност станет новой Землей. Просто и отвратительно.
Комиссар поморщился от боли и прикусил губу, чтобы сдержать стон.
Новость потрясла Джака. Сын Императора!
Или Принципал Люцифер самый последний лгун и оппортунист, придумавший красивую сказку для дураков, или он что-то знает. Возможно, элдары отыскали и просветили его…
Или Рыцари-Сенсеи нашли Принципала и открыли ему истинное происхождение?
— Все очень просто, — повторил комиссар.
В нем росло подозрение. Уж очень странно вел себя Инквизитор.
Просто? Как он не прав!
Джак ответил, осторожно подбирая слова: — Опыт Инквизиции свидетельствует, комиссар, что под внешней простотой часто скрываются коррупция и обман. Скажи, считает ли Принципал Люцифер себя бессмертным?
— Конечно! Но он лжет. Никто, кроме Императора, не может быть бессмертным!
Офицер снова закусил губу.
Джак задал следующий вопрос: — Принципал родился на…
Он мгновение помедлил, вспоминая название планеты.
— …на Геносте?
— Этого я не знаю. Но как вы нашли меня, Инквизитор? Кто с вами? Меня зовут Боглар Зилов. А вас?
Джак не ответил.
— Тебе известно, где находится туннель туманно-голубого света, Боглар? Недалеко отсюда, километрах в тридцати?
— Я не знаю никаких голубых туннелей, — прохрипел комиссар. — Что это такое?
Один вход в Паутину надежно запечатали в далеком прошлом. Второй мог быть аналогично спрятан от глаз жителей Геноста.
— Есть ли какие-нибудь древние постройки в радиусе тридцати километров?
— Твои вопросы озадачивают меня, инквизитор, — усомнился раненый комиссар.
Джак уклонился от объяснений.
— Я искренне верю, что в намерения вашей армии входит пленение еретика живым.
— Сейчас в намерения нашей армии входит только выжить!
— Скажи, Боглар, сколько комиссаров, кроме тебя, на планете?
— Трое. Нет, Грифус погиб. Двое и я.
Умирающий потерял сознание.
Джак прошептал молитву.
— Ты больше не годен к службе, комиссар Зилов. Мне же нужен твой мундир, чтобы продолжить расследование. Мы постараемся снять его осторожно и не причинить тебе боль.
Форма со знаками различия, пусть грязная и испачканная кровью, укажет на принадлежность Драко к имперским офицерам и потребует абсолютного подчинения.
— Часто Инквизиторы предпочитают действовать скрытно, — признался он пришедшему в себя Зилову. — Там можно узнать больше. Мы должны ересь Принципала…
— Искоренить!
— Точка зрения, достойная комиссара. In nomine Imperatoris![73]
Зилов смутился и повиновался.
— Еда! — закричал Гримм.
Пока Джак расспрашивал комиссара, а Леке наблюдал за ходом сражения, скват отыскал несколько пакетов с солдатским пайком и фляжку с водой.
Загрузив добром заплечный мешок, Гримм взглянул на Драко, нарядившегося в цветастый мундир с эполетами:
— Шикарно, босс! Ты просто неотразим. И зачем весь этот маскарад?
Джак решил не смущать разум Гримма своими догадками, да и времени терять не стоило.
Необходимо выяснить истинное происхождение Принципала Люцифера. Наверняка, лидер восстания имеет охрану, обойти которую под силу настоящей ниндзя, аг не фальшивой воровке.
Как ему не хватает Мелинды. Она мертва лишь временно, ее воскрешение находится всего в нескольких переходах по Паутине.
Джак поставил задачу перед своим отрядом:
— Мы должны найти место, похожее на келью в древнем кратере. Нам нужен транспорт и крупнокалиберная пушка на случай, если придется ломать защиту самостоятельно. Подойдет Имперский Титан. Придется взять власть в свои руки.
Леке хмыкнул:
— Однажды мне с друзьями довелось угнать Титан.
Закинув мешок за спину, Гримм мрачно зааплодировал.
— Как нам везет. Осталось смазать сковороду жиром и…
— Чтобы познакомиться с управлением, — угрюмо продолжил десантник, — нам пришлось расстрелять экипаж и съесть их мозги.
Ракел с отвращением отшатнулась.
— Для обычных людей бессмысленно поедать мозг, — успокоил ее Леке. — У вас нет специального органа, способного извлечь информацию из человеческой плоти.
— Ха, — вмешался Гримм, — когда я еще работал инженером-консультантом, то принимал участие в отправке партии Титанов на Марс. Так что, верзила, я прекрасно разбираюсь в этих машинах.
— Я сказал, — прогремел Джак, — что мы возьмем власть в свои руки. Экипаж не придется убивать, они добровольно подчинятся мне. Я, как Инквизитор, по праву могу временно исполнять обязанности комиссара. Имперская армия проигрывает из-за недостатка веры!
Неоспоримый довод.
— Вот видишь, — обратился Гримм к Ракел. — Беспокоиться не о чем. Клянусь предками! Джак потрясет эполетами, мы заберемся в шагающий гроб и, если нас не сварят, не зажарят, не растворят в кислоте и не разорвут на кусочки, с ветерком прокатимся на стреляющей железяке.
ГЛАВА 17. МЕЛИНДА
Как давно идет сражение? Рано или поздно потери, смерть и ранения приведут битву к концу.
Но какофония взрывов и выстрелов не прекращалась. Смешавшиеся армии походили на боксеров, сцепившихся в клинче. Проанализировав ситуацию, Леке пришел к выводу, что вскоре должно наступить затишье. Имперские силы потерпели поражение, но на быструю победу повстанцам надеяться не приходилось, если только в рядах Гвардейцев не упадет боевой дух и дисциплина. Войска вряд ли разойдутся быстро и легко. Боксеры прочно приклеились друг к другу.
Боевые навыки Лекса, защитная аура Драко и везение позволили маленькому отряду прорваться к Имперскому Титану. По пути им пришлось отразить несколько нападений повстанцев.
Позаимствованный Джаком мундир комиссара провоцировал последователей Принципала на яростные атаки. Благодаря нательному бронежилету Тайный Инквизитор не пострадал. Лекса ранили в руку, но кровь десантника моментально свернулась и засохла.
Их целью стал один из немногих уцелевших Имперских Титанов, расписанный черепами и двуглавыми орлами. На башне развевалось пробитое пулями знамя с изображением белого ангела, отсекающего голову зеленому дракону.
Джак вскарабкался на подбитый тяжелый танк и широко раскинул руки. В пестром мундире он походил на семафор. Белесые глаза черепашьей головы уставились на Драко. Камеры из бронированного пластика передали изображение на два экрана, установленные в кабине водителя и в стрелковой башне.
Давя трупы железными ступнями, гигантская машина приблизилась к танку и остановилась. Центральный вакуумный щит отключился, огромная рука-кулак опустилась. Джак ожидал, что из корпуса упадет раздвижная лестница, но водитель, вероятно, имел склонность к импровизациям. Металлическая ладонь, приглашая, раскрылась. Джак махнул своим соратникам и пополз по застывшей в горизонтальном положении руке. Леке, Ракел и Гримм карабкались следом. Они по очереди нырнули под нагрудный панцирь и взобрались по узкому трапу.
Внутри Титана стояла жара, как в последние дни на Сабурлобе. Горячий дым смешивался с запахом горящего масла, хотя вентиляторы работали на полную мощность.
Гримм и Ракел остались в пехотном отсеке, освещенном красной лампой. Все стены покрывали лозунги и призывы: «Направление — смерть!» или же «Проклятье врагу!». Жужжали сервомоторы, шипели стабилизационные поршни. Титан продолжал неравный бой.
Джак и Леке прошли в кабину и предстали перед водителем. Командир Титана повернул защищенную шлемом голову и с любопытством осмотрел вошедших. Из-под щитка взглянули настороженные голубые глаза.
Драко протянул вперед раскрытую ладонь, показывая татуировку.
— Я — имперский Инквизитор Тод Запасник, — объявил он. — Ты знаешь, кто такие Инквизиторы?
Гвардеец кивнул, облегченно улыбнувшись.
— Комиссар Зилов погиб, — солгал Джак.
Хотя, возможно, это уже было правдой. — Я принял на себя его обязанности. Мой помощник — капитан космических десантников. Мы проводим тайную разведывательную операцию.
— Ух ты! — воскликнул водитель, не сводя восхищенного взгляда с полуобнаженного гиганта с красной повязкой на глазу и с болтером в руке.
— Я не хочу отвлекать тебя от управления, офицер. Но теперь ты должен исполнять мои приказы Именем Императора, по праву и привилегии Инквизитора. Мне необходимо найти древнее здание, напоминающее огневую точку на холме. Есть ли такая постройка в радиусе тридцати километров?
Из Титана открывался великолепный обзор.
Так как дым застилал поле битвы, экраны работали в инфракрасном режиме. На боковых мониторах прыгали зеленые точки, похожие на светлячков — радары сканировали местность.
Водитель снял шлем. Крючковатый нос с сапфировой серьгой в ноздре, тонкие губы и татуировка на щеке в виде крошечных серебряных пентаграмм придавали ему хищный вид. Он вывел на дополнительный экран карту-сетку с курсором.
— Очевидно, вы говорите о Бастионе Жестокости в двадцати пяти километрах к западу. Больше ничего похожего здесь нет.
Леке облегченно вздохнул. Его многострадальный глаз избежал очередной пытки. Десантнику не хотелось утруждать хирургов монастыря-крепости понапрасну. Пока не поврежден зрительный нерв, пересадка искусственного глазного яблока не доставит медикам проблем.
— Отвези нас туда как можно быстрее, — приказал Драко.
— Со всем уважением, Инквизитор, — ответил водитель. — Но мы удалимся от места сражения. Командование решит, что мы дезертировали. Нужно предупредить по радио…
— Нет. Если повстанцы перехватят сообщение, они бросятся за нами в погоню.
— Но имперские силы и так терпят поражение, сэр. Если вывести из боя Титан, наши солдаты лишатся защиты и погибнут. Мы можем даже потерять нашу базу на планете.
— Я приказываю! — гневно рявкнул Джак и более мягко добавил: — Мною руководят высшие цели, офицер. Твой Титан не решит исхода битвы.
— In nomine Imperatoris! Именем Императора! — повторил он и, распахнув мундир, положил руку на «Милость Императора». Только человек, облеченный огромной властью, мог владеть бесценным старинным болтером с рукояткой, на которой выгравированы серебряные руны.
— Ересь Принципала жизненно важно искоренить! — заявил Драко. — Необходимая для этого вещь находится в Бастионе Жестокости.
— Я предупрежу стрелков, — согласился командир боевой машины.
Выйти из сражения оказалось не так-то легко. Водитель виртуозно лавировал в гуще танков, пушек и пехоты, одновременно отражая атаки противника. Воздух внутри кабины накалился. Едва не вышел из строя вакуумный щит.
Максимально быстрым шагом Титан двигался на запад, топча сгоревшие поля и виноградники, усеянные бесчисленными трупами.
Лучи заходящего солнца, наконец-то, пробились сквозь тучи. В кабине к вечеру стало прохладнее. В пехотном отсеке, воспользовавшись минутой, Гримм раскатисто храпел. Ракел устроилась на откидном сиденье, в задумчивости обхватив руками колени.
Длинные вечерние тени придавали одинокой башне на холме зловещий вид. Из бастиона выступали сотни ржавых балок, на них качались выбеленные дождями и временем скелеты. У основания лежал толстый слой костей — здесь вешали преступников.
Башня избежала опасностей войны. Никто не решился взобраться наверх и установить пулемет или пушку. По приказу Джака стрелок выпустил по древнему сооружению несколько лазерных лучей — своего рода предварительная чистка гнилого зуба, нуждающегося в удалении.
Бастион вздрогнул, скелеты и балки посыпались вниз, но здание устояло. Каменщики прошлого работали на совесть. Титан подошел вплотную и надавил на башню панцирем. Со стоном и скрипом старинная постройка, наконец, рухнула, скатившись к противоположному подножию холма.
Настала очередь фундамента. Металлический кулак, словно ковш экскаватора, загребал плиты и отбрасывал их прочь. Когда гидравлические поршни пробили обнажившийся потолок подземной камеры-ловушки, старинные орудия со скрипом пришли в движение. В пыльном воздухе просвистели ножи, рассыпались обломки древних устройств.
— Вы выполнили свой долг перед Империей, — поблагодарил Джак водителя и экипаж Титана. — Возвращайтесь.
Четверо пассажиров сошли по опустившейся руке боевой машины и попали в подземную камеру, а из нее — в мягкое синее сияние Паутины.
На планету Геност опускались сумерки.
Днем голубой свет в разрушенном подземелье никто не заметит. Ночью же случайный прохожий примет загадочное сияние за опасное радиационное излучение. Возможно, несколько тысячелетий назад вход находился в непроходимой чаще. Но за века лес вырубили. На его месте насыпали искусственный холм и возвели Бастион Жестокости.
Когда Джак оживит несравненную Мелинду, они вернутся на планету Геност. Война Империи с еретиком Принципалом Люцифером продлится еще долго. Прибудут новые полки Гвардейцев. Возможно, появятся и Космические Десантники, чтобы покончить с богохульством самозванного Сына Императора.
Миновав несколько развилок голубого туннеля, маленький отряд Джака Драко вышел на бескрайнюю равнину. Стены Паутины раздвинулись. Капилляр привел их в вену. Теперь нужно набраться терпения и отыскать вход в симметричный капилляр.
— Мы разойдемся так, чтобы не терять друг друга из виду, и обследуем участок за участком, — решил Леке. — Изредка я буду окликать вас, чтобы никто не потерялся. Голоса свяжут нас, как веревка.
Джак вошел первым в голубой туман, Гримм — вторым. Затем отправилась Ракел.
Леке замыкал шествие, чтобы иметь возможность подкорректировать направление, если кто-нибудь отклонится от прямого курса.
Вскоре раздался торжествующий крик:
— Это Джак. Я нашел вход!
На голос Инквизитора собрались остальные.
Пройдя очередную серию закоулков и поворотов, они попали из капилляра в новую артерию.
Карта утверждала, что место, которое они искали, совсем близко. Нужно пересечь артерию и миновать три развилки.
Джак, Гримм и Ракел собрались у симметричного капилляра, поджидая Лекса. Неожиданно резкая пульсация прокатилась по Паутине. Вибрация энергополя усиливалась с каждой секундой.
— Это летит элдарский корабль! — воскликнул Гримм. — Он несется прямо на нас! Беги, Ракел, беги! Леке, корабль!
Туман заколыхался волнами. Ракел, Гримм и Джак нырнули в узкий туннель-капилляр, прислушиваясь к гулким шагам Лекса.
— Быстрее, верзила! — торопил Гримм.
Огромная белая бабочка мелькнула и мгновенно скрылась из глаз. Ударная волна взвихрила водовороты и цунами синего цвета. Центробежная сила едва не выбросила троицу, спрятавшуюся в туннеле, в центр урагана.
Леке кубарем покатился назад и пропал из виду. Он попал в кильватер корабля. Гримм звал десантника снова и снова, но ответа так и не получил. Они продолжали ждать. Если пролетевший корабль не отбросил Лекса на другой конец галактики, найти нужный туннелькапилляр он сможет только по присутствии друзей.
Время в Паутине отсутствовало. Сколько они ждут? Час? День? Но вот, наконец, гигант вынырнул из тумана.
— Ха, — облегченно выдохнул д'Аркебуз. — Вот и я!
Он вытер рукой потный лоб.
— Что-то ты запоздал, — не преминул уколоть Гримм. — Много входов пересмотрел?
— Шесть, — ответил Леке. — Я знал, что вы меня ждете. Самое трудное оказалось определить, в какую сторону идти. Я перекувыркнулся тысячу раз, не меньше, так что уже не соображал, где перед, а где зад. Но помолился Рогалу Дорну, и он направил меня.
— Мог воткнуть себе палец в глаз, — хмыкнул скват.
— Я воткну палец тебе в глаз, коротышка.
Леке схватил Гримма за шиворот и, хохоча, потряс его, словно щенка.
И вот они вышли на перекресток четырех туннелей.
— Мы на месте, — сверившись с картой, выдохнул Джак с триумфом и надеждой в голосе.
Две пары глаз и один без пары взглянули на Ракел бинт-Казинцкис. Девушка нервно крутила на пальце единственный заряженный перстень.
— Меня всю трясет, — пролепетала она, ожидая, что Джак достанет карту и придаст сил ее измененному телу. — Ужасное дело — попасть в руки Инквизитора…
— Ракел, — торжественно провозгласил Драко, — прямо за этими стенами в ворп-пространстве находится сила добра, благородства и правды, которая может трансформироваться в эмбрион нового Бога, который сменит нашего Императора. Либо обновит. Его — да простится мне моя ересь! Эта сила избавит Его от тысячелетней агонии и даст вечный покой.
В тоне Джака слышалась неловкость. Верил ли он сам в возможность победы? Он знал, что Светлый Путь существует, видел, как сияет Рука Славы Лекса. Но сомнения живут до тех пор, пока намеченное не свершилось.
Лекса одолевали смешанные чувства. «О, Рогал Дорн, укрепи мою душу! Не допусти в нее коварное предательство!» — взмолился десантник. Гримм совершенно раскис, словно разум его остался бродить где-то в Паутине.
Они нашли место, которое не открывалось еще никому. Так пусть же сомнение не извратит священный момент! Джак, Леке и Ракел опустились на колени в центре перекрестка, омываемого синим светом элдарской Паутины.
Только Гримм остался стоять — скваты не ведали, что такое благочестие и набожность.
Тайный Инквизитор прочел молитвы Императору, затем Ньюмену и Светлому Пути. Он повернулся к Ракел, но подходящие слова не шли на ум.
— Ты хочешь просить меня смириться со своей судьбой? — пролепетала девушка.
Джак метнул разгневанный взгляд на Гримма.
— Что ты сказал ей?! — закричал он на карлика.
— Ничего! — попытался защититься скват. — Клянусь покойными предками, ничего!
— Я старалась, — срывающимся голосом продолжила Ракел. — Старалась изо всех сил. Дайте мне избавление, прежде чем тираниды или какие-нибудь другие твари поймают меня.
— Хорошо, — тихо заключил Джак, довольный, что все складывается удачно.
— Настоящая Мелинда хотела забвения, — признался он. — Но она не верила, что сможет получить его.
Ракел запЛакала.
— Ты хочешь вновь вытащить ее в мир ужаса и страданий! Я понимаю твое желание.
— Ты великодушна…
Но нет никого великодушнее Мелинды, которая вскоре заменит душу этой' женщины в теле.
— Мелинда нужна мне, понимаешь, Ракел? Необходима! Лишь ниндзя сможет победить Принципала Люцифера.
— Ты задумал вернуть ее прежде, чем мы узнали о восстании на Геносте. Я принимаю свою судьбу, Инквизитор. Принимаю! Пошли меня во тьму, чтобы я больше никогда не увидела того, что мне пришлось увидеть. У меня нет будущего.
— Да. Но есть Светлый Путь, который твоя жертва приблизит. О, Император-Сущего, — воскликнул Джак, — прости меня. Восприми это… как должное.
Ракел зарыдала, покорно склонив голову в подтверждение того, что готова отречься от себя в пользу другой. Той, на которую она походила вплоть до малейшего штриха татуировки.
Лекса глубоко расстроила жертва девушки.
— Мы друзья, — сказал он, протягивая Ракел левую руку.
Джак вытащил карту «Ниндзя». И тут же вторая карта вывалилась из кармана. «Демон Тзинча» косо взглянул на Инквизитора. Джаку стало не по себе. Он поспешно бросил карту «Ниндзя» сверху. Мелинда «побила» демона.
— Помолимся и возрадуемся! — провозгласил Драко.
Ракел всхлипнула:
— Я возрадуюсь лишь в забвении.
Так говорила Мелинда. Воровка перестала быть самой собой, ниндзя возвращалась.
Джак сделал Лексу знак снять красный пояс. Десантник размотал повязку, обнажив пустую глазницу. Инквизитор завязал пояс на шее девушки, словно готовил ее к сепуку[74].
— Смотри на карту, — приказал он. — Глаза в глаза. Утони в них. Ты отправляешься в Океан Душ, чтобы пробудить могучее сознание добровольным самопожертвованием.
— Spiritum tuum in pacem di-mitto, — запел Инквизитор на древнем языке.
— Melindi, meum amor ad vitam novam revocatio[75].
Гримм поежился. Леке повернулся боком, чтобы лучше видеть древний обряд, такой же мрачный, как и те, что совершались в крепости-монастыре ордена Кулаков.
Гейша-ниндзя на карте шевельнулась.
— На этом месте, — речитативом повторял Джак, — где время искривляется и поворачивается вспять, силой и милостью Императора…
Ракел вскрикнула и упала на пол, корчась, словно от боли. С губ девушки слетел крик — вызов и утверждение своих прав:
— Я — Мелинда!
В торжествующем голосе прозвучали интонации кровожадной убийцы, имперского агента, обученного секретам тайного ремесла в центре Оффицио Ассасинориум.
Джак упивался победой.
Мелинда привстала, ощупывая грудь, куда вонзилось копье амазонки, вывернувшее наружу ее внутренности.
— Я — Мелинда! — хрипло повторила она, перекатилась на живот и вскочила на ноги. В широко распахнутых глазах ее плескалось безумие.
Боже, она не узнавала Джака. Видела ли она его вообще? Встав в боевую стойку, ниндзя вскричала: — Умрите, отродья Фениксов! — и с яростью бросилась в атаку.
ГЛАВА 18. ИЛЛЮМИТАТ
Как случилось, что Мелинда не узнала Джака? Может быть, мундир комиссара с золотыми эполетами и множеством значков ввел ее в заблуждение? Нет! Ниндзя назвала Инквизитора отродьем Фениксов! А заодно и Лекса с Гриммом.
Князья-Фениксы, элдарские воины-одиночки, бродили по Паутине с одной планеты на другую. Иногда они внезапно исчезали на целые столетия и вдруг появлялись вновь.
Каждый Князь-Феникс так преданно следовал по тропе войны, что возврата ему не было.
Если кто-либо из них умирал, его душа оставалась внутри доспехов. Вместе с доспехами к достойному кандидату переходила и душа умершего — так легендарная птица восстает из пепла.
У входа в Черную Библиотеку Мелинда погибла от руки амазонки-феникса… Воскресшая ниндзя вернулась именно в тот момент отчаянной схватки. Смерть не отпускала ее пробужденную психику.
Мелинда снова дралась в своей последней битве. Так душа, приговоренная к аду, раз за разом подвергается повторяющимся пыткам.
Она видела перед собой трех Князей-Фениксов.
Ужасная шутка Паутины.
Но не она станет жертвой, не она! Кулаком Мелинда ударила Тайного Инквизитора прямо в сердце. Нательный бронежилет смягчил удар, но Джак оступился и чуть не упал.
Ниндзя мгновенно сообразила, что спасло ее врага от неминуемой смерти, и подпрыгнула, метя ногой в голову.
— Мелинда, остановись! — крикнул побледневший Джак, глядя в зачаровывающие безумные глаза возлюбленной.
Но она не узнавала его. Сбив в прыжке Инквизитора с ног, Мелинда схватила его, подняла над головой и швырнула вниз.
Кости Драко хрустнули, боль наполнила его тело, словно бурлящая лава. Джак закричал.
Мелинда снова схватила его и бросила через бедро. Затем подпрыгнула с разворотом в воздухе, но ее разящая пятка натолкнулась на руку Лекса. Болтер, который вытащил гигант, отлетел куда-то в голубой туман.
Джак следил за боем сквозь пелену боли.
Хищно расставленные пальцы ниндзя нацелились в раненый глаз десантника. Но Леке разгадал ее маневр и вовремя уклонился. Пострадал бросившийся на помощь Гримм. Скват, ругаясь, упал на спину — значит, остался в живых. Коротышку спасло то, что Мелинда еще не привыкла к новому телу.
Леке напряг могучие мускулы. Он колебался. Враждебное поведение Мелинды было необъяснимо — если только она не сошла с ума.
Или она вернулась из Океана Душ обезумевшей, или в ее тело вселился демон.
Ниндзя изогнулась, как кошка, сжала кулаки и снова закричала:
— Я — Мелинда!
Ее взгляд остановился на перстнях. Миниогнемет, отравленная игла и лазер. Мелинда раздраженно взревела: как же это она сразу не заметила тайное оружие! И тут же направила один палец на Лекса, второй ткнула в Гримма, а третий — в Джака.
Драко инстинктивно прикрылся здоровой рукой. Лазерный луч пробил незащищенную ладонь. Боли Джак сначала не почувствовал… И вдруг она накатила мощной волной. Казалось, обугленная рука горит огнем.
Из глаз Инквизитора невольно покатились слезы. Еще большая скорбь угнетала его душу.
Все надежды рухнули. Не только мечты гордеца-Драко, но и все чаяния человечества.
Мелинда с недоумением смотрела на огромного Князя Феникса, оставшегося невредимым.
Живой карлик поднимался с пола. Сработал лишь лазер. Мини-огнемет и отравленная игла отказали. Как это случилось? И почему тело так плохо слушается? Почему пояс завязан на шее, а не на талии?
Тут что-то не так. Какую шутку сыграли с ней Князья-Фениксы? Происходящее похоже на сон. Но ниндзя Мелинда хитра и коварна. Ее не победить даже в мире сновидений.
Прежде чем враги спохватились, она нырнула в один из четырех туманных туннелей, чувствуя непонятную усталость. Легкие работали не так ритмично, как должны были бы. Перед глазами засверкали звездочки. Но Мелинда за-ставила себя не снижать скорость.
Преследуют ли ее Князья-Фениксы со своими колдовскими штучками? Туннель раздвоился. Не раздумывая, ниндзя повернула вправо.
Джак еще дышал. Болела несуществующая рука. Агония сдирала кожу. Трагедия вонзала в сердце гвозди. Словно Тайный Инквизитор принял на себя часть вечных страданий Императора.
Ужасная катастрофа ждет человечество.
Император погибнет, Империя падет. Честь, благородство, вера и гордость утонут в котле кипящей крови. И на закате цивилизации на свет выползут мрачные силы зла. Хаос поглотит реальность.
Отчаяние точило Джака, словно крыса, выгрызающая внутренности. Он стал на путь предательства и ереси. Воскрешение Мелинды принесло не искупление, а безумие. Ну почему она не убила его, а только ранила?!
Леке поклялся выполнить миссию уничтожения при необходимости. Со стоном Драко приподнялся, опираясь на культю, и встал на колени. Он пригвоздил Лекса полным ненависти взглядом и неожиданно разразился потоком гнусных ругательств: — Чтоб сдох хилый калека-Император! Чтоб свет твоего Примарха, Рогала Дорна, догорел, как сальная свеча! Слава Тзинчу! Чикамитзанн Тзуной!
Тайный Инквизитор призывал Владыку Перемен на его собственном языке и скалил зубы в звериной ухмылке. Он явно был снова одержим, на этот раз полностью.
Леке прицелился. С именем Рогала Дорна на устах он выстрелил в голову Драко…
Серое вещество мозга разлетелось липкими каплями. То, что с момента зачатия являлось единым, потеряло свою целостность. Лобные доли смешались с задними участками коры и мозжечком. Из круглого отверстия во лбу патекло серо-розовое желе.
Гримм отвернулся. Леке молился.
Взяв себя в руки, скват горько воскликнул:
— Не думал я, что демоны умеют проникать сквозь стены Паутины.
Единственным глазом десантник осмотрел труп Драко, затем спросил:
— О чем это ты?
Гримм смутился:
— Я считал, что элдары не летают в ворппространстве так, как это делаем мы, чтобы не попасть в лапы демонов. Поэтому они создали Паутину. Но если Паутина — барьер, то как же демон мог попасть в Джака?
— Все дело в уникальности Перекрестка, коротышка.
Гримм недоверчиво покачал головой.
— Я думаю, что демон сидел в теле босса с тех пор, как он переманил его из тебя, Леке.
— Я не слишком разбираюсь в проблемах потустороннего мира.
— Если только там был демон… — задумчиво добавил скват.
Леке сжал болтер, словно руку товарища по оружию, предлагающего помощь.
— Объяснись!
— Я думаю, что Джак впал в отчаяние, — проговорил Гримм. — Из-за нее, — он мотнул головой в ту сторону, куда скрылась Мелинда. — Безумием было воскрешать ниндзя.
— Он отчаялся? А принесенные клятвы?
— Я знаю, что такое отчаяние, Леке, и могу заметить, когда это происходит с другими.
Д'Аркебуз угрожающе потребовал:
— Говори!
Грим горько вздохнул:
— Не хочу.
— Тогда я заставлю тебя!
Скват жалко промямлил:
— Я поклялся Ракел, что с ней все будет в порядке. Я поклялся своими предками! Поклялся, зная, что лгу!
— Тебя пугают фальшивые клятвы, скват?
Гримм поморщился:
— Это все равно, как если бы ты предал Рогала Дорна. Скват-клятвопреступник не сможет родить потомство. Никогда не станет Предком!
Страх мурашками пробежал по спине десантника.
— Я не… предавал Примарха, — тихо, но твердо проговорил он. — Не предавал… орден. Но я заблудился. Мне пора вернуться на истинный путь, возвратить свое доброе имя.
Коротышка всплеснул руками:
— Только не лишай себя второго глаза, Леке.
— Не богохульничай, дурак! Мы вернемся на Геност, где идет война с повстанцами. Десантники наверняка прибудут на планету, чтобы подавить восстание. Через год. Через два… или три… Космические Волки, или Кровавые Ангелы, или Ультрамарины. Неважно.
— Но линза с руной маршрута разбилась.
— Я помню путь, коротышка. Пора нам убираться отсюда. Да будет проклято это недоброе место!
Гримм недовольно скривился:
— Опять на Геност, да? Разноцветная радуга манит дикарей, считающих, что под ней зарыты сокровища.
— Нет, — возразил Леке. — Так говорить — кощунство. Поддаваться отчаянию — богохульство.
Он крепко сжал кулак.
Гримм отшатнулся, решив, что десантник собирается ударить его, но д'Аркебуз лишь хмуро улыбнулся: как ни был он далек от крепости-монастыря и от своих товарищей по оружию — наполовину слепой и полураздетый, — он оставался Имперским Кулаком.
— Пойдем, малыш, — позвал Леке. — Восславим свои имена верной службой Императору.
ТРА-ТА-ТА…
Короткая вспышка.
БУМ…
Джак зажмурился.
ТА-PA-PAX!
Вселенная взорвалась.
Лишенный тела, Драко плавал в голубом тумане. С огромной высоты он взирал на собственный труп, неподвижно растянувшийся в туннеле Паутины. Глядел на Лекса, на коленях читающего молитву, на обескураженного Гримма.
Неземная легкость наполнила душу Джака.
Светящиеся голубые туннели расходились от Перекрестка. Тайный Инквизитор знал, что усилием воли он может влететь в любой из четырех коридоров. Или увеличить разрешение, как в телескопе, и рассмотреть то, что находится вдали.
Мелинда убегала, как загнанное животное.
Стой, стой! Зрение души Драко, сопровождающее воскрешенную гейшу-ниндзя, воспринимало ее светящуюся ауру. Гипнотическое состояние последней битвы не рассеялось в ней. Когда же проснется ее разум?
Аура Мелинды переливалась сложным узором. Может, Ракел не полностью исчезла из своего тела? Может, воровка до сих пор прячется где-то в глубинах подсознания ниндзя?
Да, именно так… Ракел не умерла окончательно. И Мелинда будет непостоянной, нестабильной.
Джак не мог позвать возлюбленную, не мог дотронуться до нее, как бы ему этого ни хотелось. Он позволил своему зрению долететь до выхода — пещеры со сверкающими кристаллами. Дальше ему путь закрыт.
Драко вернулся туда, где остался его труп и хладнокровно посмотрел вниз. Гримм горевал и о себе, и о хозяине. Отчаяние загрязняло ауру сквата. Он верил, что проклят, потому что дал Ракел лживую клятву. И ошибался, так как Ракел не погибла.
Если бы только Гримм узнал истину!
Четыре туннеля разбегались в разные стороны от Перекрестка. Отсюда можно попасть в любую точку галактики. Внезапно Джак почувствовал чье-то ментальное присутствие. Трансцендентные личности Князей-Фениксов назвали себя: Мауган Ра, Собиратель Душ; Бахаррот, Плач Ветра; Джайн Зар, Буря Безмолвия; Карандрас, Охотник-Тень.
Джак понял, что душа его не уплыла в бескрайний Океан. Он мог плавать по всем развилкам и туннелям Паутины, но не мог покинуть их. Знания, скрытые в лабиринте, стали доступны ему, он обрел способность общаться с душами ясновидящих элдаров. Вот оно — просвещение, не доступное ни одному из живущих Иллюмитатов!
Леке и Гримм покинули Перекресток, направляясь на Геност. Джак напрасно пытался окликнуть их, заверить, что душа его жива.
Объяснить, что происходит с Мелиндой. Обнадежить друзей.
Они не слышали его.
Восторг охватил Тайного Инквизитора при мысли, что он стал крошечной частичкой чего-то прекрасного и благородного. Он слился с сущностью Ньюмена, витающей в реальности, как атомы вещества, которые однажды станут звездой.
ПРОЛОГ
Год 40273-й. Наставник Баал Файренц посылает Тайного Инквизитора Джака Драко в сопровождении гейши-ниндзя Мелинды на планету Сталинваст для уничтожения «генокрадов».
Чистка проходит успешно, но загадочный «человек-арлекин» Зефро Карнелиан сообщает Драко о заговоре. Группа неизвестных Инквизиторов намеревается заразить человеческую расу паразитом, контролирующим разум, получившим название «гидра».
Идя по следу, который указал Карнелиан, Драко невольно становится причиной уничтожения всех живых существ на Сталинвасте. Во время полета в ворп-пространстве Драко узнает, что его наставник Файренц — один из главных заговорщиков.
Для уточнения сведений о «гидре» Тайный Инквизитор летит в мир Хаоса, в Глаз Ужаса. Его сопровождают Мелинда, навигатор Виталий Гугол и уроженец планеты Антро, скват Гримм.
Избежав множества опасностей, им удается добраться до Земли. Они пробираются в замок, чтобы предстать перед Императором и сообщить ему ужасные новости. Аудиенция у Императора складывается непросто и полна двусмысленностей. Джак Драко вынужден бежать. Он скрывается, лелея надежду, что последующие события внесут ясность в то, какие силы стоят за заговором и разжигают конфликт между Официальной и Тайной Инквизицией.
Год 40373-й. Драко просыпается после столетия, проведенного в стазисе. За эти годы погибли многие Инквизиторы. Драко ищет астронавта, который введет его в курс происходящего.
Несмотря на признаки приближающегося безумия, навигатор Гугол приводит корабль Драко на планету Люксус Прайм, охваченную восстанием сектантов Слаанеша. Гуголом овладевает демон, но к Джаку и Мелинде возвращается Гримм. Втроем они находят другого навигатора по фамилии Петров.
Разносятся слухи, что арлекины элдаров готовят на орбите Сталинваста ужасную церемонию, а помолодевший Баал Файренц, призвав на помощь космических десантников, собирается напасть на родину элдаров с целью выявить тайны Паутины, лабиринта, по которому арлекины перемещаются в ворп-пространстве.
Джак и его спутники могут проникнуть на планету элдаров, только если удастся освободить Мелинду от внедренных в ее тело имплантантов, мешающих ей принять полиморфин и изменить свою внешность. Узнав, что ее бывший хозяин Тарик Зиз — теперь изменник — скрывается на планете Дарваш вместе с командой хирургов, Мелинда отправляется туда и избавляется от имплантантов.
Они прибывают на планету элдаров, когда в космосе разворачивается битва. Космические Десантники во главе с Файренцем спускаются с небес. К поискам Зефро Карнелиана Джак привлекает капитана Лександро д'Аркебуза (чьи ранние подвиги описаны в «Молоте Войны 40000» в книге «Инквизиторы космоса»).
На планете-станции Ультве друзья попадают в плен. Прорицатель предсказывает Джаку, что он будет отдан во власть демона, но затем очищен и просвещен. Драко должен помочь элдарам найти таинственных биологических сыновей Императора, чтобы ускорить взаимоуничтожение Космоса и Хаоса, о котором говорится в пророческой «Книге Рана Дандра» из легендарной Черной Библиотеки, находящейся в Паутине.
Отряд десантников спасает группу Драко.
Они улетают в Паутину. В рукопашной схватке навигатор Петров лишается руки и в агонии получает видение. Третьим рунным глазом Петров видит путь через ворп-пространство к Черной Библиотеке элдаров. Лександро д'Аркебуз закрепляет знание в третьем глазу Петрова. В это время начинается атака десантников Хаоса.
К тому времени, когда отряд Джака достигает Черной Библиотеки, все десантники, охранявшие их, погибают. В живых остается лишь Лександро. Мелинда погибает от руки амазонки-феникса. Петров замышляет предательство, и его приходится убить. Третий глаз навигатора д'Аркебуз вырезал ножом.
С пророческой «Книгой Рана Дандра», украшенной драгоценными камнями, убитый горем Джак Драко отправляется на поиски планеты, где можно расшифровать священную книгу элдаров. В душе Тайного Инквизитора зреет план проникнуть в знаменитый перекресток Паутины, где время и реальность способны измениться, и где он сумеет вернуть к жизни Мелинду. Но сначала он должен отдать себя во власть демона, а затем изгнать его из себя…
ГЛАВА 1. РУНЫ
— Ты неудачник, — зашипел арлекин на Зефро Карнелиана. — Ты слабый человечишка!
На морщинистом лице элдара застыла презрительная насмешка. Казалось, что даже пестрый костюм арлекина — зеленый с красными треугольниками, весь в пряжках, ремешках и карманчиках — издевается над Карнелианом.
Но ведь и сам Зефро шут. Обезьяна в малиновой треуголке с перьями, развлекающая своими ужимками инопланетян.
— Итак, ты просвещен? — язвительно спросил арлекин.
Зефро внутренне содрогнулся. Может, обратиться за поддержкой к Ро-Фесси? Ясновидящий называет себя другом. Можно ли ему верить?
Слышал ли Ро-Фесси разговор, догадаться невозможно. Лицо его скрывал напоминающий лошадиную голову шлем, украшенный переливающимися кристаллами. Сейчас не время отвлекать ясновидца. Эльдрад Ультран достал гадальные руны. Мысли всех должны быть сосредоточены на предстоящей церемонии.
Одно только то, что его удостоили чести присутствовать на церемонии, каков бы ни оказался результат, знак высшего доверия. Враждебность некоторых арлекинов вполне понятна и объяснима, потому что присутствие здесь Карнелиана не столько привилегия, сколько прискорбная необходимость. Слишком велика его роль в фиаско, вызвавшем предстоящее гадание.
Фиаско? Нет, катастрофа…
Из космоса плоская планета-станция Ультве походила на золотой щит. На поверхности, словно драгоценные жемчужины, блестели купола.
Правда, в настоящий момент лишь некоторые из них сияли призрачным светом. Если бы выдалось несколько сотен мирных лет, психопластический дух Ультве восстановился бы, заново воссиял бы защитной атмосферой.
Но в ближайшее время мира не предвиделось.
Сразу за Ультве начинался водоворот света и тьмы. Напоминающий зарождающуюся спиральную галактику, этот вихрь являлся главным входом в Паутину. Пройдя через него, корабль достигнет самых отдаленных звезд. Воздействие водоворота компенсировалось эфирными парусами Ультве, удерживающими планету-станцию в нескольких световых годах от опасного урагана.
Но Глаз Ужаса распространяется все быстрее и быстрее, и скоро Ультве не сможет убежать от него.
Пока планета-станция медленно дрейфовала в межзвездном течении. Когда же опасность заставит извлечь камни духбв, несмотря на риск утратить их безвозвратно? Когда же будет разбужен Аватара, Бог Войны? Бешеные берсерки выплеснут тысячелетиями копившуюся ярость на врагов.
Эльдрад Ультран положил жезл и длинный меч. Он снял шлем, обнажив голову. Седина посеребрила его волосы. Движения элдара отличались торжественностью, подчеркивающей важность момента. Сегодня прорицатель медлил. Казалось, он с трудом пробирается сквозь сгустившееся в сироп время, прежде чем остановиться окончательно.
Из мешочка на поясе Ультран достал руны.
Подбросил один из камешков над Мемориумом и торжественно объявил того, о ком пойдет гадание. Имя было последним в печальной серии.
— Инквизитор Джак Драко! — провозгласил элдар. — Драко, ограбивший Черную Библиотеку!
Да, ужасное фиаско. Катастрофа…
Эльдрад, Ро-Фесси, Зефро Карнелиан, а также чародей Кетшамайн и десяток арлекинов находились в Куполе Предсказателей по Кристаллу. Напор Хаоса превратил многие районы Ультве в пустынные руины. Уродливые прыщи покинутых городов годятся теперь разве что Черным Гвардейцам и Воинам Аспекта для тренировочного полигона.
Лишь некоторые районы сохранили величественную грациозность — стройные пирамиды и башни храмов возвышались над ухоженными садами. Купол Предсказателей по Кристаллу отличался особенной красотой и пугающей силой. Здесь сердце Ультве — Мемориум — подступал к самой поверхности. В других местах эта квази-живая субстанция, обладающая психической потенцией, скрывалась под глиной и песком или под настилом из мраморной мозаики… или под руинами.
Миллионы деревьев тянулись ввысь, у корней каждого возвышался камень духа умершего элдара. Так души соединялись с естеством планеты. На полянах между деревьями стояли окаменевшие фигуры. Это были ясновидящие, полностью слившиеся с планетой. Скоро и Эльдрад Ультран присоединится к ним.
Уже много лет Эльдрад не покидал Купол.
Несколько десятилетий он не покидал Ультве после экспедиции, которая вытащила Зефро из пасти Хаоса.
Самые древние и самые высокие деревья, пробив купол, уходили верхушками в космос.
Прозрачная, удерживающая воздух субстанция состояла наполовину из материи, а наполовину из энергии. Мощные стволы легко проникали сквозь него. Верхние ветви походили на антенны, выдвинутые из мягкого света в черное море пустоты.
Космос представлялся океаном, а звезды — крошечными светлячками в его глубинах. За века многие из них поглотила огненная гангрена, Глаз Ужаса, желчь и гной которого отчетливо просматривались через купол. Кошмарная нереальность подбиралась к новым светилам, заглатывая планеты и превращая их жителей в монстров и демонов.
Если захватчики из Глаза Ужаса проникнут на Ультве, погибнут все защитники Мемориума. Падут все деревья. Десять тысячелетий прогресса, жизни после жизни, пропадут, но не бесследно… О нет! Водоворот Хаоса высосет души мертвых.
— Драко нашел вход в Черную Библиотеку! — провозгласил Эльдрад.
Беспощадная правда. Местонахождение Библиотеки, спрятанной в Паутине и охраняемой страшными силами, знали только Великие Арлекины. В хранилище знаний о демонах не допускались посторонние. Драко не мог, никак не мог, не имел ни малейшей возможности найти Библиотеку без чьей-то помощи, не говоря уже о том, чтобы войти в нее.
И все же он вошел.
Хуже того, Драко ограбил Библиотеку.
Чародей Кетшамайн устал держать свое массивное тело и оперся на Меч Ведьм. Острие вонзилось в Мемориум. Над маской Кетшамайна, выполненной в виде белого черепа, ужасающего и непостижимо загадочного, развевались черные, как смоль, волосы. Рукава и подол черной просторной рубахи украшал вышитый серебром узор, точно такой же, как на гадальных камнях.
Когда-то Кетшамайн тоже был ясновидящим, прорицал, вглядываясь в непрерывную смену вероятностей и возможностей. Позже он променял дар провидца на иные психические силы, могущественные и смертоносные.
— Драко выкрал «Книгу Рана Дандра»! — выкрикнул Эльдрад.
И это правда. Утеряна Книга Судьбы. Она исчезла из Черной Библиотеки, и виноват в этом проклятый Джак Драко.
А впутал его в дела элдаров Зефро.
Но ведь из благих побуждений! Более того, с одобрения и под руководством Великих Арлекинов, знавших, что имя Драко вписано в Книгу Судьбы.
— Зачем Драко украл «Книгу Рана Дандра»? Чтобы реабилитировать себя перед Императором? Куда он увез ее? Что случится?
Задав вопрос, Эльдрад кинул остальные камни и вгляделся в выпавший узор из рунических символов. Ясновидящий впал в транс. Руны начали светиться, став проводниками энергии психического океана, окружающего материальную реальность, вобрав в себя мощь духов — ясновидящих прошлых поколений. Руны лежали на Мемориуме, а значит, имели прямой контакт с душами предков.
Гадальные камни нагревались. С повышением температуры изменялась их форма. От рун исходил жар. Оранжевый цвет. Красный.
Жутким, пронзительным голосом Эльдрад закричал:
— При ограблении Черной Библиотеки с Драко случилась трагедия. Настолько ужасная, что он на грани безумия!
Трагедия? Из психического океана удалось выудить нечто новое.
— Что же там произошло? — сорвался с губ Зефро нетерпеливый вопрос.
Ро-Фесси махнул рукой, заставляя своего протеже из рода человеческого замолчать. Ультран всматривался в паутину будущих возможностей.
— Произошедшее способно свести Драко с ума. Так говорят причины и следствия. О самой трагедии можно узнать только то, что она свершилась. Ничего конкретного.
Страх охватил Зефро. По плану элдаров Драко должен попасть под власть демонов, а затем очиститься. Тайный Инквизитор стал бы просвещенным, как Карнелиан, и невосприимчивым к Хаосу. Он вступил бы в ряды Иллюмитатов и помог бы отыскать и собрать Сыновей Императора, порожденных десять тысяч лет назад, перед тем, как владыка Земли был искалечен. Прикованный к золотому трону, Император не знал, что его биологические чада обретут бессмертие.
Да и сами Сыновья не подозревали о своей природе, пока Иллюмитаты не поведали им об их врожденных способностях.
Предсказано, что дети владыки станут Рыцарями-Сенсеями и создадут Дальний Дозор.
Когда Император окончательно ослабеет и Хаос ринется на покорение Космоса, Сыновья, каждый из которых олицетворяет то или иное божественное свойство, выйдут на последний бой…
Решающая битва между реальностью и Хаосом названа элдарами «Рана Дандра». В Книге Судьбы указывается, что в результате сражения произойдет космический катаклизм, взаимоуничтожение Хаоса и реальности. И это тот исход, который устраивает темные силы.
Хаос! Существуют уже четыре Бога, четыре монарха бесчисленных ворп-тварей. Десять тысяч лет назад, когда гордая цивилизация элдаров корчилась в психическом спазме, на свет выползло грязное божество похоти — Слаанеш.
Если падет слабая человеческая раса, появится пятый властелин Сил Хаоса, чтобы окончательно уничтожить порядок и разум.
Существует лишь одна возможность…
Силы добра соединятся в искривленном психическом океане, если привнести в него все самое благородное, что есть в человеке. Тогда перед человечеством откроется новая дорога, родится новый человек — Ньюмен.
Какая слабая надежда! Прорицатели элдаров предсказали, что появлению Ньюмена неминуемо должна предшествовать гибель Императора. Сыновья его сгорят в огне разума, дав жизнь обновленному поколению. Только так можно избежать апокалипсиса. Во главе обновленного светлого Космоса станут ясновидящие.
Элдары вернут себе былую славу.
Джаку Драко в этих событиях предназначено сыграть небольшую, но решающую роль.
Увы, точное значение его функции сокрыто.
И вот Драко вступил в игру, похитив Книгу Судьбы!
Возможно, он сделал это, чтобы отомстить.
Если Драко узнал, что элдары собираются подвергнуть его страшным пыткам: отдать душу демону, а затем очистить, — он мог совершить необдуманный поступок. Сейчас Драко на грани безумия, только шаг отделяет его от одержимости демоном. В его руках ценнейшая «Книга Рана Дандра». Как проследить его дальнейший путь?
Несчастье! Катастрофа…
Сомнения терзали душу Зефро Карнелиана.
Он, как и большинство Иллюмитатов, связывал личное спасение с элдарами. Однако контролируют ли Великие Арлекины ситуацию?
Всем известно, что Иллюмитаты-отступники создали психическое оружие, не только чтобы воевать против вызывающего отвращение Хаоса, но и против инопланетян.
Отступники неустанно наводняли планеты психическими вирусами и паразитами. Так, «гидра» может столетия дремать в латентном состоянии, но в один прекрасный момент проснется, и все человечество окажется в цепях безумия. Порабощенные умы триллионов станут одной из сил в последней битве. Однако наиболее вероятным исходом ее, как предсказывали ясновидящие, станет не очищение человечества, а появление пятого Бога Хаоса.
Зефро раскрыл Тайному Инквизитору Драко секрет «гидры», надеясь, что тот сорвет опасную затею отступников. Но если сам Зефро лишь игрушка в чьих-то руках? Неужели существуют очистившиеся от демонов тайные Иллюмитаты, которые также пытаются объединить Сыновей Императора и создать истинный Дальний Дозор? Вдруг усилия элдаров и его собственные — лишь пародия на деятельность этих просвещенных личностей, воистину приближающих появление Ньюмена?
Или фанатичные элдары настолько убеждены в апокалипсисе Рана Дандра, что собирают Сыновей Императора исключительно для подтверждения пророчеств Книги Судьбы, чтобы взаимное уничтожение Хаоса и Космоса стало неизбежным, гарантированным, чтобы не осталось ничего целого?
Нет. Нельзя позволять себя подобные подозрения! Зефро не мог простить себе неудачи.
Некоторые арлекины презирали его и открыто обвиняли в происшедшем.
Ро-Фесси не винил Зефро. Конечно же, нет.
Руны мерцали и плавились. Гадальные камни излучали яркий белый свет. Энергия волнами перекатывалась из ворп-пространства в Мемориум и обратно. Даже деревья засветились.
Застывшие между стволов фигуры ясновидящих дрожали.
— Где именно Драко потеряет рассудок? — настойчиво вопрошал Эльдрад. — На какой планете?
Прогремел раскат грома, от которого заложило уши. Зефро показалось, что треснул один из надгробных камней. Нет! Звук шел сверху.
Среди ветвей старого дерева появился корабль.
Контуры судна постоянно менялись. Сначала его силуэт напоминал жука-скарабея, затем трансформировался в нечто, похожее на краба, вцепившегося передними «клешнями» в материю купола.
Рядом с первым кораблем появился второй.
Еще мгновение назад их здесь не было. Значит, их скрывало невидимое колдовское поле, не проницаемое даже для взгляда элдаров.
Выпустив из сопла поток плазмы, корабль пробил дыру в куполе. Вихрь раскаленного газа окутал одно древнее дерево, другое. Обуглившиеся стволы валились на молодую поросль и подминали под себя. Свист выходящего в космос воздуха казался предсмертным криком погибающих реликтов.
Свист перешел в слабое шипение — купол восстанавливал себя, чтобы в следующую минуту пострадать под ударом второго корабля.
Первый незваный гость снижался. Вращаясь вокруг своей оси, корабль выбрасывал плазму во всех направлениях. Никогда прежде Хаос не покушался на это святое место.
Гадание продолжалось. Важность предсказания перевесила опасность вторжения. Оставалось надеяться, что гвардейцы и воины Аспекта достойно отразят внезапную атаку.
Эльдрад вновь воззвал к рунам:
— На какой планете? Дайте ответ! Где Драко?
И правда, где? Искать сумасшедшего Инквизитора во вселенной — все равно, что искать иглу в стоге сена или блоху в шкуре медведя. Книга Судьбы ослепляла ясновидящего, блокировала его проницательность, не позволяла узнать координаты места, где обосновался чертов Драко.
Из Черной Библиотеки можно выбраться лишь по Паутине, лабиринту энерготуннелей в ворп-пространстве. В человеческих мирах существует уйма входов и выходов, о которых жители планет даже не догадываются.
— Где?
Камни показали нечто совершенно абстрактное. Зефро стало подташнивать, следом пришло мимолетное видение. Перед глазами Карнелиана проплыл ландшафт из ночных кошмаров: горные цепи, изрезанные утесы, вулканы со стекающей лавой. В мрачных серых небесах сверкнула ослепительная вспышка, порожденная разрядом неизвестной энергии. Молния осветила черную башню, возвышающуюся на отвесной скале. На вершине блеснул огромный глаз.
Ах, как знакома была эта тошнота Зефро.
Она осталась напоминанием, последним симптомом болезни, вызванной влиянием демона.
Усилием воли Карнелиан подавил приступ. Видели ли остальные то же, что и он?
Вражеский корабль опускался в огромную воронку, которую сам же и прожег в Мемориуме. Арлекины и ясновидящие поняли, что медлить больше нельзя. Все были настроены решительно.
Элдары вытащили из кобур, прятавшихся среди ремешков и пряжек, сюрикены и лазерные пистолеты. Чародей Кетшамайн выпустил из Меча Ведьм энергетическую стрелу по приземляющемуся кораблю. Ослепительная пульсация достигла судна, но, не причинив вреда, была отражена в реликтовый лес.
Вдалеке появились Черные Гвардейцы с лазерными ружьями наперевес. Их золотистые каски напоминали пчелиные головы, прикрепленные к телам вставших на ноги муравьев. На флажках, украшавших шлемы, красовалась руна с изображением глаза, роняющего горькую слезу печали по Ультве.
На поверхность Мемориума выбирались пауки. Крошечные белые насекомые материализовались прямо из субстанции духа предков.
Тысячи пауков… десятки тысяч психических защитников планеты-станции!
Живой ковер дрогнул, потек к раскаленным добела рунам.
Да, вот причина! Руны послужили маяком.
Их психическое излучение привлекло внимание врагов к Куполу Гадателей по Кристаллу!
Пауки заползали на камни и испарялись. Но следом напирали другие. Все новые и новые волны насекомых шли тушить руны.
Гадание, безусловно, подошло к концу. Как жаль, что оно привлекло внимание не желанной истины, а подданных Хаоса!
Обостренное подсознание Зефро высветило картинку и послание. Покинутые Купола Ультве. Вторжение десантников Хаоса через главный проход Паутины. Рядом с ними — Демониты, создания Слаанеша. Опасность…
Начиналась вторая атака изменившихся людей, когда-то свободных и гордых, но поверженных десять тысячелетий назад Хаосом и теперь не ведающих стыда и греха.
Боевые штандарты, развевающиеся на шлемах былых десантников, вызвали у свидетелей вторжения позывы рвоты. И Зефро не был исключением.
Контуры флагманского крейсера стабилизировались. Он оказался прямоугольным, с массивными «клешнями»-лезвиями на носу. Шедший следом корабль приземлялся, опаляя чудом уцелевшие деревья, и еще не приобрел устойчивых форм.
Пробив купол, из пустоты вынырнул третий пришелец. Но на защиту планеты спешил сторожевик Ультве. Высокие паруса его ловили разреженный эфир. Да какой там эфир! В основном это была радиация, исходящая из самого Глаза Ужаса. Но и ее сторожевик использовал для маневра. С палубы ударила термоядерная пушка. Огненное облако окутало третий корабль. Тени, отбрасываемые поредевшими деревьями, приобрели настолько четкие очертания, что их можно было принять за реальные предметы.
Вот это энергия! Вспышка ослепила Зефро, темнота перед его мысленным взором сменилась картиной опустошенных куполов Ультве.
Черные Гвардейцы контратаковали. Стонущие Духи, женщины в бело-красных доспехах, насытившиеся аурой гробниц, издавали телепатические крики, поражающие мозг. Лица их закрывали маски со свирепым оскалом. Лучи вырывались из лазерных пистолетов, энергомечи гудели от напряжения.
Демониты бросились на Духов. Демониты, желанные, как опухоль на ноге или боль в пояснице, Демониты, несущие смерть, мечтающие растерзать Стонущих, разорвать женщин-элдаров длинными когтями всех до одной.
За передним отрядом шагала колонна воинов Хаоса, вооруженных автоматами. Броня их напоминала панцири крабов, на шлемах развевались флажки со странными, извращенными символами.
Воины-Скорпионы, защитники Ультве, атаковали с фланга.
Разящие Скорпионы в темно-зеленых доспехах с черными траурными повязками! Как ловко и изящно они двигались. Против стрел и лазерных лучей приспешников Хаоса у них только одна защита — проворство.
Скорпионы не упускали ни единого шанса ужалить врага, они метали сюрикены — звездочки с острыми шипами, вонзавшимися в броню Демонитов. Когда противники сблизились, в ход пошли психоактивные иглы. Затем Скорпионы вытащат мечи…
Из приземлившегося второго корабля высыпала подмога: полулюди-полузвери в уродливых доспехах, сплошь выступы и углы. Над шлемами предателей, словно топоры, — боевые штандарты с богохульственными девизами, издевательский вызов и насмешка над честью, преданностью и боевым братством.
— Приспешники Тзинча! — выкрикнул РоФесси.
Полузвери с тяжелыми лазерными пушками опередили десантников Хаоса. Они быстро бежали на косолапых ногах. Между бровей монстров изгибался рог, когтистые лапы сжимали стрелковое оружие. В ножнах на поясе болтались кинжалы. Копыта чудовищ оставляли на живой поверхности Мемориума отметины Хаоса. Увы, это действительно были создания Тзинча — Бога Изменчивости, Перемен и Разрушений.
— Мне привиделась наблюдательная башня! — неожиданно вскричал Зефро.
Именно. Внутренним зрением Карнелиан рассмотрел Башню Циклопа. Зефро узнал ее по пугающим очертаниям на наброске, который Ро-Фесси однажды показал ему. Башня эта находилась на планете Колдунов в Глазе Ужаса, где жили самые преданные Владыке Перемен маги. А ведь когда-то они были истинными Десантниками.
Значит, это Тзинч сегодня вглядывается в ворп-пространство с помощью «глаза циклопа», шпионит за миром реальности, рассчитывая захватить трофей… например, священные руны.
Второй отряд десантников Хаоса принадлежал к слугам Слаанеша, Бога Извращенной Похоти. Случайно ли обе группы выбрали для нападения один и тот же час?
Черные Гвардейцы поливали шквальным огнем чудовищ и их хозяев. Десантники Тзинча отстреливались из лазерных пушек и автоматов.
Некоторые пули попадали в деревья и, пробив кору, взрывались внутри. Могучие стволы вздрагивали от корней до кроны.
Вот упал, пораженный стрелой, один гвардеец. Вот второй опален молнией из лазерного ружья…
Защитники Ультве — Стонущие и Скорпионы — бросились врукопашную. Где же Пикирующие Ястребы, которые должны забрасывать врага гранатами с воздуха?
Среди деревьев то тут, то там мелькали арлекины. Невидимые во время движения, они представляли собой легкую добычу, остановившись для выстрела или броска сюрикена. Как мало их осталось!
Где же Воины Аспекта? Где они? Что удерживает их вдали от того места, где в них сейчас так нуждаются? Где антигравитационные платформы с рассеянным лазером? Хотя страшно подумать, что случится со святым деревьями, если применить подобное оружие над Мемориумом!
А где сюрикеновые ракетницы?
Арлекины перебегали с места на место. Арлекины исчезали и появлялись вновь.
Тзинч давно жаждал выпустить деструктивные волны изменений в Космос, нарушить его целостность.
Владыка планеты Колдунов, очевидно, ощутил слабый импульс утраченной Книги Судьбы, уловил психические отголоски предыдущих гаданий Эльдрада Ультрана. Несомненно, налетчиков на Ультве привели последние попытки ясновидящих обнаружить местонахождение «Книги Рана Дандра» и ее похитителя. Как жесток и несправедлив рок.
Вражеские корабли прибыли к Ультве из ворп-пространства.
Они появились в обычном космосе у самой планеты, чтобы захватить врасплох ее защитников, хотя сторожевые крейсеры постоянно несли патрульную службу у границ мира элдаров. Поблизости нет звезд, которые можно использовать как прикрытие.
Первый корабль материализовался прямо над куполом. Он шел на сигнал рун
— психический маяк, который зажег Эльдрад Ультран.
Второй корабль с десантниками Слаанеша вломился в Паутину и прошел по психическому следу. С давних пор у Ультве существует дыра в ворп-пространство, но элдары замуровали ее.
Что ослабило изоляционные слои? Чей путь пролег через лабиринт?
Большую часть Ультве опустошили вторжения с Корна, планеты Хаоса, которая вращалась в ворп-пространстве, будто волчок. Воины Аспекта загнали уцелевших в битве десантников в их трясущийся курятник. В небе над сводящим с ума мертвенным ландшафтом Корна защитники реальности видели демона, восседавшего на нижнем роге месяца.
Что же вновь открыло для сил Хаоса проход в Паутине? Джак Драко по злобе или по глупости снял печати, сдерживающие Тварей Искаженного Пространства. Черт бы побрал этого Драко!
Прилетел и улетел, зато каких бед натворил!
Умирали подстреленные арлекинами монстры. Пауки вгрызались в их лохматые шкуры, отвлекая внимание чудищ. Десантники Тзинча неукротимо ломились вперед по просекам. Они стремились туда, где под покровом тысяч пауков лежали руны неоконченного гадания. Казалось, ничто не остановит бронированную лавину. Сюрикены и лазерные лучи отскакивали от их угловатых доспехов.
Над Мемориумом звенел клич: Тзинч, Тзинч, Тзинч! Затем следовал рев: Магнус, Магнус, Сыны Магнуса!
Патриарх клана новых десантников, получивших имя «Тысячи Сыновей Магнуса», называл себя королем Башни Циклопа.
Элдары намеревались собрать биологических сыновей умирающего Императора. «Сыновья Магнуса» являли собой противоположность сыновьям Владыки Земли. Такова мрачная правда!
Эльдрад Ультран собрал энергию на Жезле Ултмара. Кетшамайн вновь обнажил Меч Ведьм.
Мысленно чародей вызывал помощь. Воины Аспекта задерживались. Не видно и антигравитационных платформ с мощными орудиями.
Будь ты проклят, Драко, во веки веков. Чтоб ты стал игрушкой демона!
Нет, так нельзя. Его нужно найти.
Но как, если на самой Ультве идет бой?
Другие планеты-станции присоединятся к поиску. Потеря «Книги Рана Дандра» стала бедствием для всей расы элдаров.
Возьмутся за дело шпионы. Арлекины прочешут Паутину, обыщут один человеческий мир за другим, рискуя жизнями в смертельных спектаклях.
Готовый убивать и погибнуть, Зефро Карнелиан прицелился в неуклюжего урода, размахивающего ножом. Наконец-то на горизонте появилась антигравитационная платформа, рядом летели Пикирующие Ястребы. Их крылья со свистом рассекали воздух.
Появилась надежда. Очень слабая надежда.
ГЛАВА 2. ПАЛОМНИЧЕСТВО
На дикой окраине южного континента планеты Кареш расстилались лишь усеянные валунами козьи пастбища. Под землей находились известняковые пещеры. В одной из них скрывался выход из Паутины.
Стены пещеры покрывал фосфоресцирующий лишайник, дававший слабый свет. Расплывчатое голубоватое свечение лабиринта несведущий взгляд принял бы за более густой мох.
Искусная маскировка!
Впрочем, зачем кому-то лезть под землю?
Пещеры не отличались разнообразием — темень и спертый воздух. Безрассудное любопытство никому не приносило пользы, И все же в пещеру явно кто-то наведывался. Наверное, пастух, вызволявший козу, свалившуюся в шахту или отбившуюся от стада.
Перед мерцающей субстанцией ворп-пространства возвышалась пирамида, сложенная из козлиных черепов. Рога, выставленные в направлении голубого туннеля, словно готовились пронзить всякого, кто появится оттуда.
Подобие жертвенного алтаря и пирамида свидетельствовали о том, что местные жители — примитивные варвары. Лекс предложил вернуться в Паутину и найти более приличную планету.
Джак, пребывавший в шоке после смерти Мелинды, не чувствовал сил, чтобы принять решение. Д'Аркебуз и Гримм обсудили ситуацию между собой.
Вернуться в Паутину — значит вновь подвергнуться смертельному риску. Беглецы нуждались в пище, воде и отдыхе. Необходимо время. В их руках оказалась Книга Судьбы, написанная непостижимыми символами на языке, которого никто из них не знал. Знала Мелинда, но она погибла.
Книга таила ответы на многие вопросы.
Предположительно, в ней предсказан апокалипсис, а значит, говорится и о Сыновьях Императора, если они и вправду существуют. Так утверждали арлекины и Зефро Карнелиан, но оба источника могли и лгать. Доказательства — в Книге, но как ее прочесть?
Войти в контакт с властями Империи тоже нельзя. Среди Инквизиторов много специалистов по расе элдаров, которые руку дадут на отсечение, лишь бы взглянуть на «Книгу Рана Дандра». Однако второй они отберут бесценный манускрипт.
Увы, Инквизиция полна шпионов, она воюет сама с собой. Даже Джака объявили еретиком и отступником.
Интересно, есть ли в Книге Судьбы указание, где находится Перекресток? Как же вернуться в прошлое, в то время, когда Мелинда еще была жива? Лучше об этом не думать!
Даже Великие Арлекины не знают, где находится воронка времени, если она вообще существует. Только всесильные маги могут найти это место. Такие, как… владельцы Книги Судьбы?
Те… кто подвергся одержимости демоном и изгнал его?
— Ты еще болен, — упрямо твердил Лекс, когда Джак заговаривал о Перекрестке и его возможностях.
— Я буду молиться о даровании очищения, — глухо отвечал Драко.
И не молился.
Конец спорам положил Гримм.
— Послушайте, — сказал скват, — как-то мне довелось побывать на сельскохозяйственной планете, где разводили скот. Так там власти запретили даже колеса, потому что колесо олицетворяет безбожную науку. Мракобесие, да? Тем не менее на этой планете использовали антигравитационные понтоны, а в столице имелся современный космопорт.
Гримм не ошибся. Колеса на Кареше не запрещали, но крестьяне погрязли в невежестве и суеверном страхе.
Низкорослые крестьяне впадали в ужас при виде гиганта д'Аркебуза. Они даже представить себе не могли человека столь высокого роста, с мощными бицепсами и грудной клеткой.
Отметины на спине (следы потерянных в недавних передрягах доспехов) приводили местных жителей в священный трепет.
Подозрение вызывали и унылый, мрачный Джак в лохмотьях, и Гримм. К счастью, местный диалект оказался вполне понятным — значит, планета расположена недалеко от Империи.
Среди населения ходили полузабытые легенды об отряде могучих пришельцев, подавивших бунт в соседней провинции в незапамятные времена. Эти воины обладали смертоносным оружием и уничтожали все на своем пути.
Крестьяне Кареша боялись сайкеров. Для отпугивания злых сил использовали козьи рога, но об этом не полагалось много говорить. Подношения предназначались безымянной силе, одновременно карающей и милосердной. Возможно, в этом безликом божестве воплотилась сама Империя, за века превратившаяся в невежественном сознании крестьян в неведомую, стихийную угрозу.
Селяне указали троице дорогу к городу и преподнесли подарки: новую одежду для Джака, а для Лекса — огромную рубаху из домотканой холстины, принадлежавшую дородному фермеру.
Город оказался захолустьем, хотя и с посадочным полем.
Сюда крестьяне пригоняли на убой выращенный скот. Где-то за морем среди гурманов козьи мозги пользовались большим спросом. На этом пастухи и подрабатывали.
Только здесь трое беглецов, наконец, узнали название планеты — кругозор крестьян широтой не отличался.
Планета называлась Кареш. Столица — Кареш-Сити. Раз в две недели туда отправлялся транспорт с деликатесами местного производства. Если бы не этот бизнес, провинция давно оказалась бы в совершенной изоляции. Следующий рейс в столицу назначен через пару дней.
В обмен на кров и ужин в гостинице при посадочном поле Гримм с неохотой расстался с серебряным амулетом тонкой работы, на котором гравер изобразил кого-то из его предков.
Самой маленькой жемчужиной с оклада «Книги Рана Дандра» Лекс подкупил капитана транспортного самолета.
Еще один маленький камень обеспечил троице кров в Кареш-Сити. Лексу и Гримму выпала участь изучать расписание межзвездных рейсов, транзитом прилетающих на отсталую планету. Джак терзался горестными мыслями о погибшей Мелинде.
Мечты о месте, где можно оседлать время и оживить любимую женщину, затмили для него поиск истины.
Виной всему тяжелая утрата, полагали Лекс и Гримм. Поскольку Мелинда погибла, помогая Драко в священной миссии, некая часть преданности своему делу стала ассоциироваться у Тайного Инквизитора с ее смертью.
Лекс слишком хорошо знал, как может повлиять на человека смерть близкого друга. На его левой руке вытатуированы имена двух его товарищей-десантников, погибших десятки лет назад.
Ереми Белене и Бифф Тандриш с Трейзиор Хайв на Некромонде.
На месте кислотного ожога хирурги из крепости-монастыря имплантировали новые нервные волокна, синтетические мышцы и кожу, но даже десятилетия спустя рука Лекса болела, когда он вспоминал друзей.
Межзвездный грузопассажирский корабль «Коммивояжер Беги» следовал на Сабурлоб с заходом на Кареш. В регистре отмечалось, что капитан обладает старинной наследственной привилегией на свободное предпринимательство. Вряд ли он позарится на несколько ценных камней, рискуя ради какого-то рубина или топаза лишиться полдюжины кораблей, освобожденных от пошлин и налогов. Капитан будет осторожен.
Джаку нравился даже пункт назначения.
Сабурлоб!
Там однажды побывала Мелинда. За три года до того, как они встретились, на этой планете, девушка-ниндзя совершила свой самый смелый, самый отчаянный подвиг. Она пробралась в логово генокрадов и убила их патриарха.
Мелинда тогда сама едва не погибла.
Ходить там, где ходила она, пусть и при исполнении задания. Видеть то, Что видела она.
Почувствовать то, что чувствовала любимая!
Еще в убогом номере в гостинице Кареш-Сити, с замазанными белой краской окнами, Гримм высказал свои сомнения:
— Послушай, босс, я знаю, что с тех пор, как Мелинда побывала на Сабурлобе, прошло больше века, потому что ровно столько ты пролежал в стазисе. Возможно, планета по-прежнему наводнена мутантами.
Сайкеры и генокрады славились изощренной хитростью. Они обманным путем устанавливали контроль над обществом. Они манипулировали администраторами, гибриды с нормальной человеческой внешностью служили прикрытием, дурача население планеты до тех пор, пока оно не трансформировалось.
На пластиковых ставнях гостиничного номера художник изобразил местные растения. Решетки с цветами казались хрупкими, непрочными. Стены комнаты украшали парчовые портьеры с бархатными узорами. На картине в резной раме, облаченные в прозрачные платья, нимфы провокационно и соблазнительно танцевали, заманивая мужчин в устроенную среди диких джунглей ловушку Венеры.
— Ты полагаешь, Джак, — спросил Гримм, — что убийство патриарха привело к массовому осознанию опасности? Вспомни, ведь Мелинда тайно проникла на Сабурлоб.
Горькая правда. Директор Службы Очищающих Убийств провел жестокий эксперимент.
Мелинда нанесла удар, но скрытый. По большому счету, о подробностях гибели патриарха знал только сам Тарик Зиз.
— Шайка генокрадов, возможно, до сих пор процветает под руководством нового патриарха или мага, — заметил скват. — Безусловно, они скрыли истину. И потом, власть — такая вещь, которая надолго не остается без хозяина.
Д'Аркебуз задумался. Бесчисленное количество часов он провел в монастырской библиотеке, изучая традиции Имперских Кулаков, ордена, к которому принадлежал. Ознакомился он также и с тонкостями управления имперских органов. Правда, лишь поверхностно — не многим хватало терпения и усидчивости, чтобы изучить чиновничьи уловки в полном объеме.
— Насколько я помню, — произнес Лекс, — агент обязан проинформировать Адепта Земли, тот — Администрат, а уж Администрат дает команду отряду Космического Десанта…
В бескрайней галактике случалось огромное число происшествий, а десантников насчитывалось не больше миллиона. Пока информация передавалась по длинной бюрократической цепочке, вмешательство карательных служб могло откладываться на годы. Результат борьбы становился известен через десятилетия.
Гримм почесал заросшую щетиной щеку.
— Директор Тарик Зиз, черт бы его побрал, должно быть, не дал ходу докладу Мелинды, не хотел, чтобы руководство узнало о его несанкционированных экспериментах. Не исключено, что до сих пор на планете все осталось по-прежнему. Отправляться на Сабурлоб опасно.
Джак поморщился.
Как хотелось пройтись там, где ходила она!
Гримм и Лекс встретились в баре космопорта с капитаном «Коммивояжера Беги» и поинтересовались политической обстановкой на Сабурлобе. Они представились бизнесменами, расширяющими свое дело и изучающими коммерческие перспективы. Великолепный рубин, который скват показал капитану, сыграл свою роль.
Д' Аркебуз говорил мало, предоставив вести переговоры Гримму. Чтобы сохранить инкогнито, еще в пещере Лекс с помощью товарищей удалил из бровей заклепки и спрятал их в мешочек. Эта операция ранила душу бывшего десантника и даже сказалась на его физическом состоянии. А кто утверждал, что Имперский Кулак не испытывает боль?
И тем не менее рост и могучая мускулатура предательски выдавали род его занятий. Всякий, кто хоть раз встречался с легендарными воинами или смотрел рекламные фильмы, мог узнать в нем десантника. Татуировка на щеке — кулак, сжимающий планету, роняющую капли крови, — назвал бы знатоку даже орден, к которому Лекс принадлежал. Восемь шрамов, изуродовавших брови гиганта, свидетельствовали о том, что его с позором изгнали из рядов Космического Десанта. Любого мало-мальски информированного человека это привело бы в изумление.
Невероятно, что десантник предал свои клятвы, но еще более невероятно, что его не отправили в отдел экспериментальной хирургии, а его органы не передали в Благотворительный Фонд.
Вряд ли на Кареше найдется такой осведомленный наблюдатель. И все же ради предосторожности Лекс нарядился в грубый жилет и набедренную повязку, оставив ноги голыми.
Теперь он выглядел рабом-варваром, лишенным разума. Шрамы на могучем торсе, оставшиеся после имплантаций дополнительных органов, случайный взгляд принял бы за рубцы, оставшиеся после беспощадной порки для усмирения раба, пойманного на одичавшей планете. А следы на спине наводили на мысль, что раб когда-то служил живой деталью кибернетического бульдозера или комбайна.
Что же касается отметин на бровях — так это следы удара шипованной дубинки, которым Лекса угостили в драке. Мощный череп не треснул, но память отшибло.
Для достоверности образа д'Аркебуз перестал разговаривать на беглом имперготе и перешел на жаргон нижних слоев родной планеты Некромонд. Он был Имперским Кулаком, а значит — хитрецом.
Гримм и Лекс узнали у пожилого капитана, что Сабурлоб стабилен в политическом отношении. С недавних пор. На планете расплодились — капитан перешел на шепот — генокрады и мутанты. Но, слава Богу, Космические Десантники очистили звездную систему и окрестности семьдесят пять стандартных лет назад. Орден Ультрамаринов!
Капитан явно не заметил сходства между десантниками, о которых рассказывал, и гигантом-варваром, усевшемся на полу в его каюте.
— А кто-нибудь из Ультрамаринов остался на Сабурлобе? — спросил Гримм.
— Обычно после экстерминации десантники оставляют на планете вербовочный пункт.
Очевидно, подходящих кандидатур в новобранцы не нашлось, и Ультрамарины покинули Сабурлоб, оставив после себя руины и тысячи трупов. Но все это в прошлом. Жителям планеты пришлось немало потрудиться, восстанавливая экономику. Сабурлоб успешно прошел фазу реконструкции и сейчас процветал. Более того, нынешний год объявлен Святым, и паломники с толстыми кошельками стекались туда со всей галактики.
То, что на планете в данный момент так много чужеземцев, просто отлично…
Итак, три четверти века назад Сабурлоб постигло несчастье. Карательная акция Ультрамаринов свершилась через двадцать пять лет после визита на планету Мелинды. Едва ли реакцию Империи можно назвать быстрой. Может быть, что-то напутали чиновники? Или Тарик Зиз намеренно утаивал информацию? За четверть века заговорщики окрепли, и процесс очищения нанес большой урон обществу.
Достигнув периферии системы Кареша, «Коммивояжер Беги» совершил прыжок через ворп-пространстйо — всего двадцать минут, но они вместили тысячи световых лет. «Коммивояжер Беги» вышел в космос у границы звездной системы Леккербек, одна из планет которой значилась в маршруте судна. Приземление, оформление таможенных деклараций, отгрузка товара и взлет заняли несколько дней.
Второй прыжок «Коммивояжер» предпринял к Сабурлобу. В целом путешествие, включая заход на Леккербек, длилось три недели.
Все это время Джак не выходил из своей каюты. Лекс тоже не стремился привлекать к себе внимание. Зато Гримм целыми днями бродил по кораблю, изучая его устройство.
Среди пассажиров было много паломников, мечтавших побывать на открытии Истинного Лица Императора. Эту церемонию проводили раз в пятьдесят стандартных лет в Шандабаре, столице Сабурлоба.
Чтобы не вызвать подозрений у верующих, Гримм остерегался расспрашивать пассажиров о церемонии. Большинство паломников копили деньги всю свою жизнь, чтобы позволить себе это путешествие. Увидеть Истинное Лицо Бога — значит, получить вечное благословение и гарантированный рай для души. Бесхитростные люди считали, что и Гримм, и его угрюмый хозяин, и даже раб тоже летят за благословением.
Когда рядом не оказалось посторонних, Гримм позволил себе несколько саркастических замечаний в адрес наивных паломников, чем заслужил суровый выговор Тайного Инквизитора.
— Безусловно, ты предпочел бы общаться с инженерами. Но мы не можем презирать веру этих людей!
Лекс согласно кивнул. В своей каюте он часто молился Рогалу Дорну, примарху, основателю ордена Имперских Кулаков.
Через Дорна д'Аркебуз мысленно обращался к Императору Земли.
Остальное время он посвящал изучению «Путеводителя по Сабурлобу». Капитан продавал пассажирам тоненькие брошюрки, но Гримму отдал одну бесплатно.
В путеводителе ничего не говорилось о церемонии Святого Года. Справочный материал в основном касался географии и истории планеты. Лекс привык перед операцией изучать подробности о месте высадки, поэтому «Путеводитель» стал его единственным чтением во время пути.
Сабурлоб вращался вокруг солнца двенадцать земных лет.
Времена года сменялись на планете через три года. Жители пользовались стандартной имперской системой мер времени.
— Ну и правильно, — заметил Гримм. — Иначе как бы они узнавали свой возраст? «Мне почти два года, пора жениться. Дорогая, мне уже восемь, я умираю!»
Из-за специфического наклона оси времена года на Сабурлобе мало отличались друг от друга, будучи в разной степени холодными. Старое красное солнце давало мало тепла. Три континента покрывали заснеженные равнины, сменявшиеся песчаными пустынями. Вдоль континентов тянулись пресные реки, впадающие в моря и океаны.
То здесь, то там на материках встречались руины, похожие на заброшенные города. Или это были естественные образования? Согласно справочнику, в морях росли водоросли, выделяющие кислород. Океаны кишели рыбой и похожими на лягушек животными. По суше бродили стада верблюдоподобных и карликовых камелопардов, питающихся скудной растительностью. На них охотились чешуйчатые песчаные волки.
— Ха, — пробормотал Гримм, — жизнь на Сабурлобе не отличается разнообразием. Биологическое звено, соединяющее обитателей морей и представителей наземной фауны, отсутствовало. Более того, соотношение камелопардов и песчаных волков, жертв и хищников, выглядело странно неустойчивым.
— Кто-то или что-то опустошило планету. Некоторые жизнеформы явно не могли появиться на Сабурлобе в процессе эволюционного развития. Прежде красный гигант был меньших размеров и имел более высокую температуру. Последняя планета в системе наверняка представляла собой безжизненную ледяную глыбу. При расширении звезда поглотила ближайшие миры. Спасаясь от гибели, разумные существа перебрались на Сабурлоб. Если же вспомнить о покинутых руинах, не исключено, что Сабурлоб разделил участь Дарваша. На этой безжизненной планете скрывался Тарик Зиз, чтоб он сгорел заживо! Это послужит успокоением для души Мелинды! Миллионы лет назад Дарваш подвергся планетарной модификации. Правда, строения древней цивилизации на Дарваше остались нетронутыми и по сей день, их не засыпал песок, как руины на Сабурлобе.
— Я считаю, что на Сабурлобе побывали сланны, — сделал вывод Лекс. — Отсюда и жабы в океанах…
Много лет назад в подземном ангаре крепости-монастыря д'Аркебуз, тогда еще кадет, видел похожего на лягушку боевого мага сланнов, которого в цепях вели в хирургический отдел для исследования. О сланнах ничего толком не знали. Существовало мнение, что эта раса древнее элдаров. Они же могли стать причиной зарождения жизни на Земле. Издавна сланны жили в резервациях на Северном Галактическом полюсе. Они считались невероятно могущественными, и Империя сочла за благо оставить их в покое.
— Хм, сланны… Кто их знает.
Джаку было наплевать на сланнов и на происхождение Сабурлоба, зато Гримма рассердили наукоподобные рассуждения Лекса.
— Не корчи из себя умника, приятель, — буркнул скват.
Д'Аркебуз беззлобно рассмеялся и ответил на жаргоне низов Некромонда:
— Слабо спорить с образованным человеком? Испугался?
— Даже коленки дрожат, — парировал Гримм, хотя и менее нахально.
Еще один подарок капитана — гипношлем — позволил выучить диалект Сабурлоба. Другим пассажирам такое удовольствие стоило больших денег.
Язык сабурлобцев жил сиюминутным. «Ты даешь милостыню!», «Ты катаешься на камелопарде!» Глаголы настоящего времени употреблялись во всех случаях жизни, словно этим достигалось вечное безвременье. Точнее, постоянное единовременье.
В мыслях Джака Мелинда также неизменно оставалась в настоящем. Каждый вечер он воскуривал благовония, и клубы дыма окутывали силуэт его Дамы Смерти. Преданность Джака вере явно подверглась уклону. Прежде он подверг бы себя суровому наказанию за ересь.
Неужели он теряет рассудок? Может, мучительные воспоминания о Мелинде довели Тайного Инквизитора до безумия? Первый его признак — потеря инстинкта самосохранения. Как можно желать для себя одержимости демоном, чтобы затем очиститься и стать Иллюмитатом, невосприимчивым к Хаосу. Только тогда он сумеет воспользоваться секретами «Книги Рана Дандра», выполнить праведный долг. И, не исключено… оживить Мелинду.
Нельзя думать об этом! Нельзя, чтобы капитан Лександро д'Аркебуз, Имперский Кулак, заподозрил, что Драко до сих пор преследуют безумные мысли. Нужно очистить разум, спрятать навязчивые идеи в дальнем углу подсознания.
Ведь ясно, что только больная фантазия могла изобрести столь ужасный способ возвращения Мелинды.
Джак вспомнил сладостные объятия татуированных рук гейши.
Девушка преданно служила Драко, а значит, и Императору.
Пусть ее образ останется в сердце и в памяти, продолжает служить для обострения сознания как икона, как фетиш. Так Рогал Дорн придает сил Лександро д'Аркебузу! Да, пусть Мелинда станет символом разума, проводником к величественной чистоте.
Им владеет не ересь, но — истинная верность и сосредоточение на службе Императору.
Наедине с собой Джак притронулся к амулету, висевшему на бечевке, — фальшивому камню души Мелинды. Недолго он дурачил элдаров. Души арлекинов способны войти в камень, но душа человека — никогда. Его амулет оказался обычной безделушкой.
Он не мог служить Джаку объектом фокусировки психических сил, средством отогнать напасть, свалившуюся на него.
Если и существовала какая-то связь с Мелиндой, то только через карту «Ниндзя» в колоде Таро. Прежде изображенная на ней дама имела портретное сходство с гейшей. А сейчас?
Изменились ли ее черты?
Джак вытащил колоду из обтянутой кожей мутанта шкатулки.
Закрыв глаза — для концентрации и просто потому, что так хотелось, — он перетасовал карты.
Вот она, карта «Ниндзя». Спадающие волнами, черные, как вороново крыло, волосы, золотистые глаза. Белое, как слоновья кость, лицо с точеными скулами. На груди шевелятся вытатуированные жуки, скрывающие старые раны.
Джак не мог отвести от карты взгляд. Образ на психоактивной пластине из жидких кристаллов казался застывшим, восковым. Глаза девушки опустошила смерть. Забвение.
Карты! Вот дурак! Портрет ехидно ухмыляющегося Зефро Карнелиана до сих пор еще в колоде. Карта шпиона элдаров! С помощью своего изображения Карнелиан по-прежнему сует свой нос в дела Джака.
Чтобы скрыться, нужно избавиться от карты арлекина. Причем выкинуть ее мало, необходимо уничтожить. Как это Джак не додумался раньше? Ах, да, трагедия повредила и его логическое мышление.
Если уничтожить одну карту, нарушится единство всей колоды.
Прежде чем сложить карты в шкатулку, Драко бережно спрятал портрет Мелинды во внутренний карман. Защищаться от нее нет нужды.
«Коммивояжер Беги» готовился ко второму прыжку через ворп-пространство. Джак, Лекс и Гримм ждали в холле предупредительного звонка. Пассажиры и экипаж молились о благополучном исходе полета, пока корабль пересекал океан потерянных душ и шныряющих хищников.
Джак снял с шеи цепочку с камнем и подвесил ее над трубой мусоросборника.
— Я должен очистить себя от заблуждений, — объяснил он Лексу и Гримму.
— Может, не стоит, босс, — возразил скват.
Однако Лекс угрюмо кивнул.
— Надо, — произнес гигант. — Я тоже избавился от знаков отличия.
Джак бросил амулет в мусоросборник. Камень будет сожжен, а пепел развеян в космосе.
— Еще я должен, — продолжил Драко, — уничтожить всю колоду карт Таро. Иначе Карнелиан выследит нас.
В этот момент раздался долгожданный сигнал — «Коммивояжер» вступил в серое царство нематериального. Да не поглотит их неясная масса, окружавшая корпус! Да не захватит корабль психическое течение и не превратит в блуждающий призрак с мумифицированными трупами на борту.
Джак задумался. Где же разделаться с картами? Вероятно, пепел не попадет в ворп-пространство, поскольку корабль окружало энергетическое поле. Скорее всего, он рассеется в обычном космосе, когда «Коммивояжер» выйдет из искривленной реальности.
В мусоросборник полетела личная карта Тайного Инквизитора — восседающий на троне священник с молотом в руках. Холодные голубые глаза-льдинки. Лицо в шрамах. Козлиная бородка и усы. Джак должен стать таким же таинственным и неуловимым, как легендарные Сыновья Императора для своего парализованного отца.
Карта Императора (по слухам, созданная Им самим) прониклась Его великим духом. Ох, если бы паломники увидели, что Джак предает огню изображение Владыки Земного, бледного и угрюмого на Золотом Троне!
Следом Драко избавился от карты «Космический Десантник».
Пусть и капитан Лександро д'Аркебуз станет невидимкой. Карта приняла портретное сходство с Лексом. Могучая фигура со шрамами от боевых ран. Черные пронзительные глаза, рубиновое кольцо в правой ноздре.
Вот в трубе исчезла карта Гримма.
— Ox, — выдохнул скват, словно на мгновение у него скрутило живот.
Походило изображение на прототип или нет — спорный вопрос. Все жители Антро выглядели одинаково: нос-луковица, рыжие густые бороды и усы, напоминающие велосипедный руль.
Традиционная одежда — зеленый комбинезон, красный жилет, нелепая огромная фуражка и неуклюжие ботинки.
На карту «Злонамеренного арлекина» Джак едва взглянул. В огонь ее, превратить в пепел, разложить на атомы! Безжалостно и быстро!
За «Арлекином» в трубу полетели остальные карты. «Демон» из масти раздора. Джак заколебался, потому что карта мерцала.
— Что ты видишь, босс? — спросил Гримм, также заметивший слабое свечение.
Очень давно эта карта имела сходство с «гидрой» — комком слизистых щупалец. Теперь на ней красовался Демон, простой Демон, если когда-либо они были простыми. Оскаленные клыки, растопыренные когти. И мерцание.
Внезапно изображение изменилось. Лицо сморщилось, лапы затряслись. Голова чудовища свесилась на грудь, выставив вперед рога.
Инстинктивно Джак почувствовал наползающую угрозу. Он по-прежнему держал карту в руках.
— Отделайся от нее! — взвизгнул Гримм.
О, так значит, Демон способен двигаться!
Фигура на карте изогнулась в насмешливой позе, приоткрыв тонкие, выдающие жестокость губы.
Лекс замер от неожиданности — ему показалось, что он узнал карту.
— Ради Дорна, уничтожь ее!
Джак впервые увидел мерзкое Божество, изучая «Кодекс» в закрытой демонологической библиотеке Ордо Маллеуса.
Тзинч, Изменяющий Пути, лицемерный Архитектор Судеб. Джак вспомнил время, когда рассматривал картинку в древнем манускрипте на Земле. Это наполнило его душу ностальгией, но одновременно и суеверным страхом.
Тзинч олицетворял собой анархию, изменял естественный ход событий. Может быть, это ради Перемен Джак должен постоянно рисковать? Что ж, это лучше, чем разврат и похоть Слаанеша.
Нужно найти в Паутине то место, где время и история поворачиваются вспять! Место, где оживет Мелинда!
Лекс застыл, словно парализованный тем, что увидел. Силы оставили его. Гримм что-то невнятно бормотал об опасности вызвать демона.
Ведь они движутся в ворп-пространстве…
Растерянность соратников рассердила Тайного Инквизитора.
— Я уже вызвал ауру защиты, — раздраженно бросил он. — Я ведь не такой слабак, как вы.
Он уставился на карту.
Подходит ли для первого этапа трансформации на пути к просвещению один из Высших Демонов Тзинча, какой-нибудь коварный Князь Перемен? Не в этом ли смысл? Сохранит ли Джак стержень своей души свободным… от искушения.
Но карта могла быть и лакмусовой бумажкой, указывающей на наличие опасности, подстерегающей Драко. Разум восторжествовал.
Гримм прав. Если и дальше разглядывать карты Таро, то вместо гипотетического ужаса корабль охватит настоящий.
Страх уже просачивается сквозь обшивку, выискивает лазейки.
Зловещие лучи пронзят «Коммивояжер» насквозь. Так написано в «Кодексе Астартов».
Уничтожить карту!
Но к кому тогда взывать о помощи? Император, главная карта колоды сожжена. Может, обратиться к Даме Смерти?
Лекс издал сдавленный хрип. Он медленно, словно разрывая цепи, приковавшие его к месту, двинулся к Джаку.
— Внимайте! — воскликнул Драко. — Я ваш Инквизитор!
Д'Аркебуз остановился, облегченно вздохнув от того, что дальше идти не нужно.
— Если я хочу воспользоваться «Книгой Рана Дандра», я обязан соприкоснуться с оккультными силами. Моей психической силы хватит, чтобы выдержать это испытанна Карта предупреждает об опасности, как сигнал на радаре. — Джак осторожно вернул карту в шкатулку из кожи мутанта, которая недавно хранила полную колоду. — Так будет лучше.
Карты исчезли навсегда.
Непосвященный капитан Космических Десантников, такой, как Лекс, мог позволить себе слабость цри встрече с Хаосом. Он не был Библиарием, специалистом по психическим и парапсихическим силам. Вид Тзинча, кратковременный контакт с искаженной реальностью опустошили д'Аркебуза, как забытый кошмар, вспыхнувший вновь. Обломанными ногтями он впился в левую руку, будто хотел содрать плоть и обнажить кость.
Лекс пытался освободиться от наваждения.
Джак слышал, как гигант тихо шептал:
— О, свет моей жизни, великий Дорн…
Закончив молитву, д'Аркебуз хладнокровно взглянул на Тайного Инквизитора. Внутренняя рана почти затянулась. Упоминать о ней всуе было излишне.
— Твои знания ведут нас, — обратился он к Драко.
— Я буду осторожен и благоразумен, — поклялся Джак.
Да, иначе можно остаться без друзей.
Что же касается благоразумия… Человек может часами стоять на вершине скалы, вглядываясь в морскую гладь, и вычислять каждый поворот течения, каждый изгиб волн. Но как только он входит в воду, прежней уверенности, спокойствия и неподвижности как ни бывало.
Прозвучал долгожданный звонок. «Коммивояжер Беги» вынырнул из ворп-пространства на окраине системы Сабурлоб.
Джака преследовали ночные кошмары…
Гарем князя Эгремонта Аскандарского занимал площадь в сто квадратных километров в центре метрополии Аскандар-Сити. Еще два дня назад гарем, окруженный каменной стеной, представлял собой роскошный Запретный Город внутри столицы. Сегодня стена разрушена, бушуют пожары. Дым закрывает небо с двумя солнцами: одно большое оранжевое, другое — поменьше, белое и яркое.
С севера и с запада надвигались две волны разрушений, встретившиеся в гареме. Огражденное массивной каменной стеной, любимое место князя Эгремонта превратилось в ад. Если повелителю Аскандара повезло, то он уже мертв.
Как мертвы и сотни евнухов. И тысячи элитных гвардейцев.
Как большинство дев гарема.
Им повезло…
Джак и трое евнухов прятались среди развалин великолепной купальни. На голых телах служителей гарема надеты алые кожаные куртки, мускулистые руки украшены золотыми браслетами.
Мешковатые штаны удерживает ремень с сетевым пистолетом и энергомечом.
Оружие, достаточное для поддержания порядка в мирном гареме. Пистолеты предназначались для нейтрализации незваного гостя или мелкого воришки. Мечи
— для более серьезных случаев.
Теперь это детские игрушки…
Одежда евнухов загрязнилась и обтрепалась. Струей из огнемета у одного из них опален хохолок волос на бритом черепе.
Крыша купальни рухнула в ароматизированную воду длинного бассейна из белого мрамора. Балки и перекрытия погребли под собой обнаженные тела наложниц. Некоторые погибли мгновенно.
Некоторые утонули. Некогда прекрасные девы были изувечены до неузнаваемости. Повсюду раздавались стоны.
Прятавшиеся за кучей мраморных осколков Джак и евнухи стали свидетелями варварского разрушения восхитительной площади с терракотовыми вазами и изысканными клумбами.
Умирали ли рабыни в сладостных грезах?
Обычно десантники Слаанеша использовали гранаты с галлюциногенным газом. И ружья, и вибропилы, и тяжелую артиллерию. Похоже, наркотики усиливали и без того отталкивающую картину погрома. Не они ли вызывали ощущение неминуемой гибели в защитниках города? Не поэтому ли уроды темного Божества казались такими страшными?
Мучители, сверкая косыми глазками и распустив слюнявые губы, сбросили доспехи, обнажив гротескные мутированные животы, удвоенные и утроенные гениталии. Материализовались отребья Хаоса: кривоногие создания с паучьими лапками, с чувствительными щупальцами и трубками-фаллосами. Наркотики или жуткая нереальность вызвала в мир этих тварей?
Визжа и крича от восторга, хозяева с вздутыми животами стояли сзади, давая возможность своим бродячим внутренностям насиловать пленниц.
Оставшихся в живых рабынь сгоняли в толпу полулюди-полузвери, вооруженные топорами. Монстрами командовал надзиратель в усыпанных шипами доспехах. Шлем его изображал лошадиную голову с красными глазами.
Один из монстров пустил липкие слюни.
Бросив топор, он шагнул к ближайшей соблазнительной пленнице.
Надсмотрщик немедленно отреагировал.
Металлический ошейник непослушного взорвался. Оторванная звериная голова покатилась к ногам девушек.
Неподалеку лежали два раненых евнуха. Десантник-медик длинным ножом вспорол одному живот, вытащил кишки и рассортировал внутренние органы. Он извлек щитовидную железу и спрятал в железную коробку на поясе, чтобы позже добыть из нее наркотик для эротического экстаза.
Один из евнухов рядом с Джеком пошатнулся.
— Хасим, — простонал он. — Друг мой!
Прежде чем Джак успел вмешаться, евнух выскочил из-за мраморной кучи, держа сетевой пистолет в одной руке и меч — в другой. Энергетическое поле оружия ожило, заиграло на клинке синими искрами. Устремившись вперед, евнух выстрелил из пистолета. Темная масса клеевых нитей вылетела из конусообразного ствола. В воздухе сеть развернулась, но настигла не кровожадного медика, а надзирателя полузверей.
Десантник выставил перед собой вибропилу. Клинок загудел, словно в нем скрывался целый рой смертоносных пчел. Острые зубья рассекали воздух. Заложив одну руку за спину, медик встретился с евнухом.
У Джака мурашки побежали по спине, когда зубья пилы вгрызлись в энергетическое поле меча. Мощный электрический разряд заставил Тайного Инквизитора сжаться. Ловким приемом евнух выбил у противника пилу. Десантник вытащил из сапога длинный хирургический нож. Безжалостная сталь вонзилась в живот евнуха. Меч неожиданно перестал светиться и выпал из руки владельца. Страж гарема пошатнулся и упал. Дернулся несколько раз и затих.
Десантник-медик взревел от удовольствия.
Ранение не позволит жертве быстро умереть, зато предоставит отличную возможность расчленить ее заживо.
Остальные Десантники принялись обыскивать окрестности.
Они отложили развлечения и вновь достали ружья.
Высыхающий клей сжимал сеть вокруг надсмотрщика. Тело его содрогалось в судорогах.
Из руки выпал пульт управления полулюдьми.
Взорвался один ошейник. Голова чудовища скатилась с плеч.
Взорвался второй. Третий. Четвертый…
Джак проснулся в холодном поту. Кошмар… или пророческое видение?
ГЛАВА 3. ПАНИКА
Паломники наводнили Шандабар. Порт обслуживал не только космические рейсы, но и местные авиалинии. В столицу стекались верующие со всех трех континентов Сабурлоба и с десятков окрестных планет. Отстояв длинную очередь, Гримм обменял небольшой камешек с оклада на мешочек местных шекелей.
Цены в гостиницах резко подскочили, поэтому паломники, прибывшие на священную церемонию, не сорили деньгами. Так что Джак и его спутники без проблем наняли лимузин с затемненными стеклами. Следующая цель — найти бюро, занимающееся долгосрочной арендой недвижимости, и снять дом. Останавливаться, как когда-то Мелинда, в переполненном караван-сарае, небезопасно.
Шандабар оказался крупным, но грязным городом. Как сообщил шофер лимузина, население столицы насчитывало до двух миллионов, а сейчас, вместе с паломниками и туристами, перевалило за шесть.
На севере протекала река Бихишти — основной источник питьевой воды. На юге к самым окраинам подступала Серая Пустыня. Песок и пыль частенько гуляли по улицам Шандабара, хотя сильные бури являлись редкостью. Больше по традиции, чем по необходимости, шины автомобилей накачивали до отказа. Для перевозки грузов использовались также повозки, запряженные угрюмыми камелопардами с длинными шеями и неуклюжими горбами.
По улицам курсировали бронированные полицейские фургоны.
Стражи порядка выслушивали обворованных приезжих, ловили карманников, попрошаек и жуликов, регулировали движение транспорта, наблюдали за фанатиками, агитировавшими прохожих, за носильщиками и парочками безмятежных влюбленных.
Огромное красное солнце закрывало едва не половину неба над Шандабаром. Здания, украшенные сводчатыми галереями, выглядели мрачными и заброшенными.
Просмотрев голограммы нескольких домов, предложенных агентом по недвижимости, Джак выбрал тот, который показался ему самым уединенным и защищенным. Крупный алмаз вполне подошел в качестве платы за десятилетнюю аренду. Несомненно, торговец обрадовался нежданным барышам.
Когда водитель лимузина доставил беглецов к тихому особняку на южной окраине, красный гигант уже почти скрылся за горизонтом. Зажглись первые звезды.
По стене, ограждающей владение, протянулась колючая проволока, подключенная к электрогенератору. Лимузин остановился у железных ворот. Проходившая мимо компания дюжих полицейских в пятнистых комбинезонах с автоматами за спиной остановилась поглазеть на шикарную машину.
Водителя это не взволновало.
— Несут патрульную службу, — объяснил он.
Когда новые владельцы имения выбрались наружу, бдительные стражи порядка уставились на них.
Низенький розовощекий Гримм представился дворецким. Он назвал свое настоящее имя, которое было весьма распространенным среди скватов. Своего молчаливого хозяина он представил как Тода Запасника, псевдоним, который Джак придумал специально для Шандабара. Рабварвар остался в тени.
Сержант патрульных сообщил, что за время, пока особняк пустовал, электрическая проводка на стене пришла в негодность, и несколько дней назад группа фанатичных паломников устроила во дворе палаточный лагерь.
— В дом они не заходят, сэр, — предупредил Джака сержант, — но рубят деревья для костров. Прежний владелец не платил нам за охрану и благочестие.
Джак пробурчал несколько слов Гримму.
Тот отсчитал патрульным несколько шекелей. В прежние дни Тайный Инквизитор строго отчитал бы сержанта за вымогательство и богохульство. Что этот дурак может знать о благочестии? Благочестие — это преданность, сосредоточение.
Новым хозяевам не стоило без причины ссориться со стражами порядка, но наоборот, постараться добиться уважения.
— Живем тихо, вместе оберегаем свои жизни и собственность! — пообещал Джак, вытаскивая из-за пояса «Милость Императора».
Полицейские ошарашенно вытаращились, увидев драгоценный старинный болтер из титанового сплава с искусно выгравированными серебряными рунами. В обойме, правда, осталось всего два разрывных патрона, но у Джака имелся еще и лазерный пистолет.
Гримм продемонстрировал свой «Мир Императора» с единственным патроном. Лекс из складок набедренной повязки извлек на свет божий личное оружие.
За две недели, проведенные на Кареше, им не удалось добыть боеприпасы к болтерам, зато лазерные пистолеты оказались в порядке.
Сгущались сумерки. Шофер лимузина нетерпеливо покашлял.
Гримм убрал «Мир Императора» и повернул ключ в замке ворот.
Автомобиль въехал во двор. После демонстрации такого арсенала вряд ли кому-то захочется удрать вместе с багажом.
— Ты ждешь внутри, — приказал Гримм.
Шофер подчинился. Сержант патруля разглядывал голые ноги и скудный наряд Лекса. Он поднял воротник своего камуфляжного комбинезона и поежился:
— Холодно.
Д'Аркебуз презрительно фыркнул. В монастыре десантников учили переносить настоящий холод и настоящую жару. Анатомия их соответствующим образом изменялась. Под кожей Лекса находился квази-органический панцирь, управляемый нервной системой. Через отверстия в спине он снабжал энергией доспехи, но и сам служил изоляционным слоем. Что эти простачки знают о холоде?
«Варвар» поиграл мускулами и процедил сквозь зубы:
— Слабак.
Неожиданно патрульные разбежались. Неужели испугались?
Нет! К особняку приближались черные тени. Десять фигур.
Двадцать. Зазвучал заунывный рефрен молитвы:
Его Лицо.
Истинное.
Его Лицо.
Истинное.
— Кто стоит на пути Его верных пилигримов? — завопил истошный голос. — Паломники возвращаются к своим палаткам со священными реликвиями! Отходи в сторону, отходи в сторону — во славу Его имени!
Острые глаза Гримма, привыкшие к темным пещерам и туннелям Антро, где света всегда не хватало, быстро оценили ситуацию.
— Они вооружены только обрезами, босс.
Обычное огнестрельное оружие со свинцовыми пулями получило широкое распространение среди местных шаек. Джак выкрикнул:
— Предупреждаю: обстоятельства меняются. Вы опускаете ружья. Убираете палатки и с миром покидаете частную собственность!
Резня не поощрялась Имперским Администратом, но слишком часто обстоятельства складывались так, что лишь кровопролитие спасало цивилизацию, разум и веру. Факт, достойный сожаления, в чем-то уравнивающий верноподданных с еретиками Хаоса.
В ответ на предупреждение клацнули затворы и раздалось щелканье, похожее на звук упавших камешков. В воздухе засвистели пули, одна улетела в открытые ворота, остальные рикошетом отскочили от стены. В предвкушении грядущей религиозной церемонии паломники чувствовали себя вправе оставаться на захваченной территории.
Но тут заговорили болтеры. Правым окажется тот, кто сильнее.
Разрывной патрон вылетел из ствола. Детонатор разжег порох. Заряд устремился к цели, чтобы разорвать плоть, кость или жизненно важный орган. Как всегда.
Бесшумно взялись за дело лазерные пистолеты. Тонкий, как скальпель, луч, достигнув цели, вспыхивал. И если жертва могла еще сделать вдох, то в ночи раздавался крик агонии.
С десяток пилигримов, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление, сбежали. Еще дюжина валялась у ворот мертвыми.
Короткий бой.
Сержант патрульных осмелился подойти ближе. В слабом свете уходящего дня он с восхищением осмотрел оружие Джака.
— Болтер Космических Десантников, да, сэр? Мой дед рассказывает мне. Он тогда был совсем маленький. Десантники ищут врагов среди нас. Вы собираете реликвии? Я тоже. Смотрите.
Джак вздрогнул. Полицейский благоговейно снял с шеи шнурок, на котором висел отполированный разрывной патрон.
— Где это берешь? — требовательно спросил Гримм.
— Продают здесь, в Шандабаре. Реликвии.
Похоже, десантники оставили на планете несколько неиспользованных обойм.
— Дай сюда! — рявкнул Лекс. — Мне нужно!
Он помахал перед лицом сержанта пистолетом.
Конечно, полицейский откажется отдать свой талисман. По какому праву (разве что по праву сильного) варвар смеет командовать?
Но нет… Чувство гипнотического подобострастия переполнило жителя Сабурлоба.
— Вижу, как стреляют чудесные болтеры… — пробормотал сержант, почтительно передавая патрон Лексу. Затем взглянул на валяющиеся трупы: — Вызываю санитарный отряд утром, сэр.
— Выражаю признательность, — ответил Джак. — Мой раб укладывает тела в палатки, как в мешки.
Солнце зашло. Звезд стало больше. У Сабурлоба, к счастью, не было спутника, иначе приливы каждую ночь затапливали бы низменные равнины. Реки здесь текли лишь из-за центробежной силы, вызванной вращением планеты.
Добропорядочные граждане не придавали значения таким тонкостям, они привыкли полагаться на технику, а не на природу.
В путеводителе говорилось, что три больших храма в честь Бога-Императора построены там, где в период колонизации располагались в древнем городе ворота. Имелось и бессчетное количество мелких.
Новые владельцы особняка ранним утром отправились пешком в восточную часть города к храму Ориенс. Они пока воздержались от приобретения автомобиля. Драгоценности с оклада «Книги Рана Дандра» в одно мгновение могли сделать их богачами, стоило только продать все камни сразу. Но так поступил бы только дурак. Прогулка — прекрасный способ познакомиться с городом, даже если на это уйдут долгие часы.
Мелинда посещала храм Ориенс. Именно там собирались заговорщики. Джаку не терпелось оказаться в месте, где бывала она. Тем более в храме можно купить «реликвии», подобные той, что подарил патрульный.
По пути внимание беглецов привлекло массивное здание, резко отличающееся от местной архитектуры. Вместо куполов и галерей — уходящие ввысь стены, увенчанные остроконечным шпилем.
— Я бы сказал, что здесь заседает имперский Суд, — предположил Гримм.
На карте Шандабара это строение отмечено не было. Не заметно и замаскированных зеркалами арбитраторов, скрыто наблюдающих за людными улицами.
— Давайте осмотрим попозже, — распорядился Джак.
По мере приближения к храму Ориенс стали попадаться разрушенные дома. Целый район лежал в руинах, и, похоже, ничего не предпринималось для его восстановления. Но это не смущало паломников, пробиравшихся к святыне по занесенной песком улице. На площади собралась огромная толпа верующих, попрошаек и предсказателей будущего, продавцов сувениров и разносчиков с кувшинами подогретого вина и нехитрой закуской.
Будки, ларьки и киоски вырастали на глазах, как грибы. Словно на поле битвы устроили ярмарку.
Несмотря на разруху торговля процветала.
Паломники роились вокруг лотков, как пчелы вокруг сочного фрукта. Гиды зазывали осмотреть храм.
Чтобы отделаться от назойливых попрошаек, Гримм нанял одного из них — худого мужчину средних лет с отпугивающей внешностью: выпученные из-за болезни желез глаза, рассеченная надвое давним ударом ножа верхняя губа. Проводник болтал без умолку, словно заячья губа не могла сдержать поток слов.
Звали его Сэмджани.
— Благодарю за выбор, три сэра. Вы на Шандабаре для освящения образом Истинного Лица?
— Твой образ до святого не дотягивает, не так ли, Сэм? — ответил вопросом на вопрос Гримм. — Хотя бизнес твой идет не хуже, чем у других.
Сэмджани загадочно усмехнулся.
— В храме Ориенс не смотрят на красоту лица. — Он покосился по сторонам. — Только не здесь, где прятались деформированные гибриды! — Проводник скорчил гримасу, придав лицу выражение генокрада. Он мог бы стать весьма удачливым пародистом.
— Через два дня в храме Оксиденс открывается Истинное Лицо. Признаюсь, маленький сэр, моя внешность отгоняет удачу, когда пилигримы хотят видеть Его образ.
На церемонии в Оксиденсе они побывают позже. Сейчас важнее найти Ориенс, где бывала Мелинда.
Но где же он, все-таки?
Сэмджани подвел путешественников к груде камней.
— Вот он!
Среди руин виднелись отверстия, очевидно, открывавшие доступ в подземный лабиринт туннелей, камер и склепов. В катакомбы, где когда-то ютились заговорщики, вели лестницы.
В конце концов подземелье было очищено космическими рыцарями в блестящих доспехах.
Легенда стала явью. Понятно, что влекло сюда паломников.
Вот только почему храм не отстроили заново?
— Монахи Оксиденса не хотят восстанавливать Ориенс, мои господа. Между двумя храмами издавна существовало соперничество.
Имевший меньший статус Ориенс расширялся и богател, так как здесь, в большом кувшине хранились состриженные ногти Императора. Бессмертного Императора, дух которого проникал в самые дальние уголки галактики. Ногти продолжали медленно расти.
Священники отрезали мелкие частички, складывали в серебряные коробочки и продавали приверженцам веры.
В свою очередь монахи же Оксиденса выставляли Истинное Лицо раз в пятьдесят стандартных лет.
Заговорщики ниспровергли всех служителей храма Ориенс. Их главный маг стал настоятелем. Во время уничтожения зловредной шайки Космическим Десантом храм и близлежащие здания сровняли в землей. Священники погибли. Местная епархия назначила нового настоятеля, но тот погиб от руки убийцы, нанятого генокрадами. По установленному порядку его правомочным преемником стал настоятель храма имперского культа Оксиденс.
— Понимаете меня, три сэра?
Честолюбивый настоятель Оксиденса пожелал получить вторую должность и стал настаивать, чтобы высшие инстанции официально оформили его назначение. Однако, многие священники возмутились. Если богоненавистные монстры осквернили храм, то как настоятель Оксиденса может быть достоин выдвигать сам себя?
— На рассмотрение этих еретических распрей уходят года…
Наконец, доклад попал в канцелярию Кардинала Астрала, ведавшего делами отдаленных епархий. Но, поскольку документы оказались неправильно оформлены (не хватало подписи одного из членов комиссии Сабурлоба, который погиб во время чистки), клерк вернул их назад.
Тем временем тщеславный настоятель успел умереть по старости лет. Его преемник направил прошение на повторное рассмотрение, приложив просьбу о собственном назначении на вакантное место.
Проходили десятилетия.
Руины Ориенса приносили доход не меньше, чем прежде ногти императора. Священники выполняли роль гидов, отдавая десятину от сборов в храм Оксиденс.
— Здесь побывали Ультрамарины, — произнес Леке.
— Правильно, большой сэр.
— А-а… где посмотреть реликвии?
Ему не терпелось приобрести кое-какие «сувениры».
Большая часть товара на лотках оказалась обычными подделками патронов — без капсюлей, без детонаторов, без зарядов.
После тщательного осмотра Лекс посоветовал Гримму купить два настоящих снаряда. Продавец заломил непомерную цену, но раб-варвар поиграл мускулами, отнюдь не похожими на спущенный шарик, и рявкнул что-то о подделках и богохульстве.
Предложение Гримма было безоговорочно принято.
Настала пора спуститься в подземный лабиринт.
Заглянув в одну из келий, Джак прошептал имя Мелинды.
Притворяясь заговорщицей, она спускалась в мрачные катакомбы, опошленные теперь зеваками, понятия не имевшими об ее отваге. О роли девушкй-ниндзя не знали ни нынешние священники, ни гиды, никто на Сабурлобе, кроме Джака, Гримма и Лекса.
Как вульгарно! Инквизитору хотелось взять в руки плеть и очистить руины от туристов, закрыть доступ в подземный храм бронированными воротами. Как смеют эти жалкие людишки топтать следы Мелинды своими грязными ногами?
— Спускаемся и смотрим логово монстров? — подтолкнул Сэмджани.
Джак отчаянно взревел — но про себя, в душе. Гид стал для него символом вульгарности. Как тут не зарычать по-звериному? Как не позволить страсти выйти из оцепенения и временно победить рационализм?
Гримм быстро вмешался, отвлекая внимание проводника:
— Так что произошло, Сэм… — он вспомнил о том, что на Сабурлобе пользуются лишь настоящим временем, — что происходит с ногтями Императора?
— Кувшин разбивается, и все теряется во время боев. Его священные ногти до сих пор валяются в песке. Их очень трудно искать.
— Это точно, — согласился Гримм.
Уцелевшие ногти надежно хранятся в Оксиденсе. Находишь здесь ноготь — получаешь полшекеля. Оставляешь себе — тебя наказывают розгами.
— Ногти еще растут, да?
— Они под замком, их никогда не выставляют на показ.
— Ты меня удивляешь.
— С давних пор, еще мой прапрадедушка рассказывает, происходит много кровавых стычек между поклонниками ногтей и поклонниками Истинного Лица…
Джак бродил между развалин храма, останавливался и долго с горечью вглядывался в темные провалы. Лекс молча сопровождал его.
Для д'Аркебуза это место также было святым. Здесь бесстрашно и победоносно сражались его собратья-десантники. Некоторые сложили в праведной битве головы, а их органы со всеми почестями забрали медики.
Синие Ультрамарины появились, выполнили свой долг и ушли, оставив после себя поэтические легенды и тысячи неиспользованных обойм, ставших предметом спекуляции. Лекс обрадовался, что сможет зарядить болтер, но и испытал горечь. Он чувствовал себя изгоем и самозванцем. Да, рыцарь-отступник, вырвавший из бровей знаки отличия… Лишь бы Рогал Дорн, заря его души, не покинул в минуту тяжких испытаний!
Гримм усердно старался занять Сэмджани разговором. Но гид, воодушевленный рассказом об Ультрамаринах, неожиданно прервал раздумья Лекса. Весело и с энтузиазмом он провозгласил:
— Да вы ведь совсем как десантник, большой сэр. Можете изображать на сцене.
Какую чушь он несет?! Прыгнуть в подземелье и носиться там, как на тренировке? Изображать из себя Ультрамарина, когда ты истинный Кулак?!
Д'Аркебуз решительно шагнул вперед, готовый задушить Сэмджани. Гримм поспешил вмешаться:
— Сэм! Мы видели… видим здание суда. Видим суд! — торопливо забормотал скват.
Лекс одернул себя. Упоминание о городском суде несколько охладило его пыл. Если свернуть невежественному жителю Сабурлоба шею, знакомство с местной каталажкой неминуемо. Мелинда ничего не рассказывала им о Суде — какая досада!
Уголовные преступления не интересовали Имперский Суд.
Убийства и кражи — дело полиции. Высокопоставленные законники расследовали заговоры против веры и Империи.
Понял ли Сэмджани, чего только что избежал? Или паломники, нанимающие его, частенько ведут себя необычно?
— Есть Суд, конечно, — прощебетал гид. — Строительство заканчивается через пять лет после атаки Ультрамаринов.
Понятно. Важнейший храм имперского культа осквернен нечеловеческими гибридами, в администрации царит коррупция…
Как рассказал Сэмджани, правивший в то время монарх Хаким Бадишах был обвинен в ереси вместе со всей семье, но затем помилован. Династия Бадишахов осталась у власти, но выплатила огромный штраф, который и пошел на строительство и содержание суда.
Сэмджани также заметил, что двери здания постоянно заперты. Судьи заняты своими собственными проблемами и интригами.
Джака это заинтересовало, отвлекая от горьких мыслей.
— Разве Маршалы Суда не проводят регулярных рейдов в Шандабаре?
Сэмджани этого не знал.
— Судьи посылают карательные отряды на поиски предателей?
Похоже, сабурлобец не знал даже, что такое карательные отряды.
— Люди готовы убивать себя, — проворчал он.
Уточнить сказанное Сэм отказался, сославшись на религиозные традиции и запреты.
Джак, Лекс и Гримм покинули развалины и пешком отправились через весь город к храму Оксиденс. По пути они остановились перед зданием суда, чтобы осмотреть его повнимательнее. Но и только. Если бы они решили поглазеть на другие достопримечательности Шандабара, побывать на рыбном рынке и на ферме камелопардов, расположенной в окрестностях столицы, их прогулка могла бы затянуться на два-три дня.
Они некоторое время понаблюдали за огромным зданием издалека. Мрачная тень высоченного шпиля затеняла целый район города.
Очевидно, для постройки суда снесли несколько жилых кварталов — или же дома лежали в развалинах после войны с генокрадами.
Стены из монолитного детрита уходили ввысь. Сотни стрельчатых узких окон как нельзя лучше подходили для амбразур.
Гримасничающие горгульи украшали зубчатый парапет и остроконечные орудийные башни. По верху здания шел фронтон высотой в десять метров, на котором на фоне орнамента из черепов лозунг:
PAX IMPERIALIS LEX IMPERIALIS.
Мир Императора. Закон Императора…
В душе д'Аркебуза слово «lex», созвучное его имени, прозвучало горьким укором, упреком в уклонении от долга. Как будто на фронтоне огромными буквами написали имя преступника!
— Ха-ха, а моего имени тут нет, — пошутил Гримм, обыгрывая фонетическое совпадение. — Меня еще не ищут.
Вряд ли сотрудники Суда вообще искали кого-нибудь. Как и говорил Сэмджани, массивные входные двери были плотно закрыты. Наверное, чтобы внутрь не заходили паломники, стекающиеся в Шандабар в Святой год.
Джак вспомнил о своем последнем посещении Суда на теплой планете Суран. Там ворота всегда были нараспашку. Бдительные арбитраторы следили из-за зеркал за проходящими по внутреннему двору. Когда в Суде рассматривалось дело, спорящие стороны располагались лагерем и жили в палатках несколько месяцев.
Специальные поставщики продовольствия снабжали их чаем на травах и булочками, повара готовили пищу на кострах. Клерки записывали показания, адвокаты советовали клиентам, как отвечать, и толковали императорские указы, изданные сотни, а то и тысячи лет назад. Порой истцы и ответчики проводили половину жизни на внутреннем дворе Суда.
Здесь, на Сабурлобе, все выглядело иначе.
Двор пустовал. Суд был закрыт.
Джак повернулся к своим спутникам:
— Ничего не скажешь, живем под зорким оком закона.
В шуме голосов вряд ли кто-то мог их подслушать.
Закон смотрит вдаль, он порой не замечает, что творится у него под носом.
Гримм кивнул на широкий экран, установленный на перекрестке. Рядом нищий собирал милостыню в огромную бронзовую урну. Монеты, казалось, падали совершенно беззвучно.
Через равные интервалы возвышались точно такие же экраны.
Все они были пусты.
Невысокий Гримм обратился за объяснениями к прохожему.
Оказалось, что экраны не имеют никакого отношения ни к Суду, ни даже к местной полиции.
Шесть миллионов паломников не поместятся в храме, чтобы увидеть Истинное Лицо. Созерцать святыню на экране в любой части города считалось равносильным присутствию на церемонии. Здесь зрители разглядят даже больше, чем в толпе у храма.
— Я не хочу сказать, что судьи потеряли бдительность, — продолжил Джак.
— Но часто они больше заинтересованы в собственном благополучии, чем в тщательном расследовании. Это сильное искушение. Суд может стать миром внутри себя.
Тайный Инквизитор знал, что за запертыми воротами есть все: лабиринты коридоров, аудитории, залы, архивы, а также склады, кухни, гаражи и спортивные залы. Суд мало отличался от крепости-монастыря. Судьи руководили Маршалами, а те — арбитраторами, вооруженные отряды которых обязаны защищать закон Империи там, где он нарушен.
— Я полагаю, что нынешний Лорд Бадишах не пытается что-либо изменить. Как и Хаким Бадишах. Зачем? Его задача — собирать налоги и оплачивать содержание Суда. Местная администрация очищена от гибридов сто лет назад. Судьи считают одно свое присутствие на планете значимым вкладом в обуздание преступности. Это неправильно, но для нас удобно. В маленьком городке спрятаться труднее. Однако нам лучше держаться ближе к космическому порту, если только не обнаружим в песках пустыни вход в Паутину.
Обнаружить вход в лабиринт с помощью рунного глаза погибшего Азула Петрова… Ворп-глаз мертвого навигатора хранил в памяти маршрут к Черной Библиотеке. Но как использовать мертвый орган? Разве что для убийственного взгляда? Да и вряд ли на Сабурлобе есть вход в Паутину.
Не успели трое беглецов пройти и сотни метров по бульвару с видеоэкранами, как шум толпы усилился. Впереди раздавались крики на искаженном местном диалекте:
— Рано открывают Истинное Лицо!
— Одкриваюд Исдиное Лисо!
— Швященники нашинают открывать Иштинное Лишо!
— Ostentus Vultus Sacer![66]
Готовилась какая-то провокация. Экраны оставались пустыми. Монахи Оксиденса не стали бы открывать Истинное Лицо Императора раньше срока. Но взбудораженные пилигримы верили любым слухам. Они прилетели на Сабурлоб с других планет, из дальних систем. Пропустить торжественный момент для многих значило прожить жизнь зря. Они ждали целых пятьдесят лет!
Немудрено, что паника распространилась, как пожар в лесу.
— Даешь взятку — смотришь вблизи!
— Так много коррупции, что доступа нет!
— Смотришь только по видео!
Матовая поверхность экранов оставалась темной. Толпа заволновалась. Из боковых улочек стекались все новые и новые паломники, привлеченные криками. Узел из человеческих тел затягивался, трещал и увеличивался в объеме. Джак, Гримм и Леке решили укрыться за бронзовой урной. Даже пустая, она весила не меньше тонны.
Толпа на площади перед зданием Суда принялась неистово молиться, некоторые принялись колотить кулаками в запертые ворота. Тысячи голосов требовали справедливости.
— Мы платим!
— Мы платим!
— Благочестивые пилигримы требуют!
Относилась ли эта якобы несправедливость к юрисдикции имперского Суда? Конечно, нет.
Однако массовые нарушения порядка, да еще у самых стен цитадели закона, не могли не заинтересовать судей. В узких амбразурах появились лазерные ружья. Стук в ворота приравняли к мятежу.
Из громкоговорителей, спрятанных в пасти горгулий, прогремел голос:
— Успокаиваетесь и уходите от ворот городского Суда. Добропорядочные граждане и пилигримы, мирно удаляетесь во имя Императора!
Но паника продолжалась.
Горгульи вновь пролаяли:
— Успокаиваетесь немедленно! Не разбиваете себя о скалу Суда, пилигримы! Расходитесь! Не несете ответственность за смертельный исход!
Призыв оказался тщетным. Стук в ворота усилился. Стороннему наблюдателю могло показаться, что мгновение спустя невидимые арбитраторы выбросили из амбразур в толпу пригоршни серебряных монет. Но разве деньги могли умилостивить паломников, лишившихся события, составлявшего смысл всей их жизни?
Монеты стали взрываться.
— Осколочные гранаты! — воскликнул Гримм, втягивая голову.
Да уж, арбитраторы шутить не любят, они сразу воспользовались оружием массового поражения. Гранаты разрывались на тысячи острых, как лезвия, осколков. Пропарывая одежды, они вонзались в плоть, повреждали артерии и дыхательные пути.
Они калечили и ослепляли, пускали потоки крови по рукам и лицам.
Над площадью пронесся пронзительный визг, будто гнали на убой стадо домашних животных. Паломники вытаскивали ножи и стилеты — только дурак отправляется на другой край галактики беззащитным. Появились обрезы, даже лазерные пистолеты. Что делать людям, еще не раненным и не ослепшим? Ждать новой порции гранат? Лазерных лучей? Бежать невозможно, слишком много народа собралось перед зданием Суда. Люди метались в панике. Люди падали. Люди умирали.
Имевшие оружие паломники открыли ответный огонь по узким амбразурам. В окна Суда полетели пули, мини-стрелы и лазерные лучи без малейших шансов попасть в цель. Даже прицелиться не представлялось возможным. Зато теперь у сотрудников Суда имелись все основания считать себя атакованными.
Массивные ворота медленно раскрылись, толпа решительно рванулась вперед. Но проход оказался блокированным: три бронемашины стояли борт о борт, дымя выхлопными газами.
На двух были установлены пулеметы, на средней — ракетная установка. Десант арбитраторов в черных доспехах усеял броню. Зеркальные каски скрывали лица, делая людей похожими на роботов с экранами-стеклами.
Из гранатометов посыпалась смесь осколочных, газовых и слезоточивых гранат. Дрогнул змеиный ствол ракетницы, выбрасывая снаряды. Из пистолетов полетел град пуль.
Смертельная коса прокладывала просеки среди затравленных, окровавленных людей.
Пули рикошетом отскакивали от бронзовой урны, за которой прятались Джак, Лекс и Гримм.
Суд превратился в медведя, которого потревожили во время спячки. В рой смертоносных ос.
ГЛАВА 4. УВЕЧЬЕ
Пули с колокольным звоном ударялись о бронзовую урну. Бежать было некуда. От ворот Суда покатилась волна смерти. Людей охватила паника.
Любое нарушение неприкосновенности Суда, случайное или умышленное, считалось оскорблением имперской власти. Арбитраторам бросили вызов, и они не сочли возможным отсидеться за неприступными бастионами. Волнения среди паломников вряд ли утихли бы сами собой; не встретив достойного отпора, переросли бы в крупномасштабное восстание. Промедление со стороны властей могло быть неправильно истолковано.
Шандабар не входил в число густонаселенных городов, однако сейчас столица переполнена пилигримами. Порядок мог легко превратиться в беспорядок, совладать с которым у местной полиции не хватило бы сил. Судьи воспользовались привилегированным положением и выпустили против мятежников карательный отряд.
Ракетная установка и пулеметы замолчали.
Арбитраторы соскочили с бронемашин и, стреляя из лазерных ружей, цепью двинулись вперед. Над горами трупов витали клубы слезоточивого газа. К счастью, ветер дул в противоположную от бронзовой урны сторону.
В поисках спасения некоторые паломники падали на землю лицом вниз. Лазерные лучи полетели в центр толпы. Мертвые и живые валились друг на друга вперемешку.
Вскоре все пилигримы распростерлись ниц в сторону храма Оксиденс, словно в массовой молитве. Сцену можно было бы снимать для патриотических роликов, если бы не лужи крови, бессчетное количество трупов и грозная цепь арбитраторов на заднем плане. Правда, черно-белая пленка скрыла бы кровавые следы.
Арбитраторы прекратили огонь. Стражи законности шли между горами живой и мертвой плоти, тщательно следя за тем, чтобы никто из паломников не смел поднять голову.
Так человеческий космос боролся за спасение душ. Так каралось неповиновение. Для защиты порядка хороши все меры, даже самые жестокие.
Вновь государство проявило несокрушимую силу. Джак ощутил невольное почтение. Его охватила острая тоска по простодушию. Карьера Тайного Инквизитора Драко не отличалась простотой, но по сравнению с мучительной дилеммой, раздирающей его разум сейчас, прошлое казалось безоблачным и светлым.
Однако уже в следующую секунду холодок ужаса прокатился по спине Джака. Сколько же жертв можно принести на алтарь дисциплины и постоянства? Драко знал ответ. Альтернатива — вселенская анархия — гораздо страшнее.
Если падет Империя… когда падет Империя, воцарится жестокий Хаос, и реальность исчезнет.
— Нам пора! — не выдержал Гримм.
Им предстоит путь по настилу из тысяч распростертых паломников.
— Нет! — выкрикнул Лекс, но слишком поздно.
Маленький человек втянул голову в плечи и помчался от ворот Суда, ступая тяжелыми ботинками по живым телам. Быстрее прочь, пока безликие арбитраторы не подошли слишком близко.
Не колеблясь больше, д'Аркебуз подтолкнул Инквизитора.
— Беги, Джак, беги!
Люди кричали, стонали и ругались, когда массивный Леке наступал на них. Но беглецы не обращали внимания на их вопли и проклятия.
— Останавливаетесь!
— НЕМЕДЛЕННО ОСТАНАВЛИВАЕТЕСЬ!
Арбитраторы заметили удирающую троицу.
Карлик, гигант и обычный человек… Ведут себя подозрительно. Наверное, их разыскивают.
Скваты в Империи почетом не пользовались.
Нужно поймать коротышку.
А гигант, похожий на гладиатора? Три человека убегают не случайно. Не кроется ли здесь заговор?
Арбитраторы пустились в погоню. Трое карателей — по одному на каждого беглеца. Куда проще выстрелить в спину, но тогда Суд потеряет источник ценных сведений. Кроме того, за поимку отступников выплачивается вознаграждение.
Убегать, подобно преступникам, было не в характере Джака и Лекса! Но что делать! Безликие фигуры ускорили шаги, наступая на ягодицы и головы поверженных людей. Однако беглецы стартовали раньше и неуклонно увеличивали разрыв.
Впереди показалась боковая улочка — ответвление от главной кишки, наполненной человеческим мясом. Паломники вопили в экстазе, словно на экранах уже воссияло Истинное Лицо.
Слухи сюда еще не докатились. Толпа кричала от восторга и обожания, люди толкались локтями и царапались.
Гримм протискивался меж разгоряченных тел, вовсю работая руками и коленями. Если бы не серьезность ситуации, Джак рассмеялся бы: малорослый скват напоминал ребенка, не к месту путающегося под ногами у взрослых.
Лекс кинулся следом. Мускулистыми руками с костями, усиленными керамикой, он прокладывал путь Джаку.
— ОСТАНАВЛИВАЕТЕ УБЕГАЮЩИХ ЛЮДЕЙ!
К беглецам протянулся лес рук. Д'Аркебуз нанес несколько беспорядочных ударов, свалив с ног несколько благоверных пилигримов. Остальные поспешили посторониться. Сразу стало свободнее. Гримм споткнулся и упал, но тут же вскочил и врезал кое-кому тяжелым ботинком.
Завернув за угол, трое мужчин увеличили скорость. Улочка заканчивалась тупиком. На куче гниющего мусора валялся ободранный дохлый пес. На импровизированном вертеле над тлеющими углями жарился шашлык из второй собаки. Не дождавшись изысканного обеда, местные бродяги отправились на бульвар, очевидно, приняли взрывы гранат за хлопки праздничного салюта.
Они попали в западню. Оставалось сдаться на милость арбитраторам.
Веками банды подростков разрисовывали стены трущоб. Имена и непристойные лозунги аляповатыми пятнами украшали серый бетон.
Не избежала этой участи и железная дверь, почти незаметная в сумраке узкой улочки.
Лекс провел рукой по металлу. Возможно, в незапамятные времена на двери и была ручка.
Д' Аркебуз толкнул плечом. Посыпалась ржавчина. Петли слабо заскрипели.
Гигант наподдал сильнее. Дверь взвизгнула и поддалась.
Внутри находился склад. Несколько тусклых лампочек за решетками создавали тяжелый полумрак. Кучей валялись седла и уздечки для камелопардов.
Бросив взгляд назад, Лекс увидел, что безликие арбитраторы-близнецы выскочили из-за угла. Лазерные лучи ударили в стальные косяки, в полки и в противоположную стену склада.
Искры осветили помещение. Джак и Гримм едва успели протиснуться в узкую щель. Десантник задвинул тяжелую дверь.
Впереди они обнаружили центральные ворота с хитроумным замком, снабженным зарядным устройством от несанкционированного проникновения. Но кто мог предусмотреть, что злоумышленники взломают его не снаружи, а изнутри? Лекс вытащил сначала верхний детонатор, затем — нижний. За спиной он слышал треск. Арбитраторы взламывали заднюю дверь.
Что ж, пора готовиться к обороне. Вытащив из-за пояса болтер, Лекс произвел одиночный выстрел в глубь склада.
Стражи имперского закона оказались ловкими и опытными.
Они сразу узнали характерное щелканье болтера. Откуда у нарушителей порядка мощное оружие десантников? Осталось ли оно со времен Ультрамаринов или попало на планету контрабандным путем? А может местный умелец подремонтировал древнюю «реликвию» и использует по прямому назначению?
Как бы то ни было, но выстрел Лекса лишь разжег желание арбитраторов поймать беглецов. Но троица уже выскользнула из склада на улицу, переполненную пилигримами. Д'Аркебуз расталкивал прохожих, прокладывая путь в людском потоке. В толпе из уст в уста передавались противоречивые слухи: «зеркальные головы» убивают, кто-то убивает «зеркальные головы».
Джак внезапно споткнулся и вцепился в Лекса.
— Где-то здесь бродит телепат. Я его чувствую! Сайкер посылает хаотические образы. Он испуган.
Да, корчившееся от боли сознание сайкера беспорядочно выплескивало в психическую атмосферу сцены расправы над пилигримами, свидетелем которой он стал. Паломники, обладающие телепатическими способностями, улавливали жуткие видения.
Атмосфера, и без того напряженная, накалялась. Отчаяние и разочарование превратились в ярость. Люди исступленно кричали:
— Убивают!
— Зеркальные головы…
Кричавшие вряд ли понимали, что происходит. Нужно защищаться от арбитраторов или помогать им. Истерия усиливалась, зажигала всех и каждого, сайкер он или простой обыватель.
Лекс бросил взгляд через плечо, убеждаясь, что преследователи еще не выбрались из склада. Джак и Гримм прислушивались к разговорам в толпе. Похоже, что опасность миновала.
Беглецы выбрались на менее шумную улицу, свернули за угол, потом за другой. Сначала бежали, затем перешли на шаг и, наконец, очутились на Шандабарском рыбном рынке. Здесь царило спокойствие. Прилавки и палатки продавцов занимали десяток пыльных гектаров.
Торговля под красным солнцем процветала. Рыбаки зазывали купить утренний улов из Бихисти и из пресноводного моря на юге. Поражало разнообразие товаров: рыба свежая и сушеная, соленая и в маринаде. Едкий, удушливый запах отравлял воздух. О панике и расправе над пилигримами здесь еще не знали.
Глаза торговцев походили на лишенные разума выпуклые глаза снулых рыб, лежащих на прилавках и лотках.
Гримм остановился:
— Ох, мои ноги! Думаете… «зеркальные головы» потеряли наш след?
— Похоже на то, — ответил Лекс, разочарованно потирая кулак. — Не стоило связываться с представителями имперского Суда. Они ведь исполняли свой долг. Не нужно мне было стрелять. Извиняюсь, хозяин.
— За что? — удивился Гримм.
— Арбитраторы доложат о том, что некто пустил в ход болтер. Начнется расследование.
— Думаешь, детективы прочешут все агентства по недвижимости и вычислят нас?
— Вряд ли мы привлечем их внимание. Во время бойни у Суда я видел и больших парней, и невысоких.
Гримм согласился:
— Я также заметил нескольких скватов. Наверное, инженеры со звездолетов. Мой народ любит путешествия. Если я встречу соплеменника, то пьянствовать с ним не отправлюсь, не волнуйтесь. Да, нас трудно отличить от религиозных лунатиков.
— Преданных и благоверных, — поправил Джак.
Маленький расселенец задохнулся от возмущения. Наконец, он сделал над собой усилие и продолжил:
— В моей книге о пилигримах пишут жуткие вещи. Они или толстые, или тощие, с выступающими кадыками, с кожными язвами или перепончатыми пальцами. Свора уродов, я бы сказал.
— Сейчас у нас другая книга, — оборвал его Джак. — «Книга Рана Дандра».
— Которую мы не можем прочесть, так как она написана на элдарском и неразборчивым почерком.
Джак пожал плечами:
— Интересно, что люди так сильно ненавидят Суд и его представителей. Случившееся на площади похоже на условный рефлекс безмозглых животных. Думаю, маршалы Суда впредь будут проявлять большую осмотрительность. Как сказал Гримм, Шандабар — это стог сена, в котором только три иголки. Местные религиозные споры вызвали неразбериху, а это нам на руку.
Тайный Инквизитор помолчал.
— Нужно наладить контакт с местными преступниками. Возможно, полиция проявит к нам интерес, но не Суд. В конце концов, мы мало отличаемся от обычных уголовников.
Гримм усмехнулся:
— Искатели космических сокровищ, да?
Джак взглянул на Лекса, тот угрюмо кивнул:
— Нарушители закона о территориальной принадлежности, Инквизитор. Временная легенда. Пока не свяжемся с властями, которым можно верить.
— Если Инквизиция в войне сама с собой, Лекс, кому доверять?
— Я думал об этом. Мой орден далеко. Но наши Библиарии могут доложить в Администрат.
— Но это как раз и приведет к вмешательству Инквизиции…
Д'Аркебуз молча склонил голову, словно взывая в молитве к своему Примарху.
Наконец, показался комплекс куполов — храм Оксиденс. Несколько тысяч пилигримов заполнили пыльную площадь, еще многие тысячи подтягивались из боковых улиц. В нос бил едкий дым ароматических палочек, жареной рыбы, готовящейся прямо здесь на кострах, дешевого вина и пота. На канате, протянутом над площадью, кувыркались акробаты. Предсказатели будущего раскладывали на земле пасьянс из карт Таро. Нищие протягивали руки за подаянием.
По периметру храма настоятель распорядился выставить барьеры и цепь дьяконов с оружием. Счастливцы, правдами и неправдами получившие доступ в святая святых, переправлялись по навесному эскалатору. Самых щедрых сопровождали вооруженные пономари. Избранники могли собственноручно притронуться к ларцу, где хранилось Истинное Лицо.
Завтра, в день долгожданной церемонии, дары увеличатся вдвое.
Лысый толстяк, поддерживаемый косоглазой дочерью, передал дьякону толстый кошелек с шекелями, которые тут же были пересчитаны.
Большинству паломников такие деньги и не снились. Не многие могли себе позволить оплатить вход в храм.
Джака охватило любопытство — естественное желание Инквизитора знать обо всем. Он извлек из кармана изумруд чистейшей воды.
Дьяк довольно улыбнулся и принял подношение. Он поднял камень, пристально рассматривая его на свет. Неужели он опасается, что камень фальшивый? Даже в тусклых лучах красного солнца блеск изумруда завораживал.
Гримм потянул Драко за рукав, указав на стоящую в толпе высокую женщину в плаще с капюшоном и серых перчатках.
— Мелинда… — прошептал Джак.
Призрак… Лицо под капюшоном…
Нет, не стоит обманывать себя. Просто очень похожая женщина. Такой же рост, стройная фигура, грациозные движения.
Заметив пристальный взгляд, направленный на нее, незнакомка сразу же отвернулась и пошла прочь.
Она затерялась между паломниками и исчезла.
— Заинтересовалась изумрудом, — заявил Гримм.
— Забудь, — расстроено бросил Джак.
Это не была Мелинда. Не могла быть. Гейша погибла, пронзенная электрокопьем амазонки с Феникса. Сходство же объясняется очень просто. Мало ли похожих людей в галактике!
На миллионах заселенных планет живут миллиарды человеческих особей. Где-нибудь, да найдется парочка-другая двойников, похожих на его Даму Смерти, как сестры-близнецы.
Но никто не может сравниться с Мелиндой.
Никто!
Пономарь провел трех очередных посетителей в храм. Старый служитель с заспанным лицом был одет в рясу из шерсти камелопардов, подпоясанную веревкой, на которой висел лазерный пистолет.
— При входе в храм вы видите… — объяснял монотонный голос, — галерею надгробий. Часть из них полуразрушена. Здесь похоронены прежние настоятели — за время существования храма их сменилась не одна сотня…
В огромном зале с колоннами курился целый лес благовонных палочек. Сладкий дым поднимался к куполу и исчезал в вентиляционных отверстиях. Святилище походило на газовую камеру.
Впереди показалась базилика, охраняемая дюжими дьяконами.
— Пятьдесят боковых капелл посвящаются пятидесяти Его Атрибутам…
Вокруг горели бесчисленные свечи. За тысячелетия копоть толстым слоем покрыла стены и потолок. Темнота сгущалась вокруг канделябров и, казалось, поглощала пламя свечей.
— Обращаем внимание, путешественники, на настенную мозаику, изображающую нашего благословенного Императора, повергающего еретика Горуса… — Мозаику время от времени очищали от смолы и копоти. Ее мыли столько раз, что краски поблекли и рисунок разобрать не представлялось возможным. Лысый толстяк с косоглазой дочкой благоговейно застыли перед мозаикой.
Священник-гид терпеливо ждал.
Затем экскурсия перешла в часовню для тайных молитв. Джак и Лекс на мгновение преклонили колени перед старинной плащаницей, вышитой титаниевыми нитями, загадочно поблескивающими в полумраке. Плащаница закрывала вход в ризницу.
Под сводами зала монотонно звучало:
— …решетки сделаны из вольфрама, ювелирная работа.
Заглянув через щелочку в ризницу, Джак увидел ларец, окруженный тысячью свечей. Богатая инкрустация серебром и золотом ослепляла всякого, кто видел дароносицу впервые.
Двое монахов, тихо бормоча молитвы, охраняли святыню.
— Ларец заперт на три замка. Внутри него хранится драгоценная шкатулка, в которой покоится Истинное Лицо…
Бесценное сокровище появлялось из темницы на свет божий только в священные дни раз в пятьдесят лет. В перерывах между редкими публичными демонстрациями Истинное Лицо изредка показывали в самой ризнице при свете единственной свечи толстосумам, отдававшим за миг благоговения большую часть своего состояния.
— В Священный Год частные показы запрещены.
Но что это?! Высоко над входом в ризницу, едва различимый в сумрачном свете, висел портрет в золотой раме. Выполненный красками на холсте из шкуры камелопарда, он изображал простого и грубоватого, но величественного мужчину.
— Путешественники! Видим копию с копии Его Лица!
По будним дням в ризнице неустанно трудились двое художников, создавая новые копии.
— Покупаем дорого? — бесстрастно спросил Гримм.
Двое монахов из братства Его Истинного Лица продавали такие опосредованные копии в одной из капелл базилики. Пономарь сообщил, что подведет их к лотку на обратном пути.
— Более десяти тысяч лет назад, — вдохновенно сообщил служитель, — когда Император собственной персоной бороздил просторы галактики, на Сабурлобе он вытер вспотевшее лицо полотенцем. Его психическая энергия отпечатала на ткани черты божественного лица. С течением времени полотно изветшало, поэтому художники снимают копии ранней копии.
— Пилигримам показывают копию? — допытывался Гримм.
Лицо пономаря омрачилось, рука легла на рукоятку пистолета.
— Показывают настоящую ткань с Истинным Лицом!
Джак вгляделся в лицо, изображенное на холсте. Он встречался с Императором в огромном тронном зале, пропитанном энергией и озоном, среди славных боевых знамен и икон. Человек, сидящий на троне-протезе, больше походил на усохшую мумию. Но разум владыки излучал такую мощь, что Тайный Инквизитор Драко почувствовал себя ничтожеством. Может ли блоха сравниться с мамонтом?
Вернется ли он когда-нибудь в тронный зал?
Войдет ли туда не простым человеком, а иллюмитатом?
Посмеет ли он добровольно подвергнуться смертельному риску? Впустить в себя демона, надеясь изгнать его и стать просвещенным…
Гримм отклонил предложение купить копию с копии портрета.
— Мы платим за вход в храм, отдаем все ценное, — солгал он.
Экскурсия завершилась. Джак, Гримм и Лекс вышли на площадь. Они прокладывали себе путь между паломниками, монахами и нищими. Вдруг костлявая рука в болезненных темных пятнах схватила Джака за подол.
— Милостыню для бездомного инвалида, — прокрякал старческий голос.
Юродивый толкал перед собой расшатанную тележку на маленьких железных колесиках. На повозке сидела сгорбленная старуха. Ее лицо сморщилось от прожитых лет. Белые как снег волосы сбились в паклю. Но голубые глаза женщины светились разумом и пытливостью, в них не умерла надежда.
Старуха раскачивала кадило с тлеющими благовониями, подвешенное на цепях к раме.
Сооружение весьма напоминало виселицу, однако прекрасно защищало дряхлых бродяжек от участи быть случайно затоптанными.
— Редко на какой из планет уважают стариков, — проворчал скват и выудил из кошелька полшекеля. — Твои ноги отказывают, матушка?
Ноги нищенки, как две темные палки, неестественно лежали на повозке. Едко запахло мочой. Может Гримм еще и слезу прольет?
Скват задумался, решая, отдавать ли монету.
— Кто забирает тебя на ночь, матушка?
Он засомневался: не родственники ли перебили старухе ноги, чтобы она приносила в семью доход?
— Церковники пускают меня в приют, — ответила нищенка. — Монахи помогают мне, добрый сэр.
— Это они ломают твои ноги, матушка? — переспросил Гримм.
Старуха скорчилась, словно у нее внезапно случился спазм кишечника.
— Да, да, они ломают мои ноги, — последовал ответ. — Но не так, как ты думаешь!
Гримм опустился на корточки перед тележкой. Лекс и Джак последовали его примеру.
Нищенку звали Геради. С вызовом она сообщила, что ее возраст превышает одиннадцать лет и за свою жизнь она четырежды стала матерью.
Странно, что кто-то на Сабурлобе считает свой возраст в местной системе. Старуха жила так долго, что сбилась со счету. Она существовала около ста десяти стандартных лет и вторую, большую часть, провела на этой тележке.
На Гримма подобная живучесть произвела впечатление.
— Довольно много для обычного человека, да еще в таких жутких условиях!
Сто лет назад маленькой девочкой Геради пришла на церемонию открытия Истинного Лица со своими родителями. В результате безумия, охватившего толпу, погибли и отец, и мать. Ноги несчастной так и остались парализованными навсегда. Сострадательный священник пожалел девочку и сделал для нее повозку. Десятилетия Геради ждала очередного священного года, но во второй раз наблюдала за открытием Его Лица из безопасного места.
Всеобщее безумие?
О да. Пятьдесят лет назад снова произошло несчастье. Издалека плохо видно то… что нельзя увидеть.
Нельзя увидеть? Что это значит?
Десятки лет Геради слушала и смотрела.
Она узнала, что нерукотворный облик давным-давно исчез. В главный день священного года настоятель храма Оксиденс во главе торжественной процессии выносит ларец на обозрение публики и на короткое время открывает его.
Сотням тысяч паломников предъявляется чистое полотенце, если не считать едва различимых пятен на месте глаз.
— Пилигримы не успевают ничего увидеть. Они дерутся, чтобы пробраться поближе. Каждый раз церемония заканчивается потасовкой.
— А как же копии?
— Самая ранняя изготовлена путем наложения на бесценное полотенце с ликом чувствительного материала. Отпечатавшийся негатив затем разрисовали красками.
— Хм, — произнес Гримм. — Другими словами — сфабриковали.
Рассказ о судьбе Истинного Лица наполнил Джака мистическим ужасом. Какая разница, обманывают паломников или нет.
Даже если они умрут ради единственного взгляда на тряпку, которой когда-то Император утер лицо, их агония не идет ни в какое сравнение с Его бесконечной агонией. Благоговейный трепет пилигримов уйдет в психический океан и останется там навсегда.
Сидя перед тележкой Геради, Джак понял, что ему нужно помолиться.
Хотя бы немного.
Он тихо обронил:
— Увечье из-за преданности Ему облегчает Его боль.
— Я жду, — равнодушно ответила Геради. — Послезавтра умирают и остаются калеками тысячи людей. Так оно и будет. Тогда я умираю спокойно.
Стоило услышать предсказание нищей старухи, которое она повторяла все пятьдесят лет со времен прошлой церемонии. Ее упорство казалось патологическим. Безумие — вот что светилось в ее глазах!
Тщетность людских надежд стерла религиозный порыв Драко, как время стерло Истинное Лицо Императора. Джак покачнулся.
— А Суд? — спросил у нищенки Гримм. — Знаешь, что происходит у Суда? Арбитраторы часто вмешиваются в жизнь священного города?
Похоже, скват решил побольше узнать о сабурлобских делах.
Он сообщил Геради:
— Утром на площади у Суда умирают сотни людей. Все думают, что Лицо открывают раньше, и начинают паниковать.
Дернувшись словно от удара, калека выпрямилась. Она тяжело дышала.
— Геради пропускает столько смертей…
Морщинистое лицо старухи исказилось гримасой боли. Худая рука задрожала. Геради упала на спину.
Лекс пощупал пульс. В его громадной руке хрупкое запястье казалось указкой в руке школьника. Нищенка умерла от сердечного приступа. Сердце у нее оказалось никуда не годным.
Гримм закрыл остекленевшие глаза Геради.
— Хм, — буркнул он, — сэкономил полшекеля.
Через день, на рассвете, беглецы остановились на окраине огромной площади. Гримм не хотел идти на церемонию открытия, но Джаку не терпелось посмотреть на религиозное рвение, когда смерть, и увечье теряют значение для миллионов людей. Ему требовалось повторить урок страсти, одержимости, приобщения.
Урок растворения чувств и души.
День ожидался жаркий и душный. Сотни тысяч зрителей вдыхали и выдыхали, казалось, воздуха на всех не хватит — так плотно были сжаты тела. Сколько уже задохнулось? Сколько умерло от перенапряжения? Несколько раз зарождался оглушительный рев, когда кому-то мерещилось, что церемония начинается. Паломники возбужденно ждали. Людское море превратилось в огромный котел, подогреваемый экстазом. Температура вот-вот достигнет точки кипения.
— Мои святые предки! — завопил Гримм, зажатый между Лексом и Джаком.
Напрягая мускулатуру, д'Аркебуз оттеснял паломников, ломал неосторожным ребра. В стене ближайшего дома темнело несколько ниш, то ли предназначенных для статуй, то ли образовавшихся в результате бессчетных столпотворений.
Лекс, применив силу, освободил одну из ниш. Никто из истощенных безумцев не решился противостоять могучему атлету.
Джак и Гримм укрылись за мощным торсом десантника, как за щитом.
Скват с трудом отдышался. Интересно, сколько сломали ребер в давке? Он с отвращением сплюнул, так как ничего не видел, кроме спин.
Джак вдыхал миазмы истерии. Зато перед Лексом, возвышавшимся над головами в колпаках и шапках со значками Истинного Лица, открывался прекрасный вид, хотя объект наблюдения и находился в километре впереди.
— Священник открывает ларец, — комментировал гигант.
Громкие крики заглушили его слова. — Толпа рвется за барьер…
Беснующаяся стихия непременно снесла бы и барьер, и эскалатор, если бы не дьяконы в белах рясах. Сначала для уменьшения энтузиазма охранники применили оглушающие ракетницы.
Рвавшиеся вперед паломники падали без сознания под ноги напиравшим сзади.
Стремительно росла баррикада безвольных тел.
По живому валу взбирались новые безумцы и тут же падали.
Видя это, настоятель закрыл ларец и поспешил удалиться. Паломники не унимались.
Дьяконы спрятали ракетницы. Настала очередь автоматического оружия. Затрещали беспорядочные длинные очереди и прицельные короткие. Гигантское красное солнце, закрывавшее полнеба, покраснело еще больше, как будто впитало в себя пролитую кровь. Пыль, поднятая тысячами ног, сумрачным туманом висела в воздухе.
Награжденные синяками и царапинами, трое мужчин покинули площадь. Несмотря на разгул смерти возле храма, глаза паломников горели огнем. Многие рыдали от радости. В толпе распевали: «О, Истинное Лицо!»
В эту ночь Джаку вновь приснился Аскандар-Сити…
Один за другим взрывались ошейники монстров, головы скатывались с плеч. Рыдающих Дев связали цепью друг с другом.
Некоторых десантники приковали к балкам разрушенных зданий.
В спешке веревки ослабли и едва не падали на землю. Только бы невольницы догадались убежать, воспользовались бы шансом.
Пусть хотя бы одна не станет жертвой мародеров.
Подмога уже близка. Всего пару дней назад на Аскандаре останавливался для дозаправки корабль Космических Десантников из ордена «Гвардейцы-Вороны». Он еще не достиг прыжковой зоны. Астропат передал сигнал о нападении на столицу предателей Хаоса, прежде чем дворец был разрушен. Вороны вернутся. Нужно продержаться всего один день…
Вороны в черных доспехах сразятся с отступниками. Пусть тогда захватчики пеняют на себя. Планета будет очищена.
Или Хаос намеренно дразнит Воронов?!
Только бы убежали Девы!
Однако грохот взрывающихся ошейников привлек внимание десантников Хаоса.
— Именем Императора приказываю стрелять! — крикнул Джак евнуху, выскочил из-за кучи мрамора и разрядил болтер в гротескную пародию на доблестного рыцаря.
Мужская и женская руны Слаанеша в еретическом единении украшали наколенники воина Хаоса, обтекаемый нагрудник сверкал пурпурно-золотой инкрустацией, словно насмешка над орденом, к которому десантник принадлежал до того, как его соблазнил Хаос.
Заряд ударил в левую часть нагрудника и проник внутрь.
Взрыв. Рука десантника дернулась. Похоже, укрепленное легкое захватчика подвело. Отступник закрутился на месте, будто танцуя вальс сам с собой.
Джак и евнух выстрелили снова и нырнули за мраморную кучу за мгновение до того, как ударил разряд десантника. Воздух раскалился от луча плазменного пистолета. Рухнувшая в бассейн балка обуглилась. Вода испарилась.
Евнух привстал и снова выстрелил. Несколько острых стрел впились ему в плечо. Он попятился и упал на мраморные осколки.
Луч плавильника вонзился в голову раненого. В мгновение ока испарились глаза и щеки.
Словно невидимая кислота разъедала череп, жидкость мозга закипела. Серый дым повалил из ушных раковин и обугленного носа.
Перекрытия, пропитанные смолой, загорелись. Пламя перекинулось на крышу, на одежду упавших в бассейн. Некоторые были еще живы.
Над местом трагедии разнесся бессердечный хохот. Джак повернулся к последнему евнуху:
— Мы должны выбраться!
Служитель гарема ошалело взглянул на него.
— Тебе нельзя находиться в купальне Дев, — пробормотал евнух. Разум покинул его.
Когда-то это правило неукоснительно соблюдалось. В гарем не допускали мужчин, только князь Эгремонт входил к своим наложницам.
Единственное исключение сделали для имперского Инквизитора, прибывшего провести расследование, проверить слухи о существовании культа извращенцев Слаанеша среди евнухов. Князь Эгремонт слыл идеалистом и эксцентриком, но опытным администратором. Аскандар процветал.
Глупцы… Боже, какие глупцы! Проповедовать культ извращенной похоти! Последствия оказались плачевными. Мучительными. Бешеные десантники Хаоса пришли снять урожай идолопоклонства. Они опустошили Аскандар и садистски изнасиловали Дев гарема.
Евнух рассеянно посмотрел на старенький болтер, который держал в руках. Он помахал им. Приставил к виску.
— Помощь придет завтра, — прошептал Джак.
Какая ирония! Вороны так близко!
Выйти из-за кучи — неминуемо погибнуть.
Но и оставаться на месте равносильно самоубийству. Джак медленно пополз среди обломков и разгорающихся очагов огня.
Сзади донеслось «тра-та-та». Евнух застрелился. Возможно, он избежал долгой и мучительной смерти.
Джак снова проснулся в холодном поту.
ГЛАВА 5. ВОР
Интерьеры трехэтажного особняка, арендованного Джаком, имели сходство с траурным убранством звездолета Драко: выстланный мраморными плитами пол, мебель из черного дерева. Яркие лампы с плафонами, отражающими свет, ассоциировались с горящими перед иконами электросвечами на борту «Торментума Малорум».
Джак велел, чтобы портьеры на окнах постоянно оставались задернутыми. Вид на редкий кустарник, на дорожки из серого гравия, на красное солнце, на стену-забор и соседские крыши вызывал в нем тоску.
Из комнаты в комнату скакала маленькая обезьянка, похожая на лохматого чертенка с бегающими глазками. Гримм купил эту миниатюрную пародию на человека у уличного торговца в пику Аркебузу, заявившему:
— Обезьяне так же далеко до человека, как инженеру до десантника.
— Надоело мне служить козлом отпущения, — нашелся скват.
Джак не возражал против покупки.
Маленькая бестия натянула поводок в руке Драко. Она постоянно рвалась вперед, как будто за углом или в соседней комнате ожидала обнаружить сородича-партнера. Иногда, заметив свое отражение в зеркале, обезьяна истошно визжала. Ей нравилось перебирать рыжие волосы Гримма в поисках блох и вшей. Сам скват даже не потрудился придумать животному кличку.
Спустя неделю после памятного дня церемонии, обезьяна разбудила Гримма в ранний предрассветный час. Она прыгала по постели и нервно вопила.
Гримму снился сон о вооруженной стычке в пещерах Антро. Он и его собратья-расселенцы воевали с ордой орков. Хрипящие, чумазые инопланетяне с зеленой кожей бежали в атаку с нелепыми мушкетами наперевес. Из стволов вылетали дробины, искры и клубы дыма. Вооруженные современными болтерами, скваты убивали орков одного за другим.
ТРА-ТА-ТА, БУМ…
ТРА-ТА-ТА, БУМ…
Беспорядочный шум битвы приобретал размеренность.
Гримму хотелось, чтобы захватывающий сон продлился. Он собирался скинуть с постели навязчивое животное, но внезапно заметил неясную тень в углу. Леке?
Двумя пальцами д'Аркебуз сдавил обезьянке горло, чтобы она замолчала и, наклонившись к самому уху сквата, прошептал:
— Продолжай храпеть.
Храпеть? Так вот откуда выплыл из памяти столь приятный грохот выстрелов!
— ТРА, — прохрипел Гримм, как осипший попугай. — ТА-ТА, — медленный выдох, — БУМ, — новый утробный звук.
Продолжая имитировать собственный храп, коротышка ждал, что же еще скажет придушивший обезьяну Леке.
— К нам в дом кто-то забрался. Кажется, злоумышленник в подвале…
Усовершенствованными ушами десантника, заменившими обычные барабанные перепонки, наковальню и стремечко, Леке уловил, что по особняку кто-то ходит. Ухо Лаймена не закладывало даже при ужасающих взрывах, и в то же время оно улавливало самые тихие звуки, отфильтровывало помехи.
Леке спал. Однако десантник спит только одним глазом, вернее одним полушарием мозга.
Второе всегда начеку. В отличие от Гримма обезьянка тоже почувствовала незнакомца.
— БУМ, — всхрапнул скват. В одних трусах он выскользнул из кровати, нащупал лазерный пистолет, лежащий на столе рядом с пустой банкой из-под пива и выдохнул завершающее «ТРА-ТА-ТА», как человек, который заворочался, но не проснулся.
Обнаженный Леке в одной руке держал болтер, в другой — полумертвую обезьянку. Отпустить животное нельзя — тут же поднимется шум. Сломать ей шею, что ли? Но ведь она пыталась оказать хозяевам добрую услугу… Так ничего и не решив, гигант поманил Гримма за собой.
В глубине каменного мешка с низкими сводами горела одинокая лампочка. Дверь в подвал была распахнута. А ведь запоры здесь самые крепкие в доме. В подвале хранилась «Книга Рана Дандра», спрятанная в сундуке, встроенном в стену. Впереди мелькал луч фонарика.
Тихо-тихо щелкнул замок. Скрипнула поднимающаяся крышка сундука.
Гримм первым ворвался в подвал. Пригнув голову, он выстрелил в потолок, чтобы испугать вора. Луч расплавил камень, словно яркий цветок, расцвел над головой. На мгновение высветился стол из черного дерева, который Джак перенес в подвал, чтобы изучать загадочный манускрипт. Тайный Инквизитор не понимал ни слова в элдарском языке, но ему нравилось вглядываться в буквы и символы, перелистывать страницы.
Осветила вспышка и черную фигуру, склонившуюся над открытым сундуком. Одежда незнакомца из светопоглощающей черной ткани создавала иллюзию, что какая-то часть реальности просто исчезла, превратилась в пустоту.
Но эта «пустота» обладала способностью двигаться — она выпрямилась и метнулась в сторону. Лицо вора скрывал капюшон, виднелись только глаза. Желтые, кошачьи глаза.
Может быть, это элдар, шпионящий за ними в надежде вернуть Книгу Судьбы? Или наемный убийца?
Вспышка погасла. Луч фонарика также пропал. Темнота сгустилась. Гримм почувствовал слабое дуновение: кто-то пробежал мимо него.
Но вход оказался чем-то перекрыт, не менее крепким, чем дубовая дверь. Леке выпустил из рук обезьянку и крепко вцепился в плечо вора. Как ни сопротивлялась жертва, как ни билась локтями и коленями, все оказалось напрасно. Никому еще не удавалось вырваться из объятий десантника. А уж вору-домушнику тем более.
— Я его поймал! Зажги свет, коротышка.
Однако поймал д'Аркебуз не его, а ее. Вымазанное черной краской лицо принадлежало женщине, очень похожей на Мелинду, когда та наносила камуфляжную раскраску. Впрочем, в носу нет тампонов-фильтров… Что ж, во всяком случае, это не элдар. Костюм воровки также напоминал трико воина-невидимки. Не хватало только красного пояса, где Мелинда прятала яд и гарроту…
Гримм узнал преступницу.
— Это ты?! — удивился скват. — Ты стоишь в толпе у Оксиденса. Ты смотришь на наш изумруд!
Несомненно, это была она. Высокая стройная девушка сменила серое платье на черный облегающий костюм, очень удобный для вора, которому необходимо незаметно пробраться в дом и похитить ценности.
Для сохранности Джак заворачивал книгу в старую рубашку. Воровка успела развернуть ткань. Глазам предстал узор из драгоценных камней. Оклад закрывался на специальную защелку. Ее-то она и пыталась открыть, когда ее вспугнули.
Девушка не шевелилась, но Леке сохранял бдительность.
— Довольно необычный взломщик, — проворчал Гримм. — Отключила сигнализацию, нашла путь в подвал, открыла сложнейший замок… Я сначала подумал, что к нам проник элдар.
Глаза девушки расширились. Леке грозно взглянул на Гримма, осуждая за неосторожность.
— И что же инопланетяне забыли в вашей конуре, — поинтересовалась воровка. Говорила она на чистом имперском готическом.
— А вы, леди, не местная, не с Сабурлоба. Кто тебя подослал? — Леке резко встряхнул пленницу.
Девушка стиснула зубы и не ответила на вопрос.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — прорычал Леке. — Решаешь, сколько тебе осталось жить. Прикинь: если тебя никто не посылал, то никто не станет узнавать, что с тобой стало.
Девушка бросила затравленный взгляд на книгу в драгоценном окладе.
В этот момент обезьянка вспрыгнула на сундук. Она вцепилась в книгу, пытаясь вытащить один из камней. Увы, бриллианты были прочно закреплены, работа для закаленного булата, а. не для хрупких коготков.
— Не смотри туда! — отвернувшись, Леке рукой закрыл глаза девушке.
Защелка с треском раскрылась. Книга выпала из лап обезьянки, животное взвизгнуло.
Осколки черепа, мозг и клочья шерсти разлетелись в стороны. Леке опустил руку.
Гримм вытер лицо.
— Как знал — не хотел давать этой твари кличку. Зато проверено: глаз Азула действует. Есть определенный смысл в том, чтобы вор испытал его силу на себе, не так ли, верзила?
— Но ведь мертвую мы не сможем ее допросить, — ответил Леке.
Он толкнул девушку в глубь подвала, как бы давая понять, что таинственная сила, убившая обезьяну, и для нее послужит хорошим средством убеждения.
Воровка нерешительно произнесла:
— Если бы защелку открыла я, то взорвалась бы моя голова?
— Не обязательно, — убийственно пояснил Гримм. — Ты могла умереть от удушья. Или бы проглотила свой язык. Или твои глаза лопнули бы и вытекли из глазниц.
— Токсин? — спросила девушка. — Ядубийца?
— Не-ет, дорогуша, — фыркнул Гримм. — Ворп-глаз мертвого навигатора. Он лежит на дне сундука, и мне теперь придется искать его с завязанными глазами.
— Да кто вы такие?
— А кто ты такая, если разбираешься в токсинах?
— Я ворую, — ответила незнакомка. — Прилетела на Сабурлоб ради легкой добычи. В святой год здесь собирается столько богачей! Наблюдая за толпой у храма, я выясняла, кто чего стоит. Следила и за вами. Нашла особняк, проскользнула мимо патрулей. Вот и все.
Гримм слизал с усов крошки обезьяньего мозга и сплюнул на пол.
— Что здесь происходит?
В дверях появился Джак в бежевой пижаме, держа пистолет наготове. Увидев девушку в черном трико, он пошатнулся и застонал. С губ его сорвалось:
— Моя гейша!
— Это не она, босс, — возразил Гримм. — Обычная воровка. Хотела нас ограбить. Моя бедная обезьянка попала в ловушку вместо нее, приняла удар на себя. Глаз Азула превосходно действует. Похоже, мы имеем дело с королевой воров. И она знакома с приемами ниндзя.
Джак скользнул взглядом по обезглавленному животному, по луже крови.
— Нужно найти ювелира, который вставит ворп-глаз в монокль. Я буду носить его при себе в футляре, — произнес он.
Пленница взирала на босса со страхом, который, правда, изо всех сил пыталась скрыть.
Что же это за люди?
Джак требовательно вопросил:
— Где ты взяла одежду ниндзя? Почему носишь ее?
— Это лучшая маскировка ночью, — ответила девушка. — Одеваю, чтобы воровать, зачем еще?
— Ты и вправду похожа на Мелинду, — пробормотал Драко. — Но не совсем… Карикатура! — Он прицелился в девушку из лазерного пистолета, но выстрелить не мог — сзади стоял Леке. — Ты хотела украсть книгу из-за камней. Теперь ты знаешь, что она здесь.
Воровка съежилась в руках десантника.
— Я не знаю, про какую книгу ты говоришь! — закричала она. — Да, я кое-что знаю о ниндзя.
Пленница заговорила, стремясь хоть ненадолго продлить себе жизнь.
Девушку звали Ракел-бинт-Казинцкис.
«Бинт» означало дочь Казинцкиса. На планете, где она родилась, находилась тайная база ниндзя. Фигуры в черных одеждах собирали травы и сырье для снадобий, которые позволяли посвященным усилием воли менять внешность.
Курсанты и новобранцы практиковались в искусстве слежки, слияния с окружающей средой и изменения формы. Местные жители их не любили и боялись.
Препарат для изменения внешности получали из лишайника. Шаманы варили его и пили отвар. Изменив внешность и взяв в проводники духи предков, они оправлялись в путешествия.
Гримм одобрительно хмыкнул. Ему понравилось такое почитание предков.
Духи были мудрыми и гармоничными, но Ракел начала сомневаться в их могуществе, когда черный ниндзя убил ее брата и присвоил себе его внешность.
Джак с недоверием отнесся к утверждению, что шаманы общались с благочестивыми силами. Скорее с демоническими! Иначе, почему ниндзя из клана Каллидус, того самого, к которому принадлежала Мелинда, использовали планету для производства полиморфина и в качестве тренировочного полигона?
Местные жители вдыхали споры лишайника. Слабый наркотик попадал в их кровь и в кровь животных. Все умели с большим или меньшим успехом на короткое время изменять свой облик. Но такого мастерства в мимикрии, какого достигали ниндзя, не добивался никто.
Способности членов клана ужасали. Они обрабатывали лишайник в лабораториях, вытяжку несколько раз фильтровали и получали чистый концентрированный продукт невероятной силы.
Женщины-ниндзя умели превращаться в мужчин, а мужчины — в женщин. Требовались годы упорных тренировок, сосредоточенности и концентрации, умение переносить мучительные трансформации.
Порой тайные лазутчики ловили местных жителей для смертельно опасных опытов. Обычная практика. Хирурги благоверных десантников проводили эксперименты над пленными и кадетами-неудачниками. Бесконечные исследовательские программы проводились для совершенствования имплантированных органов, делающих собратьев Лекса суперменами.
Ученые-ниндзя изучали стабильность метаморфоз. Похитив местного жителя, они вводили ему чистый наркотик и заставляли изменить телесную форму. Иногда несчастных отпускали, но тщательно следили за их напрасными попытками вернуть прежний облик. Люди, не прошедшие специальную подготовку в школе ниндзя, не умеющие контролировать свое сознание, получив дозу чистого полиморфина, рано или поздно умирали. В агонии их тела искажались, органы и ткани деформировались, пока не превращались в желеобразную массу.
Больше Ракел ничего не знала о ниндзя.
Однажды на ее планету прибыл пиратский корабль. Он приземлился как раз возле передвижного домика Ракел. Девушка стала встречаться с капитаном, и тот, наслушавшись рассказов о черных убийцах, поспешил убраться восвояси. В качестве признательности он взял с собой Ракел.
Во время скитаний по звездным системам юная леди изучила множество полезных трюков и приемов. Она стала опытным вором и покинула капитана. В Шандабаре она жила уже несколько месяцев и успела познакомиться с местным преступным миром. Нет ничего легче, чем обчистить ротозея-паломника. Но увидеть столько сокровищ сразу Ракел не ожидала.
Как она нашла в особняке тайник с книгой?
Воровское чутье. Люди наивно полагают, что подвал — самое надежное место. Она просто вскрыла единственную бронированную дверь с хитроумным замком.
— Тебе повезло, что ты не успела открыть книгу и посмотреть картинки. Иначе бы мы саму тебя разрисовали.
Гримм лгал. Ни одной картинки в «Книге Рана Дандра» не было. Если Ракел ничего не успела узнать о содержании манускрипта, то ее пощадят.
Джак кивнул, по-прежнему держа пленницу на прицеле.
— Попробуем с ее помощью наладить контакт с уголовниками? — открыто спросил скват. — У нее есть связи.
— Вы маги? — пролепетала девушка, слабо пошевелившись в железных объятиях Лекса.
— Ничего подобного! — рявкнул тот.
Свободной рукой Драко вытащил из внутреннего кармана красный лоскут. Пояс Мелинды. Что подумает Ракел, если ей свяжут руки?
Или заткнут рот? Нет, она узнала, что это такое.
— Пояс ниндзя, — прошептала девушка.
— Да, — подтвердил Джак. — Внутри зашита ампула с полиморфином.
— Поли… что?
— Так называется наркотик вашей планеты в науке клана Каллидус.
Ракел забилась в руках могучего Лекса, безнадежно пытаясь вырваться.
— Я сказала вам всю правду! Клянусь! У меня нет сообщников, только деловые связи. Я отношу украденное скупщикам. Лучше пристрелите меня, — взмолилась воровка, — но не вводите чудовищное снадобье.
Джак кивнул соратникам.
— Нам нужно поговорить. Мы запрем ее в кладовке. Гримм, принеси веревку.
Через пару минут скват вернулся с гибким проводом в черной изоляционной оболочке.
— Обыщи ее сначала. У нее могут быть при себе кусачки. Впрочем, это бесполезно, ты ничего не найдешь. Сними с нее всю одежду, а потом свяжи руки и ноги.
Вряд ли Ракел понимала, что происходит.
Очевидно, она вообразила, что ее хотят изнасиловать по очереди голый гигант, волосатый карлик и усталый мужчина, потом ей введут наркотик и оставят умирать мучительной смертью.
Пока Гримм стягивал с девушки одежду, Леке поворачивал ее то в одну, то в другую сторону. Джак тщательно изучал анатомию пленницы, рассмотрел грудь, изгиб бедер, ягодицы.
— Смой с нее краску, — приказал он сквату. Маскировочный грим резко контрастировал с нежной кремовой кожей тела.
В углу подвала нашлись кувшин и ветошь, забытые Гриммом после мытья полов. Вода оказалась ржавой и затхлой, но какое это имело значение.
Наконец, Ракел приобрела настоящий вид.
Джак повел своих помощников к выходу.
— Я сожалею, что приходится проявлять грубость и жестокость, — сказал он, — но мы не можем оставить ее в живых. Нельзя поддаваться жалости.
— Ты хочешь ввести ей полиморфин! — догадался Гримм. — Хочешь сделать копию Мелинды? Зачем?
Драко вытащил из кармана карту «Ниндзя», точный портрет возлюбленной.
— Карта послужит опорой психической концентрации, малыш.
— Я думал, ты сжег их все до единой. Значит, ее ты все-таки пощадил…
— Мы не станем торопиться с убийством. Воровской опыт Ракел может нам пригодиться. Чтобы прочесть книгу, мне нужна дискета с программой обучения элдарскому языку. Если где-нибудь на этой планете такая программа существует, то я клянусь, хранится она в Суде.
В обязанность судей входило охранять от ереси человеческую расу, но время от времени элдары вмешивались в дела людей. В хранилищах Суда наверняка имелись средства, чтобы прочитать перехваченные сообщения арлекинов и шпионов. Но, чтобы пробраться в неприступную цитадель, обмануть арбитраторов, требовался профессиональный взломщик.
— Эта леди не раз предавала, — напомнил Гримм.
— Именно поэтому она привяжется к нам. Она не посмеет предать меня. Мы заставим ее принять облик Мелинды, — в голосе Драко зазвучали боль и страдание. — Она должна поверить, что только при постоянном психическом укреплении аурой карты она избежит участи разложиться на молекулы.
Гримм тихо спросил:
— Ты так решил?
Джак понизил голос:
— Бесповоротно.
— Понятно…
— Кстати, — добавил Тайный Инквизитор, — судьи сами часто используют преступников как источник информации. Однако и они, и арбитраторы чисты перед законом. Мне нужно помолиться. Потом мы начнем.
Джак скрылся в своей спальне.
— Что скажешь, верзила? — прошептал Гримм. — Не отразится ли то, что мы заимели двойника Мелинды, на психическом состоянии босса?
Леке задумался.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Это может вывести его из депрессии. Внешнее сходство — не главное, по уму Ракел никогда не сравнится с гейшей-ниндзя.
— Надеюсь, он быстро разберется.
В мрачной комнате, похожей на келью, Джак опустился на колени и закрыл глаза.
Он никогда не забудет Мелинду, не опорочит честь и преданность, смелость и удаль. А желание? Оно доводит до безумия, если сопровождается разочарованием!
Разумеется, ему не избежать одержимости, если он стремится к чистоте и просвещенности. Но способен ли он будет вынести присутствие перевоплощенной Ракел? Или его ждет разочарование? Все же она — не Мелинда.
Желание. Сестра похоти, служанка Слаанеша. Инквизитор обязан избегать искушений, ему опасно возжелать чего бы то ни было. Желал ли Джак Мелинду? Ее красота ослепляла.
Но не в темноте. Татуировки гейши не светились, как у тех, кто воспользовался фосфорным импульсом. В темноте узоры на ее теле становились загадочными письменами, подвластными лишь чутким пальцам.
Что шептала татуировка Мелинды? Желание Джака не воплотилось в словах. Желание и безумие — не одно ли это и то же? Желанием не руководит логика, оно действует в пространстве, лишенном объяснений и порядка. Оно рождает самые опасные заблуждения, разрушающие привычные границы долга и разума. Потерять ориентиры — значит, отдаться во власть Хаосу. Или открыть новый порядок?
Красота! Разве в ней дело!
Любил ли Джак Мелинду? Вряд ли! В упрямом желании, усиленном смертью девушки, скрывалась глубокая тайна, парадокс и… путь к просвещению.
Надеяться, что, став Иллюмитатом, он найдет легендарный Перекресток Паутины, где время течет вспять, что он вернет Мелинду — болезненные фантазии. Великие Арлекины тщетно ищут это место тысячи лет.
Но как смириться с тем, что воинственный дух гейши растворился в океане умерших душ?
Невозможно! Став Иллюмитатом, он возьмет с собой в Паутину Ракел. Да, введет ей полиморфин, создаст абсолютного двойника Мелинды и возьмет в лабиринт ворп-пространства. Кто знает, может душа гейши, увидев «собственное» тело, и захочет войти в него? И таким образом его Дама Смерти вернется?
Разум и тело сплавятся воедино. Сознание Ракел-бинт-Казинцкис уйдет, как уходят изгнанные демоны. Мелинда оживет.
Любопытно, что внешность человека отражает его внутреннюю сущность. Древний поэт, объясняя этот феномен, написал: «Душа — это скульптор, она творит тело». Если появится тело Мелинды, ее душа обязательно объявится.
Грешен ли Джак? Бичевать ли ему себя за преследование личной выгоды и уступку страсти?
Только не сейчас, когда нужно все силы отдать служению Истине!
В доме зажгли все лампы. Леке развязал Ракел руки. Сжавшись в комок, девушка с широко раскрытыми от страха глазами слушала Джака. Тайный Инквизитор объяснял пленнице, что ожидает ее. Если трансформация пройдет успешно, она останется жить.
— Все получится! — поклялся Джак. Он передал карту «Ниндзя» Гримму, который должен был держать портрет перед глазами Ракел в течение всего процесса метаморфозы. — Тебе необходимо сосредоточиться на этом образе и сохранять концентрацию. Я расскажу тебе о татуировке, узор отпечатался в моей памяти. В самом сердце…
Мелинду украшало множество черных символов, маскировавших шрамы. Ядовитая змея обвивала ее правую ногу. Волосатый паук притаился на левой груди. Жуки оседлали обе ягодицы. Ракел должна была в точности воспроизвести рисунки. Но это только внешняя сторона, а внутренняя? Джак дважды проникал в сознание Мелинды — с ее согласия — для очищения и освящения.
Ниндзя специально учились подавлять боль, не замечать ее. Ракел этого не умела. Если концентрация ослабнет, девушка умрет.
— Будь стойкой, женщина, — посоветовал Леке. — Боль — наш учитель и спасительница. Dolor est lux[67].
Ракел сквозь зубы процедила: — К твоему сведению, женщины умеют рожать.
— Ты уже рожала? — поинтересовался гигант.
Девушка кивнула.
— Ну что ж, — провозгласил Гримм, — скоро ты дашь новую жизнь себе самой. Новой Ракел.
Не раз крики Ракел оглашали глухой подвал, пока тело ее меняло форму.
— Сосредоточься! Хвост змеи изгибается влево!
Девушка плакала и стонала, как зверь, попавший в капкан.
— Голос чуть более низкий…
— Правая грудь меньше…
Золотистые глаза, больше, еще немного больше…
— Овал лица мягче…
— Мышца на икре тверже…
— Ноги длиннее…
Указания сыпались одно за другим. В ответ раздавались лишь рыдания. Чудом Ракел удавалось удерживать взгляд на карте Таро. Тело девушки извивалось в конвульсиях на холодном каменном полу.
И вот точная копия Мелинды несмело поднялась на ноги, поддерживаемая Лексом. В глазах Драко мелькнул благоговейный ужас и нечто вроде обожания, идолопоклонства. Перед ним стояла ожившая статуя гейши-ниндзя.
Джак забрал у Гримма карту. Она сильно нагрелась.
— Ракел, — жестко провозгласил Тайный Инквиитор. Он не стал обманывать себя и называть девушку Мелиндой. — Ракел, эта карта — единственная вещь, которую ты не можешь украсть. Без моей психической поддеРжки тебе не удастся ею воспользоваться.
Джак спрятал карту во внутренний карман.
Но что-то ему помешало. В руке его оказалась шкатулка из кожи мутанта. На пол упала другая карта. Демон Перемен покосился на изменившую облик Ракел.
Леке задрожал, тяжело втягивая воздух. Девушка пошатнулась, но сумела устоять, прислонившись к стене. Инстинктивно гигант шагнул вперед, стремясь босой ногой наступить на ненавистный образ.
— Дорн, свет моей жизни! — взмолился десантник.
— Не смей! — Джак преградил Лексу путь. — Ты только навредишь себе.
Гримм бросился вперед. Осторожно, словно это раскаленный уголь, он поднял карту и передал Драко. Тот бережно положил ее в шкатулку и спрятал.
— Вы колдуны, так ведь? И эта книга с бриллиантами! — прошептала Ракел, стуча зубами. — Я так голодна, что готова съесть саму себя.
— Накормите ее! — приказал Джак. — Принесите все, что есть на кухне. Гримм, подогрей баранину, язык и почки. И дай ей одеяло, она вся дрожит.
Леке пожал плечами.
— А где ее черный костюм?
— Я забрал его, хочу осмотреть, — ответил Драко.
— Ладно, я принесу свое одеяло, — д'Аркебузу хотелось остаться одному.
— Гримм справится. Останься со мной, Леке.
Джак отвел глаза в сторону, когда скват уводил Ракел. Леке с интересом наблюдал за хозяином, во взгляде его светилось не только любопытство.
— Она навсегда останется такой? — с сомнением в голосе спросил он.
— Да, я уверен. Карта стабилизировала ее облик. А вот то, как ты отреагировал на «Демона» и сейчас, и прежде на «Коммивояжере Беги», побуждает задать тебе, капитан д'Аркебуз, инквизиторский вопрос.
Джак усилием воли высветил на ладони фигуру демона.
— Сейчас я представляю Тайную Инквизицию, в чью основную задачу входит анализ демонической активности, — торжественно произнес он. — Будучи десантником, приходилось ли тебе, Леке, сталкиваться с силой, — Джак понизил голос, — известной, как Тзинч? Контактировал ли ты когда-нибудь с ним? Знаешь ли о нем что-нибудь? Если это так, признайся мне, Леке. Признайся. Приказываю тебе именем Императора. In nomine Imperatoris!
Могучий десантник побелел как снег и упал на колени.
— Да, — шепотом ответил он.
Запинаясь, Леке начал рассказ…
— Это случилось десятки лет назад, задолго до того, как Лександро д'Аркебуз стал офицером. На одной из планет, поддерживающей мятежного лорда Фульгора Саграмосо, восставшие поймали молодого десантника и его друзей в одной из шахт. Их приковали цепями к алтарю и готовились принести в жертву Богу Изменчивости.
Леке стал свидетелем одержимости демоном. На его глазах подлый лорд Саграмосо подверг себя изменению тела. Верного десантника тошнило, кружилась голова.
К счастью, Библиарии Имперских Кулаков в блестящих доспехах пришли на помощь товарищам. На головы мятежников обрушился спасительный шквал снарядов и зарядов болтера.
Проявившие мужество и выдержку, д'Аркебуз и двое его друзей подверглись праведному суду, а не наказанию промывкой мозгов. Леке, Ереми и Бифф поклялись никому из братьев по оружию не рассказывать о могуществе Тзинча.
Но Леке не давал клятвы молчать перед Инквизитором. Воспоминания прошлого преследовали его до сих пор.
— Ты достойно выдержал контакт с Хаосом, — уважительно проговорил Драко. — Ты понял, как неискренен наш космос, как хитры и даже лживы бывают порой борцы за правду. А сам Джак?
Явилось ли признание Лекса указанием Драко на то, что путь к просвещению лежит через демона Тзинча, а не Слаанеша? Через изменчивость, а не через похоть?
Возможно ли совместить обе эти силы?
Стать одержимым двумя демонами сразу, а значит, ни одним полностью? Конфликт между двумя силами неотвратим. О Боже, война в собственной душе!
Зато демоны ослабят друг друга, что позволит жертве быстрее вырваться на свободу и стать невосприимчивой к Хаосу. Возможно ли такое?
Из бездонного кармана Джак достал жезл, почтительно поцеловал святыню.
— Этим инструментом изгоняются демоны… — он подал жезл для поцелуя Лексу.
— Если бы я был… одержим, — прошептал десантник, — твой жезл спас бы меня?
— Или убил бы. Или то и другое одновременно.
— А из тебя я смогу изгнать демона?
Драко нахмурился.
— Жезл выполняет свою миссию только в руках опытного сайкера. Нетренированный человек станет магнитом для сил зла, — объяснил Инквизитор.
— Что стало с твоими друзьями?
Леке потер левую руку.
— Бифф погиб, сражаясь с тиранидами, — коротко ответил он. — Потом погиб и Ереми. Все когда-нибудь умирают.
Джак торжественно выпрямился.
— Кроме бессмертных Сыновей Императора! Если они существуют. Вообще-то, и им предстоит погибнуть в огненной схватке и породить Ньюмена.
Если они существуют…
ГЛАВА 6. ОГРАБЛЕНИЕ
Гримм и Леке обращались к Джаку, называя его придуманным псевдонимом — Тод Запасник. Однако неизбежно наступил момент, когда скват назвал босса Джаком в присутствии Ракел.
— Джак… — несмело повторила девушка, когда все четверо сели за стол,
— в вашем доме очень вкусная еда.
На обед Гримм приготовил фиолетовую икру и желтую рыбу магир, тушеную в молоке камелопарда.
Голос девушки абсолютно копировал голос Мелинды, но гейша никогда не сказала бы такое. Она безразлично относилась к пище, будь это сырое мясо крысы или изысканное рагу с ово, щами.
Джак сжал вилку так, что костяшки на пальцах побелели.
— Эй! — вспыхнул скват. — Никогда так не называй хозяина! Ты должна обращаться только ко мне, для тебя, я главный. И потом, еда как еда, восхищаться нечем.
— Ладно, все в порядке, — с усилием Драко взял себя в руки. — Ты прошла через опасное испытание, изменила свое тело, поэтому я доверяю тебе. Вопрос только, насколько я тебе доверяю. — Он бросил осуждающий взгляд на Гримма. — Ракел, меня действительно зовут Джак, и я скрываюсь. Я — Тайный Инквизитор. Ты знаешь, кто такие Инквизиторы?
Да, девушка слышала об Инквизиторах. Она повидала немало миров, и на одной планете стала свидетелем широкомасштабной чистки. Ракел побледнела.
В сопровождении Лекса Ракел разрешили посетить прежнее жилище и принести в особняк украденную добычу. Девушке отвели комнату на втором этаже. Джак настоял, чтобы она начала заниматься гимнастикой, и Гримм купил для этой цели тренажеры, турник и маты.
Воровская профессия заставляла Ракел немало внимания уделять физической подготовке.
Сейчас же перед ней стояла задача довести свои навыки до совершенства. Ее тело должно стать достойной оболочкой для души Мелинды. Правда, об этом Драко ничего не сказал девушке, объяснив утомительные тренировки желанием чем-нибудь занять ее и дать выход скопившейся энергии.
Ракел беспокоилась, что чрезмерная активность может плохо отразиться на ее новом теле, однако Гримм убедил ее, что упражнения принесут только пользу. Девушка привыкла к своим новым хозяевам, хотя и не понимала, что за таинственные мотивы руководят их поступками.
«Мажордом» Гримм ни минуты не оставался в покое. Большую часть времени он пропадал на кухне. Леке тоже хлопотал по хозяйству, не забывая исполнять традиционные ритуалы десантников. Тем не менее, д'Аркебуз не довольствовался тренировками и молитвами. Он признался Гримму, пока тот готовил ребрышки камелопарда под острым соусом, что в нем растет потребность заняться резьбой по кости, вырезать прекрасное лицо…
Скват предложил для этой цели ребро камелопарда, пообещав очистить его от остатков мяса. Кощунственное заявление Гримма привело Лекса в ярость. Неужели рыжая козявка не понимает, что десантники наносят рисунки только на костях погибших товарищей? Ну, в крайнем случае, на кости рыцаря другого ордена. Увы, на Сабурлобе не сохранилось могил Ультрамаринов. Погибших переправили для погребения в монастырь-крепость.
Леке впал в уныние.
— Сабурлоб когда-то заполонили «генокрады», — рассказал Драко девушке за ужином. — Тебе известно, кто они?
Да, уголовники, с которыми она общалась, говорили ей.
— Не всех мутантов можно убить, — проделжил Джак. — Суд не проявляет должного усердия. Я не утверждаю, что там процветает ересь, однако Инквизитор никогда не теряет подозрительности и действует тайно. Ты видела, как бушевала чистка, но основная работа Инквизиции была проделана скрытно. До определенного момента о расследовании никто не знал. Книга в подвале содержит секреты «тенокрадов» и сведения об их происхождении. Содержит. Или нет?
«Генокрады — порождение тиранидов», — едва не брякнул Леке, но смолчал.
На корабле-улитке тиранидов погибли Бифф и Ереми.
— Чтобы прочесть книгу, мне нужна одна вещь. Она, по моему мнению, хранится в здании Суда. Я считаю преждевременным открыто обращаться к властям, так что ты, Ракел, появилась у нас кстати. Однако мы должны проверить твои способности. Ведь Леке услышал, как ты проникла в подвал. Благодаря уху Лаймена! У арбитраторов таких ушей нет, но все же!
— Я слышал, — объявил Джак, — что в храме Ориенс в гробнице хранится кость десантника. — Об этом ему сообщила настоящая Мелинда. — Я не знаю, уцелели ли мощи при разрушении храма. Возможно, их переправили в Оксиденс, как это сделали с ногтями императора. Выясни это, Ракел, поспрашивай у своих информаторов. Если бедренная кость десантника до сих пор в одном из храмов, укради ее и принеси Лексу. Он обработает ее инструментами для резьбы.
— Вот-вот, — обрадованно подтвердил д'Аркебуз. — Принеси ее мне!
Он несколько раз сжал кулаки, словно уже держал в руках вожделенную реликвию.
Зачем гиганту тратить время на резьбу по кости, Ракел не объяснили. Она знала его имя, но не его прошлое.
— Также собери сведения о нелегальных культах, — приказал Джак. — Может быть, до сих пор существуют поклонники изменений, революционных перемен. Либо приверженцы похоти, распутных удовольствий тела.
Ракел осмелилась спросить:
— Почему я не должна хвалить еду, даже если она вкусная? Это богохульство?
— Вовсе нет. Простота ограничивает возможности, поэтому мы хорошо едим.
Гримм опустошил очередную кружку пива.
На борту славного корабля «Торментум» Драко не позволял употреблять алкоголь. Зато сейчас довольный Гримм покупал не только пиво и вино, но даже крепкий местный джин. Сам Джак спиртное не употреблял, а для Лекса с его очищающей системой и суперпочками подобные развлечения не имели смысла.
— Алкоголь притупляет чувства, — объяснил Инквизитор. — Возможно, нам понадобится беспорядок. Приняв облик ниндзя, ты, Ракел, не должна выражать свое отношение к еде. Это неуместно.
Драко выложил на стол красный пояс и извлек из тайника три перстня с кабошонами.
— Надень, Ракел.
Профессионально-оценивающим, но немного озадаченным взглядом Ракел посмотрела на украшения.
— Надень на пальцы, — Джак поморщился. — Это совершенное цифровое оружие производства Джокаеро. В одном перстне установлена ядовитая игла, во втором — лазер, в третьем — мини-огнемет. Они стреляют лишь по одному разу. Перезарядить их мы не сможем, нет нужного оборудования. Воспользуйся ими только в крайнем случае, если тебя загонят в угол и другого способа спастись не будет.
Ракел по-новому взглянула на перстни и на троих мужчин, сидящих за столом.
— Мы тебе доверяем, видишь! — усмехнулся Гримм.
— Меня ты не убьешь ни ядом, ни лазером, ни огнем, — прогремел д'Аркебуз. — Даже ослепнув, я успею сломать тебе хребет.
— А потом твое тело распадется на молекулы, — добавил Джак.
Покорно кивнув, Ракел надела кольца.
— Отлично, — бесстрастно сказал Драко.
Гримм обмакнул палец в молоко со специями и облизал его.
— Соус остывает!
Ракел больше не была свободной преступницей, даже самой собой. Но что есть свобода?
Какая радость в независимости, если приходится мотаться из одной звездной системы в другую, за гроши продавать краденое перекупщикам, давать огромные взятки? И что такое «личность» среди триллионов человеческих особей?
По неосторожности Ракел приобрела новое лицо, новое тело. Разве это не триумф? Теперь у нее есть задание, разрешение на воровство, освященное Тайным Инквизитором. Разве это не признание ее способностей, ее личности, ее «эго»?
Ракел оправдала надежды Джака, оказалась хорошим агентом. Она восстановила связи с двумя братьями Шутурбан. — Усатые брюнеты, дряхлый отец которых когда-то был погонщиком камелопардов и промышлял контрабандой, походили друг на друга, как две капли воды. Чор Шутурбан был хитрым, а Мардал — вспыльчивым и неосторожным.
Изменившаяся внешность девушки заинтриговала братьев. Они сначала не поверили, что перед ними Ракел. Ей пришлось напомнить о нескольких совместных делишках, о которых никто, кроме них троих не знал.
Она прошла курс пластической хирургии в госпитале? А почему так быстро выписалась?
Ракел пришлось рассказать Чору и Мардалу о лишайнике, растущем на ее родной планете, о том, как с помощью наркотика ее соплеменники достигают вершин в искусстве изменения внешности. С улыбкой девушка заявила, что прежде маскировалась, а теперь приобрела свой истинный вид. И хотя она настаивала на том, что метаморфозы произошли в результате химических процессов, Чор больше поверил в колдовство.
Мардал Шутурбан знал, где находится бедренная кость десантника. Мощи вытащили изпод руин Ориенса, когда восстанавливали туннели. Саркофаг сильно повредило взрывом. Это случилось, когда отец их был еще молодым. Теперь за реликвией следят дьяконы Оксиденса.
Шутурбан-старший в свое время интересовался судьбой золотого саркофага, но он хранился в недоступном месте — в одной из капелл базилики Оксиденса.
Старый Шутурбан рассказал, что готовил ограбление базилики. Но накануне обидчивый камелопард лягнул его копытом в живот. Боль долго не проходила. И только когда он сходил помолиться в Оксиденс, ему чудесным образом полегчало. Шутурбан поклялся никогда не грабить храмы.
Саркофаг до сих пор находится в Оксиденсе. Из-за соперничества церковников реликвия надолго исчезла из поля зрения общественности, может быть, про нее просто забыли. Сыновья не давали клятвы хранить верность храму и охотно рассказали Ракел о золоте, надеясь, что она обчистит алтарь.
В базилике насчитывалось пятьдесят капелл.
Перед каждой установлен жертвенник. Некоторые высечены из камня, один — из слоновой кости, большая часть — железные. В обмен на половину добычи Чор Шутурбан согласился указать нужную капеллу. Ракел пообещала обдумать предложение.
— По логике, — задумался Джак, — саркофаг хранится в капелле Его Бедра…
Ракел и сама пришла к такому выводу! Оксиденс уже открыли для посещения. Возвращаясь от Шутурбанов, девушка заглянула в храм помолиться Императору, а заодно и оглядеться.
Вдоль базилики монахи выставили мешки с телами погибших во время церемонии Открытия Истинного Лица. Открытыми оставались головы или то, что от них осталось. Однако узнать среди бессчетного количества трупов родственника или знакомого было равносильно чуду. Гнилостный запах смешивался с ароматом благовоний.
Дело осложнилось тем, что в базилике имелись две капеллы, посвященных Левому бедру и Правому.
— Ну что, подкинем пару шекелей? — предложил Гримм, выслушав доклад Ракел.
Джак удивился несообразительности сквата.
— Нам нужна левая капелла, глупец. Левая сторона предназначена для оккультных наук, хитрости и секретов.
Леке согласился. Недаром он вытатуировал имена Биффа и Ереми на левой руке.
— Монахи не могут пренебречь общепринятыми правилами, — заключил Тайный Инквизитор.
— Пробраться в Оксиденс можно через отверстие в куполе, через которое выходит дым благовоний. Одетая в черное трико, Ракел спустится вниз по тонкой веревке. Ночью храм закрыт. Монахи, в отличие от посетителей, редко поднимают голову вверх.
— Потом Ракел найдет капеллу и откроет алтарь отмычкой.
— Золотая гробница очень тяжелая, — предупредил Леке. — Бедро тоже. Кости десантников крупные и укреплены арматурой.
Ракел с любопытством взглянула на гиганта, но ничего не сказала.
— Затем ты развяжешь мешок с трупом, — продолжил инструкции Джак.
— Пусть она спрячет тело в алтаре, — предложил Гримм.
— Нет, — возразил Инквизитор. — Это святотатство. Ракел должна положить саркофаг в мешок — А кто будет ждать на крыше, я? — заныл Гримм. — Кому устраивают проверку?
Девушка вымученно улыбнулась: — В храм можно пробраться другим способом. По коллектору, например. Я уверена, что Чор Шутурбан даст мне план канализации, если я пообещаю ему много золота.
Нет, это не Мелинда. Ниндзя сама нашла бы путь. И все же в логике Ракел не откажешь.
На следующее утро в сопровождении могучего слуги-варвара удрученная прихожанка появится в храме. Рыдая от горя, она опознает голову, торчащую из мешка. Слуга поможет ей унести скорбную ношу.
— Где ты спрячешь тело? — спросил Джак.
— В алтаре, — коротко ответила Ракел.
— Это кощунство.
— Согласен, — поддакнул Леке.
— Вор использует все, что попадается ему под руку, — возразила девушка.
Джак твердо отрезал: — Ты пытаешься манипулировать нами?
Ракел пожала плечами: — Я служу вам, как могу.
Джак задумчиво смотрел на точную копию гейши-ниндзя.
— Я полагаю, — встрял Гримм, — что мне придется тащить вверх обезглавленный труп.
— Это хорошая мысль, — признал Драко.
— Какая разница, — глумливо хмыкнул скват. — Главное, чтобы полуразложившийся труп не развалился на части в воздухе. Иначе священники решат, что свершилось чудо.
— Я возьму сеть с мелкими ячейками, — пообещала Ракел. — В Шандабаре плетут хорошие рыбные сети.
— Труп в сетях, — буркнул Гримм. — Ничего себе, улов.
— Я чувствую вокруг ауру разложения, — мрачно произнес Джак. И очень тихо добавил: — Так и должно быть.
— Теперь о культах, — сменила тему Ракел. — В Шандабаре, в районе Махаббат есть общество вожделения. Устраивают богохульственные оргии. Мардал Шутурбан ходит на их шабаши. А Чор слышал о культе «трансцендентного изменения».
Гримм спросил:
— А эти приверженцы перемен, случаем, не стачивают себе зубы, подражая «генокрадам»?
— Ходят разные слухи. Изменившаяся внешность оправдала мой интерес.
— Очевидно, отголоски легенд времен гибридов, босс.
— Либо все же существуют приверженцы темных сил, по глупости верящие, что изменения благотворно скажутся на них! Судьи засиделись в кабинетах! — Джак разволновался. — Молюсь, чтобы нашелся Инквизитор, который вытолкнет их из кресел!
Следующей ночью, за два часа до рассвета, Джак и Леке крались между разломанных во время недавнего столпотворения палаток и ларьков. В этот час жизнедеятельность живых организмов замедлена, время, когда смерть приходит за больными и стариками.
На огромной безлюдной площади раскинулось сонное царство. Наводнение пилигримов схлынуло. Спавшие вповалку нищие, в отличие от мертвецов, укутались с головой с ветхие плащи и накидки. В районе Махаббат их собратья еще клянчили милостыню у пьяниц, запозднившихся в публичных домах гуляк и удачливых игроков, но на храмовой площади никто не шевелился. Ни звука: ни храпа, ни кашля.
Звезды над куполами храма служили единственными источниками света. Лишенный доспехов и шлема, Леке не мог видеть светила телескопически. В его мозг не поступали увеличенные картинки того или иного участка небосклона. Но крошечные фигурки Ракел и Гримма на крыше храма десантник все же различил.
Или это не они, а обман зрения, игра звездного света и тени?
Может, Ракел уже спустилась в дымную мглу, и мириады огоньков — тлеющих благовонных палочек — стали свидетелями ее вторжения? Леке отвел глаза от купола и стал вслушиваться в ночную тишину. Не раздадутся ли выстрелы?
Руки десантника предвкушали наслаждение притронуться к резцу и кости. Какое умиротворение его ожидает, какая благоговейная чистота! Только бы ничего не сорвалось, только бы кража удалась! Кража? Нет, передача священной кости в достойные руки. Леке окажет почести неизвестному десантнику, погибшему тысячелетия назад! Это не преступление, а подвиг!
— С твоего разрешения, Джак, — прошептал он, — я поднимусь на крышу. Если возникнут проблемы…
— Я буду молиться, чтобы все удалось. Иди.
Огромная тень быстро метнулась к храму.
Гримм напряженно вглядывался вниз, глаза его покраснели и заслезились. Веревка в руке сквата ослабла. Он привязал ее к каменному выступу хитрым узлом, которому научился на Кареше, планете кочевников-скотоводов.
Даже привыкший к полутьме, уроженец планеты Антро почти не различал, что происходит внизу. Ему не стоит привлекать внимание.
Гримм подавил желание откашляться и сплюнуть.
В базилике горели тысячи свечей. Свет вел извечную борьбу с тьмой и, в который раз, проигрывал. Выстроившиеся в стройном боевом порядке свечи оплывали. Слабые огоньки дрожали и гасли. В углах притаились тени, напоминавшие неведомых ночных чудовищ. Ракел в черном одеянии слилась с одной из колонн.
Полустертая надпись на капелле гласила:
FEMUR SINISTR BENEDICT![68]
Ракел осторожно сняла с алтаря стеклянную дароносицу, огоньки свечей заиграли на граненом хрустале. Следом отключила алтарные колокольчики. Дошла очередь до железного канделябра в форме боевого звездолета.
Алтарь не открывался несколько десятилетий, но замки поддались легко. Ракел подняла тяжелую крышку. Чтобы достать золотой саркофаг, ей пришлось забраться в алтарь. Притащив мешок со смердящим трупом, она изучила черты лица погибшей женщины, запомнила необходимый для опознания прикус зубов.
Стащив с изуродованного трупа мешок, молекулярным ножом Ракел рассекла шею и отделила голову. Гримм скинул веревку с крюком.
Но когда она закрепила сеть с обезглавленным телом, раздался встревоженный голос:
— Кто здесь?
Ракел пригнулась и замерла.
Пономарь? Дьякон? Шаги приближались.
— Это ты, Яган Бодрствующий?
Ракел сжала в руке лазерный пистолет. Луч бесшумен, но яркая вспышка привлечет внимание охранников. Если, бы началась гроза…
Пора воспользоваться супероружием ниндзя, например, отравленной иглой. Монах умрет от удушья и разрыва сердца одновременно. Самое главное, он не поднимет шум.
Что ж, Ракел станет настоящей убийцей-ниндзя.
Когда священник вошел под своды капеллы, девушка повернула камень в перстне.
Вместо бесшумной иглы из кольца вылетела струя горючей жидкости, воспламенившейся в воздухе. Охваченный огнем служитель храма закричал. Ракел перепутала кольца…
Священник вопил, пытаясь сорвать с себя загоревшуюся рясу. Он превратился в визжащий факел, который к тому же имел ноги и быстро убегал.
Время, казалось, остановилось. Каждая секунда тянулась вечность. Адреналин вскипел в крови Ракел. Она провалила дело! Нужно бросить саркофаг, унести хотя бы кость. Три секунды, четыре… Крюком Ракел попыталась подцепить золотую крышку. Пока никто не откликнулся на крики умирающего. Пять секунд… Сколько еще осталось? Сколько?
— Ох, славные мои предки, ну почему мне так не везет?
При первых же истерических воплях Гримм скинул в вентиляционное отверстие веревку.
Мгновение спустя он уже скользил вниз. Мозоли на руках уберегли его кожу. Но если Ракел уже поднимается? Они столкнутся! Нет, обошлось!
Он спрыгнул на пол и бросился вдоль колонн. Присев на корточки рядом с Ракел, помог ей взломать золотой саркофаг. Хвала крепким волосатым рукам сквата!
— О предки, как я прозевал его появление?!
Издавая булькающие стоны, священник-факел упал, распространяя вокруг волны психической энергии.
— Слава Богу! — облегченно выдохнул Гримм. Бедро десантника, наконец, выпало из разбитого саркофага.
Полуодетые монахи с автоматами, пистолетами и лазерными ружьями вбежали в храм.
Жар, исходящий от умирающего дьякона, усиливался. Да ведь это горит пол! Занялись сажа, копоть и воск, скопившиеся за сотни лет. Передав девушке кость, Гримм пару раз выстрелил над головами наступающих монахов. Лучи врезались в стены. С тихим «ш-ш-ш» нежные огоньки ручейками потекли в разные стороны.
— Пригнись, Ракел, и беги!
Служители храма остановились, пораженные странным феноменом. Огонь распространялся по каменной базилике. Помещение превратилось в геенну огненную. Пламя на камне расцветало, а не гасло. Это чудо! Умирающий за благое дело дьякон явил чудо! Проявление духа Императора, удивительное богоявление в Святой Год!
Пламя перекинулось на потолок. Растаявший воск закапал вниз. Раскаленные капли попали кому-то в глаз, кому-то на лицо, кому-то обожгли руку. Наступил момент осознания, отрезвления умов.
— Пожар! Incendium!
— Поджог!
Гримм и Ракел выскочили на открытую площадку. Презрев осторожность, дьяконы открыли огонь из ружей и скорострельных гранатометов. Здравомыслие оставило монахов.
Они чувствовали себя жарким в духовке. Немногие сохраняют самообладание в подобных ситуациях.
Времени распутывать сеть не оставалось.
— Взбирайся быстрее, — приказал Гримм.
Ловко перебирая руками, Ракел полезла вверх по веревке. Как скват собирается подняться на крышу с тяжелой костью? Это невозможно.
Гримм накинул на реликвию удавку, прикрепил тонкий шнур к поясу и полез за Ракел.
Неожиданно веревка стремительно потянулась вверх, влекомая неведомой силой.
Исчезновение преступников на какое-то время сбило преследователей с толку. Кое-кто из охранников бросился к часовне. Наконец, они додумались взглянуть вверх. Что-то мелькнуло в клубах дыма и пропало в вентиляционной отдушине.
Жаркий едкий дым вырывался из вентиляционного отверстия. Леке помог выбраться Ракел на крышу. Затем появилась голова Гримма.
Снизу загремели выстрелы. Несколько пуль попали в крышу, остальные унеслись в небо.
Леке благоговейно принял из рук сквата кость десантника. Веревку они оставили, уже не имело смысла заметать следы. Пусть теперь разъяренные монахи укрепляют решетками вентиляционные шахты! Окрыленные удачей грабители спустились с крыши и бросились наутек.
Джак забеспокоился, когда раздались приглушенные выстрелы. Из ворот выбежали вооруженные дьяконы, оцепляя храмовый комплекс. Тайный Инквизитор притаился за разломанной будкой и достал лазерный пистолет. Повторяя вполголоса слова молитвы — все же монахи были верными слугами Императора, — он открыл прицельный огонь. Огненный луч поразил темную фигуру. Дьякон пробежал еще несколько шагов и упал.
Джак выстрелил снова. Рухнула еще одна фигура в черном.
Пули забарабанили по его укрытию, пришлось ретироваться. Джак нырнул в темноту.
Священники продолжали обстреливать пустую будку.
Два часа спустя четверка грабителей встретилась в особняке.
Леке опустился на пол из черных плиток, прижимая кость к груди. От нее веяло древностью. Пальцы гиганта поглаживали бугорки и впадинки, как будто ему в руки попала совершенная скрипка, лишенная струн.
Прежде чем приступить к резьбе, кость нужно отшлифовать и пропитать парафином, иначе чернильный набросок сотрется во время работы. Д'Аркебуз нянчился со своим сокровищем, как дитя. А вдруг это кость Имперского Кулака, жившего тысячелетия назад? Или Кровавого Ангела, или Космического Волка? А впрочем, какая разница?
— Я благодарен тебе, — выразил он признательность псевдо-Мелинде.
— А я тебе, — ответила девушка, — за то, что спас нас.
— Забавно, — хмыкнул Гримм. — Втроем нам удалось стащить старую кость и ни грамма золота. Кроме того, мы подожгли храм. — Он пожал плечами. — Ничего, огонь очищает от грязи!
Безусловно, пожар был потушен. Или монахи применили огнетушители, или пепел и воск погасли сами по себе, но пламя умерло. В противном случае ночное небо сейчас окрашивало бы зарево пожирающего Оксиденс огня.
Найдя пустой саркофаг, церковники, вероятно, решат, что варварский набег совершили сектанты одного из тайных культов. Или придут к выводу, что налет спланировали завистники Оксиденса. Если обвинительный палец они направят на коллег, например, из храма Аустрал, то религиозная война неизбежна… Бесплодная война.
Как оценить работу Ракел? Прошла она испытание, или ограбление завершилось частичным фиаско? Они оказались на грани провала, однако все четверо живы, добыли кость и сохранили инкогнито.
— Завтра, Ракел, — приказал Драко, — ты пойдешь к братьям Шутурбан и отнесешь им рубин. Мы вытащим один камень из оклада книги, он дороже золота. Скажи, что саркофаг оказался из позолоченной бронзы. Выведай все, что им известно о Суде, особенно о том, где хранятся всякого рода документы. Здание строили местные рабочие, так что узнать можно.
Гримм усмехнулся:
— Лучше всего подкараулить и прирезать арбитратора и в его одежде пробраться в Суд. Пора тренироваться в убийствах, леди.
Джак задумчиво рассматривал девушку. Что ж, идея стоящая! Пусть погибнет представитель закона. Как еще верноподданному Инквизитору подхлестнуть расхлябанных Судей? Акт насилия вызовет у них возмущение и ответную реакцию.
Ночью, уже в который раз, Драко вернулся в стертый с лица земли Аксандар-Сити…
Гвардейцы-Вороны в черных доспехах тщательно прочесывали дымящиеся руины. Они держали болтеры наготове, расстреливая все, что двигалось. У многих имелись энергомечи и вибропилы.
Шевелиться мог только враг. Но сопротивление прислужников Хаоса больше походило на самоубийственные выходки камикадзе. Кошмар, как паутина, опутывал разрушенный город.
Выпрыгивающие из развалин твари вызывали тошноту. Еще большее отвращение охватывало при виде демонитов.
Узкая грудь. Толстые, как тумбы, ноги. Зеленые, неестественно выпученные глаза. Белая шерсть. Бритвенно острые когти и острый хвост с ядовитым жалом.
Нападение безобразных уродов ошеломило верных десантников, вызвало у них головокружение и тошноту. Все новые и новые демониты, манифестация порочной похоти Хаоса, материализовались на поле битвы.
Вместе с капитаном Воронов Джак осматривал руины. Глаза Драко налились кровью, он не спал уже больше пятидесяти часов. Город был полностью разрушен, нанесенный ущерб неизмерим. Многими евнухами завладели демоны. Лишившийся собственности человек становится совершенно беззащитным, как бы голым, представляет собой легкую добычу для сил зла.
Капитан осмотрел руны на броне убитого десантника Хаоса.
— «Сына Магнуса»! — горько воскликнул он. Прежде он не встречался лицом к лицу с десантниками-отступниками. — Как эти сволочи могут называть себя так! Наш Император не защитил безвинных! — Он затравленно прошептал: — Демоны процветают… Боже, какие отвратительные существа!
Могучий, натренированный воин был на грани срыва. Почетные значки на черных, как ночь, доспехах свидетельствовали о прошлых героических подвигах. Наплечник капитана обгорел, штандарт превратился в рваный лоскут.
— Мы победим, — снова и снова повторял капитан. — Обязательно победим.
Иначе и его медали, и знаки отличия его соратников станут трофеями врагов, а из тел погибших медики Хаоса извлекут железы и органы — основу для сильнодействующих наркотиков.
Из полуразрушенной беседки выскочил визжащий демонит…
Капеллан Хаоса!
На его доспехах мужские и женские руны, посвященные Слаанешу, перемежались с непристойными значками гермафродитов. Броня неестественно светилась, излучая вредоносную энергию. Вибропила в руках одержимого капеллана жужжала, предвкушая мучительные страдания скорой жертвы. Враг выстрелил из болтера в капитана Воронов. Заряд пронзил украшенную мозаикой стену, со свистом вылетел с другой стороны и взорвался в воздухе.
Рядом с капелланом материализовались еще два демонита. Выстрелы капитана Воронов не достигли цели. Излучение ворп-мира отразили заряды.
Вложив всю свою волю в молитву, Джак направил на врагов черный силовой жезл. Небольшое, но мощное устройство позволяло создать сразу несколько энергетических петель.
— Изыди в искаженное пространство! — призвал Драко.
Из жезла вылетел клубок голубоватых энергетических нитей, развернувшихся в воздухе.
Демонит, опутанный пульсирующей сетью, сжался в комок, где перемешались ноги, хвост, оскаленная пасть. Визжащий шар сморщился, и к ногам Джака подкатилась горошина, которую он раздавил каблуком.
Не пробил защитную броню капеллана и второй выстрел капитана Воронов. Размахивая пилой, исчадие Хаоса ринулось в атаку, желая расчленить противника в ближнем бою.
Джак поднял жезл. Достаточно ли мощным окажется заряд? Он сосредоточил всю свою волю, взывая к Императору.
В воздухе просвистела голубая петля. Оранжевый свет, похожий на ореол вокруг входящего в атмосферу звездолета, окружил капеллана.
Золотое зарево сгущалось. Доспехи отступника лишились колдовских чар.
Капитан Воронов выстрелил.
ТРА-ТА-ТА, БУМ.
ТРА-ТА-ТА, БУМ.
БУМ, БУМ…
Заряды вонзились в цель и взорвались.
Капеллан упал на одно колено. Опустив жезл, Джак выхватил болтер и к двум выстрелам капитана добавил еще один.
В нагрудной пластине отступника зияла огромная дыра. Алая кровь хлестала из поврежденной артерии. Сворачиваясь, она густела до состояния желе, из тела убитого словно вырастали полипы. Пила выпала из руки врага.
— Мы победим! — поклялся капитан десантников.
Джак вскочил, не понимая, где он. Ночь, темная, как доспехи Воронов, навалилась на него.
Ах, да… Шандабар. Сабурлоб.
Далеко и во времени, и в пространстве от Аскандар-Сити. Гвардейцы-Вороны тогда отразили нападение «Сынов Магнуса», выбили силы Хаоса из города и с планеты. Дорогой ценой.
Победа всегда достается тяжело.
Смерть и потери неизбежны в славной борьбе за справедливость. На войне, как на войне. Но те, кто выжил после битвы на Аскандаре, легко могли представить себе вселенский ужас, Армагеддон — это миллионы АскандарСитц, одновременно подожженные Хаосом. Резня, насилие, анархия и мутация. Гибель всех галактик.
Закрыв глаза, Джак задумался о «Детях Магнуса», оловянных солдатиках Слаанеша. Чудовищная фальсификация.
Но вот существуют ли Сыновья Императора. Настоящие, биологические, бессмертные Его Сыновья?
ГЛАВА 7. ОРГИЯ
Рубин должным образом подействовал на братьев Шутурбан. Слухи о происшествии в храме уже разнеслись по городу, но деталей никто не знал. Утром ворота Оксиденса остались заперты, паломники напрасно толпились у входа. Молва утверждала, что злоумышленники, проникшие в дом божий через крышу, застрелили двух священнослужителей.
Очевидно, кто-то из нищих, побиравшихся на площади, не поленился сходить на другой конец города и сообщить новости братьям. Информатор Шутурбанов видел человека в длинном плаще, убегающего от храма, а чуть позже проследил за гигантом и карликом, также поспешно покидавшими площадь…
Воровка Ракел интересуется имперским Судом? Она понимает, как это опасно? План здания достать можно, деньги развязывают языки лучше всякой пытки. Однако Чор Шутурбан заявил, что передаст информацию лично таинственному повелителю Ракел, чье существование отрицать было глупо. Болтливые языки поговаривают, что Ракел в спешке покинула свою прежнюю квартиру в сопровождении огромного раба. Главарям бандитов хотелось встретиться с новой фигурой преступного мира Шандабара.
Встречу назначили на нейтральной территории. Заказчики хотели узнать о нелегальных культах, не так ли? Так вот, через неделю патрон Ракел и она сама приглашаются на забавную церемонию в районе Махаббат.
Чор заверил девушку, что сексуальные контакты во время шабаша не обязательны, но возможны. При наличии желания. Гигант и карлик тоже могут придти.
— Чор Шутурбан надеется внести смятение в наши души, — сказал Джак. — Надеется, что мы совершим оплошность.
А не сам ли Тайный Инквизитор желает расстроить свой разум, отдаться во власть безумию?
— Моя душа неподвластна искушениям, — заявил Леке. Теперь у него есть драгоценная реликвия. Он уже начал подготовку к резьбе, очистил и пропарафинил кость десантника. Во время работы д'Аркебуз молился Рогалу Дорну.
Гримм недовольно надулся:
— Я не желаю совать голову в петлю. Придумали: участвовать в оргии с проходимцами. Впрочем, если там найдутся хорошенькие лилипуточки…
Неделя тянулась томительно долго. Однако братьям Шутурбан требовалось время, чтобы добыть заказанную Ракел информацию. Каждый занимался своими делами.
По приказу Джака девушка похитила из коммерческого колледжа Саудигар гипношлем.
Особых талантов для этого не потребовалось.
Дискету с программой обучения имперготу, предназначенную для торговцев рыбой и фруктами, они выбросили.
Гримм купил в скобяной лавке набор инструментов и несколько зеркал. Леке из подручного материала соорудил прибор, позволяющий смотреть в ворп-глаз Азула Петрова опосредованно, а также выводить изображение на экран.
Для испытаний системы они наняли прокаженного, пообещав пятьдесят шекелей, необходимых тому для покупки чудодейственной мази в госпитале Хаким.
Проказа лишила несчастного всех ощущений, он не испытывал даже боли. Его умирающая плоть не почувствовала ничего.
Прокаженного отвели в подвал, надели ему на голову шлем с экраном в щитке. Испытуемому приказали просто смотреть и описывать то, что он видит.
— Черный шар, — ответил прокаженный. — Лежит в овальной чаше. На шаре вырезана руна…
— Продолжаешь смотреть в глубь шара.
С подопытным ничего не случилось и через десять минут созерцания. Ему завязали глаза и отвели к госпиталю Хаким, где и отпустили с миром и пятьюдесятью шекелями в онемевшей руке.
Из любопытства Гримм задержался у госпиталя. Через полчаса из дверей выбежал голый человек с единственным местом, прикрытым тряпкой. Вопя и стеная, он требовал воды, жаловался, что тело его горит. Видимо, концентрированная мазь подействовала на атрофировавшиеся нервы и разлагающиеся ткани.
Прокаженный катался в пыли, тщетно пытаясь остудить себя в уличной грязи.
Отложив на время бедренную кость, Леке взялся за гравировку глаза Азула. Лазерный скальпель казался игрушечным в ловких и проворных пальцах гиганта. Можно было залюбоваться мастерством резчика, который вычислял градусы и микроны без точных приборов, наносил тонкие штрихи, ориентируясь по экрану.
Д'Аркебуз решил поберечь свою нервную систему.
Для восстановления симметрии нужно было выгравировать руну на хрусталике. Символическое изображение служило проводником к Черной Библиотеке, возвращаться в которую больше незачем.
Но кое-кому хотелось найти дорогу к Перекрестку!
Прежде чем приступить к работе, Леке ради предосторожности скопировал руны на шкуру камелопарда. Если его ожидает неудача, то придется искать еще одного навигатора, который согласится нанести руны на хрусталик, пожертвовать частью спектра ворп-видения за способность безошибочно находить путь в сложных ходах Паутины.
Еще никто во вселенной не изготавливал монокль из ворп-глаза навигатора! Леке удалил несколько слоев сетчатки и нанес на твердый, как обсидиан, хрусталик сложный узор. Не уменьшится ли от этого магическая сила глаза?
Или квинтэссенция убивающей все живое энергии сосредоточена в хрусталике?
— Сомневаюсь, что нам удастся найти нашего добровольца-прокаженного, — задумчиво проговорил Гримм. — Вероятно, спасаясь от горячки, он бросился в воды Бихисти и утонул.
Но проверить прибор нужно на человеке, а не на примитивной обезьяне…
Карлик почесал голову и усмехнулся: — Мы могли бы прогуляться по городу и поискать неприятностей. Тот дурак, который на нас нападет, сам окажется виноват.
Приглашать на прогулку Лекса не имело смысла. Гигант отпугнет хулиганов.
Идея сквата всем понравилась. Как только стемнело, девушка, Джак и Гримм отправились в Беллигунг, район, где обитали низы шандабарского общества. Драко нес свое тайное оружие под одеждой.
Ракел надела голубое облегающее платье.
Она играла роль приманки для маньяка-насильника. Под руку с Джаком, она гордо вышагивала, как содержанка со своим сеньором. Гримм семенил на некотором расстоянии сзади.
Закопченные фабричные трущобы Беллигунга стали приютом для тысяч пролетариев.
Вокруг мастерских лепились бараки, где жили рабочие и их семьи. Здесь изготавливали запасные детали к машинам, деловито раскатывали металлические листы, резали проволоку на гвозди, составляли вонючие растворы для гальванизации. Каждый хозяин ревностно охранял свой клочок земли.
Из цехов доносились грохот, лязг, стук и шум, заглушавшие голоса. Приходилось кричать. Клубы дыма вырывались из открытых дверей. По узким улочкам сновали рабы и продавцы воды и шербета.
Любой прилично одетый человек, появившийся в этом гудящем муравейнике, неизбежно навлекал на себя неприятности.
Огромное красное солнце скрылось за горизонтом. Дышать было нечем. Промышленные выбросы и газовые облака привели к тому, что воздух в Беллигунге разогревался, словно район варился в большой кастрюле. Многие рабочие сняли «дунгрисы», обнажив блестящие от пота торсы.
За гуляющими немедленно увязалась четверка парней. Некоторое время они шли за Джаком и Ракел, наконец, решились обогнать парочку и преградить ей дорогу.
Двое грабителей вытащили из-за пазухи обрезы, двое других продемонстрировали мясницкие ножи. Сталь не выглядела бы столь устрашающе, если бы не красный пластик острых лезвий, по цвету напоминающий кровь. На одном из красных клинков извивалась зеленая змея, на втором был изображен зловещий зеленый глаз.
Глаз. Как символично. Гримм рассмеялся.
Похоже, с моноклем в кармане Тайный Инквизитор несколько поглупел.
— Уходите с дороги, — порекомендовал он хулиганам вежливо и непринужденно. — Остаетесь живыми.
— Ваш путь здесь заканчивается, сэр, — последовал ответ. — Вы отдаете деньги, а женщина идет с нами в Махаббат.
Бандит что-то жевал, сплевывая красную слюну в пыль.
— Остаетесь живыми, если уходите с дороги, — повторил Джак.
Второй бандит поиграл ножом.
— Ты слеп на оба глаза? — поинтересовался он.
Первому парню явно наскучил разговор. Он вскинул ружье и выстрелил Джаку в грудь.
Энергетическое поле ворп-глаза поглотило силу удара, сплюснутая пуля упала к ногам Драко.
Дав бандиту еще раз выстрелить, Джак достал лазерный пистолет. Поверженный противник упал на спину. Второго прикончил подкравшийся сзади Гримм. Парень с ножом бросился бежать и был застрелен. Остался последний — тот, с глазом на клинке.
— Не двигаешься! Иначе простреливаю твои ноги! Стать калекой в расцвете лет?
Парень бросил затравленный взгляд на Ракел. Его подмывало расправиться с разодетой в шелка спутницей богача. Из-за нее он потерял друзей.
— Бросаешь нож! — рявкнул Джак.
Бандит подчинился. Упав на колени, он принялся молить о пощаде.
Гримм пихнул паренька ногой, достал веревку и связал ему руки за спиной. Затем скват закрыл глаза, словно сам ожидал казни.
Джак опустился на корточки перед пленником, пристально разглядывая объект эксперимента. Тайный Инквизитор снял крышку с окуляра. Естественно, пленник тут же уставился на непонятную штуковину.
В животе парня булькнуло. Казалось, его душа вскипела в теле, воздух покинул легкие.
Глаза несчастного выкатились, покрылись красной паутинкой лопнувших сосудов. Лицо превратилось в маску. Худенькая фигурка забилась в конвульсиях.
Джак закрыл линзу и убрал монокль под одежду.
— Можешь открыть глаза, Гримм.
Скват поднял с земли пластиковый клинок и воткнул его по самую рукоятку в спину умирающего.
— Так его смерть выглядит более естественно, — Гримм кивнул на нескольких зевак, столпившихся на углу улицы.
Никто не преградил им дорогу. Джак, Ракел и Гримм покинули Беллигунг. Джак больше не держал девушку под руку, но она преданно шла рядом.
— Маг Тод Запасник, — прошептала Ракел.
— Тебе прекрасно известно, — резко оборвал ее Драко, — что мы видели действие ворпглаза навигатора. Это он убил парня.
— Просто хрусталик… — эхом откликнулась девушка. Она поежилась. — А если бы мне пришлось идти с этими грубиянами в Махаббат, что случилось бы? Они бы меня продали?
— Будь уверена, Мелинда, — заверил Джак, — если ты не сможешь защитить себя сама, я всегда приду тебе на помощь.
И только сейчас он понял, как назвал Ракел.
Лицо его исказила мука. Остаток пути прошел в молчании.
Для поездки в Махаббат Гримм нанял лимузин с шофером. Полицейские в дешевых серых бронежилетах бродили в толпе у домов развлечений, где помимо закусок и алкоголя предлагали также наркотики и девочек. Квартал пестрел разноцветными вывесками.
ПРИХОДИШЬ В МАХАББАТ, НАХОДИШЬ ВОСТОРГ!
ЧИСТЫЕ МАЛЬЧИКИ!
СОК РАДОСТИ — ПЯТЬДЕСЯТ ШЕКЕЛЕЙ ЗА БУТЫЛКУ!
ВЫИГРЫВАЕШЬ МИЛЛИОН!
ХОЧЕШЬ ОСОБЕННОГО? ИДИ К НАМ!
АНГЕЛЬСКИЕ ДЕВОЧКИ!
Загорелые, с пронзительными голубыми глазами вышибалы у дверей заведений казались братьями-близнецами. Черные волосы у всех собраны на затылке в узел, напоминающий бутон.
— Списанные бронежилеты полицейским пожертвовала имперская гвардия, — высказал догадку Гримм.
Сабурлоб имел тесные связи с армией Империи. Из лучших воинов планеты формировались специальные отряды для ведения боевых действий в холодных пустынях. Отслужив положенный срок, солдаты возвращались на родину. Отдел Военного Департамента, занимавшийся вербовкой добровольцев, располагался не в столице, а на северном континенте, где условия жизни были суровее, чем в Шандабаре, а жители выносливее.
Там же находились основные силы планетарной армии, которые Бадишах предпочитал держать вдали от столицы и дворца.
Для поддержания боеготовности войска вели непрерывную войну с воинственными племенами кочевников. Время от времени лучшие бойцы переводились в Гвардию.
Охранники злачных мест имели на вооружении парализаторы и лучевые автоматы. Они заученно улыбались клиентам. Получила дежурную улыбку и странная четверка, прибывшая в квартал в дорогом лимузине с затемненными стеклами. Скитания меж звездных систем приучили бывших гвардейцев к разного вида извращениям, и они равнодушно относились к «утонченным» забавам.
Здание с куполом, куда пригласили Ракел и ее патрона, называлось «Дом Экстаза». Толстый лысый лакей в ливрее провел посетителей в главный зал. Эротические голографии томно изгибали светящиеся тела между столиков. На сцене акробаты, женщины и мужчины извивались в экзотическом танце. В воздухе витал запах мускуса и пачулей.
Миновав зал, они прошли в номер-люкс «Чувственность», предназначенный для высокопоставленных гостей и частных вечеринок.
Пол апартаментов устилал розовый пушистый ковер, упругий и мягкий. Вдоль стен стояли низкие кушетки, похожие на роскошные женские груди. На этих бархатных грудях, развалясь, сидело около пятидесяти разодетых в яркие шелка искателей удовольствий, в основном, мужчины среднего возраста. Компанию развлекали несколько перезрелых красоток.
Нимфетка с обнаженной грудью и татуировкой на руках внесла поднос со спиртным. При каждом шаге ее бедра соблазнительно покачивались.
— Снимите, пожалуйста, обувь, сэры.
Леке расшнуровал сандалии. Как отличался роскошный притон сибаритов от спартанских келий крепости-монастыря, от траурного интерьера «Торментума Малорум»!
— Когда же я мыл ноги? — пробубнил Гримм, развязывая шнурки огромных ботинок.
— Вот и Шутурбаны, — объявила Ракел.
С мягкой кушетки поднялись двое мужчин, кучерявые брюнеты с густыми бровями, орлиными носами и искривленными в ухмылке тонкими губами, с графитовой полоской пижонских усиков.
— Чор поплотнее, — подсказала девушка. — И похитрее брата, — добавила она.
На правой щеке мужчины красовалась татуировка скачущего камелопарда. Щеку его вспыльчивого братца обезображивал небрежно заштопанный шрам.
— Расслабляетесь с нами, — пригласил Чор.
Четверо, все в одеждах из голубого шелка, устроились на полукруглом диване рядом с Шутурбанами. Джак отказался взять напиток у соблазнительной нимфетки. Леке ограничился невнятным мычанием. Гримм лишь рассеянно отмахнулся.
— Вы грабите храм Оксиденс, берете кость Ориенса, — бросил пробный камень Чор.
Джак невозмутимо кивнул на Лекса: — Это косточка для моего мастифа. Мы проверяем умения Ракел.
— Она меняется с тех пор, как мы знакомимся.
— Ее планета — родина изменяющих внешность.
— Она тоже это говорит.
Чор наклонился вперед.
— Ты маг перемен? Ракел спрашивает нас о приверженцах тайных культов.
— Где их находим?
— Это опасный секрет, сэр Тод.
— Прекрасный рубин, дорого стоит.
Джак машинально скользнул взглядом по щеке Мардала Шутурбана. В глазах младшего брата сверкнула искра ярости. Он решил, что хозяин Ракел сравнивает с рубином его шрам.
Остановив нимфетку, Мардал взял с подноса трубочку, вставил в нос и сделал глубокий вдох, втягивая в себя порошок.
— Я прихожу отдыхать, — буркнул он. — Снимает напряжение.
Чор и Джак перекинулись еще парой реплик. Каждый пытался выяснить намерения противника. Наконец, старший Шутурбан поднял палец с кольцом. На месте камня была прикреплена пластина величиной с шекель. Дискета с планом здания. Чору хотелось узнать больше, прежде чем он отдаст кольцо. Да и спешить ему некуда.
Дверь внезапно распахнулась. Томящиеся ожиданием сибариты встрепенулись. Слуга вкатил в комнату клетку на колесах.
Слепая женщина-мутант крепко вцепилась в прутья. Тело ее покрывала блестящая чешуя, а может ее просто одели в облегающий костюм из ткани, похожей на кожу змеи. Лицо женщины выглядело вполне человеческим, но ноги мутантки срослись от бедер. В змеином танце она извивалась и кружилась на месте. Казалось, что тело ее лишено позвоночника и костей. Глаза напоминали сваренный яичный белок.
— Ламия! Ламия! — восторженно загудели зрители.
Но почему она в клетке? Опасна? Или решетка выполняет функцию опоры?
Ламия гипнотизирующе раскачивалась из стороны в сторону. Мутантка возбуждала эротические фантазии в умах людей! Может, этот дар помог ей избежать казни, когда змеиное тело выползло на свет божий? Обольстив родителей, она сохранила свою жизнь…
По этой же причине уродку не убили ни соседи, ни священник, ни охотники за мутантами. Став постарше, она могла для развития врожденного дара пройти астропатический тренинг.
Вынужденная с самого рождения дурманить умы людей ради выживания, она не знала, что такое физическое наслаждение, но стала генератором мощнейшей энергии либидо.
— Ламия с вами! — крикнула женщиназмея тревожащим и волнующим голосом.
— Выпускайте свои тайные желания. Оголяйте нервы!
Да, эта уродица в клетке оказалась королевой психоделических проституток из «Дома Экстаза».
— Здесь и Бхати Бадишах, — сказал Чор, кивком показав на похотливого юношу с крупными серебряными серьгами в ушах. На кольцах болтались фигурки обнаженных гимнастов из синего минерала. — Один из племянников нашего лорда. Высшее общество, ничего не скажешь.
Оргия оказалась обычным разгулом извращенных богачей. Сам Драко справится с телепатическими притязаниями женщины-змеи, но вот Леке, Гримм и Ракел?
Сексуальное наваждение накатывало волной. Невидимые пальцы забирались зрителям под одежду, поглаживали эрогенные зоны. Монокль не помогал. Ласкающие руки фантазий не боялись глаза Азула. Откуда они знали, какие струны в душе затрагивать, какие нервные окончания стимулировать? Ну конечно, им доступно то, что знает сам Джак. Именно так его касалась Мелинда, искушенная в искусстве соблазнения гейша.
Может быть, его Дама Смерти безмолвно взывает к нему из могилы на языке, в котором нет слов, но есть приказы и чары? Неужели ее дух витает где-то рядом? И если отдаться ее объятиям, не станет ли возлюбленная ближе к жизни хоть на волосок?
Или сладострастные видения откроют дорогу демону похоти? Джак оказался свидетелем того, как Виталий Гугол сдался демону Слаанеша. «Дом Экстаза» — вполне подходящее место, чтобы стать одержимым. Подождать, пока страсть не начнет сочиться из каждой поры, стекать каплями, а потом добрести до зеркала, достать линзу-глаз и взглянуть на себя. Испуганный демон удерет обратно в ворп-пространство, а он, Джак Драко, станет Иллюмитатом.
Возможно ли это?
Пальцы-фантомы нежно и мучительно пробегали по телу Тайного Инквизитора. Он начал читать молитву на древнем языке основателей христианства:
Veni, Voluptas! Evo, oh appetitus con-curro lascive![69]
Никогда прежде Джак не позволял себе произносить эти слова. Молитва противоречила вере в божественное предназначение Императора и отвергала благочестие страданий, взывала к персонифицированной похоти.
Зрители, подавленные неземным оргазмом, стонали и охали. Пары впали в забытье и совокуплялись на полу. Джак понял, что женщиназмея инициировала и усиливала эротические фантазии своих поклонников. Решетка ограждала ее от потерявших над собой контроль мужчин и женщин. Если ей удастся выползти из клетки, демоны похоти обязательно появятся.
Они устремятся на сексуальные флюиды, как на маяк, заменят воображаемые образы на реальные.
Драко мобилизовал все свои силы, твердя провокационную молитву.
Ракел в исступлении стонала, охваченная бредовыми фантазиями.
Гримм тяжело дышал.
— Гриззл, Гриззл! — он вспоминал давно погибшую жену.
Леке хлестал себя по лицу левой рукой, монотонно и упрямо твердя имя Рогала Дорна.
Мардал Шутурбан хохотал и нес какую-то чушь. Чор, единственный, кроме Джака, не поддался наваждению.
Неожиданно Ламия вскричала:
— Один из вас не знал женщины с тех пор, как стал суперменом! Другой жаждет Леди Смерти!
Чор Шутурбан запомнил ее слова.
Аспекты Хаоса собрались у границы реальности. Они готовились проскочить туннель, вырваться из ворп-пространства и явиться во плоти. Во плоти Джака Драко? Или они приметили себе иную жертву?
Помутненное сознание пыталось оттащить Тайного Инквизитора от пропасти. Отбрасывая невидимые пальцы, Джак достал жезл. Слишком поздно.
Ламия забилась в угол клетки. Женщиназмея громко мяукала. Она одержима! Призванные Джаком силы Хаоса ворвались в водоворот психоэротической энергии Ламии.
Вздохи экстаза сменились криками боли, уже не нежные пальцы, а острые когти ласкали тела участников оргии.
Леке потряс Ракел, чтобы привести ее в чувство, затем несколько раз сильно ударил Гримма по лицу.
На телах любителей удовольствий появились кровавые царапины, следы невидимых когтей оказались вполне видимыми. Кровь капала на шелк и бархат.
На щеке Мардала Шутурбана пылал шрам.
Страсть переполняла его. В припадке безумия он вцепился в лицо Чора, вдавил пальцами глазные яблоки брата в череп. Чор закричал от боли, слишком обескураженный, чтобы сопротивляться. На губах Мардала выступила пена.
Впившись в губы брата страстным поцелуем, он надавил сильнее, проник в мозг.
Ламия трясла решетку, пританцовывая на уродливом мутантском хвосте.
Леке схватил Чора за руку, но ему не удалось снять кольцо. Не желая повредить дискету, он сунул дрожащий палец себе в рот и откусил его. Map дал в ярости хрипел, не отпуская голову умершего брата.
Подавив отвращение, Джак направил силовой жезл на клетку. Ослепительная вспышка осветила комнату. Ламию окружил искрящийся голубой ореол. Взрыв, направленный внутрь энергополя, поглотил женщину-змею и ее душу.
На стенах номера плясали тени. Джак выстрелил еще раз, но разряд оказался значительно слабее. Леке потащил обмякших, как марионетки, Ракел и Гримма к выходу.
В открытую дверь заглянула полуобнаженная нимфетка и, ахнув, застыла с разинутым ртом. Номер «Чувственность» с распростертыми на полу окровавленными телами походил на поле боя. Фосфоресцирующая тень обрушилась на служанку сверху. Она пронзительно закричала.
Следом за Лексом, поддерживающим вялых, апатичных Гримма и Ракел, Джак выскользнул из номера. Тени кинулись следом. Как мотыльки на пламя свечи, они налетели на голограммы голых девиц. Изображения изменились. Глаза красоток прищурились, затем вздулись и позеленели. Между пышных-ягодиц выросли извивающиеся хвосты.
Началась паника. Клиенты бросились врассыпную, вопя и переворачивая столы. Завыла аварийная сирена. В зал вбежали охранники. С криками «Ложись!» бывшие гвардейцы вступили в схватку с ожившими уродливыми голограммами. Джак и его спутники спрятались за мраморную статую обнаженной женщины. Пули и гранаты посыпались на посланцев Хаоса, вспарывая обивку стен, калеча посетителей.
Танцоры-акробаты давно сошли со сцены.
Зрителей волновало представление, разворачивающееся в зале.
В лимузине Леке выплюнул палец Чора изо рта. От водителя пассажиров отделял черный экран.
Ракел, наконец, обрела дар речи.
— Если Тод Запасник колдун, то я вижу Палец Славы, — заявила девушка.
— Я не колдун, — прорычал Джак.
Он укорял себя за то, что упустил возможность стать Иллюмитатом, дрогнул, когда Хаос возник перед ним так неожиданно и близко.
— Эй, дорогуша, а что такое Палец Славы? — заинтересовался Гримм.
— Палец человека, умершего плохой смертью, — ответила девушка. — Его нужно отрезать и засушить, читая молитвы. В минуту опасности, если его поджечь, он укажет путь и одновременно спрячет тебя от посторонних глаз.
— Настоящий пропуск в здание Суда, — съязвил Гримм.
— Предрассудки, — фыркнул Леке. Он сжал левый кулак и поднес к губам, шепча: — Бифф и Ереми, вы помогли мне, уберегли от скверны. Прославляю ваши имена и имя Примарха нашего Рогала Дорна…
— Это не суеверие, а пример практического колдовства, — возразил Джак.
— Есть только один Палец Славы, — убежденно отрезал Леке. — Это Колонна Славы на Земле, во дворце Императора.
Десантник имел в виду километровой высоты памятник из покореженных и пробитых доспехов, в котором покоились черепа всех погибших Имперских Кулаков.
— Где я теперь куплю себе новые ботинки, — заныл Гримм, с тоской глядя на голые ступни.
Обувь они оставили в гардеробе «Дама Экстаза».
Всех потрясло случившееся. Для поднятия духа Гримм решил приготовить изысканный ужин. К заливному из языков грокса предлагался местный джин и темное пиво.
Джак неодобрительно покосился на сквата, но Гримма поддержала Ракел. Настоящая Мелинда никогда не стала бы отравлять свое сознание алкоголем. Прочитав положенную молитву, Леке выпил стакан пива, но суперорганы десантника не позволили ему захмелеть.
К концу вечера Гримм порядочно набрался.
Судорожно икая, он бормотал:
— Ох, мои предки-ик… Я думал, настал мой смертный час. Ихк… ну, когда-нибудь он все равно придет…
— Ты разрушаешь свое тело, — осуждающе проворчал Леке.
Карлик поморщился:
— Твое тело — храм славы! Ихк… А мое — хлев. Ихк… Но вот что странно: во время войн храмы разрушают куда чаще, чем курятники.
Гримм поднял стакан.
— За тебя, Леке, и за твой храм! За Сыновей Императора, где бы они ни были… ихк… если они где-нибудь есть. И за потворствующих Иллюмитатов. За тебя, босс!
Неожиданно Джак выхватил у него стакан с пивом и осушил до дна. Затем глотнул джина прямо из бутылки. Он стремился притупить свои чувства. Глядя на лже-Мелинду, он терялся в догадках. Или у него двоится в глазах, или энергетическое поле карты сгущается вокруг девушки?
Он глухо приказал Ракел:
— Пойдем со мной.
Какой тайный обряд Джак совершил над Ракел? Когда она, дрожа, вернулась в столовую, на ней не было лица. Разгоряченный Джак выглядел напротив очень возбужденным.
Опьяневший Гримм спал, положив голову на стол. Леке невозмутимо полировал кость.
— Похоть или Перемены? — задал Джак риторический вопрос, передав гиганту почерневший палец, на котором уже не было кольца с дискетой.
— Итак, у нас есть Палец Славы. Путеводный факел для псевдо-Мелинды, чье тело доступно, но душа по-прежнему ускользает от меня. Похоже, я теряю разум без вмешательства Слаанеша или Тзинча…
Леке угрюмо продолжал полировать кость.
Наконец, он прервал затянувшееся молчание:
— Если ты не сумеешь очиститься, мой повелитель и Инквизитор, то, несмотря на все клятвы, я вынужден буду убить тебя.
Джак смахнул на пол пустую бутылку. Звон стекла не разбудил Гримма.
— Убив меня, — сказал Джак, — ты поступишь правильно. Но тогда погибнут все надежды…
— Все может случиться. Что ж, воспользуйся пальцем трупа, как считаешь нужным. Мои же пальцы отдают дань почтения священной кости.
Ракел молчала, растерянно переводя взгляд с одного на другого.
ГЛАВА 8. СУД
Джак нервничал. Они ждали Ракел в том самом складе, в котором прятались от арбитраторов. Лексу не составило труда взломать временный замок. Поток паломников схлынул, и в тупиковой улочке не было ни души.
Девушка проникла в здание Суда через выход коллектора, рискуя в любую минуту попасть в руки служителей закона.
У Драко защемило сердце. Он предал память Мелинды и верность капитана десантников, предал себя самого. Но под слоем грязи разве не осталась его душа чистой, стремящейся к свету? Достигнуть просвещенности можно лишь очистившись от наваждения.
Он вспомнил строчку из старой песни на диалекте креолов. Когда-то Джак принимал участие в чистке на их планете.
«Две мадонны — табу, Эх, Джонни Феделор!» «Эх, правоверный Джонни, любить двух девушек сразу запрещено!» — так переводились слова припева. Нельзя одновременно претендовать на настоящую Мелинду и ложную. Мечты об имитации отдаляют возвращение истинной гейши.
Подобные размышления — явный признак психоза.
Психоз может означать начало одержимости, — а одержимость — путь к просвещению.
— О чем задумался, босс? — спросил Гримм.
— Ничего важного.
— Что я слышу! — ухмыльнулся скват. — Может, прочтем короткую молитву? Или я спою старинную балладу?
— Если Ракел не вернется через час, — раздраженно пробормотал Джак, — то она либо погибла, либо ее поймали.
— Молитва сократит ожидание. Прочтем и отправимся восвояси. И не говори, что мы должны пойти в Суд выручать воровку. Ни за что! Храм совсем другое дело…
— Мне вспомнилась «Баллада о пирате», о жестоком флибустьере, который рыскал по галактике в поисках добычи…
Гримм яростно почесал босую ногу. Мастер, которому он заказал новые ботинки, пообещал сшить их только через неделю.
— Две мадонны — табу. Эх, Джонни Феделор? — прошептал Джак.
— Эх? Новое заклинание, босс? — заинтересовался скват.
Мурашки побежали по спине Тайного Инквизитора.
— Esurio quietis, Loquax![70] — приказал он. — Молчи, мне нужно медитировать.
— Мне тоже, — поддакнул Леке, осуждающе глядя на карлика.
Ракел вернулась только через два часа. Увидев девушку, Джак немного успокоился. С трепещущим сердцем он бросился к своей Мелинде, появившейся словно ниоткуда, как бы материализовавшейся из океана потерянных душ.
В левой руке она держала дымящийся сальный обрубок. Палец Чора Шутурбана — Палец Славы — догорел и потух.
— У меня получилось, — объявила Ракел, когда маскировка пропала.
Даже специальные органы десантника и обостренные чувства Джака не уловили момент ее появления. В правой руке девушка несла тяжелую сумку.
В черном трико, с загримированным лицом и двумя смертоносными перстнями на пальцах Ракел пробралась по коллектору в подземную тюрьму Суда. Отдаленные стоны заставили девушку затаиться. Из караульной доносился раскатистый смех. Слабый свет из приоткрытой двери не разгонял мрака.
Ракел проскользнула мимо караульной и поднялась по каменной лестнице на первый этаж. Поняв, что попала в лабиринт складских помещений, она направилась дальше.
В особняке Ракел часами изучала план многоэтажного здания. Если бы не тщательная подготовка, она безнадежно запуталась бы в лабиринте коридоров и переходов, потерялась бы, словно листок бумаги в огромном архиве.
Верхние этажи Суда освещались люминесцентными лампами, деятельность здесь была более оживленной. Чиновники изучали древние свитки, что-то писали, передавали документы курьерам. Хотя Суд на Сабурлобе учредили всего несколько десятилетий назад, здесь уже накопилось огромное количество бумаг. Так в колбе размножаются бактерии. Они не ведают, что творится за стеклянными стенками, но бурно перемещаются в пределах колбы.
Кибернетические слуги на колесиках развозили чиновникам еду и напитки, чистили ковровые дорожки. Вентиляторы под потолком напоминали бронзовых птеродактилей. Вдоль стен стояли стеллажи с разнообразным оружием, церемониальными хлыстами и булавами.
С каждым этажом становилось светлее.
Здесь черный костюм Ракел перестал служить маскировкой, и она вытащила Палец Славы. На кончике почерневшего обрубка затеплился слабый огонек. Девушка рискнула пройти по коридору, и никто ее не увидел.
Пока она искала архив, палец сгорел до средней фаланги. Неожиданно из-за угла появился арбитратор, вооруженный лазерным ружьем. В зеркальном шлеме стража закона отразилось пламя магического пальца. Озадаченный арбитратор остановился. Он никого не видел перед собой, но то ли какие-то физические законы поляризации, то ли интуиция подсказали ему, что происходит нечто странное.
— Кто здесь? — прозвучал требовательный оклик на стандартном готическом с едва уловимым акцентом. Арбитратор покачал головой, отгоняя наваждение.
— Корво, ты где? — вновь позвал он. — Похоже, в моем шлеме неполадки.
Коллега, видимо, был далеко и не слышал, что к нему обращаются.
Арбитратор закинул ружье за спину и снял шлем, открыв морщинистое лицо. В ноздрях — тампоны, очевидно, фильтры. Пронзительные глаза смотрели прямо на Ракел.
Казалось, ее легкие сейчас взорвутся от недостатка кислорода. Рефлекторно девушка сделала вдох и выдох. Легкое движение воздуха насторожило охранника и он вскинул ружье.
Ракел согнула палец. На этот раз она ничего не перепутала. Отравленная игла впилась в щеку мужчины, он пошатнулся и стал оседать на пол.
Ракел прыгнула вперед и поймала выпавшее ружье. Арбитратор повис на ней. Палец Славы от резкого движения погас. Перед угасающими глазами стража закона возникла черная фигура, склонившаяся над ним словно хищный зверь над жертвой.
Тело арбитратора содрогнулось в агонии, шлем выскользнул из немеющей руки. Ракел оттащила труп в одну из кладовок, сняла с него униформу и переоделась, на голову нахлобучила зеркальный шлем. Сунув полусгоревший палец в карман, девушка отправилась дальше.
Хранилище дискет находилось на одном этаже с залами заседаний. Шагая по украшенному причудливой мозаикой вестибюлю, Ракел присмотрелась и поняла, что перед ней выдержки из законов, выполненные готическим шрифтом.
Массивная дверь хранилища была открыта.
Внутри помещения горел свет. В маленькой комнате не оказалось ни стеллажей, ни шкафов, ни полок. В центре на вращающейся подставке стояла картотека с дискетами.
Разодетый в шелка клерк листал каталог.
Его длинные, тонкие руки, похожие на клешни краба, методично переворачивали страницу за страницей. Рядом со скучающим видом стоял дородный судья в пышной сутане, отделанной мехом горностая. Круглые очки в серебряной оправе придавали его холодным глазам стальной блеск. Тройной подбородок свисал на дорогие меха. Голова чиновника, увенчанная черным тюрбаном, напоминала вершину остывшего вулкана. Поигрывая жезлом, на конце которого искрило энергетическое поле, он ждал, пока ему выдадут затребованную дискету.
Увидев вошедшего в хранилище арбитратора, судья улыбнулся, подмигнув своему отражению в зеркальном щитке шлема.
— А, Кастор, ты быстро явился вызов…
Ракел почтительно склонила голову.
— Поторопись, Дрорк, — судья повернулся к клерку. — Что ты копаешься?
— Все в порядке, мой лорд, — залепетал скелет по имени Дрорк. — Насколько мне известно, эту дискету не запрашивали ни разу за все время моей службы. Возможно, мой предшественник перепутал ячейки…
— Я затребовал дискету с инопланетными языками, — объяснил судья лже-Кастору. — И у меня есть хорошая новость: я, наконец, нашел возможность назначить тебя маршалом, мой верный друг.
Очевидно, между судьей и арбитратором существовало взаимопонимание и доверительные отношения.
Ракел склонила голову еще ниже. Только бы не пришлось выражать благодарность!
Выключив энергетическое поле, судья задумчиво помассировал кончиком жезла огромный подбородок.
— Я ценю твою немногословность, Кастор. Для тебя есть задание. Вчера я получил бюллетень от Астропата с Леккербека. На планете высадились несколько инопланетян в странных одеждах, представители расы элдаров, которые утверждали, что они — бродячие циркачи. Во время стычки с местными представителями закона двое из них погибли, а третий скрылся.
— Собери небольшую группу, возьми парутройку достойных ребят. Если элдары нанесут визит на Сабурлоб, я хочу, чтобы ты и твои люди арестовали и допросили инопланетян на их языке.
— А, вот она! — воскликнул Дрорк. — Вот дискета.
Клерк держал в руке кружочек размером с монету.
— Возьми ее и подготовься, Кастор.
Ракел вновь склонила голову, приняла диск из рук Дрорка и спрятала в карман.
Интересно, а если появится настоящий Кастор? Инквизитор говорил, что ей пора действовать как настоящий ниндзя, а не только как вор.
Не начать ли в Суде?
Сановник продолжал наставления, потирая подбородок дезактивированным жезлом: — Если удача не отвернется от нас, то скоро я приобрету доминирующую власть среди моих коллег. Скажи-ка мне, маршал Кастор…
Сказать? Это требование не выполнимо! Не раздумывая, Ракел вскинула ружье и выстрелила в брюхо толстяку. Жезл со звоном упал на мраморный пол.
Второй выстрел швырнул Дрорка на картотеку дискет.
— Ваша Честь! — прозвучал голос из коридора.
Должно быть, это настоящий Кастор. Пристрелить и его? Наверняка, шум насторожил арбитратора. Ракел отложила ружье. Вытащила огарок, щелкнула зажигалкой.
Кастор крался к хранилищу с лазерным ружьем наготове. Если проскользнуть мимо, арбитратор почувствует движение воздуха. Как он отреагирует?
— Ваша Честь! — снова услышала Ракел.
Она медленно продвигалась вдоль стены.
Сейчас Кастор войдет в хранилище и увидит убитых судью и клерка. Скорее всего, арбитратор решит, что убийство — дело рук соперника погибшего, одного из его коллег. Никто не расскажет об элдарах.
Ракел остановилась и потушила свой волшебный факел. От пальца Чора осталась одна фаланга. Маскируясь под спешащего по делам арбитратора, она беспрепятственно спустилась в подземную тюрьму, где скинула униформу и осталась в своем костюме.
Ракел решила сохранить хоть маленькую часть Пальца Славы. Вот уж удивятся спесивый Инквизитор, гигант и карлик. Они должны уважать ее. Только так у нее появится гарантия дожить до преклонных лет. Только так Драко признает ее достойной заменой погибшей леди, воспалившей его душу, как ядовитая заноза.
— А что в сумке? — спросил Гримм. — Голова судьи?
— Нет, — ответила Ракел. — Но одного я убила. — Она открыла сумку. — Это я прихватила на обратном пути.
Обоймы к болтерам! Одна, две… пятнадцать! Зарядив «Мир Императора», «Милосердие Императора» и болтер Лекса, они могут развязать полномасштабную войну.
Д'Аркебуз благоговейно вытащил обойму и поцеловал ее, трепетно, как любимую женщину.
— Я правильно сделала? — спросила девушка. — Думаю, это собьет Суд с толку. Крадут дискету и реликвии Оксиденса.
Она перешла с готического на сабурлобский диалект, так как сильно устала после вылазки.
Поддавалась ли усталости настоящая Мелинда?
— Расскажи, все, что с тобой случилось, — попросил Джак. — Быстро и коротко, без подробностей.
Ракел поведала о судье, дискете и бюллетене Астропата.
— Молодец, — похвалил Джак. — Ты все сделала правильно. Когда вернемся, я восстановлю твои силы с помощью карты Таро.
— Элдарские жрецы настигают нас, босс, — огорченно произнес Гримм. — Если они прилетят сюда, было бы неплохо натравить на них Суд.
— Ты не понимаешь! — возразил Джак. — Если арлекины объявятся внезапно, мы будем знать наверняка, что на Сабурлобе есть вход в Паутину. Если они прилетят на пассажирском корабле, это докажет, что входа нет. Если появится элдарский корабль, значит вход расположен на астероиде или на спутнике одного из газовых гигантов системы.
Действительно, у древней расы элдаров не было навигаторов, способных провести корабль через искривленное пространство. От звезды к звезде они перемещались по Паутине, а внутри систем довольствовались межпланетными кораблями.
Конечно, маги элдаров могли изобрести навигационный ген и ввести его нескольким детям своей расы, однако Слаанеш не дремал.
Жестокое божество Хаоса жадно выискивало арлекинов. Для элдара войти в ворп-пространство равносильно самоубийству. Паутина являлась для них единственным способом путешествий меж звездами.
— Когда я выучу язык, — добавил Джак, — мне понадобится учитель, который покажет, как читаются руны.
— Мы посадим его в клетку и будем пытать, пока не добьемся согласия?
Гримм не забыл, как обошлись с ним Драко и Мелинда на борту «Торментум Малорум».
Скват вынужден был признаться, что имел связь с Зефро Карнелианом, который его одурачил. Джак и Мелинда в свою очередь тоже обманули карлика. Они блефовали, пугая Гримма пытками, рассчитывали — и не зря — на его воспаленное воображение.
Джак ответил:
— Я не раз говорил тебе, что физические пытки неэффективны. Существуют лучшие способы взять верх над элдарами — Какие же?
— Сначала нужно поймать их. И сделать это раньше, чем они поймают нас.
— Да, будет красный закат и красная ночь, — согласился Леке.
Всю последующую неделю Джак надевал на ночь гипношлем. Днем он то и дело повторял никому не понятные фразы.
— Нил анн ах клеасай, агус та ан йомад меаса аиге фейн.
Настоящая Мелинда смогла бы поддержать разговор. Упражнения превратились в монолог, обращенный к ее ушедшей душе.
Только однажды Драко перевел отрывистые слова:
— Нил анн ах клеасай… — он взглянул на до боли знакомое и в то же время чужое лицо Ракел и повторил на имперском готическом: — Обманщик слишком много должен держать в памяти. Это, — прокомментировал Инквизитор, — станет нашим девизом в борьбе с арлекинами.
Пока Джак изучал язык элдаров, Леке приступил к резьбе. Вместо герба ордена Кулаков, на время покинутого, он решил вырезать пейзаж планеты Хаоса, той, где видел демона, качающегося на серпе месяца.
Ракел случайно взглянула на неоконченную работу и разочарованно произнесла: — Нелепица и ужас!
Похоже, ей никогда не снились ночные кошмары.
— Нет, — ответил Леке. — Я изобразил все в точности так, как видел. Это реальность, вернее, нереальность, которая существует. Тебе не стоит смотреть. Те, кто способен воспроизвести в уме подобные сцены, заслуживают чистки ума.
— Чистка? — содрогнулась девушка. — Больше никогда не взгляну на твое произведение.
Она тут же покинула комнату.
И правильно. Кроме планеты Хаоса десантник собирался изобразить смерть Мелинды от копья амазонки с Феникса.
Устав от кропотливой работы, Леке вышел в сад, чтобы дать отдохнуть глазам. Гримм любовался огромным красным солнцем.
— Прекрасный денек, — начал разговор карлик. — С тех пор как мы прилетели, заметно потеплело. Ты не заметил?
Д'Аркебуз обращал мало внимания на погоду. Сейчас он с трудом отвлекся от своих мыслей и удивленно пожал плечами.
— И в то же время, — продолжил Гримм, — светило стало хм-м… как будто меньше размером. Не так ли?
Леке вспомнил, что говорилось по этому поводу в путеводителе.
— Красный цвет имеет внешняя оболочка звезды, растянувшаяся на сотни миллионов километров. Внутри ее скрыто горячее белое ядро, такое же маленькое, как ты.
Десантник усмехнулся.
— Я слышал, что радиационные выбросы белых карликов могут флуктуировать. Это зависит от химического состава звезды, — он сардонически взглянул на Гримма. — Карлики весьма непоседливы.
Коротышка-скват почесал лохматую голову.
— Может, мы попали в радиационный поток?
— Сплюнь! Кто знает, каков окажется верхний предел температуры?
— Только не надо меня пугать, верзила. На Сабурлобе живут миллионы людей. Тысячелетия уже живут.
— Для истории тысяча лет — секунда.
— Знаю, знаю!
— Даже слабое внешнее или внутреннее воздействие может дестабилизировать белый карлик. Например, отголоски ворп-шторма. Или корабль Хаоса, материализовавшийся вблизи звезды.
— Спасибо за утешение.
— Космос существует не для нашей выгоды, малявка. Так же, как собака живет не ради блох. Что бы ни думала сама блоха по этому поводу. Настоящий героизм — защищать реальность, служить Императору и славить Его имя.
— А ты, кстати, знаешь Его имя?
Леке предупреждающе приложил палец к губам.
— Никто не знает Его имени, — прозвучал резкий голос Джака. Он тоже вышел прогуляться в сад. — Вряд ли он сам знает его после тысячелетий трансцедентной боли и вселенской изнуренности.
— Бионн ан феар циалмар ина тост нцаир на юионн пиок ле ра айге, — процитировал он элдарскую фразу и скрылся среди деревьев.
ГЛАВА 9. ШУТ
Прошло несколько недель, и вот однажды Ракел принесла весть, что в районе Махаббат в театре Миракулорум дает представления трио удивительных артистов.
Двое акробатов в пестрых костюмах, цвет которых менялся каждую секунду, носили голографические маски с лицами людей. Маска третьего члена труппы изображала череп, оскаленный в жуткой ухмылке. Невероятно подвижный, в черном костюме с нарисованным скелетом, он единственный владел имперготом.
— Обычные люди, — заключила Ракел, — только очень высокие. Ноги, руки, голова — все на своих местах.
Экзотические артисты прибыли в Шандабар с караваном из города Бара Бандобаст. Жители столицы считали, что они выросли в одном из кочевых племен.
О циркачах девушка узнала от Мардала Шутурбана. Бандит еще не пришел в себя после смерти брата. Он не помнил подробностей ужасной гибели Чора и считал, что Тод Запасник с помощью колдовства спас себя, своих спутников, а заодно и Мардала.
Оказывается, приглашая их в «Дом Экстаза», бедняга Чор рассчитывал, что женщина-змея заползет в голову Запасника и выведает его мысли. Его планам не суждено было сбыться.
Мардал нервно бормотал, что очень недоволен своей внешностью. Ракел поняла, что он собирается предложить некий альянс ее могущественному патрону.
— О мой брат, мой бедный брат, — всхлипывал Мардал. — Мой мудрый брат!
Почему Ракел интересуют странные циркачи? Что задумал сэр Тод? Чор сразу понял бы, но Чор мертв.
Правда ли, что Ракел проникла в Суд? Его информаторы из касты мусорщиков, убирающих токсичный пепел, слышали, что погиб судья. Ракел может ничего не говорить, если не хочет. Ох, какая стоит жара. Пот льет ручьями.
В Шандабаре никогда так не пекло, разве что в греховных домах Махаббата. В Серой пустыне раскалился песок.
— О, мой брат! О, мой брат!
Ах, да… эти странные артисты. Мардал выполнит просьбу сэра Тода, проследит за ними.
— Безусловно, арлекины ищут похищенную книгу, — сказал Джак.
Услышав об инопланетянах, Ракел изумленно ахнула.
— В книге содержится много секретов, — объяснил Драко. — Она хранилась в Черной Библиотеке элдаров, которая спрятана в Паутине. Туда может проникнуть лишь Инквизитор. Это тайные знания, и тебе лучше держаться подальше.
— Знание — не благословение, а проклятие, — согласилась Ракел.
Арлекины провели перегруппировку в своих поредевших рядах и отправились обыскивать галактику, вычисляя наиболее вероятные места появления Драко.
Труппы артистов время от времени посещали планеты Империи, давали представления с танцами и пантомимой во время карнавалов.
Но на гастроли прибывали сотни инопланетян: артисты, костюмеры, операторы сцены и осветители. Три арлекина — это шпионы, которые ищут книгу.
На Сабурлобе они объявились в качестве бродячих циркачей. Местные судьи не успели узнать о бюллетене Астропата. Обычно элдары маскировались под людей, уроженцев далекой имперской колонии. Порой их инкогнито раскрывали, как это произошло на Леккербеке, и они становились жертвами жестоких судей и ревностных служителей церкви.
Арлекины появились из Серой пустыни, а не из космопорта. Джак отслужил мессу, радуясь тому, что вход в Паутину находится на планете. Леке и Гримм принялись строить планы захвата, рассчитывая использовать Мардала Шутурбана и его шайку.
Даже имея на вооружении три заряженных болтера и лазерные пистолеты, вступать в открытую схватку с тремя скоморохами, один из которых — Шут Смерти, — было безрассудно.
Правда, арлекины вряд ли решатся воспользоваться крупнокалиберными орудиями, например, сюрикен-пушкой или антигравитатором.
Утонченная чувствительность элдаров к психическим волнам очень опасна. Над густонаселенным Шандабаром витали обрывки эмоций и полуоформившихся образов. Арлекины постараются отыскать в этом шлаке драгоценный самородок.
Что ценного можно найти во всеобщем гвалте мыслей? Сомнения служителей Оксиденса… Священники выясняют, виноват ли храм Аустрал в краже бедренной кости десантника…
Загадочное убийство судьи…
Кровавое появление тварей Слаанеша в публичном доме, отпечатавшееся в памяти выживших…
Подобные странные события обязательно заинтересуют шпионов. Чувствительные элдары умеют искать иголку в стоге сена! Наверное, один Мардал Шутурбан воспоминаниями о пережитом ужасе наполнял целую улицу. И в его сознании страшные картины ассоциируются со зрительным образом конкретного человека, мага, владеющего огромным количеством драгоценных камней.
Над Шутурбаном необходимо создать защитную ауру, и как можно скорее. Либо убить его.
Уединенный особняк находился достаточно далеко от квартала Махаббат. Вряд ли элдары отследят ментальный след самого Драко. На всякий случай Джак надежно блокировал свои мысли. Капитан д'Аркебуз потерял десантный шлем с покрытием из псикуриума, но вряд ли телепат отыщет в его мыслях что-либо, кроме «О, Рогал Дорн!».
— Леке, — приказал Джак. — Ты должен, не переставая, читать мантру, чтобы закрыть себя от психического вторжения. Ты, Гримм, пой самую длинную балладу скватов. Ракел я сумею защитить от телепатического вторжения шпионов.
Девушка пролепетала что-то невнятное.
— Сейчас, Ракел, — продолжил Драко. — отправляйся к Шутурбану. Предупреди Мардала, что циркачи представляют угрозу его жизни, но я могу спасти его.
— Он убежден, что ты колдун, босс, — предупредил Гримм.
— Ну и пусть, — ответил Джак. — Возможно, что я им становлюсь. — Он изменился в лице. — Благодаря твоей помощи, верный скват, и в особенности, твоей, капитан д'Аркебуз.
Так Ракел впервые узнала, что гигант принадлежал к ордену космических десантников, более того — был офицером. Она непроизвольно вытянулась по струнке. Леке, салютуя, поднял сжатый кулак и стукнул босыми пятками друг о друга.
— Позвольте представиться, леди, — торжественно поклонился он псевдо-Мелинде. — Лександро д'Аркебуз, капитан ордена Имперских Кулаков. Имею честь охранять путешествующего инкогнито Тайного Инквизитора Джака Драко.
— Да-да, — пробормотала Ракел. — Все понятно.
Про себя она быстро прочитала оберегающую молитву. Сколько еще секретов ей придется узнать?
Джак наметил план действий:
— Мы должны встретиться с Мардалом Шутурбаном как можно дальше от квартала Махаббат.
— В Беллигунге? — предложил Гримм. — Теперь мы можем защитить себя еще кое-чем, кроме ворп-глаза.
— Зачем попусту тратить боеприпасы? — сурово оборвал коротышку Леке.
Итак, где же назначить встречу? В руинах Ориенса ютятся толпы нищих. Компания незнакомых людей непременно вызовет нездоровое любопытство. Да и Суд рядом.
Гримм сморщил в раздумье лоб.
— А не подойдет ли сапожная мастерская, где я заказал ботинки?
Он удовлетворенно рассмеялся, любуясь обновкой. Ботинки удобно сидели на ноге и по прочности не уступали старым.
— Кто додумается искать нас в рабочем квартале? Идеальное место для встречи. Только я предупрежу сапожника, чтобы поберег свою шкуру. Я ему благодарен.
Джак кивнул: — Пусть Шутурбан возьмет телохранителей, если боится.
Он повернулся к Ракел и вытащил карту «Ниндзя».
— Подойди ко мне, Мелинда. In nomine Imperatoris[71] я облекаю тебя своей защитой.
Среди колодок, молотков, швейных машин и кусков кожи очень странно выглядели автоматы, лазерные пистолеты и болтеры. Сапожная мастерская превратилась в оружейный склад, когда в назначенное время Джак и Мардал Шутурбан пришли на встречу, оба в сопровождении охраны.
Предупрежденный Гриммом, толстый лысый ремесленник, мистер Дукандар, вместе с женой и двумя сыновьями-подмастерьями, накануне отправился навестить родственников.
— Отдохни пару деньков, проветри мозги, — велел скват озадаченному хозяину мастерской, кладя ему в карман маленький мешочек.
— Мы встречаемся второй раз, — приветствовал Мардал Джака с угрюмой почтительностью. — Я слышу, моей жизни угрожает опасность?
— Самая непосредственная, — ответил Драко, — Враги прибывают на Сабурлоб. Циркачи — инопланетные психовоины.
Мардал выразительно стукнул кулаком по ладони.
— Да, уничтожаем их, — согласился Джак. — Но я требую: один остается в живых, и я допрашиваю его. Иначе смерть догоняет тебя, Мардал Шутурбан. Твои мысли скоро становятся известны инопланетянам. Запах того, что происходит в «Доме Экстаза», привлекает сайкеров, как гниющая падаль шакалов. С моей помощью ты защищаешься. Я читаю заклинания, затем мы нападаем. Тихо и быстро.
— Заклинания?
По обезображенной шрамом щеке Мардала стекла капелька пота.
— Я даю тебе психическую непроницаемость, выставляю ментальный экран, Мардал Шутурбан. Я произношу литании и создаю вокруг тебя защитную ауру.
Джак показал черный силовой жезл, аккумулирующий и усиливающий энергию мыслей.
Джак отвел Шутурбана в сторону. Сообщники бандита зароптали, и Гримму пришлось импровизировать на ходу: — О, босс способен отразить залп космического корабля. Жезл — это древнее оружие для отпугивания и подчинения демонических сил, они поступят к нам на службу…
Через полчаса Мардал Шутурбан вернулся к товарищам бледный и совершенно потрясенный. Обряд, совершенный Тайным Инквизитором, выбил его из колеи. Бандиты торопились, желая развлечься в одном из злачных мест Махаббата.
Вдруг снаружи донесся голос, усиленный громкоговорителем:
— Патруль Суда! Дом окружен. Все четверо сдаете оружие и выходите по одному. Руки за голову! Карлик в новых ботинках выходит первым!
— Ох, мои предки…
Джак требовательно взглянул на Мардала Шутурбана. Тот изобразил на лице непонимание и непричастность к происходящему. Похоже, искренние.
— Мирно сдаетесь для законного допроса детективу-арбитратору Штайнмюллеру!
Ботинки, ботинки… Роковое упущение.
Единственная в своем роде пара осталась в «Доме Экстаза». Кто-то доложил об этом в Суд.
Среди служащих борделя явно имелись тайные осведомители.
Факт номер один: карлик, потерявший ботинки, пришел с бородатым мужчиной и гигантом-рабом.
Факт номер два: странная троица не пострадала в результате беспорядков, следовательно, инициировала их.
Вывод: найти карлика и выяснить истинные обстоятельства дела. Следствие вести тайно, не оповещая широкую публику. Одним из мероприятий и стал обход всех городских сапожников.
Детектив-арбитратор Штайнмюллер немного опоздал. Когда его агенты добрались до мастерской Дукандара, Гримм уже забрал обновку.
Позже скват потребовал предоставить помещение для встречи, и либо сапожник проинформировал служителей закона, либо арбитраторы на всякий случай выставили рядом с домом сыщика.
Мастерскую окружили «зеркальными головами».
— Карлик выходит через десять секунд, за ним остальные трое, — прозвучал приказ. — Девять… Восемь…
Гримм клацнул затвором «Мира Императора», Джак достал «Милость Императора». Леке прицелился в дверь из болтера. Телохранители Шутурбана приготовили автоматы и лазерные ружья и стали возле окон. Мардал вытащил пистолет.
Арбитраторы ошиблись. Они думали, что внутри только четверо посетителей. Очевидно, Шутурбан с сообщниками прибыл в то время, когда шпион вызывал подмогу. На счет «ноль» оглушительный взрыв снес с петель входную дверь мастерской. Заклубился дым. С потолка посыпалась штукатурка. Часть стены рухнула вместе с дверью. Балки страдальчески заскрипели.
Для «вскрытия» мастерской арбитраторы применили мины направленного действия, а теперь готовили осколочные гранаты и клеевые путы для выбегающих.
— Спасаемся! — прокричал Леке людям Шутурбана, не забыв о настоящем времени местного диалекта. — Бежим, или поймают! Стреляем и бежим!
С боевым кличем он первым бросился в пелену пыли и дыма. Схватив за руку Ракел, Джак последовал за десантником. Гримм несся в арьергарде. После секундного замешательства Мардал подал знак своим телохранителям.
Пятеро арбитраторов в зеркальных шлемах выстроились полукольцом. Двое из них заряжали гранатометы, вставляли в длинные стволы черные цилиндрики, несущие смерть и разрушения.
ТРА-ТА-ТА бум ТРА-ТА-ТА.
ТРА-ТА-ТА бум ТРА-ТА-ТА ТРА-ТА-ТА, БУМ. БУМ.
Первое «ТАРАРАХ» разрывного снаряда, словно шипение огромного ящера или рычание псов ада, прозвучавшее из клубов дыма, вызвало растерянность в рядах арбитраторов. Еще взрыв. «БУМ». Брызнула кровь. Болтеры поддержал треск автоматов. Двое оставшихся в живых служителей закона выстрелили из лазерных ружей. Один из телохранителей Шутурбана упал, зажимая руками обугленную дыру в животе.
Никто из арбитраторов не выстрелил в Лекса. Наверное, гигант показался им мифическим героем, а не живым человеком. В карлика попасть трудно, а бородатый, похоже, прикрывается женщиной. Женщину нельзя убивать, она нужна для допроса. Здесь арбитраторы ошиблись второй раз.
«Мир Императора» и «Милость Императора» пропели «прощай» двум детективам.
Кто из них носил фамилию Штайнмюллер?
Но по аллее на помощь бежали три арбитратора. Завязалась перестрелка. Из-за угла выскочили еще двое. Луч лазера сверкнул в миллиметре над головой Гримма, опалив всклокоченные волосы сквата. Еще один сообщник Шутурбана вскрикнул и упал.
ТАР АР АХ бум ТРА-ТА-ТА.
ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА.
Автоматная очередь. Запах паленого мяса.
Перестрелка длилась секунд пятнадцать, не более. Но участникам событий показалось, что прошло десять часов. Все арбитраторы погибли. Леке быстро осмотрел неподвижные тела врагов, ища раненых. Там, где жизнь еще теплилась, он гасил ее. Суд не должен ничего узнать.
Бедный сапожник! Когда победители уйдут, на легкую добычу налетят нищие. Дармовые сапоги и ботинки достаются не каждый день.
Кожа, шила, нитки, гвозди тоже сгодятся. Вернувшись, семья найдет лишь голые полуобрушившиеся стены.
Леке опытным глазом осмотрел пустынную улочку. Не подсматривают ли в щелочку из окон соседи-шпионы? Не вызывает ли кто сбивающимся шепотом подкрепление?
— Убираемся отсюда! — крикнул он Шутурбану.
— В театр! — велел Джак.
Гримм на бегу подхватил лазерное ружье одного из арбитраторов, закинул за спину и пустился вдогонку.
Вся компания направилась в Театрум Миракулорум на улице Келма в квартале Махаббат.
Они походили на подвыпивших гуляк, спешащих на экзотическую вечеринку.
Мардал Шутурбан вызвал еще пятерых вооруженных обрезами и вибромечами сообщников. Маленький отряд насчитывал четырнадцать бойцов. Достаточно ли для сражения с тремя циркачами-арлекинами? Задача: убить двоих и захватить живым третьего. Уголовники не сомневались в удаче, особенно те, кто побывал в мастерской сапожника. Гибель наряда арбитраторов вдохновила их.
Элегантные зрители ночного шоу, разодетые в шелка и бархат, уже покидали театр и выходили из фойе на улицу Келма к поджидающим телохранителям и шоферам. Автомобили на дутых шинах и экипажи, запряженные камелопардами, перегородили мостовую. Запах духов смешивался с дымом дорогого табака, выхлопными газами и вонью от застоявшихся животных.
Торопливо марширующий отряд вооруженных людей выглядел продолжением спектакля.
Настала пора действовать в открытую. Пусть Суд призадумается, что привело на планету Тайного Инквизитора да еще в сопровождении космического десантника. Это заставит обленившихся законников поволноваться.
Они не выставляли оружие напоказ, но не заметить клинок вибромеча или ствол автомата мог только слепой. Впрочем, разве переживший чистку «генокрадов», атаку десантников и кровавый разгул пилигримов Шандабар удивишь этим? Временами смерть выступала разменной валютой, такой же, как шекель. Джак и трое его спутников приотстали, позволив Мардалу возглавить отряд.
Зрительный зал с высоким потолком-куполом быстро пустел. Расшитый блестками занавес закрывал сцену. Когда в дверях показались вооруженные люди, запоздавшие зрители юркнули под кресла.
— Сэр Джаду! — пронзительно закричал испуганный администратор.
Занавес поднялся, открывая взору красочные декорации. Из-за кулис торопился импрессарио труппы в фиолетовом бархатном костюме с аппликациями из серебряных звезд и комет. В руках он держал щегольскую шляпу с красным пером.
В воздухе над головой импрессарио колыхалось переливающееся марево. Лунообразное лицо Джаду раздвоилось. Голографический костюм арлекина-хамелеона слился с декорациями.
И вдруг по залу полетел рой сверкающих блесток.
Сюрикен-пистолет!
Один из подручных Мардала вскрикнул и упал, кровь залила его куртку. Вибромеч выпал из руки, на которой не хватало двух пальцев.
Крошечные блестки, кружащие над залом, оказались острыми дисками-лезвиями. Они вгрызались в плоть, перерезали артерии, распарывали внутренние органы и даже ломали кости.
Заговорили автоматы. Птица-импрессарио с пробитой грудью пошатнулся и словно потерял перья.
— ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА, — вступил болтер Лекса.
— ТРА-ТА-ТА, — хором пропели «Мир Императора» и «Милость Императора».
Разрывные заряды пробили дырки в занавесе, но один взорвался в теле инопланетянина.
Высокая, меняющая цвета, словно стекляшки в калейдоскопе, фигура стала расплываться.
Фальшивое лицо ужаснуло всех, кто на него смотрел.
— Чор! Нет… — закричал Мардал.
Ракел взвизгнула, ей привиделось что-то свое. Может, женщина-ниндзя, пришедшая расправиться с осмелившейся украсть ее облик воровкой?
Россыпь сюрикенов вторично сверкнула над зрительным залом. Дуэль с элдаром еще не закончилась. Лезвие рассекло бровь Лекса. Кровь десантника моментально свернулась.
ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА.
ТАРАРАХ бум ТРА-ТА-ТА.
Арлекин исполнил последний танец. Налетчики устремились за кулисы, мимо трупа, похожего на общипанную курицу.
Шута Смерти они нашли в синей гримерной. Костюм долговязого элдара украшали настоящие кости. Маска-череп в обрамлении пышного клоунского воротника напоминала диковинный цветок джунглей.
Первый человек, ворвавшийся в гримерную, был встречен «Поцелуем арлекина». Под мышкой Шут носил трубку с резервуаром, похожим на яйцо. Он выбросил руку вперед и сжал кулак.
Несчастный мучался недолго: затрясся, расплываясь в желе, и ушел в мир иной. Пораженный монопроводом, человек на глазах превратился в мешанину внутренних органов и обломки костей. Выскочив из трубки, тончайшая нить пронзила тело жертвы, развернулась во внутренностях, как хлыст, разрывая кишки, печень, легкие и сердце.
Выполнив смертоносную миссию, провод вернулся в трубку и туго свернулся в пружину. Он выпрыгнул вторично, целуя следующего вошедшего. Третьим «Поцелуй» поразил Мардала Шутурбана. Главарь бандитов пошатнулся и рухнул на пол, превратившись в кастрюлю с кровавым супом прежде, чем успел понять, что произошло.
Интуиция подсказала Гримму, что служители закона предпочитали не убивать преступников, а брать живыми. Отложив «Мир Императора», скват взял ружье арбитратора и несколько раз выстрелил в комнату. Внутри взорвались газовые гранаты.
Неосторожно вдохнув, Гримм закашлялся.
Глаза его заслезились. Джак толкнул Ракел в сторону. Подручные Мардала Шутурбана задыхались и чихали от просачивающегося из синей гримерной газа.
— Прекращаете огонь! — приказал Леке. — Убиваю любого, кто начинает стрелять!
Костюм Шута Смерти не предназначался для сражений, как доспехи элдарских Воинов Аспекта. Высокая фигура зашаталась и рухнула.
Леке собрался с духом и, прикрывая глаза, вбежал в гримерную, схватил Шута и вытащил в коридор. Тот слабо отбивался. Десантник вывернул арлекину руки, подоспевший Гримм вытащил из сумки веревку и связал запястья пленника за спиной сложным узлом. Любая попытка избавиться от пут только крепче затянет узел. Вторая веревка обвила лодыжки элдара.
— Этот наш, — прорычал Леке кашляющим бандитам. — Сами ищите третьего циркача и убиваете его!
Джак склонился над обезвреженным противником и по-элдарски прошептал: — У меня в руках ваша Книга Судьбы. Мы отведем тебя к ней, Шут.
Драко побоялся, что арлекин убьет себя.
Мардал Шутурбан умудрялся сохранять подобие дисциплины в рядах своих сообщников.
Теперь он мертв. Уголовники совершенно распоясались. Они хватали все, что попадалось им под руку, пропустив мимо ушей приказ найти третьего клоуна.
Леке взвалил плененного элдара на плечо, и группа Джака покинула Театрум Миракулорум.
Вдали завыли сирены. Арлекин не сопротивлялся, хотя вряд ли он мог рассчитывать на помощь собратьев. Если последний циркач и остался в живых, то, наверняка, сейчас мчится, загоняя камелопарда, в Серую пустыню, чтобы добраться до тайного входа в Паутину и исчезнуть с планеты.
Вернется ли шпион в сопровождении Воинов Аспекта? Или доложит магам, что миссия на Сабурлобе провалилась?
Шута Смерти отвели в подвал и заперли в клетке. Джак положил Книгу Судьбы на стол, так, чтобы эддар видел ее, но не мог дотянуться. Леке конфисковал у пленника «Поцелуй Смерти». Сломанное запястье арлекина распухло, но он стоически переносил боль.
Зато Шут отчаянно сопротивлялся, когда Леке снимал с него маску. Он извивался и сучил ногами, кусался и царапался. И все же десантник победил. Глазам людей предстало узкое, зловеще-красивое лицо с выступающими скулами и пронзительными раскосыми глазами бирюзового цвета.
Утром Джак принялся за расшифровку рун.
Несговорчивый Шут сломался, когда Драко вырвал из «Книги Рана Дандра» страницу и поджег ее той же зажигалкой, которой пользовалась Ракел.
Древний пергамент вспыхнул. Руны зашевелились, словно живые, и превратились в пепел.
Клубы дыма повисли в воздухе, словно магические символы стремились продлить свое существование.
Шут застонал, испытывая страдания куда более сильные, чем от физических пыток. Достояние его расы уничтожалось.
— Страницу за страницей, — поклялся Драко на элдарском. — Я сожгу всю книгу, Шут, а ты будешь смотреть. Последний лист я затолкаю тебе в глотку!
— Люди всегда так делают — уничтожают то, что не понимают.
— Вот именно. Поэтому я хочу научиться читать руны.
Шут горько рассмеялся:
— Ты мечтаешь постичь Великие Иерархические элдарские руны? У тебя есть десять лет и мозг, как у компьютера?
— В нашем распоряжении все время до Последней Битвы. А на свой ум я не жалуюсь!
Джак вырвал еще одну страницу. Пергамент жалобно скрипнул в его руке.
— Нет! — вскричал Шут. — Я согласен учить тебя!
Арлекина звали Марб'Алтор, что в переводе значило «скелет-шутник».
На следующий день Джак требовательно спросил:
— Марб'Алтор, где находится вход в Паутину?
Арлекин угрюмо молчал. Драко демонстративно вырвал еще одну страницу и предал ее огню. А ведь именно на ней могла быть предсказана его судьба!
— Ты безумец! — закричал Шут.
Инквизитор задул пламя и расправил обгоревшую страницу. Он нашел беспроигрышный способ воздействия на пленника.
— Вход расположен на востоке. На расстоянии дневного перехода от города Бара Бадонбаст есть горная гряда. Люди считают это место проклятым. Ветер заунывно гудит там в каньонах меж скал. На плато возвышаются шесть каменных грибов. Там находится вход.
— Ты лжешь, — бесстрастно обронил Джак и вновь поджег страницу.
Шут беспомощно взвыл. Похоже, он говорил правду.
— А теперь скажи, — приказал Драко, — кто установил каменные грибы?
— Ветер дует вокруг скал. Песок трется о камень. Маленькие песчинки поднимаются выше, чем большие. Нижняя часть глыб стирается быстрее, чем верхняя.
Джак задал следующий вопрос:
— Где находится цитадель Сыновей Императора?
— Я не знаю! — ответил Марб'Алтор. — Откуда я могу знать!
Шут оказался хорошим учителем. Он скрупулезно объяснял все тонкости орфографии и начертания рун элдарского языка. Возможно, он тянул время, надеясь, что помощь придет раньше, чем Джак сумеет прочитать предсказание.
Казалось, арлекин стоит перед альтернативой. Любой исход событий нежелателен. Или Тайный Инквизитор познает тайны Книги Судьбы и начнет претворять их в реальность, или же он уничтожит украденный фолиант. Элдары потеряют навсегда «Книгу Рана Дандра». И он, Марб'Алтор, станет причиной ее гибели.
Даже в подвале особняка чувствовалось, что воздух значительно потеплел. Снаружи стоял зной, не спасали даже плотные занавеси на окнах. Такого на Шандабаре не помнили даже старожилы.
— Очевидно, покой красного солнца что-то нарушило, оно сжимается, — задумался Леке.
Малообразованная Ракел удивилась: — Как может звезда уменьшаться и в то же время греть сильнее?
— Газ уплотняется и занимает меньший объем, — объяснил десантник.
Гримм вытер вспотевший лоб и насмешливо буркнул:
— В результате беглые преступники поджарятся, а «Книга Рана Дандра» сгорит.
— Вот именно, — подтвердил Леке.
— Марб'Алтор, — сурово вопросил Джак, — А ты что думаешь? Сабурлоб может сгореть?
Шут окинул людей презрительным взглядом жутких бирюзовых глаз:
— Ты начал опасную игру с силами Хаоса, Инквизитор, — прошипел он. — Я уловил флюиды развратной похоти. Основываясь на доктрине Транглам — некоторые называют ее Теорией Хаоса, — наши ясновидящие утверждают, что иногда ничтожное возмущение в ворп-мире приводит к катастрофическим последствиям.
Обстоятельства изменяются кардинально. Ночной мотылек, взмахнув крылышком, способен превратить в ничто половину вселенной. Если это верно для мотылька, то что говорить о тебе, Драко… Погода вызывает у меня опасения.
— Продолжим расшифровку рун, — оборвал рассуждения элдара Джак.
Разница атмосферного давления вызвала песчаную бурю в Серой Пустыне. Черный смерч закружил в воздухе, набирая скорость. В бешеную воронку не просачивался ни один солнечный луч. День стал похож на безлунную ночь.
ГЛАВА 10. ОТСТУПНИКИ
Огненно-рыжий князь демонов Магнус поднялся на сторожевую башню. Прислушиваясь к происходящему в реальном мире, он искал следы украденной у элдаров Книги Судьбы.
Ах, если бы завладеть текстом пророчеств!
Прочесть таинственные руны, скрывавшие от непосвященных грядущее! Магической волей Магнус исказит слова и поменяет будущее. Как возрадуется Тзинч! Как восславит Магнуса и его последователей!
Над скалистым утесом в мрачном небе потрескивали разряды ворп-энергии. Верхушку башни украшал огромный выпуклый глаз. Кристаллическая протоплазма ока пульсировала, улавливая сигналы из царства реальности, отмечая малейшие всплески психической активности.
Единственный глаз циклопа Магнуса располагался в центре лба. С рождения он был отмечен Хаосом. В прошлом один из благоверных космических десантников, отправившихся покорять галактику во славу Императора, он поддался искушению и возжелал тайной мудрости.
Тяга Магнуса к порочным знаниям привела его в ряды сторонников одержимого Горуса. Демоническая энергия совратила и возвысила его.
Единственным глазом князь демонов всмотрелся в телескопическую линзу. С восторгом он уловил отчаянные попытки ясновидящих отыскать в галактике «Книгу Рана Дандра», похищенную из Черной Библиотеки. Умозаключение Магнуса частично основывалось на телеперцепционном шпионаже, частично на интуитивных догадках.
Он послал на Ультве карательный отряд, чтобы отвлечь элдаров от гадания и дезориентировать их. При максимальной удаче нанести смертельный удар по умирающей планете, упрямо не желающей смириться с уготованной ей участью.
Вокруг Ультве витали магические заклинания — прелюдия колдовства. Книга Судьбы превратилась в навязчивую идею Магнуса, он уподобился самцу мускусной мухи, который чувствует самку за десять километров.
Где-то гадали на картах Таро, обращаясь к неистощимому на замыслы Тзинчу. К Богу Перемен взывал опытный сайкер… помешанный на «вспарывании» времени. Его душа в смятении, в ней бушует борьба между наивной преданностью и трагическим в своем идеализме стремлением принести во вселенную новый свет.
Сайкер должен выбрать между переменами или похотью. Какое клеймо он предпочтет?
Кому отдаст душу: Архитектору Судеб или Властелину Похоти? В какую сторону склонится чаша весов? Вопрос пока не решен. Магнус объяснил это тем, что душа сайкера бьется в агонии.
Слаанеш мог довести агонию до экстаза, а экстаз до агонии. Бог Извращенной похоти — основной соперник Тзинча за власть в космосе.
Магнус отправил несколько кораблей по следу сайкера.
Шандабар окутала мгла. Песок засыпал улицы. Жизнь в городе замерла. Из дома невозможно было выйти: пыль мгновенно забивала нос, рот, уши. Тысячи нищих и бездомных погибли от удушья. После окончания бури санитарным отрядам предстоит нелегкая работа.
Электростатические разряды от трения песчинок вызывали сильные головные боли, которые мучили всех: и Джака, и Ракел, и Гримма, и даже Лекса.
Драко сконцентрировался и попытался отогнать боль, однако психические силы не помогли. Сохранять логику мышления становилось все труднее. Не так ли начинается одержимость?
Размышляя над происходящим, Джак достал монокль с ворп-глазом Азула Петрова. За стенами особняка завывал черный ветер, отягощенный пылью и песком. Четверо обитателей старались держаться вместе, как будто дом бомбардировали не комья почвы, а пули и снаряды.
Всех охватило предчувствие надвигающейся опасности.
Демонические силы, которые вызывал Джак, чтобы затем изгнать, стремились прорвать границы реальности и поглотить его самого. Сколько нужно оставаться одержимым, прежде чем подойти к зеркалу и взглянуть на себя через ворп-глаз? Не пострадает ли при этом мнимая Мелинда?
Карта «Демон» вибрировала в негодовании, стремилась стереть изображение на карте «Ниндзя». Голова Джака раскалывалась, как и его душа.
Ракел застонала: — Ох, нет сил терпеть…
Мелинда никогда не жаловалась.
— Не трать энергию на разговоры о том, что больна! — прорычал Драко.
Настоящая Мелинда гордилась тем, что способна погибнуть ради истины. Ниндзя умели ограждать себя от мелочей. Если Ракел суждено потерять свое «я» и уступить тело душе Мелинды, то пусть тренируется.
Конечно, пока Джак понятия не имел, как добраться до Перекрестка Паутины. Обязательно ли испытание одержимостью для воскрешения гейшк. Или нет?
Как болит голова… Излучение и статические помехи мешают сосредоточиться.
Гримм сквозь зубы процедил:
— О, мои предки! Как же плохо. Интересно, как поживает Шут? Элдары — гиперчувствительные особы. Аи, как болит голова! Мои нервы натянуты, как кошачьи кишки на арфе. Скорей бы уж буря утихла. — Скват сжал руками виски.
— Босс, я схожу посмотрю на пленника. Может, в подвале мне полегчает. Ракел, пойдем со мной, голова перестанет болеть.
— Идите, — разрешил Джак.
Гримм осторожно спустился по каменным ступенькам. Ракел плелась следом.
Коротышка взялся за засов и тут же отдернул руку, вскрикнув:
— Черт побери, бьется током!
Шут сидел на матрасе, который велел принести Джак, и перебирал кости скелета. Элдар поднял руку в немом приветствии, зазвенели кандалы, по металлу пробежали голубые искорки.
Гримм передернул плечами:
— Ух, цепи тоже наэлектризовались.
— Что происходит? — спросил Марб'Алтор на прекрасном имперготе.
— Обычная буря. Песчинки трутся друг о друга, вызывают электрические разряды.
— Температура поднимается, — объявил Шут. — Солнце спалит эту планету. Останутся одни высохшие скелеты. Твой, мой, ее.
— Ничего подобного не было прежде!
— А теперь будет. Смерть пришла на Сабурлоб. Она поет отходную молитву.
— Хм… — Гримм не нашел, что ответить.
— Освободи меня, скват. Пойдем со мной в Паутину. Элдары дадут вам убежище.
— От кого? И потом, думаешь, мне понравится до конца дней чувствовать себя лилипутом среди твоих сородичей-гулливеров?
Шут кивнул на запертый, недосягаемый для него сундук:
— Мы отдадим тебе драгоценные камни с оклада. Это целое состояние! Твой хозяин — безумец! Эта планета сгорит. Я чувствую: демоны идут сюда. Джак Драко пожертвует вами, как пешками.
Гримм выпятил грудь:
— Я нужен боссу!
Ракел задрожала.
— А что ждет меня? — спросила она Гримма. — Только не ври!
— Не волнуйся. Впереди у тебя долгие годы преданной службы. Понятно?
В глазах девушки появились слезы.
— А ты помолчи, — рявкнул Гримм на Марб'Алтора. — Ты пугаешь даму.
Наверху раздался приглушенный хлопок, словно порыв ветра разбил окно и ворвался в дом. Нет, пожалуй, это нечто более серьезное.
— Воины Аспекта!
В словах сквата неприязнь совмещалась с явной долей уважения.
— Они явились вслед за бурей, используя ее как прикрытие. Унюхали твои гнилые кости, Шут.
Гримм вытащил «Мир Императора». Подкравшись к двери, он выглянул в коридор.
— Доставай оружие, девочка!
Ракел сняла с предохранителя лазерный пистолет. Пронзительные бирюзовые глаза Марб'Алтора призывали ее выстрелить в Гримма. Девушка покачала головой. Слишком рискованно. Лишившись психической энергии Джака и ауры карты, она рискует распасться на молекулы, превратиться в органическое желе.
— Это не арбитраторы, — прошептала Ракел. — В запыленных шлемах они ничего не увидят.
— Мы не сделаем ни шагу отсюда, пока не узнаем наверняка, что происходит. Только попробуй зачирикать, — повернулся Гримм к элдару, — и я всажу в тебя пол-обоймы!
Шут съежился в углу клетки.
— Демоны, — отрешенно прошептал он. — Демоны.
Неужели разум Джака перегорел от высокого напряжения?
— Нужно предупредить босса, — предложил Гримм.
Но ни он, ни Ракел не сделали ни шагу.
Разорвав железными кулаками черные портьеры, два десантника Хаоса вломились в особняк через окно. Вслед за ними в комнату ворвалась пыль. Вокруг фигур в угловатых доспехах, разукрашенных оскаленными звериными мордами, вспыхивали электроразряды.
— За Тзинча! — прозвучал боевой клич, заглушая свист и вой ветра.
Песок заставил Лекса и Джака закрыть глаза.
Не мучительные ли душевные поиски Джака привлекли эмиссаров зла? Но ведь он призывал демонов, а не предателей рода человеческого!
Пыль залепила глаза. Нужно открыть их.
Или довериться обостренным чувствам, как делают слепые Астропаты, безошибочно ориентирующиеся в окружающем мире?
Ворп-глаз сейчас бесполезен. Джак вытащил жезл, призвал анафему на силы разрушения и выпустил заряд в песчаную круговерть. Удар прикладом отбросил его к стене. Теряя сознание, Драко рухнул на мраморный пол.
Леке выстрелил по окну, но так и не узнал, попал ли в цель. Железная рука вцепилась в болтер. Если бы гигант не выпустил оружие, он расстался бы и со своими пальцами, как паук в руках хулигана-мальчишки.
Оба сердца десантника бешено колотились, в ноздри забился песок. Он вспомнил кошмарные туннели планеты Антро, где однажды попал в плен. В подземелье сектанты собирались принести жертву Тзинчу…
Жестокая сила влекла Лекса в центр смерча. Он не мог освободиться, не мог даже зарычать, иначе тут же задохнется.
Джак пришел в себя и поднялся на ноги.
Слабый свет пробивался сквозь пыль, очертания предметов едва проступали. Казалось, он смотрит в инфракрасные очки. Занавеска на разбитом окне трепетала, как крылья огромной бабочки. Буря утихала.
В двух шагах Джак увидел огромную кучу железных доспехов. Одного десантника Хаоса он все-таки убил. Драко выплюнул песок изо рта и вытер лицо полой туники. Навязчивый кашель не проходил — легкие очищались от грязи.
Усилием воли восстановив дыхание, Джак огляделся. Лекса нигде не было. На полу валялся болтер. Тайный Инквизитор сжал «Милость Императора» и прицелился в раскачивающиеся занавески.
Первое нападение десантников Хаоса они отразили. Джак увидел двоих прежде, чем пыль ослепила его. Возможно, их было больше. Они не стали обыскивать особняк. Ушли, оставив его в живых. Добычей отступников стал Леке.
— Гримм! — закричал Драко и снова закашлялся.
Скват не заставил себя ждать. С «Миром Императора» в руке коротышка вбежал в комнату, прикрывая лицо фуражкой. Ракел, чихая, появилась следом.
Ветер на улице ослабел. Небо прояснилось.
Но пыль осядет еще не скоро.
В ограде зияла огромная дыра, кустарник был смят угловатым кораблем с острыми стабилизаторами и клешнями. Стволы плазменной пушки угрожающе нацелились на особняк.
— Ого! — хмыкнул Гримм. — У нас объявились соседи. Думаю, что на Шандабаре плохо следят за расселением. — Он с опаской и любопытством оглядел мертвого десантника. Стуча зубами, скват спросил: — К-кто при-принес бброню для нашего в-верзилы?
— Отступники Хаоса, — коротко ответил Джак, стараясь вновь не наглотаться пыли. Он взглянул на Ракел, словно ждал от нее вопросов.
Близость нечестивых прислужников Хаоса шокировала. Казалось жутким и противоестественным их появление в самом центре Империи.
Ярость, смешанная с гордостью, охватила Джака, и он иступленно потряс кулаком.
— Силы зла пришли на зов. Увы, я ждал их в ином обличье.
Почему десантники Хаоса отступили? Логика искаженного мира не всегда согласуется с логикой простых смертных. Рыцари Зла пришли на призыв карты «Демон». Очевидно, они стремятся завладеть Книгой Судьбы.
Не жезл ли нарушил их планы? Один из налетчиков убит, а мысли остальных поджарились, сварились, как яйцо в скорлупе металлических доспехов. Воздействие электромагнитного поля усилил потенциал Драко.
Тайный Инквизитор горько усмехнулся: он без должного внимания отнесся к признанию Лекса. Когда-то десантник прикоснулся к мощи Тзинча. Должно быть, отступники учуяли запах прошлого. Д'Аркебуз вызвал их интерес. Если его совратить и подчинить, он станет орудием против бывших друзей!
А ведь Джак поклялся тогда Лексу, что с помощью жезла освободит его или в крайнем случае убьет.
Гримм прервал размышления босса:
— Ну, так что будем делать? Подождем следующего акта пьесы или смоемся с «Книгой Рана Дандра», а этим оставим Шута?
Джак не находил решения. Он должен выполнить обещание. Когда Леке вернется в извращенных доспехах Хаоса, нужно вырвать его из сетей зла. Но не окажется ли жертва напрасной?
Есть ли шанс сбежать вместе с книгой? Наверняка, любое их движение отслеживается радарами и сенсорными датчиками на борту корабля. Один выстрел плазменной пушки превратит в пепел и особняк, и все живое в округе.
— Вряд ли, босс, кто-нибудь из бдительных арбитраторов придет нам на помощь. Пора уносить ноги!
— Нет!
— Ты надеешься, что Судьи вышлют карательный отряд и возьмут корабль на абордаж? М-да, наши копченые тушки похоронят с почестями!
— Именно поэтому мы не можем уйти, — отмахнулся Джак. — Мы у них на крючке. Помощь арбитраторов оказалась бы очень кстати. До сих пор статус одиночки-отшельника помогал Драко, но на этот раз…
Джак пнул ногой мертвого десантника:
— Я должен побывать на корабле. Помоги мне надеть доспехи. Мы обманем отступников. Они примут меня за своего товарища, возвращающегося после вылазки…
— Это просто смешно, босс. У тебя нет дырок в спине, чтобы управлять системой и контролировать энергию. Если ты помнишь, даже Леке еле передвигался под тяжестью доспехов, когда у него кончалась энергия.
— Эти более легкие, сделаны из титана.
— А мне кажется, что из стали.
— Я постараюсь справиться. Если я буду идти медленно и с остановками, отступники подумают, что я тяжело ранен. Ненависть придаст мне силы. Ненависть и молитва…
— О, мои предки! К сожалению, у нас нет выбора. Плазменная пушка — вещь серьезная.
Гримм опустился на корточки рядом с мертвым десантником, отстегнул шлем и снял его с головы отступника. Лицо мертвеца походило на акулью морду, такое же жестокое и грубое, с татуировкой вокруг рта. Кровавая пена стекала по подбородку.
— Помоги мне, Ракел.
Вдвоем они сняли наплечники, затем нагрудный щиток, паховую раковину и наколенники. Время шло. Пыль медленно оседала.
— Босс, тебе повезло: у него нет отверстий в спине. Доспехи держатся на присосках… Ну, прямо как вставная челюсть.
— Демонизм! — с парадоксальной радостью вскричал Джак. Его молитвы услышаны. — Доспехи магически синхронизируются с тем, кто их надевает!
Слова слетали с его губ, как пули из автомата.
Конечности мертвого отступника покрывала рыбья чешуя. Десантник проходил стадию метаморфоз.
С помощью Гримма и Ракел Джак облачился в подвластные магии Тзинча доспехи. Глаз Азула он оставил при себе.
Пыль осела, видимость стала четче, корабль Хаоса — еще омерзительнее. Голопроекторы формировали ложный корпус, создавали камуфляж, если только демоническая сила не научилась манипулировать самой материей, придавать ей непрерывно изменяющуюся конфигурацию.
Корабль изменил форму. Теперь он походил на особняк. Единственная деталь, которая могла бы удивить случайного прохожего, — это сломанная ограда.
Интересно, обратили ли внимание соседи из близлежащих домов на странный феномен, возникший из бури? Чего доброго, они решат, что колдун Тод Запасник решил расширить свои владения за счет чужой территории. Не вызвана ли им буря специально для прикрытия захватнических намерений?
Джак вспотел. Жара, страх и нетерпеливое ожидание сыграли свою роль. Сконцентрировавшись на молитве, он слился со сверхъестественными доспехами, подчинил их своей воле.
— О, священные предки!
Крик вырвался у Гримма, когда угловатый панцирь начал трансформироваться. Как корабль Хаоса перестал выглядеть кораблем, так Джак превратился в голографическую или демоническую иллюзию. Доспехи изменили цвет, из ярко-зеленых стали огненно-красными, затем болезненно-синими. Боевой штандарт над шлемом раскрылся как крыло летучей мыши.
На наколенниках засверкала золотистая свастика. Жук-скарабей на паховой раковине шевельнулся.
Джак ничего не замечал. Не отрывая взгляда от Ракел, он шагнул вперед.
— Отвернись! — приказал он. — На улицу не выходи. Тебе нельзя!
В памяти всплыло воспоминание: привал в закоулке паутины, спящая Мелинда, еще живые десантники… Где-то впереди затаилась амазонка со смертоносным копьем. Сейчас еще можно изменить судьбу гейши. Ее душа вернется… куда? Джак утратил способность четко мыслить. Разум уснул, убаюканный Хаосом.
Из мысленной неразберихи выплыло утонченное лицо, смутное, едва различимое. В душе прозвучало имя: Ольвия. Они полюбили друг друга во время полета на Землю. Черный корабль нес сотни юных сайкеров, юношей и девушек, предназначенных в жертву Императору.
Лишь немногие выжили, стали Астропатами или Инквизиторами. Увы, Ольвии не повезло. Она умерла. Умерла и Мелинда.
Потери, потери. Боль сердца и страдания души.
Джак требовательно повторил: — Отвернись! Клянусь Ольвией, тебе нельзя! Уходи!
Часть сознания, которая запуталась в Паутине, с отвращением зарычала:
— Ego te exorcize![72]
Мощная сила выбросила Джака в реальность. Уголок Паутины сжался в точку и исчез.
Но лицо Мелинды осталось!
Ах, нет. Ракел.
— Босс, ты очнулся?
— Очнулся? Ты о чем? — удивился Джак.
— Ты простоял два часа как памятник, или как заколдованный болван.
Да, Хаос опутал его. Время там течет по-другому.
— Два часа, — повторил Гримм.
— Сколько? — не поверил Драко.
Карлик повторил. И добавил:
— Если бы не моя легендарная честность, я давно бы уже склеил ноги.
— И если бы не плазменная пушка! — напомнила Ракел.
— Что с тобой было, босс?
— Не имеет значения.
Если бы только он смог вызвать душу Мелинды и перенести ее сюда! Видение, вызванное Хаосом, оказалось бесплодным.
— В доспехах вы похожи на благородного рыцаря, — восторженно проговорила Ракел.
— Да, уж, — хмыкнул Гримм. — Черепа на коленях, скарабей в паху. Тобой нельзя не восхищаться. Отступники ни за что не поверили бы, что ты — один из них! Даже к лучшему, что ты не смог идти.
Неужели доспехи проецировали его внутреннюю иллюзию? Это значит, что, несмотря на призыв демонов и на патологическую привязанность к умершей Мелинде, в нем еще остались честь и чистота. Коснулся ли его луч света, когда он облачился в броню? И не является ли это началом рождения Ньюмена?
Или Джак стал просвещенным Иллюмитатом без вмешательства демонов? Отдал ли он душу груде металла и очистил ли себя?
— Я иду на корабль, — прорычал Драко. — Дай мне жезл, Гримм.
— О, мои предки! — ахнул скват. — Ты опоздал.
К особняку, пошатываясь, шел Леке. На лице гиганта играла идиотская улыбка.
ГЛАВА 11. ТЗИНЧ
Самые страшные кошмары Лекса стали реальностью.
В подземельях Антро Терминаторы-Библиарии спасли д'Аркебуза и его друзей, приготовленных в жертву Тзинчу. Сегодня помощи ждать неоткуда.
Совращенные злом десантники, восставшие против Императора десять тысяч лет назад, забыли о своем человеческом происхождении. Их заблудшие души попали под влияние демонических сил, получив в награду бессмертие и могущество.
Отступники постарались превратить его в себе подобного. Предметы внутри корабля Хаоса непрерывно искривлялись и меняли очертания. Дьявольская мозаика украшала стены. Леке почувствовал головокружение. Орнамент словно впивался в мозги. Дымились едкие благовония, в воздухе витал запах серы.
Двое мучителей уложили гиганта на металлический стол, удерживая за запястья и лодыжки. Как больного ребенка, его легко перевернули, с помощью зондов изучая отверстия в спине.
Сколько пленников, раненых десантников и обманутых сайкеров лежало на этом столе?
Сколько из них сошло с ума, стало рабами, беспрекословно выполняющими кощунственные приказы магов?
Леке услышал сухое покашливание и открыл глаза. Отщепенцы внимательно разглядывали плененную жертву.
Он, Имперский Кулак, обязан скрыть свою принадлежность к славному ордену. Знакома ли отступникам татуировка на его щеке? Что же делать? В теле десантников отсутствовали железы для выработки ядовитых гормонов. Даже смертельно раненные бойцы не имели права призвать смерть, цеплялись за жизнь в надежде, что их органы послужат для пересадки.
Леке не боялся боли, он приветствовал физические страдания, трансформировал их в преданность, посвящая Рогалу Дорну.
Один из отступников провел черным ногтем по брови пленника, где когда-то блестели знаки отличия.
— А ведь ты дезертир, — хмыкнул мучитель. — Твои гормоны, приятель, воняют. Они пахнут преданностью основателю твоего ордена и калеке на троне. Как такое возможно? Мы разберемся…
Голос превратился в гипнотический речитатив:
— Важны только перемены, только изменения и мутации. Мы приобщим тебя к другим ценностям, ты станешь одним из нас. Ты будешь преданно служить нашему хозяину Тзинчу, который награждает колдовскими способностями… Да будет так!
Посвящение в десантники Хаоса включало в себя несколько усмиряющих церемоний. Глотание экскрементов считалось самым невинным. Насильственный обряд подавлял волю. Разум д'Аркебуза балансировал на грани бездны, перед глазами мелькали головокружительные образы.
Леке с ужасом видел, как вселенная взрывается от всплеска ворп-энергии, как реальность сминается в цепких пальцах демонов.
Космос походил на мыльный пузырь, наполненный горючим газом. Воспламеняясь, газ превращается в материю. Материя рождает звезды, планеты и целые галактики. Но все это — лишь пена на бушующем океане Хаоса. И вот Ворп втягивает в себя реальный мир, устраняя временные погрешности в виде жизни, полной страданий и борьбы.
Император Земли оказался затухающей свечой в злорадствующей тьме. Свет Рогала Дорна едва пробивался. Где он, истинный путь, о котором мечтает Джак Драко? Где торжество добра, рожденного великодушием, состраданием и самопожертвованием? Дух Ньюмена спит, не подозревая о существовании себя самого.
Скажи им, кто ты! Скажи, что твой орден — Имперский Кулак! Передай Книгу Судьбы почитателям Тзинча! Встань в их ряды и помогай разрушать космос! Ты будешь вознагражден.
В сознании Лекса копошились въедливые черные тараканы, слившиеся в единое вездесущее ворп-чудовище.
— Какой орден ты предал? — прозвучал вопрос.
Д'Аркебуз пробормотал нечто невнятное.
Зубы не разжимались, язык не поворачивался.
Душа десантника тонула в океане подлости и всплывала, и тонула вновь. Скоро она перейдет в собственность Тзинча.
— Какой орден?
Из глубин памяти Леке услышал голоса Биффа и Ереми, призывающие его держаться.
Друзья вновь пришли ему на помощь, придали ему силы. Он вырвал левую руку из лап отступника и зажал ею рот. Татуировка засияла перед его глазами. Имена Ереми и Биффа обрамлял орнамент из могущественных рун. Друзья станут его ангелами-хранителями, а через них — сам великий Рогал Дорн.
Весь в поту, дрожа от напряжения, Леке подчинился силе десантников Хаоса. Назвать свой орден он может, не пороча себя. Гордое, славное имя не за чем скрывать! То, что Книга Судьбы рядом, отступники знали и сами.
Что ж, они пошлют за реликвией элдаров новобранца. Это станет для него проверкой.
— В особняке решат, что их дружок спасся, а он их всех прикончит.
Леке принял оживленное участие в обсуждении. Что лучше: задушить Инквизитора голыми руками или живым привести его к братьям по колдовству? Смакуя подробности, он нарисовал картину того, как оторвет сквату конечности и разложит по кастрюлям и сковородкам. Воровку Ракел ждет мучительная смерть от полиморфина.
Леке разошелся вовсю. Он больше не боялся. Татуировка, вытравленная на левой руке, спасет его.
Десантники Хаоса хохотали до упаду. Ну, а если новобранца раскусят и убьют? Что ж, он умрет обновленным — предателем не только своего ордена, но и всех наивных людишек в разваливающейся Империи. Тогда служители Тзинча сами захватят особняк и овладеют ценным трофеем.
— Он идет убить нас! — промямлил Гримм, прицеливаясь в Лекса.
Джак поднял жезл.
— Не стреляй. Я попробую очистить его от скверны.
— Ты-то защищен доспехами, босс, — захныкал скват. — Тебе легко говорить. О предки, за что мне такие испытания?!
Обстоятельства складывались скверно.
Даже если Джак сумеет вернуть Лексу разум, у них появится лишь дополнительная пара мускулистых рук, умеющих обращаться с болтером.
А рядом, в двадцати метрах, возвышается громадина с плазменной пушкой, полная вооруженных до зубов головорезов.
— Может, нам освободить Шута? — предложила Ракел. — Он согласится спасти Книгу Судьбы.
— Нет, — ответил Джак. — Слишком опасно доверять арлекину.
Леке застрял в окне, борясь с собственной рукой. С искаженным лицом, он зарычал. Тогда коварная конечность ослабила хватку, сжалась в кулак и подло ударила хозяина в подбородок.
— Он дерется сам с собой!
Восставшая рука сделала Джаку знак опустить жезл. Драко отступил, решив на время воздержаться от изгнания демона из обольщенного десантника.
— Он и одержим, и не одержим одновременно!
Рука изобразила книгу, рука показала вниз, в подвал., Отступники с растущим недоумением наблюдали за происходящим.
— Подвал — лучшее место при выстреле плазменной пушки, — согласно кивнул Гримм. — Там мы поджаримся медленнее.
Окруженная светящимся ореолом рука протянулась к Джаку, но не для того чтобы вырвать жезл, а как бы для рукопожатия. Плоть стала прозрачной, позволяя увидеть кость с выгравированными рунами и именами.
Джак принял ладонь Лекса. Повинуясь таинственному импульсу, психоактивные доспехи приобрели благородный красно-золотой цвет. Интересно, как отреагируют отступники? Может, неожиданность и загадочность сцены удержат их на пару бесценных минут от вмешательства? Поверят ли они, что странные метаморфозы вызваны их повелителем Тзинчем?
Сияющая рука — воистину Рука Славы — вела Джака, помогая передвигаться в стальном костюме.
— Останься, Гримм! — приказал Драко. — И ты, Ракел. Следите за врагами.
— О, предки…
Ракел в ужасе смотрела на двух колдунов, направившихся вниз по лестнице.
Бирюзовые глаза арлекина, казалось, сейчас выскочат из орбит. Шут Смерти потрясенно взирал на Джака в великолепных доспехах. Тайного Инквизитора поддерживал Леке. Рука гиганта оставляла за собой фосфоресцирующий след, быстро тающий в воздухе. Марб'Алтор сжался в углу клетки.
— Деамхан диабхал! — испуганно пробормотал он.
От десантника исходил запах демонов. Произошло что-то важное и значительное. Что?
Сейчас смерть настигнет Шута, и он умрет, так ничего и не узнав.
Проигнорировав Марб'Алтора, Леке и Джак подошли к столу, где лежала раскрытая «Книга Рана Дандра». Гигант опустил светящуюся руку на страницу, волшебные руны элдаров съежились.
Арлекин взвыл, оскорбленный святотатством.
Рука Славы показала на жезл, затем прикоснулась к груди Лекса. Вторая рука гиганта, одержимая, вцепилась в наплечник доспехов.
Красно-золотистый цвет брони стал ярче, а затем поблек.
Джак понял: Д'Аркебуз хочет передать ему одержимость. Жезл послужит проводником демонической энергии. Леке рискует собственной душой, и все для того, чтобы исполнились мечты Драко.
Тайный Инквизитор приставил жезл к груди гиганта.
— Да изыдут из тела твоего демоны! Да перейдут они в меня! Ego te exorcizo!* Разряд отбросил Лекса назад, и он ударился спиной о косяк. На двери остался фосфоресцирующий след ладони. По-прежнему живой, он с тревогой смотрел на Джака.
Драко покачнулся. Он упал бы, если бы не стальной каркас брони. Чтобы удержать равновесие, он вцепился в массивный стол. Сверкающие, текучие как ртуть руны ожили.
Чего он хотел от Книги Судьбы? Какие тайны жаждал узнать?
Хотел заглянуть в свое будущее… Найти, где расположен Перекресток Паутины. То место, где время изменяет направление… где воскрешают мертвых…
Место искупления, откуда начнется светлый путь. Там родится Ньюмен. Дитя Хаоса проснется и преобразится!
Невозможно! Его манят пустые фантазии!
И все же… Воскрешение достойного человека, наверняка, волнами света прокатится по всему космосу.
Мелинда достойна!
Империю можно спасти, можно преобразить Императора, доставить раненому Богу целебный бальзам.
В голове Джака шумело. Ожившие символы на странице изгибались, словно серебряные змеи. Первое слово служило ключом к инструкциям. Простые, короткие слова: «Кле», «Сирт», «Лар»: «влево», «вправо», «прямо». Это же указания движения. Направление в Паутине!
Когда в агонии Азулу Петрову открылось видение руны, указывающей путь в Черную Библиотеку, отправной точкой в инструкции стало местоположение в пространстве самого навигатора. Верно ли это и сейчас? Стоит ли он в начале извивающейся ленты-руны?
Джак снял крышку со смертоносной линзы. Неожиданно единая фраза рассыпалась на отдельные части. Как в калейдоскопе, знаки и символы смешались, один узор сменялся другим. Путеводная нить петляла по запутанному лабиринту, иногда пересекая саму себя, иногда обрываясь, — там, где проход запечатали элдары.
Конечно! Заветное место, Перекресток, который искали Великие Арлекины, не скрывался в недоступном закоулке. Можно достичь его в любой точке, если придерживаться точной инструкции и знать точку отсчета.
Не удивительно, что элдары не сумели найти Перекресток. Они не могли поверить в многовариантность, в бесчисленное множество маршрутов. Никто из них не догадается пройти дважды по одному и тому же участку. Никто не направится в заведомый тупик.
Джак вгляделся в план. Путеводная нить прерывалась в одном месте, вот еще в одном, и еще. Что это означает? Указание выйти из Паутины, а затем вновь войти в нее? Значит вход и выход находятся на одной планете.
Руна пути к Перекрестку отпечаталась черными линиями на хрусталике ворп-глаза. Осознав это, Джак отвел взгляд от раскрытой страницы Книги Судьбы и спрятал линзу, он чувствовал себя коллекционером, добывшим редкий экземпляр жука.
Существовало ли описание маршрута в «Книге Рана Дандра» на самом деле? Сможет ли еще кто-либо прочесть волшебные руны?
Джак вырвал страницу и скомкал ее.
Леке постепенно приходил в себя. Тело его почернело, покрылось сажей, но сам ожог оказался незначительным.
Инквизитор швырнул гиганту смятый пергамент:
— Спрячь и смотри не потеряй. Помоги мне снять проклятые железки! Быстрее, у нас мало времени.
Шут Смерти удрученно следил за происходящим. Очевидно, он решил, что Тайный Инквизитор разгадал тайну священных рун на странице, и вся остальная книга — ничто по сравнению с вырванным листом.
Марб'Алтор пока не знал, что маршрут к Перекрестку сохранился на хрусталике, не знал и того, что рядом с особняком стоит корабль Хаоса. Но Шут чувствовал присутствие демонов.
Освобождаясь от доспехов, Джак внутренним взором исследовал свою психику. Кажется, все в порядке… но Тайный Инквизитор продолжал упорно искать… … и нашел.
Нечто чужеродное притаилось в большом пальце правой ноги. Существо размером с бородавку пряталось от разума Джака. Как только ворп-тварь поняла, что обнаружена, она выплеснула энергию, волнами прокатившуюся по телу Драко. Правая стопа онемела, вышла из подчинения, контролируемая невидимой сущностью.
Постепенно нога онемела до колена, потом до бедра. Власть Хаоса поднималась, как талая вода весной. Молитвы Джака не помогали. Нужно немедленно вырвать демона из костного мозга и отбросить обратно в ворп-пространство.
Еще владея голосом, Джак приказал Лексу: — Держи нагрудник передо мной как зеркало. Глаза закрой.
Гигант все понял. Увидев в полированном металле собственное бородатое лицо, Джак открыл глаз Азула. Собравшись с духом, он взглянул на свое отражение через линзу. Руна маршрута превратилась в пульсирующую решетку.
Электромагнитное поле протянуло щупальца в мозг Драко, словно мощная турбина затягивала в воронку психику Инквизитора. Но туда же всасывало и демона, не успевшего развернуться в новом теле.
С визгом ворп-тварь исчезла в энергетическом водовороте. Волна отхлынула, утянув с собой сопротивляющееся чудовище. Джак был свободен.
Драко закрыл линзу и облегченно вздохнул.
Д'Аркебуз отбросил нагрудник и захлопнул «Книгу Рана Дандра», вырвав несколько крупных камней из оклада. Он уже думал о будущем. Покидая особняк, они смогут взять с собой очень немногое — только оружие и драгоценности.
— Ты стал Иллюмитатом, Леке? — спросил Джак, поеживаясь. Ему не верилось, что все позади.
Гигант не ответил. Иллюмитатом не мог стать тот, кто не был сайкером. Но случилось чудо. Души погибших товарищей вмешались в происходящее и принесли свет Рогала Дорна.
— А ты, Джак? — выдавил из себя десантник.
— Не знаю.
Драко снова и снова задавал себе этот вопрос, но сознание Иллюмитата не проявлялось.
Да, он прочел Книгу Судьбы с помощью Руки Славы. И демон побывал в его душе… Но момент истинного просвещения наступит, когда Джак найдет Перекресток и оживит Мелинду.
Наверху послышались взрывы. Отступники устали ждать и ринулись на приступ особняка.
Гримм и Ракел недолго смогут держать оборону. Джак и Леке устремились вверх по лестнице, мгновенно позабыв про пленника-арлекина и Книгу Судьбы.
Десантники Хаоса развернулись цепью и двинулись в атаку. Гримм подпустил врагов поближе и открыл огонь. Скват не собирался даром расставаться с жизнью.
И вдруг в пыльном воздухе над особняком возникли истребители, целая эскадрилья.
Вайперы элдаров. Пилоты и стрелки, одетые в традиционную светло-зеленую форму, расстреливали десантников Хаоса из лазерных пушек и сюрикен-орудий. Один истребитель держался поодаль, в нем сидел пассажир. Значит, третий арлекин из Театрума Миракулорум уцелел в стычке, добрался до Паутины и привел мстителей. Или подмогу? Выяснил ли элдар истинные мотивы Джака? Догадался ли, в чьих руках Книга Судьбы?
Вайперы появились на Сабурлобе под прикрытием затухающей бури. Демоническая аура вокруг корабля Хаоса привела их к особняку.
Элдары не допустят, чтобы Книга Судьбы попала в лапы Тзинча.
Пилоты пикировали на беспорядочно мечущихся перед особняком десантников. Плазменные потоки полились на отступников и их корабль, превращая материю в раскаленный ионизированный газ. Лазерные пушки внесли свою лепту в разгул смерти.
Голографическая маскировка корабля пропала. Клешни оплавились, в нескольких местах корпуса зияли пробоины. Острый стабилизатор отвалился и, пролетев десяток метров, пробил крышу соседнего дома.
Истребители переключились на искавших укрытие десантников. С неба посыпались сюрикены и разрывные снаряды. Отступники не остались в долгу, отстреливаясь из болтеров. Но вот упал один прислужник Хаоса, другой, третий… Бывалые убийцы дрогнули.
Гримм изредка выглядывал из окна и стрелял скорее из приличий, чем по необходимости.
К месту сражения мчались броневики с пулеметами на башнях. Арбитраторы в зеркальных шлемах наконец-то очнулись от спячки.
Горящая крыша соседнего дома рухнула, повредив первую машину. Остальные прорвались сквозь клубы дыма и окружили поврежденный корабль. В первую очередь арбитраторы решили разобраться с отступниками в угловатых доспехах.
ТУБ-ТУБ-ТУБ-ТУБ, массивные пули вырвались из ружей, засвистели разрывные гранаты.
В особняке не осталось ни одного целого окна, обвалилась стена.
— Давайте выбираться! — предложил Гримм.
Джак согласно кивнул.
— Моя кость! — воскликнул Леке. Какая участь ждет священную мощь, на которой он вырезал герб Имперских Кулаков?
От лазерного луча загорелись черные портьеры. Пламя перекинулось на потолок.
— Придется оставить косточку, мастиф, — заметил скват.
Леке застонал от горя.
— Что делать с Шутом? — крикнула Ракел.
— Оставим в подвале, пусть поджарится! — рявкнул Гримм. — И «Книгу Рана Дандра» бросим. Пусть арлекины поломают голову над загадкой.
Разбитый корабль Хаоса взревел и поднялся в воздух. Плазма, вырвавшаяся из сопел, уничтожила отступавших десантников.
Когда, воспользовавшись суматохой, Джак и его компаньоны покинули особняк, в небе на фоне тусклого красного солнца расцвел огненный цветок. Это взорвался корабль Хаоса. Очевидно, он потерял управление в результате полученных повреждений.
А может, пилот специально уничтожил корабль и участок реальности вокруг, чтобы дестабилизировать светило Сабурлрба? Ночной мотылек способен взмахом крыла вызвать бурю…
ГЛАВА 12. ОГНЕННЫЙ ВАЛ
По воле случая из-за бури в космопорту Шандабара застрял транспорт с двумя сотнями солдат, пополнением для Сабурлобского полка Имперской Гвардии.
Командование получило сообщение Верховного Судьи о том, что из Серой Пустыни на город движется эскадрилья инопланетных истребителей, а на окраине Шандабара приземлился корабль десантников Хаоса. Межзвездные рейнджеры избрали планету местом для очередной разборки. Требовалась срочная помощь.
Из-за недавнего убийства судьи и гибели наряда арбитраторов все вооруженные формирования пришли в состояние боевой готовности.
Буря утихла, и жители города поодиночке и маленькими группами стали появляться на улицах. Из уст в уста передавались слухи о том, что над планетой взорвался неизвестный корабль. Кое-где видели инопланетян в зеленых мундирах, сражающихся с арбитраторами.
Отдаленные взрывы и пулеметные очереди свидетельствовали о том, что гангстеры и бандиты не преминули воспользоваться всеобщим смятением. Дьяконы храма Ориенс под шумок предприняли вылазку в Аустрал. Но это оказалось лишь прелюдией…
Экраны, установленные на улицах города для демонстрации Истинного Лица, вновь ожили.
Судьи приказали настоятелю храма Оксиденс воспользоваться ими, чтобы сообщить о введении в столице чрезвычайного положения. Город подвергся нападению инопланетян. Для восстановления мира и покоя арбитраторы безжалостно накажут любого, кто нарушит порядок.
Испуганные горожане собрались на площади перед Оксиденсом для молитвы. В самый разгар церемонии над куполом завис миниатюрный летательный аппарат, пилотируемый самой Смертью. Высокая фигура с черепом вместо головы и костями на черном одеянии громогласно объявила:
— ЛЮДИ, ВАШЕ СОЛНЦЕ СЖИГАЕТ ПЛАНЕТУ!
МОРЯ ЗАКИПАЮТ!
ВСЕ СГОРАЕТ, ЖИЗНЬ ЗАВЕРШАЕТСЯ!
Усиленный громкоговорителями голос оглушил шандабарцев. Не все поняли импергот, на котором вещала Смерть, но раскаленное солнце говорило само за себя. Небо пылало.
Мстители элдаров услышали телепатические крики плененного арлекина. Они спасли Шута и обгоревшую «Книгу Рана Дандра» из охваченного огнем особняка. Получивший многочисленные ожоги Марб'Алтор убедил их, что город необходимо ввергнуть в панику. Так они отвлекут внимание властей планеты от поисков инопланетян и сумеют выследить маньяка-инквизитора, вырвавшего из Книги Судьбы важную страницу.
Да воцарится анархия!
Марб'Алтор посеял зерно, поспешившее прорасти. Шандабар превратился в бушующее море. Разве могла кучка арбитраторов сдержать два миллиона взбунтовавшихся горожан? По всей столице пылали пожары. Кто-то поджег и храм Аустрал.
Огонь, пыль, жара… Люди лихорадочно искали спасение, стремились выбраться из города. Космопорт блокировали правительственные войска. Тогда тысячи людей устремились к реке Бихисти.
Переполненные лодки переворачивались. В воде кричали тонущие.
Фанатики твердили о покаянии в пустыне, о спасении в холодных песках.
— Ищем спасения в нашей вере! Находим испытания в завтрашнем рассвете!
Никто не имел четкого представления о происходящем. Толпа знала только одно: нужно срочно выбираться из Шандабара, потому что город ждет гибель в огне.
Начался массовый исход. Население эвакуировалось на грузовиках и лимузинах, на рикшах и песчаных санях, верхом на камелопардах и пешком. Тысячи ног вздымали пыль в небо.
Когда солнце, наконец, скрылось за горизонтом и жара немного спала, казалось, в столице остались лишь сражающиеся между собой десантники Хаоса, инопланетяне и арбитраторы.
Шандабар превратился в темную тень на горизонте, над которой сверкали трассирующие пули.
Гримм, Леке, Джак и Ракел вчетвером уместились в одноместном купе грузового дилижанса. Водитель, к затылку которого приставили болтер, усердно управлял машиной. На крыше кузова притулились несколько беженцев. Джак пощадил несчастных, решив, что они послужат отличной маскировкой во всеобщей неразберихе.
Дилижанс вез племенных камелопардов на ежегодные скачки в Бара Бандобаст. Мотор перегруженной машины работал на пределе. Но Драко не хотел вырываться вперед из общего потока беженцев. В толкучке преследователи не смогут отыскать их.
Внезапно в зеркалах заднего обзора отразился ослепительный взрыв. Стена огня поднялась на месте Шандабара.
— О, мои предки, — охнул Гримм. — Что это было? Ядерная бомба?
Леке покачал головой.
— Не похоже, — ответил он. — Я думаю, что буря обнажила пласты угля, серы и селитры, прежде засыпанные песками Серой пустыни. Минералы витали в воздухе, насыщенном кислородом, и, когда плотность достигла критической массы, выстрелы плазменной пушки сыграли роль детонатора.
— Ты хочешь сказать, мы сидим на пороховой бочке? — встрепенулся Гримм.
— Пустыня тоже взорвется?
— Сомневаюсь. Иначе огонь уже настиг бы нас. Мы должны помолиться о том, что Шандабар взорвался.
— Ты не в своем уме, Леке! — возмутилась Ракел.
— Утром многие придут в себя. Но возвращаться им некуда. Нашим врагам по-прежнему придется искать иголку в стоге сена. Впрочем, скорее всего и элдары, и отступники Хаоса, и местные стражи закона погибли во время взрыва. Сбавляешь обороты, водитель!
Все нуждались в отдыхе. Леке, Джак и Гримм распределили между собой часы дежурства. Ракел могла спать сколько ей захочется, или сколько удастся.
Никто так и не узнал, что в космопорту Шандабара приземлился второй корабль Хаоса.
Взрыв, стерший с лица земли столицу, уничтожил и крабоподобное исчадие ада.
От края до края пустыню заполнили всевозможные передвижные средства. Упорные сабурлобцы шагали даже ночью. Леке поразился, что не перевелись еще выносливые люди. Страх смерти подгонял даже немощных и больных.
Ряды пешеходов пополнялись теми, чей транспорт ломался или глох из-за нехватки горючего. Машины, похожие на быков, облепленных оводами, еле ползли под тяжестью беженцев. В толпе из уст в уста передавались противоречивые слухи. Где искать спасение?
Ждет ли участь столицы Бара Бандобаст? Или солнце спалит весь Сабурлоб?
Движущиеся в общем потоке, арлекины и арбитраторы время от времени натыкались друг на друга и устраивали короткие перестрелки, используя автомобили, камелопардов, а то и людей в качестве прикрытия.
В толпе пробежал слух, что инопланетяне не случайно появились на Сабурлобе. В центре пустыни беженцев ждет флотилия звездолетов, но эвакуироваться удастся лишь тем, чья вера прошла испытание.
Кроваво-красное солнце поднималось на востоке. Жара ударила в гонг над бескрайней пустыней. Перед глазами людей поплыли миражи. Тенистые леса и прекрасные озера с замками на берегах придавали беженцам сил, но видение тут же пропадало. Горячая пустыня смеялась над уставшими путниками.
Водитель дилижанса обессилено опустил голову на пульт управления. Он засыпал. Машина резко затормозила. Несколько непрошеных пассажиров упали с крыши и тут же полезли обратно, заглядывая в окна. По капоту застучали ноги и кулаки. Стреноженные камелопарды в кузове шуршали сеном.
— Что случилось? — свесилась сверху любопытная голова.
Леке приоткрыл дверь и вытолкнул водителя на песок. Гримм перебрался за пульт управления и крикнул:
— Сидите спокойно, иначе я стреляю!
Дилижанс медленно пополз вперед.
Беженцы двигались строго на юг, а скалистая гряда, о которой рассказал Шут, располагалась восточнее Бара Бандобаста. «Значит, пора поворачивать», — решил Джак.
Но изменивший направление дилижанс вызовет подозрения.
Воздух в кабине обжигал. Дышать становилось трудно. В машине имелся кондиционер, но без блока охлаждения.
Гримм вытер соленый пот с лица.
— Нужно открыть окно, босс.
Джак согласился. Опустив стекло, он крикнул:
— Эй вы там, наверху! Слушайте меня!
С крыши свесились головы.
— Мы знаем истинный путь спасения! Клянусь императором! Мы зовем вас с собой, — он облизал пересохшие губы. — Иначе инопланетяне и отступники задерживают нас. Наш путь лежит на юго-восток, говорите это всем, кого видите. Направляемся к скалистой гряде в пятидесяти километрах от Бара Бандобаста. — Сглотнув несуществующую слюну, Джак продолжил: — Только мы знаем точное место. Когда все поворачивают, я указываю путь. Идете и предупреждаете сограждан, иначе я стреляю по крыше на счет десять… девять… восемь…
Гримм остановил машину. Со стороны это выглядело, как обычная поломка. Мужчины и женщины спустились вниз, многие показывали на горло и хрипели. Говорить они уже не могли.
Джак знаками объяснил, что воды нет. Тогда один из беженцев перекусил себе вену и стал сосать собственную кровь. Бросая испуганные взгляды на дилижанс, сабурлобцы влились в толпу, что-то объясняя своим сородичам.
— Дурачье, — прорычал Леке. — Но они нужны нам, как панцирь крабу.
Не все вернулись обратно к машине. Некоторые умерли от жажды, другие испугались свирепого гиганта. Однако заметно поредевший людской поток изменил направление.
Неожиданно стали раздаваться странные хлопки, похожие на глухие взрывы. Дилижанс тряхнуло и занесло. Второй взрыв.
— Кто-то стреляет по шинам!
Третий. Машина накренилась, мотор закашлял.
— Никто не стреляет, — измученно выдавила Ракел и показала на ближайший лимузин. — Жара усиливается, и колеса не выдерживают.
Транспорт пришел в негодность. Угрожая болтером, Гримм согнал беженцев с крыши.
Леке открыл кузов и по одному вывел камелопардов. Животные тупо покачивали головами на изогнутых шеях, над костлявыми крупами возвышались горбы.
Камелопарды даже не вспотели, благодаря отсутствию жира они легко переносили высокую температуру. Но продлится это недолго.
Непрерывно усиливающееся солнечное излучение сократит их счастливое лето. Через несколько дней все они вымрут — хотя и гораздо позднее, чем их владельцы.
Животные были слишком испуганы или слишком глупы, чтобы убежать. Согнанные с крыши пассажиры завистливо посматривали на «корабли пустыни».
— У них в горбах есть вода, — прохрипел Гримм. — Целые цистерны. Только крана не хватает.
— Нет, сэр, нет! — залепетала толстая грязная старуха. — В горбах только жир, воды нет.
Коротышка жестом приказал ей подойти.
— Объясняешь.
— Сжигаем жир — получаем воду.
— Черт побери нет времени жарить горбы.
— И кровь, сэр. Кровь.
— Дурацкая идея. Кровь соленая.
— Не соленая, сэр, нет. Камелопарды много пьют, кровяные тельца впитывают воду и расширяются.
— Чушь!
— Я не вру. Животных специально отпаивают перед переходом.
Возможно, старуха говорила правду. Леке задумался, затем отломал крышу от кабины дилижанса, найденной в багажнике лопатой выкопал с песке яму и построил импровизированную раковину. Из двух камелопардов им удалось добыть литров тридцать крови. Ракел, Джак, Гримм и Леке по очереди жадно напились, держа почти обезумевших беженцев на прицеле. Леке заполнил канистру. Остатки жидкости перешли во власть пассажиров.
Камелопарды с явным безразличием наблюдали за судьбой сородичей. Леке вытащил из кузова четыре седла и уздечки. На улицах Шандабара он видел всадников, трясущихся верхом на горбатых скакунах. Он требовательно спросил у толстухи, перемазанной кровью:
— Седла приторачивают за горбом, женщина?
Притворяться, что они говорят на сабурлобском диалекте, уже не имело смысла.
— Да, иначе они поворачивают голову и кусают всадника.
— Намордники есть?
— Нет, сэр, камелопардам нужно дышать.
Она заколебалась, но затем продолжила:
— Ваш вес огромен, добрый сэр. Ваше животное не бежит, а плетется.
Утолив жажду, пассажиры дилижанса принялись снимать с животных шкуры, надеясь утолить голод и соорудить укрытие от палящих лучей.
— Как приказываешь им двигаться? — спросил Леке. — Какие говоришь слова?
— Берете меня с собой? — решила поторговаться толстуха. — Я сажусь вместе с карликом.
— Возможно, — уступил гигант.
— Я много знаю о камелопардах, добрый сэр.
— А о своем весе ты знаешь, жирная туша? — вмешался Гримм.
Женщина взглянула на принесенные Лексом веревки и поняла, что ни один камелопард беженцам не достанется.
— Вы забираете всех! — обвинила она.
— Помогаешь нам, и мы помогаем тебе, — отрезал десантник.
Ракел направила на женщину лазерный пистолет: — Говоришь слова! Если врешь, мы не трогаемся, а тебя ждет наказание.
Встревоженная толстуха ответила:
— Чтобы тронуться, кричите: «Хат-хат-шутур!», для рыси — «Тез-ро!» и чтобы перейти в галоп — «Ялд!». Для остановки — «Рокна!».
Солнце заметно уменьшилось в размере, а жара иссушала землю.
Леке подбодрил спутников:
— Послушайте, тепловой удар никому не грозит. Просто резкий температурный скачок сбивает всех с толку.
— Ха! Легко говорить, — проворчал Гримм. — Тебя специально учили переносить и мороз, и жару.
Джак снял рубашку и остался в одном бронежилете. Как ни легок был эластичный пластик, сейчас он превратился в стопудовый груз.
Ракел внезапно согнулась, и ее стошнило кровью камелопарда.
— Вот черт! Ты должна вновь напиться! — крикнул Гримм.
В выемке осталась маленькая лужица, которая быстро испарялась, оставляя на стенках черную корку. Девушка подчинилась, опустилась на колени и допила кровь, чтобы напитать организм влагой.
Леке оседлал «скакунов», укрепив упряжь так, как говорила толстуха. Четверо вооруженных людей забрались в седла. Еще четырех камелопардов Леке вел на поводу. Оставалось еще одно животное.
— Это тебе, добрая женщина, — сказал Леке. — Подарок за совет. Хат-хат-шутур!
Его камелопард пришел в движение. Леке хлестнул горбатого скакуна по костлявым бокам.
— Хат-хат-шутур! — закричал Джак.
— Хат-хат-шутур! — закричал Гримм.
— Хат-хат-шутур! — закричала Ракел.
— Тез-ро! — взревел Леке. — Ялд!
Оглянувшись, Джак увидел, как толстуха седлает подаренного камелопарда, отражая попытки оспорить ее право владения. Как жаль, что столько людей погибнет! А какая участь ждет Лекса, Гримма и Ракел?
ГЛАВА 13. ЖАРА
Воздух стал похож на расплавленное стекло. На горизонте то и дело появлялись миражи прекрасных оазисов. В мареве очертания машин, камелопардов и людей искажались. Шатающиеся путники падали, количество трупов катастрофически росло.
Путь беглецам преградил десантник в угловатых доспехах и с болтером в руке. Нужно ли тратить разрывной патрон на отступника? Мираж заколыхался и исчез, прежде чем Джак успел решить этот вопрос.
Из-за жары у людей появились галлюцинации.
Драко накинул капюшон, но прохладнее не стало. Леке умел переносить немыслимые нагрузки, но не закипят ли мозги у него в голове?
Отверстия на обнаженной спине гиганта походили на пулевые ранения. Ракел закрыла лицо куском пергамента, вырванной Джаком страницей из «Книги Рана Дандра». Красный пояс ниндзя, скреплявший сооружение, издали казался кровавым шрамом.
Исчезли ли Вайперы вместе с Книгой Судьбы в Лабиринте? Или арлекины до сих пор ищут похитителей среди толп беженцев?
Планета превратилась в наковальню, по которой без всякой жалости колотил молот жары.
Но никто не опускал людской металл в воду, чтобы охладить. Трупы не выдержавших испытание мгновенно превращались в мумии. Меж миражами рыскали песчаные вихри, завлекая несчастных в гибельную круговерть. Назад падали только кости. Острые песчинки, как пираньи, съедали плоть жертв.
Лопались камни и иссушенные кости — такова была жара.
К Джаку пришло видение: пульсирующий белый карлик, как дитя, с муками выходил из кроваво-красного солнца. Он вдруг понял, что молится, невольно обращаясь к Хаосу:
— Оживи память! Покажи мне сияющую тропу!
Но разве не ересь подобная молитва?
Ничего не изменилось. Все тот же кровавокрасный свет заливал готовую воспламениться планету.
— Дай мне увидеть свет Рогала Дорна! — монотонно бубнил Леке.
Ракел непрестанно повторяла:
— Я — ниндзя. Мне по силам вынести любую пытку.
Это порадовало Джака. Значит, воровка смирилась с уготованной ей судьбой. Видимо, жара всколыхнула в ее душе какие-то высшие инстинкты, подготавливая к приходу Мелинды.
— Смотрите! — воскликнул Гримм. — Вода!
Из-под земли бил фонтан. Хрустальные капельки переливались на солнце всеми цветами радуги.
— Очередной мираж.
— Нет! Ялд! Ялд!
Камелопарды, учуяв воду, сами побежали быстрее. Животным не потребовалась команда «Рокна!», чтобы остановиться у источника живительной влаги. Джак и его спутники спешились. К воде спешили другие беженцы, подъехал белый лимузин, из мотора которого валил густой дым.
Вот он, сияющий путь! Люди и животные забрались в воду, ловя капли и радуясь спасению.
— Мы должны воздать благодарность Императору! — сказал Джак.
— И трещине в скале от дьявольской жары, — добавил Гримм, — и водяной жиле.
И все же это было чудо.
Леке бросил косой взгляд на лимузин. Водитель в белом шелковом одеянии, с тюрбаном на голове, ведром носил воду и выливал на капот, чтобы открыть крышку и добраться до мотора.
— Эй, — окликнул его Леке. — Ты заранее приспустил шины, да?
Мужчина вздрогнул, услышав вопрос на имперготе.
— Ты спускаешь шины? — повторил на сабурлобском диалекте д'Аркебуз.
— Да.
Ответ краткий и враждебный. Чего хочет полуголый верзила? Уж не отнять ли автомобиль?
— Ты молодец, приятель! — похвалил Леке. — Не многие водители принимают меры против жары.
— Место спасения здесь, — заявил один из пассажиров машины. Очевидно, он свихнулся от радости. — Мы прячемся по горло в воде.
— Место спасения дальше, — возразил другой пассажир. Говорил он мягко и терпеливо, так увещевают буйно помешанных, способных натворить бед. — Спасение — каменный лабиринт, помнишь? Сначала мы проезжаем мимо хижины отшельника, которую я описываю.
— Лабиринт? — переспросила высокая черноволосая дама, приехавшая на камелопарде.
— А что за хижина? — вторила ее спутница, худая старуха с испачканным пылью и потом лицом.
— В горах живут привидения, — сообщил информатор. — Я из Бара Бандобаста, я знаю. Туда никто не ходит. У входа в каньон находится обитель аскетов.
— Кого? — переспросил кто-то.
— Уединенных отшельников, которые молятся, призывая лик Императора явиться на солнце. Сабурлоб тогда становится главной планетой в космосе.
— Извините, — вмешался Гримм. — Сколько отшельников там живет?
— Сотни.
— Ничего себе хижина. Какие же они отшельники?
— Каждый аскет сидит на отдельном каменном столбе! — ответил житель Бара Бандобаста, решив, что карлик ужасно глуп.
— Значит, сегодня им приходится туго. Если они до сих пор не сваливаются с камней, как мухи!
Из-за песчаного бархана возникла высокая фигура в когда-то зеленой униформе. Загоревшии на солнце до пурпурного цвета элдар все же сохранял грациозность и обаяние. Копна черных волос падала ему на лицо, опаленная кожа покрылась волдырями.
Гвардеец покачнулся, но не выпустил из рук лазерное ружье, направив его на барахтающихся в воде людей.
— Инопланетянин!
Кто-то из пассажиров лимузина выстрелил из обреза. Пуля не задела элдара. В толпе даже не поняли, что произошло, посчитав хлопок треском расколовшегося камня. Но арлекин заметил разницу. Прижав приклад к плечу, он выпустил луч туда, откуда прозвучал выстрел, но тоже промахнулся. Луч попал в багажник лимузина, где хранилась запасная канистра с горючим. Машина превратилась в пылающие обломки.
Водитель взвыл от горя, в отчаянии разрывая белые шелка.
ТРА-ТА-ТА бум ТА-РА-РАХ, выстрелил Леке, и уж он-то не промахнулся.
Десантник вскочил на камелопарда, знаками показывая товарищам последовать его примеру, пока обескураженные пассажиры лимузина не пришли в себя и не попытались завладеть стоявшими без седоков животными.
Две дамы, прибывшие к источнику верхом, пришли к такому же умозаключению и резво вскочили в седла.
Размахивая болтером, Леке крикнул:
— Хат-хат-шутур! Ялд!
Запевале ответил дружный хор, и маленький оазис остался позади.
Две женщины решили присоединиться к группе Джака. Что ж, с ними отряд выглядит естественнее — если на Сабурлобе осталось хоть что-то естественное.
— Канистра все равно взорвалась бы, — безоблачно рассмеялся Гримм. — И цилиндрам недолго оставалось. Когда сбиваешь масло, главное — не переусердствовать.
— Избавь нас от своих кухонных заповедей, — отмахнулся Джак. — Я должен помедитировать.
Ракел бросила подозрительный взгляд на непрошеных спутниц.
— Питаетесь отдельно, — предупредила она. Хорошее начало. — Я принадлежу к клану имперских ниндзя.
В ней явно произошел качественный сдвиг.
Столбы из темного базальта. Сотни колонн с плоскими верхушками высотой от пяти до пятидесяти метров занимали площадь в несколько квадратных километров в центре пустыни. Природное сооружение походило на развалины удивительного древнего храма.
На одной из колонн на коленях неподвижно сидел отшельник в белой рясе. Лицо его почернело от солнца. Вблизи стало ясно, что аскет давным-давно превратился в мумию.
На камне было выбито: «Его огромный красный глаз наблюдает».
На другом столбе, где возвышалась точно такая же мумия, надпись гласила: «Родоначальник Сущего».
Беженцы медленно брели по каменному лесу. Счастливчики ехали на камелопардах и в автомобилях, но большинство все же передвигалось пешком. То тут, то там люди падали и больше не вставали. Все были измучены долгим переходом и почти не обращали внимания на диковинных отшельников.
Среди планет Империи существовали многие, где набожность равнялась безумию. Сумасшествие заразительно. Пилигримы, посетившие Шандабар в Святой Год, вдохновлялись и уходили в пустыню для уединения. Чем дальше Джак углублялся в дебри каменных джунглей, тем плотнее становились ряды аскетов.
Пока им встречались лишь иссушенные ветром и временем трупы. Живые где-то спрятались от песчаной бури.
Ах, вот она — «хижина» аскетов. Огромная гора, изрезанная множеством пещер, походила на улей. Пустой улей. Переждав бурю, отшельники вернулись на свои нашесты. Мумии на столбах убила не буря, а солнце. Сабурлоб считался холодной планетой. Понадеявшись, что жара спадет, некоторые монахи остались наверху. Истинное благочестие — умереть с молитвой на устах. Остался ли в горе-улье кто-нибудь живой?
Камелопарды замедлили шаг, они с опаской оглядывались по сторонам. Каменная колоннада странным образом влияла на животных.
Здесь царило безмолвие.
Снова встретилась надпись: «Родоначальник Сущего». На большинстве планет Империи говорили: «Отец Сущего». Ужас холодными пальцами сжал виски Джака. Мумия на одном из столбов открыла глаза и взглянула прямо на него. Зашевелились аскеты на соседних постаментах, из ртов с острыми клыками донеслось зловещее шипение.
Драко пришпорил камелопарда, крикнув спутникам:
— Это мутанты-генокрады!
Леке и Гримм, рыча проклятия, вытащили болтеры.
Черноволосая женщина воскликнула:
— Что происходит?
Ракел, смекнувшая, в чем дело, спросила о другом:
— Они опасны?
Из Джака непроизвольно вырвалось:
— Моя истинная гейша-ниндзя знала, на что способны генокрады. Она умела распознавать их в любом обличье. Мелинда рвала их зубами на части!
Мутанты заражали людей измененными генами. Нормальные родители могли произвести ужасное потомство, даже не подозревая об этом. Некоторые дети рождались уродами, другие же выглядели вполне обычно, разве что безволосыми. Выдавали их звериные зубы и пронзительные, гипнотизирующие глаза.
Генокрады обладали неимоверной выносливостью. Выведенные ими мутанты наследовали некоторые их качества, например, способность существовать в любой природной среде.
Все отшельники на столбах — человекоподобные особи, но неизвестно, какие уроды прячутся в кельях горы-улья. Все они поклоняются «Родоначальнику»… Значит, десантники не до конца очистили Сабурлоб. Выжившие генокрады бежали в пустыню и здесь размножились.
Как жаль, что рядом нет Мелинды. Уж она-то знала, как бороться с мутантами!
— Она рвала их зубами на части! — повторил Джак.
Истощенная и измученная Ракел передернула плечами: — Ты слишком превозносишь свою госпожу, Инквизитор!
Джаку стало стыдно.
— Форма, которую ты приняла, для меня священна, — признался он дрожащим голосом.
Но одновременно она была богохульной, оскверненной. Форма Ракел станет возвышенной, когда в нее войдет душа Мелинды и когда Дитя Хаоса зашевелится в утробе ворп-пространства, освящая крещение жертвы, принесенной Джаком.
— Прошу прощения от имени Ультрамаринов, — произнес Леке, рассматривая столб за столбом, на которых шевелились фигуры в белых рясах. — Они не довели дело до конца. Мутанты выжили и быстро окрепли. Воистину справедливо, чтo Сабурлоб погибнет.
Один из отшельников встал во весь рост, всматриваясь в поток беженцев. Его капюшон сполз, открывая блестящий на солнце лысый череп и лохматые брови. Мутант призывно протянул руки, подзывая людей. Добровольно пришедшая в обитель ереси толпа казалась ему манной небесной. Другие отшельники также поднялись на ноги. Ведущим инстинктом генокрадов стало стремление передать свое. генетическое наследство. Сейчас к ним в руки брело огромное человеческое стадо.
Гримм истерично хихикнул.
— Вперед, мой верблюдик, — прошептал он. — Вывези меня отсюда.
Мутанты немигающими глазами следили за процессией. Когда же они решатся напасть?
Когда настоящие генокрады вылезут из пещер?
Поток беженцев вливался в каменный лес.
Мутанты ждали, разжигая аппетит. Последние дни планеты походили на кошмар. Но истинный ужас ждал впереди.
— Побыстрее, камелопардик, побыстрее, — уговаривал Гримм, подгоняя своего скакуна коленями и пятками. — Эй, — обратился он к черноволосой женщине, — как переходите на рысцу?
— Говорим «асан», — ответила та.
— Асан! Асан!
Повинуясь команде, камелопард Гримма ускорил шаг. Остальные последовали его примеру. Ох, как хотелось сквату оказаться в броневике, а не на горбатой кляче! Его так и подмывало спрыгнуть и пуститься наутек.
Отшельники на всех столбах поднялись на ноги. Они словно ждали чего-то. В любую секунду может прийти психический сигнал к атаке из горы-улья. Но лица мутантов почему-то обратились на север.
— Самолет! — предупредил Леке.
Вскоре и остальные услышали шум мотора.
На горизонте показался большой военный транспорт.
— Бортовые знаки имперские…
Мутанты явно встревожились. Самолет описал над каменным лесом круг. Вдруг один из его четырех моторов зачихал и заглох.
— У него кончается топливо, — предположил Гримм.
Самолет не мог прилететь из Шандабара, превратившегося в руины и пепел.
— Он с северного континента, — объяснил Леке, вспомнив информацию из путеводителя. — Там находятся военные базы.
Прежде чем песчаная буря и взрыв уничтожили столицу, Астропаты послали сообщение о появлении в городе инопланетян и десантниковотступников. Командование сабурлобского гарнизона выслало самолет на разведку.
Пилот явно рассчитывал дозаправиться в Шандабаре, но на месте столицы зияло черное кострище. Тогда он направился по следу, ведущему от города. Трудно было не заметить вытоптанный широкий тракт, усеянный тысячами трупов и сломанными машинами.
Под хвостом самолета открылся люк, и в небе зарябили темные точки. Десантники в желто-серых, под цвет пустыни камуфляжных костюмах плавно скользили вниз на парашютах.
Полторы сотни бойцов, не меньше!
Моторы самолета один за другим глохли.
Пилот надеялся посадить машину на песок. При ударе о землю в воздух поднялись клубы пыли, но взрыва не последовало — баки с горючим пустовали.
Парашютисты приземлились и с лазерными ружьями наперевес бросились в атаку на спускавшихся с постаментов отшельников-мутантов.
Из горы-улья выползали тошнотворные монстры: четырехрукие, с рогами, клыками и костяными гребнями на спине. Следом бежали вооруженные до зубов прислужники, лишь отдаленно напоминавшие людей. С косматыми гривами, со звериными лапами вместо рук — пародия на человеческий образ.
Из толпы чудовищ прозвучал призывный клич:
— Отче с серебряным языком! Твоя слюна ласкает наши души!
Из центральной пещеры показался «патриарх» генокрадов и мутантов. Огромный четверорукий боров с оскаленными клыками вышел полюбоваться кровавой сценой. Тело его покрывал толстый панцирь.
Гримм выстрелил и убил наповал ближайшего мутанта,
— Тез-ро, ялд! — закричал Джак.
Повторяя молитвы, они ринулись вперед.
Один из отшельников бросился наперерез. Леке разрядил болтер, но его разгоряченный камелопард шарахнулся в сторону. Остановил врага выстрел Драко.
Мутанты набросились на усталых, обессиленных беженцев и стали высасывать кровь, чтобы утолить жажду. Самые стойкие из путников защищались, отстреливались из обрезов и пистолетов. В бой вступили и солдаты в желто-серых комбинезонах. Выстроившись в боевом порядке, они поливали огнем богопротивных тварей. Привлеченный выстрелами, на помощь гвардейцам, разворачивая пулемет, спешил броневик арбитраторов.
Стрелок на башне давно потерял свой зеркальный шлем. Прищурившись от яркого солнца, он поливал длинными очередями яростно ревущих чудовищ. Один из монстров бросился прямо под колеса машины, и нервы водителя не выдержали. Броневик вильнул в сторону и врезался в столб. Арбитратор-стрелок кубарем скатился на землю. Вытащить пистолет он не успел — острые клыки сомкнулись на его шее.
Бросив задушенную жертву, генокрад стал острыми когтями царапать металл, угрожая вскрыть бронированную машину как консервную банку.
Словно ниоткуда на месте схватки появился реактивный мотоцикл. Серебристая ракета со стабилизаторами, расписанными рунами, ловко маневрировала среди каменных колонн на высоте двух метров. Элдару удалось незамеченным подлететь к ломящемуся в броневик монстру. Установленные на стабилизаторах сюрикен-пушки одновременно изрыгнули шквал острых звездочек. Генокрад завизжал. Безжалостные диски впились в его тело.
Мотоцикл развернулся и понесся к пещере, у входа в которую в окружении прихлебателей стоял «родоначальник сущего». Арлекин понял грозящую его расе опасность. В прошлом отшельники не отходили далеко от своих насестов. Их устраивала изоляция. Исследования территории их не интересовали. Но сейчас Сабурлоб стоит на грани гибели. «Патриарх» адского отродья видел элдаров, рано или поздно он поймет, что рядом находится выход Паутины. Генокрады приложат все силы, чтобы найти его. Допустить это нельзя.
Арлекин направил свою машину прямо на громадную фигуру. Град сюрикенов осыпал четверорукого борова. Большая часть звездочек попала в цель. «Патриарх» закачался, но не упал. Диск отсек одну из рук монстра, вытекли оба глаза, но стальное жало не проникло в мозг. Из ран потек гной. И все же раненое чудовище не погибло.
Элдар за долю секунды оценил ситуацию и изменил решение. Вместо того чтобы стрелой взмыть в небо, камикадзе направил серебристый мотоцикл прямо на «патриарха». Удар откинул борова в пещеру. Мотоцикл взорвался, и очищающее пламя вырвалось из грязной пасти горы.
— Ялд! Ялд!
Маленький отряд Джака вырвался из каменного леса. Но с последнего столба на черноволосую женщину спрыгнул мутант. Камелопард встал на дыбы и сбросил всадницу. Жертва кричала и отбивалась. Но монстр не стал убивать ее, а, противно визжа, оседлал животное и бросился вдогонку за остальными.
— Не останавливаетесь! — оглянувшись, прогремел Леке. — Только вперед. Ялд! Ялд!
Ракел натянула поводья. Старуха развернула камелопарда, собираясь помочь подруге или дочери.
— Помогаете нам! — взмолилась она.
Но любая задержка смертельно опасна.
Список их преследователей слишком велик. Не известно, все ли чудовища погибли, угасла ли их психическая сила после смерти «родоначальника». Продолжат погоню и выжившие в бою элдары.
ГЛАВА 14. ГОРЕ
Огромное красное солнце клонилось к горизонту, но жара не спадала. Камни лопались под копытами камелопардов. Песчаные барханы сменились каменистой пустошью. Увы, стало только хуже: и люди, и животные чувствовали себя, как на раскаленной сковороде. Пахло паленой шерстью.
Не многие пережили нападение генокрадов.
Миражи увеличивали число беженцев. В дрожащей линзе жаркого воздуха можно было увидеть свое отражение. Реальность и галлюцинации слились воедино.
Скольким удалось выжить? Миллиону? Сотне тысяч? Отряд Джака двигался в авангарде, храня тайну спасения.
Сотни тысяч мертвых шандабарцев — малая часть неминуемой планетной катастрофы.
Никто и никогда не вспомнит их имена.
На горизонте показалась горная гряда. Камелопарды оживились и ускорили шаг. На десятки квадратных километров раскинулись пологие холмы и острые вершины, лишенные растительности. За миллионы лет ветер и песок прорезали в скалах сотни каньонов и узких коридоров.
Джак и его спутники остановились передохнуть в сумрачной пещере, по размерам не уступавшей их особняку в Шандабаре. В тени было прохладнее, но душно, как в духовке.
Необходимо напиться и поесть. Канистра, наполненная у источника, давно опустела.
Гримм вспомнил способ, которым пользовались примитивные скотоводы на одной из сельскохозяйственных планет. Прохрипев нечто нечленораздельное, он жестами попросил Ракел дать ему пояс ниндзя, а Лексу велел крепко держать животное. Затянув импровизированный жгут на шее камелопарда, скват острием ножа пробил сонную артерию.
Хлынувшая кровь забрызгала лицо коротышки. Не раздумывая, он припал губами к ране, глотая кровь, как вампир. Напившись, зажал ранку пальцем.
— Твоя очередь, Джак.
Драко пропустил вперед Ракел, которая почти теряла сознание. Ее тело способно повлиять на всю дальнейшую жизнь Тайного Инквизитора.
Пошатываясь, девушка прильнула к шее камелопарда. Гримм вытащил палец-затычку.
Животное больше не брыкалось. Джак напился и уступил место Лексу. Остатки крови они сцедили в канистру.
Когда камелопард умер, Гримм отрезал горб. Внутри оказался отвратительный на вкус жир.
— Жир сгорит в наших телах, как высокооктановый бензин, — заверил товарищей Леке.
— Тебе легко говорить, — фыркнул скват. — Твой супержелудок перетрет даже камни.
И все же, давясь, все четверо принялись за еду.
Жир быстро портился, тем не менее Гримм сложил недоеденные куски в мешок.
Очень хотелось спать. Солнце почти скрылось за горизонтом, но небо по-прежнему пылало. Вперед, вперед, пока темнота не поглотила горные кряжи.
Джак забрал пояс ниндзя.
— Страницу можно выбросить, — сказал он Ракел, взглянув на залитые кровью элдарские руны. — Если до ночи мы не найдем каменные грибы, то погибнем.
Леке отвел Драко в сторону.
— Давай сохраним пергамент, — прошептал десантник. — Нам пришлось оставить саму Книгу Судьбы, но выбрасывать кусок текста мне кажется неправильным. Страница уже не раз послужила нам: указала путь в Паутину, спасла Ракел от солнца…
— Ты всегда так почтителен к святыням инопланетян, капитан? — грубо оборвал Лекса Инквизитор.
— Руны непрерывно меняются, Джак. Со временем они расскажут и о Сыновьях Императора. Мы не должны уклоняться от возложенной на нас миссии.
— Это не так, Леке, совсем не так! — Джак решился рассказать все соратнику: — В том месте, где время способно измениться, я смогу попрать смерть и оживить Мелинду. Психические волны от метаморфозы прокатятся по Океану. Душ. Теория элдаров утверждает, что взмах крыла бабочки порой приводит к рождению урагана. Так сказал мне Марб'Алтор. Вмешательство в Судьбу в Паутине, в самом центре ворп-пространства отменит древнее предсказание!
Он не убедил Лекса.
— Верь мне, капитан. Ты видел мою власть: я переманил демона и изгнал его из себя с помощью Руки Славы.
Гигант кивнул. Отрицать очевидное он не мог.
— Я стал Иллюмитатом, — добавил Джак. — Но если я ошибаюсь, то молю: убей меня. Или свяжи и доставь в Инквизицию. Но только не в ту, которая забыла свое предначертание и одержима борьбой за власть.
Кто же тогда способен развеять сомнения капитана д'Аркебуза? Терминаторы-Библиарии из ордена Имперских Кулаков? Вернется ли он туда когда-нибудь? Сыновья Императора, элдарская Книга Судьбы, просвещенность — такие вещи не для простого десантника. А Инквизиция… Джак прав, она воюет сама с собой.
— Слушай меня, Леке: мы из тех, кто совершенствует дух. И один из способов сделать это — пожертвовать собой ради великой цели.
Десантник пожал плечами. Жертвоприношение слишком связано в его сознании с демонами Тзинча.
— Величествен лишь сам акт самопожертвования, — пробурчал он.
В глазах Джака сверкнул огонь ярости:
— Ты сомневаешься, что я способен пожертвовать собой ради Императора? Давай помолимся о провидении, благословившем воровку Ракел. Я лично воздам ей почести. Инквизитор идет по единожды выбранному пути. Альтернатива — ересь. В истинном служении всегда присутствует боль.
— Да, боль очищает, — согласился Леке.
— Реинкарнация Мелинды станет актом любви, — настаивал Джак. — Семя любви, посаженное в психическом океане, прорастет, побеждая смерть и Хаос.
Оставив камелопардов в пещере, путники, пошатываясь, побрели по узкому коридору. Пятидесятиметровые каменные стены уходили ввысь, горячий ветер гулял по каньону.
— Сюда, сюда, — звали голоса привидений.
Души погибших путешественников тосковали по доброй компании.
Ракел валилась с ног от голода и усталости, так что Лексу пришлось взвалить девушку на плечо.
Солнце зашло, но жара не спадала. Горячие потоки поднимались к вершинам гор, искажая сумеречный свет. На закате по каменному лабиринту бродило несколько десятков беженцев, ища заветное место спасения, но не имея ни малейшего понятия о том, как оно выглядит.
Джак решил рассказать приметы входа нескольким встречным, увеличить шанс выиграть в лотерею, где ставка — жизнь или смерть.
— Вы видите шесть высоких каменных грибов? — спрашивал он.
Никто из беженцев не сталкивался с этим природным феноменом. Джак брал с каждого слово, что, найдя указанное место, тот позовет остальных.
Леке сжал левый кулак.
— О Дорн, свет моей жизни, — взмолился он. — Бифф, Ереми, на помощь!
Драко сверился с картой на хрусталике.
Руна маршрута четко видна, но где же отправная точка?
— Возьми нож, Гримм, — велел десантник. — Медленно вгоняй мне в глаз клинок, пока я не увижу путь!
Не снимая с плеча Ракел, он опустился на колени.
— Остановись, безумец!
Скват взглянул на Драко, но тот сурово кивнул. Самопожертвование — благочестивое деяние. Так Леке установит равенство, тайную связь между глазом Азула и своим собственным.
— Разве ты не видишь, как гармонично сочетаются обстоятельства? — спросил Гримма Тайный Инквизитор.
Коротышка недоуменно пожал плечами.
— Глаз десантника за ворп-глаз, — объяснил Джак. — Просвещение за страдание. Альтернатива — смерть и крушение надежд мира. Благословляю тебя, капитан д'Аркебуз. Может быть, ты хочешь, чтобы нож взял я?
— Полагаю, что инженер-скват справится с технической стороной дела не менее эффективно, чем Инквизитор.
Нет, Леке не желал, чтобы Джак держал нож. Он не еретик, нуждающийся в помощи Инквизитора.
— Лягаться не будешь? — нарушил торжественность момента Гримм.
— Нет, даже не моргну, скват. Клянусь, ни один мускул на моем лице не дрогнет. Если мне суждено когда-нибудь вернуться, хирурги Имперских Кулаков вставят мне искусственный глаз.
Когда это будет? Пожертвовать глазом, когда неизвестно, что ждет впереди — довольно смелый поступок для воина. Или безрассудный?
— Ты должен вводить клинок очень медленно, чтобы боль концентрировалась, — проинструктировал Леке, глубоко вдохнул и повязал на лоб пояс Мелинды.
Глазное яблоко лопнуло, из глазницы потекла жидкость. И в этот момент сжатый кулак десантника засветился жутковатым сиянием. Указательный палец вытянулся вперед, показывая направление.
При свете первых звезд маленький отряд Джака вышел к плато с шестью каменными грибами высотой три метра. Они образовывали круг, шляпками плотно прилегая друг к другу. В центре сиял голубой диск, вход в Паутину.
Здесь начинался туннель, ведущий в неизведанное. Прочь с Сабурлоба!
Леке снял Ракел с плеча и потряс ее.
— Мы спасены, — ободрил он девушку.
Открыв глаза, Ракел удивленно взглянула на перевязанный глаз десантника. Слабым голосом она спросила:
— Что с тобой?
— Леке пожертвовал своим глазом ради спасения, — ответил Джак. — Недалек тот день, когда нам всем предстоит принести в жертву нечто дорогое, возможно, собственную жизнь во имя Ньюмена, во имя Императора. Триллионы душ жаждут апофеоза!
— Что значит «апофеоз»? — спросила девушка.
— Божественное торжество. Либо победит человечество, либо Хаос. Мы — крохотные песчинки в мире, но наши жертвы сольются в ручеек, который превратится в мощную реку.
— Отличная проповедь, босс, — похвалил Гримм. — Но все же, как ты думаешь, далеко ли ближайшая спокойная планета? Нам пора отдохнуть. Я мечтаю о тихом курорте со жратвой, выпивкой и развлечениями.
Джак снял крышку с линзы-монокля и взглянул на четкие линии.
— Я насчитал десять развилок. Если нам повезет.
Может, потому что спасение было так близко, жара стала совершенно невыносимой. Мелкие моря северного континента пересохли, скоро очередь дойдет и до океанов. Горючие ископаемые самовозгорятся, раскаленная лава уничтожит все живое. Из списка миллионов планет исчезнет одна строчка — Сабурлоб.
Мало кого в Империи интересует то, что происходит чуть дальше собственного носа. И лишь Император прольет драгоценную скупую слезу.
Туннель Паутины показался беглецам ледяным. Даже Леке ощутил резкую смену температуры. Из-за провала памяти он потерял навык, приобретенный в монастыре, в тоннеле Ужаса, своеобразном полигоне, где зоны разрушающей жары сменялись зонами абсолютного холода и участками, лишенными воздуха.
Паутина по сравнению с тоннелем Ужаса совершенно безопасна. Встреча с амазонкой, убившей Мелинду, — случайность. Каждый путешественник занимает здесь изолированный квант времени. Две группы, вошедшие в лабиринт в разное время и в разных местах, имели нулевой шанс встретиться на межгалактических тропах.
Ощущение времени в Паутине исчезало.
Когда ты вошел в лабиринт — минуту назад, час или год, — определить было невозможно. Часы и хронометры сходили с ума: то спешили, то отставали на несколько часов.
Джак шел впереди, держа монокль с хрусталиком в вытянутой руке. Они миновали одну развилку, вторую, третью… Леке поддерживал Ракел. Приняла бы помощь десантника Мелинда? Нет, ниндзя вытерпела бы любые невзгоды, стремясь добраться до планеты, где нашлись бы вода, пища и убежище для сна. Как сказал Гримм, «курортная планета». Но место прибытия не обязательно окажется гостеприимным.
Они вышли из голубого туннеля в гроте маленького озерца. По берегам разросся зеленый папоротник, сквозь прозрачную воду виднелась галька. Какой-то лохматый пестрый зверь при виде незнакомцев попятился и зарычал, обнажая желтые клыки. Гримм дважды выстрелил в хищника, берлогу которого они потревожили.
На горизонте золотился лес в осеннем уборе.
— Только поглядите на себя, — буркнул Гримм.
В зеркальной воде отразились обожженные лица с шелушащейся кожей, измазанные грязью и запекшейся кровью камелопардов.
Четверо путешественников с удовольствием сбросили одежду и нырнули в благодатные воды озера. Искупавшись, они поняли, что страшно голодны.
Что за животное подстрелил Гримм?
Съедобно ли красное мясо хищника? Вряд ли в организме зверя содержатся естественные яды, он привык защищаться зубами и когтями, а не токсинами. Отбросив осторожность, скват первым впился зубами в кусок сырого мяса.
Ласковое желтое солнце склонялось к горизонту. Ленивые кучевые облака пробегали по небу.
Устраиваться на ночлег у входа в Паутину Джак посчитал неразумным. Они покинули берег озера и направились к лесу. Предварительно Леке закопал останки убитого животного, чтобы скрыть следы присутствия вооруженных людей.
Бивуак устроили под сенью деревьев. Гримм и Ракел уснули мгновенно. Джак прочел несколько молитв, воздавая благодарность провидению, приведшему их на столь благодатную планету. Леке задремал, инстинктивно прислушиваясь к шорохам ночи. Одно полушарие десантника всегда хранит бдительность.
На рассвете Леке разбудил Гримма. Утренний жемчужный туман стелился по земле. На листьях деревьев блестела роса. В воздухе летали обрывки паутины.
— Ракел проснулась и ушла несколько минут назад, — прошептал десантник.
— Ну, ничего удивительного. У меня самого мочевой пузырь разрывается. Но проверить все же стоит.
— Выясни, — коротко приказал Леке. Он не хотел будить Джака, голова которого покоилась на его плече.
Быстро справив неотложное дело, скват поплелся за Ракел, стараясь двигаться бесшумно. Несколько веточек хрустнуло под ногами, и Гримм понял, что красться глупо. Махнув рукой, он уверенно зашагал к гроту.
Ракел могла уйти куда угодно, но только в одном случае они навсегда потеряют след девушки — если та ускользнет в Паутину. Пока ничто не свидетельствовало о том, что она решила сбежать.
С опушки, поросшей кустарником, донесся подозрительный шорох. Достав «Мир Императора», скват бросился в синюю мглу.
В тумане стояла Мелинда… Ах, нет, это все же Ракел.
— Не шевелись, дорогуша, или в твоей спине взорвется заряд болтера.
Девушка застыла.
— Немедленно возвращайся, не вынуждай меня пустить в ход оружие.
Ракел повернулась, умоляюще сложив руки на груди:
— Гримм…
Ее голос манил.
— Тебе не следовало раздумывать, выбирать, — словно извиняясь, сказал коротышка. — Нужно было войти в туннель и бежать, бежать, бежать. Ладно, отправляемся обратно.
— Выбирать? — переспросила Ракел. — Ты хочешь сказать, у меня есть выбор? Я боюсь…
Что-то в ее голосе или позе насторожило Гримма. Ее пальцы…
— Эй, только попробуй шевельнуть рукой!
Кольца Мелинды! Одно из трех орудий тайного убийства еще не использовано.
— Я и не собиралась, — огрызнулась девушка. Но вдруг страх и злость исказили ее лицо: — Гримм, скажи мне правду! Если Джак перестанет поддерживать меня своей психической силой, я действительно умру?
Ах, вот почему она остановилась, упустила шанс спастись в диковинном лабиринте элдаров, пронзающем всю вселенную. Спастись… от чего?
С одной стороны — неизвестность, с другой — мучительная смерть от полиморфина. Что выбрать?
— Истинная правда! — бесстыдно солгал скват. — А теперь не глупи, давай вернемся. Я не хочу убивать тебя. Мне ни к чему твоя смерть.
Здесь Гримм не врал. Ракел необходимо сохранить. Правда, разуму и душе воровки предначертано покинуть принявшее совершенную форму тело.
— Джак хочет как-то использовать меня. И я погибну, так?
— Клянусь, нет, Ракел бинт-Казинцкис.
Назвать вора истинным именем — значит, оказать ему доверие. Возможно, Леке не захотел отправиться на поиски девушки, потому что предвидел, что придется лгать ей, ставшей другом, и тем самым позорить себя.
Ракел спросила: — Клянешься предками, Гримм?
Сердце сквата екнуло. Нельзя давать священные клятвы, заведомо собираясь обмануть.
Наглая ложь Зефро Карнелиана о Сыновьях Императора и Дальнем Дозоре Рыцарей-Сенсеев до сих пор отравляла его душу.
— Так ты даешь мне слово? — настаивала Ракел. — Ты — честный малый, честнее многих, во всяком случае.
— Сейчас, сейчас, дорогуша, — мямлил Гримм, отчаянно пытаясь найти выход. — Дело в том, — сымпровизировал он, — что люди редко чтят своих предков.
Он издал смешок.
— Не все, конечно, я знаю некоторых, но они составляют исключение. Я и не догадывался, что ты почитаешь предков так же, как я!
— На моей планете, — напомнила Ракел, — шаманы пьют отвар лишайника, того, из которого и изготавливают ваш чертов полиморфин, и принимают внешность мертвых предков, чтобы ощутить связь с их душами. Общение с предками для нас священно.
Да, она рассказывала об этом. Гримм помнил.
Притворяться дальше скват не мог. Он вспомнил совет Джака: всегда думать о высшей цели.
— Ракел бинт-Казинцкис, — торжественно произнес Гримм. — Я клянусь своими благородными предками. Пусть они лишат меня генетических и духовных наследников, если я лгу. Пусть я потеряю возможность самому стать предком!
На сердце сквата скребли кошки. Он твердо верил, что предки покарают его. Теперь он никогда не станет старым и мудрым. Червь сомнений будет непрерывно точить его изнутри.
Не год, не два, а до самой смерти.
Если рассказать Джаку о клятве, поймет ли Тайный Инквизитор всю глубину мучений сквата? Оценит ли его самоотверженность, так отличную от двуличной лжи Карнелиана?
ГЛАВА 15. СБОРЩИКИ УРОЖАЯ
Когда Ракел и Гримм вернулись в лагерь, солнце уже разогнало утренний туман. Джак и Леке лениво рассуждали о том, где на планете находится второй вход в Паутину. Карта на линзе показывала, что он существует. Но куда идти, лететь или плыть?
Леке снял с вытекшего глаза повязку — красный пояс ниндзя. Увидев ужасную рану, Ракел вскрикнула. Взгляд Гримма блуждал по верхушкам деревьев, он не желал смотреть на дело рук своих.
— Жаль так быстро покидать столь гостеприимную планету, — печально проговорил скват. — Голубое небо, ласковое солнце. Прямо курорт. — Он чувствовал себя несколько смущенно и решил пошутить: — Как тебя угораздило напороться на нож, великан?
— Прекрати, — сухо оборвал его Леке.
— Да уж, хорошую работенку я задал вашим хирургам. Но второй глаз побереги. Слепой ты станешь нам обузой.
Ракел прервала монолог Гримма:
— Может, нам не торопиться? Получше познакомимся с планетой, поищем людей. Ктонибудь обязательно знает, где второй вход.
Гримм бросил на девушку презрительный взгляд:
— Тебе бы только сидеть без дела. Хочешь, чтобы каждый день был праздником?
— У нас есть драгоценности, — не сдавалась Ракел. — Можно купить информацию, нанять слуг.
— Не обязательно на планете есть люди, — возразил Джак. — Она может оказаться пустынной.
Гримм скривил губы в ухмылке:
— Или здесь живут противные зеленокожие орки. Они навеки обратят нас в рабство. Славная перспектива?
— Я жду, — прервал его рассуждения Леке.
Вздохнув, скват достал нож и поплевал на лезвие, как будто его слюна обладала антисептическими свойствами.
— Вот такие номера орки и проделывают.
— Я ничего не знаю об инопланетянах, — смутилась девушка.
— Тогда нам лучше исчезнуть прежде, чем ты успеешь познакомиться с ними.
— Ты специально стараешься напугать меня. Нет никаких доказательств того, что здесь живут эти самые орки.
— Ха, дорогуша. Если на планете деревья зеленые, то почему бы и разумным существам не быть таковыми? — фыркнул Гримм.
— Ты не в духе, — повернулся к сквату Джак. — Я думаю, лучше нож взять мне.
— Я не в духе? — огрызнулся Гримм. — Не знаю, не знаю. У меня приподнятое настроение. — Он усмехнулся: — Я предвкушаю, как начну пытать Лекса…
Гримм хорохорился. Скват боялся, что Ракел догадается, что он дал ложную клятву, и его жертва окажется напрасной.
Леке опустился на колени, и все повторилось. Клинок вошел в глазницу, чудесный свет появился вокруг Руки Славы, указательный палец вытянулся на восток.
Прежде чем отправиться в путь, они насобирали орехов, каких-то красных ягод и сероголубых грибов. Леке пробовал первым. Не ядовито. Питательно. Вкусно.
День прошел без приключений. Маленький отряд шагал по лесу, лишь изредка вспугивая маленьких зверьков. Ближе к вечеру чаща поредела, появились пни от срубленных топором деревьев, некоторые совсем свежие.
Орки оставили бы после себя широкие просеки. Они уничтожали все без разбора. Значит, планета заселена людьми.
Накануне усталые путники уснули, не дождавшись захода солнца, поэтому не видели ночного неба. Находятся ли они в центре или на окраине галактики, станет ясно по количеству звезд.
Рука Славы привела их на огромную пустошь. Серый пепел усеял землю. То тут, то там торчали обгорелые перекладины и балки. Совсем недавно здесь была деревня. Под обломками хижин они обнаружили несколько скелетов.
Кто сжег деревню? Соседнее племя? Но тогда почему так мало трупов?
Выложенная булыжником дорога уводила дальше в лес. По ней маленький отряд и отправился дальше. Через двадцать километров перед ними открылась панорама большого города, также превращенного в прах. Дорога манила продолжить путь.
На закате Джак решил устроить привал.
Почти весь день солнце закрывали тучи, но к вечеру небо очистилось. На востоке поднялась цепочка естественных спутников, похожих на жемчужины на темном бархате. Лун у планеты оказалось много — около сотни. Их ярко сверкающее ожерелье мешало рассмотреть звезды.
Пока четверо путешественников наблюдали за небесной процессией, одна из жемчужин соскользнула с нитки и начала спускаться.
Леке тихо выругался.
— Что это такое? — так же тихо спросила Ракел.
Ответ десантника прозвучал холодно и жестко:
— На Сабурлобе ты видела генокрадов и мутантов, Ракел. Сейчас тебе предстоит узнать еще одну страшную тайну. Над планетой сияют не спутники. Это космические корабли тиранидов. Чудовищ, которые и породили генокрадов. Тираниды выращивают народы целых планет как биологический материал для последующей мутации, собирают урожай высшей формы жизни — человеческий.
Флотилия тиранидов появилась в Империи из межгалактического течения шириной в два миллиона световых лет. Прежде они опустошили не одну галактику, используя разум как сырой материал, создавая из людей всевозможных монстров: вурдалаков, точильщиков плоти, убийц криком.
Название последним придумали выжившие в стычках с отродьем тиранидов десантники. С ужасающими воплями неслись в атаку невидимые, но реально размахивающие мечами и разбрызгивающие токсичную биоплазму чудовища.
Точильщиками плоти называли ядовитых жуков, набрасывавшихся на жертву и выгрызавших куски плоти.
Корабли тиранидов состояли из тысяч органических существ, сросшихся друг с другом в результате мутации. Контроль над миллионным флотом осуществлял коллективный мозг. Как стоголовая гидра не замечает потери одной головы, так коллективный мозг тиранидов оставался невредимым в любых схватках. Уничтожь тысячи кораблей — напрасная мечта — и все равно он останется целым.
Ни кровожадные воины-тираниды, ни зоаты, промежуточные существа, ни убийцы криком и другие мутанты не обладали индивидуальностью. Все они были клетками колоссального организма, флота-муравейника.
Захват Империи тираниды начали несколько столетий назад, став угрозой не меньшей, чем Хаос. Нападение флота-муравейника стало еще одной причиной безжалостной и беспощадной политики Империи. Иначе человечество погибнет.
Или избавлением от Хаоса станет поглощение всей разумной жизни тиранидами. Черт дьявола не лучше!
Леке ударил сжатым кулаком по колену.
— Мне приходилось сражаться с тиранидами. Я побывал даже на их корабле.
Сейчас он — единственный космический десантник на планете и безоружен. Без доспехов он чувствовал себя голым. Если захватчики обнаружат их, то всем четверым уготована одна участь — стать биологическим сырьем.
Сон пропал. Как тут уснешь, когда похожие на личинок корабли курсируют над планетой.
Одни приземлялись, другие взлетали, увозя новых пленников.
Первый этап отлова на планете закончился.
Тираниды забрали пока только высшую форму жизни — людей. Новая волна подберет остальное.
Они должны как можно скорее найти второй вход в Паутину. Времени осталось совсем мало. Сейчас необходимо отдохнуть, но страх не давал глазам сомкнуться.
— Я вспомнил один прием Мелинды, — произнес Джак, пронзая взглядом Ракел. Упрекал ли он девушку в том, что она не настоящая ниндзя? — Я видел, как она убила врага одним прикосновением к шее. Если нажать слабее в том месте, где проходит жизненно важный нерв, то человек просто теряет сознание. Я предлагаю…
— …вызвать у всех бессознательное состояние. Оно перейдет в естественный сон.
В монастыре Лекса учили мгновенно отключаться, используя короткие перерывы между сражениями. Значит, ему и предстоит усыплять остальных.
Джак продемонстрировал прием. Затем он, Ракел и Гримм улеглись на землю.
— Только не задуши, — попросил скват. — Честно говоря, я предпочел бы удар прикладом…
Он замолчал. Умер или потерял сознание?
Леке склонился над неподвижным коротышкой.
— Жив. Скваты живучие.
— Я готов, — сообщил Джак.
Леке совершил над ним ту же процедуру.
На всякий случай убедившись, что сердце Тайного Инквизитора бьется, гигант шагнул к Ракел.
— Подожди… — попросила девушка.
— Что такое?
— Эти тираниды… Я даже не подозревала, как опасна вселенная. Генокрады, отступники… Взрыв на Сабурлобе. Уничтожена целая планета!
— Никто не виноват. Взорвалась звезда. Ну, возможно, Хаос сыграл роль катализатора.
— Это ужасно!
— Я видел кое-что и похуже, милая. Мне довелось посетить Ворп. По сравнению с тем безумием корабль тиранидов вполне приемлем, хотя и необычен.
— Нет, я этого не вынесу. Но мы ведь товарищи, да? Четыре друга в аду…
— Да, товарищи, — пришлось признать Лексу.
Думал ли когда-нибудь капитан д'Аркебуз, что ему, Имперскому Кулаку, придется взять в друзья воровку? И все же десантники должны защищать тех, кто уязвим. Ракел ждет горькая участь. Она — всего лишь инструмент в руках Джака Драко. Леке почувствовал что-то вроде жалости. Странное ощущение, когда тебя окружает безжалостный космос.
— Усыпи меня! — взмолилась Ракел.
Может, она просит о смерти?
— Расслабься, — велел Леке и светящимся пальцем осторожно притронулся к шее девушки.
Разграбление жизни на безымянной планете только началось. Весь процесс мог продлиться десять лет. Или двадцать. Для бессмертного муравейника время не имело значения. В лесу пока еще шла ночная жизнь. Пели птицы, шуршали в траве звери. В сгоревших городах и селах не осталось ни собак, ни лошадей. Тираниды подобрали все. В их плен попадут даже жучки и червяки. Микробы и бактерии отловят микроскопическими нано-коллекторами. Закончит стерилизацию планеты огонь.
Сон благотворно подействовал на всех. Утром восстановивший силы Драко вызвал защитную ауру. Оградит ли психический экран четверых людей от несчетного числа тиранидов?
Свечение в руке Лекса усилилось. Дорога вилась меж деревьев с желтыми и алыми листьями. Наконец, они вышли на равнину. Впереди возвышалась горная гряда.
В маленьком озере, образовавшемся в воронке потухшего вулкана, путешественники увидели странное горбатое существо с шестью конечностями. Тварь, размерами вдвое больше человека, казалась выточенной из янтаря и красного коралла.
— Это один из них, — прошептал Леке, останавливаясь.
Ракел едва сдержала крик ужаса.
Существо цеплялось когтями за гладкий, оплавленный камень и соскальзывало вниз. Очевидно, оно не купалось, а тонуло. Красно-желтая туша дернулась и открыла золотистые глаза.
— Пристрелить? — спросил Гримм.
— Нет, — ответил Леке. — Взрыв болтера далеко слышен. Эхо разнесется в горах и встревожит тиранидов — Жаль, что у нас нет игольчатых ружей, Гримм скользнул взглядом по перстням Ракел.
Девушка отвернулась, с трудом сдерживая тошноту.
Тело твари раздвоилось на глазах, словно существо разрезало себя собственным хвостом.
Джак вздрогнул от психического удара. Ультразвук вспугнул летучих мышей.
— Он подает сигналы. Нам лучше уходить.
Они побежали, в любую минуту рискуя поскользнуться и упасть в расселину. Рука Лекса излучала указующий сйет. Вперед. Вперед.
Издалека донеслось нечеловеческое хрюканье. Погоня. Чирикающими трелями и свистом охотники пугали дичь. Джак оглянулся.
Блеснуло что-то желто-красное, явно не листва осенних деревьев. Вот еще одна тень. Тираниды вышли на охоту.
Чудовища заметили убегающих людей и резко увеличили скорость. В верхних конечностях они держали золотистые трости, то ли огромные барабанные палочки, то ли кости страуса.
Леке знал, что это такое: Факел Смерти, биооружие тиранидов.
Органическое ружье являлось симбиозом трех существ. В полом черве росло яйцо с личинками. По сигналу шестилапый паук разбивал скорлупу, ядовитые личинки раздражали утробу червяка, и он, чтобы избавиться от неприятных ощущений, сжимался и с большой скоростью выбрасывал личинки в воздух. При контакте с кислородом они воспламенялись, как порох, и поджигали все на своем пути.
Когда с отрядом десантников Леке побывал на корабле тиранидов, он собственными глазами видел безруких гуманоидов с головами, превращенными в органические лампы. По спине гиганта пробежал холодок при мысли о том, что Джак, он сам или Ракел станут лишенными воли и рук ходячими светильниками.
Такая участь ждала жителей безымянной планеты. Они станут безмозглыми созданиями с искаженными хромосомами и генами.
— Что у гадины в руках? — пропыхтел Гримм.
— Тебе лучше не знать!
Вдруг Ракел споткнулась и упала. Леке затормозил и метнулся назад, подхватил девушку под мышки и потащил за собой. Боль пульсировала в его светящейся руке. Боль-сигнал, больспасение. Сияние усиливалось, казалось, рука вот-вот загорится. Д'Аркебуз остановился над глубокой шахтой. Он молился о том, чтобы увидеть вход, и одновременно не хотел этого. Если его догадка верна, то как добраться до туннеля?
Нужны веревки!
Огромный тиранид несся на людей, выставив перед собой Факел Смерти. Расстояние сокращалось с каждой секундой. Стон и свист чудовища могли бы сойти за боевой клич, если бы эти твари обладали индивидуальностью.
Леке видел только каменные стены и синюю воду на дне шахты.
Очень синяя вода.
— Вход здесь! Вот он! — заревел д'Аркебуз.
Гримм остановился. Джак обернулся.
— Прыгайте! Прыгайте!
Леке скинул вниз визжащую Ракел, со скватом он поступил так же. Махнул рукой Инквизитору.
— Прыгай, Джак.
Увидев, что две из четырех жертв внезапно исчезли, тиранид пустил в ход оружие. Факел Смерти изрыгнул первую порцию личинок.
Леке нырнул в темный колодец. Синева ослепила его. Он погружался все глубже в сверкающий водоворот.
ГЛАВА 16. ВОЮЮЩАЯ ПЛАНЕТА
Леке вынырнул на поверхность, столкнувшись с Гриммом. Рядом барахталась Ракел. Секунду спустя появился Джак.
Над колодцем склонились коричневые рогатые головы. О Рогал Дорн!
Но дезориентация прошла, и Леке рассмотрел спускающиеся с потолка сталактиты, которые вначале он принял за рогатые головы тиранидов. Природный бассейн занимал почти всю площадь пещеры, оставляя лишь узкий бордюр по краям. Поток голубого света со дна давал освещение.
Беглецы вскарабкались на камни и проверили оружие. Болтеры, пистолеты и жезл Джака намокли, но работали исправно.
— Но почему мы не в Паутине? — потребовал объяснения Гримм. — Мы под водой проплыли из одной кастрюли в другую…
Скват зажег фонарик и осветил сумрачные своды. В одной из стен пещеры чернел ход.
— Пора идти. Тираниды не оставят нас в покое.
— Они не будут искать нас, — возразил Леке. — У них хватает других дел.
Джак тихо молился. Но кому? Наконец, Тайный Инквизитор произнес:
— Раз Рука Славы больше не указывает направление, значит, мы у цели. Всех загадок Паутины не знают даже Великие Арлекины. Вход находится здесь, в этом бассейне.
— Мне кажется, босс, что так мы попадем как раз в руки тиранидам.
— Это место не похоже на остальные.
— Ты думаешь, мы попали в своего рода аномалию? Вроде той, где нулевое энергетическое наполнение выбросило ворп-сердечник из неоплазменного реактора?
Джак подозрительно взглянул на Гримма, и тот поспешно добавил:
— Мастера нашей гильдии инженеров знают об этом лучше. Я что? Простой технарь.
— Технарь, который считает себя выше магов Марса.
— Твои марсианские маги, — пробормотал Гримм себе под нос, — экспериментируя с ворп-сердечником, изобретенным скватами, едва не взорвали Ганимед.
— Что ты сказал? Впрочем, не важно. Нужно снова нырять в бассейн.
Дрожащим голосом Ракел переспросила: — Нырять? Еще раз?
Она повернулась к Лексу за помощью.
Тот успокаивающе погладил девушку по руке.
— Ракел, нам лучше прыгнуть сразу, пока мы не обсохли.
— Там монстры! Я ничего страшнее не видела!
Она попыталась вырваться.
— Я уже говорил, бывают и хуже.
— Наша жизнь — сплошная камера пыток.
— Тем не менее, — возразил Леке, — довольно просторная камера. Миллиарды наивных людей доживают в ней до самой старости.
— Только не я!
Вынырнули они в голубом туннеле Паутины. Сдерживающая воду мембрана пропустила живую материю. Элдары ли создали тайный вход в период расцвета их цивилизации, или феномен самостоятельно развился в Паутине, Джак не знал. Вопросов во вселенной гораздо больше, чем ответов.
Следующий пункт, куда четверо путешественников попали, следуя маршруту на хрусталике, на первый взгляд действительно выглядел настоящей камерой пыток. В призрачном свете Паутины открылась мрачная келья с дыбой, щипцами и орудиями пыток. Откуда-то сверху доносился грохот. Стены дрожали от вибрации.
Гримм посветил фонариком, рассматривая замысловатые мозаики из геометрических фигур. Внезапно он закричал:
— Не двигайтесь!
Слишком поздно. Джак наступил на черную, помеченную красным значком плитку пола. Механизм пришел в движение, выпустив в Инквизитора с десяток ножей. Но, к счастью, древнее устройство, установленное давным-давно, тут же рассыпалось. По полу покатились пружинки и колесики, рухнули обломки. Черные плитки покрылись трещинами — за сотни тысячелетий изветшали и они.
— Это западня, — прокричал Гримм.
Смертоносные приспособления предназначались убить всякого, кто появится из Паутины… И все они безнадежно устарели. Когда, спустя тысячелетия, из туннеля, наконец, вышли гости, изощренные орудия убийства с треском превратились в обломки.
Исследовав келью с помощью фонарика, они не обнаружили ни двери, ни ступенек вниз или вверх. Одни голые стены. Полукруглые арки создавали впечатление искусственной пещеры, похожей на крепость. Превосходное убежище от ракет и снарядов, но умные строители забыли существенную деталь: войти сюда снаружи невозможно. Отсутствие выхода свидетельствовало о том, что все сооружение вместе с орудиями смерти предназначалось для того, чтобы навечно оградиться от Паутины.
Возможно, в настоящее время на планете уже никто не знает о существовании подземного каменного гроба.
Грохот наверху не утихал, приобретая размеренность битвы.
ТРА-ТА-ТА-ТА, доносились пулеметные очереди, возобновляясь после коротких пауз.
— У меня скрутило живот, — пожаловался Гримм. — Леке способен есть любую дрянь, но я-то не такой.
— Я могу переварить даже камни, — бросил гигант. — Но они не слишком питательны. Выключи фонарь. Экономь энергию.
Как же выбраться из каменного мешка? Конечно, можно вернуться в Паутину и выйти на другой планете. Но тогда нарушится порядок, они отклонятся от маршрута, начертанного на хрусталике. Руна указывала, что сейчас путь пролегает в реальности.
— Пулемет — неплохая мишень, — заметил Леке. — Будем надеяться, что пушки противника рано или поздно разнесут огневую точку.
Он скептически взглянул на арки, поддерживающие потолок.
— Нам лучше укрыться в Паутине и молиться о прямом попадании.
Через некоторое время громоподобный взрыв потряс келью. Тонны камней обрушились вниз.
Удушающий дым проникал даже в Паутину.
Когда пыль осела, стало очевидно, что древняя келья не выдержала разрушительных пушечных залпов. В стене зияла дыра, в которой мог протиснуться даже десантник.
Неясный свет просачивался снаружи, радуя глаз.
По массивным глыбам и блокам легко вскарабкаться наверх. Но куда? В самое пекло сражения?
Разрушенная огневая точка располагалась на вершине кратера потухшего вулкана. Идеальное место для пулеметного расчета. Келья-ловушка для путешественников по Паутине находилась в жерле вулкана.
Все стрелки в доте погибли. Но на равнине бушевало море людей и машин. Две армии в составе легких танков, мобильных полевых пушек, тяжелой артиллерии и пехоты, вооруженной лазерными ружьями, шли друг на друга под прикрытием огромных боевых машин — Титанов.
Мелкий дождик сеял с серого, как униформа, неба. Рассеянный свет и клубы дыма придавали картине импрессионистские тона.
Титаны походили на огромных черепах, вставших на задние лапы. Передними они давили всех, кто попадался им на пути, будь то свои или чужие.
Пехота сражалась с пехотой, танки с танками, Титаны с Титанами. Лазерные лучи, как рапиры, втыкались в огромные машины, целясь в двигатели или генератор вакуумных щитов. Война шла не на жизнь, а на смерть. Горы трупов, похожих на раздавленных муравьев, усеивали поле. Пылали тысячи подбитых машин.
Стены разрушенного пулеметного гнезда дрожали от взрывных волн. Орды обезумевших людей уничтожали друг друга с помощью мощных, самых современных видов оружия. Некоторые Титаны принадлежали к классу Императорских, с реактивными установками и турболазерными деструкторами. В гуще сражающихся сновали «Псы Войны» с плазменными пушками и мегаболтерами. Но после встречи с тиранидами все эти горы оружия казались привычными, не вызывали страха. Даже восстанавливали веру в могущество человека. Парадокс, но по щекам Ракел потекли слезы облегчения.
Когда порыв ветра слегка рассеял дым, на горизонте показался красный замок с двумя круглыми бастионами. На шпилях развевались потрепанные боевые знамена с золотыми черепами, имперскими орлами и свастиками.
И вдруг сооружение, которое издали путешественники приняли за замок, приподнялось.
Огромная нога шагнула вперед. Супертитан! Из брюха боевой машины выдвинулись лестницы, похожие на когти, — новые полки спешили на поле боя.
— Порождение ада, — ахнул Гримм. — Клянусь, адептам-механикам пришлось немало потрудиться.
Но и Супертитану приходилось туго. Бастионы и одну из ног охватил пожар. Плазменная пушка вышла из строя. Маневренный танк противника поднырнул под брюхо боевой машины и нанес плазменный удар прямо в пах «замка».
Похоже, имперские силы терпят поражение.
Вдруг один из трупов застонал.
— Именем Императора, помогите своему комиссару!
Стон раненого перешел в рык. Видимо, он принял Лекса за имперского гвардейца.
Золотые эполеты на мундире комиссара украшали ветви морского анемона. Рукава и отвороты кителя были расшиты эмблемами. Миниатюрные черепа блестели на крагах.
Полки Гвардии набирали рекрутов на многих планетах, в основном на высокоразвитых.
Но иногда в число добровольцев попадали и жестокие бандиты, и варвары. Как четверо вооруженных людей оказались на огневой точке?
Взрыв, уничтоживший и орудие, и расчет, покалечил комиссара: раздробил ноги и таз.
Кровь пропитала землю под ним. Доблестный солдат готовился достойно встретить смерть.
Мольбы о пощаде и плен он считал неприемлемыми для себя.
Джак опустился на колени рядом с раненым.
— Я — имперский Инквизитор, сэр, — объявил он.
— Наконец-то, — прошептал комиссар. — Наконец-то!
— Вот татуировка на ладони! — привел доказательства Джак.
— Наконец-то! Мои молитвы услышаны!
На планете началось восстание еретиков. И они побеждали. Комиссар умирал.
— Благодарю вас за преданность, сэр. Мы только что приземлились, — солгал Джак. — Мы искали вас, гвардейских офицеров. Что ты скажешь о природе ереси, комиссар?
— Восставший Принципал Люцифер провозгласил себя сыном Императора и наследником Империи. Его последователи верят, что планета Геност станет новой Землей. Просто и отвратительно.
Комиссар поморщился от боли и прикусил губу, чтобы сдержать стон.
Новость потрясла Джака. Сын Императора!
Или Принципал Люцифер самый последний лгун и оппортунист, придумавший красивую сказку для дураков, или он что-то знает. Возможно, элдары отыскали и просветили его…
Или Рыцари-Сенсеи нашли Принципала и открыли ему истинное происхождение?
— Все очень просто, — повторил комиссар.
В нем росло подозрение. Уж очень странно вел себя Инквизитор.
Просто? Как он не прав!
Джак ответил, осторожно подбирая слова: — Опыт Инквизиции свидетельствует, комиссар, что под внешней простотой часто скрываются коррупция и обман. Скажи, считает ли Принципал Люцифер себя бессмертным?
— Конечно! Но он лжет. Никто, кроме Императора, не может быть бессмертным!
Офицер снова закусил губу.
Джак задал следующий вопрос: — Принципал родился на…
Он мгновение помедлил, вспоминая название планеты.
— …на Геносте?
— Этого я не знаю. Но как вы нашли меня, Инквизитор? Кто с вами? Меня зовут Боглар Зилов. А вас?
Джак не ответил.
— Тебе известно, где находится туннель туманно-голубого света, Боглар? Недалеко отсюда, километрах в тридцати?
— Я не знаю никаких голубых туннелей, — прохрипел комиссар. — Что это такое?
Один вход в Паутину надежно запечатали в далеком прошлом. Второй мог быть аналогично спрятан от глаз жителей Геноста.
— Есть ли какие-нибудь древние постройки в радиусе тридцати километров?
— Твои вопросы озадачивают меня, инквизитор, — усомнился раненый комиссар.
Джак уклонился от объяснений.
— Я искренне верю, что в намерения вашей армии входит пленение еретика живым.
— Сейчас в намерения нашей армии входит только выжить!
— Скажи, Боглар, сколько комиссаров, кроме тебя, на планете?
— Трое. Нет, Грифус погиб. Двое и я.
Умирающий потерял сознание.
Джак прошептал молитву.
— Ты больше не годен к службе, комиссар Зилов. Мне же нужен твой мундир, чтобы продолжить расследование. Мы постараемся снять его осторожно и не причинить тебе боль.
Форма со знаками различия, пусть грязная и испачканная кровью, укажет на принадлежность Драко к имперским офицерам и потребует абсолютного подчинения.
— Часто Инквизиторы предпочитают действовать скрытно, — признался он пришедшему в себя Зилову. — Там можно узнать больше. Мы должны ересь Принципала…
— Искоренить!
— Точка зрения, достойная комиссара. In nomine Imperatoris![73]
Зилов смутился и повиновался.
— Еда! — закричал Гримм.
Пока Джак расспрашивал комиссара, а Леке наблюдал за ходом сражения, скват отыскал несколько пакетов с солдатским пайком и фляжку с водой.
Загрузив добром заплечный мешок, Гримм взглянул на Драко, нарядившегося в цветастый мундир с эполетами:
— Шикарно, босс! Ты просто неотразим. И зачем весь этот маскарад?
Джак решил не смущать разум Гримма своими догадками, да и времени терять не стоило.
Необходимо выяснить истинное происхождение Принципала Люцифера. Наверняка, лидер восстания имеет охрану, обойти которую под силу настоящей ниндзя, аг не фальшивой воровке.
Как ему не хватает Мелинды. Она мертва лишь временно, ее воскрешение находится всего в нескольких переходах по Паутине.
Джак поставил задачу перед своим отрядом:
— Мы должны найти место, похожее на келью в древнем кратере. Нам нужен транспорт и крупнокалиберная пушка на случай, если придется ломать защиту самостоятельно. Подойдет Имперский Титан. Придется взять власть в свои руки.
Леке хмыкнул:
— Однажды мне с друзьями довелось угнать Титан.
Закинув мешок за спину, Гримм мрачно зааплодировал.
— Как нам везет. Осталось смазать сковороду жиром и…
— Чтобы познакомиться с управлением, — угрюмо продолжил десантник, — нам пришлось расстрелять экипаж и съесть их мозги.
Ракел с отвращением отшатнулась.
— Для обычных людей бессмысленно поедать мозг, — успокоил ее Леке. — У вас нет специального органа, способного извлечь информацию из человеческой плоти.
— Ха, — вмешался Гримм, — когда я еще работал инженером-консультантом, то принимал участие в отправке партии Титанов на Марс. Так что, верзила, я прекрасно разбираюсь в этих машинах.
— Я сказал, — прогремел Джак, — что мы возьмем власть в свои руки. Экипаж не придется убивать, они добровольно подчинятся мне. Я, как Инквизитор, по праву могу временно исполнять обязанности комиссара. Имперская армия проигрывает из-за недостатка веры!
Неоспоримый довод.
— Вот видишь, — обратился Гримм к Ракел. — Беспокоиться не о чем. Клянусь предками! Джак потрясет эполетами, мы заберемся в шагающий гроб и, если нас не сварят, не зажарят, не растворят в кислоте и не разорвут на кусочки, с ветерком прокатимся на стреляющей железяке.
ГЛАВА 17. МЕЛИНДА
Как давно идет сражение? Рано или поздно потери, смерть и ранения приведут битву к концу.
Но какофония взрывов и выстрелов не прекращалась. Смешавшиеся армии походили на боксеров, сцепившихся в клинче. Проанализировав ситуацию, Леке пришел к выводу, что вскоре должно наступить затишье. Имперские силы потерпели поражение, но на быструю победу повстанцам надеяться не приходилось, если только в рядах Гвардейцев не упадет боевой дух и дисциплина. Войска вряд ли разойдутся быстро и легко. Боксеры прочно приклеились друг к другу.
Боевые навыки Лекса, защитная аура Драко и везение позволили маленькому отряду прорваться к Имперскому Титану. По пути им пришлось отразить несколько нападений повстанцев.
Позаимствованный Джаком мундир комиссара провоцировал последователей Принципала на яростные атаки. Благодаря нательному бронежилету Тайный Инквизитор не пострадал. Лекса ранили в руку, но кровь десантника моментально свернулась и засохла.
Их целью стал один из немногих уцелевших Имперских Титанов, расписанный черепами и двуглавыми орлами. На башне развевалось пробитое пулями знамя с изображением белого ангела, отсекающего голову зеленому дракону.
Джак вскарабкался на подбитый тяжелый танк и широко раскинул руки. В пестром мундире он походил на семафор. Белесые глаза черепашьей головы уставились на Драко. Камеры из бронированного пластика передали изображение на два экрана, установленные в кабине водителя и в стрелковой башне.
Давя трупы железными ступнями, гигантская машина приблизилась к танку и остановилась. Центральный вакуумный щит отключился, огромная рука-кулак опустилась. Джак ожидал, что из корпуса упадет раздвижная лестница, но водитель, вероятно, имел склонность к импровизациям. Металлическая ладонь, приглашая, раскрылась. Джак махнул своим соратникам и пополз по застывшей в горизонтальном положении руке. Леке, Ракел и Гримм карабкались следом. Они по очереди нырнули под нагрудный панцирь и взобрались по узкому трапу.
Внутри Титана стояла жара, как в последние дни на Сабурлобе. Горячий дым смешивался с запахом горящего масла, хотя вентиляторы работали на полную мощность.
Гримм и Ракел остались в пехотном отсеке, освещенном красной лампой. Все стены покрывали лозунги и призывы: «Направление — смерть!» или же «Проклятье врагу!». Жужжали сервомоторы, шипели стабилизационные поршни. Титан продолжал неравный бой.
Джак и Леке прошли в кабину и предстали перед водителем. Командир Титана повернул защищенную шлемом голову и с любопытством осмотрел вошедших. Из-под щитка взглянули настороженные голубые глаза.
Драко протянул вперед раскрытую ладонь, показывая татуировку.
— Я — имперский Инквизитор Тод Запасник, — объявил он. — Ты знаешь, кто такие Инквизиторы?
Гвардеец кивнул, облегченно улыбнувшись.
— Комиссар Зилов погиб, — солгал Джак.
Хотя, возможно, это уже было правдой. — Я принял на себя его обязанности. Мой помощник — капитан космических десантников. Мы проводим тайную разведывательную операцию.
— Ух ты! — воскликнул водитель, не сводя восхищенного взгляда с полуобнаженного гиганта с красной повязкой на глазу и с болтером в руке.
— Я не хочу отвлекать тебя от управления, офицер. Но теперь ты должен исполнять мои приказы Именем Императора, по праву и привилегии Инквизитора. Мне необходимо найти древнее здание, напоминающее огневую точку на холме. Есть ли такая постройка в радиусе тридцати километров?
Из Титана открывался великолепный обзор.
Так как дым застилал поле битвы, экраны работали в инфракрасном режиме. На боковых мониторах прыгали зеленые точки, похожие на светлячков — радары сканировали местность.
Водитель снял шлем. Крючковатый нос с сапфировой серьгой в ноздре, тонкие губы и татуировка на щеке в виде крошечных серебряных пентаграмм придавали ему хищный вид. Он вывел на дополнительный экран карту-сетку с курсором.
— Очевидно, вы говорите о Бастионе Жестокости в двадцати пяти километрах к западу. Больше ничего похожего здесь нет.
Леке облегченно вздохнул. Его многострадальный глаз избежал очередной пытки. Десантнику не хотелось утруждать хирургов монастыря-крепости понапрасну. Пока не поврежден зрительный нерв, пересадка искусственного глазного яблока не доставит медикам проблем.
— Отвези нас туда как можно быстрее, — приказал Драко.
— Со всем уважением, Инквизитор, — ответил водитель. — Но мы удалимся от места сражения. Командование решит, что мы дезертировали. Нужно предупредить по радио…
— Нет. Если повстанцы перехватят сообщение, они бросятся за нами в погоню.
— Но имперские силы и так терпят поражение, сэр. Если вывести из боя Титан, наши солдаты лишатся защиты и погибнут. Мы можем даже потерять нашу базу на планете.
— Я приказываю! — гневно рявкнул Джак и более мягко добавил: — Мною руководят высшие цели, офицер. Твой Титан не решит исхода битвы.
— In nomine Imperatoris! Именем Императора! — повторил он и, распахнув мундир, положил руку на «Милость Императора». Только человек, облеченный огромной властью, мог владеть бесценным старинным болтером с рукояткой, на которой выгравированы серебряные руны.
— Ересь Принципала жизненно важно искоренить! — заявил Драко. — Необходимая для этого вещь находится в Бастионе Жестокости.
— Я предупрежу стрелков, — согласился командир боевой машины.
Выйти из сражения оказалось не так-то легко. Водитель виртуозно лавировал в гуще танков, пушек и пехоты, одновременно отражая атаки противника. Воздух внутри кабины накалился. Едва не вышел из строя вакуумный щит.
Максимально быстрым шагом Титан двигался на запад, топча сгоревшие поля и виноградники, усеянные бесчисленными трупами.
Лучи заходящего солнца, наконец-то, пробились сквозь тучи. В кабине к вечеру стало прохладнее. В пехотном отсеке, воспользовавшись минутой, Гримм раскатисто храпел. Ракел устроилась на откидном сиденье, в задумчивости обхватив руками колени.
Длинные вечерние тени придавали одинокой башне на холме зловещий вид. Из бастиона выступали сотни ржавых балок, на них качались выбеленные дождями и временем скелеты. У основания лежал толстый слой костей — здесь вешали преступников.
Башня избежала опасностей войны. Никто не решился взобраться наверх и установить пулемет или пушку. По приказу Джака стрелок выпустил по древнему сооружению несколько лазерных лучей — своего рода предварительная чистка гнилого зуба, нуждающегося в удалении.
Бастион вздрогнул, скелеты и балки посыпались вниз, но здание устояло. Каменщики прошлого работали на совесть. Титан подошел вплотную и надавил на башню панцирем. Со стоном и скрипом старинная постройка, наконец, рухнула, скатившись к противоположному подножию холма.
Настала очередь фундамента. Металлический кулак, словно ковш экскаватора, загребал плиты и отбрасывал их прочь. Когда гидравлические поршни пробили обнажившийся потолок подземной камеры-ловушки, старинные орудия со скрипом пришли в движение. В пыльном воздухе просвистели ножи, рассыпались обломки древних устройств.
— Вы выполнили свой долг перед Империей, — поблагодарил Джак водителя и экипаж Титана. — Возвращайтесь.
Четверо пассажиров сошли по опустившейся руке боевой машины и попали в подземную камеру, а из нее — в мягкое синее сияние Паутины.
На планету Геност опускались сумерки.
Днем голубой свет в разрушенном подземелье никто не заметит. Ночью же случайный прохожий примет загадочное сияние за опасное радиационное излучение. Возможно, несколько тысячелетий назад вход находился в непроходимой чаще. Но за века лес вырубили. На его месте насыпали искусственный холм и возвели Бастион Жестокости.
Когда Джак оживит несравненную Мелинду, они вернутся на планету Геност. Война Империи с еретиком Принципалом Люцифером продлится еще долго. Прибудут новые полки Гвардейцев. Возможно, появятся и Космические Десантники, чтобы покончить с богохульством самозванного Сына Императора.
Миновав несколько развилок голубого туннеля, маленький отряд Джака Драко вышел на бескрайнюю равнину. Стены Паутины раздвинулись. Капилляр привел их в вену. Теперь нужно набраться терпения и отыскать вход в симметричный капилляр.
— Мы разойдемся так, чтобы не терять друг друга из виду, и обследуем участок за участком, — решил Леке. — Изредка я буду окликать вас, чтобы никто не потерялся. Голоса свяжут нас, как веревка.
Джак вошел первым в голубой туман, Гримм — вторым. Затем отправилась Ракел.
Леке замыкал шествие, чтобы иметь возможность подкорректировать направление, если кто-нибудь отклонится от прямого курса.
Вскоре раздался торжествующий крик:
— Это Джак. Я нашел вход!
На голос Инквизитора собрались остальные.
Пройдя очередную серию закоулков и поворотов, они попали из капилляра в новую артерию.
Карта утверждала, что место, которое они искали, совсем близко. Нужно пересечь артерию и миновать три развилки.
Джак, Гримм и Ракел собрались у симметричного капилляра, поджидая Лекса. Неожиданно резкая пульсация прокатилась по Паутине. Вибрация энергополя усиливалась с каждой секундой.
— Это летит элдарский корабль! — воскликнул Гримм. — Он несется прямо на нас! Беги, Ракел, беги! Леке, корабль!
Туман заколыхался волнами. Ракел, Гримм и Джак нырнули в узкий туннель-капилляр, прислушиваясь к гулким шагам Лекса.
— Быстрее, верзила! — торопил Гримм.
Огромная белая бабочка мелькнула и мгновенно скрылась из глаз. Ударная волна взвихрила водовороты и цунами синего цвета. Центробежная сила едва не выбросила троицу, спрятавшуюся в туннеле, в центр урагана.
Леке кубарем покатился назад и пропал из виду. Он попал в кильватер корабля. Гримм звал десантника снова и снова, но ответа так и не получил. Они продолжали ждать. Если пролетевший корабль не отбросил Лекса на другой конец галактики, найти нужный туннелькапилляр он сможет только по присутствии друзей.
Время в Паутине отсутствовало. Сколько они ждут? Час? День? Но вот, наконец, гигант вынырнул из тумана.
— Ха, — облегченно выдохнул д'Аркебуз. — Вот и я!
Он вытер рукой потный лоб.
— Что-то ты запоздал, — не преминул уколоть Гримм. — Много входов пересмотрел?
— Шесть, — ответил Леке. — Я знал, что вы меня ждете. Самое трудное оказалось определить, в какую сторону идти. Я перекувыркнулся тысячу раз, не меньше, так что уже не соображал, где перед, а где зад. Но помолился Рогалу Дорну, и он направил меня.
— Мог воткнуть себе палец в глаз, — хмыкнул скват.
— Я воткну палец тебе в глаз, коротышка.
Леке схватил Гримма за шиворот и, хохоча, потряс его, словно щенка.
И вот они вышли на перекресток четырех туннелей.
— Мы на месте, — сверившись с картой, выдохнул Джак с триумфом и надеждой в голосе.
Две пары глаз и один без пары взглянули на Ракел бинт-Казинцкис. Девушка нервно крутила на пальце единственный заряженный перстень.
— Меня всю трясет, — пролепетала она, ожидая, что Джак достанет карту и придаст сил ее измененному телу. — Ужасное дело — попасть в руки Инквизитора…
— Ракел, — торжественно провозгласил Драко, — прямо за этими стенами в ворп-пространстве находится сила добра, благородства и правды, которая может трансформироваться в эмбрион нового Бога, который сменит нашего Императора. Либо обновит. Его — да простится мне моя ересь! Эта сила избавит Его от тысячелетней агонии и даст вечный покой.
В тоне Джака слышалась неловкость. Верил ли он сам в возможность победы? Он знал, что Светлый Путь существует, видел, как сияет Рука Славы Лекса. Но сомнения живут до тех пор, пока намеченное не свершилось.
Лекса одолевали смешанные чувства. «О, Рогал Дорн, укрепи мою душу! Не допусти в нее коварное предательство!» — взмолился десантник. Гримм совершенно раскис, словно разум его остался бродить где-то в Паутине.
Они нашли место, которое не открывалось еще никому. Так пусть же сомнение не извратит священный момент! Джак, Леке и Ракел опустились на колени в центре перекрестка, омываемого синим светом элдарской Паутины.
Только Гримм остался стоять — скваты не ведали, что такое благочестие и набожность.
Тайный Инквизитор прочел молитвы Императору, затем Ньюмену и Светлому Пути. Он повернулся к Ракел, но подходящие слова не шли на ум.
— Ты хочешь просить меня смириться со своей судьбой? — пролепетала девушка.
Джак метнул разгневанный взгляд на Гримма.
— Что ты сказал ей?! — закричал он на карлика.
— Ничего! — попытался защититься скват. — Клянусь покойными предками, ничего!
— Я старалась, — срывающимся голосом продолжила Ракел. — Старалась изо всех сил. Дайте мне избавление, прежде чем тираниды или какие-нибудь другие твари поймают меня.
— Хорошо, — тихо заключил Джак, довольный, что все складывается удачно.
— Настоящая Мелинда хотела забвения, — признался он. — Но она не верила, что сможет получить его.
Ракел запЛакала.
— Ты хочешь вновь вытащить ее в мир ужаса и страданий! Я понимаю твое желание.
— Ты великодушна…
Но нет никого великодушнее Мелинды, которая вскоре заменит душу этой' женщины в теле.
— Мелинда нужна мне, понимаешь, Ракел? Необходима! Лишь ниндзя сможет победить Принципала Люцифера.
— Ты задумал вернуть ее прежде, чем мы узнали о восстании на Геносте. Я принимаю свою судьбу, Инквизитор. Принимаю! Пошли меня во тьму, чтобы я больше никогда не увидела того, что мне пришлось увидеть. У меня нет будущего.
— Да. Но есть Светлый Путь, который твоя жертва приблизит. О, Император-Сущего, — воскликнул Джак, — прости меня. Восприми это… как должное.
Ракел зарыдала, покорно склонив голову в подтверждение того, что готова отречься от себя в пользу другой. Той, на которую она походила вплоть до малейшего штриха татуировки.
Лекса глубоко расстроила жертва девушки.
— Мы друзья, — сказал он, протягивая Ракел левую руку.
Джак вытащил карту «Ниндзя». И тут же вторая карта вывалилась из кармана. «Демон Тзинча» косо взглянул на Инквизитора. Джаку стало не по себе. Он поспешно бросил карту «Ниндзя» сверху. Мелинда «побила» демона.
— Помолимся и возрадуемся! — провозгласил Драко.
Ракел всхлипнула:
— Я возрадуюсь лишь в забвении.
Так говорила Мелинда. Воровка перестала быть самой собой, ниндзя возвращалась.
Джак сделал Лексу знак снять красный пояс. Десантник размотал повязку, обнажив пустую глазницу. Инквизитор завязал пояс на шее девушки, словно готовил ее к сепуку[74].
— Смотри на карту, — приказал он. — Глаза в глаза. Утони в них. Ты отправляешься в Океан Душ, чтобы пробудить могучее сознание добровольным самопожертвованием.
— Spiritum tuum in pacem di-mitto, — запел Инквизитор на древнем языке.
— Melindi, meum amor ad vitam novam revocatio[75].
Гримм поежился. Леке повернулся боком, чтобы лучше видеть древний обряд, такой же мрачный, как и те, что совершались в крепости-монастыре ордена Кулаков.
Гейша-ниндзя на карте шевельнулась.
— На этом месте, — речитативом повторял Джак, — где время искривляется и поворачивается вспять, силой и милостью Императора…
Ракел вскрикнула и упала на пол, корчась, словно от боли. С губ девушки слетел крик — вызов и утверждение своих прав:
— Я — Мелинда!
В торжествующем голосе прозвучали интонации кровожадной убийцы, имперского агента, обученного секретам тайного ремесла в центре Оффицио Ассасинориум.
Джак упивался победой.
Мелинда привстала, ощупывая грудь, куда вонзилось копье амазонки, вывернувшее наружу ее внутренности.
— Я — Мелинда! — хрипло повторила она, перекатилась на живот и вскочила на ноги. В широко распахнутых глазах ее плескалось безумие.
Боже, она не узнавала Джака. Видела ли она его вообще? Встав в боевую стойку, ниндзя вскричала: — Умрите, отродья Фениксов! — и с яростью бросилась в атаку.
ГЛАВА 18. ИЛЛЮМИТАТ
Как случилось, что Мелинда не узнала Джака? Может быть, мундир комиссара с золотыми эполетами и множеством значков ввел ее в заблуждение? Нет! Ниндзя назвала Инквизитора отродьем Фениксов! А заодно и Лекса с Гриммом.
Князья-Фениксы, элдарские воины-одиночки, бродили по Паутине с одной планеты на другую. Иногда они внезапно исчезали на целые столетия и вдруг появлялись вновь.
Каждый Князь-Феникс так преданно следовал по тропе войны, что возврата ему не было.
Если кто-либо из них умирал, его душа оставалась внутри доспехов. Вместе с доспехами к достойному кандидату переходила и душа умершего — так легендарная птица восстает из пепла.
У входа в Черную Библиотеку Мелинда погибла от руки амазонки-феникса… Воскресшая ниндзя вернулась именно в тот момент отчаянной схватки. Смерть не отпускала ее пробужденную психику.
Мелинда снова дралась в своей последней битве. Так душа, приговоренная к аду, раз за разом подвергается повторяющимся пыткам.
Она видела перед собой трех Князей-Фениксов.
Ужасная шутка Паутины.
Но не она станет жертвой, не она! Кулаком Мелинда ударила Тайного Инквизитора прямо в сердце. Нательный бронежилет смягчил удар, но Джак оступился и чуть не упал.
Ниндзя мгновенно сообразила, что спасло ее врага от неминуемой смерти, и подпрыгнула, метя ногой в голову.
— Мелинда, остановись! — крикнул побледневший Джак, глядя в зачаровывающие безумные глаза возлюбленной.
Но она не узнавала его. Сбив в прыжке Инквизитора с ног, Мелинда схватила его, подняла над головой и швырнула вниз.
Кости Драко хрустнули, боль наполнила его тело, словно бурлящая лава. Джак закричал.
Мелинда снова схватила его и бросила через бедро. Затем подпрыгнула с разворотом в воздухе, но ее разящая пятка натолкнулась на руку Лекса. Болтер, который вытащил гигант, отлетел куда-то в голубой туман.
Джак следил за боем сквозь пелену боли.
Хищно расставленные пальцы ниндзя нацелились в раненый глаз десантника. Но Леке разгадал ее маневр и вовремя уклонился. Пострадал бросившийся на помощь Гримм. Скват, ругаясь, упал на спину — значит, остался в живых. Коротышку спасло то, что Мелинда еще не привыкла к новому телу.
Леке напряг могучие мускулы. Он колебался. Враждебное поведение Мелинды было необъяснимо — если только она не сошла с ума.
Или она вернулась из Океана Душ обезумевшей, или в ее тело вселился демон.
Ниндзя изогнулась, как кошка, сжала кулаки и снова закричала:
— Я — Мелинда!
Ее взгляд остановился на перстнях. Миниогнемет, отравленная игла и лазер. Мелинда раздраженно взревела: как же это она сразу не заметила тайное оружие! И тут же направила один палец на Лекса, второй ткнула в Гримма, а третий — в Джака.
Драко инстинктивно прикрылся здоровой рукой. Лазерный луч пробил незащищенную ладонь. Боли Джак сначала не почувствовал… И вдруг она накатила мощной волной. Казалось, обугленная рука горит огнем.
Из глаз Инквизитора невольно покатились слезы. Еще большая скорбь угнетала его душу.
Все надежды рухнули. Не только мечты гордеца-Драко, но и все чаяния человечества.
Мелинда с недоумением смотрела на огромного Князя Феникса, оставшегося невредимым.
Живой карлик поднимался с пола. Сработал лишь лазер. Мини-огнемет и отравленная игла отказали. Как это случилось? И почему тело так плохо слушается? Почему пояс завязан на шее, а не на талии?
Тут что-то не так. Какую шутку сыграли с ней Князья-Фениксы? Происходящее похоже на сон. Но ниндзя Мелинда хитра и коварна. Ее не победить даже в мире сновидений.
Прежде чем враги спохватились, она нырнула в один из четырех туманных туннелей, чувствуя непонятную усталость. Легкие работали не так ритмично, как должны были бы. Перед глазами засверкали звездочки. Но Мелинда за-ставила себя не снижать скорость.
Преследуют ли ее Князья-Фениксы со своими колдовскими штучками? Туннель раздвоился. Не раздумывая, ниндзя повернула вправо.
Джак еще дышал. Болела несуществующая рука. Агония сдирала кожу. Трагедия вонзала в сердце гвозди. Словно Тайный Инквизитор принял на себя часть вечных страданий Императора.
Ужасная катастрофа ждет человечество.
Император погибнет, Империя падет. Честь, благородство, вера и гордость утонут в котле кипящей крови. И на закате цивилизации на свет выползут мрачные силы зла. Хаос поглотит реальность.
Отчаяние точило Джака, словно крыса, выгрызающая внутренности. Он стал на путь предательства и ереси. Воскрешение Мелинды принесло не искупление, а безумие. Ну почему она не убила его, а только ранила?!
Леке поклялся выполнить миссию уничтожения при необходимости. Со стоном Драко приподнялся, опираясь на культю, и встал на колени. Он пригвоздил Лекса полным ненависти взглядом и неожиданно разразился потоком гнусных ругательств: — Чтоб сдох хилый калека-Император! Чтоб свет твоего Примарха, Рогала Дорна, догорел, как сальная свеча! Слава Тзинчу! Чикамитзанн Тзуной!
Тайный Инквизитор призывал Владыку Перемен на его собственном языке и скалил зубы в звериной ухмылке. Он явно был снова одержим, на этот раз полностью.
Леке прицелился. С именем Рогала Дорна на устах он выстрелил в голову Драко…
Серое вещество мозга разлетелось липкими каплями. То, что с момента зачатия являлось единым, потеряло свою целостность. Лобные доли смешались с задними участками коры и мозжечком. Из круглого отверстия во лбу патекло серо-розовое желе.
Гримм отвернулся. Леке молился.
Взяв себя в руки, скват горько воскликнул:
— Не думал я, что демоны умеют проникать сквозь стены Паутины.
Единственным глазом десантник осмотрел труп Драко, затем спросил:
— О чем это ты?
Гримм смутился:
— Я считал, что элдары не летают в ворппространстве так, как это делаем мы, чтобы не попасть в лапы демонов. Поэтому они создали Паутину. Но если Паутина — барьер, то как же демон мог попасть в Джака?
— Все дело в уникальности Перекрестка, коротышка.
Гримм недоверчиво покачал головой.
— Я думаю, что демон сидел в теле босса с тех пор, как он переманил его из тебя, Леке.
— Я не слишком разбираюсь в проблемах потустороннего мира.
— Если только там был демон… — задумчиво добавил скват.
Леке сжал болтер, словно руку товарища по оружию, предлагающего помощь.
— Объяснись!
— Я думаю, что Джак впал в отчаяние, — проговорил Гримм. — Из-за нее, — он мотнул головой в ту сторону, куда скрылась Мелинда. — Безумием было воскрешать ниндзя.
— Он отчаялся? А принесенные клятвы?
— Я знаю, что такое отчаяние, Леке, и могу заметить, когда это происходит с другими.
Д'Аркебуз угрожающе потребовал:
— Говори!
Грим горько вздохнул:
— Не хочу.
— Тогда я заставлю тебя!
Скват жалко промямлил:
— Я поклялся Ракел, что с ней все будет в порядке. Я поклялся своими предками! Поклялся, зная, что лгу!
— Тебя пугают фальшивые клятвы, скват?
Гримм поморщился:
— Это все равно, как если бы ты предал Рогала Дорна. Скват-клятвопреступник не сможет родить потомство. Никогда не станет Предком!
Страх мурашками пробежал по спине десантника.
— Я не… предавал Примарха, — тихо, но твердо проговорил он. — Не предавал… орден. Но я заблудился. Мне пора вернуться на истинный путь, возвратить свое доброе имя.
Коротышка всплеснул руками:
— Только не лишай себя второго глаза, Леке.
— Не богохульничай, дурак! Мы вернемся на Геност, где идет война с повстанцами. Десантники наверняка прибудут на планету, чтобы подавить восстание. Через год. Через два… или три… Космические Волки, или Кровавые Ангелы, или Ультрамарины. Неважно.
— Но линза с руной маршрута разбилась.
— Я помню путь, коротышка. Пора нам убираться отсюда. Да будет проклято это недоброе место!
Гримм недовольно скривился:
— Опять на Геност, да? Разноцветная радуга манит дикарей, считающих, что под ней зарыты сокровища.
— Нет, — возразил Леке. — Так говорить — кощунство. Поддаваться отчаянию — богохульство.
Он крепко сжал кулак.
Гримм отшатнулся, решив, что десантник собирается ударить его, но д'Аркебуз лишь хмуро улыбнулся: как ни был он далек от крепости-монастыря и от своих товарищей по оружию — наполовину слепой и полураздетый, — он оставался Имперским Кулаком.
— Пойдем, малыш, — позвал Леке. — Восславим свои имена верной службой Императору.
ТРА-ТА-ТА…
Короткая вспышка.
БУМ…
Джак зажмурился.
ТА-PA-PAX!
Вселенная взорвалась.
Лишенный тела, Драко плавал в голубом тумане. С огромной высоты он взирал на собственный труп, неподвижно растянувшийся в туннеле Паутины. Глядел на Лекса, на коленях читающего молитву, на обескураженного Гримма.
Неземная легкость наполнила душу Джака.
Светящиеся голубые туннели расходились от Перекрестка. Тайный Инквизитор знал, что усилием воли он может влететь в любой из четырех коридоров. Или увеличить разрешение, как в телескопе, и рассмотреть то, что находится вдали.
Мелинда убегала, как загнанное животное.
Стой, стой! Зрение души Драко, сопровождающее воскрешенную гейшу-ниндзя, воспринимало ее светящуюся ауру. Гипнотическое состояние последней битвы не рассеялось в ней. Когда же проснется ее разум?
Аура Мелинды переливалась сложным узором. Может, Ракел не полностью исчезла из своего тела? Может, воровка до сих пор прячется где-то в глубинах подсознания ниндзя?
Да, именно так… Ракел не умерла окончательно. И Мелинда будет непостоянной, нестабильной.
Джак не мог позвать возлюбленную, не мог дотронуться до нее, как бы ему этого ни хотелось. Он позволил своему зрению долететь до выхода — пещеры со сверкающими кристаллами. Дальше ему путь закрыт.
Драко вернулся туда, где остался его труп и хладнокровно посмотрел вниз. Гримм горевал и о себе, и о хозяине. Отчаяние загрязняло ауру сквата. Он верил, что проклят, потому что дал Ракел лживую клятву. И ошибался, так как Ракел не погибла.
Если бы только Гримм узнал истину!
Четыре туннеля разбегались в разные стороны от Перекрестка. Отсюда можно попасть в любую точку галактики. Внезапно Джак почувствовал чье-то ментальное присутствие. Трансцендентные личности Князей-Фениксов назвали себя: Мауган Ра, Собиратель Душ; Бахаррот, Плач Ветра; Джайн Зар, Буря Безмолвия; Карандрас, Охотник-Тень.
Джак понял, что душа его не уплыла в бескрайний Океан. Он мог плавать по всем развилкам и туннелям Паутины, но не мог покинуть их. Знания, скрытые в лабиринте, стали доступны ему, он обрел способность общаться с душами ясновидящих элдаров. Вот оно — просвещение, не доступное ни одному из живущих Иллюмитатов!
Леке и Гримм покинули Перекресток, направляясь на Геност. Джак напрасно пытался окликнуть их, заверить, что душа его жива.
Объяснить, что происходит с Мелиндой. Обнадежить друзей.
Они не слышали его.
Восторг охватил Тайного Инквизитора при мысли, что он стал крошечной частичкой чего-то прекрасного и благородного. Он слился с сущностью Ньюмена, витающей в реальности, как атомы вещества, которые однажды станут звездой.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги