Интрижка

10

— Все хорошо, хорошо. — Слова, которые произносила Барбара, не имели значения. Она просто хотела, чтобы Томас знал, что его понимают и разделяют его горе.

— Барбара… — Томас произнес ее имя так, словно она была его последней надеждой в этом мире.

Барбара поцеловала его в лоб и ласково погладила по щеке.

— Ты не один, — прошептала она. — Я с тобой.

И ему действительно стало легче. Он обрел именно то успокоение, которое способна дать любящая женщина измученному страданиями близкому ей человеку.

Томас поднял голову, огляделся и еще раз произнес ее имя. Теперь в его голосе, нарушившем тишину кухни, звучали иные интонации.

— Барбара, — повторял он снова и снова, словно впервые в жизни услышал это имя и словно вдруг увидел мир совершенно другими глазами. — Барбара…

— Я здесь, — отозвалась она, расстегивая пуговицу на его рубашке, потом другую.

Томас вздрогнул. И Барбара подумала, что сейчас он остановит ее. Но он нежно коснулся пальцев молодой женщины, пристально глядя ей в глаза, словно желая проникнуть в самые тайные ее помыслы.

И он увидел то, что хотел увидеть. Окрыленный Томас прильнул к ее губам — осторожно, словно спрашивая, хорошо ли Барбаре с ним. Нравится ли ей это.

Да, да, да! Говорили губы молодой женщины, ее язык, руки, все тело. Поцелуй Томаса стал настойчивее, жаднее, и, чтобы утолить его голод, она откинулась на подушки.

— Я хочу гладить тебя, хочу сорвать с тебя одежду, — исступленно прошептал Томас.

В ответ Барбара начала расстегивать запонки на манжетах его рубашки. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем его руки вновь стали свободными и он смог гладить шею и плечи молодой женщины.

И снова в его глазах возник немой вопрос: хочется ли ей большего? В ответ Барбара порывисто расстегнула и сняла с себя черный кружевной лифчик.

— Шелк, — прошептал Томас, проводя дрожащей рукой по груди Барбары. — Чистый шелк. — Затем его губы повторили путь, который только что проделала рука.

Каждое прикосновение, каждый поцелуй достигал цели. Тепло его губ, страсть во взгляде, интимная близость тела возбуждали Барбару, рождая в ней почти болезненное желание принадлежать этому мужчине.

Она боялась даже дышать, чтобы ненароком не спугнуть волшебство момента. Но невольно застонала, когда рука мужчины коснулась самых интимных ее мест.

— Да, — ответила она на последний незаданный вопрос, притягивая Томаса к себе. — Да, я хочу гладить тебя. Я хочу сорвать с тебя одежду…

Медленно и нежно они предались обоюдным ласкам, стараясь угадать и удовлетворить желания друг друга. Они купались в радости, поднимаясь все выше и выше к вершине наслаждения, пока жаркий всплеск эмоций не заставил их позабыть обо всем на свете…

И все было бы прекрасно, если бы в момент кульминации имя, сорвавшееся с губ Томаса, было бы именем Барбары.

Некоторое время он лежал неподвижно, затем, понимая, что должен как-то исправить положение, начал:

— Барбара… я хотел… я думал…

Он и сам не знал, что думал. Томас сжимал Барбару в своих объятиях, занимался с ней любовью с такой страстью, на которую, как ему казалось, он уже больше не способен. Она была женщиной, которую он хотел. Только ее и никакую другую!

И все же Марта по-прежнему незримо присутствовала рядом. Это был дом, который она получила в качестве свадебного подарка. На полу кухни валялись ее фотографии.

— Все в порядке, Том. Я тебя понимаю, — прошептала Барбара.

— Ты понимаешь? А я — нет.

Единственное, что Томас понимал совершенно отчетливо, — это то, что он сильно обидел молодую женщину. Ничего не было в порядке, наоборот, хуже ситуацию и представить невозможно.

Томас попытался обнять Барбару, чтобы заслужить прощения. Но она выскользнула из его рук, быстро встала и стала собирать свою одежду, разбросанную среди свадебных фотографий.

— Тебе был нужен кто-то, Том, — бесстрастно сказала она. — Я оказалась рядом. И нечего делать из мухи слона. Будь добр, вызови мне такси, пока я принимаю душ.

— Я отвезу тебя, — заявил он.

Томас не мог позволить ей уйти просто так. То, что произошло сейчас между ними, имело для него огромное значение.

Он испугался, что Барбара откажется. Но она согласно кивнула, решив, что так будет гораздо проще для обоих, нежели ожидать прибытия такси в тягостном молчании.

Пока Томас медленно поднимал с пола и надевал рубашку, она невольно отметила мертвенную бледность его лица. Она никогда даже не подозревала, что человек может так побледнеть. Он явно страдал из-за того, что предал память своей жены. И винил себя за то, что так не вовремя с его губ сорвалось имя Марты.

Барбара думала, что сможет решить все проблемы Томаса, а на самом деле только усугубила их. Взяв под мышку свою одежду, она хотела собрать с пола фотографии.

— Оставь. — Томас мягко удержал ее за руку, и на мгновение ей показалось, что он обнимет ее. — Я уберу их потом.

Томас медлил, и Барбара, воспользовавшись этим, бросилась в ванную.

Когда она вернулась, он стоял посреди кухни в джинсах, в теплом свитере и с ключами от машины в руке.

— Ты не сможешь отвезти меня, потому что выпил, — мягко заметила Барбара.

— Я сделал всего глоток. — Томас немного помедлил и добавил: — И потом, ничто не помешает мне выполнить мои обещания.

— Перестань, ты выглядишь очень усталым… ты же еще готовил омлет, — заставила себя улыбнуться Барбара.

Было очевидно, что Томас все еще любит свою жену, и Барбара не сможет заменить ее.

Она хотела помочь ему, не думая о себе. Во всяком случае, стремилась к этому. Но самопожертвование — опасная вещь. Ведь им предстояло почти месяц работать вместе.

— Ты будешь завтра в торговом доме? — официально вежливо спросила она.

— «Ровенталь и Стивенсон» — моя основная забота на данном этапе, если только ты не передашь все дела Лиз. — Вопреки ожиданиям Барбары, Томас не стал искать повода отказаться от встречи с ней.

— Вряд ли, — сухо ответила она. Тон их разговора становился все более деловым. Каким он и должен был быть. Сладкий туман возбуждения постепенно рассеивался. — Ведь ты должен контролировать меня, — с наигранной бодростью продолжала Барбара, — поэтому все пойдет, как договаривались.

— И ты приехала сюда, чтобы сказать мне это?

— Нет. Впервые в жизни ты оказался прав: я испугалась, что ты топишь свою печаль в вине.

— И ты бросилась, чтобы спасти меня или помочь утонуть?

— Догадайся сам.

— Запомни на будущее, Барбара… — Постепенно их взаимоотношения возвращались в прежнее русло, словно недавно между ними не произошло нечто, чуть было не перевернувшее их привычный мир с ног на голову. — Мне будет трудно сказать это еще раз. Я понял две вещи: во-первых, горе нельзя утопить в вине…

— А во-вторых?

— Вы поймете это через некоторое время.

— По-моему, я уже поняла.

— Я сказал это, дабы удостовериться, что прав. — Томас одарил собеседницу одной из своих многозначительных иронических улыбок, которые ему так хорошо удавались.

— Ты очень цельный человек. — Барбара погладила его по щеке там, где недавно вытирала слезы. Впервые в жизни она видела, чтобы мужчина плакал. Ей казалось, что сильная половина человечества не способна на такие эмоции. Для нее это стало открытием. — С тобой все будет в порядке?

— А если скажу, что нет, — пожал плечами Томас, — ты останешься?

— Такое бывает лишь однажды, Том. — Она долго колебалась, прежде чем продолжить: — Непредсказуемый эмоциональный порыв… Любое повторение уже будет содержать в себе элемент фальши, может быть, даже циничного желания с моей стороны повлиять на твое решение.

Барбара давала Томасу возможность переложить вину за случившееся на ее плечи.

— Никогда не поверю, что в тебе есть хоть капля цинизма, — напрочь отверг он благородную попытку собеседницы пожертвовать собой.

Если Барбара еще не потеряла голову от этого мужчины, то сейчас было самое время так поступить. Но влюбиться в своего врага означало полностью проиграть. На карту было поставлено слишком многое. А плакать потом будет слишком поздно.

— А ты? Ты циничен? — спросила она, хотя прекрасно знала ответ.

Циничный человек не переживал бы так сильно из-за того, что в момент наивысшего наслаждения назвал имя другой женщины, а не той, с которой находился. И вообще, не переживал бы, что оказался с женщиной, тогда как его любимая жена умерла.

Томас оставил ее вопрос без ответа. Может быть, поэтому он и включил радио в «шевроле», когда вез Барбару по пустынным ночным улицам Бостона. Музыка позволяла не поддерживать разговор.

Едва машина затормозила у ее дома, Барбара поспешно вышла, не дожидаясь, пока Томас поможет ей. Но он все-таки проводил ее до двери и подождал, пока она откроет замок, мягко придерживая за плечо, чтобы Барбара не ускользнула, захлопнув дверь перед его носом.

— Знаешь… — начал он и не смог подобрать нужных слов.

— Не надо. Пожалуйста, не извиняйся. Ты любишь Марту и не можешь смириться с ее смертью. — Он повернулся, чтобы уйти, но тут уже Барбара удержала его. — Том, возможно, тебе неприятно это слышать, — она решила быть откровенной до конца, — но наилучшей памятью о Марте станет то, что ты будешь жить своей жизнью. Она точно не захотела бы, чтобы ты постоянно пребывал в тоске. На ее месте… — Барбара запнулась, подумав, что никогда не окажется на месте этой женщины. — Если она любила тебя…

— Тогда что?

— Если она любила тебя так же сильно, как ты любишь ее…

Томас жестом прервал ее. Он не хотел больше разговаривать на эту тему.

— Для девочки, которую мать променяла на кругленькую сумму денег и чей отец считает, что чековая книжка может дать ответ на все вопросы, ты, кажется, чертовски много знаешь о любви.

— Все это старо как мир, — вздрогнув, ответила Барбара. Неудивительно, что Томас не хочет слушать ее пустую болтовню.

— Для меня это ново, — задумчиво произнес он, потом спросил: — Когда ты видела мать в последний раз?

Барбара в немом удивлении приподняла брови.

— А, понятно. Я не должен совать нос не в свои дела. Но если хочешь знать мое мнение, Барбара…

— Нет, не хочу!

— Твоя мать много потеряла.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Барбара проглотила подступивший к горлу комок. Ее мать очень быстро утешилась, родив других детей, таких прелестных, красивых!

— Что касается твоего отца, то у него проблемы с самолюбием. Он знает цену всему и не ценит ничего. Красивые женщины, дочери… Он просто владеет ими, но так и не научился любить их.

— Он любит Лиз. — Слова сорвались с ее губ, прежде чем Барбара успела что-либо сообразить, потому что они давно и прочно сидели в подсознании. Оказалось, что, вороша чьи-то тяжелые воспоминания, можно выпустить из бутылки и собственных демонов. — Пожалуйста, забудь, что я сейчас сказала. Он любит нас всех.

— У понятия «любит» множество разных оттенков. Оно включает в себя гораздо большее, чем простую сентиментальную привязанность. Если бы твой отец взял на себя труд узнать тебя получше, установить с тобой доверительные взаимоотношения, то он никогда бы не подарил тебе машину на семнадцатилетие.

— Ты не знаешь, о чем говоришь!

— Разве? Почему же тогда ты отдала ее кому-то другому? Это был вовсе не жест альтруиста, а немного детское желание поступить назло отцу.

— Ты…

Томас закрыл ей ладонью рот, не давая возразить.

— Если бы он действительно любил Лиз, то не поставил бы ее в положение, в котором она находится сейчас. Подумай об этом. — Немного поколебавшись, Томас наклонился и поцеловал Барбару в щеку. — Увидимся завтра.

— Наверное.

Она закрыла дверь, заперла ее на два замка и задвинула щеколду. Прислонившись к стене, прижала руку к бешено бьющемуся сердцу. Барбара раз за разом повторяла в уме сказанное Томасом. Все говорило о том, что он думает о ней, переживает за нее.

Испугавшись, что может зайти в своих фантазиях слишком далеко, Барбара тряхнула головой и решительно направилась в ванную, чтобы холодным душем привести себя в чувство. Она без конца твердила себе, что никогда не полюбит такого человека, как Томас Челси. Никогда!

Он довольно долго сидел в кухне, не зажигая света. На полу вокруг него были разбросаны осколки его прежней жизни. Он думал о Барбаре Ровенталь. О том, как эта молодая женщина с легкостью сломала стену, которую он возвел, дабы оградить себя от возможности увлечься кем-либо. Он вспоминал, как держал Барбару в объятиях, целовал ее, занимался с ней любовью прямо здесь, на диване Марты.

Впрочем, этот диван больше не принадлежал Марте. Эта женщина умерла четыре года назад. И он тоже был мертв все это время… Пока Барбара Ровенталь, такая умная и обворожительная, с улыбкой, способной осветить дорогу даже темной ночью, не пролила кофе ему на ботинки.

Едва она попалась ему на глаза, Томас не мог не думать о ней. У него была масса возможностей пройти мимо. Не было никакой необходимости проводить с ней столько времени. Одному Богу известно, сколько раз Барбара пыталась прогнать его. Однако он оставался, даже в ущерб своим делам.

Томас начал собирать фотографии, поднимая их одну за другой и подолгу разглядывая, прежде чем убрать в конверт. Он уже знал, что никогда не забудет Марту. Она навсегда останется в его сердце. Барбара права: Марта любила его, своего мужа. И если бы мог, он с радостью поменялся бы с ней местами. Если он умер, то его жена испытывала бы сейчас то же самое.

Это и есть настоящая любовь.

Но никто не в силах изменить того, что произошло. Как бы Томас ни страдал, какое бы чувство вины ни испытывал, все равно это не вернет его жену. И сегодня вечером, глядя на свадебные фотографии, он наконец осознал это. То, что Барбара прекрасно поняла это и нашла самые правильные в данной ситуации слова, чтобы убедить его, задело Томаса. Но только потому, что она была абсолютно права. Продолжать жить дальше — вот чего хотела бы от него Марта.

Сегодня вечером он выкрикнул ее имя, сжимая в объятиях другую женщину, но это не было попыткой обмануть самого себя, представить, что с ним Марта. Это было прощанием. Только Томас не сразу понял этого.

Барбара освободила его из им самим построенной тюрьмы. А он, сам того не желая, обидел эту прекрасную молодую женщину. Наверное, заслужить прощение будет очень трудно. Как показать ей, что ценишь ее, заботишься о ней? Томас открыл папку с досье на Барбару, переданную ему Чарлзом, и начал просматривать материалы, ища что-нибудь, что могло бы натолкнуть его на мысль.

— Ты одна? Без неподкупного наблюдателя? — Барбара подняла голову и увидела Лиз, переступающую порог ее кабинета. — Ты выглядишь ужасно, Баб. Вы, что веселились всю ночь напролет?

— Что ты! Я уехала сразу же после показа мод.

— Я слышала, что Томас Челси уехал еще раньше. — В голосе сестры слышалось явно желание узнать, не вместе ли молодые люди провели ночь.

— Что ты говоришь! — удивилась Барбара. — Ты слышала? Вот не думала, что Соня сообщает тебе все последние сплетни.

— Она не шпионит за тобой, не подумай. Это вышло случайно. Но поскольку ты не считаешь нужным держать меня в курсе, то…

— Рассказывать-то нечего. Я вчера вымоталась до предела. Как Томас провел ночь, мне неизвестно. Где была ты, между прочим, я тоже не знаю. Сегодня мы передаем оборудование для детского отделения больнице. Ты не забыла?

— Я уже еду туда. Хочешь, подвезу?

— Нет. Все и так уже организовано. Соня вполне обойдется без меня. — Барбара взяла со стола сумочку. — Жди меня к обеду, а сейчас мне надо идти.

— Хорошо, сестричка. — Лиз пересекла кабинет и указала на телефон, стоящий на письменном столе. — Только не забывай периодически мне звонить.

— Что-нибудь слышно от отца? — спросила Барбара, поняв, что ее сестра не придает особого значения услышанным сплетням. Проблемы с торговым домом были для нее важнее.

— Он не отвечает на звонки.

— Значит, мы остались одни.

Барбара подумала, что Томас оказался прав. Их отец отправился отдохнуть на довольно продолжительный период времени, предоставив дочерям самим разбираться со Стивенсонами, пока он будет пить коктейли и флиртовать с хорошенькими женщинами.

— Мужчины, кому они нужны? — усмехнулась Лиз. — Кстати, Соня сказала мне, что вы с Томасом Челси без конца пикируетесь. Может быть, в данном случае стоит забыть о самолюбии и подумать о торговом доме. Если тебе удастся соблазнить этого господина, то это сильно его скомпрометирует.

— Соня не соображает, что говорит! — выпалила Барбара, чувствуя, как краска стыда заливает ей лицо.

— Неужели? А ты так хорошо о ней отзывалась, когда просила меня повысить ей зарплату. Разве ты вчера не обедала с мистером Челси?

— Д-да… мы пообедали. — Барбаре не сразу удалось совладать с собой. — Чизбургер, жареная картошка и диетическая кола в непрезентабельной забегаловке.

— Ясно. Тогда план с обольщением я приберегу для Джанис. Ей как раз нужно немного набрать веса в нашем предприятии.

— Счастливица Джанис, — сухо произнесла Барбара. — А как ты сама — рассчитываешь поставить на колени Чарлза Стивенсона?

— Я ворошу их грязное белье и уже кое-что откопала.

— Будь осторожна. Они тоже следят за нами чуть не с рождения.

Барбара знала, что говорит. В ее сумке лежал конверт, который она нашла на коврике у себя под дверью сегодня утром. Внутри оказалась вырезка из журнала со статьей о ее матери и небольшая записка, сделанная рукой Томаса: «Каждый мнит себя стратегом, наблюдая бои со стороны. Попроси ее рассказать свою историю».

Она тут же набрала номер телефона своей матери. Но затем поступила так, как поступала в детстве: ждала, пока на том конце провода заговорят первыми. Но мать сама никогда не подходила к телефону. Всегда это был кто-нибудь другой — либо няня, либо экономка.

Барбара вышла из такси перед красивым городским особняком. На минуту остановилась и глубоко вздохнула, чтобы унять бешеное сердцебиение. Потом решительно прошла по дорожке и постучала в парадную дверь.

Ей открыла высокая сухопарая молодая женщина.

— Кто это, Луиза? — тут же раздался голос из глубины дома.

— Я Барбара Ровенталь, — сказала экономке молодая женщина и протянула вырезку из журнала. — Пожалуйста, передайте это леди Спилз и спросите, не будет ли она любезна принять меня.

— Луиза, почему ты не отвечаешь?

В конце коридора появилась мать Барбары. Несмотря на возраст и на то что она родила троих детей, эта женщина по-прежнему была ослепительно красива. И всегда будет такой. На первый взгляд миссис Спилз выглядела так же, как и на старых фотографиях, которые, будучи ребенком, Барбара вырезала из журналов и прятала в обувной коробке на дне гардероба, чтобы никто их там не нашел.

Когда она подросла, то поняла, что ее романтические фантазии относительно ухода матери не имеют ничего общего с действительностью. Она перестала звонить, больше не надеясь услышать родной голос и обещание скоро навестить ее. Перестала собирать фотографии. И устроила погребальный костер из содержимого обувной коробки. Жизнь продолжалась.

Но Томас уверил ее, что у этой истории есть и другая сторона.

Глаза матери сужались по мере того, как она узнавала неожиданную гостью.

— Это Барбара Ровенталь, — повторила экономка, обращаясь к хозяйке дома.

— Барбара? — Знакомый голос звучал мягко. — Это действительно ты?

— Кое-кто — мой друг — прислал мне вырезку. — Барбара старалась сдерживать эмоции. — И мне бы хотелось знать, правда ли то, что ты сказала. О своих ошибках. О том, что жалеешь…

— О, моя дорогая девочка! — Миссис Спилз не стала ждать, пока Барбара закончит говорить, и схватила ее за руки. — Я почти перестала надеяться. Думала, ты уже никогда не придешь.