Р. Стивенсон
From the bonny bells of heather
They brewed a drink long-syne,
Was sweeter far than honey,
Was stronger far than wine.
They brewed it and they drank it,
And lay in a blessed swound
For days and days together
In their dwellings underground.
There rose a king in Scotland,
A fell man to his foes,
He smote the Piets in battle,
He hunted them like roes.
Over miles of the red mountain
He hunted as they fled,
And strewed the dwarfish bodies
Of the dying and the dead.
Summer came in the country,
Red was the heather bell;
But the manner of the brewing
Was none alive to tell.
In graves that were like children's
On many a mountain head,
The Brewsters of the Heather
Lay numbered with the dead.
The king in the red moorland
Rode on a summer's day;
And the bees hummed, and the curlews
Cried beside the way.
The king rode, and was angry,
Black was his brow and pale,
To rule in a land of heather
And lack the Heather Ale.
It fortuned that his vassals,
Riding free on the heath,
Came on a stone that was fallen
And vermin hid beneath.
Rudely plucked from their hiding,
Never a word they spoke:
A son and his aged father —
Last of the dwarfish folk.
The king sat high on his charger,
He looked on the little men;
And the dwarfish and swarthy couple
Looked at the king again.
Down by the shore he had them;
And there on the giddy brink —
"I will give you life, ye vermin,
For the secret of the drink."
There stood the son and father
And they looked high and low;
The heather was red around them,
The sea rumbled below.
And up and spoke the father,
Shrill was his voice to hear:
"I have a word in private,
A word for the royal ear.
"Life is dear to the aged,
And honour a little thing;
I would gladly sell the secret,"
Quoth the Piet to the King.
His voice was small as a sparrow's,
And shrill and wonderful clear:
"I would gladly sell my secret,
Only my son I fear.
"For life is a little matter,
And death is nought to the young;
And I dare not sell my honour
Under the eye of my son.
Take HIM, О king, and bind him,
And cast him far in the deep;
And it's I will tell the secret
That I have sworn to keep."
They took the son and bound him,
Neck and heels in a thong,
And a lad took him and swung him,
And flung him far and strong,
And the sea swallowed his body,
Like that of a child of ten; —
And there on the cliff stood the father,
Last of the dwarfish men.
"True was the word I told you:
Only my son I feared;
For I doubt the sapling courage
That goes without the beard.
But now in vain is the torture,
Fire shall never avail:
Here dies in my bosom
The secret of Heather Ale."
Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще мёда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки медовары
В пещерах под землей.
Пришел король шотландский.
Безжалостный к врагам,
Прижал он бедных пиктов
К скалистым берегам.
На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый — на живом.
Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мёд.
В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки медовары
Приют себе нашли.
Король по склону едет
Над морем на коне,
И рядом реют чайки
С дорогой наравне.
Король глядит угрюмо:
«Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!»
Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.
Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет,
— Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.
К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.
Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.
Гневно король промолвил:
— Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мёд!
Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы.
И вдруг голосок раздался:
— Слушай, шотландский король
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!
Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!
— Карлик сказал королю.
Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
— Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!
Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем.
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.
Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод —
И я научу шотландцев
Готовить старинный мёд!..
Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.
Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик…
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:
— Правду сказал я, шотландцы
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.
А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна
— Мой вересковый мёд!
Перевод С. Маршака
Брюс Уиллиамс
Вересковый эль без сомнения самое старое пивоваренное наследие Шотландии. Напиток готовили следующим образом: сначала делали затор из шотландского элевого солода, варили сусло с цветущими верхушками вереска, затем засыпали его поверхность свежими цветами вереска[1], оставляли охладиться и сбраживали 12 дней, пока вереск не почернеет. Эль пили прямо из емкости, называвшейся сгап (бочка), в которой на четверть по высоте проделывалось отверстие для крана. Это янтарный, слегка газированный эль с мягкой горечью, крепким маслянистым телом и виноподобным финалом — поинтересуйтесь у Майкла Джексона. Этот напиток во времена Старого Альянса (Auld Alliance) в 18-ом веке французы называли шотландским бургундским, а англичане шотландской мальвазией.
История приготовления верескового эля имеет древнюю традицию. Во время археологических раскопок на шотландском острове Rhum были обнаружены черепки эпохи неолита, датированные приблизительно 2000 лет до н. э., на которых были найдены следы напитка брожения, содержащего вереск. Намного позже, приблизительно 100 лет до н. э. было известно, что совершенно определенный европейский народ (кельты) готовили опьяняющий отвар из цветов вереска и меда, но самое богатое наследие по изготовлению верескового эля относится к временам, когда Шотландия носила название Piсtland (земля пиктов).
Известный в четвертом веке мореплаватель Пифей (Pytheas) отмечал, что пикты (Piets) были искусными пивоварами, и в Шотландском словаре говорилось, что "пикты варят некий великий и ужасный напиток, называемый вересковым элем, из вереска и некоего неведомого fogg'а[2]". Короли Пиктланда отразили многие вторжения европейцев, англосаксов и ирландцев, и они даже прогнали восвояси силы могущественной Римской империи. За это они обрели славу свирепого народа, обладающего секретным волшебным зельем, которое называлось вересковым элем. Одна легенда, которая жива и по сей день, была записана Нейлом Мунро, сэром Гербертом Максвеллом, и она послужила темой для поэмы Роберта Льюиса Стивенсона — ее изложение отличается лишь в деталях.
В 400 году нашей эры ирландский король вторгся в Далриаду (Dalriada) на юго-западе Шотландии и начал истреблять местных пиктов. Считается, что охваченный диким желанием выиграть сражение, он убил их всех прежде, чем вспомнил о существовании верескового эля. Он послал свою армию, чтобы найти выживших, и они вернулись с вождем пиктов и его сыном. Ирландский король собирался уже пытать их, чтобы выведать тайну верескового эля, когда вождь вдруг согласился сообщить тайну при условии, что они убьют его сына быстро. Как только его сын был умерщвлен, старый вождь привел ирландского короля к утесу, где рос урожай вереска, и, согласно Роберту Льису Стивенсону, промолвил: "Но теперь напрасна пытка, огонь тут не поможет, вот умирает в моей груди тайна верескового эля." (В переводе Андрея Кузнецова это звучит так:
«Плевать мне на ваши пытки,
Со мною исчезнет в огне,
Напитка из вереска тайна,
Известная только мне»).
Вождь бросился к королю, и, упав с утеса, они оба разбились насмерть.
Хотя эта легенда основана на реальных событиях, все же пикты не были полностью истреблены. От них был зачищен район Далриады, но традиция изготовления верескового эля продолжала жить, особенно в горах Шотландии (Highlands, Нагорье).
К 12-ому столетию земли пиктов и Далриады объединились, и это стало называться Шотландией, гаэлы называли ее "Alba", а вересковый эль стал в кланах привычным напитком. Одна легенда в стиле Ceilidh (кейли, вечеринка с музыкой и танцами в Шотландии) повествует о холодной зиме, проводимой в пещере в Нагорье, где собрался гаэльский клан. Они сидели у котелка с вересковым элем, который подогревался на огне, рассказывали истории, пели и выпивали. Тем временем, пар от верескового эля собирался на потолке в виде конденсата и капал прямо в чашу на земле. Члены клана отпили из чаши и испытали ощущение эйфории, тепла и спокойствия, которое никогда прежде им было неведомо. "Uisgebeatha!", воскликнули они, и вода жизни была открыта той ночью. Это название было вскоре сокращено до "uisge", uis-ge, которое в английском языке было исковеркано и превращено в «виски».
В 18-ом столетии Шотландия переживала свои самые черные дни. После резни в Glencoe и 50 лет борьбы с Британской империей, восстание Бонни Принс Чарльза в 1745 было разгромлено из-за подавляющего превосходства противника, и Шотландия потеряла свою независимость. С целью предотвратить впредь любое восстание, британское правительство старалось уничтожить саму систему кланов, запретив носить одежду из шотландки или любую другую традиционную одежду Нагорья, было запрещено ношение оружия, гаэльский язык был объявлен вне закона, в общем общины Нагорья подвергались репрессиям. Все это и сживание людей с насиженных мест в Нагорье привело к потере многих ремесел и профессий, фактически, целая культура оказалась под угрозой. Вскоре вересковый эль перешел в разряд легенды. Законодательство при производстве эля воспрещало использование чего-либо кроме хмеля, солода и воды. Эта этническая чистка, проведенная британцами, привела к тому, что тысячи шотландцев перебрались в Вест-Индию, Новую Зеландию, штаты Мэриленд или Южная Каролина в США, что в свою очередь вызвало массовый исход. Шотландское общество начало эмигрировать и последовало за своими кланами.
20-ый век принес признание шотландскому виски как авторитетному напитку, полученному путем перегонки, а шотландское пиво отгружали потребителям по всему миру. Известно, что вересковый эль также производился, возможно, вопреки всему, в отдаленном Нагорье и на островах по древним гаэльским рецептам, которые женщины-пивовары из клана передали своим потомкам. В 1986 году в Глазго один гаэльско-говорящий островитянин перевел мне один такой рецепт, и я, как и до меня это делал Брюс, предпринял ряд попыток, прежде чем достиг успехов в возрождении верескового эля.