Исход

Глава 10. Ведьмина чащоба

Вслед за старухой мы вошли в дом, каждую секунду ожидая нападения или другого подвоха. Но бабка ковыляла впереди, не оглядываясь; под нашими ногами не распахивались провалы-ловушки; из-за угла не выскакивали враги с топорами; а мы не слышали ни малейшего подозрительного звука и понемногу расслабились.

Вошли в узкие и тесные сени, забитые стоптанной средневековой обувью, метлами и вязанками мелких дров. Внутренняя дверь между сенями и “гостиной” напрочь отсутствовала, только проем. Да и зачем вторая дверь? Холодных зим здесь не бывает. Основное помещение избы относительно светлое и относительно просторное, из него два проема без собственно дверей ведут в чулан и спальню с узкой кроватью.

Из мебели в гостиной древнее плетеное кресло-качалка, стол под тряпичной скатертью, три стула из неокрашенного дерева и шкафчик. На столе и низких скамьях у стен выстроились кувшины, чашки и тарелки — все из темно-красной глины с причудливым геометрическим орнаментом. Печка крохотная и низкая, сложенная из камней. На такой печи можно готовить, но не запекать или лежать сверху, как на русской печке. С потолка свисают связки сухих пахучих трав и спиленных рогов. В темных углах закрытые бочонки.

Я подивился: как старуха выживает в одиночестве? Живет она определенно одна. Но кто-то ей приносит посуду и бочонки. Не сама же она их делает?

— Садитесь, — не то пригласила, не то приказала бабка Марина.

Мы с Витькой сели за стол напротив друг друга. Ситцевая шторка прикрывала окно практически без рамы с одинарным стеклом, засиженным мухами. Я подозревал, что стекло вынули из окна совсем другого дома или здания.

Я сел так, чтобы держать в поле зрения оба дверных проема. Спальню полностью не видел. Там мог кто-нибудь прятаться. Витька уставился в окно на мусоровоз, беспокоился, как бы его кто-нибудь не увел или обокрал. Это было невозможно — перфокарта, без которой ни отпереть, ни завести машину, лежала у меня в кармане.

Пока мы сидели, шныряя глазами туда-сюда в поисках опасности, бабка поставила корзину в угол на бочонок, засуетилась, забегала по комнате, вытаскивая из шкафчика пряники и тарелки с мелкими ягодами, которые я не опознал.

Мы взяли по прянику. На ощупь они были твердые, как камень. Есть мы не спешили.

— Как вы тут живете? — завел я светскую беседу.

— А что такого? — спросила бабка, с кряхтением усаживаясь поодаль от нас на третий стул у бочонка с корзиной.

— Ну, вы ведь одна.

— Судьба у меня такая. Я уж примирилась. Могла бы мужа иметь и ребенка, да судьба отобрала и то, и другое.

Она привстала, взяла со стола ягодку и положила в рот. После того, как она проглотила ягоду, Витька осмелился попробовать одну штуку. Скривился — кисло.

— Сочувствуем, — сказал я.

Бабка усмехнулась.

— Сочувствуете? Вы ни меня не знаете, ни моей жизни, ни того, правду ли я говорю или брешу прямо в глаза. И не доверяете вы мне. Чего сочувствовать-то незнакомому человеку?

— Так положено говорить, — нагло сказал я. С такими, как эта бабка, иначе нельзя. Посмеется над культурным поведением, и все.

— Кем положено? Лицемерами? Жалеть меня не надо, я приноровилась, жаловаться не на что. Я тут заместо сторожа. Путников привечаю, новости узнаю, путь показываю.

— Путь показываете? Куда? Вы знаете, где живут Отщепенцы?

— А как же? — не стала ломаться бабка. — В лесу. День пути по тропинке. На вашей самоходной телеге не пробраться.

— А как пробраться?

Бабка подтянула к себе корзину, вынула откуда-то кривой ножик и взялась за чистку грибов.

— На своих двоих, как же иначе? Выходить надо рано поутру, едва светать начнет. Чтобы дотемна успеть.

— Понятно…

— Что тебе ясно? — пробрюзжала вредная бабка. — Лес этот темный и опасный, много злого в нем.

— Чего именно?

— Волшбы злой, черной, не из нашего мира.

Витька, который взял пряник, но не отваживался его куснуть, оживился:

— Вы про волшбу серьезно?

Баба Марина глянула на него так насмешливо, что Витька съежился.

— Просто раньше я никогда ведьм не встречал, — вежливо пояснил он.

Старуха поперхнулась очередной ягодой.

— Я тебе не ведьма, шельмец! Я знахарка! Моя волшба земная, от кореньев, растений лечебных, костей мертвых животных, амулетов да оберегов.

— А еще есть волшба небесная? — уточнил я, заинтересовавшись.

— Догадливый! Небесная волшба в опоре на земные штучки не нуждается. Волхв одной силой на мир влияет. А есть и чужая волшба, не из нашего мира — вовсе непонятная.

Я задумался. Откуда эта взяла эту классификацию? Выдумала? Во сне увидела?

— Значит, — заговорил я о другом, — выходить надо пешком и рано поутру. Ладно, мы поняли. Спасибо.

Мы встали и вышли из дома. Бабка Марина не задерживала. В сенях вокруг нас закружились мухи — результат близости загона для скота. Мы отмахнулись от них и вышли во двор.

Забравшись в машину, стали держать совет.

— Бросать машину с нашим добром нельзя! — заявил Витька.

Я не спорил.

— Сам понимаю. Но другого выхода нет.

— Как это нет? Возвращаемся и ищем другую дорогу.

Я кое-что прикинул в уме.

— Вот что, Витька, давай так. Сделаем пробную вылазку. Просто прогуляемся с минимумом обвеса в лес, посмотрим, что да как. Если Отщепенцы живут в дне пути, должны быть признаки, так сказать, цивилизации. Увидим эти признаки — пойдем дальше, если лес нежилой — возвращаемся, материм старуху и едем назад, до развилки.

— Договорились.

Мы вернулись на полтора километра назад по горам и заночевали в маленькой долине с ручьем. Долина — сплошное загляденье: живописные кусты и старые мощные деревья, свежий ветерок, прозрачный ручей. На склонах долины зловеще шумел густой непролазный лес.

До наступления темноты мы зарядили фонари под завязку, проверили автоматы, зарядили магазины, взяли запасные, прихватили еду на два дня, воду в баклажках и фляжках. Все это добро уместилось в два рюкзака.

Среди ночи я проснулся ни с того, ни с сего. Такое бывало. В палатке было очень темно и душно. Как по заказу, спустя мгновение после моего пробуждения сработали датчики движения, и гирлянда ожила — вспыхнул свет, стены палатки осветились. Такое тоже бывало и не раз. Иногда чувствительные датчики реагировали на пробежавшего ежика или белку, на пролетающую сову или нетопыря, иногда гирлянда включалась из-за движущейся от ветра ветки. Не слишком встревоженный, я привычным движением подхватил автомат и тихо, стараясь не разбудить мирно сопящего Витьку, выбрался через клапан наружу.

Снаружи было тепло, но гораздо свежее и приятнее, чем в душной палатке. Заливались сверчки, квакали лягушки в стоячей воде у ручья, в небе висела огромная луна, заливая серебром черный массив гор и леса.

Гирлянда светила вовне, и кусты на ближайшем склоне были видны до последнего листочка. Вдали, на границе света за кустами, мелькнула белая фигура, и я вцепился в автомат. Но это был не Урод и не Лего, это была голая девушка с гривой темных волос!

— Кира? — вырвалось у меня.

Почему-то подумалось, что это она. Я сдержал порыв схватить фонарь и побежать за ней.

В палатке заворочался и заворчал Витька. Но не проснулся.

Я смотрел туда, где продефилировала неведомая нимфа, пока гирлянда не погасла. Датчики больше не включались. Я постоял минут пять или дольше, потом вернулся в палатку.

Кто это был? Датчики среагировали на нее, мне не привиделось. Она не шарахнулась от света, как Погань. Выходит, это что-то другое. Но при этом она не заинтересовалась нашим лагерем, даже головы не повернула. Я прокрутил увиденное заново с помощью нейрочипа. Да, она не шарахнулась, однако быстро растворилась в темноте.

Возможно, это порождение Поганого поля… Не баба Марина ведь, превращенная ночью в прекрасную деву!

Я лежал на спальнике, прислушивался к звукам снаружи и еще раза три прокрутил “ролик”. Удобная штука этот СКН! Нимфа прошла за кустами далековато, нормально не разглядишь. Приблизить картинку не удалось — у апгрейда нет такой функции. Дева молодая, стройная, почти тонкая, волосы до талии.

Зачем обычному человеку гулять ночью в темноте по Поганому полю? Да еще и голой?

Я все ждал, что к нам явятся гости, но датчики не срабатывали, сверчки пели усыпляющие заунывные песни, и я вскоре уснул. Ко всему привыкаешь — даже к сну среди бугименов.

Едва рассвело, мы поднялись, наскоро перекусили. Я переобулся в нелюбимые берцы, которые чуть не выбросил. В сандалиях или туфлях по лесу не походишь. Переоделись в плотную одежду, загнали машину в буйные заросли, и Витька, ворча под нос, повесил на кузов висячий замок с рычажком в лабиринте. Аналогичный висел на дверях замаскированной мастерской. Пацану не нравилась идея оставлять все наше добро, он то и дело озирался по сторонам, выясняя, не следит ли за нами клятая ведьма или кто-то другой. Мы забросали машину ветвями так, что и с двух метров ничего не различишь.

Утерев пот, нацепили рюкзаки. Самыми тяжелыми были аккумуляторы и патроны, но в целом рюкзаки оказались вполне транспортабельными.

Ослепительный край солнца приподнялся над лесом, когда мы выступили в пешее странствие. Настроение у меня было не ахти, мучили тревога и неуверенность. Раньше мы не отправлялись в путешествие пешком по джунглям, и вчерашнее ночное приключение навевало беспокойство. Я не рассказал Витьке о ночной нимфе, так и представлял его ехидную усмешку и вопрос, не слишком ли часто я вспоминаю Киру, а то, мол, мерещится всякое.

Мы поднялись по плохо различимой колее наверх из долины и молча, экономя дыхание, зашагали то вверх, то вниз по горам. Под ногами встречались куски старого-престарого асфальта, зарастающего почвой, на которой росла трава. Оглушительно звенели насекомые, над головой вились мошки, в кустах перепархивали с ветки на ветку птицы. Жизнь в горах била ключом.

Когда добрались до избушки, баба Марина копалась в огороде, задрав кверху увесистый зад. Она услышала наши шаги и махнула рукой. Лица я не разглядел, но показалось, будто старая ведьма язвительно щерится.

На границе с джунглями перебрались через завал поваленных деревьев, цепляясь за ветки одеждой и рюкзаками. За завалом взору открылась тенистая, закрытая зарослями со всех сторон тропа шириной в три-четыре шага. Машина по этому тоннелю ни за что не проехала бы. Через пятьдесят метров путь перегородил новый завал.

Дорога была не просто хреновая, она была ужасная. Постоянно приходилось идти гуськом, наклоняться, отодвигать надоедливые ветви и паутину, вьющиеся сорняки, протискиваться, пролезать и ползти чуть ли не по-пластунски. Я активно использовал мачете по прямому назначению. Тропа заросла, ее покрывали груды веток и гнилой листвы, разрезали промоины, усеивали острые камни. Один неверный шаг — и улетишь либо под откос, либо вывихнешь ногу.

— Будто специально дорогу испортили, — отдуваясь, пробормотал Витька спустя час страданий.

— Не исключено, что специально… — прорычал я, разрубая очередную тонкую, но прочную лиану.

Солнце почти не проникало под свод тропы, и мы перемещались в темно-зеленоватом сумраке. Временами справа и слева от тропы вырастали гигантские вздутые сферы — ядовитые грибы. Те, что сидели в дерне близко от тропы, удалось рассмотреть: бледно-синюшные, с красноватыми прожилками, похожими на вены. Чувствовалась пульсация в глубине этих отвратительных существ, словно в них билось странное, ни на что не похожее сердце. Наверное, грибница пронизывает весь лес…

В какой-то момент забежавший вперед Витька напрягся, глядя куда-то налево.

— Что такое? — прошипел я.

— Не пойму… Словно смотрит кто-то…

Спустя минуту я тоже почувствовал. Стоит скосить глаза, боковым зрением улавливаешь, как на дереве появляется лицо. Переводишь взгляд — нет, просто случайный рисунок на коре старого дерева. Шизофреническая парейдолия.

Остановившись, мы постояли, вращая головами и прислушиваясь изо всех сил. В лесу было тихо, если не считать шорох ветвей и треск сучьев вдали (зверек крадется?), и темно, между деревьями колыхались полотнища белой паутины.

Сбоку, на краю поля зрения, метнулась легкая тень. Я развернулся, поднимая ствол автомата и сдвигая большим пальцем правой руки рычаг предохранителя в позицию одиночных выстрелов.

Никого.

Я отмотал с помощью СКН свое видение на несколько секунд назад — никаких теней, просто шевельнулись ветки. Витька пялился в противоположную сторону.

“Экселлент во имя нашей расы!”

Резкий и гулкий, не совсем человеческий голос рубанул по ушам, я вздрогнул, развернулся и снова ничего подозрительного не увидел. “Откатил” время назад, но никакого голоса в записи не было. Что это? Глюки? Надышались грибными испарениями?

“Состав воздуха на предмет вредных и опасных веществ!”

НЕ ОБНАРУЖЕНО

И не факт, что вредных и опасных веществ нет в воздухе, ведь нейрочип наверняка выявляет ограниченное количество разных субстанций, а не все на свете. И чувствительность “дозиметра” не бесконечна…

— Витька, ты слышал?

— Как отец ругается? — отреагировал он. В полумраке его лицо казалось бледнее обычного. На лбу блестели капли пота.

Я изумился:

— Димон — твой отец?

— Какой Димон? — не понял Витька, и я понял, что нам мерещилось разное.

— У нас глюки!

“Иные вредные, отравляющие и опасные факторы?”

ФИКСИРУЕТСЯ СЛАБОЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ НЕИЗВЕСТНОЙ ПРИРОДЫ

“Что за поле?”

ИНФОРМАЦИЯ ОТСУТСТВУЕТ

НЕОБХОДИМ ДОПАРТ

Я шипяще выругался сквозь зубы. Так и думал, что этот долбанный неведомый допарт понадобится в самое неподходящее время! Закон подлости во всей красе!

Во всяком случае, испарения грибов ни при чем. Если, конечно, энергетическое поле неизвестной природы излучают не грибы.

Донесся далекий голос Витьки, который звал меня. Я удивленно обернулся — пацан ведь стоял рядом!

Но он действительно стоял рядом. Смотрел на меня и улыбался.

— Чего тебе? — буркнул я. — Чего лыбишься?

Вместо ответа он принялся глупо и раздражающе хихикать.

Я забеспокоился:

— Витька? Что с тобой?

Закончив, наконец, хихикать, Витька осведомился голосом, звучащим как бы издалека:

— Олеська, ты хоть представляешь, куда залез? Отсюда нет выхода! Ты пребудешь в Поганом поле вечно… во имя нашей расы!

Я отступил от него на шаг, сжимая автомат.

— Ты че?

Витька исчез. Только что был прямо передо мной, а вдруг — раз! — и исчез без всяких спецэффектов.

Паника не успела мной овладеть, когда послышался знакомый голос:

— Олесь!

Я обернулся. Ноги немного тряслись. Из-за поворота тропинки выглянул Витька.

— Ну ты идешь?

— А ты… ты разве не рядом был? — заикаясь, спросил я.

Он нахмурился, подошел ближе. Реальный, как и всегда. Усталый. Потер глаза.

— Сам не пойму, где я был… В сон тянет…

Разве это не он говорил про “расу”? Или прямо сейчас это тоже не он, а кто-то другой? Что-то другое?

Я “отмотал запись” на несколько минут назад и замедлил сцену с Витькой. Вот я напротив Витьки — он смотрит на меня, а, может быть, мимо, улыбка во весь рот (Витька никогда так дебильно не лыбился), глаза пустые. Я замедлил “проигрывание”. Голос Витьки, звучавший как бы издалека, понизился, приобрел басовитые нотки. “Ты-ы-ы хоооть представляяяееешь, кудааа залееез…” Губы двигаются, но есть подозрение, что говорит не он — говорят за него. А передо мной кукла, шевелящая губами.

“Полный мониторинг окружающей среды!”

ОПАСНЫХ ФАКТОРОВ НЕ ОБНАРУЖЕНО

ДЛЯ БОЛЕЕ ПОЛНОГО АНАЛИЗА НЕОБХОДИМ ДОПАРТ

Я злобно произнес:

— Когда-нибудь я тебя выковырну и расколочу молотком!..

— Зачем меня выковыривать? — не понял Витька.

— Я не тебе, а нейрочипу. Пользы от него, как козла молока.

Насупившись, Витька прошептал:

— Мне кажется, нас ведьма заколдовывает.

— Ты же не верил в ведьм!

Он пожал плечами.

— Взрослею.

Мы двинулись дальше. Рюкзаки ощутимо потяжелели, усталость и жажда давали о себе знать все настойчивее, хотя прошло от силы часа три с той минуты, как мы вошли в джунгли. Сумрак сгустился.

Неожиданно мы вышли на продолговатую прогалину, поросшую невысокой жесткой травой. Длиной метров шестьдесят-семьдесят, шириной — не более тридцати. На дальнем от нас конце на возвышении громоздились исполинские серые камни: два торчали ребром, третий лежал поверх них. Это был П-образный дольмен высотой метра три. Вокруг дольмена валуны размером с человеческую голову образовывали круг диаметром метров двадцать.

“Наша” сторона прогалины ничем особенным не выделялась. Напротив продолжалась тропа. Недалеко в лесу торчал очередной гигантский гриб. Вдали, над лесом, вздымался покрытый лесом курган.

Я обратил внимание, что небо вечернее, фиолетовое, а солнце светит откуда-то сбоку, его лучи приобрели золотистый оттенок, как это бывает перед закатом.

В желудке заурчало, я зачмокал губами, во рту пересохло напрочь. Достав флягу из бокового кармашка рюкзака, я жадно присосался к горлышку. Витька последовал примеру.

— Не понял. Уже вечер, что ли? — сказал он, подавив отрыжку.

Я не ответил, растерянно глядя на него. Получалось, что да, наступил вечер. Спустя лишь несколько часов после восхода.

Как мы прозевали целый день?

Тело у меня ломило, я готов был упасть прямо на траву и лежать сутки. Невыносимо хотелось есть. Нет, не время ускорилось, а мы прошляпили целый день, как бы странно это не звучало.

На бешеной скорости я промотал в виртуальном пространстве интерфейса день с самого утра. Все правильно, я ничего не упустил, день никак не мог завершиться вне моего осознавания. Или же апгрейд тоже заморочен волшбой. В сущности, он записывает то, что воспринимают мои органы чувств и сообщают мозгу. Я мог тащиться весь день, все видеть и слышать, однако из мозга и апгрейда это стерлось.

Но как?

— Нас заколдовали… — начал я, и Витька подхватил:

— Ведьма.

— Может, и она, тварь старая. Мне не хватает допартов для нейрочипа, чтобы выявить, чем на нас воздействуют. Знаешь, что такое допарт?

— Нет… Ты уже спрашивал. Что будем делать?

— Назад возвращаться поздно. Если мы не заметили, как тащились сквозь лес весь день…

— Или день сократился.

— Вряд ли. Ты жрать хочешь?

— Ага.

— Словно целый день не ел и не пил?

— Точно.

— То-то. И усталость такая, будто весь день перлись под гипнозом. День не сокращался, это мы забыли о том, что идем долго. Так что назад идти поздно, ночь на носу. Устроимся на ночлег, а завтра идем назад.

— И материм старуху! — недобро сверкнул глазами Витька.

— Обязательно.

Ночлег устроили прямо на прогалине — удобное открытое пространство, ночью его осветит луна, трава невысокая, дергать не надо.

Скинув рюкзаки, подошли к дольмену рассмотреть его поближе. Камни гладкие, точно отполированными, покрытые желто-зелеными пятнами мха, очень древними на вид.

— Как такую тяжесть поднимали? — поразился Витька. — И как сюда притащили?

— Это дольмен, — объяснил я. — В далеком прошлом люди зачем-то возводили эти сооружения по всему миру.

— В далеком прошлом? В твои времена, что ли?

— Раньше, — буркнул я. — Во времена мегалитической культуры. Самое известное сооружение — Стоунхендж. Слыхал о таком?

Нет, Витька не слыхал.

— Я о ведьминых кругах знаю, — сказал он. — Только они не из камней, а из поганок.

Я прикоснулся к камню. Он был холодный и как бы липкий. Под черепом проклюнулось слабое, но назойливое чувство зуда или вибрации.

Апгрейд сообщил:

ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ НЕИЗВЕСТНОЙ ПРИРОДЫ УСИЛИЛОСЬ

ПОДКЛЮЧИТЕ ДОПАРТ

Я отошел от дольмена и увел Витьку.

— Разобьем лагерь на другой стороне. Подальше от этого ведьминого круга.

Развесили гирлянду на воткнутых в землю палках, благо их было полно в округе. Мне было страшно и не по себе в этом колдовском лесу. Витька помалкивал, бросая затравленные взоры на безмолвную стену леса вокруг. Никто из нас вслух так и не озвучил, что мы, судя по всему, попали в западню, и просто так из нее не выскользнуть. Чертова баба Марина специально отправила нас сюда, прекрасно понимая, на что обрекает.

Мы в темпе поели, сидя прямо на разложенных на траве спальниках, сняв автоматы с предохранителя. Меня грызло опасение, что никакой автомат не поможет, если я просто перестану воспринимать окружающую действительность или появится какой-нибудь морок.

Когда я заканчивал жадно поглощать сухари с консервами, то внезапно заметил на большущем стволе дерева на границе прогалины человеческое лицо. Сам не понял, как вскочил. В тот же миг иллюзия рассеялась — узоры на коре действительно издали и под определенным углом представлялись человеческим лицом, немного искаженным, будто бы изображенным дохристианскими язычниками.

Мы с Витькой подошли к дереву. Вблизи стало очевидно, что когда-то давно кто-то вырезал на стволе в двух метрах от земли изображение огромного лица. Из глаз “лица” и рта вытекала смола. Дерево старалось заживить порезы, но барельеф остался.

Пока мы зачарованно таращились на “картину”, из-за ствола беззвучно шмыгнула прочь легкая тень. Мы выстрелили одновременно — грохот одиночных выстрелов разнесся по округе и заглох в густых дебрях.

Отбежав в круг светящейся гирлянды, мы опустились на одно колено, чтобы сильно не отсвечивать. Вдруг по нам начнут палить?

— Это не Погань, — заявил я вполголоса.

— Что?

— Погань боится света. Сейчас светло. Это что-то другое.

— Ведьма.

— Скорее всего. Ночью будем спать по-очереди. Нужно всегда быть рядом и всегда с оружием. По нужде не отходить. Первый дежурю я.

Кивнув, Витька взял лопату-мотыгу и вырыл узкую яму — наш временный туалет.

Стемнело. На небе проклюнулись первые звезды, луна еще не взошла. Деревья вокруг слились в одну черную стену, откуда за нами следил кто-то чужой и недоброжелательный. Витька улегся на спальник, не раздеваясь, а я уселся по-турецки и напряг слух. В траве щелкали насекомые, трещали сучья в лесу, еле слышно шумели кроны деревьев, их шевелил ночной ветерок. До нас он не доходил.

Поскольку ничто не двигалось, лампы на гирлянде выключились. В темноте светились только звезды над головой. Вскоре из-за черных вершин поднялась блистательная луна, в ее лучах трава поседела, дольмен блестел, будто покрытый росой, а тени под деревьями сгустились и как бы затвердели.

Я прикинул, что буду дежурить, пока луна не доплывет до вершин деревьев на противоположной стороне прогалины, потом разбужу Витьку и немного покемарю. На пацана надеяться глупо, может и заснуть сидя. Впрочем, Витька — человек ответственный. Раньше нам не приходилось дежурить по ночам, и неизвестно, какой из него сторож. Во всяком случае, я взрослый и должен взять на себя ответственность. И в то же время должен отдохнуть, иначе польза от моей ответственности нулевая.

Время тянулось. Я прислушивался к тишине, смотрел, как луну покрывает вуаль облаков, а усталость после целого дня хождения в бессознательном состоянии усиливалась. Сонливость пропитала мозг и все мускулы, глаза слипались, хоть спички вставляй. Полить голову водой? Нет, воду надо беречь, ручьев поблизости нет.

Иногда кожи касались нежные бархатные пальчики. Я вздрагивал и отмахивался. Думал, что это нетопыри. Но это были обычные ночные бабочки. Мы установили датчики так, чтобы они реагировали и на движение сверху. Правда, если вампир спикирует вертикально вниз, датчики его не засекут. Я время от времени менял позу, отмахивался от воображаемых вампиров, — короче, вел себя как шиза. На самом деле это было полезно: меньше риска заснуть или быть высосанным вампиром.

Я и не подозревал, что ночевка под открытым небом настолько подействует на нервы. Мы много ночей спали посреди Поганого поля в палатке, прекрасно понимая, что вокруг шляются Уроды и прочая Погань. Привыкли. Тонкие брезентовые стены палатки внушают ощущение безопасности, хотя никакой безопасности нет в помине.

Комаров вроде бы не было — и то хорошо.

“Мониторинг окружающей среды!”

ПРЯМОЙ ОПАСНОСТИ НЕ ОБНАРУЖЕНО

УРОВЕНЬ ТРЕВОГИ ЖЕЛТЫЙ

Я немного расслабился и почти сразу провалился в сон. Вздрогнув, проснулся и потер лицо. Витька дышал тихо — не поймешь, спит или просто лежит.

“Ты можешь будить меня?”

УТОЧНИТЕ ЗАДАНИЕ

ВКЛЮЧИТЬ БОЕВОЙ РЕЖИМ

ДА/НЕТ

“Нет”.

Драться-то не с кем. А боевой режим вытянет из меня последние силы.

Я по-разному приказывал апгрейду будить меня, если засну, но он упрямо меня не понимал. Ладно. Функция будильника в него не встроена, но мониторинг окружающей и внутренней среды работает, кажется, постоянно. Если что, он должен предупредить. Или нет?

Пока размышлял, снова закемарил. Начал заваливаться вбок и от этого движения проснулся, подхватился, заозирался.

И увидел бледную фигуру на краю леса. В животе сжались кишки, моментально взмокли ладони, сжимающие автомат. Неизвестно, заметило ли существо, что я его вижу. Наверное, да, ведь я только что дернулся оттого, что заснул. Тварь двигалась очень медленно и плавно, поэтому датчики на гирлянде не срабатывали.

В лесу заскрипело и лязгнуло. В чаще ворочалась, как гигантский тролль, прямоугольная тень, похожая на вставший на дыбы трактор. Лего?! Лунные лучи, просачивающиеся сквозь плотную крону, отразились на блестящих металлических поверхностях.

Они подкрадывались к нам — Урод и Лего, стараясь быть максимально незаметными.

Витька разом сел на спальнике. Оказывается, спал вполуха, по-собачьи. Посмотрел на меня, но ни о чем не спросил.

Я потянулся к фонарю и включил его. Яркий луч ударил в тьму. Бледная фигура, с треском ломая ветки, рванулась в заросли. Луч пронзил лес на несколько десятков метров и осветил немыслимое трехметровое сооружение в виде поставленных друг на друга ящиков из металла и пластика. Снизу конструкция держалась на круглой бочке с двумя колесами. С верхнего ящика свисали гофрированные шланги. Лего взмахнуло щупальцами, с шумом и лязгом укатилось в лес.

— Окружают? — неестественно спокойным голосом проговорил Витька.

Встал, защелкал выключателями. Гирлянда осветила прогалину.

— Врубил на постоянное свечение, — пояснил он. — Заряда должно хватить надолго…

Наступила тишина. Некоторое время мы неподвижно сидели в круге сияющей гирлянды, затем Витька прошептал:

— Смотри!

Я оглянулся.

Направленные наружу лампы не слепили. И в лунном сиянии я отчетливо увидел на вершине кургана над лесом колоссальный шевелящийся крест. Он двигался, изгибался и вертикальной толстой перекладиной и поперечной, чуть потоньше, и не было сомнений, что это живое существо. Высотой с восьмиэтажный дом, не меньше. Верхушка креста разделялась на пучок змеевидных отростков.

У меня зашевелились волосы на всем теле. Я моргал и не мог поверить, что это не сон.

Или сон? Очередной морок?

— Это что за Ктулху? — вырвалось у меня.

На луну набежало плотное облако, и крестообразная тень на секунду-другую исчезла из виду. В этот момент почудилось, что над дольменом поднялось фиолетовое сияние, которое тут же погасло.

Я стучал зубами, Витька дрожал. Облако снова открыло диск луны, но курган был пуст. Исполинская тварь пропала без единого звука.

И тут я понял, что проблема сонливости решена. До утра я не усну при всем желании.

И верно: до утра мы оба не сомкнули глаз. Сидели, ждали невесть чего, не разговаривали. Когда восточный край неба, видного с прогалины, осветился зарей, я и не поверил, что ночные страсти закончились.

Я наконец разжал онемевшие челюсти и хрипло спросил:

— Ты видал ту херню?

Конечно, Витька видал. Он-то и обратил мое внимание на нее. Но мне надо было убедиться.

— Крестовину с щупальцами? Еще бы не видал! Она огромная!

— Куда он мог спрятаться?

— Он просто исчез! Даже то здоровенное Лего, и Урод вместе с ним, свалили с шумом, а это… чудовище…

После паузы я сказал:

— Коллективная галлюцинация?

— Коллективный глюк? Это как?

— Кто-то или что-то на нас как-то воздействует, а мой нейрочип требует долбанные допарты. Я бы грешил на дольмен, но нас начали морочить до того, как мы сюда притопали. Короче, валим отсюда…

О том, что мы можем вообще никогда не выйти из леса, я умолчал.

— Куда валить? — спросил Витька. — Назад?

Что-то в его тоне заставило меня внимательно поглядеть на него.

— А ты хочешь идти дальше?

— Не зря же мы столько шли!

— Заметь, Витька, мы не встретили следов цивилизации. Старуха нас надула, Отщепенцев тут нет.

Витька почесал затылок и потер покрасневшие после бессонной ночи глаза.

— Эту ночь мы пережили. Те, кто нас морочит, убивать не хотят. Назад тоже не развернули, а то бы мы очухались, когда пришли бы обратно к избушке. А тропа продолжается…

Я задумался. Вчера мы шли весь день, с учетом пересеченной местности преодолели около тридцати километров. Вероятно, меньше, но по любому немало. Проделанной работы жалко, а аргументы Витьки звучат небеспочвенно. Если нас морочит ведьма, то она нацелена нас куда-то пригнать. И если мы повернем назад, она будет против.

В то же время идти невесть куда глупо.

Меня одолели ослиное упрямство и злоба. Полночи нас пугали, днем гипнотизировали — не пора ли поставить ведьму, или кого там вместо нее, на место? У меня есть апгрейд с ускоренным режимом и автопилотом. Морду набить я как-нибудь сумею…

— Выдержишь? — спросил я.

Витька скривил губы. Он выносливый, я знал это.

— Если потеряю силы, ты меня донесешь, — съязвил он.

Я усмехнулся.

— А если воды не хватит?

— Ручей найдем.

— А если не найдем?

— Ручьи должны быть, — сказал Витька нравоучительно. — Видишь, какой лес влажный? Горы опять-таки. В крайнем случае листики пожуем, в них сока много.

Смелый шельмец, подумал я. В его возрасте я таким не был. Но в его возрасте я не жил в бараке с придурочными родителями, не работал добровольно на мусоровозе, не разгуливал по Поганому полю…

Мы уложили шмотки в рюкзаки. От недосыпа и напряжения в голове плыл туман, окружающее воспринималось нечетко. Взвалив рюкзаки, мы пересекли прогалину и пошли в густую тень тропы. Мышцы ныли.

Там, где ночью ворочалось Лего, лес был раскурочен: кусты вырваны с корнем, земля перепахана, с деревьев содрана кора. След вел вглубь чащобы, под уклон, в темный овраг. Мы туда не сунулись.

Через тридцать метров миновали гриб возле самой тропы. Его засыпало щепками и листвой, и он слабо-слабо пульсировал.

Какая между ним и Уродами связь? У меня было бессознательное подозрение, что все они — одного поля ягоды.

Поганого поля ягоды…

Снова возникло ощущение, что за нами следят. И снова мы не замечали никакой слежки, было только неприятное чувство потока внимания. На нас давили на уровне психогенных полей, в которые не верила наука моего времени. Да и я до недавнего времени не верил.

Через пятьсот-шестьсот метров мы уткнулись в тупик — непроницаемый бурелом, перетянутый лианами и вьюнами. Никакое мачете не прорубится. По бокам сплошные колючие кусты и те же поваленные стволы, покрытые мохнатым одеялом мха и лишайника.

— Приехали, — сказал я.

— На той стороне тропа должна продолжится, — отозвался Витька.

— Уверен? Это сущие джунгли. Если когда-то и была тропа, то она заросла. Здесь сто лет никто не ходил. Если поблизости живут Отщепенцы, то они ходят другими дорогами…

Витька промолчал. Все указывало на то, что этот нелегкий путь мы проделали зря. Нет тут никаких Отщепенцев.

Кто-то поблизости рассмеялся басом. Мы отскочили, озираясь. Никого и ничего, один глухой лес.

— Отступились-таки! — протянул гнусавый мужской голос. — Долго шли! Смелые!.. Упрямые!.. Погибель искали!..

Я определился с источником звука. Человек говорил прямо за буреломом. А что если всадить в заросли автоматную очередь? Нет, ничего не выйдет, пули застрянут в стволах… А вот мы как на ладони.

— Кто это?

Я не ждал ответа, но он последовал:

— Мы — дети Морока, — более спокойным тоном сообщил гнусавый. — Кто такие? Зачем идете к нам незваные?

— Мы ищем Отщепенцев!

— Зачем вам Отщепенцы?

Этот вопрос напомнил бабу Марину. Той тоже приспичило выяснять, зачем нам нужны Отщепенцы. Всех волнует этот нюанс…

Витька подергал меня за рукав и одними губами прошептал:

— Это и есть Отщепенцы! Нет?

“А зачем представляться детьми Морока?” — хотел я спросить, но воздержался. Позже обсудим.

— Ищем свободных людей, чтобы с ними жить, — сказал я.

— У Отщепенцев нет свободы, только Воля вольная.

Я не был расположен вступать в отвлеченные споры, но все же уточнил:

— А какая разница между свободой и волей?

— Какая разница между дождем и наводнением? Костром и пожаром? Свобода неумеренная есть хаос. Это и есть воля.

Ну, о’кей, у каждого свое мнение. Раз мой гнусавый невидимый собеседник не прочь поболтать, то можно и немного почесать языком, заодно выяснив кое-какие детали.

— Где же есть свобода?

За буреломом помолчали. Затем ответили:

— Мы, дети Морока, живем свободно, ни от кого не зависим, ни перед кем не отчитываемся. Не хотите присоединиться к нам?

Я переглянулся с Витькой. Не ожидали такого предложения.

— Мы ведь не знаем, кто вы такие, — крикнул я, подумав, что мы не знаем и Отщепенцев, если на то пошло. — Вас-то не видим.

Сплошная стена плотно переплетенных стволов, ветвей, сучьев, лиан, лохмотьев мха зашевелилась, заскрипела, зашуршала, легко раздвинулась, как на хорошо смазанных шарнирах. Конструкция, судя по всему, двигалась за счет противовесов и рычагов. В просвете открылся проход, за которым тянулась тропа — она и вправду продолжалась, как и предполагал Витька.

На тропе маячили две фигуры, одна повыше, вторая пониже. Одеты в нечто лохматое, бесцветное, похожее одновременно на куст, траву и лишайник. Присядешь в таком наряде на обочине тропы, и никто в упор не разглядит. В таких прикидах прячутся снайперы в лесу, если верить фильмам, которые я смотрел. Лица детей Морока скрывались под грубо вырезанными масками из древесной коры, в которой зияли три дыры — две для глаз, одна для рта. Маски были цилиндрические и надевались на голову, как шлем, закрывая ее со всех сторон. Сверху торчал сноп сухой травы, смахивающий на гриву волос лешего. Кисти рук у неведомых масочников были белые, но измазанные чем-то темным.

У большого аборигена на поясе висела шпага в ножнах, с красивой корзинчатой гардой, у маленького — кинжал. Эти предметы как-то выбивались из общей картины. Огнестрельного оружия или нет, или спрятано под маскировочной одеждой.

Не эти ли двое следили за нами со вчерашнего дня?

До моего слуха долетел слабый шепот. Он исходил не от этих двух, а из кустов вдоль тропы позади них. Они не одни. Остальные скрываются…

— Почему вы прячете лица? — спросил Витька.

— Потому что у Морока нет лица, — ответил высокий гнусавый. — Идемте за нами. С вами поговорит наш Отец и рассудит, брать ли вас к себе.

У Витьки разгорелись глаза.

— А если он рассудит, что надо брать, нам тоже дадут такие деревянные маски и камуфляж?

Меня больше интересовало, что нам сделают, если неведомый Отец рассудит нас не брать.

После паузы гнусавый ответил:

— Посмотрим на ваше поведение. Идите вперед, пока не упретесь в забор. Вам откроют.

С этими словами большой шагнул направо и сразу растворился в кустах. Маленький точно так же испарился слева. Снова зашептали невидимые люди и затихли.

Поколебавшись, мы прошли через проход, который с шуршанием сомкнулся позади. В кустах вдоль тропы никого не было.

— Целое племя ведьм… — проворчал я.

— Круто ведь, — отозвался Витька.

— Словно опять идем в ловушку, — прошептал я Витьке.

Тот отмахнулся.

— Хотели бы убить, убили бы давно. Они хотят с нами говорить.

Не знаю, всегда ли он такой смелый или изменился за последние дни. Раньше Витька упрекал, что я не свернул с дороги до того, как упереться в этот лес, а сейчас держите его семеро — так и рвется вперед.

— А чего ты так несешься? — спросил я. — Недавно от машины далеко не отходил.

— Потраченных сил и времени жалко, — не задумываясь, ответил пацан. — Мне всегда жалко что-то просто так тратить и на ветер выбрасывать, понимаешь? Что вещи, что время. Мы сюда заперлись, так что теперь, назад выползать? Время и силы, получается, зря потрачены?

Я открыл рот, чтобы возразить, что, мол, с этакой экономией можно влипнуть в большие проблемы, но Витька продолжил объяснять:

— Люди появились. Странные, конечно, но люди, а не чудища. Мы ведь не Отщепенцев на самом деле ищем, а чтобы жить где-то… не как в Вечной Сиберии. Глядишь, и эти дети Морока сгодятся в товарищи.

— Маленький ты у меня мудрец, — хмыкнул я. — Однако признайся: тебе нравятся их маски и маскировочные костюмы. И эти секретные лесные двери.

Витька кивнул.

— А еще я хочу научиться у них волшбе, — шепнул он мне.

Будь я на его месте, меня бы тоже впечатлила вся эта робингудовская атрибутика. Какого пацана не впечатлила бы? Но я был уже неисправимо стар для таких игр, и меня мучили тревожные ожидания.

По древесному тоннелю прошли примерно полкилометра и уткнулись, как и было обещано, в трехметровый частокол из целых бревен, сверху заостренных. Некоторые бревна выпустили свежие зеленые ростки и все без исключения внизу покрылись толстым слоем мха.

Где-то за частоколом шумела речка, до нас доносился запах речной воды и тины.

При нашем приближении часть забора легко поднялась вверх (вероятно, с помощью тех же противовесов), открывая проем в полтора метра высотой. Если мы зайдем внутрь, то полностью отдадим себя в руки неведомых детей Морока, но как поступить иначе? Приходилось рисковать. Не шарахаться же всю жизнь от людей, хватаясь за автоматы!

За открывшемся проходом тянулся узкий, но высокий коридор из бревен, с земляным, плотно утоптанным полом. В отличие от внешней стены, бревна, образующие коридор, отстояли друг от друга сантиметров на пять-десять. В эти вертикальные щели заглядывали маски из коры, в глазных щелях поблескивали человеческие глаза. Некоторые масочники держали в руках копья, но никто в нас не целился. Среди аборигенов было несколько детишек.

Пока мы шли по коридору, я уловил запах жарящегося мяса. На отдалении кудахтали куры, вскрикивал петух. А вот люди помалкивали.

Мы с Витькой остановились в конце коридора, где дорогу преградила запертая дверь. Слева открытый ход вел на деревянную лестницу. Она тянулась по спирали наверх.

— Налево идите, по лестнице, — проговорил гнусавый голос позади.

Я оглянулся. Проход сзади перегораживали знакомые фигуры, большая и маленькая. По лестнице мы поднялись на галерею. Она нависла над двориком размером метров тридцать на пятьдесят, устланный потемневшими от въевшейся грязи и времени досками. По периферии дворика жались один к другому деревянные домики с соломенными крышами, навесы, курятник и мастерские с гончарными кругами. По двору бродили люди, все в лохматых камуфляжах и масках. Дальний конец двора спускался к пирсу на реке.

Вдоль сложенной из бревен стены мы направились по галерее в другой ее конец. Там была арка, занавешенная тонкой зеленой тканью.

Никто не требует оставить оружие, подумал я. Спохватившись, глянул вниз: автомат исчез! У Витьки тоже кто-то спер оружие так, что никто из нас и не почесался.

Я обомлел. Нас заморочили, а мы ничего и не заподозрили! Прокручивать запись назад смысла нет — апгрейд записывает то, что осознает в той или иной мере мой мозг, но мозг ничего особенного не осознавал. Мы в полной власти этих колдунов-гипнотизеров…

— Эй, а где наши автоматы? — проснулся Витька.

Ему ответил новый голос, тонкий, девчачий:

— В надежном месте. Ступай.

Витька оглянулся, приподняв брови. Кажется, заговорила маленькая фигура.

Зеленые занавеси, закрывающие арку, распахнулись. В темной нише стояли еще два камуфлированных масочника с копьями в руках. Синхронными движениями они потянули створки широкой двери в глубине ниши, молча приглашая войти.

Мы и вошли — жалко, что ли? Тем более, выделываться уже поздно. За двустворчатой дверью располагался просторный круглый зал со сводчатым потолком, освещенный колеблющимся красноватым светом пламени в чугунных чашах у стен.

Стены до высоты человеческого роста были оштукатурены; их покрывала красноватая глина, разрисованная геометрическим узором из ромбов, треугольников и овалов, переплетенных так, что не поймешь, где заканчивается одно и начинается другое. Стены драпировала светлая ткань, но не везде, а полосами. Наверное, это что-то символизировало. Чаще всего на ткани и стенах встречался знак в виде ромба, чья верхне-левая сторона вылезала за пределы ромба вверх, а нижне-правая — вниз. В углах, образованных этими длинными линиями с ромбом, пририсовались полукруги.

Вдоль стен тянулись скамейки, а прямо напротив входной двери высился величавый трон, выдолбленный из гигантского пня. На нем никто не сидел.

Маленькая и большая фигуры, следующие за нами по пятам, одновременно рухнули на колени, уткнулись масками в устланный войлоком пол.

— Поклонитесь перед Отцом! — глухо прогнусавил мужик.

— А где он? — спросил я, озираясь. — Кому кланяться-то?

— Я всегда здесь.

Я поднял глаза. На троне восседал человек в маске из коры, посверкивающей, словно ее припудрили косметическим блеском, и зеленоватой хламиде, открывающей крепкие босые ступни и кисти рук. На каждом пальце рук красовалось по увесистому перстню. За ту долю мгновения, на которую я отвел взгляд, нормальный человек не смог бы выскочить из укрытия и без звука усесться на троне, не всколыхнув воздух. Но магическое появление в стиле Дэвида Копперфильда меня уже не удивляло. Нас гипнотизируют — или старинными словами, морочат, — так чего удивляться?

Изумляться стоило мой наглости, с которой я спросил:

— Ты — Морок? Чего тебе от нас надо? Мы шли к Отщепенцам, а не к вам.

Вероятно, от всех этих чудес у меня тупо закипел мозг, и мне стало все по барабану.

— Верно, я — Отец Морок, — мягко ответило существо на троне из цельного пня. — У Отщепенцев нет для вас ничего. Зато я дам вам новую цель. Я поведу вас на войну с Отщепенцами.