Интеперсональный психоанализ

Три принципа, заимствованные из биологии

В начале этой главы мне хотелось бы упомянуть о трех принципах, составляющих часть моей логически выстроенной философии или теории (как вам больше нравится) и органично вписывающихся в структуру моей концепции. Эти три принципа, заимствованные мною из биологии Себы Элдриджа * (Seba Eldridge), носят следующие названия: принцип сосуществования, принцип функциональной активности и принцип организации. Только следование этим принципам делает возможным осмысление феноменологии жизни - я имею в виду ее биологический уровень.

Принцип сосуществования предполагает невозможность жизни организма в условиях оторванности от того, что принято называть естественной средой его существования. Хотя действие этого принципа применительно к высшим уровням жизни не настолько очевидно, как на низших ее уровнях, поскольку защитные механизмы стирают из памяти высшего существа факт тотальной зависимости от взаимопроникновения между ним и средой, на самом же деле живой организм поддерживает постоянный двусторонний обмен с определенными элементами окружающего их физико-химического пространства, осуществляемый посредством мембран; нарушение этого обмена неизбежно ведет к гибели организма. Таким образом, принцип сосуществования я трактую так: все живые существа живут в непрерывном, взаимообогащающем контакте с естественной средой. Я не буду раскрывать принцип организации, поскольку он едва ли нуждается в дополнительных комментариях; а что касается принципа функциональной активности, то здесь мы, бесспорно, имеем дело с наиболее общим термином, определяющим процессы, лежащие в основе жизнедеятельности каждого организма.

Рассмотрение этих трех принципов дает нам возможность взглянуть на человека как на существо, отличающееся от растений и животных тем, что человеческая жизнь - в самом истинном, а не в узко литературном или каком-то надуманном смысле - требует взаимообмена со средой существования, одним из компонентов которой является культура. Говоря о том, что человек весьма существенно отличается от других организмов, также входящих в биологическое сообщество, необходимостью взаимного обмена с культурным миром, в действительности я подразумеваю, что, поскольку культура - это абстракция, порожденная людьми, человеку на самом деле необходимо быть включенным в интерперсональные взаимоотношения или взаимообогащающий контакт с другими людьми. Несколько позже я подробнее остановлюсь на исключениях из этого правила. Очень немногие люди могут долго оставаться отрезанными от прямых и опосредованных связей с другими, избежав при этом серьезных личностных расстройств. Другими словами, такая социальная изоляция, вероятно, для человека не столь фатальна, как прекращение доступа кислорода для животного; но аспект, связанный с возможностью летального исхода, тем не менее обязательно должен фигурировать в претендующем на объективность обзоре, не будучи преувеличением или аллегорией.

Тезис одного вида

Настало время представить вашему вниманию постулат, получивший название тезиса или гипотезы одного вида. В моем изложении эта гипотеза звучит следующим образом: мы предполагаем, что в каждом из нас доля человеческого превышает что бы то ни было другое, не укладывающиеся в рамки нормы ситуации интерперсонального взаимодействия, которые никоим образом не связаны с различиями в языке и традициях, а являются прямым следствием различий в уровне личностной зрелости разных людей. Иными словами, различия между двумя людьми, находящимися на разных полюсах развития - между глубоким имбецилом и недосягаемым гением, значительно менее выражены, чем различия между самым бесталанным человеческим существом и представителем ближайшего к нам биологического вида. У человека - все же не обладающего биологической исключительностью - коль скоро к нему применяется словосочетание «человеческая личность», обнаружится гораздо больше общего с любой другой человеческой личностью, чем с кем-то другим, живущим в этом мире. Как я уже упоминал ранее, именно в этом кроется причина того, почему, выбирая область научной деятельности, я предпочел исследование свойственной людям идентичности изучению сферы индивидуальных различий. Именно поэтому я посчитал более важным проводить параллели между людьми. Иначе говоря, я пытаюсь изучать степень выраженности и формы всего, что, как мне кажется, безусловно присуще человеку.

Эвристические стадии развития

Сейчас мне бы хотелось предложить эвристическую классификацию стадий личностного развития, полностью отражающую структуру моей концепции. Вот эти эвристические стадии: младенчество, детство, ювенильный период, предподростковый период, подростковая стадия, юношество и, наконец, взрослость, или зрелость.

Младенчество начинается с самых первых минут жизни, а заканчивается овладением артикуляционной речью, которая тем не менее остается неинформативной и бессмысленной. Детство продолжается с момента формирования способности, используя артикуляционный аппарат, издавать звуки, напоминающие речь, а заканчивается, когда у ребенка возникает потребность иметь друзей - товарищей, разделяющих его увлечения, чей статус во всех отношениях примерно соответствует его статусу. Этот период сменяется ювенильной стадией, на которую приходится большая часть лет, проведенных в средней школе; окончание ее символизирует возникновение обусловленной взрослением потребности в близких взаимоотношениях с человеком, чей статус сопоставим с его собственным. Последняя стадия в свою очередь плавно переходит в так называемый предподростковый период, играющий чрезвычайно важную роль, но хронологически весьма непродолжительный. Формально он завершается с возникновением зрелой сексуальности и половой зрелости, но с психологической и психиатрической точек зрения его конец символизирует перенос активного интереса с представителей своего пола на представителей противоположного. Данное явление служит признаком вступления в подростковую стадию, которая в нашей культуре (впрочем, этот показатель варьируется в зависимости от культуры) продолжается до тех пор, пока не будет выработан определенный тип поведения, направленного на удовлетворение желания, сексуальных побуждений. С выработки такого типа поведения начинается юношество, которое, будучи очередной стадией развития личности, длится до того времени, когда частично сформировавшиеся аспекты личности становятся стимулом к завязыванию взаимоотношений, соответствующих данному этапу; и, наконец, на стадии взрослости человек может установить взаимоотношения, основанные на любви к другому человеку, в которых этот другой становится для него значимой фигурой, почти такой же значимой, как и он сам. Такая достигшая высшей степени развития близость с другим человеком не становится делом всей жизни, но, вероятно, играет роль основного источника удовлетворения; начиная с этого момента, происходит углубление или расширение интереса (или и то, и другое), продолжающееся до возникновения в организме регрессивных изменений, свидетельствующих о приближении старости.*

Я попытаюсь изложить мою теорию, перечислив наиболее очевидные способности, присущие человеку на каждой из этих стадий развития, демонстрируя истоки тех или иных явлений, которые можно либо легко наблюдать, либо предположить с высокой степенью уверенности. Свое обозрение я начну с момента рождения и буду двигаться вперед, вплоть

до наступления метрической взрослости.

Эйфория и напряжение

При изучении интересующих нас вопросов возникает необходимость помимо рассмотрения биологических и специфически человеческих аспектов использовать также концепции, заимствованные из других областей научного знания, в том числе из математики. В связи с этим мне хочется особо отметить теорию пределов и систему абсолютов. Как сейчас, так и в дальнейшем я буду обращаться к абсолютам, с тем чтобы как можно более полно описать феномен интерперсональных взаимоотношений. Таким образом я попытаюсь определить нечто, как мне кажется, несуществующее путем экстраполяции примеров крайней выраженности того, что реально существует. Эти идеальные, полярные по отношению друг к другу, конструкты как нельзя более подходят для подробного описания явлений, в чем-то напоминающих эти противоположные друг другу абсолюты.

Два абсолюта, которые я хочу сейчас вам представить, это абсолют эйфории и абсолют напряжения. Абсолют эйфории можно определить как состояние полного счастья. Нечто очень похожее на эйфорию и что, как нам кажется, можно наблюдать, вероятно, происходит с младенцем в глубоком сне. Абсолют напряжения, видимо, можно описать как максимальное отклонение от абсолюта эйфории. Наиболее адекватным признаком абсолютного напряжения, который можно наблюдать, является весьма специфическое, но всегда относительно непродолжительное состояние ужаса.

Что ж, сама жизнь устроена так, что уровень эйфории и уровень напряжения обратно пропорциональны друг другу; т. е. повышение уровня эйфории неизбежно вызывает снижение напряжения и наоборот. А теперь я - отчасти, должно быть, ради собственного удовольствия – со всей прямотой и безыскусностью прибегну к математике. Обратную зависимость между данными величинами можно выразить, представив у функцией от х и выразив их взаимосвязь через формулу у = 1/х.

Те из вас, кто помнит превращение математической формулы у = 1/х в числовой вид, может быть, еще не забыли, что в случае, когда х равен нулю, пределы у неограниченны и что, как бы велико ни было значение х, у никогда не достигает нуля. Иными словами, пределы - нуль для одного неизвестного и бесконечность для другого - в реальности никогда не могут быть достигнуты. При помощи этой формулы мы можем проиллюстрировать идею о том, что абсолют эйфории и абсолют напряжения, будучи очень удобными категориями, в действительности не существуют. Временами выраженность того или иного абсолюта носит преобладающий характер, но большинство живых существ, как правило, пребывает в состоянии их сбалансированности; иными словами, присутствие определенного напряжения ограничивает уровень эйфории, который в противном случае мог бы быть значительно выше.

В то время как эйфория не доставляет нам особого беспокойства, напряжение играет в нашем сознании очень важную роль. * Рассматривая проблему напряжения, мне хотелось бы привести выдержку из своей статьи, посвященной этому вопросу:

«Каждый раз, говоря о личности как о психической сущности, мы так или иначе обращаемся к термину переживание. В каком бы контексте ни упоминался этот термин, в конечном счете речь идет о переживании напряжения и переживании трансформации энергии. Оперируя этими понятиями, я понимаю под ними то же, что и физики; нет особой необходимости добавлять какие-то определения, такие как, например, «психический», - тем не менее «психическое» переживание как таковое вполне может быть самостоятельным предметом изучения.

Исходя из проблематики личности и культуры, напряжение можно рассматривать в двух аспектах: напряжение как потенциал действия, для трансформации энергии и как ощущение или осознаваемое состояние. Из этих двух аспектов значение имеет только первый. Другими словами, напряжение является потенциалом действия и оно может включать чувственный или репрезентативный компонент. Не возникает никаких сомнений в том, что этот в большей степени случайный, чем имеющий реальное значение фактор представляет собой скорее функцию переживания, чем напряжения perse (самого по себе - лат.), поскольку все вышесказанное в полной мере можно отнести и к трансформации энергии.

Этот процесс также может включать чувственный или репрезентативный компонент, а также может происходить вне всякого сознательного контроля. *

ПЕРЕЖИВАНИЕ – (напряжение; трансформация энергии) происходит в трех видах (прототаксическом; паратаксическом; синтаксическом).

НАПРЯЖЕНИЕ – (потребностей (общих; зональных); тревоги)

ТРАНСФОРМАЦИЯ ЭНЕРГИИ - скрытая; явная

Однако, несмотря на отсутствие репрезентативного компонента в переживаниях напряжения и трансформации энергии, они никогда не выходят за пределы живой материи как таковой, а во многих случаях остаются в рамках возможности какого-либо воспоминания, являющегося показателем непосредственного влияния динамически существующего прошлого на характер предвосхищаемого ближайшего будущего, функциональная значимость которого достаточно высока».^

Возвращаясь к развитию, в ходе которого человеческое существо превращается в личность, я напомню свое предположение об схватывании эйфорией всего организма в целом. Как мы знаем, в реальности это невозможно, но тенденция к этому состоянию приобретает наибольшую выраженность в тех временных периодах и в тех случаях, когда напряжение достигает своего минимума. У новорожденных младенцев такие периоды сопряжены с установлением дыхательного цикла; когда нормализуется температура тела, удовлетворяется потребность в еде и воде (обычно на уровне пищеварительного тракта) и когда на периферии того, что впоследствии будет называться сознанием, не возникает никаких травмирующих ситуаций.

Напряжение потребностей

Напряжение, эпизодически или периодически снижающее уровень эйфории у младенца и вызывающее биологический дисбаланс, безусловно, имеет непосредственное отношение к сосуществованию организма с окружающей физико-химической средой. Единственное, что нам нужно на самых первых этапах жизни, - сосуществование с физико-химическим миром; но, делая подобное заключение, мы должны очень ясно себе представлять, что сам младенец абсолютно не способен поддерживать столь необходимое состояние баланса со средой. Так или иначе, должна существовать материнская фигура; и хотя я не вижу препятствий, мешающих выполнять эту роль самке волка или обезьяны, примеры чего неоднократно описывались в мифах, упрямые факты утверждают, что не существует ни одного достоверного или не голословного свидетельства вскармливания человека волками, обезьянами и т. д. Однако даже при наличии подобных фактов мы, видимо, знали бы об этом «звероподобном существе» немногим больше, чем сейчас.

Ослабление этого периодически возникающего напряжения, нарушающего сбалансированность существования младенца, разумеется, выполняет регулирующую функцию по отношению к источнику рассогласованности, будь то недостаток кислорода, глюкозы, воды, или изменение температуры тела. В связи с этим снятие напряжения, вызванного нарушениями такого рода, я называю удовлетворением определенной потребности.

Я буду обращать ваше внимание - со временем это замечание будет приобретать все большую актуальность - на тот факт, принимая во внимание биологический дисбаланс, что удовлетворение потребности можно определить, как действие или акт трансформации энергии, предпринимаемый младенцем с целью «самозащиты». Другими словами, потребность, в широком биологическом смысле трактуемая как нарушение баланса, нуждается в осуществлении определенных действий или актов трансформации энергии, результатом которых будет ее удовлетворение.

Когда я говорю о действиях или актах трансформации энергии, предпринимаемых младенцем и направленных на устранение биологического дисбаланса или на удовлетворение потребностей, я отдаю себе отчет в том, что не составляет большого труда пронаблюдать, как при помощи дыхательных движений младенец реализует потребность в кислороде или как сосательные движения служат удовлетворению потребности в глюкозе или воде. Наблюдение, например, за активностью младенца, направленной на поддержание определенной температуры тела, - уже не такая простая задача. Но те, кому доводилось иметь дело с новорожденными, знают, что они красноречиво «сообщают» о дискомфорте, возникающим, когда их лишают покровов, обеспечивающих поддержание достаточно высокой температуры. Громкий крик - это первое действие младенца, целью которого является реализация потребности в тепле; а устранение дефицита тепла, ощущение соответствующей внутренней температуры как раз и составляют удовлетворение данной потребности.

Чередование потребности и ее удовлетворения способствует возникновению переживания или, если хотите, является переживанием, как вы уже сами поняли, прототаксического вида. Потребность, т. е. ощущение дискомфорта или дисбаланса, особое, обусловленное напряжением, снижение эйфории, приобретает дифференцированный характер в зависимости от направления ее реализации, которое после осуществления необходимого акта достигает соответствия все более ясно предвосхищаемой разрядке. Едва ли нужно говорить о том, что предвосхищение является переживанием ближайшего будущего - и это переживание в раннем младенчестве также должно носить прототаксический характер, поскольку на данном этапе человек еще не способен испытывать какие-либо иные переживания. Суть того, о чем я сейчас говорю, сводится к следующему: первая успешно осуществляемая активность младенца - например, дыхание, направленное на снятие аноксии - выявляет природу ранее недифференцированной потребности в кислороде, а также характеризует предельное напряжение или почти полное отсутствие эйфории. Таким образом, начиная с первых проявлений активности младенца, первых актов трансформации энергии, связанных со снижением потребности и ее полным исчезновением на определенный промежуток времени, личность развивает то, что позднее получит название функции предвосхищения. В этом утверждении скрыто огромное множество бесспорных истин, которые одна за другой будут представлены вашему вниманию, но главное, что я хочу сейчас отметить, - в этом действительно заключена часть ближайшего будущего.

В общем и целом любое переживание, которое мы с вами можем рассмотреть, т. е. то или иное переживание синтаксического или паратаксического типа, всегда насквозь проникнуто элементами недавнего, а иногда и далекого прошлого, а также элементами ближайшего будущего - тем, что можно охарактеризовать как антиципацию, ожидание, и т. д.

Эти элементы оказывают существенное влияние на способ трансформации напряжения в проявления активности - иначе говоря, на способ, посредством которого возможность, скрытая в напряжении, становится действием.

Сравнительно важная роль предвосхищения является одной из выдающихся особенностей человеческой сущности, отличающей нас от всех остальных живых существ. В утверждении, что успешное действие способно вызвать или идентифицироваться - можно использовать сколько угодно невыразительных слов, отнюдь не отражающих сути того, что я хочу сказать, - с предвосхищенной разрядкой, может быть заложена, если хотите, целая философская доктрина репрезентации.

Мне хочется процитировать отрывок из работы Курта Левина, где он рассматривает структуру окружающей среды и потребности:

«Жизненное пространство младенца чрезвычайно мало и носит недифференцированный характер. Это в равной мере относится как к перцептивной сфере, так и к пространству, в котором он может проявлять какую-либо активность.

По мере того как происходит постепенное расширение и дифференцирование жизненного пространства ребенка, окружающая среда, рамки которой раздвигаются, и большое количество разнообразной информации находят соответствующее отражение в мире психического; то же самое можно сказать и о динамических факторах. Ребенок приобретает постоянно совершенствующуюся способность контролировать окружающую среду. В то же время - что не менее важно – у него формируется психологическая зависимость от череды событий, в цикличном порядке происходящих вокруг... Изучение динамических проблем мы вынуждены начинать с рассмотрения психологической реальности ребенка и отражения в ней окружающей его среды. Если подходить к вопросу с "объективной" точки зрения, то существование социальной связи является необходимым условием жизнеспособности младенца, пока еще не способного самостоятельно удовлетворять биологически значимые потребности. Обычно социальная связь такого рода объединяет ребенка и его мать, для которой потребности ребенка имеют безусловный приоритет»*

Основываясь на новой трактовке аналогичных заключений, касающихся взаимоотношений очень маленького ребенка и естественной окружающей его среды, можно вывести обобщенный принцип, который я именую теоремой. Предназначение данного принципа или теоремы заключается в том, чтобы лаконично и выразительно представить основной вывод, логично вытекающий из данного подхода.

Моя теорема такова: Активность младенца, которую мы имеем возможность наблюдать, порождаемая напряжением потребностей, вызывает напряжение у материнской фигуры, переживающей это напряжение как заботу и воспринимающей его как стимул к деятельности, направленной на удовлетворение потребностей младенца. Иными словами, как бы ни выражалось у младенца растущее напряжение потребностей - мы еще будем рассматривать очень важную форму проявления напряжения через такой акт трансформации энергии, как плач, - созерцание этого напряжения или активности, свидетельствующей о его переживании, вызывает у материнской фигуры некоторое напряжение, которое можно охарактеризовать как напряжение заботы, служащее импульсом для осуществления деятельности, направленной - и в большей или меньшей степени адекватной - реализации потребности младенца. Так можно определить заботу - безусловно, очень важное понятие, принципиально отличающееся от многозначного и по сути бессмысленного термина «любовь», использование которого вносит неразбериху в решение множества вопросов, актуальных как для нас сегодня, так и для всей эпохи в целом.

Активность, проявляемая материнской фигурой с целью удовлетворения потребностей младенца, будет восприниматься им как демонстрация заботы; а потребности, реализация которых требует вмешательства кого-то еще, в соответствии с этим приобретают характер обобщенной потребности в заботе.

Подведу итог: напряжение, вызываемое у материнской фигуры проявлениями, свидетельствующими о наличии потребностей у младенца, называется заботой, а совокупность различных видов напряжения, разрядка которых требует содействия человека, выступающего в роли матери, можно назвать потребностью в заботе. Как я уже говорил, я рассматриваю возникновение первичных потребностей, которые можно отнести к категории потребностей в заботе, как результат сосуществования младенца с окружающей физико-химической средой.*

Несмотря на то, что потребности, которые я отношу к категории потребностей в заботе, являются прямым следствием дисбаланса между внутренней и внешней физико-химической средой младенца, т. е. тем, что составляет окружающую среду и организм самого ребенка, тем не менее, для этой категории потребностей необходима помощь со стороны кого-то еще; следовательно, потребность в заботе прочно укореняется в структуре других компонентов развивающейся психики как потребность интерперсонального характера. В то же время комплиментарная потребность, присущая материнской фигуре, выражается в осуществлении соответствующих действий. Она может носить название общей потребности в проявлении заботы или потребности заботиться, а также носит интерперсональный характер если не в каждом из компонентов, то, безусловно, в целом - независимо от того, какие виды напряжения и акты трансформации энергии в ней фигурируют.

Суть сказанного мною - быть может, чересчур сложно для понимания - сводится к тому, что, поскольку выживание младенца и поддержание необходимой взаимосвязи между ним и средой практически полностью зависит от вмешательства других или одного конкретного человека, мать проявляет заботу и способствует снятию время от времени возникающего дисбаланса. В оправдание сложности приводимых объяснений необходимо заметить, что материнская забота далеко не ограничивается кормлением ребенка наравне с хорошим инкубатором.

Напряжение тревоги

Теперь я перехожу к другому чрезвычайно важному положению, значительно снижающему риск ошибок в определении интерперсонального или безличного характера явлений. В связи с этим я снова предлагаю теорему: Напряжение тревоги, переживаемой материнской фигурой, вызывает тревогу у младенца. Обоснование этой посылки - а именно того, каким образом тревога матери вызывает тревогу у младенца, - выглядит весьма и весьма неубедительным. Этот пробел, лишающий нас возможности понять суть явления, способствовал появлению нескольких исключительно правдоподобных, а возможно, и корректных объяснений того, как тревога, переживаемая матерью, вызывает тревогу у младенца; я же преодолел это затруднение, просто представив этот феномен в качестве проявления неопределенного - т. е. еще не получившего определения - интерперсонального процесса, к которому мне кажется применимым термин эмпатия. В работе с людьми, получившими специфическое образование, у меня иногда возникали серьезные проблемы; поскольку они, если можно так выразиться, «доверяют» только информации, получаемой через зрительные, слуховые и другие сенсорные рецепторы, и не знают, передается эмпатия через звуковые волны или нет, принятие идеи эмпатии для них сопряжено с некоторыми трудностями. Но независимо от того, принимаем мы в качестве обоснования концепцию эмпатии или нет, факт остается фактом: напряжение тревоги, переживаемой материнской фигурой, обусловливает возникновение тревоги у младенца; по моему глубочайшему убеждению, эта теорема может быть доказана, и те из вас, у кого есть опыт педиатрической деятельности или просто ухода за младенцем, располагают данными, исключающими возможность интерпретации на основании какой-либо другой гипотетической модели. И хотя сам термин эмпатия, возможно, звучит таинственно, помните, что на свете существует бесконечное множество необъяснимых явлений, к которым вы уже привыкли; кто знает, может быть, когда-нибудь феномен эмпатии тоже станет для вас привычным.

Как я уже говорил, все предпосылки, способствующие возникновению тревоги, за исключением потребности в контакте с живым существом, о которой я также вскользь упоминал, обусловлены особенностями сосуществования младенца с биологической средой. Итак, говоря о тревоге как о психическом явлении, я подошел к рассмотрению феномена, не имеющего никакого отношения к физико-химическим потребностям маленького ребенка. Напряжение, вызывающее тревогу, изначально является результатом сосуществования как младенца, так и матери с личностной средой, которую в данном случае следует рассматривать как противоположность среде физико-химической. По причинам, которые в скором времени станут очевидны, я разделяю это напряжение и напряжение уже упоминавшихся потребностей, на том основании, что разрядка напряжения тревоги, уравновешивание существования в столь специфической области - это переживание, но не удовлетворения, а интерперсональной безопасности.

Напряжение, обусловливающее возникновение тревоги, ранее уже переживавшееся в форме прототаксиса, принципиально отличается от всех остальных факторов, способствующих понижению эйфории, отсутствием специфичности - если вы помните, когда у нас с вами речь шла о напряжении потребностей, я упоминал о специфических источниках дисбаланса, как, например, недостаток кислорода, воды или глюкозы.

Результатом отсутствия в структуре тревоги специфичных элементов такого рода является невозможность дифференцировать направление действий, необходимых для разрядки. Младенец не обладает способностями, которые позволили бы ему снять тревогу. В то время как потребности, как уже говорилось, приобретают осознаваемый характер или находят эмпирическое отражение в тех действиях, которые предпринимает младенец с целью их реализации, разрядка тревоги таким образом невозможна. Ни одно из периодически повторяющихся поведенческих проявлений младенца не приводит к разрядке напряжения; а следовательно, потребность в безопасности или в свободе от тревоги, существенным образом изначально отличается от всех остальных потребностей.

Вероятно, мне следует несколько подробнее развить эту идею, с тем чтобы вам было легче вникнуть в ее смысл. В какой-то период напряжение, возникающее у младенца в связи с контактом с физико-химической средой, как правило, приобретает относительно локализованный характер и сопровождается прототипом того, что мы впоследствии будем называть эмоциональным переживанием. Таким образом, переживание, связанное с потребностью в воде, или напряжение, обусловленное этой потребностью, начинает приобретать специфичный характер. То же самое можно сказать и о потребности в тепле, потребности в глюкозе и потребности в кислороде, о чем я планирую поговорить детальнее. Более или менее выраженная специфика соответствующих переживаний, признак, если угодно, характеризующий переживание, позволяет дифференцировать осуществляемую деятельность по степени адекватности удовлетворению этих потребностей. По прошествии многих лет, в течение которых происходило развитие, будучи взрослым человеком, вы знаете, например, когда вы голодны; т. е. вы способны дифференцировать переживание, связанное с напряжением, обусловленным потребностью в еде, иначе говоря, детерминированным состоянием печени. Почувствовав нечто подобное, вы думаете: «Я голоден», и ищете ресторан или решаете перекусить у кого-то из знакомых. В этом и заключается дифференциация действий, направленных на разрядку напряжения, в основе которой лежит специфичность характера испытываемого вами переживания.

Моя точка зрения строится на том, что тревога в отличие от других видов напряжения не имеет собственной специфики; ее природа исключает возможность постепенного установления связи с сокращениями стенок желудка, сухостью в горле или какими-то другими процессами или состояниями. Она лишена специфических особенностей такого рода, в связи с чем в структуре самых ранних переживаний тревоги отсутствует компонент, имеющий основополагающее значение для дифференциации или классификации действий, целью которых являлось бы избежание тревоги. Таким образом, я утверждаю, что младенец не располагает возможностью осуществлять действия, направленные на снятие тревоги.

Как я уже отмечал, у человека возникают потребности, удовлетворение которых носит более или менее специфичный характер. Оперируя данной терминологией, можно сказать, что потребность в интерперсональной безопасности по сути является потребностью избавления от тревоги. Но тревога неуправляема: ее появление обусловлено действиями другого лица; возможности младенца манипулировать другим человеком ограничивается исключительно способностью вызывать заботу о себе, демонстрируя возникающие потребности; а человек, который должен в данной ситуации отреагировать на потребность беспокойного ребенка, соответственно не располагает возможностью это сделать, поскольку именно родительская тревога вызывает тревогу у ребенка и, о чем я еще буду говорить, тревога всегда подавляет все виды напряжения, возникающие параллельно с ней. Следовательно, на основании самых первых признаков эмпатической связи можно делать вывод о том, что специфика тревоги заключается в ее неуправляемости.

Тревога - это напряжение, противоположное напряжению потребностей и активности, направленной на их удовлетворение. Она противоположна напряжению заботы, возникающему у материнской фигуры. Она вмешивается в процесс формирования поведенческих проявлений младенца - иными словами, в повышение эффективности его сосуществования с физико-химической средой. Она препятствует, например, сосательной активности, а также, вне всякого сомнения, осуществлению глотательных движений. Фактически, можно с уверенностью утверждать, что тревога мешает удовлетворению потребностей. Из всего имеющегося опыта переживаний переживание тревоги менее всего наполнено элементами прошлого и будущего; это самый необъяснимый и непродуктивный вид предвидения. Другими словами, под действием как уже упомянутых мною, так и многих других факторов способствующие идентификации элементы прошлого и предвосхищение разрядки в будущем, столь необходимые для объяснения проявлений активности или актов трансформации энергии в каждой конкретной ситуации, очень легко могут остаться незамеченными, и обнаружить их необычайно сложно.

Происходящая во всех других областях дифференциация потребностей, несмотря на кажущуюся фантастичность этого процесса, и процесс выбора соответствующих действий, направленных на их реализацию (или совершенно неадекватных, но якобы подходящих, как вы могли бы заметить, для их удовлетворения), отражают влияние прошлого, а также - даже на самых ранних стадиях - включают элементы антиципации будущего. Однако из-за отсутствия в структуре тревоги рычага, опора на который запустила бы процесс дифференциации, перенос переживания тревоги из прошлого, с тем чтобы интерпретировать примеры настоящего, бесконечно сложен; кроме того, можно сказать, что тревога практически полностью исключает процесс предвосхищения. Описание этого феномена получилось слишком общим. Но, по крайней мере, мы получили возможность утверждать, что чем более тревожен человек, тем менее эффективно действует дифференцированная функция предвосхищения, отвечающая за выбор оптимального способа действия, соответствующего напряжению, которое он переживает.

Способность переживать тревогу не является специфически человеческой, но роль тревоги в интерперсональных взаимоотношениях столь бесконечно велика, что выделение ее из всего разнообразия видов напряжения приобретает особое значение. Поэтому я считаю своим долгом сделать полный обзор динамики присутствия тревоги в жизни ребенка на протяжении всего периода младенчества, обращая внимание в том числе на переживание тревоги в самом раннем возрасте. По ходу своего повествования я особо остановлюсь на кажущейся, а возможно, и реально существующей взаимосвязи ужаса и тревоги. Но, приступая к этому, мне хотелось бы выразить искреннюю надежду, что меня не обвинят в уравнивании этих понятий. На самом же деле я попытаюсь предположить, что из всех переживаний, дифференцируемых на каком-либо основании, единственным находящимся на расстоянии пушечного выстрела от простой тревоги остается ужас, который, как я уже вскользь упоминал, практически тождествен абсолютному напряжению.