Интурист в России

Глава первая

— Нет, это не Россия, — сказал Дик Кожаный Мокасин, натуральный прирожденный индеец, он же самый старший из группы канадцев, перелетевших через океан и тысячи километры суши специально, чтобы понять эту огромную и холодную страну.

За последние 12 дней он помолодел лет на 10, и не только внешне. Он — ожил. Он ощущал себя сильным и совершенно здоровым. Он не чувствовал боли не только в подреберье — он не чувствовал боли нигде. Он дышал полной грудью, пятна на коже исчезли, и суставы перестали отзываться скрипом накануне смены погоды. Его ноги снова были способны пройти десяток километров без отдыха, а спина пронести, если понадобиться, 50 фунтов поклажи без остановки.

Конечно, ощущения эти запросто могли оказаться самообманом, последним всплеском жизненной энергии перед тем, как болезнь снова проявит себя, только уже во всей красе и окончательно добьет. Но даже если это и так? Старый Дик хотел увидеть страну, которую ненавидят ингизы, и он теперь на нее посмотрит во что бы то ни стало. Увидит ее такой, какая она есть, даже если ему снова придется переступить через некие запреты, и отдать за возможность почувствовать себя свободным все до единого оставшиеся ему дни жизни.

Он вспомнил их первый день прилета, поездку от аэропорта и первый спуск в Московское метро. Метро его потрясло — особенно станция, где им нужно было выходить, чтобы пройти на вокзал, откуда отправлялись поезда дальнего следования. Они очутились в истинном дворце, и после того поразить их в России не могло уже ничего. По крайней мере его, Дика.

Ведь больше всего его ошеломили не колонны, отделанные разноцветным мрамором, отделявшие перроны от центрального прохода, не резная лепнина поверх них, обрамляющая золоченые барельефы, и не великолепнейшие мозаики на потолке, изображавшие сцены из жизни страны — нет.

Больше всего Дика потрясло, что вся эта красота предназначалось для бытового пользования самого обычного, разношерстного народа, с разным материальным достатком — от старушек с ручными сумками-тележками до одетых в брендовую одежду людей с модными рюкзачками или вовсе с пустыми руками, если не считать за поклажу какой-нибудь смартфон.

Определить, кто там был иностранец, кто приезжий, а кто местный или студент было возможно только по разговору, да и то не всегда. Но семья, которая пригласила канадцев к себе в гости, в любом случае была не из бедняков или простонародья — и по воспитанию, и по доходам они принадлежали к среднему классу.

Кстати, они этого и не скрывали — глава семьи по имени Матвей был сельским бизнесменом, жена его Любаня — учительницей, а из двоих детей-двенадцатилеток, бывших при них, мальчик приходился им сыном, а девочка племянницей. Звали ребятишек Трувор и Олюшка. Были они ровесниками младшего из канадцев, Джо, и все трое держались вместе дружной кучкой.

И это было хорошо, потому как толпа была такая, что люди буквально дышали друг другу в затылок. Странно, но никто не возмущался и, вроде бы, даже не нервничал — все целеустремленно двигались каждый в свою сторону: либо к платформам, либо вперед.

В центре зала находился спуск вниз — к переходу еще куда-то, но русское семейство повело своих гостей мимо, в правый боковой тоннель к эскалатору. Эскалатор повез их наверх, и вез долго. Но соскучиться Дик не успел, хотя бы потому, что пока он дисциплинированно стоял справа на одной из ступеней эскалатора, опираясь рукой на ручку чемодана, мимо него то и дело шмыгали нетерпеливые пассажиры, которым на эскалаторе не стоялось.

Это выглядело очень странно, ведь экономия вряд ли могла составить более полминуты, и Дик задумчиво провожал глазами каждого такого торопыгу, пока не подумал:

Наверное, это те, кто опаздывает, — и успокоился. Потому как для него лично причин для волнения не было: впереди него стояла Олюшка, а сзади оба старших внучатых племянника: Артур и Киан, Дейзи, их мать и Мигель, ее муж.

Поднявшись на верхнюю площадку эскалатора, все они собрались вместе и оперативно просочились через стойки, контролировавшие проход пассажиров на выход, на привокзальную площадь. Любоваться интерьером там было некогда: все спешили, словно при эвакуации на пожаре.

Зато выйдя на открытое пространство между двумя огромными рядом расположенными вокзалами, можно было чуток постоять и оглянуться. Чтобы сориентировавшись и уже не слишком торопясь, повернуть налево, к вокзалу под названием Ленинградский, поискать там кассы дальнего следования и выкупить билеты на поезд, отправлявшийся на Псков.

— Можно было приобрести билеты через Интернет, но папа любит все делать по старинке, на бумаге, — пояснил Трувор Джо.

Это было сказано хоть и с ужасным акцентом, но по-английски, и индеец понял, хотя и не поверил, будто можно купить проездные документы с помощью обычного смартфона через какой-то сайт. Он бы тоже действовал только через кассу: так было надежнее.

Все происходившее вокруг в тот первый день прилета память Дика цепко фиксировала, не включая в этот процесс рассудок, автоматически. В поезде ему повезло с попутчиком — тот немного владел английским языком, и хорошо знал тот город, куда они ехали. Рассказывал он вроде о простых вещах, но выходило занимательно. И Канадой интересовался, а перед тем как выйти, предложил обменяться куртками — его была совсем новой, зато у Дика — фирмà, и в этом была ее ценность для жителей России.

Джек тоже был доволен обменом — его шкура была дешевым самопалом из сыромятной кожи, и улегшись после этого на свою полку, он сразу же заснул. Мерное покачивание вагона его мягко укачало — и в Псков он приехал свежим, бодрым и вновь готовым осматривать достопримечательности. Он даже пожалел, что ничего такого их хозяева своим гостям не предложили, а вместо этого сразу отправились на автовокзал и рванули в свой Городок. Впрочем, это было вполне понятно — русским не терпелось очутиться, наконец, дома.

Кстати, в Городке этом, старинном населенном пункте, отмеченном в летописи как место пребывания одного из первых летописных князей, их уже поджидал голубой микроавтобус местной марки и местный же легковой автомобиль цвета золотой металлик. На водительских местах обоих средств передвижения сидели женщины.

Олюшка немедленно рванула к золотистому авто, не обращая внимания на рюкзак, болтавшийся на спине и чемодан, который хотя и был на колесиках, однако едва не потерял их в процессе прыжков по неровностям и выбоинам давно потерявшего первозданный вид асфальта.

И не успел Дик понять, к чему была такая резвость, как обе передние дверцы автомобиля открылись, и навстречу Олюшке ринулись две фигуры: побольше и поменьше — Олюшку встречали мать и сестренка. Дика удивил контраст: если девочка, побежавшая к Олюшке была темноволоса, узкоглаза и круглолица, что выдавало примесь монголоидной расы, то внешность женщины была безусловно европейской.

И она была безупречно красива — молва о красоте русских женщин подтверждалась. Впрочем, он это успел заметить еще в Москве.

Однако долго разглядывать Олюшкину мать Дику не довелось: их компания в количестве оставшихся девяти человек уже приблизилась в микроавтобусу с целью туда погрузиться вместе с багажом, то есть тремя рюкзаками и восемью чемоданами. Женщина за рулем молча подождала, пока они упакуются и разместятся, так же молча закрыла дверь, и они поехали.

И да: в отличие от Канадских населенных пунктов в русском Городке повсюду вдоль улиц росли деревья, под которыми зеленела трава либо были расположены клумбы. Лесопосадки вдоль шоссе уже не удивляли — они были почти такими же, как те, к которым Дик привык при поездках на природу — лишь куртины трав пестрели другими цветами, местными.

Деревня, в которую они приехали, точнее, село, как его называл глава русского семейства Матвей, тоже являла собой покрытое зеленью пространство, но необычным было не это. Удивление вызывала бродившая по улицам живность, начиная от кошек и собак, и заканчивая козой с козлятами и парой поросят. Промежуток занимали куры, и не только белые — были и рыжие, и пеструшки. И петухи с роскошными хвостами смотрелись сквозь сетку-рабицу палисадников или даже рядом с ними естественней некуда.

Единственный диссонанс в эту идиллию вносило какое-то промышленное сооружение за бетонным забором про въезде в деревню и линия двухэтажных домов между промзоной и остальными домами — там никакой живности не бродило, лишь выделялись две полоски зеленых насаждений: одна между этими двухэтажными строениями и бетонным забором, а другая — вдоль неширокой дороги, убегавшей куда-то внутрь территории перпендикулярно шоссейке.

— Это общежития для рабочих, — пояснил Матвей, кивнув на двухэтажные дома. — Хостелы по-вашему.

Он повернул свою голову к Мигелю, и тот ответил:

— Я думал, что в вашей деревне все делают местные жители.

— Почти. Вот только прежде чем возвращать в село молодежь, надо было приготовить, чем ее занять, то есть возвести эту фабрику. А для этого довелось приглашать строительные бригады со стороны. Сейчас один из хостелов превращен в малосемейку.

— Которую потом придется переделать в полноценные квартиры, если вы хотите удержать специалистов, — сказала Дейзи.

Микроавтобус в это время уже колесил дальше. Что не помешало Матвею сказать:

— Нет нужды. Почти весь наш технический персонал состоит из старожилов. Наши деревенские — ребята головастые, и закончить нужное учебное заведение по нужной специальности для тех, кто к этому стремился, труда не составило.

— Они отучились за госсчет?

— Нет, за счет фирмы по договору отработки потраченных на их обучение сумм… А вот и наша центральная площадь. Здесь сельсовет, там же почта и опорный пункт. А этот теремок — клуб, он же библиотека и кинозал.

— Ясно, — подал голос Артур. — А где стадион?

— До стадиона мы еще не доросли, а спортплощадка находится при школе. Вот кстати, и она.

Увидев то, что хозяева назвали школой, младшая поросль Дикового семейного древа насмешливо переглянулись: уж слишком непрезентабельно выглядело здание, на которое кивнул русский бизнесмен. По облезлости это строение больше напоминало руину, чем обитаемый дом, пусть даже и общественный.

Впрочем, стена к стене рядом с руиной возводилось нечто двухэтажное и более солидное, из серо-желтых блоков. С виду тяжелых, однако подъемного крана поблизости заметно не было: все переносилось руками либо поднималось с помощью простейших приспособлений.

— А вот это наш медпункт…

Особняк, куда микроавтобус привез гостей и хозяев, находился за селом, и сразу за ним располагалась небольшая животноводческая ферма. Там были и другие хозпостройки, но какие именно, было не видно из-за деревьев, окружавших особняк. Деревья были совсем юные, и по крайней мере четыре из них по разным углам двора не были плодовыми: Дик опознал клен, дуб, липу и черемуху.

Участок земли, на котором стоял особняк, был огорожен сеткой-рабицей, и был он по величине примерно таким же, что и участки других жителей этого села: около 0,5 акра. И точно также позади дома он был занят под огород и сад. Но двор отличался — все дорожки были замощены, и проезд к гаражу тоже. Рассчитанный на две машины, этот гараж примыкал к дому. Сейчас он был пуст, и микроавтобус въехал туда свободно.

В особняке их уже ждали. Матвей с женой и их сын разулись и переобулись в тапочки. То же самое они предложили сделать и своим канадским гостям — тапочек в прихожей оказался целый стеллаж, разного вида и фасона: от летних пластиковых до теплых, из искусственного меха. Впрочем, Трувор предпочел обойтись вообще без них, как и остальные хозяйские дети. Всего их было пятеро, и младшие дружно высыпали в коридор встречать родителей и брата.

Что еще в тот день удивило индейца, так это отсутствие кондиционеров. Для большого особняка с роскошной обстановкой, паркетными полами, четырьмя санузлами, крытым балконом и мансардой в роли третьего этажа это было непонятно.

— Чтобы не было сильного контраста между уличным воздухом и домашним, — объяснила пожилая женщина, которую индеец принял было за няньку или домработницу, но та оказалась матерью бизнесвумен Любани. — Был у них кондиционер в старом доме, постоянно дети простуживались. Да и жужжал он.

— Угу, жужжал, — подтвердил Трувор. — Классно было!

— У нас в доме все равно прохладнее, чем на улице, — возразила брату старшая из девочек, Дуняша. Имя ее почему-то запомнилось индейцу с первого раза: было что-то в девочке искреннее и деловитое, что привлекало. — Правда, мам?

Любаня кивнула.

— Конечно, правда! — послышался голос из прихожей, и в гостиную вошла та женщина, которая сидела за рулем микроавтобуса. — Меня зовут Александра Марковна. Дети могут называть меня тетя Олеся. Я здешняя докторица, нашу больничку вы видели, когда проезжали мимо. Она небольшая, всего на три палаты, зато там имеется приемный покой и аптека.

Старый Дик напрягся. Женщина, которая все это говорила, меньше всего походила на врача со стажем и тем более на знахарку. Она была относительно молода, красива и одета по-современному, даже модно. Вместо длинной юбки на ней были брюки из какой-то дорогой натуральной ткани, светлые волосы, начавшие темнеть, были заплетены в две косы и уложены короной на голове, и в них не было ни единого седого волоса.

— Приходите завтра на обследование, — продолжила она, повернув голову к нему. — Впрочем, если вам нравится спать, в одиночестве, вы можете расположиться в одной из палат нашего медпункта хоть сегодня — они сейчас пустуют.

— Разве у вас в селе никто не болеет? — спросил Мигель.

— Болеют. Но все предпочитают лежать дома, а не в стационаре. Никто не хочет считать себя инвалидом.

— Боятся, — пояснила Любина мать.

Олеся усмехнулась.

— В общем, для того, кто не очень пуглив, у меня найдется койко-места.

— А можно мне ночевать с дедушкой? — спросил Джо. — Чтобы ему не скучно было одному?

— Можно. Только приходите не позже девяти вечера, и сначала со мной созвонитесь. Трувор вас проводит. А мне пора. Извини, Матвей, но мои пациенты меня уже заждались.

И она вышла. Спустя пяток минут из ворот особняка выкатил скутер и помчался вдоль по деревенской улице.

Дик в медпункт не заторопился — обследование предполагало длительный процесс, и если доктор говорит, что это не к спеху, то возмущаться было себе дороже. Тем более что сейчас предполагался семейно-гостевой обед из вкусных местных блюд. Трапеза была шумной — все торопились обменяться свежими новостями. Канадцев никто не развлекал, но и не мешал им переговариваться между собой.

После трапезы гостям были показаны две их комнаты на мансарде, роздано постельное белье и предложено отдохнуть с дороги, если кто-то устал. В каждой комнате был шкаф для личных вещей, небольшой телевизор и множество розеток для подзарядки телефонов и прочих дивайсов.

Стационарный телефон также имелся, об этом было специально предупреждено, по нему можно было выйти на межгород и даже заказать связь с зарубежьем, если возникнет необходимость. Находился он в вестибюле. Что же касается стационарного компьютера, то был и такой, даже целых три: один в кабинете у хозяина особняка, то есть Матвея, другой — у матери его супруги, и третий в комнате для занятий. Все три компьютера были старых моделей, то есть с дисководами, и система там была установлена ХР.

— Ой какая древность! — насмешливо процедил сквозь зубы второй из Диковых внуков, шестнадцатилетний Киан.

— Зато эта древность меньше зависит от Интернета, — отпарировала Дуняша. — Все программы там автономные, и можно спокойно работать, не боясь санкций от ваших боссов из Windows.

Не надо думать, будто каждое ее слово Дик понял, но Интернет, автономные программы и санкции помогли проникнуть в смысл высказывания без особого напряжения. Он с интересом окинул взором две карты на стенах: одну — России, а вторую мира, огромный глобус в углу, стеллаж с учебниками и полку для детских поделок.

Стол для занятий был под подоконником: длинным, во всю стену, и пара дополнительных складных столиков висели понизу карты России. Табуретки для них были с противоположной стороны. Ну и имелся закрытый шкаф: как и положено, с дверцами и отделениями.

Глава вторая

Заглянув в комнату, предназначенную для его внуков, старик отправился во двор, посидеть на деревянной лавочке напротив одной из клумб. Клумба была явно сделана в этом сезоне: три куста роз высотой по колено хотя и были покрыты листьями, но еще ни разу не цвели, а посеянная вокруг трава также не блистала ростом или мощью. И скамейка была новой: дерево под лаком сохраняло свою первозданность и недавнее пребывание в столярке.

Да, все здесь говорило, что особняк был возведен совсем недавно. Он был молод так же, как и его обитатели. Но Дик был стар, и присев на лавочку, он скоро незаметно для себя задремал, очнувшись только тогда, когда заскрипели ворота, впуская во двор еще одну машину.

В машине приехали двое. Заметив индейца, сидящего на скамейке, они оба выбрались наружу и подошли к нему. Один из них оказался Русланом — тем самым врачом, в чудесных возможностях которого индеец сильно сомневался. Но выбора у него, по сути, не было, и поневоле пришлось радоваться, что хотя бы не забыли, сообщили, и доктор приехал. Второй из подошедших, постарше, был полицейским чином, если судить по выправке.

— Никита, — поздоровался полицейский чин, протянув руку для пожатия. — Наслышан, наслышан. Вы — родственник моего друга Мигеля. Ну, как вам у нас? Двор еще не обустроен, зелени маловато. Но завтра с утреца мы поедем на рыбалку, там надышитесь в полную волю. Так что готовьтесь: ложитесь пораньше.

— Не пугай моего пациента, дядь Никит, — укоризненно произнес Руслан. — Может, человек больше по тротуару привык ходить, а вы его к земле и воде тянете, комаров кормить.

— Против комаров у меня средство имеется. Я о нем в Интернете недавно узнал, хочу испытать.

— А если не поможет?

— Тогда вернемся к испытанному способу: натрем руки-лица одеколоном Гвоздика.

Руслан только хмыкнул.

— Идемте наверх, я вас осмотрю, — обратился он к индейцу.

Полицейский чин, кивнув, вернулся к своей машине, чтобы загнать ее в гараж. Въезд в который, кстати, был уже открыт.

Осмотр занял не слишком много времени — где-то с полчаса. Руслан велел старому Дику раздеться, лечь на одну из кроватей в спальне для мальчишек (там стояли две двухъярусные, и это было немного странно, словно хозяева намеревались завести еще нескольких детей), и принялся его ощупывать. Осмотр его удовлетворил.

— Отлично! — произнес он. — намного лучше, чем я ожидал. Случай, действительно, интересный.

— Доктор, я буду жить? — спросил Дик.

— Будете, батенька, будете. Если ничего не помешает.

— А когда мне готовиться к операции?

— Ну… с операцией мы торопиться не станем. Пусть вас сначала обследует Олеся… то есть Александра Марковна, тогда посмотрим. А пока одевайтесь, завтра у нас по плану рыбалка. Будем оздоровляться нетрадиционными методами. Шутка.

Шутка или не шутка, но ночевать в больницу Дик в тот день не пошел — он остался в комнате, в которой расположились его внучатые племянники. Кстати, все четыре спальных места были взрослого размера, а в нижних ящиках нижних кроватей лежали в свернутом виде еще два комплекта спальных принадлежностей. Комната явно была гостевой.

Шкаф для одежды был наполовину заполнен, и это значило, что некоторые гости наезжали сюда часто. Одежда была хорошо поношенной и отнюдь не парадной. Размеры были детскими. И разными. Впрочем, свободных вешалок хватало. В боковом отделении были свободные полки, и четыре тумбочки возле кроватей как бы тоже намекали на возможность распаковать вещи и расположиться с удобством.

Утренняя рыбалка оказалась тем, чего индеец и ожидал: настоящей рыбалкой, когда пойманная рыба приносилась домой и там жарилась-парилась. Отправились они туда на джипе (на капоте его было написано Нива, но это между прочим), и только вчетвером, без детворы и женщин. Улов был поделен на четыре части, после чего Никита перегрузил свою и Русланову долю в легковушку, в которой они вдвоем сюда приехали, и растворился где-то в просторах за пределами села.

А Руслан остался. После завтрака он отвел Дика в медпункт, где они с Александрой Марковной провели полное исследование Дикового организма, начиная с забора крови и слюны и заканчивая множеством мудреных процедур. Из всех этих процедур индеец знал только рентген, и то лишь по названию.

Докторица не забыла отругать их обоих: и Руслана, и его за то, что пациент явился на обследование с полным желудком, задержала их до вечера, снова взяла анализы и провела некоторые виды обследований повторно. Весь день время от времени в медпункт приходили другие больные, и занимался ими Руслан. Возражений от такой замены Дик ни разу не уловил: очевидно, местные его хорошо знали.

— В общем, так: питаться строго в одно время, избегать слишком жирного и сладкого, — было резюме главы местной медицины. — И пока ты свободен. Впрочем, предложение ночевать здесь остается в силе. Руслан, ты свободен. Домой тебя отвезет Матвей, а мне, извини, некогда: надо проанализировать полученные результаты.

И побежали дни. Следующие два промелькнули как сон — детвора всей стаей ринулась в лес за дарами природы (как раз начался сезон черники), а взрослые осматривали село. Им все было любопытно: и сама ферма с десятью коровами (телята содержались от дойного стада отдельно), и конструкция птичника с автопоилкой, продукция которого предназначалась исключительно для собственного потребления, поэтому несушек было немного, и сарай для техники. Джип, кстати, стоял именно там, рядом с двумя тракторами, комбайном и сеноуборочным агрегатом.

Дейзи пришла в полный восторг от клуба и музея при фабрике, где был представлен весь ассортимент выпускаемой продукции. Дика тоже он впечатлил: особенно то, что эту продукцию можно было заказать, а кое-что и на складе было, готовое к продаже. Прочные ткани от грубой мешковины до тонкой почти шелковой, цветная пряжа и веревки от толстых канатов до тонких ниток вызывали зависть: расшивать такими мокасины было бы одно удовольствие. Да и шить тоже.

Цех стройматериалов, производимых из отходов, то есть из костры и очесов, хоть и был мал, но зато работал и приносил немалый доход, как пояснила Любаня, сопровождавшая гостей в их экскурсиях по селу.

— Наш костробетон пользуется большим спросом, так как он хорошо сохраняет тепло и позволяет возводить дома в кратчайшие сроки. Строительство внутри села у нас также ведется из материалов собственного производства, — произнесла она с гордостью. — Получается быстро и прочно.

— Мне не нравится, что у вас на фабрике почти везде ручной труд, — сказал Артур.

— Заметил? — Любаня улыбнулась. — Да, мы задействуем машины только там, где они выгоднее по сравнению с применением человеческой силы, или где требуются особые условия: высокое давление либо обработка паром. Выписывать полностью автоматические линии из-за границы очень дорого, и они себя не окупают. Мало того, что они стоят сумасшедших денег, так еще и требуют особого обслуживания.

— Особого?

— А разве ты не знал? Все ломается, рано или поздно, и где тогда доставать запчасти? Да у нас и нет такого количества сырья, на которое эти линии рассчитаны. Расшириться-то мы могли бы, но сбывать получаемую продукцию было бы негде.

— И еще полная занятость населения, — со вздохом проговорила Дейзи.

— Ага, — немедленно согласилась Любаня. — Все выращенное мы перерабатываем у себя. И уже есть договора на поставку продукции от нынешнего сезона.

Дик слушал, смотрел и по большинству помалкивал. Все, что показывала Любаня, было бы для него куда более интересно, если бы не отложенная на неопределенный срок операция. Докторица Александра Марковна его к себе в больничку больше не приглашала, Руслан не появлялся.

Было похоже, что он, Дик, все-таки смертник: то есть третья стадия рака перешла в четвертую, и ему просто об этом не говорят, скрывая приближение неотвратимой близкой могилы. Этим же вечером он решил побродить по окрестностям в одиночестве, расширив на этот раз территорию обзора. То есть самостоятельно узнать, что находится там, за околицей противоположной от фабрики стороны села.

О чем он и поведал своим хозяевам после обеда.

Те тревожно переглянулись.

— А ты не боишься заблудиться? — спросил Матвей. — У нас хоть и не Канада, но леса густые, и в них водятся не только олени.

— Волков и медведей я не боюсь, — отвечал Дик. — Летом они не нападают.

— Еще есть кабаны, — сказала Любаня. — Говорят, секачи очень опасны.

— К самкам с детенышами я не полезу. Да вы не беспокойтесь: в свое время я достаточно погулял по горам, и умею держать направление. В случае чего взберусь вон на тот холм и найду дорогу.

— Ох! — испуганно воскликнула теща Матвея, поняв по жестам гостя, куда тот решил отправиться.

На мгновение повисла тишина.

— О-ля-ля! — наконец, сказала Любаня. — Дорогой, объясни нашим гостям сам, почему не стоит шататься по нашим окрестностям без сопровождения.

— Но детей-то вы отпустили? — молвила удивленная Дейзи.

— Так они пошли в безопасное место, и с нашими. Туда, куда можно, куда все ходят. А не в болото или священную рощу.

— Священная роща? — спросил Мигель. — Помню, вы что-то говорили об этом. Но я не думал, что это было всерьез.

— Очень даже всерьез. Так вот, слушайте и запоминайте. — Матвей перешел на английский. — На холм — нельзя. Там обитают духи. Если их потревожить, они могут отомстить.

— За что мстить-то? — сказала Дейзи. — Мы же ничего не собираемся делать — просто зашли бы и посмотрели.

— Белые же люди заходят смотреть на наших идолов — и ничего не происходит, — усмехнулся Артур.

— А у нас происходит, — строго сказал Матвей. — Те, кто туда заходят без приглашения, уже не выходят обратно.

— Там что, газ какой-то ядовитый из земли выходит? — в голосе Мигеля просквозило любопытство.

— Хуже. Человек просто пропадает бесследно. Как будто его и не было.

— Как интересно! — это снова высказался Артур.

— Ничего интересного. Там раньше в языческие времена приносили в жертву людей.

— Откуда вы знаете?

— Здесь все про это знают. Наша семья живет с навью в мире, поэтому духи нас охраняют, по лесу не кружат, посевы не заплетают и эпидемии нас обходят стороной. Но и мы в ответ обязательства имеем: лес беречь, природу защищать и брать от нее только то, что она может нам дать.

— Сурово! — засмеялся Мигель.

— А как иначе-то? Если вы захотите поклониться священному камню, скажите Олесе. Она спросит духов, и если те согласятся, то она вас туда сводит.

Канадцы заулыбались, переглянулись и встали из-за стола в полной уверенности, что хозяева их разыгрывают. В существовании всякой потусторонней силы им поверить было трудно — в городской жизни среди бетона и асфальта ей не было места.

К тому же они были христианами, и хотя церковь не посещали, однако при случае сразу вспоминали, что предписывают священники делать с ворожеей, если та вдруг возникнет на их пути. А уж пойти поклониться языческому алтарю и вовсе было равносильно тому, как если бы им предложили восславить Сатану вместе со всем его нечистым сонмом.

Обитатели этого особняка на сатанистов похожи не были — в правом (красном) углу гостиной висел самый обычный традиционный для русских изб иконостас с рушником, то есть вышитым полотенцем и лампадкой, причем лампадка эта горела. В селе был храм, и теща хозяина дома явно была искренне верующей.

Что не мешало ей называть тетку своего зятя и его компаньоншу ведьмой и одновременно свободно с той общаться. При упоминании ее имени она не осеняла себя крестным знамением и не прятала от нее детей. Да и никто в селе от Александры Марковны не шарахался, не испытывал к ней ненависти и ни в чем не обвинял.

Кстати, и заговоров та не шептала, накладывая мазь на ожоги, или обрабатывая ушибы с порезами у детворы. В ассистентках у нее было две студентки-медички, работавшие через день и ведшие документацию, и кто-то из молодых парней исполнял роль санитаров. Эти менялись каждые сутки.

И на внешность Александра Марковна на ведьму не походила. Она не была ни скрюченной, ни уродливой, ни слишком старой, ни слишком юной — на вид ей было не больше 40 лет, и на фоне остальных деревенских женщин своего возраста докторица блистала, как и положено было блистать образованной интеллигентной особе. То есть она была ухожена, безупречно одета и красива. Хотя, возможно, именно вот в этой безупречной прекрасности ее и скрывалось колдовство.

Черты лица ее, не подправленные косметикой, были настолько гармоничны, а походка настолько плавной, что казались почти невозможными для существа из плоти и крови. Они не привлекали, а отгораживали их обладательницу от остальных жителей. И старый Дик внезапно подумал, что у этой женщины нет ни подруг, ни поклонников.

В отличие от Дейзи, Мигеля и Артура, он понимал, что Матвей говорил всерьез. В существование духов индеец верил, особенно в свой родовой тотем. Многого духи сделать для человека не могли, но не раз и не два они выручали его, подсказывая дорогу или предупреждая об опасности. Здесь, на чужой земле, они молчали.

Немного подумав, он решил, что вряд ли желание поклониться камням на вершине холма, поросшего березами, будет предательством по отношению к духам, оставшимся в Канаде. А заручиться помощью здешних сил в его положении было бы не лишним.

Вот только стоило ли ради этого обращаться к той, которая была уполномочена местным населением запрещать или разрешать? Ведь приняв такое решение самостоятельно, он всегда мог бы сослаться на то, что ничего о запрете не знал. И вообще, с его просьбами лучше было обращаться к духам без свидетелей. Один на один.

— Но прогуляться по лесу я могу? — спросил он хозяев.

— Можешь, — кивнул Матвей. — Если будешь помнить, что кроме потусторонней силы и диких зверей бывают еще ядовитые растения, которых не то что пробовать не рекомендуется, но даже касаться опасно.

— Знаю, — отвечал индеец. — Мне показывали.

И направился в ту часть села, которая была на другой стороне шоссе, ближе к лесу.

Он даже не подозревал, что посмотрев ему вслед, Матвей достал мобильник и позвонил Трувору.

— Сынок, — произнес он, — наш канадский пациент, кажется, начал думать, что он нас умнее. В общем, шуруй к священной роще, чтобы перехватить его там на подъеме. Проводи к роднику, пусть попьет целебной водицы, можешь даже до крайних деревьев довести, чтобы поляну показать, но вглубь не ходите, и сразу же назад.

— А ты?

— А мне нельзя, запрет. Я бы не стал тебя посылать, но тетя Олеся далеко, она не успеет. Тебя мавки не тронут, ты для них еще мал. Если появится Леший, назови его дедушкой и извинись за иностранца. Скажи, что ты посвященный, и что долг помнишь.

— Да знаю я, Если что — бить челом и спросить, какую виру они хотят.

Совершая походы в лес, ребятишки заранее договорились, что громкую связь на своих мобильниках отключать не будут, в результате и Джо, собиравший ягоду рядом с Трувором, тоже прослушал полную инструкцию, что и как тому предстояло сделать. Ну а поскольку он обладал достаточной соображалкой, то, конечно же, понял: над старым индейцем нависла опасность.

— Что стоишь? Побежали! — ткнул он в бок приятеля. — Я еще в Канаде все понял про вашу семью. Ваш отец ведь не просто так привез Дика сюда, а не к Руслану, угу?

— Угу. Зачем резать опухоль, если можно сделать так, чтобы она сама рассосалась? Идем напрямки, я знаю здесь все тропинки… Ягоды берем с собой, не хорошо бросать их здесь. Перейдем овраг — спрячем их, чтобы потом вернуться.

Глава третья

Перехватить Дика у подножия холма ребятам не удалось: старик шел ходко, несмотря на возраст. Поэтому они просто пошли за ним следом. Нагнали они его только возле родника, где была установлена лавочка, на которой тот присел отдохнуть. Сбоку у лавочки был ввинчен крюк, на котором висела деревянная кружка. Она была грубой, выточенной из цельного обрезка ствола, с толстым согнутым гвоздем в роли ручки, и покрыта каким-то лаком, чтобы изделие не коробилось и не рассыхалось.

А, может, не лаком, а олифой. Значения это не имело — главное, что с помощью этого изделия местного рукотворчества можно было черпать воду из родника и пить. Они выпили. День был жарким, и холодная вода была приятна.

— Нельзя заходить в рощу, — сказал Трувор. И Джо перевел это на английский язык.

— Мне надо, — отвечал индеец без эмоций. — Я сделаю это. И вы меня не остановите. Сегодня. Или завтра. Я так решил.

Мальчишки переглянулись.

— Мы пойдем с тобой, — сказал Джо, наконец.

— Зачем? — спросил индеец равнодушно.

— Чтобы Вас охранять, — отвечал Трувор хмуро. — Я за вас несу ответственность. Если вы отдохнули, то пойдемте, пока не начало темнеть. Небо хмурится, а у нас даже фонарика нет.

Индеец поднялся, и они молча продолжили путь. Старый Дик шел впереди, Джо за ним, а Трувор был замыкающим. Собственно говоря, идти оставалось совсем немного: минут пять, не больше. По крайней мере, Дику так показалось. Возле первого дерева он притормозил, затем сделал решительный шаг и пошел по тропинке дальше.

Длинный гранитный камень почти правильной формы, вросший в землю на краю поляны, обрамленной березняком, его впечатлил. Как и поляна, заросшая папоротником с раскидистым деревом в центре. Ствол этого дерева казался гладким и белоснежным до сияния, и черные крапинки на нем казались нарисованными. Это несомненно было святилище, и слова русского бизнесмена Матвея об алтаре и человеческих жертвах сразу же всплыли в памяти индейца.

Он подошел к камню, встал напротив него и поклонился в пояс. Он уже понял, что совершил ошибку, и ветер, пробежавший по верхушкам деревьев, был тому подтверждением. В шуме ветра был угроза, и надо было немедленно дать задний ход, пока очередной порыв его не повалил на нежеланного визитера один из мертвых вертикально стоявших стволов.

— С чем пожаловал? — раздался насмешливый голос, и на пеньке, до сих пор прятавшемся в высокой траве, проявился, очутился, словом, возник прямо из ниоткуда старичок, ровесник Дика, бомжеватого вида.

Если быть точным, то на бомжа явившийся из ниоткуда пожилой персонаж не совсем походил, однако уж больно странной выглядела его мешковатая одежда невнятного фасона. Лишь цвет одежды был вполне понятен — коричневый разных оттенков: бродяги так театрально не одевались. Шляпа из коры, веревочка вместо пояса и отполированная временем палка, на которую старичок опирался, довершали костюм ряженого.

Лесным духом или галлюцинацией он не казался — у него было вполне человеческое лицо, покрытое морщинами, и лицо это не было устрашающим. Да и не было на памяти индейца, чтобы духи показывались обычным людям или хотя бы с ними разговаривали — даже шаманы при контакте с неведомым получали лишь знаки и картинки, которые затем пытались объяснить.

Тем непонятнее было поведение обоих мальчишек: они были явно напуганы, и голос русского, когда тот вместо Дика ответил старичку в чудной шляпе, вибрировал от волнения:

— Простите его, он… он по незнанию, он приехал сюда из Канады… Мы сейчас уйдем.

— Пусть ваш канадец ответит мне сам, — жестко сказал старик, словно прибавив в росте, и глаза его опасно блеснули. — Ты. Зачем. Сюда. Пришел?

И палка его вытянулась по направлению к индейцу.

— Он не понимает по-нашему, — быстро произнес Трувор. — Джо, переведи!

Как ни странно, но вопрос Дик понял без всякого перевода. Быть может оттого, что ответ на него он заготовил заранее.

— Я тяжело болен. Жить мне осталось недолго, и я хотел бы точно знать: сколько. А убьете, так я буду даже рад, потому что боли при моем недомогании бывают в последние месяц-два непереносимые.

Старичок на пеньке усмехнулся.

— Так ты чего просишь: легкой смерти или долгой жизни?

— Нельзя его убивать! — снова вмешался Трувор. — Мы в ответе за него! Отец прислал меня, чтобы я за него попросил, Назначьте виру, отец ее заплатит. Или я заплачу, когда вырасту.

— Виру, говоришь? Вира — это хорошо, но каждый должен платить за себя сам, иначе в ней нет никакого смысла. Ты знаешь, кто этот человек? — старичок в странной шляпе кивнул на индейца. — Он убийца. На его ноже кровь по крайней мере одного человека.

Дик посерел. Он точно помнил: об этом пятне на его биографии не ведал никто. Никто и никогда. Даже жена не догадывалась. Драка была без свидетелей, и озеро, куда он сбросил потом труп, привязав к нему два тяжелых камня, чтобы тот не всплыл, было пустынным. Глаза у Джо округлились, и даже рот раскрылся.

— Это ведь неправда, дед? — выдохнул он.

— Кто тебе это сказал? — тихо проговорил индеец. — Кто ты такой?

— Я прочитал твое прошлое в твоих глазах, и все остальное, что ты хотел бы от меня скрыть. А кто я? Хм… Тысячу лет тому назад меня называли волхвом. Ныне я хранитель этой рощи.

— Он читает по глазам, — торопливо перевел Джо. — Не перечь ему и не ври, иначе он тебя убьет.

Старик в странной шляпе глухо рассмеялся.

— Верно говоришь, малец, — продолжал он. — Ну-ка, молодой человек, сними рубашку и покажи, где у тебя болит… Теперь повернись спиной… Можешь одеваться…

Это очень напоминало то ли стриптиз, то ли еще какую-то не совсем приличную ситуацию, и хихиканье, прозвучавшее из уст старика в шляпе, снова вызвало у Дика неосознанный протест. Он уже понял: действия, которые от него сейчас потребуют, ничуть не будут напоминать христианские обряды. И в самом деле.

— Трувор, наклонись-ка: там, под камнем, нож есть. Дай его нашим гостям, пусть по очереди надрежут себе палец и капнут кровью на священный камень.

— У меня есть свой, — сказал индеец, увидев кремневое, грубо сделанное лезвие, точь-в-точь такое, какие лежали в витринах краеведческих музеев в разделах о жизни первобытных людей.

— Твой нож негодный, он железный. Если тебе не нравится кремень, проткни себе палец щепкой или прутом. Можно чиркнуть ладонью по краю алтаря — важно, чтобы на него пролилась твоя кровь.

А-а! А-а! — прокричала какая-то птица, выпорхнув из травы, и снова ветер пробежал по верхушкам деревьев. В воздухе разлилась тревога, и Дик постиг: из всех предложенных ему вариантов укол допотопным лезвием был отнюдь не наихудшим. Дик подчинился, и больше не сопротивлялся — воля его не то чтобы была сломлена, но чем дальше, тем сильнее он ощущал себя под властью сил, которые знали о нем больше, чем он сам, и которые могли раздавить его как самое крошечное из крошечных насекомых.

Он положил руки на окровавленный каменный алтарь ладонями вниз, как ему велели, и приготовился отвечать на все вопросы, которые ему будут заданы, чтобы затем выслушать вердикт.

— Ты не ответил. Чего ты просишь: жизни или смерти?

— Жизни, конечно, — буркнул индеец. — Смерть я и в Канаде мог бы получить.

— Мы так и поняли. И вот тебе назначенная вира. Наша Лесуха устала от людей и хочет на покой. Но уйти она не может, пока не найдет себе преемницу. Лучше всего, если такой преемницей станет ее родная кровь. Убеди ее заиметь от тебя ребенка. Если она согласится, то ты пропитаешься здоровьем от пяток до макушки и проживешь еще лет тридцать. Если не влезешь опять в какую-нибудь халепу. А то с тебя станется.

— Лесуха это кто? — решился уточнить Трувор.

— Вы зовете ее Олесей.

Джо присвистнул.

— А как же Олюшка? — запинаясь, проговорил он. — Я думал, что наследница — она.

— Олюшка нам нужна в Городке. К тому же до ее взросления, когда она закончит универ и получит диплом, осталось лет 10–12. Это случится слишком скоро — не успеешь глазом моргнуть. А нам задержать Олесю по сю сторону от нави потребно на подольше. Если бы в ней зародилась новая человеческая поросль, живая, из плоти и крови, это было бы самое оно. Пока бы проросток внутри нее созрел, пока родился и перенял науку… Тоска-то ее бы и развеялась…. Глядишь, и прожила бы наша Лесуха еще лет 40, а то и 50.

— Угу, — хмуро сказал индеец. — Только прежде чем назначать мне то, что вы называете вирой, сначала поинтересуйтесь, способен ли я к такому подвигу. Не подходящий я для ваших планов. После смерти моей жены я не делил постель ни с одной женщиной, и давно позабыл, как такое делается.

— Ерунда, захочешь — вспомнишь, — весело возразил лесной старик. — Верность ушедшей в небытие жене — это не то, чего велят обычаи твоего народа. Мужчина в тебе с ее смертью не умер — он спит. Лесуха разбудит, для нее это пустяк… А сюда больше не приходи. И внукам твоим тоже здесь делать нечего, если не хочешь их лишиться.

— Олюшка сказала, что вы людей не пьете, — возразил Джо запальчиво. — Она солгала?

— Отчего же сразу солгала? Мы не пьем людей, пока они не трогают нас. Но когда они являются сюда, в наш дом, да еще непрошенными гостями — отчего бы не позабавиться с глупцами или с теми, кто смерти ищет? Вот Трувора мы приглашаем. Когда ему исполнится семнадцать лет — добро пожаловать на рандеву. Он парень отважный, нам такие по вкусу.

— Даже одному можно? — вскинул брови Трувор.

— Я рад бы сказать да, но говорю нет. Девочки соскучились, оголодали. Да и ты не сможешь от них уйти, если они завлекут тебя в свой хоровод.

— Я смогу, — сказал Трувор упрямо.

— Все так думают. Но силу нави может остановить только навь. Так что приходи с той, которой такая сила дана. С вашей знахаркой.

После этих слов странный старик исчез — даже шляпы его на пеньке не осталось. И если бы не серьезные лица обоих мальчишек, то Дик точно бы остался в уверенности, что это была галлюцинация или розыгрыш. Кровь его почти впиталась в гранитный валун, похожий на стол, и пятно от нее на каменной поверхности уже едва угадывалось, но ранка на руке индейца и кремневое лезвие, лежавшее рядом, намекали на второе: местные пытались его запугать.

— Надо положить ножик на место, — сказал Джо.

— Да, наверное, — согласился Трувор, не пошевельнувшись.

Взяв старинный артефакт, Джо провел по его кромке кончиками пальцев, чтобы проверить остроту.

— Careful! — едва не вырвалось у Дика, но его предупреждение запоздало.

Джо вскрикнул, выронил лезвие, и на гранитную поверхность капнула еще одна порция крови. Но вот странно — вместо того, чтобы впитаться, кровь мальчишки скатилась вниз, на траву у подножия валуна, не оставив после себя ни малейшего следа.

Трувор нагнулся, поднял лезвие и убрал его туда, откуда незадолго перед этим извлек.

— Выдвигаемся, — проговорил он. — Надо как можно быстрее рассказать все тете Олесе.

Он как чувствовал — не успели они спуститься с холма, как докторица уже встречала их, и взгляд ее не обещал Дику ничего хорошего. Действительно, стоило им троим к ней приблизиться, как она начала ругаться.

— Разве Матвей не запрещал вам соваться в нашу Священную рощу? — зашипела она. — Этот холм — бывшее кладбище. Там отдыхают от своих трудов те, кто помогает этим лесам зеленеть, а полям плодоносить. Вам бы понравилось, если бы кто-то ради пустого любопытства приперся бы без приглашения к вам в дом?… Джо, переведи то, что я сказала, своему деду!

(Джо перевел).

— Леший назначил ему виру, — сказал Трувор.

(Джо перевел).

— Тот ряженый называет себя лешим? — меланхолично произнес Дик.

— А разве они бывают? — удивился Джо.

— У нас есть многое. Так что убедительно попрошу по заказнику поодиночке не шлёндать. Вы сказали про виру. Какой откуп потребовала от нашего гостя эта лесная древность?

Мальчишки переглянулись и покраснели. Трувор набрал в грудь воздуха и выпалил:

— Чтобы он сделал тебе ребенка, вот!

— Чего? — изумилась сельская докторица. — Он там случайно не сошел с ума, предлагать мне такие вещи?

— Он сказал, что это продлит тебе жизнь. Иначе ты скоро умрешь. Теть Лесь, не умирай, а? Ну что тебе стоит? Ты ведь любишь детей! Мы с Дуняшей будем тебе помогать с малышом водиться. И бабушка поможет!

Дик слушал эту пламенную речь, и разум его отказывался связывать воедино те слова, которые до него доносились. Ошарашенное выражение лица Джо заставило его ткнуть парня в бок, чтобы тот ему перевел.

— Трувор просит свою тетю сделать с тобой… — Джо показал на пальцах, о чем именно просил Трувор пожилую женщину, которая по возрасту годилась ему в бабушки.

— Так, — сказал Дик хмуро. — Почему здесь никто не интересуется моим мнением?

Джо перевел.

— Твое мнение? — всплеснула руками докторица. — Кого интересует мнение пациента, сбежавшего из больницы в поисках приключений себе на седалище?

Джо перевел.

— Нам спасать тебя надо, вот и все. Пошли со мной. Сегодня ты переночуешь в больничке, и возражения не принимаются. А вы, юные орлята, летите домой. Трувор, передашь отцу, чтобы завтра отвез наших гостей в Городок, показать тамошние достопримечательности. С ночевкой у Руслана. А послезавтра вы все отправитесь в Псков. Кстати, где ягоды, которые вы собирали?

Жесты докторицы были столь красноречивы, что перевода не требовали. И Дик пошел с ней, по дороге пытаясь объяснить, что ничего такого он делать с ней не собирается, потому как он знает свое место, и понимает шутки, поэтому пусть она не боится, что он начнет вести себя с ней неподобающим образом. И что хотя она очень красива, но между ними ничего не может быть, потому что он верен своей жене и не изменит ей до самого гроба.

Женщина молча внимала, и ничего ему не отвечала. Дик знал, что английский язык она не изучала, и вряд ли поняла хоть что-то из его пылкой речи, но ему необходимо было выговориться. А в остальном он решил полностью подчиниться медицине. Тем более что понял: здоровым он уедет из России или больным, зависит от нее.

В больничке он отправился в свою комнату, вымылся под душем, переоделся в больничную пижаму и пошел подзаправиться в бокс для питания, как называла кухню-столовую та, от которой зависела длина его дальнейшей биографии. Тем временем за окнами стемнело.

— Вам пора спать, — строго сказала докторица, протянув ему металлическую кружку для питья. — Это ваше лекарство, и вы должны его выпить.

Дик подчинился. Судя по запаху, в кружке был какой-то травяной настой, довольно приятный на вкус. Добравшись до своей постели, он быстро заснул. Докторица к нему никаких поползновений не проявляла, спал он в эту ночь сном младенца, а проснулся свежим и бодрым.

Глава четвертая

Утро никаких сюрпризов Дику не приготовило. Докторицы в больничке не было, и никого из остального персонала тоже. Ему позвонил Мигель и пригласил на завтрак, после которого, как и предполагалось, они погрузились всей компанией в микроавтобус и поколесили в Городок, туда, где сохранились руины одной из первых в Западной Руси крепостей с четкой историей.

За рулем сидел Матвей, но проводила экскурсию Любаня — опять же, выполняя свое обещание развлекать отдавшихся на ее попечение канадцев так, как те пожелают. Городок в качестве первого экскурсионного блюда подходил наилучшим образом, и начала она с эффектной мелочи — привезла своих гостей к озеру почти правильной прямоугольной формы и поведала, что название городка происходит от старинного слова, которое переводится на современный язык как родники, они же ключи.

Действительно, родники здесь были знатные — целая небольшая стена, вклинивавшаяся в местность чуть ли не посередине одной из продольных сторон озера. Верхние из них били из земли примерно на одной и той же высоте как миниатюрные водопады. Они казались бы искусственными фонтанами, если бы было возможно сделать такие фонтаны прямо в массиве горы. Уж слишком напоминали каменные плиты под ними искусственную кладку.

Но представить себе, что такое грандиозное сооружение способны сотворить слабые человеческие руки было невозможно в принципе. Слой грунта поверх плит, между которыми били ключи, не то чтобы был слишком толст, но не было причины для такого великого проекта — наверху произрастал скромный лесок, и водосбор явно был естественным.

— Эти родники не замерзают зимой. Их единственный недостаток — сильно минерализованая вода. — с гордостью пояснила Любаня. — В разные годы их от 8 до 15, вода стекает в озеро, и благодаря им здесь круглый год сохраняется полынья, где зимуют местные лебеди и утки. А рядом с ними, там, наверху, целых две крепости. Одна из них, крепость XIV века, очень хорошо сохранилась. Мы сейчас пройдем туда, и вы сами все увидите.

Любаня так расхваливала эту крепость, словно возводила ее собственноручно. Но развалины и в самом деле были в отличном состоянии — видно было, что за ними ухаживают. Широкие каменные стены были достаточно прочны, чтобы по ним можно было ходить, а с одной из башен открывался вид на целую долину. Даже не верилось, что эта крепость выдержала несколько осад, хотя именно в этом, скорее всего, и крылась тайна ее удивительной сохранности: после каждой войны жители подправляли стены от следов попавших в нее ядер орудий, то есть фактически ее подновляли.

— Ну что вы! — засмеялась Любаня, когда Дик высказал ей свое предположение. — Все гораздо проще. Не так давно мы праздновали юбилей Городка, дату, когда он первый раз упоминается в русской летописи. И к этому юбилею был решено провести реставрацию. Видели бы вы эти стены раньше — здесь повсюду травка зеленела, а кое-где вообще деревья росли. Даже на башнях, как короны.

— Хорошая шутка — усмехнулся Артур.

— В музее Городка фото есть, потом мы туда пройдем и убедитесь, — отпарировала Любаня. — А вон там, — махнула она рукой, — место, где когда-то располагалась старая, самая первая крепость. Простой народ селился возле ее стен. Это был большой по тем временам торговый город. Жили там люди разных национальностей: чудины, славяне племени кривичей, литы и прусы.

— Откуда вам все это известно? — не выдержала Дейзи.

— Там неоднократно проводились раскопки. Найдены мастерские, где отливались из меди украшения, и кладбище, на котором хоронили мертвых по разным религиозным обрядам. В могилах также находят предметы одежды. О том, как одевались представители разных племен, ученым достаточно хорошо известно, чтобы делать выводы. Например, женщины племени чудь носили на головах обручи в виде змей, а славянки — височные кольца. И спутать такое просто невозможно.

— Не вижу раскопок, — сказал Мигель.

— Потому что сейчас они ведутся по принципу: раскопали, зафиксировали, предметы, имеющие научную ценность, извлекли, остальное закопали снова. Чтобы попав на воздух, древние стены и дома не рассыпались бы в прах от солнца, дождя и ветра, а хранились в земле и дальше. Идемте, и вы поймете это сами. Вы ощутите ритм веков…

Никакого ритма веков Дик не ощутил, но вид с косогора, на котором некогда располагался Город, носивший красивое название Ключи, действительно пьянил. Он был построен на высоком берегу одноименного озера. На берегу противоположном виднелись какие-то холмы, покрытые слегка буроватой травой. По берегам речушки, вытекавшей из озера, зеленели камышовые заросли, и душа сама собой погружалась в созерцательное настроение.

Еще они заглянули в местный краеведческий музей, но экспонатов там было не слишком много.

— Это потому, что все ценные находки археологи забирают в центр: в Псков или в Москву, а нам остается лишь то, на что ученые не претендуют.

— Если бы они могли, они бы и стены крепости умыкнули, — сказал Трувор небрежно, явно повторяя чье-то мнение.

— Если это даже и так, но деньги на реставрацию выделила область, как я предполагаю? — миролюбиво заметила Дейзи. — Вряд ли доходы от туризма слишком велики. Или у вас парочка олигархов здесь обитает?

— Нету в Городке олигархов, — вздохнула Любаня. — Но показать один из особняков здешней элиты я в состоянии. К нему мы, кстати, сейчас отправимся. Там нас уже ждут. Надеюсь, вы не забыли Руслана? Сегодня вы увидите, как он живет.

Жил Руслан не то чтобы по княжески, но его дом на дворец походил гораздо больше, чем особняк фермера Матвея. Он был весь облицован камнем, причем если цоколь, карниз и углы были темными, остальная поверхность стен — серой в крапинку, то окна обрамляли белоснежные мраморные наличники. Фигурные. В контраст им пол веранды был черным, а перила — темно-красными. Как и крыльцо.

— Керамо-гранит, — небрежно пояснил Трувор.

Двор перед этим шедевром местной архитектуры был не то чтобы очень велик, но больше напоминал лужайку, чем то, что Дик ожидал увидеть. Живая изгородь из неизвестных ему высоких кустов окружала пространство, зрительно его суживая, а в одном углу стояла круглая резная беседка, увитая то ли плющом, то ли хмелем. И бил фонтан — пусть небольшой, но самый настоящий.

Все это Дик обозрел сквозь ажурное переплетение прутьев калитки, по виду металлических: на железо этот металл не походил, больше на черненую бронзу.

Вольер с собачьей будкой, примыкавший к воротам с другой стороны, он заметил не сразу, тем более что сама собака, крупная, и больше похожая на волка, чем на городского пёселя, резвилась на свободе. Возле собаки прыгал, уворачиваясь от ее зубов, мальчик лет восьми. Другие двое детей, постарше, играли в бадминтон, и две хорошенькие девочки с интересом за ними наблюдали.

Впрочем, вся эта идиллия моментально нарушилась, стоило Матвею выйти из машины и нажать на кнопку возле калитки. Пес с лаем помчался к воротам, бадминтон был забыт, дверь особняка открылась, и оттуда вышла женщина. Разглядеть ее сразу Дик не успел, потому что сначала створки ворот поползли в стороны, освобождая проезд микроавтобусу, а затем тот въехал и закрыл обзор крыльца.

Оказавшись внутри двора, микроавтобус притормозил, постоял сколько-то и отправился в объезд особняка по безупречно ровной асфальтовой дорожке. Между этими двумя событиями пассажиры его освободили салон, то есть вышли наружу и оказались оккупированы невесть откуда взявшейся детворой. Кроме первых троих мальчишек взору Дика явились еще трое, постарше, и три девочки помладше, разного возраста и не похожие ни друг на друга, ни на мальчишек.

Женщины обнялись, затем к ним присоединилась еще одна, безупречной красоты блондинка, манеры которой и одежда безошибочно выдавали в ней профессию: учительница. Блонд красавицы не был скандинавским или золотистым — скорее, пепельным, зато натуральным.

Хозяйка особняка, впрочем, тоже была отнюдь не уродом. Она была не такой стройной как блондинка, и волосы у нее были самые обычные для России, какие здесь называют русыми, скрученные сзади в скромный пучок, но было нечто в ее лице, что привлекало и удерживало взгляд — мягкая неуловимая гармония.

— Меня зовут Кристина, — представилась она. — А это Белла, моя соседка. Наши дети дружат и пасутся вместе, одной стаей. Не стану забивать ваши головы их именами, все равно не запомните, лучше проходите в дом и располагайтесь там внизу как кому будет угодно. Сейчас должны приехать дядя Никитос и Руслан.

Впрочем, проходить в дом никто не заторопился. Во дворе было хорошо — спускался вечер, зной спал, и фонтан перед крыльцом словно промывал воздух, делая его чистым и свежим.

— Я слышала, что Руслан сейчас работает в городской больнице, — сказал Матвей.

— Да, дежурит сутки через трое, чтобы не потерять квалификацию. В своем кабинете он операции не практикует, там только диагностика и консервативное лечение. А здесь наоборот: никакой самодеятельности, все по правилам Минздрава.

— Неужели халтурит?

— Ты что, Руслан на это не способен! Но прописывает больным он строго то, что велят сверху и скрупулезно шифруется, чтобы даже подозрения не возникало, что он может…

Тут она глянула на канадцев и прикусила губу.

— А вот и дядя Никита.

Действительно, в ворота двора въехал знакомый Дику автомобиль, и скоро оба полицейских уже сидели в одном из уголок беседки, отделившись от остальной публики.

Впрочем, скоро количество этой самой публики перед особняком уменьшилось еще на одиннадцать голов.

— Пора ужинать! — громко произнесла хозяйка. — Юные дарования трапезничают в доме, взрослые — добро пожаловать на террасу.

Ребятня с веселым гамом кинулись к фонтану. Сполоснув конечности, радостная стая помчалась к крыльцу и скрылась за дверью, оставив двор в распоряжении взрослых.

— Как вы со всеми ними управляетесь? — удивилась Дейзи.

— Они сами делают почти все, — отвечала Кристина. — И прибирают, и стирают, и еду готовят. Им нравится чувствовать себя взрослыми. Я только организую процесс. Ну и слежу, чтобы все было по справедливости и по их силам.

Белла фыркнула.

— Это не совсем так. Кристина отлично готовит, и шеф-повар на кухне она. Мальчишки только помогают, и то по очереди, девочки моют посуду. А сейчас с ними еще и Маричка, моя компаньонка и горничная. Она попозже к нам выйдет, чтобы просигналить, что дети уже едят, и там все в порядке.

— Вы пока рассаживайтесь, кто где хочет, а мы с Беллой пошли за тарелками и всем остальным, — добавила Кристина.

Обе хозяюшки, действительно, на пару минут удалились, а затем привезли то, что гостям предстояло есть — на двухъярусных тележках, какие горничные используют в отелях для обслуживания постояльцев в номерах. На первой тележке были тарелки, поднос с ложками и стопка салфеток из грубого волокна, а на второй — большая кастрюля, закрытая крышкой и два блюда с разными сортами хлеба.

Салфетки быстро очутились перед каждым из гостей, как и перед четырьмя пустыми стульями. Два стула предназначались этим двум дамам, на третий села рыжеволосая женщина: простоватая, без претензий на элегантность — та самая Маричка. Она все время порывалась помогать накрывать на стол, но была жестко пресечена.

— Милая Марочка, не мешай мне хоть раз в жизни за кем-то поухаживать, — сказала Белла.

— Сегодня у нас окрошка! — объявила Кристина. — Прошу отведать, в жару — самое то, что требуется.

Они вдвоем оперативно разнесли по гостям тарелки с означенным кушаньем, представлявшим из себя холодный суп, больше напоминавший салат, разбавленный желто-коричневым кисловатым напитком. В суп этот полагалось еще добавить по ложке беловато-кремового, самого популярного в России соуса, называемого майонез, для чего были поставлены на столе через равные промежутки четыре миниатюрных пластиковых ведрышка с означенным соусом. На второе была подана картошка, тушеная с кусочками мяса. Очень вкусная, в отличие от окрошки — холодный суп-салат есть было можно, но не более.

— Картошка у нас своя, — пояснила Белла. У моего мужа есть дача, мы оккупировали у него там 5 соток, наезжаем туда всем колхозом четыре раза за сезон — и вуаля! Уже три года подряд!

— А кто там у вас воюет с колорадским жуком? — спросила Дейзи.

— Никто. Там на территории семейство куропаток обитает, они его личинки за милую душу склевывают. И нам хорошо, и им.

— Вы на них охотитесь? — спросил индеец.

— Зачем? Чтобы распугать? Мы на даче редко бываем, сад у нас здесь, а огород не сажаем… Чего-то Руслан сегодня задерживается…

Руслан появился только после ужина, вместе с Олюшкой и еще одной девочкой, помладше. Они прибыли бесшумно, на двух электроскутерах, и вместо того, чтобы сесть за стол и предаться чревоугодию, сразу же подхватили индейца и отправились с ним в самый угол террасы, где Руслан предложил ему обнажить верхнюю часть туловища и лечь на деревянный топчан.

— Ну, — спросил он Олюшку, — что ты думаешь?

Та проделала руками несколько пассов над грудной клеткой Дика и его животом и выдала вердикт:

— Здоров. Сердце, легкие и печень в норме. Поджелудочная тоже. Но я бы на всякий случай провела с ним еще пару сеансов. Чтобы исключить рецидив.

Дик привскочил и сел.

— То есть вы не собираетесь меня оперировать? — мрачно буркнул он.

Олюшка пожала плечами.

— Зачем оперировать, если есть другие методы? — сказал Руслан. — Мы предпочитаем консервативное лечение. Вам повезло, это была не онкология. Оле… Александра Марковна назначила вам курс лекарств, от которых опухоль внутри вашего организма рассосалась без последствий для окружающих тканей. Я на всякий случай прогрею ваш организм мануально. И это поможет вам окончательно восстановиться. Так что ложитесь, и приспустите джинсы, чтобы мои ладони могли полностью пройтись по мышцам вашего тела…

— In front of the girls? — Дик кивнул на Олюшку с ее сестренкой, молча наблюдавшими за действиями Руслана самым наивнимательнейшим образом.

— Да, при них. Они должны учиться приемам оказания медицинской помощи, чтобы потом делать то же самое.

— Вы старый, — сказала Олюшка.

— You old, — перевела ее сестричка.

— Why should I trust you? — процедил сквозь зубы индеец, вновь укладываясь горизонтально.

— И не надо, — ответствовал Руслан. — Лучше расслабьтесь и думайте о чем-нибудь хорошем. И не надо обнажаться полностью, достаточно до области паха.

Спать его уложили в отдельной комнате. Доктор навестил его еще раз, а перед тем, как оставить одного, напоил уже знакомым напитком, вызывающим здоровый сон без сновидений.

До того как уснуть, Дик успел выглянуть в окно и помахать рукой Олюшке с ее сестричкой, которые вдвоем уселись на один скутер и исчезли в вечернем сумраке. К этому моменту остальные девчонки уже покинули резиденцию доктора и в сопровождении блондинки Беллы и рыжей Марички разошлись по домам.

А утром канадцы снова погрузились в микроавтобус и отправились в Псков, тоже древний город с тысячелетней историей, который находился совсем рядом — по канадским меркам просто рукой подать. Там они объездили все, что только можно было объехать за один день: осмотрели тамошнюю крепость, такую же прославленную в веках и сыгравшую свою роль в обороне страны от врагов, как и Городок с его ключами. Они выслушали историю о княгине Ольге, всю жизнь хранившую верность своему мужу после его смерти, побывали в нескольких музеях. Музеи все были разными и располагались в исторических зданиях.

Стены крепости, толщиной в 6 — 8 метров Дика впечатлили, а вот остатки фундаментов древних городских домов, раскопанные археологами, оставили равнодушным. Тем более что ясно было: восстановлено, то есть фактически новодел. Но новоделом было не все, и причин у Дика не доверять экскурсоводам не было — они не пытались выдавать здания, построенные в XVI веке за те, что стояли там с начала основания поселения.

В современном Пскове было более 40 церквей, некоторые из которых оказались действующими. Взял Дик себе на заметку и так называемую Vechevaya (это слово он записал в свой блокнот) площадь, где когда-то происходили собрания народа для принятия важных решений. Показали канадцам и неотреставрированную башню, на стенах которой реально росли трава и кусты. В общем, в том, что город старинный, сомневаться не приходилось, и было от чего ахать и что фотографировать.

Назад они возвращались уже поздно вечером, и проехали прямиком в село к Матвею с Любаней. Но на ночевку Дика отправили в больничку к Олесе, где он в третий раз выпил то самое снадобье, в чудодейственность которого его разум верить решительно отказывался, но привычка подчиняться докторам заставила его послушно проглотить все, что ему подсунула местная знахарка.

И как оказалось, послушание его принесло свои плоды. Неизвестно что там было с поджелудочной и печенью, но кое-какие изменения в своем организме Дик заметил сразу поутру. Например, он проспал до самого прихода докторицы, а при ее появлении ощутил трансцендентальное желание эту женщину немедленно обнять и совершить с ней то, что в приказном порядке велел ему проделать ряженый бродяга из березовой рощи на местном холме. Вот только как сообщить представительнице медицины о своей готовности к этой процедуре, Дик не знал.

— Я и ты… я мочь сделать (и он изобразил руками большой живот) бэйби. — произнес он, решившись. Потом заглянул в свою записную книжку и добавил: — Re-byo-nok. Сегодня. Я хотеть ты.

— Неужели? — усмехнулась докторица. — А вы присмотритесь ко мне получше. Я старуха, и уж никак не объект для вожделения.

— Я не понимать по-русски, — растерялся Дик.

— Ты смотреть мое лицо, — докторица сделала соответствующие жесты. — Я некрасивая. Старая.

— Я не молодой тоже. Ты секси.

— Была.

Джек помотал головой. Он понял, что сказала докторица, потому что слово старый было ему уже известно. И заметил, что за прошедшие три дня ее внешность сильно изменилась — сейчас эта женщина выглядела лет на 65–70. Но, как ни странно, такой она казалась ему намного привлекательнее, чем сорокалетняя красавица, которую он встретил здесь в день приезда.

Сейчас Александра Марковна казалась мягче, доступнее и будила в Дике самое настоящее мужское вожделение. Морщины на лице, нанесенные временем, ее нисколько не портили — к ним так и хотелось прикоснуться. И кисти рук с голубыми прожилками — как, должно быть, приятно было бы ощутить их прикосновение, сжимая в объятиях это потерявшее девичью упругость, но по прежнему стройное тело.

— Ты нужно ре-био-нок, — повторил он настойчиво. — Я делать любить ты.

Женщина засмеялась. Грустно и язвительно.

— Нет, — молвила она. — Джо, объясни своему деду, что он для меня лишь пациент, и никакого любить между нами не может быть.

Только тут Дик заметил, что в палате уже давно стоит и наблюдает за его жалкими потугами выразить свои чувства совершенно ненужный зритель. Но остановиться индеец не мог! Он с мольбой глянул на тринадцатилетнего подростка, и неожиданно тот его поддержал. Вместо того, чтобы вспомнить, что в дела взрослых ему лезть было не положено, его внучатый племянник произнес, запинаясь:

— Но Леший сказал…

Глаза докторицы блеснули, и сердце Дика куда-то ухнуло. На кровати, кстати, он уже сидел, а не лежал, и он чувствовал, что не только готов выполнить любой приказ, который произнесут ее бескровные губы, но и подчинится этому приказу с удовольствием. Тем более что говорила докторица его младшему родственнику вещи, способные сделать счастливым любого пациента.

— Твой дед здоров, и в дополнительных процедурах не нуждается.

Глаза знахарки начали стремительно темнеть, предвещая появление там золотистых звездочек вместо зрачков…

— Как мне сказать ему: Отправляйся в свою Канаду?

— Go to see Russia! — перевел Джо, моментально сориентировавшись в том, что будет дальше.

Глава пятая

Действительно, не успела знахарка повторить эти слова, как индеец встал с кровати, оделся, повернулся и направился к выходу из палаты. Александре Марковне с Джо ничего не оставалось, как пойти за ним следом, чтобы пронаблюдать, как тот пересечет больничный двор и направится по шоссе в сторону выезда из деревни.

— Дедушка мечтал познакомиться с Россией, — произнес Джо, запинаясь. — Если вам не хотелось… заниматься с ним любовью, то просто сказали бы это ему, а не выгоняли бы его из вашей страны, словно какого-то маньяка.

— Ты ничего не понимаешь, — произнесла сельская ведьма, и в голосе ее прозвучала горечь. — Я очень, очень хочу объятий твоего деда. Такие мужчины как он мне всегда нравились. Но он сейчас полон сил, а я истощена. Если бы мы легли с ним в одну постель, то я бы принялась пить его жизненную энергию. И если бы он при этом умер, то мои руки навсегда потеряли бы способность лечить.

— А ваш Леший знал об этом?

— Он уверен, что я сумела бы вовремя притормозить… Ты еще что-то хочешь спросить?

— Угу. Мой дедушка… Он точно когда-то убил человека?

— Да, в молодости. Два парня, одна девушка. Один оказался побойчее, и сумел склонить ее к отношениям, которые полагались только после свадьбы. И сказал об этом своему сопернику. Завязалась драка, парни схватились за ножи, и победил твой дед.

— Вам все это Леший рассказал?

— Чудной ты, Джо! Я тоже умею читать прошлое человека. Свою вину твой дед искупил. Духи ваших предков наказали его в полной мере. Твой дед женился на этой девушке, но она ждала ребенка от другого. Роды были неудачными. Вместо полноценной жены он получил слабую, больную и потерявшую способность к вынашиванию потомства женщину. Вместо собственных детей он растил детей своего соперника. Так что твой дед — упрямый дурак.

— Не говорите так!

— Отчего же? Он пришел в священную рощу попросить об отсрочке смерти. Вирой, то есть платой, которую ему назначили, было посеять семя новой жизни в лоно избранной навью человеческой особи. Разве во мне было тогда что-нибудь страшное или отвратительное?

— А если бы он отказался?

— А он и отказался. Если бы для меня воля нави не была законом, то твой дедушка не смог бы покинуть Россию иначе чем в гробу. Но я помнила, что он мой пациент, и взяла весь процесс под свой контроль. Напоила его снотворным, и он проделал все, что от него требовалось, в бессознательном состоянии. Не вздумай ему о том рассказать, пусть он и дальше пребывает в неведении.

— Уф! А я уже было подумал, что вы…

— Решила по глупой прихоти поссориться с землей, травой и воздухом? Я не враг самой себе. Не скажу, что излечение твоего деда мне ничего не стоило, но примерно за полгодика — год я полностью восстановлюсь. Навь мне поможет. А вот с твоим дедом все гораздо серьезнее. Он теперь принадлежит мне и находится под моим гипнозом. Видел? — я приказала, и он пошел. И если его не остановить, то он так и будет идти, пока не упадет.

— И как его теперь остановить?

— Никак. Можно лишь притормозить и попросить подождать, чтобы поехал не в одиночку, а со всеми вами вместе. Как это и было первоначально задумано. Но за ним, конечно же, надо будет присматривать, потому что твоего дедушку Дика будет тянуть вернуться сюда, ко мне. Возьми это на себя. Отвлекай. В Городке к вам присоединится Олюшка и еще кое-кто из наших.

— А если он начнет вести себя… как псих?

— Не должен. Я его разума не лишала — просто поставила на нем отметину, чтобы на него никто больше не претендовал и не пытался воздействовать. Если он начнет куролесить, пусть Олюшка сообщит мне, и я дам ему новую установку. Так что звони своему деду скорее, и пусть он тебя подождет. А там и ваши подъедут. На, отнесешь ему туесок с завтраком — твой дед должен соблюдать режим, в его возрасте забывать об этом рискованно.

Джо взял небольшую плетеную из луба корзинку с крышкой и направился было к калитке больничного двора, но знахарка снова его задержала.

— Погоди! — сказала она. — Ты ведь христианин, да?

Джо кивнул.

— Вот тебе крестик, надень его на шею, под одежду. Там, в этом крестике вмонтировано устройство, которое поможет отыскать твоего деда, если его снова куда-нибудь занесет в неизвестном направлении. Работает как компас. Если нажмешь на нижнюю грань крестика и положишь его на ладонь, то он начнет пищать, пока ты не совместишь ось прибора с тем направлением, куда надо двигаться.

— Здорово! А как эту штуку выключить?

— Нажать на эту же грань повторно. Действует в пределах километра. Чего ты смотришь на меня так, словно я тебе подсунула предмет черного культа? Это артефакт технический, а не колдовской. Руслан у нас по первой профессии айтишник, и Кристинка тоже. Это их самоделка. Работает на микроаккумуляторе, который подзаряжается от нано-токов организма, к которому изделие прикреплено.

Джо мотнул головой.

— Разве вы не ведьма? — спросил он упрямо.

— Ведьма. Поэтому я и знаю, что возможно, а что нет. Ты видел, сколько у меня в больничке диагностической аппаратуры? И я ей пользуюсь, спроси у своего деда. Сигнал, на который настроен этот крестик, вмонтирован в его организм в недоступном месте… Ну все, беги! Старик, наверное, тебя уже заждался.

Александра Марковна позвонила Матвею и вкратце сообщила ему, почему его гостям следует выезжать немедленно, без всяких прощальных церемоний, и как объяснить им, отчего вдруг возникла такая спешка.

— Да у них уже все готово, — сказал Матвей, — они ждали только, когда все решится с дедом.

— Они знают, что ты не сможешь их сопровождать? Ты нужен здесь, мне без тебя не справиться. Скоро начнется уборка зеленца, и надо будет проследить, тем более что площадь у нас увеличена вдвое по сравнению с прошлым годом. Да и работников прибавилось.

— Все помню, и все давно сказал нашим канадским гостям. Организовывать им экскурсии будет Белла, Любаня уже с ней договорилась.

— А она сама почему не хочет ехать в Москву?

— Ей школу надо достраивать. Она надеется еще один класс организовать, седьмой. В этом году еще одна девочка окончила учительские курсы, и Любане хочется закрепить ее в селе, чтобы через два года добиться открытия здесь девятилетки уже официально.

— Что ж, святое дело! Чего не сделаешь ради детей!

— Тем более ради своих собственных.

О чем Любаня и намекнула своим канадским гостям, когда микроавтобус проезжал мимо школы и строящегося рядом с ней большого нового корпуса. Точнее, она начала воодушевлением обрисовывать перед ними перспективы образования в своем селе.

— Вы надеетесь отделать вот это здание еще до начала учебного года? — изумилась Дейзи, работавшая у себя на родине в городской Администрации и поэтому знавшая максимально возможную скорость возведения зданий из разных материалов.

— С начала августа планируем начать штукатурку и настилку полов. Как только поставят стропила крыши и накроют первый слой кровли с гидроизоляцией, можно будет приступать к первому этажу. Навалимся всем миром и справимся.

— Не знаю, — с сомнением произнес Матвей, сидевший за рулем, но все слышавший.

— Я слышала, будто Россия — это страна чудес, но не настолько же, — в голосе у Дейзи по-прежнему звучало сомнение. — А что будет, если ваши строители не уложатся в отведенные вами сроки?

Русские переглянулись.

— Ничего страшного, — улыбнулась супруга бизнесмена. — Вообще-то средней школы в нашем селе теоретически не существует, есть только начальная. Для более старших классов у нас нехватка детей соответствующих возрастов. Так что произведем косметический ремонт старого здания, к приезду приемной комиссии, и снова разместимся там. А когда будут готовы классы первого этажа нового здания, переместимся туда.

— Нежданчик номер первый, — сказал Мигель. — Я думал, что уж вам-то не приходится возить детей туда-сюда каждый день, как это практикуется в Канаде.

— А мы и не возим. Нынче существует такая удобная штука, как дистанционка. Пятый и шестой класс у нас считаются как бы на домашнем обучении, хотя на самом деле детишки ходят в школу как положено.

— А учителя?

— По математике и русскому с литературой у нас свои, иностранный велся дистанционно, но с этого года и эта проблема будет для нас закрыта. Остаются физкультурник и трудовик. А через три года все будет узаконено, в том числе и зарплату наши учителя станут получать от государства, причем какую положено.

— Не поняла я ничего про дистанционку. Как вы ухитряетесь обходить законы? — спросила Дейзи.

— Да очень просто. Официально девочки оформлены учительницами одной из школ райцентра и проводят занятия оттуда. Но на самом деле они никуда не ездят, а ведут уроки в нашей школе. Заодно к ним прикреплены и другие дети-дистанционщики, из других населенных пунктов. Их ответы выводятся в классе на интерактивную доску, и получается как бы комбинированный урок. Всем польза: и учительницам не приходится никуда ездить чаще одного раза в неделю, и никакого обмана нет.

Канадцы помолчали. Микроавтобус уже выкатывался из села.

— И кто же ведет у вас строительство нового школьного здания? — спросил Мигель. — Неужели ваш управляющий все успевает?

— Нет у нас никакого управляющего, — сказала Любаня. — За строительством школы слежу я сама. Чертежи мы оформили как надо, приглашали архитектора и проект подписан в комитете по надзору, как положено. Все согласно СНИПам: и высота потолков, и окон, и цоколя.

— Тогда вам нельзя ехать с нами, — сказала Дейзи. — Не дай бог, строители напортачат с вентиляцией или электрикой — и все придется переделывать. Мы обойдемся без вас, правда, ребята?

Любаня покраснела и кивнула.

— Я и сама так думаю, — сказала она. — Но у меня к вам есть предложение. Белла, с которой вы познакомились в Городке, тоже собирается свозить в Москву группу детей, показать им Красную площадь, Арбат, и все остальное. Если вы не против, вы можете с ней объединиться.

— И Олюшка поедет? — спросил Джо, вспомнив слова Александры Марковны, что за дедом сейчас, после его чудесного исцеления, нужен глаз да глаз.

— Конечно, — отвечал Матвей. — И Трувор тоже. Вас будет шестеро и их столько же. Платить будете каждый за себя. Экскурсии и поездки предлагать будет Белла, а выбирать вы.

Мигель взглянул на свою жену.

— О'Кей! — сказала Дейзи. — Но если что-то нам не понравится, мы ведь всегда сможем разойтись, разве не так?

— Само собой, — торопливо проговорила Любаня — В общем, я звоню ей, сообщить, что мы уже выехали.

Итак, что сказал через четыре дня экскурсионного турне по Москве старый Дик, для него самого также было чистейшей неожиданностью. За это время их объединенная группа успела побывать на Красной площади, в Московском Зоопарке, в цирке, в Музее революции, в Третьяковке. Они успели увидеть Царь-пушку и Царь-колокол, отстоять очередь в Мавзолей Ленина, чтобы увидеть его забальзамированное тело.

Совсем мертвый, — шепнула Олюшка Джо…

И все вроде бы было хорошо. Туристы из Канады хотя и уставали к концу каждого дня, но ни от чего не отказывались. И даже младшие члены группы: двадцати, шестнадцати и тринадцати лет вели себя безупречно: восхищались тем, чем надо было восхищаться, внимательно слушали объяснения экскурсоводов и задавали правильные вопросы. То есть до сих пор всем все нравилось, и тем неожиданней была внезапно высказанная стариком претензия.

— Простите, не поняла, — удивилась Белла.

Пять дней тому назад она сама вызвалась показать этой группе иностранцев Россию и делала все возможное, чтобы те чувствовали себя комфортно и вообще прониклись.

Она взялась за это тем охотнее, что вместе с гостями из далекой Канады в поездке участвовали две ее дочери-близнецы Анюта и Марта и сын Кристины Иван, на которого она строила далеко идущие матримониальные планы. Они были одного возраста с Трувором и Олюшкой, с младенчества тусовались вместе и никогда не доставляли ей хлопот.

Добавка к ним Джо тоже не была для нее, опытной учительницы, тяжким обременением. За время, проведенное канадцами и русскими вместе, подростки стали не разлей вода, или по выражению этого самого Джо thick as thieves.

В общем, толстые как воры, если переводить буквально.

Воры тут были явно не при чем, воров среди присутствовавших не было, и каким боком эта категория населения затесалась в определение тесной дружбы, поведать не смог бы ни Маниту, ни Яхве, ни славянские боги. Однако сейчас явно что-то пошло не так…

Белла окинула взглядом всю пеструю компанию, развлекать которую ей предстояло еще две недели, и впервые подумала, что переоценила свои силы. Исполняя роль гида, переводчика и менеджера по быту одновременно, она на самом деле не была ни первым, ни вторым, ни третьим…

Компания была слишком противоречивой по интересам. И если ворчание индейца Беллу не слишком задело, то профессией Дейзи была работа в туристическом бизнесе, и показать перед ней свою некомпетентность было бы досадно. Не будь Белла из отличниц, досада эта была бы микроскопической, но для особы, привыкшей все исполнять скрупулезно и на совесть, одной мысли о том, чтобы оказаться кого-то хуже, хватило для самой настоящей паники.

— Вам что-то не понравилось? — спросила она озабоченно. — Скажите, куда вы хотите попасть, и мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить выполнение вашего запроса.

— Как говорят у нас: Любой каприз за ваши деньги, — хмыкнул Трувор.

— Любой? — засмеялся Джо.

— Ну, наверное, кое-что не реально выполнить сразу. Иногда билеты необходимо заказывать заранее. Но если есть желание подождать, то в наших возможностях увидеть очень многое, — это снова были слова Беллы.

— Ваша программа не заслуживает ничего, кроме похвал, и мы под впечатлением просыпаемся и засыпаем, — сказала Дейзи. — Но вы слишком уж стараетесь. Вы пытаетесь заполнить все наше время. Мы понимаем, что втиснуть в три недели или даже в месяц все, что у вас тут есть, невозможно, но так нельзя.

— Мы хотим увидеть кое-что сами, без сопровождения, без вот этого посмотрите направо, а теперь налево, — сказал Мигель.

— Угу. А то мне уже пишут в комментах, что русские нам на глаза надели шоры, за которыми мы ничего не видим, кроме того, что нам хотят показать, — сказал Артур.

— И что в России очень опасно в некоторых районах, и полно банд, — добавил Киан.

Это были истинные слова шестнадцатилетнего подростка, и глаза его при этом на мгновение блеснули, а на лице промелькнуло выражение непокорства.

— Какие банды при такой толпе народа как наша? — изумилась Белла. — Покажите мне идиотов, которые станут нападать на группу, в которой шестеро детей и две женщины?

— То есть троих мужчин вы в расчет не берете? — усмехнулся Мигель.

— Да кому вы нужны, чтобы с вами драться? Махаются между собой юнцы, а от победы над вами ничего кроме неприятностей не получишь.

— Нападать на интуристов — это вообще зашквар, — важно произнес Трувор.

— Московская полиция будет поднята на уши, и начнут трясти всю диаспору вместе с гастербайтерами, — добавила Олюшка.

— Диаспора — это кто? — спросил индеец.

— Это члены той этнической группировки, на территории которой произошел инцидент. Полиция соберет старейшин и их начнут ругать, что их молодежь рамсы попутала, — сказал Иван.

— Не понял! — сказал Джо, заглянув в гугл-переводчик.

— Ну, берега потеряли, беспредельничают, — пояснила Олюшка. — И если старейшины немедленно не примут меры, то начнутся облавы и проверки документов. И всех, у кого нет разрешения или временной регистрации, принудительно выгонят из России с запретом въезжать целых 5 лет.

— Ты это всерьез?

— Угу. Международные осложнения никому не нужны.

Индеец посмотрел на нее с большим сомнением…

— Врешь ты все! — сказал Киан. — Не станет полиция шевелиться из-за наших набитых морд.

— Каждый иностранно-подданный в нашей стране учитывается, стоит ему пересечь границу. И в любой гостинице ведется регистрация постояльцев, — строго сказала Белла. — Если вы не выпишитесь из номера в положенный срок или не продлите свое пребывание, то хозяин гостиницы обратится в полицию с заявлением о вашей пропаже.

— После этого все поймут, что с вами что-то случилось и начнут вас искать. Отследят ваш путь по видеокамерам и момент, когда вы пропали, — добавил Трувор, и Олюшка согласно закивала.

— А если просто драка? — спросил Мигель.

— Тогда все будет зависеть от того, напишете ли вы заявление.

Канадцы переглянулись, переваривая услышанное.

— Если вы прямо сейчас хотите прогуляться по Москве самостоятельно, то мы вас не держим, — проговорила, наконец, Белла. — Но я предложила бы вам вариант несколько менее радикальный. Первую половину дня потратить на совместные экскурсии, а вторую — отдельно от нашей компании.

— Я лично за, — сказала Дейзи. — Вы обещали нам сегодня показать знаменитый Алмазный фонд.

— И Оружейную палату. Это в Кремле. Билеты мы уже заказали. По Интернету. Но чтобы они не пропали, необходимо явиться не позднее чем за час до назначенного времени и взять там в кассе уже настоящие билеты.

— Тогда поехали, — сказал Мигель. — А почему мы все время ездим только на метро, а не на такси? Нам хотелось бы увидеть сам город, а не только то, что под ним.

— Метро быстрее, из-за пробок. К тому же на территорию Кремля на такси не пропускают. Наша остановка — Александровский сад. Этот сад находится возле одной из кремлевских стен, и кассы в музеи Кремля расположены именно там.

Глава шестая

— Странное название для бывшего казнохранилища: Оружейная палата, — проговорила Дейзи, когда они уже вышли из метро и переместились в пространство, сплошь засаженное деревцами, засеянное газонной травой и украшенное огромными клумбами.

Впрочем, ни цветы, ни газоны, ни деревья иностранцев теперь не впечатляли — за полторы недели, проведенные в России, они уже привыкли к обилию зелени в российских городах и начали считать это нормой.

— Я смотрел в Интернете: там с оружием один-единственный зал, а остальное — обычные предметы искусства, — сказал Артур с деланным равнодушием.

Девочки переглянулись и фыркнули — назвать обычными царские троны, коронационные предметы вроде знаменитой на весь мир Шапки Мономаха, карет, в которых ездили царицы, и золотой церковной утвари — это было слишком.

Но Белла не замедлила с ответом.

— Потому что первоначально так назывался склад оружия и мастерские, где это оружие изготавливалось, — пояснила она. — Причем изготавливались в тех мастерских не только сабли, топоры и ружья, но и вся амуниция для солдат и командиров. Мастерские эти находились внутри Московского Кремля, как и полагалось в те времена, то есть внутри города, и принадлежали сначала князьям, а затем, после того, как Иван IV короновался на царство, российским царям.

— А где находились мастера? — спросил Артур.

— Там же, при мастерских. Жили они на всем готовом, то есть на полном обеспечении, и кроме того им платили жалование от 8 до 40 рублей в год, что по тем временам было очень неплохо — Ломоносов, учась в Академии, существовал на три копейки в день. Позднее оружейные мастерские превратились в художественные, где создавались предметы по царским и патриаршим заказам. Но во время войн, конечно, все мощности переводились на изготовление оружия: как огнестрельного, так и холодного.

— Я же и говорю: пропаганда. — скривился Киан. — Нам в школе говорили, что у русских до XVII века не было своего оружия, что они его покупали в Западной Европе. И только потом стали делать, по западным образцам.

— Тю, и что то за страна такая была, что караванами в Московию оружие возила? — засмеялся Трувор.

— Швеция, наверное, с которой Петр I воевал. Или Турция. Чтобы нам легче было их разбить, — подхватил Иван.

— А вам в вашей школе не говорили, за какую валюту русские князья покупали своим войскам оружие? Или его к нам поставляли бесплатно, от душевных щедрот? — ехидно поинтересовалась Анюта.

— Конечно. В Россию много чего везли из любви к нашим князьям: золото, серебро, медь, драгоценные камни, шелка и парчу, — объяснила Марта, вторая из близняшек.

— И особенно железа! — сделал Иван лицо поумильнее.

— Ну, это ты уже загнул! — железа у нас и своего было навалом. Целые города этим промышляли. Из болотной руды добывали, — изобразил укоризну Трувор.

Олюшка сделала большие глаза.

— Тс-с, — прошипела она, прижав указательный палец к губам. — Болтун находка для шпиона. Не выдавай страшной государственной тайны: пусть лучше думают, что и впрямь нашу страну некому защитить, кроме Генерала Мороза.

— Шутка, — улыбнулась Белла, стараясь сгладить впечатление. — Но оружие у нас все-таки было свое собственное.

За болтовней они не заметили, как подошла их очередь в кассу, обменяли свои электронные билеты на бумажные и через Боровицкие ворота прошли в Кремль. Здание Оружейной палаты находилось буквально рядом со входом, и они успели вовремя, чтобы встретиться с заказанным экскурсоводом и не нарушить режима музея.

Для удобства гостей из Канады гид проговаривал свои пояснения к экспонатам на английском языке, и Беллины юные русскоязычные подопечные имели шанс в очередной раз продвинуться в лингвистических познаниях. Впрочем, как разумные люди, они еще с вечера напитались информацией о будущей экскурсии из Интернет-источников, и сейчас с переменным успехом пытались уловить из рассказов гида знакомые им слова и выражения.

Получалось это у них по-разному. Анюта с Мартой понимали все полностью, Олюшка с Иваном так-сяк, а Трувор, как изучавший в школе испанский, опирался больше на свою сообразительность. Тем более что в речи гида проскальзывали международные термины и русские названия предметов, лежавших на витринах.

Слишком долго задерживаться возле экспонатов гид не позволял, и им повезло, что их компания была небольшой, поэтому никто никому не мешал. А в общем и целом это было даже хорошо, что рассказы гида были короткими, и осмотр витрин был мимолетным — проход через все залы и без долгого стояния возле витрин занял почти два часа времени.

Вышла их группа из здания в полувменяемом состоянии — мало золота не показалось никому. У Артура был пришибленный вид — наверное, такой же был у Али-Бабы, попавшего в пещеру сорока разбойников в одноименной сказке.

— Странно, что все это не растащили за кучу войн и переворотов, — высказался он, наконец.

— А кто будет растаскивать? — пожала плечами Белла. — Это же Кремль, правительственная резиденция. Во время нашествия Наполеона, накануне вступления французов в Москву все ценности из старого здания Оружейной Палаты были вывезены, и экспозиция была вновь открыта уже после войны, в Санкт-Петербурге, тогдашней столице. В 1849 году было решено вернуть казнохранилище в Москву вместе с мастерскими, и как оказалось, это было мудрым решением.

— А как же революция? — спросил Мигель.

— Все события по смене власти происходили в Петербурге, и Гражданская война также сюда не дошла. Чему вы удивляетесь? В Ленинграде целый Зимний Дворец с Эрмитажем сохранились нетронутыми, и даже Временное Правительство ограничилось прихватизацией казны, а на распродажу императорских коллекций не решилось.

— Вы хотите сказать, что коммунисты ничего отсюда не продавали, и все, что когда-то изготовлялось в царских мастерских, до сих пор находится здесь? — спросила Дейзи.

— Что значит все? Кремлевские мастерские функционировали аж с XV века, и все, что было в них сделано, не поместилось бы ни в какое здание. Предметы, здесь изготовляемые, шли на подарки иностранным послам, на жалование особо отличившимся служащим или придворным, на украшения интерьеров дворцов. Мебель, посуда, и просто обычное по тем временам оружие — все, на что был заказ, и что было необходимо для функционирования правящей верхушки Российской империи.

— Гм… — проговорил Киан скептически. — Вы говорите неправду: большая часть того, что здесь выставлено — иностранного производства.

Белла на некоторое время онемела от такого нахальства: мальчишка пропустил почти все, что она только что пыталась объяснить!

— Но так и должно быть! — пришла ей на помощь Олюшка. — Свое использовалось, а дареное — выставлялось напоказ, чтобы не обидеть дарителя. Ну и когда свое изнашивалось или надоедало, то оно переделывалось или частично шло для изготовления новых вещей. Вы же, наверное, обратили внимание на трон, подаренный иранским шахом Аббасом. Разве можно было его не сохранить?

— Мы сейчас пройдем в Алмазный Фонд, — подхватила Белла, снова беря инициативу в свои руки, — который считается страховым, то есть сокровищницей, и принадлежит Гохрану России. Он небольшой — всего две комнаты, и думаю, что разницу вы поймете.

— Вы хотите сказать, что сейчас мы увидим нечто, по сравнению с которым два этажа золотых изделий будут казаться незначительными? — задумчиво произнес индеец.

— Ну что вы, уважаемый, ничего такого я бы не сказала. — Просто мы сейчас были в музее, а теперь заглянем в спецхран.

Вся группа как есть приготовились увидеть нечто особенное, и действительность их не обманула. Экскурсия начиналась с самого легкого: с витрины, где были представлены необработанные килограммовые кристаллы некоторых минералов и драгоценных камней, с образцами того, во что можно было бы эти минералы превратить для того, чтобы с выгодой продать. Но Дика эта витрина не впечатлила, потому что стоимости выставленных там экспонатов он не знал.

Зато следующая подборка заставила его задуматься. И не тем, что там сияла и блестела выложенная из мелких бриллиантов карта России. А множеством мешочков с отсортированными по размерам неограненными алмазами.

— The total amount is 5 kilograms, — небрежно бросил экскурсовод.

Но Дику показалось, что там было гораздо, гораздо больше.

А рядом была следующая витрина, с алмазами еще более крупными. Мешочков там лежало всего пять, зато имелись уникальные камни, от 20 карат и аж до 340 с лишним, каждый со своим названием. Некоторые кристаллы были идеальны: правильной формы и безупречной прозрачности.

Вполне закономерно, что третий отдел алмазной роскоши являл собой алмазы уже обработанные, то есть бриллианты. Они были поменьше размером, зато почти нестерпимо сияли, испуская снопики разноцветных лучей.

И все было частью российской казны… Запасом на черный день…

Изделия из бриллиантов на фоне этих сокровищ индейца уже не потрясли — хотя они и были великолепны. Вроде царских регалий: большой императорской короны, державы и скипетра, в который был вделан особо крупный бриллиант, носивший собственное имя Орлов в честь любовника царицы Екатерины. Хотя новеллы о других так называемых исторических камнях были интересны.

Например, рассказ об алмазе Шах, имевшем невероятную ценность, потому что некогда тот висел над троном Великих Моголов, а потом как ценный трофей был захвачен владыкой Персии. И что попал этот алмаз в Россию как выкуп за разгром российского посольства в Тегеране, организованный Англией, желавшей поссорить эти две державы.

Дика приятно задела мысль, что страна, казавшаяся ему ожившей сказкой, всегда была богатой и уважаемой. Он с трудом заставил себя оторваться от созерцания свидетельств ее великого прошлого и присоединиться к остальным членам своей семьи, которые уже направлялись туда, где были выставлены работы современных ювелиров России.

Впрочем, ничего особенного он там не увидел, пока не очутился перед выставкой золотых и платиновых самородков с Российских приисков, самый большой из которых был весом в 36 кг.

Дик был удивлен, что эти куски золота были не переплавлены, как это делалось всегда, а, наоборот, сохранены из-за своей необычной формы — только очень богатое государство могло себе такое позволить. И конечно, как он догадывался, это золото в российской казне не было единственным. Точно также как и бриллианты, и все остальное — это был неприкосновенный запас. То, что можно было показать иностранным посетителям небрежным жестом.

Канадцы вышли из залов фонда в полном молчании. Не о чем было говорить и нечего обсуждать.

— Ну, на сегодня все, — сказала, наконец, Белла. — Расходимся, каждый в своем направлении. Встретимся утром в гостинице за завтраком, и вы выберете, куда хотите поехать и что посмотреть. Просьба ограничиться европейской частью России, а Сибирь оставить на следующий свой приезд. Иначе у вас все время турпоездки окажется растраченным на перелеты от одного большого города к другому, чего вы и у себя в Канаде сможете испытать в любой момент за недорого.

И русские быстрым шагом направились куда-то, даже не оглянувшись.

Эту группу туристов Леонид Петрович заметил еще в метро. Она обращала на себя внимание тем, что была смешанной: половина русских, половина иностранцев. И обе половины — с детьми. Но самое важное — в группе был мужчина, очень похожий на того, кого чью фотографию детектив носил у себя в бумажнике во внутреннем кармане пиджака.

Типаж был один-в-один. Такой же рисунок скул, легкая монголоидность глаз. Но самое главное — выражение этих глаз, внимательное и настороженное. Перед Леонидом Петровичем был уголовник, он мог бы поклясться в этом перед кем угодно и чем угодно.

И эта крадущаяся походка человека, ждущего нападения со спины и готового дать отпор — такое вырабатывается годами, проведенными в опасных местах, когда ни на мгновение невозможно расслабиться и отдохнуть.

Леонид Петрович прислушался — туристы направлялись в Оружейную Палату Кремля, и вполне можно было отправиться следом за ними. Разговаривали они на смеси русского с английским, и подозреваемый столь искусно притворялся одним из них, что не будь он одет в куртку, соответствующую описанию куртки разыскиваемого, Леонид Петрович решил бы, что он взял ложный след. Однако цвет, марка — все совпадало, и он принял решение присоединиться к этой группе на время экскурсии.

После окончания осмотра Оружейной палаты необычные туристы направились в Алмазный фонд, где подозреваемый словно нарочно вел себя опять же неадекватно. Вместо того, чтобы восторгаться короной и букетиками цветов из драгоценных камней, он сначала постоял возле витрины с бриллиантами, что-то про себя бормоча одними губами, а затем замер возле золотых самородков, явно подсчитывая стоимость выложенного золота.

Впрочем, иностранцем он притворялся весьма правдоподобно — Леонид Петрович мог и ошибиться на его счет. Хорошо было бы выяснить, где группа остановилась, чтобы навести о ней справки. И хотя таскаться целый день по Москве за кем-то было вряд ли разумной тактикой, но в данном случае ему не оставалось больше ничего другого.

О, он конечно же, сфотографировал всю компанию, но слишком много в Москве и Подмосковье было бывших домов отдыха и доживающих свой век учреждений, сдающих за плату свой жилой фонд всем, кто пожелает остановиться в Нерезиновске на несколько ночей. Туристы были из небогатых, это прямо чувствовалось, и вряд ли выбрали отель в центре.

И тут сыщику повезло — перед тем как группа раскололась на две части и разделилась, прозвучало название гостиницы, в которой компания остановилась на постой. Так что можно было не суетиться и сразу отправиться выяснять о странных туристах все, что представляло интерес для Леонида Петровича как для детектива.

Спустя два часа он это все уже знал: и о том, что туристы прибыли из Канады, и что приехали они по приглашению семьи, проживавшей в Псковской области, и что женщина-экскурсовод, как и сопровождавшие ее дети, были из того самого Городка, где сбежавший из-под стражи преступник по кличке Красавчик когда-то начинал свою уголовную деятельность.

Разве могло это быть совпадением?

Да и не тянул этот канадец на шестидесятилетнего старика — на лицо ему было максимум сорок пять лет, а телодвижения были уверенными и стремительными.

Глава седьмая

Разделившись с канадцами, Белла повезла своих птенцов на Арбат, как и обещала им еще перед путешествием. Арбат был хорош тем, что там можно было не торопиться — вообще не спешить, и в то же время там совершенно невозможно было заскучать. Вымощенная красным и серым кирпичами, с фонарями под старину, эта улица выглядела праздничной, не настоящей, и киоски с сувенирами, собранными со всех сторон нашей необъятной страны, довершали впечатление.

Матрешки, расписанные не только под Хохлому, Полхов-Майдан или Гжель, но и с лицами политических деятелей, деревянные движущиеся игрушки, глиняные свистульки и всадники на лошадях (примитивные, но зато под народ), маски — и все за разную цену, разного качества, на разный вкус. Подносы, ножи, столовые приборы… Бусы, кольца и прочая бижутерия от пластмассовых вставок и стекляшек до натуральных камней — даже смотреть на все это было радостно.

А по бокам — многочисленные магазинчики с более дорогими товарами. Одни изделия из янтаря способны были свести с ума любую модницу. Белла дала себе слово, что в следующий раз приведет канадцев именно сюда — за покупками. Сама она уже присмотрела и подобрала себе целый гарнитур: ожерелье (не жалкие бусики, а в три ряда!), пару браслетов-змеек, аж три кольца, серьги, обруч на голову, набор шпилек, заколку, гребень — две полных учительских зарплаты оставила там, не дрогнув.

С другой стороны, вести канадцев сюда лучше накануне отъезда — таскать все это за собой по России было бы стремно, как выражаются современные дети.

Не успела Белла так подумать, как смартфон ее подал признаки жизни, и номер был незнакомым.

— Алло! — ответила она по школьной привычке, потому что это вполне могли быть родители ее учеников, у которых внезапно возникли вопросы к классному руководителю.

— Привет! — прозвучало в ухе.

— Здравствуйте! — вылетело у Беллы автоматически. — Ой, извини, не сразу узнала тебя, Красавчик. Долго тебе еще осталось отбывать?

Век бы тебя не знать, — хотелось ей добавить, но, конечно же, она сдержалась. Потому что хотя голос позвонившего напомнил Белле то, что она всегда старалась забыть — чья она дочь, и до чего ж они мне все надоели, но хамить тому, кто рвался с ней сейчас на связь, было чревато последствиями. С народом, окружавшим ее отца, надо было общаться без трепета, однако так осторожно, словно ходишь по минному полю…

— Я в бегах. Говорю с чужой трубки. Из всех номеров помню только твой. Сообщи отцу: я в Москве, на Киевском. Пусть закинет денег в трубку и пришлет гонца. Я уже еле кости таскаю — бомжую, счет дням потерял.

Белла подумала: кое-какие страницы уголовного кодекса сигналили однозначно: помощь беглому зэку была чревата сроком. А отказать в помощи отец не мог — да ему бы и в голову прийти не могло не позаботиться о племяннике. Следовательно…

— Я тоже сейчас в Москве, — сказала она. — Я правильно поняла, что ты на Киевском вокзале?

— Правильно.

— Жди меня там возле входа в метро, я сейчас подъеду.

— Здесь два входа.

— Ничего, проверю оба. Лишь бы ты никуда не исчез. Деньги на этот номер я попробую закинуть, как только так сразу. Не суетись, мы что-нибудь придумаем.

— Это дядя Воля звонил? — деловито спросила Анюта, когда смартфон погас.

— Да, он. Шабаш, ребята, наши прогулки на сегодня откладываются. Дядя Воля попал в беду, его надо спасать. Припустили к метро, все остальное — потом.

Подумав, Белла набрала номер мужа, но прежде чем делать вызов, заколебалась: стоит или не стоит отвлекать его от дел. То есть, имеется ли у их компании шанс справиться своими силами? Подумав еще, она коснулась кнопки вызов.

— У меня проблема. Нерешаемая. Когда ты сможешь явиться? Я в толпе, на Арбате. Тут много ряженых, вопрос лишь с твоим появлением, будь осторожен.

Выслушав ответ, она кивнула и выключила смартфон, а через несколько минут их компанию догнал какой-то субъект, ростом чуть пониже среднего, облаченный в цветастые пляжные шорты. Туфли субъекта были искусно замаскированы под копыта, и маска черта, из-за которой сверкали черные как пуговицы глаза, весьма гармонировала с мохнатой имитацией козлиной шкуры, покрывавшей его торс и все четыре конечности.

Анюта с Мартой радостно взвизгнули и на субъекте повисли. Впрочем, висели они недолго — ровно до того момента, пока Белла их строго не отчитала. Она долго перед ним оправдывалась — так по крайней мере это выглядело со стороны, и даже сделала с ним пару снимков на фоне какой-то цветочной арки из украшавших Арбат.

Выходов из метро возле вокзала оказалось даже не два, а целых пять, если верить схеме: один основной, и четыре вспомогательных. Оставив Анюту возле выхода из той ветки, по которой они приехали, то есть возле кассового зала, Белла с остальными своими подопечными направилась было к следующему, у центрального вестибюля, но тут ее окликнул знакомый голос.

На нее прямо в упор смотрел мужчина в заношенной темно-коричневой куртке и потертых грязноватых джинсах. И этот мужчин ей кого-то сильно напоминал…

— Дядя Волик! — кинулась к нему Марта.

— Тс-с! Тише! — проговорил мужчина. — Ба, да я вижу что столицу покорять вы дружной кучкой налетели! А остальные артисты где?

— Они не захотели ехать, — сказал Иван. — Они сказали, что все можно узнать из Интернета, и незачем ради этого трястись в поезде. А ты как?

— Да никак. Попался на банальную провокацию. На Ленинградском вокзале ко мне прицепился один недоросток из молодых и ранних и начал нарываться конкретно. Базар повел в такой теме, за какую положено бить до кровавых соплей. Я предложил ему взять свои слова обратно — он не внял, и добавил еще пару эпитетов. Будь мы только вдвоем и в другом месте, я бы его отму… отвальцевал, короче, но рядом были свидетели, из наших. Не один я был, ребятки. Пришлось доставать складняк и втыкать. Парниша брык — и на пол. Вынул из раны нож, кровища хлещет… Я вызвал скорую, польцы̀ явились как привидения — из ниоткуда, я стою над ним как идиот.

— А почему ты не скрылся? — спросила Анюта.

— Куда? Да и смысла не было. Он мне куртку забрызгал, а на ноже полный набор для дактилоскопической экспертизы. Ну, думаю, не судьба Красавчику на свободе новую жизнь начинать. А утром, на допросе, следак мне сообщил, что этот п… короче, юный отморозок — из той самой банды, которую мы семь лет тому назад покрошили. Младший брат Бартыша, подрос, гнида! И что меня точно замочат, если не в камере, то на этапе. Ну я и решился на рывок.

— Вот просто так? — блеснули глаза у Трувора.

— Нет малыш, не просто. Мне повезло. Вместе со мной в камере ждал суда один… вася, который шел по статье 115. Максимум что ему грозило — год исправительных работ. Мы с ним оказались одной комплекции, да и моськой он на меня смахивал… не то чтобы как из одного инкубатора, но если не присматриваться — перепутать было можно. Я договорился с ним поменяться биографией на один день. Обещал перевести на его счет 10.000 долларов, если не поймают.

— А почему так много? — деловито поинтересовалась Марта.

— За риск. Убийцу могли подослать этой же ночью или отправили бы этого васю на зону вместо сбежавшего, — пояснила Белла.

Красавчик кивнул.

— По договоренности он должен был продержаться до следующего вызова на допрос, а я бы за это время был уже далеко и поимел свой шанс. Короче, я сел на поезд и помахал ручкой Москве.

— Ох дуралей!

— Угу. То, какого лоха я едва не сыграл, меня пробило быстро. Во-первых, дома меня бы ждала засада, и повязали сразу же, не ходи к гадалке. Во-вторых, в телефоне, который мне любезно вернули, наверняка уже имелся маячок, который показывал, куда я реально направил свои кости. Поэтому на ближайшей станции я вышел, выкинул трубку и пересел на обратный автобус. И вот я здесь, кукую уже десятый день на Киевском, и не знаю, куда лучше прыгнуть. Хорошо хоть твой номер вспомнил!

— В общем, так, — проговорила Белла, секунду помолчав. — Пока полиция не взяла твой след, возможностей помочь тебе у нас несколько. Денег у меня на счету достаточно, а при необходимости я позвоню мужу, и он подбросит, сколько потребуется. В общем, тебе надо изменить внешность, достать новые документы и расплатиться с долгом.

— Мам, я есть хочу! — хныкнула Марта.

— Отличная мысль — сначала поедим. Заодно посидим и подумаем, с чего начать твое преображение. Девочки, хватайте дядю Волю под руки и потащили к ближайшей пищевой точке. Трувор, одолжи ему свою бейсболку, чтобы он не светился своей прической, пока мы ему не поменяем шевелюру.

— В общем, так, — сказала Белла, когда они спустились в метро и присели там на одну из лавочек. — Есть идея сделать тебя нашим гидом на время нашего путешествия по России. Это сразу тебя легализует, и твое перемещение по просторам нашей необъятной не вызовет никаких подозрений. Интуристы — это очень удобное прикрытие.

— А если проверка документов?

— Наша объединенная группа большая, хотя и не настолько, чтобы там кто-нибудь мог затеряться. Но если ты будешь при деле, никому и в голову не придет, будто с тобой что-то не слава богу. Главное — вести себя уверенно.

— А если…

— Тебе надо будет выждать всего несколько дней, пока не заимеешь новый паспорт. На это время мы можем выехать из Москвы куда-нибудь подальше. Отправимся на автобусе, или на автобусах, если понадобится пересадка. Маршрут выберем потом.

— А если твои канадцы не согласятся туда поехать?

Олюшка и Иван переглянулись.

— Согласятся, — сказала Олюшка твердо. — Главное, чтобы все поверили, будто ты гид.

— Папа рассказывал, что в Москве есть Театральный магазин, где продаются парики, грим и прочие театральные принадлежности. Надо поехать и купить, — сказала Марта.

— Точно, — согласилась с ней Анюта. — Кто найдет в Интернете адрес ближайшего самым первым, тот выиграл.

— О, я уже нашел! — сказал Иван. — Тут совсем рядом Ирма-декор. Минут 15–20 ходу.

— Ну так выдвинулись! А с кого будем лепить портрет?

— С Андрея Миронова, конечно. Дядя Воль, вы смотрели Приключения Итальянцев в России?

— Само собой. Только он там мент, мне это не подходит.

— Да не похож он на полицейского нисколько! — сказал Трувор.

— Нам нужно, чтобы ты с кого-то срисовал манеры, — пояснила Анюта. — Лицо изменить нетрудно. Я умею это делать, мы дома часто в театр играем и разные пьесы ставим. Но тебе надо поменять походку и жестикуляцию. Миронов — самое то, он совсем не похож на зэка. Вот если бы ты смог двигаться как он, легко и непринужденно! Ну ты хоть попробуй! И глаза чтобы не волком смотрели, а приветливо. А то вид у тебя такой злой, словно ты заживо проглотить нас хочешь.

Зэк усмехнулся.

— И как я должен на вас зыркать?

— Доверчиво и радостно.

— То есть лоха изобразить?

— Наверное, да, — сказала Олюшка. — Вот, посмотри в мои зрачки… Представь себе, что ты сейчас будешь есть что-то очень вкусное, на улице прекрасная погода, и вокруг тебя друзья…

— Кореша, что ли?

— Ну, наверное. И вы сейчас все вместе идете веселиться.

Бандит засмеялся. И зло так засмеялся. Нехорошо.

— То есть что сейчас мы идем не в магазин за париками, а на попойку со шлюхами, чтобы там оторваться по полной программе? Это я должен себе представить?

Олюшка рассердилась.

— Неужели в твоей жизни никогда-никогда не было ничего хорошего? — спросила она расстроено.

Бандит задумался.

— Самая чистая радость, — сказал он, — это когда кто-то на твоих глазах неожиданно спотыкается, падает и расшибает себе коленку. Больно-больно.

— Ох! — сказала Белла. — А ты действительно злой, Волик!

— Какой уж есть! Хотя вру, был один случай. Когда я совсем мелким был. Я гулял на улице и замерз, а дом был заперт, потому что матка куда-то ушла, а ключ оставить позабыла. Я сел на крыльцо и заплакал. А соседка старушка увидела, зазвала меня к себе, напоила чаем с медом, а затем велела забраться на печку, чтобы я прогрелся. И ее кот, рыжий Барсик, устроился у меня в ногах. Я погладил его, и он замурлыкал. И так приятно мне стало тогда… Спокойно-спокойно…

— Значит, ты любишь кошек? — снова спросила Олюшка.

— Верно, люблю.

— Ну так представь себе, что я кошка. Большая и белая. И что ты глядишь на меня, и тебе хорошо-хорошо… Запомнил это чувство? Ты всегда теперь будешь его испытывать при виде меня! А теперь выпрями спину, набери полную грудь воздуха, выдохни и скажи себе: Мне хорошо. Вокруг меня друзья. Они меня уважают и всегда мне помогут.

— Мне хорошо. Вокруг меня друзья. Они меня уважают и всегда мне помогут, — послушно повторил бандит.

Он удивленно оглядел пространство вокруг себя и проговорил:

— Елки кудрявые! Но мне сейчас действительно нормально! Как ты сумела это сделать, пигалица?

— Гипноз, — пояснил Иван. — Олюшка владеет.

Олюшка кивнула.

— И долго это продлится?

— Около часа. Но этого хватит, чтобы ты смог вызывать у себя нужное настроение, когда будешь изображать нашего гида.

В театральный магазин Красавчик (будем называть его так, как звала его Белла) вошел, полный оптимизма и бодрости. Он терпеливо перемерял все парики и усы, которые подбирали ему Анюта с Мартой, с интересом пощупал накладки на лоб и нос из разных материалов, и выразил полное согласие с тем, что парик лучше взять из натуральных волос, а не из синтетики.

Некоторое разногласие возникло по поводу цвета, пока Белла не настояла на том, что ориентироваться надо на корни волос, которые могут неожиданно выглянуть в самый неподходящий момент. Но, наконец, набрав полную сумку всякой полезной и бесполезной всячины, в том числе и не забыв про свои интересы, компания покинула магазин театральных товаров и переместилась в торговую точку, где продавалась готовая одежда.

К великому счастью Красавчика, за четыре дня походов по музеям вся шестерка его консультантов во главе с Беллой знала, как должны одеваться экскурсоводы, и чемодан с комплектом нужных будущему гиду вещей был собран быстро и без споров. Бритвенные принадлежности и парфюм он подбирал себе сам, а на ночевку для него сняли квартиру, которая сдавалась посуточно, по паспорту Беллы.

Ввалившись туда всем кагалом, компания принялась действовать. Олюшка объявила, что ее бабушка Олеся дала ей чудодейственную мазь для роста волос, и если эту мазь втирать в голову ежедневно, то уже к концу недели Красавчик сможет обходиться без всякого парика.

Ну а пока этого не случилось, Анюта с Мартой изменили Красавчику форму лба, носа и скул, наклеили усы и парик, превратив в кудрявого молодца, и наложили на лицо тональный крем, раскрасив его после под натуральный цвет кожи. После того Белла записала для него на диктофон примерный текст его первой экскурсии.

— Поедешь в Дивногорье, на электричках, — сказала она перед тем, как оставить его одного. — Самый простой путь — это через Рязань. Но на Рязань — это с Казанского вокзала, то есть одна и та же станция метро с Ленинградским, где тебя наверняка пасут. Поэтому выбираем другой вариант, с Курского вокзала до станции Узловой, далее Елец — Липецк — Грязи — Воронеж — Лиски. Либо прямо, либо, через Тулу.

— А оттуда?

— Из Тулы до Узловой электрички ходят. В тех краях тебя никто искать уже не станет, если родственников нет… Точно нет?

— Точно.

— Значит, это направление и выбираем. Веди себя естественно, ничего не бойся. Когда человек боится, он ведет себя неадекватно.

— Я не боюсь, но я не понял, что значит естественно.

— Олюшка поедет с тобой и будет тебя прикрывать на случай, если вдруг полиция захочет проверить твои документы. По легенде — она твоя дочь. Вот тебе паспорт, куда уже вклеено твое новое лицо, имя и фамилия, и Олюшка, кстати, вписана туда на нужной странице. Это паспорт качественный, но липовый, для оформления в крупных гостиницах, кредита в банке или других серьезных дел он не годится. Сейчас тебя зовут Валентин. Запомнил?

Красавчик кивнул.

— Настоящий паспорт будет готов дня через три, хотя надеюсь, что этот вопрос мы благополучно разрешим до момента возвращения в Москву. А сейчас отдыхай. Вот тебе новый телефон. Это простейшая трубка, без наворотов, зато куплена на левое имя и чистая. Если не считать вбитого туда номера моего смартфона.

— Деньги?

— Олюшка завтра принесет. И карточку, и наличку.

— А долг? Это дело чести.

— 10.000 долларов, точнее, миллион рублей уже переведены на нужный счет. Ипотека твоего подменщика полностью закрыта. Концы спрятаны надежно.

— Когда ты успела? — удивился будущий Валентин. — Ты же от меня не отходила!

Белла строго усмехнулась.

— Разве я не дочь своего отца? Я тоже знакома кое с кем, и признаюсь тебе честно: я вожусь с тобой только ради него. Чтобы ему не попасть из-за тебя на неприятности.

— Значит, ты ему ничего не сообщала?

— Разумеется, нет. Приеду домой — расскажу, как у тебя обстоят дела… Пошли, ребята!

— Эгей, подожди! У почему на электричках, а не автобусом?

— Потому что полицейские ищейки предполагают, будто ты покинешь Москву по асфальту, чтобы не светить чужим паспортом. Наверняка ориентировка на тебя у всех дэпээсников имеется.

Глава восьмая

На следующий день с рюкзаками за плечами и одним чемоданом на двоих Олюшка с Валентином уже покидали Нерезиновск, как метко называют столицу России провинциалы. В большом рюкзаке у них была еда в дорогу, а в Олюшкином — ее неизменный ноутбук с двумя запасными аккумуляторами, суммарной мощности которых вместе с тем, что имелся внутри ноута, было часов на 6–7 работы.

— Зачем он тебе? У тебя же смартфон есть? — удивился Красавчик, когда узнал, что именно его юная сопровождающая взяла в дорогу.

— Там у меня на жестком диске мои любимые сериалы и музыка. И еще туда можно скидывать фотографии и видео, и их обрабатывать. Хочешь, я включу какой-нибудь из корейских?

— Потом, давай сначала перекусим… Я вот размышляю: зачем вы все дружно взялись мне помогать? Ну, я понимаю Беллу: она это делает ради своего отца. Но ты-то для чего стараешься?

— Мама говорила, что твой босс очень хороший смотрящий для нашего Городка. И что если с ним что-то случится, то такое может начаться!

— Зато у нее прибавилось бы клиентов, и она бы хорошо наварилась.

Олюшка пожала плечами:

— Нет уж! Пусть лучше у нее клиентов будет поменьше, зато по улицам спокойно ходить можно. Мы не бедствуем, нам на жизнь хватает… Ну чего вы на меня так смотрите, будто впервые увидели?

Красавчик усмехнулся:

— Действительно, впервые. То есть я впервые вижу девочку, которой всего хватает.

Олюшка стушевалась.

— Так ведь самого главного за деньги все равно не купишь, — сказала она, подумав. — Дружбу, например.

— А у тебя много друзей?

— Не знаю. Я никогда об этом не задумывалась. У нас дружный класс. Но после школы я помогаю дяде Руслану. Или читаю. Я не очень люблю тусоваться. Только когда зовут выхожу во двор.

— Значит, нет.

— Ну, смотря что называть дружбой. У нас своя компания, и мне ее хватает. И деньги там вообще мимо.

— Потому что они у вас есть.

— Откуда? Наши родаки не торопятся выполнять любые наши капризы. И ценятся у нас самоделки, а не то, что в магазинах выставлено. А деньги у нас в семье как страховой фонд. Чтобы на приобретение профессии потратить. Или на аппаратуру.

— Или на таких, как я…

— Нет, мы стараемся держаться подальше от криминала. Да ты и сам знаешь, что есть вещи, в которых деньги бессильны. Иначе бы тебе не довелось быть сейчас в бегах. И Белла… Ты же любишь ее.

— С чего ты взяла?

— Ты сам сказал, что из всех нужных тебе телефонов помнишь только ее номер.

— Упс, промахнулся! Но ты ошибаешься. То, что я испытываю к Белле — это не любовь. Это вожделение. Банальная, примитивная похоть. Я. Ее. Хочу. Если ты понимаешь, о чем я.

Олюшка кивнула.

— Так вот. Я хочу ее так сильно, что за одну ночь с ней, или даже за один сеанс я готов вернуться в свою камеру, и пусть там меня зарежут.

— Тогда почему же ты ее не…ну, не соблазнил? Когда она жила у твоего босса в особняке?

— Потому что если бы я ее коснулся хотя бы пальцем… нет, даже кончиком маникюра, мой босс мне бы все ногти повыдергивал на руках и ногах… без наркоза, а потом заставил бы их проглотить без соли и перца. Так что лучше мне Беллочку хотеть издалека, так как-то безопаснее.

Олюшка засмеялась.

— Врешь ты все, — сказала она. — Ты не из страха на Беллу стойку не делаешь. И ты любого на лоскуты порежешь, кто ей угрожать вздумает. Я же вижу. И чувствую.

— Чувствует она… Ладно, где там у тебя твои корейские сериалы? Показывай!

— Их тут несколько. Который?

— Твой любимый… Хваюги — это о чем?

— О девушке, которая была способна видеть волшебных существ, и о демоне, который хотел ее съесть.

— Триллер? Или эротика?

— Ни то, ни другое. В общем, сам увидишь.

— Я же говорил! Смотри, как плохо быть доброй и доверчивой? Все над ней издеваются и ее обманывают.

— Неправда, они просто ее боятся.

— Не понял.

— Когда люди кого-то боятся, они стараются держаться от него подальше или вообще избавится.

— И вот эти два демона тоже ее боятся?

— Откуда ты знаешь, что они демоны?

— Так видно же! Один послал ее в опасное место, а другой над ней посмеялся, хотя дал клятву защищать… О, вот она уже и выросла!… А не такая уж она и дура, как мне сначала показалось.

— Она вообще не дура. Дураки в мире магии не выживают.

— А тебе откуда знать?

— Ну, я так предполагаю. Ты же сам видел, какие все привидения злые.

— И голодные.

— И голодные. Поэтому встречаться с ними лучше только в кино. Вторую серию будем смотреть?

— Обязательно. Мне очень хочется увидеть, как двое демонов станут драться из-за вкусного блюда.

Путешествие на электричках с пересадками — штука гораздо более медленная, чем на прямом поезде. Если бы Красавчик с Олюшкой выехали с Казанского вокзала на экспресс-электричке, то они добрались бы до Воронежа часов за семь. Но вкруговую и с остановками маршрут их затянулся. Первая пересадка их ждала на конечной станции — до Узловой от Тулы было около 50 км, то есть около часа езды, не считая ожидания нужного электропоезда. До Ельца было еще 150, то есть примерно три часа, если считать округленно и грубо.

В общем, в Воронеж они в тот день не попали, пришлось заночевать в Грязях, в зале ожидания. При вокзале имелась и гостиница, но зная, что там могут затребовать паспорт, наши путники предпочли организовать себе нечто вроде ложа на четырех креслах одной скамьи, благо было достаточно свободных. Но сначала они поели в кафе, расположенном там же, на вокзале. Точнее, Олюшка сбегала, набрала на поднос пирожков с бутербродами и кофе, и, расположив снедь на чемодане вместо стола, они основательно подкрепились.

К сожалению, билетная касса была уже закрыта на перерыв, но зато у буфетчицы Олюшка выпросила разрешения подзарядить свой ноутбук — естественно, за плату. Ну и контакта с полицией им избежать не удалось — в 5 часов зажужжал мотор, и началась влажная уборка первого этажа посредством какого-то мощного агрегата, направляемого могучими руками местной ревнительницы чистоты.

Для того, чтобы ночующие бодрее вставали с кресел, двое служащих, одетых в форму железнодорожной полиции, принялись лениво обходить зал, предлагая каждой группе людей предъявить документы. Валентину ничего не оставалось делать, как полезть в карман за паспортом.

Он очень устал: вчерашний день был напряженным, и ночь утомительной. К тому же он был спросонок, а снилось ему, будто он снова в камере. И вообще он на собственном опыте знал, как четко полиция видит тех, кто недавно откинулся, и сердце у него нехорошо сжалось от тупого предчувствия.

— Папа! — услышал он капризный голос Олюшки. — Я хочу чипсов!

— Каких чипсов? — повернул он к ней голову.

— Тех, что мы вчера купили. Они же у тебя, забыл?

— Да, сейчас, — равнодушно проговорил Красавчик, развязывая рюкзак. — На!

— Да не эти! С лососем!

Теперь при виде меня ты всегда будешь испытывать это чувство, — вспомнил Красавчик. Он заглянул в ее голубые как небо глаза, и — окончательно проснулся.

Когда человек боится, он ведет себя неадекватно, — всплыло в памяти Беллино предупреждение.

Мне хорошо, — сам себе сказал Валентин. — Рядом со мной друзья…

— Извините, — произнес он вслух спокойным уверенным голосом, вовремя вспомнив лекцию своего босса о пользе вежливости, и протянул полицейскому паспорт. — Наша электричка в 5.52.

— Воронежская, значит? Ну что ж, счастливого пути!

Полицейский вернул Валентину паспорт, и тот, чтобы не глядеть лишний раз гражданину начальнику в лицо, снова полез в рюкзак.

— Нам пора, — сказала Олюшка, принимая пакетик. — Кассы уже открыты.

Действительно, народ в зале ожидания зашевелился и потек в зал кассовый. Валентин снова зарыл рюкзак и, взвалив его себе на плечи, направился туда же. Он уже постиг: с рюкзаком за спиной и чемоданом на колесиках он меньше всего был похож на беглого зэка, тем более когда рядом с ним, держась за другую руку, вышагивала двенадцатилетняя пацанка домашней наружности. И билеты в кассах, кстати, тоже покупала она. Всегда.

— А ты умная, — сказал он, когда они уже садились на только что поданную на объявленный путь электричку.

— Угу, — деловито подтвердила Олюшка, ни на мгновение не смутившись. — Чемодан прими и поспеши места нам занять в вагоне. Они не нумерованы, если ты помнишь.

— Надо будет в Воронеже зайти в книжные магазины и порыться на развалах: нет ли материалов про Дивногорье, — услышал он голос Олюшки.

Да, надо.

Вовремя вспомнив, что как будущему гиду ему положено знать об объекте рассказа как можно больше, Красавчик, он же Валентин достал брошюрку, данную ему Беллой накануне его отъезда из Москвы, и принялся лениво ее перелистывать, решив, что в Воронеже доведет свою информированность до нужной кондиции.

Однако погулять по Воронежу им не довелось — расписание электропоездов было составлено так, что наши путешественники едва успели купить билеты и добраться до нужной платформы. Они не огорчились — даже наоборот, это был хороший знак, который намекал: все будет отлично.

Знак не обманул, в Лисках им повезло — они приехали в субботу, поэтому к обычным трем добавился еще один рейс, на 11:15, то есть даже покуковать в зале ожидания им не довелось и они снова пересели с одного транспорта на другой легко и без задержек.

Вишенкой на торте, они наткнулись на киоск, где среди остальных товаров в дорогу продавалась литература для дорожного чтения. Несколько брошюрок со словом Дивногорье в заголовках там тоже была. Олюшка заторопилась их приобрести, для чего нахально втиснулась без очереди, подвинув двух других покупателей.

— А если бы мы опоздали? — поинтересовался потом Красавчик, с интересом наблюдавший за процессом перемещения своей спутницы по очередному вокзалу между залами, кассами, переходами и платформами. Девчонка невольно восхищала его своей бесцеремонностью и целеустремленностью. Она вела себя так, слово всю свою биографию провела в дороге. И действительно:

— Пошли бы пешком, — ответила она ему. — Тут всего 15 километров, за три часа дочапали бы, без проблем. Вечером были бы на месте.

— Ловкая ты: чемодан не тебе пришлось бы тащить.

— Я не ловкая — просто осторожная. Мозолить глаза дорожной полиции для тебя не лучший вариант. Кроме того, мы шли бы не торопясь, с перерывами.

— А если на такси?

— Не-а, туда нет прямой шоссейки, пришлось бы в объезд, а это будет уже не 15, а 44 километра. Притом, таксист мог бы тебя запомнить. Оно тебе надо? К тому же у нас было еще 10 минут в запасе. Лучше слушай внимательно объявления и высматривай табло — вдруг мы чего-то проворонили?

Как оказалось, они не только ничего не проворонили, но даже успели пополнить запас питья и чипсов в киоске, стоявшем на платформе напротив входа в их вагон. Хотя вообще-то они могли этого и не делать, потому что удача их сопровождала в этот последний день путешествия до самой высадки на нужной станции и несколько позже.

Даже то, что высадились они, как оказалось, на неправильной остановке, не доезжая до начальной точки экскурсии, было им на пользу, а не во вред. Потому что благодаря этому они успели попасть аж на два объекта: не только на официальный маршрут, но и посетили Дивногорский монастырь. И узнали массу полезного, чего, конечно же, непременно пропустили, если бы ограничились чтением брошюрок.

Сытно и недорого поев в расположенной рядом со станцией столовой, наши путешественники приступили к восхождению, и оно их вознаградило: их первыми впечатлениями о Дивногорье был не только вид монастырских зданий снаружи, но и их интерьеры.

Позже они узнали, что попасть внутрь обители удавалось далеко не всем, потому что монастырь был действующим, и в новом недавно выстроенном храме велась служба. Но им разрешили заглянуть туда, и впоследствии они могли сравнить прошлое монастыря с его настоящим. Картинки из Интернета не способны были передать то, что принято называть аурой, то есть некую неуловимую эманацию, витающую в воздухе от стен, переживших бурную и впечатляющую историю.

Ведь прошлое у монастыря по любым меркам было неординарным. Его столько раз закрывали и открывали заново, что легенды об этом прошлом росли и множились. Туристов было чем поразить и утвердить в убеждении, что они не зря сюда приехали, и экскурсоводы старались изо всех сил. Легенды впечатляли и запоминались.

Если бы не Олюшка, Красавчик бы тоже слушал эти байки с горящими глазами и ни на секунду не усомнился бы в утоплении монахов в реке Дон вместе с огромной монастырской библиотекой и сжиганием красными комиссарами икон. Однако скептицизм Олюшки заставил его задуматься. В самом деле, какое могло быть сжигание, если главная икона Дивногорского комплекса — Сицилийской Божьей Матери, не только никуда не делась, но и не была смещена со своего места?

Правда же заключалась в том, что огромной библиотеки в монастыре никогда не было, а монахов там к моменту прихода красных оставалось то ли 8, то ли 10 человек. И что красные конфисковали для больничных нужд несколько кроватей. А судя по тому, что после гражданской войны монастырь превратили сначала в дом отдыха, и после в противотуберкулезный санаторий, то кровати эти с собой они не забирали — просто разместили там больных.

Однако не все в Интернет-источниках было байками для доверчивых. Путеводителе честно поведал, что первоначально церковь (а случилось это в 1695 году) была построена из дерева, и лишь затем в середине XVIII века монахи возвели на ее месте каменную, использовав для этого материал из развалин находящейся на расстоянии в 4-х километрах старинной хазарской крепости.

Храм, который гости монастыря видели сейчас, был уже четвертым, заново возведенным после возвращении его церкви в 1992 году. И отстраивали его по образцу пришедшего в негодность здания, восходящего к 1870 году. То есть обновлялось оно примерно каждые 100 лет.

Иначе обстояло дело с пещерной церковью Рождества Иоанна Предтечи, расположенной выше, над монастырем. Этот храм был пещерным, когда он был построен — никому было не ведомо, вырубили его в так называемых Малых Дивах.

Фасад церкви в лбом случае был рукотворным и выложен из белых однотипных блоков правильной формы. И этот фасад, и вход в храм был точно сделан аж никак не 1000 лет тому назад. В отличие от пещер внутри него, про которые было неизвестно, в самом ли деле их выдолбили православные монахи, или кто-то, живший до них.

В любом случае, подойдя к пещерному храму поближе, наши путешественники узнали, что он для осмотре изнутри закрыт, и для убедительности на двери его висел внушительный замок.

— Я разочарован, — сказал Красавчик. — Я думал, нам в самом деле покажут, как монахи живут.

— Так ведь главная экскурсия не здесь, — пожала плечами Олюшка. — Если мы поторопимся, то попадем туда, куда пускают. В Интернете написано, что начало очередной экскурсии — в 14:00, и что билеты продаются в кассе. Так что спускаемся, и перемещаемся в нужную точку.

— Прямо по рельсам?

— Естественно, хотя и не обязательно, можно рядом. Тропинка вдоль железнодорожных путей короче, чем поверху, по плато.

— Ты с ума сошла! А если поезд?

— Нет там никакого поезда в это время. Здесь, на этой ветке движение слабое.

Спустя пять минут они уже шагали по шпалам. Теоретически ничто не мешало и посередине идти, между двумя рядами рельс, но там была насыпана щебенка, по которой идти было отчего-то еще тяжелее. Оба они: и Олюшка, и Красавчик так устали, что настроения спешить у Красавчика точно не было.

Что он и сообщил своей напарнице.

— Давай лучше продолжим осмотр завтра, а сегодня отдохнем, — высказался он, отшагав с километр.

— Завтра приедут наши, и тебе надо будет изображать экскурсовода, — возразила Олюшка бесстрастно. — А как ты это будешь делать, если ни одного из них не понаблюдал за работой?

Спешка нашего хорошо спевшегося полукриминального дуэта была опять же вознаграждена сторицей: экскурсию на этот раз вел парень, по виду студент, энергичный и решительный. Пока Красавчик покупал в кассе билеты, Олюшка успела пронюхать, где здесь гостиница, забронировала там комнату и договорилась, чтобы оставить в ней чемодан и большой рюкзак. Свой она зачем-то потащила с собой, выложив и спрятав под подушку запасные аккумуляторы от ноутбука.

Однако если Красавчик и думал, что ее рюкзак от этого стал легче, то недолго: пара бутылок минералки и столько же пакетов с чипсами объяснили ему его заблуждение.

— Ты собираешься на меня вот это повесить? — скривился Валентин. — Ты видела, по какой лестнице мы поползем наверх?

— Видела. По железной. И что?

— Там 400 ступенек. Это десятиэтажный дом!

— Два пятиэтажных. Посередине — первый объект осмотра, Церковь Сицилийской иконы божьей матери. Пещерная, как ты и хотел. А мой рюкзак будем нести по очереди, если я совсем устану. Кстати, достань себе из чемодана куртку или свитер. Внутри церкви холодно — всего 10 градусов.

— Ничего, перетерплю. В бараках на зоне зимой тоже особого тепла нет.

Первая площадка, то есть та, где располагался вход в Церковь Сицилийской Иконы, находилась все же не точно посередине, а на этаж повыше. Но публика попалась выносливая и добрела дотуда более-менее не запыхавшись, готовой внимать и проникаться. С этого момента и, началась, собственно, экскурсия.

Валентин слушал внимательно и смотрел во все глаза: иностранцы могли задать любые вопросы, и на них следовало как-то отвечать. К счастью, впечатляться для него было не обязательно, поэтому анализ был ему доступен в полном объеме. Так, еще во время наружно осмотра, он заметил, что фасад церкви был рукотворным, и слеплен из однотипных белых блоков, похожих на блоки фасада церкви Иоанна Предтечи.

— А почему эти меловые столбы называются Дивами? — подал голос кто-то из экскурсантов.

— Так называли их местные жители. От слова дивный, то есть удивительный.

— Ну, это вряд ли, — прошептала Валентину Олюшка. — Эти изваяния были поставлены здесь задолго до появления на этой земле славян.

— Изваяния? — наконец-то удивился Красавчик. — В Интернете написано, что эти столбы — останцы.

— Как бы не так! Это изваяния то ли богов, то ли предков, то ли два в одном флаконе. Слово див переводится с древне-иранских языков как божество.

— А ты откуда знаешь?

— Читала об этом. Ты Слово о полке Игоревом в школе изучал? Битва с половцами, о которой там повествуется, произошла не слишком далеко отсюда. И вот там Див упоминается дважды.

— Например?

— Див кличет поверх деревьев. Велит прислушаться земле неведомой: Волге и Приморью… и Сурожу, и Корсуни, и тебе, Тмутараканский кумир. То есть это реально какое-то божество, причем не славянское, и не тюркское.

— Убедила. А откуда же тогда эти ходы и пещеры?

— Представления не имею. В культовом сооружении, что в Малых Дивах четко прослеживается пещерное поселение. А здесь какой-то гибрид.

— А обходная галерея?

— Она тем более. Разве что по бокам от нее отходили замурованные нынче ниши.

— Может, там монахи схоронены?

— Может. Но мне не охота проверять.

— А икона?

— Ну, если тебе хочется верить, что картину такого размера двое монахов притащили на себе аж из Сицилии — верь, никто тебе не мешает.

— А ты?

— А я погожу. Я читала, что икона, которая вист над входом в монастырь — всего лишь копия. То есть в любом случае это не та самая которая. И, конечно же, она местного изготовления и много раз подновлялась. А вот сами ходы в Дивах…

Олюшка задумалась…

— Ой, вспомнила! В 1389 году некий Игнатий Смолянин, совершая путешествие в Царьград, описал эти необычные объекты и даже зарисовал их. И вроде бы, по некоторым сведениям, пещеры в их массиве он отметил как уже существующие.

— А церковь? Или икона?

— И то, и другое появилось не ранее 1649 года, после прихода сюда русских и основания монастыря.

Красавчик оглянулся. Пока они между собой дискутировали, остальная публика уже покинула каменный холодильник, и грелась на солнышке, набираясь сил для нового подъема.

— Поторопимся, пока нас здесь не заперли, — сказал он. — Если у тебя нет желания превратить нас в две замороженные мумии, конечно.

На этом, собственно, для большинства туристов ценная часть экскурсии и закончилась. Со всем остальным, что предлагал музей-заказник, можно было ознакомиться самостоятельно, со стендов. Однако для Красавчика необходимость приобрести нужные манеры требовала двигаться за гидом дальше, по маршруту. И хорошо, что наверху маршрут этот пролегал по ровному плато, по утоптанной тропинке.

— С лестницы нельзя сходить не только из-за гадюк, — вещал между тем экскурсовод. — Здесь полно пустот, в том числе и природного происхождения. А направляемся мы к третьему самому значимому объекту нашего заповедника — Маяцкой крепости. Точнее, к тому, что от нее осталось.

От крепости и в самом деле осталось немного — усеченная пирамида почти прямоугольной формы с периметром около 400 с лишним метров, покрытая не слишком высокой растительностью. Впрочем, по стенам можно было пройтись, и белая меловая дорожка, обозначающая стены при просмотре с любого ракурса, показывала, что большинство туристов именно так и делают.

Вокруг крепости шел ров, откуда, скорее всего и добывался камень на возведение стен и зданий внутри крепости. Ров был заметен и понятен, благодаря тому, что между ним и стенами было расстояние метров пять, не меньше.

— Здесь велись раскопки, но когда они закончились, все было снова завалено грунтом, потому что оказавшись на открытом воздухе, камень, хранившийся в земле века, начинает быстро разрушаться, — пояснил экскурсовод.

— А как крепость была обнаружена?

— В 1648 году, когда правящий в то время царь решил выстроить для укрепления границ сторожевые поселения, мимо этого места проезжали казаки и прочие служилые люди. Обосноваться они решили километрах в 10 отсюда, если считать по прямой, в месте впадения в Дон другой речки, Коротоячки, но замеченный объект занесли в строительную книгу.

— То есть в то время стены крепости еще были на поверхности?

— Именно так. А вон там было городище…