- ...Ты дурак, ты глухой, глухой! - кричала на него девочка. - Ты злой, ты нарочно делаешь, чтобы не слышать, ты не хочешь мне помочь!
- Юма, зачем ты так орешь? - остановил её Саша Песков.
- А если ты... Ты услышал! - закричала малышка так, что задрожали стекла, а Саша Песков испугался, что прибегут соседи. - Услышал! повторила она торжествующе и уже спокойней. - Ну вот, получилось.
- Что получилось? - спросил Саша, смутно вспоминая что-то столь же смутное.
- Я попросила, чтобы ты приснил себе, что проснулся в своем Срединном мире, - объяснила кроха что-то несусветно заумное. - А то ты ничего не помнишь, а я до тебя два раза не добралась.
Саша Песков заморгал.
- Но я и сейчас ничего не помню, - отвечал он наконец.
- Ну да, а мое имя? - возразила девочка.
- Какое имя? А... - сообразил он. - Это у меня само так сказалось.
Они молча разглядывали друг друга, и Саша Песков наконец попросил:
- Может, лучше мне все объяснить? Я, наверно, действительно тупой. Кто ты? Что это за страна?
- Я Юма. А это Тапатака, я тебе уже два раза все объясняла, - сердито отвечала девчушка.
- Ну, объясни в третий. Может, до меня туго доходит. Как до жирафа. Что ты от меня хочешь?
Кроха сердито топнула ногой.
- Нарисовать Тею! И всю Тапатаку. Ты все знаешь, знаешь, ты сам волшебник, а притворяешься, противный! - снова закричала она.
- Я волшебник? - Саша Песков разинул рот. - Я?!.
Он засмеялся. Похоже, его удивление в чем-то убедило эту странную Юму из неведомой Тапатаки.
- Значит, ты и правда ничего не вспомнил, - вздохнула она.
- Знаешь что, - предложил Саша, - давай я все запишу. Тогда точно уж не забуду.
И Юма принялась пересказывать в третий, как она утверждала, раз все, что знала сама. Она перескакивала с одного на другое и время от времени останавливалась и ждала, когда Саша нацарапает у себя в дневнике свои закорючки, а ещё спрашивала:
- Ну, теперь-то вспомнил?
И странное дело, Саше Пескову почему-то стало казаться, что он и впрямь слушает что-то знакомое и даже что-то вспоминает - наверное, мне это действительно уже снилось, - думал он мельком.
- ...И милая Инессочка сказала, что они теперь не касаются наших встреч с тобой, а Кинн Гамм сказал, что все равно будет помогать мне со снегом, а ещё Туан, чтобы я не бегала на Рыжуху, а мне все равно туда надо, потому что Чка просит есть, и она хотя немножко ест зернышки, но я знаю, что ей надо ещё отдать рубины, и мне снова придется их просить у Зверя, а я боюсь, что меня поймает Северин.
- Стоп, стоп! - прервал Саша Песков. - Я не понял, зачем тебе бежать на Рыжуху? Если твоя Чка у тебя дома, скорми ей рубин, ты же говоришь, что она и Птица одно и то же.
- Да, - согласилась Юма, забавно наклонив голову. - Я не подумала. Только камень могут заметить.
- Ну, а я чем тебе могу помочь? Ах, да! - спохватился он. - Юма, но я же не художник. Рисую как курица лапой.
- А это? - девочка показала на ту картину.
- Это не я. Даже и не знаю кто. И Векслер не знает, я спрашивал уже, с досадой отвечал Саша. - Ему подарил кто-то.
Юма смотрела на него с расстроенным видом.
- И я так и не понял, зачем рисовать твою Тапатаку, - продолжал Саша. - Знаешь, я теперь даже стихи почти не пишу, как-то не пишется, а уж...
- Нет! - горячо возразила Юма. - Ты можешь, ты должен!..
Саша Песков только криво улыбнулся.
- Да! Должен! - девочка снова топнула ногой и взахлеб принялась доказывать: - Потому что тогда у нас будет щит, а иначе на нас нападают всякие чудища, и плотина может не выдержать, и нас заставят воевать, а этот Северин сам травит Зверя, чтобы мы скорее ему сдались, и милая Инессочка так переживает, а Мэйтир всех предал, а я никому не могу рассказать, потому что сама виновата из-за этих рубинов, а ещё ты такой вредный, говоришь, что ты не художник! - и Юма расплакалась, вытирая слезы кулачками и сердито глядя на Сашу Пескова.
Из такой речи понять ничего было нельзя, и все же Саша Песков каким-то образом понял: видимо, откуда-то пришло к нему знание, если будет картина или картины? - то образ этой её Тапатаки будет поддержан всем тем множеством глаз, что будут её видеть, а это как-то поможет этой стране сохраниться уж Бог весть там в каких мыслимых вселенных - она будет воображаться _так_, правильно, как она есть. "Есть", - усмехнулся Саша про себя. Все-таки у него, наверно, крыша поехала, куда уж дальше. Но девчушка-то плакала в шаге от него, по-настоящему, а даже если и нет, даже если это и был бред, то жалко её все равно было и помочь - хотелось. Вот только как?
- Знаешь, - девочка вытерла слезы и примирительно улыбнулась, - ты, наверное, упрямишься, потому что ничего не видел. Давай я покажу тебе Тею! Она тебе понравится.
- Ну, покажи, - развел Саша руками - дескать, хуже уже не будет.
Он ожидал чего-нибудь вроде кино, но каким-то образом Юма вдруг до него дотянулась, взяла за руку и повела за собой. Так он и ступил на теплую мозаику тротуара сказочной страны - небритый, босой и хорошо хоть в джинсах, потому что заснул не раздевшись. Они шли по Тее, Юма показывала на здания и набережные, Саша Песков слушал, но как-то в пол-уха, потому что происходящее было лучше, чем прекрасно - оно было _несбыточно_ прекрасно, и для него сейчас больше значили не имена улиц и обитателей, а все сильнее ликующая в нем радость, что все это возможно. Он ощущал её в себе все яснее, каким-то огромным молниеносно ветвящимся деревом, различая по отдельности каждый листочек и веточку в их прорастающей и ликующей прелести, а затем эта радость подхватила его вместе с его провожатой, и вот они уже летели над Теей, оба, смеясь и забыв про все на свете - про гибельную угрозу, про все "надо", про шмыгающего носом Бога и милую Инессочку, а потом обнаружилось, что розоватое солнце сказочного мира - это надувной шарик, и они с Юмой поиграли, дуя на него и перекидывая друг другу, хотя, конечно, солнце оставалось на месте, это они кувыркались вокруг него, дурачились, и Саша Песков подумал, что вообще-то Тапатака тут ни при чем, это и в его мире так можно, просто никто не знает, а ещё он подумал: "Сумасшедшая девчушка! Да неужели же я смогу это нарисовать? Ведь
никто же не
сможет..."
- Антонин,
по-моему, никто не
сумеет это нарисовать, - несколько виновато говорила Инна. - То есть я, конечно, ещё буду искать, но все-таки у нас на Земле таких волшебников нет, наше искусство - оно все же, как бы это сказать...
- Приземленное, - шутливо подсказал Антонин.
- Да нет, - возразила задетая Инна, - почему, у нас очень много было всяких возвышенных личностей, вот Блок, например, или Эдгар По, да и сейчас есть. Но, понимаешь, Тапатаку так, в картине, не передать. Здесь надо волшебство, а не искусство.
Антонин забавно сморщил нос и покивал.
- Ладно, прекрасная госпожа, давай отложим эти разговоры до другого раза. В двух шагах нас ждет несравненная Найра, и ни к чему это обсуждать при ней. К тому же, она обещала нечто незабвенное.
- А генерал Сильва будет? - спросила Инна.
- А что?
- Ну, чтобы её как-то сдерживать. А то я этой Найры как-то опасаюсь, призналась Инна.
- Не ты одна. Но генерала Сильвы не будет... - Антонин лукаво глянул на нее, - ...будет Ингорд. Смею уверить, это более чем равноценная замена, в смысле твоей безопасности.
- О! - Инна обрадовалась. - Как здорово!
Они сделали ещё шаг, а шли они в каком-то черном пространстве, и вдруг, как если бы они вывернули из-за угла, стали видны Найра, Ингорд и Инесса.
После приветствий - шумных у Найры и спокойных у Инессы и Ингорда Найра поинтересовалась:
- Как тебе последний подвиг твоего рыцаря, Инна? Ты уже вознаградила Ингорда?
- О, - отвечала Инна, кинув признательный взгляд на Ингорда, - я даже сказать не нашла что! Он так их быстро раскидал, этих четырех отморозков!.. Я и подумать не успела, кого мне позвать на помощь, как уже все кончилось.
Засмеялись все, а у Ингорда раздвинулись уголки рта.
- Инна говорит про неудачливых хулиганов в её мире, они хотели обидеть её подругу, к своему великому несчастью, - пояснил Антонин для Найры. Инна просто пока не видела наших рыцарей в деле. Я ей не сказал ещё про того треххвостого скорпиодракона, что сразил Ингорд. Хотел, чтобы он сам.
- Да? - Инна вперилась в лицо Ингорда. - Как все было? Он был большой? Ты... ты не ранен?
- Мы были в дозоре, - немногословно отвечал Ингорд. - В последнее время Тапатаку осаждают всякие твари. Как-то проходят сквозь щит. Мы бы выбрасывали их в Нимрит, но без ключа от бездны это не всегда удается. Приходится убивать.
- Не в сад же Нейи их помещать, - вставила Инесса, как бы желая оправдать действия теитянских рыцарей в глазах Инны. - Это не твой тигр, он-то у нас знай себе дрых.
- У Инны есть тигр? - заинтересовалась Найра. - А где он?
- Да дома, - отмахнулась Инна, - оставила стеречь квартиру. Но он сразу откликается, если позвать.
- Позови, позови! - оживилась Найра. - Ужас как хочется взглянуть на него!
Инна вспомнила, как Дора дарила ей Бенгу и повторила: подняла палец вверх, мысленно позвала тигра, а вслух произнесла:
- Пумс!
Тигр возник рядом с ней с обычным ленивым позевыванием, - однако, оно тут же сменилось недружелюбным рыком, когда Бенга заметил напротив Инны Найру.
- Да какие же мы сердитые, - смеясь, Найра стала изображать рычание и шутливо грозить кистью, сжатой под вид тигриной лапы. - Инна, ну пожалуйста! Позволь мне немного размяться с ним, я ручаюсь, что смогу завить ему усы!
- Ну ещё чего! - вскричала Инна. - Конечно, не позволю! Бенга, домой!..
- По-моему, Найра, ты обещала угостить нас каким-то редким зрелищем, сдержанно напомнил Антонин.
- Разумеется, - отвечала Найра с самой обольстительной улыбкой. Идемте. Это соседний мир. Странно, Антонин, что вы туда ни разу не заглянули.
Они тронулись следом, а Инна с Ингордом чуть отстали. Она поднялась на цыпочки и поцеловала Ингорда в щеку.
- Это чудище первое из моих подношений к ногам прекрасной дамы, и сразу такая награда, - произнес слегка смущенный Ингорд. - Вам надо быть взыскательней, Инна. Вы и так ни за что ни про что подарили мне розу.
- Да! Розу! - спохватилась Инна. - Вот!
Она была совершенно уверена, что и теперь в руке её окажется роза, и правильно - она оказалась, прекрасная желтая роза, и Инна вручила её своему безупречному рыцарю, Ингорду, лучшему воителю Тапатаки. И конечно, Ингорд принял её с величайшим почтением и благодарностью, и однако же, эта благодарность не могла скрыть его изумления и даже, показалось Инне, некоторого смятения. Впрочем, он тут же оправился и поклонился:
- Вам лучше знать, Инна, что вы делаете.
Они стали нагонять остальных, и Инна, чтобы сменить тему разговора, заметила:
- Впервые видела, чтобы мой Бенга на кого-нибудь так ощерился. И ведь сам, Найра его не дразнила.
Ингорд кивнул, и они обменялись понимающими взглядами.
- Не отставайте, мы уже почти пришли, - окликнула меж тем Найра.
Инна и Ингорд поравнялись с остальными, и от Инны не укрылось, как Антонин с Инессой переглянулись, заметив желтую розу на груди Ингорда.
- Инна, а ты уже знаешь значение этих роз? - тихо поинтересовалась Инесса. - Вероятно, нет?
- Кто же ей мог объяснить, - заступился Антонин. - Как-нибудь напомни Кинну Гамму, впрочем, могу рассказать и я - в Тапатаке есть одна легенда о _неподаренной розе_.
- Это не легенда, - заметила Инесса.
- Мы уже на месте, - объявила меж тем Найра. - Непобедимой тебе тени, Гункар.
Она обращалась к какому-то лысому крепышу с пронзительным взглядом выцветших серых глаз. Все они уже находились на утоптанной земляной площадке перед какой-то террасой, с нее-то и взирал на них Гункар.
- И тебе, неотразимая Найра, - отозвался Гункар. - Это и есть твои гости? Я опять не заметил, как ты выскользнула из тени.
Найра рассмеялась.
- И никогда не заметишь, Гункар. Это Ингорд и Антонин, а дамы - Инна и Инесса.
- Что же, пойдемте, игры вот-вот начнутся, - сделал Гункар приглашающий жест. - Нам оставлена ложа.
Они поднялись и, ведомые Гункаром, прошли в ложу. Как поняла теперь Инна, место, куда привела их Найра, было задним двором сооружения, служащего чем-то вроде трибун стадиона или театрального амфитеатра - это зависело от того, каким зрелищем собиралась их поразить Найра. Из ложи открывался вид на застеленное циновками поле величиной чуть больше хоккейной площадки, а в середине его был невысокий помост. Внизу вокруг этого помоста сидело человек тридцать.
- Участников уже представили, - сказал Гункар. - Ты малость опоздала, Найра. Но я расскажу обо всех по ходу состязаний.
Какой-то человек поднялся и зычно возвестил начало великих влтс...ких - Инна не разобрала названия - игр. На помост поднялась первая пара и, поклонившись публике и друг другу, один сел напротив другого. Из громко сделанного объявления они узнали, что один из игроков мужчина, а другой женщина.
- Дигур очень силен, - негромко прокомментировал Гункар, - но Ийи я считаю опасней. Посмотрим, предстоит равный поединок.
После этих слов Инна настроилась смотреть какую-нибудь схватку вроде каратеистских, уже с некоторым внутренним протестом, что женщину ставят биться с мужчиной. Но бойцы сидели все так же неподвижно, меж тем как по ложам вдруг начал разноситься гул и выкрики одобрения и поддержки, как если бы там на помосте происходил бой, и зрители отзывались на его течение. Недоумевая, Инна оглянулась на своих спутников и поняла, что они-то все прекрасно видят - с лицами хоть и невозмутимыми, но Антонин, Ингорд и Инесса явно наблюдали за тем, что происходило там, на помосте. Она попробовала присмотреться - и вдруг тоже увидела: сами поединщики оставались недвижны, но их тени! Они невероятным образом метались по помосту, нападая и отражая выпады одна другой. Внезапно как будто кто-то навел на резкость - Инна стала видеть все отчетливо, как в театре теней, ей даже показалось, что тени эти обрели объем, телесность, будто два настоящих бойца вели схватку.
- Не удивляйся, это я тебе чуть помог, - пояснил внутри неё Антонин. Я подумал, что иначе тебе будет скучновато.
- Спасибо, - поблагодарила Инна, тоже включаясь в созерцание поединка.
Бой выдался жестоким, но не слишком длинным - после нескольких взрывных стычек две тени расцепились и стояли друг против друга, как показалось Инне, переводя дыхание перед новой схваткой. Судьи объявили ничью, и оба противника покинули помост.
- Я же говорил, предстоит равный бой, - заметил Гункар.
- А мне показалось, оба ушли недовольными, - сказала Инна.
- Ну, ещё бы! - ухмыльнулся Гункар. - Обоим теперь ждать целый цикл, пока им снова разрешат войти в число соискателей.
- Соискателей чего?
- Новой ступени в лестнице Посвященных и Правящих, разумеется, отвечал несколько озадаченный Гункар. - Только победитель получает новое звание.
- А, у вас так происходит отбор правителей! - догадалась Инна.
- Разумеется, _так_, - отвечал Гункар, покосившись на Инну. - Зачем бы иначе они стали вступать в схватку? Или прекрасная Инна знает другой способ выявить достойного?
- Ну, например, можно провести конкурс на замещение... - начала Инна и осеклась, сообразив, что, во-первых, она совсем не знает этого мира, а это, наверное, лучше особенно не показывать, а во-вторых, ведь они присутствовали как раз на своего рода конкурсе.
Гункар посмотрел на Инну как на полоумную и недоверчиво хмыкнул.
- Мои спутники издалека, - небрежно пояснила Найра.
Гункар снова хмыкнул.
Меж тем состязание продолжалось. В одном случае снова была ничья, а в двух других были объявлены победители, причем, Инна не смогла заметить, в чем же именно заключалась победа. А затем произошло неожиданное - после одного особенно ожесточенного единоборства, когда две тени внезапно слились в одну, один из противников вдруг вскрикнул, схватился за сердце и замертво повалился на помост, а его победитель вскочил с места с торжествующим криком. Гункар поднял руку вместе с иными зрителями, приветствуя победителя и сказал:
- Каррик сам виноват, решил взвинтить ставки.
- Он что, затратил слишком много сил? - спросила Инна, содрогнувшись от произошедшего.
Гункар ухмыльнулся:
- Можно сказать и так.
- Он поставил на кон свою тень, - снова пояснил внутри неё Антонин. Сожалею, что позволил Найре тебя сюда затащить. Если хочешь, то можешь покинуть игры, я провожу. Кажется, я уже понял замысел Найры.
- Нет, я останусь, - твердо отвечала Инна, переборов уже возникающее в ней неприятие этого зрелища - ведь она-то ещё не разобралась в "замысле Найры".
Потом ещё был групповой бой, трое на трое, а затем небольшой перерыв, во время которого они закусили чем-то вроде треугольных пирожков с мясным желе - впрочем, ели Найра и вдруг проголодавшаяся Инна, теитяне попробовали лишь напитки. На помосте меж тем происходили, как назвал Гункар, промежуточные игры - что-то среднее между показательными выступлениями и учебными боями.
- А что будет дальше, Гункар? - поинтересовалась Найра, краем глаза следя за схваткой на помосте. - Я полагаю, самое интересное оставлено на конец?
- Правильно полагаешь, неотразимая Найра. Предстоят поединки двух пар Верхних, это происходит не в каждом цикле. Так что тебе с твоими гостями _издалека_ повезло, - усмехнулся Гункар.
- Мне всегда везет, - усмехнулась и Найра.
Новые бои отличались от того, что было до сих пор. Было видно, что состязаются бойцы - или, как их назвал Гункар, соискатели высших ступеней. Эти выводили на помост не тень, а точнее, возможно, и тень, но владели они ей так, что друг с другом бились сразу несколько теней, а начиная с третьего поединка эти тени превратились - по крайней мере, с виду - в полноценных бойцов. В одном из последних поединков один из соискателей выставил какую-то зверюгу, нечто между кабаном и медведем, только поразительно верткую и прыгучую для такого облика. Но, похоже, его противник был готов к такой тени и ответил хитро - небольшой, с гадюку, змеей со скорпионьим жалом на хвосте. Гункар восхищенно помотал головой:
- Зулимский аспид! Да, Джхи недаром занял ступень Двуглавого! Один укус, неважно, жала или пасти - и врагу конец.
- Гладиаторские бои, - процедила, скривившись, Инна.
- Что? - повернулась к ней Найра. - Можешь не слушать, Гункар, милостиво кинула она их хозяину, - это не твои дела.
- У нас было нечто похожее в одном городе, в дикой древности, объяснила Инна. - Там власти на потеху толпы заставляли сражаться друг с другом зверей. И людей тоже.
- Со зверями?
- Не только. Друг с другом тоже. Чернь была в восторге.
- Твой мир начинает меня все более интересовать, Инна, - заметила на это Найра. - Надо будет как-нибудь к тебе выбраться. А что, там тоже бились тени?
- Нет, тела, - отвечала Инна с некоторым ядом. - Да и в новую ступень их за это не возводили.
- За что же они тогда сражались? - спросил Гункар, заинтересованный рассказом Инны. - Бессмыслица.
- За палец.
- Как?
- Когда кто-то побеждал, то зрители опускали большой палец вниз и победитель убивал проигравшего. Но если тот бился как герой, то толпа поднимала палец вверх, требуя сохранить ему жизнь. Вот за этот палец они и бились, - Инна сама не ожидала от себя такой мрачной язвительности.
- Интересно, - пробормотал Гункар, о чем-то на миг задумавшись.
А на ристалище теней тем часом бой разворачивался весьма драматично: прыгучий хищник сумел один раз поранить змею, но был вынужден отдернуть морду, избегая удара жалом. Теперь он прыгал вокруг, дожидаясь, очевидно, когда силы покинут этого зумлайского или как там его аспида, а змея скользила за ним по помосту, делая выпад то ядовитой пастью, то шипом на хвосте, и похоже, зверь тоже уже порядком устал. Наконец, ползучему чудищу удалось восторжествовать над чудищем четырехлапым - обманный выпад заставил того подскочить в воздух на всех четырех, а в следующий миг, когда хищник был ещё в воздухе и не мог увернуться, змея молниеносно скользнула под него и впилась ядовитыми клыками. Казалось бы, это была победа, но то ли то было последнее усилие зверя в отместку за свою гибель, то ли неосторожность самого аспида, так или иначе, зверь упал своей тушей на ужалившего его гада и полностью накрыл, придавив к помосту. Было очевидно, что выбраться из-под такого груза аспид не сможет, а то есть, со всей очевидностью, также обречен на смерть, хотя и не столь быструю.
Двое замерших в неподвижности бойцов повалились на пол - по телу одного пробежали судороги, и он тотчас застыл в нелепой позе, второй же продолжал слабо шевелиться, как бы извиваться, из горла у него шла кровь. Зрители в ложах разразились криками, а Инна испытала дикое омерзение, захватившее её до самозабвения - и вот в этом самозабвении она внезапно подумала, с какой-то холодностью, что глупо было пытаться справиться с этой кусачей тварью силой и что её Вайка тут сгодился бы куда лучше. Когда она осознала эту странную мысль, то так удивилась, что забыла даже и это свое отвращение к происходящему. Какой ещё Вайка? Да ещё _ее_? И почему бы он справился лучше? Нет уж, скорей бы все кончилось, а то этак и крыша уедет!
- Так кто же победил? - допытывалась меж тем Найра.
Обоих соискателей уносили прочь с помоста, и было видно, что один все ещё шевелится.
- Никто, - отвечал Гункар. - Дзекул тоже умрет. Конечно, он мог бы отпустить свою тень, но что ему тогда делать на Лестнице Посвященных?
- Осталось что-то еще? - холодно осведомилась Инесса. - Признаться, эти танцы теней несколько однообразны.
- О! - ошеломленный Гункар покрутил головой. - Ну и привередливы же твои подруги, неотразимая Найра. Лучшие бои за несколько циклов, а им скучно! Но погодите, под занавес остались Каррит и Лхай. Они с _Предпоследней_ ступени. Не решаюсь даже загадывать, что мы увидим.
Действительно, они увидели то, что никак не ожидали - бой одиночных теней, не зверей и не бойцов. Но из теней одна была _светлая_, другая же почти черной.
- Это, - разъяснил Гункар, не дожидаясь вопроса и поняв, очевидно, полное неведение своих гостей насчет игр, - это потому, что эти двое представляют две линии посвящения. Между прочим, крайне редко линии выходят на ристалище друг против друга. Обычно состязаются двое внутри одной линии. Кстати, я только сейчас узнал, кто из какого Посвящения. До последней ступени это держится в тайне.
Этот поединок захватил даже Инну. Она заметила, что и теитяне на сей раз внимательней следят за тем, как протекает схватка. Вихрь теней был таким, что на помосте, казалось, бьются не тени, а два смерча - а иногда они сливали в один, из светлой и темной полос. Инна снова не заметила, когда все решилось. Но только черный вихрь стал отступать, превратился в обычную тень, и та наконец отползла к своему владельцу, тогда как в центре помоста осталась одна, светлая, почти прозрачная и немного посверкивающая тень.
Найра спросила у рукоплещущего с остальными зрителями Гункара:
- А почему сейчас оба живы? Я думала, кто-нибудь умрет.
- Умерь свою кровожадность, несравненная, - покосился на неё Гункар. В таком единоборстве это невозможно. Вот если бы бились тени одного темного посвящения - другое дело.
- А, два неистребимых начала, понимаю. Но все же, что достанется победителю?
- Руководство циклом, разумеется.
Зрители меж тем потянулись из лож, и Найра после благодарностей Гункару за незабываемое зрелище предложила своим спутникам:
- Собственно, то, на что я приглашала вас поглазеть, Антонин, уже завершилось, но как насчет того, чтобы по-дружески поболтать в какой-нибудь местной таверне? Посмотрим, как живет здешний люд.
- В мире Инны это называется - заглянуть за кулисы, - откликнулся Антонин.
- Ну, театр есть не только в Срединном мире, - махнула рукой Найра. Так как - согласны? Гункар, ты не проводишь нас куда-нибудь, где готовят получше?
- Провожу, но, увы, не смогу составить компанию, - отвечал Гункар. Мне надо будет вернуться на ристалище, у меня ведь есть кое-какие обязанности.
Он оказался достаточно любезен, чтобы не только самому отвести их в какой-то трактирчик, но и переговорить с хозяином - место для Найры и её спутников выделили одно из лучших, а блюда подали по заказу, что сделал Гункар. Впрочем, Инна только попробовала по кусочку того и другого, есть она не хотела, да и теитяне почти не притронулись к еде. Ингорд молча оглядывал зал, меж тем как Антонин и Инесса затеяли с Найрой какой-то не совсем понятный Инне разговор - ей показалось, что они сдержанно продолжают некий незавершенный спор. Инна перестала ловить обрывки фраз вокруг себя аборигены, как и можно было ожидать, в основном обсуждали прошедшие состязания - и прислушалась к словам Найры и Антонина.
- ...Почему же, я и не собираюсь осуждать местный порядок, - отвечал принц Антонин на какое-то утверждение Найры. - Для Тапатаки он был бы невозможен, но я видал и куда более странные установления куда более невероятных миров. А внимание местных жителей к тени, я полагаю, объясняется свойствами не их психики, а здешнего воздуха и солнца. Им было легче заметить, что тень не так точно отображает движения вслед за своим владельцем. Ну, а потом уж они стали учиться этому своему _теневому_ искусству.
- Я бы сказала, что они им одержимы, - вставила Инесса. - Не знаю, заметила ли ты, Найра, но у многих из этих соискателей скорее тени владеют человеком, нежели наоборот.
- Ага, - торжествующе отвечала Найра, - стало быть, ты признаешь, что тут главное вопрос бдительности и владения собой. Чтобы тень не подчинила себе того, кто отважился на игру с ней, эту тень следует знать как себя.
- А может, лучше отважиться обходиться без такой игры? - спросила Инна, у которой в памяти так и стояли картины недавнего смертоубийства.
- Или без тени, - кивнул Антонин, а Инесса бросила Инне одобрительный взгляд.
- Однако, принц Антонин, - возразила Найра, - даже сторонники светлого посвящения этого не делают. Они не отказываются ни от тени, ни от владения ей - они _высветляют_ тень! Кстати, мне такой путь видится привлекательным.
- Это уже не тень, Найра, - отвечал Антонин.
- Ну, все равно, - настаивала та. - А отказаться от тени, как ты говоришь, это значит отказаться от половины себя. И не думай, что эта половина исчезнет, если её отвергнут. Скорее, она будет искать способа восстановить целое, но уже под своим началом.
- Я не сказал - отвергнуть, я сказал - обойтись _без_, - поправил Антонин. - Но все же, ты ведь к чему-то клонишь, Найра?
- Вероятно, к тому, что неприкаянная тень Тапатаки бродит вокруг нас и требует, чтобы её впустили, - произнесла Инесса.
- Ты сама сказала! - подняла ладонь Найра. - Но, Инесса, это ещё не худшее. Хуже, если за ненадобностью хозяину тень прибрал к рукам кто-то _чужой_.
- Кто же?
- Ну, Вселенная безбрежна, - уклонилась Найра и продолжала в интересующем её направлении. - Антонин, я не спорю, твоему миру долго удавалось пребывать в блаженном отстранении от мирового раздора. Но, как вы убедились, и это не вечно. Ваша ошибка, что вы считаете беды Тапатаки только её бедами. Но это - часть мировой битвы. Осознай, Антонин - вы уже втянуты в войну.
- Найра, ты поистине неутомима, - засмеялся Антонин. - Признайся, вся наша прогулка сюда...
- Эй, вы! - раздался в этот миг требовательный оклик. - Что вы себе позволяете?
Этот гневный возглас принадлежал поджарому мужчине, в котором Инна узнала недавнего участника игр. Возмущенный соискатель поднялся из-за стола, где он, очевидно, праздновал победу в компании своих сторонников и, кажется, некоторые из них тоже выходили сегодня на помост. Все они враждебно уставились на компанию Найры.
- Чем недоволен владыка победоносной тени? - осведомилась Найра с виду спокойно, но Инна почувствовала мгновенную, какую-то хищную перемену в этой поразительной женщине, будто она приняла боевую стойку.
- Как чем! Ты же нагло осмеливаешься касаться меня своей недостойной тенью!
Инна глянула - светильник вверху отбрасывал тень Найры так, что она не могла попадать на говорящего, и Инна сообразила - тот имел в виду свою тень: она падала так, что перекрывалась тенью Найры.
- Правильно, Витаг! - по столу недавних бойцов на играх пробежал гул негодования.
- Владыка, - отвечала Найра все так же невозмутимо, - это не я, а ты нарочно стал отпихивать мою тень. Я это давно заметила.
- Что?!. - подскочил Витаг. - Ты осмеливаешься перечить мне, правителю четвертой ступени?
- Это оскорбление, Витаг! - бросил один из его приятелей. - Проучи-ка её, она нарочно нарывается!
- А ну-ка, ты, рыжая... - угрожающе произнес Витаг, выходя из-за стола и направляясь к Найре. На следующем же шаге он шлепнулся на пол, и откатился назад - это выглядело так, как если бы Витаг был привязан к резиновому тросу, который, спружинив, повалил его.
- Что же ты так неловко, владыка? - с издевательской участливостью осведомилась Найра, тоже вставшая из-за стола, и теперь Инна заметила тень её лежала на тени Витага, как бы придавливая её, и у Инны возникло впечатление, что эта-то тень и была тем резиновым тросом, что потянул Витага назад.
- Витаг! - в этот момент воскликнул другой. - Посмотри-ка, те трое рядом с ней, они спрятали свои тени!
- Взять их! - проорал Витаг, поднимаясь на ноги.
Все, кто был за его столом, устремились к столику Инны и её друзей, а за ними, как успела заметить Инна, последовали и многие из посетителей этой таверны.
"Сейчас начнется", - подумала Инна - и больше ничего она уже подумать не успела. Могучие руки Ингорда бережно подвинули её к стене, и дальше она все наблюдала из-за спин Ингорда и Антонина, а то есть воспринимала то, что происходит, почти исключительно на слух. Слышались треск мебели, ругань туземцев и стоны, перед ней же находился Ингорд, исполняющий неуловимо быстро какой-то невиданный танец, а слева в таком же танце был занят Антонин, Инессу она не видела, лишь огненно-рыжая голова Найры появилась на миг-другой в поле зрения Инны. И только на самый короткий миг, когда Ингорд почему-то сместился в сторону, перед Инной возник какой-то здоровяк с перекошенным ртом и безумными глазами, и она, без какого-либо сознательного усилия, выставила перед собой мизинец и выкрикнула: "Замри!", как это недавно ей советовал Антонин. Сработало ли такое заклятие или нападавший просто опешил, но он действительно застыл на месте, а в следующий миг уже отлетел куда-то, отшвырнутый как перышко молниеносным движением Ингорда. Кажется, все уже стихло, и выглянув из-за спины Ингорда, Инна увидала, что нападавшие рассеяны или валяются вдоль стен, но несколько из них успели опомниться и теперь, сидя прямо на полу, сосредоточенно пялятся на них, не делая попыток приблизитьcя. "Тени! - поняла она. - Они напускают на нас свои тени!" Внезапное чувство опасности заставило её обернуться. На стене рядом с её тенью уже нависала чья-то _светлая_ тень - и в этом нависании не было ничего особо приятного и светлого.
- Бенга! - в голос крикнула Инна, и появившийся в тот же миг тигр с рычанием сцепился с каким-то слабо искрящим сгустком, а Инна заметила, что по стене ползут ещё новые тени.
- Отодвинься от стены, Инна, - спокойно произнесла Инесса. Фея повернулась кругом с вытянутой перед собой ладонью, и Инна увидела ползущие по полу тени остановились, затем поднялись вверх и как-то расплющились в воздухе, будто наткнулись на какой-то экран - его-то, очевидно, и очертила вокруг них Инесса. Ошарашенные бойцы теней наблюдали за этим разинув рот, а один из них корчась, катался по полу - видимо, это был тот, чью тень в эту минуту трепал тигр, а ещё Инне показалось, что среди толпящихся у дальней стены посетителей она заметила растерянное лицо Гункара.
- Ну что ж, пора уходить, - заявил как ни в чем не бывало Антонин. Ни он, ни Ингорд даже не запыхались.
- Еще нет, - процедила Найра. Она подошла к толпе у стены, сделала несколько разящих движений и выволокла за ухо на середину зала верещащего от боли или ужаса Гункара.
- Это ещё что такое, паршивец? - вопрошала Найра, будто бранила нашкодившего кота. - Ты что же такое задумал, гадина? По-твоему, я не догадалась, кто это все подстроил?
- Найра, нам пора! - позвала Инесса, холодно взирающая на эту расправу.
- Сейчас мне некогда, Гункар, - бросила Найра свою жертву на пол, - но я ещё вернусь. Жди!
Она присоединилась к остальным - Антонин уже входил в открывшуюся _дверь_, за ним последовали Инесса и Инна, и наконец Ингорд с Найрой. Они шли в той же непроглядной пустоте сколько-то времени, и Инна различала только своих спутников. К её удивлению, никто не выглядел огорченным или рассерженным. Антонин даже насвистывал что-то веселенькое, подмигивая Инне - а ехала она верхом на Бенге - и Инессе, и только Найра шла насупившись. Они дошли, как сказал Ингорд, до развилки, и Антонин принялся благодарить Найру за полученное удовольствие. Он благодарил так долго и в таких изысканных выражениях, что даже Ингорд наконец не смог удержаться от улыбки, а Инне стало жалко Найру.
- Ну, хватит, хватит, Антонин, - заступилась она. - Найра и так переживает!
Найра метнула на неё быстрый взгляд, и вдруг рассмеялась.
- О да! - воскликнула она. - Не могу отрицать - вся моя затея потерпела полное фиаско.
- Триумф! - вскричал Антонин, и рассмеялись уже все.
Они попрощались с Найрой, и тогда Инна напомнила:
- Ты обещал рассказать мне одну легенду, Антонин.
- Я тебя провожу, - кивнул принц Тапатаки, а Инна простилась с Инессой и Ингордом.
ЛЕГЕНДА О НЕПОДАРЕННОЙ РОЗЕ
Нет Дамы без Рыцаря, как нет и Рыцаря без Дамы, и этот закон непреложен не в одной лишь Тапатаке, но правит в каждом из известных и безвестных миров. Может только казаться, что у рыцаря нет дамы, или же обратное - что дама лишена рыцаря, но это значит лишь, что служение рыцаря вершится под незримым покровительством - так же, как даме сопутствует незримое рыцарство. Кроме того, в иных мирах бывает, что дама или рыцарь не сознают этого тайного служения и разве что догадываются о великом Законе, не во всех мирах он открыт и явлен всем - такое возможно. Но невозможно, чтобы дама - если она дама - и рыцарь - если он рыцарь - оставались один без другого, на то они Дама и Рыцарь.
Что до Тапатаки, то там этот закон мало сказать открыт и всем известен - он одна из твердынь прекрасной страны. Вот и эта Дама, когда пришел её срок, избрала себе Рыцаря, и испытав его, удостоверила его рыцарство белой розой.
О розах, коих пять, нелишне заметить, что они не есть нерушимая часть великого Закона, а составляют отличие рыцарского служения чудесной страны. Белая роза дарится дамой, когда её рыцарь прошел испытания и оба могли убедиться, что они могут и хотят составить пару, ведь обычно дама и рыцарь бывают молоды, иногда даже совсем юны, когда решают избрать один другого, и испытание позволяет избегнуть ошибки. Затем дарится роза розовая, обычно при первом подвиге в честь дамы, точнее, при первом подвиге, что заслуживает розы, ведь рыцарь Тапатаки совершает их во множестве, и эта, розовая, - роза поощрительная, роза надежды. За ней следует роза голубая или же темно-красная - за подвиг, возможно, не самый великий, но особенный: такой, какого не посвящали ещё ни одной даме. Есть также и черная роза обычно, её испрашивает у дамы сам рыцарь перед долгим странствием и разлукой. Желтая роза дарится предпоследней - она означает, что рыцарь дамы выдержал все испытания и совершил все назначенные подвиги, и теперь только даме решать, когда ей отпустить рыцаря, освобождая от служения - служения не только ей, но всем и всему, ибо дама наследует все совершенное ради нее, а рыцарь свободен. И когда дама решается даровать своему рыцарю последнее путешествие, она дарит пятую - алую - розу. Не все из этих роз непременны, и редко служение рыцаря собирает все пять цветков - дама может начать с голубой розы, минуя розовую, а может не дать и эту, не всегда также служение рыцаря отмечается черной розой, ведь и разлука этих двоих вовсе не обязательна. Но три розы - белая, роза избрания, желтая, роза свершения, и алая, роза освобождения - вот эти розы дарятся всегда.
Однако путь этой Дамы и Рыцаря сложился не совсем обычно. После белой розы Рыцарю не досталось уже ни одной - не то чтобы Рыцарь не совершал подвигов, нет, их было не счесть, но Дама была взыскательна выше всякой меры, и узнав о новом свершении её Рыцаря, говорила: "Нет, ещё не время для розы. Мой Рыцарь способен к подвигу более достойному его рыцарства", а это понуждало Рыцаря к новым поискам. Нелишне упомянуть также, что подвиги рыцарей не всегда есть дело войны и меча, и здесь все своеобразно для каждой пары, а точнее - все сообразно рыцарскому дару и тому, как направляет его дама. Например, создание ключа от Нимрита и появление Зверя было некогда великим свершением сразу нескольких рыцарей, а снегосложение Кинна Гамма есть не что иное как его необычное и чудесное открытие во славу своей дамы. Итак, требовательность этой Дамы была одновременно же и знаком высочайшей веры в её Рыцаря, что, разумеется, воодушевляло его - и однако же, никак не выводило на путь, что раскрыл бы его рыцарский дар в полноте. И наконец, Рыцарь пришел к Даме испросить черную розу странствия и разлуки, и эту розу Дама ему даровала, а Рыцарь отправился в путешествие хотя ещё не последнее, но дальнее и долгое, полагая где-нибудь в иных мирах отыскать и создать то, что заслужит хотя бы какой-то из роз Дамы.
Шло время, многие рыцари завершали свое служение, обретая свободу, а дамы принимали их наследие, добавляя его к дивным и прекрасным отличиям волшебной страны; в Тапатаку приходили новые короли и в свой срок уходили в последнее путешествие, а с ними покидали дивный мир иные из дам и рыцарей, и уже не так много оставалось тех, с кем совпала юность этой Дамы и Рыцаря - но странствие Рыцаря все ещё не сделало круг и не возвратило его к Даме. И наконец, Дама прониклась беспокойством и сама решила отправиться в путешествие и, разыскав Рыцаря, увенчать его служение сразу голубой и желтой розой - ведь сам срок его странствий был чем-то поразительным и чудесным и заслуживал этих роз.
Но разыскать Рыцаря оказалась не так-то просто, и Даме самой пришлось долго скитаться и подвергнуть себя множеству невероятных и неимоверных опасностей и испытаний. Неслыханным было то, что во всех этих опасностях Рыцарь ни разу не явился, чтобы помочь Даме, а это было просто немыслимо по понятиям Тапатаки. И Дама поняла, что с её Рыцарем приключилась какая-то совсем страшная беда - такая, что даже волшебная сила их преданности друг другу не могла с этим справиться. Но все же удача сопутствовала Даме, а возможно, так велика была сила её желания найти своего друга, но каким-то образом ей удавалось выстоять во всех опасностях и вытерпеть все лишения, вырваться из всех ловушек и одолеть все помехи. И так получалось, что в этом долгом скитании Дама везде шла по следам своего Рыцаря и узнавала о его подвигах, а их было сотворено невообразимое множество.
Когда Дама нашла своего Рыцаря, - а она, конечно же, нашла его, открылась причина, по которой Рыцарь не мог явиться на защиту своей Дамы он лежал мертвым в одном из дальних и грозных миров, и это другая история, как Рыцарь туда попал, почему принял телесность, доступную смерти, за что сражался и в какой битве погиб. Но хотя и было его тело открыто смерти, оно не было открыто тлению, и Рыцарь пребывал мертвым, но нетленным уже много-много лет того чужого мира, а жители его, пораженные этим, укрыли Рыцаря в особой пещере, вдали от праздных глаз или кощунственных рук. И только Дама могла бы объяснить им причину, почему смерть все же не вполне завладела её Рыцарем - ведь ещё не освободила его от служения Дама, не подарив ему ни алой, ни даже желтой розы. И когда она собиралась вложить ему в руку эти розы, Рыцарь открыл глаза, а в тело его вернулось тепло жизни, и он рассказал Даме, что она напрасно удивлялась его отсутствию в грозные минуты её странствия - Рыцарь неизменно сопутствовал ей, он-то и был той удачей, что направляла Даму на пути к нему и спасала в опасностях, в том была вся воля и вся сила, весь разум и все сердце Рыцаря, раз уж не мог он подвигнуть на то свою телесность. И тогда Дама увенчала его всеми розами сразу - темно-пунцовой, голубой, желтой и алой, а Рыцарь вернул черную розу в знак исцеленной разлуки, и Дама об руку с Рыцарем ушли в последнее путешествие.
(из Собрания великих снов Тапатаки)
10. ВХОД С БАЛКОНА.
ИННА. САША ПЕСКОВ. ИННА.
Стол был застелен самой красивой скатертью и сервирован дорогим тети Ириным сервизом, в вазе на столе стояло два алых пиона, ковер на полу был дважды пропылесосен и чтобы туда не напАдала Бенгина шерсть Инна нарочно отослала тигра погулять, хотя Бенга оставлял следы и ронял шерсть только лишь когда находился в квартире в телесном своем виде, а так его видели только глаза Инны - ну и, прочего по-волшебному зрячего народа. За окном был белооблачный зимний день, с какой-то весенней уже искоркой солнца, а в квартире - празднично и нарядно, и при всем при том настроение Инны было каким-то смутным. Она ждала Антонина - вчера они поспорили, Инна настаивала, что он тогда в ресторане сделал нечестно, надо было её предупредить заранее, что он там будет. И тогда Антонин назначил ей свидание у неё дома, сегодня, днем, а Инна приготовилась изо всех сил разглядеть его, в каком бы виде он не появился. Теперь она немного нервничала, и не только из-за этого - её мысли нет-нет, да поворачивали на ту желтую розу, что её угораздило подарить Ингорду. Хотя Антонин её немного успокоил, объяснив, что от желтой розы до алой может пройти целая вечность, и Ингорд может ещё совершить - да и совершит, конечно же, - много чудесного в честь своей дамы, а желтая роза значит лишь, что рыцарь предоставлен сам себе и своим дорогам, - так сказать, уже не на службе, и это Иннино дело, если она захочет отметить иные из дерзаний Ингорда розой пунцовой или голубой. И все же на душе Инны было как-то нехорошо. Она поняла из объяснений Антонина, что все-таки тут царит не одна прихоть дамы, и розы дарятся не так-то случайно. Неужели же ей с Ингордом назначена скорая разлука или... она даже не хотела это додумывать, какое там "или", слишком её это тревожило.
Инна сама теперь чувствовала, что быть дамой рыцаря - это нечто, не схожее ни с чем из того, что принято между мужчиной и женщиной. И дело было не только в волшебности, в Тапатаке все было волшебным и чудесным, но и там это было делом совсем другим, нежели, к примеру, любовь или супружество. В каком-то смысле - но в очень особом смысле - да, это была любовь и брак, но даже для магического союза совершенно особенные. Ее принцем по-прежнему оставался Антонин, хотя Инна даже не загадывала теперь, во что перейдет или может перейти их общение - да и может ли? А Ингорд... Ингорд - это совсем другое. Он был теперь как бы её часть, в его судьбе Инна теперь _участвовала_ - хотя объяснить это словами ей было невозможно.
И вот, в этом раздвоенном состоянии, переходя в мыслях от Антонина к Ингорду и от опасений к ожиданию, Инна во второй раз уже переставляла столовые приборы, прислушиваясь ко всякому стуку за дверью. От этого её отвлек шум за окном, будто кто-то возился там на её балконе. Заподозрив очередную выходку дебила Усихина и заранее готовая сделать с ним не знаю что, Инна подошла к окну на балкон. Сердиться на Усихина она поторопилась Володи там не было. Был другой - соседский внук Гошка, сорванец одиннадцати лет. Собственно, на балконе его ещё целиком не было - он только пытался забраться, как-то вскарабкавшись снизу со своего балкона. Теперь он пыхтел и возился, пытаясь перелезть через перила и опасно зависая на высоте.
- Гошка! - ахнула Инна. - Подожди, держись!
Она поспешила на помощь и, схватив огольца за рубашку, втянула к себе. Как положено, вначале поахав и поругав, Инна вспомнила о скором приходе Антонина и свернула воспитательную работу.
- Пойдем, отведу тебя вниз. И бабушке все расскажу! - пригрозила она.
- Тетя Инна, - невинно спросил юный хулиган, увидев в комнате накрытый стол, - а можно я тоже чая попью?
- Нельзя, - сурово отрезала Инна, вызывая сама у себя в памяти интонации строгой наставницы Инессы.
- Почему?
- Это не для тебя.
- А для кого? Вы своего мальчика ждете, да?
Инна проигнорировала нахальный вопрос, но испорченное дитя не унималось:
- Тетя Инна, а можно я хотя бы торта возьму? Ну, пожалуйста! Маленький кусочек.
- Не за что тебе торт, - отрезала Инна. - Ведешь себя никуда не годно.
- Жалко, да?
Инна меж тем уже отперла входную дверь и потянула юного верхолаза за руку. Гошка все упирался:
- Ну, тетя Инна, ну, не охота мне домой, можно я у вас посижу? Ну, пять минуточек?
- Никаких минуточек! - прикрикнула Инна и потащила Гошку этажом ниже. Она позвонила в его квартиру, и только тогда жизнерадостно ухмыляющийся озорник сообщил:
- А дома никого. А у меня ключей нет. Они с той стороны висят. Тетя Инна, а вам все равно придется меня чаем поить, я же не могу тут в подъезде сидеть, пока дверь не откроют.
После этого Инна обозлилась уже всерьез.
- Ну уж нет! - заявила она. - Стой и жди здесь. Я сейчас поднимусь к себе и сама слазаю на твой балкон!
Гошка вытаращил глаза.
- Тетеньки по балконам не лазают!
- Я не тетенька, я баба Яга! - отвечала на это Инна и побежала домой. Она на самом деле так и задумала.
На балконе она глянула вниз и ей стало немножко не по себе. Но только немножко - как-никак, позади были переделки и поопасней, а Инна была уже совсем другой Инной, не той маминой дочкой и синим чулком, что однажды летом приехала к тете Ире поступать учиться на филолога. Она привязала к перилам сложенную вдвое бельевую веревку и храбро через них перелезла. Дальше получилось не так ловко, в какой-то момент она начала скользить по этой веревке, сердечко екнуло, но тут же своим ведьмовским зрением она увидела происходящее как бы со стороны и заметила, что нога её уже в десятке сантиметров от перил Гошкиного балкона. Тут же она на них и оперлась и лихо соскочила на пол. Мысленно похвалив себя - вот, даже Бенги не понадобилось, не говоря об Ингорде - Инна толкнула дверь на балкон и обнаружила, что та заперта на шпингалет. Она слегка удивилась этому, но отступать уже было некуда, не обратно же домой лезть. Вот теперь-то ей Бенгина помощь понадобилась: эти задвижки сдвинул тигр - сначала одну, а затем, подвинув внутреннюю дверь, и на наружной двери.
Когда Инна отперла злополучную дверь, то её ждал новый сюрприз - Гошки в подъезде не было. Выругавшись про себя на негодника, Инна поднялась к себе, ожидая, что тот все-таки пошел к её квартире несмотря на полученное приказание. Гошки не было и там.
- Гоша, ты где? - окликнула она, заглядывая в колодец подъезда.
В ответ прозвенел колокольчик Антонина, а он сам весело сообщил:
- Гоши нету, есть Тоша. Два-ноль в мою пользу!
Инна оторопела.
Перебранка, что последовала за этим, была из самых свирепых, что когда-либо состоялись у них с Антонином. И конечно же, этот отпетый шалопай от всего отпирался.
- Ну как же, - радостно спорил он, - все было законно. Я обещал прийти и пришел. Я предупреждал, что тебе трудно будет меня узнать - ты заранее знала. И сама же меня выставила из дому! А я ведь так просился. Даже торта не дала, жадина!
- Тошка! - завизжала уязвленная Инна. - Принц Антонин! Я больше не желаю обсуждать это! И...
- Понял, удаляюсь, - преспокойно отвечал Антонин. - Кстати! Прихвачу-ка я ключи, верну на место. А то ещё заподозрят, что у них тут побывал форточник, сама знаешь, на кого падет подозре...
- Вон! - велела Инна, действительно, совсем забывшая про эти проклятые ключи да и все ещё не отвязанную веревку. Меж тем сама собой развязавшаяся веревка вползла в комнату и улеглась у её ног, миг-другой выжидательно помедлив в позе кобры или вопросительного знака - дескать, не соизволит ли барышня Инна сменить гнев на милость? Но Инна по-настоящему расстроилась. Не так из-за самой проделки Антонина и того, что ей пришлось лазить по балконам. В положении она, конечно, побывала самом дурацком и смешном, но и это ещё было полбеды. У Инны теперь оставался всего один, _последний_, случай узнать Антонина, когда он появится у нее. А после, стало быть... И ведь он над этим ещё подшучивал! Для Тошки, похоже, это было всего лишь поводом подурачиться, а Инна почему-то придавала этому какое-то особое значение, она как бы _загадала_, что если сможет распознать Антонина, то...
Тем временем в дверь позвонили.
- Я тут мимо проезжала, с твоей шубой, держи, - оживленно начала Анита с порога и остановилась, заметив, очевидно, хмурость своей подруги. - У тебя случилось что-то?
- Да нет, нет, проходи, - отмахнулась Инна, радуясь возможности как-то отвлечься.
- Ты что, ждешь кого-то? - спросила Анита, увидев накрытый стол.
- Уже нет, - отвечала Инна тоном, дающим понять, что не собирается это обсуждать.
- А... - Анита чуть кивнула, уяснив для себя, из-за чего Инна сегодня так накуксилась. - Я хотела тебе позвонить, конечно, потом смотрю, ты на балконе, значит, дома, ну я и...
- Садись, - пригласила Инна, - будем торт есть. Я уже кофейник поставила.
Они сели пить кофе с тортом и мороженым, и Анита трещала:
- Инка, ты представляешь? Этот Валентиныч звонил потом папе, жутко извинялся, дескать, это все его холуи нагадили, он, мол, посылал их извиниться, а они не поняли... Мол, знал бы он, что это подруги его дочери, ну и прочее такое. Шубы сам привез.
- Ага, - отвечала Инна с набитым ртом.
А любопытная Анита меж тем все-таки не удержалась от вопросов:
- Инка, а ты зачем на чужой балкон лазила? Тайна?
- Да нет, по глупости, - отвечала Инна. - Тут...
В этот миг в стекло балконной двери сильно постучали. Сердце у Инны подпрыгнуло - она невесть с чего решила, что это снова Антонин. В один миг она подскочила к балкону, чтобы тут же разочароваться, удивиться и озадачиться одновременно: за дверью стояла... Найра! Инна оглянулась на Аниту, миг поколебалась и - куда деваться - открыла дверь.
- Найра, - заявила она вместо приветствия, - вообще-то у нас принято ходить в гости через двери, а не балконы.
- Да? - отвечала Найра самой дружеской и чарующей улыбкой. - Прости, учту на будущее. Я же у тебя впервые, увидела, как Антонин перелазил через перила, вот и подумала, что в вашем мире... Зачем ты наступила мне на ногу, Инна? У вас так принято здороваться?
Инна тяжело вздохнула и махнула на все рукой. В конце концов, она ведь все равно собиралась рассказать Аните про Антонина и Тапатаку. А Найра вошла внутрь и сразу принялась дразнить Бенгу - оскалившись, как он, делать угрожающие выпады согнутой в локте рукой. Бенга зарычал, неслышно для Аниты, а та вытаращила глаза, не понимая причин столь неуместных жестов ещё одной Инниной гостьи. Инна схватила Найру за руку и потянула к столу.
- Это Найра, - представила она её Аните. - Она тут дышала на балконе.
- Анита, - назвалась её подруга и поинтересовалась, окинув взглядом довольно экстравагантный наряд Найры - красное с черными искрами платье-распашонку длиной чуть ниже бедер и фиолетовые шорты с бахромой: Где ты оторвала такой прикид?
Как ни странно, Найра поняла вопрос Аниты:
- Это мой походный костюм, - пояснила она небрежно. - У вас здесь такие не носят, да?
- Найра иностранка, - поспешно вставила Инна.
- Скорее, чужеземка, - хохотнула та.
- Да? - удивилась Анита. - А где ты научилась говорить по-русски? Или ты у нас долго жила? Совсем нет акцента.
Найра скорчила гримасу недоумения.
- Учиться говорить? Зачем? Это же долго! Рот сам все сделает.
Анита захлопала глазами.
- У Найры способности к языкам, - снова вставила Инна.
- Ну, вот еще, - не согласилась та. - Не более, чем у тебя, моя дорогая. Когда мы были на боях теней, ты болтала с Гункаром не хуже меня, разве нет?
- Ну, я... - залепетала Инна, не зная, как поворотить от ненужной темы.
- Ты улавливала вместе со смыслом и принятые там формы звуков, милая Инна, - наступательно продолжала Найра, - а если это можно тебе, почему нельзя мне?
- Ты что, тоже филолог? - спросила Анита, по-своему поняв слова Найры. - Изучаешь языки, как Инка?
Найра снова хохотнула:
- Я-то нет. А вот Инне, если она собирается _учить язык_, придется оставаться филологом всю жизнь.
- Ну и что такого, - пожала плечами Инна. - У нас так и принято многие ученые всю жизнь посвящают изучению языка.
- Да-а? - изумилась Найра. - А, понимаю. Это, вероятно, затем, чтобы не лишать себя куска хлеба. А то если один раз все понять, то потом нечего будет изучать.
- Давайте посмотрим телевизор, - предложила Анита, не находя интереса в этом лингвистическом споре и желая выручить Инну, которая явно проигрывала этой рыжей заграничной мадам. - Сейчас по-местному ТэВэ как раз будут боди-арт показывать. Там наши девчонки были.
- Что это за картинки в коробке? - поинтересовалась Найра сразу, как появилось изображение.
- Это телевизор, - процедила Инна сквозь зубы, мысленно попросив Найру не задавать больше идиотских вопросов.
- Ты что, не видела телика? - недоверчиво осведомилась Анита.
- Конечно, нет, - отвечала Найра, игнорируя послания Инны. - Я же у Инны впервые.
- Найра хочет сказать, что не видела мой ящик в работе, - по-своему поправила Инна и быстро предложила: - Найра, попробуй кофе. А вот торт и мороженое.
Акамарская воительница пивнула кофе и отставила, сморщившись:
- Фу, какая горечь.
- Тогда сок, - Инна подвинула фужер. - Это сладко. И торт.
Найра съела кусок и закивала:
- У-у, вкусно! Я съем еще, - и она придвинула к себе весь торт и принялась его уплетать, не обращая внимания на Аниту, таращащуюся на неё во все глаза.
- Так что это за картинки в ящике? - снова спросила Найра, врасплох застав Инну, решившую было, что опасный оборот разговора позади.
К удивлению Инны её подруга восприняла этот вопрос как нормальный и принялась объяснять - видимо, Анита подумала, что Найра изображает из себя иноземку и решила ей подыграть:
- Это телевидение. Есть такие устройства, называются камеры, они снимают все на пленку и потом транслируют в эфир.
- Стоп! - остановила Найра. - Что значит снимать на пленку?
Инна и Анита общими усилиями кое-как растолковали про "снимать", "телевизор" и так далее.
- Ага, - сказала наконец Найра. - Значит, вы тут сооружаете такой стеклянный глаз, наставляете на что-нибудь интересное, а он рассылает, что видит, по таким коробкам. А я-то было подумала, что это окошко снов какого-нибудь вашего медиума... А что же, вам лень самим послать свое зрение в нужное место?
- Найра, у нас тут так не умеют... то есть, не все умеют, поправилась Инна, вспомнив про то, как сама _чувствами_ заглядывала в кабинет Темкина, когда тот отхаживал многострадального профессора Коврова.
- Ну, так пусть научатся! - пожала плечами Найра. - А то ведь так и будут прикованы к этому вашему телевизору. А, - сообразила вдруг она, - так вы это затем и делаете! Вон оно что! Да, это интересно придумано...
- Что придумано?
- Ну, эта ваша игра в прятки от самих себя. А я-то думаю, что за странный мирок ты себе облюбовала - все живут во сне. Значит, вы это всё нарочно, наверно, так интересней жить, когда ты про себя ничего не знаешь... Ты знаешь, Инна, а в этом что-то есть. Театр во всю планету - это грандиозно! Хорошо, что я к тебе заглянула.
- Весь мир театр, и люди в нем - актеры, - процитировала начитанная Анита. - Слова Шекспира, - пояснила она.
- Это Бог, что создал ваш мир?
Инну на протяжении всего разговора кидало то в жар, то в холод, то в смех.
- Нет, - сквозь хохот отвечала она, - это только пророк его! Шекспир писал пьесы.
- Девчонки! - позвала меж тем Анита. - Смотрите, боди-арт показывают. Смотри, вон Людка! А вон и Валентиныч...
Найра, заинтересованная зрелищем, вновь затребовала объяснений, и слово за слово Инна с Анитой рассказали ей и про искусство разрисовки голого тела, и про Люду с Валентинычем, и про памятное происшествие в ресторане.
- А что же, Ингорд не снес голову этому местному мафиози? - удивилась Найра.
- Нет, - отвечала Инна.
- Ох, меня там не было! - пожалела Найра.
- Нет уж, - отозвалась Инна. - Тебя не надо.
- На него тигр помочился, - вставила Анита.
- Да-а? - обрадовалась Найра. - Что ж, тоже неплохо! Значит, вот зачем ты держишь этот полосатый тюфяк! - и она снова принялась махать согнутой наподобие кошачьей лапы рукой в сторону оскалившегося Бенги.
- Оставь Бенгу в покое! - потребовала Инна, отказавшись уже от надежды сохранить свои волшебные секреты - все равно придется все объяснять Аните.
- А ты что, не боишься Инниного тигра? - внезапно спросила Анита Найру.
Та расхохоталась.
- Она дерется, как Ингорд, - отвечала вместо неё Инна. - А разве ты видишь Бенгу?
- Догадываюсь, - тихо отвечала Анита.
Меж тем Найра доела весь торт и осведомилась:
- Инна, а у тебя нет ещё такого же? Мне понравилось!
- Торта нет. Ешь мороженое. Апельсины вон, - предложила Инна, обменявшись взглядом с Анитой.
- У! - воскликнула Найра, отведав мороженого. - Тоже вкусно. Я люблю все сладенькое, кисленькое, остренькое, солененькое, мясное, рыбное, пряное, только не горькое, как этот ваше кофе, и чтобы досыта!
- Найра, - поинтересовалась Анита, - а ты не боишься за фигуру с такими вкусами?
В ответ та поднялась с места, сдернула свою распашонку и повернулась кругом:
- Ну-ка, какие изъяны в моей фигуре?
Таковых не было.
- Да, - со знанием дела заметила Анита, - тебе впору супермоделью быть! Тем более, ты такая высокая.
- Супер?..
- Моделью, - и Аните пришлось объяснить все уже на тему мод, выставок и манекенщиц.
- Кстати, - вставила Инна, - по пятому каналу как раз ФэшнТиВИ, - она переключила, - вот, Найра, смотри.
Найра долго глядела на происходящее и внезапно задала вопрос, что не лез ни в какие ворота:
- А почему не показывают, какой каждая собрала отряд?
- Отряд?!.
- Ну да. Я так понимаю, они ведь затем и выходят на этот ваш подиум. Чтобы собрать себе отряд из мужчин, которые их захотели. Мне бы хотелось взглянуть на мужчин, которых завербовала вон та черненькая.
Анита и Инна переглянулись в полном обалдении. Они ещё раз ей стали ей все объяснять.
- И вы говорите, что они потом не подпускают к себе всех своих мужчин и даже их не знают? - недоверчиво осведомилась Найра. - Зачем же тогда собирать отряд?
- Да не собирают они никакого отряда!
- То есть, конечно, - объясняла Анита, - у модели есть поклонники, некоторых она, конечно, знает и...
- Спит с ними, - уверенно вставила Найра.
- Ну да, но далеко не всегда и не со всеми, и не каждая, - обиженно возразила подруга Инны.
- То есть она выходит их только дразнить? Вот так повертит дыркой, а потом уйдет и даже не станет созывать вместе и не поведет за собой как момми их отряда? Да? Ну и мир вы тут отгрохали! - в изумлении трясла головой Найра. - Никогда не слышала ничего подобного. Кажется, теперь я понимаю...
- Что понимаешь?
- Да... Я ведь к тебе по пути завернула, Инночка. Дело у меня тут. Понимаешь, Бог от нас к вам сбежал.
- Кто-о-о? - Инна и Анита дружно разинули рты.
- Да Бог, - досадливо отвечала Найра. - Увидел какую-то рысь у вас тут в городе и влюбился. Ищем вот теперь. Если ты увидишь Бога, то скажи мне, ладно?
Анита с Инной в голос хмыкнули.
- Ну, девчонки, мне пора. Тут у вас очень мило, торт вкусный, я к вам обязательно загляну, - светски заворковала Найра, поднимаясь с места. - А с Валентинычем ты все-таки зря так мягко. Я бы его, гада, сутки поила кофе.
Инна с Анитой захихикали.
- Представляю, что ты сделала с Гункаром, - вздохнула Инна.
- Да! - вскричала Найра. - Ты мне кстати напомнила! Я же ещё не рассчиталась с этим предателем! Ну, все, лечу!
- Найра, - строго предупредила Инна, - хоть уйди по-человечески! Чтоб без фокусов!
- Я тихохонько, - невинно заверила Найра - и исчезла в один миг, растаяла у них на глазах.
Бенга засопел и сразу расслабленно прилег на пол. А с улицы в открытую форточку послышался детский крик:
- Бабушка, смотри! Смотри скорей, женщина по воздуху летит!
- Стерва! - в сердцах выругалась Инна. - Ну ведь говорила же, говорила я ей! Вот ведь выдерга, а?
Анита сидела с несколько ошалелой улыбкой.
- А мне Найра понравилась, - заявила она наконец. - Она такая непосредственная, совсем без комплексов.
- Да уж куда непосредственней, - вздохнула Инна. Она взглянула на Аниту, и они вдруг заулыбались друг другу, каждая понимая другую, в каком та положении.
- Ты мне покажешь своего Бенгу? - вдруг попросила Анита с некоторым лукавством и смущением одновременно.
- Да вот он, - повела рукой Инна, повелев тигру отелеситься. - Можешь погладить, не бойся, он - это все равно что я.
- Ух ты... - восторженно ахала Анита, подсев к Бенге и осторожно дотрагиваясь до роскошной шерсти. - Ух ты!.. Ну, ну, я же не Найра, я тебя люблю, Бенга красавец...
Тигр равнодушно зевал.
- Аниточка, я тебе все-все расскажу, только давай сначала ещё кофе выпьем, - сказала Инна. - Мне отдохнуть надо, а то я от этой Найры совсем одурела. А у меня и так настроение ни к черту, я Антонина второй раз не узнала и ещё Ингорду не ту
розу подарила, сразу
желтую.
Настроение
у Саши Пескова
было хуже, чем паршивое - он переживал нечто вроде жесточайшей ломки. Когда в его памяти всплывали картины прекрасной страны, то он заново, хоть и слабее, испытывал тот же беззаботный и беззаветный восторг, что и тогда, в золотом небе этой волшебной Тапатаки. Но потом... потом наступало что-то вроде похмелья - мир повседневный казался особенно зауряден и убог, хотя... хотя... Нет, дело было не в убожестве окружающего мира - наоборот, Саша Песков с замиранием осознавал внутри себя нечто вроде чудесного предчувствия - что и этот земной мир можно увидеть в его Тайне, - возможно, иной, нежели тайна волшебной страны, но такой же божественной, прекрасной и неизбывной. Загвоздка была в нем самом - его самого на это не хватало: серым был не мир, а его собственное зрение. И никогда ещё Саша Песков не ощущал самого себя столь бездарным, не годным не то что к живописи, а ко всякому художеству вообще.
Уж он-то понимал, какой редкостный, невероятный шанс ему выпал. Он пережил соприкосновение с тем самым "настоящим искусством", в потере которого Саша про себя обвинял своих собратьев, писателей и художников, о котором сам столько думал и столько насочинял всякой писанины. И что же? Да то, что он сам для него не годился - разгадка оказалась проще некуда. А после этого что было ругать современное искусство, рутину официальной культуры или пустопорожний выпендреж авангарда. Но и это было не все. Мало того, что Саша Песков не умел и не знал путей, чтобы вывести на свет это свое новое "истинное искусство", он и в старом безнадежно разочаровался по крайней мере, сам для себя. Что хитрого написать книгу, он мог, ну _мог_ написать такую, что читатели будут ахать, плакать, смеяться или же забывшись сжимать кулаки, сочувствуя боям его героев. И что? Зачем? Для кого? Еще одно чтение для забавы публики? Да пустота же сущая...
А тут - тут была целая страна, в кои-то веки его искусство было кому-то _нужно_, вряд ли оно вообще было когда-нибудь нужно вот _так_ - и он не мог сделать ничего ровным счетом. Саша Песков даже честно пытался что-то намалевать, краски купил сходил, кисть - и, конечно, чуда не произошло. Никакая волшебная сила не стала водить его вдохновенной кистью, он мазал бумагу час - полное фуфло. А хуже всего, ему этого _не хотелось_, то есть он помочь-то хотел миру Юмы, по-настоящему хотел, и как-то передать его, изобразить, рассказать - ему и как художнику какому-никакому этого сильно хотелось, но к холсту и кисти Сашу Пескова при этом не звало ну вот совершенно. Что-то тут было неладно, и где-то в глубине души он знал, что Юма все-таки в чем-то ошиблась, будь она хоть тыщу раз волшебное создание.
Из-за всего этого Саше Пескову было погано, мутно, муторно. И еще, не с кем было посоветоваться обо всем. Не в том даже дело, что не поверят или засмеют. Ну, положим, поверят - а кто тут что может подсказать? Может, Векслер? Но почему-то у Саши Пескова последние дни никак не получалось связаться с Векслером - звонил, того не было дома, заходил попозже, чтоб застать врасплох - Векслер в эту ночь ночевал где-нибудь у родителей. А то вообще никто трубку не брал, хотя, как знал Саша Песков, в квартире Векслера всегда кто-нибудь был, и вот так продолжалась уже вторую неделю. Все же Саша Песков решил снова попытаться и вышел из дому, направившись к Боре. "Хотя бы прошвырнусь, а то башка и так распухла", - сказал он сам себе.
Он ждал битый час у подъезда - двери, как водится, запирались на ключ, и за все время никто не вошел и не вышел, а когда какая-то бабка все же выглянула и Саша Песков сумел войти, то - вновь вотще. На звонок в дверь Векслера никто не откликнулся. Саша ещё полчаса подождал в подъезде, заодно и согрелся, а пока грелся, размышлял, как ему изложить все дело Борису. У него уже целый диалог сочинился - непроизвольно, конечно, и увлекшись этим сочинительством он вдруг посоветовал себе - репликой за Векслера попробовать самовнушение. Аутотренингом Саша Песков не занимался - и с ходу от такого предложения отказался, но зато в голове его в этот момент всплыла яркая картинка одной старой-престарой телепередачи, а впрочем, это был, кажется, документальный фильм о скрытых возможностях человека. И там, это поднялось в памяти Саши столь же отчетливо, как если бы он по-настоящему смотрел телевизор, в одном из эпизодов этого фильма люди под гипнозом рисовали картины. Одному из таких было внушено, что он - художник Илья Репин, и тот даже расписался росписью Репина на картине, а сама она была хоть и не того полета, а все же вполне приличной - и разумеется, после гипноза мужик никак не мог поверить, что картину нарисовал он сам.
Это воспоминание зацепило Сашу Пескова. Он не стал уже дожидаться Бори и вышел из дома с чувством какой-то близкой разгадки. Похожее у него бывало, когда начинало писаться какое-нибудь застрявшее на трудной строчке стихотворение. Вот и теперь он почти решил задачу, совсем чуть-чуть оставалось, как бы всего лишь последнее слово в строчку вставить - и лелея в себе счастливое чувство охотника, почти подкравшегося к добыче, Саша Песков тихонько побрел по улицам наугад - тихонечко, спешить некуда, главное - не спугнуть. Дом Векслера был почти на набережной, и блуждания наугад повели Сашу по улочкам старого Камска. Он шел, рассеянно поглядывая на падающий с неба снег, на ещё не зажженные фонари и прохожих, на крыши и стены с табличками всяких контор, и вдруг - вдруг надпись одной из них царапнула его взгляд. "А.П.Темкин. Психолог." - прочитал Саша, а рядом на вывеске побольше шла надпись "Фактор Эс. Психологический центр". Саша Песков припомнил - кажется, этот Темкин как-то выступал по местному ТВ и, помнится, гипнозом он тоже... Ну да! Торжествующе хмыкнув, Саша Песков поднялся на крыльцо и вошел в здание. Ну вот и дописанная строчка! подумалось ему, и сердце пару раз колотнулось.
У Темкина ему пришлось немного подождать, и это было к лучшему, он немного успокоился и обдумал, как ему правдоподобней изложить свое дело. Саша только ещё слегка поволновался насчет финансов, вдруг этот Темкин такие гонорары назначает, что... А потом он плюнул, решил, что заплатит в любом случае - и выкинул из головы.
- Понимаете, - излагал он десятью минутами позже в кабинете Темкина, я вот задумал одну книгу, но мне вот что не дает покоя - как-то я её не представляю, в смысле, страну эту. Хотя у меня есть какой-то образ внутри...
- А какую книгу? - спросил сочувственно кивающий психолог.
- Э... Ну, сказку. Знаете, красивую такую. А то сейчас все чернуха в моде, порнография всякая, а мне вот хочется...
- А, понимаю, понимаю... - закивал Темкин.
Уяснив дело, он даже воодушевился.
- Знаете, что... напомните, как вас?
- Саша.
- Знаете, Александр, меня это все заинтересовало. Я вам вот что предложу - вы ведь, наверное, как все молодые писатели, человек небогатый? Значит, по оплате - давайте это считать нашим общим экспериментом. Соответственно, расходов у вас не будет... - Темкин глянул на Сашу Пескова и удовлетворенно кивнул: - Ага, стало быть, я правильно уловил, что вас этот вопрос смущает!
- Ну да, - признался Саша Песков.
- Ну, а мой интерес простой. Картину свою вы и так при мне будете рисовать, а вот что до книги, то я бы рад был оказаться вашим первым читателем.
Саша Песков хмыкнул.
- Аркадий Петрович, я согласен, мне это даже приятно было бы, вот только насчет книги не могу ручаться, понимаете, вдруг не напишется...
- А вот я в этом как раз и не сомневаюсь! - авторитетно перебил Темкин, и Саша Песков безошибочно заподозрил психологические штучки знать, Темкин ему задает установку на успех, так подумалось Саше.
Темкин провел его в другую комнату, с затемненными окнами, усадил в кресло и принялся подготавливать какое-то свое оборудование, расхаживая меж тем туда и сюда и разговаривая на ходу с Сашей:
- Откладывать не станем, первый сеанс проведем прямо сейчас, вы дома придете попробуете кисть, ну, а в следующий раз уж приносите ко мне все ваши рисовальные принадлежности... где этот шнур? а, вот... Так, Александр, смотрите вот в эту сторону... Расслабьтесь, голову откиньте на спинку, руки на подлокотниках...
Саша Песков, устроившись поудобней в кресле, стал следить, как велел ему Темкин, за мигающим светом какого-то аппарата. Сначала краем глаза он видел психотерапевта и слышал его голос, а затем его начала завораживать это ровная световая пульсация, и вдруг - вдруг он увидел Юму, она стояла чуть в стороне от этого мерцающего колеса и смотрела на Сашу выжидательно и дружелюбно. Он чуть не выпрямился в кресле от неожиданности, но ведь Темкин говорил расслабиться, и Саша Песков удержался, а потом подумал, что он впал в транс, и тогда только сообразил, что - нет, не впал, напротив, очнулся, голова была совсем не сонная. Далее, он сообразил, что больше не слышит голос Темкина и повернул голову, чтобы узнать, что случилось.
Темкин спал! В транс впал сам гипнотизер! Позабавившись ситуацией, Саша Песков хотел уже встать с места и то ли разбудить Темкина, то ли по-английски уйти домой, а то как-то неловко. Но Юма сделала предупреждающий знак и подошла к Темкину. Она взяла его голову в свои руки, приподняла, и Темкин вдруг заговорил - так и не открыв глаза.
- Юма поможет нам поговорить с тобой, Саша, - зазвучал голос Темкина с какой-то странной интонацией - не то чтобы холодной и не то чтобы безжизненным голосом робота, но как бы интонацией какого-то невероятного отдаления.
От такого обращения и тона у Саши по спине побежали мурашки.
- Мое имя Кинн Гамм, я тоже поэт, а ещё погодник, я сочиняю снег. Ты уже был в нашем мире, и тебе нетрудно будет понять и поверить. Не все из жителей и нашего, и вашего мира могут так просто гостить друг у друга, это сложно для многих и требует большой силы. Нам она нужна для своих дел, вам для своих, поэтому очень редко кто-нибудь может общаться разговаривая, как вот ты с Юмой. Вот и нам с тобой сейчас лучше пообщаться вот так, через посредника, а то мы, хоть и коллеги, сочиняем на языках совсем разных. Возможно, когда-нибудь ты научишься понимать и переводить то, что я рассказываю, я даже не сомневаюсь в этом. Но это слова о будущем, а мой разговор о настоящем.
- Да-да, Тапатаке нужна моя помощь, Юма говорила, - начал Саша Песков. - Я как раз придумал способ, чтобы мне как-то нарисовать вашу...
- Неправильный способ, - прервал его загадочный собеседник, - и ты не сам его придумал, это подсказка Юмы, чтобы я мог кое-что тебе объяснить. Да, мы хотели такой помощи и побудили Юму найти в вашем мире художника. Она разыскала тебя, а ты - ты не рисуешь. Ошибки бывают и в нашем мире, хоть он и волшебен. Здесь же произошла даже не ошибка, а нечто особенное. Все дело в даре твоей волшебной помощницы. В обычном случае она стала бы твоей водительницей, музой, как вы это называете, ты рисовал бы свои картины или писал стихи, и все было бы на своем месте. Сейчас у нас мало кто в Тапатаке этим занимается, мы, можно сказать, забросили ваш мир, но когда это происходит, то происходит так. Но твоя Юма необычна, да и ты тоже, видимо, потому она тебя и разыскала. Твой путь не совсем путь художника или поэта. То, что ты ищешь, это свершения искусника - в нашем, Тапатакском смысле слова, а вы это называете магией и волшебством. Произошла не ошибка - просто Юма сделала куда больше того, что было нами загадано, да и твои искания превосходят возможности земного художества.
- Откуда ты знаешь про мои поиски?
- Ты уже был в Тапатаке и кое-что делал - как маг-искусник. А это, кстати, и вовсе необычно, чтобы искусник помогал своей музе, а не наоборот. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что ты иной раз невзначай думаешь о куда большем. Тебе ведь приходят иногда в голову странные желания, вроде переставить в небе звезду или поправить пейзаж в вашем мире или сделать что-нибудь вовсе непонятное, например, согласовать дуновения?
Саша Песков хмыкнул - как раз на днях он поймал себя на таких вот необычных мыслях.
- Ну... Но это же так, случайные мысли!
В иномирном голосе Темкина явственно зазвучали смешливые нотки:
- Случайные... Откуда случайному взяться во множестве множеств миров? Есть непонятное, есть непостижимое, есть пришедшее ниоткуда, но случайное? Но в общем, я тебе уже все рассказал, поэт Саша.
Саша Песков заморгал:
- Но я ничего не понял! Что это все значит? Что мне теперь делать?
- Ничего особенного, идти свой путь. Рисуй, что хочется, или пиши стихи. Если ты не будешь стоять на месте, то рано или поздно, с Юмой или без, ты пройдешь достаточно далеко, чтобы, положим, нам однажды побеседовать иным образом, - скажем, мы скоротаем время за сочинением снегопада. И может быть, ты даже научишь старого погодника Кинна новым приемам рифмовки или прочим вашим авангардным штучкам, как знать.
- А Тапатака? Как ей помочь?
- Да все так же - иди свой путь. Если ты что-то сможешь для нас сделать, то придешь к этому сам. А Юма перестанет переживать из-за своих мнимых ошибок - уже это помощь для Тапатаки, этот чудо-подкидыш подает такие надежды, и вся Тея её очень любит.
- Да-да, она такая забавная... такая... Кинн, а то, что ты мне сказал - это что, решение... э... властей Тапатаки?
- Считай, что так. Но этот разговор с тобой попросил устроить Юму я мы с ней дружим. До свидания, поэт Саша, посматривай в небо, я буду с тобой здороваться, - прозвучали последние слова, и Юма опустила голову Темкина на стол и разжала ладони.
Психолог тотчас сладко засопел. Юма ещё какое-то время оставалась подле него, весело глядя на Сашу Пескова, а он, не зная, что ему сказать, развел руками - ну, мол, теперь все понятно, поговорили, спасибо, приходи. Девчушка, похоже, поняла его - серьезно кивнула, помахала ладошкой и исчезла. А Саша Песков тихонько подошел к столу, подобрал листочек бумаги и написал записку Темкину - дескать, все было высший класс, вы мне очень помогли, до свидания. Оставив записку перед лицом спящего гипнотизера Саша Песков осторожно отошел к двери и отправился прочь, на уже свечеревшие улицы Камска. Он ощущал небывалый подъем, прямо-таки распирало Сашу Пескова от воодушевления. Значит, вот оно что! Путь мага... Интересно, а какие стихи теперь у него будут?
Но вместе с тем Саша Песков испытывал какую-то нежную благодарность к своей Юме и к этому неведомому Кинну с их чудесной страной. Камень с его души свалился - но тем более ему хотелось как-то помочь этому миру. "А может, мне просто найти какого-нибудь художника? Ведь есть же, наверное..." - осенило его. А придя домой и подобрав из почтового ящика одну из местных бесплатных газет, Саша Песков натолкнулся в разделе новостей на заметку - в Камске открывалась выставка художников, работающих в жанре фантастической и фэнтезийной живописи. "Ну, ещё бы не волшебство!" - торжествующе подумал про себя Саша. Конечно, уже на следующий день он был на этой выставке - и на том его волшебное везение, если такое было, закончилось - осмотр картин и его расспросы ничего не принесли. Все интересное, что ему удалось услышать, было замечание одного из участников, крепкого мужика уже в годах, похожего на легендарного Ермака. Он прохаживался вдоль своих работ, на них были все больше сюжеты про Хозяйку Медной горы, и на несколько сбивчивые расспросы Саши этот Ермак заметил, почесывая подбородок, завешенный густой бородой:
- А ты знаешь, паренек, меня не так давно расспрашивал кто-то о чем-то похожем... Кто же это, дай-ка вспомнить...
- Из художников кто-нибудь? - с надеждой подсказал Саша.
- Да нет, девушка одна интересовалась. Какую-то сказку ей надо было нарисовать, как ее... Тапка, что ли?
- Тапатака, - машинально поправил Саша Песков и лишь мигом позже внутренне подскочил: кто-то спрашивал про Тапатаку!
- Во-во. Слушай, а может, она тебя искала?
Саша Песков слабо улыбнулся.
- Я не рисую.
Итак, круг, похоже замкнулся. Вероятно, понял Саша, кто-то ещё из посланников чудесного мира пытался решить все ту же задачу - и, похоже, столь же безуспешно. Несколько приуныв, он направился прочь, раздумывая на ходу, чтобы тут ещё предпринять, и в рассеянности едва не столкнулся на входе с двумя молодыми девушками. Он окинул их равнодушным взглядом и мельком подумал: "Сикушки какие-то из богатых". Потом он подумал, что неправ, и немного устыдился - глаза обеих девушек вовсе не были кукольными, наоборот, в них была искорка, особенно, у одной, низенькой. Но ему было не до умненьких девочек, и наскоро буркнув: "Извините" Саша посторонился, пропуская
входящих и вышел
прочь.
- "Извините"...
Чуть с ног
не сбил! - обернулась Инна вслед странному парню, уже выходящему на улицу.
- Творческая личность, - отозвалась Анита, скорчив забавную гримаску. - Весь в своих мечтаниях. Может, это тот самый твой художник!
- Он-то? - Инна задумалась на миг. - Н-не знаю... Вот картины посмотрим...
Они не спеша направились вдоль стен и почти сразу наткнулись на художника Сергеича, Кузьму как его там, Инна так и не вспомнила отчество.
- А, девочки! - тряхнул бородой художник, церемонно здороваясь с ними. - Что, тоже эту... Тапку-тапку пришли искать?
- Почему - "тоже"?
- А тут... парнишка один спрашивал уже. Только что здесь был.
- В бежевой куртке, с черными волосами? - повинуясь интуиции, сразу спросила Инна.
- Во-во. Ваш приятель, что ли?
- Я же говорила - это он, - негромко произнесла Анита.
- Н-не знаю, - снова повторила Инна с сомнением. - Нет! - сообразила она. - Зачем бы он тогда спрашивал про Тапатаку? Он бы сам её нарисовал!
- А откуда он тогда знает?
- Ну... - Инна пожала плечами.
"Действительно, откуда? - подумала она. - Надо будет рассказать Антонину. Или Доре. Или Инессе".
- Может, он тоже там бывает. Ты его не встречала? А, Инка? продолжала Анита, почему-то увлеченная этой темой - очевидно, ей хотелось какой-то причастности к Инниным ведьмовским делам.
- Вижу, ты на него запала, - отвечала Инна, не желая обсуждать это раньше времени - ей хотелось сначала поговорить с Антонином. - У тебя же Егор.
- А, - Анита снова скорчила гримаску, - ну его! Болтается в своей столице да по заграницам. Все бизнес. Бизнесмен новорусский.
- Сама-то кто, - фыркнула Инна, иронически покосившись на подругу. Они говорили про поклонника Аниты, практически уже её жениха.
- Я свободный человек и девушка из интеллигентной семьи, - гордо отвечала Анита. - И ещё подруга ведьмы.
- Тихо ты, - оглянулась по сторонам Инна.
- Знаешь, Инка, надо расспросить Сергеича про этого мальчика. Хочешь, я сама сейчас подойду?
Инна не отвечала. Она разглядывала картину некоего Т. Хока, одного из иностранных участников выставки. Нет, там была не Тапатака. То, что там было нарисовано, удивило Инну больше, чем если бы там была страна Антонина, - удивило настолько, что заставило замереть. А на холсте был нарисован помост, двое сидящих в полулотосе людей в разных его концах, и из тел этих людей вытягивались темные полосы и надвигались друг на друга, превращаясь на ходу в какие-то хищные фигуры. Это был бой теней - тот самый, который Инна не так давно наблюдала своими глазами вместе с теитянами и Найрой в мире Гункара.
Если тебе не удалось захватить тень целиком, расщепи её и и захвати хотя бы лоскут, если не удалось вырвать лоскут - отщипни хотя бы нить. А если добыча ускользнула, то пошли по следу лазутчика, и пусть он установит Глаз и сделает так, чтобы добыча взглянула в его зрачок. И когда она увидит там тень, Глаз увидит её.
Из Науки Теней, Наставление Соглядатая
11. ТЕРНИИ И ЗВЕЗДОЧКИ.
ИННА. САША ПЕСКОВ. ИННА.
- Инка, я уже подъехала, выходи! - позвонила Анита из своего "Ауди".
В этот день они ехали на показ мод, тот самый, с участием столичных салонов, о котором недавно упоминала Люда Китова. И Люда, и Анита в нем участвовали, но не от и до, и большую часть времени Анита собиралась просидеть рядом с Инной в качестве зрительницы. Инна не то чтобы очень уж интересовалась модами и показами, но ей хотелось посмотреть на выходы Аниты и Людки, это раз, а во-вторых, у неё появилась мысль сделать подарок Доре и Инессе - тоже придумать для них по платью, и она надеялась, что подсмотрит там что-нибудь миленькое.
Открыв дверцу автомобиля, Инна увидела на заднем сиденьи Найру. Эта встреча никак не относилась к числу приятных неожиданностей, и Иннино лицо это отобразило. Найра засмеялась.
- Успокойся, на сей раз я не стану объедать тебя, сжирая все твои сладости, я только загляну на этот ваш показ.
- Как ты забралась в машину Аниты? Наверное, в окно, как всегда? съязвила Инна в стиле Инессы, как раз вспоминая её в эту минуту и хорошо теперь понимая колкости феи в адрес Найры.
- Ну вот еще, - невозмутимо опровергла Найра. - Твоя подруга гостеприимно распахнула дверцу.
Анита отвечала на взгляд Инны своим - в нем без слов читалось: "А что я могла сделать?"
- Билеты только на двоих, - предупредила Инна, хотя Анита как участница показа и дочь одного из спонсоров, могла, конечно же, устроить место и для Найры.
- Обо мне не волнуйся, - заверила Найра с очаровательной улыбкой. - И не думай ты так громко: "Стерва, стерва!". Я не собираюсь тебе докучать, я здесь по делу.
- По какому? Хочешь набрать мужчин как момми своего отряда? - снова подколола Инна.
- Я же говорила, - напомнила Найра. - Наш Бог где-то тут у вас болтается. Приходится искать.
- А показ мод тут при чем?
- Ну как же! Он ведь ищет свою прелестницу. Наверное, девочка красивая, значит, может, появиться на этом вашем мероприятии. Значит, и Бог может придти. Бог его знает, конечно.
Анита и Инна хмыкнули. Рассуждение было вроде бы вполне логичным, и все же Инна как-то не могла воспринять его всерьез. Или Найра говорила о каком-нибудь их святом, может быть, сановнике каком-то, или попросту издевалась - так это представлялось Инне. Она, конечно, уже нагляделась на разные чудеса. Но чтобы Бог... Уж эта Найра.
В "Сокольник", где и проходило шоу, их пустили всех троих - Аниту знали, а про Найру, очевидно, подумали, что она с ней, как и Инна. Но и дальше все было так, как и предсказывала Найра: когда Анита с Инной уселись на свои места, кресло справа от Инны почему-то сразу освободилось, и Найра его тотчас заняла.
- Не волнуйтесь, - заверила она, перехватив взгляды своих спутниц, он сюда уже не вернется. У этого толстого дядьки появилось срочное дело.
Толстым дядькой был, как сообщила Инне Анита, вице-мэр - тусовка под вечер собралась солидная, добрая половина Камского бомонда, что объяснялось, опять же, по словам Аниты, не только столичными знаменитостями, но и покровительством действу со стороны супруги губернатора. Эти важные дядьки, чиновные или просто богатые, сидели со своими дамами в первых рядах, и возле некоторых - вероятно, сообразно официальному статусу - и здесь вертелась охрана: уж больно мордасты и атлетичны были эти заплечные якобы референты.
Найра сидела с рассеянным видом, наклонив голову набок, как будто прислушивалась к чему-то, и наконец объявила:
- Бога здесь нет.
- Ну и слава Богу, - отвечала, фыркнув, Инна. - А то представляю, что бы ты здесь устроила.
- Нет, не представляешь, - серьезно возразила Найра.
- Зато Валентиныч на месте, - заметила Анита и кивком головы указала на столпа местного теневого дополнения к официальной табели о рангах.
Лев Валентинович, Валет, как его называли в известных кругах, старался держаться на уровне - как король. В его облике и манерах не было не только ничего блатного, но и нуворишского: он был одет в респектабельный приличный костюм, сопровождающая его дама - в светское платье, все это должно было создавать образ скорее какого-нибудь видного политика, предпринимателя или чиновника. С некоторыми из таковых, что присутствовали здесь, Валентиныч здоровался с подчеркнуто солидным видом - впрочем, когда он хотел направиться к рядам, где расположилась официальная верхушка, на его пути вырос мужчина в сером костюме и о чем-то негромко поговорил, после чего Лев Валентинович изменил свой маршрут. Инна заметила, как один из молодых людей в его свите, поглядел в их сторону и, вероятно, узнав Аниту, что-то сообщил на ухо хозяину. Валентиныч повернул и направился к их креслам. Молодые люди, предупреждая приближение босса, поговорили с теми, кто сидел рядом с Анитой, и кресла опустели.
- Добрый вечер, Анита Юрьевна, - поздоровался Лев Валентинович, опускаясь в кресло рядом. - Слышал, тут мои охламоны доставили беспокойство вам с подружками. Хочу лично принести свои извинения.
- Это что, тот самый, на которого кошки ссат? - громко спросила Найра, и Инна непроизвольно захихикала. Она ничего не могла с собой поделать, она понимала, что все это не к месту, но удержаться было невозможно - что она была бы за ведьма, не почувствуй с первых слов, что присутствует при начале ещё одного Найриного концерта.
Валентиныч не повел и бровью при этих словах, нарочито обозначая _неслышанье_ вызывающего вопроса, но кончики ушей его все же покраснели.
- Я уже вашему папеньке объяснял, послал дураков проводить вас, а они разборку какую-то хотели устроить. Правильно им ребята Юрия Петровича врезали, - продолжал Валентиныч. - Я их заставил неделю Людмиле Сергеевне цветы привозить с утра, всех четверых.
- Она рассказывала, - отвечала Анита с каменным лицом.
- Да, кстати, - с важным видом добавил Лев Валентинович. - Папе вашему передайте. Тут у меня хороший боец есть, не как эти придурки. Так что при случае можно попробовать их в паре, ну, с тем, вашим, - красивый бой, я думаю, получится.
Валентиныч сделал знак и откуда-то сзади вышагнул элегантно одетый молодец, черноволосый и с косичкой - прямо вылитый Кристофер Ламберт, только глаза были с разрезом, выдавая восточную кровь.
- Кто хороший боец? - опять громко спросила Найра, нахально вмешиваясь в разговор. - Вот этот мешок? Против Ингорда?!. Нет, я умру со смеху!
Она покатилась, не обращая никакого внимания на окружающих.
- Не могу поверить, - во всеуслышанье заявила Найра, обращаясь неведомо к кому, - чтобы такого клоуна мог кто-то бояться. Да кто такого вообще пустил в бандиты?
В этот момент Инна пожалела не Валентиныча, его-то было не жаль, и не его спутницу, а Аниту - она замерла на месте, совершенно не представляя, что бы тут сказать и как вообще выйти из положения.
- Девушка... - начал, багровея, Валентиныч и косясь в сторону высокого начальства. - Вы бы вели себя...
- Помолчи, ты уже все сказал, - махнула рукой в его сторону Найра, и Валентиныч вдруг замолк с открытым ртом, жуя челюстью и ошеломленно пуча глаза.
А Найра поднялась с места - и представление началось. Неуловимым движением она вдруг притянула к себе того, с раскосыми глазами, и приблизила губы к его лицу со звуком смачного поцелуя. Тут же она отшатнулась и протянула жеманным голосом:
- Нет-нет, не так скоро, милый мальчик! Ты ещё должен заслужить мою нежность!
Вслед за тем, этих движений Инна даже и не заметила, Найра закинула "Горца" на подиум - они с ним уже стояли там друг против друга, не то как танцевальная пара, не то как участники показа. Похоже, только в этот момент "Горец" начал соображать, что с ним что-то делают без его разрешения. Он очумело огляделся и попытался спрыгнуть назад. Не тут-то было. То, что принялась проделывать с ним Найра, со стороны выглядело неким подобием танца, хотя и без явного сходства с каким-либо определенным его видом - а больше всего это походило на танец Зайца и Волка из мультфильма "Ну, погоди". Для неискушенной и ничего не подозревающей публики это выглядело, как если бы молодой мужчина исполнял танец ритуального галантного ухаживания за дамой - красивые наклоны, грациозные повороты, какие-то замысловатые па, но для взгляда сколько-нибудь толкового, даже Инна это замечала, открывалось иное: "Горец" вначале пытался просто покинуть подиум, потом всерьез попробовал сразиться с Найрой, но, быстро ей укрощенный, просто-напросто таскался взад-вперед по помосту поворачиваясь и сгибаясь под её неуследимыми, но точными толчками и тычками. В конце концов, он рухнул у её ног, что выглядело со стороны изящным падением на колени учтивого кавалера. Зал разразился несколько вялыми аплодисментами, а Инна услышала, как женщина в ряду позади нее, поделилась с кем-то:
- Танец довольно забавный, но я что-то не понимаю насчет покроя костюма... Неужели это модельный пиджак?
Хулиганка Найра меж тем раскланялась по сторонам, а затем закатила глазки и в несколько движений подняла подол своей юбки - на сей раз она была одета по вполне современным земным понятиям, даже стильно. Покривлявшись так к восторгу зала, она спрыгнула с подиума, сдернула за руку уже ничего не соображающего "Горца" и небрежным движением толкнула его прямо на руки молодцам из свиты Валентиныча.
- Лев Валентинович, - услышала Инна голос одного из приближенных Валета, - я эту бабу прошлым летом в охране президента видел. Точно, точно!..
Найра заняла свое место с невинным видом. Она ничуть не запыхалась. Зато Валентиныч сидел с таким выражением на лице, будто кол проглотил весь багровый и делая глотающие движения ртом, будто ему не хватало воздуху. Неожиданно он поднялся и спешно засеменил куда-то, сопровождаемый недоумевающей свитой.
- Что это с ним? - задала Найра вопрос из разряда риторических. Сидел, сидел... Вдруг вскочил, побежал... Ни здрасьте, ни до свидания. Какой-то он чумной.
Инна хихикала, да и Анита улыбалась, хоть и несколько неуверенно опасалась каких-нибудь нежелательных последствий, поняла Инна.
- Схожу-ка я попудрю свой носик, - поднялась Найра. - Где это тут?
Они с Анитой остались вдвоем, и Анита негромко сказала:
- Да, Инка, я теперь понимаю. Она действительно стерва.
- Вот именно, - согласилась Инна. - Ее даже Антонин опасается. А Бенга как её ненавидит!
В этот миг в голове у нее, как уже бывало, всплыла картинка искаженная не то от боли, не то от ужаса, а может, от того и другого физиономия Валентиныча. Он сипел и вжимался спиной в стену туалета, а в лицо ему звучал голос Найры:
- Ты понял меня? Ищи Бога! Всех своих шестерок на уши поставь, пусть все ищут! Ну-ка, что ты должен сделать?
- Ы-ы...
- Не слышу!
- Найти... х-хы... Бога, - отпыхиваясь, прохрипел бедолага-бандит.
- Правильно! - и вдруг лицо Найры вдвинулось в поле внутреннего зрения Инны, развернулось к ней, и Найра произнесла, глядя ей в глаза: - Инна, не подсматривай! Это тебя не касается. - И всю картинку задернуло пеленой, будто Найра закрыла её некой серой шторой.
Инна не стала рассказывать Аните, как Найра пудрит носик - и кому пудрит. А Найра, вернувшись к ним, вела себя паинькой, и остаток вечера прошел уже без эксцессов. Найра всего-навсего весело комментировала выход моделей, отпуская замечания насчет интимной жизни каждой, называя имена поклонников, особенности темперамента, обстоятельства первой связи с мужчиной и так далее - можно было подумать, что она зачитывает выдержки из кем-то составленного каталога.
- Ты не можешь сделать, чтобы она заткнулась? - на ухо спросила Анита Инну. - А то в заднем ряду слушают.
- Могу, - шепотом отвечала Инна, - но тогда она что-нибудь похуже выкинет. Пусть уж треплет, а то ещё летать начнет!
В конце концов сзади них прозвучал любопытный женский голос:
- Девушка, а откуда вы все это знаете?
- А откуда я знаю, что у вашего мужа любовница позавчера уехала на курорт? - с готовностью откликнулась Найра, обернувшись к вопрошавшей. - Вы думаете, почему он вчера не задержался на своем вечернем _совещании_? Я начальник секретной службы и все знаю! - гордо объявила Найра, а дама сзади обиженно хмыкнула и замолчала.
Когда они покидали "Сокольник", а Инна с Анитой наконец сообразили, что это лучший выход из положения, Найра выдала:
- Надо же, а вы меня не обманули! Я ведь решила, что вы пошутили насчет этой вашей демонстрации мод. Оказывается, ваши момми и впрямь не собирают отряды!
Инна с Анитой обменялись взглядами, не находя слов. А Найра вдруг уставилась куда-то на другую сторону улицы.
- Вот он!
- Кто?
- Бог! - и эксцентричная посланница из таинственной Акамари сорвалась с места и ринулась по ступенькам вниз.
Очевидно, не только она - его, но и её саму заметили. Найра не одолела и пяти ступенек, как с разбегу налетела на что-то, что отбросило её назад, как резиновая стена. Тотчас вскочив на ноги, Найра снова кинулась вперед и вновь была отброшена невидимой преградой. А Инна, посмотрев через дорогу, увидела ничем не примечательного мужика, что не спеша шлепал по тротуару и уже поворачивал за угол дома. В свете ночных фонарей, тем более, с расстояния, его нельзя было разглядеть как следует. И все же у Инны возникла неколебимая уверенность: этот заурядный прохожий был Бог, и может быть даже - Сам Бог, и теперь она уверилась, что слова Найры об этом не были иносказанием или шуткой. Это было удивительно даже для нее, с её привычкой к чудесному и необъяснимому, и Инна замерла, не обращая внимания на призывы Найры. А та в отчаянии кричала, оборотив лицо к Инне:
- Инна! Помоги мне!.. скорее!..
- Чем? - отозвалась наконец Инна, сердито и растерянно одновременно.
А Бог меж тем канул в темноте, и Найра, снова ринувшись на невидимую стену, пролетела её насквозь и чуть не покатилась по ступенькам. Она пробежала до самого тротуара и только затем остановилась, каким-то чудом удержав равновесие, и тогда повернулась к Инне и глядя снизу вверх произнесла с нехорошим выражением на лице:
- Ты не помогла мне.
- Чем? Чем я могла помочь тебе? - раздраженно отвечала Инна. - Я даже ахнуть не успела.
- Все равно, - холодно сказала Найра. - Ты не захотела помочь мне.
Потеряв свой обычный задор, как-то вся насупившись, Найра сухо попрощалась не глядя в глаза Инне и Аните. Инна уже приготовилась к новому сеансу левитации, но нет. Как ни сердита на Инну была Найра, она не стала лишний раз подставлять её - просто отступила на шаг и слилась с тенью.
А следующим вечером у Инны была новая необычная встреча. Она возвращалась с прогулки по улицам Камска и почувствовала позади себя чьи-то кошачьи шаги. Обернувшись, Инна заметила мерцающие зрачки - они приближались, как-то толчками, как если бы зверь догонял её прыжками. Инна не особенно испугалась - Бенга трусил тут же рядом, и ещё у неё ведь был Ингорд, но все же насторожилась. Зверь поравнялся с ней, и тут Инна увидала, что это была рысь. Как только она её разглядела, тени сдвинулись, и рядом с Инной оказалась обычная девушка, её ровесница или немного старше.
- Привет! - усмешка незнакомки определенно отдавала каким-то кошачьим оскалом. - Как ты меня узнала?
- Топаешь как слон, - нарочно отвечала Инна. - За квартал слышно.
- Ой, ой! - обиделась рысь. - Ты куда?
- Домой.
- А со мной не хочешь? Повеселимся!
- Нет, - отказалась Инна. - Мне и так весело.
- Ну, до скорого! - и рысь снова перешла на прыжки и убежала куда-то дальше по улице.
Только тогда Инна вспомнила слова Найры о какой-то рыси, в которую якобы влюбился Бог. Выходит, и это не было шуткой. Но Инна даже не задумалась, рассказать ли Найре об этой встрече. Она действительно не хотела помогать ей. И возможно, как раз в этом Инна была не права. И то сказать, она ведь не представляла, что это такое - жить народу целого мира, зная,
что его оставил
Бог.
Нет,
не сразу беседа
с богами - на это Саша Песков и не замахивался, он только выбрался на то свое место на набережной и расположившись там, как в прошлый раз, снова стал ждать знака. Он глядел туда, за леса на другой стороне великой реки, сам не представляя, что именно должно оттуда придти, но с какой-то внутренней уверенностью, что ему откликнутся. Долго ждать не понадобилось через какой-то десяток минут на той стороне в небе появилась темная точка. Она приближалась быстро, и вскоре Саша увидел, что это какая-то большая птица.
Птица приближалась - и судя по всему, направлялась точно на то место, где он находился. Саша уже мог её разглядеть, и хотя он как горожанин не был знатоком пернатых, но в этой птице безошибочно угадывался посланец из царственного рода - в оперении коричневого, даже бурого цвета и с распушенными на краях крыльями в узнаваемой орлиной распростертости. Птица подлетела и чуть ли не зависла в паре десятков метров у него над головой, а потом описала большой круг, двигаясь против солнца, и что-то крикнула. И тогда Саша Песков загадал, что если она сделает ещё один круг, то... - он даже не знал, какое именно "то" - в общем, как бы знак, что это все для него и взаправду. Орел - или лунь - или канюк, или кем там ещё была эта большая птица - словно услышал его, и повторил этот круг и, будто в этом и была цель его появления, сразу же направился обратно, через реку, на ту сторону.
А дальше... Дальше произошло нечто немыслимое. Саша Песков вдруг обнаружил, что он тоже летит в этом белом небе - река и берег, откуда он только что смотрел на орла, внезапно оказались внизу, под ним, и все это произошло буквально во мгновение ока, не было никакого рывка или сотрясения, никакого перехода вообще, просто вдруг Саша Песков оказался там, где его глаза миг назад видели птицу - и вот как раз птицу-то он видеть перестал, исчез орел, а зато появилась какая-то ослепительно яркая звездочка - она летела справа и чуть выше его, а может, не летела, просто находилась там, и Саша Песков устремился к ней, даже не задумываясь зачем просто ему туда было н_а_д_о.
А давайте-ка последуем за этим путаником Сашей Песковым, - сказали четыре любопытные вороны, - чего эта птица забралась в наше небо? И ведь нет, чтобы податься в крыло ворона - куда! Записал себя, вишь ты, в орлы, такого он, видишь ли, полета! Высоко собрался, стало быть - а ну-ка, ну-ка, куда? Ах ну да, нацелился, конечно же, пробить хрустальную крышу - и пробивает ведь, гляди-ко, проходит как игла сквозь парниковую пленку, а что теперь - а теперь Земля уже не поймешь где, ни внизу и ни вверху, где-то в стороне, стало быть, эти небеса тот самый космос, да только он почему-то вовсе и не черный, какие-то фиолетовые с голубым переливы, наверное, это такое здесь полярное сияние, если это вообще цвета, а то больше похоже, что такой радугой во весь мир тут цветут чувства, перетекают одно в другое, но нет, не задерживайся, Саша Песков, красиво, конечно, но ещё насмотришься, накупаешься вдоволь, вон уже звездочка - снова там, впереди, зовет, а теперь куда? Ага, все ясно, конечно же - в туннель - ясно, тот самый, я умер, наверное, гадает про себя Саша Песков, но ему не страшно, молодец, чего бояться, лети, лети, звездочка-то все впереди!
И летит Саша Песков, и уже он у реки, а может, это озеро такое, вода тихая-тихая, чистая-чистая, и солнце откуда-то снова взялось, яркущее, а небо с ума сойти синь какая, но нет, все-таки река, за тишайшей из вод другой берег есть - туда или пока здесь пройтись? Пройтись-то пройтись, да ведь долго будет, лучше поплыть, где ещё так поплаваешь, вот так век бы руки раскинуть и плыть, а река сама все знает, принесет, но некогда, нельзя, долго, лучше опять на крыло, осмотреть все с высоты, и вот странно, нашелся край у реки и устье нашлось, а казалось, что нет их, а ещё чуть в стороне зверушек пропасть, смотри, запоминай, поэт Саша, может, когда потом встретишь, может, и тебя тоже узнают, и поговорить бы тебе, но нет, вот торопыга, уже снялся с места, уже дальше несет его - а теперь-то куда?
Ого, как махнул! В экую бездну - ни зги ведь ни видать, но уж лети, звездочка-то все зовет, авось, прояснеет, - и правда, правда, вот и звезд (если это звезды) в небе (если это небо) целая прорва, - сверкают, глазастые, видят Сашу, приветствуют, а вот и край неба, вот и море, другое, совсем другое, не тихой воды море, а то самое, п_о_с_л_е_д_н_е_е, у которого боги, - лети мимо, Саша Песков, узнавай, удивляйся, здоровайся, ты хоть и воробушком тут промелькнешь, а они, небось, все равно увидят, может, подарят что ни то, может, научат чему, может, дружить станут, да что там живой будешь - и то неплохо. Карр!.. ну, его-то Саша Песков должен знать, видал уже: стоит себе с удивлением в глазах, Сторож верхнего неба: все знает - _или не знает_, ему бы ещё тулуп на плечи да берданку в руки - ты бы и подарил, а, Саша? А вон подальше старая чертовка, запалила костер, бормочет, помешивает в котле, ах, варева-то будет, все зверушки придут, и мурашки, и былинки-травинки, и людская детка, и всякая иная - всем хватит, все изопьют досыта, вовек не расхлебать, - а старая, знай, бормочет - и только головой поодаль качает на сумасшедшую хозяйку сумасшедшей судьбы кудесник с бородой, подглядывает, что там в котле, знает, умник, много знает, а вот так сварить все же не сможет, а и может, да не захочет, а вон дальше и Сама Великая Мать, поклонись, Саша Песков, благоговей, любуйся на красивущую, - что грудки, что бедра, что... - все красивое, все великое, сплошная мечта поэта, хоть каждый день гляди не наглядишься, да куда там каждый день, зрелище богов, а он здесь гость, прохожий, его звездочка уже дальше, дальше ведет! Ага, ну вот - ясно к кому, а то показалось, что к этому, сердитому с копьем, он-то Саше зачем? ну его - fuck, not kill дальше, к своему, - вон он с венком на голове, Поэт, тоже что-то бормочет, вдохновенный весь, но не как хозяйка, иначе, и не в котел глядит - на море, на д_а_л_ь_н_е_е, и мечта, мечта в глазах, и все ж таки похож, похож по-своему он на ту старуху - глаза-то с сумасшедшинкой! А из-за спины у него кто выглядывает? смешливый и язык кажет, и рожи строит, и колпак с бубенчиками на голове, надо всеми смеется, а над братом своим, с венком-то лавровым, пуще всех, да и не брат-близнец это, а он же сам - когда Шут, а когда и Поэт, вот он какой двуликий, да уж, не прост парень! К нему, к нему правь Саша Песков, чай, своя братия, хотя куда тебе до него, таких стихов ты ни сном, ни духом не писал и не читывал, ещё и буквам-то поди научись, но ничего, ничего, может, столкуетесь, вот он заметил гостя, глядит на Сашу задумчиво, вот пальцем кажет на море, а там что? - а там не рыбка ли золотым хвостом бьет? блеску-то, карр!.. а коли не рыбка, так, значит, сама звездочка Сашина нырнула!
А уж Саша за ней, в воду - и странно Саше - вот он нырнул в это море, а оно и не море, оно воздух, парит он там невесомо, и ветер его держит, и звезд-то, звезд разноцветных сколько! уж и сверкучие, уж и блескучие, только кар-р-р! - и вновь это море, и живность в нем хоть и в золотом пере ходит, да не птичьем, а рыбьем, чешуя это ихняя, плавники, а звезды и вовсе не вверху, а внизу - на дне горят, видать, камешков там стеклянных набросано - к ним иди, глубже, а то что-то звездочки не стало, затерялась среди стекляшек, что ли, - гляди-ко, не она ли там? - карр-р! - не она, да и дна нет, да и моря нет, одно пламя сплошной свет вокруг, ну и пламя воды текучей, облаков летучей, струится, сверкает, карр! и никакой не огонь, земля это, самая глубь, только почему-то сквозь неё ходить получается и летать получается, а камешки алмазные вновь сверкают, сколько их, смотри, смотри, поэт Саша, поройся глазенками в россыпях, ага, увидел! - вон твоя звездочка - сияет, не убегает, хватай, пока в руки дается, твой приз, вот и умница, с полем, удачная была охота, хорошая была битва, нам понравилось, зови если что, карр-р!
Хорошо воде, - завидует, наверно, земля, - её дело текучее, её тело прозрачное, проворное, гибкое, куда надо, туда и подвинется, как надо, так и потянется. Время воды река, капель, туман, пар, иногда снег, и не так-то долго она бывает твердый лед, подобно земле, а чаще она поток или морская волна или гроза, когда нерестятся её тучи, строя и вмиг руша ребра кристаллов воздушного электричества. А земле уж ворочать гранитными плитами да базальтами да песчаными толщами, и пока ещё она разместит всё от полюса к полюсу, пока разгородит сушу с сушею, пока прогнется под океанами, расправит хребты, напихает в недра искрящих камней и руд - а ещё ведь надо и самой развернуться в красивый и точный кристалл, чей контур очерчен для небесного глаза ажурнейшей силовой паутиной. Но зато и время земли алмаз, кремень, несчетный песок истертых гор, зато и память её распростерлась на миллиарды лет и решения её навсегда, и Гольфстримы земли стремятся сквозь сто эпох, и вот почему не воде, а земле поручает Сеятель разнести и хранить семена городов.
Он бросает их в лоно ещё тогда, давно, в незапамятном начале времен, о которых некому рассказать. Но память земли крепка - и столь же тверда вера семян, и безоглядно они отдаются на волю подземных течений, дрейфуя с ними, пока не приткнутся каждое в свою ямку и затем ждут, когда настанет их срок. И тогда пушинка, вот та, что легла некогда на стыке граней планеты, там, где сходятся две изобильных реки, прорастает как сердце великого царства, с именем для самых древних легенд и изначальных священных книг, а другое семя, что по вере его зацепилось в берег морского залива, становится для целого мира гаванью, где во всякий день реют флаги всех торговых флотов, и так по бухтам всех побережий и в устьях чуть не всех рек или просто по серединам и окраинам стран мало-помалу прорастают все прочие города.
Но Город у древнего, как Земля, хребта все ещё ждет, дремлет, приткнувшись к медной жиле близ великой реки, сновидя сыпучим разумом лежащих вокруг ископаемых ветров - и ещё придет ему срок вспомнить эти исполинские сны. Уже прогоняет африканские пальмы от Города неимоверный ледник, топает, как мамонт, над ним - и сам пятится в Арктику, уже великая река, сто раз поменяв русло, проточив и засыпав десятки Больших каньонов, прилегает, наконец, вплотную к Городу, уже расселяются вдоль неё разные языки и плывут по ней струги и лодьи, уже появляются с севера и идут за Каменный Пояс первопроходцы великого народа, а семечко Города ждет. И наконец, в положенном месте находят медь, а там уж ставят дома, строят запруды на притоке Реки, роют ходы в земле и тащат наверх руду, словно подушку из-под головы спящего Города, и время его пошло. Заводик Города во мгновения ока истощает весь рудный пласт, словно съедобный запас внутри семечка, сделанный, чтобы Город мог пустить первый росток и раскрыть первый лист. А теперь уж что медь, не в ней сила, время Города ветвится и крепнет с ним вместе, дома собираются в улицы, улицы в поселки, поселки - в Город, на мостовые приходит первый камень, и церквей каменных уже не одна и не две, и домов, а Город толпится вдоль Реки, топчется, топчется - и наконец прыгает через Реку, уже он по обеим её берегам, нога здесь, нога там, и пора строить мосты, сначала железный для паровозов, его взрывают в одну из людских смут, но отстраивают, а ещё есть зимние тропы по льду и летом переправы, но их не хватает, и позже строят каменный мост, а ещё повыше для автомашин есть плотина поперек Реки - ГЭС, кормить заводы электричеством, их уже полно, ведь Город мастеровит, мозговит, талантлив, уже он, спасибо купечеству, отгрохал оперно-балетный театр, а то ведь скучно и перед соседями по Реке есть чем хвалиться, а ещё он заводит кинематограф, университет, цирк, памятники - всё, что полагается, пускает трамвай, автобус и подумывает о метро, чтобы быстрей ездить за Реку, и на месте срубленных лесов Город уже разбивает сосновые парки, нужна зелень, ведь камень Города и так теснит дерево, стены его домов - кирпич или бетон, в их печках не дрова, а газ, взять хоть центр, Кампрос, штукатуренные пятиэтажки с их крохотными балкончиками, стиль пятидесятых - ну конечно, там мило, вот и Инне нравится, но это уже кажется стариной, против высотников-то, к примеру, где живет Люда Китова, или особнячков вроде тех, что строит себе семья Аниты - а впрочем, что Анита и Люда, это не первые и не последние красавицы Камска, уж чем-чем, а красивыми женщинами Город богат, баснословно, это его особенность, его загадка - может быть, так это было записано ещё в семечке Города, а может, так загадал безымянный великий Поэт: "Хочу город с красивыми женщинами" - а вот Саша Песков не ценит, поэт называется, для него это повседневность, он больше глядит на крыши и ветки, дурак, не понимает своего счастья, разуй глаза, сколько девок красивых, хватай любую, сколько можно ходить холостым, Саша! - ну вот, наконец, к Саше Пескову все и вернулось.
А поэт Саша Песков стоял возле письменного стола не только без мыслей, но даже и без каких-либо чувств, кроме разве что легкого обалдения - он только что осознал себя - что это он, Саша, что он находится в своей, то есть, в своей - в квартире, что снимает у Векслера, что он миг? час? век? тому назад находился на берегу реки, и как и когда он очутился дома, этого Саша Песков не помнил совершенно. Перенесся, что ли? Полный провал, так и с водки не бывало. Но теряться в бесполезных догадках и изводить себя сомнениями Саше Пескову не хотелось, чувствовал он себя великолепно, легко, а ещё не очень, не отчетливо, но все же помнилось позади что-то могучее и важное - и вот оно-то и имело значение, а не пустые попытки думать. А ещё его интересовало какое-то посверкивание, что пробивалось из щели чуть приоткрытого ящика в письменном столе, и побуждение узнать о его причинах и было первой мыслью Саши Пескова, невольной, что он осознал в себе, вернувшись к обычной своей разумности.
Открыв ящик, Саша увидел довольно крупный, почти со спичечный коробок, огонек, а приглядевшись лучше, понял, что это не пламя, а свечение - так, изнутри, сиял некий камень. Он осторожно взял его - сияние было слегка теплым, не обжигающим, но каким-то очень плотным, густым - настолько плотным, что Саша Песков так и не смог коснуться самой поверхности этого таинственного бриллианта - его не пускало сопротивление этого исходящего изнутри свечения, как это бывает, когда пробуешь свести вместе одинаковые полюса двух сильных магнитов. Из-за этого сияющий камень ощущался не только тепловатым, но и чуть-чуть шершавым на ощупь - казалось, пальцы осязали какого-то крохотного ежонка, топорщащего свои лучики-иголки - впрочем, ничего колющего и отстраняющего в них не было. В голове Саши Пескова вдруг колыхнулось некое видение - кажется, оно было последним в его недавнем дальнем походе невесть куда: звездочка среди россыпи лучистых камней, он её подобрал - выходит, это она и есть? А как он принес её сюда?
Очарованный, Саша Песков разглядывал камень, все более проникаясь чувством тайны и чуда. Кто и зачем привел его к камню, этого Саша Песков не знал. Он даже не был уверен, что камень дали е_м_у, его запертая память знала что-то свое на сей счет, и это до него смутно доносилось. Но в чудесности и тайне Саша Песков не сомневался. Немного поколебавшись, он все же решил его кое-кому показать - Векслеру и Алику, никому больше. Алик был не просто ученый, он начинал университет на геологическим и уж с третьего курса подался в гуманитарии, так что в камнях он, наверное, что-то смыслил. А Векслер - ну, раз такая мистика, ему и карты в руки. "Но я его все равно не отдам, никакой вашей науке", - решил про себя Саша, и, успокоившись на том, принялся собираться из дому. Прежде всего, ему надлежало побриться. В настроении самом чудесном он водил бритвой по щекам, и как-то сами собой у него начали проговариваться строки стихотворения, пара двустиший уже неделю как мелькала у Саши Пескова в голове, но он ещё не брался их записать - и вот, они теперь выходили на свет сами: