направлялись в школы, но закреплялись там лишь немногие (почему им предпочитали питомцев пединститутов). Лишь около 30%

инженеров и половина воспитанников сельскохозяйственных и педагогических вузов работали по вузовской специальности. Из 400

харьковских студентов-политехников выпускного курса менее 3% выразили желание работать мастерами и начальниками цехов (353).

Выходцы из интеллигенции особенные неудобства испытывали на селе (354). Едва ли приходится удивляться, что “удовлетворенность

жизнью” выражали от 66,6 до 71,6% у рабочих, при 55% ИТР (355).

До 1957 г. система оплаты научных работников устанавливалась в зависимости от деления научных учреждениях на 3 категории: 1 -

институты АН СССР, 2 - институты республиканских и отраслевых академий, 3 - прочие (ведомственные). Затем, однако, категории

стали устанавливаться в зависимости не от ведомственной принадлежности, а от “важности разрабатываемых проблем”, фактически

это привело к тому, что первой стала 3-я категория. Оклады научных работников учреждениях 2-й категории составляли 83-92% от

окладов в 1-й, а 3-й - 60-82%. Средний оклад научных работников со степенью в учреждениях 2-й категории составлял 130, а в 1-й -

150% от 3-й (356). Если в 1950 г. зарплата преподавателя вуза без степени составляла 162% от средней по стране, то в 1960 - 141, а в

1975, даже после повышения, всего 86%. Подобными аргументами сопровождались робкие просьбы включить “упорядочение

зарплаты” в науке в “Основные направления” 10-й пятилетки. Но ничего, конечно сделано не было, более того, с введением новых

правил защиты диссертаций положение еще ухудшилось. Появились публикации (357), требующие отменить доплату за степень

(учитывая, что в то время заводские рабочие получали до 400 р., а водители - 500-600 при зарплате доктора наук 300-350, кандидата

150-200, чл.-корр. 600, фактически требовалось сделать так, чтобы ученые получали в 3-4 раза меньше рабочих и в 5-6 раз меньше

водителя автобуса). Одновременно с этим выдвигались требования повысить “дисциплину” научных работников, т.е. заставить их

строго отсиживать положенные часы в учреждениях, тогда как просьбы разрешить им совместительство (358) были проигнорированы

(тогда очень боялись, что ученые станут слишком много зарабатывать). В академических НИИ только 43,2% из ответивших

положительно на вопрос о возможности повысить свою квалификацию, положительно оценили возможность получить более

квалифицированную работу (359). Это не должно вызывать удивления, ибо среди кандидатов наук в возрасте до 35 лет только

половина находилась на должностях старших научных сотрудников. Особенно остро стояла эта проблема в АН, где концентрация

научных работников со степенями была на порядок выше, чем в отраслевых НИИ, а промежуточные должности (при значительной

разнице в окладах между младшими и старшими научными сотрудниками) отсутствовали.

Пенсии научных работников начислялись с суммы, не превышающей для академиков и чл.-корр. АН - 600 р., докторов наук и

профессоров - 400, старших научных сотрудников, доцентов и кандидатов - 200, младших научных сотрудников и без степени - 100 р.

Любопытен факт действия в 80-х годах “Положения о пенсионном обеспечении работников науки” 30-тилетней давности, по которому

кандидат наук мог иметь максимальную пенсию в 80 р. Неудивительно, что “как показывает практика, большинство научных

работников отказывается от назначения им пенсии по этому положению и оформляют ее по общему положению о выплате

государственных пенсий, по которому им, как правило, назначается максимальная пенсия в размере 120 р.” (360). На одном из

пленумов ВАК, когда был поднят вопрос о повышении аспирантской стипендии, секретарь ЦК ВЛКСМ А.В.Жуганов констатировал,

что “существующий уровень оплаты позволяет учиться в аспирантуре в основном лицам, имеющим солидную материальную

поддержку” (361).

Положение научных работников оставалось еще относительно лучшим, чем других категорий образованного слоя. Слово “инженер”

недаром стало синонимом слова “нищий”, что вполне соответствовало положению в обществе человека, получающего 80-90 р.

Зарплата молодого инженеров была на треть, если не в половину ниже, чем у его сверстника-рабочего (362). Даже в советских трудах

отмечалось: “В 50-х годах...считалось, что специальность инженеров гарантирует относительно высокие зарплату и социальной

статус. В 70-х годах ситуация изменилась: социально-культурные блага, предоставляемые рабочим местом,... способствовали

изменению структуры мотиваций трудовой деятельности”. Для увеличения количества техников предлагалось прежде всего повысить

им зарплату, так как “значительная часть техников стремится занять (зачастую без производственной необходимости)

вышеоплачиваемые должности рабочих“, более 70% опрошенных молодых инженеров также хотели бы зарабатывать больше (363).

Интересно, что ИТР со средней зарплатой 155-140 р. при опросе завышали свою зарплату: инженеры стыдились своей нищеты (364). В

таком же положении находились учителя и врачи - самые массовые отряды интеллигенции с высшим образованием, не говоря уже о

работниках связи, дошкольных учреждений, бухгалтерско-делопроизводственном персонале, чьи оклады, опускаясь до 60-70 р.,

являлись минимально возможными по стране и уступали заработкам дворников, уборщиц и чернорабочих.

“Общественные фонды потребления” также в гораздо большей степени перераспределялись в пользу рабочих. Премии и “тринадцатые

зарплаты”, получаемые практически всеми рабочими, не распространялись на большинство категорий служащих, Право получать

дорогие путевки с 50%-й скидкой также было привилегией рабочих (не говоря о том, что им путевки предоставлялись в первую

очередь). С учетом этих обстоятельств уровень жизни интеллектуального слоя к 80-м годам был в 2-2,5 раза ниже жизненного уровня

рабочих (зарплата основной массы врачей, учителей, работников культуры была в 3-4 раза ниже рабочей). Таким образом,

дореволюционная иерархия уровней жизни лиц физического и умственного труда оказалась не только выровнена, но перевернута с

ног на голову, в результате чего относительный уровень материального благосостояния интеллектуального слоя ухудшился по

сравнению с дореволюционным более чем в 10 раз.

Говоря о материально-бытовом положении образованного слоя, нельзя не упомянуть и о том, что, следуя известному

коммунистическому принципу (наиболее откровенно провозглашенному в Китае) “нам нужны наполовину ученые - наполовину

крестьяне”, членов интеллектуального слоя пытались превратить в полурабочих, заставляя регулярно по разнарядкам райкомов

работать на овощных базах, подсобной работе на заводах, уборке улиц и в колхозах. Согласно данным исследований, проведенных в

1981 г. в Ленинграде, руководящие работники производственных и научно-исследовательских подразделений в качестве “проблемы

номер один” в деятельности молодых инженеров назвали отвлечения их на посторонние дела, не требующие инженерной

квалификации (365). Эта политика в полной мере касалась и студентов. Помимо “базово-колхозной” повинности, отнимавшей в

некоторые вузах до четверти и даже трети планового учебного времени, и обязательной летней работы в стройотрядах, все

настойчивее становились требования привлечь их к труду и критика “бытующего мнения, будто студент дневной формы обучения

обязан все свое время посвящать учебе” (366).

2. Советская интеллигенция как социальный слой.

Поскольку идея "превращения всех людей в интеллигентов" и упразднения интеллигенции как особого слоя неизменно продолжала

владеть умами советских идеологов, рост численности интеллектуального слоя пропагандировался и обосновывался на всех этапах

истории советского общества. Типичным примером тезиса "через количественный рост интеллигенции - к уничтожению ее как слоя"

может служить название раздела одной из защищавшихся в 60-е годы диссертаций: "Дальнейший рост сельской технической

интеллигенции - условие соединения умственного и физического труда" (367). Утверждалось, что "путь к стиранию различий между

работниками умственного и физического труда идет не через "свертывание" слоя интеллигенции", а, наоборот, через "возрастание

численности и доли в населении работников умственного труда" (368). Некоторые, правда, видели "противоречие" в том, что

"молодежь, имея высокий общеобразовательный уровень, стремится заниматься умственным трудом, в то время как народное

хозяйство нуждается еще в физическом труде, в т.ч. неквалифицированном" (369). В 70-е годы получило распространение мнение о

том, что "научные предположения исходят из объективного процесса постепенного перехода к новой структуре занятости населения

(вместо индустриальной модели - "научно-техническая") с более важным местом научной и организационно-управленческой

деятельности. Учеными уже высказано предположение, что с этой сферой будет связано до 40% лиц, занимающихся общественно-

полезным трудом" (370). Некоторой части слоя предсказывалось более быстрое исчезновение: "Судьба интеллигенции хорошо

известна:... интеллигенция останется особой прослойкой впредь до достижения самой высокой стадии развития классового общества.

Иная судьба у служащих - неспециалистов. Те из них, кто занят в сфере учета, станут либо рабочими (операторами счетной техники),

либо интеллигенцией" (371). Предполагалось, что сначала будет вытеснена сфера непроизводственной деятельности интеллигенции, "а

на стадии комплексной автоматизации вся интеллигенции как особая прослойка перестанет в основном существовать" (372). Один из

авторов выражался предельно откровенно: "Уже в обозримом будущем общество будет расширять высшее образование до такого

уровня, когда всякий, кто ощущает потребность в научных знаниях, в высшей квалификации, сможет ее удовлетворить. На

современном этапе люди с высшим образованием обладают еще определенными преимуществами в смысле общественного престижа.

Отсюда у части молодежи и известный утилитаризм в подходе к образованию. По мере расширения круга лиц с высшим образованием

такой утилитарный подход постепенно отживает" (373).

Особый энтузиазм у ревнителей "стирания граней" вызывало появление и расширение слоя так называемых "рабочих-интеллигентов" -

лиц с высшим и средним специальным образованием, занятых на рабочих должностях. Это уродливое явление, порожденное

извращенной системой зарплаты и огромным перепроизводством специалистов (при том, что многие должности ИТР, в т.ч. и

действительно требующие высшего образования, были заняты "практиками"), и ставшее, пожалуй, наиболее красноречивым

свидетельством деградации интеллектуального слоя в советский период, почиталось, однако, основным достижением советской

социальной политики. Именно в этом слое виделось советским идеологам воплощение грядущей социальной однородности общества,

"живые зачатки слияния в исторической перспективе рабочих класса и интеллигенции".

Основным центром теоретического обоснования этого явления был Свердловск: именно там во второй половине 1960-х годов стали

защищаться диссертации по "рабочим-интеллигентам", сближению интеллигенции с рабочим классом и колхозным крестьянством и

т.п. Один из представителей этой "школы" писал, в частности, что "перемещение специалистов на рабочие места с течением времени

будет все более и более необходимым и поэтому выражал несогласие с "встречающимися еще утверждениями, будто всякое

перемещение специалистов на рабочие места есть растрата образования, а, следовательно, и государственных средств" (374).

Советских идеологов чрезвычайно радовало, что значительное число рабочих имели высшее и среднее специальное образование:

"Рост числа техников, а часто и инженеров на рабочих местах, обусловленный требованиями НТР, ведет к усложнению

производственной структуры рабочего класса за счет повышения в нем доли профессий, требующих инженерно-технических знаний.

К началу 9-й пятилетки каждый пятый техник в промышленности выполнял функции рабочего". Подвести под это нелепое явление

теоретическую базу было тем более привлекательно, что, помимо "рабочих-интеллигентов", были открыты и "интеллигенты-рабочие"

(этот термин был предложен для обозначения того слоя ИТР, труд которых связан с непосредственным воздействием на предмет труда

и требовал применения научных знаний: работающие с АСУ, пилоты самолетов и т.п.) (375).

Если одни философы ожидали предстоящего превращения всех классов и групп в класс интеллигенции, то другие с этим не

соглашались, считая, что переход вчерашнего рабочего, закончившего вуз, в инженеры, не означает, что рабочий класс должен

целиком превратиться в интеллигенцию, но именно поэтому подчеркивали важное значение "рабочих-интеллигентов", полемизируя с

теми, кто считал использование ИТР на рабочих местах нерациональным в принципе: "На наш взгляд, это неверно: рост техники в

эпоху НТР неизбежно требует того, чтобы управляли ею люди, имеющие солидные научные и технические знания (в США и Западной

Европе техника почиталась, видимо, менее сложной). В росте слоя рабочих, наиболее близком к инженерам и техникам, нельзя не

видеть живых зачатков слияния в исторической перспективе рабочего класса и интеллигенции" (376). "Прогресс техники требует уже

сейчас от значительной части рабочих образовательного уровня в объеме техникума или даже вуза" (377). Воспевание "рабочих-

интеллигентов" продолжалось и в 80-е годы. Предлагалось указывать их в сводках ЦСУ как работников "преимущественно

умственного труда в сочетании с физическим", рабочих интеллектуального труда, тогда как делопроизводителей, счетоводов,

экспедиторов к лицам умственного труда предлагалось не относить (378). С удовлетворением констатировалось, что "высшая школа

сегодня пополняет не только ряды интеллигенции, но и квалифицированных рабочих. Рост их числа - закономерное явление",

предлагалось именовать их не "рабочими-интеллигентами", а "рабочими-инженерами", и едва ли не готовить их специально: "Вопрос

целесообразности подготовки таких кадров в институтах требует специального изучения" (379). Выражалось убеждение, что "в

сравнительно недалеком будущем этот тип производственника будет преобладать" (380).

Между тем некоторые специальные исследования показали, что в 14,3 - 25,5% случаев специальность "рабочих-интеллигентов" по

образованию не имела никакого отношении к профилю предприятия, а "Перечню" Госкомтруда она соответствовала лишь в 10,3 -

14,3% случаев. В то же время на тех же заводах "практики" составляли 30 - 37,6%. Поэтому даже пропагандисты "рабочих-

интеллигентов" вынуждены были признать, что "общество несет значительные потери, связанные с затратами на подготовку в вузе

или среднем специальном учебном заведении специалиста, а из сферы общественного производства отвлекается на период учебы

определенное количество трудоспособного населения". И что "несет потери не только общество, но и сами эти люди" (приводились

данные об их неудовлетворенности своим положением) (381). Отмечалось, что использование инженеров на работе, с которой могли

справиться техники, связано и с тем, что последние широко использовались в качестве рабочих (382). Иногда, правда, проявлялось и

скептическое отношение к этому явлению (383).

Между тем, практика пребывания выпускников вузов и техникумов на рабочих должностях приобрела действительно немалые

масштабы. В 1960 г. численность "рабочих-интеллигентов" составляла 0,3 млн., в 1970 - 1,2, в 1975 - 1,7 и на 1980 г. прогнозировалось

иметь их 2,2 млн. плюс 0,5 млн. "колхозников-интеллигентов" (384). В 1970 г. в промышленности на рабочих местах трудилось 25,7%

всех техников, общая численность специалистов на рабочих местах достигла около 2,5 млн. (385) К 1974 г. помимо 25% техников

(каждый 4-й) на рабочих местах было занято и 19% лиц с высшим образованием (каждый 5-й) (386). Значительный процент

специалистов, занятых на рабочих местах, наблюдался в нефтеперерабатывающей промышленности, где заработки были наиболее

высоки (см. табл. 161) (387). В 1975 г. численность этого слоя "с учетом характера и содержания выполняемого труда" определялась

примерно в 1,7 млн., что составляло 3% рабочего класса (388). На 15.11.1977 г. в качестве рабочих трудилось 114 тыс. лиц с высшим и

1314 тыс. со средним специальным образованием, т.е. 34,1% всех техников и 5,2% инженеров (389). среди рабочих лица с

соответствующим образованием составляли 8,7, среди колхозников 5,9%. По переписи 1979 г. численность этого слоя достигла около

8 млн. - высшее и среднее специальное образование имели 8,7% рабочих и 5,9% колхозников (против 3,7 и 2,8 в 1970 г.) (390). В 1980

г. в стране насчитывалось около 1 млн. рабочих с дипломами, или 23% всех специалистов в промышленности (391). На этот год там

при 6412 тыс. ИТР и служащих специалистов с высшим и средним специальным образованием было 7236 тыс., т.е. 112,9% (в 1960 на

2919 тыс. ИТР их приходилось 1667 тыс. или 57,1%) (392). К середине 1980-х годов около 4 млн. чел. с высшим образованием

работали на должностях, не требующих его, и в то же время насчитывалось 4,1 млн. "практиков". Поскольку материальное положение

образованного слоя относительно рабочих продолжало постоянно ухудшаться, численность "рабочих интеллигентов" продолжала

расти и на протяжении всех лет "перестройки" (393). За 80-е годы эта категория выросла в 3-4 раза, достигнув к 1989 г. 733,6 тыс. чел с

высшим и 5167,0 тыс. чел со средним специальным образованием. Кроме того, 10-14% научных работников и инженеров были

вынуждены заниматься дополнительной (в основном физической) работой (394).

Состав слоя так называемых "рабочих-интеллигентов", впрочем, свидетельствует о том, что по происхождению и образованию они

целиком относятся к маргинальному слою ИТР (см. табл. 160) (395). На 80% это были техники (т.е. в основном выходцы из рабочих),

окончившие средние специальные учебные заведения и потом увидевшие, что они, сделав это, раза в 2-3 потеряли в зарплате, или же

специалисты с высшим образованием (часто не техническим) (396), задавленные нуждой и не придающие значения своему

социальному статусу - практически все они были интеллигентами в 1-м поколении, не имеющими прочных культурных традиций.

Основной мотивацией перехода их на рабочие места всегда были материальные соображения (397). Приходя на рабочие места, они

возвращались в ту среду, откуда вышли, так что, если бы остальная часть образованного слоя отличалась высоким качеством, то

освобождение от балласта случайных людей ему бы не повредило.

Подходы советских идеологов (отражавших и пропагандировавших политику компартии) к проблемам социальной структуры

общества и связанным с ними вопросам развития системы образования никогда принципиально не менялись. В вышедших в конце 70-

х - 80-х годах книгах по-прежнему активно проводилась традиционная для советской политики в этой сфере линия. Но если одни

авторы, с удовлетворением констатируя продолжающееся увеличение приема в вузы, ратовали за дальнейшее развитие этого процесса

и были настроены в этом отношении чрезвычайно оптимистично (398), то другие признавали, что темпы роста приема снижаются и

наблюдается тенденция к "оптимизации" доли в обществе лиц умственного и физического труда. Отчасти признавалась и

нежелательность массового приема в вузы после техникумов (399).

По-прежнему актуальным считалось усиление регулирования социального состава студентов. Выводы в этом отношении

предлагалось делать, в частности, из того факта, что выходцы из интеллигенции стремились уйти в научные работники и покинуть

производство, а из рабочих идут охотнее на производство, тогда как общество нуждается не в научных работниках, а в инженерах (по

той же причине впервые, кажется, усматривался "негативный момент" в вовлечении студентов в научную работу). Советских

философов весьма огорчало противоречие между интересами высшей школы, "стремящейся привлечь наиболее квалифицированных,

сознательных рабочих", и предприятий, заинтересованных в оставлении таких рабочих у себя", а также то обстоятельство

(сказывающееся на формировании контингента подготовительных отделений), что зарплата квалифицированных рабочих значительно

выше зарплаты инженеров, и рабочие, естественно, не хотят учиться на инженеров, по несознательности препятствуя делу "стирания

граней". Задача высшей школы виделась в "дальнейшей демократизации системы высшего образования, расширения его социальной

базы", ожидалось, что в 10-й пятилетке основная масса специалистов придет из среды рабочих и крестьян и отмечалось, что "широкий

приток в вузы рабочей и крестьянской молодежи, по словам Брежнева, "полностью вытекает из политики партии, направленной на

сближение рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, на укрепление социального единства нашего общества" (400).

Следовали и соответствующие рекомендации: "Вопрос о социальных источниках пополнения интеллигенции в современных условиях

необходимо рассматривать с учетом общих изменений в социальной структуре общества, усиления его социальной однородности,

стирания различий между классами и социальными группами. Последнее необходимо учитывать и при решении практических

вопросов регулирования социального состава студенчества, в т.ч. путем повышения социальной эффективности подготовительных

отделений вузов", ибо "социальное происхождение и тип вуза оказывают заметное дифференцирующее воздействие на степень

адаптации молодых специалистов к условиям их труда и быта" (401).

В 1982 г. вышла книга одного из основных теоретиков "социальной однородности", представлявшая собой к тому времени наиболее

авторитетный (автор был директором Института социологических исследований) свод воззрений по этому поводу. Как уже говорилось

выше, к этому времени реальность общественного развития СССР не оправдала ожиданий, и приходилось как-то выкручиваться,

чтобы оправдать неполное соответствие ее идеологическим постулатам. Поэтому по ряду вопросов был проявлен максимум

возможного для советской социологии "инакомыслия" (402). Пришлось также признать, что в ближайшие 15-20 лет сохранятся

специалисты, профессиональные ученые, актеры, художники, писатели и т.д. (403). Как ни смехотворно звучат сегодня эти

"откровения", следует помнить, что для советской социологии они вовсе не были очевидными, и их требовалось доказывать.

Некоторый оттенок "вольнодумства" носили и некоторые другие замечания (404), но большинство проблем трактовалось вполне

традиционно (405).

Однако к 80-м годам некоторые постулаты все-таки пришлось корректировать. В обобщающем труде советских философов,

вышедшем в 1983 г., констатировалось: "Не подтвердились на практике и не получили признания в теории предположения о

растворении интеллигенции в рабочем классе и о превращении рабочего класса в интеллигенцию" (406). Даже наиболее

ортодоксальные из них вынуждены были признать, что рост удельного веса специалистов и служащих в народном хозяйстве не

беспределен (407). Иногда прямо говорилось, что "в СССР имеет место перепроизводство инженеров " (в США при большем на 25%

объеме производства инженеров в 3-4 раза меньше). Отмечалось, что в некоторых республиках (Грузия, Эстония) специалисту стало

трудно устроиться по специальности (408), что "снижение темпов роста рабочего класса и "перелив" растущей части трудоспособного

населения в категорию интеллигенции - показывает, с одной стороны, некоторую интенсификацию производства, но с другой -

нарушение необходимых пропорций распределения занятого населения по общественным группам в соответствии с потребностями

народного хозяйства" (409). Встречались выступления в пользу очищения интеллектуального слоя от неспособных элементов (410), а в

середине 80-х годов можно было встретить даже такие необычные (оправдываемые борьбой за качество) для советской печати

предложения, как сокращение числа студентов (411).

Старый интеллектуальный слой не представлял собой одного сословия, однако термин "образованное сословие" применительно к

нему все же в определенной мере отражает реальность, поскольку образованные люди обладали некоторыми юридическими

привилегиями и правами, отличавшими их от остального населения. Этому слою были присущи хотя бы относительное внутреннее

единство, наследование социального статуса (хотя он широко пополнялся из низших слоев, дети из его собственной среды за

редчайшими исключениями оставались в его составе) и заметная культурная обособленность от других слоев общества. Это

внутреннее единство, которое сейчас, после того, как культурная традиция прервалась (большинству советских людей 70-80-х годов

никогда не приходилось общаться даже с отдельными представителями дореволюционного образованного слоя), воспринимается с

трудом, поскольку затушевывается почерпнутым из литературы представлением о имущественных различиях между его членами. Но

для современников оно было совершенно очевидным, поскольку все эти люди вместе взятые (а это лишь 2-3% населения)

принципиально отличались от остальной массы, объективно составляя некоторую общность, представитель которой ассоциировался с

понятием "барин". Характерно, что после революции большевики, оправдывая репрессии в отношении всего культурного слоя, на

возражение, что его нельзя отождествлять с "буржуазией", отвечали, что против них боролась как раз вся масса "небогатых

прапорщиков" и указывали в качестве аргумента именно на внутреннее единство слоя, внутри которого безродный прапорщик вполне

мог стать генералом, дочь бедного учителя или низшего чиновника - губернаторшей, но этой возможности были лишены

представители "пролетариата".

Понятно, что уже просто в силу гипертрофированного роста образованного слоя в советский период, когда его удельный вес в

населении увеличился на порядок, о таком внутреннем единстве не могло быть и речи. Однако сами функции интеллектуального слоя,

тесно связанные с образом жизни, не могли не влиять на формирование у его членов хотя бы подобия культурной близости. Тем

более, что официальная идеология, несмотря на наличный социальный состав образованного слоя, постоянно отделяла "прослойку"

интеллигенции от "рабочего класса и колхозного крестьянства", стремясь по возможности социально ущемить ее. Поэтому вопрос,

насколько действительно советская интеллигенция представляла собой общность, отличную от "основных классов социалистического

общества", представляет определенный интерес.

Поскольку смысл социальной политики коммунистической партии и советского государства заключался как раз в возможно более

полной ликвидации различий между различными социальными группами, то проблемы бытия интеллигенции рассматривались

именно под этим углом зрения. Взгляды авторов посвященных проблемам интеллигенции книг и статей, во множестве появившихся в

1970-80-х годах, сводились к нескольким основным положениям: 1) интеллигенция все больше сближается с рабочих классом, так что

дело идет уже об их слиянии, 2) едва ли не большинство советских семей смешаны в социальном отношении, 3) интеллигенция не

воспроизводит себя, а пополняется в каждом новом поколении в основном за счет рабочих и крестьян, 4) характер выполняемой

интеллигенцией и рабочими работы свидетельствует о стирании различий между физическим и умственным трудом. Из этих

положений следовал общий вывод о ближайшей полной победе советского общества в деле формирования его социальной

однородности.

Не вдаваясь в разбор многочисленных натяжек и подтасовок, характерных для этих публикаций, приходится, тем не менее, признать,

что в определенной мере победные реляции советских социологов отражали реальность. Советскому режиму за десятилетия

целенаправленных усилий действительно почти удалось упразднить интеллектуальный слой как социальный феномен, уничтожить

его как более или менее цельный организм со своим специфическим самосознанием, полностью ликвидировать его элитарный

характер и даже устранить существенное различие между ним и всей массой населения по уровню информированности и общей

культуры. Понятие об интеллектуальном слое как совокупности лиц определенных профессий умственного труда оказалось лишено в

советской действительности адекватного содержания и потеряло смысл, заставляя пользоваться при рассмотрении перспектив такого

слоя в стране иными критериями. Лучше всего, впрочем, об этом сказано в самой советской печати уже "перестроечной" поры: "Мы не

зовем к "добрым старым временам" и еще менее склонны идеализировать историческое прошлое нашей интеллигенции, в облике

которой высокая интеллигентность уживалась с тем, что передовые рабочие, большевики называли "интеллигенщиной". "Старая

интеллигентность" умерла не просто, так сказать, в физическом смысле, она изжила себя и как культурная норма, покоившаяся на

иллюзиях, представлениях об исключительности интеллигенции, о науке и образовании как "башне из слоновой кости", об

избранности умственного труда" (412).

Проблема единства всякого социального слоя проявляется по меньшей мере в трех аспектах: характер разницы между высшими и

низшими его стратами, наличие различий между традициями его культурно-исторических групп и брачная практика его членов. В

социо-психологическом и культурно-историческом плане в составе образованного слоя советского периода различались три группы:

1) остатки дореволюционного культурно-интеллектуального слоя и их потомки, сохранившие соответствующее самосознание, 2)

советская потомственная интеллигенции (дети и внуки лиц, вошедших в состав интеллектуального слоя после революции), 3)

советская интеллигенция первого поколения. Соотношением между ними во многом определялся общий облик интеллектуального

слоя на разных этапах истории советского общества.

Потери, понесенные старым культурным слоем страны в результате репрессий и эмиграции, так и не смогли быть восполнены за годы

советской власти из той же среды даже по абсолютной численности (предположительно, это возможно не ранее середины будущего

столетия). Доля этой группы неуклонно снижалась, и после войны не превышала 10% всего образованного слоя. Вторая группа

возникла в конце 30-х годов, но была еще крайне немногочисленной, лишь в послевоенное время произошел ее существенный рост

(когда к профессиональной деятельности приступило полностью все поколение родившихся в 20-30-х годах). К 60-м годам она

составила 20-25% всей интеллигенции. И не случайно именно на это время, когда возраста поступления в вуз стало достигать

поколение ее детей, и коммунистический режим столкнулся с крайне неприятной для себя перспективой получить вскоре уже

массовый слой интеллигентов в третьем поколении (что противоречило всем его социологическим и идеологическим установкам),

приходится новая антиинтеллигентская кампания, новый всплеск "классового подхода", повторяющий 20-30-е годы.

В результате принятых мер рост удельного веса потомственных интеллектуалов (хотя бы и советской формации) в массе

интеллигенции удалось существенно затормозить, и доля их к 80-м годам не превысила 35-40%. Такое соотношение поддерживалось

форсированным целенаправленным ростом численности интеллигентов первого поколения. Наивысшего удельного веса эта третья

группа интеллигенции достигла в конце 30-х- начале 40-х годов (до 80-90%), но затем, с ростом второй группы, стала медленно

снижаться. Однако, благодаря контролю за социальным составом студентов, режиму удавалось сохранять ее абсолютное преобладание

в составе образованного слоя до самого конца, сохраняя общий облик советской интеллигенции как "интеллигенции первого

поколения".

Что касается квалификационной стратификации, то наиболее адекватное деление, принятое в советской социологии, исходило из

наличия пяти слоев лиц умственного труда: 1) малоквалифицированного умственного труда, не требующего высшего и среднего

специального образования ("служащие-неспециалисты"), 2) квалифицированного умственного труда, требующего среднего

специального образования, 3) квалифицированного умственного труда, требующего высшего образования, 4)

высококвалифицированного умственного труда, требующего высшего образования и дополнительной подготовки (научные работники

с ученой степенью, художественная интеллигенции высшей категории и т.д.), 5) высококвалифицированного управленческого труда

(413). Удельный вес этих слоев по переписям исчисляется следующим образом (414) (%в общей численности городского населения):

Социальные слои 1959 1970 В % к 1959

Высококвалифицированного управленческого труда 2,41 2,80 169,0

Высококвалифицированного умственного труда 1,34 1,86 204,0

Умственного труда, требующего высшего образования 3,70 6,81 263,0

Умственного труда, требующего среднего специального образования 13,70 18,19 189,0

Служащие-неспециалисты 7,59 8,05 156,0

Высококвалифицированные рабочие 3,97 3,98 144,0

Квалифицированные рабочие 48,52 46,48 141,0

Низкоквалифицированные рабочие 18,77 11,83 92,9

Встречалось также деление интеллигенции (специалистов) на 3 слоя: со средним специальным, с высшим образованием и "наиболее

опытных и творчески активных", которые составляли соответственно 58,6, 35,2 и 6,2% интеллигенции (415), а служащих - на 3 группы

(416). Различие между стратами образованного слоя было настолько очевидно, что высказывалось мнение, что пополнение

интеллигенции из рабочих и крестьян увеличится только тогда, когда увеличится доля низших квалификационных слоев

интеллигенции и уменьшится доля высших, т.е. при условии понижения общего квалификационного уровня интеллигенции (417).

Любопытно, что говоря о стирании граней между интеллигенцией и рабочим классом, некоторые философы замечали, что "вместе с

тем можно ожидать и некоторого усиления дифференциации внутри самой интеллигенции (степень дифференциации ее отрядов уже и

сегодня достаточно велика)" (418). Тем более очевидны различия между интеллигенцией в смысле "специалистами" и "служащими"

(419).

Чрезвычайно популярной в советской литературе была мысль о растворении интеллигенции и смешении социальных групп путем

смешанных браков. По переписи 1970 г. смешанных семей (по всей категории "служащих") насчитывалось 29,6% или 17,4 млн. семей

из 58,7 (420). Данные некоторых частных исследований о составе (см. табл. 162) (421) и доле смешанных семей в Саратове (422),

Таллине (423) и Элисте (424) (табл. 163, 164, 165) показывают, что доля смешанных браков, возрастая, не превысила к концу 70-х

годов 40% (425). Однако при ближайшем рассмотрении нетрудно обнаружить, что количество действительно "гетерогенных" семей на

самом деле не так велико. Дело в том, что в категорию "служащих" в анкетном смысле входят как выпускники техникумов, так и

"практики" и МОП, которые и вступали обычно в "смешанные" браки с рабочими и колхозниками, тогда как лица с высшим

образованием делали это намного реже. Причем в последнем случае речь идет в основном о лицах, которые сами вышли из рабоче-

крестьянской среды, культурно-психологически по-прежнему к ней принадлежали и получили образование достаточно случайно (426)

. При этом наиболее склонны к гетерогенным бракам были женщины-"служащие" - естественное следствие положения, при котором

женщины составляли 60% специалистов и еще больший процент служащих (427) (интересно, что в гетерогенных семьях только 5,3%

назвали мотивом брака общность духовных интересов) (428). Такие семьи чаще и распадались (429).

Несмотря на желание показать успехи в продвижении к "социальной однородности", приходилось констатировать, что 75% семей

рабочих низкой квалификации и 63% семей специалистов с высшим образованием однородны по составу (причем среди последних

остальные 37% приходятся в основном на служащих другим категорий, а не на рабочих и колхозников), а смешаны именно семьи ИТР

со средним специальным образованием, служащих без специального образования (МОП) и рабочих высокой квалификации (430),

причем по их же признанию между рабочими высокой и низкой квалификации гораздо больше разницы, чем между первыми и

низшими служащими, а между этими служащими и интеллигенцией с высшим образованием такая же разница, как между рабочими

низкой и высокой квалификации (431). Если учесть еще, что специалисты со средним специальным образованием и низшие служащие

- на 80% выходцы из рабочих или собственной среды, общность происхождения супругов в таких "смешанных семьях" окажется

вполне закономерной.

Любопытно, что, приводя данные о росте гетерогенных семей - с разным социальным положением супругов, советские социологи

никогда не интересовались их социальным происхождением. При исследовании же происхождения супругов в "смешанных" семьях

легко выяснилось бы, что на выбор супруга решающее влияние оказывает не столько социальное положение, сколько происхождение,

которое у супругов в таких семьях почти всегда более или менее одинаково. Окончить вуз или техникум в советских условиях

нетрудно было кому угодно (выходцам из низших слоев даже легче), но полученное советское образование само по себе не способно

изменить внутреннюю социально-культурную сущность человека, тогда как семья и традиции воспитания играют тут решающую

роль, и человек в культурно-психологическом отношении остается представителем своей среды, даже если он по каким-то причинам

не смог получить формально соответствующего ей образования (как не смогли его получить в 20-30-х годах некоторые лица особенно

"нежелательного" происхождения, например, дети дворян и духовенства). Точно так же и получившие образование выходцы из

рабоче-крестьянской среды в советское время, за редкими исключениями, не порывали с ней (как это практически всегда было до

революции), а оставались ее представителями, сохраняя прежний круг общения, привычки и понятия. Разумеется, гетерогенные в

этом смысле браки (между лицами разного происхождения, но одного образовательного уровня) заключались, тем более, что

советский образ жизни максимально нивелировал культурные различия, а весьма значительная часть браков заключалась еще в

студенческую пору, но такие браки как раз не становились предметом исследования, да и было их относительно немного. Так что,

несмотря на сравнительно небольшую разницу в культурном уровне между образованным слоем и всей массой населения, в

отношении брачной практики этот слой оставался относительно обособленным от последней, особенно высшие его слои, и в

общегосударственном масштабе реального смешения основных социальных слоев не происходило. По своему образованию и

происхождению участники "смешанных" семей представляли собой, вместе взятые, скорее, как бы промежуточный слой между

рабочими и интеллигенцией, причем интеллигенция была связана в брачном отношении с высшими группами этого слоя, а рабочие - с

низшими. Практически совершенно обособленными в брачном отношении были элитные группы образованного слоя.

Социальная политика советской власти всегда была направлена прежде всего на предотвращение самовоспроизводства

интеллектуального слоя. Впрочем, полное его самопроизводство практически было невозможно в любом случае, даже без создания

препятствий его представителям на пути к получению образования. Собственно, в европейских обществах с их относительно

небольшой рождаемостью высшие сословия всегда пополнялись в своей "вакантной" части за счет низших (а где бы иначе было взять

людей?), даже если сами принципы их функционирования не предполагали отбор в них наиболее достойных лиц любого

происхождения (как это было в России). Естественно, что и без большевистского переворота эта тенденция продолжала бы

действовать, как она действовала до него, тем более, что некоторый количественный рост (без тех искусственных перехлестов, что

были порождены интересами советской власти) интеллектуального слоя происходил бы в любом случае (432). Разница в том, что при

нормальном течении этого процесса и в условиях господства старой российской культуры "неофиты" имели возможность полностью

усвоить эту культуру и органично войти в состав интеллектуального слоя его полноценными членами, не снижая его среднего уровня.

Когда же сама эта культура была разрушена и усваивать было нечего, даже множество (если не большинство) потомков старого

образованного слоя не отличалось от советских интеллигентов, а постоянно вливавшиеся в состав советской интеллигенции все новые

массы "выдвиженцев" и "образованцев" изменили облик интеллектуального слоя до полной неузнаваемости по сравнению с

досоветским.

Учитывая же, что в советский период происходил форсированный рост образованного слоя, полное самовоспроизводство его, или

даже преобладающая степень самовоспроизводства в масштабах всего слоя (а не отдельных групп) были тем более невозможны.

Исследований на тему, сколько вообще детей "приемного" возраста может ежегодно иметь образованный слой по сравнению с

числом, требующимся для комплектования вузов, не проводилось, но ясно, что гораздо меньше, так как в интеллигентских семьях

обычно было меньше детей, чем других слоев населения. Поскольку же прием в вузы постоянно возрастал, а рождаемость в семьях

(особенно интеллигентских) сокращалась, то даже при стопроцентном поступлении в вузы всех выходцев из образованного слоя, они

не смогли бы превысить там определенной доли. Этот слой просто не имел достаточного количества детей, чтобы комплектовать

ежегодно расширяющийся прием на 1-й курс вузов, не говоря уже о техникумах.

Уже по переписи 1926 г. выяснилось, что при среднем числе детей на семью 1,29 у рабочих оно 1,47, а у служащих - 1,14, причем у

высших служащих 1,05, средних - 1,11, лиц свободных профессий 1,06 и лишь у низших служащих (но это швейцары, дворники и т.п.)

- 1,32. В 70-80-х годах среднее число детей у интеллигенции не превышало 1, так как значительное число таких семей были вообще

бездетны (433). Поскольку же даже для простого воспроизводства требуется не менее 2-х детей (реально 2,3), то интеллектуальный

слой не мог воспроизводить даже равное себе число (434). Поэтому в плане самовоспроизводства образованного слоя речь могла идти

только о том, какая часть его детей остается в своей социальной группе. Между тем, с 40-х годов высшее или среднее специальное

образование раньше или позже получали практически все выходцы из образованного слоя, во всяком случае, дети родителей с высшим

образованием (не случайно вопрос о конечной судьбе детей интеллигенции при исследованиях никогда не ставился).

Как уже говорилось, официальная советская вузовская статистика была построена таким образом, что не могла дать точного

представления о происхождении образованного слоя. Формулировка "рабочие и их дети", размывающая суть вопроса, утратив

реальное значение к концу 30-х годов, продолжала употребляться до последнего времени (хотя даже в 20-30-е годы под этой вывеской

могли скрываться как представители старого культурного слоя, вынужденные работать рабочими по материальным или политическим

соображениям, так и их дети, ставшие рабочими специально для поступления в вуз). Предельно просто было бы исследовать

социальный состав не студентов, а непосредственно интеллигенции, допустим, включив этот вопрос наряду с множеством других в

анкеты всесоюзных переписей населения или проанализировав анкеты поступающих на работу. Но советская социология стремилась

всячески преувеличить и без того немалые достижения советской власти в сфере создания "рабоче-крестьянской интеллигенции".

Поэтому широких исследований такого рода никогда не проводилось, а для частных обычно выбирались, как и для исследований по

составу студентов, специфические регионы типа Свердловской области, или подобного же рода предприятия и учреждения (435). Эти

мало представительные данные потом фигурировали в качестве официальных на самом высоком уровне вплоть до съездов КПСС.

Весьма характерно, что в энциклопедиях и биографических словарях происхождение ученых в советское время практически никогда

не указывалось.

Примечательно, что когда в советских трудах речь шла о самовоспроизводстве интеллигенции (вернее, его отсутствии), авторы

ухитрялись забывать, что значительная ее часть (женщины замужем за рабочими) не должна бы включаться в те 22% самодеятельного

населения, от которых велся отсчет. Ведь их дети по статистике числились "из рабочих". Тогда уж следовало бы относить к

интеллигенции только однородные семьи; при этом ее доля в населении была бы много ниже, а процент поставляемых студентов - тот

же. Очень характерно, что по Москве, например, по статистической отчетности 1973/74 г. на 1-й курсе "служащих" было 58,3% при

том, что по происхождению 65% имели служащего-отца и 83,3% - мать. С точки зрения здравого смысла при решении вопроса о

степени самовоспроизводства интеллигенции "единицей отсчета" должен бы быть, каждый служащий и специалист, а тогда оказалось

бы, что практически все их дети наследуют положение родителей, хотя часть их поступает в вуз как "рабочие" так как их матери-

служащие замужем за рабочими (436). Равным образом не учитывались в "самовоспроизводстве" интелигенции лица с высшим и

средним специальным образованием, занятые в качестве рабочих, хотя среди пополнения ее "из рабочих", значительную доля

составляют как раз дети таких лиц (437).

Но исследований на тему, какая часть детей интеллигенции в конце-концов (в т.ч. и после армии и после "стажа" в качестве рабочих)

поступает в вуз, никто не проводил. Хотя очевидно, что и не поступившие в вуз школьники выбирают занятие в сильной зависимости

от происхождения (см. табл. 166) (438). Довольно высокую степень самовоспроизводства интеллигенции подтверждали и некоторые

советские исследования (439); было показано, в частности, что не поступившие в вуз сразу после школы дети интеллигенции после

пребывания рабочими и низшими служащими затем возвращаются в свою социальную группу, в конце-концов распределяясь в

соответствии с ориентацией своей среды (440). Действительно, категория служащих (в которой заметное место занимали курьеры,

лаборанты и т.п.) обычно в значительной мере состояла из из детей интеллигенции, не сразу поступивших в вуз, почему и

демонстрировала наивысшее среди социальных групп непостоянство своего состава (441).

В послевоенной интеллигентской среде приверженность к соответствующему образу жизни (практически единственной

привлекательной чертой в положении советского образованного слоя была возможность заниматься пусть плохо оплачиваемой, но не

очень грязной работой) обычно оказывалась сильнее материальных соображений, и в понятии "качества жизни" возможность

заниматься интересным делом или располагать свободным временем играли гораздо большую роль, чем величина зарплаты. Не

наследовали положение своих родителей-интеллигентов дети в основном таких лиц, которые сами стали служащими и специалистами

достаточно случайно, в одном только поколении и не успели усвоить соответствующую психологию (в такой семье отец-служащий

так и оставался случайным явлением между дедом и внуком). Кроме того, почти всегда это дети или "практиков", или специалистов со

средним специальным образованием и низших ИТР (мастеров), либо вообще низших служащих и МОП (вахтеров и т.п.), т.е. самой

низшей страты слоя лиц умственного труда (442). Дети же специалистов с высшим образованием практически всегда рано или поздно

наследовали статус родителей (причем в этой группе - независимо от того, в каком поколении были интеллигентами эти родители), так

что "орабочивание" интеллигенции всегда шло почти исключительно за счет форсированного роста образованного слоя.

В середине 80-х годов советским социологам приходилась с сожалением писать: "Существенно снизились масштабы социальных

перемещений. Уменьшается, по данным повторных исследований, процент лиц с трудовым стажем, поступающих в вузы. Возросли

показатели "самовоспроизводства" основных общественных групп населения: так, колхозное крестьянство на 3/4 воспроизводится

выходцами из того же класса, примерно так же обстоит дело с социальными источниками пополнения рабочего класса... При

сравнительно большой "открытости" интеллигенции (до половины ее пополнения составляли выходцы из рабочего класса и

колхозного крестьянства) некоторые ее отряды (научная, творческая интеллигенция) до 70% своего пополнения получают из своей же

среды" (443). "Меня тревожит, когда появляются хотя бы самые малые намеки к искусственному созданию, так сказать, "сословия

ученых". По моим наблюдениям, в семьях иных математиков становится модным определять своих детей непременно в спецшколу с

математическим уклоном...". "Все это приводит к тому, что ряды интеллигенции чаще всего пополняются за счет детей из семей

интеллигенции, происходит как бы воспроизводство интеллигенции" (444). По наследованию социального статуса приводились,

например, такие данные:

Рабочие Служащие Специалисты

Статус совпадает 85,8 63,2 55,8

в т.ч. с отцом 69,6 10,6 32,4

в т.ч. с матерью 17,1 52,6 23,4

Не совпадает 14,3 36,8 44,2

В 1963-1967 гг. доля детей интеллигенции, начавших трудовую деятельность в качестве рабочих составляла только 5,6%, тогда как

служащими начали свою деятельность 56,1%, специалистами со средним специальным образованием - 13,4 и с высшим - 13,9%, т.е.

дети интеллигенции, не поступившие сразу в вуз в 10 раз чаще шли в служащие, чем в рабочие (445). Но большинство попадало в вуз

сразу (446), и масштабы "социальных перемещений" были, в общем, незначительными (447). Однако самовоспроизводство

интеллигенции в сколько-нибудь значимой степени настолько противоречило установкам советской социальной политики, что во

многих случаях это явление пытались отрицать, для чего порой приходилось жонглировать цифрами (448).

В качестве "противоядия" высокой степени наследования детьми интеллигентов статуса своих родителей, советские идеологи видели

количественный рост всей интеллигенции, в массе которой потомственные интеллигенты все рано должны были затеряться и не

портить картину "социальной гармонии". Поэтому прогнозы (совершенно в духе идей 20-х годов) звучали весьма оптимистично: "В

современных условиях лишь треть детей интеллигентов является новым пополнением интеллигенции. Расчеты показывают, что даже

при сохранении этого положения резкое увеличение численности интеллигенции приведет к тому, что нынешняя интеллигенция даст

к 1990 г. из своей среды примерно лишь 1/6-1/7 всего пополнения интеллигенции. Следовательно, на долю остальных социальных

групп придется 84-86% всего пополнения интеллигенции. Доля рабочих, крестьян и служащих в населения практически выровняется с

долей их детей среди интеллигенции (449).

Когда игнорировать реальные цифры казалось неудобным, и требовалось как-то примирить их с идеологическими установками, то

"оправданием" для частичного самовоспроизводства образованного слоя служило обычно то, что оно все-таки способствует

повышению качества труда (что тоже на пользу делу коммунизма) (450). "Общество вправе гордиться не только династиями рабочих,

колхозников, но и потомственными семьями артистов и художников. Вряд ли можно считать предосудительным желание родителей

видеть своих детей продолжателями семейного занятия, если у них, разумеется, есть для этого способности". Но завершались

подобные суждения неизменно тем, что "министерствам и ведомствам" рекомендовалось обратить внимание на расширение

подготовительных отделений для выходцев из среды рабочих и крестьян (451).

Что касается наследования конкретной профессии, то для большинства массовых профессиональных групп оно как раз не было очень

типично, хотя на характер получаемого детьми образования (гуманитарное, естественное, техническое) образование родителей

оказывало весьма заметное влияние (см. табл. 170) (452). Но при наследовании семейной традиции специалисты в среднем гораздо

чаще работали в дальнейшем по полученной в вузе специальности, хотя в вузах доля таких лиц обычно не превышала 20-25% (см.

табл. 171), хотя есть сведения, что в ряде случаев дети специалистов здравоохранения составляли более 1/3 студентов медицинских

вузов, а дети специалистов сельского и лесного хозяйства - около 2/5 студентов сельскохозяйственных вузов (453). В одном из

исследований по Свердловской художественной интеллигенции отмечалось, что в общей ее численности (речь идет о контингенте,

включающем работников вплоть до учителей пения и клубных работников) во втором поколении профессию наследовали 32% (при

54% работавших в сфере материального производства), а в третьем - 8-10% (454).

Советским философам и политикам всегда хотелось, чтобы не только интеллектуальный слой пополнялся в основном из рабочих и

крестьян, но и чтобы дети интеллигенции не наследовали статуса родителей, а переходили в рабочие и колхозники. Как отмечалось

одном из трудов а эту тему: "Постоянно увеличивающийся приток выходцев из рабочего класса и выходцев из села в интеллигенцию

может привести к нехватке на производстве рабочих и крестьян и к "перепроизводству" интеллигенции. Этого нарушения не

произойдет, если наряду с увеличением пополнения интеллигенции из рабочих и крестьян интенсивно будет работать обратный

процесс: выходцы из интеллигенции и служащих будут в значительной степени пополнять рабочий класс и крестьянство" (455).

Однако из всех задач социального регулирования эта давалась им с наибольшим трудом. Выходцы из образованного слоя если и шли

в рабочие и колхозники, то, как правило, только для того, чтобы получить "стаж" для поступления в вуз, и пребывали в этом качестве

лишь временно, за исключением либо "деклассировавшихся" элементов этого слоя, либо детей лиц, попавших в свое время в состав

интеллигенции достаточно случайно и не усвоивших соответствующих традиций и психологии. Даже поборники "стирания граней"

отмечали, что молодые люди, идущие на завод на 1-2 года за стажем - никакие не рабочие (приводилась соответствующая ленинская

цитата) (456). В то же время приходилось признавать, что "темпы роста численности рабочих в 1970-е годы несколько замедлились,

вследствие чего воспроизводство рабочего класса все более становится самовоспроизводством" (457). Это вызывало огорчение

теоретиков "социальной однородности", но практические потребности экономики заставляли всячески пропагандировать рабочие

династии (458).

Встречаются данные, что старшее (довоенное) поколение рабочих на 11% состояло из выходцев из служащих, в послевоенном их

было 24%, а в 70-80-х годах - 26% (459). По данным отдельных исследований показатели эти сильно разнятся, но в целом колеблются

в пределах 10-20% (460) (см. также табл. 172, 173, 174, 175, 176, 177, 178) (461) Однако, как вскользь замечал один из авторов,

комментируя возросшую долю выходцев из интеллигенции среди неквалифицированных рабочих Ленинграда (1976 г.), "рабочие здесь

не закрепляются и в среднем через 1,5 года приобретают профессию, связанную с квалифицированным трудом или поступают в вузы"

(462). Последнее вполне естественно, поскольку это "молодое пополнение рабочего класса" из интеллигенции в основном состояло из

лиц, пришедших за "стажем": тогда многим выходцам из образованного слоя приходилось для поступления идти на завод (например, в

Свердловске в конце 60-х годов 15% детей специалистов до поступления в вуз были рабочими) (463).

Очевидно, что в 20-30-х годах в рабочие попадали часто дети из образованных семей, потерявшие родителей и лишенные средств

существования, а также поступившие с целью социальной "реабилитации", но доля их в рабочем слое была вдвое ниже, чем после

войны, так как, во-первых, численность интеллигенции была еще небольшой, во-вторых, в ее составе было много дореволюционной, а

ее еще живые традиции и воспитание не способствовали массовому добровольному переходу в низшие слои. Послевоенная

интеллигенция, уже вполне советская, насчитывавшая в своих рядах больше половины случайных лиц, недавних выходцев из рабочих

и крестьян, была лишена этих комплексов, и психологических препятствий для такого перехода в принципе не существовало. Однако

и ее представители делали это в целом неохотно, и названная цифра, по-видимому, сильно завышена. Кроме того, это, конечно, в

большинстве выходцы из низших служащих, техников, "практиков" и т.п. "пограничных" групп. Случаев окончательного перехода в

рабочие лиц с хотя бы двумя поколениями предков, принадлежавших к образованному слою, практически не встречается, кроме

случаев явного деклассирования и деградации личности. Учитывая все эти обстоятельства, реальное пополнения рабочего класса из

служащих едва ли превысит 6-7%, в т.ч. 1-2%из специалистов.

Говорить об отграниченности советского образованного слоя от остального населения в культурном отношении можно лишь условно.

С одной стороны, существовали и действовали психологические факторы, обусловливавшие, например, желание родителей сохранить

интеллигентский статус за детьми, с другой - уровень образования и общей культуры советской интеллигенции объективно был таков,

что мало отличал ее от остальной массы населения. Нивелирование культурных различий между различными слоями советского

общества (в плане общего движения к "социальной однородности") было весьма популярной темой в советской социологии, и данные,

подтверждающие этот тезис, приводились весьма охотно (464). Отмечались, в частности, незначительные различия в чтении

художественной литературы (оно занимало 13,9% свободного времени рабочих и 15,5% ИТР, по женщинам - 10,9 и 13,7%), посещении

концертов, клубов, кино, просмотре ТВ (см. табл. 179, 180, 181, 182) (465) и делался вывод, что "в сфере художественной культуры

уровень активности рабочих и ИТР сближается на основе усреднения" (466). Встречались даже утверждения, что среди "рабочих-

интеллигентов" больше читающих книги, занимающихся техническим творчеством, слушающих музыку, занимающихся ею,

посещающих театр и занимающихся художественным творчеством, чем среди ИТР, а по некоторым показателям (занятие музыкой и

посещение театров) и обыкновенные рабочие превосходят ИТР (467). На этом фоне на первый взгляд парадоксально выглядели

данные, например, о посетителях выставки "Москва-Париж" в Москве в 1981 г., среди которых лиц с высшим и незаконченным

высшим образованием было 91-84%, т.е. практически одна интеллигенция (лица со средним образованием - в основном студенты

средних специальных учебных заведений искусств) - больше, чем в Париже (81-70%) (468), о составе туристов, из которых 75% имели

высшее (41%), незаконченное высшее и среднее специальное образование (469).

Дело же здесь в той весьма значительной разнице, которая существовала между различными социальными группами, относимыми

статистикой к лицам умственного труда. В их составе, как уже говорилось выше, четко различались высшие и низшие страты -

"практиков", выпускников техникумов и низших служащих. Именно последние почти ничем не отличались от рабочих и крестьян и

все то, что в трудах советских социологов сказано о "сближении интеллигенции с рабочим классом" относится исключительно к этой

категории. Это ее члены в основном происходили из рабочих и крестьян, это ее члены заключали "смешанные" (а на самом деле по

существу однородные) браки с рабочими и колхозниками, это ее дети порой не наследовали статуса родителей, это они мало

отличаются по социокультурным показателям от рабочих и крестьян, и это они в основном пополняли ряды "рабочих-интеллигентов".

Однако меньшая и более квалифицированная часть образованного слоя сохраняла ряд отличий от массы населения по культурному

уровню и ценностным ориентациям; именно в этой среде (как правило, это потомки досоветского культурного слоя и отчасти

советская интеллигенция 2-го - 3-го поколения) можно было наблюдать в ряде случаев устойчивые наследственные культурные

традиции, отсутствие смешения с другим слоями в брачном отношении и соответствующее самосознание).

Что касается различий в образе жизни, связанных с материальным положением, то при более низком уровне зарплаты образованный

слой отчасти поддерживал их за счет иной структуры расходов (меньшая часть на еду и спиртные напитки). Доход на члена семьи в

интеллигентских семьях по причине их сравнительно меньшего размера был, хотя и крайне незначительно, но выше, чем семьях

рабочих и крестьян, равно как и обеспеченность имуществом (см. табл. 183-184) (470) - за счет накопленного предыдущими

поколениями (в 40-х - 50-х годах доходы интеллигентов были выше, чем рабочих) и в какой-то мере за счет унаследованного

имущества, которое образовалось в части семей, принадлежащих к номенклатуре и высокооплачиваемым категориям служащих в

конце 30-х - 50-х годах в виде дач, мебели и т.д. (однако следует помнить, что эти показатели, сказываясь на общих по интеллигенции,

относились на деле к весьма ограниченному кругу семей). По обеспеченности основными бытовыми приборами семьи рабочих и

интеллигенции практически не различались (471)

Сферами, в которых отличие образованного слоя от остального населения было сколько-нибудь существенным, оставались разве что

некоторые ценностные ориентиры (472), круг общения (473) и поведение в быту. Последнее, обстоятельство, впрочем, получило

отражение в литературе только с середины 80-х годов, поскольку крайне невыгодно характеризовало "класс-гегемон"

социалистического общества. В 1971 г. из попавших в вытрезвитель 73% составляли рабочие и 5% - "не занятые трудом", 6% -

пенсионеры, 8%- служащие государственного аппарата и сферы обслуживания, 5%ИТР, 2%интеллигенция. 1%- студенты и

учащиеся (474). По опросам 700 школьников Красноярска "основными характеристиками образа жизни рабочих" оказались, например,

"высокая зарплата, проведение досуга с товарищами за бутылкой вина", тогда как в представлениях об образе жизни инженеров и

научных работников эти черты не были отмечены (475). В мотивах разводов семей рабочих первое место занимало пьянство,

служащих - мотивы психологического характера, связаные с межличностными отношениями (476). По таким видам поведения, как

попадание в вытрезвитель и хулиганство интеллигенция давала показатели, в 3-7 раз меньшие, чем ее удельный вес в населении (см.

табл. 185), причем отмечалось, что "наиболее криминогенной является группа квалифицированных рабочих" (477). Вообще, тот факт,

что по показателям преступности социальные слои советского общества отличались довольно сильно, тщательно замалчивался, но

был достаточно очевиден по образовательному уровню преступников (см. табл. 186) (478). Причем на долю интеллигенции

приходились в основном должностные и финансовые преступления, тогда как разбои, кражи, грабежи и хулиганство почти на 100%

оставались за представителями рабочего класса и колхозного крестьянства.

Хотя то место, которое занимал в советском обществе образованный слой, его качественные показатели и степень отграниченности и

отличия от остального населения не позволяют характеризовать его в целом как элитный и привилегированный, восемь десятилетий -

все-таки достаточно продолжительный срок, чтобы даже из числа советской интеллигенции успело сформироваться уже третье

поколение, т.е. слой лиц, способных выработать хотя бы и отчасти ущербное, но специфическое для интеллектуального слоя

самоощущение. В сочетании с наличием некоторого числа носителей досоветской культурной традиции и интеллектуалов в первом-

втором поколении, сумевших вполне преодолеть обычный для советского интеллигента разрыв между своим формальным

положением и культурно-образовательным уровнем, это обеспечило образование внутри советской интеллигенции социально-

профессиональных групп, действительно отличавшихся от массы советского населения и отгороженных от него в культурно-

психологическом плане.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Образованный слой, выращенный советским строем, представлял собой в некотором роде уникальное явление. В отличие от практики

большинства других стран и дореволюционной России, где он складывался естественно-историческим путем, в СССР он был создан

искусственно, причем в огромной степени из не годного к тому материала, и как нечто временное, подлежащее “отмиранию” в

недалеком будущем. Эти обстоятельства и определили его внутреннее состояние и положение в обществе. Вместо небольшого по

численности, но компетентного дореволюционного интеллектуального слоя, чуждого идейно-политическим основам новой власти,

страна получила массовую, низкоквалифицированную, но в целом политически надежную и преданную этой власти прослойку

“служащих”. Форсированная “интеллигентизация” общества привела к исчезновению подлинного интеллектуального слоя как особого

социального фактора, эффект “всеобщей полуграмотности” губительно сказался на перспективах выделения интеллектуальной элиты.

Система образования, сложившаяся и функционировавшая при преобладающем влиянии идеологических установок режима, давала

своим воспитанникам в лучшем случае лишь более или менее узкоспециальные навыки, необходимые для исполнения

профессиональных функций, да и то лишь в лучших учебных заведениях (масса провинциальных вузов, профанируя и фальсифицируя

понятие высшего образования, была неспособна и на это). Общекультурный уровень, обеспечиваемый советским образованием,

уровень гуманитарной культуры, был не только ниже всякой критики, но являлся, скорее, величиной отрицательной, ибо подлинная

культура не только не преподавалась, но заменялась “партийными дисциплинами” (история, например, до середины 30-х годов

вообще была запрещена к преподаванию).

Воспитанная таким образом интеллигентская масса была лишена понятий о личном и корпоративном достоинстве по причине своего

происхождения и отсутствия связи с прежним образованным слоем (где такие понятия естественным образом проистекали от былой

принадлежности к высшему сословию). Новых же понятий такого рода она приобрести не могла, поскольку в советском обществе

образованный слой не только не имел привилегированного статуса, но, напротив, трактовался как неполноценная в социальном плане,

временная и ненадежная “прослойка” - объект идейного воспитания со стороны рабочих и крестьян.

Единственной чертой, роднившей новый интеллектуальный слой со старым, была слабая связь с собственностью. Это, в принципе, та

черта, которая предполагает относительно большую зависимость от государства и склонность к конформизму. Но если до революции

это компенсировалось принадлежностью значительной части интеллектуального слоя к высшему дворянскому сословию и

связанными с такой принадлежностью психологическими факторами, то в советского время полная материальная зависимость от

государства ничем компенсироваться не могла.

Такой интеллектуальный слой, однако, единственно и мог соответствовать характеру установившегося государственного порядка.

Общество с подобным качеством, статусом и положением в нем “образованного сословия” в принципе не может быть

конкурентоспособным в сколько-нибудь длительной исторической перспективе и обречено на деградацию, что вполне проявилось к

концу 70-х годов. Деградация интеллектуального слоя была неизбежной прежде всего потому, что советский строй основан на

принципе антиселекции. Он не только уничтожал лучших, но (что еще более существенно) последовательно выдвигал худших.

Результатом же продолжавшегося более полувека отбора худших явилось то, что не только верхушка политического руководства в

составе нескольких сот человек представляла собой коллекцию соответствующих человеческих образцов, но и на всех последующих,

низших этажах пирамиды находились люди тех же достоинств. Вот почему советский строй не способен был принципиально

измениться в случае устранения его высшего руководящего слоя.

Успешное развитие государственного организма в огромной степени зависит от того, насколько удается “совместить” элиту

интеллектуальную с элитой управленческо-политической, проще говоря, в какой мере удается в данном обществе привести

интеллектуальные качества человека в соответствие с его общественным положением - обеспечить продвижение по служебной

лестнице если не наиболее одаренных, то, по крайней мере, наиболее образованных людей. Если одаренность может оцениваться

субъективно, то для уровня образования в каждом обществе существуют объективные критерии, и по тому, насколько они

оказываются значимы для служебной карьеры, можно судить об установках данного общества.

Если управленческая элита дореволюционной России состояла из лиц, получивших лучшее для своего времени воспитание и

образование, если государственная элита современных европейских стран также в огромном большинстве состоит из выпускников

самых престижных университетов, то в СССР, идеологическую основу власти в котором составлял принцип "диктатуры

пролетариата" (то есть как раз наименее образованного слоя), наблюдалась прямо противоположная картина. Выдвижение на ведущие

посты лиц по принципу превосходства в уровне образования и общей культуры было не только невозможно по идейно-политическим

соображениям, но и превращено в свою противоположность - практику "отрицательного отбора", когда сознательно отбирались и

выдвигались люди, обладавшие, по возможности, некоторыми организаторскими способностями и знанием узкого "ремесла" (хотя и

это было не обязательно), но как можно меньшего интеллекта, кругозора, знаний и творческих способностей (каковые качества не

предполагали искреннего принятия господствовавшего идеологического маразма и, соответственно, лояльности властям, его

насаждавшим).

Не удивительно, что высший политико-управленческий слой отличался едва ли не самыми худшими культурно-образовательными

характеристиками среди других категорий лиц умственного труда в стране (479). В составе управленческой элиты почти не

встречалось даже выпускников тех немногих престижных учебных заведений, которые (пусть даже только на фоне других советских

вузов) действительно отличались качеством даваемого образования. Советские управленческие кадры получали чисто символическое

образование в провинциальных технических вузах и техникумах (к тому же очень часто "без отрыва от производства") плюс ВПШ, т.е.

по общекультурному уровню худшее из возможного даже в СССР. Для выдвиженца на партийную работу требовалась

"сознательность", а не творческие достижения и тем более способность самостоятельно мыслить, поэтому о привлечении к

государственному управлению подлинных интеллектуалов просто не мог стоять (на ХХIV съезде КПСС с гордостью отмечалось, что

свыше 80% секретарей ЦК, республик, крайкомов, обкомов, председателей Совминов, краевых и областных исполкомов и около 70%

министров и председателей госкомитетов начинали свою деятельность рабочими и крестьянами).

Более того, практика отрицательного отбора, отсеивавшего все самостоятельно мыслящее, действовала настолько эффективно, что до

сих пор в провинции интеллектуальный уровень лиц, принадлежащих к местной управленческой верхушке (по результатам

тестирования на известный IQ - "коэффициент интеллектуальности", проведенного зарубежными социологами) ниже не только

среднего показателя по образованному слою, но даже среднего по всей популяции. То обстоятельство, что средний уровень

образованности и культуры партийной номенклатуры был ниже такового интеллигенции в целом, привнесло некоторую объективную

правомерность в известное противопоставление “чиновник - интеллигент” (лишенное смысла до революции, когда культурный

уровень высшего эшелона власти был выше среднего уровня тогдашнего интеллектуального слоя).

Во всей советской истории наиболее благоприятными для интеллектуального слоя (разумеется, не в политическом, а в социальном

плане) были 40-50-е годы, когда наметилось некоторое приближение к тем стандартам его статуса, комплектования и материального

обеспечения, которые были свойственны старой России (что было тесно связано с общей тенденцией уподоблению дореволюционным

образцам), тогда как пристальное внимание к социальному составу образованного слоя характерно для периодов повышенного рвения

властей в попытках привести социальные реалии в соответствие с постулатами коммунистической идеологии (не случайно все

исследования такого рода сопутствовали соответствующим практическим мерам или предваряли их). Послевоенный период поэтому

не оставил данных по этой теме. Однако в дальнейшем советский режим никогда уже не оставлял своим вниманием социальный

состав интеллигенции.

На качестве и положении интеллектуального слоя катастрофически отразилось хрущевское правление и заданные им подходы к

политике в области науки и образования, обусловленные ожиданием пришествия коммунизма уже в ближайшие десятилетия. Именно

тогда профанация высшего образования достигла апогея. Открывались десятки новых вузов, не имеющих реальной возможности

соответствовать своему назначению. Именно в 60-е годы произошел наиболее резкий скачок численности студенческого контингента

в сочетании с резким ухудшением его качества. Именно тогда была заложена основа для невиданного “перепроизводства”

специалистов, столь остро обнажившегося к 80-м годам. Именно в результате и в ходе невиданного расширения в эти годы

образованного слоя произошло решающее, “переломное” падение престижа умственного труда и качественное понижение

относительного благосостояния занимающихся им людей.

Особенно тяжелые последствия имели эти годы для будущего науки. Обвальное расширение штатов НИИ, умножение их количества

имело естественным следствием заполнение научных должностей первыми попавшимися людьми, которые в обычных условиях не

имели бы шансов попасть на научную работу, а в значительной части и не помышлявшими об этом. Люди, пришедшие в науку в 60-х

годах, в пору “массового призыва”, без естественного конкурса - худшее ее пополнение за все советские годы. К 80-м годам они

составили большую часть того “балласта”, от которого никак не могли избавиться в ходе начавшихся тогда поползновений на

реформы. Более того, в силу естественного процесса смены поколений они заняли к тому времени основную часть руководящих

постов в науке, проводя кадровую политику в этой сфере соответственно своей сущности.

Еще одним обстоятельством, определившим новый этап падения качественного уровня интеллектуального слоя в 60-х годах по

сравнению с 50-ми, было то, что как раз к тому времени был полностью исчерпан запас специалистов дореволюционной формации,

получивших действительно полноценное образование. С их исчезновением было окончательно утрачено понятие о критериях

образованности и общей культуры. Наличие хотя бы мизерного числа старых интеллектуалов позволяло, по крайней мере, зримо

представлять разницу между ними и интеллигентами советской формации. Их отсутствие сделало тип советского интеллигента

абсолютной нормой. Плачевное состояние и положение в обществе интеллектуального слоя, наблюдаемое в настоящее время,

полностью определилось уже к концу 70-х - началу 80-х годов. Окончательная его деградация уже тогда стала свершившимся фактом.

Состояние интеллектуального слоя, сформированного за годы советской власти таково, что даже идентификация его членов вызывает

затруднение. При определении его как подлинно элитного слоя общества, за пределами его должны остаться не только низшие слои

лиц умственного труда (естественным образом выпадающие из него по мере сравнивания их уровня информированности и общей

культуры с уровнем всей массы населения - как это происходило во всех европейских странах), но и большинство членов тех

профессиональных групп, которые еще остаются элитными по европейским понятиям, поскольку степень их компетентности и

культуры не соответствует соответствующим стандартам.

Поэтому даже в случае разрыва с советской традицией (какового на протяжении последнего десятилетия ХХ в. так и не произошло)

перспективы восстановления дееспособного образованного слоя в стране весьма проблематичны. Не вызывает сомнения, что огромное

число наштампованных советским режимом невежественных и недееспособных “образованцев” при твердом курсе на разрыв с

практикой социалистического строительства останется не у дел. Поскольку эти люди объективно должны будут остаться вне нового

интеллектуального слоя, они будут сопротивляться его формированию, отстаивая те критерии подготовки и культурного уровня,

которым сами отвечают.

С другой стороны, практика функционирования новых властных структур после 1991 г. свидетельствует о том, что обретение

достойного места в обществе людьми, вполне отвечающими самым высоким требованиям в отношении дееспособности и

интеллектуального потенциала, также весьма проблематично, поскольку отсутствует выраженная заинтересованность в их

привлечении и использовании со стороны государственной власти. В принципе численная незначительность отвечающих своему

предназначению интеллектуалов могла бы быть компенсирована целенаправленным насыщением ими важнейших сфер

государственного деятельности, выдвижением их на соответствующие должности. Однако практика индивидуального отбора в 90-х

годах уже продемонстрировала свою чуждость такому подходу, поскольку в сфере государственных назначений всецело

господствовал политический критерий отбора кадров, а в сфере частного предпринимательства (где в нормальных условиях

естественный отбор работает безотказно), из-за мафиозно-номенклатурного характера российского “бизнеса” - критерий “блата”.

Несмотря на противоестественный характер советского интеллектуального слоя в целом, в его составе сохранились или даже

сформировались отдельные слои и группы, отличающиеся в лучшую сторону качеством некоторой части своих членов. Речь идет в

первую очередь об академической среде и сфере военно-технических разработок. В ряде их отраслей сосредоточен, как известно,

интеллектуальный потенциал, не уступающий зарубежному уровню по крайней мере в профессиональном плане. Оказавшись по

разным причинам (одни из-за приоритетного к ним внимания и бережного отношения, другие, напротив, из-за максимальной

удаленности от магистральной линии коммунистического строительства) вне сферы жесткого идеологического контроля, эта среда

сумела отчасти сохранить черты, свойственные нормальной интеллектуальной элите. Она отличается и достаточно высоким уровнем

самовоспроизводства. Она же отчасти сохранила даже некоторые традиции досоветского интеллектуального слоя. Целенаправленное

сохранение этих кадров (при очистке их от недостойных сочленов) могло бы существенно облегчить задачу формирования нового

интеллектуального слоя. Подготовка новой генерации интеллектуалов могла бы быть осуществлена через систему элитарных учебных

заведений всех звеньев образования с конкурсным приемом. При сознательной ориентации на известные образцы подготовка

некоторого (хотя поначалу и сравнительно небольшого) числа отвечающих своему назначению интеллектуалов вполне возможна даже

при имеющемся в настоящее время советском педагогическом потенциале.

Таким образом, если элитному слою интеллектуалов суждено будет возродиться в нашей стране, то он, по-видимому, сложится из

трех основных составляющих: некоторого числа представителей советской интеллигенции, прошедших в новых условиях сито

естественного отбора, отвечающих своему предназначению ряда слоев и групп нынешнего интеллектуального слоя и

новоподготовленной генерации интеллектуалов. Однако возрождение интеллектуальной элиты как социального слоя может быть лишь

следствием сознательных усилий государственной власти. В противном случае выращенные в ней интеллектуальные кадры (пусть

самого высокого уровня) будут стремиться покинуть страну и влиться в ряды интеллектуалов более “престижных” государств.

Вследствие тяжелого экономического положения, такая перспектива для России особенно актуальна.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 1

1. При этом в двух крупнейших центрах - Москве и Петербурге было сосредоточено 30,5% всех ИТР, 45,8% ученых и литераторов,

30,7% деятелей искусства, 26% преподавателей искусств и ремесел, 16% врачей, 25,9% административного персонала, 29% служащих

банков и кредитных учреждений, 14,3% адвокатов и нотариусов.

2. Томин В.П. Рост образования населения СССР за 60 лет Советской власти // СИ, 1978, № 2, с. 197.

3. Страна Советов за 50 лет. Сборник статистических материалов. М., 1967, с. 283.

4. Высшее образование в СССР. Статистический сборник. М.,1961, с. 203.

5. См.: Синецкий А.Я. Профессорско-преподавательские кадры высшей школы СССР. М.,1950; Высшее образование в СССР.

Статистический сборник. М.,1961, с. 203.

6. Ерман Л.К. Состав интеллигенции в России в конце XIX и начале ХХ в. // История СССР, 1963, № 1; он же: Интеллигенция в

России. БСЭ, СИЭ. См. также: Федюкин С.А. Привлечение буржуазной технической интеллигенции к социалистическому

строительству в СССР. М., 1960; он же: Великий Октябрь и интеллигенция. М., 1972; Соскин В.Л. Ленин, революция, интеллигенция.

Новосибирск, 1973, с. 19; Изменения социальной структуры советского общества. Октябрь 1917 - 1920. М.,1976, с. 268-270.

7. Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993, с. 88-89. Следует иметь в виду, что Мировая война внесла существенные

коррективы в состав и численность офицерства. К концу 1917 г., с учетом произведенных за войну 220 тыс. чел., призванных из запаса

и безвозвратных потерь насчитывалось примерно 276 тыс. офицеров и более 140 тыс. военных чиновников, подавляющее

большинство которых были или собирались стать представителями гражданских профессий. Вообще в годы войны офицерские

погоны носили практически все образованные люди (выпускники гимназий и равных им учебных заведений) призывного возраста и

годные к военной службе по состоянию здоровья.

8. Гражданская война и интервенция в СССР. Энциклопедия. М., 1983, с. 202.

9. Изменения социальной структуры советского общества. Октябрь 1917 - 1920, с. 268.

10. Волков С.В. На углях великого пожара. М., 1990, с. 34-35.

11. Иногда в советской печати можно встретить утверждения, что в университетах и технических учебных заведениях дворяне

составляли 71,1%, духовенство 5,3, городские сословия 18,8, сельские сословия 1,8, прочие - 3%, (Томин В.П. Рост образования

населения СССР, с. 197), но откуда взяты эти "сведения" - не указывается; в популярной литературе подобные подтасовки обычны, но

в специальной большинство авторов все-таки приводят реальные данные.

12. Данные, приводимые из разных источников, не всегда полностью совпадают. См., напр.: Елютин В.П. Высшая школа страны

социализма. М., 1959; Галкин К.Т. Высшее образование и подготовка научных кадров в СССР. М., 1958; Катунцева Н.М. Опыт СССР

по подготовке интеллигенции из рабочих и крестьян. М., 1977; Чуткерашвили Е.В. Развитие высшего образования в СССР. М., 1961;

он же: Кадры для науки. М., 1968; Ерман Л.К. Состав интеллигенции в России в конце XIX и начале ХХ в. // История СССР, 1963, №

1.

13. Амелин П.П. Интеллигенция и социализм. Л., 1970, с. 71.

14. Среди учителей начальных школ Сибири 35% происходили из чиновников, купцов и почетных граждан, 25,5 из мещан и 37,2 из

крестьян (Соскин В.Л. Ленин, революция, интеллигенция, с. 20-21).

15. См., напр.: Ерман Л.К. Состав интеллигенции в России; Изменения социальной структуры советского общества. Октябрь 1917 -

1920, с. 271, 273; Соскин В.Л. Ленин, революция, интеллигенция, с. 21.

ОБЩИЙ СПИСОК ТАБЛИЦ

1. Высшие учебные заведения России в 1916 г.

2. Социальное происхождение студентов в России в начале ХХ в.

3. Социальное происхождение учителей в 1911 г. (%).

4. Численность научных работников в 1920-е годы.

5. Служащие Москвы по переписи 1918 г.

6. Служащие Москвы по переписи мая 1919 г.

7. Служащие Москвы по переписи 16.10 1922г. по категориям и профессиям.

8. Служащие Москвы по переписи 16.10 1922г. по учреждениям и категориям.

9. Изменение численности контингента студентов (на конец года).

9а. Число высших и средних специальных учебных заведений.

10. Выпуск специалистов по отраслям знаний.

11. Выпуск специалистов в 1918-1970 гг.

12. Прием на дневные отделения в 1970-х гг.

13. Рост численности специалистов по регионам до войны.

14. Численность занятых специалистов по отраслям.

15. Численность служащих по специальностям и должностям (по переписям населения).

16. Cоотношение между профессиональными категориями специалистов.

17. Изменения в численности (тыс. чел.) и удельном весе (%) специалистов с высшим и средним специальным образованием по

отраслям в 1960-1980 гг.

18. Доля интеллектуального слоя в населении страны.

19. Численность "служащих" и "специалистов" в самодеятельном населении.

20. Изменение численности служащих и специалистов в самодеятельном населении (млн.чел. и %).

21. Изменение численности служащих и специалистов в самодеятельном населении (в % к предшествующему году).

22. Численность и доля в занятом населении различных категорий учета интеллектуального слоя..

23. Численность лиц, имеющих высшее и среднее специальное образование.

24. Рост численности и доли инженеров в составе специалистов.

25. Численность медицинского персонала.

26. Численность преподавателей средней школы.

27. Численность аспирантов в 1927-1941 гг.

28. Численность научных работников и аспирантов.

29. Численность членов всесоюзных академий.

30. Отраслевая структура научных работников в 1920-х гг..

31. Распределение научных работников Белоруссии по отраслям.

32. Присвоение ученых степеней по отраслям.

33. Распределение научных работников по отраслям и ученым степеням.

34. Распределение научных работников по отраслям и местам работы.

35. Распределение аспирантов по отраслям.

36. Среднегодовые темпы прироста научных работников (по данным 17 НИИ Минхимпрома, 7 Ленинградских институтов АН и 3

ведущим техническим вузам Ленинграда).

37. Присуждение ученых степеней.

38. Удельный вес докторов и кандидатов наук.

39. Распределение научных работников по ученым званиям и должностям в НИИ.

40. Распределение научных работников по должностям в вузах.

41. Структура научных работников (%) ЛОАН и вузов Ленинграда (1968-1971 гг.).

42. Структура и квалификация научных кадров СОАН на 1976 г.

43. Процент выпускников аспирантуры среди сотрудников СОАН.

44. Распределение аспирантов по отраслям и местам учебы в 1971 г.

45. Возрастной состав научных работников (%).

46. Результаты сокращения аппарата некоторых ведомств в 1923-1924 гг.

47. Рост численности госаппарата в 1925-1928 гг.

48. Изменение численности госаппарата Белоруссии.

49. Образовательный уровень сотрудников министерства бытового обслуживания Белоруссии.

50. Доля среди студентов лиц без рабочего стажа в 1976-1978 гг.

51. Социальный состав лиц с производственным стажем среди студентов в 1976-1978 гг.

52. Результаты письменных экзаменов по математике на дневном отделении естественных факультетов МГУ.

53. Социальное происхождение лиц с производственным стажем по вузам Москвы 1968 г.

54. Влияние различных льгот на прием в вузы Москвы 1968 г.

55. Социальный состав рабфаков в 1920-е годы.

56. Распределение выпускников рабфаков.

57. Основные показатели деятельности рабфаков.

58. Желания родителей относительно будущего детей.

59. Распределение выпускников школ Ленинграда в 1968 г.

60. Ориентация на продолжение образования в начале 1970-х гг.

61. Установки на получение высшего образования (г. Горький, 1968).

62. Установки на продолжение образования (Москва, 1973 г.).

63. Установки на получение высшего образования (Латвия, 1976 г.).

64. Выбор профессий, требующих высшего образования 1979 г.

65. Распределение мнений по вопросу об увеличении доли ПТУ в начале 80-х годов.

66. Влияние конкурса на состав студентов по различным типам вузов на 1977 г.

67. Социальный состав приема на 1-й курс по типам вузов в 1923 г.

68. Социальный состав приема в вузы Наркомтяжпрома.

69. Доля "служащих" в приеме в учебные заведения различного типа и подчиненности в 1933 г.

70. Социальный состав вузов в годы 1-й пятилетки.

71. Социальный состав вузов в 1932-1933 гг. по типам вузов.

72. Социальный состав студентов вузов в 30-х годах.

73. Социальный состав студентов техникумов в 1928-1938 гг.

74. Доля служащих в приеме (1курс) во все вузы отдельных регионов (отчетность).

75. Прием в педвузы РСФСР (отчетность).

76. Прием (1курс) на дневное отделение вузов некоторых регионов.

77. Прием (1курс) в вузы Сердловской области на дневное отделение.

78. Доля выходцев из служащих на 1-м курсе дневного отделения 6-ти Свердловских вузов.

79. Доля выходцев из служащих в приеме в вузы Свердловска в 1968 г.

80. Состав приема в вузы некоторых регионов в 1973/74 г. по происхождению.

81. Состав приема в вузы исследованных регионов по происхождению обоих родителей.

82. Соотношение доли студентов, имеющих родителей с высшим и средним специальным образованием с долей этой категории в

населении страны.

83. Происхождение студентов 1-го и выпускного курсов некоторых регионов.

84. Происхождение школьников и студентов технических вузов Юга Украины в 1972-1975 гг.

85. Происхождение абитуриентов и студентов вузов Харькова.

86. Происхождение студентов вузов Харькова (дневное отделение).

87. Социальный состав студентов вузов РСФСР (дневное отделение).

88. Социальный состав студентов вузов Казахстана (отчетность).

89. Доля служащих в составе студентов вузов Свердловска и Свердловской области (отчетность).

90. Доля служащих в составе студентов Уральского университета на 1966 г.

91. Социальный состав студентов вузов Костромы (отчетность).

92. Социальный состав студентов вузов Харькова на 1974 г. (отчетность).

93. Доля служащих в составе студентов Киргизии (отчетность).

94. Социальный состав студентов Мордовского университета (отчетность).

95. Социальный состав студентов вузов отдельных регионов и городов (отчетность).

96. Социальный состав студентов средних специальных учебных заведений отдельных регионов и городов (отчетность).

97. Доля выходцев из служащих в составе студентов институтов искусства Минска.

98. Происхождение студентов выпускных курсов по данным межрегионального исследования 1977-1978 гг.

99. Социальное положение отцов студентов (выборка по вузам 13 городов Европейской части СССР 1978 г.).

100. Изменение состава студентов по социальному происхождению.

101. Социальное происхождение школьников и студентов по отцу и матери в 1970-х гг..

102. Социальное происхождение студентов некоторых регионов (1970-е годы) по отцу и матери.

103. Социальное происхождение студентов Свердловска (1973 г.) по отцу и матери.

104. Образование родителей студентов Свердловской области (1-й курс - 1973 г., выпускной - 1977 г.).

105. Число "выдвиженцев" по основным ведомствам на рубеже 1930-х годов.

106. Социальный состав парткомов на конец 1927 г.

107. Происхождение научно-преподавательского состава вузов РСФСР на 1.06.1926 г.

108. Социальный состав Института Красной профессуры.

109. Состав служащих Москвы по переписи 1918 г.

110. Данные о составе членов исполкомов разного уровня в 1920 г.

111. Доля "служащих" в составе горсоветов.

112. Социальный состав органов Советов на 1929 г.

113. Состав служащих ВСНХ по занятиям до революции.

114. Доля представителей образованного слоя и служивших в старом госаппарате в составе советских служащих по переписи 1929 г.

115. Доля "служащих" и "прочих" и служивших в старом аппарате в составе учреждений по видам персонала (1929 г.).

116. Удельный вес рабочих, лиц, окончивших вузы в 1-й пятилетке, "практиков" и доля среди них рабочих в государственном

аппарате на 1.11.1933 г.

117. Удельный вес (%) рабочих на предприятиях и новостройках некоторых отраслей по группам должностей (1933 г.).

118. Удельный вес рабочих в объединениях и трестах союзного значения, ЦКК-РКИ и НКИД по группам должностей (1933 г.).

119. Удельный вес рабочих в промышленности по группам должностей (1933 г.).

120. Удельный вес рабочих в НИИ и вузах по группам должностей (1933 г.).

121. Удельный вес рабочих в аппарате государственных органов и общественных организаций по группам должностей (1933 г.).

122. Состав научных работников по категориям и отраслям наук на 1928 г.

123. Доля научных работников, окончивших советский вуз к 1929 г.

124. Возраст научных работников.

125. Социальный состав аспирантов вузов в годы 1-й пятилетки.

126. Социальный состав преподавателей индустриальных вузов в годы 1-й пятилетки.

127. Происхождение служащих Московского райисполкома Ленинграда (1960-е годы).

128. Доля выходцев из служащих среди ИТР Первоуральского Новотрубного завода (1960-е годы).

129. Происхождение ИТР Свердловского турбомоторного завода (1960-е годы).

130. Доля выходцев из служащих среди учителей школ Нижнего Тагила (1960-е годы).

131. Происхождение научных сотрудников Восточно-Уральского химического института (1963 г.).

132. Происхождение служащих и специалистов деревообделочной фирмы "Урал" в Свердловске (1967 г.).

133. Происхождение служащих и специалистов (1970 г.).

134. Происхождение членов творческих союзов Белоруссии (1970 г.).

135. Происхождение творческой интеллигенции Урала (опрос 50% "художественной интеллигенции" Свердловской и 20-30%

Челябинской областей).

136. Образовательный уровень отцов и дедов художественной интеллигенции Урала.

137. Происхождение рабочих и служащих по типам семей (1960-е гг.).

138. Происхождение молодых специалистов в зависимости от места работы (1970-е годы).

139. Социальное происхождение аспирантов Ленинграда (20 вузов и 12 учреждений ЛОАН).

140. Распределение аспирантов Ленинграда-выходцев из служащих по видам обучения.

141. Происхождение научных работников машиностроительных объединений Ленинграда.

142. Происхождение молодых специалистов в зависимости от занимаемых должностей (1970-е годы).

143. Ориентация студентов Свердловска в зависимости от происхождения (1970-е годы).

144. Происхождение ИТР нефтедобывающих организаций (1970-е годы).

145. Социальное положение ИТР нефтедобывающих организаций до поступления в вуз.

146. Процент лиц "коренной" национальности среди ученых на 1928 г.

147. Состав аспирантов по национальности на 1928 г.

148. Численность и удельный вес научных работников "коренной" национальности по республикам.

149. Численность республиканских академий наук.

150. Доля докторов и кандидатов наук (%) среди научных работников по республикам.

151. Зарплата служащих Москвы по переписи мая 1919 г.

152. Зарплата в учреждениях Наркомпроса на ноябрь 1922 г. (зол.руб.).

153. Ставки в университете Белоруссии.

154. Зарплата некоторых категорий рабочих и служащих в 1920-х годах.

155. Оклады офицерского состава по должностям.

156. Сближение зарплаты ИТР с рабочими (100%) в 70-х годах.

157. Отношение зарплаты рабочих и служащих к ИТР (100%).

158. Зарплата рабочих и служащих различных отраслей.

159. Должностное положение выпускников Академии народного хозяйства.

160. Происхождение и образование "рабочих-интеллигентов" и ИТР АЗЛК (1972г.) (%).

161. Специалисты на рабочих местах по отраслям промышленности (%).

162. Состав смешанных семей по ряду исследований (1970-е гг.).

163. Доля гетерогенные браков по материалам трех загсов Саратова.

164. Доля смешанных семей в Таллине.

165. Доля смешанных семей в Элисте.

166. Распределение выпускников школы в Нижнем Тагиле (1964 г.).

167. Судьба опрошенных в зависимости от происхождения (Уфа, 1970 г.).

168. Судьба детей опрошенных (Уфа, 1970 г.).

169. Соотношение социального статуса первого и третьего поколений (Уфа, 1970 г.).

170. Доля лиц, получивших желаемое образование, в зависимости от образования отцов (1960-е годы).

171. Доля среди студентов детей, наследующих профессию родителей.

172. Доля детей служащих и специалистов среди рабочих некоторых регионов (1970-е годы).

173. Доля детей служащих и специалистов среди рабочих машиностроительных объединений Ленинграда (1976-1977 гг.).

174. Доля детей служащих среди рабочих некоторых городов и заводов.

175. Доля выходцев из служащих и специалистов рабочих Свердловской фирмы "Урал" (лето 1967 г.).

176. Доля выходцев из служащих и специалистов среди рабочих Челябинского тракторного завода.

177. Доля рабочих-узбеков из служащих и специалистов по годам рождения.

178. Доля детей служащих в ПТУ Свердловска (№ 24).

179. Посещение концертов не реже 1 раза в месяц представителями разных социальных групп (%).

180. Проведение досуга молодыми рабочими и ИТР (%).

181. Занятия музыкой разных категорий молодежи (%).

182. Посещение театров и выставок рабочими и ИТР в Молдавии (%).

183. Доход на члена семьи (руб./мес.) в разных социальных группах.

184. Обеспеченность социальных групп имуществом разного рода.

185. Удельный вес интеллигенции среди правонарушителей (%) по городам Урала.

186. Уровень образования законопослушных граждан и преступников трех регионов.

187. Происхождение советских востоковедов (доля выходцев из интеллигенции).

188. Удельный вес обладателей ученых степеней и званий в составе интеллигенции.

189. Распределение научных работников по отраслям (тыс. чел.).

190. Распределение научных кадров по месту работы (%).

191. Число научных учреждений.

Таблица 1

Высшие учебные заведения России в 1916 г.

Учебные заведения Число Преподаватели Студенты

Число % Число %

Университеты 10 1877 28,1 38853 28,6

Сельскохозяйственные и лесные 10 325 4,9 6222 4,6

Высшие женские курсы, гуманитарные и прочие 24 1508 22,8 33762 24,9

Технические 17 1417 21,4 26506 19,5

Восточных языков 4 52 0,8 382 0,3

Коммерческие 6 302 4,6 12119 8,9

Медицинские 6 373 5,3 5203 3,8

Ветеринарные 4 101 1,5 1640 1,2

Педагогические 5 193 2,9 2117 1,6

Музыкальные, художественные, искусства 7 282 4,3 6356 4,7

Юридические и межевые 7 225 3.4 2682 1,9

Всего 100 6655 100 135842 100

Таблица 2

Социальное происхождение студентов в России в начале ХХ в.

Год Учебные

заведения

Число

студентов

Всего

дворян и

чиновников

В т.ч.

потомств.

дворян

В т.ч. личн.

дворян и

чиновников

Духовенства Купцов и

почетных

граждан

Мещан

и

цеховых

Казаков Крестьян Прочих Иностранцев

1906 Университеты 24454 48,4 11,8 36,6 8,2 11,2 24,3 0,7 5,5 0,2 1,5

1913 Петровская

академия

1322 27,9 12,7 15,2 7,1 10,7 21,9 2,8 24,4

1913 Университеты

Украины 36,0 10,3 10,9 24,3 14,5 4,0

1913 Втузы

Украины 24,6 2,4 14,0 31,6 22,4 5,0

1913 9

университетов 32,4 7,6 11,5 24,2 14,6 4,4

1914 8

университетов

30990 38,3 7,4 12,7 4,5

1914 10

университетов

35695 35,9 7,6 28,3 10,3 10,9 24,4 1,2 13,3 2,8 1,2

1914 СПб

политехнич.

ин-т

5907 33,6 6,8 13,5 22,7 18,8 4,0 0,6

1914 5 втузов 9704 26,5 2,0 14,0 31,5 22,0 3,0 1,0

1914 5 втузов 9343 24,5 9,7 14,8 2,8 14,0 31,6 1,4 21,1 4,6

1914 4

ветеринарных

ин-та

1821 17,4 5,8 11,6 50,2 7,3 14,0 1,8 7,9 1,4

1914 33

учительских

ин-та

1721 6,5

1914 32 среднетех.

уч.зав.

3023 11,0 3,2 7,8 1,9 5,4 36,0 2,4 41,2 2,1

1915 Университеты 38,3 7,4 11,4 24,4 14,0 4,5

Таблица 3

Социальное происхождение учителей в 1911 г. (%):

Школы Дворян Духовенства Мещан Крестьян и казаков Прочих

Начальные сельские 6,69 22,02 17,14 40,78 13,37

Средние городские 21,8 14,9 28,6 17,8 16,9

Таблица 4

Численность научных работников в 1920-е годы

Год Москва Петроград РСФСР СССР

1918 3195 2531 7326

1922 4335 3448 10173

4265

1923 2747

1925 5903 4366 13479

1926 6138

1927 17093 23160

1928 6486 4792 14805 24856

6329 4679 22475

8074

1929 30448

Таблица 5

Служащие Москвы по переписи 1918 г.

Отрасли и ведомства число %

Высшие органы: ВЦИК, у.д.комендатуры Кремля, у.д. СНК 588 2,4

Административные: НКВД, Госконтроль, НКИД, НКНац 1900 7,8

Управления хозяйством: НКЗем, НКПрод, НКПС, НКПочтель, НКТоргпром, ЧЭК 11848 48,3

Оборонные: ВЧК, НКВоен, НКМор 4466 18,2

Социо-культурные: НКЗдркав, НКИмущ, НКПрос, НКСобес, НКТруд и другие 1117 4,6

Финансовые: Госбанк, НКФин 4425 18,0

Правосудия: НКЮст, Ревтрибунал ВЦИК 178 0,7

Всего 24522 100

Таблица 6

Служащие Москвы по переписи мая 1919 г.

Учреждения Всего Всего По категориям персонала

1918 1919 Руководящий состав Высшие

исполнители

Средние

исполнители

Низшие

исполнители

Прислуга

число % число % число % число % число %

ВСНХ 5809 29725 585 1,9 4276 14,4 7488 25,2 13551 45,6 3825 12,9

НКПС 1920 11725 1157 0,5 455 3,9 1392 11,9 8734 74,5 1087 9,2

НКПрос 1230 7476 113 1,5 1928 25,8 1662 22,2 1520 20,3 2253 30,2

НКФин 1138 6910 28 0,5 343 5,0 1620 23,3 3510 50,9 1409 20,3

НКПрод 1715 4334 37 0,9 173 4,0 1311 30,3 2033 46,9 780 17,9

НКЗдрав 69 3704 19 0,5 319 8,6 904 24,4 1554 42,0 908 24,5

НКЗем 1159 2549 7 0,3 287 11,2 895 35,1 866 34,0 494 19,4

Госконтроль 936 2329 10 0,4 123 5,3 316 13,6 1699 72,9 181 7,8

НКЮст 140 1220 14 1,1 194 15,9 335 27,5 535 43,9 142 11,6

НКСобес 286 1068 8 0,7 95 8,9 163 15,3 438 41,0 364 34,1

НКТруд 230 628 7 1,1 58 9,2 268 42,7 235 37,4 60 9,6

НКВД 402 598 5 0,8 45 7,5 180 30,1 227 38,0 141 23,6

НКНац 222 293 4 1,4 46 15,7 134 45,7 67 22,9 42 14,3

Мос.губ.СНХ - 475 12 2,5 50 10,5 146 30,8 229 30,8 38 48,2

ЦСУ - 427 12 2,8 47 11,0 161 37,7 171 40,0 36 8,5

Моссовет - 86313 458 0,5 4993 5,8 17520 20,3 39917 46,2 23275 27,0

Продолжение табл. 6

Учреждения По категориям службы

Управление Хозчасть Спецперсонал Женщины

число % число % число % число %

ВСНХ 13755 46,3 4794 16,1 11176 37,6 10156 33

НКПС 4552 38,8 1193 10,2 5980 51,0 2327 20

НКПрос 1305 17,5 2313 30,9 3858 51,6 2447 33

НКФин 1190 17,2 1637 23,7 4083 59,1 1778 26

НКПрод 1653 38,1 930 21,5 1751 40,4 1602 37

НКЗдрав 1066 28,8 1069 28,8 1569 42,4 1771 48

НКЗем 851 33,4 584 22,9 1114 43,7 972 38

Госконтроль 737 31,7 192 8,2 1400 60,1 791 34

НКЮст 332 27,2 154 12,2 734 60,2 393 32

НКСобес 217 20,4 397 37,2 454 42,4 709 66

НКТруд 172 27,4 64 10,2 392 62,4 362 58

НКВД 172 28,8 157 26,7 269 44,9 295 49

НКНац 66 22,5 54 18,4 173 59,1 94 32

Мос.губ.СНХ 213 44,8 50 10,5 212 44,7 176 37

ЦСУ 53 12,3 38 8,9 338 78,8 296 69

Моссовет 9260 10,7 26672 30,9 50231 58,2 39538 46

Таблица 7

Служащие Москвы по переписи 16.10 1922г. по категориям и профессиям

I Администрация 29928

1 Наркомы, члены президиумов, коллегий и советов 138

2 Начальники управлений, члены правлений, зав. отделами, их заместители и помощники 6871

3 Зав.политотделами, секциями, бюро и отделами городских управлений 12907

4 Управляющие, директора, зав.отделами предприятий, совхозов, столовых 3465

5 Уполномоченные, инспектора, ответственные администраторы, комиссары 3522

6 Председатели и члены месткомов, завкомов и ячеек РКП, политкомиссары 815

7 Инструкторы 2210

II Технический персонал 4614

8 Инженеры, архитекторы 1411

9 Агрономы, лесничие, гидрогеологи 142

10 Землемеры, топографы, чертежники, картографы 515

11 Химики 98

12 Техники 1169

13 Товароведы, калькуляторы, таксаторы 1022

14 Прочие средние техники 257

III Ученые, педагоги, литераторы, артисты 22557

15 Академики, профессора, преподаватели вузов 4318

16 Учителя и воспитатели 9510

17 Ассистенты, научные сотрудники и вспомогательный персонал учебных заведений 2601

18 Ученые-специалисты, члены ученых комитетов 1717

19 Библиотекари, архивисты, музыкальные работники 1268

20 Консультанты 582

21 Редакторы, журналисты, литераторы, переводчики, члены редколлегий 491

22 Артисты (певцы, дирижеры, режиссеры, актеры) 1185

23 Хористы, оркестранты, балерины 624

24 Художники, декораторы 54

25 Прочие работники искусства, фотографы 207

IV Медики и санитары 14888

26 Врачи, зубные и ветеринарные врачи 2517

27 Фельдшера, акушеры, дантисты, лекарские помощники 1739

28 Провизоры, аптекари, фармацевты 323

29 Сестры милосердия, сиделки , няни 7257

30 Санитары, дезинфекторы 2326

31 Прочий младший медперсонал (ученики) 726

V Юристы и охранники 7865

32 Судьи и следователи 291

33 Прокуроры, адвокаты, нотариусы, юрисконсульты 397

34 Комсостав милиции и ЧОНа 425

35 Милиционеры 3318

36 Пожарные 1718

37 Агенты розыска 705

38 Надзиратели мест заключения 1011

VI Учетно-контрольный персонал 23086

39 Бухгалтеры, счетоводы 13349

40 Кассиры, казначеи, счетчики, артельщики 4478

41 Контролеры, ревизоры 2494

42 Статистики 1788

43 Счетчики-вычислители 382

44 Табельщики, талонщики, билетеры 595

VII Делопроизводственный персонал 30053

45 Делопроизводители, корректоры, информаторы 8628

46 Секретари, ученые секретари, чиновники для поручений 4717

47 Конторщики, писцы, журналисты, регистраторы 9975

48 Машинистки, стенографистки, ротаторщики 5698

49 Телефонисты 723

50 Прочий делопроизводственный персонал, сшивальщики 312

VIII Хозяйственный и торговый персонал 17335

51 Агенты, закупщики, доверенные 4834

52 Зав.магазинами, складами, кладовыми 2424

53 Зав. и смотрители зданий, коменданты 1111

54 Торговцы, приказчики, сортировщики, браковщики, отборщики 2785

55 Экспедиторы, кладовщики, приемщики, упаковщики, раздатчики 3757

56 Вахтеры, дежурные, вахтеры 1027

57 Десятники, нарядчики, надсмотрщики, метранпажи 1397

IX Низшие служащие учреждений 27438

58 Швейцары, сторожа, дворники 9912

59 Курьеры, рассыльные 6057

60 Служанки, уборщицы, горничные 7764

61 Повара, кухонные рабочие, кубовщики 2063

62 Прачки, судомойки 1063

63 Буфетчики, официанты, подавальщики 578

X Вспомогательные рабочие 6134

64 Монтеры, машинисты 936

65 Слесаря, водопроводчики 478

66 Истопники, кочегары, истопники, трубочисты 1232

67 Столяры, плотники, маляры 229

68 Портные, сапожники, шорники, закройщики 400

69 Полиграфисты 178

70 Парикмахеры, банщики 158

71 Кучера, конюхи, жокеи 918

72 Грузчики, крючники, носильщики 62

73 Скотники, садоводы и сельскохозяйственные рабочие 70

74 Прочий вспомогательный персонал (ассенизаторы, мусорщики) 1473

XI Работники механического транспорта 14464

75 Шоферы, мотоциклисты, самокатчики 2260

76 Летчики 2

77 Вагоновожатые 1190

78 Кондукторы и проводники 5875

79 Машинисты паровозов и судов 1208

80 Составители поездов, сцепщики, смазчики, осмотрщики вагонов 1073

81 Стрелочники, сигнальщики 1667

82 Кочегары паровозов и судов 175

83 Начальники станций 350

84 Дорожные и ремонтные мастера 345

85 Прочие транспортники 319

XII Работники связи 5004

86 Телеграфисты, радисты, слухачи и шифровальщики 2583

87 Телефонисты телефонных станций 207

88 Почтовые чиновники (разборщики писем) 869

89 Почтальоны 1345

XIII Прочие 719

90 Курсанты 31

91 Производственные рабочие 93

92 Ученики 113

93 Кормилицы 61

94 Прочие 421

Всего 204085

Таблица 8

Служащие Москвы по переписи 16.10 1922г. по учреждениям и категориям

Ведомства Число

учреждений

I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII Всего

ВЦИК 55 476 21 291 75 92 218 643 309 881 193 132 3 6 3340

Совнарком 10 213 8 71 121 10 84 297 42 113 50 15 - 4 1028

НКВнешторг 12 297 49 102 8 9 345 334 221 155 23 16 23 8 1590

НКВД 10 398 24 44 59 215 116 369 137 156 34 19 1 22 1594

НКЗдрав 88 654 49 438 1023 - 240 462 264 543 123 54 - 24 3874

НКЗем 60 659 124 472 29 5 330 494 214 202 434 35 4 7 3009

НКИД 18 201 9 60 7 8 93 389 98 308 44 33 31 2 1283

НКМордел 5 183 8 9 - 2 25 253 81 23 16 27 7 17 651

НКНац 26 194 1 226 23 3 61 181 77 174 50 27 - - 1017

НКПочтель 6 231 33 48 - 3 142 267 59 138 40 67 31 - 1059

НКПрод 75 649 85 77 8 19 392 531 383 465 131 104 - 7 2851

НКПрос 264 2344 139 8927 851 57 681 1432 791 2769 689 62 - 9 18751

НКПС 71 1194 424 171 73 52 602 1319 832 526 134 359 381 43 6110

НКСобес 6 70 - 6 1 - 34 56 19 40 12 - - - 238

НКТруд 4 133 7 15 6 - 42 92 97 48 13 7 - 14 474

НКФин 20 951 117 68 2 759 1439 957 158 556 157 37 8 23 5232

НКЮст 2 101 7 71 62 460 50 218 35 63 19 8 2 1 1097

Реввоенсовет 57 1847 252 106 1018 317 432 2383 920 719 284 326 16 106 8726

РКИ 11 2402 846 677 43 109 1735 1853 1384 1235 224 252 - 62 10882

ВСНХ 221 884 1 31 1 - 40 167 9 67 16 - - 7 1223

ЦСУ 2 114 - 14 1 - 317 34 9 40 3 2 - - 534

РКП 10 667 9 138 14 5 223 529 139 379 90 27 - 33 2253

ВЦСПС 54 282 41 142 10 6 176 509 135 288 89 43 15 4 1740

Центросоюз 105 454 88 126 56 81 466 352 535 461 21 6 - 1 2647

Моссовет 850 3607 530 3184 8162 4044 4202 3613 3025 5733 1675 4020 77 128 42000

Райсоветы 1052 1779 34 5838 2024 38 608 435 277 3124 358 17 - 45 14577

Мос.уезд.советы 8 88 8 5 7 32 82 102 25 28 4 8 - - 389

Мос.ж-д узлы 388 3097 853 742 1046 1217 4401 6342 2224 4333 890 8391 1091 67 34694

Нар.св.мос.окр. 84 497 30 9 43 173 404 882 170 731 33 - 3314 - 6286

Тресты 466 2557 588 236 75 107 2906 2802 2427 1379 167 252 - 30 13526

Синдикаты 81 402 123 41 1 14 516 429 407 379 16 28 - - 2356

Проф.орг-ции 52 592 4 112 - 6 154 346 69 212 15 27 - 18 1555

РКП (местные) 14 377 - 9 2 - 13 202 7 90 16 14 - - 730

Кооп. орг-ции 400 1334 102 51 37 22 1517 779 1756 1080 71 49 - 31 6829

Всего 4667 29928 4614 22557 14888 7865 23086 30053 17335 27438 6134 14464 5004 719 204085

Таблица 9

Изменение численности контингента студентов (на конец года)

Год Число студентов Прием студентов Выпуск студентов

Вузы %

роста

Техникумы %

роста

Всего %

роста

Вузы %

роста

Загрузка...